Форум » Антология лучших рассказов, размещенных на форуме » louisxiv. Как Сережа с Димой поссорился. О непреходящей ценности мальчишеской дружбы » Ответить
louisxiv. Как Сережа с Димой поссорился. О непреходящей ценности мальчишеской дружбы
louisxiv: Как Сережа с Димой поссорился. О непреходящей ценности мальчишеской дружбы 1. Потом было «Ферреро» Провернулся ключ во входной двери. У Сережки душа ушла в пятки. Вот!.. Сейчас!.. Или обойдется?.. Сказать?.. Не сказать?.. Все одно узнает!.. Блиииин! Черт! Дурак! Вот дурак!.. Он же любит! Простит!.. Ага, как же! Больно! Как же будет больно!.. Эхххх… Я обещал!.. Не выдержал!.. Прости, папа!.. Я заслужил! Мысли в голове мальчишки неслись галопом. Сколько раз он зарекался вести себя прилично, не идти на поводу у друзей или своих желаний, учиться если не на отлично, то хоть старательно... Но каждый раз находилась причина. Сегодня можно погулять подольше: отец занят работой в кабинете и вряд ли будет то и дело смотреть на часы. Если зажевать пачку «Дирола», то запаха сигарет и пива, которыми опять баловался с мальчишками в укромном дворе подальше от дома, никто не почувствует. Завтра его не должны вызвать к доске, потому что два дня назад вызывали, а значит сегодня учебник ненавистной химии - подальше, а драгоценное время - любимой компьютерной игре… И каждый раз он непременно за это расплачивался. Больно. Стыдно. Терзая себя за то, что снова оказался плохим в глазах отца. Только вот сделать с собой ничего не мог. Наступал на «грабли» снова и снова. Отец его любил. Очень! Всегда, какой бы ни был уставший после работы или занятой, уделял Серому время. Помочь с уроками – святое дело. Партия в шахматы – пожалуйста. Погонять в футбол – ради Бога. "Деньги на кино? Побольше возьми! Девчонкам мороженое купишь". Часто дарил подарки. Всегда каким-то невероятным для Сереги способом угадывая, что именно мечтается сыну. Джинсы… Часы… Телефон… Планшет… Сколько раз они выезжали вместе на такое красивое лесное озеро - то на шашлыки, то на рыбалку или просто купаться. Один раз даже на охоте были! Летом - непременно за границу. Париж… Венеция… Рим… Они оба любили историю. Оба были в воде, как дельфины. Потому маршрут выбирали: море рядом и новые знания. Но соблюдения сыном установленных правил отец требовал строго. Не прощал ничего. Никогда. Если Серый пытался что-то скрыть – доставалось за это ой как больше. Потому что, как и с подарками, отец всегда все уже знал. Нет, он не кричал, не обзывал, не унижал. Он порол. Спокойно. Без изысков. Безжалостно. А потом объяснял, наставлял, жалел. Отцовского ремня боялся и отцовские слова любил Сережа больше всего на свете. Ремня - потому что всегда недели две видел себя потом пониже спины сплошь багрово-синим, не мог нормально сидеть. Слова - потому что они убеждали его, что он еще не потерян, что все зависит только от него, что наказание было заслуженным и что - самое главное - он, Сергей, для него, отца, - самое ценное в жизни. Сейчас мальчишка боялся ремня. - Сын! Я дома! – голос отца из прихожей был таким теплым и радостным. Сергей вздохнул. Поежился. Встряхнулся. И решился. - Привет, па! Давай, отнесу. Мужчина лет 40 в коричневой двойке Zegna и с портфелем дорогой кожи протянул сыну грузные пакеты. Коренастый. Мускулистый. Волосы цвета воронова крыла инкрустированы серебром седины. Серо-голубые – точно лед со сталью – глаза. Точеный профиль патинирован капелькой восточной крови. «Вкусненькое принес», – с тоской подумал, принимая покупки, парнишка в белой футболке с принтом Венеции и синей шерсти тренировках Nike. Вихры – золото спелой пшеницы. Атласный блеск молочного мрамора стройной фигурки, на виске и лебединой шее – прожилки, как вставки бледно-голубого сапфира. Изумрудную зелень глаз оттеняют длинные пушистые ресницы. Отец проводил сына внимательным взглядом. Тот сутулился. Вроде как даже ниже ростом стал. Глаза без искорок. На талии обычно аккуратного в одежде Сергея выбились из сползших на бедра штанов клетчатые красно-черные свободные трусы. В пакеты не полез привычно, выискивая самое вкусное. А там – за черным полиэтиленом не видно - на дне лежала коробка. Конфеты. «Ферреро» в золотой обертке. Маленький мой! Глупенький! Как мне тебя, дурачка, жалко!.. Но я все уже знаю. И у тебя только два пути – рассказать и быть наказанным. Или промолчать и получить за это вдвойне. Ну что же ты такой… Непонятливый… Мне так больно, когда больно тебе!.. Эй, чего разнюнился?! Он знает, что ему будет. И делает то, за что будет. Вот и получит. По полной! Интересно вот только – скажет? Переодевшись в черные джинсы и любимую домашнюю рубашку – голубую, с коротким рукавом, - Валерий Георгиевич зашел в кухню. Сергей разбирал пакеты. Отец взялся помогать. - Пааап! Это… Разговор есть, - выдал сын, зарывшись