Форум » Антология лучших рассказов, размещенных на форуме » helena. Когда жизнь повернулась спиной » Ответить
helena. Когда жизнь повернулась спиной
Forum: Когда жизнь повернулась спиной Часть первая: «Терпеть и не сдаваться» Глава 1 Соня Видимо каким-то образом, несмотря на тупую боль в коленях, спине и шее, Соне всё-таки удалось задремать – сказалась прошлая почти бессонная ночь. Она сильно качнулась вправо, тут же проснулась, но было поздно. Чтобы не упасть, девушке пришлось опереться об пол правой рукой, и, хотя она тут же вернулась в прежнее положение – стоя на коленях – это не осталось незамеченным. Да и не могло остаться! Компьютер на столе ночного воспитателя, к которому была подключена небольшая, направленная на строй воспитанниц камера, издал громкий противный гудок. Соня, вздрогнув, обречённо и с испугом взглянула на воспитательницу. Сегодня в «зале для наказаний» дежурила Ирина Викторовна - стройная привлекательная женщина в возрасте около тридцати лет, невозмутимая и хладнокровная. Услышав сигнал, воспитательница нахмурилась, отложила блокнот, в котором только что делала какие-то записи, и внимательно рассмотрела возникшее на мониторе изображение проштрафившейся воспитанницы. «Вот влипла! – с отчаянием думала Соня. – Угораздило меня заснуть! Как же я так? Сейчас выпорет тростью! Ни за что не пожалеет!» Девушка ощутила, как тут же ещё сильнее заныли изрядно покрытые рубцами ягодицы. С первого дня пребывания в «Центре» Соня почти ежедневно получала строгие наказания от своего ответственного воспитателя – безжалостную порку специальным резиновым ремнём. Это было ужасно больно! А вот тростью Соню ещё не били ни разу. Однако нетрудно догадаться, что приятного в подобной экзекуции будет мало. Ирина Викторовна, не торопясь, встала из-за стола, и так же неторопливо, слегка раскачивающейся походкой подошла к Соне. Сердце провинившейся застучало так, что готово было выскочить из груди. «А, может, всё-таки на первый раз простит?» Соня заметила, что Ирина Викторовна не взяла трость со стола. «На самый первый раз? Ведь я же всё-таки новенькая! И ей ничего плохого не сделала! В отличие от Елены!» Соня и сама понимала, что тщетно пытается обнадёжить сама себя. - Левченко! - строго и одновременно злорадно произнесла воспитатель. – Ты нарушила режим «смирно». Тебя поставили на колени, чтобы ты задумалась над своим поступком, а ты что - умудрилась уснуть? - Да. Простите, пожалуйста, - побелевшие от страха губы еле двигались. - Вставай и раздевайся! Быстро! – последовал приказ. – Одежду аккуратно кладешь вот сюда. Ирина Викторовна указала на специальную деревянную скамейку неподалёку от стола воспитателя. - Шевелись! Соня быстро и четко ответила: - Слушаюсь. В том, что так надо отвечать немедленно на любой приказ, она уже убедилась за 12 дней пребывания в «Центре». Так предписывали «Правила поведения», за малейшее нарушение которых можно было очень здорово поплатиться. «Надо поторопиться! Юлька говорила – с ней шутки плохи!» Девушка быстро сняла с себя серое форменное платье на молнии, расстегнула белый лифчик, одним ловким, уже отточенным за 12 дней движением, стянула трусики, по очереди освободилась от носков, аккуратно сложила всё это на указанное место и повернулась к воспитателю – смущённая и онемевшая от страха. Соня едва нашла в себе силы, чтобы сдержаться и не прикрыться руками. Стоять перед воспитательницей голой было очень стыдно. Окинув воспитанницу холодно-насмешливым взглядом, Ирина Викторовна неторопливо взяла со стола длинную гибкую трость с закруглённой рукояткой. Ночные воспитатели использовали для телесных наказаний исключительно ротанговые трости. - Принимай стойку! Воспитательница похлопала тростью по кожаному верху специального станка для порки, который угрожающе возвышался в центре зала, прямо напротив наказанных воспитанниц. Соня невольно вздрогнула. «Опять это адское устройство!» Девушке уже пришлось познакомиться со станком в своей группе не далее, чем сегодня вечером, и сейчас ей страшно не хотелось вновь ложиться на это жуткое приспособление. Но выбора не было. - Слушаюсь! – Соня повиновалась немедленно. Приказы лучше выполнять сразу, какими бы неприятными они не были, иначе будет ещё хуже; это новенькая тоже уже поняла. Собрав всё мужество, она подошла к воспитательнице. Та убрала трость с поверхности станка и сделала ею приглашающий жест. - Прошу! В «зале для наказаний» станок был установлен в позиции «кОзлы». Соня неловко легла животом на его кожаную поверхность и невольно поморщилась: прикосновение к голому телу холодной кожи было неприятным. Руки и ноги вытянула вдоль четырёх специальных панелей, тоже обитых кожей, которые отходили от основной части станка вниз под острым углом и немного в стороны. Теперь ягодицы и бёдра воспитанницы представляли собой великолепную мишень для порки. «Хорошо, хоть ноги сейчас на полу стоят! – подумала девушка. – Может быть, хоть чуть-чуть будет полегче? А то… как сегодня в группе – это было ужасно!» Ирина Викторовна подошла поближе к приговорённой, держа трость наготове. Соня напряглась. Было страшно! К тому же, находиться в этой унизительной позе, будучи выставленной напоказ перед остальными воспитанницами - очень стыдно и некомфортно. Воспитательница прекрасно это понимала, и не спешила начинать порку. - Тебя предупреждали, - услышала Соня голос Ирины Викторовны, - что наказание «на коленях» следует отбывать, находясь в положении «смирно» - не шевелиться, не покачиваться, не размахивать руками. За нарушение получишь 10 ударов, и будешь стоять на коленях на час дольше. - Слушаюсь. Соня постаралась ответить почтительно, как предписывали «Правила», хотя внутри уже закипала злость. И на себя, за то, что задремала невовремя, и на жестокие порядки в «Центре», и на воспитательницу, которая вынуждает девушку дрожать от страха и торчать в этой унизительной позе. Прямо перед глазами Сони маячили широкий металлический стержень и массивное крестообразное основание, на которых крепился станок. «Специально в такой весёленький салатный цвет выкрасили! – мелькнуло у девушки. – Издевательство! Чтобы контраст подчеркнуть!» - Поскольку, Левченко, ты у нас новенькая, я напомню свои требования. Ирина Викторовна обошла станок и оказалась спереди от воспитанницы. Соня тут же, следуя «Правилам», оторвала взгляд от основания станка и посмотрела на воспитателя. - Ты не имеешь права во время порки снимать руки и ноги с панелей, и уж, тем более – вскакивать. Десять ударов вполне можно вытерпеть без фиксации, - усмехнулась воспитательница. – Если всё же попытаешься – мне придётся тебя привязать. Ирина Викторовна ткнула кончиком трости в одно из прочных ременных креплений с массивной металлической пряжкой. Такие крепления имелись на каждой панели. - Услуга не бесплатная, - в голосе воспитателя послышалось ехидство. – Расплачиваться придётся задницей. Фиксация обойдётся тебе в дополнительные 10 ударов. Поняла? - Да. Это Соня уже знала. Она стояла на коленях в этом зале второй вечер подряд. Такое за это время случалось с другими воспитанницами несколько раз. Плохо владеющим собой девушкам Ирина Викторовна действительно фиксировала руки и ноги к панелям и выдавала им двойную порцию. Порола безжалостно, не обращая внимания на слёзы и мольбы. Так регламентированные инструкцией 10 ударов превращались в 20. Соня знала от своих одноклассниц, что ночные воспитатели вполне имеют право сразу привязать воспитанницу к станку для наказания. А могут и вообще не укладывать девушек на станок, а приказать встать лицом к стене. Другие часто так и поступают. Но . . . не Ирина Викторовна. - Очень хорошо! Воспитательница шагнула вперёд и встала сбоку от распростёртой на станке воспитанницы. От неё не ускользнуло, что удобно подставленные ягодицы девушки были уже основательно разукрашены рубцами и гематомами. «Да… Лена её не жалеет. Каждый день ремня красавица получает. А последняя порка была совсем недавно, и очень строгая. Разряд шестой – не меньше. Интересно… На Лену это не похоже. Она вообще – либералка, а уж на новеньких никогда обычно так не набрасывалась. Значит, заслуживает!» Ирина Викторовна усмехнулась. - Я вижу, ты и в группе не отличаешься дисциплинированностью. Вынуждаешь Елену Сергеевну проявлять строгость. А ещё бывший лидер! Что же, это твой выбор! На последнем слове воспитатель коротко взмахнула рукой и резко хлестнула Соню тростью по ягодицам. У девушки перехватило дыхание. Соня имела некоторое время, чтобы подготовиться к удару, но такого она не ожидала! Боль взорвалась по всему телу, похоже было, что даже из глаз брызнули искры. Раньше Соня полагала, что такое возможно только при ударе головой. Однако обдумать это она не успела, потому что тут же последовал второй удар, затем третий. Соня крепко стиснула зубы и сдержала усилием воли готовый вырваться крик. «Нет уж, не дождетесь!» - со злостью думала она. И молчала, хотя терпеть было невыносимо. Боль нарастала снежным комом. Ирина Викторовна методично и с достаточной силой опускала трость на ягодицы наказываемой. На теле тут же почти параллельно друг другу вспухали красные рубцы. Каждый последующий удар многократно усиливал боль от предыдущего! После пятого стало совсем плохо. Однако Соня терпела, не позволяя себе ни крикнуть, ни шевельнуться. Гордости и упрямства в её характере было достаточно. Руки и ноги девушка изо всех сил прижимала к панелям. Соне совсем не хотелось предоставить Ирине Викторовне приятную возможность привязать её к станку и выдать штрафные удары. Самое плохое, что, когда порка закончилась, легче почти не стало. Правда боль, наконец, локализовалась в одном месте, по которому били, но отпускать не собиралась. Соня буквально задыхалась от боли, унижения, отчаяния и ощущения полного бессилия. Как в тумане наказанная услышала приказ: - Возвращайся на место. У неё хватило сил ответить: «Слушаюсь», вернуться к своему месту и опять встать на колени. Одеться ей уже не дали. К этому Соня была готова. На период адаптации в группе к ней в качестве «шефа» прикрепили другую воспитанницу – Соколову Юлию. Вчера, когда Соне назначили это наказание – стоять на коленях – Юля просветила одноклассницу, как лучше себя вести. Она предупредила, что любыми способами надо стараться отбыть свой срок без замечаний. После первых десяти ударов одежду не возвращают, воспитанница деморализована, боль долго не отступает, так как после ударов тростью сразу не применяют никаких обезболивающих средств, как это чаще всего делают после наказания ремнём. Чаще всего наказанная девушка опять получает замечание, а, соответственно, ещё десять ударов и час штрафного времени. Многие «зависают» на этом наказании неделями. Получают вначале три-четыре часа, каждый день отбывают, а срок всё время увеличивается (или не уменьшается). И ничего не поделать! Правда, со слов Юли, ответственный воспитатель их группы, Елена Сергеевна, не любит это наказание и назначает его своим воспитанницам редко. Поэтому все были очень удивлены, когда Соню отправили «на колени» в первый же день после перевода её в группу из изолятора, через который проходили все вновь поступившие. Только Соня знала, что ничего удивительного в этом нет. У неё особые обстоятельства. Она попала не просто в «Центр нравственного перевоспитания студенток колледжа», она попала в персональный ад! И ей придется здесь гораздо труднее, чем другим девчонкам. Вновь оказавшись на своем месте, Соня осторожно посмотрела на часы. Чтобы не нарушать положения «смирно», безнаказанно можно было двигать только глазами, но не головой. Большие круглые часы с секундной стрелкой висели на стене прямо напротив девушек. В этом был тонкий расчет организаторов наказания. Если единственным развлечением является наблюдение за движением стрелок, то время течет очень медленно. Сейчас часы показывали без пяти одиннадцать. С удивлением Соня обнаружила, что все её неприятности заняли не более пяти минут. Боль всё ещё не отпускала, а минут через десять присоединился сильный зуд в наказанном месте. Страшно хотелось потереть попу, чтобы хоть немного его унять. Но сделать это – значит тут же отправиться снова на станок за очередное нарушение режима «смирно». «Это не наказание, а изощрённая пытка!» – Соня собрала все свои силы, чтобы стоять неподвижно. Но как это было трудно! Какое-то время девушке казалось, что она не выдержит боли, зуда и нарастающей ломоты в коленях! Но, стиснув зубы, уговаривала себя не поддаваться и потерпеть. Наконец, наступил переломный момент. Теперь Соня надеялась, что вытерпит испытание достойно, не выйдет из положения «смирно» и не будет себя вести, как её соседка. Девушку, стоящую рядом (воспитатель назвала её Елистратовой), наказали точно так же за десять минут до Сони. Во время порки она громко кричала, долго не могла успокоиться, и сейчас по её лицу текли слезы вперемешку с соплями. Вытереть слезы или хотя бы шмыгнуть носом было нельзя – это уже нарушение. Но сил перестать плакать у Сониной соседки, видимо, тоже не было. Поэтому слёзы стекали по её лицу на пол. Оставалось ждать одиннадцати часов – ещё пять минут. Соня уже поняла, что, несмотря на строгий режим, в «Центре» всё было продумано так, чтобы не причинять вреда здоровью воспитанниц. По правилам, после каждых тридцати минут стояния на коленях девушкам полагался пятиминутный перерыв. В это время они могли встать, размять ноги, даже тихонько поговорить друг с другом, ну и, конечно, вытереть слезы. Наказание тростью тоже подчинялось правилам: больше десяти-двадцати ударов сразу нельзя, а вот ещё одна порка через пятнадцать минут – пожалуйста. За вечер воспитанница могла получить не более 50 ударов тростью. Если она заслуживала больше – оставшиеся переносились на следующий день. Так же были продуманы и другие телесные наказания. При порке ремнём достигался эффект максимальных болевых ощущений, в то время, как для здоровья вреда практически не было. Существовало несколько специально разработанных методик наказания, и все воспитатели были в этой области настоящими профессионалами. Их мастерство постоянно оттачивалось; все наказания снимались на видеокамеру, выборочно проверялись, результаты обсуждались. Следы на теле после наказаний залечивались специальными заживляющими средствами – за этим строго следили воспитатели. Если наказание проводилось в учебное или рабочее время, то после него обязательно применялся дезинфицирующий спрей с добавлением сильного местного обезболивающего вещества. То есть, получив физические и моральные страдания (в чем и заключалось наказание), девушка почти сразу могла вернуться к своим обязанностям. Однако если воспитанницу наказывали в вечернее время, воспитатели могли и не применять обезболивание. Это было дополнительным и очень ощутимым наказанием: девушка сильно страдала от боли, ей трудно было сидеть; заниматься и есть приходилось за специальными стойками, что считалось в «Центре» постыдным и вызывало моральные страдания. Соня уже ощутила это на себе. Елена Сергеевна не баловала её обезболиванием не в изоляторе, ни уже в группе. И очень мало надежды, что в ближайшее время она изменит свою тактику. В одиннадцать часов девушки получили положенную им передышку. Их оставалось пятеро. - Всем сделать по пять приседаний и растереть ноги! – Ирина Викторовна властно махнула рукой. Расширенный книзу рукав её форменной чёрной блузы при этом зловеще качнулся. Ночные воспитатели носили в качестве формы брючный костюм и чёрные туфли на среднем каблуке. Блуза с широким воротником имела рукав длиной три четверти и свободный покрой в области плеч, что давало воспитательнице возможность совершать движения рукой любой амплитуды. Носилась блуза навыпуск, и в талии перехватывалась узким кожаным ремнём. Дополняли костюм чёрные прямые облегающие брюки. Ирина Викторовна невозмутимо прохаживалась вдоль строя изнемогающих от боли и стыда девушек, внимательно наблюдая за разминкой. Форма ночной дежурной очень шла воспитательнице, выгодно подчёркивая её красивую фигуру. Воспитанницы выполняли эту принудительно-унизительную зарядку с гримасами боли на лице. Приседать после суровой порки тростью – мягко говоря, очень неприятно. А Ирина Викторовна всегда порола сурово. Растерев коленки и ощутив от этого значительное облегчение, Соня слегка обернулась к своей соседке, которая пыталась привести себя в порядок, но всё ещё была сильно расстроена. - Тебя как зовут? – тихо спросила она. - Ира. Я из двести второй. А тебя? - Соня. Я только вчера пришла в двести четвёртую. - Ты новенькая?! Но как ты можешь так держаться? Ты вчера отстояла от звонка до звонка без замечаний, а сегодня тебя били, но ты и звука не проронила! – шепотом, но очень эмоционально воскликнула Ира Елистратова. - Я здорово струсила, и было очень больно, - поморщилась Соня. – А не кричу я принципиально. Не хочу ещё больше унижаться. Легче от крика не будет, а себя уважать перестанешь. Попробуй посмотреть на это под таким углом. - Да я пробовала! – Ира перешла на громкий шёпот. – Но я больше не могу! Я из этого зала уже две недели не могу вырваться! Каждый день тут мучаюсь, а конца не видно. Ну не справиться мне без замечаний! - Справишься! – Соня видела, что девушке необходима поддержка. – Сейчас перестань реветь, подумай о том, что через час мы будем уже в постелях. А послезавтра воскресенье. Насколько я поняла, мы с тобой сможем встретиться и поговорить, правильно? - Да! Правильно! – горячо поддержала Ира. – Я тебя прошу, найди меня, поговорим, пожалуйста! Соня кивнула и ободряюще улыбнулась соседке. - Всем на колени! Смирно! – раздался очередной приказ. Перерыв окончился. Осталось продержаться час. В полночь всех гарантированно отпустят в постели, таковы правила. Но многим придется вернуться сюда завтра. Соня мысленно произвела подсчет. «Вчера мне назначили три часа наказания, сегодня ещё четыре. Отстою я к полуночи в общей сложности четыре с половиной (вчера – два, сегодня - два с половиной). Час мне прибавили штрафной. Если сегодня больше не нарываться, останется три с половиной часа» «Это много! - вздохнула про себя девушка. - За один вечер с этим не покончить! Больше двух с половиной часов здесь не держат – за здоровье опасаются! Ничего, если штрафного времени больше не заработаю – за два захода управлюсь! » «Не нарываться» оказалось не так уж и легко. Соня ещё вчера убедилась, что стоять на коленях неподвижно невероятно трудно! Ноги затекли, болит тело после ударов. К тому же без одежды стало холодно, и опять норовят закрыться глаза. «Надо последовать совету Ирины Викторовны, - усмехнулась про себя Соня. – Как там она мне сказала: «Надо задуматься над своим поступком, а не спать!» А что над ним думать?» Вчера новенькую наказали за то, что она в первый свой вечер в группе по ошибке надела не ту ночную рубашку. - Левченко, тебе объясняли, что на этой неделе надеваем голубые рубашки, а ты нацепила желтую! Надо внимательнее слушать указания. Получишь тридцать ремней и три часа «коленей»! Соня опять мысленно усмехнулась, вспомнив, как после этих слов Елены Сергеевны вся группа в буквальном смысле раскрыла рты. Тридцать ремней – это много. Очень. Особенно за такой незначительный проступок. Ведь в «Центре» воспитательницы пороли провинившихся не обычным брючным кожаным ремнём. Нет, использовался толстый ремень из специальной резины, для удобства экзекуторов снабжённый рукояткой. Воспитанницам давали понять, что с ними, нарушившими нравственные законы общества, здесь шутить не намерены. С первого удара таким инструментом наказываемая девушка испытывала сильнейшую боль! Даже минимальное наказание – 10 ударов – перенести стойко было трудно. А после строгой порки этим ремнём воспитанница реально не могла сидеть несколько дней, особенно, если воспитательница не применяла обезболивание. Неудивительно, что, услышав про 30 ремней за незначительное нарушение, да ещё совершённое новенькой, девчонки пришли в изумление. Однако дежурный воспитатель Инна Владимировна осталась невозмутимой. Очевидно, она была в курсе событий. Спасибо, хоть пороть не стали на ночь – перенесли на следующий день. Но «на колени» Соня отправилась вчера сразу, прямо в пресловутой желтой ночной рубашке. Для пущего стыда. Переодеться в форму Елена Сергеевна ей не позволила.
