Форум » Антология лучших рассказов, размещенных на форуме » Автор не известен. Интернат » Ответить
Автор не известен. Интернат
petrowich: Интернат ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА: Василий Петрович Субботин: Директор школы-интерната. Человек, отвечающий за всё, что в нём происходит... В том числе и за методы воспитания, применяющиеся к нерадивым ученикам и нарушителям запретов и режима. В некоторых сложных случаях, наказания проводятся воспитателями в его присутствии, непрочь лично расписать зад нашкодившему юнцу. Даже если ради этого придётся задержаться на службе. Рядом с директорским кабинетом имеется специальная комната для наказаний. Хотя Субботин-директор и был строг с подчинёнными учителями, и мог устроить форменный разнос любому педагогу, сделал бы он это - только при необходимости, и так, чтоб ученики не видели Юрий Семёнович Ерофеев: Учитель истории в школе-интернате. В этой школе применяются к детям телесные наказания, и Ерофеев просто обожает пороть детей. Но порет всегда за дело, по справедливости. А так же умеет сочетать порку провинившихся детей, и дружбу с этими же детьми до порки и после неё. Уважает ребёнка настолько, насколько на это способен взрослый. Но порет без пощады и поблажек. Среди детей - заработал прозвище "Ремень Ерофеич" Костя: Пятнадцатилетний троечник Алёша: Обычный воспитанник интерната Историк заступил на вечернее и ночное дежурство перед самым полдником. Сдавший смену преподователь химии уехал домой по делам, а Юрий Семёнович приступил к изучению обстановки. Он прошёл по излюбленым местам курения учащихся в здании, никого не поймал и отправился на улицу. Иногда ему удавалось изловить с поличным дву-трёх малолетних балбесов, решивших что сигарета в зубах делает их крутыми. Сейчас историк обходил вокруг здания интерната, собираясь в конце маршрута завернуть за здание котельной. Должно быть сегодня дети решили поставить рекорд по послушанию. Юрий Семёнович не обнаружил ни одного нарушителя дисциплины. Успокоившись, он поднялся наверх, в комнату дежурного. Тем временем, Костик - без трёх месяцев шестнадцатилетний троечник - ждал своего одноклассника у столовой. Оглядевшись по сторонам, и не заметив никого из взрослых, Костик вытащил помятую пачку, и вытряхнул три сигареты. Одну запихал обратно, одну дал Лёшке и одну взял себе. Спрятав пачку назад, в карман брюк, Костик покопался по карманам, и вытащил коробок спичек. Чиркнул первую. Сломал. Чиркнул вторую, но прикурить не успел, так быстро спичка потухла. И только третья спичка загорелась, как полагается. Костик зажёг сигарету, но не затянулся. Протянул горящую спичку другу. Юрий Семёнович имел опасную для детей привычку. Неторопливо пройдя по маршруту обхода и войдя в комнату он иногда выбегал оттуда, и пробегал по уже пройденному маршруту. И частенько отлавливал кого-нибудь из детей, думающих что гроза миновала. Вот и сейчас Ерофеев захлопнул дверь в комнату дежурного, чтоб возможный подслушиватель подумал что он ушёл, и быстрым шагом пошёл к лестнице. Спустился на два этажа вниз, прошёл этаж из конца в конец, поднялся на этаж, прошёл его и спустился на первый этаж, где пошёл к выходу. Дети или не попадались ему на пути, или вели себя хорошо. Ерофеев выглянул на улицу и пошёл к котельной. Костик ехидно посмотрел на приятеля. - Что? Фигово с непривычки? - Спросил он и демонстративно-небрежно пустил колечко дыма. Вышло кривовато, но зато вышло. Костик ухмыльнулся. Затянулся ещё разок, и вдруг увидел выходящего из главного входа Ерофеева. - Чёрт. Ремень Ерофеич идёт. - Прошипел он. - Прячь сигареты, быстро! - он затушил свою, и пригнувшись, покрался к другому углу котельной, откуда надеялся перебежать за угол, когда историк будет на противоположной стороне. - Так-так-так... - Юрий Семёнович возник над Алёшкой эдаким Каменным гостем. - Курим значит? - Историк догадывался, что подросток один бы на такое не пошёл, и сразу спросил: - А приятель твой где? Куда сбежал? Оставил тебя и смылся?!! Впрочем, в последней фразе просквозило пренебрежение к убежавшему. Ерофеев не любил трусов, и подставляющих друзей под порку. Лёше конечно влетит, но и убежавший будет найден. А пока следует помочь перекурившему. - Поднимайся, горе луковое. - Историк взял Алексея подмышки, и приподнял. Костя видел из своего укрытия, как Ерофеев скрутил Леху и теперь прикидывал свои шансы не быть спаленным. Если Леха расколется и скажет, что сигареты были Костины, и это он подбил его на курение, то это можно и в карцер загреметь на пару дней. А там уж повоспитывают по полном программе изверги-воспитатели! Костька тяжело вздохнул и решил, что надо срочно прорываться в спальню, чтобы обеспечить себе хоть какое-то алиби. Он обошел вокруг котельной, пригнувшись, таясь за кустами, мелкими