Форум » Антология лучших рассказов, размещенных на форуме » qwasar. Принцесс не порют » Ответить

qwasar. Принцесс не порют

Forum: Принцесс не порют Порка №1. Алексей Вскоре после того, как я привёз Лизку из школы, Дед вызвал меня и сказал: - Лёха, заготовь-ка на вечер розог. С десяток. Ну, наконец-то! Сколько можно терпеть эти выходки??! Сегодня она опять устроила какую-то гадость. Насколько я понял, спёрла у соседки по парте телефон и позвонила с него туда, куда не следует школьницам звонить. Хуже того, не просто позвонила, а наговорила что-то нехорошее про завуча. Сильно обидела, в общем, всё школьное начальство, скандал очередной был. Директриса в свою очередь позвонила Деду, тот расстроился. И, судя по всему, решился-таки взяться за непутёвую внучку серьёзно. А иначе ведь она, оторва 14-летняя, не поймёт! Правда, с тех пор как уволили Галку и гувернанткой Настёну взяли, Лизка вела себя более или менее прилично. Строгая и рассудительная Настёна каким-то образом нашла к ней подход. Дед было обрадовался. И вот, на тебе! Опять безобразие учинила! Ну, ничего, получит сегодня паршивка! Нарезал я, короче, в саду прутьев и принёс Деду показать. Я ведь не знаю, какими они должны быть, эти розги. А Дед, помнится, рассказывал, что и его, бывало, в детстве учили, и он сам, позднее, брал в руки этот инструмент. Дед оторвался от своих мемуаров, сдвинул очки на кончик носа, посмотрел внимательно на прутья – и забраковал. - Эх, Лёха, - говорит. – Сразу видно, что и тебя не пороли мальчишкой! Выросло непоротое поколение! И что толку с вас? - Розги, - говорит, - должны быть длинные, ну с метр примерно, гибкие и худо-бедно прямые. И малость потолще, чем эти. Понял? Ива, рябина, что-нибудь в таком, понимаешь, коленкоре. И замочить для пущей гибкости. А эти, ломкие, не знаю с какого куста, выкини с глаз долой. Это – не розги, а порнография одна! Любит он это слово, Дед. Как что не так, то «порнография». Женщины, которые не в курсе, смущаются поначалу, но быстро привыкают. Он ведь его не в порнографическом смысле использует, а так, походя. Смелая Настёна попыталась было ему замечание на этот счёт сделать, но Дед быстро её обломал. - Ты, - говорит, - Анастасия Михайловна, хорошим манерам Лизавету прежде всего учи. А я сам много раз учёный. Я, - говорит, - и когда ротой, и когда полком, и когда дивизией командовал, таким трёхэтажным завсегда крыл, что уши твои, голубушка, нежные в трубочку бы свернулись и побоялись назад разворачиваться. Так что считай, что «порнография» - это изящная замена тех ядрёных словосочетаний! Вот так! Повторно я розги заготовил уже в соответствии с инструкциями Деда. Розги получились ого-го! Лизке не поздоровится! Наверное, и сидеть после таких будет непросто. Но сама заслужила! Однако больше всего Дед удивил меня, когда сказал, что я буду помогать ему с поркой. Я, конечно, его шофёр и вроде как личный адъютант, но с внучкой подразумевалось, что я должен держаться на дистанции. Чтобы, значит, никаких личных привязанностей и шур-мур не возникло. А тут вдруг порка! То есть я увижу Лизкину голую задницу, и она будет знать, что я вижу её голую задницу. Вроде как эротический момент получится! Хотя, честно сказать, не больно меня волнует Лизкина задница. Девчонка ещё угловата и далеко не так интересна, как её гувернантка. Вот Настёну бы я с удовольствием. . . В смысле не выпорол, а. . . Но. . . Размечтался! Близок локоть, да не укусишь. Подъезжал я к этой интеллигентной барышне пару раз. И получил конкретный отлуп. Без грубых слов, но таким ледяным и, главное, недоумённым взглядом одарила. . . Подумаешь, графиня