головой в холодильник, раскладывая на нижних полках банки с консервами. Чтобы не видно, как покраснело лицо. - Слушаю! ... Ну… Че молчишь, Серый? Мальчишка закрыл дверцу. Уткнулся в пол. Мял руками футболку. По телу прошла дрожь. Но он поднял глаза. Не отвел, встретившись взглядом. - Пап, я подрался. С Димкой. Из параллельного. У него перелом. Пальца. - Причина? – взгляд присевшего на табурет отца посуровел. Димка был давним другом Сережки. - Ну, это… Мы в футбол играли. В школе. Окно разбили. Он заложил. Сказал, что это я попал. Но это не я! - Веская причина! Я серьезно. Предательство друга – это плохо. И? - Тебя в школу вызывают. И еще… Я денег у тебя взял. Хотел отдать, чтобы это… Ну… За окно. Мальчишка кривил губы. Опять уткнулся в пол. - Я знаю, Сергей. Классрук мне звонила утром. За починку окна я заплатил. Вот Димка… Палец срастется. А дружба ваша… - Я как лучше хотел. С деньгами. - Да. За это хвалю. Что хотел исправить. Но взял без спроса, Сергей. Это воровство вообще-то. За тобой такого не водилось. На ресницах у сына выступили слезинки. Не отводит глаз от фигуры отца. На том сегодня плетеный, в два пальца шириной коричневый ремень. Тот самый, которым обычно… - Пап, я не знаю… Не хотел. Не думал… - А я знаю. Друг тебя предал. Значит, ты ему больше не друг. Пальцы зачем ломать? Окно разбил. Плохо. Исправить хотел. Хорошо. Рассказать, попросить нельзя было? Я что, отказал бы тебе, сын? А ты – воровать. - Я не вор! Я как лучше хотел! Я боялся! Я думал… - Сергей уже без стеснения плакал. От того, что ему сейчас, несомненно, будет. От того, что так нелепо уронил себя этими деньгами в глазах отца. - Боялся? Меня? Что выпорю? - Ддддааа… Так все хорошо было. А тут… Мальчишка был прав. Уже месяца три они жили душа в душу. Этот ремень, на который отец положил сейчас руку, готовясь расстегнуть, позабыто висел в шкафу. Не за что было Сережку пороть. До этой пятницы. Мужчина понимал, что творится в душе подростка. Как борются в нем два чувства – и правоты своей (набедокурил, но хотел исправить, как лучше хотел), и вины (друга обидел, у отца стащил). Но разобраться в этом он поможет сыну потом. Потому что не в деньгах дело. Хотя сумма немалая. И не в сломанном пальце Димки. Хотя драка, конечно, не метод решения проблем. О чем он не раз говорил сыну. Дело в том, что тот совершил воровство. И вот это сейчас самое главное. Сергей должен понять, что за все в жизни, конечно, надо платить, но не за все – деньгами. Что есть вещи, понятия, принципы, которые всегда и везде бесценны. А потому… - Снимай штаны. - А? Негромкий приказ спокойным голосом вывел сына из ступора. - Штаны. Снимай, - разреженно повторил Валерий Георгиевич, вставая и вытаскивая из джинсов ремень. - Ааааххх, - судорожно всхлипнул Сергей и потащил вниз тренировки. Сняв их совсем, все же вскинул взгляд на отца. Тот складывал ремень вдвое и примерялся, как поудобнее взять в руку конец с пряжкой. Выпорет! Оставив пустую надежду, сын снял свои клетчатые семейки. Положил вслед за тренировками на табурет. Сделал шаг к отцу. И замер, повесив руки по бокам. Валерий Георгиевич всегда требовал, чтобы для порки Сергей раздевался ниже талии полностью. Мальчишка привык. Да и кого стесняться… Худенькая фигурка в мешковатой футболке до пупка переминалась по полу на голых ножках. У мужчины екнуло сердце. Жалко! Но рука потянулась, ухватила за шею. Тот послушно нагнулся, просунул голову у отца между ног. Колени мужчины прижали уши. Теперь Сергей видел только пол да шкафы. И ощущал прохладу на голом теле. Отец завернул ему футболку до ключиц. Завел за спину и скрестил руки. Взял в замок левой ладонью. Это заставило вытянуться на прямых ногах, оттопырив и подняв напрягшееся воспитательное место. Пока еще белое и смирное. Примерившись, Валерий Георгиевич высоко поднял руку и резко бросил вниз. Ремень охватил левую сторону, завернувшись кончиком туда, где начинаются ноги. - Аффффсссс! На сжавшейся попе побелела и тут же окрасилась алая полоса. А ремень уже впился в другую половину. Порол отец Сергея всегда размеренно. Давая выдохнуть боль. Но и без лишних пауз. Обрабатывая всю попу. Так что от удара к удару боль нарастала, сливаясь в одно постоянное чувство. Попа становилась сплошь красной. И синела в местах, где кончик ремня проходился несколько раз. - Ааааййй! Уффффффссссссс! Яяяяяяййй! Ааааххххррр! Ооооооо! Сергей стонал, а вскоре уже и визжал в голос. Глаза выпучились. Рот судорожно хватал воздух и, широко разеваясь, выплевывал боль. Лицо щипало от слез и вдруг пробившихся в носу соплей. Попа сжималась и разжималась, вертелась из стороны в сторону. Ноги сучили по полу. Когда пару раз прилетело особенно больно – ремень прошел между ягодиц, мальчишка подскочил, выгнулся дугой и присел. Но сильная рука отца руки пацана за