перебежками устремился к корпусу, высматривая открытое окно. Юрий Семёнович довёл еле держащегося на ногах Алексея до комнаты. Наказывать мальчика сейчас было бы верхом жестокости. Подросток и так страдал от собственной глупости. Сейчас было важнее привести его в чувство, дать выспаться. А на свежую голову - и по заднице пройтись. Занеся мальчишку в комнату, прикрикнув по пути на девчонок-хохотушек, Юрий Семёнович положил Лёшку на кровать и покопался в своих карманах, в поисках таблеток активированного угля. Таблеток не нашлось, и Ерофеев решил сходить за ними к себе, а заодно прихватить пару пакетов молока, чтоб отпоить беднягу. Перед тем как уйти, решил обыскать спальню на предмет сигарет. Но их в помещении не нашлось. Значит, подросток купился на чьё-то угощение. Ну что ж, это можно было считать смягчающим обстоятельством. Однако, требовалось найти зачинщика. Юрий Семёнович вышел из комнаты и пошёл по коридору, присматриваясь к проходящим детям. Подходящее окно Костик нашёл быстро: открыта одна створка, за которой на веру тихо покачивалась занавеска. Костя стал мысленно вычислять, чье это окно. По его прикидкам это получалось одно из окон девчачьих спален. Лучше бы мальчишеских, но подойдет и это. Еще раз оглянувшись по сторонам, Костя метнулся к окну, легко подтянул свое юное тело, заметив, что кто-то "выруливает" из-за угла корпуса, и свалился под занавеску на пол комнаты. Не успел он поднять голову, как его оглушил противный женский крик, а за ухо уцепились крепкие пальцы! Он успел увидеть разъяренное лицо старшей медицинской сестры прежде, чем получил пинок в зад и вылетел в коридор. Какие угрозы и наименование свой адрес он при этом получал, мы передавать не станем, чтобы пожалеть наших читателей. А вот Ерофеев - обрадовался и удивился, когда из медкабинета пулей вылетел Костя и с ходу врезался ему в живот. Отскочив в сторону, чтоб не столкнуться с медсестрой - она была просто в ярости - Юрий Семёнович ухватил продростка за шиворот, поддёрнул к себе и чуть не задохнулся от ударившего в лицо запаха табака. Теперь стало понятно кто был таинственным приятелем Алексея. - Приехали, голубчик. - Константировал Ерофеев. - Теперь что скажешь? Что одеколон у тебя такой? - Какой к черту одеколон, - по инерции хотел Костя вырваться из рук воспитателя, чтобы вернуться к медсестре и отомстить ей за пинок. Но та уже захлопнула дверь и гнев Кости перекинулся на Ерофеева. - Отпустите немедленно! Я вам не мальчик, чтобы меня за шиворот хватать! Чего я вам сделал?! Я вас трогал?! Вот идите, куда шли! А то и подальше! Могу даже указать полный адрес, куда вам надо!.. - Успокойся! Угомонись! - Ерофеев несильно встряхнул буянившего подростка. - Ты каким тоном разговариваешь? Ремня захотелось? Или сразу розог? Ты знаешь что курение запрещено? Или крутой стал, на правила положил? - Юрий Семёнович отвесил Костику подзатыльник, служивший всего лишь прелюдией к более суровому наказанию. - Мне с тобой лясы точить некогда. Пойдёшь к директору, он с тобой поговорит. - И Юрий Семёнович поволок мальчишку к Субботину. Субботин, как это часто с ним случалось, решил задержаться на службе - рабочий день у него получался ненормированным, но он мог немного отдохнуть прямо в кабинете, вздремнув часок на кожаном диванчике. В дверь директорского кабинета постучали и получив разрешение войти, там появились дежуривший историк и ведомый им воспитанник. - Ну, что у Вас, Юрий Семёнович? Опять старшеклассники курят? И опять Костя... Вы уже, кажется, мне докладывали совсем недавно, что наказывали его поркой за курение. Или слабо порете их, или это - повторное злостное неподчинение нашим требованиям. В любом случае, мы просто обязаны принять самые строгие меры! Сегодня один попался, завтра - компанией курить станут, а послезавтра - и в спальни к ним не войти будет от дыма, ещё и пожар устроят! Он, кстати, один этим безобразием занимался? Костик понял, что влип по полной, и если одной обычной поркой все закончится, то можно будет сказать, что повезло. Ну и память у директора! Прошло больше месяца, как он попался в последний раз, а он помнит. Костя отмахнулся плечами от руки Ерофеева, и встал перед директором, как положено ученику перед начальством. Но вмешиваться в разговор старщих не стал, пока его не спрашивают ни о чём. - Нет, не один. - Ответил Юрий Семёнович. - С Алексеем. Он сейчас в комнате в себе приходит. Перекурился бедняга. Пойду проверю как он там и вернусь. Займусь Костей. - Да, Юрий Семёнович, Вы, конечно, идите... А я думаю, пусть Константин нам всё сам расскажет, зачем он это делает нам назло, и кого ещё втягивает, кому теперь наравне с ним ответ держать придётся за дурь свою. Отвечай, Константин, когда спрашивают тебя, всё равно скрыть не удастся! Сигареты откуда у