Форум » Антология лучших рассказов, размещенных на форуме » Serge de K. Там вдали у реки... » Ответить
Serge de K. Там вдали у реки...
Serge de K: Там вдали у реки... Предисловие. Никогда не писал фанфиков. И вот решил таки поэксперементировать. В основу этого рассказа положен " Очерк из истории гражданской войны", написанный много лет назад замечательным тематиком Ещетотом. По крови мы отчасти связаны с донским казачеством и я просто не мог не пройти мимо этот темы. Я думаю Ещетот не был бы против того, что я дополню его "Очерк..." да и кое что поправлю Там вдали у реки... Белая, казачья сотня вошла в станицу после полудня. Горстка красноармейцев, изрядно потрепанная до этого в боях, покинула ее почти без боя, желая сохранить живую силу. Около двух десятков бойцов с одним полуживым "максимом" врятли смогли бы оказать должное сопротивление сотне казацких сабель, которые за редким исключением были извлечены из ножен во время взятия станицы, которая за пару недель уже не раз переходила из одних рук в другие. Как положено, делегация станичных стариков, еще хранящих веру в царя и Отечества, встретила сотника на околице при въе6зде в станицу, а пара ядрёных куркульских девах в нарядных сарафанах поднесли бравым казакам хлеб-соль да чарки кристально-чистого первачка. - Ну что ,станичники, давайте докладывайте обстановку, - молвил принявший стакан и зажевавший его корочкой сотник, - Как без нас тут красные успели свой порядок навести аль живы еще те кто верит в нашу скорую победу? - А как без веры то ! Ясно дело верим, вот тока у большей части станицы этой веры уже нету, - произнес старейшина Егор Антипыч - Одна надежа тока на вас осталась. Мож наведете у нас тут должный порядок, а то этих коммуняк никакого спасу нет. Кое-кого надобно повесить аль расстрелять. - Данной мне властью я бы, конечно, мог всё это произвести - ответил сотник, - но что потом с вами будет? Мы суток двое-трое у вас побудем, а потом уходим в Крым. А придут красные, так и вас и семьи ваши без разбора живо порубают. Потому обойдемся без лишнего кровопролития, разве что публичную порку для сочувствующих произведем что бы впредь знали кому в ножки кланяться да перед кем стелиться. Велю сейчас же своим казачкам выставить кордоны по окраинам, а вы уж озаботьтесь о списке тех кто комиссарам сочувствовал. Пущай под нашими розгами манясь полежат! Пущай знают на чьей стороне быть ! Завтра же с утра и приступим. Разукрасим белые зады в цвет ихнего флага! - Так список тот уже заготовлен, Ваше благородие! - произнес старейшина,- Мы ж его еще в прошлый раз писали да вот передать не успели : токо успели порадоваться, что наши пришли, как тут же эти голодранцы наскочили! - Ну спасибочки вам за это! - произнес сотник, спускаясь со своего гнедого. - Служим Отечеству, царю, Вере Православной и казачеству нашему! - ответили, убеленные сединою, казаки Для начала, как велел сотник были выставлены кордоны по границе станицы, а затем послали гонцов по станице, чтобы население(большей частью женское) бани принимало, да завтра на площадь в чистом исподнем явилось поголовно. Слухи о завтрашней экзекуции разлетелись по станице быстрее пули. Первой к кому заявились казаки была Степанида Марковна. Ейный муж уж как год воевал в рядах Красной Армии и она этого не только не скрывала, но даже гордилась этим. Знала она, что их ожидает за пособничество , сбежать уже собирались, но казаки опередили ее завалившись к ней дом когда она уже почти стояла на пороге со своей шестнадцатилетней дочерью Марфою. - Это куды ж вы собрались ? - хмуро сказал урядник - Тикать удумали ? Так дальше свого забора утечь не удастся ! Ты что ль Степанида Гаврилова будешь? - Я - честно ответила женщина. Казак что то пометил в своей бумажке, написанной старостою. - А это дочь твоя что ль будет ? - Дочь...Марфа. - Новой властью приказано вам завтра в полдень быть на майдане. Экзекуция назначена. Сами не явитесь силком приведем, не тогда уже хуже для вас будет. Сказав эту весть казаки тут же поспешили дальше, а Степанида еще с минуту стояла на крыльце дома словно каменное изваяние. - Мама, мама...