Форум » Антология лучших рассказов, размещенных на форуме » Сништ. Исповедь "автоледи" (полный вариант) » Ответить

Сништ. Исповедь "автоледи" (полный вариант)

Сништ: Она о том, как можно искалечить жизнь девочке, а затем девушке. Для этого порка даже необязательна, хотя в данном случае она случалась. "Исповедь" писалась около полугода. На сайте "АвторТудей" она обозначена как "роман", хотя романом в полном смысле слова её вряд ли можно назвать. Это, скорее, отрывки из жизни, не всегда расположенные в хронологическом порядке, и попытка как-то осмыслить свою жизнь. Всего в ней 28 глав. Плюс написанный отдельно и гораздо позже, уже после того, как мне пришлось пережить ещё один удар от жизни, рассказ под названием "Философия Ослика Иа и вой Ванталы".

Ответов - 34, стр: 1 2 3 All

Сништ: Глава 16. Странный разговор и прелюдия к нему Нет, я тогда не влюбилась в Рудого, как возможно могут подумать читатели, и не строила никаких иллюзий – он был для меня своего рода секс-машиной. Помните парня по прозвищу "Секс-Машина" из первого фильма "От заката до рассвета"? То, какой у него был револьвер с двумя барабанами между ног. Вот и то, что было между ног Рудого, мне, совершенно сексуально неудовлетворённой мужем, казалось таким же твёрдым и крупным стволом. В тот день я познала третий, после "по любви" и "исполнения супружеских обязанностей", вид секса – "ради утоления сексуального голода". Дома я оказалась намного раньше, чем "занятой успешный человек" Вадим, алкогольное опьянение уже прошло, я приняла "Анти-полицай", чтобы избавиться от запаха, и он ничего даже не заподозрил. Рудому я позвонила через неделю. И не потому, что нашла возможность помочь ему финансово, несмотря на то, что я действительно пыталась её найти. Позвонила я из-за того, что вновь "проголодалась" - скучные и однообразные "вторник и пятница" удовлетворить меня не могли. Наша вторая встреча прошла так же бурно в сексуальном плане, как и первая, за исключением того, что на этот раз я приехала уже целенаправленно именно для этого, на "Жуке", и алкоголь я естественно не употребляла. Странный разговор состоялся, когда я вышла из квартиры Рудого на лестничную площадку и стояла в ожидании вызванного мной лифта. Из одной из соседних квартир вышел мальчик лет шести, вежливо поздоровался со мной, несмотря на то, что мы с ним знакомы естественно не были, и стал ждать лифт, который почему-то был достаточно долго занят, вместе со мной. Я в те мгновения была слишком счастлива тем, что получила от Рудого, поэтому строить из себя "холодную леди" была не способна и поздоровалась в ответ. Следующим вопросом мальчик "убил меня наповал": - Вас наш сосед сейчас порол? При всём богатстве русского языка в нём немало омонимов, и я, только что прошедшая через умопомрачительный секс с Рудым, услышав слово "порол", подумала именно об этом его смысле и, признаться, растерялась, услышав всё это от ребёнка в том возрасте, в котором сама о сексе не имела ни малейшего представления. Что ответить, я не знала, и почувствовала, что краснею, но мальчик быстро разоблачил смысл, который он вкладывал в это слово: - Я тоже громко кричу, когда папа меня порет. Он вас, наверное, сильно выпорол? Я почувствовала огромное облегчение и, кажется, даже слегка улыбнулась, честно признавшись: - Хорошо выпорол. Неугомонный мальчишка продолжил "допрос": - А почему вас порет не ваш папа, а этот дядя? Врать в ответ мне опять не пришлось: - Я уже большая и живу отдельно от моего папы. - Вот как... Вы, наверное, плохо себя ведёте, если вас порют? – лифт наконец-то распахнул двери и мальчик вежливо пропустил меня в него, а затем вошёл вслед за мной сам. - Плохо, - согласилась я, нажимая кнопку первого этажа, с трудом скрывая улыбку и невольно подумав о том, что я действительно – "плохая девочка", если изменяю мужу, - Много тёть плохо себя ведут, хоть и взрослые уже, - вздохнул мальчишка. - Почему ты так решил? – искренне удивилась я. - Я слышал, как родители говорили между собой о том, что наш сосед чуть ли не каждый день разных женщин порет! Значит, их много! – логичность вывода мальчишки заставила меня подумать о том, что из него может вырасти выдающийся учёный, но ответить я ничего не успела: лифт уже приехал на первый этаж, мальчишка сказал мне "До свидания" и умчался, а его слова заставили меня призадуматься, пока я шла к машине. Нет, я ничуть не ревновала Рудого – я понимала, что он совсем не обязан хранить мне верность, но "чуть ли не каждый день разных" выглядело чересчур странно.

Сништ: Глава 17. Два страха Своего недавнего собеседника я заметила хорошо развитым боковым зрением, несмотря на то, что он был метрах в пятидесяти от меня, – он был легко узнаваем по купленной явно "на вырост", как говорят в народе, красно-зелёной футболке с большой цифрой "девять" на спине. Я никогда не интересовалась футболом, поэтому только сравнительно недавно узнала о том, что это была футболка "Локомотива", а тогда она запомнилась мне из-за того, что именно эти же цвета были цветами автоклуба, в котором я когда-то занималась картингом, и именно таких цветов был когда-то мой собственный гоночный костюм. Мальчишка о чём-то разговаривал с двоими примерно его ровесниками, и все трое довольно-таки оживлённо жестикулировали руками – разговор был, похоже, бурным, и создавалось впечатление, что те двое не очень верят ему. От мыслей о "чуть ли не каждый день разных" мой мозг сам по себе переключился на мальчишку: "Как это он сказал? "Я тоже громко кричу, когда папа меня порет"? Зачем он начал этот разговор?" - придуманный мной в первом классе миф о том, что я – единственная на Земле знакома на себе с таким видом наказания в двадцать первом веке, рухнул уже очень-очень давно – во время первой "оттепели", поэтому сам по себе высказанный им факт меня не удивил. Удивляло то, что он так запросто рассказал об этом совершенно незнакомой тёте – мне, то есть. – "Ах, да! Он, случайно подслушав разговор родителей, и решил, что Рудый порол меня в том смысле этого слова, в котором отец порет его. Я же сама тоже ведь не особо смущалась этого перед Олегатором и Лариской, потому что точно знала, что их тоже так наказывают, и это происходило даже в гораздо более старшем возрасте! За что его-то – скорее всего, дошкольника - могли пороть? Как это он у меня спросил? "Вы, наверное, плохо себя ведёте?" То есть, его самого, скорее всего, пороли за плохое поведение! А меня, когда я была, пожалуй, даже помладше, чем этот мальчишка, за что отец в первый раз в жизни выпорол? Именно за плохое поведение – за тот "концерт" в "Верёвочном городке", что я устроила маме! Господи, да разве бы я устроила тот "концерт", если бы я могла общаться с ровесниками не "по праздникам", а вот так свободно, как сейчас общается он?!" - я почувствовала самую натуральную зависть. Зависть к детству мальчишки в футболке "на вырост" и вылинявших шортах, одежда которого говорила о далеко не состоятельных родителях! Настолько сильную зависть, что я вынуждена была встряхнуть головой, чтобы отогнать от себя эти мысли. После чего заметила, что "аудитория" мальчишки заметно увеличилась: вокруг него стояло уже не двое, а шестеро мальчишек и девчонок. Причём все они почему-то поглядывали в мою сторону. "О, Боже! А если он сейчас рассказывает им о том, что меня только что выпорол его сосед, к которому чуть ли не каждый день приезжают на порку разные тётеньки, которые плохо себя ведут?! Слухи по двору пойдут! А я на ярко-зелёном "Жуке" А-5 – очень приметной машине! А если слухи пойдут не только по двору, а и дальше? О том, что некая "тётенька" на ярко-зелёном "Жуке" приезжает "на порку" к одинокому мужчине!" - я поспешила сесть в машину и уехать. Да, я трусливо бежала, испугавшись возможных слухов! Лишь прилично отъехав от дома Рудого, я остановила машину и задумалась уже совсем не о том, о чём думала перед этим – мои мысли от страха разоблачения перед мужем и отцом были очень сумбурны: "Слышимость в этой многоэтажке очень хорошая. Если и родители мальчишки, и он сам, слышали мои вопли и вопли других женщин у Рудого, то почему мальчишка никогда не слышал того, как его собственный отец "порет" его собственную мать? Они исполняют супружеские обязанности так же, как я с мужем – почти беззвучно? А мои родители? Я ведь тоже никогда не слышала ничего подобного из их спальни! Ну, ладно, мои родители – я ведь не просто так в детстве считала их роботами! Ладно, мои никчёмные "вторники и пятницы", но неужели у всех такой секс в браке?" - это показалось мне настолько страшным, что я попыталась опровергнуть собственные мысли тем, что возможно родители мальчишки занимаются сексом только, когда он уже "седьмой сон смотрит" или когда его нет дома. А если это не так? Что же тогда получается? Ведь большинство (себя и своих родителей я в это большинство не включала) людей женятся, как мне казалось, по любви. Что же с ними потом происходит? Почему секс первого, познанного мной с Олегатором, вида вдруг превращается в скучное исполнение супружеских обязанностей? Я вновь встряхнула головой, отгоняя эти мысли – пора было подумать о себе - меня одновременно терзали два противоположных страха: страх остаться со "вторником и пятницей" и страх разоблачения перед мужем и отцом, последствий которого я не могла себе даже представить.

