Форум » Антология лучших рассказов, размещенных на форуме » Дядя Слава. Летние приключения гадкой девчонки » Ответить
Дядя Слава. Летние приключения гадкой девчонки
Admin: Компиляция на повесть «Неприятности послушного мальчика» (Автор: Дядя Слава) Источник
Ответов - 58, стр:
1 2 3 4 All
Admin: Sakh пишет: Из просторов интернета, рассказ по схожему сценарию http://www.sokoly.ru/vbforum/showthread.php?t=2953 Ну а что, давайте выложим здесь. Интересная сказка. Ergo & Марлен. Фант Под утро Женьке приснился отвратительный сон. Бесформенные чудища тянули к нему щупальца, сковывали по рукам и ногам, потом одно, самое гадкое и омерзительное, отобрало у него портфель, выудило оттуда дневник с «парой» по геометрии и спросило ехидным тоном математички Галины Матвеевны: «Ну что, Никифоров, допрыгался? Я тебя предупреждала...». Женька дернулся, попытался освободить руку, застонал от резкой боли в плече и проснулся. Первым делом ощупал больное плечо – ерунда, просто отлежал во сне. Пальцы нащупали что-то острое и колючее. Женька потряс головой, оглядывась по сторонам. Еще раз потряс... Кошмар рассеиваться не желал. То есть, Женька отличнейшим образом помнил, что засыпал у себя дома, на кровати, застеленной белоснежным постельным бельем, в обнимку с пухлой подушкой – бабушкиным подарком. Так откуда взялась эта охапка соломы, колющей шею и кисти рук? И почему вместо московской квартиры вокруг грубые каменные стены, крохотное оконце, забранное решеткой, глиняная кружкка с глотком вонючей воды? Что вся эта ерунда означает, в конце-то концов? Женька с отчаянием повернулся на живот и почувствовал на себе чей-то взгляд. Прямо перед ним сидела мышь и бесстрашно рассматривала мальчишку. Женька попытался отвесить ей щелбан, но мышь ловко увернулась в сторону и укоризненно покачала головой. – Ну и нафига? – поинтересовалась мышь, пристально глядя Женьке прямо в глаза. – Чего «нафига» ? – обалдело поинтересовался окончательно сбитый с толку Женька. – Драться нафига? – пояснила мышь, – Думаешь, так нам легче будет договориться? – До... договориться? – мальчишка напрочь перестал что-либо понимать. – О чем договориться? – Ну, ты же хочешь вернуться домой? – подивилась женькиной непонятливости хозяйка дома. – Не гнить же тебе весь век здесь на соломе. – Н…ну да, – несмело подтвердил Женька, на всякий случай даже не пытаясь разбираться, откуда у мыши взялось такое умение читать мысли. О ее способности изъясняться человечьим языком мальчик предпочел не задумываться вообще. – Ну вот, – удовлетворенно потерла лапки мышь, уселась поудобнее и приступила к делу. – Значит, домой ты хочешь? – она дождалась согласного кивка и продолжила. – А куда тебя занесло – догадываешься? Женька отрицательно помотал головой. Голос ему отказал окончательно и бесповоротно, поэтому изъясняться приходилось исключительно невербально. – Ты в Стране Исполнения Желаний, – важным тоном произнесла мышь и испытующе посмотрела на мальчика, проверяя, какой эффект произведут ее слова. Очевидно, вид у Женьки был достаточно обалделый, так что мышь удовлетворилась увиденным и продолжила. – Домой ты попадешь, когда исполнишь три своих настоящих желания. Она тоном подчеркнула «настоящих», чтобы даже самому недогадливому пришельцу из иного мира стало ясно, что обладание «малым ренегатским набором» – бочкой варенья и корзиной печенья – исполнением желания считаться не будет. – А как я пойму, что что желание настоящее? – вытолкнув из горла застрявший там колючий клубок, хрипло спросил Женька. – Понятия не имею, – пожала плечами мышь. – Твои желания – ты и разбирайся. – А тебе-то зачем это нужно? – по-прежнему хрипло спросил Женька. – А я эксперимент ставлю, – важно пояснила мышь, обмахиваясь хвостом. – Ну у тебя тут и духота. Пойду я пожалуй, а ты с желаниями разбирайся. – Да, дверь не заперта, так что иди куда хочешь, – мышь на прощание помахала лапой и сгинула где-то в недрах соломенной кучи. Женька снова потряс головой, ущипнул себя за руку, зашипел от боли и вскочил на ноги, стукнувшись макушкой о невысокий свод камеры. – Ну кто так строит? – сквозь зубы ругнулся мальчишка, потирая немедленно налившуюся шишку, – Не могли чуть повыше потолки сделать? Он наскоро отряхнул с одежды налипшую солому, подивившись тому, что спит не только одетый, но еще и в кроссовках, и осторожно выбрался за дверь. Судя по виду коридора, это была типичная тюрьма с камерами, могучими навесными замками, крошечными окошечками в дверях и выщербленными плитами пола. «Какой же это век?» – попытался про себя прикинуть Женька. Массивные камни, из которых было сложено здание, явно тянули на Средневековье, но ни век, ни страна не определялись категорически. Мальчишка насторожился, пытаясь понять, что его тревожит. Тишина! Вот в чем дело – во всем огромном здании не раздавалось ни единого звука, заключенные не двигались, не храпели во сне, не стучали ложками о миски, не пытались браниться или заговаривать со стражей. Да и стражи-то тоже не было... Дивясь про себя таким чудесам местной пенитенциарной системы, Женька добрался до конца коридора. Ага, вот и лестница. Вытертые сотнями ног покосившиеся ступеньки вели вниз, с сумрак, откуда наконец донеслись какие-то явно человечески звуки. А ведь здесь же, – мелькнуло у него в голове, – ведь здесь же древность, и значит… Ну, то, что было в учебнике истории и про Грецию, и про Рим, и про Средневековье – оно тоже может здесь происходить? Буквально здесь и сейчас? Прижимаясь к стене и стараясь не шуметь, Женька тенью скользнул вниз и замер у входа в довольно большую залу, откуда доносились негромкие голоса. Разговаривали, как ни странно, по-русски. По-прежнему стараясь быть как можно незаметнее, Женька осторожно заглянул внутрь и отшатнулся. Посреди комнаты стояла скамья. Рядом со скамьей стояла здоровенная лохань, в которой мокло что-то сильно напоминающее заготовки не то для банного веника, не то для дворницкой метлы. Перед ней стоял, насупившись, косматый мужик с грозным взглядом. А у противоположной стены стояла, опустив голову, девчонка его лет в простом ситцевом платье и босиком. – Простите, дедушка! – тоненьким и жалобным голосом протянула она. – Высеку – прощу, – сурово ответил старик, – а ну! И девчонка, шмыгая носом, неловко и как-то безнадежно стянула через голову платьице и бросила его на пол, оставшись в одних беленьких трусиках и переступая с ноги на ногу. Тут Женька почувствовал, как сердце гулко застучало где-то в горле, а самого мальчишку обдало огненной волной, и от стыда защипало в носу так, что на глаза невольно навернулись слезы. «Вот оно»... «вот так оно выглядит...» заскакали в голове бессвязные обрывки. Бежать, немедленно бежать... Но ноги словно приросли к полу, и невозможно было пошевелиться, а в голове стучала только одна предательская мысль: «да разве через трусы это бывает?» – А, и ты здесь? – мужик словно не удивился, увидев в дверях комнаты незнакомого мальчишку. – Ну заходи, заходи.... Чувствуя себя не в силах сопротивляться, Женька на ватных ногах шагнул в комнату. Девчонка испуганно подняла голову и мальчишка с ужасом узнал в ней Лильку Белоногову из параллельного класса. Ну да, как же он забыл? Лилька наябедничала директрисе, что Женька курил в лопухах, хотя Женька и не думал заниматься подобными глупостями, а в лопухах отсиживался по совсем другой причине, о которой никому знать совершенно не обязательно. Директриса разбираться не стала, просто накатала замечание в дневник, в результате чего Женька на две недели лишился велосипеда и вместо похода в Соколову падь все воскресенье просидел дома взаперти, а к Лильке