Форум » Антология лучших рассказов, размещенных на форуме » helena. Когда жизнь повернулась спиной » Ответить
helena. Когда жизнь повернулась спиной
Forum: Когда жизнь повернулась спиной Часть первая: «Терпеть и не сдаваться» Глава 1 Соня Видимо каким-то образом, несмотря на тупую боль в коленях, спине и шее, Соне всё-таки удалось задремать – сказалась прошлая почти бессонная ночь. Она сильно качнулась вправо, тут же проснулась, но было поздно. Чтобы не упасть, девушке пришлось опереться об пол правой рукой, и, хотя она тут же вернулась в прежнее положение – стоя на коленях – это не осталось незамеченным. Да и не могло остаться! Компьютер на столе ночного воспитателя, к которому была подключена небольшая, направленная на строй воспитанниц камера, издал громкий противный гудок. Соня, вздрогнув, обречённо и с испугом взглянула на воспитательницу. Сегодня в «зале для наказаний» дежурила Ирина Викторовна - стройная привлекательная женщина в возрасте около тридцати лет, невозмутимая и хладнокровная. Услышав сигнал, воспитательница нахмурилась, отложила блокнот, в котором только что делала какие-то записи, и внимательно рассмотрела возникшее на мониторе изображение проштрафившейся воспитанницы. «Вот влипла! – с отчаянием думала Соня. – Угораздило меня заснуть! Как же я так? Сейчас выпорет тростью! Ни за что не пожалеет!» Девушка ощутила, как тут же ещё сильнее заныли изрядно покрытые рубцами ягодицы. С первого дня пребывания в «Центре» Соня почти ежедневно получала строгие наказания от своего ответственного воспитателя – безжалостную порку специальным резиновым ремнём. Это было ужасно больно! А вот тростью Соню ещё не били ни разу. Однако нетрудно догадаться, что приятного в подобной экзекуции будет мало. Ирина Викторовна, не торопясь, встала из-за стола, и так же неторопливо, слегка раскачивающейся походкой подошла к Соне. Сердце провинившейся застучало так, что готово было выскочить из груди. «А, может, всё-таки на первый раз простит?» Соня заметила, что Ирина Викторовна не взяла трость со стола. «На самый первый раз? Ведь я же всё-таки новенькая! И ей ничего плохого не сделала! В отличие от Елены!» Соня и сама понимала, что тщетно пытается обнадёжить сама себя. - Левченко! - строго и одновременно злорадно произнесла воспитатель. – Ты нарушила режим «смирно». Тебя поставили на колени, чтобы ты задумалась над своим поступком, а ты что - умудрилась уснуть? - Да. Простите, пожалуйста, - побелевшие от страха губы еле двигались. - Вставай и раздевайся! Быстро! – последовал приказ. – Одежду аккуратно кладешь вот сюда. Ирина Викторовна указала на специальную деревянную скамейку неподалёку от стола воспитателя. - Шевелись! Соня быстро и четко ответила: - Слушаюсь. В том, что так надо отвечать немедленно на любой приказ, она уже убедилась за 12 дней пребывания в «Центре». Так предписывали «Правила поведения», за малейшее нарушение которых можно было очень здорово поплатиться. «Надо поторопиться! Юлька говорила – с ней шутки плохи!» Девушка быстро сняла с себя серое форменное платье на молнии, расстегнула белый лифчик, одним ловким, уже отточенным за 12 дней движением, стянула трусики, по очереди освободилась от носков, аккуратно сложила всё это на указанное место и повернулась к воспитателю – смущённая и онемевшая от страха. Соня едва нашла в себе силы, чтобы сдержаться и не прикрыться руками. Стоять перед воспитательницей голой было очень стыдно. Окинув воспитанницу холодно-насмешливым взглядом, Ирина Викторовна неторопливо взяла со стола длинную гибкую трость с закруглённой рукояткой. Ночные воспитатели использовали для телесных наказаний исключительно ротанговые трости. - Принимай стойку! Воспитательница похлопала тростью по кожаному верху специального станка для порки, который угрожающе возвышался в центре зала, прямо напротив наказанных воспитанниц. Соня невольно вздрогнула. «Опять это адское устройство!» Девушке уже пришлось познакомиться со станком в своей группе не далее, чем сегодня вечером, и сейчас ей страшно не хотелось вновь ложиться на это жуткое приспособление. Но выбора не было. - Слушаюсь! – Соня повиновалась немедленно. Приказы лучше выполнять сразу, какими бы неприятными они не были, иначе будет ещё хуже; это новенькая тоже уже поняла. Собрав всё мужество, она подошла к воспитательнице. Та убрала трость с поверхности станка и сделала ею приглашающий жест. - Прошу! В «зале для наказаний» станок был установлен в позиции «кОзлы». Соня неловко легла животом на его кожаную поверхность и невольно поморщилась: прикосновение к голому телу холодной кожи было неприятным. Руки и ноги вытянула вдоль четырёх специальных панелей, тоже обитых кожей, которые отходили от основной части станка вниз под острым углом и немного в стороны. Теперь ягодицы и бёдра воспитанницы представляли собой великолепную мишень для порки. «Хорошо, хоть ноги сейчас на полу стоят! – подумала девушка. – Может быть, хоть чуть-чуть будет полегче? А то… как сегодня в группе – это было ужасно!» Ирина Викторовна подошла поближе к приговорённой, держа трость наготове. Соня напряглась. Было страшно! К тому же, находиться в этой унизительной позе, будучи выставленной напоказ перед остальными воспитанницами - очень стыдно и некомфортно. Воспитательница прекрасно это понимала, и не спешила начинать порку. - Тебя предупреждали, - услышала Соня голос Ирины Викторовны, - что наказание «на коленях» следует отбывать, находясь в положении «смирно» - не шевелиться, не покачиваться, не размахивать руками. За нарушение получишь 10 ударов, и будешь стоять на коленях на час дольше. - Слушаюсь. Соня постаралась ответить почтительно, как предписывали «Правила», хотя внутри уже закипала злость. И на себя, за то, что задремала невовремя, и на жестокие порядки в «Центре», и на воспитательницу, которая вынуждает девушку дрожать от страха и торчать в этой унизительной позе. Прямо перед глазами Сони маячили широкий металлический стержень и массивное крестообразное основание, на которых крепился станок. «Специально в такой весёленький салатный цвет выкрасили! – мелькнуло у девушки. – Издевательство! Чтобы контраст подчеркнуть!» - Поскольку, Левченко, ты у нас новенькая, я напомню свои требования. Ирина Викторовна обошла станок и оказалась спереди от воспитанницы. Соня тут же, следуя «Правилам», оторвала взгляд от основания станка и посмотрела на воспитателя. - Ты не имеешь права во время порки снимать руки и ноги с панелей, и уж, тем более – вскакивать. Десять ударов вполне можно вытерпеть без фиксации, - усмехнулась воспитательница. – Если всё же попытаешься – мне придётся тебя привязать. Ирина Викторовна ткнула кончиком трости в одно из прочных ременных креплений с массивной металлической пряжкой. Такие крепления имелись на каждой панели. - Услуга не бесплатная, - в голосе воспитателя послышалось ехидство. – Расплачиваться придётся задницей. Фиксация обойдётся тебе в дополнительные 10 ударов. Поняла? - Да. Это Соня уже знала. Она стояла на коленях в этом зале второй вечер подряд. Такое за это время случалось с другими воспитанницами несколько раз. Плохо владеющим собой девушкам Ирина Викторовна действительно фиксировала руки и ноги к панелям и выдавала им двойную порцию. Порола безжалостно, не обращая внимания на слёзы и мольбы. Так регламентированные инструкцией 10 ударов превращались в 20. Соня знала от своих одноклассниц, что ночные воспитатели вполне имеют право сразу привязать воспитанницу к станку для наказания. А могут и вообще не укладывать девушек на станок, а приказать встать лицом к стене. Другие часто так и поступают. Но . . . не Ирина Викторовна. - Очень хорошо! Воспитательница шагнула вперёд и встала сбоку от распростёртой на станке воспитанницы. От неё не ускользнуло, что удобно подставленные ягодицы девушки были уже основательно разукрашены рубцами и гематомами. «Да… Лена её не жалеет. Каждый день ремня красавица получает. А последняя порка была совсем недавно, и очень строгая. Разряд шестой – не меньше. Интересно… На Лену это не похоже. Она вообще – либералка, а уж на новеньких никогда обычно так не набрасывалась. Значит, заслуживает!» Ирина Викторовна усмехнулась. - Я вижу, ты и в группе не отличаешься дисциплинированностью. Вынуждаешь Елену Сергеевну проявлять строгость. А ещё бывший лидер! Что же, это твой выбор! На последнем слове воспитатель коротко взмахнула рукой и резко хлестнула Соню тростью по ягодицам. У девушки перехватило дыхание. Соня имела некоторое время, чтобы подготовиться к удару, но такого она не ожидала! Боль взорвалась по всему телу, похоже было, что даже из глаз брызнули искры. Раньше Соня полагала, что такое возможно только при ударе головой. Однако обдумать это она не успела, потому что тут же последовал второй удар, затем третий. Соня крепко стиснула зубы и сдержала усилием воли готовый вырваться крик. «Нет уж, не дождетесь!» - со злостью думала она. И молчала, хотя терпеть было невыносимо. Боль нарастала снежным комом. Ирина Викторовна методично и с достаточной силой опускала трость на ягодицы наказываемой. На теле тут же почти параллельно друг другу вспухали красные рубцы. Каждый последующий удар многократно усиливал боль от предыдущего! После пятого стало совсем плохо. Однако Соня терпела, не позволяя себе ни крикнуть, ни шевельнуться. Гордости и упрямства в её характере было достаточно. Руки и ноги девушка изо всех сил прижимала к панелям. Соне совсем не хотелось предоставить Ирине Викторовне приятную возможность привязать её к станку и выдать штрафные удары. Самое плохое, что, когда порка закончилась, легче почти не стало. Правда боль, наконец, локализовалась в одном месте, по которому били, но отпускать не собиралась. Соня буквально задыхалась от боли, унижения, отчаяния и ощущения полного бессилия. Как в тумане наказанная услышала приказ: - Возвращайся на место. У неё хватило сил ответить: «Слушаюсь», вернуться к своему месту и опять встать на колени. Одеться ей уже не дали. К этому Соня была готова. На период адаптации в группе к ней в качестве «шефа» прикрепили другую воспитанницу – Соколову Юлию. Вчера, когда Соне назначили это наказание – стоять на коленях – Юля просветила одноклассницу, как лучше себя вести. Она предупредила, что любыми способами надо стараться отбыть свой срок без замечаний. После первых десяти ударов одежду не возвращают, воспитанница деморализована, боль долго не отступает, так как после ударов тростью сразу не применяют никаких обезболивающих средств, как это чаще всего делают после наказания ремнём. Чаще всего наказанная девушка опять получает замечание, а, соответственно, ещё десять ударов и час штрафного времени. Многие «зависают» на этом наказании неделями. Получают вначале три-четыре часа, каждый день отбывают, а срок всё время увеличивается (или не уменьшается). И ничего не поделать! Правда, со слов Юли, ответственный воспитатель их группы, Елена Сергеевна, не любит это наказание и назначает его своим воспитанницам редко. Поэтому все были очень удивлены, когда Соню отправили «на колени» в первый же день после перевода её в группу из изолятора, через который проходили все вновь поступившие. Только Соня знала, что ничего удивительного в этом нет. У неё особые обстоятельства. Она попала не просто в «Центр нравственного перевоспитания студенток колледжа», она попала в персональный ад! И ей придется здесь гораздо труднее, чем другим девчонкам. Вновь оказавшись на своем месте, Соня осторожно посмотрела на часы. Чтобы не нарушать положения «смирно», безнаказанно можно было двигать только глазами, но не головой. Большие круглые часы с секундной стрелкой висели на стене прямо напротив девушек. В этом был тонкий расчет организаторов наказания. Если единственным развлечением является наблюдение за движением стрелок, то время течет очень медленно. Сейчас часы показывали без пяти одиннадцать. С удивлением Соня обнаружила, что все её неприятности заняли не более пяти минут. Боль всё ещё не отпускала, а минут через десять присоединился сильный зуд в наказанном месте. Страшно хотелось потереть попу, чтобы хоть немного его унять. Но сделать это – значит тут же отправиться снова на станок за очередное нарушение режима «смирно». «Это не наказание, а изощрённая пытка!» – Соня собрала все свои силы, чтобы стоять неподвижно. Но как это было трудно! Какое-то время девушке казалось, что она не выдержит боли, зуда и нарастающей ломоты в коленях! Но, стиснув зубы, уговаривала себя не поддаваться и потерпеть. Наконец, наступил переломный момент. Теперь Соня надеялась, что вытерпит испытание достойно, не выйдет из положения «смирно» и не будет себя вести, как её соседка. Девушку, стоящую рядом (воспитатель назвала её Елистратовой), наказали точно так же за десять минут до Сони. Во время порки она громко кричала, долго не могла успокоиться, и сейчас по её лицу текли слезы вперемешку с соплями. Вытереть слезы или хотя бы шмыгнуть носом было нельзя – это уже нарушение. Но сил перестать плакать у Сониной соседки, видимо, тоже не было. Поэтому слёзы стекали по её лицу на пол. Оставалось ждать одиннадцати часов – ещё пять минут. Соня уже поняла, что, несмотря на строгий режим, в «Центре» всё было продумано так, чтобы не причинять вреда здоровью воспитанниц. По правилам, после каждых тридцати минут стояния на коленях девушкам полагался пятиминутный перерыв. В это время они могли встать, размять ноги, даже тихонько поговорить друг с другом, ну и, конечно, вытереть слезы. Наказание тростью тоже подчинялось правилам: больше десяти-двадцати ударов сразу нельзя, а вот ещё одна порка через пятнадцать минут – пожалуйста. За вечер воспитанница могла получить не более 50 ударов тростью. Если она заслуживала больше – оставшиеся переносились на следующий день. Так же были продуманы и другие телесные наказания. При порке ремнём достигался эффект максимальных болевых ощущений, в то время, как для здоровья вреда практически не было. Существовало несколько специально разработанных методик наказания, и все воспитатели были в этой области настоящими профессионалами. Их мастерство постоянно оттачивалось; все наказания снимались на видеокамеру, выборочно проверялись, результаты обсуждались. Следы на теле после наказаний залечивались специальными заживляющими средствами – за этим строго следили воспитатели. Если наказание проводилось в учебное или рабочее время, то после него обязательно применялся дезинфицирующий спрей с добавлением сильного местного обезболивающего вещества. То есть, получив физические и моральные страдания (в чем и заключалось наказание), девушка почти сразу могла вернуться к своим обязанностям. Однако если воспитанницу наказывали в вечернее время, воспитатели могли и не применять обезболивание. Это было дополнительным и очень ощутимым наказанием: девушка сильно страдала от боли, ей трудно было сидеть; заниматься и есть приходилось за специальными стойками, что считалось в «Центре» постыдным и вызывало моральные страдания. Соня уже ощутила это на себе. Елена Сергеевна не баловала её обезболиванием не в изоляторе, ни уже в группе. И очень мало надежды, что в ближайшее время она изменит свою тактику. В одиннадцать часов девушки получили положенную им передышку. Их оставалось пятеро. - Всем сделать по пять приседаний и растереть ноги! – Ирина Викторовна властно махнула рукой. Расширенный книзу рукав её форменной чёрной блузы при этом зловеще качнулся. Ночные воспитатели носили в качестве формы брючный костюм и чёрные туфли на среднем каблуке. Блуза с широким воротником имела рукав длиной три четверти и свободный покрой в области плеч, что давало воспитательнице возможность совершать движения рукой любой амплитуды. Носилась блуза навыпуск, и в талии перехватывалась узким кожаным ремнём. Дополняли костюм чёрные прямые облегающие брюки. Ирина Викторовна невозмутимо прохаживалась вдоль строя изнемогающих от боли и стыда девушек, внимательно наблюдая за разминкой. Форма ночной дежурной очень шла воспитательнице, выгодно подчёркивая её красивую фигуру. Воспитанницы выполняли эту принудительно-унизительную зарядку с гримасами боли на лице. Приседать после суровой порки тростью – мягко говоря, очень неприятно. А Ирина Викторовна всегда порола сурово. Растерев коленки и ощутив от этого значительное облегчение, Соня слегка обернулась к своей соседке, которая пыталась привести себя в порядок, но всё ещё была сильно расстроена. - Тебя как зовут? – тихо спросила она. - Ира. Я из двести второй. А тебя? - Соня. Я только вчера пришла в двести четвёртую. - Ты новенькая?! Но как ты можешь так держаться? Ты вчера отстояла от звонка до звонка без замечаний, а сегодня тебя били, но ты и звука не проронила! – шепотом, но очень эмоционально воскликнула Ира Елистратова. - Я здорово струсила, и было очень больно, - поморщилась Соня. – А не кричу я принципиально. Не хочу ещё больше унижаться. Легче от крика не будет, а себя уважать перестанешь. Попробуй посмотреть на это под таким углом. - Да я пробовала! – Ира перешла на громкий шёпот. – Но я больше не могу! Я из этого зала уже две недели не могу вырваться! Каждый день тут мучаюсь, а конца не видно. Ну не справиться мне без замечаний! - Справишься! – Соня видела, что девушке необходима поддержка. – Сейчас перестань реветь, подумай о том, что через час мы будем уже в постелях. А послезавтра воскресенье. Насколько я поняла, мы с тобой сможем встретиться и поговорить, правильно? - Да! Правильно! – горячо поддержала Ира. – Я тебя прошу, найди меня, поговорим, пожалуйста! Соня кивнула и ободряюще улыбнулась соседке. - Всем на колени! Смирно! – раздался очередной приказ. Перерыв окончился. Осталось продержаться час. В полночь всех гарантированно отпустят в постели, таковы правила. Но многим придется вернуться сюда завтра. Соня мысленно произвела подсчет. «Вчера мне назначили три часа наказания, сегодня ещё четыре. Отстою я к полуночи в общей сложности четыре с половиной (вчера – два, сегодня - два с половиной). Час мне прибавили штрафной. Если сегодня больше не нарываться, останется три с половиной часа» «Это много! - вздохнула про себя девушка. - За один вечер с этим не покончить! Больше двух с половиной часов здесь не держат – за здоровье опасаются! Ничего, если штрафного времени больше не заработаю – за два захода управлюсь! » «Не нарываться» оказалось не так уж и легко. Соня ещё вчера убедилась, что стоять на коленях неподвижно невероятно трудно! Ноги затекли, болит тело после ударов. К тому же без одежды стало холодно, и опять норовят закрыться глаза. «Надо последовать совету Ирины Викторовны, - усмехнулась про себя Соня. – Как там она мне сказала: «Надо задуматься над своим поступком, а не спать!» А что над ним думать?» Вчера новенькую наказали за то, что она в первый свой вечер в группе по ошибке надела не ту ночную рубашку. - Левченко, тебе объясняли, что на этой неделе надеваем голубые рубашки, а ты нацепила желтую! Надо внимательнее слушать указания. Получишь тридцать ремней и три часа «коленей»! Соня опять мысленно усмехнулась, вспомнив, как после этих слов Елены Сергеевны вся группа в буквальном смысле раскрыла рты. Тридцать ремней – это много. Очень. Особенно за такой незначительный проступок. Ведь в «Центре» воспитательницы пороли провинившихся не обычным брючным кожаным ремнём. Нет, использовался толстый ремень из специальной резины, для удобства экзекуторов снабжённый рукояткой. Воспитанницам давали понять, что с ними, нарушившими нравственные законы общества, здесь шутить не намерены. С первого удара таким инструментом наказываемая девушка испытывала сильнейшую боль! Даже минимальное наказание – 10 ударов – перенести стойко было трудно. А после строгой порки этим ремнём воспитанница реально не могла сидеть несколько дней, особенно, если воспитательница не применяла обезболивание. Неудивительно, что, услышав про 30 ремней за незначительное нарушение, да ещё совершённое новенькой, девчонки пришли в изумление. Однако дежурный воспитатель Инна Владимировна осталась невозмутимой. Очевидно, она была в курсе событий. Спасибо, хоть пороть не стали на ночь – перенесли на следующий день. Но «на колени» Соня отправилась вчера сразу, прямо в пресловутой желтой ночной рубашке. Для пущего стыда. Переодеться в форму Елена Сергеевна ей не позволила.
Forum: А сегодня Соня прозевала сигнал «вставать». Это звонок, который звучит утром в течение 30 секунд. За это время воспитанницы должны проснуться и выстроиться у своих кроватей, а дежурный воспитатель уже наготове – высматривает опоздавших. Соня не спала почти всю прошлую ночь – после первого опыта долгого неподвижного стояния на коленях с непривычки болело всё тело. К ней даже подходили ночные воспитатели узнать, всё ли в порядке (на их мониторах чётко улавливается, кто не спит, даже если не шевелиться). Забылась сном девушка только под утро, и совсем не услышала звонка. Проснулась оттого, что её сильно трясли за плечо. Дежурная воспитательница – теперь уже другая – возмущалась: - Ты что, звонка не слышишь? Остатки сна улетучились мгновенно. Соня соскочила на пол, извинилась, попутно поймала расстроенный взгляд Юли, которая ничем не могла ей помочь. Будить подруг было строго запрещено «Правилами». Там подчёркивалось, что «своевременный подъём является личной ответственностью каждой воспитанницы». Наказание в таких случаях следовало незамедлительно – не сходя с кровати провинившаяся получала порку (обычно 15 ремней). Так же поступили и с Соней. По приказу дежурного воспитателя Марии Александровны ей пришлось лечь обратно на кровать и вытерпеть унизительное и жутко болезненное наказание. Правда держала себя Соня безупречно – не только не кричала, но даже не шелохнулась. К тому же дело было утром, перед учёбой, поэтому воспитательница применила обезболивающий спрей. Всё могло бы быть не так плохо, если бы не одно обстоятельство: наказания, наложенные дежурным воспитателем, считались предварительными. Дежурные воспитатели сопровождали группу все время, и в конце рабочего дня сдавали ответственному воспитателю подробный устный отчёт о прошедшем дне и поведении каждой девушки, а также о том, какие наказания уже были произведены. По своему усмотрению ответственная воспитательница могла внести свои коррективы. Зная об этом, Соня не сомневалась, что так легко не отделается. Действительность превзошла даже Сонины пессимистические ожидания. Вечером на отчете Елена Сергеевна объявила Сонин проступок «вопиющей безответственностью» и приговорила её к строгой порке на «станке» и ещё четырем часам стояния на коленях. Про «станок» Соня читала в «Правилах» ещё в изоляторе, и знала, что все девчонки панически боятся этого наказания. Опять же со слов Юли – применялось оно в группе редко. Однако Соне пришлось испытать его на себе сегодня сразу после отчета. Универсальный специально разработанный станок позволял проводить любые телесные наказания, зафиксировав провинившуюся в любом удобном для экзекутора положении. Благодаря наличию электропривода панели легко, одним нажатием на соответствующую кнопку, могли перемещаться и в горизонтальной и в вертикальной плоскости, как это было нужно воспитателям, проводящим наказание. Дневные воспитатели, проводя порку, чаще всего укладывали девушек на кушетку. Но такой станок обязательно имелся в каждой группе и использовался в особых случаях. А вот насколько каждый случай являлся особым – решали ответственные воспитатели групп единолично. Проступок Сони по общепринятым меркам был совершенно не из разряда серьёзных. Однако Елена Сергеевна рассудила по-другому… Приговорив новенькую к «станку», она лично накрепко зафиксировала её на этом приспособлении в унизительной позе: руки и верхняя часть туловища – почти вертикально вниз, ягодицы приподняты наверх, ноги разведены и под углом к полу, но ступни при этом пола не касаются. Затем встала у головы наказываемой и жёстко выпорола её резиновым ремнём по ягодицам и бёдрам, кладя удары продольно. И так всю порку! Провинившаяся получила в итоге больше 50 ударов. При воспоминании об этом у Сони на глазах выступили слезы обиды и злости. Она не смогла во время этого наказания вести себя так достойно, как хотела. Это просто оказалось выше её сил! Такого девушка не ожидала! «Продольных» ударов, да ещё и таких жестоких, до этого ей не доставалось. Это совсем другой уровень боли! Соня не кричала, но периодически стонала, а когда ремень попадал по внутренним поверхностям бёдер, от сильнейшей боли вертелась на станке, насколько позволяли фиксирующие ремни. А позволяли они не очень-то много. Елена Сергеевна крепко затянула провинившуюся ремнями ещё и поперёк талии, и под коленками. А вообще на этом солидном приспособлении можно вертеться и дрыгаться сколько угодно! Массивное основание не позволяет ему даже покачнуться! Когда Елена Сергеевна, наконец, освободила наказанную, на губах её играла усмешка. Взгляд воспитателя, казалось, говорил: «Ну что, теперь прочувствовала?» И Соня знала, что это означает. Время до полуночи тянулось медленно. Соня терпела, стиснув зубы и ни на секунду не ослабляя над собой контроль. Она твёрдо решила бороться. Ирина Викторовна сидела за столом прямо напротив девушек и буквально не сводила с них глаз. Конечно, воспитательница вполне могла бы этого не делать. Компьютер зафиксирует каждое, даже самое малейшее нарушение! Дежурной останется только просмотреть изображение и решить, как поступить с провинившейся. Собственно, и решать-то ей особо не придётся! 10 ударов тростью! Однако, несмотря на это, Ирина Викторовна внимательно оглядывала наказанных. Она прекрасно понимала, что визуальный контроль усиливает психологическое давление на воспитанниц. Трость лежала на столе на самом видном месте. Соне показалось, что за ней воспитатель наблюдает особенно пристально. Девушка вспомнила, что ей сегодня об Ирине Викторовне рассказывала Юля, которая находилась в «Центре» уже больше года и располагала ценными сведениями о характере и привычках многих воспитателей. - Ты смотри, Соня! – торопливо говорила Юля, когда воспитанницы убирали учебники после занятий. – Сегодня из «ночных» опять Ирина дежурит. Она любит, когда пресмыкаются: просят прощения, плачут, кричат. Ей это как бальзам на душу – может и снисхождение проявить – что-нибудь не заметит, выпорет не так больно, ну, ты понимаешь.… А вот гордых, таких как ты, она не переносит! Может специально спровоцировать. Так что будь осторожнее. Тогда Соня, конечно, подумала, что подстраиваться под воспитателя и менять свои убеждения она не будет. Но сейчас, ощущая на себе пристальный взгляд Ирины Викторовны, девушка поняла, что до дрожи в коленях боится повторения наказания. К сожалению, сегодня был явно не её день. Неожиданно стоявшая рядом Ира звонко чихнула. В тишине звук показался оглушительным. Соня вздрогнула и непроизвольно повернула голову. Сердце тут же заныло. Было очевидно, что новой порции боли и унижения не избежать. Ирина Викторовна явно была довольна развитием событий. Она неторопливо подошла к испуганным девушкам, выдержала некоторую паузу и обратилась к Ире: - Будь здорова! - Спасибо, - голос воспитанницы дрогнул. - Простите, пожалуйста, я не смогла сдержаться. - Ничего. У меня нет претензий. Такое может случиться. А вот тебя, Левченко, не должно касаться то, что происходит с твоими соседями. Надо владеть собой и не вертеть головой, когда стоишь «смирно». Вставай! Придётся поучить тебя ещё разочек. «Поучение» тростью состоялось. В этот раз всё оказалось гораздо хуже. Ирина Викторовна применила более строгую методику порки. Больно было ужасно! «Наверное, Юлька права, хочет развести меня на вопли», - промелькнула у Сони мысль уже после первого удара. Сдержаться и не закричать сейчас оказалось ещё труднее. Соне помог её сильный характер. Она ни за что не хотела проиграть в этой невидимой со стороны схватке с воспитателем! К тому же девушка была очень возмущена поступком Ирины Викторовны. «Ну почему она это делает? Ведь не было же реальных причин применять «строгую»! Зачем ей мои слёзы?» – со злостью и обидой думала Соня, задыхаясь от нестерпимой боли. Но до самого конца порки не проронила ни звука! Вскоре Соня вновь оказалась на своём месте наедине с изматывающей болью. Когда немного отпустило, и появилась возможность дышать полной грудью, вдруг проскочила мысль: «Я осуждаю Ирину Викторовну? А сама как поступала совсем недавно? Да нисколько не лучше!» Однако несчастная была слишком измучена и постаралась не думать об этом дальше. В этот вечер её ожидало ещё одно потрясение. Без двадцати двенадцать в помещение неожиданно вошла Елена Сергеевна, ответственный воспитатель Сониной двести четвёртой группы. Она быстро и внимательно оглядела всех девушек, остановила взгляд на Соне и усмехнулась. Встретившись взглядом с воспитателем, Соня покраснела до корней волос. Елена Сергеевна подошла к Ирине Викторовне, села рядом с ней за стол, и они негромко о чём-то заговорили. Беседуя, обе не сводили с воспитанниц глаз. Елена Сергеевна смотрела в основном на Соню, в её взгляде откровенно читалась насмешка. Соня никак не ожидала сегодня ещё раз увидеть Елену Сергеевну. Осознав, в каком неприглядном виде она находится: голая, на коленях, пунцовая от стыда, девушка совсем отчаялась, из глаз непроизвольно брызнули слёзы. «Идиотка! Прекрати немедленно! – мысленно крикнула она самой себе. - Весь вечер держалась, а теперь чего разревелась?» Ирина Викторовна посмотрела на Соню, и на её лице промелькнуло удивление. Она сказала что-то Елене Сергеевне, та ответила, и обе сдержанно рассмеялись. «Что же ей здесь надо? – Соня изо всех сил пыталась справиться со слезами. - Неужели специально пришла меня унизить? Ах да, она сегодня дежурит по всему нашему второму отделению. Точно, на ней же костюм ответственной дежурной! Наверное, пришла с инспекцией. Господи, как я опозорилась!» Не так давно, когда всё у Сони ещё было хорошо, она прочитала в романе своей любимой писательницы замечательную фразу: «Даже если жизнь повернулась к тебе спиной, не надо отчаиваться, с любыми обстоятельствами можно бороться». Соня выучила эту фразу наизусть, и она очень пригодилась ей, когда начались все неприятности. Но сейчас воспитанница стала терять надежду. «Как можно бороться с такими обстоятельствами? – с отчаянием думала она, всё ещё глотая слёзы. – Я потеряла всё: привычную мне жизнь, друзей, власть; рухнули все мои мечты и ожидания, я оказалась в этом ужасном месте! И как будто этого мало! Теперь я в полной зависимости от человека, с которым мы уже несколько лет – самые заклятые враги! Она здесь – Елена Сергеевна – всеми уважаемый перспективный молодой педагог. А я – бесправная воспитанница, попавшая именно в её группу! Мы с ней ровесницы! Почему же ей так повезло, а у меня всё так фатально плохо? Ну, как тут не отчаиваться, как бороться, как вообще жить?» Эти мысли не способствовали успокоению. Слёзы продолжали стекать по лицу, как совсем недавно у Иры. «Вот она сидит – красивая, успешная, уверенная в себе, в этой ослепительной форме! И улыбается! Наслаждается моим унижением, моими страданиями! Конечно! Она победитель! А мне остаётся только уповать на её милость, которой я вряд ли дождусь!» Соня глубоко вздохнула (это в положении «смирно» разрешалось) и на несколько секунд задержала дыхание, одновременно посылая в свой мозг отчаянные приказы: «Успокойся! Прекрати реветь! Не показывай ей свою слабость!». Немного помогло. Слёзы постепенно высыхали. «Да, я виновата и заслужила наказание. Но не такое! Оказаться в её полной власти – это уж слишком! Но сдаваться всё равно нельзя!» Уже немного придя в себя, девушка осторожно, только глазами посмотрела на воспитательниц, которые продолжали увлечённо беседовать. Разговор явно доставлял им удовольствие, с лиц обеих не сходила улыбка. Ирина Викторовна слегка раскраснелась, карие глаза смеялись. Её тёмные волосы были собраны в высокую причёску и закреплены мягким зажимом, волнистая чёлка прикрывала почти весь лоб. А ведь совсем недавно ночная дежурная смотрела на Соню так строго и холодно! И выражение лица было совсем другим… Елена Сергеевна сидела рядом и явно была полна энергии, хотя день ответственного дежурного по отделению воспитателя просто не мог быть не напряжённым. Серые глаза блестели, на щеках играл румянец, тёмно-каштановые волосы, тщательно уложенные феном, свободно спадали на плечи. Под лампами дневного света, одна из которых находилась прямо за столом, блестящая ткань форменного пиджака красиво переливалась бардово-золотистым цветом. Дежурные ответственные воспитатели в дополнение к пиджаку носили не брюки, а прямую юбку чуть ниже коленей. Белая блузка с отложным воротником удачно подчёркивала свежесть и привлекательность молодой воспитательницы. Соня постепенно совсем успокоилась. В глазах появилось упрямое и решительное выражение, впрочем, со стороны едва уловимое. Дерзкие взгляды в «Центре» тоже карались, и девушка об этом знала. Тем временем ломота в спине и коленях стала уже совсем невыносимой, да и тупая мучительная боль в иссечённых тростью ягодицах никак не отпускала. Несмотря на это, Соня стояла, не шелохнувшись. «Не хватает только получить ещё одну порку у неё на глазах!» Только мысль о такой возможности придала воспитаннице сил. За минуту до полуночи воспитательницы встали из-за стола. При взгляде на чехол, прикреплённый к поясу Елены Сергеевны, Соня непроизвольно вздрогнула. Слишком часто за прошедшие 12 дней она наблюдала, как воспитатель отточенным движением доставала оттуда за рукоятку резиновый ремень, после чего Соне приходилось очень несладко! Ирина Викторовна подошла ближе к воспитанницам. - Всем встать! На сегодня хватит. Идите в душевую. Девушки стояли на коленях в специально отведённом для этого зале, к которому примыкала просторная душевая со стеклянной стеной. Воспитательница могла наблюдать за находящимися в душе, не вставая с места. Отправляясь отбывать свой срок на коленях, воспитанницы брали с собой ночную одежду. Приняв по окончании наказания душ и переодевшись, они возвращались в свои спальни и сразу ложились в кровати. Общий отбой был в пол одиннадцатого, все остальные девушки уже спали, поэтому двигаться надо было тихо. А если получалось шумно – виновную ожидала порка. За этим следили ночные воспитатели. Соня с Ирой встали в душевой рядом. - Прости, я тебя подвела, - Ира выглядела очень расстроенной. - Не переживай, ты ни при чём. Я рада, что тебе не досталось. - Сама удивляюсь. Но, Соня, Ирина теперь на тебя зуб будет иметь. У неё все кричат во время порки, ты сама слышала. Ты одна такая стойкая оказалась. Она тебе этого не простит, я её знаю! Старайся сюда не попадать в её смены. «Ох! Мало мне Елены Сергеевны», - Соня уже поняла, что приобрела себе сегодня ещё одного врага из числа воспитателей. - Завтра тоже она дежурит! – тихо продолжала Ира. - Они по шесть дней работают – с понедельника по субботу. Завтра суббота, один вечер постарайся пережить. А в понедельник придёт Марина Олеговна. Она тоже строгая, но любит как раз выносливых. Когда сильно кричат, она после порки ругается: «Тебе не стыдно? Чего орёшь? Десять ударов вытерпеть не можешь? Больше надо себя уважать!» - Ну и так далее. Ты с ней найдёшь общий язык. У Сони немного отлегло от сердца. - Ну, слава Богу, - выдохнула она. - Это тебе «слава Богу» - возразила Ира. – А нам она может штрафные удары назначить за «недостойное поведение во время наказания» - как она говорит. «Правильно и делает!» - мелькнуло у Сони. Всё-таки совсем недавно она была лидером . . . И тоже не любила «недостойное поведение». Но вслух спросила: - А разве это законно? - Сразу видно, что ты новенькая! Здесь всё законно. Воспитатель всегда прав. Девушки вышли в небольшой предбанник. У Сони тоскливо заныло сердце: за специальным медицинским столиком расположилась Елена Сергеевна. Она внимательно осматривала воспитанниц, выходящих из душа, и накладывала им на раны специальную обезболивающую и заживляющую мазь «Антиротанг». Без этой процедуры наказанным тростью девушкам вряд ли бы удалось уснуть. Сегодня обработка была необходима всем. Девушка, с которой сейчас работала воспитательница, морщилась от боли и тихонько постанывала. - Ну, ничего, теперь-то уж вполне можно потерпеть, - доброжелательно заметила Елена Сергеевна. Соня пристроилась в очереди последней. Сердце колотилось. «Интересно, а что она скажет мне, если и я захнычу?» Конечно, она не захныкала. Тем более что было не так уж и больно, только очень стыдно. Заканчивая обработку, Елена Сергеевна строго спросила воспитанницу: - Почему ты позволила себе нарваться на порку, да ещё не один раз? - Так получилось, простите, - Соня слегка покраснела. Воспитатель резко развернула девушку лицом к себе. Глаза её гневно сверкнули. «Сейчас врежет!» – Соня внутренне сжалась в ожидании удара. Пощёчины тоже были в ходу в «Центре». Но Елена Сергеевна, пристально глядя воспитаннице прямо в глаза, холодно и раздельно произнесла: - Получилось? Да ты должна была костьми лечь, но стоять не шелохнувшись! - Я старалась, но… - ошеломлённая Соня пыталась оправдаться. Она никак не ожидала такой отповеди. - Плохо ты старалась! – перебила Елена Сергеевна. Голос её гневно звенел. – Ты себя с остальными не сравнивай. Они сюда за другие поступки попали, многие вообще о дисциплине понятия не имеют, вот им всё это трудно! А ты – лидер, сама сколько лет от других требовала! У тебя характер, сила воли, организованность, выносливость – всё есть. И ты позволяешь себе засыпать во время наказания и вертеть головой, когда надо стоять «смирно»? И ещё уверяешь меня, что ты старалась? Да где твоя гордость? Да, на коленях стоять неприятно, но всегда можно наказание перенести достойно. А вместо этого я обнаруживаю тебя голой и с исхлёстанной задницей! Позор! Дверь приоткрылась, и в душевую заглянула Ирина Викторовна. - Елена Сергеевна, все уже в спальнях, - доложила она. - Хорошо. Левченко я сама отведу. Возьмите её карточку. Воспитатель сделала отметку в Сониной дневной учётной карточке, отдала её Ирине Викторовне. Ночью все данные будут занесены в единый компьютер. Соне было приказано выйти из душевой. Вместе с Еленой Сергеевной она пошла по коридору по направлению к спальне 204-ой группы. Чувствовала девушка себя неважно. Тело ныло, несмотря на душ и обезболивающую мазь, которая помогала не мгновенно. К тому же идти в одной короткой ночной рубашке рядом с представительно одетой воспитательницей так стыдно! - Я была о тебе лучшего мнения, - уже спокойнее продолжала Елена Сергеевна. – Когда ты поступила в мою группу, я думала, что при всём желании не смогу тебя наказывать – ты могла бы просто не дать мне такой возможности. А что получилось? Ты допускаешь нарушения каждый день! Не спорю, тебе трудно пережить такую перемену в своей жизни. Но ты сама виновата, и всё это заслужила. Помнишь, я не так давно тебе говорила, что когда-нибудь ты за всё поплатишься? Так и получилось. Жаль только, что такой ценой. И сейчас тебе никто не поможет, кроме тебя самой. Перестань себя жалеть! Если тебе не прощают промахов, так не допускай их. Тебе это по силам! Девушки остановились около двери спальни. Соня осмелилась поднять глаза: - Спасибо. Я постараюсь. Елена Сергеевна, а можно задать вам вопрос? - Задавай. - Скажите, пожалуйста, как сейчас Марина? – от волнения голос Сони дрогнул. - Марина? А тебя что, это волнует? – Елена Сергеевна недоверчиво смотрела на воспитанницу. - Очень! Я места себе не нахожу! Выражение лица Елены Сергеевны изменилось. На нём появились озабоченность и тревога. - Марина ещё в кардиологии, - тихо сказала она. – Уже больше двух недель она в больнице. Для жизни опасности нет, но как будет дальше со здоровьем, ещё неизвестно. - Твоими стараниями! – повысила голос воспитатель. Некоторое время она молчала, справляясь с волнением, но это удалось плохо. - Ну как ты могла? – эмоционально воскликнула Елена Сергеевна. - Тебе вообще место не здесь, а в уголовной тюрьме! Соня была уничтожена. - Мне очень жаль. Я виновата. Даже не представляю теперь, как я могла такое допустить… - У тебя не было никаких причин так поступать! Никаких серьёзных причин! – перебила воспитатель. – Я много об этом думаю, и всё-таки не могу понять! Ни оправдания, ни прощения тебе быть не может! «Не было причин? Ты знаешь, что была причина! Да, это меня не оправдывает, но причина была!» Соня стояла перед воспитателем по стойке «смирно», опустив голову. - Елена Сергеевна! – голос прозвучал умоляюще. – Вы не разрешите мне…ну…передать или послать Марине письмо? - Никаких писем! – воспитатель гневно тряхнула головой. - Да и что ты можешь ей написать? - Я хочу сказать, что раскаиваюсь и буду на коленях просить у неё прощения до конца жизни! – Соня страшно разволновалась. - Я буду у неё послезавтра. Передам на словах. И сделаю это не для тебя, а для неё. Думаю, ей это будет приятно. Елена Сергеевна холодно посмотрела на Соню. - Возможно, ты и правда раскаялась. И Марина, без сомнения, тебя простит. Но знай, что от меня ты прощения не дождешься! Пока ты в моей группе – о легкой жизни не мечтай. За каждую мелочь будешь расплачиваться по полной программе. Поняла? Соня смогла только кивнуть. «Какая тут милость? Она предпримет всё возможное, чтобы сделать мою жизнь невыносимой!» - Да, и вот ещё. – Елена Сергеевна нахмурилась. - Чтобы завтра ты услышала сигнал «вставать», сейчас надо на это настроиться. Когда ляжешь, проведи минуту аутотренинга. Знаешь, как это делается, или тебе объяснить? - Знаю, - Соня была удивлена внезапной заботой. – Скажите, а почему вы пытаетесь мне помочь? Елена Сергеевна усмехнулась: - Не понимаешь? Софья, включи мозги. Я твой воспитатель. Это моя прямая обязанность, невзирая на наши отношения. Моя работа – не столько махать ремнем, сколько вести с вами индивидуальную воспитательную работу. Имей в виду, у меня образцовая группа! Я не позволяю воспитанницам увязать в нарушениях. Я доступно объяснила, чего от тебя ожидаю? - Да, вполне. - Озвучь, я послушаю. - Слушаюсь. Вы хотите, чтобы я практически не допускала нарушений, а если уж попала под наказание, то чтобы не допускала его усугубления, – четко отрапортовала Соня. Елена Сергеевна иронически улыбнулась: - Да, с бывшими лидерами в чём-то работать легче! Именно этого я от тебя и жду, и ты сможешь это сделать, если пожелаешь. А теперь иди спать. Воспитательница приложила к датчику большой палец. Прозрачные толстые двери бесшумно разъехались. Соня быстро прошла в спальню и через пять секунд была уже в своей кровати. Наконец-то этот день для неё закончился!