в изгнании! А, по-моему, раз уж пошла в услужение, так нечего нос-то задирать! *** Дед вызвал меня довольно поздно. Где-то в пол-одиннадцатого. Лизке в это время уже спать полагается. Но её самой в кабинете Деда ещё не было. Зато была Настёна, то есть, пардон, Анастасия Михайловна. Я вошёл с пучком мокрых прутьев, но Дед меня словно бы и не заметил. Продолжал разговаривать с Настёной. Я невольно прислушался, и тут меня прямо пот прошиб. Говорил Дед о Лизке, но пороть собирался вовсе не её! Речь ясно и определённо шла о том, что порка предстоит Лизкиной гувернантке, то есть самой Настёне. За Лизкины безобразия! Сразу стали понятны и настоящие розги, и поздний час. . . Вот так дела! Жаль, что меня сейчас выпроводят! На самом интересном! Дед, словно прочитав мои мысли, заметил меня и велел пока присесть. Пока!! Значит, будет продолжение?! - А Алексея я позвал, - продолжал Дед, - чтобы он мне помог. Старый я уже, ноги больные. Ого! Вот это поворот! Жаль, что я не мог видеть в этот момент лица нашей «графини», стоявшей перед рабочим столом Деда. Лишь отметил, как напряглась её всегда прямая спина. Что-то стала говорить – сбивчиво, торопливо, но так тихо, что я ни слова не разобрал. - А уж это не тебе решать, голубушка! – Дед зычно перекрыл ее лепет. - Приступим, чего резину тянуть? Тут даже я, человек бывалый и совсем не робкий, как-то растерялся и не мог сообразить, как именно должен «приступить». Сидел, дурак-дураком, на стуле, крепко стиснув розги. Настолько крепко, что потом даже следы от ногтей на ладонях остались. А Настёна - тут мне даже жалко её стало - вообще оцепенела. Один Дед не испытывал никакой неловкости и был уверенным, впрочем, как обычно. - Оголяйсь! – решительно скомандовал он. И тут она – ну прямо смех и грех! – подняла руки к воротничку и судорожно схватилась за пуговички блузки. Похоже, Дед действовал на неё словно удав на кролика. - Нет, - сказал Дед, - сиськи свои, Настя, оставь для более подходящего случая. Я на своём веку бабских сисек насмотрелся вдоволь, а Алексею и задницы твоей хватит. Снимай-ка юбку и трусы! И тут Настёна впервые обернулась и посмотрела на меня. Помедлила какое-то время, вроде как собиралась что-то сказать. Но потом гордо вскинула голову, брезгливо передёрнула плечами и, презрительно фыркнув, начала стаскивать строгую узкую юбку, которая была натянута на её крутых бёдрах, как на барабане. Ах, вот мы как, значит! Жалость к этой упрямой гордячке испарилась, уступив место злорадству, и одновременно вернулась моя обычная уверенность. Справившись наконец с юбкой, Настёна снова замерла в нерешительности. Поглядела на Деда с мольбой и жалобно так протянула: - Иван Захарович. . . Не надолго же хватило у тебя форсу, красотуля! - Отставить! – оборвал он её. – Снимай трусы и эти, как их. . . колготки! Настёна поникла головой, но ослушаться не осмелилась, приспустила всё хозяйство и руками придерживает, чтобы хоть как-то прикрыться. - Ложись! – скомандовал Дед. – Животом на стол! – и сгрёб в сторону черновики своих мемуаров. Тут уж она не стала медлить и быстренько улеглась. Наверное, надеялась, что так меньше разглядим. Напрасно надеялась! Я с восторгом смотрел на её роскошную белую, наверняка такую гладкую! задницу. Я, конечно, повидал достаточно женских задниц, но тут то ли ситуация была особенная, то ли настёнина задница и впрямь была выдающейся. . . В общем, я ощутил трепет, как будто впервые женщина заголилась на моих глазах. - Алексей, эй! Лёха! Заснул, что ли? Подай-ка сюда розги! Дед кряхтя привстал и начал обстоятельно пробовать заготовленные мною прутья, помахивая