А про какую экзекуцию казаки говорили ? Дочь смотрела на маму, а та даже не знала что ей и ответить. - Сечь нас доченька будут завтра, сечь... Эх, дура я дура, надо было сразу тикать пока казаки еще на околице были. А теперича точно не сбежим. Да уж пущай посекут - кожа затянется, лишь бы только не постреляли нас. - Сечь ? Это... как ? За что ? - Да как раньше секли крестьян за не повиновение, так и сейчас посекут, глупая ты моя. - За то что татька у нас у красных ? - Да доча, за это..За это.., - сдерживая слезы произнесла казачка, прижимая к свой груди голову дочери. Задымили бани, а для отроков в радость было сообщение, что будут сечь ихнию учительку Марину Владимировну да ее дочуру Аньку. Потому что она их при девочках не раз позорила , а потом из класса в зашей выгоняла. Ваське Огольцову о том рассказал Антошка Федоров, прибежавший к нему . - Побожись, что не врешь ? - Вот те хрест, - сказал Антошка несколько раз перекрестившись,- Я сам видел ту бумагу с которой казаки по домам ходили, - Учительница и Анька в самом начале этого списка того были. Потом к нам пошли, но я за тыном сховався и сюды прибег. - Училку совсем не жалко, пущай ей всыплют как следует что бы нас больше при девках не позорила, а вот - Анютку..Ту жалко. Ее то за что ? - Чо влюбился в нее ? Васька постарался не смотреть не смотреть в сторону своего дружка - Ай, гляжу, что влюбился ! - И много то народу в том списке том было ? - Говорят дюжины две или три. Дедов и бабок велено не трогать, малых и каркулей тож. - А давай сбежим со станицы ? - Куды ? Вон Гришка сбирался утечь так казаки его на околице живо заловили, отвели к свому атаману и на козлах прям перед его домом и высекли. А еще видел я Любку и Зинку Емелиных. Их тоже изловили когда те через Дон плыть хотели. Мне о том тетка сказывала. - Так Зинка и до половины не доплыла бы, утопла бы ,- удивился Васька. - А мы уйдем, как только стемнеет ! - Ты как ? Антошка не долго думая согласился. То было правда. Сестер Емелиных задержали два казака, направленных сотником для заготовки лозы для предстоящей экзекуции. Если бы младшая Зинка которой исполнилось недавно четырнадцать оказалась бы проворней, то они бы смогли уплыть. Любка старшая ее на два года уже стояла по колене в воде пока младшая зачем то стала возится с со своими косами, с тревогою глядя на донскую воду. В этот самый момент на берегу и появились казаки. Девки тут же бросились в воду, но после того как один из казаков пальнул поверх их голов из ружья им ничего не оставалось делать как покорно выйти на берег. - Что делать будем, Григорий ? - спросил более старший из казаков, передергивая затвор - Шмальнем что ли их тута и дело с концом? Но казак который был помоложе решил все таки пожалеть девок, которые тем временем стыдливо стояли у самой кромки воды в одних тонких сорочках . - Шмальнуть успеем, пущай вон допоможут нам лозу в станицу дотащить, а то вдвоем шибко много не снесем. - А, что, дело говоришь,- согласился старший казак, - Давайте девки так : мы рубить будем, а вы лозу собирайте и в пуки увязывайте. Сестры переглянулись уже радусь тому, что хоть в живым остались. - Лозой батько с мамкою то угощали ? - поинтересовался в тот же казак, вынимая из ножен шашку и подходя к зарослям краснотала. - Бывало, - краснея ответила Любка.- Тока не лозою, а крученными вожжами. - Небось за то что с парнями допоздна погуливала ? - И за то тож. - И где ж теперь ваш батько ? Девки с делали вид, что не услышали вопроса, готовясь собирать уже срубленные прутья. - Понятно, с нашими воюет. Ну ни чо завтра за это ответ пе6рд новой властью держать будите. Зинка от этих слов вздрогнула и уже была готова дать волю слезам. (продолжение следует)
Ответов - 2