Сништ: Глава 18. "Дразнилки" и шлепок Первый страх, страх "вторника и пятницы", всё же пересилил и пересилил быстро – через четыре дня я вновь была у Рудого, хоть и приняла меры безопасности перед вторым страхом: приехала не на приметном "Жуке" и даже на такси, а на автобусе, и оделась так, чтобы узнать меня было непросто. Кроме того, я пообещала самой себе... не очень громко кричать... Куда ведут "благие намерения" согласно Библии, наверное, все знают? Рудый, увидев меня, просиял, несмотря на то, что о встрече я с ним, конечно же, предварительно договорилась по телефону, и пообещал сюрприз. И сюрприз у него получился действительно... Первый секс в тот день у нас был сидя, и Рудый устроил мне то, что он называл "дразнилкой". Он неспешно покачивал меня, сидевшую к нему лицом, закинувшую ноги на спинку стула и обнимавшую его за шею, вверх-вниз. Его "дружок" время от времени лишь чуть касался моей "подружки"... Странно всё-таки, что при всём богатстве русского языка я вынуждена использовать слова "дружок" и "подружка" по отношению к столь прекрасным частям тела, имеющим множество названий, но, увы, все эти названия или неприличные, или детские, или анатомические... Моя "подружка" чувствовала "дружка", который был рядом, но не спешил с вторжением в неё и, как мне казалось, была готова выпрыгнуть из меня, мои "булки" чувствовали руки Рудого, а моя грудь касалась его лица и покрывалась поцелуями, - всё это заставило меня забыть обо всём и кричать, как я догадываюсь, даже громче, чем в прошлые разы... "Реванш" я взяла чуть позже, когда проделала с ним то же самое, будучи "наездницей". Тогда я единственный раз заставила кричать Рудого, после чего в изнеможении рухнула ему на грудь... - Сништ, ты - колоссальная любовница. Ещё ни одна женщина не смогла заставить меня кричать во время секса, - это были его первые слова после того, как он оказался в состоянии говорить. - Приятно, что ты это ценишь, - игриво ответила я – думать о том, что мог подумать соседский мальчишка, если услышал сегодня не только мои вопли, но ещё и вопли Рудого, мне в тот момент совершенно не хотелось, несмотря на то, что эта мысль пыталась проникнуть в мою голову. - Сништ, что будет, если твой муж узнает о нас? – Рудый спросил это таким тоном, что я не поняла, говорит он всерьёз или нет, и ответила тем же игривым тоном, но совершенно неожиданным для самой себя словом: - Выпорет! - По этой вот попе? – он произнёс это так же, как предыдущий вопрос, – то ли серьёзно, то ли – нет, и шлёпнул меня по названному месту. - Ай! – я сама не поняла, что я тогда почувствовала. Меня ещё никто по заднице не шлёпал, кроме отца в моём дошкольном возрасте: в единственную нашу с Олегатором ночь моя задница находилась в столь плачевном состоянии, что ему и в голову не приходило это сделать, а мой муж был, как я уже рассказывала, до отвращения консервативен в сексе. Других же мужчин до неожиданной встречи с Рудым у меня не было. - Не получается "дружком" - порет ремешком, - вырвалось у меня спонтанно, несмотря на то, что я никогда даже не пыталась писать стихи. Зачем я несла этот бред? Я была в тот момент слишком счастлива, а у счастливых людей случается нести бред. - Вы с ним садо-мазо занимаетесь? – неожиданно проявил интерес Рудый. - Чем? – не поняла я. Да, я в свои девятнадцать уже лет понятия не имела о том, что такое "садо-мазо", - сказывался отключенный после "утра стрелецкой казни" интернет, а никаких телевизионных порно-каналов ни в доме моих родителей, ни в доме моего мужа, быть, конечно, не могло. В глазах Рудого я прочитала неподдельное изумление моим невежеством, но он всё же начал объяснять мне, что некоторых людей - как женщин, так и мужчин - возбуждает порка: тех, кого возбуждает быть выпоротой или выпоротым, называют мазохистами, а тех, кого возбуждает пороть своего сексуального партнёра, называют садистами. Я, конечно, слышала эти слова и раньше, но в совершенном других, никак не связанных именно с поркой, контекстах, поэтому смотрела на Рудого вероятно так же изумлённо, как он на меня чуть раньше, а он закончил свою "лекцию" предложением: - Если хочешь, можем поиграть - у меня есть школьная форма. И мужская, и женская: могу я "получить двойку", а ты побудешь моей "строгой мамой" и выпорешь меня, можешь ты побыть "двоечницей". - Рудый, ты спятил? Меня в детстве отец достаточно порол, чтобы желание получить ремня не возникало, а я... я не способна никого ударить... - я даже слезла с него от испуга - я говорила правду: после случая с Ленкой в первом классе я, несмотря на все слухи в школе вокруг меня, ни разу в жизни никого не ударила - настолько была тогда шокирована её кровью. - Извини, - пробормотал Рудый, который видимо понял, что на этот раз, в отличии от моего сексуального "голода", он ошибся, и спросил: - А зачем же ты тогда сказала, что муж тебя выпорет? - Да пошутила я. Не знаю я, что будет, если он узнает, - сразу помрачнев, пробормотала в ответ я.