тебя? - Спасибо, Юрий Семёныч, что не поленились и хорошо выполнили свои обязанности... Так значит, у нас тут все в сборе горе-курильщики! А от тебя, Алексей, я такого никак не ожидал... Как только не стыдно тебе! Ты у нас на хорошем счету, был, по крайней мере, учишься неплохо, а гляди - туда же, заставляет тебя, что ли, кто курить? Отвечай! Директор, конечно, лукавил, говоря про неплохую успеваемость Алексея... Это был всего лишь педагогический приём, чтобы заставить Алексея взглянуть на свой проступок со стороны и дать возможность мальчишке отмежеваться от своего дружка. Костя только собрался соврать, что нашел пачку в коридоре, как ввели Лешку в кабинет. Это дало надежду, что директор не вернется к вопросу об источнике курева. А то ниточка потянется.. Ух! Докопается же, что не только сигареты, но и деньги он таскает из шкафов поварих. Вот тогда уж будет совсем плохо. - Да я чего? Ничего я!.. - Ты, Кость, конечно же, ни при чём, не так ли? А ну, подойди ко мне! Ближе!!! Выворачивай карманы, и всё на стол! Сейчас мы многое узнаем про тебя! Живо! - А-а! Чего это карманы, Василь Петрович! Причем карманы-то?.. Он положил на стол зажигалку... Гвоздик... Английскую булавку... - Это самоуправство! А как же права человека и неприкосновенность личной жизни? Костя полез в следующий карман, где было несколько монет и его главное богатство - две сторублевки, - но достал только две монеты: рубль и два рубля. - Всё! А чего вы найти хотели?! - Молчать! Сигареты где?!! Сказано: карманы вывернуть! Твоя личность нам хорошо известна своими выходками. Василий Петрович вышел из-за стола и вплотную подошёл к Косте. - Табачищем за метр разит! А неприкосновенность я тебе не гарантирую, даже наоборот, пожалуй... У тебя на лице написано, что ты нашкодил, так что не отпирайся... Не думаю, что ты успел спрятать сигареты, они должны быть при тебе, если понадобится, мы и получше поищем... - Да, Ерофеев же отнял последнюю сигарету... - Костя говорил жалобно и обиженно, но стреляя одним глазом на лицо директора, чтобы понять, как правильнее себя вести. Директор - это не Ерофеев - от него во многом зависит, сколько времени ты в этой исправительной школе проведешь и на каком режиме. - Вот именно! Так бы и сказали, что сигареты ищете! Я бы сразу сказал. Костя стал быстро собирать со стола вещи, которые выложил из карманов. - Нет, погоди, дружок! Забирать ничего я не разрешал, - Василий Петрович остановил Костю, взяв за запястье. - Хватит дурака валять, даю тебе пол-минуты, чтобы достать всё из карманов. Если потом найду что-то подозрительное, пеняй на себя, никакие оправдания принимать уже не буду. Пока Костя стоял и соображал, директор переключился на Алёшу: - Так что, Алексей? Чья идея была? Чьи сигареты? Где они? Пока я не уличил Костю, у тебя есть шанс признаться. Поскольку, как я думаю, с тобой такое в первый раз, я распоряжусь не пороть тебя строго. Юрий Семёнович снял с пояса свой грозный "царь-ремень", как прозвали это орудие наказания младшеклассники, сложил пополам, как бы случайно звякая пряжкой, скрестил руки на груди и в ожидании распоряжения покосился на Субботина. Костя сделал лицо непроницаемым и вернул на место и зажигалку, и гвоздь, и монеты... - Кто валяет дурака, а кому для этого и трудиться не надо. При этих словах, он покосился на Лешку, теперь понимая, что не того в напарники выбрал, а еще такие планы на него делал. Слабак. - Ты дерзок, Костя... Я бы на твоём месте вёл себя скромнее! Ну что ж, если не хочешь по-хорошему, придётся, как положено. - Юрий Семёнович, отложите пока ремень, всё равно они им уже не отделаются. Я намерен сделать Косте с Вашей помощью личный досмотр, а так же - досмотр в его спальне. Мы не можем допустить наличия запрещенных предметов у воспитанников, тем более при имеющихся серьёзных подозрениях. Разденьте Костю до трусов, одежду вот сюда, мы её сейчас осмотрим. Костя рванулся было в сторону, но понял, что удирать-то некуда! Совсем некуда! И сделают с ним как захотят! - Ну, пожалуйста! Не надо! - понял он, что грубить и сопротивляться значит только больше разозлить и тогда уж точно не миновать карцера. А Костя карцера очень боялся, хотя еще и не был там, но рассказывали ребята... - Я сам! - он торопливо снял футболку, показывая послушание, а потом стал медленно развязывать шнурки на ботинках, расстегнул джинсы, потянул их вниз... Василий Петрович взял джинсы Кости и тряхнул ими над полом. Откуда-то из них выпали две сторублёвые купюры. Сиги в мягкой пачке, видимо, были заныканы в носок, потому как в правом носке, определённо, что-то находилось. - Ну вот, как видишь, дыма без огня не бывает! Доставай, что у тебя там! - В.