спиной держала крепко. Так что пришлось снова встать на ноги, подставившись под ремень. Стегал отец аккуратно. Стараясь не оставить особенно болезненных ран. Но и не давал сыну поблажки. Ягодицы от талии до ног стали сплошь помидорными. Местами посинели. Несколько захлестов досталось бедрам. Ноги отца разжались. Рука отпустила. Сергей разогнулся, переминаясь с ноги на ногу. Руки метнулись к попе. Подержать, потереть, унять горящую боль. - В угол. На колени. Постоишь. Подумаешь. Мальчишка привычно выполнил приказ, заложив руки за голову. Валерий Георгиевич тем временем занялся приготовлением ужина. Вот уже шкварчит во фритюре картошка. Потянуло ароматом стейков. В большой чаше перемешиваются под дождем пахучих трав алые бока помидоров, сочная зелень огурцов и снежинки тонких колец лука… На эти ароматы нос потянулся против воли и печальных мыслей. Сергей даже украдкой оглянулся. Отец у стола резал хлеб. - Ай! Жесткие пальцы скрутили ухо и потянули вверх. - На середину! Там ухо отпустили. Голову снова заправили между ног. - Иииииххххммммиии, - заскулил мальчишка. Попа болела и чесалась. А сейчас снова будут пороть! Он даже прикрыл ее руками. - Сергей! Стой смирно! Заработал. Получи. Руки опять за спиной. По натянутой попе стегает ремень. Теперь отец пауз не делал. Удары сыпались частым градом. Сергей подпрыгивал, дергался. Визжал. Крутил головой, стараясь вывернуться из-под ног. А ремень все стегал и стегал. Отец следил за вихляющейся попой. Отпорол уже очень сильно. Мальчишка долго не сядет. Но… Сергей размяк, повиснув на руках, и лишь попа вздрагивала, получая ремня, а из-под ног понеслось на одной ноте жалобно-пронзительное, до звона в ушах: - АААААААААААААААААААААААААААААААААА!!! Ну вот. Пора! Ремень полетел в сторону. Ноги разжались. Руки подхватили дрожащее тело. Опустившись на табурет, мужчина усадил мальчишку на колени. Свесил настрадавшуюся попу. Ноги зажал между своими, чтобы тот не упал. Левой рукой обхватил тяжело дышащие грудь и живот, правой склонил к плечу вихрастую голову. Сергей сжался в комок. Окаменел. Завозился, отпихиваясь. Мужчина взял его голову двумя руками. Заставил посмотреть на себя. Зареванное лицо под истерично взлохмаченными, потемневшими от пота прядями чуть бледнее пурпурных топазов. Травяно-зеленые изумруды глаз пронизаны солнцем сквозь искристо дрожащие на ресницах алмазики слез. И там, в глубине сургучных агатов расширенных зрачков, вдруг мелькнула и разошлась тень. Смесь боли, понимания, уважения. Изумруды потонули в потоках рыданий. Мальчишка уткнулся в плечо. Забился, будто гордый орел в сетях. - Бооольнаааа! Стыыыыднааа! Отцовская рубашка мигом промокла на полгруди. Теперь Сережа ждал любимых слов. - Ну, все! Серый! Ну что ты… Отец обнимал рыдающего сына. Сдунул влажную прядку. Зашептал, щекоча ухо губами. - Да, больно! Тебя наказали. Да, стыдно! Ты вон сколько натворил. Но все уже… Все прошло! И ты так больше не будешь. И я не буду. Да? Мальчишка откинул голову. Посмотрел на отца. Усталую от рыданий грудь сотрясали толчки. - Ддддааа! Не буду! А ты? Не будешь? - Я не обманывал тебя. Никогда. Так? - Да. - А чего спрашиваешь? Я же сказал. Но и ты… Сколько раз ты обещал? Каждый раз, когда получал. И кто виноват, что больно потом? Я? Или ты? - Я! Сергей успокаивался. Отец бережно прижимал его, нежно поглаживал. И с каждым мягким движением сильной руки затухала всепоглощающая тело мальчишки боль, смывалась душевная тяжесть. - Обещаешь? Точно? Железно-прежелезно? Услышав в голосе отца шутку, сын улыбнулся. Ткнулся опять в грудь. Но уже без надрыва. - Обещаю! Откинулся снова. Обхватил отца рукой. - Пап! А Димка… Как теперь-то… - Не помрет твой Димка. Подумаешь, подрались… Мужик без шрамов какой мужик? Так ведь? А он тебе так и друг? Сергей распахнул глаза. Отстранился. Сомневаешься, мол, что ли… - Да. Друг. Валерий Георгиевич удовлетворенно подумал, что Димка тоже оказался на высоте. Драку от родителей своих скрыл, Серегу не выдал. - Давай завтра пойдем к ним? Тортик возьмем. С мамой-папой чайку попью. А вы… - Нннноооо… - С дядей Петей разговаривал. Нормально все, - понял опасения сына Валерий Георгиевич. – Не знают они, - пояснил на удивленный взгляд. - Димка не сказал. И я. Сами разберетесь. Не маленькие! Идет? - Идет! – повеселел мальчишка. - Ну а чего немаленькие без штанов сидят? - Ой! Сергей стал пунцовым. Прикрылся ладошкой. - А че, пап? Можно штаны? Все, да? - Ну, ты, сынок, как девица… Подумаешь – выпороли! Давай, одевай! Вскоре они ужинали. Пока Сергей был в душе, отец накрыл на стол. На своем табурете мальчик обнаружил свернутое в несколько раз мягкое одеяло. Трудно сидеть, конечно, но терпимо. Потом они смотрели телевизор в гостиной. Сын лежал на пузе в одних трусах (попу ведь ой как больно!). Голова - на коленях у отца. Тот