Сништ: Глава 19. Новый шок - Всё! Не могу я так больше! – Рудый сел на кровати. - Что? – то, что происходило в последние несколько минут, мой мозг понимать отказывался напрочь - нам с Рудым ведь только что было так хорошо вместе. Настолько хорошо, что я забыла даже о своём страхе разоблачения перед мужем. А Рудый вдруг зачем-то взял и напомнил мне об этом. Да ещё и почему-то предположил, что я – мазохистка. - Врать я тебе больше не могу. И потому, что мы с тобой давно знакомы, и потому, что ты – гениальная любовница, каких у меня ещё никогда не было. А их у меня было много – поверь, - негромко пояснил он. Мой взгляд вероятно излучал одновременно и испуг, и растерянность, и удивление его словами, но уж точно – не ревность. - Врать? – я смогла выдавить из себя только это одно-единственное слово. - Да, врать! Думаешь, что я случайно подошёл к тебе, когда ты меняла баллон?! – его голос прозвучал резко и как-то даже жестоко. Я не сразу поняла, кому эта жестокость адресована, и чуть отодвинулась от Рудого: - Конечно, случайно. Ты же не знал что это – я, подумал, что девушка сама не справится, и подошёл, чтобы помочь, - ответила я. Рудый коротко и зло рассмеялся и начал так же зло чеканить слова: - Да, я тебя не узнал тогда со... спины, но ты тогда так наклонилась, что я хорошо увидел по твоим джинсам сзади, что ты "голодная"! Сексуально голодная! Только не спрашивай, как я это определяю! А твой "Жук" говорил о том, что ты – далеко не бедная! Потому я и подошёл! - И что? – я продолжала ничего не понимать. - То, Сништ, что я зарабатываю тем, что знакомлюсь с богатыми и "голодными" женщинами и вытягиваю из них деньги. Жива-здорова моя мать – на работе сейчас, устроилась посудомойкой в ресторан! И по логике вещей, если ты сама до сих пор не дала мне денег на её "лечение", то я должен перейти ко второму этапу – к шантажу, что твой муж узнает о том, что у тебя есть любовник... - он отвернулся. - Зачем... Зачем ты наговариваешь на себя? - я не могла поверить его словам, но инстинктивно поднялась с кровати и начала искать возле неё свои трусы. - Я не наговариваю... Я понимаю, что я – мерзавец, каких мало на свете, но всё это – правда... - буркнул он, не глядя на меня. Я не помню, как я оделась и вышла из его квартиры, механически ища взглядом возле подъезда свой "Жук", затем вспомнила о том, что я сегодня приехала городским транспортом, и отправилась было на остановку, но не дошла до неё, опустилась на скамейку в сквере и разревелась так, как уже давно не ревела, - так, как "холодная леди" реветь не имеет права. И поверьте, что ревела я не от страха того, что Рудый всё-таки сможет начать шантажировать меня...

Сништ: Глава 20. "Луи, Луи, Луи..." "Не смотри на меня братец Луи, Луи, Луи... Не нужны мне твои поцелуи-луи-луи..." - вам знакома эта старая песня в исполнении Сергея Минаева? Именно её я услышала в том сквере. Она вдруг грянула из рупора находившегося в другом его конце - рядом с развлекательными аттракционами. Звучала она на английском, в исполнении "доисторического" "Модерн Токинг", но мне послышались именно минаевские слова, и я подумала о том, что мне-то как раз поцелуи очень нужны - те самые, которыми совсем недавно покрывал меня Рудый оказавшийся совсем не таким человеком, каким я его считала. Те самые, которые хранились в дальнем уголке моей памяти с того времени, когда мы встречались с Олегатором. Когда же мы в первый раз целовались с ним? По-настоящему - "по-взрослому" - в губы! Мне показалось, что с тех пор прошла вечность, а на самом деле с тех пор не прошло ещё и шести лет... Стоял тёплый и приятный октябрь, мы шли из автоклуба к автобусной остановке. Чувствовала я себя тогда в духе "автобус на эшафот", потому что не сомневалась в том, что ждёт меня дома, и тому была причина. Довольно-таки банальная и со стороны, наверное, смешная. Да сейчас мне и самой даже смешно от того, что я начала "витать в облаках" на уроке немецкого и сделала письменный перевод достаточно большого текста с русского на... английский... Кто только придумал изучение двух иностранных? Ну, я понимаю, английский - язык межнационального общения, но зачем надо было учить в школе ещё и немецкий? "Немка" меня откровенно недолюбливала, и оценкой моих стараний была даже не "двойка", а "единица". Вторая в жизни, после той по математике, что была в первом классе, из-за которой я узнала от Ленки о том, что кроме меня "никого ремешком по голой попке не лупят!" - Олегатор, мне сегодня наверняка будет очень больно... - негромко призналась я. - Ремень? - тихо спросил он. Я кивнула - миф о моей исключительности я для себя уже давно развенчала, знала о том, что он тоже знаком с этой процедурой, поэтому не испытала никакого смущения, и пояснила: - "Кол" по немецкому... Олегатор молча обнял меня за плечо. - Поцелуй меня, пожалуйста... - попросила я. - Прямо здесь? - он немного растерялся - улица была достаточно многолюдной. Эту, старую, часть города я уже, за время "оттепели", успела изучить достаточно хорошо, поэтому уверенно свернула с улицы в проходной двор, затем в другой - уже не проходной, и мы оказались в заброшке - пустующем и полуразрушенном бывшем купеческом особняке девятнадцатого века. Там мы вместе и учились целоваться "по-взрослому". До тех пор, пока в кармане моей куртки не зазвонил смартфон: "робот-подчинённый" совершенно безэмоциональным голосом напомнила мне о том, чтобы я не опоздала к вечернему выпуску местных новостей, и сообщила то, о чём я догадывалась и без неё - меня ждёт "серьёзный разговор" с отцом. - Ещё немного... - умоляющим тоном попросила я Олегатора, убрав смартфон в карман и покрепче обнимая парня... Домой я приехала, что называется, "впритык", и даже не успела переодеться, а только сняла обувь и куртку. Отец бросил на меня сердитый взгляд, но нарушать "святой ритуал" не стал, а я сидела на диване и думала о том, что будет, когда эти проклятые новости закончатся: мне придётся лечь на диван, на котором мы сейчас сидим милой семейной тройкой, или для "разговора" поднимемся в мою комнату, где имеется моя кровать. Новости закончились, отец выключил телевизор и сообщил, что ждёт нас в его кабинете. Слово "нас" для меня означало, что ему нужен "электорат" не из меня одной, а будет присутствовать и "робот-подчинённый", и то, что во время порки (в том, что она будет, я не сомневалась) я не буду лежать - вариантов было два. Именно об этом я думала, виновато опустив голову и выслушивая "речь" о том, что моя безалаберность превзошла все мыслимые и немыслимые пределы - мало того, что я путаю немецкий язык с английским, так ещё и чуть не опоздала к местным новостям, и за неё, эту самую безалаберность, я должна быть строго наказана. "Если бы ты ещё знал, чем и где я сегодня занималась! Что бы тогда сказал?" - промелькнуло в голове за секунду до того, как я поняла, что меня ждёт наихудший вариант: отец, снимая ремень, показал мне не на стол, на который мне уже доводилось ложиться грудью, выставляя нужное для наказания место, а на пол. Расстёгивая джинсы, я успела краем глаза взглянуть на мать, стоявшую возле двери так, как будто она охраняла её от моего возможного побега. На её лице не было совершенно никаких эмоций: ни сочувствия ко мне, ни удовлетворения тем, что я буду наказана. Спустив джинсы вместе с трусами, я молча опустилась сначала на колени, а затем и на локти - на четвереньки, занимая позу, при которой порка не только наиболее болезненна, но и очень постыдна. Особенно для девушки, сегодня познавшей прелесть первых поцелуев, а сейчас вынужденной демонстрировать всё, что у неё имеется в промежности, отнюдь не для любви. Слёзы навернулись на глаза ещё до того, как отцовские ноги зажали моё туловище и я ощутила горячие "поцелуи" плетёного ремня на временно оказавшейся самой верхней части моего тела... "По крайней мере, сегодня меня точно пороть не будут!" - попыталась утешить я сама себя, но утешение получилось слабым: я бы предпочла порку вместо того, что услышала от Рудого - было бы не так больно. Не физически, конечно, а морально.