П. жестом показал на оттопыренный у лодыжки носок. - Деньги откуда, в таком количестве? Отвечать правду!!! Выдрючиваться особенно не приходилось, отвечать надо честно глядя в глаза, можно немного шмыгнуть носом, чтобы директор решил, что полон раскаяния и вообще страдаю безвинно. - Да я разве чего, - вывернул он носок. - Заберите, если совсем нельзя... - А деньги это еще из дома, от родителей моих! - Можете не верить, а я их вот не трачу, берегу... как память! Костя так явственно представил себе эту выдуманную сейчас картину, как мать дает ему эти две помятые бумажки перед дальней дорогой, что в самом деле почувствовал, как защипала слеза в левом... - ой, нет - в правом глазу. - Такая вот, Василь Петрович, история... Ерофеев вернул ремень на место, хмыкнул. Да уж... Теперь ребятам светят, как минимум, розги. - Деньги не запрещены правилами поведения. - Ни к кому не обращаясь сказал Ерофеев. - Если только не было известно о их пропаже у кого-то, или денег очень много. А двести рублей, это на недельку в буфет походить... С точки зрения историка, поднимать кипиш из-за двух сторублёвок было смешно. Вот если бы валюта, тогда другое дело. - Хм, ладно, деньги я тебе оставлю. Но за систематическое нарушение режима ты с Алексеем будешь наказан розгами. Завтра, после уроков, в 2 часа дня, я жду вас, в сопровождении Юрия Семёновича. Юрий Семёнович, прошу вас обеспечить явку воспитанников! Так же приготовьте и замочите пяток прутьев.., - провозозгласил свой вердикт директор интерната. Историк молча кивнул. Одним прутом можно дать не более двадцати ударов, после чего розга истреплется и секущие свойства слабеют. Пять прутов будет сто ударов самое меньшее. М-да, нарвались балбесы. Хотя... - Василий Петрович, а это на каждого пять прутьев, или на двоих? Если на двоих, то нечётное количество получается. - Можно одеваться? - не веря своему счастью, спросил Костя. Он никак не мог поверить, что так получится, что его с Лехой одинаково накажут после такого гнева Василия Петровича. Есть в жизни счастье, а он уж дурак о карцере думал. И надо же! Юрий Семенович вступился! Хотя конечно розги - это да! Будь Юрий Семёнович один, он бы конечно смячил бы приговор, дав зачинщику больше розог, чем рядовому участнику. Но решение за директором. Что он скажет? - Нет, Алексей, раз курили вместе, значит, и отвечать наравне будете! Пока особого раскаяния в твоём поведении я не вижу. А ремень на тебя уже не действует, как я понимаю... Вот завтра и посмотрим, какие ещё подробности под прутом расскажешь! Зачем курил, кто кого подбил... Подумай об этом - время у тебя есть. - На этом - всё! Отправляйтесь спать! И директор выпроводил всех из кабинета. Остаток вечера, ночь, и первую половину следующего дня - Костя не переставал думать о предстоящем визите в кабинет Василия Петровича. Теперь уже не казалось, что повезло ему слишком сильно. Получать розгами в свои шестнадцать лет ему еще не приходилось. К Лешке он даже подходить не стал - тот, наверное, во всем его виноватым считает. Время неумолимо приближалось к двум часам. После последнего урока и обеда, он старательно принял душ, поменял трусы и даже немного причесал волосы. Конечно толку от этого мало, но все же... В без пятнадцати два - Юрий Семёнович зашёл за Алексеем. - Готов? - Спросил он, окинув подростка быстрым взглядом. - Оденься полегче, всё равно раздеваться придётся. Ну, треники там, футболка. Да не реви ты, от порки ещё никто не умирал. Полежишь, поорёшь, подумаешь... Тебя розгами секли хоть раз? Юрий Семёнович был сторонником порки ремнём, а когда доходило до розог, начинал немного жалеть наказуемых. В комнате для наказаний, смежной с кабинетом директора, всё было готово для порки. Специальная скамья была выставлена на середину комнаты, у стены в углу из высокого ведёрка торчали несколько загодя замоченных прутьев, длиною сантиметров до восьмидесяти... По сторонам скамьи имелись пристяжные ремешки, которые в случае необходимости крепко удерживали запястья и щиколотки наказанного, помогая сохранять правильную позу. Сквозь приоткрытое окно, выходившее во внутренний дворик, доносился шум улицы. Василий Петрович взял из ведёрка пару прутьев, и несколько раз с характерным "вжиком" рассёк воздух. Удовлетворённый результатом, посмотрел на часы, и направился в кабинет, ожидая прихода "гостей", а на часах было уже два без десяти... Без пяти два Костя глубоко вздохнул и направился обходным путем к кабинету директора - очень не хотелось, чтобы ребята видели, что он идет к директору. Все бы сразу догадались, зачем он туда направляется - ведь рядом находится комната для порки. Он поднялся по лестнице и выглянул из угла. Там было пусто и Лешки еще не было. Подождать? Или нет? Лучше всего было бы просто сбежать и спрятаться, чтобы не нашли. Но найдут же! Все равно найдут и выпорют! Он остановился перед дверью, плюнул через левое плечо и постучался.