Forum: Глава восьмая. Воскресенье. Как и обещала ей Лена, Соня проспала вполне благополучно до пяти часов утра, но вот потом начались проблемы. Мазь «Вторая аллегро» являлась сильным быстродействующим средством, но действовала обычно не дольше семи часов. В итоге Соня проснулась от возобновившейся сильной боли, причём боль эта ощущалась во всём теле. У девушки возникло такое чувство, что она вовсе не спала, а всё это время продолжала испытывать «долгоиграющую». К тому же невыносимо захотелось в туалет, но Соня не то, что встать, а даже повернуться в кровати не могла. В этот раз всё оказалось очень серьёзно. Так воспитанницу ещё не наказывали! Девушка прекрасно понимала, что без посторонней помощи в этот раз ей никак не обойтись. «Что же делать? - в отчаянии думала она. - Вызывать ночного воспитателя и просить судно? Боже, какой стыд! Я этого не переживу» Соня себя знала. Если боль она ещё терпеть может, то ощущения беспомощности не выносит совершенно. Собственное жалкое состояние сильно угнетало девушку. Она по-прежнему лежала тихо и терпела, не желая привлечь внимание «ночных». «Буду ждать Марию Александровну. Попрошу её мне помочь» - решила воспитанница. Этот час до шести утра прошёл для неё ужасно. Соня всерьёз опасалась, что потеряет сознание от боли, либо, что ещё хуже, не выдержит и намочит постель. Она знала, что Мария Александровна, являясь на работу, всегда сначала заходит в спальню и внимательно оглядывает всех воспитанниц, проверяя, всё ли в порядке. Только убедившись в этом, она уединяется в кабинете. К счастью, и сегодня Маша не нарушила своей традиции. Соня с трудом приподняла голову (даже это движение отдалось дикой болью) и шёпотом позвала воспитателя. Мария Александровна опять пришла в группу прямо из бассейна – с распущенными волосами, с изящной оранжевой спортивной сумкой через плечо. Лёгкой походкой воспитатель приблизилась к Соне и тихо проговорила: – Доброе утро. Проблемы? Вместо ответа Соня расплакалась, но тихо, сдерживая себя. Она помнила, что рядом ещё спят одноклассницы. Маша поставила сумку на пол, присела на корточки прямо около Сони и быстро и настойчиво выспросила у девушки, в чём дело. Уже через две минуты она принесла Соне специальное резиновое судно и помогла им воспользоваться. Действовала Маша решительно, умело и одновременно очень осторожно, так что Соня не испытала никаких дополнительных страданий – ни физических, ни моральных. Просто была очень благодарна. Маша лично убрала использованное судно, затем снова подошла к Соне и провела ей обработку – тоже очень осторожно. Вскоре девушке стало намного легче, и воспитатель заявила ей: – Мне с тобой придётся сегодня утром очень плотно поработать, по специальной схеме. Поэтому собери силы, и пойдём в кабинет. К удивлению Сони, ей удалось встать и добрести до кабинета, правда, с помощью Марии Александровны. Там воспитатель провела её за перегородку, уложила на диван, накрыла пледом и объяснила: – Тут будет удобнее, чем на кушетке. И мягче, и морально легче, правда? Ты, наверное, эту кушетку уже видеть не можешь, а уж ложиться на неё лишний раз и совсем неприятно. Соня кивнула и прошептала: – Спасибо. – Очередная процедура у нас только через 10 минут, - сообщила Маша. - А пока давай выпьем кофе. Две чашки «эспрессо» уже стояли на столике. «И когда успела? - удивилась Соня. - Ведь от меня не отходила!» Боль немного стихла, но теперь девушка ощущала какое-то тупое безразличие. Вчерашнее наказание оказалось самым жестоким испытанием из всего, что Соне вообще пришлось здесь перенести. Сегодняшняя беспомощность и долгое изматывающее ожидание избавления от мучений тоже сделали своё дело. Сейчас у Сони совершенно не было сил для нового дня. Она знала, что девочки скоро уедут в театр, а ей придётся долгое время одной проваляться в кровати, испытывая бесконечные унизительные обработки, пока она сможет вернуться к обычной жизни. Эти мысли совсем расстроили девушку. Она покорно приняла из рук Марии Александровны кофе, но, сделав два глотка, поставила чашку обратно на столик и опять расплакалась. Маша ей не мешала, дала выплакаться вволю. – Не переживай, - мягко сказала она, наконец. - Я знаю, что ты сейчас чувствуешь. – Нет, - возразила Соня, глотая слёзы. - Мария Александровна, вы не можете знать. Я и сама не думала, что такое возможно. Мне не просто больно! Я и в отчаянии, и в депрессии одновременно! Всё это время я старалась, как могла! Терпела, пыталась быть стойкой, очень хотела измениться. Но теперь у меня больше нет сил. Я больше не могу! Чувствую себя совершенно опустошённой, нет никаких сил и желания дальше бороться. Зачем? Всё равно это бесполезно! Ничего хорошего меня здесь не ждёт! – Соня, - убеждённо проговорила Маша. - У тебя временная депрессия, неизбежно появляющаяся после «долгоиграющего» наказания. Я знаю, что это такое, сама испытывала подобное. Говорю тебе точно: она скоро пройдёт. Уже к концу дня, а то и к обеду. Поверь, никакого следа от неё не останется! Соня, всхлипывая, недоверчиво посмотрела на воспитателя. – Сами испытывали? - переспросила она. - Мария Александровна, неужели такое применяют даже к стажёрам? Им-то это за что? Уж хотя бы своих будущих сотрудников могли бы пожалеть! Маша улыбнулась, допила кофе, затем подошла к Соне с очередной мазью и опять провела обработку. Внезапно у неё промелькнула очень интересная мысль. «С ума сошла?» - возмутилась она сначала, но тут же с каким-то озорством подумала: «А почему нет? Лиза сказала мне: «О том, что с тобой произошло, должен узнать кто-нибудь из наших. Или все! Или не из наших! Всё равно» Вот тут-то она и попалась! А я возьму и поделюсь с Соней. Во-первых, это её поддержит. А во-вторых… как я всё-таки не хочу, чтобы узнали об этом мои коллеги! Не могу себя пересилить, никак» Закончив обработку, Маша удобно устроилась рядом с воспитанницей, специально подвинув к дивану невысокий пуфик. Перегородку она задвинула ещё раньше. – Сонь, - начала она. - Во-первых, ты невнимательно слушала Елену Сергеевну, когда она тебе всё это объясняла. Обычно никто из сотрудников «Центра», кроме директора, не знает точно, что стажёр является стажёром, а догадаться можно не всегда. Поэтому стажёр может получить всё, что угодно. Как уж ему повезёт, понимаешь? Соня кивнула. – А во-вторых... Маша немного помолчала, но всё же решилась. – Я-то как раз стажёром и не была. В глазах Сони промелькнул интерес. – А такое тоже бывает? - спросила она. - Вас приняли на работу без стажировки в качестве воспитанницы? – Ага, - подтвердила Маша. - Потому что сначала я почти год пробыла самой настоящей воспитанницей. Такой же, как и ты! – Что? - пробормотала Соня непослушными губами. Она побледнела и боялась спрашивать дальше, боялась услышать ответ. – Соня, - серьёзно продолжала Маша. - В школе я была сильным лидером, но в десятом классе у меня произошёл конфликт с куратором. Я допустила серьёзную ошибку, не захотела её признать и вела себя очень вызывающе. Моя куратор этого терпеть не пожелала, и я оказалась в «Центре перевоспитания старшеклассниц» на полгода за нарушение должностной инструкции и субординации. – Не может быть, - тихо проговорила Соня. – Тем не менее, именно так всё и было, - усмехнулась Маша. - И в «Центре» я повела себя далеко не так умно, как ты. Я была обозлена, рассержена, обижена и решила держать себя так же: гордо и вызывающе. Ты догадываешься, чем это закончилось? – Предполагаю, - кивнула Соня. – Очень скоро я получила трое суток карцера и ещё год заключения в «Центре». Соня вздрогнула. – Вот-вот, - улыбнулась Маша. - С тех пор я за карцер на педсоветах никогда не голосую. Всех коллег предупредила, чтобы не обижались, что в этом ничего личного. Я вообще считаю, что карцер нужно запретить, что это слишком жестокая мера, и все об этом моём мнении знают. А тогда, даже после карцера, я внутренне так и не смирилась, в душе оставалась гордой. Правда, «Правила» соблюдала чётко, но в пределах «Правил» вела себя очень независимо. Воспитателей не боялась, всегда смотрела им прямо в глаза, никаких «взглядов в пол» от меня никто так и не добился. Разговаривала с достоинством, без всяких умоляющих или испуганных ноток в голосе. На любые наказания шла невозмутимо, с видом «ну и подумаешь», и ни крикнуть, ни застонать, ни шелохнуться себе не позволяла. И ещё: не принимала от воспитателей никаких «подачек», как я это называла. Отказалась от всех развлечений типа кино, дополнительных посещений бассейна, внеочередных прогулок. Вернее, на прогулки мне приходилось идти, если идёт вся группа, но, если кто-то из девочек по какой-то уважительной причине в спальне оставался, то и я вместе с ними. У нас группа очень сильная была, мы постоянно призовые места занимали. Но я, как и ты, в театры и на экскурсии с девчонками не ездила, от воскресных тортов тоже категорически отказывалась. Заявляла воспитателям, что мне всё это не нужно. – А почему? - удивилась Соня. – Почему? - воскликнула Маша. - Даже ты не понимаешь? Правда, не понимаешь? Она вскочила с пуфика и взволнованно заходила по комнате. – Сейчас пойму, - быстро сказала Соня. - Простите, я сначала смотрела на всё это своими глазами, а теперь посмотрю вашими. Можете дать мне минутку? Маша удивлённо взглянула на девушку. – Да хоть пять, - остывая, уже обычным голосом ответила она. - Но ты, вообще-то, вовсе не обязана понимать. Это я так, прости. «Тебе надо ещё раз всё это пережить», - вспомнила Маша слова Елизаветы. - Да, похоже Лиза была права» Такого эмоционального всплеска Маша от себя не ожидала. А Соня тем временем уже говорила: – Вы, наверное, были абсолютно твёрдо убеждены, что попали в «Центр» случайно, по несправедливости, что вам там совершенно не место, а воспитатели почему-то этого не понимают. Они не понимают, что вас нельзя равнять с остальными воспитанницами, что вы не такая, у вас совершенно другая психология, вас не интересуют те мелкие радости, которыми они могут замотивировать на что-то других девочек. Раз уж судьба так жестоко с вами обошлась, то вы будете терпеть всё это гордо и стойко, но не собираетесь поступать так, как все. Вы ярко выраженная индивидуальность и намерены вести себя соответственно. – Отлично сказано, - улыбнулась Маша. А Соня подумала: «Слышала бы это Елена. Интересно, а она про всё это знает? Что-то мне подсказывает, что нет» Вслух же она предположила: – Мария Александровна, но, как мне кажется, не у каждого воспитателя такое поведение вызвало бы одобрение. – Вот именно, - согласилась Маша. - В «Центре» для школьниц мне ещё повезло. Моя «ответственная» отнеслась к этому спокойно. Когда я вернулась из карцера и стала себя так вести, она вызвала меня на разговор и заявила: «Я понимаю, что просто так ты сдаваться не намерена. Пожалуйста, в пределах «Правил» держись как хочешь. Если тебе так легче самоутверждаться – ради Бога». Она, в принципе, мне как раз нравилась: группу держала твёрдо, но не пыталась нас всех «под одну гребёнку подстричь», признавала право каждой на что-то своё. А потом я сдала экзамены, прошла тесты, поступила в колледж и оказалась здесь, в этом «Центре», на первом курсе. Ответственным воспитателем у меня знаешь, кто оказался? Соне было так интересно, что она уже забыла и про боль, и про своё угнетённое состояние. – Из тех, кого я знаю? - спросила она. – Ага, - кивнула Маша. - Но ты всё равно не догадаешься! Рената Львовна. Представляешь? Она говорила с Соней легко и свободно, почти как с хорошей подругой. – Нет, - честно призналась Соня. – И вот тут-то я «попала» капитально, - продолжала Маша. - Ведь я и у неё в группе решила держаться точно так же, а Рената Львовна такого поведения не приемлет в принципе. У неё все должны поступать так, как она это определила, иначе нельзя. Причём... Маша инстинктивно понизила голос. – Она вообще-то ничего сама по себе, но от всех, особенно от новеньких, сразу требует, чтобы глаз на неё поднять не смели при разговоре, любит, когда её упрашивают, о пощаде просят, да ещё желательно на коленях. Гордых совершенно не переносит, понимаешь? – Да, - кивнула Соня. – Да нет, тебе трудно понять, - с досадой махнула рукой Маша. - В нашей группе всё не так. Хотя... В этом они с Ириной Викторовной схожи. А с ней-то ты как раз сталкивалась, и очень пострадала из-за своей гордости, правда? – Да уж, - согласилась Соня. – А теперь представь, что Ирина Викторовна была бы твоим ответственным воспитателем, и не только по вечерам бы над тобой власть имела, а всегда, весь день. И каждый день! - с жаром говорила Маша. - А ведь Ирина Викторовна хотя бы невозмутимая, она даёт понять, что недовольна, и относиться будет соответственно, но вслух об этом не заявляет. Воспитанница сама должна догадаться и изменить своё поведение. А Рената Львовна – просто огонь! Если что не по ней – будет кричать об этом открыто, при всех, возмущаться и настаивать на полном подчинении. Маша не узнавала сама себя. Воспитательница выплёскивала свои уже довольно давние переживания на Соню – и ей становилось намного легче. Маша чувствовала, как что-то оттаивает у неё в сердце. – Вот у нас с Ренатой Львовной и «нашла коса на камень», - вздохнула она. - Мы же пришли сюда на первый курс, все были из разных мест, но здесь – все новенькие. Она нам сразу свои требования высказала и говорит: «Для вас лучше держаться так, как я требую. Это даже не рекомендация, а приказ, понятно?» Девчонки и не пытались перечить, даже, если кто и не был согласен. Она всех своим напором и первыми жестокими к непокорным действиями ошеломила. Одна я не поддавалась. «Правил» старалась не нарушать, но, Соня... Ты же понимаешь. Если «ответственная» захочет, то воспитанница всё равно из наказаний не вылезет. Причём, наказаний жутких. В конце второго дня моего пребывания в группе Рената Львовна вызвала меня вечером в кабинет и заявила: «Нечего тут выпендриваться! В моей группе я этого не потерплю. Ты будешь как все, поняла?» Соня, и я ведь её понимала. Представь, у тебя в группе все девчонки по стеночке ходят, глаз поднять не смеют, при наказаниях вопят, умоляют их смягчить и так далее. А тут одна такая гордая выискалась, которой всё нипочём, и весь авторитет тебе портит. Я это понимаю, но всё же вежливо и почтительно ей отвечаю: «Рената Львовна, простите, я «Правила» постараюсь всеми силами не нарушать, но по-другому вести себя не смогу». А она кричит: «Какие «Правила»? Разве о «Правилах» речь? Ты прекрасно понимаешь, чего я от тебя требую!» Раскраснелась, глаза гневно сверкают, у меня от страха поджилки трясутся, но я свою линию гну: «Но я не могу. Это не мой стиль поведения. Я просто уважать себя тогда перестану!» Она усмехнулась и говорит уже спокойно, но очень холодно: «Нет, ты всё-таки не понимаешь. Мария, у тебя ситуация патовая. Тебе остаётся только смириться и принять мои условия. Если ты будешь вести себя так, как задумала, то тогда я себя уважать перестану. Так ведь я-то воспитатель! А ты – воспитанница. Догадайся, чья в итоге возьмёт? У тебя нет выбора». Меня отчаяние охватило, я вижу, что разговор бесполезный, но не сдаюсь: «Рената Львовна, я вас прошу, давайте найдём какой-нибудь компромисс! Может быть, вы смогли бы отдать меня в другую группу!» – С ума сойти, - пробормотала Соня. – Она как взвилась! - Маша, вспоминая, покачала головой. - Кричит: «Что? Ты предлагаешь мне от тебя избавиться и расписаться в своём поражении! Да со мной никогда такого не происходило! Я любую соплячку смогу на место поставить, не сомневайся. И тебя в том числе! Я тебе покажу другую группу! Смеешь так себя вести, да ещё и указывать воспитателю! Да я тебя просто уничтожу! А для начала будешь сейчас за свою наглость терпеть «долгоиграющую». Тут же швырнула меня на кушетку, привязала и ... Ну, дальше ты сама представляешь. Поэтому я тебе так уверенно про эту депрессию и рассказывала. Только я переживала её в изоляторе. Соня с тревогой взглянула на воспитателя. – Обычно после «долгоиграющей» все хотя бы на сутки в изолятор попадают, а то и на двое, - объяснила Маша. - Это тебе повезло, что сегодня воскресенье. А в будний день никто бы не стал с тобой в группе возиться. Ещё с вечера, прямо после наказания в изолятор бы отправилась. Да и то Елена Сергеевна, чтобы тебя оставить, предварительно моё согласие получила, да ещё сегодняшнего воскресного воспитателя. – Спасибо, - благодарно прошептала Соня. Маша махнула рукой. – Ерунда! И Инна в следующее воскресенье наверняка не откажется тебя в группе оставить. Зачем лишний срок наматывать? За каждый день изолятора по такой причине 7 дней продления срока получаешь. За четыре раза уже месяц набежит! А сколько тебе их Елена Сергеевна проводить собирается, я не знаю. Пока она это в секрете держит. – Мария Александровна, - смущённо сказала Соня. - Елена Сергеевна мне обещала их отменить. – Ага, - рассмеялась Маша. - Когда-нибудь! Через годик! Но, взглянув повнимательнее на девушку, переспросила: – И когда? – Она сказала, что вчера было первое и последнее. А сведения об этом она подаст ...ну... новой «ответственной». Маша в изумлении вскочила. – Так ты всё знаешь? Соня виновато кивнула. – И она ещё депрессию выдаёт! - сердито закричала Маша. - Вот сейчас отправлю в изолятор, будешь знать! Да как раз у тебя-то всё хорошо теперь! Просто отлично! Елена Сергеевна из группы уходит, да ещё «долгоиграющие» тебе отменила. Что же тебе ещё надо? – У меня уже нет никакой депрессии, - улыбнулась Соня. - Вы меня вылечили. – Мария Александровна, а вы мне дальше расскажете? - умоляюще проговорила она. - Очень интересно! Прошу вас! Как вы с Ренатой Львовной справились? – Кто с кем справился, - усмехнулась Маша. - Расскажу. Лежи. Пойду на воспитанниц взгляну, а потом ещё одну обработочку сделаем.