Сништ: Глава 21. Как я увидела "призраки" и моё "спокойное бешенство" Я надеюсь, что то, что произошло, когда я вернулась домой, не было вызвано какими-либо действиями Рудого. Впрочем, даже если и было, то я всё равно прощаю его. Не только потому, что очень многим обязана ему, делавшему то, чего со мной почти не случалось уже очень давно - с тех пор, как я перестала посещать автоклуб, - хвалившему меня. Хотя бы, как любовницу. И этим хоть как-то повышавшим мою самооценку. Не только потому, что я очень обязана ему, напомнившему мне о том, что секс может не быть нудным и неинтересным "исполнением супружеских обязанностей по вторникам и пятницам". Я благодарна произошедшему ещё и потому, что если бы не произошло того, что произошло, то вероятно я никогда не решилась бы на тот шаг, на который решилась. К моему глубочайшему удивлению, "успешный человек" Вадим к моему приезду "из ВУЗа" оказался уже дома - такого почти не случалось - он же очень "занятой". Он встретил меня в прихожей вопросом, о моём отношению к которому я уже рассказывала: - И как это называется? В тот момент я услышала в его голосе "призрак" своего отца, сразу же пытающегося огорошить собеседника, при этом думая (или делая вид, что так думает?), что тот обязан понять, о чём речь. Или почувствовать себя глупее, чем он. Как обычно, я от этого вопроса совершенно растерялась: - Что? - Она ещё и делает вид, что не понимает! - таким патетическим возгласом "призрак" продолжил навязывать мне мысль, что я - полная дура. Да, неспроста слово "успешный" ещё в первой половине двадцатого века относилось в основном к слову "ученик". Успешным учеником своих "старших товарищей" Вадим был точно. Я смотрела на него ничего не понимающим взглядом, когда он наконец снизошёл до разъяснения: - Ты мне изменяешь? Не знаю, что ответила бы на моём месте другая женщина, но я в тот момент разговаривала с "призраком отца" и смогла лишь виновато опустить голову и коротко признаться: - Да... Ещё мгновенье, и я, как при замедленной съёмке, увидела "летящую" в мою сторону его ладонь, цель которой не вызывала никаких сомнений - отвесить мне пощёчину. Я не знаю, что было бы, если бы это на самом деле был бы отец, а не "призрак": стерпела бы я это, как в те два раза, или нет. В тот момент я не была уже ни девятиклассницей-бунтаркой, уже не боявшейся порки за ночное отсутствие дома и вместо неё в первый раз в жизни неожиданно получившей "леща" от мастера по подавлению бунтов и поэтому растерявшейся, ни подавленной десятиклассницей, получившей двойку по химии и согласной на всё, лишь бы побыстрее оставили в покое - думаю, что именно "Жук" и Рудый сделали своё дело и вывели меня из того состояния. О том, какая реакция у, пусть и бывшей, картингистки, я думаю, догадаться несложно. Руки у меня тоже не из слабых - теми упражнениями, которым меня научили ещё в дошкольном возрасте, я заниматься никогда не прекращала. - Ещё раз попытаешься так сделать, сломаю руку, - совершенно спокойно произнесла я, перехватив руку Вадима своей. Тогда я в первый раз в жизни испытала то состояние, которое сейчас называю "спокойным бешенством": при внешнем полностью спокойном состоянии, как я подозреваю, в этом состоянии я действительно могу перешагнуть через свой, как я его называю, "синдром убийцы" - после случая с разбитым носом Ленки в первом классе я была настолько шокирована её кровью, что с тех пор, за пятнадцать лет, ни разу никого не ударила. К счастью, до "спокойного бешенства" меня довести не так просто. "Призрак" отца мгновенно испарился - на "успешного человека" без содрогания было невозможно смотреть, и я отпустила его руку. - Я позвоню твоему отцу... - прозвучало из его уст довольно-таки жалко, но, тем не менее, я усмотрела в этой фразе другой "призрак" - "призрак" моей покойной матери с её вечным "Об этом узнает отец". Я молча повернулась и отправилась в свою спальню. Да-да, представьте себе, что у нас были раздельные спальни, а по вторникам и пятницам "успешный человек" "входил" ко мне так, как вероятно "входит" в спальню жены какой-нибудь султан. Разница "всего лишь" в том, что у султана жена не одна, и он "входит" к ним, как я догадываюсь, по очереди. Отдельных спален не было даже у моих родителей! - Ты куда? Я ещё не закончил разговор с тобой! - в голосе Вадима вновь прозвучали нотки "призрака" отца. Как это называется? "Сохранение хорошей мины при плохой игре", вроде? - Стринги искать! - коротко и спокойно ответила я, не оборачиваясь на него. - Зачем? - "призрак" был сбит с толку и, видимо, чувствовал себя так же, как я при вопросе "И как это называется?", и я "добила" его, продемонстрировав всю свою "грубость" и "вульгарность": - Ты же не хочешь, чтобы твою жену пороли ремнём по голой сраке за то, что ты не в состоянии как следует выпороть её твоим ху*м в п*зду? Я не видела его лица, но подозреваю, что "хорошая мина" с него слетела мгновенно. Так и не обернувшись, я ушла в свою спальню и на полном серьёзе открыла шкаф и начала искать там свои стринги - "спокойное бешенство" застилало мой разум, и я всерьёз думала о том, что если приедет отец, то я лягу на порку так, как легла бы тогда, в пятнадцать, во время "утра стрелецкой казни". Вывели меня из этого состояния воспоминания о том, что именно тогда я в первый раз в жизни получила от отца пощёчину - познакомилась с новым, более ухищрённым методом подавления бунтов. Выдержу ли я это? Или перехвачу руку отца так же, как перехватила руку Вадима? Испытывать судьбу я не стала, прислушалась. Убедилась в том, что "успешный человек", по всей видимости, ушёл в его комнату (за телефоном, чтобы позвонить моему отцу, или ещё зачем-то?), вышла из дома, вывела из гаража "Жука" и погнала его в сторону старой части города - туда, где я любила бродить во время "оттепели"; туда, где находился автоклуб; туда, где мы гуляли с Олегатором. Одним словом, туда, где происходило всё лучшее, что было в моей жизни.