ими в воздухе над головой съёжившейся Настёны. Розги визжали и пели. Бедная Настёна от страха зажмурилась. - Привязывать не будем, – размеренно говорил Дед. – Ты, Настя, девка взрослая, знаешь, за что наказывают, должна терпеть и не рыпаться. По первости получишь пятьдесят розог, сама же и будешь считать вслух. Понятно? Настёна промолчала. - Я спрашиваю: понятно? – он повысил голос. - Да, Иван Захарович, – выдавила она. - Хорошо. Главное, Настя, пойми: тебя накажут для пользы дела. Ты – человек грамотный, старательный, правильно себя держишь. Я верю – ты сумеешь помочь Лизоньке справиться с её, как теперь принято говорить, проблемами. А порку воспринимай как дополнительный стимул. Чтобы у тебя было ещё больше желания наилучшим образом применять все свои педагогические знания и навыки. Ты согласна? – свист розги. - Да, Иван Захарович, - чуть слышно произнесла Настёна. - Вот и отлично! Дед выбрал, наконец, пять прутьев из десятка и протянул их мне. - Давай, Алексей, попотчуй нашу барышню! А сам переместился в кресло напротив. В тот момент мне, наверное, было бы проще с завязанными глазами разобрать на детали и снова собрать машину! Я замахнулся. - Стоп! – скомандовал Дед. – Куда всеми-то сразу? Это тебе не в бане веником махать! По одной давай, и через десять ударов меняй! Для свежести! Я послушно взял один прут, а остальные отложил. Тогда я думал, что Дед жалеет Настёну, и одной розгой не так больно, как пучком. Быстро хлестнул три раза, так что Настёна едва успела скороговоркой сосчитать. - Не годится! – опять остановил Дед. – Эх, молодёжь безрукая! Он тяжело поднялся и подошёл ко мне. – Ты её захлёстываешь: одними кончиками достаёшь, и всё по боку, по боку. А надо – по заднице и всей розгой! И не торопись ты так! Гляди! Дед взял у меня прут и показал что и как надо. Настёна судорожно вздыхала и чуть переступала ногами под каждым его ударом, но не забывала считать. На счёт «десять» Дед отбросил прут и вернулся в кресло. - Давай, казак! Твоя очередь! Я встал поудобнее и принялся старательно пороть. Под влиянием как всегда рассудительной и чрезвычайно основательной манеры Деда первые яркие впечатления уступили место желанию получше выполнить новую непривычную работу. Получаться стало не сразу, но Дед больше не прерывал меня. Я стегал пухлую настёнину задницу, стараясь выдерживать ритм и силу ударов и делать поменьше этих, как их. . . захлёстов. Поначалу Настёна пыталась вести себя героически. Только по прерывающемуся голосу, резкому непроизвольному вскидыванию головы и подрыгиванию стройных ножек можно было догадаться, что она терпит на пределе. Но розги явно оказались пронзительней её ожиданий. Вот уже и взвизгнула, заскулила, всхлипнула. Считать стала невнятно, сбиваться. По указанию Деда за это пришлось добавить пару-тройку штрафных. Вообще, я, признаться, вошёл во вкус. На роскошной подрагивающей белой заднице аппетитно вспухают краснеющие полоски – где там ещё не обработано? Ну, что, гордячка, как оно? Ты ещё о пощаде молить будешь! Где-то после тридцати гордость и стыд стали поспешно сдавать свои позиции. Настёна вскрикивала уже не сдерживаясь, пару раз пыталась то ли прикрыть, то ли потереть страдающие места, но скоренько отдёрнула ужаленные злой розгой ручки, да и штрафных ещё заработала. А как вертела, как крутила задницей и ляжками: то так, то сяк, то этак – загляденье! Просто ламбада! При перемене розог Дед каждый раз говорил ей что-нибудь ободряющее, но не уверен, что до неё доходили эти слова. Однако просьб о пощаде добиться от неё так и не удалось! Перед последним ударом Дед задержал меня. - Ну