Forum: Глава 2. Лена Отправив Соню в кровать, Лена обошла посты ночных воспитателей, сама тщательно проверила по мониторам, все ли в порядке в спальнях, и вернулась в свой кабинет. Сегодня она была ответственной дежурной по всему второму отделению “Центра перевоспитания”. На ее ответственности находилось 108 воспитанниц – студенток второго курса колледжа, ей же подчинялись все сотрудники отделения. Ответственные дежурные воспитатели в течение всего дня контролировали правильность режима дня, присутствовали в классах, спальнях, столовой, наблюдали за наказаниями. Они первые узнавали обо всех нестандартных ситуациях в отделении, к ним стекались вечерние отчеты от всех групп. Сегодня Лена могла собой гордиться – день в отделении прошел без единого сбоя. Пришлось, правда, разрулить несколько сложных ситуаций, но она справилась без труда: решения принимала быстро, коллегами руководила тактично, но твёрдо. Молодой воспитательнице нравились дни дежурства. Выпадали они довольно часто – каждые десять дней. А один раз в полтора месяца каждый ответственный воспитатель дежурил ещё и по всему “Центру”, в котором всего было 4 отделения и проживало 460 воспитанниц. Это было ещё круче! Приходилось отвечать за прием новых девушек, за выпуск отбывших срок; принимать и размещать сопровождающих, родственников, организовывать свидания, а ещё – инспектировать изолятор и карцеры. Такое дежурство предстояло Лене через три дня, и сердце её уже сейчас замирало в предвкушении этого праздника. Она вообще была влюблена в свою работу, гордилась ею. Девушка ежедневно засыпала с мыслью, что ей невероятно повезло в жизни. Кадры для “Системы перевоспитания молодежи” растили в основном с юного возраста. Это была престижная и высокооплачиваемая работа. Специальные сотрудники “Системы” по всей стране выискивали способных молодых людей – лидеров, которые проходили тщательный отбор, включающий независимое личностное тестирование. Перспективных лидеров было много, но пройти этот тест удавалось далеко не всем. Отобранные молодые люди и девушки направлялись на углубленное обучение всем тонкостям будущей работы, включая мощную психологическую подготовку и совершенствование техники телесных наказаний. Одновременно они проходили первую практику в учреждениях “Системы”. На этом этапе отсеивалась часть кандидатов. Если у стажера все складывалось успешно, его ожидало самое трудное испытание. Будущие воспитатели с соответствующей легендой направлялись в учреждения “Системы” других регионов в качестве воспитанников на срок не меньше трёх месяцев. Естественно, добровольно. Это было следующим этапом обучения. Стажёры должны были буквально “на своей шкуре” прочувствовать быт, обстановку, режим исправительного учреждения, испытать на себе телесные наказания, лучше понять психологию воспитанников, узнать все их возможные уловки и хитрости. О том, что некоторые воспитанники “ненастоящие”, знали только директора “Центров”, а они свято хранили тайну. Соответственно, никаких поблажек стажеры не имели. Воспитатели, конечно, знали о существующей практике (многие сами через это проходили). Теоретически, любой воспитанник из числа бывших лидеров мог оказаться таким “засланным”. Но лидеры и сами по себе иногда попадали в “Центры” за разные прегрешения, поэтому точно знать ничего было нельзя. Сами стажеры должны были молчать. Правда сообщалась воспитателю через 3 месяца. Тогда составлялся подробный отчет, оценивалось поведение стажёра и все проявленные им качества. Все это рассматривалось специальной комиссией, и, при положительном решении, с сотрудником подписывали контракт. При отрицательном – что на этом этапе бывало крайне редко – стажеру выплачивали хорошую денежную компенсацию за моральный ущерб. Молодой сотрудник начинал работу в “Центре”, соответствующем уровню его образования, будь то школа, колледж или ВУЗ. Здесь же, одновременно с работой он продолжал свое обучение. Лену отобрали для работы в “Системе” в 16 лет, она только перешла в десятый класс. Девушка прыгала от счастья, получив с курьером официальное письмо с предложением подписать учебный договор и прибыть в “Школу подготовки стажеров”. Её “Школа” располагалась на базе “Центра нравственного перевоспитания учениц старших классов”, где содержались девочки от 14 до17 лет. Получая знания, стажеры тут же применяли их на практике. Сначала они выходили на одноразовые дежурства, замещая постоянных сотрудников во время их выходных и болезней. Поведение и проявленное мастерство стажеров на первых дежурствах было определяющим. Умение подать себя, не растеряться, способность сразу взять группу в железные тиски дисциплины, действовать решительно – все это оценивалось. По возрасту девушки ненамного отличались от своих воспитанниц, но их это чаще всего не смущало. Все будущие воспитатели в своих учебных организациях были лидерами и привыкли руководить сверстницами, отвечать за них и иметь над ними власть. Но в “Центрах перевоспитания” находились более сложные подростки, с отклонениями в поведении. Все они нарушили нравственные законы общества, несмотря на то, что прекрасно знали – скрыть это не получится, и наказание неизбежно. В стране каждый гражданин, начиная с десятилетнего возраста, ежемесячно проходил проверку на усовершенствованном детекторе лжи на предмет нарушения основных нравственных законов. Условия существования воспитанников в “Центрах” тоже резко отличались от жизни обычных молодых людей. От воспитателей «Системы перевоспитания» требовались особые качества! А самое главное – в процессе обучения и практики выявлялись стажеры, по-настоящему преданные профессии воспитателя, искренне полюбившие её и получающие удовольствие от работы. Только такие по-настоящему успешно могли работать в «Системе». Лене месяц назад исполнилось 19 лет. За два года работы в “Системе” она сделала неплохую карьеру. Во время своей первой практики в 17 лет девушка работала в группе 14-летних девочек-восьмиклассниц. С первого же дежурства Лена поняла, что это её работа. Ответственным воспитателем группы была Инесса Анатольевна – энергичная женщина в возрасте около 30 лет – опытный специалист. Она твёрдой рукой управляла девочками, проявляя в то же время мудрость, чуткость и материнскую заботу о них. Такая тактика была по душе Лене, и они быстро нашли общий язык. Лена изначально пришла в группу замещать заболевшего дежурного воспитателя. В конце недели Инесса Анатольевна попросила администрацию, чтобы девушку оставили у неё постоянно (у второго дежурного воспитателя как раз начинался двухмесячный отпуск). Лена успевала все: работать, учиться в выпускном классе и в “Школе стажеров”. За два месяца они вывели группу на первое место по всем показателям. Заслуги Лены в этом были немаленькими. У способной практикантки досрочно приняли теоретический экзамен по курсу “Введение в специальность” и предложили перейти к следующему этапу. Нужно было ехать в аналогичный “Центр” в качестве воспитанницы. Страшно было ужасно! Вечером накануне отъезда Лена плакала в объятьях Инессы Анатольевны. Другие коллеги тоже поддерживали её как могли. В новом “Центре”, как только у Лены забрали всю собственную одежду и заставили голой идти в изолятор, да ещё рядом шагала грозная воспитатель, готовая за малейший промах отхлестать ремнем, девушка поняла: всё это правильно. Никогда не понять полностью, что чувствует воспитанница, пока не испытаешь это на себе. Ответственный воспитатель группы, в которую попала Лена, её ошеломила. Евгения Владимировна, стройная эффектная блондинка лет двадцати шести, была очень умна, проницательна, много внимания уделяла индивидуальной работе с каждой воспитанницей. Но стиль её воспитания сильно отличался от методов Инессы Анатольевны. С девушками-школьницами в “Центрах” обращались так же строго, как и со студентками колледжа. Единственная поблажка – не применялись для наказания ротанговые трости. Но кроме порки, в ходу было много других унизительных наказаний, которые в этом возрасте (16-17лет) воспринимались особенно болезненно. Назначались наказания исключительно по усмотрению ответственных воспитателей, и они не должны были отчитываться, почему решили применить за какой-то проступок именно такую кару. Главное условие – безопасность для здоровья. А в остальном воспитатели, как квалифицированные специалисты, могли выбирать для всей группы или отдельных девушек любую воспитательную методику. Инесса Анатольевна и Лена старались избегать унижающих наказаний. Лена твердо была уверена, что в большинстве случаев достаточно порки – наказание само по себе очень строгое и эффективное. Но в группе Евгении Владимировны на девочек градом сыпались пощечины, они неделями по вечерам простаивали на коленях, что лишало их личного времени. Евгения Владимировна любила полностью раздеть воспитанницу и в таком виде отправить ее на лекцию или в столовую, где собиралось всё отделение. Пороть она тоже предпочитала перед всей группой, предварительно заставив девочку у всех на глазах раздеться. Лене в первые дни пришлось трудно. Отношение к бывшим лидерам у воспитателя было однозначным: с них надо драть три шкуры. Объяснение простое: лидерам стыдно попадать в “Центры”. А если попали – им легче приспособиться. Поэтому или не “нарушайте”, или пощады не ждите. Лена быстро поняла, что в “Центре” практически невозможно с самого начала не допускать нарушений. Слишком все ошеломляюще! Даже ей, досконально знающей правила ещё до поступления, не удавалось избегать мелких промахов. Наказывали её строго даже за мелочи, но зато девушка поняла многое, что пригодилось ей в будущей работе. Например, раньше она не осознавала, насколько большая для воспитанницы разница – проводит воспитатель наказание в своем кабинете, или публично – на глазах у всей группы. В первом случае просто страшно и больно, а во втором - добавляется такая смесь унижения, стыда и отчаяния, что делает наказание гораздо более жестоким. Два раза Лене пришлось голой стоять на специальном постаменте посреди столовой и на глазах у всех буквально давиться своим штрафным ужином – стаканом воды и куском хлеба. Свои ощущения она помнит до сих пор, и сама использует это наказание в своей группе только в особых случаях. Лена адаптировалась полностью примерно за три недели. После этого её наказывали только вместе с группой, например, если воспитателю покажется, что слишком шумно (и в подобных случаях). Поэтому, хотя Лена сегодня и отругала Соню, она сделала это больше в воспитательных целях. Трудно было не признать, что Соня держится хорошо. Попадается только на мелочах, наказания терпит достойно. Лучше никто не сможет! А ведь Соне гораздо труднее – для неё это все не на три месяца, а на долгих четыре года. И после окончания срока её не ожидает, как стажёров, престижная работа и уважение. Скорее, наоборот. Но чтобы адаптация у воспитанницы не затянулась надолго, встряска была ей необходима. Во время своего трёхмесячного заключения Лена закончила выпускной класс школы и сдала почти все экзамены. Было даже преимущество – от учёбы ничего не отвлекало, и ей удалось усиленно позаниматься французским языком, подтянуть его почти до совершенного уровня. Ещё в “Школе подготовки стажёров” Лена узнала, что ответственные воспитатели не только ведут группу, а ещё обязательно преподают у воспитанниц один из предметов образовательного цикла. Инесса Анатольевна посоветовала ей заранее выбрать какой-либо предмет, углубленно его изучить и сдать экзамен на право преподавания. Без этого она могла бы работать только дежурным или ночным воспитателем. Лена практически идеально знала французский язык и решила остановиться на нем. Она отыскала в библиотеке программу обучения по курсу: “Преподавание французского языка в гуманитарно-языковом колледже”. Выяснилось, что официально обучаться этому курсу она сможет, только когда сама поступит в колледж. Однако самостоятельно работать с программой можно было и сейчас. Лена с воодушевлением взялась за дело и посвящала этому все свободное время. Один раз Евгения Владимировна во время вечерних занятий неожиданно подошла к Лене и взяла у неё из рук учебник. Прочитав название, она улыбнулась и демонстративно подняла глаза к потолку. Затем вернула девушке книгу и отошла. Лена поняла, что, скорее всего, раскрыта, но виду не подала. По правилам, и она, и воспитатель должны были молчать. Евгения Владимировна и по другим признакам могла догадаться, что Лена не простая воспитанница. Кроме того, что она быстро адаптировалась и вела себя идеально, Лена очень быстро стала признанным лидером в группе, хотя официально старостой не была. Она часто беседовала с девочками, обсуждая с ними те или иные их проблемы, советовала, как лучше поступить, что сказать, и как себя вести, чтобы избежать наказания или смягчить его. Практически Лена выступала в роли группового психолога и оказывала действительно неоценимую помощь своим одноклассницам, а попутно и для себя делала очень важные выводы. Дежурные воспитатели часто просили Лену поговорить с той или иной девочкой: – Елена, попробуй ты ей объяснить, а то у меня уже слов нет. А Евгения Владимировна иногда, выслушав от воспитанницы толковое, аргументированное объяснение её поступка, с усмешкой спрашивала: – Это тебя Гаричева уже натаскала? Но все-таки жизнь воспитанницы в “Центре” была суровой и безрадостной. Лена считала дни до освобождения. Она поступила сюда 28-го февраля и очень рассчитывала, что её выпустят 29 мая – ровно через три месяца. Хотя в договоре фигурировал срок от трех до четырех месяцев, чаще стажеров освобождали именно через три месяца, причем день в день. Но день 29-го мая прошел как обычно. Лена была разочарована. Поразмыслив, она решила, что, скорее всего, её оставят в “Центре” до окончания экзаменов. Время было напряженное. Воспитанницы сдавали экзамены за курс средней школы, от их результатов зависело очень многое. Только если все экзамены сданы хорошо (не менее 85 баллов) – выпускники допускались к тесту для поступления в колледж. Тест был сложным, двухступенчатым. Задачей первой ступени было определить потенциальные способности выпускника и возможность для него усвоить более сложные программы дальнейшего обучения. Вариантов прохождения первой ступени теста было три: Первый: допущен ко второй ступени. Второй: сомнительный. Третий: не допущен. При сомнительном результате выпускнику рекомендовали поступать не в колледж, а в профессиональную школу, либо воспользоваться своим правом один год потратить на углубленную подготовку и на будущий год сдавать тест снова. Программа подготовки предлагалась. При результате “не допущен” выпускник мог идти только в профессиональную школу. Допущенные на вторую ступень проходили тестирование, направленное на профориентацию, и уже по его результатам рекомендовался тип колледжа, в котором лучше учиться дальше. Большая часть молодежи стремилась попасть в колледж, а затем в ВУЗ (примерно по такой же схеме). В стране очень ценились образованные люди. Хотя общий уровень жизни был высоким, люди со средним специальным и высшим образованием имели возможность жить на порядок лучше. Поэтому сейчас девушки очень старались. Ведь сдашь экзамены не так успешно – даже не допустят к тесту! Воспитанницам оставалось сдать два экзамена: французский язык и обществознание. Нервы у всех были на пределе, девочки занимались целыми днями. Воспитатели сменили тактику – меньше придирались и наказывали, старались помочь и поддержать. Четвертого июня Лена была дежурной по группе и после обеда занималась уборкой. Остальные девушки с дежурным воспитателем занимались в саду – зубрили французский. Экзамены Лена сдавала отлично, за предстоящий тест тоже не волновалась. Перед приёмом на обучение профессии воспитателя она проходила более сложный тест. “Система” не стала бы вкладывать силы и деньги в обучение стажера, если бы не было уверенности, что он сможет поступить в колледж. Сейчас Лена была очень озабочена уборкой. Дежурная по группе у Евгении Владимировны всегда была первым кандидатом на порку – даже когда все блестело, воспитательница находила, к чему придраться. Внезапно в группу вошла ответственный дежурный воспитатель отделения: – Гаричева, приведи себя в порядок. Тебя вызывает директор. Сердце Лены забилось сильнее. «Ну, наконец-то», - подумала она. А вслух сказала: – Слушаюсь. Девушка быстро умылась, поправила одежду и вместе с воспитателем прошла в кабинет директора “Центра”. Там уже ждала Евгения Владимировна. Директор Оксана Романовна – высокая и строгая эффектная женщина лет сорока – ободряюще улыбнулась Лене: – Входи. Евгения Владимировна сидела за столом для совещаний, глаза её смеялись. Пригласив всех сесть, Оксана Романовна зачитала приказ: – Воспитанницу 308-й группы Гаричеву Елену, которая является учащейся “Школы подготовки стажеров”, исключить из состава воспитанниц 4-го июня в 15 часов. Евгения Владимировна улыбнулась: – Правильно! Забирайте её у меня. Нечего даром казённый хлеб есть. Она вскочила с места, подошла к Лене, обняла её и с чувством произнесла: – Молодец! – Значит так, Елена, - продолжила директор. - Ты остаёшься в “Центре” досдавать экзамены и проходить тест колледжа. Одновременно ждешь решения комиссии о подписании с тобой контракта. Из группы, конечно, уходишь. Будешь жить в гостевом отсеке. Поздравляю! Быстро иди собирай вещи, сдавай в кладовую и заселяйся на новую жилплощадь. Твои одноклассницы ещё в саду. По легенде ты заболела и попала в изолятор. Ну, а дальше всё равно у всех пути разойдутся. Лена прожила в шикарной гостевой квартире ещё 10 дней. Конечно, успешно сдала экзамены и тест. Из кадрового отдела “Системы” пришло сообщение, что с ней готовы подписать контракт. За эти 10 дней они сблизились с Евгенией Владимировной, много общались, разговаривали. В жизни бывшая Ленина воспитательница оказалась прикольной – веселая, с юмором. Она жадно расспрашивала Лену об её впечатлениях, а о своей системе воспитания отозвалась: – Мне ближе такая методика. И ведь моя группа в числе лучших! Из девяти оставшихся в группе девочек четверо поступили в колледж, а остальные пойдут в профессиональную школу. К сожалению, ни у кого из них срок заключения ещё не закончился, поэтому все будут вскоре переведены в соответствующие “Центры нравственного перевоспитания». – Не волнуйся, ты с ними не встретишься, - успокоила Лену Евгения Владимировна. - В ближайшее время тебя распределят на работу, после этого всех наших воспитанниц, поступивших в гуманитарный колледж (со всего курса), отправят в другие “Центры”, а не в твой. “Система” работает чётко. В середине июня Лена прибыла в кадровую службу и подписала контракт. С 1-ого августа ей предстояло приступить к работе дежурным воспитателем в “Центре перевоспитания студенток гуманитарно-языкового колледжа”, ближайшего к месту её проживания. А пока ей выдали «подъемные» (увидев сумму, Лена внутренне ахнула) и предоставили отпуск. В установленное время девушка приступила к работе – воспитателем в изоляторе. Через два месяца её назначили дежурным воспитателем в одну из групп на первом курсе. Все сотрудники, которые обучались одновременно с работой, должны были вести группы на том же курсе, на котором учились. Но им необходимо было усиленно заниматься, чтобы идти с опережением программы: одной из обязанностей воспитателя являлось оказывать активную помощь воспитанницам в занятиях. С первых дней Лена обратила на себя внимание. Она работала ярко, инициативно, с воодушевлением. Одновременно заочно проходила курс по преподаванию французского. И вот в конце учебного года её назначили ответственным воспитателем 104 группы. Это был невероятный успех! Чаще всего ответственные воспитатели должны были окончить колледж, самое малое – отработать дежурным воспитателем не менее двух лет, но для Лены сделали исключение. На этой работе она раскрылась ещё больше. Средненькая группа за полгода превратилась в образцовую. Использовала Лена всё ту же свою “щадящую” методику воспитания, и твердо стояла на своем, несмотря на то, что коллеги вначале иронизировали и пытались её переубедить. Вообще-то “щадящей” в буквальном смысле Ленину линию воспитания назвать было трудно. Она не спускала воспитанницам ни одной, даже самой маленькой провинности и всегда применяла порку. Теоретически, за некоторые незначительные проступки можно было бы наказать по-другому: назначить лишнее дежурство по уборке, лишить просмотра фильма, поставить на колени, и.т.д. Но девушки 104-ой группы знали, что их накажут ремнем в любом случае, а остальные наказания если и будут, то только вдобавок к порке. Поначалу некоторые воспитанницы пытались упросить Лену: - Ну, пожалуйста, Елена Сергеевна, можно я лучше все полы вымою или на коленях буду стоять, только не ремень! Но начинающая воспитательница была неумолима и быстро положила таким просьбам конец. Всем, кто осмеливался просить о другом наказании, она дополнительно назначала 20 ремней и тут же проводила эту порку при всей группе. Причем это не освобождало девушку от основного наказания. Очень скоро таких желающих практически не стало. Зато Лена всегда поступала справедливо, не наказывала своих подопечных за сомнительную вину, не любила подвергать наказанию всю группу за проступок одной из воспитанниц. Она всегда выслушивала девушек и давала им возможность оправдаться. Пощечин Лена не давала никогда, другие унизительные наказания применяла не за рядовые проступки, а за более серьезные. У каждого воспитателя могли быть свои представления о том, какие прегрешения считать серьезными. Так, Лена терпеть не могла, когда воспитанницы обманывали (даже в мелочах), позволяли себе неряшливость. За это она могла наказать более строго. У воспитателей “Центра” была отличная зарплата. Им предоставлялась шикарная квартира в жилом отсеке; питание и все текущие расходы оплачивались “Системой”. Нагрузки, понятно, были большие, в том числе и психологические. У Лены был выходной почти каждое воскресенье, но с понедельника по субботу она работала с утра до позднего вечера. Зато каждые 1,5-2 месяца ей предоставлялся оплачиваемый отпуск на 7-10 дней, причём было рекомендовано уезжать за границу, чтобы полностью сменить обстановку. Сейчас было начало декабря, а 2 недели назад Лена вернулась из Египта. Один раз в год сотрудники получали отпуск не менее 2-х месяцев (ответственные воспитатели - летом, когда не было учебы). В общем, Лена действительно могла считать, что пока в жизни у нее все складывается отлично. Сегодня, как ответственный дежурный воспитатель по отделению, Лена должна была ночевать не в своей квартире, а на отделении – в специально предназначенном для этого кабинете. Девушка сделала себе чашку чая с мятой и с удовольствием расположилась в уютном кресле. В час ночи ей предстояло сдать традиционный отчет ответственному дежурному воспитателю всего “Центра”, а затем, если не будет ЧП, она поспит до пяти часов утра. Длинный, насыщенный день для неё тоже почти закончился.
Forum: Глава 3. Терпеть и не сдаваться. Этой ночью Соня спала лучше. Правда, боль от ударов давала о себе знать: как только во сне девушка оказывалась на спине, то просыпалась от боли, но, повернувшись на бок, тут же засыпала вновь. Видимо, сказались сильная усталость и нервное перенапряжение. Она проснулась за полчаса до сигнала «вставать». В спальне было темно, на стене напротив кроватей висели часы с подсветкой, они показывали шесть тридцать. «Ещё рано», - Соня уже собралась вновь закрыть глаза, но внезапно мелькнула мысль: « А что сделает со мной Елена, если я опять не услышу сигнала? Воображение услужливо нарисовало в сознании несколько вариантов, после чего спать резко расхотелось. Дежурная воспитательница была уже в своём кабинете, там горел свет (она заступила на дежурство в шесть утра). Соня знала, что с разрешения воспитателя девушки могут встать до подъёма, тихо пройти в учебную комнату и повторить уроки. Но сегодня группа должна была весь день работать в овощехранилище, поэтому повторять было нечего. Да и вылезать из тёплой постели не хотелось. Соня, морщась от боли, повернулась на другой бок и осмотрела спальню. Все остальные воспитанницы ещё спали. Каждая группа в отделении располагалась в собственном блоке. Основой блока было просторное помещение спальни. В ряд, перпендикулярно окнам, стояли 10 кроватей, рядом с каждой – узкий высокий шкаф для одежды и личных вещей воспитанниц. Напротив кроватей, ближе к дверям, находились стол дежурного воспитателя, кушетка для наказаний, и два «станка» для строгой порки. Эти приспособления, наводящие ужас на воспитанниц, до поры до времени были прикрыты чехлами. Немного дальше, почти в центре комнаты стоял овальный большой стол с мягким диванчиком вокруг. Это место использовалось для бесед воспитателей с группой, для вечерних отчётов, здесь же девушки проводили своё свободное время. Тут можно было читать, играть в настольные игры, смотреть телевизор. Напротив этого уголка отдыха на стене были прикреплены видеодвойка и музыкальный центр. Под ними располагался стеллаж с дисками, прессой и настольными играми. К спальне примыкала санитарная зона. Внутри большого помещения перегородки были только между унитазами. Всё остальное – душевые рожки, умывальники – располагались в общем пространстве, это облегчало сотрудникам наблюдение за воспитанницами. У каждой девушки имелась своя раковина для умывания с небольшим зеркалом и полочкой для гигиенических средств. Из декоративной косметики разрешался только тональный крем, но средства для умывания, шампуни и косметические кремы подбирались индивидуально. И вообще всё было солидно: туалетная бумага отличного качества; в специальных шкафчиках всегда находились в достатке влажные салфетки, прокладки, ватные шарики и другие необходимые мелочи. От воспитанниц строго требовали, чтобы они всегда были аккуратными и ухоженными. Со стороны входной двери к спальне примыкали кабинет воспитателей, и затем учебная комната. Из кабинета существовало два выхода – в спальню и в класс. Соответствующие стены были сделаны по-особому: изнутри они были прозрачные, а снаружи – матовые. Воспитатели, находясь в кабинете, видели всё, что происходит в спальне и классе. Впрочем, чаще они находились вместе с воспитанницами. Санитарная зона контролировалась с мониторов, которые располагались в кабинете, спальне (на рабочем столе воспитателя) и в классе. Соня отметила про себя, что всё продумано как нельзя лучше. У девушек имелись необходимые условия для учёбы и отдыха, в то же время они всегда находились под неусыпным наблюдением сотрудников «Центра». Без пяти семь дежурный воспитатель Инна Владимировна вышла из кабинета в спальню, подошла к своему столу, положила стопку учётных карточек, предназначенных на сегодня, включила монитор. Она была тоже очень молода. Соня подумала, что вряд ли воспитательнице исполнился 21 год. Инна Владимировна была одета в форму дежурного воспитателя: жакет и прямую юбку нежного бирюзового цвета. Под жакетом дежурные сотрудники носили блузку такой же цветовой гаммы, но несколько более светлого оттенка. К широкому кожаному поясу Инны Владимировны справа был прикреплён чехол, где всегда находился резиновый ремень – основной инструмент воспитания в «Центре», а слева – небольшая матерчатая сумочка для самых необходимых в повседневной работе предметов. В их числе обязательно присутствовали небольшие баллончики со спреями для обработки ран. Воспитатели имели право наказывать провинившихся в любое время и в любом месте, поэтому и ремень, и спреи должны были находиться всегда под рукой. Мобильный телефон воспитательницы располагался в нагрудном кармане блузки. Инна Владимировна тряхнула головой, пышные блестящие волосы рассыпались по плечам. «Красивая девчонка!» – подумала Соня. Девушка чувствовала расположение к Инне Владимировне. Она дежурила в тот вечер, когда Соню привели в группу из изолятора. Воспитательница много времени уделила Соне, инструктируя её, и делала это вполне доброжелательно. Соне даже показалось, что Инна Владимировна ей сочувствует. А ведь Елена Сергеевна наверняка ей всё рассказала! Резко зазвенел звонок. Соня ждала его и быстро встала у своей кровати, с тревогой оглянувшись на других девушек. Но волновалась она напрасно – девчонки соскакивали с кроватей одна за другой и выстроились, пока звонок ещё звучал. Когда наступила тишина, Инна Владимировна подошла к воспитанницам: - Доброе утро! Начинайте приводить себя в порядок. Немедленно пять девушек отправились в санузел, а оставшиеся пятеро, в том числе и Соня, начали заправлять постели. - Левченко, справишься? – Инна Владимировна уже стояла у Сониной кровати. - Да, конечно. Соня внимательно, следуя всем правилам, складывала одеяло, рядом тем же занималась Юля. - Сонька, ты как? – тихо спросила она. - Ничего, терпимо. Соня и в самом деле чувствовала себя прилично, наверное, потому, что более-менее выспалась. Ночью боль в пострадавших вчера ягодицах девушку не особо беспокоила. Мазь «Антиротанг» была, в основном, обезболивающей, действовала неплохо, но, к сожалению, кратковременно. Сейчас Соня опять ощутила, как ноют рубцы на теле, особенно при движении, а, наклонившись, чтобы как следует расправить покрывало, чуть не вскрикнула от боли. «Сесть мне сегодня опять не удастся! «Станок», да ещё потом трость – такое бесследно не проходит», - с досадой подумала девушка. Внезапно Юля упала на свою кровать и тут же завопила на всю спальню: - Ты что, совсем сдурела? Она вскочила и повернулась к другой своей соседке – Зое Арбелиной. Зоя испуганно оправдывалась: - Юль, я же пошутила! Совсем легонько тебя толкнула! - Я чуть руку не вывихнула! Думай, что делаешь! Да я тебе сейчас… - всё так же громко кричала Юля. - Юлька! – громким шёпотом позвала подругу Соня. Юля обернулась к ней и, видимо, опомнилась. Она тут же с тревогой обернулась в сторону стола воспитателя. Однако Инна Владимировна уже стояла около девушек и холодно смотрела на них. - Соколова! – гневно начала она. – Как ты можешь так кричать в группе, да ещё употреблять запрещённые выражения и угрожать своей однокласснице?! Юля уже пришла в себя окончательно. - Инна Владимировна, пожалуйста, простите! Я не сдержалась! Сама не знаю, как так получилось! – взволнованно ответила она. - А ты, Арбелина, что себе позволяешь? – воспитательница повернулась к Зое. - Простите, я просто хотела пошутить! – Зоя испугалась всерьёз. Она сильно побледнела, губы её дрожали. - Обеим порка! Прямо сейчас! – вынесла приговор Инна Владимировна. – Ты, Арбелина, создала напряжённую ситуацию в группе! «А Юльке сейчас скажет: «Не проявила выдержки!» - подумала Соня, вспомнив известный фильм «Щит и меч». Но воспитатель продолжала: - А твоё поведение, Юля, просто возмутительно! Разбираться будем вечером. - Инна Владимировна! – с отчаянием воскликнула Зоя. – Я же только пошутила! Пожалуйста, не надо! « Вот детский сад! – промелькнула у Сони мысль. – Зачем же она ещё больше подставляется?» - Арбелина, тебе плюс двадцать ремней за попытку оспорить наказание. Будет занесено в твою карточку, - отчеканила Инна Владимировна, пристально глядя Зое в глаза. До Зои, видимо, дошло. Опустив глаза, уже полные слёз, она произнесла: - Слушаюсь. Тут Инна Владимировна посмотрела на Соню: - Левченко, а ты что тут стоишь столбом? Тебе давно нужно умываться. Всё происходящее к тебе не относится. Иди делай своё дело. Скоро построение на завтрак. - Простите. Слушаюсь, - Соня торопливо прошла в санитарный блок. Все девушки, кроме Юли и Зои, были там. - Соня, почему вы задерживаетесь? Где остальные девчонки? –староста группы Наташа Леонова уже умылась, и сейчас заканчивала укладывать в причёску свои густые длинные тёмные волосы. Смотрела она на Соню сердито и требовательно. Вздохнув, Соня коротко рассказала о произошедшем. Наташа нахмурилась: - Опять Арбелина! Вечно из-за неё проблемы! – с досадой махнула она рукой. Вскоре в умывальную вошла заплаканная Зоя. - Что же ты Юльку подставила? – Галя Клименко, лучшая подруга Юли, говорила вроде бы спокойно, но голос её звенел. Зоя недовольно взглянула на Галю, видимо, хотела ответить резко, но сдержалась, сказала обычным голосом: - Да она сама виновата. Чего заорала, как резаная? В «Центре» категорически запрещалось разговаривать на повышенных тонах и уж, тем более, кричать. Скоро почти все воспитанницы закончили свой туалет и вышли в спальню. Соня тщательно выполняла все процедуры, которые тоже были регламентированы «Правилами». Закончив умываться, она расчесала деревянной расчёской перед зеркалом свои светлые пышные волосы длиной до плеч и собрала их в «хвост». «Хорошо, что здесь стричься не заставляют!» Девушка считала, что стрижки ей не идут. Она ещё раз не без удовольствия посмотрела в зеркало. Немного бледновата, но это ей даже идёт. Огромные выразительные серо-голубые глаза без малейших признаков какой-либо синевы или кругов под ними. Чистая кожа, правильные черты лица. Пышная чёлка красиво спадает на лоб. «Голубоглазая блондинка, блин», - иронически усмехнулась про себя Соня. В помещение вошла Юля, тоже с заплаканными глазами. Видно было, что ей больно, но девушка старалась держаться. Следом за ней появилась Инна Владимировна. - Не вздумайте устраивать тут дискуссию, - строго предупредила она воспитанниц. В умывальной, кроме Сони и Юли, ещё оставались Галя и Зоя. - Постарайтесь собраться и не допускать больше нарушений. Впереди долгий день. Инна Владимировна постояла некоторое время, наблюдая за воспитанницами, потом вышла. Юля умывалась рядом с Соней и Галей. - Представляете, вкатила мне 20 ремней, и это с утра! Больно ужасно, - тихо пожаловалась она подругам. – И как я могла так сорваться? Вечером ещё Елена Сергеевна добавит. Соня видела, что Юля сильно расстроена, буквально близка к панике. В ней заговорил лидер. - Юля! – твёрдо и резковато начала она. – Перестань об этом думать. Всё это очень неприятно, но забей! Живём дальше. Сейчас главное – не наделать новых ошибок. И давайте закругляться, а то нам попадёт за болтовню. Юля с Галей переглянулись. - Сонька, ты заговорила, как воспитатель, - протянула Галя. - Ой, Галя, не издевайся. Всё, девчонки, жду вас в спальне. В спальне Инна Владимировна приказала Соне: - Надевай термобельё и рабочий костюм. Девушка подчинилась. В овощехранилище, где они должны были сегодня работать, всегда было прохладно. На тонкое термобельё – лосины и джемпер – надевали чёрный комбинезон на молнии. Так воспитанницы должны были идти завтракать. А уже перед выходом надевали верхнюю рабочую одежду – специальный утеплённый костюм. В 7.30. вся группа выстроилась шеренгой посреди комнаты. Инна Владимировна внимательно оглядела девушек – всё было в порядке. - Построились парами, - приказала она. Воспитанницы по двое вышли из спальни и направились по коридору в столовую. Соня оказалась в первой паре вместе с Галей. Шли молча – разговаривать в строю было строго запрещено. Инна Владимировна шагала слева от группы примерно в середине строя. Когда вошли в столовую, Инна Владимировна сказала Соне: - Тебе придётся есть у стойки. Сидеть ты вряд ли сможешь. Соне было не привыкать. Она все эти 12 дней почти не могла сидеть, а после вчерашнего об этом можно было и не мечтать. В столовой рядами стояли столы – у каждой группы свой. Отдельно у входа располагались особые столы: для девушек с избыточным весом и штрафной – для тех воспитанниц, которым в наказание назначена специальная диета. Вдоль стен на всём их протяжении тянулась стойка. Из Сониной группы Наташа Пономарёва отправилась за стол для полных, а Зоя – к штрафному столу. Остальные подошли к столу своей группы. На нём уже стояли тарелки с омлетом и зеленью, большая кастрюля с молочной рисовой кашей; вкусно пахли свежеиспечённые булочки с корицей. Хлеб и булка были трёх видов, стояли маслёнки; чай в пакетиках и растворимый кофе предлагались на выбор; желающие могли добавлять молоко. Воспитанницы расселись, а Соня начала накладывать себе кашу, чтобы унести на стойку. - Инна Владимировна, можно я тоже? – Юля смущённо посмотрела на воспитательницу. Та кивнула. Девушки взяли свою еду и отошли к стойке. - Ты чтобы меня поддержать? – поинтересовалась Соня. - Да нет, правда, больно. Лучше постою. За едой негромко переговариваться разрешалось. У Сони почему-то проснулся зверский аппетит. Юля, наоборот, ела вяло. - Соня, на работе с тебя сегодня норму спрашивать ещё не будут, - напомнила она. – Следи внимательно за качеством, за брак могут здорово наказать. - Прямо там? – поёжилась Соня. - Это как воспитатель решит. Вообще-то чаще наказывают в комнате, где у нас перерывы проходят. Но бригадирша с нами не церемонится. Может выгнать с рабочего места и заявить что-нибудь типа: - Иди скажи, чтобы тебя там воспитали! И тогда «дежурные» вполне способны выпороть прямо в ангаре. Прикинь, там грузчики-мужчины постоянно шастают, ящики таскают. Удовольствие ещё то! Соня была шокирована. - А ещё нельзя ни с кем из сотрудников разговаривать, кроме бригадира, - продолжала Юля. – Если к тебе обращаются – вежливо отвечай, что разговаривать не можешь. Ой, какая булочка вкусная! – переключилась она. - Хочешь и мою? Я не буду. - Да ты что? Попробуй! - Юль, я не буду. Ешь, а то просто тут останется. - Спасибо. Завтрак заканчивался. Без особого удовольствия прихлёбывая маленькими глоточками пустой чай без сахара, Соня с интересом оглядывала столовую. Хотя в большом зале присутствовало около сотни воспитанниц, поверить в это было трудно: настолько было тихо. Девушки ели, почти не поднимая глаз от тарелок, а переговаривались редко и практически шёпотом. Громкого звяканья посудой тоже не наблюдалось. Дежурные воспитатели сидели за столами своих групп. Сами они не завтракали вместе с воспитанницами, но тщательно наблюдали за порядком. Почти бесшумно по столовой сновали дежурные воспитанницы в белых передниках, которые следили, чтобы на столах всего хватало. Внимание Сони привлекла ещё незнакомая ей воспитательница в форме ответственной дежурной по отделению. Стройная энергичная молодая женщина в таком же бардовом костюме, в каком вчера была Елена Сергеевна, с серыми внимательными глазами и роскошными вьющимися каштановыми волосами расхаживала по столовой, уверенно распоряжаясь. Казалось, что одновременно она умудряется делать сразу несколько дел: беседовать с поварами у окошка раздачи, приказывать что-то дежурным воспитанницам и одновременно контролировать, всё ли в порядке за столами. С особым вниманием воспитательница наблюдала, как завтракают «худеющие» воспитанницы и те, у которых штрафная диета. Перехватив взгляд Сони, Юля наклонилась к подруге и тихо пояснила: - Это Светлана Петровна. Она «ответственная» в 205-ой, а у нас преподаёт физику. Он ничего…по сравнению с другими. А то, знаешь, есть такие садистки! Юля метнула быстрый настороженный взгляд на Инну Владимировну. - Это ты про Инну? – удивилась Соня. Она находилась в группе ещё только три неполных дня, но у неё не сложилось впечатления, что Инну Владимировну можно назвать садисткой. - Нет, - Юля улыбнулась. – С Инной нам ещё повезло! Она не вредная и не жестокая. От дежурных воспитателей, конечно, очень много зависит. Если «дежурная» - злыдня, то воспитанницам несладко приходится! Но вот…если «ответственная» - садистка, то всё! Пиши пропало! Жизни девчонкам совсем не будет! А на Инну я посмотрела потому, что она… - Юля скорчила гримасу, - слишком проницательная. Да и все они такие! По глазам могут определить, если что-то запрещённое ляпнешь. А ведь ничего плохого про воспитателей мы говорить не имеем права! Узнают – мало не покажется! Соня слегка покраснела. «Ведь точно! Это есть в «Правилах»! Что там говорить плохое, даже думать негативно о воспитателях нельзя в этом замечательном заведении! А тут – «злыдня и садистка»! На карцер потянет!» - Тогда чего ты языком болтаешь? – резким шёпотом выговорила она подруге. – В карцер захотела? Утренних неприятностей тебе мало? Юля чуть не поперхнулась чаем и не нашлась, что ответить. Только взглянула на Соню как-то удивлённо-беззащитно. - Прости, - уже мягче продолжала Соня. – Я не хочу, чтобы у тебя возникли проблемы. Да ещё такие! Юля молча кивнула. - Я так поняла, что здесь даже ни одной мелочи не спускают, и скрыть что-нибудь очень трудно, правда? Юля опять кивнула. - Так зачем нарываться? Мы же не мазохистки! – улыбнулась Соня. - Можно подумать, это ты мой шеф, а не я твой, - проворчала Юля. – Ладно, ты, конечно, права. Сонь… Видно было, что девушка хочет что-то спросить, но не решается. - Знаешь, а ведь Елена Сергеевна как раз совсем не… - она запнулась. – Ну, не такая, как я говорила про некоторых «ответственных». Так почему она с тобой так? Ты знаешь? Слёзы подступили к горлу моментально. Соня глубоко вздохнула. - Знаю. Заслужила, - прошептала она. – Потом расскажу, ладно? - Только, если захочешь! – торопливо ответила Юля. Соня сделала ещё несколько глубоких вдохов, чтобы справиться с внезапным порывом эмоций и отогнать слёзы. - А за что Зоя на спецдиете? – она решила сменить тему, чтобы отвлечься. Юля допила, наконец, чай, и осторожно, без стука отставила чашку. - У неё с аккуратностью проблемы, вечно на проверках попадается. У Елены Сергеевны на этот счёт строго, она её и наказала на месяц. А на этой диете вкусного вообще ничего нет! Ни сахара, ни десертов никаких, из мучного только чёрный хлеб. Еду им готовят вроде бы калорийную, но такую скучную… На бутербродик ничего не положишь – всё запрещено! А из напитков – только вода. Жуть! Юля тряхнула головой. Наказание «штрафной диетой» являлось довольно чувствительным. В «Центре» воспитанницы жили в постоянном напряжении, и часто вкусная еда была утешением и способом снять стресс. На спецдиете существование девушек становилось совсем тоскливым.