Serge de K: - До чего же старшая девка на мою Анфиску до замужества схожа !- произнес младший казак ,глядя как одна из девок отрывает кусок подола от своей сорочки для того что бы увязать ею кучку прутьев, - Знал бы сколько я за свою Анфиску от свого старшого брата натерпелся. - А ты расскажи, Степан, расскажи - произнес Григорий - Время у нас еще есть. - А что тут гутарить. Так случился, что в шестнадцать лет втюрился я по уши в одну нашу станичную деваху. Дюже гарной она была ! Эх видал бы ты ее ! Так и упал бы на месте ! - Степ, ну ты давай, дальше, дальше.. - Так вся беда была в том, что и мой брат тоже стал ее обхаживать. А Иван почти на два года был старше меня, поэтому порою меня и недомерком обзывал. А мне знаш как от этого обидки брали ! Скока мы с братом по этому поводу друг на друга бросались. Скока раз тятька разнимал когда мы друг на дружку с кулаками лезли. Вначале тятька нас успокоит, а затем велит одному на право, а другому на лево ступать. Иван по правую руку от папки ложился. По ту руку скамья ширше была, а по левую руку скамья была по уже да и по короче. Раз тятька сказал так и следовало поступать. Рубахи с себя скинем , портки до колен спустим да на скамью к верху задом с ним заляжем. А дальше, кто первый голос подаст, тот знаца не прав и виновен, а прав кто под лозою больше стерпит . Вначале полдюжины было для Ивана, потом столько ж мне. Тятька сек крепенько, лозу так раскручивал, что внутри те6я все замирало. Еще не порет, в уже боль как будто чувствуешь. Но Ванька был то постарше меня да по крепче. Не только терпел, да еще тятьку время от времени подзуживал, мол что мамка его плохо сегодня кормила. От этих ванькиных слов тятька становился только злее да суровее. Начинал стегать так, что круги перед глазами цветастые плыли да звезды яркие6 сверкали. А Иван все свое, мол "секи сильнее, что бы было теплее" . Ну тятька тут уж с оттягом нас угощал, да так, что прям хотелось из собственной кожи выпрыгнуть ! А Ваньке это как бы в забаву было. Я заору, а довольный Ванька еще от тятьки манясь лозы получит , со скамьи встанет , к колодцу не спеша подойдет, водой себя с головы до ног окатит и еще рожу какую-нибудь скорчит что бы мне еще обиднее было. Мы с братцем чуть ли не с малолетство от тятьки лозу эту получали. А вот сестренке нашей младшой, Любашке, везло. Ее мамка хворостиной воспитывала не часто. Вспомнив про младшую сестру Степан вновь набил козью ножку ядреным самосадом и задымил. - Любашка как и Иван были в отца, оба толстокожые да жилистые, а я вот в мамку тонкокожий выродился . Мамка если и наказывала Любашку , то чаще заставляла босою крапиву мять. Это было как и наказание, так и для мамки лечение, ведь она в трудах поясницу сорвала на виноградниках , вот крапивой и лечилась. Любаня вот и мяла ей эту крапиву для мамкиных примочек, поначалу слезу конечно лила, а потом привыкла. Да и ее вечно босые пятки крапиву эту мало боялась. Что там крапива, если она по колючкам босячила ! Даже песни пела на крапиве пока мяла что бы веселей было. А что бы ей жизнь медом не казалось ее мамка то и дело хворостиной и подкармливала. Ежели Любашка в баньке на верхний полок забиралась так сразу понятно было, что мамка на ее крепких голышах узоры нарисовала. Любашка ,ясно, дела стыдилась их показывать, но в баньке как не старайся все равно ничего не спрячешь. То ли дело наша Зинка, которая всегда с пацанами якшалась даже в пруду вместе с ними купалась. Так на пацана хотела быть похожей, что даже сама себе волосы срезала. Ясно дело, за то папка с мамкою и посекли ее крепенько. Да вот только в отличии от других станичных девок розог она совсем не боялась, всякий раз хвастаясь как батяня ее уму-разуму учил... "В мужья возьму только того кто спуска мне давать не будет" ,- часто говорила она ,"Надо будет пусть и посечет за дело...А можно и в свою усладу". Степан сильно затянулся и незаметно смахнул слезу. - Не сберегли мы их. Вначале мамка от испанки ушла, а через месяц и Любанька . Мы в это время с братом и отцом на империалистической немцев били. Узнали только когда домой возвернулись. Степан вновь затянулся и некоторое время сидел молча. - А ты про Анфису так и не договорил,- напомнил Григорий. Не договорил...