Ответов - 9
petrowich: - Ну что ж, храбрец... отмечаю твою точность, - Василий Петрович поднялся навстречу вошедшему Косте, - однако, это тебе врядли поможет! Извини, чаю с конфетами тоже предлагать не стану, потому как повод у нас другой. Проходи-ка вот туда... Василий Петрович легонько толкнул дверь в смежную комнату, и мотнул в ту сторону головой: - Так... Раздеться до трусов, одежду аккуратно сложить на стул! - Василий Петрович пропустил Костю мимо себя в "распекальню", и встал в дверях, сложив руки на груди. Костя исподлобья посмотрел на Василия Петровича и стал молча раздеваться, не произнеся ни слова. Джинсы и футболку он старательно повесил на спинку стула, а кроссовки и носки под этот же стул. Он подтянул немного трусы, в очередной раз вздохнул и встал напротив директора, не смотря на него, а косясь на ведро с прутьями. Когда в дверь кабинета опять постучали, Василий Петрович разрешил войти и Алёше, ведомому дежурящим сутки историком: - Н-ну-с.., проходите в ту комнату и будем начинать! Василий Петрович подождал, пока учитель с подростком прошли мимо него и плотно закрыл дверь, повернув ключ в замке. Вошедшие увидели Костю уже полураздетым, он всё медлил, складывая джинсы на весу, потом вешая их на спинку стула... - Алексей, раздеться до трусов, как Костя, одежду - так же сложить! Носки тоже снимать! Встать "руки по швам" у стены. Сейчас, Юрий Семёнович, попрактикуетесь в порке... Прикройте окно и приготовьтесь сечь Константина, его накажем первым. Можете снять пиджак и закатать рукава. - К чему учить рыбу плавать? - позволил себе Ерофеев выразиться риторически, в ответ на предложение "попрактиковаться". Уж что-что, а пороть он умел! - Кстати, а почему не догола? - В свою очередь поинтересовался он, мягко подтолкнув Алексея к Косте. Странность у Субботина. Уж если раздеть, то совсем. Костя не скрывал, что на Алешку зол... И когда тот попробовал свои штаны положить на его джинсы, отпихнул их в сторону на самый край спинки. Костя вытянулся и опустил руки по швам, когда приказали. Роковая минута начала порки становилась все ближе. Субботин не считал нужным торопиться в такой деликатный момент, давая прочувствовать наказанным в полной мере унизительность их положения. Перед поркой он обычно проводил выматывающую беседу с провинившимся, заставляя его повторять, какой проступок он совершил, и каким именно образом его сейчас будут наказывать. Обычно, это почти сразу вызывало слёзы и дрожь в голосе, и мальчишки, краснея, что-то мямлили под диктовку директора. - Ну ты как сам считаешь, Костя, заслужил порку-то? Мало того, что сам куришь, так ещё товарища под монастырь подвёл... Ну что, будем в молчанку играть или покаемся, прощения попросим? Субботин явно чувствовал себя "в своей тарелке". - А то ведь Юрий Семёныч не помилует, отпустит тебе всё, что заслужил! А пока я не увижу, что ты хоть что-то понял... В отличие от Субботина, Ерофеев не спешил унизить подростка. Порка поркой, а издеваться не видел пользы. Снял штаны - выпорол - одел штаны и иди! Юрий Семёнович неодобрительно посмотрел на директора, но ничего не сказал. Он был дежурным и вообще не был обязан... Впрочем, и перекладывать ещё на кого-то процедуру наказания он не собирался. От этого Ерофеев чувствовал себя в некоторой степени обделённым. К тому же, он вообще предпочитал сам объяснять детям их вину. - А чего я? Я все понимаю... Курить вредно! Костя посмотрел на директора и снова отвернулся. - А этого типа никто насильно не зазывал. Он сам все! Давай покурим, давай покурим! - Я ему говорю: Леша! Твою мать! Ты же знаешь, что курить вредно! Это тебе и Юрий Семенович скажет! И тем более Василий Петрович! - А он - своё! Просто руки выкручивает! Пойдем покурим! Ну что я? Я ничего! Уступил! - Вся беда моей жизни, Василий Петрович, что очень уж я добрый и уступчивый. - За что всю жизнь и страдаю! - А Вы не находите, коллега, - обратился директор к историку, выслушав Костю, - что чистосердечное признание своей вины - это первый робкий шаг на пути к исправлению. Да, путь этот будет тернист, в буквальном смысле, особенно у Кости! Но что поделать, если наших слов уже недостаточно... - Ну, а твоя версия, Алёша? Он говорит правду?!! Или ты обманывал нас, говоря, что в первый раз курил? Директору хотелось докопаться до истины, он хотел полной ясности. Он-то знал, что мальчики становятся удивительно изобретательны, изворачиваясь и перекладывая вину друг на друга, желая избежать во что бы то ни стало одного - порки. - Чистосердечное признание следовало бы получить до объявления наказания! - не согласился Ерофеев. - Н-даа, ребятки, неприглядная картина... Оба вы хороши, вот что! - резюмировал Василий Петрович, так что ответ по всей строгости сейчас держать придётся... Начнём, пожалуй. - Костя, ступай на скамью, трусы спустить, и опереться на колени и локти! Юрий Семёныч! Пристегните ему ремешками запястья и щиколотки! Костя сделал шаг вперед, потом