проникся чувствами самыми мстительными. Да что греха таить, хотелось Женьке, чтобы Лилька попалась на перевоспитание к старику Каширину, ой как хотелось. Так это.. Ой! Женька неприлично ойкнул, прикрыв ладошкой рот. Описание пресловутого деда, лишившего покоя добрую половину отечественных школяров, мальчишка помнил довольно слабо, но ситцевая рубаха, борода и кустистые брови выглядели весьма убедительно. Он, точно он... Женька вспомнил, чем закончилась аналогичная сцена для маленького Алеши и жалостно наморщил нос. Хоть Лилька и вредина, да еще и ябеда, но все равно ее жалко. Дед, он же такой, он щадить не будет. «Доносчику первый кнут» – всплыла в памяти сакраментальная фраза. Лилька, тем временем, закусив губу и метнув на мальчишку взгляд, полный огненного отчаяния, потянула вниз трусики – а у Женьки в животе вдруг возник ледяной комок, и чувство было такое, что он проваливается в пропасть. Так вот они какие, девочки! Лилька стояла перед ними с дедом, не смея ни головы поднять, ни даже закрыться, только видно было, что закусила губу и кулачки сжала. А Женька глядел во все глаза, не в силах оторваться. – Что стоишь – розги подай! Голос деда вывел девочку из оцепенения. Она неловко, боком, шагнула к ведру, и тут же бросилась к нему опрометью, чтобы только скрыть самое-самое стыдное из виду. Она выбирала прутья какими-то судорожными, резкими движениями, и Женька невольно залюбовался ее худенькой спинкой, острыми лопатками и круглой, аккуратной попкой – белой после лета, совсем не такой, как у пацанов. На булочки сдобные похожа, пронеслось у него в голове. Девчонка тем временем составила пучок, робко повернулась к деду и, низко опустив голову, протянула ему розги. Видно было, как дрожит ее рука, но она не пыталась ни сопротивляться, ни даже закрыться – похоже, по правилам нельзя было, и правила эти она откуда-то хорошо знала. – Посеките меня, дедушка, – едва дыша, пролепетала она. – Ась? Не слышно! – ответил дед, и Женька поразился его наглости. Ему-то самому это было слышно как с трибуны… – Дедушка… и ты, Женя… – девчонка в очередной раз хлюпнула носом, смахнула свободной от розог рукой слезинку, и вдруг громко, четко произнесла нараспев, в какими-то древнерусскими интонациями: – Злой я была, противной, гадкой девицей, ни разумения, ни послушания! Заслужила я добрых лозанов да по голой да по попе! Высеки ты меня, дедушка, березой хлесткою, поучи уму-разуму! «Во Белоногова дает!» – поразился про себя Женька.– «Слов-то таких где набралась? И... и при чем здесь я?! Дед есть, вот пусть он и разбирается.». Отрапортовав, девчонка опрометью кинулась к лавке и заняла позицию «попой кверху». А Женька… Он просто зажмурил глаза, так много всего увидел он сразу. Но стоял он с закрытыми глазами недолго – Лилькин вскрик вывел его из оцепенения. Белая попка девчонки уже была немного подцвечена розовым, а страшный мужик высоко занес прутья, готовясь нанести следующий удар. Женька, как в замедленном кино, смотрел, как плавно-плавно опускается рука мужика, как прутья чертят три ярко-алые полоски на еще недавно молочно-белой попке девочки, как та пытается рвануться, но путы (значит, дед успел ее еще и привязать?) надежно удерживают ее на лавке. «Аааа!» – резанул по ушам громкий крик, Женька дернулся почти одновременнно с девчонкой, чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота. – А ты чего стоишь? – спросил вдруг дед Каширин. – Бери хворостину-то... – Зачем хворостину? – дрогнувшим голосом спросил Женька, чувствуя себя как кролик перед удавом. – Ну ты ж хотел ей задать? Вот давай, – дед подтолкнул мальчишку к лохани, – сам выбери, какой ее, потолще али подлиннее… – Не-не-не, – замотал головой Женька и даже руки выставил перед собой. – Я не хочу больше... – Ой ли? – Усомнился дед. – А как хотел-то! Аж картинки рисовал. Что, скажешь, не было? – Бы... было... – залился багровым румянцем Женька, не зная куда деваться под лилькиным укоризненным взглядом. – А раз было, стал быть, бери да секи, – голос деда построжал. – Настоящие желания выполнять надо. А коли ты не станешь, так я посеку... На последних словах дед размахнулся вроде не сильно, но стегнул так, что от лилькиного визга зазвенело в ушах, а на девчачьей попке враз ало налились и припухли три полосы. Лилька подняла на Женьку полные слез глаза и словно бы прошептала что-то, но Женька ее уже не слышал. Как зомби, совершенно оглушеный и ослепленный, он подошел к лохани, выбрал прут поровнее и недоуменно взглянул на деда. – Этак лучше будет, – одобрительно кивнул головой дел и шагнул в сторону, освобождая Женьке удобное место. – Ну-кась, покажи, как ты ее наказать хотел... Женька несмело хлопнул прутиком по полосатой лилькиной попке. («Нуу, эт никуда не годится» – заворчал дед.) Примерился к пруту, пару раз похлопал тихонько, а потом, резко размахнувшись, стегнул наискось, так, что пересекая все прошлые полоски, лег новый припухший след, а Лилька дернулась и громко заголосила. Женька прислушался к своим ощущениям. Лильку было ужасно жалко, но рядом с этим чувством росло какое-то новое, непонятное ему самому чувство. Женьке словно бы нравилось, как она дергается и пищит. И попка ее, такая розово-полосатая, почему-то тоже ужасно понравилась... Мальчишка еще раз примерился и снова стегнул наотмашь, так, что прут повело в сторону, а у Лильки на бедре вспыхнула огненная отметина. Девчонка заорала еще громче, и Женька с ужасом увидел, как по ее щекам ползут настоящие слезы. Да что ж я делаю?! Женька гневно отбросил прут и с недоумением посмотрел на свои руки. Неужели это он, собственными руками, смог причинить такую боль? И кому? Девчонке? – Ты чего-то? – удивился дед. – А как же месть? – Отвяжите ее, – решительно потребовал Женька, впившись взглядом деду в лицо. – Хватит с нас мести. – Ты погоди, погоди, – засуетился дед. – а желание-то как же? Настоящее желание? Ты ж мечтал ее до обморока запороть, а теперь в кусты? А с тобой-то что будет? Застрянешь же тут навечно... – Плевать, – рубанул Женька и для пущей убедительности сделал жест рукой словно шашкой махнул. – Мое желание, хочу – порю, хочу – прощаю.И вообще, сгинь, а? Дед Каширин растерянно поморгал ресницами и медленно растаял в сумраке. Лилька, замерев, смотрела на Женьку, как он, ломая ногти и помогая себе зубами, отвязывает заскорузлые веревки, стягивавшие ее руки и ноги. Наконец последний узел поддался и Женька повернулся к Лильке спиной, мрачно буркнув «Одевайся, что ли». За спиной что-то зашуршало, пару раз Лилька тихонько ойкнула, потом раздался легкий стук шагов и тоненькие пальцы коснулись женькиного рукава. – Лиль, ты это... – не поднимая головы, буркнул Женька, – Короче, прости, а? – Ага, – легко согласилась Лилька. – Да ладно тебе, я ж понимаю... Я не хотела Зинаиде Васильевне ябедничать, ну... так получилось... Она потупилась. – А тебе дома здорово попало? – Здорово, – мрачно ответил Женька, – в поход не пустили и велик на две недели отобрали. – А меня выпороли, – грустно призналась Лилька, – Когда я на самом деле один раз курить пыталась. – Серьезно?! – не поверил своим ушам Женька, – Я и не знал, что тебя дома порют. – Они не часто, – еле слышно отозвалась девчонка. – Только за двойки или вот... что-то серьезное... – Лиль, тебе очень больно? – набравшись смелости, спросил Женька. – может, сделать что-то надо, а? Сейчас он был готов на что угодно, лишь бы загладить происшедшее. – Да ладно, пройдет, – мотнула головой Лилька, – бывало и хуже. Ты только это… ты не говори ребятам, что видел, ладно? – Не скажу, – мотнул головой Женька, – ни за что! И вообще, ты молодец. Я даже не