Forum: Время уже приближалось к семи, но сегодня девушки должны были встать только в восемь. К десяти к воротам будут поданы автобусы, и три группы второго отделения, в том числе и 204-ая, поедут в Оперный театр. Вчера воспитанницы 204-ой получили в кладовой верхнюю одежду – каждая свою, домашнюю. Естественно, и нарядные одеяния для театра были уже приготовлены. Маша, конечно, и так во время разговора с Соней наблюдала за девочками по монитору. Однако ей показалось, что не всё в порядке с Наташей Леоновой. Воспитательница вышла в спальню, проследовала вдоль кроватей и подошла к Наташе. Нет, всё хорошо. Девушка спит, просто вертится во сне. «Тоже действие обезболивания заканчивается. Конечно, после «безлимитки», перенесённой на ночь, особо спокойно спать не будешь», - сочувственно подумала Маша и вернулась в кабинет. Соня с трудом дождалась, пока воспитатель проведёт ей очередную обработку. – Так вот, - продолжила, наконец, Маша. - Рената Львовна заявилась ко мне в изолятор прямо с утра. Специально время выбрала такое, когда я ещё, вот как ты вначале, ни вздохнуть глубоко, ни двинуться не могла. Подошла ко мне, без всяких приветствий, сразу ухватила меня за чёлку, вот так... Маша взяла Соню за волосы и приподняла её голову с подушки. – Только сильнее, конечно. Очень больно было. И жёстко говорит: «Когда вернёшься в группу, будешь вести себя по-другому. Так, как я требую. Поняла?». Я, естественно, ответила: «Да». Не могла же я проигнорировать вопрос воспитателя. «А, если плохо поняла! - тут она мне чуть клок волос не выдрала, - То тебя ожидает ад! Лучше тебе не вступать со мной в противоборство – всё равно проиграешь. Предупреждаю: только «долгоиграющие» будешь получать каждую неделю. На годы застрянешь в «Центре»! Думай». Она дёрнула мои волосы теперь вниз, и я лицом в подушку уткнулась. Поднимаю голову – а её уже в палате нет. – Ничего себе! - ахнула Соня. – Да, у Ренаты Львовны характер крутой, - усмехнулась Маша. - А меня такая злость тогда взяла! А злость, ты, наверное, знаешь, лучшее лекарство от депрессии. Думаю: «Не дождёшься! Ни за что не поддамся!» – Это смело, - восхищённо протянула Соня. - Неужели вы так и поступили? Маша немного помолчала. Она так ясно всё это вспомнила, что трудно было справиться с нахлынувшими чувствами. – Мария Александровна, ну, пожалуйста! - не выдержала Соня. - А дальше? – А дальше меня в палате к вечеру навестила Галина Алексеевна. Я уже смогла к тому времени встать и расчёсывала волосы перед зеркалом. Галина Алексеевна подошла ко мне вплотную, поздоровалась, о самочувствии спросила и говорит: «Что ты решила, бунтарка?». Я смотрю на неё, на глазах слёзы выступают, но отвечаю: «Простите, Галина Алексеевна, но всё останется по-прежнему». Она головой покачала и продолжает: «Маша, это неразумно. Я и тебя понимаю, но, как заведующая, в этой ситуации поддержу воспитателя. По-другому просто не может быть». Я отвечаю: «А для меня тоже по-другому быть не может». Галина Алексеевна помолчала немного и заявила: «Как хочешь. Тебе придётся трудно, и мне жаловаться будет бесполезно. Я тебя предупредила». Развернулась и вышла. – Я бы так не смогла, - честно призналась Соня. - Такого прессинга я бы не выдержала. – Прессинг настоящий только потом начался, - вздохнула Маша. - Рената Львовна мне устроила ад, как и обещала. Не кричала на меня больше, не угрожала, вообще со мной почти не разговаривала. Просто официально объявила меня в группе как бы «вне закона». Заявила девчонкам: «Брянцева у нас хочет быть особенной. Что же, так и будет. Не удивляйтесь». – Она меня лишила всего, чего только можно было, - вспоминала Маша. - Практически полностью выключила из жизни группы. Ни на какие развлечения я права не имела, даже на самые простые: книги, музыку. Когда Рената Львовна о чём-нибудь с девочками беседовала (а она это любила), то меня сразу в учебную комнату отсылала. По вечерам, когда все отдыхали, я, если вдруг случайно была не «на коленях» - тоже в классе находилась. Но это ещё что! Ежедневно я терпела 2-3 строгие порки, причём по вечерам, после ужина Рената Львовна обязательно лично мне проводила «безлимитку» по седьмому-восьмому разряду. И порола каждый раз до тех пор, пока я едва уже сознание не теряла. А несколько раз и до этого меня довела – я прямо у неё в кабинете отключалась. – И у неё не было из-за этого неприятностей? - удивилась Соня. – Нет, конечно. А с какой стати? Соня, если воспитатель при проведении наказания следует инструкциям – никаких неприятностей у него не будет. Нам не запрещается доводить воспитанниц до первой стадии такой «отключки». Главное – остановиться вовремя и меры принять. А меры очень простые: нюхательную соль под нос, стакан воды в лицо – и всё в порядке! Соня побледнела. – Я этого не знала, - растерянно произнесла она. - Но ведь даже Елена Сергеевна со мной так не поступала, хотя могла бы вполне! Она всегда очень вовремя останавливается, я думала, потому, что боится последствий. – Не последствий она боится, - терпеливо разъяснила Маша. - Если мы в нашей группе этого не допускаем – это ещё ничего не значит! У Елены Сергеевны была цель тебя наказать, а не сломить или подчинить своей воле. Это ей не надо, понимаешь? И ей совершенно ни к чему, чтобы у тебя срок наказания продлевался. Он у тебя и так большой, даже Лена с этим согласна. А Рената Львовна хотела, чтобы я ей покорилась, и использовала для этого все возможные методы. И одним из методов был этот – довести до потери сознания и отправить потом в изолятор не меньше, чем на два дня. Она могла бы и не отправлять, это в её власти было. В первый раз, когда такое случилось – я перед ней всё-таки слабость проявила. Я в себя довольно быстро пришла, а Рената Львовна мне говорит с издёвкой: – Что же ты такая нежная? Придётся теперь в изоляторе отдохнуть пару денёчков. А я попыталась её упросить: «Рената Львовна, я уже хорошо себя чувствую, может быть, не надо? Пожалуйста!» А она: «Что ты? Как же я могу тебя после такого в группе оставить? Отдыхай, сил набирайся, а заодно ещё две недели тебе к сроку прибавится. Чем больше времени у меня будет для твоего воспитания – тем лучше». Соня, я за первый месяц пребывания в группе провела в изоляторе восемь дней и получила дополнительный срок 2 месяца, представляешь? Знаешь, какое чувство ужасное, когда возвращаешься в группу – а на табло уже совершенно другая дата твоего освобождения. – Знаю, - вздохнула Соня. - Мне только два дня прибавили, тоже за изолятор, и то существенно по сердцу царапнуло. В каждой группе на стене около стола дежурного воспитателя висело специальное табло, на котором присутствовали основные сведения по каждой воспитаннице: срок заключения, дата освобождения, оставшиеся наказания, количество штрафных баллов на сегодняшний день. Дежурные воспитатели регулярно обновляли все данные. – «Долгоиграющие» я так и получала каждую субботу, - продолжала Маша. - Поэтому все воскресенья в изоляторе отлёживалась. Почти все вечера, как и ты, «на коленях» простаивала, часами. Но самое плохое, чем Рената Львовна меня постоянно доставала – это пощёчины. Беспрерывно, по многу раз в день, по любому поводу! Причём, она никогда не говорила, как Елизавета Вадимовна это делает: «Подойди ко мне!» Рената Львовна сама подходит и вмазывает. Вот это было ужасно! – Но, Мария Александровна, за что? Если вы не совершали нарушений? Не просто же так? Я понимаю, порку можно сразу назначить десять, пятнадцать раз за один проступок, сколько угодно! И «коленей» хоть 50 часов за мелочь! Но для пощёчин всё же должна быть причина? Внезапно лицо Марии Александровны резко изменилось. Она сурово посмотрела на Соню и закричала: – Как ты на меня смотришь? Что ты себе позволяешь, нахалка? Соня испуганно вздрогнула и пробормотала: – Простите. «Надо с этими сочувственными взглядами заканчивать, - промелькнуло у девушки. - Но, что это с ней?» А Мария Александровна продолжала кричать, гневно сверкая глазами: – Ты не имеешь права так смотреть на воспитателя! Тебе это непонятно? – Понятно! Простите! - умоляюще воскликнула Соня. - Мария Александровна, не сердитесь, пожалуйста! – Ну, то-то же, - уже обычным голосом сказала Маша и улыбнулась. - Испугалась? Не переживай, это я тебе демонстрировала, за что можно, например, пощёчину получить. А то ты слишком наивная. Соня с трудом пришла с себя – так сильно она перепугалась. – Кажется, я переборщила, - поморщилась Маша. - Ты даже побледнела. Прости, если так. – Ничего, - слабым голосом произнесла Соня. – За что угодно можно пощёчину влепить! - сердито говорила Маша. - Посмотрела не так, вошла не так, дверью сильно хлопнула, из класса выходишь медленно! Тысячу причин можно придумать – и ничего воспитанница поделать не сможет! Я тебе повторяю: если мы в нашей группе с вами так не поступаем – это, скорее, исключение. А Рената Львовна вовсю пощёчинами пользовалась. Да и совсем без нарушений, Соня, тоже у меня не получалось при таком жёстком режиме. Один раз в столовой я задумалась за ужином и машинально положила себе в карман кусочек хлеба, который не доела. Совсем маленький! Сама подумай – разве стала бы я это специально делать? Это же самоубийство! Всё равно не скроешь. А тогда ещё правила немного другие были. На ужин нас «ответственные» сами отводили и они же за нами и наблюдали. «Дежурные» в это время официальный отдых имели, все в одно время. Это сейчас нас «подменные» в течение дня на перерыв по очереди отпускают, а «ответственные», наоборот, во время вашего ужина отдыхают. Рената Львовна, конечно, это заметила, но в столовой мне ни слова не сказала. Приходим после ужина в группу, она всех на середине выстроила и требует: «Брянцева, выворачивай карманы, быстро!». Я безропотно это выполнила, достала этот кусок хлеба и сама от ужаса оцепенела. Другие воспитанницы тоже стоят ошарашенные. Даже дежурный воспитатель, Кристина, тоже ещё молодая девчонка, сама первый год тогда работала, наша ровесница, глаза вытаращила и слегка побледнела. Маша улыбнулась: – Они все подумали, что Рената меня на месте прибьёт, не иначе. Ты сама знаешь, вынос еды из столовой – это серьёзный проступок, никто на такое обычно не осмеливается. А до этого я только на мелочах попадалась, и то получала на «полную катушку». Я немного пришла в себя, извинилась, объяснила, что это случайно вышло. Рената Львовна, правда, во лжи меня обвинять не стала. Говорит: «Хлеба тебе не хватает? Сама не замечаешь, как куски в карманы пихаешь! Запасы делаешь! Так вот будешь теперь целый месяц за ужином хлеб на виду у всех есть, поняла? Через день! Плюс ещё 10 «безлимиток» в твой архив» У меня сердце упало, а что поделаешь? И я в течение следующего месяца 15 «штрафных ужинов» перенесла, представляешь? Как она мне и обещала – через день. Соня представляла. – Но я уже к тому времени совершенно твёрдо решила, что не сдамся, буду держаться твёрдо и всё это вытерплю. Хотя никакой надежды на то, что Ренату Львовну я переиграю, у меня не было. Сама не знаю, на что надеялась. Думала только о том, чтобы переносить всё это достойно, и учиться отлично. Хорошо ещё, что память у меня превосходная, учёба мне всегда легко давалась, да и преподаватели ко мне благосклонно относились. – Мария Александровна, а подруги в группе у вас были? - спросила Соня. – Тогда ещё нет, - покачала головой Маша. - Рената Львовна всем девчонкам запретила иметь со мной близкие отношения. Нет, бойкот она мне не назначала, но это и не нужно было. Ей достаточно было пригрозить: «Кто осмелится с ней дружить или её поддерживать – получит такое же отношение». Девочки некоторые мне сочувствовали и в душе восхищались, но даже разговаривать со мной боялись. А большинство считало, что я дура, сама виновата, что Рената Львовна совершенно права, и я должна смириться. – Со всех сторон она вас обложила, - вздохнула Соня. - Ну, а дежурные воспитатели? – Дежурные? - усмехнулась Маша. - Они обе, в принципе, нормальные девчонки были. Вторая – Алевтина Максимовна, как я сейчас, в институте заочно училась. Они мне тоже втайне сочувствовали, но, конечно, Ренату Львовну поддерживали. Наказания все проводили, как положено, и вразумить меня пытались. Да и потом, Соня, что «дежурные» вообще могут сделать? От них мало что зависит. Маша произнесла эту фразу с какой-то горечью в голосе. – Мария Александровна, я не согласна! - твёрдо сказала Соня. - Например, мне вы с Инной Владимировной очень помогли. Хотя мне было далеко не так трудно, как вам, а всё равно без вашей поддержки я бы всё это не вынесла. – Потому что ты ощущаешь себя виноватой и готова была принять эту моральную поддержку. А у меня - то всё было не так! Я за собой никакой вины не чувствовала, но отлично себе представляла, что никто и не решится меня поддержать. Не решится или не захочет, как Галина Алексеевна вначале. Соня, ты же и сама понимаешь, если «ответственная» решила воспитанницу «прижать», то «дежурные» реально мало что могут сделать. Думаешь, мы с Инной не пытались за тебя хоть как-то вступиться? Уговорить Елену Сергеевну быть помягче? – Думаю, пытались, - вздохнула Соня. – А ведь мы все втроём – подруги! - воскликнула Маша. - Но в рабочих вопросах это ничего не значит. Лена, если что-то решила, то так и поступает. Да и другие «ответственные» так же. Дружба дружбой, но решения за ними. А мы можем только тактично что-то предложить, а настаивать не имеем права – это уже нарушение субординации. И ты ещё себе не представляешь, как можно за это поплатиться. «Как раз представляю», - подумала Соня, вспомнив случай с Инной Владимировной. – Кстати, мои «дежурные» всё-таки что могли, для меня сделали, - продолжала вспоминать Маша. - Соня, этот ужас вначале продолжался для меня полтора месяца, без перерывов. Вернее, перерывы были, когда я в изоляторе валялась. Один раз, в воскресенье вечером я возвращаюсь из изолятора в группу, а Алевтина Максимовна мне сообщает: « Могу тебя немного порадовать. Рената Львовна ушла на 10 дней в отпуск, и на это время предоставила тебе «жёлтую метку». Достаёт жёлтый значок и прицепляет мне на форму. Ты знаешь, что такое «жёлтая метка»? – Да, - сказала Соня. - Это полное освобождение от любых наказаний, предоставленное ответственным воспитателем. – Именно, - подтвердила Маша. - Я, конечно, такого не ожидала совершенно, даже подумала вначале, что Рената Львовна решила меня пощадить, наконец. Только потом узнала, что на этом, во-первых, медики настаивали и Галина Алексеевна, а ещё это очень даже хитрый психологический ход. Представляешь, как после этакого благоденствия снова во всё это окунаться? – Даже после одного воскресенья мне всегда трудно, - согласилась Соня. – Я эти 10 дней великолепно прожила, - говорила Маша. - Ни одного замечания, ни одной плохой отметки! С девчонками немного сблизилась, они без Ренаты Львовны чуть-чуть осмелели. А накануне её возвращения наши «дежурные» вызвали меня в кабинет и вдвоём принялись обрабатывать. Причём, Кристина специально из дома пришла, чтобы в разговоре участвовать. Они мне заявили: «Маша, давай всё это заканчивать. Если тебе всё равно, то у нас уже выдержки не хватает на это смотреть, да ещё и в этом участвовать. А у Ренаты Львовны хватит, не сомневайся. Мы тебе поможем. Сейчас она приедет отдохнувшая, подобревшая, и мы ей скажем, что ты в душе раскаиваешься, но боишься к ней подступиться. Она сама тебя на разговор вызовет, ты извинишься и будешь жить, как она хочет. Маша, подумай о себе! Ты жизнь себе портишь! «Система» - мощная машина, и против неё не попрёшь. Тебя просто подомнут и растопчут. У тебя изначально было шесть месяцев срока, потом ещё год появился, а здесь ты ещё несколько лет получишь, если у Ренаты Львовны останешься и будешь продолжать в том же духе. У тебя такие были планы на свою молодость?» – Молодцы! - восхитилась Соня. - Мария Александровна, а они что, такие вещи вам перед камерами говорили? – Нет, конечно! За перегородкой! Но я их очень огорчила. Поблагодарила, но стояла на своём. Назавтра Рената Львовна приехала, весёлая, отдохнувшая. На этот раз она была в Японии. Девчонкам всем, кроме меня, небольшие подарки привезла. – А разве это можно? - спросила Соня. Маша удивлённо посмотрела на неё. – Ах, да, ты ещё не знаешь. Конечно, можно, и мы всегда привозим. Только не вещи, конечно, а что-нибудь съедобное, из сладостей. Ведь никаких личных вещей вам не разрешается иметь, кроме самых необходимых. Вечером она стала нам фотографии показывать, и фильм, который там сделала. Даже меня в этот раз из спальни не выставила, разрешила остаться и смотреть. Потом всех отпустила, а меня подзывает и говорит: «Маша, я уже знаю, как ты себя вела в моё отсутствие. Ты сильная воспитанница, и можешь жить вообще без всяких проблем. Может быть, закончим эту эпопею? За твою гордость ты уже достаточно наказана. Прими мои условия, и ты не пожалеешь». – Она сделала первый шаг! - изумлённо произнесла Соня. - Я этого не ожидала! – Честно говорю, такое большое было искушение! - взволнованно поговорила Маша. - Но я ей говорю: «Рената Львовна, поймите меня, пожалуйста. Я не могу». У неё выражение лица сразу изменилось, она рывком с меня значок – «жёлтую метку» сорвала и говорит, усмехаясь: «Тогда пойдём в кабинет. А то я уже 10 дней ремень в руках не держала, так можно и квалификацию потерять». И всё! Устроила мне жестокую «безлимитку», и в этот же вечер я опять оказалась в изоляторе.
Forum: Так прошло ещё две недели, я терпела всё, стиснув зубы. Но Ренате Львовне всё-таки удалось одержать надо мной существенную победу – довести до истерики. Догадываешься, как? – Наверное, как-то психологически, - предположила Соня. – Можно и так сказать, - согласилась Маша. - Свидание. Ты, наверное, догадалась уже, что с первым свиданием она меня «прокатила». Мы все были новенькие, а прошло ещё только две недели. Рената Львовна всем свидание разрешила, кроме меня. Вполне на законных основаниях – имела право. Тогда я это с трудом, но пережила, но следующего ожидала как... Даже сравнить ни с чем не могу! – Понимаю, - отозвалась Соня. – В понедельник, за шесть дней до свидания, она на отчёте нам говорит: «Девочки, можете начинать писать письма, и не тяните с этим. Не позже вечера пятницы все отдаёте нам на проверку. Потом брать уже не будем». Тут она насмешливо на меня посмотрела и сообщает: «А к тебе, Брянцева, это не относится. Можешь не беспокоиться» Я спрашиваю: «Почему, Рената Львовна?». А она отвечает: «Потому что у тебя в субботу очередная «долгоиграющая», забыла? Значит, в воскресенье будешь в изоляторе отдыхать. Какое тут может быть свидание? «Правил» не знаешь?» А я «Правила», конечно, знаю, но знаю и то, что свиданий совсем воспитанниц лишать нельзя. Даже если она мне эти «долгоиграющие» навечно назначила, не могу же я теперь всё время без свиданий оставаться! А Рената Львовна мне разъясняет, с удовольствием так: « Есть внутренняя инструкция. В таких случаях воспитателям предписывается обеспечить воспитанницам свидания в обязательном порядке не реже, чем 1 раз в 3 месяца. А пока ещё прошло только два. Так что рассчитывать тебе не на что». У меня прямо сердце зашлось. Я так этого свидания ждала! И по родителям очень соскучилась и... Маша немного покраснела. – И по другу своему тоже. Они меня всё это время письмами забрасывали, а я даже ответить не могла! Ты же знаешь, Соня, письма воспитанниц из «Центра» не отсылаются, вы только на свиданиях можете их родным передать, чтобы те отправили. Так вот, я не выдержала и умоляющим голосом, чего никогда себе не позволяла, говорю: «Рената Львовна, я вас прошу, не могли бы вы это наказание провести после свидания? Вы ведь можете это сделать? Пожалуйста!» Ты бы видела, Соня, какое довольное у неё лицо сделалось. Я уже по выражению её лица поняла, что ничего мне не светит. «Могу, - отвечает. - Легко. Ну, а ты, в свою очередь, может быть, тогда согласишься жить по моим правилам?» Девчонки все прямо замерли. А я в отчаянии и уже со слезами буквально кричу: «Нет!» И слышу: «Тогда и мой ответ - нет». Тут я не выдержала: разрыдалась! Голову на руки уронила и плачу, никак успокоиться не могу. А Рената Львовна заявляет: «Вот до чего упрямство доводит. Кристина Алексеевна, займитесь, пожалуйста». Кристина меня в кабинет увела и успокаивающими отпаивала, а я всё плачу и плачу. Она мне говорит: «Маша, заканчивай! А то сейчас ни за что, ни про что в изолятор отправишься – нервы лечить» Это на меня подействовало. Только в себя немного пришла, Рената входит и спокойно заявляет: «Вот что, Мария, пока я подала запрет на свидание в справочную. Но до субботы это ещё можно исправить. Имей в виду». Ничего я, конечно, не стала исправлять, и встретила это «гостевое» воскресенье в изоляторе, как обычно. Лежу, к стенке отвернулась и украдкой слёзы глотаю. Вернее, это я тогда так думала, что украдкой, а им с поста всё видно. Сна – ни в одном глазу, хотя время – ещё восьми нет. Вдруг дверь открывается и входит Галина Алексеевна. Поздоровалась, села рядом со мной на кровать и спрашивает: «Что мы с тобой, Мария, будем дальше делать?» А я расстроенная, да ещё и злая очень была, ну и ответила: «Галина Алексеевна, лично я ничего изменить не могу. А вы, если тоже не можете, просто оставьте всё, как есть». Она кивает: «Могу и оставить. Тогда для тебя всё это будет продолжаться очень долго. Рената Львовна только что пришла к нам после института и намерена довести эту группу до окончания колледжа. Она никуда не денется и уступок тебе не сделает. Будешь получать небольшие передышки только, когда она в отпуске. За это время намотаешь себе дополнительно ещё лет шесть и застрянешь у нас в «рабочей» группе. Ведь в «Межвузовский Центр» тебя примут, только когда у тебя два года срока останется. Ты этого хочешь?» А я отвечаю: «Галина Алексеевна, я ничего плохого не делаю, просто хочу сохранить своё достоинство, понимаете? Я не верю, что всё будет так, как вы говорите. Да, по всему должно получиться именно так. Но я этого не заслужила и буду надеяться на лучшее. В конце концов, даже если мне никто помочь не захочет, ведь какое-то чудо может произойти, правда?» Она внимательно на меня посмотрела и говорит: «Маша, я тоже совсем не хочу, чтобы так получилось. Признаюсь, твоё поведение меня поразило. Такая стойкость вызывает уважение. Обычная воспитанница не выдержала бы и недели такой жизни, а по тебе видно, что ты сдаваться и не собираешься. Поэтому я решила дать тебе шанс повернуть всё по-другому. Скажи, пожалуйста, ведь ты в десятом классе проходила наш тест, правда? Хотела стать воспитателем «Системы»? Я отвечаю: «Да. Но я так быстро после этого попала в «Центр», что не успела получить ответ» «А сейчас ты сама в «Центре» и познакомилась с этой работой ближе. Скажи, если бы у тебя появилась такая возможность, ты по-прежнему желала бы для себя этого?» Я говорю: «Да, Галина Алексеевна. Но разве мои желания теперь имеют значение?» А она: «Маша, ты умная девочка, ведь ты и сама уже поняла, что я завела этот разговор не просто так?» А я, Соня, и правда, сразу это поняла. В общем, Галина Алексеевна взяла с меня расписку о неразглашении и всё об этой их системе перевода из воспитанниц в воспитатели рассказала. Затем положила передо мной листок и улыбается: «Вот результат твоего тестирования. Положительный. Если бы ты не совершила ту ошибку – уже давно бы у нас работала. А в «Центре» для школьниц ты повела себя неправильно, поэтому твою кандидатуру там серьёзно не рассматривали. Я тоже сначала в отношении тебя не имела таких намерений. Но, понаблюдав за тобой подольше, решила, что вполне можно рискнуть. А ещё... Маша, предложить тебе стать сотрудником – это единственный выход из сложившейся ситуации. Оставить тебя воспитанницей – однозначно сломать тебе жизнь. Так что, ты будешь бороться?» У меня от волнения голос пропал, я только кивнула. А Галина Алексеевна спрашивает: «А теперь ты мне сама скажешь, что в первую очередь должна для этого сделать» Я вздохнула и отвечаю: «У меня теперь нет выбора. Я должна покориться Ренате Львовне» « И не просто покориться! - кричит она. - Ты обязана получить её полное расположение, стать у неё лучшей воспитанницей, помогать ей в работе с группой, стать её опорой, понимаешь? У меня должны быть реальные причины заявлять тебя на обучение. Это во-первых. А во-вторых, и для твоего характера это будет корригирующей мерой: пережить немного смирения и покорности тебе не помешает. Мне не нужны твердолобые сотрудники. Опять же, получше узнаешь, что воспитанницы в таких ситуациях чувствуют» Я отвечаю: «Галина Алексеевна, я всё сделаю. Спасибо вам. Вы меня спасаете» Она рукой махнула: «Никакой гарантии тебе не даю. Это только шанс, но он есть. Кстати, Рената Львовна ничего не знает. Всё будет по-настоящему» А я уже была уверена, что справлюсь, ведь слишком многое поставлено на карту. Вечером прихожу в группу, а Рената Львовна беседует с девчонками, обсуждает с ними свидание. Она меня увидела и сразу махнула рукой в сторону учебной комнаты: «Иди в класс, здесь тебе делать нечего» А я говорю очень виновато: «Рената Львовна, можно мне к вам обратиться?» Она разрешила, смотрит на меня с интересом. Я подошла к столу, упала перед ней на колени, прямо при всех, и кричу умоляюще: «Пожалуйста, простите меня за моё упрямство! Я обещаю вести себя по-другому! Дайте мне шанс! Не сердитесь на меня больше!» – Она удивилась? - воскликнула Соня. – Не то слово, - усмехнулась Маша. - Но сразу взяла себя в руки и спрашивает: «Ты от чистого сердца это говоришь? Или всё-таки вынужденно?» Я отвечаю: «Простите, не могу сказать, что от чистого сердца, но я очень хочу жить так, чтобы вы были мной довольны. И я все усилия для этого приложу, вот увидите!» Рената Львовна улыбнулась торжествующе: «Что же, посмотрим. А пока присаживайся». Соня, всё пошло по-другому буквально с этой минуты. Она резко изменила ко мне отношение, как будто ничего плохого и не было. Правда, и я старалась, как могла. Всё делала, как она хочет, знаешь, как противно? Но эффект был потрясающим. Соблюдать «Правила» мне было совсем не трудно, очень скоро я вышла в абсолютные лидеры в группе, и по отделению в конце первого периода взяла третье место. Да и то потому, что начала неудачно, а то бы первое моё было. А вся наша группа второе место заняла, и уже во многом благодаря мне. Ведь с девчонками я быстро общий язык нашла и помогала им, как могла. Через месяц уже никто и не помнил, что у меня такие неприятности сначала были. И наказаний у меня вообще не было больше месяца, никаких, представляешь? А дальше, как только итоги подвели за первый период и нас со вторым местом поздравили, Рената Львовна сломала ногу очень серьёзно и ушла на больничный надолго. Внезапно распахнулась дверь, ведущая из коридора прямо в зону отдыха воспитателей, и на пороге появилась Елена. У Сони заколотилось сердце, а Маша очень заметно покраснела. Лена быстрым взглядом окинула девушек. – Доброе утро. Так, Маша, а почему это ты укладываешь воспитанниц на мой любимый диван? «Дежурная» смущённо улыбнулась. – Лен, не придирайся. Во-первых, мы тебя сейчас не ждали. – Конечно, не ждали, - усмехнулась Лена. - Теоретически я могла ещё спать. Но я только что проводила своего гостя и решила зайти, убедиться, что у вас всё в порядке. А во-вторых? – Ну, я подумала... Лен, этот диван с завтрашнего дня уже не твой, правда? Глаза Маши улыбались. – Правда, - Лена подошла поближе и легонько щёлкнула подругу по носу. - Обязательно сыпать мне соль на раны? – Прости, - улыбнулась Маша, взглянув на неё с теплотой и сочувствием. - Хочешь, кофе сделаю? – Давай, - согласилась Лена. Маша подошла к кофеварке. – А можно я твою пациентку пока осмотрю? - поинтересовалась Лена. Маша удивлённо протянула: – Не передёргивай. Сегодня ещё ты «ответственная». Лена с улыбкой кивнула, подошла к воспитаннице, аккуратно сняла с девушки плед и всё остальное. – Очень даже неплохо, - сказала она. - К обеду будет полностью в форме. – Можно я пойду в спальню? - робко спросила Соня. Ей было очень неловко, ведь воспитателям наверняка нужно поговорить. – Лежи спокойно, - приказала Лена. - Ты не мешаешь. У меня всего несколько минут, выпью кофе – и уйду. Она повернулась к Маше. – Мы с Инной в полдевятого сдаём химию. Теорию. Татьяна Анатольевна нам заявила: «Раз уж мы все в воскресенье работаем, то я заодно и зачёт у вас приму, а то в понедельник у меня отгул». Так что я хочу ещё немного повторить. – Перед «смертью» всё равно бесполезно, - ехидно заметила Маша. - Вовремя надо готовиться. – Да что ты меня всё подкалываешь сегодня? - возмутилась Лена. Маша вместо ответа протянула ей чашку кофе. Лена взяла её, уселась в кресло и спросила, кивая на Соню: – Настроение-то у неё как? Воспитанница покраснела. – Уже ничего, - улыбнулась Маша. – Вы и перегородочку закрыли, - отметила Лена. - Ты с ней заодно и психотерапию проводишь? В глазах Маши появилось тревожное выражение. – Лена, мы... - начала она. – Не надо! - быстро сказала «ответственная». - Не объясняй. Ты профессионал, и знаешь, что делаешь. Тем более, я уже почти и не твой начальник. Она быстро допила кофе и встала: – Спасибо. Маша, мы с Инной придём в полдесятого. Пусть девчонки будут готовы, ладно? А Наталье в девять «третью-бис» наложи. – Хорошо, - кивнула «дежурная». Когда за Леной закрылась дверь, она с явным облегчением вздохнула. Соня смотрела на воспитателя с пониманием. – Пронесло, - улыбнулась ей Маша. - Соня, так получилось, что обо всём этом, что я тебе рассказала, знают только Елизавета, Рената Львовна и Татьяна Анатольевна. По крайней мере, из «ответственных». Остальные воспитатели, которые тогда работали, сейчас кто где, но не на нашем отделении. А я никому не рассказывала. – Вы всё это скрывали, держали в себе столько времени? - ахнула Соня. - И даже ваши подруги не знают? Но почему? Мария Александровна, вы так рассказывали... Я поняла, что вам до сих пор тяжело это вспоминать, вы помните всё до мелочей! Если бы вы это не скрывали, а вот так же, как мне кому-нибудь рассказали, вам было бы легче, уже давно! - А вот посмотрю, как ты сама потом будешь поступать, - нахмурилась Маша. - Захочется ли тебе своим коллегам, пусть даже и подругам, в подобном признаваться. – Но в этом ничего постыдного! - воскликнула Соня. - Наоборот! Вы же в итоге справились? Правда? А это гораздо труднее, наверное, чем просто проучиться в «Школе Стажёров»? – Я думаю, что труднее в несколько раз, - согласилась воспитательница. - Особенно психологически. Ведь стажёру ничего страшного не угрожает, даже, если его на работу и не примут. А я... мы..., - поправилась она, - рискуем всем! Одна маленькая ошибка или нестыковка – и оказываешься опять воспитанницей без права на повторную попытку. А такое, между прочим, бывает. Уже живёшь в гостевом отсеке, форму воспитателя носишь, работаешь, как они! И в любой момент можешь опять в группу загреметь. – Мария Александровна, пожалуйста, расскажите дальше! Это самое интересное! - взмолилась Соня. Воспитатель посмотрела на часы. – Хорошо. Успеем. Мы остановились на том, что Рената Львовна сломала ногу. Она, между прочим, имеет своих лошадей в конюшне неподалёку, и тогда ежедневно по утрам ездила на тренировки, и в соревнованиях по конному спорту участвовала. Вот на одном из соревнований ей и не повезло. А к нам «ответственной» пришла Елизавета Вадимовна. На время, как «подменная». – Вот это да! - поразилась Соня. - Вы и у неё успели воспитанницей побыть! – Как раз она непосредственно вначале и занималась моим обучением, - сказала Маша. - Через неделю после того, как она приняла группу, Галина Алексеевна нас вместе вызвала, объявила, что намерена обучать меня на воспитателя и спрашивает Елизавету: « На вас всё ложится, раз вы сейчас её «ответственная». Берётесь?» А та соглашается: «Конечно». Она уже, естественно, всю мою историю знала, мы с ней успели откровенно поговорить. И вот, весь следующий месяц я зубрила теорию, причём, в условиях, близких к экстремальным. Продолжала обычную жизнь воспитанницы, приходилось выкраивать минутки, никаких печатных текстов мне в руки не давали. Учила всё, прослушивая диски. Соня, тебе, может быть, кажется, что ничего сложного в нашей работе нет, но информации на самом деле – море! И надо чётко знать все нюансы. Елизавета объявила девчонкам, что готовит меня к литературному конкурсу, она же литературу тогда преподавала. Я диск выучу, тут же ей сдаю досконально, она у меня его отбирает и следующий выдаёт. Елизавета мне здорово тогда помогла: всё, что непонятно – разъясняла, ситуации разные со мной разбирала. Причём, делала это очень охотно и с воодушевлением.