вот, Настя, уже почти всё. Ты – молодец, я так и думал! Достойно вытерпела порку! Но, учти, - при этих словах Настёна подняла от стола и повернула в нашу сторону помятое, заплаканное лицо с размазавшейся тушью, - это был первый урок. В следующий раз и далее будешь получать по сотне горячих! – Настёна обречённо ткнулась носом назад в полированный бук. - Но я надеюсь, ты постараешься, чтобы этих следующих раз было как можно меньше! Алексей, последний сильнее! Я хлестнул что есть мочи. Настёна отчаянно взвизгнула и теперь уже по-настоящему разревелась. *** Потом Иван Захарович задержал меня и предупредил, чтобы я никому не проболтался об этих порках. Особенно чтобы Лизка не разнюхала. Ну, об этом он мог бы и не беспокоиться. Знает ведь, что на меня можно положиться. Когда надо, я - могила. И напоследок Иван Захарович добавил, чтобы я не вздумал обижать Настёну: - Служба службой! Порка №2. Анастасия Сегодня Лиза опять набедокурила в школе, и вечером мне предстоит новая порка. Я, наверное, умру. Сто розог! В прошлый раз мне всыпали пятьдесят, и то я еле выдержала. Меня ведь никогда прежде не пороли. Я и представить не могла, что это НАСТОЛЬКО больно! Лёшка, болван, после той порки возомнил о себе невесть что! Снова многозначительные взгляды, попытки притиснуть меня в каком-нибудь углу, когда никого рядом нет. А сегодня, узнав о новой провинности Лизы, откровенно обрадовался и поспешил подкатить ко мне с выгодным, на его взгляд, предложением. Дескать, если буду поласковее с ним, то он постарается пороть меня не так «шибко»! Я еле сдержалась, чтобы не влепить ему пощёчину. Привык с дешёвками общаться! Он прочитал в моих глазах то, что я о нём подумала, и процедил: - Ну, смотри, гордячка. . . Не хочешь по-хорошему, будешь выдрана, как коза лохматая! После обеда и выполнения домашних заданий мы с Лизой гуляли в саду, и я объясняла, почему она была неправа. На физкультуре, когда мальчики подтягивались на перекладине, она подкралась к нелюбимому однокласснику и сдёрнула с него трусы. Совсем сдёрнула! Ох, Лиза, знала бы ты: за то, что ты просто сдёрнула с этого обормота трусы, твой дедушка сегодня вечером не только сдёрнет с меня мои, но и пребольно выпорет! Обиженный одноклассник мешком свалился на пол, ушибся вдобавок и полез драться. За Лизу вступился её поклонник, за обиженного встала грудью его поклонница, и пошло-поехало. Полкласса азартно подралось на той злополучной физкультуре. И всё из-за Лизы! - Ты понимаешь, что так ни в коем случае нельзя поступать? Ты публично опозорила Дениса! И притом так подло, подкравшись! - Анастасия Михайловна, а почему Дениске никто и слова не сказал, когда он подкрался на перемене и задрал мне юбку? Почти до самых ушей? Все только похихикали и полдня обсуждали мои трусики. Это не подло? Я как могла объясняла ей, что Денискин поступок тоже подлый, что реакция окружающих на него была неправильной, но сама она не должна отвечать тем же, не должна устраивать эскалацию подлости. Сдёргивая с Дениски трусы, сама становишься такой же мелкой пакостницей, как сей недостойный отрок! Нужно подняться над этим, быть выше! Вести себя так, чтобы тебя уважали! Чтобы у Денисок и мысли задрать тебе юбку не могло возникнуть! Лиза молчала, но, мне кажется, постепенно соглашалась со мной. Она ведь, если разобраться, не дрянь, девочка неплохая. И в первый раз, и сейчас её спровоцировали на нехороший поступок. Она защищалась как умела, отвечая на удар более сильным ударом. И теперь моя задача - увести её с тропы войны первобытных дикарей на путь цивилизованных договоров и взаимоотношений. Эх, Лиза-Лиза, знала бы