знаю, я бы так смог или нет… Он посмотрел на девочку со смесью жалости и уважения – его-то самого в жизни пальцем не тронули. – Да ну, – протянула Лилька, – знаешь, как страшно было? Прямо ужас! Особенно когда ты смотрел, ващще… – Да я не нарочно, – заоправдывался Женька, – ну, просто, мало ли, если бы что, может, я бы помог там… – Да ты и помог, – улыбнулась девчонка, – нет, правда. Он бы меня ващще засек! А что смотрел, я ж понимаю. Я, если честно, сама бы на пацана во все глаза смотрела, если бы его так. Женька вспыхнул и промолчал. Нет уж, лучше сменить тему! – Слушай, а мы что, насовсем тут застряли или как? – выручила его Лилька. – Не, не насовсем, – он решительно ухватил Лильку за руку и потащил по знакомой лестнице обратно в «свою» камеру. Давешняя мышь, казалось, поджидала их, с комфортом устроившись в гнезде, которое успела свить в куче соломы. – Ну и как тебе желание? – поинтересовалась она, глядя Женьке прямо в глаза. – Понравилось девочек пороть? – Ну тебя нафиг! – гневно завопил мальчишка, – На себе эксперименты ставь, а нас оставь в покое, мы домой хотим. – Вот так всегда, – грустно вздохнула мышь. – Как эксперименты, так на мышах... Нет бы на людях. Ладно, будем считать, что два желания ты исполнил – и выпорол девочку, и пожалел... – Два? – ужаснулся Женька, – а третье? А что я деда того… аннигилировал? – А он и был воображаемый, – усмехнулась мышь, – воображаемые, они такие: их когда хочешь, представляешь себе, а когда не хочешь – их уже и нет. Скажешь, не так? – Так, – усмехнулась за Женьку Лилька, – вот бы меня всегда только воображаемые наказывали! – Такого желания я тебе гарантировать не могу, – серьезно ответила мышь, – а с вас в любом случае еще одно. Так что возвращайтесь, когда исполните. Она внимательно посмотрела на детей и внезапно исчезла. – Пойдем, что ли, в коридоре, посмотрим, где там третье желание? – растерянно сказал Женька, – я вообще-то велик новый хотел, и с аквалангом понырять, и на воздушном шаре тоже… Прикольно бы прямо сейчас! А ты? – Ой, а я, я… – Лилька замялась, и похоже было, что желания у нее перепутались, или некоторые из них были вовсе не такими, которыми деляться с мальчишками. Даже если эти мальчишки и видели кой-чего лишнего, так это еще не значит, что… – Вот эту, что ли, дверь попробуем? – предложил Женька и потянул на себя дубовую створку за тяжелое железное кольцо… Велика там не было. И акваланга. И, тем более, воздушного шара. Там были скамья, и лохань с розгами (да что у них тут, сдвинулись все на них, что ли?!) и сидела какая-то нарядная фигура женского пола, совершенно не похожая на сумасбродного старика. – Оп-паньки – довольно невежливо бросил мальчишка, – мы вроде как дверью ошиблись. Типа, извините. Но за дверь он все-таки не вышел – что-то было в этой фигуре такое... знакомое. И ветерок вдруг откуда-то подул, свежий, почти морской, хотя комната была закрытой со всех сторон. У стены сам собой раскрылся зонтик, большой, как в том фильме, где... – Да это же...! – растерянно пробормотал мальчишка, оглядываясь на свою спутницу. Но спутница была ошарашена не меньше его – и, что самое интересное, на ней было уже не деревенское ситцевое платьице, а что-то изящное, с кружавчиками, и лаковые туфельки на ногах. "Мэ-эри... лэди Мэ-эри..." – откуда было бы доноситься звукам этой песенки, если в комнате никого не было? Сама дама изящно повернула голову и иронично взглянула на вошедших: – Странная манера здороваться, не правда ли? – Ой, простите! Лилька присела в книксене и незаметно дернула Женьку сзади за штаны – поздоровайся как положено, чучело! Сама она невольно съежилась под насмешливым взглядом голубых кукольных глаз. – Добрый день, мисс! Простите, мы ошиблись, нам надо совсем в другое место. С вашего позволения мы пойдем... – Юная леди, неужели вам до сих пор неведомо, что наносить столь мимолетные визиты невежливо? Будьте любезны, присядьте, пока мы побеседуем с вашим спутником. Тон дамы был ничуть не теплее, чем в начале разговора. – Эээ, – промямлил Женька, с изумлением обнаружив на себе короткие (и довольно замызганные) штанишки из чего-то вроде бархата, куроточку из такого же материала, белоснежную рубашку и – о ужас! – гольфы. Высокие белые гольфы, и туфельки на ногах. Ну прямо в витрину "Детского Мира" – мальчик-зайчик на весенней распродаже! Нет, если Лилька про такое расскажет, особенно эти гольфы – это конец всей пацаньей репутации. – Я эээ-это... воздушный шар тут не пролетал? Если нет, тогда нам не сюда, – обрел он вдруг дар речи, – и типа здрасьте, Мэри... мисс то есть. – Во-первых, не Мэри, а.... Как положено здороваться с дамами? Кукольные голубые глаза внезапно превратились в две узенькие щелки. – А во-вторых, Юджин, по-моему, вам как раз сюда, в первую очередь – тебе. Лилька тем временем чинно уселась на невесть откуда взявшийся в комнате стул. Пристроившись у дамы за спиной, она корчила отчаянные рожи в надежде, что Женька наконец перестанет выпендриваться и заговорит с незнакомкой как положено. – Здравствуйте, мисс Поппинс, – чинно начал Женька по-новой, надеясь, что теперь она отвяжется, – надеюсь, вы в добром здравии. И я тоже. Соблаговолите... в общем, можно, мы пойдем? Он сделал маленький шажок к двери. Собственно, ничто его не удерживало, но... но если всегда можно выскочить, к чему торопиться? Посмотрим, что она хочет ему сказать. Из-за спины Мэри Лилька отчаянно закивала, дескать, ну наконец-то, молодец. Но сама дама, похоже, придерживалась иного мнения. – Благодарю, – сухо кивнула она в ответ на первую фразу, – А вот задержаться вам придется. Тут она метнула в мальчика обжигающе-ледяной взгляд: – Надеюсь, сэр Юджин, вы помните, чему обязаны удовольствием встретить меня здесь? – Ннну... неисполненное желание. Что Мэри вдруг стала называть его "сэром" и на "вы", прозвучало как-то пугающе. А причем тут было желание, и вовсе было непонятно. Ничего такого особенного от этой самой Мэри ждать не приходилось – ни акваланга, ни монгольфьера. А еще эта дурацкая скамейка и лохань – ну ведь всё уже, всё, разобрались! Чего они тут их везде понаставили, в самом деле. – Сэр Юджин, а в чем же заключались два ваших исполнившихся желания? Мэри нельзя было врать, это он почему-то понимал очень четко. Она и так знает уже всё, так что будет только еще стыднее, и... И мальчишка, бледнея и холодея, ответил, глядя на свои глянцевые туфельки: – Первое – чтобы Лильку наказали. При мне. Чтобы я сам ее тоже... А вот зато второе – чтобы я ее спас от страшилища! Но Мэри явно не собиралась застревать на сюжете о благородном спасении. Ее интересовало другое: – Скажи мне, Юджин – а тебя самого часто секли розгами? Мальчишка несмело взглянул на подружку... – Нет. Никогда. И ремнем тоже. И прыгалками. – То есть ты совсем-совсем непоротый мальчишка? Женька беспомощно молчал. Ну голова у нее есть – значит, сама сообразит. А Лилька, тем временем, заговорщицки глядя на Мэри, кивнула головой – дескать, случаются в нашей жизни и такие казусы вроде совсем непоротых мальчишек. Похоже, две женщины – большая и маленькая – о чем-то договорились взглядами, не произнеся ни звука. – Досадное упущение со стороны твоих родителей, – обратилась она к окончательно потерявшему дар речи Женьке. – Ну что ж, придется его исправить. Заодно и третье желание исполним, раз уж такое дело. – Нет-нет-нет! Вы что! – завопил Женька, – Лилька, бежим! С этими словами он выскочил за дверь. Не было у него такого желания! Не было и быть не могло. Вот еще, варварство какое! Да что она вообще понимает, Мэри эта самая Поппинс (ну и фамилия)? Небось, в книжке никого не порола!