Forum: После завтрака группа так же строем вернулась к спальне. Шкафы с верхней одеждой и обувью располагались в коридоре вдоль стены. Не заходя в спальню, все оделись и в сопровождении Инны Владимировны вновь двинулись по коридору, на этот раз к выходу с отделения. Там уже собрались ещё 3 группы, которые тоже должны были сегодня работать. Воспитатели предъявляли двум молодым спортивного вида женщинам-охранницам документы на выход воспитанниц с отделения. Сотрудницы охраны внимательно осмотрели и пересчитали девушек. Тишина при этом стояла гробовая – за любой шум можно было здорово поплатиться. Соня впервые присутствовала на этой процедуре, и ей стало не по себе. «Как преступников», - подумала она. Наконец, в сопровождении одной из сотрудниц охраны, вся рабочая бригада двинулась по лестнице на первый этаж, к выходу из «Центра». Там их встретили уже охранники-мужчины. Ещё раз просмотрели документы, опять всех пересчитали. Прямо у выхода ждали 3 автобуса. Ежедневно из всего «Центра» на работу выходило 100-150 человек, за территорию их вывозили уже в автобусах. Девушек второго отделения посадили в один автобус, с ними сели их воспитатели и один охранник. Автобусы поочерёдно миновали проходную, причём охранник проходной входил в каждый автобус и ещё раз всех пересчитывал. Ехать было недалеко. «Центр перевоспитания» базировался рядом с крупным сельскохозяйственным предприятием. Летом воспитанницы работали здесь на полях, а в зимнее время – в овощехранилище. В автобусе стоять было нельзя. Инна Владимировна сказала Соне: - Сиденья мягкие. Попробуй сесть. Если не получится, вставай на колени лицом к спинке сиденья. Соня не стала пробовать, знала, что бесполезно. Ехать на коленях было очень стыдно, несмотря на то, что она оказалась такая в автобусе не одна. Когда прибыли на овощебазу, охранники вышли вместе с девушками, убедились, что все прошли через проходную на территорию, и уехали в автобусах обратно. Теперь воспитанниц заберут в пять часов вечера. Пока шли по территории овощехранилища к рабочему месту, Инна Владимировна подозвала Соню к себе и внятно растолковывала ей правила поведения на работе. Соня шагала рядом, то и дело кивала или отвечала: «Да, понятно». Инна Владимировна нравилась ей всё больше. Во-первых, она профессионал, это было видно хотя бы уже по тому, как чётко воспитатель провела сегодняшнее утро. В то же время чувствовалось, что она в целом доброжелательно относится к воспитанницам, неравнодушна к их проблемам. «Вот со мной сколько возится, - думала Соня. – И с Юлькой и Зоей уже успела индивидуально с каждой поговорить, приободрить их, хотя и времени на это, казалось, не было». Соню сейчас Инна Владимировна тоже инструктировала не формально, какими-нибудь заученными фразами, а живо, эмоционально, вовлекая девушку в разговор и стремясь убедиться, что она всё поняла. Воспитательница, казалось, была поглощена разговором с Соней, но, тем не менее, зорко наблюдала и за остальными воспитанницами. Заметив её цепкий взгляд, брошенный на группу, Соня с уважением подумала: « Да, от такой ничего не скроешь». Словно в подтверждение её мыслей, Инна Владимировна вдруг приказала: - Группа, стой! Девушки замерли на месте. - Логинова, ты думала, что я ничего не увижу? – строго спросила воспитатель. Настя Логинова, худенькая невысокая девушка, видимо, действительно так думала, так как секунду назад попыталась заговорить со своей соседкой по паре. Сейчас она смутилась и покраснела: - Простите, пожалуйста. - Я тебе задала конкретный вопрос, - холодно произнесла Инна Владимировна. – Отвечай! Настя покраснела ещё больше. Ей было неловко, но выполнять приказ необходимо, альтернативы нет. - Да, простите. Я думала, что вы заняты и не заметите. - Значит, ты сознательно нарушила правила и пыталась обмануть воспитателя, - уточнила Инна Владимировна. «Указ семь-восемь шьёшь, начальник?» – всплыло в голове у Сони. Она понимала, что Настю загнали в ловушку. - Инна Владимировна! – отчаянно воскликнула Настя. - Отвечай! - Да, - пришлось признать девушке. Инна Владимировна выдержала паузу - Пока! – она выделила это слово, - в перерыве получишь порку. - Слушаюсь, - от стыда и расстройства на лице Насти появились красные пятна. Она прекрасно знала, что это именно «пока»! А вечером, когда о проступке узнает Елена Сергеевна – вот там будет настоящее разбирательство! И чем оно закончится – предугадать несложно. Группа двинулась дальше. - Соня, вопросы остались? – воспитатель пристально посмотрела на новенькую. - Нет, всё понятно. - Тогда - в строй. Воспитанницы вошли внутрь большого ангара. В просторном помещении располагались несколько длинных столов, на которых громоздились кучи моркови. Каждый стол был рассчитан в среднем на 25 работников. - Мы с 202-й группой работаем, – шепнула Соне Галя. Разговаривать теперь было можно. При входе в ангар воспитатель скомандовала: «Вольно». Инна Владимировна определила Соню на рабочее место рядом с Юлей. Морковь высыпалась на столы сверху через специальные люки. У ног каждой девушки стояло по три деревянных ящика. Воспитатель протянула Соне шаблон – пластмассовую пластинку с вырезанным посередине кружком. - Морковь, которая не проходит в кружок, идёт в первый ящик – стандарт. Что проходит – это нестандарт, кидаешь в средний. Морковку любого размера с малейшими признаками порчи – даже с маленьким пятнышком – определяй в третий ящик, всё это пойдёт сразу в консервный цех на переработку. Видишь, всё просто. Сегодня пользуйся почаще шаблоном, с непривычки определять на глаз трудно. За качество отвечаешь сразу. Ящики проверяем и я, и бригадир. Допустимая норма брака помнишь, какая? - Две морковки за смену, – ответила Соня. - Да. За третью получаешь порку. Дальше – ещё хуже, - предупредила Инна Владимировна. Она указала на широкую деревянную лавку между столами. – Злостных бракоделов и нарушителей дисциплины наказываем прямо здесь. Предупреждаю, будет очень стыдно. «Да уж можно себе представить, - про себя возмутилась Соня. – Прямо зверство!» Девушка, как и все, смазала руки защитным кремом, натянула нитяные перчатки и принялась за работу. Потянувшись за первой морковкой, она посмотрела вперёд и увидела прямо напротив себя Иру Елистратову. Ира приветливо ей улыбнулась и махнула рукой. - Привет, - Соня отметила, что Ира очень бледна сегодня. Вчера вечером она выглядела лучше. « Наверное, неприятности с утра», - предположила девушка. На часах было без пятнадцати девять. Официально рабочий день начинался в девять, но воспитанницы «Центра» приступали к работе сразу, как только приходили. Соня знала, что кроме них, здесь работали и обычные сотрудники. - Ты знаешь Ирину? – с интересом спросила Юля. - Мы вчера на коленях вместе стояли, познакомились. - У неё во вторник был конфликт с нашей бригадиршей. Ирка напортачила и ещё не хотела свою вину признавать, испугалась, наверное. Бригадирша жутко орала. В итоге Иру выпороли прямо здесь, да и в группе, наверное, потом добавили. Юля подвинулась ближе к Соне и прошептала ей прямо в ухо: - Вот в Иркиной группе как раз «ответственная» совершенно неумолимая! Да ты её уже знаешь! Елизавета Вадимовна! Немецкий у нас преподаёт! Соня вспомнила вчерашний урок немецкого. «Да, похоже, Юлька права! И по характеру эта Елизавета Вадимовна тайфун напоминает! Хотя…чем-то она мне понравилась. Кажется, у нас с ней много общего!» - Ты с нашей бригадиршей поосторожнее, - продолжала Юля. – С первого взгляда она такая вся пушистая: «…ласточки мои, хорошие девочки». А чуть что не по ней – под самое строгое наказание подведёт, ни за что не пожалеет! Бригадиршу Соня увидела уже через пять минут. Энергичная невысокая женщина лет пятидесяти в яркой оранжевой униформе стремительно влетела в ангар и почти сразу оказалась около стола. - А, мои ранние пташки уже работают! – воскликнула она. – Доброе утро! - Здравствуйте, - стройным хором ответили воспитанницы. Бригадир быстро и внимательно оглядела девушек. - Инна! У тебя уже десять? - Да, Татьяна Вячеславовна, - улыбнулась Инна Владимировна. – У нас новенькая. - Как зовут? – пристально глядя на Соню, требовательно спросила бригадир. - Софья Левченко. - Приходилось выполнять подобную работу? - С морковкой не приходилось, - Соня качнула головой. – Я работала на картошке и репе. Все учащиеся в стране обязательно участвовали в сельхозработах. - Ты лидер! – не спрашивая, а именно утверждая, заявила бригадир. - Да, - признала девушка. - Татьяна Вячеславовна, вы что, по глазам определяете? – Инна Владимировна улыбалась. - Да, такие вещи я сразу вижу, - махнула рукой та. И продолжала: - Ну, с тобой у нас не должно быть проблем. Девочка, видно, толковая. Лидеры работать умеют. Правда, Наталья? – она обернулась к Наташе Леоновой. Наташа серьёзно кивнула. - Ладно. Сейчас я всех расставлю по местам, и мы с тобой оформим документы, - Татьяна Вячеславовна ободряюще похлопала Соню по плечу. - А пока работай. Бригадир обошла стол, заглядывая в ящики, и остановилась около Иры Елистратовой. Тихо, но жёстко она спросила у Иры: - Ну что, сегодня тоже собираешься халтурить? Соня услышала только потому, что стояла прямо напротив. - Нет! Ни в коем случае, Татьяна Вячеславовна! - Смотри. Ты у меня теперь в «чёрном списке», - предупредила бригадир. - Если что, я лично попрошу Алиночку. И будешь опять здесь лежать голой задницей кверху! – она жестом указала на лавку. «Алиночка» - воспитатель 202-й группы Алина Геннадьевна – крикнула с другого конца стола: - Татьяна Вячеславовна, у вас там проблемы? - Нет, нет, Алина, пока всё в порядке. Просто профилактическая работа. - Татьяна Вячеславовна! – умоляюще воскликнула Ира. – Не сердитесь на меня, пожалуйста! Я буду стараться, честное слово! - Посмотрим, - немного смягчилась бригадир и ушла по своим делам. Соня стояла на своём месте и тупо кидала в ящики морковку за морковкой, исправно пользуясь шаблоном. Она решила, что рисковать не будет – лишние неприятности ей сегодня не нужны. Работа казалась несложной, но другие девушки выглядели озабоченными. Их руки быстро мелькали над столом. У них, в отличие от Сони, была ещё и норма. За невыполнение плана тоже наказывали. Около десяти часов Соню позвала Татьяна Вячеславовна. Вместе с ней и Инной Владимировной девушка отправилась в кабинет руководящего состава. Инна Владимировна достала Сонины документы: паспорт, налоговое свидетельство, трудовую книжку. Соня заполнила и подписала договор найма на работу. - Зарплата сдельная, - объяснила бригадир. – Расчётные листочки будешь получать каждый месяц. Соня кивнула. Естественно, зарплату воспитанницам на руки не выдавали, но эти деньги учитывались, как заработанные ими. В стране все подростки с 14-ти лет и молодые люди, пока учились, находились на полном государственном обеспечении. Им предоставлялось качественное обучение, всё необходимое для жизни и даже карманные деньги. Но те из них, которые побывали в «Центрах перевоспитания», должны были потом возместить часть затрат на их содержание, а именно, разницу в тратах общества на обычного подростка и на учащегося, живущего в «Центре». Поэтому средства, заработанные воспитанниками, были важны: они частично уменьшали сумму долга, обычно довольно внушительную. - Я отнесу всё в отдел кадров. После обеда будет готов приказ о твоём назначении, ознакомишься и подпишешь. Татьяна Вячеславовна подозрительно посмотрела на Соню: - А почему ты писала стоя? Сидеть не можешь? Покраснев, та кивнула. Бригадир нахмурилась: - А ну-ка покажи мне свою попу, быстро! Соня заметила, что на лице Инны Владимировны при этих словах появилось выражение озабоченности. Девушка быстро разделась, несмотря на то, что ей пришлось снимать верхнюю одежду и расстёгивать комбинезон. Осмотрев Соню, Татьяна Вячеславовна воскликнула: - Инна, я что, в ней ошиблась? Толковые девушки у вас в таком виде из изолятора не поступают. Воспитатель явно оказалась в затруднительном положении, но всё же ответила: - Нет, Татьяна Вячеславовна. С Левченко всё в порядке. Скажем так, Елена Сергеевна к ней очень требовательно относится. Лицо бригадира просветлело: - Ах, вот как! Ну, с Леночкой мы договоримся! Она повернулась к Соне: - Если будешь стараться работать, я за тебя походатайствую. Лена - девочка не вредная, я её упрошу. Инна Владимировна опять улыбалась. Видно было, что воспитатели с симпатией относятся к Татьяне Вячеславовне, и их не смущает её панибратство. Когда Соня с воспитательницей шли обратно к рабочему месту, Инна Владимировна испытующе взглянула на новенькую: - Я сомневаюсь, что у Татьяны Вячеславовны получится сейчас упросить Елену Сергеевну. Но ты всё равно не падай духом и не сдавайся. Соня в изумлении остановилась. - Инна Владимировна, вы всё знаете? - Да, я в курсе твоих проблем, - спокойно кивнула воспитательница. Соня тихо, но с отчаянием проговорила: - Тогда вы должны меня презирать! - Не говори глупостей! Никто тебя не презирает. Кстати, и Елена Сергеевна тоже. Соня смогла только отрицательно помотать головой. Слова застряли в горле. Помолчав, Инна Владимировна добавила: - Согласись, Елену понять можно. Соня кивнула, слезы подступали к глазам. - Но ты не теряй надежды. Я с Леной работаю уже полгода, успела её узнать. Думаю, со временем ситуация улучшится. Ты только старайся вести себя мудро: строго держись правил, будь скромной и неплохо бы как-нибудь показать, что ты действительно раскаиваешься. У Сони слёзы уже застилали глаза. - И не думай, что тебя все здесь осуждают, - продолжала Инна Владимировна. – Во-первых, насколько я знаю, Елена Сергеевна рассказала обо всём только мне, Марии Александровне и Ларисе Евгеньевне, воспитателю изолятора. Во-вторых, ничего позорного ты не сделала. Что, собственно, произошло? Я знаю, ты в своём колледже была лидером, тебе поручили под особый надзор нерадивую студентку. Ты, конечно, имела право телесных наказаний. Во время очередной порки твоей подопечной стало плохо с сердцем, и теперь она в больнице, причём доказано, что заболевание сердца началось у неё раньше, но ты об этом не знала. Правильно? - Да. Но она мне сказала во время наказания, что у неё болит сердце, и ей плохо. А я ей не поверила! - Вот в этом ты прокололась! Конечно, надо было сразу остановиться и выяснить, так ли это. Ведь ты в любом случае могла бы потом дополнительно наказать её в случае обмана. Елена сказала, что ты нанесла ей после жалобы 4 удара, но на расследовании выяснилось, что они существенно не повлияли на состояние девушки. - Да. Поэтому меня и отправили сюда, а не в уголовную тюрьму. Марина дала показания, что у неё уже несколько дней болело сердце, но она мне не говорила. Но Елена Сергеевна уверена, что я спровоцировала у Марины это заболевание, так как вообще с самого начала жёстко с ней обращалась! - Соня! Тебе просто не повезло, что Марина оказалась лучшей подругой Елены Сергеевны. И дважды не повезло, что ты попала в её группу. - Инна Владимировна! Понимаете, мы с Еленой Сергеевной давно знакомы и всегда не ладили. Буквально были врагами. Она постоянно критиковала мои методы работы и вообще…. Были и другие проблемы. Вспомнив о «других проблемах», Соня слегка покраснела. - И, когда Марину отдали ко мне под надзор, я знала, что они с Еленой подруги. Более того, Лена дважды специально приезжала ко мне поговорить и просила, чтобы я была с ней не очень сурова. Представляете? А я не пошла на это. И тогда считала, что это правильно, и радовалась, что смогу отомстить ей хотя бы так. Причём, всё было законно. Но, конечно, я могла бы быть помягче. И вот случилось так. Как назло! - Соня! Ты получила за свои четыре лишних удара четыре года пребывания в «Центре». Один год за каждый удар! Это достаточное наказание, по-моему, даже слишком. И Елена Сергеевна тоже это понимает. Конечно, сейчас она под впечатлением, всё ещё свежо, Марина в больнице. Поверь, со временем всё утрясётся. Ведь ты очень сильный человек. Смотри: на тебя свалилось обвинение, заключение в «Центр», огромное потрясение, когда ты увидела Елену. Ведь ты не знала, что она воспитатель «Центра»? - Нет! Она ещё в десятом классе ушла из школы. Всем было сказано, что перевелась в другую. - Ну да! Она прошла тест и уехала учиться в «Школу стажёров». А такие вещи обычно широко не разглашаются. А ты, несмотря на все эти внезапно обрушившиеся на тебя несчастья, держишься, и неплохо! Конечно, в другой группе у тебя было бы меньше проблем. Но так уж сложилось. Как раз была очередь нашей группы принимать новенькую. Но, я думаю, Лена в любом случае попросила бы тебя в свою группу, и, учитывая ситуацию, ей бы руководство не отказало. Кстати, не факт, что Елена будет вести эту группу до окончания колледжа. У нас часто случаются перетасовки. Она талантливый воспитатель, её могут рано или поздно перевести подтягивать группу послабее, или что-нибудь другое произойдёт. Так что не теряй надежды. А пока – терпи, но не сдавайся! Соня вытерла слёзы и серьёзно посмотрела на воспитателя: - Большое вам спасибо! Вы даже не представляете, что для меня сейчас сделали! - Как раз отлично представляю, - возразила Инна Владимировна. – Соня, каждый из нас, воспитателей, на самом деле может оказаться на твоём месте. Никто не застрахован. Ты думаешь, если что-нибудь подобное случится с воспитанницей, нам ничего не грозит? Запросто уволят с работы и отправят в подобный «Центр» уже как воспитанницу, а то и в тюрьму. Ты видишь сама, у нас работа напряжённая. Вполне можно допустить ошибку, и она будет очень дорого стоить. Поэтому не переживай, никто из сотрудников тебя серьёзно не осуждает. Кстати, Елена Сергеевна сразу нас попросила относиться к тебе, как и ко всем. Да, Соня, а что ты сказала девчонкам? - У меня ещё и времени-то не было серьёзно о чём-то поговорить с девочками. Но я бы не хотела всё это раскрывать. А Елена Сергеевна сказала, что это моё дело. - Ты пришла в «Центр» по статье: «Нарушение должностной инструкции». Можешь никому ничего не объяснять – у нас так принято. Скажешь, что не хочешь или стыдно об этом говорить. И всё! Впрочем, дело твоё. Всё, Софья, иди, работай. Девушка вернулась на своё место. После разговора с Инной Владимировной с неё как будто свалился тяжёлый груз. «Теперь я справлюсь, - думала Соня. – Конечно, и дальше будет трудно, но постараюсь вытерпеть». Моральная поддержка Инны Владимировны оказалась очень важна для неё. * Соня лежала на животе на высокой специальной кушетке в кабинете воспитателей и молча, стиснув зубы, терпела удары, которые сыпались на неё один за другим. Елена Сергеевна наказывала воспитанницу ремнём, причём делала это жёстко и беспощадно. Это была отложенная расплата за ту самую жёлтую ночную рубашку, неправильно одетую Соней в первый вечер её пребывания в группе. Елена Сергеевна применяла одну из самых строгих методик наказания. Больно было очень. Соня крепко вцепилась руками в металлическую перекладину, привинченную к изголовью кушетки. Лоб покрыла испарина, на глазах непроизвольно выступили слёзы. Девушке казалось, что наказание длится уже очень долго. Ей было назначено 30 ударов, но со счёта Соня сбилась почти сразу. Тем не менее, она старательно, заставляя себя усилием воли, выполняла приёмы, которые могли частично облегчить её страдания. После каждого удара она тут же расслабляла мышцы и делала глубокий вдох. Таким образом, следующий удар приходился не на напряжённое тело, и перенести боль было легче. Хотя об этих приёмах смягчения боли знали все, выполнять их в ходе наказания было очень трудно, а при такой строгой порке это вообще считалось “высшим пилотажем”. После первого же удара хотелось, наоборот, сжаться, занимать меньше места, и для расслабления требовалась сильная воля. Боль обычно поглощала так, что было трудно даже думать о чём-нибудь другом! Но Соня справлялась. Она знала о предстоящей порке и успела хорошо морально к ней подготовиться. Наконец, удары прекратились. Елена Сергеевна отошла от кушетки, положила ремень на край стола и уселась в кресло. Соня не была уверена, что это всё. Удары она не считала, а воспитатели иногда делали перерывы в наказании, руководствуясь состоянием воспитанницы. Тем более, Елена Сергеевна сразу не применила спрей. На обезболивание Соня не рассчитывала, но для таких случаев существовали специальные средства, содержащие только антисептик. «И ремень она не собирается обрабатывать. Ну, всё, мне кранты», - отчаялась девушка. Продолжения порки не хотелось ужасно. И так было слишком плохо. По окончании наказания воспитатели обычно протирали ремень специальными антисептическими одноразовыми салфетками. Но сейчас вместо этого Елена Сергеевна достала мобильный телефон и нажала на кнопки. – Инна Владимировна? Ну, как у вас там настроение, рабочее? Что? Жалуются? Все воспитанницы группы сейчас сидели в учебной комнате и выполняли письменное домашнее задание по французскому – художественный перевод текста. - Скажи им, что жаловаться нечего. Все мне должны сегодня представить черновик перевода. Без этого никого из класса не выпущу. Художественно могут завтра дооформить, а основной перевод – сейчас. Так всем и передай. Елена Сергеевна выслушала ответ, затем продолжала: - Нет, сейчас я с Левченко закончу, и возьмём этих двух красавиц для разговора – Соколову и Арбелину. Очень обстоятельно с ними поговорим. Всё, работайте. Елена Сергеевна отключилась и тут же набрала другой номер. - Светлана Петровна? - c иронией спросила она. - Это я. Можешь говорить? «Наверное, они подруги, по голосу чувствуется», - несмотря на ещё сильную боль, Соня невольно прислушивалась к разговору. - Света, я насчёт твоей Кати Вересовой. Уже наказала? Ну, я в твоей оперативности и не сомневалась. Я по другому поводу. Мне надо поработать с её произношением индивидуально. Можешь сегодня прислать её мне на полчасика? - Что значит “почаще ремня давать и само исправится”? - с напускной строгостью продолжала Елена Сергеевна. - Ты мне тут не самовольничай! На своей физике будешь командовать. Ты это зря! Не третируй девчонку. Она старается, но с таким произношением я ей больше троек ставить не могу. Так что жду её у себя в полдевятого. В девять отправлю обратно. Что? Хорошо, не отправлю, а приведу лично, и тогда мы это обсудим. Всё, пока. Елена Сергеевна убрала мобильный, встала, взяла со стола ремень и снова подошла к Соне. «Спокойно! Соберись!» - попыталась уговорить себя девушка, но страх уже сжал сердце. Однако Елена Сергеевна просто прикоснулась ремнём к ягодицам воспитуемой. Соня непроизвольно вздрогнула. - Так, Левченко! - назидательным тоном произнесла воспитатель. - Мне хотелось бы знать, сделала ли ты для себя какие-нибудь выводы в результате наказания? - Конечно, Елена Сергеевна. - Какие? Соня пару секунд помолчала, собираясь с мыслями, затем откашлялась. - Я буду внимательнее слушать указания. Елена Сергеевна резко убрала ремень: - Не убедила! Во-первых, долго думала. Во-вторых, говорила формально. Значит, не прочувствовала. «Издевается», - мелькнуло у Сони. Тяжёлый резиновый воспитательный инструмент опять поднялся в воздух. Несчастная вздрогнула от очередного удара, с большим трудом сдержав крик, и подумала с тревогой: «Долго не выдержу!» Мучительных ударов последовало пять. Воспитательница била неторопливо, но сильно, пересекая ремнём свежие припухшие рубцы на ягодицах провинившейся. От боли Соня кусала губы, но молчала. - Попробуй ещё разок, - выдав воспитаннице последний, пятый штрафной удар, Елена Сергеевна опустила ремень. На этот раз та была готова. Немедленно Соня проникновенным голосом заговорила: - Елена Сергеевна! Простите! Я постараюсь внимательнее слушать указания и точно их выполнять. Пожалуйста! На последнем слове голос наказанной немного дрогнул. - Хм! Ну, допустим, - воспитательница протянула Соне руку. - Вставай. Плохо соображая от боли, Соня приняла помощь и осторожно слезла с кушетки. В глазах потемнело, сама она стоять бы не смогла. Елена Сергеевна придерживала девушку за локоть. - А где твоё «Слушаюсь»? – воспитательница насмешливо улыбалась. - Простите. Я забыла. - Забыла? – в голосе Елены Сергеевны послышалось ехидство. - В таком случае завтра опять получишь 30 ремней и ещё 4 часа на коленях. - Слушаюсь, - на этот раз быстро произнесла Соня. Сейчас ей было почти всё равно, только бы поскорее выбраться из кабинета. Елена Сергеевна пристально посмотрела ей в глаза: - Вот так мы с тобой будем разговаривать! По-прежнему придерживая девушку за локоть, воспитатель отвела её в спальню, откинула одеяло с Сониной кровати и приказала лечь. После этого принесла из кабинета оставленную там Соней одежду, повесила на спинку кровати, обработала наказанной раны спреем. «Опять без обезболивания», - с досадой отметила Соня. - Лежишь не меньше пятнадцати минут, - распорядилась Елена Сергеевна, накрывая девушку одеялом. - Но максимум – полчаса. Потом приводишь себя в порядок и идёшь в класс. Понятно? - Да. Воспитатель ушла в учебную комнату. Соню знобило. Боль после ударов была ещё сильной и буквально изматывала девушку. Хотелось плакать от жалости к себе. В кабинете Соня держалась достойно, но сейчас, вспоминая минуты боли и унижения, которые ей пришлось пережить, просто задыхалась от бессильной ярости. «Со всех сторон она меня обложила, - мелькали мысли. – Конечно, все козыри у неё, вся власть! Она меня в покое не оставит». На самом деле Соня очень переживала из-за того, что случилось с Мариной. Она полностью признавала свою вину и сочувствовала девушке. Кроме того, теперь она ясно видела, что была тактически неправа с самого начала. Соня понимала, что Лене было нелегко приезжать к ней и просить об одолжении. Но она дважды сделала это ради Марины. И Соня могла бы не делать назло, а, наоборот, проявить благородство и этим сделать шаг к примирению. Этого требовали элементарные этические нормы, и это было бы дальновиднее во всех случаях. Однако Соня, так же, как и Инна Владимировна, считала, что четыре года заключения – это строгое наказание. Она и так с трудом смирилась с ним. Но с тем, что она оказалась в полной зависимости у Елены, Соня смириться не могла. Это казалось ей ужасным и несправедливым. Постепенно воспитанница согрелась и немного успокоилась. «Ладно. Выбора у меня всё равно нет. Единственное, что я могу, это вести себя достойно»
Forum: Остальные девушки всё ещё находились в учебной комнате. - Как там у Юльки всё сложится? – вспомнила Соня. Юля и Зоя с тревогой ожидали сегодняшнего вечернего отчёта. После обеда на работе Соне пришлось поддерживать Юлю – она волновалась и стала рассеянной. На отчёте, узнав об утреннем инциденте, Елена Сергеевна заявила провинившимся: - После ужина я выслушаю ваши объяснения. Если они меня не удовлетворят – обе получите порку на «станке». Соня видела, как после этих слов Юля резко побледнела. Наказание на «станке» Соня сама испытала вчера - за несвоевременный подъём с постели. Этой экзекуции все девчонки боялись панически! Мало того, что полностью раздетую воспитанницу наказывали при всей группе, предварительно как следует растянув на этом устройстве с помощью специальных приспособлений и крепко зафиксировав! Приговорённые знали, что порка будет однозначно очень строгой, но вот какой именно – это было известно только воспитателю. Воспитательница могла выпороть провинившуюся как угодно, в любой позе, и даже меняя положение воспитанницы во время экзекуции. Это было совсем не трудно: достаточно нажать на соответствующую кнопку пульта управления. Наказывая «на станке», воспитатели обычно применяли самые строгие методики, ударов провинившиеся получали гораздо больше, чем при обычной порке. Часто экзекуторы не ограничивались применением ремня. В ход могли пойти розги, трость, специальная резиновая скакалка. Если обычно девушек пороли только по ягодицам, то «на станке» им могло достаться и по бёдрам, и по спине. В дополнение ко всему, после наказания обессиленную воспитанницу оставляли на «станке» без обезболивания ещё на полчаса, в таком же растянутом положении, что само по себе было крайне мучительно! Эти 30 минут наказанной девушке зачастую вытерпеть было не легче, чем саму порку, но никакие мольбы о пощаде не учитывались. Наоборот, за «недостойное поведение» могли наказать дополнительно. Такое испытание было гораздо труднее перенести и психологически. Соня испытала настоящий ужас уже тогда, когда ей стянули руки ремнями – было очень страшно! Поэтому реакция Юли её не удивила – можно было понять страх подруги перед таким наказанием. После отчёта воспитатели на некоторое время уединились в своём кабинете, и у девушек появилась возможность поговорить. В обсуждении проблемы приняли участие почти все девчонки группы. - Зоя, ты должна взять большую часть вины на себя, - сердито говорила Галя. - Почему Юлька должна из-за тебя на “станок” идти? - Я уже говорила – она сама виновата! Если бы она не заорала - ничего бы не было, - возразила Зоя. Она тоже сильно трусила. - Да у меня рука подвернулась! - со слезами на глазах воскликнула Юля. - Что у тебя вообще за шутки? - Ладно, - нахмурилась Наташа Леонова. - Говорите каждая за себя. Будем надеяться, что вам повезёт. - Нет! - твёрдо и достаточно громко заявила Соня. - Если вы будете объясняться так – то “станок” вам гарантирован! Одноклассницы изумлённо посмотрели на неё. - А как надо? – голос Юли звучал неуверенно. - Ни в коем случае нельзя сваливать вину друг на друга и выгораживать себя. Надо сделать наоборот. Вы даёте понять, что обе виноваты, так как нарушили порядок в группе. Каждая из вас должна сказать что-то в защиту другой, и только в конце скромно упомянуть о том, что вас оправдывает. Например, Юля говорит: - Елена Сергеевна, простите нас, пожалуйста, мы с Зоей виноваты, из-за нас нарушился распорядок. Но Зоя просто была в хорошем настроении с утра и хотела пошутить. Я должна была на это по-другому отреагировать – посмеяться вместе или, если уж и возмутиться, то, сдерживая себя, вполголоса. Просто получилось неудачно: я упала на руку, и было больно, ну я и не сдержалась. Простите, я очень виновата и в следующий раз буду лучше владеть собой. А Зоя должна сказать… - и Соня произнесла подобный монолог за Зою. Воспитанницы были ошарашены. - Соня, а ты уверена? - недоверчиво спросила Наташа. - Да! Так у них появится хоть какой-то шанс. Я, конечно, не могу ручаться за Елену Сергеевну, но, по-моему, шансы примерно пятьдесят на пятьдесят, что она придумает им что-нибудь помягче. - Звучит всё это очень убедительно. Но необычно, - заметила Юля. Соня вздохнула: - Девчонки! У меня несколько лет почти постоянно находились воспитанницы “под надзором”. Я рассматриваю ситуацию с точки зрения воспитателя. Поверьте, так будет правильнее! Если даже Елена Сергеевна отправит вас на “станок”, всё равно какую-то поблажку она вам сделает. На “станке” ведь тоже можно по-разному наказать! - Зоя, сделаем так! – Юля вскочила. – Пойдём, прорепетируем. Соня, поможешь? - Конечно. - Соня, а ты с нами не поделишься, за что ты здесь оказалась? - спросила Лиза Быстрова, высокая стройная брюнетка. Соня обвела девушек глазами. Все внимательно смотрели на неё. - Если не хочешь, не рассказывай, - предупредила Наташа. - У тебя статья: “Нарушение должностной инструкции, повлекшее тяжкие последствия”. Елена Сергеевна говорила, что ты не обязана ничего объяснять. Соня решилась: – Девчонки, мне с вами жить до окончания колледжа. Не буду я ничего скрывать. Я наказывала воспитанницу, и ей стало плохо с сердцем. Она мне об этом сказала. Я, нарушив инструкцию, продолжила наказание. Теперь она в больнице. К счастью, её тяжёлое состояние вызвали не столько мои удары, сколько сама болезнь. Но нарушение серьёзное, и меня осудили. – Как, и всё? - Юля выглядела удивлённой. – Ну да. – Тебя осудили за воспитанницу? И больше ты ничего не сделала? Девушки недоверчиво смотрели на Соню. – Девочки, а что вы так удивляетесь? – Ну, понимаешь, тебе дали четыре года, это очень много! – начала объяснять Наташа. - И потом, Елена Сергеевна с тобой очень уж жёстко обращается. Мы думали, ты совершила какой-то проступок по отношению к руководству, и поэтому Елене Сергеевне могли дать инструкции держать тебя на особом режиме. – Нет! - горячо воскликнула Соня. - Больше ничего не было! С руководством у меня никогда никаких проблем не возникало, честное слово! – Но Елена Сергеевна нам сказала перед твоим приходом, чтобы мы не удивлялись, она к тебе будет применять особую воспитательную линию. Соня смутилась: – Девочки! У Елены Сергеевны есть причины. Но вот об этом я никак не могу говорить. Просто поверьте! – Да ладно. И так спасибо за откровенность. И ты не думай, в нашей группе мы лидерам бойкота не устраиваем, чувствуй себя свободно, - заверила Наташа. Наташа Леонова, староста группы, сама тоже когда-то была лидером. Но она, в отличие от Сони, попала в “Центр” за нравственное преступление – половую связь, что законами страны было категорически запрещено до совершеннолетия. Случилось это, когда девушке было 17 лет, в выпускном классе школы. Теперь ей предстояло находиться в “Центре” до того самого совершеннолетия – 21-го года, то есть практически до окончания колледжа. Вскоре после этого разговора в спальню из кабинета вышли воспитатели, и группа отправились на ужин. После ужина наступило время самоподготовки. А Соню почти сразу затребовала к себе Елена Сергеевна. Сейчас, лёжа в кровати, Соня беспокоилась за Юлю. Как раз в это время воспитатели должны были беседовать с ней и Зоей. Соня надеялась, что если девушки последуют её совету, то на “станок” их не отправят. «Но достанется им всё равно здорово», - вздохнула про себя воспитанница. Истекли 15 минут. Соня могла лежать ещё столько же, но решила не принимать подачек. С большим трудом, превозмогая боль, девушка встала с кровати, накинула халат и направилась в санитарный блок. Ей казалось, что тело от ударов здорово распухло. Не только сесть, но даже прикоснуться к больному месту не представлялось возможным. «А, если сегодня ещё и Ирина Викторовна своей тростью добавит?» Соня прекрасно помнила, что ей ещё предстоит стоять на коленях. Она привела себя в порядок: умылась, тщательно расчесала волосы. Под глазами залегли лёгкие тени, пришлось воспользоваться тональным кремом. Внезапно дверь в санитарный блок открылась, и появилась Инна Владимировна. – С тобой всё в порядке? - спросила она, внимательно оглядев Соню. – Можно сказать, что да. – Инна Владимировна подошла к Соне, отвела рукой полы её халата и осмотрела раны на теле. На её лице появилась недовольная гримаса. – Трусы пока не одевай. Платье тоже. Иди в класс прямо в халате, - приказала она. – Слушаюсь, - проговорила девушка. – Кстати, Соня, - Инна Владимировна улыбнулась. - Это не ты посоветовала Юле и Зое, как лучше объяснить свои поступки? Соня с тревогой подняла глаза на воспитателя. «Неужели опять нарушение?» - Да, я. Я не должна была? – Почему не должна? Ты имеешь полное право давать советы своим подругам. Мы были приятно удивлены их ответами. Елена Сергеевна назначила им вместо “станка” по 30 ремней. Однако мы так и думали, что без тебя тут вряд ли обошлось. Облегчённо вздохнув, Соня улыбнулась: – Я очень рада. “Станок” - жуткое наказание. – Согласна, - кивнула Инна Владимировна, но тут же строго добавила: – Если готова – идём в класс. У тебя на сегодня ещё большая программа. В классе, как и в столовой, вдоль стен тянулась стойка. Сонины учебник французского и неоконченный перевод лежали на ней недалеко от парты. Когда воспитатель и Соня вошли в класс, воспитанницы быстро вскочили с мест и встали около парт. Это было одно из правил - вставать при входе любого сотрудника “Центра”. Инна Владимировна разрешила им сесть, а Соне велела заканчивать перевод на черновике. Девушка принялась за работу. Французский она знала отлично, задание сложности не вызывало, но текст был большой – быстро не справиться. Воспитательница распорядилась: – Девочки, кто закончил, сдавайте мне работы и пока можете отдыхать. Елена Сергеевна, когда освободится, проверит. Постепенно девушки одна за другой покинули учебную комнату. Соня осталась одна. Инна Владимировна просматривала переводы, не забывая контролировать по монитору, что происходит в спальне и санблоке. В пятнадцать минут десятого в класс вошла Елена Сергеевна. Соня, согласно «Правилам», быстро развернулась к ней лицом и замерла в положении “смирно”. Елена Сергеевна жестом приказала воспитаннице вернуться к работе и подсела за стол к коллеге. - Вот, - дежурная воспитатательница протянула ей три перевода. - Тут много недоработок. У остальных, по-моему, более или менее. – Левченко, покажи, что ты сделала, - распорядилась Елена Сергеевна. Соня, не забыв про “Слушаюсь”, подошла и вручила воспитателю свою работу. Хотя она знала, что там всё в порядке, в животе неприятно засосало. «Хорошо, что у меня нет проблем с французским!» Елена Сергеевна бегло просмотрела перевод и одобрительно кивнула: – Хорошо. Закончишь завтра. Вообще, будем с тобой заниматься по особой программе. Уровень у тебя намного выше, чем у остальных. А сейчас раздевайся. Это было неожиданно. На Соне был одет только халат на голое тело. Инна Владимировна быстро взглянула на неё. Соня не позволила себе ни секунды промедления. Чётко ответив: “Слушаюсь”, она молниеносно скинула халат. «Сегодня как будто в стриптизе работаю!» Все эти раздевания ужасно её напрягали, но поделать ничего было нельзя. Елена Сергеевна развернула Соню спиной к себе и осмотрела. - Пойдёшь стоять на коленях в халате. Больше ничего не одевать. И очень тебе советую – не попадай там сегодня на порку. Будет, мягко говоря, очень неприятно. «А то я без тебя не знаю!», - разозлилась Соня. Елена Сергеевна достала из сумочки бланк пропуска, заполнила его, поставила личную печать и протянула Соне вместе с учётной карточкой. - Быстро расстели постель, возьми ночную одежду и ступай прямо сейчас. Инна Владимировна, проводите, пожалуйста. Выйти из группы самостоятельно воспитанницы не могли. Инна Владимировна довела Соню до дверей, открыла их и кивнула девушке на выход. - Иди. Дорогу знаешь. Выйдя из спальни, Соня подошла к столу ночного воспитателя и предъявила свой пропуск. Ночные воспитатели заступали на своё дежурство в пять часов вечера, как раз в это время у девушек обычно заканчивались занятия или работа. Во всех отделениях в это время на работу выходили по 4 сотрудника, каждый из которых контролировал 2-3 группы. Вечером, до отбоя, ночные воспитатели отслеживали перемещение воспитанниц по отделению. Девушки самостоятельно, с разрешения своих воспитателей, ходили в библиотеку, кладовую, в музыкальные классы, лингафонные кабинеты, а также, по требованию преподавателей – на индивидуальные занятия к ним. Ночные воспитатели проверяли у девушек пропуска, выписанные им в группе, ставили на пропуске время, после чего воспитанница могла идти по своему делу. Возвращаясь обратно, девушка опять предъявляла ночному воспитателю свой пропуск, где соответствующий сотрудник проставлял время её выхода из своего ведомства. Воспитанницы должны были чётко следовать по своим маршрутам, никуда больше не заходя и нигде не задерживаясь. К семи часам вечера приходили на работу ещё двое ночных воспитателей. Их основной обязанностью вечером было надзирать за воспитанницами, которым в наказание предстояло стоять на коленях. Как раз после ужина воспитатели групп начинали отправлять девушек «на колени» - это было очень ходовое наказание в «Центре». Для него в отделении имелось два зала – по одному для 1-5-ой и с шестой по одиннадцатую групп. Обычно воспитанницы отбывали наказание в залах, соответствующих своим группам, но если в них наблюдались значительные перекосы по количеству наказанных, то некоторых могли направить и в другой зал. После полуночи ночные дежурные воспитатели, которые проводили наказание, отправляли воспитанниц по спальням и присоединялись к основной бригаде своих коллег. Оставшуюся часть ночи они работали вшестером: внимательно наблюдали за подопечными по мониторам, а также заносили все данные на каждую девушку с её дневной учётной карточки в единый компьютер. По очереди ночные сотрудники отпускали друг друга для небольшого отдыха. Если воспитанницы после отбоя пытались разговаривать или ещё как-то нарушать дисциплину – их выводили из спальни и строго наказывали тростью. Впрочем, такое случалось редко. Все знали, что от ночных воспитателей ничего не скроешь, и предпочитали не нарываться. У Сони, когда она протянула свой пропуск ночному воспитателю, промелькнула слабая надежда: а вдруг у Ирины Викторовны сегодня уже много наказанных воспитанниц, и её направят в другой зал? Теоретически это было возможно. Но не повезло! Воспитатель Татьяна Николаевна хмуро посмотрела на девушку, сделала отметку в пропуске и коротко велела: - Ступай, - указав Соне в сторону зала её группы. Подходя к залу, Соня услышала доносившиеся оттуда крики. Остановившись у открытых дверей, она увидела, что одна из воспитанниц распластана на «станке», и Ирина Викторовна хлещет её тростью. Соне было отлично видно, как на теле наказываемой один за другим вспухают красные рубцы, характерные для трости – в виде двойных полосок. Несчастная отчаянно кричала, извивалась всем телом, но, так же, как вчера Соня, явно старалась прижиматься плотнее к панелям «станка», чтобы не заработать штрафных ударов. А Соня знала, как это трудно! Сердце сжалось от сочувствия и жалости к девушке. «Становлюсь сентиментальной», - с удивлением поняла воспитанница. Раньше, сама проводя наказания, Соня таких чувств не испытывала. Сейчас она никак не могла решить, войти ли ей сразу в зал, или переждать, когда Ирина Викторовна закончит наказание. Соня лихорадочно пыталась вспомнить, не было ли на этот счёт каких-нибудь правил, но в голове ничего не всплывало. Тем временем, воспитатель велела рыдающей девушке вернуться на своё место и повернулась к Соне. - Здравствуйте. Можно войти? – поспешно проговорила та. Но Ирина Викторовна смотрела на неё сердито и с оттенком злорадства. - Здравствуй! – тон воспитательницы не предвещал ничего хорошего. – Ты не имела никакого права стоять у дверей! Тебе нужно было пройти к моему столу и ждать там. Это нарушение инструкции. Немедленно раздевайся! Сейчас получишь порку! - Простите, пожалуйста, но я этого не знала, - растерянно проговорила Соня. Ирина Викторовна довольно улыбнулась, и девушка поняла, что совершила ошибку. - Вместо того чтобы сказать: «Слушаюсь» и выполнить распоряжение, ты смеешь оправдываться! – воспитательница не повысила голос, но от ледяного тона Соню как будто овеяло холодом. – Одну порку получишь сейчас, и ещё одну – через 15 минут. А Елене Сергеевне я лично сообщу, что ты позволяешь себе спорить с воспитателем вместо того, чтобы признать свою вину. - Слушаюсь! Простите! – Соня послушно начала раздеваться. Она была в полном смятении. «Может специально спровоцировать», «…теперь на тебя зуб будет иметь», - пронеслись у неё в голове предупреждения Юльки и Иры. Пока воспитатель беспощадно хлестала её тростью, Соня твёрдо решила, что объявляет Ирине Викторовне войну. Девушка была так зла, что ей даже не пришлось прилагать особых усилий, чтобы не кричать и лежать спокойно. Сейчас она не показала бы никакой слабости даже под страхом смерти! Окончив наказание, Ирина Викторовна спросила с сарказмом: - Теперь ты запомнила инструкцию? - Да! – громко и с вызовом почти выкрикнула Соня. Боль не давала ей вздохнуть. Воспитатель покачала головой и приказала холодно и твёрдо: - Скажи мне, Левченко, как надо по «Правилам» отвечать воспитателю? - Слушаюсь. Отвечать надо немедленно, чётко на поставленный вопрос, скромно и почтительно, - тут же процитировала Соня. - А ты разве ответила мне скромно и почтительно? Почему нарушаешь «Правила»? - Простите! Мне очень больно! Я не сдержалась! От досады у Сони выступили на глазах слёзы. «Ну и ладно! Порадуйся моей слабости!» - Значит, придётся учить тебя ещё и сдержанности, - Ирина Викторовна посмотрела на часы. – Через полчаса получишь ещё одну порку, третью. - Слушаюсь. - А теперь – на колени. Соня стояла на коленях, постепенно приходя в себя от боли, и ругала себя: «Вот дура! Поддалась на явную провокацию. Ирина же видела, что я не знаю инструкции. Она так и рассчитывала, что я начну оправдываться! Если бы я сразу выполнила её приказ, она ограничилась бы одной поркой. А так мне придётся терпеть этот ужас ещё два раза! Да ещё и Елене она доложит, что я спорила с воспитателем!» Соне даже подумать было страшно, как на такое обвинение отреагирует её ответственный воспитатель. Страх и отчаяние сжимали сердце девушки. Только сейчас она поняла, какой ужас на самом деле испытывает перед Еленой! Впору было падать перед Ириной Викторовной на колени и умолять о пощаде. «Хотя падать-то уже и некуда. Я и так на коленях», - усмехнулась про себя воспитанница. Соня решила, что вытерпит всё, и никаких нарушений Ирина Викторовна от неё сегодня больше не дождётся. «Костьми лягу», как Елена советовала», - Соня гордо выпрямила спину, в глазах зажглись огоньки. «Я им не поддамся!» – она овладела собой и решила бороться до конца.