перебирает золото волнистых прядей. Нет-нет, да погладит легонько. По шелку спины, что нет-нет, да всколыхнется от вздоха. Сильно его я! И Димка… - на лбу собрались печальные морщинки. - Они же лет с трех вместе. Мужчина улыбнулся, вспомнив. В детсаду. В первый же день. Машинку не поделили. Подрались. Помирились. И вот – неразлучны… Да. Тогда они помирились… Эх, Серый! Очередная реклама. Валерий Георгиевич ушел за чаем. Вернулся с коробкой. - Ааааа! Папкаааа! Вообще-то он сладкоежку не баловал. Потянешься к вазе за лишней конфетой – можно и подзатыльник схлопотать. Но сейчас… «Ферреро» в золотой обертке самые любимые у Серого. Столь же любимые сыном «Мушкетеры» с конфеткой гораздо вкуснее. Когда Сергей отправился спать (режим никто не отменял!), отец заглянул к нему в комнату. Тот задумчиво лежал кверху попой. - Спокойной ночи, Серый! - Спокойной ночи, папа! Постой… Я… Это… Деньги назад положил. Днем еще. Нуууу… Эти. Валерий Георгиевич присел рядом. Прижал ласково русую голову. - Все будет хорошо, Серый. Ты же у меня умница! Он выключил свет. Утомленный переживаниями этого дня Сергей вытянулся на пузе, привычно согнув одну ногу и обхватив руками подушку. Не знают... Не сказал… Димыч… Мальчишка вздохнул, пушистые ресницы упали на глаза. Этой ночью он видел бесконечные сны. Там не было драк, разбитых окон и взятых без спроса денег. Там были дружба с Димкой и поездки с отцом. Там отец вовсе не носил ремня. Уходя к себе, Валерий Георгиевич снова приоткрыл дверь. Разметавшийся по кровати Сергей улыбался… 2. Мальчишек трудные решения Димка резко сел на кровати и рывком спустил ноги вниз. Проворочался в кровати три часа, но уснуть так и не смог. Только закроешь глаза - перед мысленным взором встает Серегин зад. Припухший, весь в синяках, болезненный даже на вид. Какого черта?! Это же… дикость. Прошлый век! Окно они разбили случайно. Играли в футбол в школьном дворе – обычное дело. По большому счету никто не был виноват. Но когда их заловила грузная и крикливая тетка-завуч, гроза и ужас всей школы, Димка с перепугу все ей и вывалил. Свалил – точнее. На Серегу. Эх… Лишь бы не на меня подумали, да? Трус! А Серый вот не испугался. Промолчал. Потом подрались… Ну кто ж знал, что так все повернется?! Мальчишка еще больше помрачнел. И снова крутились в голове картинки этого дня… - А он что?! - взволнованно придвинулся Димка. - А что всегда. Вот! Сергей встал. Спустил джинсы с трусами. Повернулся. Димка остолбенел. Открыл рот. Сглотнул. Отвалился в кресле. Попа Сереги была сплошь красно-синей. - Фигасе!!!! Эт че?! Всегда - так? - Ну да. А ты думал... - подтянул штаны Сергей. - Вот зверь! Ты как сидишь-то?! - Привычка! - печально улыбнулся Сергей. - Но знаешь... Он прав. Димка не верил ушам. Да, конечно, он видел и не раз, что Серый то садится, морщась, то даже прихрамывает. Как правило, после двойки или очередной их шаловливой проделки. Догадывался, что дома другу за это от отца попало. Да и обронил Серый пару раз, мол, батя у него строгий, ремень в руках – уууу! Но видеть такое! И такое при этом слышать! - Да, он прав, - твердо повторил Сергей, отвечая на безмолвный вопрос-восклик Димки. - Я всегда виноват, когда так. И я это знаю. И он знает. Всегда – поделом. Димка вскочил и забегал по комнате. - Но... Но... Ты даешь! Да если бы меня... Так же нельзя! Это же… Вдруг остановился. Тихо спросил: - Очень больно было? - Очень… - также тихо выдохнул Сергей и отвернулся. Он навалился боком на подлокотник. Чтобы попа не касалась мягкой кожи дивана. Чего уж теперь скрывать... - Только щас не это хреново, - их взгляды скрестились. - Не я ведь разбил то окно. Ты знаешь. А получилось… Димка замер. Глаза Сергея будто пригвоздили его к месту. И стало вдруг муторно от этого взгляда - хоть сквозь землю провались. - Кхм... У Димки не было слов. Он снова забегал по комнате. - Блин, Серый! Не знаю я, как это... Испугался! Само как-то вышло... - Само... Ну да. Дураков нет. Вот же друг, рядом стоит. Зачем он еще нужен... Спасет! Сергей ушел к окну. Смотрел на играющих в песочнице малышей. Они с Димкой тоже помнили себя такими. Неразлучными. До того злополучного дня... - Ну ты, Серый, загнул! Ну да, испугался я. Да! Но я же не думал... - Вот! Вот в чем отец прав. "Не думал..." Да, лупит. Да, больно. Но, черт, и я перед тем не думал. А получил - подумал. Ладно... Пустое! Че с тобой... Теперь... Сергей пошел к двери. - Стой! Как же... Серый! Димка забежал вперед. Прижался спиной к косяку. - Да уйди ты! - отодвинул его Сергей. – Друг… - бросил через плечо и закрыл за собой дверь. Коренастый, мускулистый (что ни утро – на тренажерах!), хоть и ниже Сергея на половину каштаново-кудрой головы Димка стек по ставшей вдруг такой непреодолимой стене. Скорчился в комок. По сжавшим лицо пальцам а-ля