Admin: (окончание) И тут, прямо в сумрачном каменном коридоре, за ту секунду, что потребовалась Лильке, чтобы выскочить наружу, до Женьки дошло сразу несколько вещей. Во-первых, что Лилька-то ни чуточки не пользуется моментом, как он сам воспользовался. Нечестно получается. А во-вторых – что желания-то их обоих отправили выполнять. И что если такое случилось, то значит, Лилька... Ну да. И что? В конце-то концов он присутствовал и поучаствовал. Так что имеет право. Значит, у нее такое желание, ничего не попишешь. Но всё равно ему еще и своё надо исполнить! А у него не было такого желания, никогда не было, ни за что, нет! – Жень, ты чего? – смущенно бормотала Лилька, старательно отводя взгляд в сторону. – Ну их с этой поркой, пойдем лучше, с воздушного шара поныряем. Или чего ты там еще хочешь? Дверей-то вон сколько, давай какую-нибудь еще попробуем, Сама она изо всех сил старалась не расхохотаться от его потешного вида. Нет, шорты с гольфами – это самое то, что мальчишкам нужно. Особенно вредным и драчливым, вроде Женьки, вот! Лилька пригляделась повнимательнее к дверям. Вроде, все на одно лицо (или что там у этих дверей в качестве физиономии?), но некоторые явно выглядят посимпатичнее. Ручки у них поярче, что ли или краска поновее? Фиг их разберет... Наконец, выбор ее упал на самую светлую дверь, выкрашенную голубой краской. – Ну чего, пошли? Может, здесь твой подводный шар окопался? Она осторожно потянула за бронзовую ручку, украшеную головой льва ... За дверью была комната, окрашенная в уютные голубые цвета. Посредине комнаты стояла лавка, на сей раз покрытая мягкой тканью теплых тонов, а рядом – изящная ваза в античном стиле с широким горлышком. Из нее торчали длинные и тонкие розги. Подле вазы в старинном кресле-качалке сидела... Мэри Поппинс. – Некоторые непоротые мальчишки обладают удивительным свойством: неистребимым нахальством, – сказала она, обращаясь к каменному льву, украшавшему интерьер как раз в противоположному углу элегантной залы. – Истинно так, мисс, – учтиво отозвался лев. – Представь себе, Лео: высечь бедную девочку, которой и так достается дома (хотя, разумеется, гораздо реже, чем следует), а самому так и не попробовать розог! Разве достоин этот поступок мужчины? – Я так не думаю, – сокрушенно кивнул лев. – Неправда! – взорвался Женька, – неправда! Хотя что в этой истории было неправдой? – Мэри Поппинс не порола детей Нет такого в книжке! – Как ты думаешь, Лео, – Мэри продолжала беседовать со статуей, – если в книге не описано, как дети чистят зубы и меняют носки, значит ли это, что такого с ними никогда не происходило? – Напротив, мисс, – учтиво отозвался лев, – с вашего позволения, я бы сказал, что это подчеркивает естественность и обыденность подобных происшествий в их жизни. К чему говорить о том, что и так всем ясно? Женька в ужасе захлопнул дверь. – Ну не хочу я этого, понимаешь, не хочу! – чуть не плача, пробормотал он, глядя в сторону Лильки, – я, понимаешь, может, и не против бы, но... не хочу я! Это что ли твое желание такое? Умирая от желания провалиться сквозь землю и не решаясь взглянуть Женьке в лицо, Лилька тихонько покачала головой. – Нет, Жень, ну правда... То есть, сначала да, я страшно хотела, а теперь уже нет. Ну честное слово! Понимаешь, я на тебя разозлилась ужасно, там, у деда Девочка непроизвольно потерла бедро, там, где до сих пор горячо ныл след от Женькиного захлеста. – А сейчас я совсем-совсем не хочу, ну правда! – она непроизвольно схватила приятеля за руку и робко заглянула в глаза, – – Жень, ну ты мне веришь, а? – Верю, – очень серьезно кивнул мальчишка, – знаешь, мне и самому теперь стыдно, что я так. Хотел он добавить, что она на самом деле очень-очень здорово смотрелась там, голышом, но только смутился и промолчал. Он потом как-нибудь ей скажет, какая она славная и красивая, и вообще. А сейчас надо как-то выбираться отсюда. Может, лекарство какое есть – выпил, и готово? Микстура? Типа как у Алисы в стране чудес? А Лилька уже тащила приятеля вперед по коридору, от всей души надеясь, что он не прочитал в ее взгляде, как ей стало его жалко, балбеса такого. Естественно, боится, мальчишка же... Все они боли боятся, особенно такой, стыдной. Одно слово, слабый пол, не то, что девчонки! – Ну давай ты чего-нибудь совсем-совсем сильно захочешь? – предложила она, нацеливаясь на следующую дверь, покосившуюся и закопченую от дыма. Не может такого быть, чтобы вездесущая гувернантка обитала в жилище, больше всего смахивавшем на лачугу угольщика! – Ну, хоти же, сильнее! – Лилька легонько ткнула мальчишку в спину, одновременно распахивая дверь. Не ожидавший такого коварства Женька споткнулся о порог, кубарем влетел в низенькую сводчатую комнату и закашлялся, до того там было душно и пахло дымом. В дальнем углу комнаты яростно пылал, стреляя искрами, огромный очаг, над которым, привешенные крючьями к массивной цепи, булькали и плевались два огромных котла. Косматый котяра, поблескивая изумрудными глазами, точил когти о ножку массивной скамьи, на которой сидела хозяйка, помешивавшая адское варево. Рядом со скамьей, в почерневшем от времени бочонке, окованном стальными полосами, мокли все те же ненавистные прутья. – Миледи, а вот и гость долгожданный, – человечьим голосом позвал кот. Хозяйка неспешно обтерла ложку, положила ее на подставку, слизнула каплю варева, попавшую на палец и медленно обернулась. – Хорошая микстура получается, то, что надо, – донеслось до ошеломленных детей, прежде чем из-под кружевных оборок чепца на них глянули яркие голубые глаза вездесущей Мэри. – Ну, что ж вы застыли на пороге? А ну-ка быстро принимать микстуру! – окликнула гостей хозяйка, сбрасывая чепец и фартук. Взгляд ее, меж тем, был обращен отнюдь не на котел, а на гадский бочонок. – Нафиг микстуру! – самым непочтительным образом заорал Женька, задом выталкивая Лильку в коридор и с силой захлопывая за собой дверь. – Женька, что ж ты такое пожелал?! – в ужасе уставилась на приятеля девочка, с тоской оглядываясь по сторонам. – Она что, теперь от нас вообще никогда не отвяжется? – Я не знаю, Лиль, – грустно ответил паренек, – я просто про микстуру подумал, вдруг, поможет. Я даже уже о воздушном шаре забыл. Только бы отсюда выбраться! Пошли, может, кончится этот коридор. Или Мышильда эта попадется гадкая... Ему уже было неловко, что девочка страдает, в общем-то, из-за него. Коридор загибался, разветвлялся, и по бокам все шли двери, и снова двери – одни и те же, и эта голубая, и та закопченая... Все повторялась в разных сочетаниях. И были на ребятах все те же костюмчики примерных английских детей из сказки про Мэри Поппинс, только на Женьке он уж совсем извазюкался. Лишь дурацкие белые гольфы так и сияли своей альпийской свежестью – хоть сейчас в рекламу беги снимайся. – Да иди ты на фиг, Манька Ж...пова! – завопил мальчишка во всю мочь. Так бывает с мальчишками: когда знаешь, что сам неправ, хочется оскорблять других, и чем больше неправ ты сам, тем злее, обиднее, глупее бывают эти оскорбления. И тут же ближайшая дверь открылась сама. Мэри была все в том же костюме, что и в первый раз – она молча вышла, метнула беспощадный взгляд и ухватила мальчишку за ухо. Больно, между прочим! Очень больно! Только было понятно, что – за дело. И что сам он в эту дверь никогда бы не вошел, так что и хорошо, пожалуй, что ухватила. – Как прикажете это понимать, мистер Юджин? – ледяным тоном поинтересовалась Мэри, оскорбленно выпрямляя спину. – Ваше поведение выходит за все мыслимые и немыслимые рамки. Извольте объясниться, что это за безобразная выходка? В дверь, тем временем, потихонечку просочилась Лилька и заняла прежнюю позицию наблюдателя на стульчике. К ней у Мэри вопросов почему-то не было. И зачем она здесь? – Я... это... извините... Женька понял, что драть его все-таки будут. Ну и пусть, раз они все такие гадкие! Но, по крайней мере, это не удастся представить как его собственное желание! А вообще-то и фамилию она себе выбрала! С такой только и пороть детей, но он-то здесь при чем? – Что значит "извините"? – голосом, в котором позвякивали сосульки, поинтересовалась Мэри, – вы изволили оскорбить даму и думаете после этого ограничиться простым "извините"? Будьте любезны, поясните, как вы вообще осмелились выступить в подобном стиле, да еще в адрес дамы. А после этого займемся вплотную вашим воспитанием. Ведь именно этого вы и хотите, не так ли, мистер Юджин? Она внезапно подошла к мальчишке почти вплотную и впилась взглядом в его зрачки. – И не пытайтесь мне лгать. Вы же знаете, что за ложь вам достанется еще сильнее... – Я... не лгу... Я, в общем, хочу отсюда выбраться... И чтобы вы не сердились, потому что вы такой хороший персонаж, правда! Строгий, но добрый. Мне про вас книжки нравились и кино тоже... мисс Поппинс! Лильке со стороны показалось, что в уголках глаз Мэри проскочила улыбка, но тон гувернантки оставался по-прежнему строгим:. – А раз не лжешь, давай тогда вспоминай, какое у тебя осталось самое-самое заветное желание. Настолько заветное, что пока оно не исполнится, ты домой не попадешь... Да и Лилли не дашь вернуться назад. А ей ведь тоже домой хочется. Мы ждем, мистер Юджин. Соблаговолите не задерживать дам и сообщить нам, каково ваше третье заветное желание... – ...пока я не сделала этого сама.