Forum: Отправив Соню, Инна постояла немного в спальне, наблюдая за воспитанницами. До отбоя оставался час, у них оставалось ещё немного времени для каких-то личных дел и отдыха. К Инне подошли с просьбой включить телевизор, она разрешила. Сегодня можно было успеть посмотреть только информационную программу, но девушки, запертые в четырёх стенах, смотрели и её с удовольствием. Инна устала за сегодняшний день. Ведь она приступила к работе в шесть утра, а встала ещё раньше. Сейчас же было уже почти десять вечера. Дежурные воспитатели работали в очень напряжённом ритме. Она присела на диван вместе с воспитанницами, вполуха слушая программу. Мысли воспитательницы занимала Соня. Гордая, сильная девушка сразу понравилась Инне. Ей было очень жаль, что у Сони оказался такой конфликт с Леной. Инне казалось, что всё-таки Лена слишком жестока в этой ситуации. Конечно, она её понимала, но и Соне сочувствовала. «А как она держится превосходно! 8 месяцев здесь работаю, а ещё ни у одной воспитанницы не встречала такой выдержки и самообладания! Это достойно уважения!» Инна решила дать воспитанницам возможность несколько минут побыть без строгого надзора. – Наташа, - обратилась она к старосте. Девушка вскочила. – В десять часов выключишь телевизор, и всем готовиться ко сну. – Слушаюсь. Инна вернулась в учебную комнату. Лена заканчивала проверять переводы. – Довольно хорошо справились, - удовлетворённо заметила она, но тут же, внимательно взглянув на коллегу, добавила: – Тебя что-то беспокоит? Инна смущённо улыбнулась. У них с Леной были отличные отношения. Да, Лена была её прямым руководителем, но у коллег совпадали взгляды, и вообще они очень подружились. Однако сейчас Инна слегка оробела. - Я хотела поговорить с тобой про Соню, - всё же начала она. – Ну, давай поговорим, - согласилась Лена. Глаза её улыбались. – Лен, может быть, ты сможешь с ней немного помягче поступать? Я тебя просто не узнаю! Мне кажется, это очень жестоко. Тебе её не жалко? Лена помолчала немного. – Ты знаешь, как ни странно, жалко. Я была так зла на неё, что думала – буду радоваться её страданиям. Но не радуюсь. Просто выполняю свой долг. – Я понимаю! – горячо воскликнула Инна. – Но ты посмотри, как хорошо Соня держится! Как стойко переносит наказания! Тебе же нравится такое поведение воспитанниц! Может, сделаешь ей снисхождение? Лена, она очень сожалеет о том, что случилось! – А дело не в том, как она держится, - Лена с пониманием смотрела на Инну, но в голосе чувствовалась уверенность. - По-другому просто не могло быть. Она сильный лидер. Фактически, она как мы! Ты разве не так вела себя, когда тебя отправляли воспитанницей в “Центр”? – Примерно так, - кивнула Инна. - Но я знала, что это на 3 месяца. А у неё рухнула вся жизнь! И она держится лучше, чем я тогда. Меня один раз наказали на “станке” по-восьмому разряду! Прямо скажу, я стонала, и… - Инна смущённо улыбнулась. – Ну, если бы не было креплений, точно слетела бы на пол, так крутилась! – Ну, на “станке” даже для стажёров стоны допускается, ты же знаешь. – Да. Но ты мне рассказывала, что Соня была очень недовольна собой, хотя терпела практически молча, и всего-то несколько раз попой повертела. – Инна! Я не спорю – Соня неординарная личность. Но власть не шла ей на пользу. Я тебе всего не рассказывала, специально, чтобы против неё не настраивать. Она жестокая. Со своими поднадзорными обращалась ужасно, выдумывала самые изощрённые меры наказания, в которых совершенно не было необходимости! Это не только с Мариной, а всегда. Я протестовала, неоднократно обращала на это внимание других лидеров и куратора. Но результаты у Соньки были хорошие, а формально к ней не подкопаешься! Наша куратор, посмеиваясь, мне говорила: - Лена, не переживай! Даже хорошо, что у вас у всех методы разные. Я знаю, кого мне отправить к тебе, а кого – к Соне. И самое главное, Инна, она получает удовольствие от наказаний! И в этом её коренное отличие от нас всех. Вот ты разве радуешься, когда наказываешь, тебе это приятно? - Нет, конечно. - И мне нет! Вот ты спросила: «Тебе Соню не жалко?». Жалко! Даже её жалко! Мы, наказывая, просто знаем, что это наша работа, это необходимо. А у неё не так! Я думаю, что именно из-за этого Соня и не прошла тест «Системы», чтобы обучаться на воспитателя. - Она не прошла тест? Откуда ты знаешь? Может быть, она вообще его не сдавала? – изумлённо спросила Инна. - А у вас в школе многие лидеры его не сдавали? – усмехнулась Лена. - Все, кого я знаю, пробовали, - признала Инна. - И у нас так же. О такой работе все мечтают! Но прошли – единицы. А про Соню я знаю точно. Когда мне пришёл вызов – об этом сказала наша куратор. Она была уверена, что и Соня пройдёт, и очень удивилась, что её не пропустили. А я как раз не удивилась. Нельзя садистам работать воспитателями! Этот тест – там ведь не прямые вопросы. И ничего не скроешь! Его умные люди разрабатывали. Здесь же воспитанницы совершенно беззащитны. Воспитателю дана почти полная свобода. Вот я отправила Соню за несвоевременный подъём на «станок» или вкатила ей 30 ремней по - строгому за ночную рубашку – и ничего. Имею право! А теперь представь, что я бы от этого ещё удовольствие получала! Ты знаешь, как она один раз наказала Марину? Заставила её стоять «смирно» лицом к стене три дня. Три дня, ты представляешь? У Лены на глазах даже слёзы выступили. - Как раз были праздники, учёбы не было. И Сонька отпускала её только в туалет и перекусить, ну и ночью на 6 часов. Ты представляешь, что значит три дня стоять и тупо смотреть в стенку без всякого дела, да ещё получать порку за каждое движение? Инна была шокирована. - А знаешь, за что? – взволнованно продолжала Лена. – Недостаточно чисто убрала кухню. А знаешь, как она проверяла? Сонька с белым платком по углам ползала. Если пылинка пристала – уже недостаточно чисто. Это разве причина, чтобы так издеваться? Мне её тогда убить хотелось, честное слово, когда я узнала! Я отпросилась на день и поехала к ней поговорить. Без всякого наезда, спокойно, даже скромно сказала ей, что как коллега, прошу за свою подругу. Причём прошу не освобождать её от наказаний вообще, а просто не зверствовать. Так она фактически мне в лицо рассмеялась. Сказала, что я ей якобы много крови попортила, и ничего она для меня делать не будет. - А она знала, что ты воспитатель «Центра»? - Нет. Мы же это не афишируем, ты знаешь. А потом, Соня могла ещё больше разозлиться – ей-то отказали в своё время. Ну, я ей и сказала на прощание, что всё равно рано или поздно она за всё поплатится. И что зря она мне отказала. Вполне может ещё наступить такой момент, когда и от меня в её жизни будет что-то зависеть. И ты представляешь, совсем скоро случилась вся эта история, и она попала к нам! - Лен, а её в изоляторе удар не хватил, когда она тебя увидела? - Хватит её удар! Я вхожу к ней в палату, в своей форме ответственного воспитателя, естественно, и говорю, что мне нужна Левченко Софья, так как она назначена ко мне в группу. - Ну, и что она? – нетерпеливо спросила Инна. - Побледнела сильно. Смотрит на меня своими огромными глазищами – и молчит. Но быстро пришла в себя, и мы пошли разговаривать. Инна! Я хочу, чтобы ты правильно всё поняла. У меня сейчас цель – не только отомстить Соне. Она должна понять, как чувствует себя человек, зависящий от другого, когда с ним жестоко и несправедливо обращаются. Если я буду вести её, как всех, она ничего не усвоит. Мне необходимо поступать с ней так, как она поступала с другими. Пойми, она в институте снова может стать лидером! Сонька сильная, она не сломается, и такое вполне возможно! И сейчас моя задача – изменить её, заставить переоценить, переосмыслить своё поведение. Чтобы потом другие девчонки из-за неё не страдали. Я надеюсь, что не такая уж она деревянная! Сделает выводы! А пока я делаю вид, что с удовольствием подвергаю её строгим наказаниям, что презираю её, насмехаюсь над её зависимым положением. Для неё это, возможно, спасение! Инна во все глаза смотрела на Лену: - Ну, ты даёшь! Настоящий профессионал! Я и не думала, что у тебя всё это уже просчитано на годы вперёд. Конечно, ты права! Лена, поколебавшись, добавила: - Конечно, если уж совсем честно – не только в этом дело! Я ещё хочу, чтобы она получила по заслугам за свой поступок! - Понятно, - вздохнула Инна. - Кстати, Лена, это Соня сегодня посоветовала девчонкам, как оправдаться. - Ну вот! Интересно, как она их убедила. В Лениных глазах вспыхнули огоньки: - Инна! А давай сегодня после педсовета попросим у заведующей разрешения посмотреть и прослушать эту запись! Все происходящее почти во всех помещениях «Центра» фиксировалось, и при необходимости, а также выборочно, для контроля, просматривалось. - Давай! – с энтузиазмом согласилась Инна. – Завтра выходной, выспимся. Или ты уезжаешь? - Я уеду часов в десять. Навещу Марину и родителей. А ты? - Остаюсь здесь. У меня в понедельник «срез» по химии. Если плохо напишу, мне Татьяна шею намылит. Молодые воспитательницы проходили программу колледжа под руководством своих же коллег-преподавателей. Спрашивали с них строго, без всяких поблажек. Лена посмотрела на часы: - Десять. Нам ещё приговор в исполнение приводить – Юльке и Зое. Как будем это делать? - Как скажешь, ты начальник, - улыбнулась Инна. - Хорошо! Я заберу их в кабинет и выпорю по очереди. А ты контролируй подготовку ко сну. Воспитатели вышли в спальню. Наташа только что выключила телевизор. Воспитанницы вскочили с мест и встали «смирно». - Внимание! – Лена говорила привычно командным голосом. – Первое! Арбелина, Клименко и Быстрова! В переводах много недочётов и ошибок. Торопились куда? Лень было словарём лишний раз воспользоваться? Вы трое – готовитесь ко сну, затем идёте в класс и исправляете всё, что я вам подчеркнула. Ждёте меня с педсовета. Остальные – неплохо. Завтра оформляете работы, в понедельник мне сдаёте. - Второе! Арбелина и Соколова сейчас следуют со мной в кабинет. Остальные готовятся ко сну. Выполняйте! Лена прошла в кабинет воспитателей вместе с Юлей и Зоей. Провинившиеся воспитанницы, бледные и напряжённые, остановились у порога. У Зои на глазах блестели слёзы. Юля держалась. Лена неторопливо подошла к столу, на котором оставила ремень. С девушками уже была проведена подробная и содержательная беседа. Больше говорить было не о чем. Воспитанницам оставалось только вытерпеть наказание. Как всегда в таких случаях, в груди у Лены шевельнулось чувство жалости. Тем не менее, она строго приказала: - Зоя! Раздевайся и ложись. - Слушаюсь. Зоя быстро начала раздеваться, лихорадочно дёрнула за молнию платья, и не выдержала – расплакалась. Испуганно поглядывая на Лену, она, пытаясь справиться со слезами, сложила одежду и легла на кушетку. Зоя находилась в «Центре» ещё только 3 месяца, попала сюда за употребление алкоголя в компании, причём вечер у них закончился дракой. Она была одной из самых сложных воспитанниц. Лена, Инна и второй дежурный воспитатель группы - Мария Александровна, много времени уделяли индивидуальной работе с девушкой. Зоя обладала вздорным, неуживчивым характером, плохо ладила с одноклассницами, ей трудно было соблюдать дисциплину. Часто Зоя позволяла себе неаккуратность; в учёбе тоже иногда проявляла небрежность и лень. Девушка никак не могла привыкнуть к телесным наказаниям и просто панически боялась их. Конечно, боялись все воспитанницы, но остальные быстро учились владеть собой и старались сдерживать свои эмоции. У Зои же всегда при угрозе наказания градом лились слёзы, во время порки она громко кричала, пыталась спрыгнуть с кушетки – в общем, вела себя безобразно. Лена очень недолго относилась к этому лояльно. Она жёстко заявила Зое, что у неё было время на адаптацию, а теперь воспитанница должна прекратить истерики и вести себя пристойнее. Теперь, если Зоя не хотела во время наказания лежать спокойно, Лена фиксировала ей руки и ноги (на кушетке это тоже было возможно) и выдавала в два раза больше ударов, чем было назначено вначале. С рыданиями перед наказанием Лена мирилась только в том случае, если Зоя быстро брала себя в руки и пыталась их прекратить. В противном случае девушку тоже ожидали штрафные удары. Такая методика принесла свои плоды. Вот и сейчас Зоя справилась со слезами довольно быстро, однако её била крупная дрожь. - Надеюсь, сегодня не допустишь, чтобы я тебя привязала? - Лена, держа ремень в руках, подошла к кушетке. Зоя кивнула, сдерживая рыдания. Лена начала порку. Методику она избрала среднюю, далеко не такую строгую, как применила сегодня к Соне. Зоя, видимо, остерегалась громко кричать. Под ударами ремня она стонала, вскрикивала и вертелась на кушетке, однако, не делала попыток соскочить с неё. Правда, уже после шестого удара несчастная начала рыдать, слёзы текли из глаз ручьём. Зоя отчаянно пыталась увернуться от ремня, но, конечно, это ей не удавалось. Воспитательный инструмент раз за разом опускался точно туда, куда и посылала его воспитательница. Впрочем, Лена знала, что болевой порог у Зои очень низкий, и особо не усердствовала. Тем не менее, 30 ударов воспитанница вытерпела с трудом, хотя вела себя во время порки даже лучше, чем обычно. Окончив экзекуцию, Лена оставила ремень на теле Зои и требовательно сказала: - Твои выводы! Это не было издевательством, как подумала сегодня Соня. Лена поступала так всегда. Она хотела, чтобы воспитанница ещё раз продумала и обозначила своими словами, как ей надо себя вести, чтобы избежать последующих наказаний. Обычно сразу после порки, когда ещё ничего не соображаешь от боли, придумать и быстро дать ответ бывает трудно. Поэтому девушки, зная, что им предстоит это сделать, обдумывали ответы заранее. Лена считала, что это повышает эффективность наказания. Сейчас Зоя, всхлипывая, быстро проговорила: - Простите, Елена Сергеевна! Я постараюсь не совершать легкомысленных поступков и не нарушать порядок в группе! Поскольку голос наказанной срывался от боли, получилось убедительно, а не формально, как в первый раз у Сони. Лена применила спрей с обезболивающим средством, помогла девушке встать и отправила её в спальню. Затем повернулась к Юле и указала ей на кушетку. - Теперь твоя очередь. Юля беспрекословно начала раздеваться. Пока наказывали Зою, она мучилась от страха и ужасного ощущения неизбежности предстоящей боли. Это чувство возникало каждый раз в таких случаях, и к нему невозможно было привыкнуть. Юля не была такой сильной, как Соня. Но она тоже считала, что надо себя уважать и держаться как можно достойнее. Так она обычно и поступала, по мере своих возможностей. Лена обрабатывала ремень специальной влажной антисептической салфеткой и наблюдала, как воспитанница готовится к порке. Юлю ей было наказывать сложнее всего. Лена относилась к девушке с большой симпатией и в душе выделяла её из всех воспитанниц, но, конечно, никаких поблажек она Юле не делала. Сегодня же Юля совершила серьёзный, по меркам «Центра», проступок. Она виновата даже больше Зои, и должна быть наказана со всей строгостью. На самом деле, Лена, даже если бы и захотела, не смогла бы делать снисхождения воспитанницам. Да, воспитатели назначали наказания по своему усмотрению, но их работа тоже строго контролировалась. На ежедневных вечерних педсоветах производился «разбор полётов» по каждой группе. Поступки девушек, их успехи в учёбе, наложенные наказания обсуждались. В «Центре» приветствовались строгие наказания. Редко возникал вопрос, почему провинившаяся не была наказана помягче. Но вот если воспитатели совсем не накладывали наказание, или назначали недостаточно строгое – им приходилось это объяснить. В «Центре» не могли допустить возникновения у сотрудников «любимчиков». В штате «Центра» находились специальные сотрудники – эксперты, которые выборочно или при возникновении каких-то спорных моментов просматривали записи происходящего в группах. Каждый воспитатель один раз в неделю имел специальное время с заведующей отделением, экспертом и дежурным воспитателем курса, где анализировались итоги его работы за неделю, просматривались эпизоды, отобранные экспертом. При этом совершенствовалось мастерство воспитателя, но преследовалась и другая цель – не допустить, чтобы с воспитанницами поступали слишком мягко. Это была политика «Центра». Например, все свои действия в отношении Сони Лена могла бы легко объяснить, даже глубоко не вдаваясь в подробности. А вот если бы она сейчас пожалела Юлю – то сама получила бы серьёзное взыскание. К Юле Лена применила более строгую порку, чем к Зое. Держалась девушка, как всегда, стойко, хотя полностью стонов и слёз сдержать не могла. Но это не удавалось почти никому!. Окончив наказание, Лена велела Юле встать и одеться, и вместе с ней вышла в спальню. Воспитанницы заканчивали подготовку ко сну – принимали душ, расстилали постели, надевали ночные рубашки. Инна Владимировна проверяла чистоту и порядок в личных шкафах. Одежда и бельё должны были находиться там в строго определённом порядке – чистое, выглаженное и аккуратно разложенное. Девушки сами должны были следить за чистотой личной одежды. Никто, конечно, ничего не стирал в умывальнике под краном. Вся грязная одежда складывалась в санитарном блоке в специальные корзины для белья. Дежурная воспитанница ежедневно стирала всю одежду в автоматической стиральной машине и затем развешивала её в отсеке для сушки белья. Снимать и, при необходимости, гладить свои вещи – это была уже личная обязанность каждой девушки. Никакого грязного белья в шкафах не допускалось. Оно могло находиться только в двух местах – корзине для белья или уже в стиральной машине. Проверки состояния шкафов устраивались не только перед сном. Это могло быть в любое время. За малейший непорядок наказывали.
Forum: Сегодня в шкафах было всё в порядке. Воспитанницы, уже в ночных рубашках, выстроились у кроватей. Лена посмотрела на Инну и едва заметно кивнула ей. Инна слегка улыбнулась и кивнула в ответ. Воспитательницы поняли друг друга. Это был установленный условный знак, означающий, что сейчас они устроят воспитанницам глобальную проверку внешнего вида. Такие проверки проводились в группе часто и тоже в разное время. Девушки называли их «облавами». - Сейчас проверяем внешний вид! – объявила Лена. И добавила: - Всё, как обычно. По строю девочек пронёсся едва уловимый шелест – кто-то повернулся, кто-то вздохнул. Некоторые обменивались растерянными взглядами. Воспитатели оглядели девушек – иногда уже сразу можно было определить, к кому надо присмотреться повнимательнее, затем приступили к проверке, начав с крайних воспитанниц и продвигаясь навстречу друг другу. Во время такой «облавы» девушки должны были раздеваться и доказывать воспитателям, что всё в их внешнем виде соответствует инструкциям. Воспитанниц обязывали часто принимать душ, тщательно ухаживать за волосами, зубами, ногтями; своевременно удалять волосы из подмышечных впадин, пользоваться дезодорантами. Ни малейшего запаха пота допускать было нельзя. За ногами тоже предписывался особый уход: девушки пользовались депиляторами и обрабатывали стопы по особой методике. Для ухода за кожей лица, рук и туловища применялись индивидуально подобранные косметические средства. В принципе, во всём этом не было ничего необычного: основная масса девушек и женщин ухаживает так за собой каждый день. Условия для этого у воспитанниц тоже были. Но, поскольку девочки обычно не имели в достатке личного времени, у них часто возникало искушение вместо ухода за собой заняться чем-нибудь более интересным. Подобные проверки как раз и имели цель заставить их бороться с этими искушениями. Воспитанницы также обязаны были всегда иметь идеально чистое бельё, им строго предписывалось принимать для этого все необходимые меры. При подобных «облавах» состояние белья тоже проверялось. Воспитатели любили в любое время дня устраивать выборочные проверки. Приказав какой-нибудь воспитаннице пройти в кабинет, её досматривали по полной программе. Лена добилась в своей группе хороших результатов по аккуратности, но, тем не менее, контроль не ослабляла. Чаще всего в последнее время на небрежности попадалась Зоя, но и другие девушки иногда надеялись на «авось». Вот и сейчас, осматривая Зою, Лена услышала, как Инна возмущённо кричит: - Что ты себе позволяешь? Тебе не стыдно? А ещё староста! - Ничего себе, неужели у Наташи проблемы? – удивилась про себя Лена, обернувшись на голос. Наташа Леонова была уравновешенной, дисциплинированной и очень ответственной девушкой. Обычно её наказывали не часто. Однако сейчас она стояла побледневшая и растерянная, а Инна продолжала бушевать: - И ты ещё полчаса у телевизора сидела! Хотя должна была вместо этого себя в порядок приводить! Бессовестная! Марш на середину! Обычно всех проштрафившихся девушек во время проверки выставляли на середину спальни и окончательно разбирались с ними потом. Лена снова повернулась к Зое. - Душ когда принимала? – строго спросила она. Зою воспитатели в последнее время и вне проверок не оставляли в покое, зная её привычку лениться. - Сразу после самоподготовки, - тихо ответила девушка. После только что перенесённого наказания она была очень расстроена. На этот раз у Зои всё оказалось в порядке. - Молодец! – ободряюще улыбнулась ей Лена. – Но не забывай - за каждое замечание по внешнему виду твоя штрафная диета будет продляться ещё на неделю. - Я помню, - кивнула Зоя. - А пока у тебя есть шанс перейти на общий стол к Новому Году. Проверка не заняла много времени – всё было отработано. На этот раз результат оказался неожиданным – замечание получила только староста группы Наташа Леонова. - Что же, Наталья, объясняйся! – приказала Лена Наташе в кабинете минут через десять, когда большинство девушек уже легли в постели. Инна стояла тут же, прислонившись к стене, скрестив руки на груди, и сердито смотрела на провинившуюся. Наташа поёжилась под её взглядом. - Простите! Мне так хотелось посмотреть передачу! А проверка вчера была. Я подумала, что ничего страшного, если я завтра всё сделаю. Она решилась взглянуть на воспитателей, но никакого сочувствия на их лицах не обнаружила. - Понятно! – холодно произнесла Лена. – И теперь я тебе, старосте группы, одной из лучших воспитанниц, должна объяснять, что так поступать нельзя. Да? - Нет, Елена Сергеевна! Не надо объяснять. Я всё понимаю. И больше не буду, честное слово. Простите! - Тем не менее, сейчас тебе придётся терпеть порку! – Лена решительно обернулась к Инне. – Инна Владимировна! Будьте добры – 30 ремней. Сейчас. - С удовольствием, - кивнула Инна, продолжая сверлить Наташу взглядом. Девушка не знала, куда деть глаза. Такая мощная психологическая обработка со стороны обеих воспитательниц невероятно тяготила её. - Кроме того, - жёстко продолжала Лена, - отстоишь на коленях 3 часа. С понедельника. - Слушаюсь, - проговорила Наташа. - Сейчас после порки пойдёшь в санитарный блок и полностью приведёшь себя в порядок. Только после этого можешь спать. Ясно? - Да. Лена кивнула Инне и вышла в учебную комнату. Там, в соответствии с её указаниями, трудились над переводами Зоя, Галя и Лиза Быстрова. Увидев воспитательницу, они моментально встали «смирно». - Мы с Инной Владимировной уходим на педсовет, - Лена строго посмотрела на девушек. – Вас передаю под наблюдение ночным дежурным. Если будут замечания… Лена помолчала. - В ваших интересах, чтобы их не было. Она собрала со своего рабочего стола необходимые на завтра книги и вышла в кабинет. Инна уже заканчивала наказание. Лене было достаточно одного взгляда, чтобы понять, что оно довольно строгое. Когда воспитанницы группы допускали неаккуратность, с ними не церемонились. С кушетки не доносилось ни звука. Наташа, как и Соня, умела держать себя в руках. Лена прошла в довольно просторный санузел для воспитателей, примыкающий к кабинету, протёрла лицо лосьоном, поправила макияж. На педсовете хотелось выглядеть свежей, хотя за плечами – длинный напряжённый день. За Наташу можно было не беспокоиться – Инна сделает всё, что нужно, включая проведение окончательной беседы. Лена ещё раз подумала о том, что ей невероятно повезло с Инной. Работать с ней было легко – воспитательницы понимали друг друга не только с полуслова, а буквально с полувзгляда. Лене, например, почти никогда не приходилось объяснять, как провести то или иное наказание. Инна сама это чувствовала. При подборе команды воспитателей на группу обязательно учитывались индивидуальные особенности характера, совпадение основных взглядов на воспитание. Кроме того, сотрудники проходили обследование на психологическую совместимость. Но с Инной совпадение по всем позициям оказалось особенно удачным. Такие команды руководство ценило и старалось не разъединять. Со вторым дежурным воспитателем группы, Марией Александровной, отношения у Лены тоже были прекрасные, но такого абсолютного единства не наблюдалось. Дежурным воспитателям было в чём-то сложнее, так как стратегию работы с группой разрабатывали «ответственные», и они же принимали все основные решения. Субординация в «Центре» соблюдалась неукоснительно – все распоряжения ответственных воспитателей были обязательны для «дежурных». Но сотрудники не зря работали в команде. Дежурные воспитатели проводили с девушками больше времени, они могли подмечать какие-либо тонкости в характере и поведении воспитанниц и обязательно обращали на это внимание «ответственных». Лена всегда, приняв официальный вечерний отчёт, затем выделяла время и выспрашивала у дежурных воспитателей все подробности, а также интересовалась их соображениями. Примерно то же происходило на вечернем педсовете. Начинался он в одиннадцать часов вечера и продолжался около получаса (сотрудникам тоже рекомендовалось ложиться спать не позднее полуночи). На педсовете должны были присутствовать все ответственные воспитатели отделения, дежурные воспитатели, отработавшие сегодня смену, и двое из ночных (остальные четверо оставались на постах). Заведующую вторым отделением звали Галина Алексеевна. Недавно ей исполнилось 45 лет, а в «Систему» она пришла, как и большинство воспитателей, ещё школьницей. Галина Алексеевна руководила отделением профессионально и твёрдо, но, в то же время, демократично. По крайней мере, молодых воспитателей она всегда поддерживала, приветствовала инициативу и свежие идеи. Но это не мешало заведующей всегда держать руку «на пульсе» событий. На педсовете, выслушивая от воспитателей отчёты о прошедшем дне, она всегда живо интересовалась всеми подробностями. На втором отделении сейчас в одиннадцати группах насчитывалось 108 воспитанниц – студенток второго курса колледжа. Поскольку все ответственные воспитатели являлись ещё и преподавателями, а также воспитатели при необходимости периодически заменяли друг друга в группах, каждую девушку знали все сотрудники, и обсуждение было общим. Сегодня Галина Алексеевна объявила, что на следующей неделе на курс поступают две новенькие. Хотя вновь поступившие сначала попадали в изолятор, определить, в какой они будут группе, надо было сразу. Ответственные воспитатели в первый же день навещали в изоляторе своих подопечных и дальше вели их совместно с воспитателем изолятора до перевода в группу. На этот раз новые воспитанницы были определены в 206-ую и 208-ую группы, где числилось только по девять девушек. Обычно же в группах находилось по 10 –12 воспитанниц. Если возникала необходимость – создавалась ещё одна группа. - Елена! – обратилась заведующая к Лене. - После этих новеньких опять твоя группа будет принимающей. У вас же через месяц Логинова уходит, верно? Лена кивнула: - Да. Она уже дождаться не может. - Теперь скажи, как ты со своей теперешней новенькой управляешься, с Левченко? - Нормально, Галина Алексеевна, - Лена слегка пожала плечами. – У неё есть нарушения, но мелкие. Выводы она быстро делает, держится хорошо. Думаю, быстро адаптируется. - Эта твоя Левченко просто «железная леди», - ночной воспитатель Ирина Викторовна недовольно нахмурила брови. - Ира, неужели я от тебя это слышу? – заведующая удивлённо подняла брови. - Приходится признать, - вздохнула та. – Вот сегодня у меня за час три порки тростью получила, причём по-строгому. И ни звука – даже не шелохнулась! - Вот как? – заинтересовалась Галина Алексеевна. Наказание тростью обычно молча не выдерживал почти никто, даже бывшие лидеры. - Лена, Инна, и у вас так? - Да, - кивнула Лена. - О, а вот Лена на неё настоящий ужас наводит, - отметила проницательная Ирина Викторовна. – Левченко вчера у меня во время порки тоже слезинки не проронила. А Лена вошла, ничего не сделала, только на неё посмотрела – она тут же покраснела, и слёзы ручьём. А сегодня! Я ей пообещала, что пожалуюсь Елене Сергеевне на её поведение. У неё такое выражение на лице промелькнуло! Я подумала – сейчас на колени бросится, и будет умолять. Да куда там! Настоящий кремень! Тут же взяла себя в руки. Сейчас стоит, как влитая, а в глазах упрямство и решимость. Ты, наверное, с ней хорошо вчера поработала, да, Лена? - Да нет, просто пристыдила её немного. - А как у неё отношения с одноклассницами складываются? – поинтересовалась Галина Алексеевна. - Они хорошо её приняли, - вступила Инна. – Похоже, Соня подружилась с Юлей. Кстати, сегодня помогла ей здорово, вовремя одёрнула, когда та утром в спальне раскричалась. А то ещё неизвестно, чем бы у нас дело кончилось. А вечером Соня каким-то образом их с Зоей убедила дать приемлемые объяснения своего поступка, явно не такие, как они собирались. - Кстати, мы хотели просить разрешения просмотреть сегодня эту запись, - подала голос Лена. - Левченко у вас в группе второй день, и девочки её послушались? – уточнила заведующая. - Да. Я прямо у Сони спросила об этом, и она подтвердила, – сказала Инна. Галина Алексеевна задумчиво теребила в руках лист бумаги. - Так, девочки. Давайте-ка мы после педсовета вместе эту запись посмотрим, - предложила она. – Нет возражений? Света, ты тоже останься, пожалуйста. Светлана Петровна, ответственный воспитатель 205-ой группы, сегодня дежурила по отделению. После педсовета заведующая, Лена, Инна и Светлана Петровна просмотрели все эпизоды с участием Сони, начиная с самого утра. Закончив просмотр, Галина Алексеевна одобрительно заметила: - Что же, молодец ваша Левченко! Очень грамотно, прямо профессионально поступила, нашла подход к девочкам. А как во время наказаний держится! Давно такого не видела. Лена, а ты ведь не отправила Соколову и Арбелину на «станок»? - Нет, - улыбнулась Лена. – По 30 ремней получили. - Вот видишь, она оказалась права. Авторитет в группе ваша Соня себе обеспечила. - Теперь вам будет легче работать. Ваших девчонок ещё и изнутри будут направлять, - с улыбкой добавила заведующая. - Да уж, - Лена качнула головой. – Галина Алексеевна, в этом же нет ничего удивительного. Соня – сильный лидер, и прекрасно в этих вопросах разбирается. Мне иногда кажется, что она мои мысли читает. - А ты не собираешься пока менять свою тактику? По-прежнему будешь к ней беспощадна? - Пока да. Но, боюсь, это ненадолго. У неё твёрдый характер и потрясающая выдержка. Очень скоро она освоится, и вообще не будет допускать нарушений. - Лена, - тихо, совсем другим тоном сказала Галина Алексеевна. – Я буквально перед педсоветом разговаривала с твоим бывшим куратором - Александрой Павловной. Лена встрепенулась. - У твоей подруги – ухудшение. Сегодня её перевели опять в интенсивную терапию. Посмотрев на побледневшую сотрудницу, заведующая добавила: - Не расстраивайся. Всё будет хорошо. Для жизни не опасно, но у неё возобновилось нарушение ритма. Вот ведь зараза пристала! - А я-то думаю, почему у неё мобильник выключен, - пробормотала Лена. - Я бы тебе дала ещё один выходной, но нет смысла – в интенсивной терапии ты долго находиться с Мариной не сможешь, - Спасибо, Галина Алексеевна, не надо. Одного дня мне хватит. - Ладно. Идите отдыхайте, уже поздно. Спокойной ночи. Лена вместе с Инной и Светланой Петровной вышла в коридор. - Лена, не переживай, - Светлана смотрела на Лену сочувственно. – Завтра поговоришь с врачом, скорее всего, не так всё страшно. Хочешь, я с тобой съезжу? Светлана с Леной тоже очень дружили. Лена была расстроена невероятно. - Я думала, уже всё страшное позади, - она посмотрела на часы. – Маме Маришкиной уже поздно звонить. Спасибо, Света, не надо. У тебя были свои планы, я же знаю. Я справлюсь. Всё, девчонки, я пойду, отпущу своих воспитанниц спать и тоже лягу. Поеду завтра пораньше, чем планировала. - Удачи! – пожелала ей Инна.
Forum: Время уже приближалось к полуночи, и Светлана отправилась проконтролировать состояние девушек, которые сегодня стояли на коленях. Это было одной из обязанностей ответственного дежурного воспитателя отделения. Начала она с зала, в котором командовала Ирина Викторовна. Светлану очень заинтересовала новая воспитанница Лены – Соня Левченко, после того, что о ней говорили на педсовете, и, особенно, после просмотра записи. Светлана преподавала в колледже физику, в том числе и в Сониной группе, но с новенькой в классе ещё не встречалась. На сегодняшнем педсовете Светлана не очень поняла ситуацию. Её заинтересовала информация, что Лена собирается быть к Соне беспощадна. Она хотела тут же выспросить у Лены, в чём дело, но, после неприятного известия о Марине, конечно, не стала этого делать. Светлана знала, что у Лены сейчас болеет подруга, но она и не предполагала, что в этом замешана Соня. Лена действительно рассказала обо всём только своим дежурным воспитателям и воспитателю изолятора. От них скрыть было нельзя, иначе Ленины действия было бы трудно объяснить. Конечно, полностью в курсе была и Галина Алексеевна. Дело в том, что всё, что произошло с Мариной, начиная с того момента, как она попала под надзор к Соне, Лена воспринимала, как сугубо личное. Она сильно переживала, и ей тяжело было поделиться этим ещё с кем – нибудь. Марина была невероятно близка ей, почти как сестра. Даже думать обо всём происшедшем, не то, что рассказывать другим, Лене было больно. Поэтому Светлана, хотя и была близкой подругой Лены, ничего не знала. Она вошла в зал для наказаний без пяти двенадцать. У стены стояли на коленях восемь воспитанниц; все были без одежды, значит, хотя бы по разу получали порку. У Ирины Викторовны без этого обходилось редко. Светлана подошла к ночной дежурной, и та быстро дала ей отчёт по каждой девушке. Соня, кроме своего первого проступка, замечаний сегодня больше не получала. В полночь Ирина Викторовна приказала девушкам встать. Светлана развернула их лицом к стене, осмотрела и разрешила всем, кроме Сони, идти в душевую. На Сониных ягодицах буквально не было нетронутого места, хотя было видно, что все раны, кроме самых свежих, тщательно обрабатывались. Было очевидно, что девушку постоянно строго наказывают. Это не вязалось со словами Лены о том, что Соня совершает только мелкие проступки и быстро делает выводы. Конечно, Лена имела право так наказывать воспитанницу и за незначительные нарушения, но случай был явно нестандартный. Светлана с Леной всегда обсуждали все интересные моменты в своей работе и делились друг с другом соображениями. Света была заинтригована. Она обладала решительным нетерпеливым характером, для неё было нестерпимо даже на секунду оставаться в неведении. Сначала она подумала, что всё-таки прямо сейчас вызовет Лену на разговор, пусть даже ей придётся воспользоваться своей властью ответственного дежурного воспитателя отделения. Но, вспомнив, какой расстроенной Лена покинула педсовет, Светлана посчитала, что нет, это будет негуманно по отношению к подруге. Она приняла другое решение и строго сказала Соне: - Левченко! Ирина Викторовна доложила, что ты вела себя по отношению к ней некорректно и осмелилась спорить. Это правда? Ирина Викторовна стояла тут же и насмешливо смотрела на девушку. Соня решила не повторять своих ошибок: - Да, правда. Простите, я очень виновата. - Так вот, по этому поводу я буду иметь с тобой серьёзный разговор, - продолжила Светлана. – Сейчас ты принимаешь душ, затем идёшь к посту своего ночного воспитателя и ждёшь там, пока я освобожусь. Вопросы есть? - Нет. - Выполняй. - Слушаюсь, - Соня быстро ушла в душевую. Светлана отправилась осуществлять контроль во второй зал для наказаний. Освободившись, она привела Соню в кабинет ответственного дежурного воспитателя отделения. Девушка была бледна, но держалась спокойно. - Рассказывай, - велела ей Светлана. – Всё подробно. Что у тебя произошло с Ириной Викторовной? - Слушаюсь, - начала Соня. – Простите, я виновата… Светлана перебила её: - Соня! Кончай извиняться! «Виновата» ты должна была сказать в тот момент, но, к сожалению, этого не сделала. А сейчас меня интересуют факты и твои соображения. Соня начала с того момента, когда она сомневалась, зайти ли в зал, и закончила тем, о чём думала уже после порки. - Что же, - задумчиво кивнула Светлана. – Инструкцию ты могла не знать, но так вести себя в «Центре» недопустимо. Если воспитатель уже принял решение тебя наказать – оправдываться себе дороже. Просто накажут более строго. Тем более – оправдываться незнанием. Это здесь не проходит! Если чего-то не знаешь – узнаешь быстро, на собственной шкуре. Светлана усмехнулась. - Но выводы ты сделала верные. Больше, надеюсь, такого не допустишь? - Конечно, нет, - покачала головой Соня. Пока девушка рассказывала, Светлана вскипятила воду в электрочайнике и приготовила две чашки чая с мятой. Сейчас она протянула Соне одну чашку и мягкую сдобную булочку: - Возьми. Тебе надо снять стресс. - Но… - Это приказ! - Слушаюсь, - Соня взяла чашку. – А можно, я только чай? - Хорошо, - согласилась Светлана. – Да ты не волнуйся, нашими правилами это разрешается. Знаешь, создаёт обстановку доверительной беседы. Соня изумлённо посмотрела на воспитателя. Она не могла понять, куда клонит Светлана Петровна. - Так вот, Соня. Ты действительно не выполнила распоряжение Ирины Викторовны, спорила с ней и, к тому же, дерзко ответила. Это серьёзные нарушения, - продолжала Светлана. – Я тебя сейчас наказывать дополнительно не собираюсь. Раз уж это произошло в моё дежурство, я должна была убедиться, что ты правильно всё поняла. А окончательное решение по этому случаю оставим принимать Елене Сергеевне. Соня непроизвольно резко побледнела и чуть не выронила чашку. Тут же она покраснела от досады. «Совсем разучилась собой владеть!» Светлана поняла, что она на верном пути и решила пойти ва-банк. Она допила свой чай, поставила на стол пустую чашку и тоном, не допускающим возражений, произнесла: - А теперь ты расскажешь мне всё, что у вас произошло с Еленой Сергеевной! При этом она пристально посмотрела на девушку. - Слушаюсь, - Соня ответила чётко, но сильно смутилась. – Простите, Светлана Петровна, вы на этом настаиваете? - Тебе Елена Сергеевна запретила об этом говорить? – быстро спросила Светлана. - Нет. Она сказала, что это моё дело. - Тогда настаиваю. И Соня рассказала ей всё, начиная с самого своего знакомства с Леной. Слёзы застилали ей глаза, сказалось невероятное напряжение последних дней. О том, как складываются их отношения с Леной уже здесь, в «Центре», девушка рассказывала, уже еле сдерживая рыдания. Вспоминать всё это спокойно было выше её сил. Светлана подошла к Соне, обняла её за плечи и тихо посоветовала: - Не сдерживайся. Поплачь. Нельзя такое напряжение всё время носить в себе. Соня не выдержала и разрыдалась. Она отвернулась к стене и плакала, теперь уже не в силах остановиться. Светлана ей не мешала. Она была старше Сони и Лены на 8 лет, уже закончила колледж и педагогический институт, и жизненного опыта, конечно, имела несравненно больше. Кроме того, Света была отличным психологом и понимала, что сейчас, вызывая Соню на откровенность и позволяя ей выплакаться, она проводит с девушкой практически сеанс психотерапии. История потрясла Светлану. «Это же надо случиться такому! – думала воспитательница. – Теперь всё понятно. Эта Соня, конечно, ещё та штучка! Но ведь за эти несколько дней она уже невероятно изменилась. И дальше будет меняться! Лена, конечно, этого и добивается, она девчонка умная. Зачем же Лена скрывала такое? Да у неё, наверное, сердце разрывалась от боли! Лучше бы она раньше поделилась!» Светлану захлестнула волна сочувствия одновременно и к Лене, и к Соне. И той, и другой сейчас нелегко. Но Соне, конечно, намного сложнее. Соня постепенно успокоилась. - Умойся, - предложила ей Светлана, указав на раковину у входа. Девушка выполнила распоряжение. - А теперь послушай меня, девочка, - начала Светлана. – К сожалению, мне утешить тебя нечем. Пока тебе никто помочь не сможет. Только время. Постепенно всё утрясётся. Ты не будешь допускать нарушений, Лена немного оттает. Но, что это случится скоро – не гарантирую. - Я понимаю. Спасибо вам. - Жаловаться администрации тебе на неё бесполезно, - продолжала Светлана. – По нашим правилам, ни к чему не подкопаешься. Так же, как и к тебе было не подкопаться в своё время, верно? Соня кивнула. - Я не собираюсь жаловаться. Вы себе не представляете, как я сейчас жалею, что сама так себя вела. Здесь многое переосмысливаешь. - Вот именно этого Лена и добивается, я уверена. Она не просто тебе мстит. Она как раз и хочет, чтобы ты всё переосмыслила. У Сони опять заблестели глаза. - Я боюсь, что не выдержу, - прошептала она. - Ну, вот ещё! – возмутилась Светлана. – Ещё как выдержишь! Я уверена, что в итоге у тебя всё будет хорошо. Ещё точно не знаю, каким образом, но будет. Не сдавайся! А сейчас пойдём, я отведу тебя в спальню. И не беспокойся о том, что ты мне всё рассказала. С Еленой я сама поговорю. У тебя выбора не было – ты не могла не подчиниться ответственному дежурному воспитателю отделения. Но Соня уже и не жалела, что так получилось. Благодаря Светлане Петровне ещё один тяжёлый день закончился для неё не на такой минорной ноте. Теперь она знала, что, кроме Елены Сергеевны и Ирины Викторовны, в «Центре» есть воспитатели, которые хоть немного сочувствуют ей и могут поддержать. Лариса Евгеньевна в изоляторе, Инна Владимировна, а теперь ещё и Светлана Петровна. Конечно, ни на какие поблажки от них Соня не рассчитывала. Но верила, что они хотя бы не будут специально стараться сделать её жизнь ещё больше невыносимой. Оказавшись в постели, девушка уснула почти мгновенно.
Forum: Глава 4. Воскресенье. На следующий день, в воскресенье, около восьми часов утра, Лена предъявила в проходной свои документы и вышла в помещение подземного гаража для сотрудников. Абсолютно все служащие «Центра» имели в этом гараже свой бокс, и, разумеется, машину. У одних автомобили были личные, другим они предоставлялись «Центром». Руководство было заинтересовано, чтобы их сотрудники не имели проблем, добираясь на работу или уезжая на выходные. Все работающие в «Центре» имели квартиры в жилом отсеке, некоторые и проживали постоянно здесь же вместе с семьями. Однако многие жили в городе, а служебные квартиры использовали в основном для отдыха. Они или всегда, или иногда отправлялись после рабочего дня домой. Ответственные воспитатели групп такого себе позволить не могли: рабочий график позволял им покидать «Центр» только в выходной. За этот выходной им, чаще всего, нужно было успеть побывать во многих местах, поэтому без машины обходиться не представлялось возможным. В гараже работали бригады обслуживающего персонала и автомехаников. Сотрудникам достаточно было просто въехать в гараж, там они спокойно выходили из машины и сразу шли на работу. Мыли, чистили, ремонтировали машины и отгоняли их в боксы работники гаража. Руководство ценило время своих служащих. Лена вошла в бокс и села за руль своей новенькой бардовой «японки», которую купила всего 3 месяца назад. До этого девушка ездила на «Ауди», принадлежащей «Центру». В принципе, с приобретением своей машины можно было не торопиться. Но Лена мечтала об этом, и, наконец, недавно смогла осуществить задуманное. Впрочем, так поступали почти все молодые сотрудники «Центра». Иметь свою «тачку» считалось престижным. Граждане страны имели право водить автомобиль с 18-ти лет. Но если подросток уже работал и мог предоставить ходатайство с места своей службы – то он имел шанс получить права и в 17 лет. Лена воспользовалась таким правом сразу, как только поступила на работу в «Центр». Девушка предъявила пропуск на выезде из «Центра» и вскоре уже ехала по шоссе по направлению к своему городу. Добираться было меньше часа. В дороге Лена выполняла устное задание по немецкому языку, вставив в магнитолу соответствующий диск. Что поделаешь, в условиях дефицита времени приходилось использовать для собственного обучения каждую свободную минуту. В городе она, проехав немного по Солнечному проспекту, свернула на узкую Двинскую улицу. Ещё на ходу достала мобильный, набрала номер и с улыбкой сказала: - Я подъезжаю. Вскоре Лена припарковалась у своего любимого кафе «Лира», не забыла заглянуть в зеркало, вышла из машины и сразу же попала в объятия своего друга Кирилла. Счастливо улыбнувшись, она прижалась к нему. Вместе молодые люди зашли в кафе и вскоре уже заказывали себе завтрак, удобно устроившись за столиком для двоих. Несмотря на то, что Лена была очень общительной и имела много друзей, она всегда сохраняла личный уголок в своей жизни, куда не допускала почти никого. Сказав вчера Инне, что собирается в выходной навестить Марину и родителей, она была не совсем точна. Большую часть дня девушка намеревалась провести с Кириллом. В «Центре» про её роман, длившийся уже 4 месяца, никто не знал. В августе Лена с Мариной и их мамами две недели отдыхали у моря в Болгарии. У Лены был отпуск, у Марины – каникулы в колледже. В отеле они познакомились с двумя друзьями – студентами второго курса Универститета информационных технологий. Оказалось, что они из одного города. Молодёжь проводила вместе почти всё время, и дома они продолжили свои отношения, встречались и все вместе, и, конечно, парами – Лена с Кириллом, Марина – с Анатолием. В конце августа Марина и Анатолий уехали на неделю в конный поход. А дальше случилось неожиданное – они пропали. Лена уже приступила к работе. В сентябре воспитанницы «Центра» ещё работали на полях, из учебных предметов у них пока начались только иностранные языки (в колледже их изучали три). Лена вела свою группу и преподавала французский в усиленном объёме, так как некоторые «ответственные» ещё не вернулись из отпуска. Ей позвонили сначала растерянная Маринина мама, затем – рассерженная Александра Павловна (куратор их курса в колледже). Оказалось, что Марина и Анатолий пытались по телефону получить в своих учебных заведениях отсрочку от занятий на 2 недели. Им, конечно, не разрешили – для пропуска занятий требовались очень серьёзные основания. Молодые люди просто самовольно не вышли на занятия, отключили свои мобильные телефоны, и где их искать – не знал никто. Лена очень переживала. Она имела все основания полагать, что скоро Марина окажется в её «Центре», на её отделении в качестве воспитанницы. Если бы Марина с Анатолием вступили в половую связь, то так бы оно и было. Половые отношения до совершеннолетия считались в стране самым серьёзным нравственным преступлением. Замеченные в этом молодые люди и девушки считались одинаково виноватыми, и направлялись в «Центры нравственного перевоспитания» на срок не меньше четырёх лет. А вот выйти оттуда они могли только после достижения 21 года. Если девушка, к примеру, совершала такой проступок в 15-16 лет, то ей приходилось проводить в «Центре» все свои молодые годы. Такое, впрочем, случалось редко. Обычно на этом попадались студентки и учащиеся профессиональных школ. Лена, естественно, ничем не смогла бы помочь подруге. Никаких исключений в стране ни для кого не делали. Все подростки должны были знать, что наказания в случае нарушения нравственных законов никто из них избежать не сможет. Не помогут никакие слёзы, мольбы и заверения, никакие вмешательства родственников! Лена страшно беспокоилась, сходила с ума от тревоги и неизвестности. Ей снилось по ночам, как Марина стоит на коленях в зале для наказаний, и Ирина Викторовна хлещет её тростью. Девушка просыпалась в холодном поту. Марину с Анатолием объявили в розыск, но в стране их не было. Через 2 недели, в середине сентября, Марина позвонила Лене на мобильный. Смущаясь и робея, она объяснила, что они с Анатолием возвращаются из самовольного романтического путешествия и не знают, что им делать дальше. Молодые люди боялись, что их уже исключили из колледжа и института, им стыдно было возвращаться домой и страшно звонить своим кураторам. Прежде чем высказать Марине всё, что она о ней думает, Лена задала подруге главный вопрос. У неё немного отлегло от сердца – никаких нравственных законов влюблённые не нарушили. Лена помчалась к Галине Алексеевне, выпросила себе небольшой отпуск и поехала помогать разруливать ситуацию, насколько это было возможно. Шум поднялся страшный. Марина с Анатолием серьёзно нарушили дисциплину, заставили волноваться родителей и преподавателей, к их розыску были подключены официальные органы. Влюблённые объясняли всё тем, что им так хотелось подольше побыть вместе, что они потеряли голову. Однако это не могло служить оправданием. Марина была не рядовой студенткой, а помощником лидера. Раньше, в школе, они работали в паре с Леной, жили в одной квартире и совместно вели двух-трёх «поднадзорных» девушек. Помощники лидеров не имели права телесных наказаний, но в остальном пользовались такой же властью, что и лидеры. В стране подростки с 14-ти лет (с восьмого класса) переезжали из дома в учебные организации старшей школы, которые чаще всего находились в том же городе, поэтому общение детей и родителей не прекращалось. Выходные и некоторые вечера ученики могли проводить в своих семьях. Целью таких организаций было осуществлять государственный контроль над воспитанием молодых людей, подготовить их к самостоятельной жизни. С этого возраста дети полностью содержались государством. Жили они в специальных жилых комплексах по 2-3 человека в отдельных 3-4-комнатных квартирах. Обедали днём в столовой учебного центра, а завтрак и ужин готовили самостоятельно, сами же следили за чистотой. Кроме учёбы, все занимались спортом, вели активную культурную жизнь. Подросткам были доступны любые занятия по их интересам. В одной учебной организации обучались и проживали обычно около девятисот учащихся, по 300 подростков в каждой параллели восьмых, девятых и десятых классов. Параллель включала 15 классов примерно по двадцать человек. С этого возраста и до окончания школы вводилось раздельное обучение юношей и девушек: для них существовали разные учебные комплексы. Руководили классом лидеры – яркие отлично успевающие молодые люди с выраженными организаторскими способностями. За каждым классом закреплялся руководитель из педагогов, а полное руководство параллелью осуществлялось ответственным куратором совместно с советом лидеров. Ежедневно вечером проводилось совещание, на котором обсуждались все дела параллели и принимались необходимые решения. У подростков в стране было всё необходимое для учёбы, отдыха и гармоничного развития. Но и требования к ним тоже были высокие. Все ученики обязаны были получить образование в объёме десяти классов, причём учиться они должны были старательно. Десять классов – минимальный уровень образования, и всем здоровым детям он был доступен. Кроме того, подростков обязывали наравне со взрослыми соблюдать все нравственные законы общества и отвечать за их нарушение. В учебных центрах велась отличная воспитательная работа; дети гордились своей страной, в основной массе легко принимали все законы, считали их правильными и соблюдали. До совершеннолетия (21-ого года) в стране запрещалось употреблять любые спиртные напитки, даже пиво, вступать в брак и, соответственно, вести половую жизнь. О курении речь вообще не шла – это запрещено и взрослым. Это и были основные нравственные законы, за нарушение которых молодые люди однозначно попадали в «Центры перевоспитания». Каждый гражданин страны, начиная с десятилетнего возраста, ежемесячно проходил проверку на усовершенствованном «детекторе лжи» на предмет этих нарушений. Конечно, в таком «нежном» возрасте на нравственных нарушениях никто не попадался – детей просто хотели приучить к тому, что такие проверки неизбежны. Но вот телесные наказания были официально введены уже со средней школы – именно с десяти лет. За обычные, не отягощённые проступки решением куратора в средней школе, и совета лидеров – в старшей, подростку выдавалось направление в «Центр исполнения наказаний», куда он должен был явиться в установленное время. Детей до 14 лет в «ЦИН» приводили родители, старшие обязаны были прийти сами. В «ЦИНах» по очереди дежурили подростки-лидеры, они беседовали с провинившимися, устанавливали степень вины и глубину раскаяния, назначали наказание (определённое количество ударов кожаным ремнём или специальным ремнём – тоузом) и сами же его и проводили. Большинству « нарушителей» хватало однократного знакомства с ремнём в «ЦИНе». За многократные и более серьёзные проступки наказание ужесточалось. Подростки, которые не хотели учиться надлежащим образом, невежливо себя вели, вступали в конфликты и драки, проявляли неподчинение лидерам и кураторам, могли решением совета получить несколько месяцев содержания “под надзором”. Прямо в своей учебной организации такой подросток поручался какому-либо лидеру (не обязательно своего класса) и поселялся с ним в квартире. Обычно лидер и его помощник вели таким образом одновременно двоих-троих «поднадзорных». Провинившийся, содержащийся под надзором, не мог покидать квартиру без лидера или его разрешения. Учиться он переходил в класс своего лидера, школьные успехи и поведение строго контролировались. Лидеры имели право наказаний, в том числе и телесных, они специально этому обучались и проходили строгие проверки. Считалось, что такая строгость уместна: лучше поступать жёстко сейчас, но сохранить молодого человека для общества. Однако в случае нарушения основных нравственных законов, когда несовершеннолетние хотя бы один раз позволяли себе курение, употребление алкоголя, половые контакты, а также, если в результате их поведения был нанесён вред здоровью людей, они однозначно наказывались более строго: их помещали на разные сроки в “Центры нравственного перевоспитания”. Туда же мог попасть молодой человек, если он неподобающим образом вёл себя “под надзором”.