Паганини (гармония секции вольной борьбы – от отца и класса фортепиано – от мамы остается неразрешимой проблемой) заструились из янтарно-кошачьих глаз безысходные слезы. - Сережа, ну что вы там пропали? Давайте-ка к столу, – встретила Сергея в коридоре Димина мама с блюдом пышущих жаром плюшек. - Димка! Опять с компьютером? Потом доиграете! - Да-да, сейчас, - ответил, пряча глаза, Серый. – Руки помою, - и скрылся в ванной. - Ладка, ну чего пристала? Оголодают - явятся. Валер, еще по одной? – Димин папа беззаботно разливал по рюмкам коньяк. Валерий Георгиевич проводил сына взглядом. На автомате чокнулся рюмками с Петром, ополовинил свою и поднялся. - Подымлю. А там и ребята придут. Сергей сидел на полу, прислонившись к ванне. - Сын. Это я. Открой! Как всегда, так и сейчас отец сразу все понял. Говорит тихо. Безапелляционно. Как может только он. Дверь Серый открыл. Снова уткнулся в ноги. Отец садится рядом. И спокойно так, буднично: - Машинка. Серый, ты помнишь машинку? - А?! Сын вскинулся: мол, о чем ты… - Тебе было жалко. Димке. Вусмерть дрались. - Ддддааа... - А ведь дружба ценнее машинки! Не поиграешь. Не бросишь... - Нннеет... - Димка - друг. И сейчас. Ты сказал! Ему плохо. И ты его... бросишь? - Друг! Но... - Ваша дружба ценнее слов! Пальцев. Окон. Сильнее кулаков! Родителям, кстати, он знаешь что сказал? Мяч на дерево запулил. Доставать полез. Свалился - гипс! Лицо Серого окаменело. Помрачнело. И улыбнулось. Дверь за спиной толкнули. Димка напрягся. Быстрым жестом отер слезинки. - Да иду, мама, иду. Дверь придержали. Димка встал. И уперся. Не в стену. Травяно-зеленые изумруды. В сургучных агатах - искры. - Был неправ. Извини! Друг. Дмитрий медлил. Сергей не ждал. Подхватил под локоть. - Тетя Лада, борща Димке! - Валера, туши цигарку! Мальчишки, и те в сборе, - Димкин папа был благодушен. Папа Серого поймал взгляд. Два. И, конечно, заметил, как сжалась благодарно рука. Димкина. На пальцах Сергея. - Мама! Серый любит грейпфрут. Ладно! Щас! Сам принесу. Теперь Димка унесся в ванную. Лада Викторовна и Петр Сергеевич о значении этих мгновений узнают потом. А сейчас сын слегка улыбнулся, отец обозначил кивок. - Петя, лей! Выпьем за дружбу. Лада, и ты с нами. Димка вернулся с кувшином. Следом Серый звенел стаканом. - Мама! Еще. Как вкусно! - Тетя Лада, и мне добавки! Мальчишки были голова к голове. Притворно дрались за горбушку. Борщ! Подрались. Помирились. И опять - неразлучны. - Все в сборе, - поднялся отец Сергея. – За сыновей! - За наших хороших детей! Лада Викторовна подмигнула. Петр Сергеевич обозначил рукопожатие. Валерий Георгиевич улыбнулся. Сергей больше не сомневался. Дмитрий в эту минуту решился.
Ответов - 7
louisxiv: 3. Димка платит по долгам Он будет наказан. Так же, как Серый. Обязательно! Он, Димка, просто обязан. Так надо. Так справедливо. Так честно. Когда все вместе сидели за столом, бок о бок с Сережкой, эта ясно вдруг вспыхнувшая мысль казалась Димке замечательной. Чтобы точно ушло в прошлое плохое, которое чуть не порвало натянутую до предела прочности струну дружбы. Чтобы не терзаться своим ничем не оправдываемым и от того еще более паскудным предательством. Чтобы Серый снова ему верил. Там, после ссоры, примирения, за веселым обедом, рядом с закадычным другом Димку настойчиво толкало на подвиги. Да я за тебя на все что угодно, друг! К вечеру, однако, когда все уже разошлись и страсти поулеглись, противный "червячок" сомнений стал понемногу глодать душу изнутри. Но Димка всегда настойчив в своих решениях. Поэтому старается, вновь и вновь ворочаясь с боку на бок во вдруг ставшей такой неудобной кровати, подавить неприятного "червячка". Трудно. Нет, боли он не боится. Хотя - чего себе-то врать? – такое будет впервые, и руки сами собой покрываются мурашками, а попа сжимается, едва он закроет глаза и представит, как все происходит. Больше, однако, он боится, что не выдержит, струсит, отступит. Малодушие страшит. Да и как все это сделать... Родители, предложи он такое, остолбенеют. Его же никогда так… Папа разве что в сердцах подзатыльник отвесит. Мама отругает и в угол поставит. В воспитании они предпочитают слова. Дядя Валера? Он может. Захочет ли? Поймет? Слюнтяй! Решил же. На попятную? Не смей! Не Серого потеряешь – самого себя. На следующий день в школе Димка был излишне задумчив и заторможен. Даже от Сережи это не укрылось. - Эй, Димыч, ты чего сегодня смурной такой? Стряслось что? - А? Да нет, ничего. Все в порядке,- отвечал растерянно Димка, видя как аккуратно, еще с осторожностью присаживается друг на свободное место на лавке школьного коридора. - Точно? - Говорю же. - Тогда встретимся после урока и домой? - Ты иди сегодня один. Я задержусь. Тему новую недопонял по физике. Останусь. - Давай я объясню. - С учителем договорился уже. Иди. Не