– внезапно закончила она. – Покататься на воздушном шаре, – мальчик облизал пересохшие губы и умолк. Ну да, было бы прикольно, в конце-то концов… – А это путешествие на шаре ты изображал, – Мэри взяла мальчика за подбородок, – когда перед зеркалом дома без штанов крутился, на свои полушария любовался, воображая, что тебя за каждую двойку в школе сечь будут? (На этих словах Лилька снова ойкнула, обеими ладошками зажимая рот, и отвернулась в сторону, лишь бы случайно не встретиться с Женькой взглядом.) – Скажешь, не было такого? – безжалостно продолжала Мэри, – И срабатывания пожарной сигнализации не было, когда всю школу с уроков сорвали? Кто тогда говорил, что лучше бы выдрали, чем к директору таскать и выяснять, из чего дымовую завесу делали? – Кто потом дома попу свою голую кто так и сяк перед зеркалом выставлял, да еще ремешком угощал, представляя, что это перед всем классом происходит? При девчонках? – Если это не самая заветная мечта, то тогда я вообще ничего в мечтах не понимаю, – отрезала Мэри, тряхнув короткими, черными как смоль волосами. И… улыбнулась. Что может быть стыднее, когда ты голый? А вот может. Ты можешь быть одетым в замечательный бархатный костюмчик, но вот эти вот слова Мэри... да, голое тело – оно у всех мальчишек примерно одинаковое, и у всех девчонок тоже. Но откуда, откуда она знает ЭТО? Да, значит знает. Значит, ЭТО уже спрятать не удастся. Даже от Лильки. – Ну да, мисс Поппинс, – пробормотал Женька, – да, я думал про это, ну как бы оно было, если бы в школе меня... ну, нас... ну, иногда секли... ну я просто думал... теоретически... – Тоже мне теоретик, – насмешливо фыркнула Мэри, – ничего не "иногда" ты думал, а постоянно, и не теоретически, а вполне конкретно и практически. Вот к этой самой практике мы сейчас и перейдем, чтобы перевести твои теории во вполне конкретную плоскость... горизонтальную, – она с легкой усмешкой показала на пресловутую скамью, кочевавшую вслед за неутоомимой гувернанткой из комнаты в комнату. – Но для начала ты мне розги подай. – А Лилька... выйдет? – спросил Женька, и сам понял всю бессмысленность своего вопроса. В том же и самое острое было во всех этих фантазиях – чтобы перед девчонками. Чтобы они видели, какой он крутой и замечательный пацан: его дерут, а ему хоть бы что. Чтобы... В общем, не выйдет Лилька. Он подошел к проклятому ведерку. Много их... разные все! Неужели будут его вот этими вот – и по попе? А будут. Только у него ведь совсем опыта нет! – Мисс Поппинс, какие брать, и сколько? – А вот какими Лилли сек, такие и бери. Штуки три... нет, лучше, пять, – помедлив, ответила Мэри. – В самый раз для тебя будет. Лилька, замирая, смотрела на разворачивающуюся у нее на глазах сцену. Не, все-таки, как это жутко со сторроны смотрится, честное слово! И хотя Женька был ужасным задавакой, хвастуном и врединой, сейчас Лильке больше всего хотелось, чтобы Мэри Поппинс просто попугала мальчишку и отпустила их наконец домой. Хватит с него уже, натерпелся выше крыши, сколько можно? Жалко было Женьку – слов нет. Но и взгляд отвести Лилька почему-то совершенно не могла, так и сидела, замерев и распахнув и без того огромные глазищи. Женька не очень хорошо помнил, какими он сек Лильку. Точнее, он ее сек вообще одним прутом, это дед веником. Но выбрал послушно пять прутьев – от каждого замирало сердечко. Но теперь он точно, совершенно точно знал: да, заслужил, и не раз. Страшно было – не передать, а вот протеста в душе не было ни на грамм. Мэри, она такая, она имеет право... и Лилька имеет. Он очень постарается вести себя так, чтобы потом можно было им посмотреть в глаза. Как там Лилька перед Кашириным? – Мисс Поппинс... Лиля... Я был скверным, гадким мальчишкой. Меня уже давно стоило высечь хорошенько, я знаю. Мисс Поппинс, всыпьте мне, пожалуйста, как заслужил. Это даже не был поклон – он просто не поднимал головы, пока говорил эти слова и протягивал страшные прутья миловидной девушке. А потом сам, без напоминания, стал расстегивать штаны. Смотрели на него девушки? Не смотрели? Женька не поднимал головы, но ему казалось, что сейчас он выставлен перед всей вселенной, и даже если эти две и отвернутся, отныне мир будет знать, что такое с ним произошло, и почему оно произошло. Расстегнуть штаны оказалось непросто – ну и наворотили они с этими пуговицами! Или просто руки у него дрожали? Так что на расстегивание у него ушло некоторое время. Да еще по воспоминаниям о Каширине и Лильке выходило, что стаскивать их надо полностью – а гадские штаны никак не хотели пролезать через туфли. Так что сначала пришлось снимать туфли, потом стаскивать штаны, потом курточку, а то она точно мешать будет. Через несколько минут перед Мэри стоял мальчик в белых гольфах (о них он как-то не подумал), такой же белой рубашечке и белых трусиках, с красными-красными ушами. И не только потому, что за одно из них его дергала Мэри. Из оцепенения его вывел голос Мэри: – Ююююджин, будь любезен привести свой туалет в соответствие с правилами этикета. Это был не просто страх, что-то даже другое... Вот сейчас, стоя и замирая всем сердцем, он ощущал: это произойдет. Вот-вот и произойдет то, о чем так долго думалось и даже, если честно, мечталось. Высекут. Выпорют. Выдерут. Прямо здесь и сейчас. Но пока он в трусах, можно смаковать эту мысль, замирая от ее острой сладости. А как только он лишится трусов, останется только одно, и шагнуть в него он никак не решался. Да ведь это же больно, в конце-то концов! Он, наверное, не выдержит, будет вопить... – Тяжело в первый раз, да? – голос Мэри внезапно немного потеплел, – Ничего не поделаешь, придется потерпеть, Юджин. Она легонько коснулась рукой плеча мальчишки, словно подталкивая в сторону лавки. – Вперед, сэр, мужайтесь, – в голос гувернантки вернулись насмешливые нотки. – И извольте наконец занять надлежащую позу в соответстующем ситуации виде. Это прикосновение как будто пробудило его ото сна – и он торопливо и нервно сдернул трусы, чуть не запутавшись в них, буквально выпрыгнул из этой беленькой ткани (неужели Лилька смотрит, как он на нее смотрел?!) и плюхнулся на лавку. – Их не секут, – попробовал он пошутить неуверенным голосом, – сэров, пэров и всяких мэров. А то какой же я сэр в этом виде? Ёлки, гольфы-то он снять так и забыл... до чего же дурацкий это, должно быть, прикид: голышом, но в белоснежных гольфах! Мальчишка поерзал, устраиваясь на жесткой скамейке. Вот сейчас, вот-вот, вот еще секундочку... ну он же не готов... ну чуточку еще он потянет время! – Лиль, правда, на сэра не похож? – Да уж, на сэра ты как-то мало тянешь, – попыталась шуткой разрядить атмосферу Лилька. – А вот на пэра – очень даже, особенно в этих гольфах. После того, как первое смущение прошло, девочка быстро взяла себя в руки. В конце концов, ну чего такого страшного? Попы у всех совершенно одинаковые, что у мальчишек, что у девчонок. Разве что мальчишки обычно более тощие, только и всего... А когда он трусики стаскивал, она на стенку смотрела. Там узор был инетересный. – Женьк, ты того... Не напрягайся лучше, – шмыгнув носом, посоветовала Лилька. – Так больнее. – Итак, приступим, – раздался голос Мэри. И у Женьки всё внутри окончательно сжалось в комок, он словно бы полетел куда-то далеко-далеко, в какой-то темный и тесный колодец, в который влетают совсем непоротыми, а вылетают уже Настоящими Мальчишками, изведавшими всё в этой жизни. Поначалу свист был, можно сказать, понарошечным – нужно же было Мэри примериться к тому, как лежат в руке розги и как прикладывать их к мальчишечей попе, напрягшейся и покрывшейся "гусиной кожей" от одного только прикосновения. Вроде ведь не жарко – тогда отчего он так вспотел? – Двадцать! – прозвучал ее четкий, уверенный голос, – Извольте считать, Юджин. Лилли, и ты считай тоже, потому что, боюсь, милейшему сэру Юджину скоро станет не до того. С этими словами Мэри несильно размахнулась и уверенным четким движением послала розги прямо в цель. Зад обожгло, и Женька непроизвольно дернулся, сразу горько-горько пожалев о заветном желании... – Ррраааас! – прорычал он, и вжался в лавку... Тем временем Мэри снова размахнулась и заработала рукой как автомат, укладывая стежки ровненько рядом один с другим, окрашивая Женькин зад в равномерный розовый цвет. Фьююю -Хлесть – хлесть – хлесть... – вели свою привычную песню розги, постепенно прибавляя все больше и больше огня... На третьем стежке Женька вскрикнул. На пятом – завопил. Это было... нет, даже не назовешь это болью. Был какой-то пожар, страшный, злой, ненавистный, и все прежние мысли об ЭТОМ казались нестерпимой глупостью. Только бы кончилось, только бы... На седьмом стежке уже не было никакого счета, а был только пляшущий по лавке голопопый мальчишка: – Аййййаааййй! И как только Мэри умудрялась попадать по этой вертлявой попе? – Юджииин! – Мэри на секунду опустила розги. – Изволь лечь как положено. Это что за дела? Еще меньше половины наказания прошло, а ты уже вертишься как уж. Хотел попробовать, что такое настоящая порка – изволь терпеть. – Лилли, сколько было стежков? – поинтересовалась гувернантка у оцепеневшей девчонки. – Семь, – голосом прилежной ученицы ответила Лилька, – Мисс Поппинс... А можно ему... ну, то есть, Женьке, поменьше? А то он совсем-совсем непоротый... Все-таки первый раз, а? – Нельзя, – неумолимо отрезала девушка. – Он хотел по-настоящему, вот и получит как хотел. Или вы домой возвращаться не собираетесь? – Собираемся, – прошептала Лилька, непроизвольно сжимая кулачки. А Женька просто кивнул головой. Стыдно было вдвойне: вот, еще и разнюнился... И ведь домой и в самом деле без настоящей порки это не получится. Потому что об этом он на самом деле и мечтал. Ну, представлял себе всё такое. Всё такое?! Ой! Он ведь еще представлял, как сразу после порки... и причем гораздо чаще, чем как он будет на воздушном шаре... неужели это тоже будет?! Меж тем, отсчитав первый десяток, Мэри