остановился. - Пусть он уйдет! - показал он на Лешку. - При нем не пойду на лавку, и трусы не буду спускать! Ерофеев редко работал розгой, предпочитая ремень. Обычно он просто укладывал нашкодивших на лавку, обходясь без привязывания. Но вероятно для порки розгами требуется иной подход. Поэтому он спокойно ждал пока Костя займёт своё место. - Костя, девочек тут нет. Располагайся. - Ты давай-ка мальчик, не выпендривайся! А то мы два здоровых мужика тебе враз поможем и на лавку лечь и позу принять! Только тогда пеняй на себя, пощады не проси, я с тебя три шкуры спущу!!! Живо трусы спустил и встал как сказано! Директор не считал лишним, чтобы Алексей посмотрел на то, как сурово сейчас накажут Костю, думая, что это послужит ему уроком. Надолго! Кроме того, директор не выносил, когда ему перечат. Костя одарил теперь недобрым взглядом не только Лешку, но и Ерофеева с директором. Он подошел к лавке, выругался, но правда тихо, про себя, и дернул трусы до колен и встал на лавку коленями, на самом деле так и не поняв, как надо расположиться - в первый раз все же его так наказывают. Василий Петрович, потеряв терпение, подошёл к скамье, взял Костю за левую руку и потянул вперёд, поднеся его запястье к месту, где был закреплён широкий короткий кожаный ремешок с регулировочными дырочками и пряжкой с застёжкой, далее продел ремешок в пряжку и затянул на руке. То же самое повторилось и с другой, правой стороны. Ерофеев молча и неодобрительно наблюдал за действиями директора. Но В.П. надоел этот тихий саботаж и он предпочёл сделать все приготовления сам, чтобы получилось как надо. Затянув похожим образом ремни на щиколотках подростка, Субботин подошёл к ведёрку с прутьями, достал один, и пропустив мокрый прут сквозь кулак, прижал его к Костиной спине посередине: - Спину прогнуть, задницу отклячить! Не умел думать головой, сейчас ниже постучимся! Дальше он поднёс розгу к месту, где задница переходит в бёдра и прут скользнул чуть вниз, уперевшись в болтавшиеся ещё чуть ниже *****. Подержав так секунду-другую, директор протянул прут Ерофееву: - Приступайте! В открытую - Костя сопротивляться директору не решился, а ограничился тем, что даже не попытался ему помогать. Он сразу подергал первую пристегнутую руку и убедился, что ловушка для конечностей сделана очень надежно - не оторвёшь и не вырвешь. Скоро и ноги оказались закреплены столь же жёстко. - Подойди ближе, Алёша... - Василий Петрович взял Алёшу за плечо и поставил в метре от лавки с другой, левой стороны. - Вот, гляди, как мальчишек секут! Положение Кости было жалким... Голая задница, спущенные ниже колен трусы, висящие между раздвинутыми ногами ****... Такого позора он не испытывал никогда! Только тогда, когда директор отошел в сторону, Костя сообразил, что его оставили в такой позе, и он не будет лежать на лавке, в чем был уверен заранее. Он подергал ремни, покрутил попой, попытавшись опуститься вниз, и ощутил весь ужас и стыд своего положения: он почти уткнулся носом в лавку, а зад торчит вверх, ноги разведены на ширину лавки. - Василий Петрович! Василий Петрович! - горячо позвал он. - Я не могу так лечь на лавку! Вы меня не за те ремешки привязали. С боков лавки действительно было прибито несколько пар ремней, и директор мог бы привязать его по-другому. - Вы ошиблись? - Никакой ошибки. Тебя на эту скамеечку не загорать позвали. Тебе скоро шестнадцать лет, и обычный ремень ты, видно, перерос! Вины своей ты не признать не хочешь, воспитателям дерзишь, наших требований не выполняешь. Может, ты думаешь, тебя за это путёвкой в Диснейлэнд наградят? Розги! Василий Петрович подошёл к лавке и взял подростка пальцами левой руки за шею, ещё слегка нагнув и упреждая лишние телодвижения. Ерофеев смотрел на всё это с некоторым сомнением. Но директор видимо имел больший опыт работы с розгами. Ему виднее... А поза у Кости действительно достаточно болючая. Юрий Семёнович и сам порол так, но не на лавку ставил, а на полу, и зажимал голову между коленей. Вот только сверху вид был не такой как сзади. - Порите его строго, Юрий Семёнович! Хватит с ними миндальничать... - Василий Петрович выжидательно посмотрел на Ю.С... - Зачем строго?! Не надо строго! - Костя переводил взгляд с одного мужчины на другого, со страхом наблюдая за тем, что они делают, как готовят такую ужасную порку, которую он никогда прежде не получал. Лешку-то так пороть, небось, не станут! Он потом всем трепаться будет, как Костик стоял на лавке с задранной задницей! Как же стыдно, и как страшно! - Василий Петрович! Простите, пожалуйста!.. - Не перестараться бы. - Тихо, так чтоб слышал только директор, ответил историк. Встав так, как если бы порол ремнём, Юрий Семёнович взял непривычно тоненькие прутики поудобнее, примерился и ударил. Сразу почувствовал разницу между тяжелым ремнём и лёгкими розгами. И след на коже другой, и ощущения в руке. Полоски напрягли Еровеева. Но увидев, что крови нет, он ударил во