жди меня. - Ну… ладно. Сергей насупился. Внутри начала зарождаться обида. Чего он? Злится? Не похоже. Тогда что? Вчера же так хорошо все было. И вот опять. Ну и ладно. Не хочешь как хочешь. После уроков, быстро собрав вещи, Дима почти бегом направился к Сережкиному дому. Валерий Георгиевич еще не пришел с работы. Димка стоит, сунув руки в карманы, и ковыряет носком ботинка землю. Сейчас, как ночью, он снова и снова думает, как это, когда лупят ремнем. Вон синяки какие у Сереги. А тут – на себе… - О, Дима. А ты что здесь? - вернул его из задумчивости подошедший Валерий Георгиевич. - Где Серый? - Не знаю. А я к вам. - Ко мне? - удивился Валерий Георгиевич. - Ну пошли. Открыв дверь квартиры, пропустил Диму вперед, привычно поставил свой портфель на тумбочку. - Ну, проходи, гость. Я сейчас, переоденусь только. Дима в гостиной рассматривает картины на стенах. И раньше видел, но никогда не присматривался. Вот огромный букет сирени у распахнутого окна деревенского домика. За окном цветущий сад. А на этой - ночной пейзаж. Луна над озером. Серые кусты в дымке тумана. Как красиво! Любуясь, заметил в углу красиво выведенную подпись. Литвинова. Так это что, Сережкина мама рисовала? Я и не знал… В комнату вошел Валерий Георгиевич. - Так о чем хотел поговорить, Дима? Димка встрепенулся. - Дядя Валера. Я... У меня... Серьезный разговор. - Я слушаю. - Нуууу... Замялся, не зная с чего начать, бегает взглядом по сторонам. Валерий Георгиевич серьезно смотрит на него. Не торопит. Нет. Так не пойдет! Дима пустил руки по швам, выпрямился, вздохнул поглубже. - Дядя Валера. Это я разбил окно. И свалил все на Сережку. А вы его наказали. И вон как строго. А он... Настоящий, самый лучший друг. Накажите и меня. Точно так же. Уфф… Он аж выдохнул с облегчением. - Кхм,- Валерий Георгиевич сложил руки на груди. - Да ты что? А родители знают? - Родители поймут. Объясню. Не им нужно. Мне важно. Серегин отец взял его за подбородок. Пристально посмотрел в глаза. - Уверен? - Да. Только точно как его. Не жалея. - Смелый поступок. Ну что ж... Молодец, что пришел. Похвально. Пороть не буду. Это ваши с Серым дела. Так уж хочешь – отцу скажи. Димка поник, кусает губы. Вскинулся. По уши залился румянцем. - Валерий Георгиевич, пожалуйста. Я чувствую себя виноватым перед Сережкой. В глаза смотреть ему не могу. Он простил. Знаю. Я… Понимаете? Я чувствую себя предателем, - мальчишка снова скукожился, почти прошептал: - Выпорите. Мне легче будет. Валерий Георгиевич подхватил со стола тяжелую хрустальную пепельницу. Сел на диван. Покрутил сигарету. Закурил. - Присядь, Дима, - похлопал по дивану рядом. Заговорил, смотря куда-то в мысленную даль. - Тебе жалко Сережу. И мне. Всегда, когда ему достается. Никогда – слышишь? – никогда я не порол его без настоящей, стоящей причины. Всегда оба знаем, что он провинился и по-другому за это никак. Жестоко ремнем, да? Димка осторожно кивнул. - Посмотри. Картины. Лена. Сережина мама. Мы были счастливы втроем. Теперь нас двое… Глядя на жестким нажимом сильных пальцев тушащийся окурок, Димка придвинулся ближе. - А… Почему? - Торопилась за Серым в садик. Светофора нет. Только зебра. Из-за угла – «Жигули». Зима. Снег, лед. Cкользко. Темно… Сереже два года было, - вздохнул Валерий Георгиевич. - Ты, верно, монстром меня считаешь? А он – единственное, что мне теперь дорого. Я хочу, чтобы он человеком вырос. Настоящим! Понимаешь? Честным. Умным. Добрым. Смелым. Чтобы мне здесь и ей там не было за него стыдно. И пусть лучше я его ремнем по заднице, чем жизнь по лбу. А? - Он знает. Вот как вы говорите, так и он сказал. Ну, там, у нас, вчера. - Вот видишь, - улыбнулся Валерий Георгиевич. – А где Сережка-то, кстати? Вроде дома быть должен. Раз ты тут, - подмигнул. – Сговорились, да? - Нет, - отстранился Димка. – Серый не знает. Обиделся даже, что я с ним домой не пошел. - Ну, давай на стол соберем. Есть хочется. Весь день на бегу. Тут и Серый придет. - Как? А… Дядя Валера… - удивленный Димка потянул свои брюки. - Что? Пороть? Не буду. Сказал же. Ты свое от Сережки получил. А два раза за одно – неправильно. - Эх! Так мне и надо. Простите. Пойду я. Поникший Димка поднялся, глянул исподлобья. Пошел было к двери. - Стой. Мужчина взял за плечи. Развернул к себе. Вздернул подбородок. Поймал убегающий взгляд. Смотрел долго, будто душу сканируя. Кивнул. Отстранил. - Раздевайся. Снимай штаны. Совсем. Димка столько раз представлял этот момент… Как он геройски все сделает. Покажет, что смелый. И докажет, в первую очередь себе, что готов на все ради друга. Но сейчас, в самую важную минуту, стало очень страшно. Показалось, что он начал уменьшаться, а Сережкин отец, наоборот, увеличивается. Отвернулся, расстегивая брюки. Чтобы не видел Валерий Георгиевич, как мелко дрожат руки, как онемели и