Forum: Лена уже знала, что «Центр» Марине не грозит, но вот «под надзор» её отправят наверняка. В колледжах и институтах сохранялась такая же система воспитания, как и в школах. В своём колледже Марина оставалась в том же статусе помощника лидера, только работала с другим лидером – Оксаной Новиковой. Александра Павловна была рассержена невероятно. - Как ты могла? – возмущалась она, обращаясь к Марине. – Ты одна из лучших студенток, практически лидер! Какой пример подала другим девушкам! Марина виновато молчала. Оправдываться было нечем. Свой поступок она и сама объяснить не могла. Кирилл был очень рассержен на друга. Он не мог понять, как Анатолий мог так подставить любимую девушку, навлечь на неё серьёзные неприятности. Лена пыталась немного смягчить ситуацию, но ей это не удалось. Марину приговорили к шести месяцам проживания «под надзором». Александра Павловна сразу решительно заявила, что направляет её к Соне Левченко. - Знаю, Лена, ты будешь возражать, - сказала она девушке. – Но другой вариант меня не устроит. У Сони как раз есть место для ещё одной воспитанницы. А Марина – помощник лидера, ей стыдно было совершать такое нарушение. «На курорт» я её отправлять не собираюсь. Пусть расплачивается. Так Марина оказалась во власти Сони. Лена и тут не сразу сдалась. Поехала к Соне, попыталась найти с ней контакт. В конце концов, они уже полтора года практически не сталкивались, можно было попытаться наладить отношения. Однако попытка не удалась: Соня встретила Лену холодно. - Что ты от меня хочешь? – осведомилась она. – Я не собираюсь менять принципы своей работы. И уж тем более для тебя! Ничего с твоей подругой не случится, если будет вести себя прилично. - Хорошо. Но могу я тебя попросить не менять свои принципы и в другую сторону? Хотя бы об этом? - Ничего обещать не могу! – отрезала Соня. По крайней мере, ответила честно. Конечно, именно так она и поступала! И не разрешила Лене ни одного свидания с Мариной. К счастью, каждое воскресенье, согласно правилам, Соня обязана была отпускать свою воспитанницу домой, под личную ответственность родителей. Лена в эти дни приезжала к Марине, только там они и могли видеться. Лена, конечно, не оправдывала Марину. Но такого жестокого и несправедливого обращения со стороны Сони девушка тоже не заслуживала. Марина, естественно, не совершала под надзором никаких серьёзных и даже не очень серьёзных проступков. Училась тоже хорошо, хотя могла иногда случайно схватить тройку. Но Соня была очень изобретательна и всегда, когда хотела, могла выискать нарушение, за которым всегда следовало неизменно жестокое, а часто и унизительное наказание. Рассказывая Инне о белом платочке, с помощью которого Соня проверяла уборку, Лена нисколько не преувеличивала. Марине приходилось несладко, но она вела себя удивительно. Никому не жаловалась, Соню не осуждала, была скромной и безропотно сносила всё. Прямо по-христиански! В первый день свидания она явно не рассказала маме и Лене и трети того, что с ней происходило. Лена пыталась вызвать подругу на откровенность, но ничего не вышло. Марина отвечала с улыбкой: - Всё нормально! Не беспокойся обо мне. Лену такой ответ не убедил. Достаточно было видеть глаза Марины… Сразу после свидания Лена поехала к Александре Павловне и упросила ту показать Сонины отчёты. Все лидеры еженедельно предоставляли куратору письменные отчёты о поведении каждой воспитанницы и наложенных наказаниях. Александра Павловна хорошо относилась к Лене. Хотя девушка проходила обучение в «Центре» по индивидуальному плану, официально она числилась в своём колледже на курсе Александры Павловны. Туда отсылались результаты всех сданных Леной экзаменов и зачётов. Кстати, кураторы не должны были никому разглашать информацию о своих студентках – сотрудницах «Системы перевоспитания». Просмотрев отчёты, Лена ужаснулась. Всё было даже хуже, чем она предполагала! Александра Павловна, однако, отнеслась к ситуации скептически. Она заявила Лене почти то же самое, что и Соня: - Ничего с ней не случится. Пусть старается! Соня не разрешала Марине пользоваться мобильным телефоном. Звонить девушка могла только из дома родителям, и под контролем. И вообще, Марине не позволялось ничего. Вернувшись из колледжа, она никуда из квартиры не выходила, за исключением воскресений. «Поднадзорных» вполне можно было отпускать на прогулки, в театры, в гости – с обязательством вернуться в определённое время. Но решение по этому поводу принималось единолично лидером – и Марина была всего лишена. Лене пришлось ждать неделю, чтобы поговорить с Мариной начистоту. Подруга, конечно, вынуждена была всё признать, но заняла твёрдую позицию. - Лена! – просила она. – Пожалуйста, не говори ничего моей маме! Не надо её расстраивать! И не пытайся что-то изменить. Соню просить бесполезно! Она так решила, и ни на какие уступки не пойдёт. Если ты обратишься к ней с просьбой, она будет очень рада тебе отказать. Не волнуйся, я выдержу! Не так уж и долго терпеть. А потом, мне кажется, так не будет всегда. Соня вполне может со временем смягчиться. Лена всё - таки предприняла ещё одну попытку договориться с Соней - как раз про это она рассказывала Инне. Но, как и предсказывала Марина, ничего не вышло. Марина, кстати, интуитивно избрала правильную линию поведения. Лена об этом не знала, но Соня оценила, как скромно, терпеливо и безответно держится её «поднадзорная». Соня чувствовала, что Марина не злится на неё и не испытывает внутреннего протеста. Это её безмерно удивляло, но и вызывало уважение. Единственной просьбой Марины было не сообщать всего её маме. Соню это тоже покорило. Другие её воспитанницы, наоборот, слёзно жаловались родителям. Соня уже решила, что в ближайшее время изменит своё отношение к девушке. Но не успела. Когда Марина оказалась в больнице, у Лены заканчивался отдых в Египте, она уже собирала вещи: самолёт отлетал завтра рано утром. Ей позвонила мама. Дома у Лены остался только один вечер, чтобы пообщаться с родителями и попытаться навестить подругу. Но состояние Марины было ещё тяжёлым, к ней пускали только близких родственников. Лена не стала настаивать и прорываться с боем, просто встретилась с мамой Марины и выспросила всё у неё. Утром молодая воспитательница была уже на работе. Во время отпусков или болезней ответственных воспитателей их группы вели «подменные» сотрудники. Они работали «вахтами», то есть вызывались на работу только на срок отсутствия основного воспитателя. Галина Алексеевна сразу поставила Лену в известность о том, что Соня будет отбывать наказание в их «Центре». Подростки – лидеры тоже иногда попадали в “Центры”. Некоторые из них сами нарушали законы. Для таких дальнейшая карьера была закончена. Но чаще они, как в данном случае Соня, допускали ошибки, из-за которых пострадал кто-то из людей, чаще всего - их подчинённые. Иногда лидеров заключали в “Центр” в результате конфликтов с руководством – при грубых нарушениях инструкций или некорректном, неуважительном поведении. Лидеры имели немалую власть, но с них строго и спрашивали. Если такие подростки отбывали наказание не за нравственное преступление, то, по окончании срока, они имели шанс опять стать лидерами. Конечно, если им удавалось сохранить свои лидерские качества до конца заключения. Заведующая, естественно, была полностью в курсе событий. - Лена, Левченко должна по очереди идти в твою группу, - сообщила она своей молодой сотруднице. - Как ты к этому относишься? Лена отнеслась к этому прекрасно. Через два дня Соня уже поступила в изолятор. Лена посетила её в первый же вечер и сначала откровенно поговорила с воспитателем изолятора Ларисой Евгеньевной. Та была немного разочарована: Соня ей понравилась. Ещё бы не понравилась! Воспитатели изолятора обычно принимали на себя первый удар. На них сваливались полностью выбитые из колеи воспитанницы, расстроенные и подавленные тем, что с ними произошло, ошеломлённые строгими порядками «Центра». Многие в «Центре» впервые в жизни испытывали телесные наказания, и это ввергало девушек в ужас и депрессию. На общем фоне Соня действительно выделялась спокойствием и дисциплинированностью. - Ну вот! – Лариса Евгеньевна обречённо махнула рукой. – В кои веки прислали хоть одну толковую девочку! Так у неё, оказывается, конфликт с ответственным воспитателем. - Лариса Евгеньевна! Вы относитесь к ней, как ко всем. Только не удивляйтесь моим действиям, - попросила Лена. Вместе с Ларисой Евгеньевной она зашла в Сонину палату. В этот день новенькая ещё находилась в комнате одна. Соня в бледно-жёлтом халате изолятора выглядела необычно. Лена привыкла видеть её всегда модно и элегантно одетой: вкус у девушки был прекрасный! Увидев приближающуюся к ней Лену в форме ответственного воспитателя «Центра», Соня остолбенела. На миг в её глазах промелькнуло удивление, но тут же сменилось выражением понимания и обречённости. - Здравствуй. Меня зовут Елена Сергеевна. Я ответственный воспитатель 204-ой группы «Центра перевоспитания». Приказом администрации ты назначена ко мне в группу, - спокойно сообщила Лена. Соня молчала, не отрывая от воспитательницы взгляда. Лена видела, что новенькая ошарашена и явно не может вымолвить ни слова. По её лицу быстро разливалась бледность. - Левченко! Ты что, в рот воды набрала? – сердито сказала Соне Лариса Евгеньевна. – Ты должна была ответить: “Слушаюсь”! Я же тебе объясняла! Но Соня продолжала молчать и побледнела ещё сильнее. - Вообще-то Елена Сергеевна у нас не кусается, - продолжала возмущаться Лариса Евгеньевна. – А ты сейчас домолчишься до очень серьёзного наказания! - Соня! Да очнись же! – нетерпеливо воскликнула она. - Такого не может быть. Нет! Это невозможно! – тихо проговорила Соня. - Почему? Очень даже возможно, - подала, наконец, голос Лена. - По справедливости, что-то подобное с тобой и должно было произойти. Ты так не считаешь? Соня покачала головой. - А у меня другое мнение. Но это сейчас неважно. Быстрее приходи в себя. Мне надо с тобой поговорить, а времени не так много. - Я в порядке, - произнесла Соня уже более или менее окрепшим голосом. - Лариса Евгеньевна, - обратилась Лена к воспитателю. – Когда она поступила, и какое вы дали ей задание? - Поступила в одиннадцать утра. Ей было велено прочитать для первого ознакомления все «Правила поведения» и начать учить первую главу. - Спасибо. Лариса Евгеньевна строго посмотрела на Соню: - Веди себя прилично! Устроила тут цирк. Затем вышла из палаты. - Давай присядем, - предложила Лена. В первый день Соня ещё могла сидеть. Они устроились за круглым столом посередине комнаты. - Мы можем несколько минут поговорить о нашей прежней жизни, задать друг другу некоторые вопросы, - Лена пристально смотрела на всё ещё бледную новенькую. – Пока можно по-прежнему на «ты». Потом наши прежние отношения закрываются, и вступают в силу новые – воспитанницы и ответственного воспитателя. У тебя есть, что спросить? - Почему ты мне не сказала? – быстро спросила Соня. – Почему? - А я должна была? – удивилась Лена. – Мы информацию о себе без надобности не разглашаем. Кстати, кураторы тоже. Если бы я тебе сказала, что бы это изменило? Ты бы стала по-другому относиться к Марине? Так я уверена, что нет. Наоборот, ты была бы рада показать свою власть над сотрудником «Системы». Разве не так? Ну-ка, подумай! - Не знаю, - тихо сказала Соня. - Вот именно! Ещё есть вопросы? - Как так получилось? - в голосе Сони сквозило отчаяние. – Как ты оказалась в этом «Центре»? - Я прошла тест в десятом классе. Училась в «Школе стажёров». С прошлого года работаю здесь. Уже шесть месяцев веду 204-ую группу как ответственный воспитатель. Самое интересное, что ты попала ко мне по общему плану: именно моя группа должна была сейчас принимать новую воспитанницу. Мне даже руководство просить не пришлось. Видишь, это судьба! - А ты не можешь от меня отказаться? – с надеждой спросила Соня. - Размечталась! – усмехнулась Лена. – Или ты думаешь, что я с тобой не справлюсь? Соня молчала. - Если ты полагаешь, что я сейчас, в отличие от тебя, проявлю благородство, то сильно ошибаешься. Тебя давно пора как следует проучить, и по всему получается, что именно мне придётся этим заняться. Есть ещё вопросы? У Сони вопросов больше не было. - Тогда у меня вопрос, - проговорила Лена. – Я читала все официальные бумаги по этому делу, в том числе – твою объяснительную. Вопрос такой. Ты хоть немного сожалеешь о том, что случилось? Я имею в виду не то, что случилось с тобой. А то, что произошло с Мариной. - Не немного, - в глазах у Сони мгновенно появились слёзы. – Я безумно сожалею. Это правда! Лена видела, что это правда. Но для неё это ничего не меняло. - Вина полностью твоя, - продолжала она, постепенно повышая голос. – Я говорю не про твои четыре удара после её жалобы. Это ты довела Марину до болезни! Ты знаешь, что она держала всё в себе и не признавалась в твоей жестокости ни маме, ни мне? - Знаю. Маме она меня сама просила не говорить. А Александра Павловна мне рассказала, что показывала тебе мои отчёты. Я, конечно, была против. Но, ты же знаешь, Александра всегда делает так, как хочет! - Знаю. Мне тоже не удалось её упросить не отдавать Марину тебе. Так вот, когда неприятности долго скрываешь, сердце может не выдержать. Именно это и произошло с Мариной. И что бы ни говорили врачи, я обвиняю только тебя! У тебя не было реальных причин так с ней поступать. Ненависть ко мне – это не оправдание. Марина тут была ни при чём. Соня молчала. Сказать ей было нечего. - Возможно, всё это закончится хорошо, - голос Лены немного дрогнул. – Ты получишь по заслугам! А Марина поправится, и её амнистируют. Во всяком случае, я на это надеюсь. Последнюю фразу Лена произнесла совсем тихо. Соня поняла, что она сильно переживает за подругу. - Я тоже очень хочу, чтобы Марина поправилась! - воскликнула она. – Лена, я знаю, тебе трудно будет меня простить. Но знай, что я очень, очень, очень сожалею! И лучше бы это я попала в больницу, а не Маринка! В волнении Соня вскочила с места, прижав руки к груди. - Нет, дорогая! – в голосе воспитательницы звучала сталь. – Ты попала как раз туда, куда нужно! И теперь ты будешь сожалеть о содеянном ещё больше! Это я тебе обещаю! Соня глубоко вздохнула и медленно опустилась на место. - Ну, что же, мы всё выяснили, - после небольшой паузы заявила Лена. – Я тебя официально предупреждаю: никакой пощады не жди! Для тебя уже разработан индивидуальный воспитательный план. Единственный твой выход – совсем не допускать нарушений «Правил». Тогда сможешь жить более или менее нормально. Поняла? - Да. - Сейчас, при встрече со мной, ты уже дважды нарушила «Правила». Не сказала вовремя «Слушаюсь», и не исправилась даже после замечания Ларисы Евгеньевны. - Простите, - Соня сидела, опустив голову. - За это прямо сейчас получишь строгую порку. А завтра утром – ещё одну. Специально приду, чтобы лично её провести. - Слушаюсь. - Вот-вот. Входи в роль, - усмехнулась Лена. – Теперь придётся на своей шкуре всё испытывать. Может быть, до тебя что-нибудь и дойдёт. - Встать! – уже совсем другим голосом, резким и властным, приказала она. Вздрогнув, как от удара, Соня быстро вскочила с места. Лена смотрела на неё, сердито прищурившись. - Ещё одно нарушение! – отчеканила она. – Отвечать «Слушаюсь» необходимо в ответ на каждый приказ любого сотрудника! Это тебе разъяснили ещё в приёмной! - Простите, Елена Сергеевна. Слушаюсь. - Ещё одна порка! Итого сколько? - Три. Лена удовлетворённо кивнула, подвинула к себе Сонину ещё чистую учётную карточку и сделала в ней первую запись. - И я к тебе ещё даже не придираюсь, - насмешливо заметила она. – Ты сама нарушаешь «Правила». За это я не оставила бы без наказания и любую другую воспитанницу. Соня молчала, вытянувшись «смирно». - Раздевайся полностью. Тебя ведь здесь, в «Центре», ещё не пороли?
Forum: На этот раз Соня не оплошала. - Слушаюсь. Нет. Она быстро скинула халат и стянула трусики. Лифчик и носки в изоляторе не выдавали. Положив одежду на стул, выпрямилась, чувствуя, как краска заливает лицо. «Я стою перед ней голая! И она собирается меня пороть! Какой стыд! Как это пережить?» Лена прекрасно видела, что Соня сильно смущена и не знает, куда деть руки. - На колени! Руки за голову! – приказала она. - Слушаюсь, - новенькая тут же подчинилась. Воспитательница медленно обошла Соню и встала за её спиной. - Ты ведь любила так поступать? – голос Лены звенел. – Это твой метод – поставить перед поркой на колени и заставить девчонку ждать жестокой расправы и сходить с ума от страха и ожидания? А сколько раз ты проделывала такое с Мариной? Соня молчала, не отрывая взгляда от пола. Лена резко шагнула вперёд и взяла воспитанницу за подбородок. - Отвечать надо, когда тебя спрашивает воспитатель, - жёстко заявила она. – Ещё одно нарушение! И ещё одна порка! Ясно? - Да. - А теперь отвечай! - Да. Любила. И делала это часто! – скороговоркой выпалила Соня. Ей казалось, что пальцы Лены прожигают подбородок насквозь. Воспитательница, наконец, убрала руку. - В группе я и с тобой так поступать не буду. Не хочу шокировать своих воспитанниц. А вот здесь, в изоляторе… Почему бы и нет? В голосе опять послышались резкие нотки. - Будешь стоять так «смирно» полчаса и думать о том, за что получишь наказание. - Слушаюсь. Лена бесцеремонно разглядывала покрасневшую от стыда воспитанницу. - Тебе предстоит первая настоящая порка в твоей жизни, - бесстрастно предупредила она. – То, что ты терпела тогда на совете лидеров – это совсем не то! Щёки Сони при упоминании о прошлом позоре сделались совсем пунцовыми. - И на наших учебных занятиях лидеров наказания были не такими суровыми. Я тебе обещаю… Голос воспитательницы утратил бесстрастность. - Эту порку ты запомнишь надолго! Лена указала на камеру, прикреплённую над дверью. - Одно движение – и тебе придётся плохо! Не глядя больше на наказанную, она вышла из палаты, прошла в кабинет отдыха воспитателей и рухнула в кресло. Через минуту в помещение вошла Лариса Евгеньевна, профессионально мельком глянула в монитор, затем подошла к Лене и села на подлокотник кресла. - Что, девочка моя, уже начала прессинг? - Это ещё не прессинг, - пробурчала Лена, не глядя на коллегу. Ларису Евгеньевну Лена хорошо знала и очень уважала. Эта стройная светловолосая улыбчивая воспитательница с живыми умными серыми глазами была одного возраста с мамой Лены, работала в изоляторе давно, так как её очень устраивал график работы – по полдня каждый день с двумя выходными. Когда Лена начала свою трудовую деятельность в «Центре», её, согласно правилам стажировки, направили сначала в изолятор, где девушка сразу попала под крыло Ларисы Евгеньевны. Опытной и мудрой воспитательнице было не впервой опекать новых сотрудниц, и к Лене она отнеслась по-матерински заботливо, многому её научила и очень помогла девушке в самый трудный, начальный период её самостоятельной работы. - Не прессинг, говоришь? Лариса Евгеньевна встала прямо напротив Лены и поймала всё же её взгляд. - А ты психологическое состояние твоей Сони учитываешь? У неё за пару-тройку дней круто, шокирующим образом изменилась жизнь, повернулась на все 180 градусов! А сейчас вдобавок она узнала, что ты её воспитатель, и от тебя зависит её судьба! Лена молча и удовлетворённо кивнула. - Дальше. Ты раздела её, поставила на колени и пообещала жестокую порку, правильно я поняла? - Абсолютно! Лариса Евгеньевна, она всё это заслужила! Вы не знаете, как Соня сама поступала! Лена разволновалась, говорила горячо. - Возможно! Но ты видишь, что девчонка только что испытала стресс, и давишь на неё и морально, и физически! Ты рискуешь, Леночка! Это может оказаться для Сони непосильным грузом. Не давай волю своим чувствам, сохраняй «трезвую голову». А если не уверена, что у тебя это получится, лучше отдай её в другую группу. Ты не забыла, что вполне можешь получить проблемы, такие же, как у Сони? Сегодня ты – здесь, а завтра – там! Лариса Евгеньевна указала на монитор. На экране хорошо просматривались палаты изолятора. - Спасибо! – Лена улыбнулась. – Очень постараюсь туда… Она тоже махнула рукой в сторону монитора. - Не угодить. Соня стояла на коленях на холодном твёрдом кафельном полу и изо всех сил старалась не шевелиться. С досадой она ощущала, что испытывает сейчас самый настоящий страх. Конечно, были и другие чувства – отчаяние, злость, сожаление, обида… Но холодный липкий страх перекрывал всё! Соня боялась и предстоящей экзекуции, и всего того, что её ожидало в дальнейшем. «И ведь ни в чём её не упрекнёшь! - думала она. – Решила дать мне урок! Заставить прочувствовать то, что чувствовали мои «поднадзорные»! И я чувствую! Да ещё как!» Эти полчаса показались девушке вечностью. Когда Лена вошла, наконец, в палату, Соня даже испытала некоторое облегчение. Через минуту она уже лежала на кушетке для порки и слушала наставления своей мучительницы. - Руками держишься за перекладину. Смотришь всегда на меня. Я буду переходить, менять сторону. Твоя ответственность за этим следить и поворачивать голову. - Слушаюсь. «Что за бред? Зачем?» - А ремень у меня не «мамочкин-папочкин»! Сейчас ты в этом убедишься! Лена достала из чехла резиновый плотный инструмент воспитания и положила на кушетку, прямо перед глазами Сони. - Нравится? «Психологически давит! И хочет добиться ещё одного нарушения!» - Нет, Елена Сергеевна! Соня уже начала злиться, а это всегда её обычно мобилизовало. - На себе попробуешь, что это такое! – услышала она. - Надеюсь, строгая порка поможет тебе впредь быть внимательнее. Воспитательница потянула ремень за прочную рукоятку, и почти тут же на воспитанницу обрушился первый удар. «Вот чёрт!» Боль была настолько резкой и неожиданной, что Соня едва не выкрикнула это вслух. Но сдержалась. Только дёрнулась и непроизвольно плотно сжала ягодицы, на которых уже пламенела широкая красная полоса. Не давая наказываемой опомниться, Лена почти сразу хлестнула снова. Ремень лёг на след от первого удара, захватив часть и ещё неповреждённой кожи. Это было вытерпеть ещё сложнее! Соня опять сжалась и попыталась вдохнуть. Это удалось, однако быстрые мучительные удары продолжались, ремень опускался всё ниже и ниже, попа постепенно приобретала багровый цвет. Соня не знала, куда деваться от невыносимой боли, как её пережить, перетерпеть! Пока она молчала и лежала, почти не двигаясь, но как же это было трудно! Да, такой муки она не ожидала! Лена перешла на другую сторону кушетки и выдала воспитаннице ещё одну серию быстрых, жёстких ударов, пересекая ремнём прежние рубцы. После этого она стала пороть медленнее, но легче Соне от этого не стало. Каждый удар вкручивался глубоко в тело пронзительной и одновременно какой-то тяжёлой болью! Невыносимо больно было и в те секунды, когда ремень поднимался в воздух! Никакой, даже самой маленькой передышки! Сплошная ослепляющая невыносимая боль! «Когда же она остановится?» - Соня уже не могла лежать спокойно, начала ёрзать на кушетке, но по-прежнему плотно сжимала губы, сдерживая стоны. Наконец, воспитательница опустила ремень. - Что, понравилось? «Опять издевается!» - Нет, Елена Сергеевна. Голос прозвучал хрипло, лицо Сони сделалось багрово-красным, глаза заблестели от непроизвольных слёз. - Учти, дорогая, это я применяю отнюдь не самую строгую методику! Помнишь, я сказала тебе, что и любую другую воспитанницу не оставила бы без наказания? - Да! – Соня сердито смахнула слёзы рукой. - Так вот, разница всё-таки будет, и существенная. Лена внимательно осмотрела ягодицы провинившейся, прощупала показавшиеся подозрительными участки. Соня поморщилась и сжалась. «Больно…чёрт!» - Другой новенькой я дала бы на первый раз десять ударов с минимальными усилиями, - спокойно продолжала воспитательница. - А вот тебя буду пороть как следует и до упора! Ты прочувствуешь сегодня, каково выносить порку, когда терпеть уже невозможно! Посмотрим, как тебе это понравится! Это ведь тоже твой метод, правда? - Да. «Так она ещё не закончила??? Нет, не может быть! Я не вытерплю!» Однако вытерпеть пришлось. Лена выполнила обещание в полном объёме. После порки Соня лежала на кушетке измученная, совершенно обессиленная и глотала слёзы, которые текли уже непрерывным потоком. Лена, к счастью, этого не видела. Отдав воспитаннице приказ оставаться на месте до особого распоряжения воспитателя изолятора, она давно уже ушла по своим делам. «И так терпеть все 4 года? Быть в полной её власти? Боже, ну я и влипла!» Соне пришлось невероятно трудно. К другим новеньким девушкам воспитатели относились хотя и строго, но всё-таки проявляли какое-то снисхождение, особенно в части телесных наказаний. Им не назначали много ударов, давали время привыкнуть. Принималось во внимание, что девушки ещё только изучают «Правила». На Соню это не распространялось. У неё не получалось совсем не допускать нарушений. Это не удавалось никому, и Лена об этом знала. Она приходила к Соне каждый день по два раза, брала отчёт у воспитателя изолятора и сама беспощадно наказывала девушку за каждую мелочь. Фактически, каждое появление Лены заканчивалось для Сони строгой поркой. Опальная новенькая постоянно испытывала страдания от ударов и их последствий, так как никаких обезболивающих средств после наказаний для неё не применялось. Лариса Евгеньевна, сочувствуя Соне, скоро совсем перестала её наказывать, а только записывала замечания в учётную карточку. Иначе воспитаннице пришлось бы терпеть двойные наказания. Хорошо ещё, что в изоляторе можно было в любое время находиться в кровати. Соня целыми днями лежала в постели на животе и старательно учила «Правила». Лена вынуждена была признать, что держалась Соня превосходно. Она быстро оправилась от потрясения, покорно, но стойко терпела наказания и вообще вела себя очень скромно. Ни на что не жаловалась, ни о чём не просила. Разговаривая с Леной, девушка чаще всего даже не поднимала глаз. Другие новенькие обычно вели себя по-другому. Не в силах сразу смириться с такой переменой в их жизни, часто воспитанницы рыдали, кричали, устраивали истерики, умоляли воспитателей смягчить наказания, одолевали их разными просьбами. Правда, очень скоро они понимали, что так поступать – себе дороже, и вынуждены были перестраиваться. Соня же ничего подобного себе не позволяла. Лена даже испытывала по этому поводу некоторое сожаление. Она, конечно, и не рассчитывала, что Соня будет кричать во время наказаний или умолять о пощаде. Но такое правильное, скромное поведение девушки несколько смущало её. Лена не собиралась в ближайшее время прощать Соню и изменять свою воспитательную линию по отношению к ней в сторону смягчения. Если бы Соня вела себя не так мудро и не показывала бы своего абсолютного раскаяния – Лене было бы проще выполнять свой план. Ежедневно воспитанницы должны были выучить одну главу из «Правил поведения в «Центре» и сдать её своему ответственному воспитателю. Чтобы не подвергнуться наказанию, разрешалось допустить только одну ошибку при ответе. Соня сама сдавала зачёты безупречно. Но один раз, на пятый день пребывания в изоляторе, девушка допустила серьёзный прокол. Её соседка по палате, первокурсница Ольга Корзунова, отвечая своему воспитателю третью главу «Правил», забыла уже второе правило. В это время у воспитательницы зазвенел мобильный. Она сказала Ольге: - Вспоминай! – чем дала ей небольшой шанс избежать наказания, и занялась разговором. Соня очень хотела помочь Оле и, уверенная, что это останется незамеченным, за спиной воспитателя показала ей ответ – 8 пальцев. Девушку спрашивали, в каком пункте третьей главы находится конкретное правило. Тогда Соня ещё не знала, что воспитатели «Центра» умеют видеть затылком. Конечно, не буквально. Но умудрённая значительным опытом Майя Александровна обнаружила Сонину подсказку, наблюдая за лицом Оли, на котором сразу появились облегчение и благодарность. Закончив разговор, она подошла к Соне, жестом велела ей подняться с кровати и без всяких объяснений влепила девушке одну за другой две пощёчины. В первый раз в жизни Соню ударили по лицу! Несчастная задыхалась от боли и унижения! Майя Александровна так ничего и не сказала Соне. Она отметила замечание в Сониной учётной карточке и занялась Ольгой – выпорола её ремнём, причём значительно строже, чем обычно, предварительно зафиксировав на кушетке ремнями. Ольга вела себя во время порки совсем не так, как Соня: визжала, кричала, извивалась, умоляла о пощаде. Соня во время наказания стояла столбом около кровати, едва сдерживаясь, чтобы не закрыть уши руками и не зажмуриться. Лечь обратно в кровать без разрешения Майи Александровны она не решилась. Соню буквально сжигали сильные чувства – сочувствие к подруге по несчастью, ощущение вины и горькое сожаление! Ведь, если бы она не вмешалась – воспитательница не наказала бы Олю так жестоко! Девушка слушала пронзительные вопли Ольги, а самой мерещились отчаянные мольбы Марины. «Соня! Пожалуйста, хватит! Я не выдержу больше! Сжалься, прошу тебя!» Стыд и раскаяние сжимали сердце. Нет, никакой жалости Марина от неё не дождалась ни разу! Обе новенькие получили хороший урок! Подсказывать за спиной воспитателя – это было уже серьёзное нарушение. Вечером Лена эмоционально провела с Соней очень неприятную для девушки беседу и в очередной раз устроила ей беспощадную экзекуцию. Но на этом Сонины неприятности не закончились. Лена заявила воспитаннице, что в качестве дополнительного наказания намерена поставить её у стенки – обдумать своё поведение. Соня сначала не поняла и удивлённо вскинула на Лену глаза. Потом вспомнила – и краска стыда залила ей лицо. - Да-да! – подтвердила Лена. – Знаешь, так малышей в детском саду наказывают, чтобы они подумали над своим поступком. Вот и тебе неплохо будет всё обдумать! Одно отличие: маленькие стоят час или два. А ты будешь – несколько дней! Лена тут же пригласила Ларису Евгеньевну и ввела её в курс дела. Соня должна была стоять в палате лицом к стене в положении «смирно» с шести утра до девяти часов вечера, с перерывом на час после обеда. Ей разрешалось выходить для завтрака и ужина, а также для осмотра врача. - Правила можешь учить только в перерыве и после девяти, - сказала девушке Лена. – А можешь и вовсе пока не учить. Тогда задержишься в изоляторе с назначением штрафного срока. - Лариса Евгеньевна, - обратилась она к воспитателю. – За любое нарушение положения «смирно», пожалуйста, наказывайте её ремнём. Двадцать ударов, не менее пятого разряда. Когда Лена вышла, Лариса Евгеньевна сочувственно покачала головой. - Ну, ты и влипла, девочка моя! Она уже поняла, что Лена настроена твёрдо и собирается гнуть свою линию, в полной уверенности в своих силах. А ответственные воспитатели имели полную власть над своей воспитанницей с первого дня пребывания той в «Центре». Воспитатели изолятора не могли отменить их решений, наоборот, обязаны были их выполнять. При всём сочувствии к Соне Лариса Евгеньевна ничего не могла поделать! Изначально Лена рассчитывала наказать Соню на 3-4 дня, чтобы та как следует поняла, что в подобной ситуации чувствовала Марина. Но не выдержала – пожалела. В этом плане ей было далеко до Сони – не хватало жестокости. По крайней мере, пока. Соня отстояла два дня, «Правила» учила до глубокой ночи (в изоляторе у девушек были светильники на тумбочках, и это разрешалось). Два зачёта по очередным главам сдала Лене без единой ошибки. В конце второго дня воспитательница спросила у провинившейся: - Ты достаточно прониклась? Или оставить тебя стоять ещё на один день? - Я очень прониклась, - тихо ответила Соня. – Но пусть будет так, как вы решите. Лене понравился ответ, и она освободила девушку от дальнейшего наказания. На 10-й день Соня благополучно сдала комиссии зачёт по «Правилам», и Лена забрала её в группу.