перешла на другую сторону лавки и снова мерно начала стегать уже изрядно раскрасневшуюся попу, явно так и норовившую улизнуть на волю. А заодно попросила девчонку: – Придержи его за руки, не то сэр Юджин у нас точно не улежит. Осторожно ступая на носочках, Лилька подошла к изголовью лавки, стараясь не смотреть на уже такую красную-красную и наверняка горяченную Женькину попу (хотя как тут не смотреть, когда взгляд как намагниченный притягивается туда, где разворачивается огненное действо), опустилась на колени и ухватила прохладными ладошками Женькины колючие запястья. – Уже меньше половины осталось, – тихонько шепнула она прямо в спутанные волосы, прикрывшие пунцово пылающее ухо. – Женечка, потерпи, пожалуйста... Как же это все-таки здорово, когда так вот держат за руки и уговаривают потерпеть... В самом деле, он потерпит, ради Лильки! И очень это хорошо, что она за руки его держит – а то бы он точно руками прикрылся. Сил же никаких нет! – Никаданизаштонебуууу! – провопил мальчишка вместо очередной цифры. Что не будет, он и сам не очень понимал, но может, поможет? Каким же он был идиотом, что мечтал о чем-то подобном! Вот мечтать точно уже больше не будет. – Неужели ваше заявление можно счесть обещанием стать отныне Самым Послушным Мальчиком на свете? – ехидно поинтересовалась Мэри. – Да-да-да-да-да! – завопил несчастный ребенок. Если бы его сейчас спросили, обещает ли он к следующему вторнику стать чемпионом мира по сумо или долететь до туманности Андромеды, он бы, несомненно, согласился. Ну и что, что потом за неисполненное обещание все равно выдерут (почему-то у него возникло стойкое ощущение, что с этим драньем стоит толко начать, и потом уж не отвяжешься), но сейчас-то перестанут! – А хватит, а? – проныл он, – знаете, кааа-ак оно-о! – Знаю, очень даже хорошо знаю, – спокойно парировала Мэри, -а теперь и ты как следует запомнишь, что прежде, чем пожелать чего-то, нужно хорошенько подумать. Причем не один – раз! А два! Или три! А то – и пять! Каждая цифра сопровождалась резким хлестким ударом, ложившимся поперек равномерно ополосативших Женьку стежков. – Аа! Ааааа! Ааааааа! Так Женька еще никогда в своей жизни не орал – и как только с лавки не слетел! Но ведь они никогда и не переживал такого! Слезы фонтаном брызнули из глаз, и на последнем стежке он вырвал-таки свои руки из лилькиных и вцепился ими в пострадавшие места, растирая их, что было сил – но и от этого боль ничуть не проходила. – Юджиин! Это что такое?! – в голосе Мэри слышалось неприкрытое возмущение, – Вам разве никогда не говорили, что джентльмен должен быть сдержанным и терпеливо переносить боль? Стыдитесь! Лилька с ужасом переводила взгляд с одного на другую, не в силах поверить, что Женькины мучения на этом не закончились. А Мэри, похоже, разошлась не на шутку, ее обычно бледные щеки разрумянились, а в глазах замелькали искры. – Раз во время порки вы вели себя недостойно, потрудитесь понести за это наказание. Не думаете же вы, что я оставлю подобное поведение без воздаяния? Какой там сэр Юджин? Какой там этикет? На лавке лежал очень несчастный и совершенно зареванный детсадовец – по крайней мере таким себя ощущал Женька. – Ненааа! – прохныкал он, – только розог ненаааа! Потому что все остальное пережить все-таки можно. Лишь бы больше не драли! – Розог, пожалуй, и впрямь хватит, – согласилась Мэри, – сударь, соблаговолите встать и пройти вон в ту дверь, чтобы ваши одноклассники могли полюбоваться вами во всей красе. Мэри сделала приглашающий жест, указывая на невесть откуда появившуюся в боковой стене дверь. Лилька в ужасе зажала себе обеими ладошками рот, представив, что начнется, если голопопый, выпоротый как малолетка Женька предстанет перед одноклассниками. Ей показалось, что в ушах уже звучит свист и улюлюканье, мальчишки пихают друг друга локтями и давятся от хохота, а девчонки делают вид, что конфузливо отводят глазки, а сами исподтишка пялятся вовсю на Женькин позор. – Чтооо?! – Женька аж подскочил и слетел с лавки, не задумываясь, что на него смотрит во все глаза Лилька. А то он не знал, что. А то он не это и представлял себе где-то на грани яви и сна, в холодном, но сладком ужасе: высекли и отправили в класс, голышом. Потому что правила такие. Потому что свежевысеченную попу должны видеть все одноклассники, для воспитательного эффекта. И значит, придется... придется выглядеть молодцом: мол, всё это фигня! Мол, и не так еще секли, мне нипочем! И пусть его все даже зауважают. Но сейчас, зареванным... в компании Лильки, которая наверняка всем расскажет, как он разнюнился! Да и вообще... Одно дело себе что-то воображать, а другое – вот так шагнуть за порог, и всё, навсегда, останешься в их воспоминаниях Мальчишкой, Которого Высекли. Да, но... разве ты не этого хотел? – шептал внутри тоненький голосок, очень похожий на тот, каким разговаривала с ним мышь, – если очень-очень честно? – Мэри, откуда вы знаете?! – пробормотал растерянный Женька. Гувернантка одарила мальчика взглядом, в котором одновременно смешивались ирония и совершенно неожиданное девчачье веселье. – Уж не думаешь ли ты, что мне раньше не доводилось воспитывать Настоящих Мальчишек? – поинтересовалась Мэри, – И уж в чем – в чем, а в пользе порки, причем порой перед всем классом, я ни секунды не сомневаюсь. Да, и кстати, я надеюсь, ты не думаешь, что этим эпизодом все органичится? Ошибаетесь, сэр, все только начинается. И отныне так (она обвела глазами лавку, ведерко с розгами и самого растерянного млаьчишку, отчаянно пытающегося хоть немного уменьшить жжение в напоротой попе) будет всякий раз, как ты что-нибудь натворишь. Было очень, очень страшно. А с другой стороны – Женька понимал, что она права. Права, что высекла его при Лильке (и вообще, могла бы ей розги передать, это после всего-то!) Права, что ему пора из нытика и хлюпика превращаться в Настоящего Мальчишку. А настоящих мальчишек частенько секут, и никакого тут секрета. Женька в очередной раз вытер глаза и взглянул... на Лильку. Преодолевая стыд и страх, как и положено Натоящему Мальчишке, он обратился к той, кто только и была здесь Настоящей Девчонкой: – Видишь, Лиль, и меня теперь выдрали. Ты больше не сердишься, правда? Лиль, ты не расскажешь нашим, как я орал? Я же в первый раз... в первый трудно всегда... – Женька, ну ты что! Я на тебя совсем-совсем не сержусь, и не расскажу никому ничего, я что, совсем с ума сошла – рассказывать? – затараторила Лилька, стараясь хоть чуть-чуть отвлечь Женьку от переживаний, – И ничего ты не орал... Ну, то есть, орал, конечно, но нормально, тебе же во как больно было! И вообще, дело житейское. Подумаешь – выдрали! Плюнь и забудь, всех дерут, даже тех, кто в этом не признается никогда. Тоже мне, велика важность – выдрали. Проехали и забыли, А Женька теперь перевел взгляд на Настоящую Воспитательницу, впервые с тех пор, как расстегнул штаны. И сказал со всей твердостью в голосе, на какую был способен: – Мисс Поппинс, но я обещаю, что во время следующей порки я буду вести себя лучше. И даже чуточку улыбнулся. Правда, у него это не очень хорошо получилось. Все-таки коротковата оказалась рубашка, чтоб ее... – Юджин, я не сомневаюсь, что в следующий раз ты будешь вести себя как подобает джентльмену, – веско и чуть-чуть торжественно начала Мэри, – но сегодняшнее наказание должно быть доведено до конца. Одноклассники ждут тебя. Мэри легонько подтолкнула мальчишку в сторону двери. – И до скорой встречи, Юджин! – внезапно широко улыбнулась она, глядя на нерешительно переминающегося с ноги на ногу мальчишку. Нет, его уже не надо было никуда подталкивать и подстегивать. Он уже понял всё сам – уже ничуть не прикрываясь (нельзя же!), подошел к двери... – Ну, пошли… До свиданья, мисс Поппинс. И все-таки чего-то еще он не сделал. Чего? Женька обернулся к Мэри Попинс, отняв, наконец, руки от многострадальной попы и постарался сказать так спокойно и вежливо, как только мог: – Мисс Поппинс, спасибо за порку. А потом добавил: – Хотя, если вы не возражаете, я бы предпочел, чтобы следующий раз был не очень скоро. – Не стоит благодарности, – отрезала Мэри, снова принимая неприступный вид, – а как скоро наступит следующий раз – зависит от тебя. И сдается мне, что с твоим стремлением постоянно поступать по-своему, случится это совсем-совсем скоро. Так что спроси об этом у своих желаний. Ну иди же, сколько можно время тянуть! Лилли, и тебе пора, не задерживайся! Мэри на прощание кивнула обоим детям и отвернулась, погрузившись в вынутую из кармана юбки крошечную книгу. Женька распахнул дверь... И тут прозвенел звонок. Странная была у звонка мелодия – та старинная песня про желтую подводную лодку, ну точь-в-точь как на том будильнике, что ему дядя привез из Англии, как раз в форме подводной лодки... ...– Приснится же такая чушь, – с облегчением вздохнул Женька и помотал головой. Спал он отчего-то на животе, и... в общем, поворачиваться было почему-то очень неудобно. Ему что, горчичники вчера поставили, что ли? Да еще в таком непривычном месте...Что за ерунда? Лилька, мышь, дед Каширин, мерзкий каземат и странная, очень странная Мэри Поппинс – все снова поплыло перед глазами. Окончательно отказавшись от мысли разобраться, где явь, а где сон, Женька ухватил телефон, порылся в памяти, припоминая номер, и настучал на клавишах нужную комбинацию. – Алёёё, – пропел в трубке заспанный Лилькин голос. «Дома!», – перевел дух Женька. – Белоногова, учти, будешь еще ябедничать – выдеру! – мстительно произнес Женька и отключился, не слушая несущихся в ответ возмущенных воплей: – Да это я сама тебя выдеру как миленького!