совсем перестали слушаться пальцы. Мужчина отошел к окну, снова курил. Обернулся. - Готов? Черный пиджачок и белая рубашка висят на спинке стула. Синие брюки аккуратно сложены тут же. Димка стоит рядом. Мнет пальцами край белой майки. Глянул вопросительно-нерешительно. Трусы... Снимать или только спустить можно? - Снимай-снимай. Если хочешь так же, как друга твоего, - ответил на невысказанный вопрос мужчина. Расстегнул ремень, потянул из петель на джинсах. Мальчишка рывком стянул вниз серые боксеры. Уже не заботясь, комком кинул поверх брюк. Вздрогнул, услышав звон пряжки ремня. Взглянул на мужчину. Тот на середине комнаты привычным движением сложил вдвое ремень, смотрит серьезно, но без жесткости, без усмешки. Нелегко мальчишке. Понимаю. Но вроде не передумал, не струсил. Стоит смирно, покраснел слегка, шмыгнул носом. Не знает еще, как сейчас будет. - Иди сюда. Димка послушно, не поднимая глаз, подошел, медленно ступая по мягкому ворсу ковролина. Стыдно и страшно. Но назад пути уже нет. Мужчина взял за шею, нагнул. Димкины уши и щеки зажали ноги в жестких джинсах. Ох. Неудобно-то как. Ответом на мысль, мелькнувшую в голове Димки, стоящего на полусогнутых ногах, инстинктивно вцепившегося руками в джинсы мужчины, руки мальчишки властно завели за спину, скрещенные кисти сдавили замком сильные пальцы. Скользнул к плечам, оголяя, как следует, попу, подол майки. Мальчишка испуганно-растерянно хлопает глазами. Покрутил головой. Ноги мужчины только сжались плотнее, показывая: не вырваться. Руки потянули вверх, заставляя выпрямить ноги, оттопырить торчащую сейчас выше головы задницу, на которую он сам себе нашел приключений. Мальчишка напрягся, закусил губы. Вот… Сейчас… Мужчина поднял руку и резко бросил вниз. Глаза вытаращились, рот разинулся в беззучном вопле. Мальчишка подался вперед и присел. Тут обожгло снова, по другой половинке. Руки дернулись, пытаясь на автомате прикрыть попу. Мужчина рывком вздернул мальчишку, не позволяя больше присесть. И размеренно стегает, давая обстоятельный урок. Мальчишка подскакивает на разъезжающихся, елозящих по полу ногах, попа дергается вправо-влево, судорожно сжимается, когда ремень раз за разом врезается, наливая белые ягодицы ярко-красным. - 20. Ему и этого ох как довольно будет, - решил мужчина. А мальчишке, кривящему измазанное слезами и соплями лицо в страдальческой гримасе, кажется, что это не кончится никогда. Забыв начисто о былом геройстве, чувствуя жаркую боль и отчаянное желание скрыться хоть куда-нибудь от ремня, мальчишка, задыхаясь, давясь слезами, визжит: - Ааааааайййййй….. Яяяяййййй….. Ууууууууууууууйййййй Мммммммммммыыыыыыы…. Мужчина жалеет мальчишку. И даже уважает. Пришел. Настоял. Не просит отпустить. Но порядок есть порядок. Помедлив раздумчиво пару секунд, очередной удар мужчина наметил, чтобы кончик попал посередине мальчишеской попы. Пусть. Надолго запомнится наука. Таких мальчишке причитается еще четыре. Ничего не подозревающий Сережа домой не спешит. Зашел в магазин. Хоть денег в карманах немного, но просто поглазеть. Проходя мимо детского отдела, увидел в витрине машинку, точно такую же, из-за которой подрались в первый раз с Димкой. А та самая, кстати, у него до сих пор в шкафу лежит. Правда, без колес уже. Надо купить. Подарить Димычу как символ нашей дружбы. Хотя... Какая теперь дружба? Вчера все хорошо было. А сегодня... Даже домой со мной не пошел. Тему он не понял по физике... Ага. Как же... Все деньги из кармана Сережа, однако, выгреб. Как раз хватает. Вздохнул, печально бросив взгляд на машинку. Расплатился. И медленно пошел к дому. Окна квартиры светятся. Отец уже дома. А я все никак... Сейчас заметит плохое настроение, спрашивать начнет. А что отвечать? Вставил ключ. Один оборот и дверь распахнулась. Вместе с прохладой окатившего лицо кондиционированного воздуха хлестнул по ушам пронзительный крик. Бросив портфель, в два шага оказался возле двери в гостиную. Толкнул, не смея поверить в то, что и так уже увидел через стекло. Отец, зажав между ног, порет мальчишку какого-то. Лица не видно. Голоса в пронзительном визге не разобрать. Только красная голая попа скачет. - Папа! Отец вскинул взгляд. Из-под разжавшихся ног свалился на четвереньки наказываемый мальчишка. Сергей остолбенел. Судорожно прижав руки к поротой попе, на него глядит бешеными глазами зареванный… Димка. - Ну что смотришь, Серый? - спокойно спросил отец. - Иди, поставь чайник, а мы закончим тут пока. - Папа! Как? Что? Сергей кинулся к отцу и другу. Рука с ремнем ткнулась в грудь. - Сергей. Я сказал. Выйди и закрой дверь. Рука потянула ухо Димки. Заправила голову между ног. Скрестила руки. Отец нахмурился и мотнул головой: вон! Не смея ослушаться, ошарашенный Сережа прикрыл дверь. Прислонился было к стене. Но сбежал на кухню. Чтобы