Сцепились мы тогда с Иваном серьезно. Тятька еле разнял нас когда мы с кулаками друг на дружку набросились тогда. Легли на скамью что бы раз и навсегда решить кто с Анфискою будет. Брат тогда насмехался надо мною, думая что я сдамся быстро. Только вот я старался о боли не думать. Перед глазами Анфиска во всей свое красе стояла, только о ней думал. А тятька сек нас в тот день с братцем дюже сурово, настолько сурово что Ивану даже не до шуточек было. И чем дальше он лозою нас охаживал , тем в ванькиных глазах становилось больше злобы. А вскоре и вовсе отвернул от меня лицо. Я дал слово не сдаваться ,даже ложку деревянную в зубами прикусил что бы не закричать Был момент когда мне казалось ,что я вот вот перегрызу эту ложку. Но я терпел и все думал только про Анфиску. Представлял как завтра приду к ней и покажу ей свою исполосованную спину и вся скажу ей как на духу, а там уж будь что будет. Не поверишь, но эти мысли мне тогда и помогли. Когда я услышал сквозь свист лозы "буде", то поначалу не поверил, думал, что это мне померешилось. Но нет, тятька перестал сечь а мы еще некоторое время с братцем лежали. Первым Иван встал, но вместо того что бы пойти к колодцу подошел ко мне и протянув руку помог мне встать. "Твоя взяла, забирай себе Анфиску". На этом все и закончилось. Многие из станичных пацанов не поверили, что брат слабше меня оказался. А после того как Ванька Черночуб, который среди нас пацанов слыл за атамана рассмотрел мою спину с уважением сказал "Ну теперь ты настоящий казак". С Анфискою мы вскоре обженились и дитя состругали. Потом война началась и нас всех на фронт отправили, ну а дальше что было я уже сказывал. - Да уж, Степан...- произнес Григорий , бросая в траву докуренную самокрутку - Засиделись мы тут с тобой, глянь вон девки уж всю лозу связали, пора нам в станицу выдвигаться, а потом обратно на наш пост. Не про шло и четверти часа девки уже в сопровождении двух казаков понуро брели по станице, неся на себе увесистые пуки со срезанными прутьями, не стыдясь при этом своих оборванных сорочек. А кого стыдиться было когда улица пустой была и все по домам сидели. Не доходя с полсотни метров до майдана девки услыхали чьи то громкие крики. Остановившись они переглянулись меж собою, но казаки поторопили их. Когда же они вышли на майдан то причина этих криков стала понятно: около крыльца дома одного из зажиточных станичников стояли деревянные козлы на которых лежал Гришка Мельников. Правда Любка узнала его не сразу. Узнала, лишь после того как он, подняв свою взъерошенную голову, попросил воды. - Чо девки стоите, не слышали ! Ты старшая давай-ка развязывай его, а ты живо принеси ему воды, а то все горло небось сорвал, - крикнул бородатый казак, бросая на землю измочаленный о гришкину спину прут. Зинка тут же бросилась отвязывать полуживого Гришку, а Любашка, поспешила к колодцу. Отвязанный Гришка, пошатываясь словно во хмелю сделал несколько шагов и тут же упал на траву. - Крепкий казачок попался,- потирая усы произнес бородатый, - Две четверные я ему отписал. Долго помнить будет ! В это время около дома появилась какая то женщина, бросившая тут же обнимать Зинку. - Ой, доня, слава богу, нашлась таки !- запричитала она. Вскоре с ковшиком холодной воды подоспела и Любка. Гришка с жадностью выпил принесенную воду и отбросив ковш вновь уткнулся лицом в траву. - Мамка ихняя что ль будешь ? Если мамка то зачем девок бежать разрешила ? - произнес один из казаков. - Так они сами...Не уследила, - стала оправдываться мамка,- Видно хотели проведать тетку Агафью с соседней станицы. - Ну шас ты им и покажешь как из дома без спросу уходить, - грозно произнес урядник , вытаскивая из принесенных пучков розог, свежесрезанный прут,- На держи! Женщина с непониманием взяла в руки, протянутый казаком прут, не ведая на что он намекал. - А ты, - все тот же казак, ткнув пальцев в сторону Зинки, - Живо через козлы перегнись да зад свой покажи ! Пущай тебе мамка всыпет от души четверную! Будешь знать как из дома сбегать ! Краснея от стыда старшая дочь подошла к козлам и замерла. Она бы так простояла еще долго если бы один из казаков не подскочил к ней и не перегнул бы через перекладину, задрав при этом подол уже оборванной сорочки. - Вы что ироды делаете ! - закричала женщина ,бросаясь с