Алекс Новиков: На улице лёгкий мороз, снежинки кружились в замысловатых хороводах. Чудесные создания природы – колючие холодные снежинки! Белоснежный ковер покрыл крыши изб, скосы ворот и даже столбики и деревянные рейки заборов искристыми снежными шапками. «Неужели мне надо снова рассчитываться своей попой? – думала Ленка, стряхивая снег с валенок. – И я сама к иду в дом этого воспитателя? Нет! Этого не может быть! А может, дядя Слава пощадит? Попа предательски зачесалась. – Неправда! Дурной сон! Нет! Нет! Не хочу! Это не я это витька должен был на эту лавку лечь! Я так ждала!" – Чтоб дядю Славу черти взяли! – Ленка, выбирала куст с длинными ровными ветками темно-красного цвета под падающим снегом и думала о своей несчастной жизни, о снеге и о том, что очень-очень скоро случится. Снежинки ложились на щеки и обнимали ее, смешиваясь со слезами… "Витька согласился с крутого склона в овраг съехать, и теперь дома, чаек пьет, перелом лечит а я... " Стряхнув с куста краснотала снег, девушка стала срезать один длинный красный прут за другим. "Вот и покатались мы с горки! А мне ха прогулку рассчитываться! Будет мне сегодня больно! Ну как же не хочется!" Дорога к дому соседа показалась очень-очень длинной. Замка на калитке не было: закрывать огород не от кого! В избе дяди Бори, дым из трубы шел светлый и с характерным запахом бересты, печь топилась березовыми дровами. Электрический звонок изобразил веселую мелодию. – Ленка? – Сосед открыл дверь. Снежинки кружили вокруг Кати медленно и размеренно. Кусты в пушистых белых шапках почти утонули в снегу. – Дядя Слава, я пришла за наказанием. – Ленка смотрела в обледеневшие доски крыльца. – А бабушка? – Бабушка к вам и послала! У нее сердце – Она показала прутья. – Вы же ей не откажете! – Заходи! На морозе говорить негоже! Ну, проходи, красавица! Не надо тепло из дома выпускать! Дверь на хорошо смазанных петлях даже не скрипнула, пропуская гостью в дом. "Вот ловушка и захлопнулась!" – подумала девушка. В натопленном доме Славу было тепло, пол был застлан половиками, и ходить босиком в шерстяных носках было комфортно. – Летом ты не раз подначивала Витьку! Пришлось вас обоих учить! – Он налил гостье большую чашку горячего какао и дал большой кусок пирога. – Твои родители посчитали, что я поступал с вами обеими слишком строго, но твоя бабушка... Но это было летом, а сейчас, напоминаю, зима! Витя приехал на лыжах покататься! И покатался! Твоя ведь подначка была, самой не стыдно?! – Дядя Слава, родители в городе, можете им позвонить! Они просили наказать как летом! – Слава видел, с каким трудом даются девушке эти слова. – Я вот, прутья с собой принесла! Хватит? – Как летом говоришь? Тем лучше, ничего объяснять не надо! –дядя Слава смотрел на девушку, словно та сама была пирожком. – Только можно ремнем, без прутьев? – Голос гостьи дрогнул. – Нет! – дядя Слава сам отодвинул от стены лавку. – Доедай, допивай и раздевайся! Приступим! Розги для твоего воспитания полезнее! Видимо, летние уроки впрок не пошли! – Пожалуйста, пожалейте меня! – умоляла Ленка, стаскивая с себя свитер, – Витька сам на этот склон залез. – Знаю, что залез и знаю почему! – Ухмыльнулся дядя Слава. – А тебя я учил и учу, что пощады не будет! Я не ангел, а Витька болеет! Соображать должна! "Вот и началось!" – Вздрагивая от предвкушения боли, девушка разделась, оставив на себе только рубашку и нательный крестик. – Не надо меня бить, пожалуйста! – Девушка стояла перед дядей Славой. – Витька на меня не сердится! Он меня простил! После смерти жены Слава жил один. Взрослые дети строили жизнь в городе. На окнах избы расцвела вязь узоров. Никакой прохожий, а кто может, подойди близко к дому по глубокому снегу в полуживой деревне? Это летом приезжают дачники, а зимой жителей по пальцам пересчитать можно! Увидев, что хозяин по мобильному связался с бабушкой лены и вкратце объяснил ситуацию, девушка потеряла последнюю надежду на спасение. – Господи, прости меня грешную! – Ленка наскоро перекрестилась. – В бога она толком не верила, но в этот момент была готова поверить во все, что угодно, чтобы спастись от порки. Дядя Слава увидел белую рубашку и длинные ножки, которые заканчивались круглыми и выпуклыми полушариями. "Ленка выросла! Почти взрослая стала! Похорошела! А ума не прибавилось" – Сказано в писании. – Слава выбрал прут и попробовал его в воздухе. – Пожалеешь розгу - испортишь ребенка! "Платить за лыжную прогулку придется по полной!" – Девушка низко опустила голову, послушно легла на длинную скамью, задрала рубашку вверх и схватилась руками за ее ножки. Дядя Слава видел: девушка зажмурилась, готовясь в любую секунду принять на себя первый удар, но он не торопился начинать . Витя уехал у к новому учебному году в город, и скамья пустовала. – Ну, вот, молодец! – дяде Славе понравился вид девушки, покорно ждущей своей участи. – Привязывать не буду! Встанешь до срока – снова начну! Теперь, кажется, все готово! Тебе розги, а Витька пусть лечится! "Сейчас будет больно!" – девушка зажмурилась, готовясь в любую секунду принять на себя прут, но наказание не начиналось. Слава провел кончиком прута по обнаженному телу от пяток до попы. Ленка вздрогнула и закусила губу. – Милосердия! – Рискнула сказать девушка. – Нет, Ленка, от твоего желания тут уже ничего не зависит! – рассуждал дядя Слава, любуясь вздрагивающей на лавке гостьей, – ты уже достаточно взрослая, чтобы понять, подначки Витьки безнаказанно не продут! – Начинайте! – несчастная поняла, что до порки остались секунды, и теперь думала только о том, чтобы все закончилось быстрее. – Я готова! – Раз! Это тебе за провокацию! Боль горячей дугой пересекла попку, белой молнией лопнула в мозгу, заставив девушку вздрогнуть. – Ай! – девушка подпрыгнула и вновь упала, держась руками за ножки скамьи. Самое тяжелое в порке – не стыд, деревенские к обнажению относятся спокойно, самое страшное – не встать и не убежать, куда глаза глядят! – Зима снежная — значит, лето будет дождливое, к комарам и урожаю! – Слава снова провел кончиком прута по обнаженному телу и пчуть выше задрал рубашку. – Впрочем, и бабушка и твои родители сами попросили меня наказать построже! Первая боль превратилась в зуд. "Черт бы этого юного лыжника побрал! – Ленка слегка отдышалась, – катальщик!" – Два! Это за сломанные лыжи. – Ой! – девушка подпрыгнула еще раз, дернулась. Прут оставил вспухший рубец. Там, где кончик прута куснул кожу, выступила капелька крови. – Это твои проблемы, как вести себя с Витькой! И тем больше ударов! – Три! – Третий удар прошелся по середине ягодиц – полоса быстро вспухла. – Это тебе, Ленка, от бабушки. – Ау! – Девушка вздрогнула и заелозила на скамье, но подавила желание встать. Дядя Слава дал время девушке успокоиться и отдышаться. – Хорошо вошло! Стрункой лежать! А это лови от меня! Девушка согнула ноги в коленях, но удержалась на лавке. – Четыре! – Не сладко? Ничего, до свадьбы заживет! – Дядя Слава продолжил наказание. – Лежи смирно! А у нас с тобой воспитание! Витька свое получит, как гипс снимут! – Пять! Это тебе от мамы! – Дядя Слава размахнулся и хлестнул поперек ягодиц, на которых тут же вспухла новая полоска. – Ты добровольно сюда пришла, а я за Витьку рассчитаюсь! От боли девушка запрокинула голову, прикусив губы, вздрогнула и тонко взвизгнула. После десятка розог Ленка закричала в голос, но никто ее на улице не слышал, а дома бабушка пила сердечные капли. – Может, хватит? – пока мучитель менял прут, девушка выровняла дыхание, надеясь, что порка уже позади. – Пощадите! Моя попа не выдержит! – Ленка повернула к дяде Славе заплаканное личико. – Зачем так больно? – Ты, Ленка, должна понимать, что бесплатных подначек не бывает! Витьке гипс, а тебе розги! – Он снова начал гладить девочку кончиком