ты, что мне предстоит сегодня вечером, когда ты преспокойненько уснёшь! Чуткая Лиза заметила, что я немного не в себе, и спросила, всё ли у меня в порядке. Ну что я могла ответить? Сказала правду: что ОЧЕНЬ огорчена её поступком. Умолчав, естественно, о скорых последствиях, которых я ожидала с нарастающим душевным трепетом. Лиза по-настоящему расстроилась, взяла меня за руку, прижалась и ещё раз, теперь уже искренне, попросила прощения. Конечно, я её пожалела и простила. Но кто пожалеет и простит меня?.. *** Этому вечеру суждено было превзойти самые худшие мои ожидания. Я вроде бы настроилась как надо, убедила себя, что вытерплю достойно очередную экзекуцию, в прежние времена вон баб вообще регулярно пороли – и ничего, не вымерли, даже наоборот. . . Однако войдя в хозяйский кабинет и снова увидев широкий старинный, теперь мне настолько печально знакомый, стол, а, главное, подлого Лёшку, перебирающего розги (ну зачем так много-то?!!) и прячущего довольную ухмылку за напускной озабоченностью и деловитостью, я почувствовала, что от моей решимости не осталось и следа. Меня пробила такая сильная дрожь, что зубы застучали – хотя комната была отлично протоплена. Иван Захарович в этот раз не стал тратить много слов. Про очередную историю знаешь? Как не знать. Регламент помнишь? Помню. В таком разе, пожалуйте на стол сударыня, за наукой. . . Прижавшись голым низом живота к прохладному жёсткому ребру столешницы, я вдруг осознала, что гордость и самолюбие, помогавшие мне более или менее достойно перетерпеть первую порку, сейчас отошли на задний план. Потому что теперь у меня уже были воспоминания, был горький опыт, а самое главное, я помнила и обещание Ивана Захаровича про сотню «горячих», и Лёшкины недвусмысленные угрозы. В этот миг я искренне пожалела, что не поддалась уговорам этого мерзавца. И первые же удары подтвердили самые худшие мои опасения. Показалось, что вместо розог на сей раз меня секут раскалёнными стальными прутьями! Вот, значит, почему их называют «горячими»! – только и успела подумать я. А потом все мысли улетели. Проклятая розга визжала и жалила! Визжала и жалила! Не осталось ни стыда, ни упрямства. И я уже была согласна на ВСЁ!!! Только чтобы это прекратилось как можно скорее, прямо сейчас!! Помню свои крики о том, что – нет, всё, не могу больше, ухожу, увольте меня!.. Помню сильные руки Ивана Захаровича, крепко стиснувшие мои запястья, его наставления: не дури, девка, всё по справедливости, надо, сама понимаешь. . . Про счёт забыла, мне вкатили сколько-то дополнительных, но поняли, что здесь толку от меня уже не добьёшься, и досчитывал Лёшка. Что и как он там у меня видит, меня уже совершенно не волновало. . . Миленькие! родненькие! больно! хватит! пожалуйста! остановитесь! пощадите! умоляю! – неужели из моих уст вырываются эти слова?.. - Ну вот и всё, всё уже, будет орать-то, успокойся!.. Это Иван Захарович меня утешает, неуклюже, но от души, гладит по голове, вытирает своим платком моё мокрое от слёз лицо. . . А я всё ещё кричу и извиваюсь, потом сообразила, что руки-то свободны, потянулась к напоротым местам – ой, больно-то как!.. Лёшки уже нет, выставил его, значит, Иван Захарович. Мажет мою бедную попу какой-то мазью (ой, щиплет-щиплет!!!) и что-то утешающее говорит. - Ты, прости уж нас, голубушка, перестарались малость! Впредь аккуратнее будем! От этих «малость» и «впредь» у меня истерика началась. Смех сквозь слёзы! . . .