Forum: Маша улыбнулась, вспоминая. – Конечно, воспитателям за такую индивидуальную работу доплачивают, и неплохо. Но всё равно, Соня, очень много будет зависеть от того, кто будет с тобой на первом этапе работать. Елизавета искренне хотела мне помочь и спуску мне при этом никакого не давала. Сразу заявила: «Всё это не должно отвлекать тебя от основных обязанностей. Такая установка! Ты почти сотрудник. Изволь не получать замечаний и учиться отлично». Соня, я очень старалась, но один раз получила за контрольную по химии четвёрку. Почти случайно. – Ну и что, - недоумённо спросила Соня. - Не тройку же? – А мне было велено учиться отлично! - парировала Маша. - На отчёте Елизавета ничего не сказала, но после ужина вызвала меня в кабинет и гневно говорит: «Я тебя о чём предупреждала? Не смей расслабляться! Между прочим, сотрудницы-студентки за каждую четвёрку объясняются, а то и взыскания получают!» Я смущённо отвечаю: «Простите, это случайность. Больше не повторится» А она гремит: « Раздевайся – и на кушетку! Сейчас я тебе хорошее внушение ремнём устрою. А ещё раз себе такое позволишь – откажусь с тобой работать! И Галина Алексеевна не вступится» Маша в волнении покачала головой. – Сонь, а, знаешь, как не хотелось после такого перерыва порку получать! Да ещё и стыдно было ужасно перед Елизаветой: ведь она меня ещё не наказывала за всё это время, я никаких поводов не давала. Но у меня ума хватило не возникать и с ответственным воспитателем не спорить. Покорно улеглась и всё вытерпела. И больше четвёрок у меня не было. А потом, через месяц, меня переселили в гостевую комнату, сказали, что пока на три дня, чтобы к зачёту подготовиться, по теории. Отдали мне все эти диски плюс печатных материалов целую кучу. Девчонкам было сказано, что я в изоляторе. Я сидела и всё повторяла целыми днями, старалась, ты себе не представляешь, как! Правда, из комнаты выходить я права не имела, воздухом на балконе дышала, еду мне приносили. Но всё равно – это не в группе! – Да уж, - согласилась Соня. – В день зачёта волновалась ужасно, - вспоминала Маша. - Меня предупредили – если не сдам, то всё – отправлюсь опять в группу, и повторной попытки не будет. И вот приходит ко мне прямо в комнату комиссия: Галина Алексеевна, директор «Центра», Елизавета Вадимовна и куратор стажёров – Ирина Сергеевна. Соня ощутила внутренний холодок. – Камеру специальную установили, всё под запись шло. Спрашивали очень серьёзно, досконально и долго. Но я почти сразу, когда начала отвечать, успокоилась: подвохов никаких не было, а учила я старательно, и всё непонятное мне Елизавета в своё время разъяснила, а это тоже очень важно. Наконец, они всё, что хотели, у меня выспросили и ушли. А мне было велено ожидать результатов. – Представляю, как вы волновались, - вздохнула Соня. – Ужасно, - подтвердила Маша. - А, самое главное, не один раз пришлось через подобное пройти. Обучение проходило в несколько этапов, с полным погружением в очередную задачу, и каждый этап мог последним оказаться. Маша встала. – А теперь давай ещё одну обработочку сделаем. И рассказывать я дальше не могу, не имею права на разглашение. Методики индивидуального обучения – это закрытая информация. – Жаль, - искренне огорчилась Соня. Маша, уже проводя Соне обработку, озорно улыбнулась. – Скажу только, что на самом последнем этапе у меня чуть нервный срыв не случился, и Елизавете Вадимовне за это очень сильно влетело. Думаю, она до сих пор это помнит. – А что случилось? – Мне определили двухнедельный испытательный срок в «рабочей» группе, я замещала дежурного воспитателя на время её отпуска. – В «рабочей»? - изумилась Соня. - Но вы-то ещё были на первом курсе! Вас отправили работать к воспитанницам, старшим по возрасту, чем вы? Там же девчонки все уже совершеннолетние! (от автора – в «рабочую» группу определялись воспитанницы, которые уже закончили колледж, но не поступили в институт, а срок заключения у них ещё не вышел. Такие девушки до окончания срока работали на сельхозпредприятии или в хозобслуге «Центра». После освобождения они направлялись для продолжения образования в средние специальные учебные заведения) – Не просто работать, - усмехнулась Маша. - А показать свою пригодность к этой работе. Имей в виду, Соня, никто с тобой церемониться и создавать идеальные условия не будет. И практика, и испытательный срок проходят очень напряжённо! Каких только ситуаций тебе не создадут! И ты всё должна пройти с честью. Так вот, я начала работать, и мне казалось, что всё пока удачно. Я обязана была постоянно носить включённый диктофон, за каждую минуту отчитываться. Ежедневно после каждой смены мой личный инструктор весь рабочий день со мной разбирала, на все недочёты указывала, если они были. Но у меня особых и не было. Жила я по-прежнему в той же гостевой комнате, только уже большей свободой пользовалась. Форму воспитателя носила, в столовую ходила вместе с другими сотрудниками, даже в парк могла выходить гулять. А когда прошло 6 дней из этих двух недель, мне звонит прямо с утра, в мой выходной, Елизавета. Она по-прежнему тоже принимала участие в моём обучении, и просто так меня очень поддерживала. Мы с ней уже почти подругами за это время стали, и я видела, что Лиза всей душой за меня болеет. И вот она звонит мне и говорит: «Маша, собирай все вещи и готовься освободить комнату. Через полчаса мы с Ириной Сергеевной ( это куратор стажёров) за тобой зайдём» У меня сердце упало. Я слабым голосом спрашиваю: «А в чём дело?» А Елизавета помолчала немного и говорит сочувственно: «Маша, мне очень жаль, но испытательный срок ты не прошла. Не обнаружилось у тебя на практике необходимых качеств. Тебе снимают с обучения и возвращают обратно ко мне в группу. Но не переживай! Дотянешь как-нибудь до конца срока» Соня судорожно вздохнула. А Маша продолжала: – Я трубку отбросила, губы дрожат, пытаюсь себя уговорить, успокоиться, но не могу! Вещи собираю, а они из рук падают! Такое отчаяние охватило! Чувствовала себя даже хуже, чем под гнётом Ренаты Львовны. Эти полчаса мне вечностью показались. Наконец, я не выдержала, бросилась на кровать и разрыдалась. А тут как раз Елизавета с Ириной Сергеевной входят. Ирина Сергеевна спрашивает удивлённо: «Что случилось?» Я к ней бросилась и умоляю: «Ирина Сергеевна, пожалуйста, дайте мне ещё один шанс! Объясните, в чём мои ошибки, я исправлюсь! Я же чувствую, что могу работать!» У неё глаза на лоб полезли, а я продолжаю вопить: «Не отправляйте меня в группу, умоляю! Если мне нельзя быть воспитателем, то найдите мне другую работу, пожалуйста, любую!» Тут у неё какое-то понимание в глазах промелькнуло, она оборачивается к Лизе и спрашивает у неё: «Твоя работа?» А Лиза так довольно кивает: «Ага. Последняя проверка на прочность. А ты, Маша, её не прошла. Надо быть более в себе уверенной!» У Ирины Сергеевны такое лицо сделалось, что Елизавета побледнела, да и я испугалась. Она Лизе буквально прошипела: «Что вы себе позволяете, коллега? Стыдитесь!» А мне говорит: «Маша, нас полностью устраивает, как ты начала работать. Твой испытательный срок закончен. Ты доработаешь в этой группе, пока не вернётся их воспитатель, а потом поступаешь в распоряжение Галины Алексеевны, она даст тебе постоянное место. Поздравляю! А сейчас ты перебираешься в свою собственную квартиру. Поэтому тебя и просили собрать вещи» Я стою совершенно обалдевшая, не верю своему счастью, как будто камень с души свалился. А Ирина Сергеевна бросила на Лизу сердитый взгляд и продолжает: «Собственно, я просила Елизавету Вадимовну тебе об этом сообщить. Но она, видимо, решила пошутить настолько неудачно» И обращается к Лизе: «Елизавета Вадимовна, это возмутительно! Вы жестоко поступили со своей коллегой и нанесли ей психическую травму! Причём, сделали это из хулиганских побуждений!» – Ничего ж себе обвинение, - пробормотала Соня. – Вот и я так подумала, - согласилась Маша. - А Елизавета ещё больше побледнела и говорит очень виновато: «Прости, Маша. Пожалуйста!» Я кивнула, а Ирина Сергеевна уже на Лизу в полный голос кричит: «Извиняетесь теперь? Головой надо было думать! Да вы хоть себе представить можете, как Маша эти полчаса пережила? Что она чувствовала? Да она уже морально приготовилась сейчас опять в группу воспитанницей вернуться! Да как вы могли? Вы этого не понимали, когда на такое решились?» Елизавета отвечает: «Я думала, это испытание её в итоге укрепит! Я не хотела Маше плохого! Но я ошиблась. Простите». Ирина Сергеевна переспрашивает ледяным голосом: «Испытание? А кто дал вам право, не согласовав со мной, её куратором, устраивать Марии какие-либо испытания? Вы превысили свои полномочия, поступили недопустимо и аморально! А вы ответственный воспитатель, причём опытный сотрудник! Вам это непростительно. Очевидно, вы начинаете терять квалификацию, раз не поняли вовремя, как ваша так называемая шутка повредит Маше. Вы забыли, каково быть воспитанницей?» Лиза смогла только головой покачать. А куратор продолжает неумолимо: «А я думаю, что забыли! На каком вы сейчас курсе в институте обучаетесь?» Елизавета отвечает: «На втором». Ирина Сергеевна удовлетворённо кивнула: «Отлично! Ещё не поздно вспомнить. Ваше поведение, Елизавета Вадимовна, будет рассмотрено в ближайшее время на дисциплинарной комиссии. А моим предложением будет отправить вас за это хулиганство в «Межвузовский Центр перевоспитания» воспитанницей на три месяца, чтобы освежить ощущения. И я очень надеюсь, что это предложение поддержат и другие мои коллеги. Более того, обещаю вам: я лично позабочусь, чтобы вы получили именно эту меру взыскания» Соня замерла от самого настоящего страха. Она отлично представляла, что почувствовала Елизавета, услышав такое. А Маша продолжала: «Лиза стоит белее снега, на ногах еле держится». Собралась с силами и отвечает: «Но, Ирина Сергеевна, я ведь и в «Межвузовском» работаю - воскресным воспитателем. А когда сюда прихожу «подменной» - там беру отпуск за свой счёт. Как же я могу туда отправиться воспитанницей? Я полностью признаю свою вину и раскаиваюсь. Пожалуйста, назначьте другую меру, я вас прошу». Маша вздохнула: – Я-то знаю, как Лизе было трудно в этот момент. Она ведь тоже очень гордая, ей тяжело было вымаливать для себя смягчение наказания. А Ирина Сергеевна сердито отвечает: «Я прекрасно об этом знаю. Не волнуйтесь, мы отправим вас не в ваш «Центр», а совершенно в другой регион. И ни о какой другой мере не может быть и речи. Понятно?» Лиза прошептала: «Да». А я решила, что надо что-то делать. Мне жалко её стало до слёз! Бросаюсь к Ирине Сергеевне, падаю на колени и кричу: «Пожалуйста, Ирина Сергеевна, не надо! Со мной всё в порядке, и я не в претензии. Елизавета Вадимовна не хотела мне плохого, это просто ошибка! Не сердитесь на неё, не надо применять такие меры, умоляю!» А она мне холодно говорит: «Немедленно встаньте, Мария Александровна (в первый раз меня так назвала). Вы уже наш сотрудник, и не позволяйте себе такого поведения. Вы не в претензии, зато я в претензии! И руководство Елизаветы Вадимовны будет в претензии. Она недопустимо поступила и понесёт за это ответственность». Я вскочила, в глазах слёзы, смотрю на них обеих растерянно, что делать – не знаю. А Ирина Сергеевна Лизе приказывает: «Возвращайтесь пока к своим обязанностям. Здесь я предпочту обойтись без вашей помощи. Сегодня же доложу обо всём Галине Алексеевне, и о времени разбирательства вас известят». Елизавета молча вышла. Я опять бросаюсь к Ирине Сергеевне и буквально плачу: «Прошу вас, пощадите её! Это слишком сурово! Елизавета Вадимовна столько для меня сделала, так мне помогла! Да, она ошиблась, но не надо её за это так наказывать!». А она улыбается и говорит мне: «Успокойся, Маша. Никто Лизу в воспитанницы не отправит, и вообще, ничего серьёзного ей не грозит. Но она об этом сейчас не догадывается, и хорошо! Пусть пожинает плоды своей глупости – окажется на твоём месте, хорошенько всё прочувствует». Я смотрю на неё и своим ушам не верю: «Но вы же обещали ей разбирательство, дисциплинарную комиссию». Ирина Сергеевна опять улыбается: «Вечером вместе с Галиной Алексеевной вызовем её и пропесочим, как следует. Так, чтобы надолго запомнила! А до вечера она будет думать, что я свою угрозу намерена выполнить. Мы с Лизой давно знакомы, она прекрасно знает, что я могу это устроить, стоит мне захотеть. Я была с ней убедительна, как ты считаешь?». Я пробормотала: «Ещё как! Даже у меня сердце в пятки ушло». Ирина Сергеевна довольно кивнула и строго мне говорит: «Не вздумай её предупредить. Категорически запрещаю. В данном случае, её наказанием будут моральные страдания. Сорвёшь мероприятие – тогда придётся выдать ей на полную катушку». Я, конечно, предупредить не посмела, хотя и очень хотелось. А вечером меня тоже вызвали на эту разборку, правда, уже в конце. Лиза сидит вся красная, куратор с Галиной Алексеевной до слёз её довели. Сами обе сердитые, на неё почти не смотрят, разговаривают безжалостно. Галина Алексеевна мне говорит: «Мария Александровна, я приношу вам извинения за поведение своей сотрудницы и хочу спросить ваше мнение по поводу мер, которые мы должны принять. Проступок совершён в отношении вас. Вы будете настаивать на строгом взыскании?» А я понимаю, что они специально меня пригласили, чтобы Лизе сделать больнее. Ведь получается, что я, её вчерашняя воспитанница, должна теперь решать её судьбу! По-моему, это очень унизительно! Я, конечно, говорю: «Нет. Наоборот, я прошу вас её простить. Со мной всё в порядке. Не надо никаких строгих мер, пожалуйста!» Галина Алексеевна смотрит на Лизу сердито и заявляет: «Тогда ограничимся предупреждением. Очень серьёзным. Елизавета Вадимовна, вы можете идти, и советую вам сделать выводы. Мария Александровна, вы тоже свободны» Мы с Лизой вместе вышли. Она прямо у дверей мне руку сжала и порывисто говорит: «Спасибо тебе. Прости, пожалуйста, не знаю, что на меня нашло. Они полностью правы». И вдруг как разревётся! В общем, мы пошли к ней в квартиру и проговорили до глубокой ночи. А через неделю Галина Алексеевна предоставила мне место «дежурной» на нашем курсе, в одной из групп. А ещё через неделю вернулась Рената Львовна, и Лиза вернулась домой. Мы с ней тогда очень тепло расстались. Маша немного поколебалась и проговорила: – Ты знаешь, Соня, я рассказала тебе сейчас про этот случай тоже из хулиганских побуждений. А ещё из-за моего чувства противоречия. – Почему? - удивилась Соня. – Об этом никто не знает, и Лиза понимает, что я никому из своих не расскажу. Если она захочет, то сама расскажет. Но, понимаешь, это ведь она вынудила меня сейчас с тобой всем этим поделиться. – Как? - ахнула Соня. – Ну, не именно с тобой, а вообще. Она считает, что я всё то, что со мной произошло, не должна скрывать, не должна этого стыдиться, что мне необходимо относиться к этому по-другому. Заявила мне недавно, что мне это мешает жить и работать, и что она с этим мириться больше не будет. Поставила мне ультиматум: или я сама кому-нибудь всё рассказываю и ещё раз всё это переживаю, или она расскажет об этом всем нашим. И дала мне десять дней. – Очень даже в её духе, - улыбнулась Соня. - И я считаю, что она права. Маша кивнула. – Теперь я тоже так считаю. Но не могу смириться с тем, что меня к чему-то принуждают. Это у меня в характере. Она хотела, чтобы я всё рассказала? Ну, я и рассказала всё. И про этот случай тоже. – Понимаю, - сказала Соня. - Не волнуйтесь, Мария Александровна, я этим не воспользуюсь. Всё, что вы мне рассказали, останется при мне. А можно задать вам ещё пару вопросов? – Можно, - улыбнулась Маша. – Когда вам дали место воспитателя на вашем курсе, что при этом сказали воспитанницам? Они ведь многие вас знали, если не все? – Правду, - спокойно ответила Маша. - Им объяснили, что лучшим воспитанницам из числа лидеров, не совершивших нравственных преступлений, иногда предлагают отбыть своё срок, работая воспитателем. Это более эффективное и рациональное использование их потенциала, чем труд на овощебазе. А общество у нас рациональное. И пусть тебя, Соня, это не беспокоит. Как только ты начнёшь работать воспитателем, девочки очень скоро воспримут это как должное, хотя, конечно, и не забудут, что ты была воспитанницей. Да, они и новеньким могут про это рассказывать, но виду никто подать не посмеет, а тебе должно быть на это наплевать. Ты воспитатель, а они воспитанницы! Что там они думают, тебя не волнует. Ты просто будешь делать своё дело. Заранее так и настройся. Поняла? – Да, спасибо, - ответила Соня. - И ещё вопрос. Рената Львовна знала, пока была на больничном, что вы уже обучаетесь на воспитателя? Для неё не было это неожиданностью, когда она вернулась? Внезапно Маша рассмеялась. – Хороший вопрос, - всё ещё смеясь, проговорила она. - Было! Да ещё какой! Они все, и Галина Алексеевна, и воспитатели, оказывается, сговорились ничего ей не рассказывать, представляешь? По правилам, она, чтобы принять группу, должна была появиться на работе накануне своего первого рабочего дня. Она приехала, пришла вечером в столовую для воспитателей, а у меня был выходной, и я тоже там в это время ужинала. Она заходит, все почти коллеги к ней бросились, здороваются, расспрашивают, и тут она натыкается взглядом на меня – в форме воспитателя и в их непосредственном окружении. Маша прыснула. – Соня, у неё такое было лицо! Да и сама она как будто окаменела. Девчонки её тормошат, а она взгляда с меня не сводит. Потом головой тряхнула, подсаживается ко мне, поздоровалась и иронически говорит: «Что же, это вполне логическое завершение. Поздравляю». Оборачивается к коллегам и заявляет: «Ну, а вам, девочки, я припомню. Ведь специально это сделали? Ежедневно почти меня кто-нибудь навещал – и ни слова!» Кто-то ей отвечает: «А зачем сюрприз портить?» В общем, Соня, всё хорошо у меня дальше сложилось.