Сништ: Глава 22. Первый сон Снежаны Игоревны Быстрая езда и вскоре замелькавшие вокруг меня родные места успокоили меня. Я не ставлю кавычек к слову "родные", несмотря на то, что никогда не жила в этом районе города, потому что он был и есть для меня гораздо роднее коттеджного посёлка, в котором я в детстве жила с родителями. Я зарулила в хорошо знакомый двор и остановила машину возле той самой заброшки девятнадцатого века, в которой мы в первый раз (и не раз потом) целовались с Олегатором. Мой мозг уже отошёл от "спокойного бешенства" и мог попытаться разобраться в сложившемся положении. Я оставила в бардачке смартфон, по которому, как и по "Жуку", меня можно было обнаружить, отправилась к ближайшему банку и обналичила всё, что было на моих картах, опасаясь что муж или отец могут их заблокировать. Затем я дала волю своим "вредным привычкам" - вновь, как во время "оттепели", бродила по старинным улочкам, на ходу пожирая "вредную", но такую вкусную, еду. О том, что я буду делать потом, думать не хотелось - хотелось всю оставшуюся жизнь провести именно так. В тот двор я вернулась, когда уже начало смеркаться, и долго издалека наблюдала за "Жуком", но, кроме немногочисленных случайных прохожих и всё ещё резвившейся во дворе детворы, к которой я, как обычно, испытала самую, что ни на есть, чёрную зависть, никого не заметила. Я наконец решилась и подошла к машине, каждую секунду опасаясь услышать вопросительно произнесённые мои фамилию, имя и отчество, как это было в то утро - в "утро стрелецкой казни", когда меня доставили домой на полицейской машине. Понимаю, что сейчас могут подумать читатели: то, что тогда я была несовершеннолетней, не ночевавшей дома, а сейчас мне было уже девятнадцать; но я знала и то, что для моего отца (а отчасти и для мужа), как говорится, "закон не писан". Нет, всё же никто не помешал мне сесть в машину, и я подумала о том, какое же огромное значение имеет в жизни человека всего лишь один день - день совершеннолетия: вчера было одно, а сегодня - совсем другое. Я попыталась вспомнить тот день своей жизни, но толком так ничего и не вспомнила, кроме большого торта, приготовленного домработницей. "Или они (в том, что перепуганный "успешный человек" всё-таки позвонил моему отцу и сообщил ему о том, что "товар оказался бракованным" и мне требуется "гарантийное обслуживание", я почему-то не сомневалась) надеются, что я вернусь сама, и поэтому не поднимают шума? Ну да, куда же мне деваться-то? А в самом деле, куда мне деваться и что мне делать?" - мой мозг уже слишком устал, чтобы думать об этом, и я разложила сиденье в "Жуке" и устроилась на ночлег в машине, предварительно заблокировав все двери, включая заднюю - дверь багажника... Рыжеволосая девочка лет семи-восьми, которую я никогда не видела, но она почему-то не кажется мне чужой, стоит перед каким-то мужчиной, низко опустив голову. Мужчину я вижу так, как видимо видит она - не выше пояса. - Объясни мне, почему ты отказалась ехать с мамой в конный клуб? - голос мужчины кажется мне знакомым, но это не голос моего отца. - Пап, я не хочу там заниматься - неинтересно... - бормочет девочка. - Неинтересно кататься на лошадках? - в голосе мужчины слышится искреннее удивление. Девочка только отрицательно мотает головой, не смея поднять глаз. - А что же тебе интересно? - Я... Я хочу играть в футбол! - в голосе девочки появляется надежда, и она даже чуть поднимает голову - так, что видит грудь мужчины. - Во что? - мужчина не верит своим ушам. - В футбол... - голос девочки спадает, взгляд вновь опускается. - Ты спятила? Футбол - мужская игра! В него девочки не играют! - Есть и женский - я узнавала! - голос девочки вновь звучит увереннее, и она вновь чуть поднимает голову. - Это не для девочки из хорошей семьи! Ты должна заниматься тем, чем занимаются все девочки из нашего круга! - отчеканивает мужчина. - Пап, но я хочу заниматься футболом... - лепечет в ответ девочка. - Ну, вот что! Или ты выбрасываешь эту дурь из головы, или мне придётся тебя строго наказать! - рука мужчины касается ремня, вдетого в его брюки. Девочка нервно теребит руками шнурок на её шортах - она знает, что если она сейчас возразит, то ей придётся развязывать этот шнурок самой или это сделает её отец. Что она ответит? Я наблюдаю за всем этим, стоя чуть в стороне. Ответа нет долго. - Я кажется задал тебе вопрос: ты сама выбросишь дурь из головы или мне придётся выбивать её из тебя? - моё сердце колотится так часто, как будто ответа он ждёт от меня, но я продолжаю молча наблюдать за происходящим и ждать, что скажет девочка...

Сништ: Глава 23. "Ты же ничего не умеешь!" Девочка продолжает молчать и теребить шнурок шорт, а я не знаю, что ей посоветовать. Смириться со своей судьбой - с тем, что её слово не имеет совершенно никакого значения, несмотря на то, что она уже школьница? Самой развязать этот проклятый шнурок и через несколько минут, если не раньше, всё же смириться с судьбой и кричать сквозь слёзы: "Я больше не буду!" из-за того, что ощущение вылитого на попу кипятка заставит её обещать что угодно, лишь бы ремень побыстрее прекратил "воспитательную работу"? Или попытаться убежать? Самое страшное даже не в том, что я не знаю, что ей посоветовать, а в том, что я по каким-то странным "правилам игры" не имею права этого сделать! Даже больше того: я понимаю, что если она попытается сбежать, то я по тем же "правилам" должна буду остановить её - дверь из комнаты находится за моей спиной. "Что же ты молчишь?! Ты видишь то, что вижу я? Руки мужчины уже расстёгивают ремень, и ты можешь не успеть даже сама принять решение - он примет его за тебя и заставит тебя признать его правоту!" Девочка наконец раскрывает рот и я слышу сказанное... нет, не сказанное, а выкрикнутое с каким-то истеричным визгом совсем не детским голосом: - Вы там оху*ли, что ли?! - я изумлённо смотрю на девочку, но она продолжает вопить: - Я же так на самолёт опоздаю! Какое, на хрен, ДТП?! Какое мне дело до того, что машина попала в ДТП?! Пришлите другую! Что?! Нет свободных?! Поймать попутку?! Какая попутка в четыре утра?! Такая же, как и таксисты желающие поработать в четыре утра?! Да идите вы нах! - я в ужасе открываю глаза, поднимаюсь на своей "лежанке" в сидячее положение и вижу через боковое стекло метрах в тридцати от моей машины мужчину средних лет с чемоданом и мобильником в руке, матерящегося, как говорится, "как извозчик", несмотря на то, что именно "извозчик" ему сейчас как раз необходим. Я нажимаю кнопку, стекло плавно опускается, и я кричу ему: - Вам в аэропорт?! Во сколько регистрация на рейс у Вас заканчивается?! - что меня тогда подвигло на это? Наверное, я всё-таки не такой уж и плохой человек. Пустые улицы, светофоры мигающие жёлтым, пассажир по приезду сунувший мне тысячную купюру (такси обошлось бы ему намного дешевле) и умчавшийся так быстро, что я не успела даже отказаться от денег... После этого я поняла, что голодная смерть мне не грозит точно. "Ты же ничего не умеешь - у тебя диплома нет! Как ты без меня будешь жить?!" - "услышала" я слова от кого-то усреднённого между отцом и мужем. "Неправда! Она - великолепная любовница! У меня такой никогда не было!" - "возразил" ему Рудый. "Ну уж, нет! Спасибо за то, что ты открыл мне глаза на то, что я - великолепная любовница, но зарабатывать этим, в отличие от тебя, я не собираюсь! Предпочитаю не становиться профессионалкой в этой области, а оставаться любительницей! Я ведь не только это умею!" - мысленно ответила я второму "голосу", презрительно проигнорировав первый, доставая из бардачка смартфон и ища номер одного из агрегаторов частного такси, чтобы спросить: "Вам водители на личных машинах нужны?"