кулаками на казака, - Насильничать решили ! Не дам ! Не дам ! Но силенок у бабы было маловато, а потому она быстро была отброшена в строну. - Ты это чо, дура, драться с нами решила ! Никто насильничать здесь не собирается! - прикрикнул на нее обозленный казак, - Отпиши ей четвертную за то что без спроса из дома ушла, и ступайте себе в хату . Только ,смотри, секи хорошенько! - Так ведь на завтра же экзекуция назначена ? - попытался вставить свое слово Степан, но бородатый Григорий был иного мнения. - Завтра будет завтра, оно еще не пришло. Сотник , что говорил, помнишь.? Всех бегунцов в расход пускать на месте , а мы девок пожалеть решили, чай не изверги совсем. Если бы моя доня из дома подалась я б ей точно бы шкуру бы спустил. Но такого бы точно не было бы да и сечь не мы с тобою будем, а мамка ихняя. А мы с тобою тока поглядим как она их поучит. Давай, казачка, начинай поучение! Понимая, на чьей стороне сейчас сила, женщина подобрала , уроненный ею прут и приблизилась к старшей дочери. - Секи я сказал! ,- крикнул Григорий, - Пущай знает как из дома тикать ! Доведенная до слез казачка не сильно взмахнув прутом опустила его зад старшей дочери. Ударом это было назвать конечно сложно, как впрочем и удар последующий за ним. Казак, ранее высекший Гришку, оттолкнул женщину и взяв прут решил показать ей пример. - Что не секла своих до этого ? Так я сейчас покажу как то следует делать.! Сказав ,он тут же рассек воздух прутом, который вившись в девичью плоть заставил Зинку истошно заорать на весь майдан. - Мамааа-чка...Мамаа... Казак хлестанул еще дабы закрепить пример. - Вот так следует, а гладить ее в хате своей будешь. Женщина вновь подошла к козлам и уже собиралась делать замах, как вдруг на майдане появился всадник. Казаки тут же вытянулись в струнку, быстро узнав в нем сотника . - Это, что тут у нас происходит ?- сурово поинтересовался он,- Кто велел самосуд тут чинить !? - Ваше благородие, так это...Беглых изловили... - стал оправдываться Григорий. - Что изловили так это похвально, оба по чарке в ужин получите - произнес он,- А раньше положенного времени экзекуцию тут учинять моего дозволения не было ! - Так мы и не начинали,- робко произнес Степан, - Мы вон в стороне стояли, мамке дали право девок повоспитывать. Сотник слегка поостыв, бросил взгляд в сторону женщины. - Эй, как тебя там звать - величать, казачка ? - Аглая я, а это доньки мои - ответила та, прижимая к себе дочерей. - Так вот, что Аглая забирай своих дочерей и ступай живо в свою хату и до завтрашнего полудня за свой забор что бы не шага не сделала ! Поняла ? А завтра что бы вместе с ними что бы на майдане была ! Все по справедливости будет! Так я не понял, ты все таки поняла или нет. - Поняла, поняла...- пятясь назад и не отпуская от себе дочерей произнесла казачка. (продолжение следует)
Serge de K: Стоило этой бабской троице выйти с майдана, как Аглая тут же отвесила двум своим дочерям по смачной оплеухе. - Мамочка за что ? За что ? - взмолилась Зинка. - А за то ! Сотнику спасибо скажи, если б не он точно от меня бы получила как следует ! Обе получили бы,- уточнила казачка. - За что мамочка ? - повторила уже вопрос Любашка. - А за то что не утекли ! Я уж думала, что вы уж том берегу, а вы...- женщина уже собиралась оградить очередной оплеухой старшую, но та на этот раз увернулась. - Не виновата я, - не скрывая слезы произнесла Зинка,- Это Любашка на берегу замешкалась. Чо не так разве было ? Любашка стыдливо отвернулась не зная что и сказать в свое оправдание. - На себя теперь дуры пиняйте ! Я же добра вам обеим желала, а так все на смарку пошло. Сказала же вам тикайте, а вы клушками какими то оказались. Думала одной придется ответ держать, так теперича и вам еще всыплют что бы ворон не считали ! Думаете сотник про ваш побег запамятывает ? А как же ! Высекут так уж высекут, не пожалеют. Девки уже не скрывали своих слез, уткнувшись разом в пышную материнскую грудь. - Ладно сегодня слезы лить, завтра нареветься успеете. - А Ирка Афанасьева, сбегла ? - остановив слезы Зинка. - Не, подружайка твоя дома сидит, даже за плетень нос не высунула ,- ответила мать. - Не сбегла, потому, что батей уже не раз сеченая была - продолжая лить слезы сказала Любашка,- Ей не так больно буде. - Всем больно будет, Ефим ее и пожалеть мог, а эти казаки точно жалеть никого не станут...