Forum: Сейчас Лена с Кириллом наслаждались вкусным завтраком и общением друг с другом. Кириллу Лена рассказывала всё, они стали очень близки за короткое время. Анатолий сейчас тоже находился под надзором. Однако ему, в отличие от Марины, изредка позволяли самостоятельные отлучки из дома, поэтому они с другом могли иногда вместе проводить время. Кроме того, они учились в одной группе и, в любом случае, виделись каждый день. Анатолий уже успел несколько раз навестить Марину в больнице, пока она не попала снова в реанимацию. Он был полон раскаяния и винил во всём себя. С Мариной у них по-прежнему сохранялись тёплые отношения. Сегодня Лена с Кириллом планировали полностью провести день вместе: навестить Марину, пообедать с Лениными родителями и потом побыть вдвоём до вечера. Девушку ожидал очень насыщенный выходной. В «Центре перевоспитания» воскресный день был особенным. Он назывался в «Правилах» днём «отдыха и психологической разгрузки». И это так и было. Девушки всегда ожидали этого дня с нетерпением. Самое главное - в воскресенье воспитанниц не наказывали. Совсем! Бывали редкие исключения, но в таких случаях разрешение на наказание нужно было получить у ответственного дежурного воспитателя отделения. Конечно, уже полученные ранее наказания не отменялись, их просто переносили на следующие дни. В воскресенье девушкам тоже могли назначить наказания, но исполнялись они, только начиная с понедельника. Психологически для воспитанниц было огромным облегчением хотя бы на день получить такую передышку. Кроме того, в воскресенье не было чёткого обязательного для всех распорядка дня. Ненавистный звонок на подъём в этот день не звенел. Девушки имели право встать в любое время до десяти часов утра. Завтрак длился с 9-ти до 11-ти часов, и воспитанницы могли идти в столовую не строем, как обычно, а в свободном порядке. В воскресенье они также имели возможность свободно передвигаться по отделению и даже гулять в парке в пределах территории «Центра». В просторном хорошо оснащённом кинозале «Центра» в этот день демонстрировались фильмы. Вот просмотра фильма воспитатели могли заранее лишить воспитанницу, но делали это очень редко. У девушек и так было слишком мало развлечений и ярких событий в жизни. Даже самые строгие воспитатели это понимали и не злоупотребляли этим наказанием. В воскресенье с воспитанницами работали только дежурные воспитатели, у ответственных чаще всего был выходной. В этот день была усилена служба охраны. Охранники наблюдали за девушками во время их прогулок, посещения кинозала, а также дежурили в комнатах для свиданий. На отделениях воспитанниц контролировали специальные сотрудники – дневные воскресные воспитатели. Девочки не должны были в воскресенье отмечать у них свои пропуска, они свободно ходили из группы в группу (двери спален в этот день до вечера не закрывались), в общую гостиную, и по другим своим делам. Единственное условие – они сообщали своему дежурному воспитателю, куда хотят направиться. Это отмечалось в учётной карточке, и вернуться надо было в установленное время. Воспитатели должны были точно знать, где находится каждая из её воспитанниц. Воскресные дневные сотрудники контролировали поведение девушек в гостиной, музыкальных классах, лингафонных кабинетах, но делали это ненавязчиво, больше по мониторам. А в группах за воспитанницами наблюдали свои дежурные воспитатели. Один раз в месяц по воскресеньям у каждого отделения был день свиданий. В любое время к девушкам могли приехать родственники или друзья, и тогда их беспрепятственно отпускали на 1-ый этаж, в гостевую комнату. Не разрешались свидания только тем воспитанницам, которые находились в карцере. Остальных наказывать лишением свиданий воспитатели не могли. Свидания имела право запретить только лично директор «Центра» - в исключительных случаях. Даже если девушка в этот день болела и находилась в изоляторе – близких родственников пропускали ненадолго повидаться с ней. Единственное исключение – если воспитанница попадала в изолятор после телесных наказаний. Тогда свидание тоже отменялось. Гостевых комнат в “Центре” было несколько. Они представляли собой небольшие залы с расставленными в них столами и стульями. Тут девочки общались со своими гостями, впрочем, в хорошую погоду разрешались и прогулки в парке. Все ответственные воспитатели отделения в день свиданий находились на работе и дежурили в гостевых комнатах. Это был очень сложный для них день. Приходилось беседовать с родителями, рассказывать им об успехах в учёбе и поведении девушек, отвечать на вопросы. По существующим правилам, воспитатели не обязаны были подробно докладывать родителям обо всех наказаниях, которые получали воспитанницы. Многие мамы сами об этом и не спрашивали, особенно, если на этом настаивали их дочери. Их устраивали те сведения о наказаниях, которые сообщали сами девушки. Но если родители хотели знать всё, то им давался подробный отчёт. Во всяком случае, в “Центре” никто из родственников не пытался “качать права”. Все знали, что их дети находятся в учреждении с очень строгим режимом содержания и, по правилам, должны отвечать за малейшие нарушения. Тем не менее, на этаже в дни свиданий обязательно дежурила медсестра, а в каждой гостевой комнате находилась аптечка, обязательно включающая успокоительные средства. На свиданиях случалось всякое. Не так уж редко или девушки, или их родители сильно расстраивались, и им приходилось оказывать помощь. Гости могли привозить девушкам угощения, но в небольших количествах и только те, которые подходили к чаепитию, либо фрукты. В гостевых комнатах стояли кулеры с холодной и горячей водой, на столах имелась одноразовая посуда, чай, сахар. Воспитанницы могли вместе с посетителями выпить чаю с привезёнными вкусностями, но не имели права никакие продукты забирать в спальню. Чаепития были запрещены девушкам, которые находились на специальной штрафной диете. Им не делалось исключений даже на период свиданий. У второго отделения сегодня было обычное, “не гостевое” воскресенье. Соня проснулась в девять часов утра. Вчера Светлана Петровна, проводив девушку до спальни, посоветовала ей: – Выспись завтра как следует. Воспользуйся передышкой. Тебе это очень кстати. Соня так и поступила. Она действительно хорошо отдохнула, хотя, по правилам, могла бы поспать ещё часик. Во всяком случае, все остальные девушки ещё не проснулись – пользовались привилегиями воскресенья на всю катушку. Соня встала, аккуратно заправила кровать, прошла в санитарный блок и включила душ. Она выбрала свой любимый гель для душа с экстрактом мелиссы, нанесла на всё тело густую пену и с наслаждением долго стояла под тёплыми струями воды. «Как здорово! - думала девушка. - Никуда не надо торопиться, можно расслабиться. Весь день хотя бы не увижу Елену! И порка мне сегодня не грозит! С девчонками будет время пообщаться. Ладно, может быть, у меня как-нибудь здесь всё наладится?» Пока в это верилось с трудом. Соня была очень благодарна судьбе за эту маленькую передышку. Две недели пребывания в “Центре” оказались большим потрясением для неё. Во-первых, угнетали физические страдания. С самого первого дня Соня вынуждена была ежедневно терпеть одну-две строгие порки. Приходилось выносить сильную боль, а Соня не привыкла к этому. В обычной жизни её били только на учебных занятиях лидеров, но это случалось редко и воспринималось совсем не так. А реальному наказанию за все школьные годы Соня подверглась только один раз, в девятом классе. Но тогда, во время той порки, девушку переполняли другие эмоции: стыд, злость, обида, жажда мести… Так что боли она почти и не почувствовала, хотя наказывали её, как лидера, серьёзно. Однако Лена была совершенно права. Здесь всё не так! И физически, и психологически терпеть беспощадные наказания Соне очень трудно! Во-вторых, доводило до отчаяния зависимое и униженное положение воспитанницы. Такой резкий контраст с уверенной жизнью лидера! Морально это очень тяжело было принять. Но больше всего расстраивало девушку то холодное презрение, с которым относилась к ней Елена. Соня не хотела себе в этом признаться, но, узнав, что Лена – воспитатель “Центра” и понаблюдав, как она работает, воспитанница почувствовала к ней уважение и даже испытывала что-то похожее на восхищение. И ей было не всё равно, что о ней думает Елена. Соня даже согласна была терпеть от неё строгие наказания, но ей не хотелось, чтобы Лена считала её “последней сволочью”. А Лена, похоже, думала именно так! Да, конечно, Соня очень виновата перед ней и Мариной. Но ведь она ещё в изоляторе дала Лене понять, что раскаивается и полностью признаёт свою вину. А о болезни Марины просто безумно сожалеет! Она очень старалась вести себя скромно в робкой надежде, что Лена смягчится. Однако пока этого не произошло. «Неужели она мне не верит? - думала Соня. - Нет, должна верить. Просто для неё это ничего не значит. Она, наверное, просто не может меня простить» Девушка вспомнила вчерашнее строгое наказание, которому подвергла её Елена. Ни намёка на сочувствие, ни капли жалости! ”Где твоё “Слушаюсь”?”, произнесённое оскорбительным насмешливым тоном! “Ещё 30 ремней!” “Вот так мы с тобой будем разговаривать!” Только презрение и насмешка! Почувствовав, что на глазах выступили слёзы, Соня встряхнула головой: « Нет! Сегодня воскресенье! Я не буду думать об этом сегодня! Подумаю завтра!» И рассмеялась, вспомнив, что невольно подумала словами известной литературной героини Скарлет О”Хара. Настроение немного улучшилось. Девушка выключила душ, тщательно вытерлась, расчесала и высушила феном волосы. «Сейчас пойду и надену ту прикольную юбку и розовый джемпер!» - с воодушевлением подумала она. Когда Соне выдавали в кладовой вещи перед приходом в группу, ей предложили выбрать 3 комплекта одежды специально для воскресных дней. Вещи были модные, и Соня с удовольствием выбрала. Сейчас ей не терпелось одеться: красивая одежда была её слабостью. За эти две недели, хотя проблем и так хватало, девушке надоели ужасный жёлтый халат изолятора и унылое серое форменное платье воспитанницы. Однако как только Соня вышла из санитарного блока, на пороге своего кабинета появилась дежурный воспитатель Мария Александровна и жестом велела воспитаннице подойти к ней. Соня быстро выполнила распоряжение. Воспитательница пропустила её в кабинет, вошла следом и закрыла дверь. В кабинете Мария Александровна с интересом оглядела Соню. - С лёгким паром! - Спасибо, - улыбнулась девушка. - Сегодня ты совсем по-другому выглядишь. Не так, как в пятницу утром. Тогда была заспанная и испуганная. Соня смутилась, вспомнив, при каких обстоятельствах состоялось первое её знакомство с Марией Александровной. Позавчера утром она не услышала звонок на подъём, и ей пришлось терпеть от воспитателя порку. Соня украдкой бросила быстрый взгляд в зеркало, которое висело над раковиной у входа. Действительно, сегодня она выглядела хорошо. Выспавшаяся, розовая после душа. Блестящие только что вымытые волосы распущены, и это очень идёт девушке. - Спасибо! Про себя Соня отметила, что Мария Александровна тоже выглядит отлично. На вид ей 22-23 года, высокая, стройная, длинные тёмные волосы собраны в красивую причёску и перехвачены зажимом со стразами. Большие тёмные глаза, чёрные пушистые ресницы. Выразительность лица подчёркивалась умело наложенным неброским макияжем. – Так, Левченко! - проговорила воспитатель. - Ты у нас новенькая. Твёрдо помнишь, как вести себя в воскресенье? – Я помню всё, что в “Правилах”, Мария Александровна. И Юля мне более подробно рассказывала. – Хорошо. Напоминаю основные моменты, на которых чаще всего и попадаются новички. Во-первых. Хотя у вас сегодня свобода передвижения, каждый шаг должен быть отмечен в карточке лично мной. Если ты, например, решишь перейти из общей гостиной в музыкальный класс, то сначала должна вернуться сюда, в группу, сообщить об этом мне и получить соответствующую отметку в карточке. Это несмотря на то, что до музыкального класса из гостиной несколько шагов, а до группы – пол коридора надо пройти. Иначе наживёшь себе неприятности. И второе. Сегодня ты можешь ходить почти по всему “Центру” и на улицу. Обязательное условие – немедленное беспрекословное подчинение любому сотруднику. Тут же говоришь “Слушаюсь” и выполняешь приказ. А уже потом, если хочешь, оправдывайся или задавай вопросы. Надеюсь, сегодня у тебя не возникнет такой ситуации, как вчера с Ириной Викторовной. Как это ты умудрилась допустить сразу столько нарушений? – Простите, Мария Александровна, я вчера просто растерялась. Но все выводы уже сделала. Больше такого не повторится! – Значит, выводы сделала? - задумчиво протянула воспитатель. - Хм! Ну ладно. Очень хорошо, что ты встала не в самый последний момент. Это облегчает мою задачу. Пристально посмотрев на девушку, она продолжала: – Елена Сергеевна, конечно, уже в курсе твоих вчерашних нарушений. Она оставила мне распоряжение устроить тебе сегодня перед завтраком строгую порку. Сердце Сони сжалось. «Вот тебе и воскресенье! - ошеломлённо подумала она. - Елена ни перед чем не останавливается, чтобы уколоть меня побольнее. Даже в воскресенье решила не давать мне передышки! Это же надо, заранее побеспокоилась получить разрешение на наказание в выходной день! Юлька говорила, что это не так-то легко!» – Я думаю, что тянуть мы с этим не будем, - говорила тем временем Мария Александровна. - Раздевайся. Она жестом указала Соне на кушетку. Соня быстро ответила “Слушаюсь” и выполнила приказ. Девушку обуревали злость и обида. Она, конечно, вытерпит наказание, тем более что деваться некуда. Но сейчас, после того, как она с утра положительно настроилась и не ожидала ничего плохого от предстоящего дня, переносить порку, да ещё строгую, не хотелось ужасно! Мария Александровна, однако, не спешила доставать ремень и внимательно наблюдала за Соней. – Что же, - удовлетворённо улыбнулась она. - Похоже, ты действительно усвоила вчерашний урок. Можешь расслабиться, никакой порки не будет. Соня изумлённо посмотрела на воспитателя. – Ты сказала, что сделала нужные выводы, - объяснила Мария Александровна. - И я решила проверить, так ли это. Елена Сергеевна не поручала мне тебя наказывать. Меня интересовала твоя готовность выполнить приказ. Не веря своему счастью, воспитанница облегчённо вздохнула. – Обиделась? - доброжелательно спросила Мария Александровна. - Не обижайся! Любой сотрудник может устроить тебе такую проверку. Очень даже запросто! Твоя задача – поступать согласно “Правилам”. – Я не обиделась, - улыбнулась Соня. - Наоборот, очень обрадовалась. Честно говоря, очень не хотелось сейчас переносить наказание. – А что, разве когда-нибудь этого хочется? - резонно заметила воспитатель. - А ты молодец! Если бы я сейчас таким образом проверила всю группу – наверняка 2-3 человека бы попались. Начали бы сомневаться, качать права, объяснять мне, что сегодня воскресенье, и наказания невозможны, ну, или что-нибудь в этом духе. Она усмехнулась. – У меня даже тени сомнения не возникло в том, что Елена Сергеевна может мне такое устроить, - Соня сделала попытку встать с кушетки. – Я тебе разрешала вставать? - иронически спросила воспитатель. – Нет! Простите, - Соня уже сожалела о своей оплошности. «Ну вот! Не одно, так другое! Сейчас скажет: ”Тридцать ремней и 3 часа на коленях”. Однако Мария Александровна почти весело проговорила: – Ладно. Проехали. Но делаю тебе устное замечание. Инициатива здесь наказуема. Всё нужно делать, только дождавшись приказа. – Слушаюсь. Спасибо, - Соня не верила своим ушам. Почувствовав её удивление, воспитатель разъяснила: – Существует такое понятие, как сомнительная вина. В таких случаях мы имеем право ограничиться устным замечанием. Но особо на это не рассчитывай! Это только право. Всё – на усмотрение воспитателя. В глазах Марии Александровны промелькнули весёлые искорки: – Кстати, Елена Сергеевна обычно наши устные замечания в наказания не переводит. И на отчёте мы про такие проступки не докладываем. Она может потом поинтересоваться, были ли замечания, но просто принимает к сведению. Во всяком случае, раньше было так, - добавила она, многозначительно посмотрев на Соню. - А поручение мне Елена Сергеевна действительно оставила - пользуясь передышкой, позаботиться о твоих ранах. Так что лежи спокойно. – Слушаюсь. Спасибо, - ещё раз повторила Соня. «А она ничего, прикольная, - думала девушка про Марию Александровну. - Кажется, хотя бы с дежурными воспитателями мне повезло!» Закончив обработку, Мария Александровна предупредила воспитанницу: – Особо на эти средства не рассчитывай. Они больше направлены на профилактику воспалений. Все препараты, уменьшающие боль, для тебя, к сожалению, пока под запретом. А теперь иди. На завтрак нужно отправиться не позднее половины одиннадцатого. Не забудь подойти и взять свою карточку. Сейчас было ещё без пятнадцати десять. Девушки почти все уже встали. Юля, Галя и Наташа Леонова что-то оживлённо обсуждали, заправляя кровати. Увидев, что Соня вышла из кабинета воспитателей, Юля махнула ей рукой: – Соня, привет! А что ты там делала? В глазах подруги промелькнула тревога. Соня подошла к одноклассницам. – Доброе утро! Да вот, Мария Александровна решила мне розыгрыш устроить, - улыбнулась она. – Какой? - с интересом спросила Наташа. Соня рассказала. – Мария Александровна такое сделала? - вполголоса возмутилась Юля. - Не ожидала от неё! Ты же новенькая, вполне могла на этом проколоться! А знаешь, что бы тебе за это было? Это серьёзное нарушение – сразу не выполнить приказ! – Так она же не просто так! - вступилась за воспитателя Соня. Ей пришлось рассказать подругам и о том, что произошло с ней вчера вечером в зале для наказаний. Выслушав её, Юля ахнула, метнулась к стеллажам под телевизором и вытащила оттуда большую красную папку. – Сонька! Ты забыла инструкции просмотреть! Я же тебе объясняла, помнишь? В этой папке – куча подробных инструкций в дополнение к “Правилам”. Их нужно в первые же дни просмотреть и соблюдать. Вот твоя инструкция, смотри! Соня быстро пробежала глазами текст и хлопнула себя по лбу: – Ну, я балда! Представляешь, Юля, совсем забыла про эту папку. А мне ведь и Инна Владимировна про неё говорила! – Неудивительно! - вступила в разговор Наташа. - У тебя здесь очень бурное начало. Могла и забыть. – Бурное? - удивилась Соня. - Разве не у всех новеньких так? Девушки переглянулись. – Нет, не у всех, - Наташа покачала головой. - Елена Сергеевна новичков обычно бережёт. Первую неделю, а то и две вообще мало наказывает. А уж, чтобы отправить на ”станок” или “на колени” в первые дни – такого никогда не было. Кстати, Ирина Викторовна тоже ведь знает, что ты новенькая. Могла бы не сразу за трость хвататься, а напомнить инструкцию. – Ага, вот иди и скажи ей! - воскликнула Юля. - Напомнит она, как же! Зойке, может быть, и напомнила бы. А Соне – ни за что! Наоборот, наверное, рада была её спровоцировать. – Соня, ты нас подождёшь? - Галя заканчивала заправлять кровать. - Вместе пойдём завтракать. Юлька, хватит болтать, пошли умываться. - Конечно, подожду, - улыбнулась Соня. Несмотря на не очень приятный разговор, настроение у неё было хорошим. Во время общения с Марией Александровной она почувствовала, что в целом воспитательница настроена по отношению к ней доброжелательно. Это очень радовало Соню. Девушка быстро проверила, всё ли в порядке у неё в шкафу, и, не торопясь, с удовольствием надела тонкие колготки, укороченную светлую юбку и розовый джемпер. Вскоре они с Юлей и Галей уже шли по коридору по направлению к столовой. – Давайте после завтрака погуляем, - предложила Юля. - Хоть пообщаемся спокойно, а то неделя какая-то сумасшедшая была. – А после обеда в кинозале новый фильм посмотрим, - подхватила Галя. Фильм “Сумраки Вселенной” только что вышел в прокат, а до этого активно рекламировался, и девушки давно мечтали его посмотреть.
Forum: В столовой сегодня все воспитанницы сначала подходили на раздачу, брали поднос с завтраком, и потом уже усаживались за столы. Завтрак оказался вкусным: оладьи с вареньем, мюсли с молоком, йогурт, творожок, бутерброды и несколько шоколадных конфет. На столах стояли большие вазы с фруктами, которых можно было есть сколько угодно. Подруги за компанию с Соней отнесли свои подносы на стойку. Соня взяла только творог, мюсли и бутерброд с сыром, всё остальное предложила подругам. – Сразу видно, человек недавно из дома, - улыбнулась Галя. Соня слегка покраснела, но не ответила. Разговор состоялся у них позже, во время прогулки в парке. Погода стояла отличная – солнце, лёгкий морозец. Действительно, из-за того, что Соня все вечера простаивала на коленях, поговорить в группе девушки могли только урывками. Сейчас Юля и Галя немного рассказали ей о себе. Юля находилась в “Центре” за половую связь с августа прошлого года. Во время работы в молодёжном трудовом отряде она познакомилась со студентом 2-го курса технического колледжа. Студента звали Алексей, и они с Юлей сразу полюбили друг друга. Их роман продолжался почти месяц. В конце концов молодые люди потеряли голову и вступили в половой контакт. Осознав, что произошло, они сразу, буквально взявшись за руки, пошли “сдаваться” кураторам. На расследовании Юля и Алексей полностью признали свою вину, но заявили, что любят друг друга и по достижении совершеннолетия намерены вступить в брак. История трогательная и, к сожалению, не такая уж редкая. К счастью, Юля не забеременела, иначе это очень осложнило бы ситуацию. Оба оказались в “Центрах перевоспитания”, получив по 4 года заключения. Однако это их не сломило и ничего не изменило в их отношениях. Сейчас, больше чем через год, Юля рассказывала Соне об Алексее особенным голосом, у неё светились глаза. Видно было, что девушка действительно испытывает к молодому человеку сильное чувство, и это чувство было взаимным. Алексею и Юле не разрешено было переписываться напрямую, но на свиданиях с родственниками молодые люди передавали друг для друга письма. Очередное письмо Юля всегда носила при себе, пока не зачитывала до дыр или не получала следующее. В “Центре”, благодаря любви и поддержке Алексея, она чувствовала себя уверенно, насколько это было возможно, находилась на хорошем счету, и нарушения допускала редко. Галя жила в “Центре” 7 месяцев, была осуждена за курение с отягчающими обстоятельствами на два с половиной года. Юля в своё время была и её “шефом”, с тех пор девушки стали неразлучны. Галя гораздо труднее адаптировалась к новым условиям жизни. Сейчас она рассказала Соне, что в первый месяц ей приходилось невероятно тяжело, она постоянно совершала нарушения, не могла смириться с жёсткими порядками. – Представляешь, были моменты, когда надо мной висели “долги” в сотни ремней. Я не знала никакого покоя! Каждый вечер меня ожидала порка, и весь день я нервничала, боялась этого момента. Юлька, конечно, здорово мне помогла. И Елена Сергеевна, когда взяла нашу группу в июне, тоже меня очень поддержала. Мы с ней подолгу разговаривали каждый день, она иногда давала мне «передышки» - просто отменяла на несколько дней все наказания. Иначе вообще не знаю, как бы я всё это выдержала! Ну и привыкла постепенно. Теперь вот с учёбой только бы разобраться! Гораздо труднее на втором курсе стало. А никаких плохих отметок Елена Сергеевна не терпит. – Соня, - Юля тронула подругу за плечо. – Помнишь наш разговор про Елену Сергеевну? Мы её просто не узнаём! Что происходит? Поделись! Ведь трудно в себе держать, наверное. – Конечно, трудно! – Соня обречённо вздохнула. – Дело в том, что мы с ней хорошо знакомы. С 14-ти лет учились в одной параллели до начала десятого класса, и отношения у нас были не самые лучшие. – Как это в одной параллели? – не поняла Галя. – Ты хочешь сказать, что она с нами одного возраста? – Я даже знаю, когда ей исполнилось 19, - усмехнулась Соня. – Четвёртого ноября. На совете лидеров мы обычно друг друга поздравляли с днём рождения. – Нет, Соня, не может быть! – ошарашено произнесла Юля. – Как же её могли в таком возрасте поставить работать воспитателем? Она же, получается, ещё даже колледж не окончила! – А что, разве она плохо справляется? – Соня насмешливо смотрела на подругу. – Да отлично она справляется, в том-то и дело! Ты знаешь, что наша группа сейчас на втором месте по всем показателям? После 205-ой. А до этого мы в хвосте тащились. Воспитатель была – тихий ужас. Настоящая самодура! Мы её боялись и ненавидели. Потом она замуж вышла и перешла куда-то, слава Богу. А у нас появились Елена Сергеевна и Инна Владимировна, а Мария Александровна уже работала. Тогда у нас всё стало налаживаться. Елена с Инной, конечно, строгие, но по-человечески к нам относятся. Хотя бы справедливо и без лишней жестокости. Мария Александровна тоже ничего. Но она иногда может под настроение какую-нибудь гадость сделать, а вот Елена Сергеевна и Инна Владимировна никогда себе такого не позволяют. Да нам вообще очень повезло! На всём отделении не так много нормальных «ответственных»! Кроме Елены Сергеевны, только Светлана Петровна ещё ничего, ну, Вероника Игоревна в 203-ей, и Екатерина – историчка, она 201-ю ведёт. А в остальных группах девчонкам очень трудно приходится! - Я рада, - но в голосе Сони особой радости не ощущалось. – А возраст тут ни при чём. Я так поняла, их ещё в 16 лет начинают готовить. И отбирают по специальным тестам, а не просто всех желающих. К девятнадцати можно вполне профессионально работать, если есть изначальные данные. Мне кажется, что и Инне не больше девятнадцати! Да вы сами-то разве не видите, что они молодые совсем девчонки? Галя с Юлей смущённо переглянулись. - Мы думали, они старше, просто так хорошо выглядят, - пожала плечами Галя. - Так вот, Соня! – решительно произнесла Юля. – Елена Сергеевна не мстительная. Она не может к тебе так относиться из-за ваших школьных разногласий. Она и нам всё время внушает: «Не зацикливайтесь на своих ошибках, получили наказание, сделали выводы, и живите спокойно дальше, никто на вас зла не держит». Или ты что-то недоговариваешь? Соня вздохнула. - Эта девушка, Марина, из-за которой я сюда попала – её лучшая подруга, - призналась она. – И в этом всё дело. Я очень виновата перед ними обеими. Елена просто не может меня простить! Девушки изумлённо посмотрели на Соню. Соня опять вздохнула и рассказала им всё. - Вы, конечно, тоже теперь можете меня презирать, - добавила она в конце рассказа. – Но я очень многое здесь поняла. Теперь бы я поступала совершенно по-другому. - Сонь, - ласково сказала Юля. – Никто не собирается тебя презирать. Наоборот, попытаемся вместе придумать, как тебе помочь. - Спасибо, - на глазах у Сони выступили слёзы. – Но пока ничего не придумать. Со мной уже Инна Владимировна и Светлана Петровна разговаривали по этому поводу. Они тоже в курсе и немного мне сочувствуют. - Даже Светлана Петровна? – обрадовалась Юля. – Сонька, это же здорово! Как раз Светлана может на Елену Сергеевну повлиять. Они с ней дружат. С Инной тоже дружат, но Светлана равна ей по статусу. А, может быть, даже и выше. Она Елену Сергеевну курирует. - Как курирует? – не поняла Соня. - Ну, Елена Сергеевна работает ответственным воспитателем только полгода. До этого она была «дежурной», как раз в 105-ой группе. А у них, видимо, есть какая-то система наставничества. Сейчас уже реже, а вначале Светлана Петровна почти ежедневно приходила вечером к нам в группу, могла проверку устроить, на отчётах иногда присутствовала. А потом они разговаривали с Еленой Сергеевной в кабинете. - Понятно. Типа испытательного срока, наверное, - предположила Соня. – Но именно Светлана мне вчера и сказала, что поможет только время. «Ты перестанешь совершать нарушения, Елена Сергеевна оттает. Но гарантировать, что это будет скоро, я не могу». Хотя с Еленой об этом они ещё, наверное, не разговаривали. Светлана Петровна узнала всё только вчера вечером от меня. Просто вынудила меня всё рассказать. Соня кратко рассказала девушкам и об этой беседе. - Ну вот! – воодушевилась Галя. – Завтра они поговорят, и, может быть, ситуация улучшится. Соня покачала головой: - Светлана Петровна ни словом не обмолвилась о том, что считает действия Елены Сергеевны неправильными. Она мне сочувствует, но и её правоту признаёт. Мне советовала не падать духом и не сдаваться. И Инна – то же самое. - Нет! – непримиримо заявила Юля. – Нельзя ждать! Ты должна сама поговорить с Еленой Сергеевной. Она хочет, чтобы ты изменилась? Так ты уже изменилась, но она-то об этом не знает. Вот и скажи ей! Ну, вот как ты нам сейчас сказала. - Но я не могу! – с отчаянием воскликнула Соня. – Я её до ужаса боюсь! И потом, вы представляете, как это будет выглядеть! Она подумает, что я специально это придумала, чтобы смягчить её и избежать строгих наказаний. Юля с Галей громко рассмеялись. Соня удивлённо глядела на них, слегка покраснев. - Соня! – объяснила Юля. – У Елены Сергеевны есть одна особенность. Она любую, даже самую мизерную неправду или фальшь сразу распознаёт. Мы это поняли ещё в первый месяц, и теперь никто не пытается её в чём-то обмануть. Даже в малом! Её другие воспитатели иногда просят в своих группах провести расследование, узнать, кто врёт. Знаешь, что девчонки рассказывают? Она всех в шеренгу выстроит, проходит вдоль строя, каждой заглядывает в глаза и спрашивает, например: - Ты сделала это? Естественно, все говорят «нет». Она всех опросит и тут же говорит, кто виноват. - А вдруг она ошибается? Можно ведь так про любого сказать? Мы же совершенно беззащитны. - Девчонка сама уже не отрицает. У нас же есть право при таком обвинении настоять на использовании «детектора лжи». Если на приборе непричастность подтверждается – хорошо, вина снимается. А вот если нет – то такой воспитаннице хорошо прибавят срок. Не меньше, чем на год. Плюс карцер! Так вот, ни одного такого случая ещё не было. Елена Сергеевна ни разу не ошиблась. Никто на детекторе не настаивал. Так что, если ты с ней поговоришь, она тебе поверит, не сомневайся. - Ладно, посмотрим. Может быть, и соберусь с духом. Девчонки! Умоляю! Никому из наших – ни слова! Пожалуйста! Иначе я со стыда сгорю. - Не волнуйся. Никому не скажем, - заверила Галя. - А тебе, Соня, большое спасибо за вчерашнее, - с чувством произнесла Юля. – Помнишь, ты нам с Зоей подсказала, как себя вести. Ты полностью права оказалась. Юля прыснула: - Елена с Инной так удивлённо переглянулись! Видимо, не ожидали. - Не за что, - ответила Соня. – Такие вещи я чувствую. Всегда буду рада помочь, если что. Подруги вернулись на отделение. После обеда все воспитанницы группы, кроме Сони, изъявили желание идти смотреть премьеру фильма. Соня отказалась категорически, несмотря на уговоры. - Девчонки, мне пока не до фильмов. Настроение не то. И я обещала с Ирой Елистратовой встретиться в гостиной. Соня действительно вчера в зале для наказаний договорилась с Ирой встретиться с ней в три часа дня. Мария Александровна без возражений подписала Соне карточку, но спросила: - А с кем ты там будешь общаться? Всё отделение в кинозал идёт. - Мы с Ирой из 202-ой группы договорились. Её лишили просмотра фильмов на сегодня. - Вот как? – удивилась воспитатель. - Подожди, я позвоню и уточню. Возможно, Елизавета Вадимовна передумала. - Разве такое возможно? – изумилась Соня. Мария Александровна улыбнулась: - Редко, но бывает. Вдруг решила пойти Ире навстречу? Этот фильм девчонки уже два месяца ждут. Она набрала номер дежурного воспитателя 202-ой группы: - Екатерина Юрьевна! Елистратова у вас в кино идёт? Нет? В гостиную взяла разрешение? Спасибо. Она протянула Соне карточку: - Иди. Только помни, о чём я тебе утром говорила. Действительно, Ира с Соней оказались в гостиной одни. Увидев Соню, Ира обрадовалась невероятно: - Здравствуй! Ты точно не из-за меня в кино не пошла? – Нет. Я же тебе вчера сказала, что и так не собираюсь. Соня с трудом пристроилась на мягком диване, взобравшись на него с ногами и приняв немыслимую позу. Девушки очень душевно поговорили. Ира жила в «Центре» уже больше года, как и Юля, но всё ещё никак не могла привыкнуть и чувствовала себя глубоко несчастной. Ситуация усугублялась тем, что ответственный воспитатель Ириной группы, Елизавета Вадимовна, была очень строга и с девочками поступала жёстко. Кроме того, Ире не удалось ни с кем из одноклассниц завязать глубоких близких отношений. Соня, прожив в группе всего 2 полных дня, уже поняла, как это важно – иметь хороших подруг. Она была очень благодарна Юле и Гале, что они приняли её в свой круг общения, сочувствуют ей и стараются помочь. История Иры потрясла Соню. Оказывается, девушка с 12-ти лет жила в приёмной семье. Её родители один за другим, сначала папа, а через год – и мама, были отправлены в спецпоселение за нарушение нравственных законов. Со взрослыми в стране тоже в таких случаях поступали беспощадно! Конечно, Ира регулярно их навещала, сначала вместе с приёмными родителями, потом и сама. Она очень любила маму, была близка с ней и сильно переживала из-за разлуки. Приёмные родители тоже очень полюбили девушку, поддерживали её и окружили заботой и лаской. В конце десятого класса Ира вступила в половую связь, и, естественно, оказалась в «Центре». Теперь она переживала вдвойне. Ей казалось, что приёмные родители, которых она уже успела полюбить, теперь отвернутся от неё. Они подумают, что у девушки плохая наследственность, и нечего с ней возиться, или что-нибудь в этом роде, хотя оснований для таких мыслей не было. Приёмные мама и папа, хотя и расстроились за Иру, но регулярно навещали её и всячески поддерживали. Кровные родители тоже имели право 4 раза в год приезжать к Ире. Приглашения, необходимые, чтобы выехать из поселения, им предоставлял «Центр», и оба родителя пользовались этим правом и не пропустили ещё ни одного свидания. Ира же чувствовала себя кругом виноватой и не могла избавиться от этого комплекса. Соня, как могла, попыталась успокоить и разубедить девушку. Похоже, у неё это получилось. Ира повеселела. Ещё они поговорили о поведении во время наказаний. Иру просто потрясло, как держится Соня, и она стремилась выяснить, как такое вообще возможно. Соня дала ей несколько советов, а в конце беседы рассказала, как проводить аутотренинг. – Делай это регулярно, - наставляла она Иру. - Что же теперь делать, если мы сюда попали? Надо приспосабливаться. А во время наказаний не ослабляй за собой контроль. Буквально перед каждым ударом сжимай волю в кулак и думай: “Нет, я сильнее. Я вам не поддамся!” И не забывай про приёмы смягчения боли. – Представляешь, у меня во вторник были неприятности на работе, - поделилась Ира. - Так наша бригадирша лично позвонила Елизавете Вадимовне и нажаловалась. Елизавета совсем «с катушек съехала». Она и так терпеть не может, когда у нас на работе замечания. Так ей мало показалось, что она меня на “станке” наказала, 5 часов “на коленях” добавила и фильмов на 2 недели лишила! Ещё назначила 10 напоминаний, представляешь? Теперь каждый раз перед работой я должна получать по 20 ремней, и так – десять раз. “Чтобы помнила, как себя вести на работе”, - передразнила Ира. - А вчера утром Алина Геннадьевна после этой утренней порки обезболивания не применила! Просто так! Настроение у неё было плохое! Тоже вредная, ужас! Я два часа вообще не знала, куда деваться от боли. Стою, морковку кидаю, а слёзы так и капают! – Я видела, ты очень бледная была, - понимающе кивнула Соня. - А ты всё равно не сдавайся! И не плачь! Терпи – и всё. Тут всё может быть. Нам надо учиться более философски относиться к наказаниям и выходкам воспитателей. Мне за все эти 2 недели вообще всего 3 раза обезболивание применили, и то, два из них – в зале для наказаний, после порки тростью. А наказывает Елена всегда по-строгому! Ира изумлённо воскликнула: – Да как же ты держишься? – Вот так, - усмехнулась Соня. - Терплю и приспосабливаюсь. Видишь, как сижу? Поза у Сони и правда была смешная. Девушки рассмеялись. – Давай вместе бороться! - предложила Ире Соня. - Примем решение, что не сдадимся. Ира выглядела воодушевленной. – Соня, я за весь год ни с кем так не разговаривала! И никто меня так не поддержал! Спасибо тебе! И не бросай меня, пожалуйста. Ира, конечно, тоже была безмерно удивлена таким строгим отношением к Соне со стороны Елены Сергеевны. – Ваши девчонки вообще “на коленях” редко появляются. Это нам Елизавета за любой пустяк по 4-5 часов назначает. Но Соне не хотелось пока посвящать в свои проблемы Иру. Она тактично свернула беседу, сославшись на то, что заканчивается время, отмеченное в учётной карточке. – Пока! Завтра в нашем любимом зале увидимся, - улыбнулась Соня, и девушки расстались. Соня вернулась к Марии Александровне и попросила разрешение пойти в музыкальный класс. Она хорошо играла на фортепиано и любила хорошую музыку. Юля говорила, что в музыкальной гостиной есть хорошая нотная библиотека, а Соне сейчас хотелось чего-нибудь для души. В специальном помещении были организованы музыкальные классы – несколько небольших кабинетов, вмещающих только пианино, 2 стула и столик. В общей гостиной на стеллажах в свободном доступе находились сборники нот, здесь стоял рояль, также имелось несколько гитар. В “Центре” желающие воспитанницы могли продолжать своё музыкальное образование, занимаясь с преподавателем фортепиано. Те же, кто не хотел заниматься серьёзно и регулярно, имели возможность приходить в эти классы и играть самостоятельно, для себя. С удивлением девушка обнаружила на подоконнике высокий поролоновый круг. Соня пристроила его на стул – оказалось точно по размеру – и осторожно попробовала присесть. Результат её ошеломил. Сидеть можно было почти свободно. «Наверное, эти кружочки выдаются только по усмотрению воспитателей, - подумала Соня. - А всегда их не используют в воспитательных целях» Девушка открыла пианино, для разминки сыграла гамму и пару этюдов, а затем с чувством и наслаждением исполнила несколько своих любимых произведений. От прекрасной музыки на глазах навернулись слёзы. Соня решительно вытерла их и поставила на подставку ноты. Она любила разную музыку, в том числе, конечно, и современную, но сейчас Соне захотелось поиграть Штрауса, это соответствовало её настроению. Несколько вальсов она могла играть свободно, но по нотам. Час пролетел быстро. Соня вернулась в спальню, вернула свою карточку Марии Александровне и прочно обосновалась в учебном классе. Необходимо было закончить французский перевод для Елены, да и других заданий тоже достаточно. Завтра Соню ожидал второй учебный день в “Центре”. Некоторые предметы будут для неё в первый раз. Девушка решила подготовиться как можно лучше, чтобы избежать хотя бы некоторых возможных проблем. Остальные воспитанницы ещё не вернулись из кинозала, фильм длился уже более двух часов. Минут через пятнадцать после начала Сониных занятий в класс из кабинета вышла Мария Александровна и бросила на стул около парты девушки такой же поролоновый круг, как в музыкальном классе. – Садись и занимайся нормально, - приказала она. И пояснила: – Это разрешается во время самостоятельных занятий – исключительно по усмотрению воспитателя. Лично я не против. – Спасибо, - тихо поблагодарила Соня. - Вы меня весь день сегодня вдохновляете. – Посмотришь, как я буду тебя вдохновлять, если вздумаешь нарушать “Правила”, - усмехнулась Мария Александровна и вернулась в кабинет. Из кинозала вернулись остальные воспитанницы. Некоторые тоже пришли в учебную комнату, начали заниматься, но атмосфера царила возбуждённая, сразу на занятия воспитанницам переключиться не удавалось. – Тебе Мария Александровна круг дала? - изумилась Юля. - Здорово! Это хороший признак. Значит, нормально к тебе настроена. А фильм классный был! Зря ты не пошла. Отвлеклась бы немного. Мария Александровна бесшумно появилась в дверях. – Так, дорогие мои! - строго произнесла она. - У нас тут посторонние разговоры и шум в учебной комнате! Воспитанницы испуганно молчали, вытянувшись по стойке “смирно”. Соня предполагала, что за такими словами может последовать всё, что угодно. Выявление виновных, а то и наказание для всех присутствующих, без разбирательств. Но Мария Александровна явно сегодня была не настроена делать своим подопечным “гадости”. – Кто хочет обсудить фильм – выходите в спальню! - решительно приказала она. - Здесь - полная тишина и рабочее настроение. Всем – устное предупреждение. Можете сесть. Этого оказалось более чем достаточно. До конца вечера в классе соблюдался полный порядок. Соня оторвалась от занятий только на время ужина. Другие одноклассницы часто выходили по своим делам, ещё что-то смотрели по телевизору в группе. Соня слышала, как Юля убеждала Галю посерьёзнее отнестись к физике. Подруги вместе сходили в лингафонный кабинет отработать устные задания по языкам. Но и потом Соня занималась до упора, вышла из класса только в десять часов вечера, чтобы подготовиться ко сну. Мария Александровна отобрала трёх воспитанниц для углублённой проверки внешнего вида, в том числе и Юлю. Всё оказалось в порядке. - Что же, спокойной ночи, - воспитатель доброжелательно оглядывала выстроившихся у кроватей воспитанниц. – В моём отчёте за сегодняшний день ни одного замечания не будет. Отдыхайте, и желаю вам так же хорошо провести понедельник. После такого дня Соня засыпала с надеждой, что постепенно у неё всё наладится. Она ещё не знала, что уже завтра её ожидает тяжёлое испытание, и эту ночь спала спокойно.
Forum: Глава 5. Понедельник. В понедельник Лена должна была давать первый урок в 11 часов, а сейчас на часах было 8.30. Девушка переночевала дома и подъезжала к «Центру» в довольно мрачном настроении. Вчера она два раза навестила Марину: сначала днём, вместе с Кириллом, и ещё раз – одна, вечером, уже перед самым отбоем. Утешительного было мало. Не совсем понятная болезнь носила рецидивирующий характер, точную причину заболевания врачи ещё тоже не установили. Очередной приступ аритмии купировали удачно, и вчера Марина чувствовала себя уже неплохо, но на кардиограмме сохранялись значительные отклонения. Поэтому девушку всё ещё держали на строгом постельном режиме в отделении реанимации и усиленно лечили. Марина очень обрадовалась Лене, шутила и смеялась, расспрашивала подругу о работе, об отношениях с Кириллом, и очень просила быть помягче с Соней. - Лена, я на неё не сержусь, - говорила она. – А в моей болезни она точно не виновата. Её и так очень строго наказали, пожалуйста, не добавляй ей страданий, будь великодушна! Но Лена не соглашалась с Мариной категорически и честно сказала ей, что Соне надеяться не на что. Она была уверена, что пусковым моментом заболевания подруги явилось стрессовое состояние, вызванное тиранством Сони. Причём уверенность эта была абсолютной, несмотря на то, что никто из врачей эту версию не выдвигал. Ведь Соню официально обвинили только в том, что она сразу не прекратила наказание. А если бы она поступила согласно инструкции, то вообще была бы оправдана. Когда Марине стало лучше, и её перевели из реанимации в кардиологию, злость на Соню у Лены немного притупилась, но после вчерашнего посещения подруги вспыхнула с новой силой. Лена сама понимала, что это опасно, ведь Соня была практически у неё в полной власти. Но ничего не могла с собой поделать, эмоции обуревали её! Лена вчера звонила Марии Александровне, сегодня с утра уже поговорила с заступившей на дежурство Инной, и знала, что в её группе всё в порядке. У воспитанниц 204-ой сегодня учебный день, сейчас они сидят на лекции по Мировой Художественной литературе, и в 11 часов Лене предстоит давать урок как раз в своей группе. В девять молодая воспитательница уже входила в свою квартиру. Она приняла душ, тщательно привела себя в порядок и направилась на своё отделение, где сразу завернула в столовую для сотрудников. Светлана уже ожидала Лену за одним из столиков: подруги заранее созвонились и договорились вместе позавтракать. Лена догадывалась, что Светлану полностью придётся ввести в курс дела относительно Сони: проницательная и решительная коллега наверняка потребует от неё объяснений. А сейчас Лена была уже и не против поделиться со Светой своими проблемами: настал момент, когда девушке могли помочь её советы. Лена со Светланой сервировали себе столик и принялись за еду. Для сотрудников в «Центре» был предусмотрен практически «шведский стол». В столовой, уютном просторном помещении, в холодильниках всегда были в наличии соки, йогурты, молочные продукты и всё, из чего легко было приготовить бутерброды. В любое время дня можно было получить и горячую еду. Столовая была оформлена очень красочно. На окнах - шторы с ярким рисунком, в самом зале располагались оригинальные разноцветные столики на колесиках, из которых легко можно было составить обеденные места на необходимое количество человек. На двух стенах с помощью фотообоев со стереоэффектом запечатлелись потрясающей красоты водопад и летняя зелёная поляна в лесу. Фотообои периодически без предупреждения менялись – это всегда было сюрпризом для сотрудников. Кстати, в кабинетах воспитателей тоже имелось всё необходимое для того, чтобы выпить чаю, кофе и перекусить. Если дежурных воспитателей, которые работали с 6-ти утра до 11-ти вечера, в течение дня специально отпускали передохнуть (в это время их замещали в группах специальные подменные сотрудники), то “ответственные” часто, особенно вечером, не располагали временем посещать столовую из-за чашки кофе. А вот воспитанницам было категорически запрещено выносить какую-либо еду из столовой и приносить её в спальню. Светлана сразу расспросила Лену о Марине, но не торопилась задавать ещё какие-то вопросы. И смотрела как-то странно: виновато и с сочувствием. Это было необычно, и Лена удивлённо спросила: - Да у тебя-то всё в порядке? - Лена! Не обижайся, но вчера я расколола твою Левченко. И теперь я всё знаю! Лена слегка покраснела: - И она тебе всё рассказала? - Ха! Ты думаешь, у неё был выбор? Она могла перечить ответственному дежурному воспитателю отделения? Ей и так уже здорово досталось за спор с Ириной Викторовной. О беседе с Соней Светлана рассказала подруге во всех подробностях. - Ну вот! – проворчала Лена, выслушав её. – И ты туда же. Инна ей сочувствует, обвиняет меня в жестокости. И ты её утешаешь! - Лен, пойми, - немного смутилась Светлана. – Соня, конечно, сильная, но она всего лишь девятнадцатилетняя девчонка! - Спасибо за комплимент! – Лена возмущённо взмахнула вилкой. Света выглядела ещё более смущённой. - Прости, ну ты же знаешь, я тебя по-другому воспринимаю. Я имею в виду, что Соня ещё очень молода, а ситуация, в которой она оказалась – патовая. Согласись, ей не позавидуешь! Если совсем никто её сейчас не поддержит, хотя бы словом – она может сломаться. Ты разве этого хочешь? - Нет! – улыбнулась Лена. - Я хочу, чтобы она изменила свой вредный характер, выучилась на воспитателя и стала нашей коллегой. Светлана покачала головой: - Прикалываешься! - Конечно! А кормить её булочками было свинством с твоей стороны! - Лена! Да не взяла она эту булочку! – воскликнула Светлана. - Конечно, не взяла. Она фигуру бережёт, - фыркнула Лена, вспомнив Сонину тонкую талию. – Мои воспитатели говорят, что она и в столовой ни булочек, ни других сладостей не ест, девчонкам отдаёт. И сахар не кладёт! - Вот как! – Светлана насторожилась. – Лена, тут не в фигуре дело. Ей сейчас не до фигуры, я тебя уверяю. - А в чём же дело? Света потёрла лоб, задумчиво намотала на палец локон своих роскошных вьющихся волос светло – каштанового оттенка. - А она у тебя фильмы смотрит? Свободное время как проводит? –поинтересовалась она. - Как раз в будни со свободным временем у неё пока напряжёнка. А вчера, в воскресенье, действительно не смотрела, - вспомнила Лена. – Маша сказала, что она и в кинозал не пошла, на «Сумраки Вселенной», и в группе к телевизору не подходила. Сходила на прогулку с девчонками, в гостиной немного побыла, в музыкальном классе. А потом весь вечер торчала в учебной комнате и занималась уроками. - Так вот! – торжествующе проговорила Света. – Это не случайно. Наверняка она дополнительно себя наказывает из-за Марины. Ну, например, дала себе зарок не есть сладкого и не развлекаться, пока та болеет. - Придумала! – изумилась Лена. – Да она на такое не способна! А потом, наказываем мы её и так достаточно. Пока у неё только вчерашнее воскресенье без порки прошло. - Эти наказания не в счёт: они за нарушения «Правил». А если она сама для себя решила – это другое дело! - А ты спроси её прямо! – воодушевилась Света. – Она не посмеет тебе соврать. И, если это действительно так, то, значит… - Она не совсем пропащая личность, - закончила Лена. – Да? - Согласись, ведь это говорит в её пользу. Некоторое время подруги молчали. Лена уже перекусила дома, и сейчас, задумавшись над словами коллеги, медленно, по глоточку пила кофе. Светлана же с удовольствием занималась овсяной кашей с цукатами. Она завтракала всегда довольно поздно, но основательно. - А тебя Соня здорово боится, - после паузы продолжила Света. – Когда я ей сказала, что ты будешь принимать окончательное решение по поводу инцидента с Ириной Викторовной – девчонка чуть чашку не выронила. - Правильно чашки роняет, - мрачно кивнула Лена. – Я уже приняла. - Что? – Да решение! Я же ещё вчера перед педсоветом у Ирины Викторовны всё подробно выспросила. Нарушения серьёзные. И на этот раз Сонька здорово влипла! – И какое решение? - с любопытством спросила Светлана. В голосе Лены она отчётливо уловила злорадство. – Сейчас не скажу. Но ей не понравится. – Ну скажи! Скажи! Скажи! - Света вскочила с места. - Тебе не нужен совет старшего товарища? Лена посмотрела на часы и официальным тоном проговорила: – Светлана Петровна! У вас через 15 минут начинается урок в 108-ой группе. А вы ещё здесь сидите! – Но вы тоже, Елена Сергеевна! А у вас разве не урок? – У меня-то рядом! А вам на первый этаж спускаться. Так что, будьте добры, проследуйте к рабочему месту! Подруги рассмеялись, быстро убрали столик и отправились на уроки.