Потом мы с Иваном Захаровичем пили чай и беседовали о Лизкиных «проблемах». И если бы не подушка-думка под моей попой – то будто бы ничего такого и не произошло. *** Что дальше? Против ожидания, уже на следующий день следы на попе поугасли и выглядели совсем не страшно. Я даже сидеть могла вполне нормально и, если не ёрзала, то почти и не саднило. Вот бы не подумала, что смогу ходить как ни в чём не бывало после целой сотни розог. Поэтому вчерашнее паническое намерение сбежать, уволиться сегодня уже совсем не кажется актуальным. Конечно, будь Лиза по-настоящему испорченной и вредной, я бы ушла. Терпеть такое каждую неделю – никаких денег не надо! Но Лиза, слава богу, вполне вменяемая девочка. Как Иван Захарович и обещал. Мы с ней найдём общий язык, да уже, считай, нашли, и я уверена, она будет всё реже и реже подставлять меня под розги. А куда ещё деваться? Мне уже тридцать стукнуло. С мужем развелась и не жалею. Ничтожество, эгоист и хам! Живу с мамой в одной комнате коммуналки. Три соседские семьи. В квартире есть свой хулиган и дебошир, есть злобная ничейная старушенция, есть много других постоянных гадостей, но нет перспектив расселения. Кто жил в подобном аду, тому объяснять не надо. Как мне добиться отдельного жилья? Ждать и терпеть до пенсии, пока от щедрот властей не свалится простой учительнице какая-нибудь каморка на самой труднодоступной окраине? Или, по примеру многих, податься в содержанки, пока не поздно и ещё есть, что предложить? Подцепить богатенького «папика»? Признаться, в минуты отчаяния посещали меня такие мысли, и я клятвенно обещала себе: всё, как только подвернётся не самый тошнотворный пузанчик, не буду дурой, буду умной. . . Вот только всякий раз, когда судьба подкидывала мне такой шанс, я посылала «папика» подальше, будучи твёрдо убеждена в тот момент, что грязная коммуналка лучше, чем грязь в душе. И тут неожиданно от агентства свалилось это, на первый взгляд, такое заманчивое предложение. Заработок для меня просто огромный, жизнь в шикарном загородном доме на всем готовом, но. . . Почему-то до сих пор ни одна гувернантка не задержалась там более чем на пару месяцев. Отринув сомнения, я ухватилась за это предложение. Справлюсь с чем угодно – мне ли не справиться? С моим-то красным университетским дипломом и таким, уже немалым, опытом? Подстроюсь как-нибудь под любые обстоятельства. . . Разговор с хозяином, когда мне внятно и без прикрас разъяснили ВСЁ, поверг меня в шок. Такого я никак не ожидала! С ходу хотела отказаться, но потом всё же призадумалась. . . Таких серьёзных денег мне больше нигде не заработать. . . Иван Захарович производит впечатление человека, который попусту не обидит. . . Да и, в конце концов, моей профессиональной чести был брошен вызов! Короче, я решилась. Ведь я же не думала тогда, что ЭТО всё-таки произойдёт и будет ТАК больно! *** А Лёшка теперь ходит котом вокруг, подлизывается и облизывается. Но что меня особенно бесит - моё презрительное игнорирование его персоны теперь не очень-то его, похоже, и обескураживает. Как будто хочет сказать: ну-ну, не сегодня, так завтра, мы подождём, мы не такие гордые, мы ждать умеем. . . Порка №0. Иван Захарович Галина, предыдущая гувернантка, после очередной школьной жалобы на Лизоньку выдала мне как-то: - Пороть надо вашу принцессу, товарищ генерал! Это переполнило чашу моего терпения! Я сказал этой дуре, что пороть надо не принцессу, а её! Раз она не может справиться с одним-единственным и отнюдь не самым запущенным ребёнком! После этого я сформулировал новые условия. Порка полагалась гувернантке за каждую жалобу из школы на Лизонькино поведение, если я сочту эту жалобу обоснованной. Галина подумала-подумала и, поняв, что я не шучу, предпочла уволиться. Педагогиня хренова! А я подал заявку в агентство