Forum: – Мария Александровна. Соня немного помолчала, не решаясь спросить о том, что её беспокоило. – Скажите, а неужели вы на Ренату Львовну никакой обиды не держали, и сейчас не держите? Ведь она крайне жестоко и несправедливо с вами поступала. Как же вы... всё это простили? Спокойно работаете с ней бок о бок, и отношения у вас нормальные. – Соня, - серьёзно ответила Маша. - Понимаешь, я не могу её осуждать. Рената Львовна поступала согласно своим принципам. А обвинять я могла бы не её, а, например, «Систему» в целом. В «Системе» такие порядки. Ответственный воспитатель – царь и Бог в группе, и, если он не нарушает инструкций, то шансов у воспитанницы нет, если она, как я, решила гнуть свою линию. Мне просто не повезло, что я попала к ней. За что мне на неё обижаться? Это, как обижаться на асфальтовый каток, который катит под уклон, а ты на его пути стоишь и свернуть не желаешь. Да и потом, я так была рада, что стала воспитателем! А ведь окажись я в другой группе, этого бы наверняка не произошло. Нет, с Ренатой Львовной у нас всё в порядке. А вот того, что Галина Алексеевна для меня сделала – этого я до конца жизни не забуду! Ведь она могла бы просто оставить всё, как есть. И что бы тогда со мной было, не представляю! А почему ты спросила – я понимаю. Ты не уверена, сложатся ли у тебя с Леной хорошие отношения, или, хотя бы, нейтральные. Правда? Соня кивнула. – Я надеюсь на это, - сказала Маша. - Но у вас всё по-другому. Ведь у нас с Ренатой Львовной в отношениях не было ничего личного. А у вас с самого начала – именно так. И, Соня, если говорить честно...мне кажется, что вы обе хороши. Не буду объяснять, ты и сама всё понимаешь. Но, скажи мне, разве ты так уж сильно на Елену обижена? Учитывая, что ты сама сотворила? – Умом нет, - покачала головой Соня. - Но, Мария Александровна, в душе я всё равно не могу ко всему этому спокойно относиться, и мне кажется, что не сможем мы с ней вместе работать. Лена будет для меня вечным укором. А ещё: мне так стыдно будет всё время сознавать, что я терпела от неё такое отношение – боль, унижение, презрение. Сколько раз я перед ней голая на кушетке лежала! И вдруг буду с ней за одним столом сидеть на педсовете, в столовой, разговаривать с ней как ни в чём ни бывало! Как? – Это при условии, если она сама захочет с тобой разговаривать, - сказала Маша. - Она-то ведь тоже может не захотеть тебя простить, или просто не сможет. И вот тогда – я Лену знаю, она тебе слова лишнего не скажет. Если вам придётся по работе вместе соприкасаться – она безупречно себя будет держать. А так – будет стараться тебя избегать, не обращать на тебя внимания. Маша улыбнулась. – Хотя, это ей будет трудно осуществить, - весело заметила она. - Инна с Елизаветой на тебя глаз положили, они явно собираются тебе всеми силами помогать и с тобой активно общаться. Да и Светлана тоже. А компания у нас очень сплочённая, вряд ли девчонки позволят Лене долго так себя вести. Что-нибудь придумают. Так что, Соня, во-первых, давай будем надеяться на лучшее. А во-вторых – не будем опережать события. В конце концов, когда ты станешь воспитателем, тебя, возможно, это не так уж будет волновать. А сейчас вставай потихоньку и пойдём в спальню. Мне скоро подъём объявлять. Ты вернёшься в кровать и сегодня будешь оставаться там, пока Анастасия Романовна не разрешит её покинуть. Когда мы уедем, она тобой будет заниматься. Завтрак тебе принесут в спальню, а обедать, будем надеяться, уже сама пойдёшь. – Мария Александровна, - взволнованно сказала Соня. - Спасибо вам за всё. И за такое отношение ко мне, и за сегодняшний разговор. – Положим, благодарить меня тебе особо не за что, - усмехнулась Маша. - Я относилась к тебе с самого начала лояльно вовсе не потому, что тебя оправдывала. Просто ты оказалась в такой же почти ситуации, как и я тогда у Ренаты Львовны, и это не могло не вызвать во мне сочувствия. А сегодня... я тебе уже призналась, что решила с тобой поговорить из-за ультиматума Лизы. И, ещё неизвестно, кто кого должен благодарить. Ты меня выслушала, выступила в роли психотерапевта, и ещё я теперь избавлена от необходимости посвящать в свою тайну подруг. Лиза это примет. – А вы уверены? - обеспокоенно спросила Соня. - Вдруг она рассердится? Хотя, нет, что я глупости говорю. Нет. Всё будет нормально. Но она удивится. – Переживёт! - весело ответила Маша. - Всё, Соня, идём в спальню. И, хотя ты мне это уже это и обещала, прошу тебя не посвящать во всё это воспитанниц и моих коллег. – Зуб даю, - улыбнулась Соня. * Воспитанницы вернулись вечером радостные и вдохновлённые. 204-ая группа на подобном мероприятии присутствовала впервые, и девочки были потрясены его размахом. После окончания спектакля три группы, присутствовавшие на нём, разделились. Каждая на отдельном автобусе, со своими воспитателями, поехала по собственному маршруту. Воспитатели 204-ой повезли свою группу обедать в очень приличное кафе, где все воспитанницы смогли сделать заказ по своему выбору. Затем они долго гуляли в городском парке, развлекались на аттракционах, причём, воспитатели не стесняли девочек, дали им возможность расслабиться и, действительно, очень хорошо отдохнуть. Правда, все необходимые меры безопасности были приняты. Все восемь девушек 204-ой группы с самого начала мероприятия были распределены между Еленой, Инной и Машей, и от них требовалось не удаляться от «своего» воспитателя больше, чем на 20 метров. На запястьях у воспитателей и воспитанниц имелись специально запрограммированные «браслеты». В случае нарушения какой-либо воспитанницей этого требования для неё должны были наступить очень неприятные последствия, полностью исключающие возможность дальнейшего передвижения вообще. Девушки были об этом предупреждены. Они также знали, что, если вдруг такое случится, нарушительница будет чрезвычайно строго наказана. Ей обязательно предстоит карцер, существенное продление срока, и никогда до окончания заключения ей уже не видать никаких выездов из «Центра». Лена наблюдала таким образом за Зоей и Настей. В парке они гуляли не всей толпой, а разделились на именно эти небольшие группки. Девушки сначала смущались, поглядывали на Лену робко. Им казалось, что Елена Сергеевна должна быть расстроена отстранением от работы, и ей не до веселья. Но Лена, вопреки их ожиданиям, была очень радостной. Она водила своих подопечных по самым интересным местам парка, и даже несколько раз прокатилась вместе с ними на аттракционах. Причём, когда она взлетала на катапульте, сидя рядом с Настей, то визжала точно так же, как она. Примерно так же держали себя и Инна с Машей. После прогулки, как и обещала в воскресенье Инна Владимировна, воспитанниц отвезли в кондитерскую, где они, тоже в непринуждённой обстановке, устроившись за тремя соседними столиками, пили кофе с пирожными. Только после этого группа вернулась в «Центр», уже около восьми вечера. Тем не менее, девушкам был оставлен ужин, и ужинали они тоже вместе со своими воспитателями, за одним столом. Соня к этому времени чувствовала себя уже вполне прилично, за ужином присоединилась к подругам и даже в этот раз сидела вместе со всеми, а не стояла у стойки. Днём для девушки явилось неожиданным сюрпризом, когда воскресный воспитатель Анастасия Романовна, заканчивая необходимые лечебные мероприятия, наложила ей «третью-бис», заметив при этом, что выполняет распоряжение Елены Сергеевны. «Чего это она? – подумала про Елену воспитанница. – Неужели решила дополнительный бонус мне предоставить за вчерашний разговор?» Однако обрадовалась: если это, действительно, был бонус, то весьма щедрый. И от утренней депрессии у Сони не осталось и следа. Разговор с Марией Александровной невероятно вдохновил девушку: ведь она получила реальное подтверждение того, что и её надежды стать сотрудником всё-таки могут сбыться. «Получилось же это у Марии Александровны, - думала Соня. - А почему у меня не получится? Конечно, она намного сильнее меня. Ведь, если бы у меня был хоть малейший шанс добиться другого отношения со стороны Елены, то я бы им воспользовалась! Да я бы сделала бы всё, что угодно, чего бы она не пожелала! И «долгоиграющие» терпеть я бы не стала, если бы могла от них избавиться. А Мария Александровна могла, но не захотела. Вот это характер и сила воли! Неудивительно, что Галина Алексеевна её отметила». Как и предрекала Лена, на обед Соня уже вполне смогла идти самостоятельно. А потом, выполняя своё обещание, встретилась в общей гостиной с Ирой Елистратовой и Дашей Морозовой. Даша пришла в гостиную одетой. В воскресенье она точно так же, как и все воспитанницы, получала полную передышку от всех наказаний, и с этим Елизавета Вадимовна ничего не могла поделать. Однако выглядела Даша удручённой, и была сильно расстроена, так как не видела никакого выхода из создавшейся ситуации. Соне было не так-то легко что-то посоветовать Даше. Ведь она прекрасно знала позицию Елизаветы Вадимовны, но не могла об этом проговориться. Но всё-таки у неё уже имелись некоторые мысли по этому поводу, и она изложила их девушке. И не просто изложила, а постаралась убедить Дашу, что последовать её совету – это одно из немногих, что она может сделать, чтобы хоть как-то облегчить своё положение. Правда, после этой встречи на Соню опять накатила слабость, и остаток дня, до приезда остальных воспитанниц она провела в постели: спала или читала. После ужина, около девяти вечера в группу пришла Юлия Кондратьевна, «подменный» ответственный воспитатель. Многие семейные сотрудницы, особенно имеющие маленьких детей, временно переходили на такой график работы: работали «вахтами», заменяя основных воспитателей во время отпусков или болезней, а остальное время проводили со своими семьями. Естественно, «подменные» ответственные точно так же брали на себя и преподавание соответствующей дисциплины и воспитанницам, и сотрудницам. Елена Сергеевна быстро собрала всех за столом. Девочки немного оробели в присутствии сразу четырёх воспитателей и чувствовали себя неловко (Инна и Маша тоже обязаны были вместе присутствовать на процедуре передачи группы). Однако мероприятие не затянулось. Елена спокойно ещё раз проинформировала воспитанниц о своём уходе из группы на неопределённое время. Затем достала заранее приготовленный список и вслух зачитала Юлии Кондратьевне сведения по каждой воспитаннице: на что она советовала обратить внимание и какие каждой из них оставлены наказания. Наказаний было немного, самый длинный перечень наблюдался у Сони. Елена, как и обещала, кроме «долгоиграющих» ничего девушке не отменила и особо подчеркнула, что просит новую «ответственную», пока перечисленные телесные наказания не закончатся, по-прежнему применять «восьмой разряд». После этого Елена Сергеевна доброжелательно попрощалась с воспитанницами и выразила надежду, что группа, как и планировала, вскоре возьмёт первое место по отделению. Затем воспитанницы были отправлены в класс, а Юлия Кондратьевна с дежурными воспитателями устроили в кабинете небольшое совещание. А Лена в одиночестве отправилась к себе в квартиру, где ей предстояло практически «взаперти» провести ближайшие восемь дней.
Forum: Глава 9, последняя в этой части. Се ля ви. Звонок от Александры застал Галину Алексеевну в домашнем тренажёрном зале: они с мужем синхронно занимались на установленных рядом беговых дорожках, а голографический экран всеми возможными спецэффектами изображал морское побережье. Галина очень любила ранним зимним утром побегать по берегу моря, слушая плеск волн, крики чаек и шуршание песка под ногами. Однако телефон и при этом неизменно находился на виду, укреплённый в специальной подставке. Что поделаешь, должность обязывает! Услышав трель мобильного, муж Галины, Михаил, быстро бросил взгляд на часы и недовольно поморщился. По его многолетнему опыту, звонок жене в семь часов утра предвещал в лучшем случае крушение намеченных на день совместных планов. А в худшем…ну, бывало всякое. - Это Сашка. Прости, я недолго, - виновато сказала Галина, на самом деле радуясь законному поводу передохнуть. Она знала, что Миша не любит отвлечений во время тренировок, но звонок подруги проигнорировать никак не могла. Без острой необходимости Александра бы в такую рань не позвонила. - Иди уж, - с притворной строгостью пробурчал муж. Галина вышла из зала в комнату отдыха и, на ходу прихватив из холодильника минералку, нажала кнопку приёма звонка. С Александрой они долгое время были коллегами: сначала работали «ответственными» на одном отделении, да и потом, когда Галина стала заведующей, подруга трудилась под её началом. Однако несколько лет назад Саша, не выдержав прессинга семьи, уволилась из «Системы» и перешла на более спокойную преподавательскую работу в Гуманитарно-филологический колледж для девушек. Тот самый, в котором учились Марина с Соней, и где до сих пор числилась Лена, хотя на самом деле обучалась по индивидуальным программам в «Центре». Более того, именно Александра Павловна являлась куратором их второго курса и была полностью осведомлена о тех событиях, из-за которых Марина оказалась в больнице, а Соня – в «Центре». После увольнения Александры они с Галей не только не потеряли связи друг с другом, а, напротив, крепко дружили семьями. Этому совсем не мешала разница в возрасте – Саша была младше на восемь лет. И, когда произошла вся эта неприятная история с подругой Елены, Галина попыталась, используя эту дружбу, помочь своей сотруднице. Упрашивала Александру сначала изменить своё решение и не отдавать Марину под надзор к Соне. Ведь выбор лидера зависел исключительно от куратора! Однако та твёрдо гнула свою линию и возмущалась: «Галя, я же к тебе в отделение не лезу свои порядки наводить! Что за бесцеремонность, в самом деле!» И Галина Алексеевна вынуждена была наблюдать, как страдает и мечется в бессилии молодая воспитательница, которой начальница очень симпатизировала и к которой даже испытывала что-то похожее на материнские чувства. Она решила не сдаваться и всё это время периодически «капала» Александре на мозги. Галина ещё во время совместной работы с Сашей поняла, что та достаточно «упёртая», но иногда её можно взять «измором». Если повезёт. По мере того, как Соня придумывала для Марины всё более изощрённые издевательства, Галина усиливала свой напор. И, в конце концов, добилась результата. «Ладно. На той неделе переведу вашу Марину к другому лидеру, - сдалась Александра. – Считай, что кумовство победило» Однако судьба распорядилась иначе: Марина оказалась в больнице, не дождавшись следующей недели. И о том, что, сложись всё по-другому, Соня уже очень скоро не имела бы никакой власти над Лениной подругой, так и не узнал никто из девушек. - Привет, дорогая, - Галина с наслаждением отхлебнула воды из бутылки и откинулась на спинку кресла. – И чего это тебе не спится? Однако выслушав Александру, она в волнении откинула со лба мокрую прядь волос. - Сегодня ночью? – переспросила внезапно осипшим голосом. - Да, в четыре часа, - мрачно подтвердила подруга. – Внезапно развившееся осложнение. - Ничего нельзя было сделать, - вздохнула она. - Так! – Галина Алексеевна немного пришла в себя. – Откуда знаешь-то? - Да Олеся только что позвонила, мама Сони, откуда ж ещё? - И Ленке она уже сказала? – взволновалась Галина. - А Лене её мама сообщила ещё час назад. Уж про это я первым делом узнала. - Сашка, спасибо, но сейчас прощаемся, побегу разруливать! – обеспокоенно воскликнула заведующая. - А зачем я тебе звоню в такую рань, как думаешь? – проворчала подруга. – Иди и быстро меры принимай. Займись девчонкой. - А то мало мне Сони, а теперь ещё Марины, - совсем тихо, с горечью добавила она. Галя быстро направилась обратно в тренажёрный зал и в дверях столкнулась с Мишей. Тот, едва взглянув на жену, приказным тоном произнёс: - Иди в душ и одевайся. А я сварю кофе. Они прожили с Галей душа в душу уже двадцать лет. Михаил, известный профессор математики, один из самых выдающихся учёных в Новопоке, прекрасно понял по виду жены, что неприятности серьёзные, и знал - в таких случаях ей нужно решительное руководство, а не сюсюканье. - Угу, - Галина обессиленно уткнулась мужу в плечо. – Маринка ночью умерла, представляешь? Тромбоэмболия… чёрт бы её побрал! Михаилу не надо было дополнительно объяснять, ни кто такая Маринка, ни что означает эта тромбоэмболия. Он сочувственно прижал жену к себе, нежно поцеловал, но тут же отстранил. - Галя, плакать потом будем, некогда сейчас. Быстро приводи себя в порядок, и жду на кухне. - Мне приготовь с коньяком! И побольше. Коньяка, в смысле, - попросила Галина. Как бы ни хотелось ей броситься к Лене прямо сейчас, чтобы не терять драгоценного времени, такое было абсолютно невозможным. Заведующая отделением не имела права появиться вся взмокшая, во фривольном спортивном костюмчике и без макияжа не только в основном помещении «Центра», но даже и в крыле, где проживали сотрудники. Галина уложилась в рекордные сроки, большую кружку кофе с коньяком выпила практически на ходу, попутно уже делая необходимые звонки. Вскоре она быстрым шагом направлялась к квартире Елены, где с сегодняшнего дня молодая сотрудница должна была отбывать домашний арест. Заведующая неспроста торопилась. За много лет работы в исправительном учреждении она перевидала здесь многих девчонок, которые ни за что бы не попали в «Центр», не случись в их жизни какого-либо несчастья. Или того, что они посчитали несчастьем. Причины могли быть самые разные – от неразделённой любви до смерти близких родственников. К сожалению, закон был неумолим. По какой бы причине подросток ни употребил алкоголь или выкурил сигарету – он неизбежно будет за это расплачиваться. Да, Галина Алексеевна знала, что Елена – сильная и вполне морально устойчивая, да иначе она не прошла бы тест «Системы». Однако… сильное горе иногда способно уравнять всех. К счастью, дверь Лена открыла сразу. Стояла, загораживая заведующей проход, в красном коротком халатике, распахивающемся на груди, смотрела на гостью сухими воспалёнными глазами и явно плохо понимала, что вообще происходит. «Шок! Плохо дело!» - мелькнуло у Галины. Она бесцеремонно отодвинула девушку в сторону и быстро обошла всю квартиру. Лена была одна, и на первый взгляд ничего страшного или подозрительного в её жилище не обнаружилось. Постель в спальне была смята, скорее всего, звонок в дверь поднял хозяйку с кровати. Галина быстро позвонила Людмиле Николаевне, врачу «Центра», только вчера заступившей на двухнедельную вахту. Затем вернулась к своей сотруднице, которая даже не сделала попытки выйти из прихожей – так и стояла, обессиленно прислонившись к двери. Галина взяла девушку за руку и повела за собой – та следовала за начальницей молча и покорно. Вместе они вошли в просторную светлую кухню, и тут Галина внезапно притянула Лену к себе и крепко обняла. - Бедная моя девочка… Лена встрепенулась – столько в голосе начальницы было горя, сочувствия и понимания. Через секунду девушка уже горько плакала в объятиях заведующей, буквально сотрясаясь от рыданий. «Слава Богу, оттаивает» - с облегчением думала Галина, нежно поглаживая Лену по растрёпанным волосам и ещё крепче обнимая её. - Ну почему, Галина Алексеевна? Как же так? Ей всего девятнадцать! – еле выговорила девушка, в отчаянии мотая головой. – Ведь всё же было хорошо! Операция прошла успешно! Да всё должно быть хорошо! Я не верю! Не верю! Не верю! Это ошибка! Скажите, что это ошибка, умоляю вас! Лена уже билась в истерике и пыталась вырываться. - Нет, моя милая. Не ошибка. Галине удалось подвести сотрудницу к мягкому диванчику возле кухонного стола и усадить на него. - Ты не представляешь, как мне жаль. Но такова жизнь, увы. Не всё зависит от нас, как бы нам этого не хотелось. Лена уронила голову на руки и опять безнадёжно зарыдала. Галина сидела рядом, обнимая её за плечи. - Лен. Всё произошло очень быстро. Маринка совсем не страдала, она даже ничего не поняла. - Но почему ей никто не помог? Почему? Она же была в интенсивной терапии! - Леночка, милая, да к ней даже подойти никто не успел! Внезапно оторвался тромб и закупорил важную артерию. Это мгновенная смерть! - Гори всё синим пламенем! Галина в отчаянии стукнула кулаком по столу. - Это как раз те проклятые пять процентов! Ты же знаешь, врачи никогда не дают стопроцентной гарантии при таких операциях. Бывают осложнения, которые невозможно предотвратить! Это уже не от нас, людей, зависит, понимаешь? Это только свыше… - Понимаю-ю-ю, - буквально провыла Лена. – Это я виновата! Я боялась, сомневалась, даже в то утро! Это из-за меня всё! - Даже думать так не смей! – решительно приказала Галина. – Никто в этой смерти не виноват. А уж ты – тем более! - Леночка, - уже более мягко сказала она. – Я понимаю, по-прежнему уже никогда не будет. Такое забыть невозможно. Но