Сништ: Глава 24. Второй сон Снежаны Игоревны Заспанный голос оператора при моих словах о том, что я хотела бы устроиться в их компанию водителем на личном автомобиле и готова работать даже по ночам, преобразился так быстро, что я невольно подумала о том, что возможно им платят какие-нибудь премии за такие новости. Через несколько дней я, до этого неоднократно пользовавшаяся такси сама, но никогда не задумывавшаяся о том, как они работают, узнала, что таксисты сейчас и таксисты лет десять назад, не говоря уж о более ранних временах, - совершенно разный "контингент": если раньше были профессионалы, знавшие город "как свои пять пальцев" без всяких навигаторов, то сейчас таксистами в основном подрабатывают те, кому не хватает зарплаты на основной работе. Делают это они в удобные им часы. Настоящих профессионалов на полный рабочий день в такси осталось совсем немного из-за того, что топливо постоянно дорожает, а тарифы если и растут, то так, что того и гляди скоро доехать куда-нибудь на такси будет дешевле, чем туда же - с пересадками на трёх городских автобусах, где цены на билеты растут почему-то гораздо быстрее. "Хозяин будет часам к девяти, мы Вас будем ждать!" - услышала я перед тем, как нажать кнопку отбоя, и взглянула на часы - времени до моего первого трудоустройства было ещё очень много. Посетив аэропортской туалет, я поняла, что мне не повредило бы ещё немного поспать, и решила вернуться туда, откуда столь неожиданно стартовала в аэропорт, автостоянка возле которого была платной. Не подумайте, что я из тех людей, для которых какой-нибудь "Толкователь снов" является или когда-нибудь был настольной книгой, но тот сон, который был столь нецензурно прерван голосом опаздывавшего на самолёт человека, не выходил из моей головы: я не понимала ни того, кем была та рыжеволосая девочка, которая хотела играть в футбол вместо того, чтобы "кататься на лошадках"; ни того, кем был её отец; ни того, какое ко всему этому имею отношения я, вынужденная всё это созерцать и слушать, но по каким-то неведомым мне "правилам" не имеющая права даже раскрыть рта... - Я в туалет хочу... - наконец пролепетала рыжеволосая любительница футбола, не поднимая взгляда. - О, Господи! Не хватало ещё, чтобы она лужу здесь сделала! - патетическим тоном, подозрительно похожим на тон моего отца, когда он выступал перед "электоратом" состоявшим из меня и моей матери, но не его голосом, воскликнул мужчина и отдал распоряжение... мне: - Проводи её в туалет! - мне хотелось возразить, что она уже не маленькая и сама прекрасно туда сходит, но сделать этого я не могла по тем же "правилам" и услышала своего рода разъяснение в виде приказа: - Проследи, чтобы она там не заперлась, а то придётся потом дверь ломать! - я увидела то, как девочка покраснела от стыда, но двинулась мимо меня к двери из комнаты, а я так же безмолвно последовала за ней, чувствуя себя конвоиром заключённого... Рыжеволосая демонстративно оставила дверь в туалет открытой и у меня на виду развязала наконец тот самый шнурок на шортах, который теребила во время разговора с её отцом, спустила шорты вместе с детскими трусиками и уселась на унитаз. Я не понимала того, почему, но понимала, что по тем же "правилам" не должна сводить с неё глаз даже сейчас. Характерный звук льющейся в унитаз жидкости был достаточно продолжительным и убедил меня в том, что девочка не притворялась, когда сказала, что хочет в туалет. Наконец звук прекратился, и я услышала её голос: - Я не хочу, чтобы он меня выпорол. - Попроси прощения и обещай, что всегда будешь слушаться его и меня, - может быть, он тебя и не станет наказывать, - ответила я таким ледяным тоном, что засомневалась в том, я ли это говорю или моя мать. - Ну, как ты не понимаешь? Я же ни слова не возразила в прошлый раз, когда я поленилась выучить стишок и получила двойку! Тогда я была виновата в своей лени! А сейчас я в чём виновата? В том, что не хочу кататься на лошадках? Разве это обязательно, как ходить в школу и учить уроки? - Обязательно! - отчеканила "холодная леди" в моём лице. - Ты же ведь сейчас не настоящая? Ты же на самом деле не такая? - в голосе девочки послышались слёзы, а я не имела права ответить и поторопила её с возвращением к её отцу тем же ледяным тоном. Девочка поднялась с унитаза, подтянула трусики и шорты и вдруг сказала: - Мама, я знаю, что ты хорошая, но ты должна "играть по правилам", поэтому я лучше рожусь у другой мамы, а с тобой мы, может быть, когда-нибудь ещё увидимся. Потом. Я на тебя не обижаюсь, - с этими словами девочка просто исчезла, а я испуганно ворвалась в туалет и начала хватать руками воздух... - Это ещё что за лягушонка такая у нас во дворе появилась? - услышала я ворчливый женский голос, показавшийся почему-то мне знакомым, и распахнула глаза, в которые ударил достаточно яркий спросонья солнечный свет...