второй раз с той же силой. - Поздновато каешься, сынок! - сказал Василий Петрович после первого отпущенного удара, чуть крепче ухватив дёрнувшегося Костика за холку,- таких ты сейчас получишь ещё 49 штук! Впредь умнее будешь! Выставленную вверх задницу обожгло, словно огнем резануло. Ни за что не утерпишь, чтобы не рвануться всем организмом. Только ремни крепко держат за руки и ноги, а крепкая рука вталкивает голову вниз. - Ну я же очень прошу! Простите! - Я же говорю... - Это нормально? - Спросил Юрий Семёнович, показав розгой на полоски. От ремня такого не было. - Продолжать так же? - Да, вполне нормально, - Василий Петрович бегло взглянул на вспухающие полоски, - одна к одной! Секите равномерней, распишите ему задницу сверху донизу, цельте всякий раз рядом со следом. 20 прутов слева, 20 - справа. Потом поглядим... Продолжайте! На реплики мальчиков во время порки, директор отвечал редко и исключительно назидательным тоном. Таких хитрецов он повидал за 20 лет работы в исправительной системе немало, и разжалобить его было почти нереально. Костя уже не мог сдерживать крики во время попадания прутом, и стоны после удара. Он продолжал дергаться и рваться, но все усилия были бесполезны. Он постарался повернуть голову и куснуть руку директора. Попа горела так словно его посадили на горячую решетку. Юрий Семёнович кивнул. Порка розгой в чём-то походила на порку ремнём. Там Ерофеев тоже старался класть ремень параллельно, и с двух сторон. Так что сильно менять тактику не пришлось, и Юрий Семёнович очень быстро приноровился попадать розгой именно туда, куда целился. - Хотя ремень - лучше, мне кажется. - Пробормотал он, всыпав двадцатый удар. - Всё дело в строгости наказания, Юрий Семёныч... Одним и ремня за глаза хватит, тем более если штаны спустить, а с другим вот без розог не сладить... Так что - передохните малость и всыпьте Косте двадцать розог справа. - Ну что, несладко, друг ситный?!! - обратился Василий Петрович к Косте. Когда просвистел двадцатый удар розги, Костя уже устал ойкать и причитать, прося прощения. Теперь попа на огне была уже вся. Горело и влажное от слез и пота лицо. - Василий Петрович! Юрий Семенович! Простите! Не надо больше... Я самое-самое честное слово даю, что не буду никогда больше курить! Ерофеев спокойно ждал окончания беседы между директором и подростком. - Верю, Костя, конечно не будешь... После порки! Легко отделаться хочешь... А розог жалеть - только мальчишек портить. Когда по-хорошему вам объясняют, вы не понимаете. Значит, придётся высечь так, чтоб каждый раз вспоминал, когда на задницу садишься! А ты у меня неделю сидеть не сможешь! Ещё двадцать розог справа, Юрий Семёныч... Смените прут, этот совсем измочалили... - Тут ещё и прутья надо менять? Ремень менять не надо, он незаменимый! - подумал Ерофеев. Он отошёл от скамьи - к запасу розог, и выбрал прут. В этом деле он понимал мало, так что просто постарался, чтобы прут был похож на тот, который дал ему Субботин. Вооружившись Юрий Семёнович вернулся к Косте. - Видите захлёсты справа сбоку? Это неизбежно, но желательно, чтобы они располагались поровну по бокам обеих половинок..,- В.П. любил, чтобы всё во время порки было сделано чётко по всем правилам. Он бывал очень строг, при этом не переходя грань, за которой наказание становилось избиением. Субботин никогда бы не назначил розги тому, кто сполна не отведывал ремня. Костя, хлюпая носом, смотрел, как директор на нем как на манекене показывает, как надо пороть. - Ну надо же! - умолял он, хоть на него никто не обращал внимания, а изучали только следы на его попе, которые ему самому и видны не были, но горячо чувствовались жаром и болью, и как бы даже пульсировали и гудели. - Я самое, самое-самое честное слова даю! Ну пожалуйста! Не надо пороть больше!!! Ерофеев ждал реакции директора. Порол бы он сам ремнём, то сказал бы что-то вроде "у еды согласия не спрашивают". Но и ремень оставляет куда меньший след. Тут чуть ли не кожу просекает. М-да, розга жестокое орудие. - Ну-те-с... чего же Вы ждёте, Юрий Семёныч? Прут выбрали - так продолжайте, я Вам говорю, - Василий Петрович вернулся туда, где стоял прежде, держа Костину шею и снова взял его за загривок: - Значит, сейчас твои слова - самые честные, а до того, выходит, нечестные были? Или честные, но не самые?!! Ты, братец, совсем заврался, я больше не верю ни одному твоему слову! Так что подставляй задницу! А высечь тебя нужно как следует, вот и весь разговор! И порка продолжилась... Это такое отчаяние на душе, когда вместо сочувствия и прощения - тебя снова берут за загривок и толкают носом вниз, к твои рукам, накрепко притянутым к лавке, и ты никак-никак не можешь защитить свои, и без того мучительно горящие ягодицы от новых ударов ненавистной розги. Никто не поможет и не пожалеет, потому что ты провинился и должен быть наказан. Строго. Очень строго! Несмотря на кажущуюся жестокость во время порки ремнём, Ерофеев сейчас жалел подростка. Ему казалось что это небольшой перебор. Нет, розги явно не орудие воспитания, а орудие пыток! Но Юрий Семёнович продолжил, стараясь закончить как можно быстрее и не делать захлёстов и не попадать дважды по одному и тому же месту. Как только Ерофеев отмерил очередные 20 ударов прутом, Василий Петрович сделал ему знак прекратить порку и взялся отстёгивать ремешок на левой руке У Кости, затем на правой. Отстегнув, он разложил Костю на лавке, затем пристегнул руки снова, теперь по углам лавки, вытянув Костю в струнку. Взяв из ведёрка два прута, В.