по найму гувернёров и воспитателей. Существенно повысил предлагаемую зарплату, но сделал оговорку про специальные условия. Агентство быстро подсуетилось и прислало мне одну за другой нескольких кандидаток. Две первые, каждая с ворохом рекомендаций, узнав про специальные условия, сделали страшные глаза и трусливо отказались. Две другие, не столь рекомендуемые, не понравились мне. Одна из них, молодая фифа, сразу начала строить глазки и заявила, что ради настоящего генерала готова на всё. Не мучай меня больные ноги, я бы пнул эту наглую прошмандовку в её похотливый вихляющий зад! А другая, постарше, своими повадками до безобразия напоминала мне бестолковую Галину. Мне не нужна была плохая гувернантка для-ради порки, равно как и хорошая гувернантка, которая будет работать только за деньги, а не за страх и совесть! Мне нужна была хорошая гувернантка, которая будет ОЧЕНЬ заинтересована в результатах своего труда! Пятая кандидатка, Настя, мне больше приглянулась. У неё тоже было небогато с рекомендациями, поскольку работала всё больше в школе, но она выглядела как приличная и интеллигентная молодая женщина, держалась достойно, не принижаясь и одновременно не преувеличивая свои достижения, а главное – много и с видимым интересом расспрашивала про Лизоньку. Я рассказал, что родители Лизоньки – люди чрезвычайно занятые. Папа, мой сын – в банке, мама – владелица модного магазина. Не могут, понимаешь, уделять дочке достаточно внимания. Потому и сплавили к деду-генералу в загородный дом, чтобы девочка постоянно была под присмотром. А мне не угнаться уже за прыткой внучкой, да и мемуары отнимают много времени. Вот гувернантка хорошая и нужна. Лизонька – девочка с характером, но поддаётся воспитанию. Основной больной вопрос – научить её правильно вести себя с окружающими, чтобы было поменьше никому не нужных конфликтов. Родители её избаловали, и она просто не умеет взвешивать свои поступки и соотносить их с возможной реакцией других людей. Хорошая гувернантка, которая любит детей и работает не только за деньги – я это особо подчеркнул – должна справиться. Настя обещала приложить все усилия и спросила, что это за специальные условия, помимо оплаты. Я объяснил. Всё как есть. Простыми доходчивыми словами. Она густо покраснела. Я сказал, что порка – это необходимость, вызванная неудачным предыдущим опытом. Уже три гувернантки у Лизоньки было, но никто из них не справился. Или не захотел справиться. Я подчеркнул также, что у меня нет никакого желания наказывать её просто так и тем более самому выдумывать поводы для порки. Всё будет честно. Слово старого солдата! Настя попросила сутки на размышление. Я согласился, так как по душе пришлась она мне. Правильная! На следующее утро она позвонила и сказала, что готова познакомиться с Лизонькой и немедленно приступить к работе. Так бы сразу! А то выдумали, понимаешь: пороть принцессу! ПРИНЦЕСС НЕ ПОРЮТ!!

Ответов - 1

Виктория: Сказка ложь, да в ней намек: добрым молодцам урок Как вам такая идея? - Показалась интересной и не лишенной здравого смысла: - Пороть надо вашу принцессу, товарищ генерал! Это переполнило чашу моего терпения! Я сказал этой дуре, что пороть надо не принцессу, а её! Раз она не может справиться с одним-единственным и отнюдь не самым запущенным ребёнком! После этого я сформулировал новые условия. Порка полагалась гувернантке за каждую жалобу из школы на Лизонькино поведение, если я сочту эту жалобу обоснованной. (...) Мне нужна была хорошая гувернантка, которая будет ОЧЕНЬ заинтересована в результатах своего труда! Какие мысли на сей счет?



полная версия страницы