Сништ: Глава 25. Тётя Алла - Какая ещё лягушонка?! - я аж подскочила на своей лежанке - нет, я не боялась и не боюсь лягушек и не испытывала и не испытываю к ним отвращения (может быть, только потому, что видела их только на рисунках и на экранах телевизора и монитора), как это бывает у некоторых людей, но мгновенно перенестись из странного сна, в котором я была, то ли собой, то ли своей матерью, и вдруг девочка, которая назвала меня так, как никто никогда не называл - мамой, "растворилась в воздухе", была не способна. - Ой! - от окна моей машины отшатнулась женщина в возрасте, которую я узнала не сразу. - В ней ещё и девка! Вы тут дом свиданий решили устроить?! Совсем уже оборзели?! Здесь же дети ходят! - голос женщины грозился сравниться по децибелам с шумом если не реактивных двигателей авиалайнера, то уж с двигателем тяжёлого грузовика - точно! Именно из-за "дома свиданий" я её мгновенно и узнала. И вспомнила, как однажды, лет пять с лишним назад, она "застукала" нас с Олегатором целовавшихся в заброшке девятнадцатого века, рядом с которой я сейчас припарковала "Жука", и гонялась за нами с метлой. - Не ругайся, тётя Алла! Я одна здесь! - на самом деле эту "местную достопримечательность" звали Алиёй, но все в округе называли её тётей Аллой. Даже те, кто был... старше её по возрасту. Она была дворником. - Сништ (Олегатор называл меня только так), ты, что ли? - как ни удивительно, но она тоже узнала меня, несмотря на то, что я, конечно, изменилась гораздо сильнее, чем она. - Я... - буркнула я, выбираясь из машины - страха перед этой грозной дворничихой у меня уже давно не было. И тому были свои причины. Мне всё ещё очень хотелось спросить, не видела ли она поблизости рыжеволосую девочку лет семи-восьми, но я уже осознавала, что то было сном. - Хорошая у тебя лягушонка... Дорогая, наверное? - децибелы в голосе тёти Аллы снизились до вполне терпимых для моих ушей, и я наконец сообразила, что так она обозвала моего зелёного "Жука". Вероятно, не только за цвет, а и за "выпученные глаза" - большие овальные фары, и за дизайн кузова. Я молча кивнула - откровенно говоря, до этого момента я никогда не задумывалась о том, что многие люди не могут себе позволить купить не только "Жука", но и гораздо более дешёвую машину. - А что ты дрыхнешь-то в ней? Спать дома надо, - тётя Алла снизила децибелы ещё. - И желательно - не одной, - она подмигнула. - С мужем поругалась, - я вовсе не собиралась рассказывать ей всё, что вчера случилось, но чувствовала доверие к этой женщине. Ещё с тех пор, как она почему-то вдруг перестала выгонять нас с Олегатором из заброшки, хоть мы её встречали возле этого дома не раз. Потом начали даже здороваться. - Приходите ко мне вдвоём - я вас живо помирю метлой по жопам! Вы же созданы друг для друга - такие любящие глаза, как у вас с ним, я нечасто за свою жизнь встречала! - прокомментировала она, и я поняла, что тётя Алла подумала о том, что под словом "муж" мной подразумевался Олегатор. Это было уже слишком - я всё-таки не железная, и у меня из глаз потекли слёзы.... Одним словом, в то утро я не только узнала о том, почему когда-то давно, "в прошлой жизни", она вдруг перестала гонять нас с Олегатором, но и, выложив всю правду о своём положении, нашла себе временное жильё - тётя Алла предложила мне, когда понадобится, отсыпаться у неё и приходить без всяких стеснений - она была бездетной вдовой и жила одна в однокомнатной квартире в одном из ближайших многоквартирных домов. Через несколько дней разговорилась о своей жизни и тётя Алла, и я узнала о том, что купеческий дом, развалины которого она так бдительно охраняла, а потом вдруг предоставила нам с Олегатором под поцелуи, когда-то очень давно принадлежал её предкам...

Сништ: Глава 26. Как меня сделали феминисткой Феминизм - движение за полное уравнение прав женщин и мужчин. Приведя себя в порядок в ванной квартиры тёти Аллы, я вернулась к "Жуку", чтобы ехать устраиваться на работу, и только сейчас заметила в смартфоне вчерашние пропущенные звонки - в тот момент, когда я звонила по номеру агрегатора такси, мой мозг, видимо, был слишком занят только что закончившейся поездкой в аэропорт и пришедшей идеей. Звонки были не от мужа, а от отца. Раздумывала о том, перезвонить или нет, я достаточно долго, но всё же перезвонила и сразу же нарвалась на голос отца возмущённый так, как будто произошло то, что он не мог себе даже представить: как будто ему самому вдруг изменила бы "робот-подчинённая" - моя, сейчас уже покойная, мать. Он, подобно опытному оратору не обращая внимания на реплики "из зала" (мои, то есть), долго говорил что-то возвышенно-патетическое на тему супружеской верности. Впрочем, о чём это я? Он и был, и есть, опытный оратор, великолепно умеющий не замечать несогласие с собой электората! Этому чиновников, наверное, тоже учат. Затем он перешёл ко "второй части Марлезонского балета" и поведал мне о том, что... Вадим прощает меня на первый раз, уже не сердится и просил передать, чтобы я... не боялась возвращаться домой... - Ремня по жопе мне не будет? И пощёчин тоже? И "даже" пожизненного домашнего ареста? - эти вопросы вырвались у меня неожиданно жалким тоном - я сама не ждала от себя такого актёрского искусства. - Нет, конечно. Он же любит тебя, - голос отца прозвучал настолько слащаво, что я не выдержала и отреагировала коротко и зло: - А я его - нет! - после чего отключила смартфон и поняла, что от гаджета надо срочно избавляться. Сдать его в скупку за полцены даже без зарядного устройства оказалось делом совсем несложным - паспорт у меня, к счастью, был с собой. Купить там же подержанный подешевле - ещё проще... - Вы хотите работать в такси? - владелец фирмы окинул меня удивлённым взглядом - я, несмотря на проведённую вне дома ночь, не выглядела нуждающейся в подработке. - Да, - коротко ответила я, предъявляя водительское удостоверение - фамилия в нём, к счастью, была уже не девичья, а мужа - достаточно распространённая. - Стаж маловат... - пробормотал он таким тоном, что я поняла, что он делает это "для порядка", а водители ему нужны, как говорится, "по зарез". - Я с двенадцати лет за рулём - картингом занималась, - он недоверчиво посмотрел на меня, а я уже немного неожиданно для себя "подзавелась": - Хотите посмотреть меня "в деле"? - Вы на А-5 с такими номерами (думаю, что читатели понимают, какие номера стояли на машине) таксовать собрались? - выпучил глаза он, выходя во двор, где стояла моя машина. - Все документы на машину в порядке (я хранила их, как многие водители, в машине, а не дома) - какие проблемы? - сказать-то это я сказала, но поняла, что проблемы могут быть. У меня. Если я избавилась от смартфона, по которому меня было легко обнаружить, то по машине... сами понимаете. - Вполне возможно, что я скоро его продам и куплю другую машину - подешевле, - эти слова я произнесла с искренним сожалением - я успела привыкнуть к своему "Жуку". - Не забудьте только тогда документы на другую машину у нас перерегистрировать, - эти слова владелец таксомоторной фирмы произнёс после того, как я немного продемонстрировала ему свои умения управлять автомобилем, и тогда я поняла, что "выиграла битву, но не войну"... Уже "битву", но ещё не "войну". Не против него, конечно, а против отца и мужа.