прута. – Можешь потереть попу. Твои родители тебе звонили? - Да! Вот теперь тебе возмездие за подлость! Руки назад! Продолжим! – Добавлю горячих, делать подлянки неповадно было! – дядя Слава понял: в этот момент она готова на все, лишь бы избежать продолжения мучений. – Можешь потереть попу! Дядя Слава отступил на шаг, осмотреть вытянувшуюся на скамье гостью. Девушка мелко вздрагивала, а на попе оставалось не так много нерасписанных мест. дядя Славе показалось, что еще не совсем созревшее тело ждет не наказания, а ласки. – Пожалуйста, хватит! – рыдала она. – Пощадите! – Хватит, когда я скажу! Ну, красавица, – тут дядя Слава взял свежий прут, – отдохнула? Тогда продолжим! Берись руками за ножки скамьи! Ленка услышала знакомый свист, и потом боль. – Хорошие прутики срезала! – дядя Слава размахнулся и хлестнул прутом поперек ягодиц, на которых тут же появилась новая тонкая красная полоска. – А это привет от твоего папы! А это от Витьки! От неожиданной боли девушка запрокинула голову, прикусив губы, вытянулась и тонко взвизгнула. На попе уже не оставалось свободного места, удар пришелся по ляжкам. – Больно! – девчонка извивалась, визжала и просила не сечь больше, уверяя, что все поняла. – Это не больно! А вот так больнее будет! – Дядя Слава сек, не делая послаблений. – Шестнадцать, семнадцать, – Минутку отдыха заслужила! – Слава провел кончиком прута по голым ножкам. – Девушка тяжело дышала. – Восемнадцать! Продолжим? Розга снова и снова опускалась на беззащитные бедра каждый раз оставляя красные рубцы. Там, где кончик прута кусали кожу, вспухающие полоски оканчивались капелькой крови. – Двадцать! Двадцать один! – дядя Слава, решая растянуть наказание, провел кончиком прута по сжавшимся от страха и предвкушения новой боли ягодичкам. «Хороша ведь, негодница!», – подумал дядя Слава, любуясь проделанной работой. – Ничего, – Слава решил, что последние удары должны быть наиболее сильными и болезненными. – А с Витькиными родителями, я разберусь! Им во всех подробностях твою роль рассказать или не надо? - Не надо! - нашла в себе силы попросить Ленка. – Двадцать четыре! Двадцать пять! Это как раз половина!Но она зачтется полностью, если завтра поедешь и Витьку навестишь! Надеюсь, ты помнишь, как надо себя с ним вести? – Дядя Слава провел кончиком прута по голым пяткам. – Не забыла, что будет в случае новой разборки? Девушка только кивнула головой. – Ну, Ленка, продолжим? – Слава несильно пошлепал ладонью по исполосованной попе и протер ее самогоном. Девушка взвизгнула, ей показалось, что на попу плеснули кипятком. Дядя Слава провел рукой по ягодицам, ощущая жар исполосованного тела... – Ой! – хрипела Ленка, поняв что происходит. – Нет! – Уй! – Ленка вздрогнула и попыталась сжаться, чувствуя но попе холодное мокрое полотенце. Время для несчастной растянулось. – Можно встать? – Ленка посмотрела на воспитателя. – Вставай! – Он любовался чудесной девушкой, которая стояла на дрожащих ногах напротив него. При этом Ленка, стоя перед мучителем, смотрела ему в глаза. – Теперь можешь умыться! Потом оденешься! – Дядя Слава швырнул прут на пол. – Приберись, умывайся и прошу к столу! Отобедаем, чем бог послал! Славу охватил легкий стыд за самого себя и свою выходку, и он решил хоть чем-то отблагодарить Катеньку за сладкие удовольствия. – А можно мне в туалет? – униженно попросила она. – Пожалуйста! – Ведро, как ты знаешь, в сенях! Ленка не стала отказываться. – Мучитель бессовестный!" – За окном вьюга! Умывшись, немудреный ужин девушка ела с жадностью. Ее лицо было красным, глаза блестели, а слезы успели высохнуть. – Спасибо! А что будет потом? – Ленке сидевшей на подушке, очень хотелось, чтобы "потом" никогда не наступило. – Позвони Витьке, он ждет! - Витя, прости меня! - Ленка голос Ленки срывался. "Похоже, она говорит искренне!" - подумал дядя Слава. Вьюга прошла так же быстро, как и началась. На небе зажглись звезды. Вечерний воздух освежал и бодрил, и Ленка согрева себя: паром изо рта – дышала на сложенные "лодочкой" ладошки. Мороз игриво пощипывал измученную девушку за лицо. Снег поскрипывал под ногами. Вот и дом бабушки. А дым из избы темный, с запахом смолы – бабушка топила сосновыми обзолами, купленными по дешевке на лесопилке. – Наконец-то! – Бабушка погладила ее по голове. – Значит, ехать навестить Витьку! – Ленка подавила подступившую к горлу тошноту. – У всех нормальных детей каникулы! А мне болезного навещать! А не навещу, снова на лавку положат!
Виктория: Алекс Новиков , спасибо. Порадовали.
Алекс Новиков: Плохо без дяди Славы! Он бы зимнюю подлянку во всех подробностях проработал. А я так... Только наказание за последствие!
Виктория: Алекс Новиков пишет: Он бы зимнюю подлянку во всех подробностях проработал О да, подлянки симпатично были в повести прописаны.
Алекс Новиков: Бабушка долго на свете живёт, Бабушка внученьку розгами бьет, Варит варенье и кутает в плед... Будто бы внучке немножечко лет! Бабушка Ленке твердит по субботам: Лавочка ждет! Скидавай свои боты!! К лавке привяжет и больно сечет... Внучка без мамы и папы растет! Ленка не так еще долго живёт, «Мамочкой» бабушку Ленка зовёт, И, озорную улыбку тая, Под розгами шепчет: «Родная моя!».
Алекс Новиков: Это физическое наказание ребенка, как правило, ремнем или розгами по попе, с задачей сделать ребенку очень больно и много раз больно, чтобы больше не делал то, за что порют. Переживание порки сильно зависит от жизненного окружения ребенка: если отношения простые, если вокруг, в других семьях, порют всех детей и так, и по расписанию, порка воспринимается как рядовое наказание. Если никого физически не наказывают, а меня наказали, а еще - страшнее всего - об этом узнали мои друзья и могут этим дразниться, ребенок может переживать очень сильно, как душевную травму. В семьях с простыми отношениями угроза порки воспринимается так же нормально, как в продвинутой семье угроза оставить без телевизора.Эффективность порки Эффективность порки - спорная. Похоже, что в порке дети в большей степени боятся не саму боль, а ощущение беспомощности и униженности. Нередко гордятся своим умением выдержать порку ("А мне все по фигу!"). Если отношения в семье проблемные, родители авторитета не имеют, то и порка к таким отношениям не прибавляет ничего: страх боли у ребенка отсутствующий авторитет у родителей не заменит. Максимум, что иногда удается добиться - нейтрализовать детей в их совсем антисоциальных тенденциях.
Sakh: Алекс Новиков пишет: нейтрализовать детей в их совсем антисоциальных тенденциях Исполосовать так, чтобы в час Х не пошел грабить магазин, а лежал к верху жопой и залечивал последствия порки ... (Как тут не однократно встречалось)
Admin: Sakh пишет: Исполосовать так, чтобы в час Х не пошел грабить магазин, а лежал к верху жопой и залечивал последствия порки ... (Как тут не однократно встречалось) Не совсем так. Правильней будет переформулировать и уточниться: Исполосовать так, чтобы в час Х, когда собрался грабить магазин, вспомнил как лежал кверху жопой и залечивал последствия порки. И отказался после таких воспоминаний от грабежа .
Sakh: Admin пишет: Не совсем так. в вашем изложении ещё более хардкорный вариант
Оля-Ася: Дядя Слава. Летние приключения гадкой девчонки По моему, рассказ (компиляция) откровенно слабый. Напоминает какие-то ролевые игры озабоченных подростков. Не хватает только "трусиков", "попочек", "писечек", "полосочек" и прочей слащавой "бижутерии". Даже удивительно, что он так привлек внимание публики.
Виктория: Оля-Ася пишет: По моему, рассказ (компиляция) откровенно слабый. Напоминает какие-то ролевые игры озабоченных подростков. На мой взгляд, вполне задорно. Не литературный шедевр, но раз-два прочесть и улыбнуться - вполне. И без пошлости и подобного.
полная версия страницы