П. проверил их на гибкость, рассекая воздух, и приложил к заднице наискось, встав у изголовья. Всё это было сделано молча. Костя судорожно сжал пылавшие ягодицы... Надежда на освобождение, когда директор отстегнул ремни, длилась так недолго, что Костя не успел осознать свое счастье, но каково было отчаяние, когда Василий Петрович уложил вновь его на лавку, и заново прикрепил руки к последним ремням. Причем так сильно вытянул вдоль лавки, что ремни теперь растягивали его тело вдоль. Неужели им еще мало?! В отчаянии метался Костя, а когда директор достал пару прутьев и коснулся ими горящих ягодиц, он только горько и безнадежно завыл: - Ааа! - чтобы снова начать просить прощения, выдавая все уверения исправиться, которые приходили ему в голову. - Эта песня - старая... но вы все её заводите, когда вас драть начинают,- Василий Петрович коротко взмахнул розгами и Костик опять завыл. - Вот тебе за курение, вот - за ложь, вот - за то, что в окно лез, вот тебе, вот тебе, вот тебе.., получай! - директор напоследок от души вытянул Костю чуть ниже попы, по ляжкам и отбросил прутья... - Развяжите его, Юрий Семёнович, и марш в угол носом, на колени! руки за голову, задницу не трогать... Алексей! Твой черёд, ступай на лавку... - Мне на обход пора. - Хмуро сказал Ерофеев, отвязывая мальчика. - Так что извините, продолжение без меня, не могу я здесь задерживаться. - Юрий Семёнович помог Косте встать в угол, попрощался с Субботиным и вышел из кабинета. Костя приводил дыхание в порядок долго, смотрел в скучную стену перед собой, стоя на коленях, держа руки ладонями на затылке. Ему не было видно, да сейчас и неинтересно, как там наказывают Лёху. Задница горела, как после несколько сотен укусов ос, и пульсировала в такт с биением сердца. Это же надо чтобы так не повезло вчера! Такая неудача...
Солдат Вселенной11: Ну уж больно сурово за курево в 16 лет наказывать...Взрослые ребята уже. Сами то директор с учителем курят? И еще. Стоя на лавке в такой позе не перекинешь её просто - напросто, когда дёргаться начнёшь? Тут и на полу под розгой спокойно не устоишь, дёргаешься, как скаженный, а если на лавке - пожалуй, так ее раскачаешь, что вместе с лавкой на пол и грохнешься. А так - за все спасибо. Себя вспомнил. И за сигареты получал, хоть папашка сам курил. Но хоть и получал - все равно курил. И с такими вот прутьями знаком. Хоть и без замачивания. А сотню получить, если всерьез сечь - все изодрано будет. Одними ойканьями и причитаниями не обойдешься, орать будешь дурным криком.
Виктория: Отличный рассказ!
petrowich: Солдат Вселенной11 пишет: Ну уж больно сурово за курево в 16 лет наказывать...Взрослые ребята уже. Сами то директор с учителем курят? И еще. Стоя на лавке в такой позе не перекинешь её просто - напросто, когда дёргаться начнёшь? Тут и на полу под розгой спокойно не устоишь, дёргаешься, как скаженный, а если на лавке - пожалуй, так ее раскачаешь, что вместе с лавкой на пол и грохнешься. Солдат Вселенной11 , это не совсем рассказ... Местами это - эссе "Если бы Директором был я..." В основном - причёсанный, адаптированный текст ролевой игры в одной соцсети... А вот лавка... Лавку не трожь - не перекинется Я в них очень хорошо понимаю! Она - либо к полу приделанная, либо - кондовая, с очень низким центром тяжести, с ножками из обеднённого урана Виктория пишет: Отличный рассказ! Спасибо, я только один из авторов
Виктория: petrowich пишет: Солдат Вселенной11 , это не совсем рассказ... Местами это - эссе "Если бы Директором был я..." В основном - причёсанный, адаптированный текст ролевой игры в одной соцсети... petrowich , интересная, я смотрю, Игра у вас вышла!
Солдат Вселенной11: petrowich пишет: с ножками из обеднённого урана Ох, ничего себе! Не рискнул бы на такую лечь, даже если из обедненного Мало ли чего...
Кузьма: petrowich пишет: Спасибо, я только один из авторов А вот Ерофеев мой перс. Если, конечно, речь идёт о почившем Сендисайте.
Сништ: petrowich пишет: - Подойди ближе, Алёша... - Василий Петрович взял Алёшу за плечо и поставил в метре от лавки с другой, левой стороны. - Вот, гляди, как мальчишек секут! Что-то мне это сильно Горького напомнило.
Nemo: petrowich пишет: В основном - причёсанный, адаптированный текст ролевой игры в одной соцсети... Точно, игра! Читал сейчас и не мог понять, где я это уже видел, прям дежавю 😁
полная версия страницы