не слышать отчаянных воплей. Чайник поставил будто сомнамбула. Сел на табурет. Димка в гостиной в очередной раз заорал. И все стихло. Стегнув особенно резко, Валерий Георгиевич поставил на середке Димкиной попы финальную точку порки, осторожно разжал ноги и отпустил руки мальчишки. - Хватит тебе. Присевший на колени Дима, не глядя на дядю Валеру, потер помидорно-красную попу. Провел рукой под носом, вытирая сопли. - Все. Получил свое. Вставай. Валерий Георгиевич мягко помог подняться. Обнял. - Посмотри на меня. Ну, что скажешь? Не надо было? Обиделся? Приходящий в себя Димка, глубоко вздохнув, замотал головой. - Неее. Яаа же са-а-ам про... про-сиил. - Одевайся. Умойся. Нам еще Серому объяснять… Димка, подхватив одежду, всхлипывая и прихрамывая, поплелся в ванную. Валерий Георгиевич вошел в кухню. - Чайник поставил? Молодец, Серый. Сейчас чайку попьем все вместе. Открыл шкаф, достал начатую коробку "Ферреро". Сын смотрит исподлобья вопросительно. - Да сам он меня попросил, - нервно закуривая, тут же туша сигарету и устало садясь на табурет напротив, говорит отец. - Что?! - Да. Сам. В глаза тебе смотреть не мог. Предателем чувствовал. Вот и попросил снять, так сказать, груз вины. - Правда. Дядя Валера не хотел, - у вошедшего Димки припухшие от слез глаза смущенно смотрят в сторону. В одно мгновение Серый оказался рядом. Травяно-зеленые изумруды глаз встретились с янтарно-кошачьими. - Димка, из-за меня.. Зачем? Мы же и так друзья. Навсегда. Правда? - Угу, - попытался улыбнуться Димка. - Ух, и тяжела у твоего папки рука, - взялся за попу. Даже через штаны руки чувствуют, как горит. Не ожидал Димка, что так больно будет. - Да. Строгий. Зато справедливый. Сам убедился теперь , дурачок, - отвесил Сергей Димке легкий подзатыльник. Переложил со своей табуретки на Димкину одеяло. - Поможет немного. Валерий Георгиевич разлил чай, поставил на стол конфеты. - Ну что, мужики... Мир? Положил руки на плечи мальчишек. Посмотрел на Диму. - Молодец. Не испугался. Не пошел на попятную. Хвалю. Димка смущенно улыбнулся. Глянул на Серого. Выпрямился - Спасибо, дядя Валера. Стало больно на попе, но легко на душе. Теперь я знаю, как несладко бывает другу после какой-нибудь необдуманной нашей выходки. Не позволю больше ему хулиганить. - Ну ладно. Допивайте чай. Я пойду, покурю. В коробке лежит последняя конфета. Сережка протянул другу. - Это тебе. - Ешь сам. Ты больше любишь. - Тогда пополам? - Давай. - Ой. У меня же для тебя подарок. Совсем забыл. Сережка выбежал в прихожую и вытащил из портфеля машинку. - Машинка. Как та, помнишь? С которой началась наша дружба. И не закончится никогда. Тебе, Димыч. Дарю. Мальчишки склонились над столом. Возились с машинкой, шептались. Сергей поднял глаза на вошедшего было отца. Улыбнулся. Прости, папа. Мы хорошие. Мы больше так не будем. Правда! Забыли, сын. Горжусь вами. Люблю тебя, родной. Отец помахал рукой, приставил палец к губам, неслышно отступая назад: не буду мешать, мол. В гостиной, прикрыв дверь, набрал номер. - Петь, здорово. Димка у нас. Останется сегодня. Нет-нет. Все хорошо. Замечательно. У них с Серым дела. Потом объясню. Да-да, говорю, же все ладком. Ладе привет.
louisxiv: А здесь? Кто-то решится почитать и сказать хоть что-то? В оценках автор не требователен. Что +, что -, не в том дело. Просто думаю вот, что не формат, может... Хотя помещено админом в Антологию. Это многого стоит. Радует! Да, знаю, вроде как неокончено. Народ требовал продолжения. Мне показалось, что все ясно и так. Тем более длинные тексты вне бумаги осилить трудно.
Виктория: louisxiv пишет: А здесь? Кто-то решится почитать и сказать хоть что-то? louisxiv , может просто "затерялось" среди других произведений? Сейчас вот вы написали - всплыло как "новое сообщение", должно привлечь внимание участников.
louisxiv: Виктория пишет: должно привлечь внимание участников. Спасибо за поддержку!
Сништ: Не дошли глаза до этого рассказа раньше. Если отбросить две недели, в которые не верю, и то, что в такой позе с зажатыми ногами ушами я никогда не бывала, поэтому плохо себе представляю, то могу сказать, что мне повезло хотя бы в том, что меня отец порол только за сделанное мной. Справедливо или несправедливо - другой вопрос, но по крайней не за то, что сделал кто-то другой. Сваливать совершенное мной на других мне тоже не случалось. Рассказ выглядит немного идеалистично, пожалуй, но хорош - вызывает зависть у той, у которой отняли детство, затем дали немного "подышать" и снова отняли - теперь уже юность.
louisxiv: Сништ пишет: Рассказ выглядит немного идеалистично, пожалуй, но хорош Спасибо! Отзыв вдумчивый. Да, это же фантазия, так что идеализм, а не правда жизни...
Виктория: louisxiv Достаточно творческого отпуска. Пора - новое, свежее! Люди жаждут!!
полная версия страницы