Forum: Воспитанницы второго курса имели четыре учебных дня в неделю, два рабочих и один выходной (воскресенье). Каникул как таковых им не полагалось. Занятий не было с 1-го по 4-ое января, но полные выходные предоставлялись студенткам только 1-го и 2-го, а последующие два дня они работали полный день на овощебазе. Правда, в другие праздничные для всей страны дни девушки тоже имели выходной. В отличие от студентов обычного колледжа, которые заканчивали учиться в мае, а в июне сдавали сессию, воспитанницы “Центра” с первого по третий курс занимались и весь июнь, а экзамены у них проходили в июле. После сессии все они дружно приступали к работе на полях – убирали уже созревающий к тому времени урожай, и занимались этим почти до конца сентября. При этом им полагался короткий день в субботу и выходной в воскресенье. И всё. Никаких отпусков не предусматривалось, да и проводить отпуск девушкам было бы негде. За весь свой срок они не покидали пределов “Центра” и сельхозпредприятия, за редкими исключениями. В учебные дни воспитанницы были заняты уроками и лекциями весь день, до пяти часов, с перерывом в полтора часа днём для обеда и прогулки. После ужина не менее двух часов отводилось им на самостоятельные занятия. Обязательные часы самоподготовки сохранялись и в рабочие дни. В воскресенье специального времени на приготовление уроков не выделялось, но, тем не менее, все задания на понедельник должны были быть выполнены. Иностранные языки (английский, немецкий и французский) стояли в учебном расписании четыре раза в неделю, то есть в каждый учебный день. Но преподаватели требовали, чтобы воспитанницы практиковались в языках и в другие дни – выучивали новые слова, слушали тексты. У всех девушек имелись плееры, и такая возможность существовала. К каждому уроку воспитанницы обязаны были выучить не менее десяти новых слов и сдать педагогу соответствующий зачёт. Лена преподавала французский язык в пяти группах своего отделения. Ежедневно она проводила 3-4 занятия, остальное время до пяти часов использовала для подготовки к урокам, небольшого отдыха, а также для собственного обучения, которое тоже отнимало много сил. Воспитатели должны были быть отлично подкованы по всем предметам, чтобы контролировать знания девушек своей группы и оказывать им при необходимости помощь. Все постоянно работающие ответственные воспитатели, уже завершившие своё образование, имели гораздо большую преподавательскую нагрузку. В начале шестого Лена возвращалась в свою группу и принимала у дежурного воспитателя вечерний отчёт о прошедшем дне. Время до ужина проходило всегда по-разному. Воспитатели могли беседовать с девушками (со всей группой или по отдельности), иногда сразу проводили часть назначенных наказаний. В это время преподаватели могли приглашать воспитанниц на индивидуальные занятия – сдавать долги, отрабатывать непонятные темы, заниматься по индивидуальным программам. Воспитанницы, не вовлечённые в эти мероприятия, имели право заниматься своими делами. После ужина все были обязаны выполнять в классе домашние задания до 9 – 9.30 вечера. Освободиться раньше было возможно, только отчитавшись обо всех выполненных заданиях воспитателям, но такое происходило редко. Заданий было всегда много, спрашивали преподаватели строго. Оправдания не принимались никакие! За плохие отметки могли наказать и сами педагоги, и, уж конечно, вечером - свои воспитатели. Чаще студентки просиживали за уроками почти до самого отбоя, а иногда вставали и утром до подъёма, если что-то не успевали. В учебные дни девочки всегда чувствовали себя более напряжённо. Количество наказаний тоже возрастало – труднее было не получать замечаний и по всем предметам иметь только хорошие отметки. Лекции проводились в специальных залах обычно сразу для нескольких групп, а вот обычные уроки проходили в учебных комнатах для каждой группы отдельно. Поскольку в группе было не больше 12-ти воспитанниц (а чаще – 10), спрашивали на каждом уроке практически всех. В таких условиях трудно было не получить качественного образования. Дежурные воспитатели присутствовали на всех уроках. Они дополнительно следили за поведением и усердием воспитанниц, и полностью были в курсе, за что поставлены отметки, и какие у их подопечных пробелы в знаниях. Во время лекций дежурные воспитатели по очереди уходили передохнуть. Последнее занятие в 204–ой группе закончилось в пять часов: это была физика – урок Светланы Петровны. Прошёл он достаточно напряжённо. Девушки решали трудные задачи на пройденную накануне тему по электромагнитным волнам, и в конце занятия писали самостоятельную работу. За 15 минут требовалось решить две задачи и сдать свой листок учителю. Соня знала физику прилично, но не блестяще. Ей всё-таки лучше давались иностранные языки и гуманитарные предметы, впрочем, как и почти всем студенткам гуманитарно – языкового колледжа. Светлана Петровна, естественно, ничем не показала, что у неё был какой-то особый разговор с Соней. Как педагог она оказалась решительной, требовательной, напористой. Объясняла очень толково, не возмущалась, когда девушки чего-то не понимали, а терпеливо и доходчиво разбирала трудные моменты снова. Но – совершенно не терпела, когда воспитанницы не знали того, что должны были выучить. В таких случаях расправа наступала незамедлительно. Сегодня Светлана Петровна выставила с урока Галю Клименко, которая, решая задачу у доски, забыла нужную формулу, и попросила Инну Владимировну наказать её ремнём “для освежения памяти”. Такое во время уроков случалось не так уж и редко. Провинившихся воспитанниц могли вывести для порки в спальню или в кабинет воспитателей, но часто наказывали прямо в классе, перед всеми. Кушетка для порки имелась в каждом классе и была снабжена колёсиками. Обычно она стояла вдоль стены, ближе к доске, и не мешала занятиям. Когда же возникала необходимость – её выкатывали на середину класса (обычно это делала сама приговорённая воспитанница), переводили в устойчивое положение путём блокировки колёс, и воспитательница с комфортом проводила назначенную экзекуцию. Светлана Петровна относилась к тем педагогам, которые не любили без надобности усугублять наказание, проводя его публично. Поэтому, по её распоряжению, Инна выпорола Галю в пустой спальне, но довольно строго. Девушка уже не раз попадалась на небрежности в учёбе, и на поблажки ей рассчитывать не приходилось. Самостоятельную работу Гале пришлось писать у стойки. «Надо же, как не повезло! – морщась от боли, думала воспитанница. – Так день хорошо начался, и вот вдруг… да ещё перед самым отчётом! Елена мне ни за что это не простит!» Соня была уверена, что задачи на самостоятельной она решила правильно. И вообще, сегодняшний учебный день прошёл для неё успешно, девушка даже почувствовала некоторую уверенность в будущем. Преподаватели были, конечно, разные, некоторые просто откровенно придирались к своим ученицам. Педагог по немецкому языку, Елизавета Вадимовна, запросто могла подозвать воспитанницу к себе и влепить пощёчину даже за очень сомнительную вину. Но Соня всегда училась отлично, а вчера несколько часов посвятила занятиям, и трудностей у неё сегодня не возникло. Единственно, буквально отваливались ноги. Девушка по-прежнему и в классе, и в лекционном зале стояла у стойки. Вчера был единственный день, когда её не пороли, но этого оказалось недостаточно: сидеть Соня всё ещё не могла. Ближе к концу последнего урока Соня стала беспокоиться, вспоминая о предстоящем отчёте. Весь день она старалась не думать о том, какую кару на этот раз ей придумает Елена, но сейчас в животе неприятно посасывало. Отчёт начался в пятнадцать минут шестого. По традиции, воспитатели и все девушки группы собрались за овальным столом в центре спальни. Воспитательницы сидели рядом, перед Инной лежала стопка распечатанных бланков. Воспитанницы расселись вокруг. Соня, Наташа Леонова и Галя стояли около своих мест. Наташу в субботу за неаккуратность Инна Владимировна наказала очень сурово, без применения обезболивания, и последующие два дня староста тоже вынуждена была везде стоять, составляя компанию Соне. Наташу это чрезвычайно тяготило, она не привыкла к такому, считала очень унизительным, и страшно переживала. Галю же выпороли только что, за незнание формул. Несмотря на обезболивание, сидеть сразу же после наказания было неприятно. Сегодня отчёт сдавался за период, начиная с субботнего вечера. Вчера, в воскресенье, Мария Александровна отчитывалась дежурному ответственному воспитателю, но дубликат отчёта оставила и для Елены Сергеевны. Инна начала отчёт как раз с вечера субботы, такого неудачного для Сони. – Вечером с десяти часов стояла на коленях Левченко. Ночным воспитателем Ириной Викторовной отмечены нарушения ею “Правил”. Первое. Нарушила инструкцию при входе в зал для наказаний. Второе. Не выполнила распоряжение воспитателя подготовиться к наказанию. Вместо этого стала оправдываться незнанием инструкции. Голос воспитательницы звучал беспристрастно. – И третье. После наказания ответила воспитателю дерзко и вызывающе. Соня заметно побледнела, сердце от страха сжалось. По группе пронёсся шорох – девушки удивлённо переглядывались. Соня поделилась вчера своими неприятностями только с Юлей, Галей и Наташей. Инна продолжала: – За нарушения на Левченко было наложено наказание – 30 ударов тростью, по 10 раз с интервалом в 15 минут. Больше в этот вечер она замечаний не получала. Отстояла на коленях 2 часа, осталось... - Инна Владимировна заглянула в свои записи, - четыре с половиной.
Forum: В этот же вечер по поводу этих нарушений Левченко имела беседу с ответственным дежурным воспитателем отделения – Светланой Петровной. Дополнительных наказаний наложено не было, рекомендовано окончательное решение принять ответственному воспитателю группы. Инна сделала паузу и вопросительно посмотрела на Елену. – Пожалуйста, дальше, - спокойно попросила та. Соня перевела дух. Казнь откладывалась. – После отбоя в субботу замечаний от ночных воспитателей на группу не поступало, - продолжала Инна Владимировна. - В воскресенье день прошёл успешно. Замечаний никто не получал, жалоб на поведение воспитанниц не было. Вот подробная распечатка, как каждая проводила время. Инна положила перед Еленой листок бумаги. Лена быстро просмотрела информацию. – Клименко, ты маловато занималась, тебе не кажется? С твоими-то долгами! Галя виновато ответила: – Да, Елена Сергеевна! Но вчера мне показалось, что я всё сделала. Лена повернулась к Инне: – У неё сегодня были проблемы на уроках? – Ко-не-чно! - нараспев проговорила Инна. - На физике не знала формул. Только что получила от меня по назначению Светланы Петровны 20 ремней. – И как ты это объяснишь? - возмущённо обратилась к девушке Лена. – Простите! Я учила эти формулы! Но почему-то, когда понадобилось, не вспомнила. Я иностранные слова хорошо запоминаю, а формулы мне ну никак не даются! Галя пыталась оправдаться, прекрасно понимая, что её это не спасёт. – “Мне показалось”, “я не вспомнила”, - что это за детский лепет, Клименко! – сердито выговаривала Лена. - Ты не в детском саду! Между прочим, в колледж девушки с плохой памятью не попадают – это исключено. – Галя, я тебе советовала выписать формулы на картон, всегда носить с собой и повторять при каждом удобном случае, так же, как и иностранные слова, - Инна Владимировна строго смотрела на воспитанницу . - Ты это сделала? – Нет, - смутилась Галя. Инна пожала плечами. – Инна Владимировна, вы были на уроке. Она эти формулы чуть-чуть подзабыла или не знала совсем? Есть у неё какие-нибудь смягчающие обстоятельства? - поинтересовалась Лена. – Абсолютно никаких! – Инна покачала головой. - Стояла у доски совершенно беспомощная и разевала молча рот, как рыба. Услышав про рыбу, Лена едва заметно улыбнулась. Это не ускользнуло от Сони. Соне вообще очень нравилось, как воспитатели проводят отчёты, и нравилось, как они работают. Внутренне Соня восхищалась, наблюдая, с каким профессионализмом, единством и как слаженно молодые воспитательницы, практически их ровесницы, ведут группу. Конечно, она смотрела на всё не с точки зрения воспитанницы, а опытным взглядом лидера. – Раз так, - Елена Сергеевна опять обращалась к Гале, - сегодня получишь после самоподготовки ещё 20 ремней. – Слушаюсь, - Галя совсем сникла. – Формулы по этой теме все нам сегодня ответишь, - добавила Лена. – Светлана Петровна ей дала ещё дополнительные задачи решить к следующему уроку, - сообщила Инна. – Задачи тоже решишь сегодня. Понятно? – Да. Лена опять посмотрела в распечатку воскресного дня. - Что-то я не совсем понимаю. Левченко! – Да, Елена Сергеевна. – Тебя ведь Светлана Петровна не лишала просмотра фильмов на воскресенье? – Нет. – Я тоже тебя не ограничивала. А почему ты ничего не смотрела? "Всё-то ей надо знать! Вот прикопалась!” – Соне не хотелось отвечать на этот вопрос, но она чувствовала, что надо сказать правду. Выкручиваться нельзя. – У меня есть обстоятельства. Я решила пока не смотреть фильмы, если у вас не будет возражений. Елена Сергеевна усмехнулась и обернулась к Инне: – Инна Владимировна, у нас будут возражения? – Нет, - покачала головой Инна и, в свою очередь, спросила: – Соня, а в столовой не есть ничего вкусного ты тоже решила из-за этих обстоятельств? На Инну удивлённо посмотрели и Соня, и Лена. – Да, - тихо ответила Соня. "Ну, Инна даёт! – поразилась Лена. - Неужели предположила то же, что и Светлана?” – Ладно, - она пожала плечами. - “Правилами” это не запрещается. Дело твоё. Инна Владимировна, дальше, пожалуйста. – Вечером в воскресенье замечаний от ночных воспитателей не поступало. Понедельник. Подъём, утренний туалет, завтрак – всё без происшествий. На лекции по МХЛ получила замечание Логинова Настя – отвлекалась, невнимательно слушала, рисовала в лекционной тетради рожицы. Тетрадь Насти легла на стол перед Еленой Сергеевной. Полюбовавшись на разрисованную рожицами страницу, Лена спросила у Насти: – Ты помнишь, что освобождаешься через 29 дней? – Да, конечно, Елена Сергеевна. – Настя, я тебя уже предупреждала. В последний месяц девушки часто теряют голову, начинают совершать нарушение за нарушением, в результате чего освобождение может быть отложено. Ты знаешь, что, пока не отработаны все наложенные наказания, воспитанница из “Центра” не выйдет? – Знаю. Лена обвела глазами группу. – Я всем напоминаю. Если у вас осталось даже всего лишь несколько часов “на коленях”, какие-то “напоминания”, даже штрафное дежурство по группе, или что-то ещё – выход из “Центра” будет откладываться на неопределённо долгое время. Я уже не говорю о серьёзных нарушениях! У воспитанниц в последние дни часто сдают нервы. Помните, в сентябре должна была уйти Пирогова Лена из 201-й группы? Так она за неделю до освобождения умудрилась устроить на поле драку с другой воспитанницей. И получила 4 дня карцера и продление срока на год! На год, представляете? А знаете, почему так много? Если бы это случилось не перед самым освобождением, ей бы дали не больше, чем 6 месяцев. А так на педсовете рассудили, что раз девушка после двух лет пребывания в “Центре” перед самым уходом ещё способна устроить драку, значит, перевоспитания не произошло, и уходить ей рано даже через полгода. Не меньше года требуется на исправление! Естественно, Лена до сих пор здесь. А ты, Настя, в субботу разговаривала в строю, а сегодня отвлекалась на лекции! Казалось бы, мелочи, но дальше может быть хуже. Соберись! Знаешь, как ты должна сейчас за собой следить? У тебя всего-то было шесть месяцев срока, обидно будет задерживаться в “Центре”. Настя попала в “Центр” за единственную выкуренную сигарету, в чём сразу призналась руководству, поэтому и получила минимальное наказание. – Инна Владимировна, она уже была наказана? – Да. В перерыве получила порку – 20 ремней. – Назначаю тебе три “напоминания”, - распорядилась Лена. - Три раза по учебным дням после завтрака перед уроками будешь получать по пятнадцать ремней – чтобы помнила, как вести себя на занятиях. – Слушаюсь, - Настя выглядела очень расстроенной. Инна Владимировна быстро отмечала все распоряжения на специальном бланке. – Французский, английский и химия – по поведению замечаний нет, - она передала Лене листок с распечаткой отметок. - Отметки хорошие. Во время обеда допустила нарушение Пономарёва. Она проигнорировала составленный специально для неё рацион питания и взяла булочку у другой воспитанницы. Это было замечено ответственным дежурным воспитателем отделения, и назначено наказание – 20 ремней плюс штрафной ужин сегодня. Наташа Пономарёва сидела, не смея поднять глаз. Девушки, которые поступали в “Центр” с избыточным весом, питались по индивидуально разработанным для них программам. Еда была вкусная, но с ограничением калорийных блюд, в том числе, мучных изделий, которые Наташа безумно любила. Такие воспитанницы, по правилам, не могли выходить за рамки своей диеты и передавать друг другу какие-то продукты, как это разрешалось всем остальным девушкам. Наташа находилась в “Центре” уже девять месяцев и уже практически сбросила лишние килограммы. Кроме соблюдения диеты, она ещё занималась в специальной группе коррекции веса упражнениями по особой методике. Сейчас ей назначали зигзагообразную диету: месяц – обычный стол, месяц – диетический, и через три дня девушка должна была снова перейти на общий стол. Наташа совершила подобный проступок уже во второй раз, поэтому сейчас отчаянно трусила. Елена сердито посмотрела на девушку: – Ну что, допрыгалась до штрафного ужина? “Штрафным ужином” называли в “Центре” как раз то ужасное наказание, когда воспитанница должна была голой идти в столовую и на глазах у всех, в центре зала, съедать кусок хлеба, запивая стаканом воды. Наказание было суровым. Казалось бы, ничего особо страшного не происходило, ведь это даже не порка! Но многие девушки на середине плакали и не могли съесть свой хлеб, так как спазмы сжимали им горло. Однако приходилось, выбора не было – это было частью наказания. Если воспитанница пыталась отказываться от еды, ей предстояла суровая порка, и ещё один-два штрафных ужина добавлялись на последующие дни. Лена продолжала ледяным голосом: – Ты позволила себе такое же нарушение всего две недели назад! Значит, не сделала никаких выводов? Наташа быстро встала : - Простите, Елена Сергеевна. Я сделала выводы. Но у меня это непроизвольно получилось. Я сначала взяла эту булочку, а потом уже подумала. "Не то говорит!” - с досадой подумала Соня. – Нет, Пономарёва! - рассердилась Елена Сергеевна. - Всё ты прекрасно продумала. И даже целую логическую цепочку выстроила. Ты сознательно пошла на нарушение “Правил” и обман воспитателя, думая что “авось, пронесёт”. Ты что, голодная? У вас нормальная, вкусная еда. И мучные изделия, и сладости ты получала, только в меру! Очень захотелось лишнюю булочку? Ты поинтересуйся у Арбелиной! Вот на штрафной диете действительно трудно, и может возникнуть непреодолимое желание съесть что-нибудь вкусное. А тебе непростительно так поступать! Лена немного помолчала. – Впрочем, можешь не интересоваться, - продолжила она. - Сама узнаешь. Через три дня заканчивается твоя индивидуальная диета, и ты вместо общего стола пойдёшь на штрафной. На месяц минимально, а если разрешит врач, то и на два. Там у тебя соблазнов не будет. Никаких булочек там вообще взять неоткуда. Кроме того, дополнительно получишь 30 ремней. – Слушаюсь, - практически прошептала Наташа. – Как ты отвечаешь? - загремела Елена Сергеевна. - Как надо говорить “Слушаюсь”? – Быстро, чётко и достаточно громко, - спохватилась провинившаяся. - Простите, пожалуйста, я допустила нарушение. Но Лена уже была рассержена всерьёз. – Раздевайся! - приказала она Наташе. - Сейчас получишь 20 ремней за то, что не умеешь до сих пор правильно отвечать на приказы! На этот раз Наташино “Слушаюсь” прозвучало чётко. Девушка довольно быстро разделась, но губы у неё дрожали. «Опять будут пороть! – думала она с отчаянием. – Елена разозлилась, сейчас вкатит по полной программе! Да ещё и при всей группе! Сил больше нет всё это терпеть!» Елена Сергеевна указала воспитаннице на кушетку и повернулась к Инне: – Инна Владимировна, пожалуйста! Инна кивнула, неторопливо встала и приказала Наташе: – Ложись! Раз плохо соображаешь – будешь задницей расплачиваться. Девушка повиновалась: легла и, следуя инструкции, взялась руками за перекладину кушетки, сама же не сводила глаз со страшного «инструмента воспитания», составлявшего обязательный компонент формы сотрудников. Воспитательница привычным отточенным движением легко дёрнула за рукоятку - и в ту же секунду «воспитометр» оказался у неё в руках. Инна подошла к сжавшейся от страха воспитаннице и не медля приступила к порке. От первого удара Наташа сильно дёрнулась, громко вскрикнула и ещё крепче вцепилась в перекладину. Когда ответственные воспитатели специально не указывали, как провести наказание, «дежурные» решали этот вопрос сами. А Лена старалась по максимуму оставлять такие решения на усмотрение Инны или Марии Александровны. Сейчас Инна посчитала, что провинившуюся необходимо наказать с умеренной строгостью. Она методично и неторопливо наносила девушке довольно сильные удары по ягодицам, заставляя её кричать и извиваться. На теле Наташи одна за другой появлялись широкие багровые полосы. Инна использовала далеко не самую строгую методику наказания, но после десятого удара начала бить по одному и тому же месту дважды. Каждый такой повторный удар, приходясь на уже вздувшуюся, истончённую кожу, причинял наказываемой девушке особо сильные страдания. Она кричала уже во весь голос, в отчаянии билась головой о кушетку, но продолжала смотреть в сторону воспитателя. На этот счёт правила были очень строгие. Если воспитанницы их нарушали, то их ожидали дополнительные удары. За столом царило полное молчание. Елена Сергеевна, наблюдая за наказанием, одновременно просматривала учётные карточки. Наташе казалось, что прошла уже целая вечность, боль непрерывно терзала её, не давала вздохнуть полной грудью. Окончив порку, Инна Владимировна использовала спрей с обезболиванием и велела наказанной одеться и вернуться на место. Наташа, ещё всхлипывая, встала рядом с Соней. Лицо её горело, глаза были полны слёз. Соня незаметно ободряюще пожала однокласснице руку. Она понимала, что Наташе было очень трудно переносить наказание на глазах у всей группы, и хотела её немного поддержать. Отчёт продолжался. – Урок немецкого, - Инна Владимировна быстро взглянула на Лену. - Тут два замечания с пощёчинами! У Слободчук и Быстровой. – За что? – Слободчук, вставая, уронила на пол тетрадь. – Вика, специально, что ли? - удивилась Лена. Девушка вскочила: – Нет, Елена Сергеевна, конечно, не специально. Я резко встала, и тетрадь упала. Она на краю стола лежала. – А поаккуратнее нельзя было вставать? Ты же знаешь, как Елизавета Вадимовна относится к порядку на уроках! У неё даже дышать громко нельзя! А ты тетради роняешь! – Простите! - виновато проговорила Вика. - Просто в прошлый раз Елизавета Вадимовна дала мне пощёчину за то, что я слишком медленно вставала. Сегодня я постаралась побыстрее – и опять неудачно! – Но ты хоть не оправдывалась? – Нет, - вступилась Инна. - Ей было велено подойти, она чётко сказала: “Слушаюсь” и выполнила распоряжение. И, улыбнувшись, добавила: – У Вики есть смягчающие обстоятельства. – Все равно надо осторожнее. Замечание отмечено в карточке. Теперь за такую ерунду я должна тебя выпороть, - недовольно заметила Лена. - Очень обидно! По существующим правилам, если преподаватель записывал девушке замечание, но порку сам не назначал, наказание должен был провести ответственный воспитатель группы. Пощёчина серьёзной карой не считалась. – Ладно. А что у Быстровой? – Она при словарной проверке забыла одно слово. - Инна Владимировна усмехнулась. - А после пощёчины сразу ответила. – Лиза? - Лена вопросительно посмотрела на девушку. Лиза встала. – Елена Сергеевна! Я это слово знала, просто не сразу вспомнила! - взволнованно проговорила она. По правилам, на уроках по иностранным языкам при проверке слов воспитанницы имели право не ответить одно слово из десяти. Если забытых слов оказывалось два – зачёт не принимался, и девушку наказывали. Однако Елизавета Вадимовна не всегда прощала своим ученицам даже одно слово. Она могла принять зачёт, но пощёчину всё-таки влепляла. А иногда нет, видимо, под настроение. Сегодня Лизе не повезло. Лена посмотрела в учётную карточку Лизы : – И тебе замечание отмечено. Хотя зачёт по словам принят, и общая оценка за урок – четыре. Она, немного подумав, достала мобильный телефон и набрала номер Елизаветы Вадимовны. Это было обычной практикой. Воспитатели в это время принимали отчёты и предпочитали сразу выяснять друг у друга все неясные моменты. – Да, Лена! - весело отозвалась Елизавета Вадимовна. Лена поняла, что коллега уже покончила с отчётом. – Хочешь сдать мне досрочно срезовый тест по немецкому? - с иронией продолжала Елизавета. – Ну нет! Я уж как-нибудь вместе со всеми, в четверг. Сейчас у меня другой вопрос. Сегодня у вас на уроке получили замечания мои воспитанницы. – Я помню. Наверное, хочешь спросить, нельзя ли их от порки отмазать? – В общем, да. – С Викой поступай на своё усмотрение. Без проблем! А Лиза в последнее время халтурит. Не только сегодня. Какая-то небрежность появилась. Присмотрись! Ей бы надо закрутить гайку! – Понятно. Спасибо. – Будет время, заходи чайку попить. Пока! Елизавета работала ответственным воспитателем 202–ой группы, в которой училась Ира Елистратова, и преподавала немецкий язык. Ей было 28 лет, она, как и Светлана, уже закончила институт. Вообще, в “Центре” для студенток колледжа большинство воспитателей уже получили высшее образование и работали здесь постоянно. Лена оказалась на отделении самой юной из ответственных воспитателей. После окончания колледжа ей предстояло перейти на работу в другой “Центр” - для студенток ВУЗа, чтобы продолжать там и своё обучение. Лену новые коллеги приняли хорошо. Практически со всеми «ответственными» она дружила или имела устойчивые хорошие отношения. Девушка никогда не пренебрегала данными ей советами, по крайней мере, рассматривала их, понимая, что опыта её коллеги имеют несравненно больше. Вот и сейчас, услышав про Лизу, Лена вспомнила, что и у неё на уроке воспитанница не ответила одно слово. И перевод вчера на черновике сделала некачественно! – Инна Владимировна! А на английском Быстрова сегодня все слова ответила? - поинтересовалась она. – Нет! Тоже одно забыла. И на других предметах несколько раз неправильно на вопросы отвечала по мелочам. Сегодня у Лизы по всем предметам стояли четвёрки, а девушка была очень способной и при желании могла учиться отлично. – Быстрова! Что за халтура получается? Везде понемногу недорабатываешь, но по-хитрому, чтобы до наказания не доводить, да? – Лена строго смотрела на смутившуюся воспитанницу. – А она у нас книжками сильно увлеклась в последнее время, - отметила Инна. - Фэнтэзи! Одну за другой проглатывает. Вот, наверное, заниматься как следует и некогда! – Лиза, что скажешь? – Простите, Елена Сергеевна! Наверное, это так и есть. Я исправлюсь, честное слово. – Хорошо. Попробуем тебе поверить. Но сегодня по замечанию Елизаветы Вадимовны и за отмеченную небрежность в учёбе получишь 20 ремней. – Слушаюсь! - Лиза заметно сникла. Она очень надеялась, что всё обойдётся. – Мы берём твою успеваемость под особый контроль, - предупредила Лена. - Не изменишься – будешь лишена художественного чтения. Воспитатель повернулась к Вике: – А ты можешь расслабиться. На тебя дополнительное наказание не накладывается. Елизавета Вадимовна не против. Девушка облегчённо вздохнула. – Инна Владимировна, это всё? – Да. На остальных уроках всё было в порядке. Отметки хорошие. – Соня! - обратилась Лена к девушке. Соня даже вздрогнула от неожиданности. Лена ещё ни разу её так не называла. Либо Левченко, либо Софья, а то и совсем никак. – Да, Елена Сергеевна! - быстро ответила она. – С тобой у меня состоится очень серьёзный разговор после ужина, - продолжила воспитатель. - Но сейчас я хочу, чтобы ты ответила на один вопрос. Это и всем остальным неплохо будет вспомнить. Если ты вообще не знаешь за собой никакой вины, а воспитатель говорит тебе: “Раздевайся, сейчас получишь порку”. Как надо поступить? – Надо ответить: “Слушаюсь” и выполнить распоряжение. – Правильно! И только уже после наказания, если тебе так и не объяснили, за что оно было наложено, можно скромно поинтересоваться об этом. Такой принцип, понимаешь? Сначала в любом случае выполняешь приказ. То же самое, если тебя в чём-то обвиняют, а ты считаешь себя невиновной. Даже если ты 20 раз права, говори: “Простите, я виновата”. Это понятно? – Да, Елена Сергеевна. Простите, я совершила ошибку, но всё уже поняла. Больше такого не повторится. Лена кивнула и повернулась к Инне: – Ну, что, составим планы на вечер. У кого есть вызовы к преподавателям? – Карпова Даша – к 18-ти часам к Елизавете Вадимовне. Сдавать долги за пропущенные по болезни уроки. Она хорошо готова, я проверила. – Только не роняй там ничего, пожалуйста, - посоветовала Лена. Девушки заулыбались. – Долгов по наказаниям у Карповой нет? – Нет, у неё всё в порядке, - ответила Инна. - Ещё вызов у Клименко – к Татьяне Анатольевне. Долг по решению цепочек по теме “Углеводороды”. Тоже к 18-ти. – Ты готова? – строго спросила Лена у Гали. – Да, - поспешно ответила та. – Что ещё у Клименко? По наказаниям? – 20 ремней за физические формулы. – Хорошо. Это после самоподготовки. Дальше! – Вызовов больше нет, - доложила Инна. – У меня вызов. Левченко. Индивидуальное занятие по французскому по особой программе, - Лена посмотрела на часы. - Вскоре после отчёта. – Слушаюсь, - проговорила Соня. – У Левченко в долгах 30 ремней и четыре с половиной часа “на коленях”, - доложила Инна. – “Ремни” откладываются. Пока она будет получать наказание за субботний проступок. «Какое же?» - от страха у Сони подкосились ноги, она с трудом заставила себя стоять ровно. - А «на колени пойдёт – после самоподготовки. – Арбелина, - продолжала Инна, - долг 20 ремней за попытку оспорить наказание в субботу утром. Лена кивнула. – Инна Владимировна, выполните, пожалуйста, после отчёта. – Хорошо. Как всегда, при упоминании о близком наказании, у Зои на глазах появились слёзы. Лена строго предупредила: – Если будешь себя плохо вести – наказание не засчитаю. Перед сном ещё 20 ремней добавлю. Зоя покраснела и кивнула. Дальше Инна перечисляла девушек по алфавиту. – Быстрова! Назначено 20 ремней. – Попрошу вас её тоже наказать после отчёта. – Хорошо. – Леонова! Должна отстоять на коленях три часа. Лена посмотрела на Наташу. – Пойдёшь к девяти часам. Чтобы с девяти уже время пошло. – Слушаюсь, - Наташа слегка покраснела. – Кстати, ты давно там не была. Может быть, стоит ещё раз на всякий случай просмотреть инструкции? - предложила Лена. – Мы вчера с Соней уже просмотрели, - призналась Наташа. – Докатилась! - проворчала Инна. Лена улыбнулась. – Инна Владимировна, вы уж очень к ней строги. Я думаю, этот урок Наташа уже усвоила. – Она не должна была допускать такого нарушения, - непримиримо заявила Инна. Наташа стояла смущённая. Она очень ценила расположение Инны Владимировны и переживала, что воспитатель до сих пор сердится на неё. Сегодня они разговаривали об этом с Соней, и Соня ободряла девушку: – Ничего Инна не сердится! Она только вид делает! Это они так тебя воспитывают. Ты веди себя скромно, но особо не расстраивайся. Сейчас негодование Инны Владимировны выглядело настоящим, но Соня чувствовала, что это всё – тонкий ход воспитателей. Вообще девушка ловила себя на том, что смотрит на всё происходящее в группе как бы со стороны воспитателей. Соня чувствовала ментальную взаимосвязь между Леной и Инной, и иногда ей казалось, что она слышит их обмен мыслями. Сейчас Соня была уверена, что Елена сделает какой-то шаг в сторону Наташи. И, действительно, Лена предложила: - Инна Владимировна, давайте после отчёта наложим ей «третью бис». По-моему, с неё хватит. Пусть спокойно занимается. Как вы думаете? «Третьей бис» воспитатели называли особую мазь. Это было чудодейственное средство в их арсенале: при обработке этим средством следов от ударов девушка могла спокойно сидеть уже через пять-десять минут. Обычно, когда к воспитаннице применяли строгую порку без последующего обезболивания, она вынуждена была стоять несколько дней. Воспитатели же с помощью «третьей бис» могли в любую минуту прекратить её страдания, конечно, если это входило в их планы. “Мне бы сейчас «третью бис»”, - Соня устало переступила с ноги на ногу. Она знала про эту мазь. Лидеры в учебных организациях тоже её использовали. Инна выглядела недовольной, но всё же согласилась: - Если вы настаиваете, я не против. - Спасибо, - тихо сказала Наташа. - Так, дальше у нас Логинова, - продолжала Инна. – На сегодня долгов нет. - После ужина я с ней поговорю, - сообщила Лена. И, перехватив испуганный взгляд девушки, ободряюще сказала ей: - Не волнуйся! Просто разговор по душам. - Пономарёва! – Инна вздохнула. – Масса удовольствий! Штрафной ужин, да ещё и 30 ремней. - Вы заявку на “штрафной” подали? - Да, - кивнула Инна. – Ещё во время обеда. Лена задумчиво смотрела на Наташу, машинально постукивая по столу кончиком мизинца. Соня ясно прочитала в её взгляде сочувствие к девушке. - Ладно, - приняла решение воспитатель. – Порку мы ей перенесём на завтра. Сегодня штрафного ужина и того, что она уже получила, будет достаточно. - Слободчук! Долгов нет. Дежурство по группе. Инна посмотрела на Вику: - Сейчас приступаешь к влажной уборке. - Слушаюсь. - И Соколова. Ну, у Юли всё в порядке. Вот и всё! - Ничего себе «вот и всё»! – недовольно воскликнула Лена. – Это просто безобразие, дорогие мои! Из десяти воспитанниц семь человек сегодня получают наказания! Вам не стыдно? Да когда у нас последний раз такое было? Девушки пристыжено молчали. - Я, конечно, понимаю, что понедельник – тяжёлый день, - продолжала Лена. – Но не до такой же степени! Я очень вами недовольна сегодня! Со всеми, кроме Соколовой, Карповой и Слободчук вечером буду иметь персональную беседу! С каждой отдельно! А сейчас расходимся. Левченко, тебя я вызову минут через пятнадцать. Инна Владимировна, жду вас в кабинете. .
Forum: Действительно, обычно проступков и наказаний в группе было меньше. Конечно, и сегодня всё не так уж страшно. Серьёзные нарушения допустила только Соня, но она всё-таки новенькая. А с Наташей Пономарёвой Лена поступила так сурово в основном потому, что девушка совершила один и тот же проступок повторно. Лена терпеть не могла, когда её воспитанницы упорно совершали одно и то же нарушение несколько раз. У остальных девушек прегрешения были не такие уж страшные. А, самое главное, в группе не наблюдалось так называемых «зависших» наказаний, когда у воспитанниц в долгах «висело» по нескольку десятков ремней. Но Лена не хотела расслаблять своих подопечных и решила сегодня провести с ними активную воспитательную работу. Инна Владимировна приказала: - Карпова и Клименко! Без десяти шесть вы должны стоять у двери с учебниками. Я вас выпущу. Затем подошла к Соне и тихо сказала ей: - Если ты не уверена, что у тебя всё в порядке во внешнем виде, то исправь это сейчас. - Спасибо! – благодарно кивнула Соня. У неё было всё в порядке. Девушка знала о субботней проверке и ожидала, что Елена может вызвать и её для досмотра. Но забота Инны Владимировны тронула её. * Воспитатели устроили себе в кабинете небольшую передышку, быстро приготовили по чашке кофе со сливками. - Как твой «срез» по химии? – спросила Лена? - Отлично! – улыбнулась Инна, - А ты звонила врачу? Утром они уже перекинулись парой слов. Лена рассказала, что познакомилась с лечащим врачом Марины в отделении интенсивной терапии, и тот разрешил ей звонить ему в любое время. Доктора звали Николай Александрович. Узнав, что Лена – сотрудник «Системы перевоспитания», он сразу предоставил ей пропуск на посещение подруги без ограничений и обещал информировать её о состоянии Марины по телефону. Работа воспитателя «Центра» считалась очень престижной и трудной, и в обычной жизни сотрудникам "Системы" всегда шли на уступки. Лена редко пользовалась своим служебным положением, но сейчас ради Марины сделала исключение. Николаю Александровичу она звонила. Но пока утешительного ничего не было - состояние девушки стабильное, но без улучшения. О переводе из реанимации на обычное отделение речь пока не шла. Узнав об этом, Инна помрачнела. После небольшой паузы она осторожно спросила: - Лена, ты, наверное, очень на неё злишься? Особенно сейчас? - Не то слово! – воскликнула Лена. – Так злюсь, что внутри всё переворачивается! Инна, но я стараюсь этого не показывать. А что, так заметно? Она в волнении вскочила с кресла и вопросительно смотрела на подругу. - Нет. Ты хорошо держишься. А как ты её наказывать собираешься? Ну, за Ирину Викторовну? Лена немного поколебалась, но рассказала. Инна сделала большие глаза и выдохнула что-то похожее на «Упс!» - Не одобряешь? - Лен, мне кажется, это уже больше похоже на чистую месть! - Ну и пусть! – упрямо крикнула Лена. - Она допустила серьёзные нарушения! Что же мне с ней церемониться? Пусть расплачивается! Кстати, Инна, а что ты имела в виду, когда спрашивала у Сони про сладости? Инна помолчала. Услышанное потрясло её. Несмотря ни на что, девушке было жалко Соню, но она прекрасно знала, что Лену уже не переубедить. Если уж она что-то решила… - Мне кажется, она себя всего лишает из-за Марины. Лен, Соня не такая уж непробиваемая. У неё совесть есть. Лена не выдержала. Она решительно распахнула дверь и властно приказала: - Левченко! Быстро в кабинет! Соня появилась немедленно, вошла и встала у дверей. - Расскажи нам про свои особые обстоятельства! – жёстко потребовала Лена. - Слушаюсь! – девушка побледнела. – Но вы можете меня неправильно понять! - Разберёмся, - Инна смотрела на воспитанницу доброжелательно. - Я не могу развлекаться и позволять себе сладости, когда из-за меня человек в больнице! – с отчаянием воскликнула Соня. – Елена Сергеевна, только, пожалуйста, не думайте, что я это специально говорю, чтобы от вас снисхождения получать! – так же эмоционально продолжала она. Лена сердито ответила: - Я вполне способна распознать, когда воспитанницы говорят неправду! В любом случае, тебе беспокоиться нечего! Никаких снисхождений ты от меня не дождёшься. Я спросила потому, что мы должны знать всё, что происходит в группе! А сейчас подходи к компьютеру. Лена настроила обучающую программу повышенного уровня и попросила Инну: - Пригласите, пожалуйста, Леонову и сделайте ей обработку. А ты, Левченко, подойди ближе. Задание первое – на грамматику. Отмечай предложения с ошибками и вноси исправления. Соня приступила к работе. В кабинет вошла Наташа и, явно смущаясь, остановилась у порога. Черноволосой и темноглазой девушке очень шёл внезапно вспыхнувший на щеках румянец. Инна велела ей лечь на кушетку. К счастью, для обработки ран воспитанницы не должны были раздеваться полностью, даже форму снимать не требовалось. Наташа подняла подол платья и неловко легла, приспустив предварительно трусики. Старосту наказывали довольно редко, а уж так сильно, как в субботу, ей и вовсе давно не доставалось, поэтому сейчас Наташа стеснялась и чувствовала себя неуверенно. Методика обработки ран воспитанницам была отработана. Инна внимательно осмотрела ягодицы Наташи, которые сама же два дня назад разукрасила с помощью воспитательного ремня багровыми полосами. Сейчас следы ещё оставались, но были уже не багровыми, а желтоватыми или синими. Девушка получила строгую порку, поэтому многочисленные гематомы наслаивались друг на друга и перекрещивались. Несколько синих полос пересекали и бёдра. При строгом наказании воспитатели не обходили ударами и эти более чувствительные зоны. Инна осталась довольна осмотром: никаких признаков воспаления на коже не наблюдалось. Но сейчас целью обработки являлось избавить воспитанницу от боли и дискомфорта, которые после строгой порки резиновым ремнём могли преследовать её ещё долго. Воспитатель достала из специального медицинского шкафчика баночку с лечебным средством «третья бис» и с помощью деревянных одноразовых шпателей быстро и аккуратно нанесла мазь на следы от ударов. Нельзя сказать, что для Наташи эта процедура прошла совсем уж безболезненно, но девушка терпела и даже не поморщилась. Конечно, по сравнению с самой поркой, это мелочи! Когда староста вышла, Инна с сочувствием посмотрела на Соню, которая явно уже едва держалась на ногах от усталости, и спросила у Лены: - Может быть, и Левченко обработаем? Соня, услышав это, напряглась. Лена удивлённо взглянула на коллегу: - А смысл? - Ну, попозже. - Вот попозже и подумаем. Баночку-то пока убирайте! Инна поставила мазь в шкафчик, закрыла его на ключ и вышла в спальню. Соня закончила работу. Ошибки у неё были, но немного. Лена разобрала с ней каждую неточность, затем запустила второе задание. На экране замелькали кадры из французского фильма. Звука не было, но внизу шли титры на родном языке: очень эмоционально разговаривали мужчина и женщина. Лена выбрала нужный эпизод и протянула Соне микрофон: – Говоришь за Мишель. Быстро читаешь текст и переводишь на французский, желательно с выражением и эмоциональной окраской. - Слушаюсь, - Соня взяла микрофон и вгляделась в первые титры. Но Лена не спешила запускать программу и пристально смотрела на ученицу. Соня пока не понимала, в чём дело, но сразу почувствовала неладное. Выждав минуту, Лена спросила: - Ты так и не сообразила, в чём твоя ошибка? - Нет, - растерялась девушка и внутренне сжалась от страха. Неизвестность была хуже всего. Голос воспитателя звучал холодно: - Как звучит пункт 6/4 «Правил»? Выражение 6/4 означало – пункт 6 в четвёртой главе. Соня вспомнила сразу. “Вот проклятье! Опять влипла! Такая мелочь! Но мне она ни за что не простит!” Но вслух девушка немедленно процитировала: - «Во время занятий, в том числе индивидуальных, в ответ на любые распоряжения преподавателей, связанные напрямую с учебным процессом, воспитанницы не должны отвечать «Слушаюсь». Правило было толковым. Если бы после каждого приказа типа: - Раскрой скобки; дели дробь; проспрягай глагол, - девушки отвечали «Слушаюсь», то уроки проводить было бы затруднительно. Но в Соню с первых часов пребывания в «Центре» буквально вколачивали привычку говорить «Слушаюсь». И сейчас она произнесла это слово машинально, не задумываясь. - Ты же знаешь! – удивилась Лена. – Так в чём же дело? - Простите. Я забыла. У меня автоматически вырвалось! Одной из обязанностей воспитанниц было твёрдо знать «Правила поведения в «Центре». Эти «Правила» девушки выучивали буквально назубок, ещё пока находились в изоляторе, только поступив в «Центр». Ни одна воспитанница не могла покинуть изолятор и перейти в группу, не сдав комиссии из трёх воспитателей зачёт по «Правилам». Даже если перевод в группу уже разрешал врач, такие девушки оставались в изоляторе, продолжали изучение и сдавали зачёт снова. Само собой, за несданный вовремя зачёт их беспощадно наказывали ремнём. А ещё за каждый лишний день, проведённый по этому поводу в изоляторе, воспитаннице прибавляли срок пребывания в «Центре» из соотношения один к семи (за один день добавлялась неделя). И это случалось не так уж и редко. Сдать зачёт с первого раза удавалось не всем. В группах девушки были обязаны поддерживать своё знание «Правил». У каждой воспитанницы имелся личный экземпляр документа, состоящего из девяти глав. Если воспитатель требовал процитировать то или иное правило, а воспитанница не могла дать чёткого, абсолютно точного ответа, это расценивалось как ЧП. Подвергнув предварительно строгой порке, провинившуюся могли отправить на несколько дней обратно в изолятор – специально, чтобы повторять «Правила». Потом она должна была сдавать зачёт снова вместе с новенькими. Мало того, что это было обидно и позорно, но ещё для воспитанницы продлялся срок пребывания в «Центре» по таким же правилам – неделя за день. Соня, конечно, знала об этом, и, к тому же, постоянно ожидала от Елены «пакостей». Поэтому она каждый день просматривала «Правила», закрепляя их знание. Но твёрдо знать, и всегда безукоризненно выполнять – это были две разные вещи. Сейчас Елена смотрела на Соню без малейшего сочувствия. - Получишь ещё 30 ремней и 4 часа на коленях. Она усмехнулась: - Стандартный набор. - Слушаюсь, - тут же проговорила Соня. У Лены зазвенел мобильный. Пока воспитательница разговаривала, Соня думала с отчаянием: “Просто замкнутый круг какой-то! И мало надежды из него выбраться! Столько правил, столько разных нюансов! И такие наказания назначает!” Лена закончила разговор и запустила программу: - Начали! Соня выполняла задание вполне прилично. У неё было отличное произношение, фразы девушка строила грамотно и рационально. Единственно, она не всегда укладывалась во время, отведённое учащимся для каждого предложения. - Теперь вместе! – велела Лена. – Я говорю за Пьера. Они вступили в диалог. Лена, естественно, говорила свободно. Соня периодически отставала и допускала мелкие неточности. - Чувствуешь? – обратилась к ней Лена. – Ты пытаешься перестраивать фразы. А надо сразу думать по-французски! Все ошибки тут же отмечались на полях красными галочками. Лене стоило больших усилий держаться с Соней ровно. На самом деле сейчас хотелось не учить её французскому, а придушить, или, как минимум, избить до полусмерти! Вспоминая свою подругу, прикованную к функциональной кровати реанимационной палаты, опутанную проводами от разных приборов и трубками капельниц, Лена с трудом сдерживалась, чтобы не приступить к заслуженному Сонькой наказанию немедленно. Тем не менее, они с Соней прошли весь эпизод до конца. Компьютер выдал баллы: Пьеру -100, Мишели – 65. “ Здорово французский сечёт” - позавидовала Соня. В титрах Пьера не было ни одной красной галочки. - В общем, хорошо, - одобрила Лена. – Это ведь повышенный уровень. Значит, так. У нас в колледже есть группа воспитанниц со всех курсов, которая занимается французским по углублённой программе с упором на общение и разговорную речь. Ты будешь тоже заниматься в ней. Вторник и суббота – с 18-ти до 18.45-ти. Преподаю там я и педагог с третьего курса – Алла Константиновна, поочерёдно. В моей группе ты с таким уровнем одна. Будешь работать индивидуально, вот по этой программе и сдавать всё лично мне. - Вот смотри, - Лена щёлкнула мышкой. – Тут список слов, которые ты должна учить к каждому уроку по десять. В среду я спрошу тебя уже по твоему списку. А вот твоё задание к среде. Понятно? - Да. - Устное задание отработаешь в лингафонном кабинете. Письменное сдашь в распечатанном виде. На отделении имелись специальные лингафонные кабинеты, где студентки надевали наушники и занимались языками вслух, не мешая друг другу. - Кстати, - предупредила девушку Лена. – То, что ты стоишь по вечерам на коленях – не является оправданием для педагогов. Все задания должны быть выполнены. Выкручивайся, как хочешь. Вставай до подъёма, если надо! А лучший способ – это перестать, наконец, совершать нарушения. С этими словами воспитательница протянула Соне диск и велела идти в спальню. В полседьмого к ней должна была прийти на индивидуальное занятие ещё одна воспитанница – Вересова Катя, недавно поступившая в Светланину группу. С ней Лена решила ежедневно минут по двадцать работать над исправлением произношения. Светлана привела девушку лично за пять минут до начала занятия. - Подожди в спальне, - приказала она Кате и улыбнулась Лене: - Можем мы с тобой пять минут поболтать? - Вполне! - Не хочешь в следующее воскресенье в Большой Оперный съездить на «Кармен»? - А разве ты не с Игорем пойдёшь? Игорь был женихом Светланы. Их свадьба должна была состояться в марте, во время очередного небольшого отпуска Светы. - С ним, конечно! Но это ведь не интимная встреча. Бери подругу. А, ещё лучше, друга. Ты долго думаешь его скрывать? Лена возмутилась: - Кого? Ты, что, меня «на пушку» берёшь? - Ой! Скрытная ты наша! – рассмеялась Светлана. – Ну, хорошо, про Марину и Соню ты скрыла. Но про друга – не получится! Ты бы посмотрела на себя со стороны, с какими глазами ты после выходного на работу приезжаешь! И после некоторых телефонных разговоров у тебя потом такое настроение – мечта-а-тельное! Лена схватила первый попавшийся журнал и хлопнула Свету по голове. - Местная мисс Марпл, - проворчала она. - Имя-то хоть скажешь? – со смехом допытывалась Светлана. - Кирилл! Довольна? – воскликнула Лена. – А насчёт Оперного – это идея. Я тебе попозже скажу. - Не торопись. Четыре билета у нас все равно уже есть. - Кстати, - оживилась Светлана. – Соню свою с пристрастием не допросила насчёт фильмов и сладостей? Лена вздохнула: - Допросила. «Сделали» вы меня с Инной! Всё так и есть! Не могу понять, как так получилось. Вы с Инной независимо друг от друга догадались. А мне даже в голову такое объяснение не приходило! Я, что, поглупела за последнее время? - Нет, Лена! Просто ты имеешь против Сони предубеждение. Ты заранее настроилась, что она ни на что хорошее не способна. А мы с Инной наблюдали беспристрастно. Интересно, а это как-то повлияет на твоё к ней отношение? - Видимо, да, - неохотно признала Лена. – Но в будущем. Не сейчас. Она посмотрела на часы: - Всё, Света, давай мне твою Вересову. Встретимся на педсовете. Без пяти семь, отпустив Катю в группу, Лена прошла в спальню. У Инны по графику сегодня в это время был сорокаминутный перерыв для ужина и отдыха, и вместо неё с девушками находилась «подменный» воспитатель Анна Кирилловна. «Подменные» воспитатели работали сменами по полдня. Они, переходя из группы в группу по предварительно составленному расписанию, по очереди отпускали на отдых дежурных воспитателей. На эту должность с удовольствием поступали или переводились семейные воспитатели, особенно имеющие маленьких детей, которым удобно было работать не полный день. Анне Кирилловне было 23 года. Она, так же, как Лена и Инна, работала в этом «Центре» воспитателем 4 года, до окончания колледжа, а потом сразу вышла замуж и очень быстро родила девочку. Сейчас она работала по полдня (в это время с малышкой сидели няня или муж) и заочно училась на втором курсе педагогического института. Заочно учиться в институте можно было только на первых двух курсах. С третьего, когда начиналась активная практика, обучение разрешалось только очное. Тогда всем сотрудникам, которые должны были продолжать обучение, предлагали перевестись на работу в “Центр перевоспитания” для студенток ВУЗа и предоставляли им должность ночных или воскресных воспитателей. Для сотрудников “Системы” на каждом курсе организовывались специальные группы. Создавалась интересная ситуация: в этом же институте часто учились их бывшие воспитанницы, у которых уже окончился срок наказания в “Центре”. Например, Лена и Инна вполне могли в будущем оказаться на одном курсе со многими девушками их отделения, которые решат поступать в педагогический. Хотя группы у сотрудников “Системы” были отдельные, они всё равно неизбежно встречались со всеми другими студентками на лекциях, экзаменах и разных студенческих мероприятиях. Но, по многолетнему опыту, это никого особо не смущало. Вначале некоторые бывшие воспитанницы были шокированы – ведь чаще всего они не догадывались, что их воспитатели обучались одновременно с ними и раньше. Но всё быстро приходило в норму. Сотрудницы “Системы” вели себя доброжелательно и с достоинством. Девушки относились к ним с уважением, никто не пытался каким-либо образом сводить счёты, даже, если у кого-то и возникало такое желание. Все знали, что их ожидает в таком случае… А иногда случалось так, что между воспитателями и их прежними воспитанницами даже складывались тёплые, а то и дружеские отношения. Лена тепло поздоровалась с Анной. Воспитанницы лихорадочно готовились к построению на ужин: приводили себя в порядок, заканчивали неотложные дела. Ровно в семь часов все выстроились в шеренгу посреди спальни. Кроме утреннего сигнала “вставать”, никаких звонков в течение дня больше не было. Все девушки имели наручные часы и чётко знали расписание. Делать всё вовремя – это было их ответственностью. Наташа Пономарёва, уже раздетая, стояла в шеренге первой. Она была бледна, очень расстроена, и старалась не встречаться с Леной взглядом. На ужин девушек воспитатели обычно отводили вдвоём, затем Лена отправлялась в столовую для воспитателей быстро поужинать сама. Обратно воспитанниц приведёт уже Инна, у которой закончится перерыв. - Построиться парами, - приказала Лена. – Пономарёва – одна впереди. Обратившись к Наташе, она посоветовала: - Веди себя там достойно. Сразу начинай есть. Не усугубляй ситуацию. - Слушаюсь, - девушка ответила чётко, по “Правилам”, но расстроенным голосом. Группа отправилась на ужин.