нам надо справиться с этим и продолжать жить. - Не хочу! – закричала Лена. – Ничего больше не хочу! И жить тоже. - Ну-ну, моя маленькая, успокойся, - терпеливо уговаривала заведующая. – Сейчас я тебе кофе сделаю. - Нет, к чёрту кофе! Галина Алексеевна, налейте мне водки! Лена внезапно перестала рыдать, вытерла слёзы и требовательно смотрела на собеседницу. - Пожалуйста, - настаивала она. - Водки? – переспросила Галина. – А что? Хорошая идея. А, главное, креативная. И где у тебя водка? Лена была явно не в том состоянии, чтобы заметить подвох. - Там, в комнате, в баре! – махнула она рукой, но тут силы покинули девушку, она обхватила голову руками и застонала, раскачиваясь из стороны в сторону. - А поближе-то нигде нет, Алёна? Может, здесь, на кухне? - Нет, - всхлипнула Лена. – Всё спиртное только в баре. «Ну и отличненько!» - Подожди, я сейчас. Заведующая достала из ящика стола объёмный крепкий пакет и вышла в комнату. Бар она нашла сразу, открыла и едва удержалась, чтобы не выругаться. Чего там только не было! «Вот засранки! Честное слово, в ближайшее время обойду квартиры этих соплячек несовершеннолетних и все их запасы ликвидирую! Выпендриваются перед своими гостями, понимаешь… А если бы я на часок попозже пришла?» Эти мысли мелькали в голове Галины Алексеевны, пока она добросовестно вынимала из бара бутылки с водкой, вином и мартини и складывала всё это в пакет. Затем с пакетом в руках вернулась на кухню. Лена сидела на диванчике, откинувшись на его спинку и тихонько поскуливала, опять обливаясь слезами. Галина быстро сварила крепкий кофе, налила в большую кружку, села рядом с Леной. - Давай-ка, моя девочка, выпей хоть немного. - Нет! Не надо ничего! Лена резко вскочила с места, смахнула со стола кружку, которая с грохотом упала на пол. По светлому ковру медленно разливалась коричневая жидкость. - Да наплевать! Какая теперь разница! Пропади всё пропадом! Она схватила со стола сахарницу и с размахом швырнула и её на пол. Потом медленно опустилась на диван и закрыла лицо руками. Галина села рядом с ней и опять обняла. В этот момент в кухню быстро вошла врач Людмила Николаевна с медицинским чемоданчиком. С одного взгляда оценив ситуацию, она сочувственно-ласково сказала Лене: - Понимаю твоё горе, моя хорошая. Потерпи немного, сейчас будет легче. Врач быстро набрала в шприц необходимые лекарства, подошла к девушке, наложила ей на плечо жгут поверх короткого рукава халатика. - Галина Алексеевна, руку ей подержите. Заведующая выполнила просьбу. Однако с Леной не так-то легко оказалось сладить. С громким криком «Не надо, ничего не хочу, отстаньте!» девушка попыталась вскочить с места. - Сядь, - твёрдо усадила её на место врач. И тут же сердито рявкнула на заведующую: - Галя, руку крепче держи, кому говорю! Уже через несколько секунд внутривенная инъекция была сделана. Лена обмякла в объятиях Галины, положив голову той на плечо. - Минут через десять она уснёт и проспит часа два, - тихо шепнула Людмила Николаевна. – Когда проснётся, дашь ей эту таблетку. Она выложила на стол блистер. - И потом – по одной три раза в день. Я буду у себя, если что – звони. Галина благодарно кивнула. Людмила Николаевна была её ровесницей и работала в «Центре» ещё с незапямятных времён. Характером доктор обладала весьма твёрдым и не боялась, при случае, прикрикнуть даже на кого-нибудь из руководителей. А многие воспитатели откровенно её побаивались. Когда за Людмилой Николаевной с хлопком закрылась дверь, Лена вздрогнула и как будто очнулась. Растерянно обвела взглядом разгромленную кухню. - Ничего, моя девочка. Ну, побила посуду немножко, не страшно, - улыбнулась ей Галина. - Галина Алексеевна, - с тревогой и горечью проговорила девушка. – А как же сейчас там мама Марины? И Олеся Игоревна? Они же… Лена опять попыталась вскочить с места. - Мне надо туда, к ним! И на похороны… Она повернулась к заведующей, взволнованная, раскрасневшаяся, с залитым слезами лицом. - Галина Алексеевна, я помню про домашний арест. Но, пожалуйста, отпустите меня! Я потом всё отсижу, ну, пожалуйста! - Вот дурочка, - растроганно покачала головой Галина. – Ты уж совсем-то монстром меня не выставляй, ладно? Конечно, отпущу. Скоро Светлана с Машей придут, с ними и поедешь. - Зачем? – глаза Лены наполнились слезами. – Я и сама могу. - Нет, милая. Галина не позволяла Лене вставать, удерживала её на месте. - За руль я тебя в таком состоянии не пущу. Девочки там тебя поддержат и… заодно присмотрят, чтоб ты глупостей не наделала. - А то водки она у меня просит! Виданное ли дело? – повысила голос заведующая, подняла с пола пакет с алкоголем и возмущённо потрясла им перед Леной. - Да не всё ли теперь равно? – обречённо проговорила девушка. - А вот у воспитанниц потом спросишь, так ли им всё равно – дома жить или в «Центре». Да ты в память о Марине должна держать себя в руках, понимаешь? Хочешь другую форму надеть? На моём отделении воспитанницей оказаться? На миг у Лены промелькнула вполне нормальная улыбка. - Ну уж вы, наверное, меня пожалели бы… Хотя бы в другой «Центр» отправили. Но тут же лицо девушки опять скривилось, горло перехватили спазмы. - О чём это я? Мы-то живы… А Маринка… Галина Алексеевна заметила, что Лена уже с трудом держит глаза открытыми. - Пойдём-ка, милая, поспим немножко. Она уверенно подняла Лену с дивана и повела в спальню. - А потом девочки домой тебя отвезут. - Нет-нет, мне прямо сейчас надо ехать, – пыталась возражать сотрудница, но сил сопротивляться у неё уже не было – лекарства и сильное нервное перенапряжение сделали своё дело. - Не спорь со мной, - мягко увещевала Галина. – Пока ты у меня работаешь, я твой опекун, если помнишь. И лучше в этих вещах разбираюсь. - Я… не буду… с вами спорить, - с трудом, уже проваливаясь в сон, пообещала девушка. Заведующая уложила Лену в кровать, сняла с неё лёгкий халатик, заботливо укрыла одеялом и сидела рядом, поглаживая девушку по голове, пока та не уснула совсем крепко. Тогда Галина вышла на кухню, обессиленно присела на тот же диван и тоже расплакалась. Она даже не знала, кого ей сейчас больше жалко – Марину или Лену. «Бедные девчонки. За что им это?» - вытирая слёзы, думала заведующая.
Forum: Внезапно тишину разорвал резкий звонок в дверь. Галина вздрогнула, быстро плеснула в лицо холодной водой из-под крана и побежала открывать. - Вся компания? Оперативно вы, девочки, - проговорила она, когда Светлана, Маша, Елизавета и Вероника вошли в прихожую и поздоровались. - Не вся, - махнула рукой Светлана. – Инна дежурит сегодня, ей пока ничего говорить не стали. - А вы, мои дорогие? – заведующая требовательно посмотрела на Лизу и Нику. – Положим, у Светы отгул, Маша выходная, а вы как уроки бросили? - У Лизы «окно», - ответила за обеих Вероника. – А я дала классу незапланированную самостоятельную, каюсь. «Дежурная» с ними осталась. Но ведь в такой день простительно? - Да ладно, - вздохнула заведующая. – Пойдёмте на кухню. Лену накачали успокоительными, спит. Все расселись за столом, кроме Елизаветы, которая вначале быстро убрала с пола осколки посуды, а потом притащила из кладовой пылесос и сейчас тщательно чистила ковёр. - Как она, Галина Алексеевна? - робко спросила Маша. Новость ошеломила девушку. Направляясь к Лене, она даже не представляла, как может помочь подруге, успокоить её. Как вообще это возможно, когда такое произошло? - Плоха была, - вздохнула Галина. – Вот… посуду перебила. А ещё водки у меня просила, представляете? Она выставила на стол «алкогольный» пакет, достала из него бутылку водки и попросила Лизу: - Да брось ты пылесос этот. Посмотри лучше, что там у неё в холодильнике закусить найдётся. И стопки достань. Подчинённые смотрели на заведующую с изумлением. - Девчонки, вы же все у меня совершеннолетние, - сказала им начальница. – Давайте Марину помянем. Что мы ещё-то можем сделать? Елизавета молниеносно достала из шкафа и холодильника всё необходимое и тоже села за стол. Галина Алексеевна разлила водку по стопкам и кивнула сотрудницам. Все молча выпили. - Операция прошла успешно, - объясняла заведующая. – И диагноз подтвердился, и узелок этот аномальный хирурги ликвидировали. Но…от подобных осложнений никто не застрахован. Лично я, девочки, думаю, что случиться такому или не случиться – это свыше предопределяется. Врачи сделали всё, что от них зависело. - И что теперь будет? – расстроенно спросила Светлана. – Ленка и так переживала… просто безумно, даже, когда подруга ещё жива была. Как она с этим справится? Вместо ответа Галина опять налила всем водки. - А мы на что? – возмутилась Вероника. – Поможем справиться! Галина Алексеевна, её сейчас одну совсем нельзя оставлять! - Да это понятно, - кивнула начальница. – Света, Маша. Вы сегодня свободны – отвезите её к маме, хорошо? - Конечно! – синхронно воскликнули молодые сотрудницы. - Сейчас побудьте с ней, пока не проснётся, помогите собраться и поезжайте вместе на её машине. Одна за рулём, а вторая рядом с ней всё время. Давайте, девочки, по второй…кому можно. Взрослым в Новопоке не запрещалось умеренно употреблять алкоголь, однако каждый гражданин обязан был знать свою «норму» и не допускать состояния опьянения. - Мария, вот только тебе вечером вернуться придётся, чтоб на дежурство завтра заступить. Возьмёшь такси, тебе оплатят. - Не вопрос, Галина Алексеевна. И не надо никакой оплаты. - А тебе, Света, я до пятницы подмену организую. Побудь уж там с ней, пожалуйста, поддержи. И глаз с неё не спускай, ни на минуту! - Хорошо, - кивнула сотрудница. - Светлана, это очень серьёзно! – заведующая повысила голос. – Ни на минуту! Даже до туалета провожай! - Очень прошу, - тихо добавила она и в волнении прикрыла глаза рукой, пытаясь скрыть непроизвольно выступившие слёзы. Молодые сотрудницы переглянулись. - Галина Алексеевна, не беспокойтесь, - твёрдо заявила Света. – Всё будет хорошо. - А вы поплачьте, нас не надо стесняться, - сочувственно сказала Елизавета. - Спасибо, девочки. Заведующая вытерла слёзы первой подвернувшейся под руку салфеткой. - Тяжело это всё… - пожаловалась она. - Галина Алексеевна, а, может, вы меня или Лизу тоже отпустите? Для надёжности? – предложила Вероника. - Нет, не могу, - начальница покачала головой. – Но на среду всем замену найду, и Инне тоже. На похороны вместе поедем. Света, а ты привезёшь Лену в четверг к вечеру, с пятницы я её на работу определю. Там, дома, девчонке только хуже будет. Нельзя ей без дела болтаться, пусть работает и с вами общается. Так потихоньку и выберется. - Галина Алексеевна… Светлана всегда была немного авантюрной и, хотя исповедовала политику полного подчинения руководству, не боялась, при необходимости, осторожно прояснять щекотливые вопросы. - Галина Алексеевна, - повторила она, просительно заглядывая начальнице в глаза. – А вы её не простите? - Вот в четверг поговорю с ней и решу, - машинально ответила Галина, но тут же спохватилась. - Так, Света, что за бесцеремонность? - Галина Алексеевна, ну пожалуйста, простите её, - горячо заговорила теперь Лиза. – Да Ленка просто молодая ещё, амбициозная, самоуверенная слишком! Но она ведь добрая девчонка! Смотрите, как за Марину переживала! Да и за Алинку ведь не из-за какой-то выгоды заступилась, а просто пожалела её. Да, дерзко она поступила, согласна! Но ведь какая смелость для этого нужна была! Она ж не могла не понимать, как вы рассердитесь. Галина Алексеевна, ну есть у неё «смягчающие»! А теперь ещё и это горе! Это вдобавок к отстранению от должности и вашему изменившемуся к ней отношению. Да Ленке этого всего не пережить будет, пожалейте её, пожалуйста! Проявите милость, очень прошу! - Лизавете больше не наливаем, - с усмешкой покачала головой начальница. - Галина Алексеевна, мы все об этом просим. Простите её, пожалуйста, - тихо, но проникновенно проговорила Вероника. - Очень просим, Галина Алексеевна! – вскочила с места Маша. – Если вы в четверг собираетесь с ней поговорить, это ничего не изменит, к огромному сожалению! Лена считает, что права, а она очень упёртая! Простите её просто так, пожалуйста! В память о Марине! - Девочки, что за фокусы? – рассердилась заведующая. – Вы сговорились свою начальницу напоить и в ходе совместного распития крепких спиртных напитков добиться снисхождений для подруги? - Галина Алексеевна, но это как раз вы начали нас спаивать, - улыбнулась Маша. - Мы очень за неё просим, - не сдавалась Светлана. – И готовы сделать для этого что угодно! Галина Алексеевна, а больше вам ни для кого амнистия не нужна, кроме Сони? Давайте мы с Лизой и Никой любых наших воспитанниц полностью простим, вы только скажите! - Нет уж, с воспитанницами своими сами разбирайтесь, - усмехнулась Галина. – Но вот…пожалуй, я не против была бы уточнить у вас некоторые моменты. Однако ничего не обещаю. - Спрашивайте! – с готовностью согласилась Лиза. - Тогда расскажи-ка мне, дорогая, что за история у вас произошла с Леной и Инной? Чем это они были настолько заняты с вечера воскресенья и аж до вторника, что болезнь Наташи проворонили? - М-м-м-м, - в волнении простонала Елизавета. – Но об этом я не могу без Лены рассказать, она Инне слово дала! - А для меня это важно, - пожала плечами заведующая. – Иначе картинка не складывается. - Одну минуту, плиз! Света решительно схватила телефон. - Инна? Громкая связь. Мы сейчас все вчетвером, кроме Лены, беседуем с Галиной Алексеевной, и она просит рассказать ей обо всём. Ты не против? - О-о-ой! – выдохнула в трубку «дежурная». - Мы за Лену просим, понимаешь? - Рассказывайте! – тут же уверенно сказала девушка. – Если есть хоть малюсенький шанс… всё расскажите. - О’кей, созвонимся. Галина Алексеевна удивленно покачала головой. - Да, дружба у вас, однако… Лиза, слушаю! По мере повествования Елизаветы у заведующей и Маши потихоньку вытягивались лица. Когда рассказчица закончила, Галина Алексеевна шумно выдохнула. - И как тебе всё это? – обернулась она к Марии. По лицу девушки заведующая поняла, что она тоже ничего не знала. - Жесть! – коротко ответила та. - Ещё водки? - Пожалуй, - Маша подставила стопку. Галина налила только себе и Марии, и они тут же выпили. - Всё, девочки, пьянку заканчиваем, - решительно велела заведующая, хотя никто и не собирался возражать. - Это я с собой заберу, от греха подальше. Она спрятала недопитую бутылку в пакет. - И Инна не побоялась сейчас всё это раскрыть? – только сейчас пришла в себя Маша. - Да уж ни чета некоторым, которые годами скрывают, - ехидно подколола её Лиза. - Галина Алексеевна, да только за эту Инкину смелость, простите их обеих, пожалуйста, - взмолилась Маша. - Нет, девочки, с вами я больше не пью. Наглеть начинаете, - покачала головой начальница. – Лиза, значит, ты всё это проводила, а Лена невозмутимо стояла рядом? – уточнила она. - Невозмутимо, как же, - усмехнулась Елизавета. – Да хорошо, что в обморок не грохнулась! С трудом дотерпела. Я, когда закончила, не знала, кого из них первую в чувство приводить! - А потом она узнала про сговор Инны с Левченко, о том, что вы это от неё скрыли, и разорвала с вами отношения, - задумчиво протянула Галина. - Ага, - мрачно подтвердила Лиза. – Никак её не уговорить было! Обращалась к нам только официально, по имени-отчеству, от нас того же требовала! Я и то перепугалась не на шутку, а уж про Инну и говорить нечего! Галина Алексеевна, возможно, Инна и правда Наташкино плохое самочувствие прозевала, но вы же теперь понимаете, в каком она была состоянии! Ленка нас ни видеть, ни слышать не хотела, вы же знаете, какой у неё характер! Я извиняюсь… но вот…даже вас она не побоялась. - А мы ведь любим её, заразу, - в волнении покачала она головой. – Спасибо, девчонки помогли. Елизавета кивнула на Свету с Никой. - Такие страсти кипели, оказывается, на отделении! Несколько лучших, самых любимых моих сотрудниц чуть вдрызг не перессорились. А я ничего не знала, - укоризненно проговорила заведующая. - Да я уже собиралась к вам идти, как к последней инстанции, если бы она продолжила упрямиться! – воскликнула Лиза. – А сразу рассказывать из-за Инны не хотели, очень уж она упрашивала. - Хорошо, девочки, спасибо, что поделились. Эта история помогла мне принять окончательное решение. Лена приедет в четверг и примет обратно свою группу. - Спасибо! – почти хором, взволнованно проговорили подруги. - Да не за что! Признаюсь, у меня были другие планы… и не потому, что я уж так сильно на неё рассержена. Я хотела отправить Лену «дежурной» к Ренате Львовне, в штрафную, на место Ольги. Эта барышня второго ребёнка ожидает, и я её пока в «воскресные» перевожу. - Работа в штрафной группе явно не для беременных, - улыбнулась заведующая. – А с Леной… мне надо было кое-что проверить…но после того, о чём вы мне рассказали, в этом уже нет необходимости. - Картинка вполне сложилась, - удовлетворённо заметила она. - Галина Алексеевна, есть ещё один вопрос, - твёрдо заявила Вероника. – Левченко у Лены надо забрать. Представляете, придёт девчонка в четверг в свою группу, только что после похорон, и так ещё наверняка будет на пределе своих возможностей! А там эта мерзавка… Воспитательница в гневе грохнула кулаком по столу. - Ника, ну это уж слишком, - поморщилась Лиза. – Соня не виновата в Маринкиной смерти. - Ну и что? – гневно прищурилась подруга. – Она всё равно для Лены будет постоянным напоминанием! Ей даже смотреть на Соньку будет больно! - Галина Алексеевна, - Вероника взволнованно обернулась к заведующей. – Отдайте её мне. Лена в моей группе даже не преподаёт, пусть хотя бы видит её поменьше! - Только в этом дело, Ника? – с усмешкой спросила заведующая. - Не только! – не стала скрывать та. – Да, в гибели этой девочки Левченко не виновата. Но у меня она весь свой срок будет помнить о том, в чём виновата! На кухне наступила тишина. Коллеги вряд ли были согласны с Вероникой во всём, но…рациональное зерно в её рассуждениях явно присутствовало. Галина Алексеевна решила не обострять сейчас обстановку. - Я подумаю насчёт Левченко. «Сегодня же с Элиной поговорю, решим вопрос» - мелькнула мысль. Она посмотрела на часы. - Лиза, Ника, вам пора на занятия. У меня тоже дела. Лену оставляем в надёжных руках, не переживайте. Света, Маша – на связи! Все студентки, которым Елизавета преподавала немецкий, сегодня были удивлены необычно «политкорректным» отношением к ним воспитателя. За весь учебный день никому из девочек не досталось ни пощёчин, ни экспансивных нравоучений, ни разгромных разносов. А в двести четвёртой группе воспитанницы буквально открыли рты, услышав от Елизаветы Вадимовны: «Будьте так добры, сдайте домашние работы» (вместо обычного: «Задания мне на стол! Живо!) Конечно, с Инной Елизавете пришлось объясниться уже на ближайшей перемене. Рассказать ей обо всём. По счастью, у Лизы опять в расписании наблюдалось «окно», и она посидела вместо «дежурной» с воспитанницами на следующем уроке. Инна бегом помчалась к Лене, которая к тому времени уже проснулась, и они успели поплакать вместе и попрощаться. Лизе с Вероникой повезло меньше. Они в этот день Лену уже не увидели, однако смогли поддержать подругу по телефону, пока Светлана и Маша сопровождали её домой. Соню странное поведение Елизаветы и их с Инной беготня туда-сюда, конечно, удивили, однако об истинной причине всего этого девушка, конечно, знать не могла. А рассказывать ей никто и не собирался. На отчёт в свою группу вечером Елизавета пришла подозрительно в мирном настроении. Слушая доклад Алины, только молча кивала, хотя в другое время уже метала бы громы и молнии: нарушения и плохие отметки в группе присутствовали. Когда «дежурная» закончила, в комнате наступила напряжённая тишина. Словно очнувшись от каких-то мыслей, Елизавета Вадимовна вынесла свой вердикт: - Предварительные наказания, полученные нарушительницами от дежурного воспитателя и преподавателей, считаю достаточными. Дополнительных взысканий не будет. Советую всем сделать выводы и впредь такого не допускать. Пока девушки удивлённо переглядывались, Елизавета приказала Даше Морозовой подойти поближе. Воспитанница немедленно выполнила распоряжение, со страхом ожидая, как минимум, пощёчины. Однако «ответственная», к всеобщему изумлению, сняла с Дашиной шеи табличку с надписью «Лгунья», которую провинившаяся по её приказу носила уже длительное время, практически не снимая. - Я тебя прощаю, - ровным голосом проговорила Елизавета. – Сейчас можешь одеться. И с этого момента будешь жить как все. - Спасибо! – воскликнула Даша. – Елизавета Вадимовна… - Без комментариев! – твёрдо сказала воспитательница. – Отчёт закончен, все свободны. С этими словами «ответственная» быстро ушла в кабинет. Когда чуть позже, за чашкой чая, Алина попыталась выяснить у Елизаветы, в чём причина такой неожиданной гуманности, та смущённо пробормотала что-то о милости и о душе, о которой надо бы подумать, и быстро сменила тему.