Вон как Гришку, бедняга...Крепко они его, изверги... Ночью на площади горели костры, были установлены три скамьи, замочены свежие ивовые розги с донских берегов, кои вчера девки вместе с казаками на себе принесли К полудню народ потянулся на майдан. У кого в красных муж, брат, отец, жених - тому быть поротому иль скорее поротой, потому что на два десятка особ женского пола приходилось едва ли несколько пацанят четырнадцати - шестнадцати лет. Стариков со старухами коих было не мало по велению сотника, было приказано отвести в сторону. Их сегодняшняя экзекуция не касалось. Как и не касалась она семей зажиточных казаков, смотрящих не все происходящее с нескрываемой улыбкой. Для них сегодня был праздник. А вот на лицах баб и девок за редких исключением были слезы. Никому из них не хотелось срамится перед собравшейся толпою, а уж тем паче под розги ложится, которые были вынесены в бадейках и поставлены подле скамеек. Все по списку явились ? - произнес сотник, босая взгляд в сторону вахмистра. - Шас Ваше благородие проверим. Петро Коваль давай зачитывай список ! Кого назову выходь вперед! Казак стал громко выкрикивать фамилий наказуемых и те по очереди понуро выходили вперед все еще надеясь на какое то чудо. Последними в том списке Аглая со своими дочерьми, которых вчера заловили на берегу Дона. - А, это те которые сбежать вчера желали ? - произнес сотник. - Те самые , - подтвердил казак. - Этим следует добавить. Впредь не будут бегать,- усугубил приговор сотник,- Остальные на месте ? - Никак нет Ваше благородие, двоих хлопцев не хватает и одной бабы, - без особого настроения отрапортовал казак, предчувствую гнев сотника. - Все таки убегли!- хмурясь произнес сотник,- Ротозеи, твою....Ну да ладно. Начать экзекуцию было решено с учительши. Из строя казаков отделилось четверо. Один из них встал к изголовью скамьи, другой направился в противоположную сторону, а еще двое по крепче стали не спеша вынимать из бадейки заготовленные прутья для исполнения приговора да рассекать ими воздух. Одной из молодых девок даже худо стало, чуть было на землю не грохнулась. Повезло, что стоящие рядом более крепкие казачки вовремя подхватили ее. Фекла шибко хлипкая и пол дюжки не сдюжит, - произнесла одна из качачек, пытаясь привести девку в чувства. А между тем. - Дьяконова Марина - пятьдесят розог! - Дьяконова Анна - дюжина розог! Учительша молча подойдя к средней скамье и стала не спеша раздеваться. Средняя скамья была предназначена как раз для одежки. Две другие для порки. Но Марина Владимировна был видимо особый случай, поэтому ее собирались сечь одну, чтобы не отвлекаться. Пришлую, городскую в станице приняли не сразу: уж больно замашки у нее были барские. Да и многие казачки относились к ней с ревностью уж шибко красивой она была. Как по станице пойдёт, так у самого старого что-то где-то и пошевелится в штанах. А зажиточные казаки не принимали ее за то, что благородная, голубых кровей девица как то сумела продаться новой власти. В отличие от баб и девиц, которые постарались одеть минимум белья перед поркой, на Марине Владимировне был корсет и куча иноземного белья. Пришлось казачкам своими заскорузлыми жилистыми ладонями попутаться в крючках и тесемках, чтобы по скорее обнажить молодую плоть. Один из казаков долго и безуспешно возился с этими проклятущими застёжками корсета. Рядом стоящий вахмистр нахмурился неумению рядового казака и вынув нож из-за голенища своих коротких сапог, ловко и быстро разрезал ткань, сдернув ее со спины учительши. По его кивку казаки лихо сели девке на ноги и лопатки, а двое других с розгами подошли и стали обок круглого обширного зада, чуть подрагивающего в ожидании розог. Сотник не долго думая бодро крикнул - Начинай! И первые свистнувшие в воздухе розги впились в полушария, охватывая их с обеих сторон и с потягом