Сништ: Глава 27. Я лучше вас знаю, чего я хочу! Перечитала сейчас название предыдущей главы ("Как меня сделали феминисткой") и поняла, что была не совсем права. Нет, феминисткой меня сделали не слова отца, из которых я окончательно поняла, кем была для него моя покойная мать, и не изначально недоверчивое к молодой женщине, желающей работать в такси на дорогой машине с "крутыми" номерами, отношение со стороны владельца таксомоторной фирмы. Всё дело в том, что если бы в моей жизни не было автоклуба, то мне и в голову не пришло бы, что что-то здесь не так. Именно там меня подсознательно сделали феминисткой: ни тренер, ни мальчишки-картингисты никогда никак не выделяли меня из-за пола, не делали никаких скидок и считали равноправным членом коллектива. Именно им я обязана тем, что нашла в конце концов в себе силы противостоять тому, что из меня хотят сделать "робота-подчинённого" подобного моей матери, - нашла силы на новый и решительный бунт. На то, чтобы в тот же день заехать в ЗАГС, сделать себе копию свидетельства о браке, которое в отличии от моего паспорта и документов на машину осталось в доме мужа, и попытаться подать заявление на развод. Да, я решила "ковать железо, пока горячо", не дать отцу и мужу опомниться от неожиданности и принять какие-то контрмеры - их возможности были несравнимо большими, чем мои. Там же, в ЗАГСе, меня и огорошили тем, что при отсутствии согласия супруга развод возможен лишь через суд... Это оказалось для меня очень неприятным известием: я прекрасно понимала, что любая затяжка времени играет на руку не мне, а тем, у кого гораздо больше и финансовых, и административных ресурсов. Но что мне оставалось делать? Только подать заявление в суд и ждать. А самой в это время зарабатывать и пытаться хоть как-то наладить свою жизнь - слишком уж обременять тётю Аллу собой мне всё же было неудобно, несмотря на то, что я понимала то, что её предложение совершенно бескорыстно и искренне. Невольно навлечь на неё или на владельца фирмы такси, в которой работала, чиновничий гнев я не хотела тем более, поэтому через два дня со слезами на глазах продала своего "Жука" заметно ниже его действительной цены и купила по генеральной доверенности подержанную "Гранту". По генеральной доверенности - для того, чтобы меня, как её фактического владельца, было сложнее вычислить. Незаметно пролетела неделя, затем другая, и мне казалось, что всё не так уж плохо - я занималась любимой работой, ГИБДД не замечала невзрачной машины такси. Оказавшись фактически бомжихой я не чувствовала себя несчастной - я только тогда поняла, как мало для меня значили дома отца и мужа - они были для меня всего лишь крышей над головой, но не оставили после себя ни малейшей ностальгии - всё самое лучшее, что было в моей жизни, происходило не там. Что я слышала от отца и мужа всю свою жизнь? Только то, что я - не человек, а их "робот-подчинённый", который не имеет никакого права на выражение своего мнения: "Придётся наказать тебя так, как наказывают только очень плохих девочек!" "Куда же ты денешься!" "Об этом буду думать я!", "Встань, когда с тобой отец разговаривает!" и, как апофеоз всему, "Ты же ничего не умеешь!" Ах, да! Забыла ещё одну вроде бы никогда не произнесённую ни отцом, ни мужем, но пропитавшую весь воздух моих прошлых жилищ фразу "Я лучше тебя знаю, чего ты хочешь!" Её я в первый раз почувствовала, когда во втором классе, единственный раз за все одиннадцать лет в школе, имела шанс закончить четверть на все пятёрки. Это был конец второй четверти, тогда я и услышала от отца о том, что если сделаю это, то меня ждёт к Новому Году приятный сюрприз. Я собралась как никогда и совершила этот подвиг. Да, слово "подвиг" я пишу без кавычек, потому что не всем суждено быть круглыми отличниками. И как вы думаете, что оказалось наградой? Тем самым "приятным сюрпризом"! О, наверное, даже не можете себе представить, что мой "наблюдательный" и "проницательный" отец заметил, как я любовалась увиденной в книге репродукцией известной картины Брюллова "Всадница", и заказал мне платье и панталончики, как у девочки там! А мне потом приходилось наряжаться в одеяние девятнадцатого века и демонстрировать себя в таком виде в тех случаях, когда к отцу приходили какие-нибудь гости, умилявшиеся при таком моём виде. Взбунтоваться тогда против такой "награды" я так и не посмела, но, к счастью, достаточно быстро выросла из этого платья... Чего мне не хватало в те дни бешеной, с перерывами только на "поесть, поспать и помыться", работы в такси, так это, конечно, секса, но я утешала себя тем, что пережила без него гораздо больший срок - весь свой "тинейдж", звонить Рудому не собиралась, а прежде, чем заводить новую любовную связь, хотелось разорвать всё, что связывало меня с прошлой жизнью. Сюрприз, как ему и положено, оказался неожиданным...

Сништ: Глава 28. Мы просто улыбнёмся Через две недели моей работы в такси произошло то, чего одни женщины ждут не дождутся, а другие - боятся: я поняла, что я беременна, и тест подтвердил это. В том положении, в каком я тогда находилась - в положении фактически бомжихи, практически всё свободное от сна и еды время проводящей за рулём, это не могло доставить мне радость. Я не считаю себя очень набожным человеком, несмотря на то, что была крещена в Православии в младенческом возрасте, но и не являюсь поклонницей абортов. Известие о моей беременности могло только затянуть бракоразводный процесс и дать дополнительные козыри в руки людей ставших моими врагами - мужа и отца. Думаете, легко было решиться на то, чтобы убить своего будущего ребёнка? Особенно при моём, как я его называю, "синдроме убийцы" появившемся после того, как я разбила нос однокласснице Ленке в первом классе - с тех пор и до нынешнего времени я так и не смогла ударить ни одного человека, ни одно животное (не считая мух, комаров и тараканов, конечно). Особенно при том, что в поликлинике при обследовании мне сказали, что в случае аборта у меня скорее всего больше никогда не будет детей... Именно тогда я и поняла и то, кем была та рыжеволосая девочка из моих снов; и смысл её слов: "Мама, я знаю, что ты хорошая, но ты должна "играть по правилам", поэтому я лучше рожусь у другой мамы, а с тобой мы, может быть, когда-нибудь ещё увидимся. Потом. Я на тебя не обижаюсь"; и то, почему она - рыжая: её отцом, скорее всего, был не успешный человек Вадим, а Рудый... Прости меня, дочка, - я надеюсь, что тебе хорошо у другой мамы, и надеюсь когда-нибудь увидеть тебя хотя бы мельком - ты же ведь обещала мне, что не обижаешься... Сейчас тебе должен идти третий год, но я подожду нашей случайной встречи, когда тебе будет лет семь-восемь, как в тех снах... Я ни на что не претендую, я просто надеюсь, что тогда наши взгляды случайно пересекутся где-нибудь на улице, мы с тобой поймём, кто мы, и просто улыбнёмся друг другу убедившись в том, что у нас обеих всё хорошо... У меня действительно всё хорошо: я давно развелась и сейчас живу далеко от того города, где родилась и выросла. Ностальгия по нему у меня случается. Но только по тем его местам, где я любила бродить во время "оттепели", где находится автоклуб, где мы встречались с Олегатором, где жила (её уже нет на этом свете) тётя Алла. Я легко переучилась и сейчас вожу в основном грузовики, подумываю о том, чтобы со временем открыть и автобусную категорию - я по-прежнему обожаю свою работу. Я по-прежнему "слаба на передок" - не от одного молодого мужчины слышала уже о том, что я - великолепная любовница, но желающих не так называемого "гостевого брака", а "серьёзных отношений и совместной жизни" или, тем более, штампика в паспорте, успешно отпугиваю, честно признаваясь, что я, скорее всего, никогда не смогу иметь детей. Почему я не хочу "серьёзных отношений" и "штампика"? Во-первых, я панически боюсь, что они превратятся во "вторник и пятницу". А во-вторых, я, наверное, всё-таки до сих пор люблю Олегатора...

Сништ: "Исповедь" была завершена 23 апреля 2021 года. Тогда я не знала о том, какой ещё удар мне приготовила жизнь. Об этом будет в рассказе "Философия Ослика Иа и вой Ванталы"

Сништ: Философия Ослика Иа и вой Ванталы Можно считать ещё одной, заключительной, главой "Исповеди "автоледи" написанной спустя почти год после её окончания.



полная версия страницы