Forum: На следующее утро Рената Львовна, сегодняшняя ответственная дежурная, пришла в двести четвёртую группу к подъёму и внимательно наблюдала, как воспитанницы, услышав звонок, дружно соскакивают с кроватей, выстраиваются, а потом выполняют свои утренние обязанности. Девочки особо не удивились – дежурные по отделению воспитательницы практиковали подобное довольно часто. Когда большая часть воспитанниц скрылась в санитарном блоке, Рената Львовна подозвала к себе Соню и знаком попросила Марию Александровну подойти тоже. - Для вас имеется особое распоряжение, - сказала она. – Левченко после завтрака должна вернуться в группу и переодеться. Сейчас Соня уже надела специальный комбинезон, в котором должна была после завтрака сразу идти на работу. - Не в форму только, - повернулась она к Соне. – Выбери что-нибудь из того, что в воскресенье носишь, только поскромнее. Никаких коротких юбок! - Вы, Мария Александровна, оставьте Левченко в спальне и спокойно поезжайте с остальными на работу, - приказала она «дежурной». – А я зайду за ней и отведу к директору. - Да-да, директор тебя вызывает, - с усмешкой подтвердила Рената побледневшей воспитаннице. - Ничего не знаю, не спрашивайте, - покачала она головой в ответ на немой вопрос Марии Александровны. – Выполняйте. Соня, до встречи! Уже через час Соня, сопровождаемая Ренатой Львовной, входила в приёмную Элины Владиславовны. Девушка решила не рисковать и надела свободные серые брюки и вполне себе скромный голубоватый джемпер. Мария Александровна, впуская её после завтрака в спальню, тихо шепнула: «Держись там решительно и мужественно. Удачи», но больше ничего сказать не пожелала. Соня видела, что «дежурная», если даже точно не знает, зачем начальство требует к себе её воспитанницу, то предположения по этому поводу явно имеет. Директора «Центра» Соня раньше не видела. Когда секретарь доложила о приходе воспитанницы, и Соню ввели в кабинет, из-за стола поднялась высокая стройная женщина в элегантном сером костюме. Каштановые волосы директрисы были уложены в сложную причёску, карие глаза смотрели на вошедшую оценивающе и строго. Ответив на почтительное приветствие Сони, Элина Владиславовна подошла к девушке поближе. - Буду краткой, - сказала она. – Мы с Галиной Алексеевной решили предоставить тебе шанс стать нашим сотрудником. Соня замерла и внутренне подобралась. - Для этого, в первую очередь, тебе придётся повторно пройти специальный тест «Системы перевоспитания» на профпригодность. Я знаю, что ты уже делала это в шестнадцать лет. Тогда тебе отказали, но специалистами было рекомендовано повторить попытку в более старшем возрасте. Мы считаем, что в твои нынешние 19 лет… да ещё после всего, что с тобой случилось, попробовать снова вполне допустимо. За это время в твоём характере явно произошли значительные изменения. Элина подошла ещё ближе к Соне и медленно, внятно произнесла: - Я хочу, чтобы ты как следует уяснила одну вещь. Только в том случае, если тест окажется положительным на все сто процентов, а не сомнительным, как в прошлый раз, с тобой будет дальнейший разговор. В противном случае мы с Галиной Алексеевной не собираемся тратить на тебя время и силы. «Веди себя решительно…», - вспомнила Соня совет Марии Александровны. - Элина Владиславовна, большое спасибо за доверие. Я готова пройти тест, - твёрдо произнесла она, даже не моргнув глазом. - Хорошо. Тогда сделаешь это прямо сейчас. Директриса подошла к столу и нажала кнопку селектора. - Лика, пожалуйста, пригласите ко мне Елену Витальевну. - Поступаешь в распоряжение старшего психолога, - разъяснила она Соне. – Ты помнишь, тестирование довольно сложное и времени займёт немало. Так что настройся и… Она улыбнулась девушке. - Желаю удачи! Освободилась Соня только после двух часов дня. Тестирование включало в себя несколько этапов: девушке пришлось отвечать на многочисленные вопросы, как на компьютере, так и письменно, а также устно, положив руку в специальное углубление на каком-то мигающем лампочками приборе; выполнять различные задания, а в конце испытания она имела продолжительную беседу с двумя специалистами-психологами поочерёдно. По окончании процесса Елена Витальевна отвела Соню в кафе для сотрудников и гостей «Центра», и они вместе пообедали, сидя за столиком вдвоём. Поскольку Соня была одета не в форму воспитанницы, никого её присутствие в этой столовой не удивило. К ним с Еленой Витальевной никто не подходил и не пытался заговорить: очевидно, сотрудники знали, что, если старший психолог пришла обедать не одна, то отвлекать её не следует. Во время еды они с Соней разговаривали на вполне нейтральные темы, про прошедшее тестирование не было сказано ни слова. Да Соня и не спрашивала: она знала, что результаты испытаний не обрабатываются на месте, а отправляются в специальное подразделение аналитического отдела «Системы перевоспитания». Соответственно, и ответа ей придётся ожидать довольно долго. Но вот после обеда, к удивлению воспитанницы, её не отправили на отделение, а проводили опять в кабинет к Элине Владиславовне. Директор предложила Соне присесть в одно из кресел, расположенных вокруг журнального столика, а сама вышла в приёмную. Через пару минут секретарша внесла и поставила на столик поднос с большим кофейником, тремя чашками и молочником. «Очень интересно», - подумала Соня. Ещё через минуту в кабинет вернулась директриса, а вместе с ней вошла Галина Алексеевна, которая приветливо поздоровалась с девушкой. Соня удержалась от того, чтобы поспешно вскочить и вытянуться «смирно», как это делают воспитанницы, а поднялась с места почтительно, но с достоинством. - Присаживайся, - сказала ей Элина. – Сейчас вместе выпьем кофе и поговорим. - Слушаюсь. Соня ни на минуту не забывала, что нельзя расслабляться. Пока что она ещё воспитанница! Когда расселись вокруг столика, Галина Алексеевна налила всем кофе, одну из чашек поставила перед Соней. Девушка спокойно поблагодарила и постаралась сделать вид, что для неё это обычное дело – вот так распивать кофе вместе с самыми главными начальницами «Центра». Некоторое время все молчали. Соня выглядела невозмутимой, но…она уже уловила в глазах директора и заведующей проблески сочувствия и забеспокоилась. «В чём дело, интересно? Неужели… тест??? Может, отрицательный результат у них всё же сразу выдаётся?» Как бы отвечая на её безмолвный вопрос, Галина Алексеевна начала разговор. - Соня, результатов теста тебе придётся подождать не менее двух недель. - Подожду, Галина Алексеевна, - кивнула воспитанница. - А сейчас постарайся собрать всё своё мужество, - сочувственно продолжила заведующая. – Мы должны сообщить тебе очень печальную новость. «Му-у-жайся, кня-гиня, не-до-бры-е ве-сти те-е-бе мы не-сём, кня-гиня» - непроизвольно и очень отчётливо прозвучало в голове девушки начало «Хора бояр» из «Князя Игоря». Соня уже знала, что хотели сообщить ей начальницы. Просто сразу всё поняла. - Нет, – тихо попросила она. – Подождите минутку, пожалуйста. Потом закрыла глаза и ещё несколько раз про себя прослушала про княгиню. «Князя Игоря» Соня безумно любила, и смотрела в Оперном театре каждый раз, когда давали этот спектакль. И раз за разом её потрясала эта сцена, когда бояре приходят к Ярославне сообщить о том, что Игорь пленён, а, возможно, уже и убит. Девушка даже не представляла себе, что должна была при этом чувствовать Ярославна. И вот теперь, кажется, поняла. Однако любимая музыка поддержала Соню и в этот раз. Она выпрямилась в кресле, потёрла кончиками пальцев виски и слегка осипшим голосом спросила: - Когда? Её собеседницы переглянулись. - Вчерашней ночью, - мягко сказала Элина. – Внезапно развившееся осложнение. Держись, девочка. - И какое же? – немного помолчав, поинтересовалась Соня. Хотя на самом деле хотелось вскочить, топать от яростного бессилия ногами, кричать, как Ярославна: «Нет! Нет! Не верю! Нет!» - Что? – не поняла директриса. - Про осложнение спрашивает, - тихо объяснила Галина Алексеевна. – Она же у нас в медицине продвинутая. - Отёк лёгких? Эмболия? Или что-то ещё? В голосе Сони уже проскакивали истерические нотки, но она всё-таки держалась. - Эмболия, моя дорогая. Ты ж сама понимаешь… Заведующая бессильно развела руками. Соня медленно кивнула. По лицу девушки постепенно разливалась бледность. - Выпей ещё кофе, - приказала Галина Алексеевна. – Ну, глотни хотя бы. - Слушаюсь, - воспитанница послушно поднесла чашку к губам. Сердце Галины разрывалось от жалости к этой девочке. Она понимала, что Соне приходится сейчас гораздо тяжелее, чем вчерашним утром Елене. Ведь воспитанница не может позволить себе даже в горе не только швырнуть на пол чашку или устроить истерику, но и просто чересчур бурно выразить свои эмоции. Элина встала, быстро отошла к секретеру и через несколько секунд вернулась со стаканом воды и успокаивающей таблеткой. - Выпей-ка быстренько. Не возражай! Приказ директора. Соня так же послушно выпила и таблетку. - Спасибо, Элина Владиславовна. Я в порядке. Внешне так всё и выглядело. Однако сердце девушки плотным обручем сжимала глухая щемящая тоска. - Послушай меня! – взволнованно сказала Галина Алексеевна. – Даже и в мыслях не держи, что ты хоть как-то в этом виновата. Поняла? - Да, - безразлично ответила Соня. - Никакой твоей вины нет, запомни! – повысила голос заведующая. – Да, ты спровоцировала Марине это обострение. Но именно этим ты дала ей хотя бы шанс поправиться. Об этом мама тебе говорила? - Да, - повторила Соня. – Я знаю. У Марины врождённое заболевание. А эффект от операции можно было получить только на ещё растущем сердце. - Вот именно, - вступила Элина. – Поэтому, не окажись девочка сейчас в больнице, через полгода-год было бы уже поздно оперировать. А так… врачи хотя бы попытались её спасти. - Да. Однако директора эти монотонные «да» не убедили. - Как ты думаешь, дорогая, мы с Галиной Алексеевной стали бы предлагать тебе пройти тест, если бы не были уверены на все сто процентов, что ты к этой смерти непричастна? - Конечно, не стали бы. Элина Владиславовна, всё в порядке, я себя не виню. Просто… …плохо мне сейчас, понимаете? - Ещё бы мы не понимали, - вздохнула Галина Алексеевна. – Соня, но у тебя нет другого пути, кроме как попытаться справиться с этим. Надо жить дальше. - Я постараюсь. В этот раз голос воспитанницы прозвучал хотя бы более осмысленно. - Соня, ты готова слушать нас дальше? Или тебе нужно время побыть одной? Элина встала и подошла поближе к девушке, сочувственно глядя на неё. - Нет! Не оставляйте меня одну, не надо! Я готова. - Хорошо. Директриса снова уселась в кресло. - В связи с этими событиями мы приняли решение перевести тебя в аналогичный «Центр перевоспитания» другого региона. - Надеюсь, ты понимаешь, почему? – поинтересовалась Галина Алексеевна. - Понимаю, - ровно отвечала девушка. – Вы не хотите превращать своё отделение в минное поле. - Именно так! Заведующая про себя усмехнулась. «Минное поле! Хорошо сказано!» Она вспомнила просьбу Вероники перевести Соню в её группу. Даже не просьбу, а настоящее требование, и это от самой гуманной на отделении воспитательницы. Похоже, необычная воспитанница «заминировала» отделение сразу, как только поступила, минами замедленного действия. - Это правильно! – внезапно порывисто воскликнула Соня. – Для Елены Сергеевны так будет лучше! - Не только для Елены, - отозвалась заведующая. - Я хочу, чтобы и остальные мои сотрудники работали спокойно, - продолжала она. – А во-вторых, и о тебе мы с Элиной Владиславовной в этой ситуации не можем не думать. Соня, даже если тест окажется положительным, тебе придётся оставаться воспитанницей ещё несколько месяцев, и за это время постараться проявить все необходимые для будущего сотрудника качества. У нас должны быть реальные причины заявлять тебя на обучение. Несомненно, в другом «Центре» ты справишься с этим лучше. - Я понимаю, Галина Алексеевна. Голос Сони прервался и впервые за всю беседу в нём прозвенели слёзы. - Скажите, пожалуйста, а Елена Сергеевна…как она? Заведующая качнула головой. - А как ты думаешь? Чувствует Лена себя соответственно ситуации. Сейчас она дома, и Светлана при ней неотлучно. Соня с облегчением кивнула. - Завтра похороны, - мягко говорила Галина. – А потом Елена вернётся в свою группу в прежнем качестве. - Спасибо! На глазах воспитанницы выступили слёзы облегчения. - Теперь, когда я об этом знаю, мне будет легче. - Ещё одна защитница, - вполголоса проворчала заведующая. Элина понимающе улыбнулась, но тут же посерьёзнела. - Соня, ни своих подруг, ни воспитателей, да и нас с Галиной Алексеевной ты пока больше не увидишь. Отправить отсюда мы тебя можем только в четверг… Директор поморщилась. - Бюрократические проволочки. А пока – сейчас, пока девчонки на работе, соберёшь свои вещи и до отъезда будешь находиться в специальной палате изолятора. - Слушаюсь. Уже второй раз за короткое время жизнь Сони переворачивалась буквально в один миг. И опять ей ничего не оставалось, как только мужественно с этим справиться. - Теперь немного насчёт твоего будущего. Элина взяла кофейник и подлила всем горячего кофе. - В новом «Центре» директор, заведующая и твой ответственный воспитатель уже в курсе всего произошедшего. Мы же всегда обосновываем переводы воспитанниц! Но вот про тест и наши в отношении тебя намерения никто из воспитателей знать не будет. Только руководство. Соня кивнула и прикрыла глаза, чтобы скрыть опять набегающие слёзы. - Так, девочка моя, быстро пей кофе и съешь шоколадку, - решительно приказала директор, протягивая воспитаннице небольшую плитку «Вдохновения». И дальше ограничивать себя в какой-либо еде я тебе запрещаю. Соня, теперь в этом нет никакого смысла, понимаешь? - Спасибо. Девушка взяла шоколад. С директором не поспоришь, да и не таким уж сейчас ей казалось всё это важным. - Если тест ты не прошла, то останешься в новом «Центре» и будешь уже там отбывать свой срок до конца. Соня судорожно вздохнула. Несмотря на потрясение, которое она испытала, узнав о смерти Марины, эти слова Элины Владиславовны тоже больно ранили её. Прозвучали как безжалостный приговор. - А если прошла? – с надеждой проговорила девушка. – Тогда вы возьмёте меня обратно? Элина с заведующей так понимающе переглянулись, что у Сони ещё сильнее защемило сердце. Она очень много прочитала в этом взгляде. И что обе начальницы – хорошие подруги, и что находятся на одной «волне», а, самое главное… обе к Соне относятся явно доброжелательно. - Возьмём, - улыбнулась директор. – Понимаешь, Соня, воспитанницу мы ещё можем отдать в другой «Центр», да там и оставить. Но вот перспективную сотрудницу, которую сами же для себя и присмотрели… это уж нет. Если тест ты прошла, через несколько месяцев вернёшься к Галине Алексеевне и начнёшь проходить обучение. Не волнуйся, к тому времени на отделении всё уже «устаканится». Да и не такое уж это тогда будет иметь значение. - Вы так думаете? – взволнованно спросила Соня. - Сейчас, Соня, над моими девочками властвуют больше эмоции, - ответила ей Галина Алексеевна. – А умом-то все они понимают, что ты ни в чём не виновата, да и воспитатель из тебя получится замечательный. Так что не переживай. Время лечит, моя дорогая. Ну, а сейчас нам всем пора. Соня тут же встала с кресла, не дожидаясь, пока поднимутся начальницы. - Сейчас тебя проводят. Элина Владиславовна ободряюще улыбнулась девушке. - Не волнуйся, мы найдём возможность сообщить тебе о результатах теста, как только сами об этом узнаем. И помни: мы с Галиной Алексеевной желаем тебе удачи и просим держаться стойко и мужественно, как бы всё для тебя не сложилось. В четверг Лена со Светланой вернулись в «Центр» около пяти вечера. Проводив подругу до квартиры, Светлана быстро помогла ей разобрать вещи, а затем притащила на кухню пить кофе. - Светик. Лена подошла к коллеге, которая колдовала над туркой, и совсем по-детски уткнулась ей в плечо. - Спасибо тебе. Без твоей помощи я бы там просто погибла. - Вот глупенькая, - растроганно отозвалась Светлана. – А зачем же, по-твоему, нужны друзья? Да ты и сама молодец – держалась потрясающе, пример окружающим подавала. Все, кто к тебе подходил, сразу истерику прекращали и начинали вести себя адекватно. - Да это они тебя пугались! – слегка улыбнулась Лена. – Ты же всегда со мной рядом стояла, такая строгая и важная, с неприступным взглядом… Светлана, действительно, во время всех печальных мероприятий оказала и Лене, и близким ей людям неоценимую помощь. Организацией похорон и всего остального, в основном, занимались родители Лены и её жених Кирилл, а вот Светлана сразу по приезде взяла под свой строгий контроль всю психологически-эмоциональную обстановку. Находились они всё это время, большей частью, в квартире родителей Марины. Светлана, по второму образованию психолог, сразу стала опекать маму и отца погибшей девушки, а также близкого друга Марины - Анатолия, которые страдали больше всех и явно не могли сами справиться со своим горем. Однако и Лену Светлана не отпускала себя ни на шаг, даже с родной мамой не оставляла наедине. Никому не доверяла! Поэтому Лена всегда была рядом, когда коллега беседовала с родными Марины, успокаивала и поддерживала их. Мастерством и твёрдостью подруги девушка просто восхищалась. В «Центре» Светлана, кроме своей основной деятельности, тоже работала с воспитанницами, как психолог, но там Лена обычно могла лицезреть только результаты. А за эти три дня она во всей мере смогла оценить профессионализм подруги, поскольку ещё и слышала каждое сказанное ею слово. Мама Марины, Карина Александровна, сразу прониклась к Светлане доверием и старалась не отходить от неё надолго. Да и Людмила Павловна, мама Лены, как только поняла, что за дочь можно не беспокоиться, стала уделять Карине почти всё своё время. Анатолий после первой же беседы со Светой немного пришёл себя и уже не сидел где-то в уголке с отрешённо-печальным видом, а активно помогал всем понемножку, чем только мог.