влипнувшие в белоснежные сугробы мощного зада барышни. Голова бедной девушки была прижата к лавке сидящим на голых лопатках казаком и первый ее крик крик услышали лишь рядом стоящие. - А-о-о-ой-ййй Зад учительши бешено запрыгал на лавке и стал вертеться да вжиматься в широкую доску грубой скамьи. Сотник довольно кивнул головой и удовлетворенно прикрикнул, - Крепче хлопцы! Крепче стегайте дурищу! Впишите ей навечно ижжицу кырлы-мырлы ! Уже с первых же ударов появились капли крови, медленно стекающие на ее белые бедра. Секли казаки очень сильно. старательно да и с потягом. На круглых полушариях вспухали краснеющие толстые полосы припухлостей и изредка сумевшая выпростать разинутый в ужасе рот из-под лампас казака деваха вскрикивала диким рёвом. Сидящий на ней казак прихватывал роскошную гриву волос наказываемой и всякий раз совал ей в раскрытый рот. Барышня на миг затихала, пытаясь выплюнуть волосы и вспрыгивала задом ещё сильней, так что сидящий на ногах увалень начинал придерживать ей и ляжки, стучавшие о доску скамьи яростно и дико. Бабы забывшие даже, что их ждёт то же самое, прикрывали в молчаливом ужасе раскрытые рты ладошками и таращили глаза, не веря в то, что видят глаза и слышат уши. Через два десятка таких розог вся поверхность обширно-белого зада барышни была исполосована красными полосами толщиной с палец взрослого мужика. Учительша уже охрипла и выла чуть слышно. Прыжки зада прекратились и он медленно ворочался с боку-на-бок после каждой свистяще-щелкающей пары прутьев, впивающихся в могучие полушария зада . После счёта "Двадцать пять" сотник крикнул - Сменить лозу! Казаки бросили истрепанные розги и переводя дыхание стали выбирать из вороха лоз новые, вновь пробуя их в воздухе. Сидящие на наказываемой учительше чуть привстали, давая ей возможность вздохнуть и чуть размяться. Девка слегка пошевелилась и наверное подумала, что порка закончилась. Она всхлипывала жалобно и чуть подвывала что-то вроде "Мамма... Больно-ооо". Но оказалось, что "Пятьдесят розог" было назначено - парных. Сотник заметил, что казаки уже слегка вспотели и выкрикнул - Смирнов! Дранкин! Сменить орлов! Двое дюжего вида казачков быстро подскочили к лавке, забрав лозы у исполнителей первой половины. Сотник кивнул им головой и крикнул: - Крепче влепите, этой дурище! Будет знать как агитировать за новую власть. Казаки повзмахивали лозанами, пригладили усы и начали с полной силой сечь. Барышня в изумлении вытаращила глаза и от первых же ударов задохнулась, не сумев набрать воздуха в легкие для крика. Зад прыгал и вертелся вне воли хозяйки. Показалось всем, что она впала в обморок, но после третьего парного стежка с захлёстами она заорала с новой силой. Вой был ужасающий ! Сотник кажись что даже услышал в нём крики - Не буду-ууу!... - То-то же, дурища! К последнему десятку девка уже в изнеможении чуть помыкивала и подвывала. Вся поверхность зада стала фиолетово-кровавой и по бокам лавки, где лежал зад, - кровь набралась лужицами. По выкрику "Пятьдесят!" казаки остановились и молча бросили истрепанные лозины в сторону. Удерживающие девку встали с неё и отошли. Зад уже и без всяких лоз медленно ворочался, вздрагивал и конвульсивно подпрыгивал. Мутный взгляд девки казалось не видел ничего. На окрик сотника "Встать! она не обратила внимания. Две молодки из толпы подбежали и с причитаниями подняли выпоротую на ноги и повели к толпе. Дочь Анька кинулась вслед за шатающейся мамкою, но кто то из казаков крепко схватил ее за руку. - А с чадом ее что изволите делать? Сотник грозно взглянув на юную особу, коей было лет шестнадцать на вид после небольшого раздумья произнес. -Дюжину ей всыпьте, но без потяга. Услыхав сказанное поротая учительша пришла на время в себя и кинулась к казаку державшего ее дочь - Не дам, не дам, изверги ! Сказала и тут же упала словно подкошенная. Стоящие в ожидании бабы тоже решили заступится, а одна самая дородная казачка встала между казаком и учительской дочкою. - На мне ее дюжину отсчитайте - Да тебе и без этой дюжины достанется Серафима. (продолжение следует)
полная версия страницы