Forum: Однако главной заботой Светланы все эти дни было всё же благополучие подруги. Она ни на секунду не упускала Лену из виду, не позволяла общаться с ней никому, кто сам был слишком обуреваем эмоциями и мог, по её мнению, навредить психологическому состоянию девушки. А те, кому разрешалось переговорить с Еленой, вынуждены были это делать в присутствии и непосредственной близости Светланы – она считала своим долгом слышать каждое слово этих разговоров. Во вторник состоялось прощание с Мариной в колледже, где она училась. Лена со Светланой стояли вместе с самыми близкими родственниками. Обе сотрудницы были одеты в траурные форменные костюмы «Центра» с эмблемами «Системы перевоспитания». Естественно, к Лене пытались подойти многие – и студентки, и преподаватели, которые не видели Елену уже длительное время и до этой встречи понятия не имели, что она является воспитателем «Системы». Светлана мастерски фильтровала эти попытки, непреклонно отсекая слишком эмоциональных, нетактичных или просто чересчур любопытных. Она решительно вставала на пути таких желающих пообщаться, отводила их слегка в сторонку и очень коротко что-то им объясняла. И никому не позволяла разговаривать с Леной без своего присутствия. Светлана не сделала исключения даже для Александры Павловны, куратора курса, на котором училась Марина, а раньше и Лена. Представившись, она вежливо, но твёрдо пресекла попытку Александры отвести свою бывшую студентку в сторонку поговорить. - Я не могу её отпустить. Пообщайтесь здесь, при мне, и без лишних эмоций, пожалуйста, - спокойно заявила она возмущённой преподавательнице. Точно такая же участь ещё в день приезда Лены постигла и Кирилла, когда он стремительно ворвался в квартиру, схватил невесту в охапку и попытался уединиться с ней в другой комнате. - Одну минуточку, молодой человек. Светлана решительно встала между подругой и Кириллом. - Представьтесь, пожалуйста. Меня зовут Светлана Петровна, я коллега и подруга Лены. - Кирилл Владимирович, - так же официально заявил тот. – Всё, теперь я могу поговорить со своей невестой? - Можете. Но только здесь, в моём присутствии. И не надо её хватать, куда-то тащить и, вообще, чересчур волновать. - Да я её жених! Я люблю Лену! Вы что, не понимаете? - Жених – это ещё не муж, - твёрдо заявила Светлана. – А я сейчас официальный опекун своей несовершеннолетней коллеги, которая в данное время, к тому же, временно недееспособна. Кроме того, я дипломированный психолог. И именно я буду решать, как и с кем моей подопечной можно общаться. Пожалуйста, вы можете поговорить здесь, в моём присутствии. - Я люблю Лену! И просто не смогу никак ей навредить! - горячился Кирилл. - Верю, что любите, - слегка смягчилась Светлана. – Однако, молодой человек, я вижу вас в первый раз. А навредить Лене вы точно не сможете, если будете разговаривать при мне. Только тогда я буду в этом уверена. - Но…я могу её хотя бы обнять? – с сарказмом поинтересовался тот. - Пожалуйста. Светлана немного подтолкнула Лену навстречу другу. - И поцеловать можете. А потом сядем вместе вот за этот стол, и можете общаться. Кириллу оставалось только подчиниться. Правда, злился он недолго, поскольку вскоре очень оценил такую заботу подруги Лены о своей невесте. Да и Светлана, узнав Кирилла получше, стала больше ему доверять и пару раз даже поручала ему Лену на недолгое время, пока сама беседовала с другими в ней нуждающимися. На прощание в колледж пришли и Олеся Игоревна с мужем, родители Сони. Увидев их, Светлана напряглась и шепнула подруге: - С ними, дорогая, ты уж точно общаться не будешь. Лена, у которой при виде Олеси Игоревны тут же больно кольнуло в сердце, только сейчас вспомнила про Соню. «Интересно, а ей-то сказали? И как она?» Однако подумала Лена об этом как-то апатично. «Ладно, Света, наверное, в курсе» Светлана тем временем, прошептав Кириллу: «Побудь с ней минутку, только никого и близко не подпускай!», уже направлялась к этой семейной паре и минуту спустя начала с ними разговаривать – сочувственно, но в то же время твёрдо. Галина Алексеевна уполномочила Светлану сообщить родителям Сони о переводе их дочери в другой «Центр» (иначе они узнали бы об этом только через несколько дней из официального письменного уведомления). Света, конечно, это сделала и постаралась максимально поддержать Олесю Игоревну, которой очень симпатизировала ещё со дня воскресного свидания. Однако твёрдо попросила её ни в коем случае даже близко не подходить к Лене. «Ей очень больно сейчас. Давайте не будем усугублять её состояние» В среду на похоронах присутствовали и коллеги Елены из «Центра». Галина Алексеевна, как и обещала, освободила от работы в этот день всех подруг Лены, а ещё слёзно просившую у неё о том же Алину. Директор Элина Владиславовна тоже приехала со своими сотрудницами. Участие коллег очень поддержало девушку, а её родителей просто потрясло! Такой делегации с места работы их дочери – весьма серьёзного учреждения, они не ожидали. А мероприятию присутствие представителей «Системы перевоспитания» помогло придать правильный настрой. Всё происходило печально, трогательно, но в то же время организованно и без всяких ненужных инцидентов. Галина Алексеевна сочувственно и тактично переговорила с близкими Марины и родителями Лены. А саму девушку сразу взяла под своё «крыло» – обняла за плечи, да так и не отпускала от себя никуда ни на похоронах, ни на поминках. Освободившаяся Светлана и присоединившаяся к ней Вероника, тоже психолог по второму образованию, внимательно следили за эмоциональной обстановкой и немедленно оказывали необходимую помощь нуждающимся. Когда, уже по окончании поминок, сотрудницы «Центра» на своём микроавтобусе уехали обратно, Вероника осталась в квартире Марины до позднего вечера, в помощь Светлане, и вернулась в «Центр» на такси только поздно ночью. Сейчас Лена уже немного пришла в себя. Насколько это было возможно, конечно. - Дай-ка мне второй ключ от квартиры, дорогая, - приказала Светлана. – Сейчас схожу за кой-какими вещами и переберусь к тебе на первое время. И не вздумай возражать! - Не собираюсь даже. Лена благодарно смотрела на подругу. - Самой не хочется одной оставаться. Слишком тяжело пока. Внезапный звонок в дверь заставил девушку вздрогнуть. Светлана, жестом удержав Лену на месте, открыла сама, и через пару секунд на кухне появилась Елизавета в костюме ответственной дежурной по отделению. Без слов она подошла к вскочившей подруге и крепко её обняла. - Я скучала, - хрипловатым голосом сказала, наконец, Лиза. – Рада, что ты вернулась. Лена расстроганно кивнула. - Не плачешь уже? Это хорошо. А у меня приказ проводить тебя к Галине Алексеевне. - Девочки, вы теперь меня и на работе будете везде сопровождать? – улыбнулась Лена. - И будем, если понадобится, - заверила Лиза. И более мягко продолжала: - Пойдём, дорогая. Галина тебя ждёт. И уж, пожалуйста, Лена…веди себя там поскромнее, ладно? Лене можно было этого и не говорить. Галине Алексеевне девушка была безмерно благодарна за то памятное утро понедельника, да и за всё остальное тоже. Елена уже знала от подруг, что заведующая решила вернуть ей прежнюю должность. Однако когда сама Галина Алексеевна сообщила об этом своей сотруднице, у Лены выступили на глазах слёзы. - Галина Алексеевна, - тихо спросила она. – Вы решили меня простить… только из-за Марины? - Простить? – вскинула брови заведующая. – Так ты всё-таки признаёшь, что была неправа? Лена стояла перед начальницей молча, глядя на неё огромными глазищами, в которых блестели слёзы, и не могла вымолвить ни слова. Нет, не признавала она себя виноватой! Врать не могла, но и расстраивать не хотела заведующую, которую очень уважала. - Ладно, расслабься, - махнула рукой Галина Алексеевна. – Знаю, что не признаёшь. И понимаю, что придётся мне с тобой объясниться. Давай присядем, дорогая! - Да, в «дежурные» я тебя не разжаловала частично из-за этой трагедии, - сказала начальница, когда они с Леной устроились рядом за столом. – Но не только поэтому. Подруги за тебя очень уж просили. И смелость Инны меня впечатлила, как и вся эта история с вашей ссорой. А главное – все необходимые выводы я уже сделала, соответственно, в такой мере сейчас уже нет необходимости. Лена, я собиралась это сделать вовсе не потому, что на тебя рассердилась. - Но…я видела, что вы сердились, - тихо проговорила девушка. - Сначала да, пока ещё эмоции властвовали, - кивнула Галина Алексеевна. – Но одновременно твоё поведение меня и обрадовало. Лена смотрела на неё с удивлением. - Скажу честно – любая другая моя сотрудница, позволив себе подобное, вылетела бы с работы в ближайшее же время. Даже о понижении в должности речь бы не шла, я тебя уверяю. Заведующая иронически улыбнулась. - Ты ведь и сама уже убедилась, что вас, воспитателей, тоже совсем несложно поймать на нарушениях. Одно, второе, пятое – вот уже и увольнение, причём, вполне на законных основаниях. Так же, как и вы воспитанниц ловите при желании. Однако…к тебе мы с Элиной Владиславовной с некоторых пор внимательно присматриваемся. Поэтому я сразу решила проверить, как далеко ты можешь зайти, и стала тебя запугивать. И, как видишь, ничего у меня не получилось. Заведующая развела руками. - Ты твёрдо стоишь на своём и не боишься начальства. Это можно расценить как дерзость со стороны рядового сотрудника, но для будущего руководителя является очень ценным качеством. Хотелось, конечно, нам с директором посмотреть, осталась бы ты настолько же стойкой и дальше, в условия гонений с моей стороны и уже будучи пониженной в должности. Но раз уж так всё случилось… решили мы это не проверять. Тем более, что и сомнений-то у нас особых уже и нет. «Надо же, права была Соня! На все сто!» - мелькнуло у Лены. - То есть, вы на меня не сердитесь? У нас могут быть прежние отношения? – волнуясь, переспросила она. – И вы не будете больше применять ко мне репрессии? - Зачем это я буду травить свою самую перспективную сотрудницу? – усмехнулась Галина Алексеевна. – Наоборот, после этого инцидента мы с Элиной Владиславовной ещё больше укрепились в своём решении. Неожиданно заведующая взяла Лену за кисть левой руки. - Не хочешь мне об этом рассказать? – кивнула она на кольцо. - Оно от того самого молодого человека, которого я с тобой видела? Кирилла Владимировича? Лена подтвердила. - Это у вас серьёзно? – поинтересовалась Галина Алексеевна. - Очень. - Конечно. У такой девушки, как ты, по-другому быть и не может. Значит, подготовь своего Кирилла соответствующим образом. До третьего курса института ты остаёшься у меня. Никаких «Межвузовских» Центров. Понятно? Галина Алексеевна требовательно смотрела на Лену. - Дальше. После института ты возвращаешься сюда, ко мне на отделение, и я тебя готовлю на своё место. - Как? – ахнула девушка. – Галина Алексеевна, но это преждевременно! Разве вы… - Лена, - улыбнулась заведующая. – А ты посчитай, сколько пройдёт времени. Институт ты закончишь только через семь лет! И ещё года два-три со мной поработаешь, пока я не уйду. Мне надо заранее подумать о своей преемнице, ведь работать в таком режиме до старости очень трудно. Да я ещё очень многое хочу успеть в жизни. Попутешествовать, например, в своё удовольствие! Конечно, совсем без работы я не смогу. Но после 55-ти лет не останусь на заведовании, да, пожалуй, и в «Системе». Перейду на преподавание, например. Обрати внимание, в «Центре» очень мало воспитателей и руководителей старше пятидесяти. Во-первых, в таком возрасте уже хочется хоть на время отойти от дел и пожить в своё удовольствие. Ведь средства позволяют! А во-вторых, согласись, тут очень напряжённо. Это работа для молодых и людей среднего возраста. Однако перед тем как покинуть свой пост, я должна найти и подготовить себе на замену достойного сотрудника. Скажу тебе честно: это всегда происходит так. Кандидатов на руководящие должности в «Системе перевоспитания» отбирают заранее. Они знают об этом и соответственно строят свою жизнь. Я выбрала тебя и надеюсь, что не пожалею об этом. - Но почему меня? – ошеломлённо проговорила Лена. - А потому что на данный момент только ты из всех моих сотрудников подходишь для этой должности. У тебя есть все необходимые для руководящей работы качества, и нет ни одной черты характера, которая бы этому помешала. Вот так! Поверь мне! - Но у нас на отделении столько талантливых воспитателей, - растерялась Лена. – Старше и опытнее меня! - Никто их них не подходит, - твёрдо заявила заведующая. – Кроме тебя. Ты не веришь? Хорошо, я объясню. Ты отлично работаешь, рано стала «ответственной», успешно ведёшь группу и скоро, без сомнений, выведешь её на первое место. Ты хорошо понимаешь и чувствуешь воспитанниц, можешь сочетать твёрдость с сочувствием и доброжелательностью к ним. Это очень важно! Ты работаешь «ответственной» всего полгода. Но ни у кого из более опытных воспитателей это не получается настолько мастерски, как у тебя. Другие неизбежно начинают склоняться или в одну, или в другую сторону. А ты нашла середину. Не даёшь своим девчонкам никакого спуску, но и не допускаешь излишней жестокости. Тебе совсем не нужны чрезмерные строгости, чтобы поддерживать в группе необходимую дисциплину и отличные показатели. Да ведь у тебя и в лидерстве так же было, правда? - Примерно, - кивнула Лена. - Дальше. Ты абсолютно бескомпромиссный человек, не терпишь неправды и фальши, обычно сама легко чувствуешь обман. Ни сотрудники, ни воспитанницы врать тебе не смогут, это точно. И ещё. Как раз эта история с Инной показала, что ты можешь отнестись жёстко даже к своим близким подругам, если этого требуют интересы дела, или, если это соответствует твоим принципам. Это суперценное качество для руководителя…по крайней мере, в нашей структуре. К тому же выяснилось, что ты в состоянии настоять на своём даже перед начальством. Тебе достаточно уверенности в своей правоте, и тогда ты при любом раскладе поступаешь твёрдо и бесстрашно. - Не так уж и бесстрашно, - смутилась Лена. – Я основательно струсила, признаюсь. - Ерунда, - махнула рукой Галина Алексеевна. – Я тебе сказала правду. Ни разу на моей памяти никто на подобное не осмеливался! А я работаю заведующей уже 15 лет. Меня, кстати, тоже начали к этому готовить заранее, мне тогда было двадцать с небольшим. А ты и дальше в этой ситуации повела себя достойно. Ведь какой прессинг тебе пришлось выдержать и от меня, и от всех своих коллег! Но ты стояла на своём и не сдалась, не прибежала ко мне с покаянием. - Лена, ты читала «Профессию» Айзека Азимова? - внезапно спросила Галина Алексеевна. - Конечно, только давно, ещё в школе. - Не прослеживаешь аналогии? Вспомни, как там отбирали кандидатов в «программисты» - людей из эшелона высшей власти, которые могут творчески мыслить и создают программы, по которым живёт вся страна? - Сначала предварительным тестированием, - вспомнила Лена. – А потом помещали в специальные…как там это…ну, дома отдыха, что ли. Говорили им, что они не способны получить никакую профессию, и государство их охраняет. - Ага. «Приюты для слабоумных» И там наблюдали, выясняли, кто из них не поддаётся уговорам смириться и поступать, как все, и до конца отстаивает своё мнение. - Вот поэтому главному герою, Джорджу, это и удалось. А обычная статистика – только один из десяти, попавших в этот приют, был способен в итоге для такой работы, - продолжала Галина Алексеевна. - А в нашей «Системе перевоспитания» такие «программисты» - это вовсе не теоретики из административной верхушки, а непосредственные руководители «Центров»: директор и заведующие отделениями. Эти пять человек держат всё в учреждении под своим контролем. Пишут программы, если хочешь. И претворяют их в жизнь. И работа эта совсем не простая, как может показаться со стороны даже вам, воспитателям. Потому что имеет много нюансов…в том числе и политических. Лена молчала, пытаясь осмыслить услышанное. - Поэтому и к отбору мы относимся тщательно. Формируя команду, заранее присматриваем подходящих нам сотрудников. На самом деле, директора и заведующие «Центров» - самые уважаемые и высокооплачиваемые сотрудники «Системы». И именно мы имеем реальную власть над многим. Куда там любому административному чину! - Хочешь узнать, сколько ты будешь зарабатывать на заведовании в первый год? – с улыбкой спросила начальница. - Пожалуй, - заинтересовалась Лена. Галина Алексеевна написала на листке бумаги цифру. - Это в год? - В месяц, - усмехнулась начальница. Лена глубоко вздохнула. Сказать, что она была впечатлена – это значит не сказать ничего. - А это через пять лет. Заведующая написала рядом ещё одну цифру. - Достаточно, чтобы тебе заинтересовать? - Галина Алексеевна, конечно, достаточно. Но только деньги для меня не главное. - Не сомневаюсь. Иначе и разговора бы этого с тобой не было. Ладно, дорогая моя. Я очень рада, что ты пришла в себя и стойко справляешься с такой бедой. - Где там стойко, - вздохнула Лена. – Всё благодаря вам и девчонкам. Галина Алексеевна, большое спасибо вам за то утро. И простите меня, пожалуйста, я такое там вытворяла! - Ничего не помню, - улыбнулась заведующая. – Значит так, Елена. Сейчас передохни, поужинай. И в девять часов примешь обратно свою группу у Юлии Кондратьевны. Вот уж твои девчонки обрадуются! Кстати, новенькая в вашу группу поступает, с сегодняшнего дня в изоляторе, завтра и займёшься. - Это тебе вместо Левченко, - сказала начальница, серьёзно глядя на сотрудницу. Лена уже знала про перевод Сони. - Понимаю, Галина Алексеевна. И…я согласна с вашим решением насчёт Сони. Это в данной ситуации единственно правильный выход. Однако она нерешительно смотрела на заведующую, явно о чём-то размышляя. - Знаете, Галина Алексеевна, в субботу я серьёзно разговаривала с Соней и… Лена вздохнула. - Ну, если коротко, то ещё раз убедилась в том, что потенциал, чтобы стать сотрудником, у неё впечатляющий. Поэтому в какой-то мере мне даже жаль, что так всё случилось. - Если думать об интересах отделения, - добавила она. Галина Алексеевна одобрительно кивнула. - Спасибо за откровенность, Лена. Думаю, время всё расставит по местам. А сейчас иди, дорогая, и держись уж, пожалуйста, ладно? - Слушаюсь, - улыбнулась воспитательница.
Forum: Соня в это время сидела в удобном самолётном кресле бизнес-класса между двумя строгими сотрудницами внешней охраны, которые сопровождали воспитанницу в новый «Центр перевоспитания». Эти два дня до отлёта девушка провела в специальной палате медицинского отделения. Когда хорошо знакомая Соне воспитатель изолятора Лариса Евгеньевна ввела её в просторное помещение с ковром на полу, телевизором, большим книжным шкафом и даже кофеваркой, Соня, несмотря на своё угнетённое состояние, оторопела. - Директор распорядилась поместить тебя в нашу VIP – палату, - объяснила Лариса Евгеньевна. – Отдохнёшь тут, снимешь стресс. Тетради свои все в шкаф убирай, забудь на время об учёбе. Смотри телевизор, читай. Кофе можешь себе варить. В общем, постарайся придти в себя побыстрее, хорошо? Воспитательница сочувственно смотрела на девушку. - Лариса Евгеньевна, - рискнула спросить Соня. – А сколько же дней мне к сроку прибавят за такой вот отдых? Она обвела рукой комнату. - Не знаете? - Знаю. Это уже решено. Нисколько, - спокойно ответила та. – Ты не виновата, что вынуждена будешь здесь пересидеть до отъезда. А обстановка – это просто лечебная мера. Соня, в нестандартных ситуациях такие решения принимаются тоже не по шаблону. Соня эти два дня, действительно, просто отдыхала. Много читала, посмотрела несколько фильмов по телевизору, иногда позволяла себе выпить кофе. Врач Людмила Николаевна назначила Соне транквилизаторы, да и сама часто заходила к девушке, беседовала с ней. Так же поступали и работающие посменно воспитатели изолятора. А Лариса Евгеньевна несколько раз, когда оказывалась относительно свободной, приглашала Соню к себе в кабинет, где они вместе пили чай или кофе, слушали музыку, просто разговаривали. В общем, сотрудники изолятора сделали всё, чтобы помочь девушке справиться с постигшими её потрясениями. Соня очень оценила это, да и вела себя очень спокойно и выдержанно. Однако глухая щемящая тоска по-прежнему сжимала ей сердце. В четверг после обеда воспитаннице выдали одежду, в которой она приехала из дома, и все немногочисленные личные вещи, затем две сотрудницы охраны вывели её из здания «Центра» и посадили на заднее сиденье вместительного специального автомобиля. Рядом с девушкой с двух сторон сели уже другие сотрудницы, одетые в «гражданское». Одна из них застегнула на руках воспитанницы наручники. До аэропорта ехали молча. Когда машина остановилась, охранница, сидевшая слева от Сони, освободила её от наручников, но тут же защёлкнула на запястье воспитанницы тонкий серебристый браслет. - Значит так, Левченко. Слушай внимательно и запоминай, - приказала она. – Я Ольга Сергеевна. Мы с коллегой Анной Викторовной… Ольга указала на вторую охранницу. - Сотрудницы службы сопровождения. Сейчас мы вместе выходим из авто, идём в аэропорт, проходим регистрацию и садимся в самолёт. Пока ясно? - Да. - У меня такой же браслет, как у тебя. Ольга Сергеевна потрясла рукой перед лицом Сони. Соответственно, ты не имеешь права отходить от меня дальше, чем на три метра. Фактически же, всегда идёшь рядом со мной. Три метра – это крайность, если вдруг в туалет в самолёте захочешь, например. А теперь приготовься. Сейчас ты испытаешь, что произойдёт, если нарушишь это условие. Через пару секунд Соню очень основательно тряхнуло. По всему телу – от макушки до пальцев на ногах прошёл разряд. Это было не то чтобы очень больно, но неприятно до ужаса! Если бы девушка не была несколько заторможена транквилизаторами и своим горем, она бы, наверное, не удержалась и вскрикнула. Однако Соня промолчала. Но с испугом заметила, что теперь тело ей не повинуется совершенно. Руки и ноги отяжелели, язык как бы размяк. Девушка не могла ни сказать ни слова, ни даже двинуть пальцем. Имела возможность только испуганно вращать глазами. Это жуткое состояние продолжалось около минуты, и всё это время охранницы внимательно смотрели на неё. Наконец, всё закончилось. Соня глубоко вздохнула и судорожно сжала кулаки. Всё-таки она сильно испугалась. «Ничего ж себе методы у них!» - промелькнуло у девушки. - Имей в виду, это был очень слабый разряд, - предупредила Ольга. – В случае нарушения режима «трёх метров» получишь воздействие раза в три сильнее. А в новом «Центре» тогда прямиком из приёмной отправишься в карцер дня на четыре. Не говоря уже о продлении срока не меньше, чем на год. Всё поняла? - Да, - повторила Соня. Охранницы одобрительно-удивлённо переглянулись. - А ты молодец, - похвалила Анна. – Выдержанная. - Да уж, впервые без истерики обошлось, - кивнула Ольга. Сейчас Соня сидела в своём кресле, внешне спокойная и послушная. Однако, по ощущениям девушки, её собственное сердце сейчас представляло собой сплошную саднящую рану. Соня очень горевала о Марине. Просто безумно! Эту боль так и не смогли смягчить лекарства Людмилы Николаевны. Так же сильно девушке было жаль Елену и маму Марины. Она знала, как им сейчас плохо. А ещё Соня чувствовала себя растерянной и испуганной оттого, что её так резко сорвали с места и отправили неизвестно куда. Как-то в новом «Центре» всё для неё сложится? Какими будут воспитатели, одноклассницы? Как они воспримут всё то, что Соня натворила, и то, что случилось из-за неё? А в самом затаённом уголке сердца занозой сидело беспокойство за тест. Это ведь не обычный тест по образовательным предметам: пройдя это испытание, тестируемые не имели никакой возможности сами догадаться об его исходе. А как много для Сони зависело от этого исхода! Соня сейчас понятия не имела, что ожидает её как в ближайшие дни, так и в последующие четыре года. Ей только и оставалось тихо сидеть в своём кресле, внутренне сжавшись от боли и беспокойства, и покорно лететь в неизвестность.
полная версия страницы