Forum: Розги-1 В начале десятого, когда заканчивалась самоподготовка, Лена опять вызвала в кабинет Соню. Воспитанница стояла перед ней внешне спокойная, но Лена видела, что Соня очень волнуется. На самом деле Соня не просто волновалась – она жутко боялась. Прямо панически! Всё время после занятий с Леной французским она буквально не находила себе места: почти ничего не съела за ужином, и уроки сделала формально – мысли были не о них. В голове звучал голос Лены: «Ремни откладываются. Пока она будет получать наказание за субботний проступок». « Что же она ещё придумала?» – с тоской думала девушка. - Сначала я хочу дать тебе кое-что послушать. Лена достала свой мобильник, выбрала функцию «диктофон» и включила режим воспроизведения. В тишине кабинета раздался голос Марины. “ Соня, здравствуй! Лена передала мне твои извинения. Спасибо! Ни о чём не беспокойся, я не сержусь и прощаю тебя от всей души! А в моей болезни себя не вини. Я сама виновата, мне надо было сказать о своём плохом самочувствии раньше. Мне очень жаль, что так получилось, и тебя так строго наказали. Держись! Знай, что я очень прошу Лену быть к тебе помягче. Надеюсь, со временем она выполнит мою просьбу, но пока упирается. Желаю тебе больше мужества и стойкости. До свидания!” У Сони перехватило дыхание, на глазах выступили слёзы. - Спасибо, - еле слышно проговорила она. – Надеюсь, Марине лучше? - Нет! – резко ответила Лена. – Ей хуже! Она опять в реанимации! Соня испуганно вздрогнула. - У неё нарушение ритма, - гневно продолжала Лена. – И что бы Марина там ни говорила – виновата в этом ты! Соня видела, что воспитательница еле сдерживается. - Простите, Елена Сергеевна! Мне правда очень жаль! И я… - произнесла она убитым голосом. - Всё! – резко оборвала её Лена. – Теперь отвечай, почему ты не знала инструкцию! - Простите, я забыла про папку! Совсем! Хотя и Юля, и Инна Владимировна мне её показывали. - В этой папке – подробные дополнительные инструкции по всем сферам жизни в «Центре». Их учить наизусть не надо, но необходимо знать и выполнять. Когда я тебя ещё в первый раз отправила «на колени», я тоже тебе велела заглянуть туда и найти нужную инструкцию. Как же ты могла забыть, если и в группе тебе её показали? - Я на неё посмотрела, а потом на что-то отвлеклась, и начисто забыла. Совсем! Простите, я буду внимательнее! Лена покачала головой. - Дальше! – продолжала она. – Как ты могла не выполнить прямой приказ Ирины Викторовны? Воспитатель говорила отрывисто и резко. - Простите, я виновата. Я думала, что Ирина Викторовна смягчится, если узнает, что я не специально это сделала, а по незнанию. - Сейчас ты уже так не думаешь? - Нет! Такого больше не повторится! – горячо сказала Соня. - Хорошо. А что за дерзкий ответ воспитателю? - Ирина Викторовна после порки спросила, запомнила ли я теперь инструкцию. Она меня очень строго наказала, было ужасно больно! И ещё я была очень зла: и на себя, и вообще на всё. Ну и не сдержалась – ответила соответственно своему настроению. Простите! Соня замолчала. Лена тоже немного помолчала. Соня давала грамотные продуманные объяснения. Всё, как положено. Видно было, что девушка действительно поняла свои ошибки и постарается не допустить их вновь. Любой другой воспитаннице Лена после такого разговора сделала бы какое-то снисхождение. Однако насчёт наказания Сони решение было принято заранее, и Лена не хотела его менять. - В итоге мы имеем сразу три нарушения с твоей стороны. Два из них – грубейшие! – тон воспитателя не предвещал ничего хорошего. – Ни одна из моих воспитанниц уже давно себе такого не позволяла! То, что ты новенькая – тебя не оправдывает! За каждое из этих нарушений ты получишь по 40 ударов и по 5 часов «на коленях». Считать умеешь? - Да. Слушаюсь, - быстро ответила Соня. - Но есть одно уточнение. Жди здесь, - произнесла Лена и вышла в санузел для воспитателей. Там, рядом с умывальником стояла широкая пластиковая труба, заглушенная с одной стороны и прикрытая сверху крышкой. В ней, дожидаясь применения, на всю длину пропитывались влагой и солью гибкие прутья красной ивы. В то же время труба не занимала много места. “Вот они, солененькие, но не сухарики!” Доставая из трубы прутья, которые срезала в парке «Центра» сегодня утром, Лена поморщилась от неприятных воспоминаний. Она вспомнила, что из-за этого мероприятия чуть было не опоздала сегодня на очередной урок, который должна была проводить в 202-ой группе. А такого вопиющего нарушения внутренней дисциплины девушка ещё ни разу себе не позволяла. Решение высечь Соньку розгами пришло к ней прошлой ночью, когда Лена, потрясённая известием о новом ухудшении в состоянии Марины, без сна лежала в своей кровати. После вчерашнего посещения подруги в реанимации это решение стало совсем твёрдым. Однако сегодня утром, возвращаясь после выходного в “Центр”, Лена торопилась привести себя в порядок и не хотела опоздать на встречу со Светланой, поэтому не могла задерживаться, заготавливая прутья. Пришлось во время очередного “окна” между уроками класть в сумочку секатор и спускаться в парк. Времени было не так уж и много, и Лена с трудом не поддалась искушению срезать прутья с кустов краснотала, мирно растущих в ближайшей к зданию аллее. Однако законопослушание было в крови у воспитателей, особенно у тех, кто сам полностью прошел суровую школу стажеров. В основной части парка категорически запрещается портить растения. Для “воспитательных” целей специально была насажена целая аллея краснотала, орешника и красной бузины, однако эта аллея была довольно удалена, и идти туда пешком Лене пришлось довольно долго. “Ладно, лучше пройдусь, - думала по дороге девушка. - А то ведь заметят, что срезаю не там – хорошо, если штрафом отделаюсь”. Розги были официально разрешены в “Центре”, но, поскольку использовались не так уж часто, то специальной службы по их заготовлению не существовало. Желающим воспользоваться розгами воспитателям приходилось заботиться об этом самим, и прутья они выбирали по своему вкусу – кому что нравится. Лена предпочитала краснотал. Наконец, девушка достигла нужной аллеи. Длинные ветви нужного ей кустарника смотрели почти вертикально вверх. «Это конечно не те розги, которыми наказывали каторжников во времена Достоевского, – Лена достала секатор и аккуратно срезала прутья длиной чуть меньше метра, с трудом подавляя искушение выбирать те, которые по толщине были практически с её мизинец. – Ладно, такие не для первого раза. Сегодня возьму чуть потоньше и гладкие, без сучков. Всё равно Соньке мало не покажется! Жаль, времени вымочить не так много осталось! Но ничего, для первого раза сойдёт». Лена видела, что куст явно совсем недавно уже делился с воспитателями ветками. Многие прутья были срезаны кем-то до нее. Возвращаться пришлось уже практически бегом. Лена едва успела заскочить в кабинет и поместить прутья в трубу, хорошо, хоть рассол она подготовила заранее. В класс она вошла практически в последнюю минуту. Дежурный воспитатель 202-ой группы Екатерина Юрьевна посмотрела на неё с явным разочарованием. За опоздание Лене бы очень сильно влетело, а с Екатериной у девушки были натянутые отношения, и та бы явно этому порадовалась. “Обломайся”, - Лена торжествующе взглянула на Екатерину Юрьевну и гордо проследовала к своему месту преподавателя. Сейчас, вспоминая об этом, Лена нахмурилась: “Очень хочется как следует отомстить Соньке за подругу. Но как бы эта жажда мести не довела до неприятностей! Ведь раньше я бы так рисковать не стала! Ладно, потом об этом подумаю” Она внимательно рассмотрела прутья. “Маловато в рассоле лежали, ну да ничего, остальные будут лучше!” Держа зловещие инструменты воспитания на виду, Лена вернулась в кабинет и встала напротив Сони. - Так вот! Эти наказания я буду проводить не ремнём, а розгами, - сообщила она воспитаннице. У Сони потемнело в глазах. И в учебных организациях, и в «Центрах» по-особому относились к розгам. Это было самое ужасное и постыдное наказание, которое только можно было придумать. А лично у Сони перед мокрыми прутьями был совершенно непреодолимый ужас, и, самое главное, Лена об этом знала. Лидеры в учебных организациях проходили специальное обучение технике телесных наказаний и периодически сдавали зачёты. Регулярно, по специальному графику, они должны были отрабатывать методики наказаний друг на друге. Все лидеры обязаны были испытать на себе, что чувствуют во время наказаний их воспитанницы, мало того, от них требовалось проявлять максимально возможную в каждом случае выдержку. Без этой обязательной практики лидер не мог получить (или подтвердить) свой допуск на данный вид наказания. Когда отрабатывали наказания розгами, Лена и Соня оказались в одной группе. В тот день зачёт по технике наказания сдавали три девушки, а ещё трём – в том числе Лене и Соне, предстоял первый этап: они должны были сами вынести порку. В классе стояла только одна воспитательная кушетка, поэтому девушек выстроили в очередь. Сделано было это не случайно: зрители должны были видеть чужие ошибки, чтобы самим потом их не допускать. Совершенно неожиданно у Сони проявился какой-то необъяснимый, просто животный страх. Вначале, когда повторяли теорию, всё было ещё ничего. Но, как только начала работать первая пара – у Сони подкосились ноги, и сильно засосало в животе, да так, что девушка с трудом могла стоять прямо. Соня и сама не могла объяснить, в чём дело. Такие занятия были привычными, боль девушка умела переносить мужественно, и волноваться особо вроде бы не стоило. Но Соня расширенными глазами смотрела, как первую девушку, Катю Поленову, которую Соня хорошо знала тоже как очень сильного лидера, её напарница Оксана готовит к порке. Согласно инструкции, Оксана тщательно закрепила Катю на кушетке, подложила ей под живот валик, затем взяла заранее вымоченный гибкий длинный прут. Валик применялся в особо строгих случаях для усиления воспитательного эффекта. Соня с ужасом следила за этими зловещими приготовлениями. Свист розги, рассекающей воздух, едва не лишил Соню чувств. Она увидела, как на голом теле Кати появилась чёткая белая полоса, мгновение спустя трансформировавшаяся в красный рубец. Удары следовали один за другим. Время от времени они сопровождались резкими замечаниями инструктора типа: «Спину прямо»! «Не части»! «Да что у тебя за размах такой?» Катя сначала просто дёргалась и стонала, ещё стараясь терпеть, но на лице девушки отражались все испытываемые ею муки. Наконец, где-то после десятого удара, испытуемая не выдержала и начала нечленораздельно вопить. Картина, рисованная прутом, менялась с каждой минутой. Класть удары строго параллельно друг другу, как учили, у Оксаны не совсем получалось: наказываемая вертелась, насколько позволяла привязь, и полосы часто перекрещивались. Там, те кончик прута касался бедра, уже проступали капельки темной крови. Инструктор через каждые пять-семь ударов приказывала экзекуторше перейти на другую сторону кушетки. Катя продолжала громко кричать. Если она и хотела что-то сказать – разобрать ничего было нельзя. Соня слышала просто какой-то вой одними гласными буквами, что-то похожее на «А-а-о-о-а-а-ы-ы». Соню от этого продирал мороз по коже. Она побледнела, прислонилась от внезапной слабости к стене и заметила, что Лена, её вечный недруг, смотрит на неё насмешливо, а инструктор – с удивлением. Удивляться было чему: у Сони к тому времени сложилась прочная репутация сильной и мужественной, и сейчас она, конечно, вела себя странно. Ведь Лена тоже, как и Соня, ожидала своей очереди, но держалась абсолютно невозмутимо. Если и волновалась, то никто этого не замечал. Тем временем, ударов уже перевалило за тридцать, и у Кати, наряду с воплями начали вырываться неотчётливые слова: «Н-е-е-е-т х-ва-а-а-ти-и-т». Инструктор сделала исполнительнице сигнал прекратить и сердито проговорила: - Катя, мы уже обсуждали, ты можешь кричать. При «крепком» наказании розгами это не стыдно. «Как это не стыдно? - подумала Соня, представив на минутку, что это она лежит на кушетке и вопит перед всеми. - Ещё как стыдно»! – Но ты должна вытерпеть настоящую порку, такую, какую будешь устраивать своим «поднадзорным»! Поверь, есть разница: перенести 30 розог или 60. И ты обязана эту разницу прочувствовать, - продолжала инструктор, затем повернулась к Лене и Соне и добавила: – И вы тоже! – А если не хочешь получить допуск, - она опять обращалась к Кате, - то говори «контрольное слово». Если лидеры, испытывающие учебное наказание, произносили заранее оговоренное «контрольное слово», то порка прекращалась, но это считалось позором. Да и допуск такая девушка не получала, по крайней мере, в этот раз. Катя, похоже с трудом понимала, что ей говорят, но всё же, давясь слезами, отрицательно покачала головой. Инструктор приказала Оксане: «Дальше! У тебя пока всё хорошо. Молодец!» Экзекуция продолжилась, но окончания её Соня не помнила. Она очнулась лежащей на кушетке в медицинском кабинете. Как выяснилось, она вскоре после возобновления наказания просто тихо сползла по стенке на пол и потеряла сознание. Причём, обычные меры: нашатырный спирт, холодная вода, морозный воздух сразу не привели девушку в чувство. Потребовалась врачебная помощь. Придя в себя, Соня подписала отказ от сдачи зачёта и категорически отказалась в дальнейшем иметь с розгами дело вообще. Хотя девушка прекрасно осознавала, что это может повредить её карьере, она ничего не могла с собой поделать. Естественно, Соня не была аттестована по этому виду наказаний и не имела права использовать розги в своей работе. Впрочем, серьёзных последствий для Сони вся эта история не имела. Её школьный куратор была, конечно, удивлена, но Соня считалась одним из лучших лидеров, безупречно работала, показывала блестящие результаты. Поэтому руководитель закрыла на это происшествие глаза. В конце концов, ремнём Соня владела мастерски, имела все возможные допуски, и в дальнейшем успешно их подтверждала. Вполне можно было обойтись и без розог. Но Соне ещё долгое время потом снились кошмары: как её укладывают на кушетку, привязывают и секут розгами. Это заставляло девушку кричать во сне и просыпаться в холодном поту. Кстати, и Лена, и остальные девушки, присутствовавшие тогда на зачёте, повели себя достойно. Лена, правда, встретив Соню на следующий день в школе, позволила себе ироническую реплику: – Хоть в чём-то твоим «поднадзорным» будет теперь легче! Но ни она, ни другие Соню не высмеивали и никому о случившемся не рассказали. Но вот теперь, почти через два года после этого случая, Лена об этом вспомнила! Кошмар, который мучил Соню во снах долгое время, теперь сбывается наяву! Лена реально угрожает ей розгами. Так что сейчас Соня была просто шокирована. Она знала, что в «Центрах» применяются розги, но, надеялась, что Лена не посмеет... Ведь она всё знает! Это так жестоко! А ведь кроме психологических моментов, имелись ещё и физические. Существовала огромная разница, что вытерпеть, например – 30 ударов ремнём или столько же розгами. Разница явно не в пользу Сони. «Нет! Только не это!» - мысленно завопила Соня, ощущая предательскую дрожь в коленях. Но, к её ужасу, оказалось, что она на самом деле выкрикнула это вслух. Сама девушка этого не заметила, но Лена удивлённо спросила: - Нет? С какой стати? - Но почему? – непослушные губы еле двигались. Лена насмешливо посмотрела на неё: - Если тебе нужен формальный ответ – то вспомни пункт 14/8. Можешь просто вспомнить, мне цитировать не обязательно. Соня вспомнила: «Воспитатели имеют право по своему усмотрению использовать и другие инструменты наказания, в том числе, и розги …» На лице несчастной отразились все её внутренние ощущения: страх, ужас, отчаяние. - Вижу, что вспомнила, - усмехнулась Лена. – Это формально. А неформальный ответ ты и сама, я думаю, знаешь. Соня кивнула. В горле у неё пересохло, сил бороться не осталось. Она тихо, но проникновенным голосом еле выговорила: - Елена Сергеевна! Я очень вас прошу! Пожалуйста! Не надо! Накажите меня ремнём! Я не перенесу этого! Слёзы уже текли по лицу. - Я умоляю вас! Проявите великодушие! Пожалуйста! - Великодушие? – Лена гневно вскинула брови. – Ты просишь о великодушии? А сама ты его часто проявляла? К Марине? К другим девочкам? Поскольку Соня молчала, Лена крикнула, хлопнув ладонью по столу: - Отвечай! – Слушаюсь. Нет, - ответила Соня. Она почти потеряла способность соображать и поэтому, в последней отчаянной попытке как-то избежать предстоящего ей кошмара, ляпнула явную глупость. – Елена Сергеевна! Но ведь к Марине я розги не применяла! Лена покраснела от возмущения и обуревавших её чувств. – Да только потому, что ты зачёт завалила! И допуска не имела! А то бы ты и это сделала! Ни минуты бы не сомневалась! Соне крыть было нечем. Она уже поняла, что надеяться не на что. Несчастная представила, как Лена всё это придумала, потом специально спускалась в парк, чтобы срезать там прутья, поставила их в воду, чтобы они были прочными и больнее били – вон капли блестят. «Как же она меня ненавидит, – мелькали отчаянные мысли. - Что же делать? Остаётся только взять себя в руки и всё вытерпеть». Однако Соня чувствовала, что в данный момент это было выше её сил. - Так вот, - заявила Лена. – Никакого великодушия не будет! Слово-то какое вспомнила! Не думала, что ты вообще его знаешь! Лена говорила презрительно, но очень эмоционально. Она раскраснелась, непослушная прядь тёмно-каштановых волос выбилась из строгой причёски и спадала на лоб. Воспитательница быстрым движением вернула её под зажим и продолжала: - Более того. Сейчас ты тоже допустила несколько нарушений. Может быть, сама скажешь, какие? Соня стояла перед Леной совершенно бледная. На её лице, казалось, не было ни кровинки. Она постаралась хоть немного собраться и заговорила: - Я не сказала: « Слушаюсь». Затем попыталась оспорить наказание, когда спросила: «Почему». И ещё – просила о замене наказания, а вы этого не разрешаете. Всё это Соня произнесла обречённым голосом, уже ни на что не надеясь. - Ну, да. Всё так и есть, - Лена удивлённо кивнула. – Лидер есть лидер! Чётко всё разложила. Так вот – за всё это - дополнительно ещё 40 розог. Получишь их в два захода. Сегодня, на первый раз, всыплю тебе шестьдесят! И не волнуйся – с твоим драгоценным здоровьем ничего не случится! Соня потрясённо молчала. – Единственное, чем могу тебя утешить, - продолжала воспитательница. - Пороть розгами при всей группе я тебя не буду. Только здесь, в кабинете. Она перевела дух и добавила: - В одном тебе не откажешь. Держишься во время наказаний ты очень мужественно. Мне это....импонирует. Поэтому я решила не позорить тебя перед девочками. Им вовсе не обязательно слышать, как ты будешь вопить под розгами, а кабинет у нас звуки не пропускает. Несмотря на угнетённое состояние, Соня почувствовала, как внутри нарастает волна возмущения. - Я не буду вопить! - почти твёрдым голосом произнесла она. - Да ну? - усмехнулась Лена. - Будешь. Ещё как запоёшь! Если бы ты сдала тогда зачёт вместе с нами, то не говорила бы таких глупостей. Розги – это тебе не ремень! А я, как-никак, профессионал. «Посмотрим», - подумала Соня. Лена разозлила её, и это немного помогло девушке собраться. Но именно немного. Чувствовала себя Соня всё равно ужасно. - А теперь – раздевайся и ложись! - Слушаюсь, - Соня постаралась ответить по правилам – чётко и громко, хотя сама уже плакала, даже не пытаясь остановиться, и ей было как-то всё равно. Лена набрала номер Инны: - Инна Владимировна! Я занята. Все мои входящие звонки перевожу на вас.
Forum: Тем временем Соня разделась и легла на кушетку. Лена, не медля, очень ловко обхватила её щиколотки довольно крепкими узкими кожаными ремешками и тщательно прикрепила их к металлической перекладине. “Сначала ноги как следует закреплю. Руки вытянуть легче. А растянуть красавицу надо как следует. “Танцевать” ей не позволю, перебьётся”. Лена перешла к изголовью кушетки, и, довольно сильно вытянув покорно протянутые руки воспитанницы, проделала ту же операцию с её запястьями. «Валик под живот не положила! И на том спасибо!» – Соня теперь лежала на кушетке, как бы вытянувшись по струнке. Девушка и раньше обращала внимание, что кушетка оборудована ещё парой дополнительных поперечных ремней, явно предназначенных для фиксации. И вот теперь Соне пришлось убедиться, что это так и есть. Лена, используя эти ремни, крепко пристегнула девушку к кушетке. Ремни обхватили Соню поперёк спины и за икры, причём обхватили настолько крепко, что вначале Соне показалось, что она задыхается. На самом деле ремни не мешали свободно вбирать ртом воздух. – Елена Сергеевна, - почти жалобно проговорила она. - Ну, пожалуйста, не надо так! Я обещаю, что не буду вырываться. – Помолчи лучше, - поморщилась Лена. - Ты совершенно не владеешь вопросом. Уж теоретические моменты могла бы и запомнить. А вырываться теперь точно не сможешь, только, если немного попой покрутишь. Соня испытывала леденящий ужас. Она и не представляла, как это страшно и унизительно – когда тебя вот так готовят к явно жестокому наказанию! А Лена совсем не спешила. Покончив с фиксацией, она немного отошла в сторону и полюбовалась на свою работу. Результаты ей понравились. Соня лежала совершенно беспомощная, и явно изнемогала от стыда и страха. Лена прекрасно знала, какие это доставляет моральные страдания – лежать привязанной к кушетке в ожидании порки. Лена не была по натуре жестокой, но переживания за Марину оказались настолько сильными, что явно внесли какие-то изменения в её характер. По крайней мере, злость на Соню девушка ощущала безумную, особенно после вчерашнего посещения своей подруги в реанимации. Лена обычно всегда в душе сочувствовала своим воспитанницам, когда приходилось их наказывать, и старалась не подвергать девушек дополнительным моральным мукам. Но к Соне сейчас воспитательница не испытывала никакой жалости. Наоборот, ей хотелось причинить воспитаннице как можно больше страданий. Лене казалось: какие кары она ни придумала бы для Сони – всё равно этого будет недостаточно. Она ещё раз окинула довольным взглядом стройную фигурку полностью обнажённой девушки, распластанной на кушетке. У Сони явно уже не осталось сил выносить мучительное ожидание. Несчастная дрожала мелкой дрожью и от страха непроизвольно то сжимала, то расслабляла ягодицы, отчего её круглая аккуратная попка ёрзала по кушетке. Но и эта картина не вызвала в Лене сочувствия к Соне. «Скоро ты у меня ещё и не так попой повиляешь. Надолго запомнишь», - с чувством мрачного удовлетворения подумала она. Подойдя к своей и так уже насмерть перепуганной воспитаннице, Лена взяла со столика один из мокрых прутьев и прикоснулась им к Сониным губам. Соня вздрогнула, ощутив солёный вкус. “Не просто мокрые! В рассоле выдерживала! - запаниковала девушка. – Ну, давай уже, начинай скорее! Хватит меня мучить!”. А Лена спокойно произнесла: – Вот полежи тут немного и вспомни, за что сейчас будешь наказана. Она вернула розгу на место и вышла из кабинета в класс. Соня проводила её отчаянным стоном и задёргалась в своих путах. «Проклятье! Не могу больше! Скорей бы всё кончилось! Господи, но ведь ещё даже и не начиналось! Как мне вытерпеть? Господи, помоги!» Розги лежали прямо перед Соней на невысоком столике: длинные толстые мокрые прутья – 6 штук. «В пучок не связала! Собирается пороть отдельными прутьями!» - с тоской думала приговорённая. Соня знала, что наказание пучком розог выдержать всё-таки легче, следы на теле остаются не такие страшные, да и заживают скорее. Нет, на себе девушка этого не испытывала, но теорию помнила хорошо. Чтобы не видеть розги, Соня закрыла глаза. Лена вернулась через пять минут, сразу подошла к изнывающей, уже вспотевшей от страха воспитаннице и строго спросила: – Вспомнила? – Да, Елена Сергеевна, - быстро ответила Соня. - Я нарушила... – Стоп, - приказала Лена. - Можешь не озвучивать. Что же, приступим. Она взяла со столика один из прутьев, причём, не крайний, а выбрала потолще, и встала с левой стороны от кушетки. – Смотри в мою сторону, - напомнила воспитатель. – Слушаюсь. Соня усилием воли повернула голову. Видеть Лену с розгой в руке ей совсем не хотелось, но это требование соответствовало «Правилам». Да, если бы и не соответствовало... Это прямой приказ. Деваться было некуда. Увидев, что воспитатель уже размахнулась, девушка, тут же, забыв всю теорию, непроизвольно дёрнулась и крепко сжала ягодицы. И вот так, на напряжённое тело, пришёлся первый удар. Соня дёрнулась ещё сильнее. Боль оказалась настолько резкой, обжигающей и совершенно непереносимой, что у девушки перехватило дыхание. Некоторое время она думала только о том, как бы вдохнуть. «Хорошо вошло! – Лена любовалось реакцией на первый удар, и не торопилась продолжать наказание. – То ли еще будет!» Наконец, Соня смогла вздохнуть, но тут последовал следующий удар – не менее мучительный. А дальше считать девушка не смогла. Град последующих ударов совершенно ошеломил её. К такой боли Соня не была готова совершенно! Воспитаннице казалось, что её тело разрывает на части раскалённая проволока. Терпеть это казалось невозможным, однако вначале Соне каким-то образом удалось не совсем ударить лицом в грязь. Да, она продолжала плакать, слёзы непрерывно текли по её лицу; она стонала и извивалась под ударами, насколько позволяли ремни. Слышать свист розги, рассекающей воздух, было невыносимо, а когда прут хлёстко бил по голому телу, накатывала жуткая боль, от которой не было никакого спасения. Это не шло ни в какое сравнение с ударами ремнём, даже строгими! Но Соня пока ещё не орала, и тем более не умоляла о пощаде. «Только не кричать! Только не кричать!» - приказывала она себе, прикусывая до крови губы, но не в силах сдержать жалобный стон. Расслабить мышцы никак не получалось. Лена выдерживала между ударами некоторую паузу («Всё делает по правилам» - успела промелькнуть у Сони мысль), но боль была слишком сильной, она сразу лишала девушку способности думать о чём-то ещё, а как только такая возможность появлялась – уже обрушивался следующий удар. Очень скоро Соня почти обезумела от боли. Её стоны превратились в подвывания, а затем - в протяжный непрерывный громкий вой. От этого собственного воя у девушки закладывало уши. Соня не могла поверить, что это она издаёт такие звуки! Звук получался средний между «А» и «О», какое-то время он тянулся монотонно, но после очередного удара резко взлетал на несколько нот выше. Иногда наступали какие-то просветления в мозгу, и Соня думала: «Что это я? Как же так?» Но додумать, а, тем более, предпринять что-то не успевала: новая волна боли накрывала её с головой, заставляя вопить и метаться. Впрочем, слишком метаться девушка не могла, и это вызывало дополнительные страдания. Хотелось колотить ногами и руками, попытаться увернуться от розог, но ремни держали крепко. Как и обещала Лена, Соня имела возможность лишь немного повертеть попой, и она делала это отчаянно и беспрерывно. Инстинктивные попытки освободить руки и ноги, естественно, ни к чему не приводили, только отбирали силы. Лена порола свою воспитанницу крепко и добросовестно. Перед началом наказания она усилием воли приказала себе выключить на время негативные эмоции по отношению к Соне, и это ей удалось. Поэтому воспитательница проводила наказание достаточно беспристрастно, что не мешало ей как следует выполнять свою работу. Лена не злорадствовала по поводу того, что Соня не смогла удержаться от крика. Она прекрасно знала, что так и будет. Ведь сама Лена в своё время сдала тот зачёт, да и в бытность воспитанницей во время стажёрской практики ей пару раз досталось розгами от ответственного воспитателя. На первый раз она решила не применять никаких усиливающих боль приёмов, типа «оттяжки». Лена прекрасно помнила, что Соня получает розги первый раз в своей жизни, да ещё и испытывает перед ними неподдельный ужас. Необходимо соблюдать осторожность: никаких неприятных последствий воспитатель допустить не могла. “И передышечек сегодня побольше ей дам, - решила Лена. - Не буду рисковать, а то совсем не хочется на её месте оказаться. Ничего, своё эта мерзавка всё равно получит”. В начале наказания Лена уже через пять ударов позволила Соне отдышаться и перешла на другую сторону кушетки. Ещё через пять – вернулась на левую сторону и поменяла прут. Затем, посчитав, что с первым шоком воспитанница уже справилась, ужесточила порку. Следующие 20 ударов она нанесла Соне подряд, очень сильно и с меньшими интервалами между ними. С удовольствием отметив, что последовательно вспухающие на ягодицах рубцы получаются именно такие, как ей и хотелось – не тонкие розовые, а сочные, бордовые, Лена опять отбросила использованный прут на пол, взяла свежий и снова поменяла сторону. На этот раз небольшой отдых требовался и ей самой. Соня, избавившись на какое-то время от ударов, вспомнила каким-то чудом о приказе и повернула к Лене мокрое от слёз лицо. Теряясь в догадках: очередная передышка это или конец, она слегка приподняла голову и посмотрела на воспитателя. – Правильно. Теперь сюда смотри, - спокойно сказала ей Лена. Уловив отчаянную надежду в глазах девушки, она покачала головой: – Ещё только 30. – Не-е-е-е-е-т! - вырвалось у Сони. – Увы, да! И не вопи, а лучше отдышись перед новой порцией. Лена пока хлестала девушку только по ягодицам, поэтому к этому моменту вся «зона воспитания» наказываемой оказалась исполосована очень даже впечатляющими рубцами. Порка продолжалась. Воспитательница удвоила усилия. К тому же розги часто ложились уже на прежние следы или пересекали их, отчего в местах этих пересечений выступала кровь, а боль было вытерпеть в несколько раз труднее. Ещё через несколько ударов Соня уже даже не выла, а громко орала, периодически, после особенно болезненных ударов, взвизгивая тонким голосом. Причём, что она орала – понять и сама не могла. Ничего членораздельного из этих звуков не складывалось. Последняя передышка оказалась чуть длиннее предыдущих, но и она закончилась, и кошмар продолжался. Соня в отчаянных попытках хоть немного облегчить боль перепробовала всё: глубоко дышать, сильнее крутить попой, даже громче кричать. Но ничего не помогало. Спасения не было. Соне казалось, что она вот-вот от жуткой боли потеряет сознание. Измученная, доведённая болью до отчаяния, девушка уже даже надеялась на это. Однако ничего подобного не происходило, и ей приходилось терпеть эту пытку дальше. Соня готова была умолять о пощаде, просить свою мучительницу сжалиться, но не могла этого сделать: способность к членораздельной речи куда-то пропала. И вдруг всё резко прекратилось. Не веря своему счастью, Соня осторожно приподняла голову. «Всего-навсего передышка или конец?» - отчаянно подумала она. Соображала несчастная ещё плохо, хорошо ещё, что помнила, как её зовут и где она находится. Тело горело огнём, одновременно Соня начала испытывать зуд в наказанном месте. Страшно хотелось вырвать руку из креплений и унять его. Лена подбирала с пола использованные прутья, которые во время наказания отшвыривала, не глядя. Их оказалось четыре. Две нетронутые розги так и остались лежать на столе, под ними от воды образовалась лужица. Выпрямившись с прутьями в руках, воспитатель сообщила Соне: – Это всё. Лежи спокойно, скоро отвяжу. Облегчение было таким сильным, что наказанная не выдержала и разрыдалась. Плечи её сотрясались, слёзы текли по лицу ручьём. Вся верхняя часть кушетки и так была полностью мокрая от слёз, слюней и пота. Было ещё очень больно, кроме того, Соня потихоньку начала осознавать, как она себя вела во время порки, и испытывала жгучий стыд. «Что она обо мне будет теперь думать?» - мелькнула мысль. - «Какой стыд! Мало того, что она всё-таки выдрала меня розгами, это само по себе ужасно! Но я ещё и вопила как резаная!» Эти мысли совершенно не способствовали успокоению, и Соня продолжала рыдать одновременно от счастья, что всё кончилось, а также от боли, унижения и обиды. Тем временем Лена вынесла использованные прутья в санблок и задержалась там, чтобы немного привести себя в порядок. От приличных физических усилий на лбу выступили капли пота. Воспитательница протёрла лицо очищающей салфеткой, попутно уже не в первый раз порадовавшись, что тушь у неё качественная, абсолютно водостойкая и в таких случаях не размазывается. Затем распустила густые каштановые волосы, расчесала и снова собрала в причёску. Перед тем, как выйти в кабинет, ещё раз бросила быстрый взгляд в зеркало и осталась довольна: от тех же физических усилий она разрумянилась, выразительные серые глаза блестели, и всё это ей очень шло. Оказавшись в кабинете, Лена обнаружила, что Соня всё ещё рыдает, и нахмурилась. – А ну-ка, быстро успокаивайся! Это уже вполне в твоих силах. Она потянулась через плечо Сони и взяла со столика ещё один свежий прут. – А то сейчас ещё десяток добавлю. – Не на-адо-о! - иступлённо завопила Соня и опять отчаянно заметалась. – Елена Сергеевна, пожа-а-луйста, не надо больше! Умоляю вас! – Жду 30 секунд, - лаконично, но твёрдо произнесла Лена, и для усиления эффекта прикоснулась розгой к Сониным ягодицам. Соня напряглась, но приложила все усилия, чтобы успокоиться и прекратить рыдания. Новая угроза Лены привела наказанную в ужас, и Соня не сомневалась, что воспитатель претворит её в жизнь. А вынести сейчас ещё 10 розог... Да лучше сразу умереть! Уже через несколько секунд в кабинете наступила тишина. Соня лежала молча, даже слёзы уже не текли, а только стояли в глазах. – Что же, - Лена неохотно водворила прут на место. - Надеюсь, ты получила достаточный урок. По «Правилам», Соня не обязана была отвечать на подобную реплику, и она промолчала. Вот, если бы воспитатель построила эту фразу в форме вопроса... – Имей в виду, моя дорогая, сегодня я тебя ещё пощадила, - услышала девушка. - Делала перерывы, не применяла никаких «усилений». Да и розог ты получила всего шестьдесят. В следующий раз всыплю сотню. Соне и так ещё было очень плохо, а после этих слов у неё и совсем потемнело в глазах. Но Лене явно казалось, что и этого воспитуемой мало. Она усмехнулась. – А какие бывают «усиления», ты знаешь, правда? На учебных занятиях лидеров это тоже разбирали. Соня, всхлипнув, кивнула. – Должна тебя огорчить, - продолжала Лена. - Всё это на себе испробуешь. – Всё! - гневно воскликнула она. - И продолжим уже послезавтра. Никакой тебе не будет пощады, поняла? Валик обязательно подложу! Бить буду с оттяжкой! Да ещё по одному месту по нескольку раз! Ноги каждую отдельно привяжу и по бёдрам как следует получишь! Лена опять схватила один из прутьев и резко сверху вниз провела между бёдер Сони. – Да и розги побольше в рассоле полежат, - добавила она. - В общем, мало тебе не покажется! Поняла или нет? Лена чувствовала, что, как только закончилось наказание, от её беспристрастности не осталось и следа. Более того, злость на Соню почему-то накатила с новой силой, хотя девушка лежала перед ней совершенно измученная, униженная и покорная. У Сони от страха и ужаса перехватило дыхание, но она нашла в себе силы почтительно и скромно ответить: – Да, Елена Сергеевна. Но и это Лену не смягчило. Поколебавшись только секунду, она убрала обратно в карман баллончик спрея с нейтральным антисептиком, которым уже собралась воспользоваться для обработки ран. “Так легко не отделается. Зато запомнит надолго”. Воспитатель подошла к медицинскому шкафчику и решительно достала оттуда флакон с камфорным спиртом. “И никто не придерётся, - Лена была очень довольна своей выдумкой. - Это более сильная профилактика воспалений. Конечно, камера всё записывает, но сошлюсь на то, что после розог необходима более тщательная обработка. Ну, а то, что эта садистка при этом почувствует – её проблемы. Сама-то она никого не жалела. Ей пойдёт на пользу” Лена вернулась к ещё привязанной беспомощной девушке и, не торопясь, начала обрабатывать ей раны. – А-а-а-а-а, - не выдержав, громко закричала Соня. - Спирт с камфарой не только вернули телу начинающую уже стихать боль, а многократно усилили её. - Пожалуйста, не надо! Не отвечая, и не обращая на продолжающиеся вопли внимания, Лена хладнокровно довела обработку до конца, и только после этого освободила Соню от привязей. Когда ремни перестали держать тело, наказанная облегчённо вздохнула полной грудью, получилось это с каким-то всхлипом. – Вставай. – Слушаюсь. С помощью Лены воспитанница с трудом поднялась с кушетки, стараясь не стонать, хотя было очень больно. Попу сильно припекало. Свободная рука невольно потянулась к ягодицам, но, собрав остатки воли, Соня резко отдёрнула её («Нет! Ни при ней!»). – Одевайся, - последовал новый приказ. - Только носки и форму. Трусы – в карман. В помещении «Центра» воспитанницы носили не колготки, а серые эластичные носки, под цвет формы, причём их тоже требовалось снимать во время наказаний. По «Правилам» девушки должны были принимать телесные наказания абсолютно раздетыми. К тому же воспитатели имели возможность каждую наказываемую заодно проверить на аккуратность: выяснить, в каком состоянии у неё ногти на ногах, и нет ли на пятках запрещённых мозолей. Однако воспитанницы считали, что требование снимать и носки перед поркой направлено на то, чтобы причинить им дополнительные страдания. Конечно, во время наказания девушке явно всё равно – есть на ней носки или нет. Но вот потом... Не всегда удаётся быстро и не испытывая дополнительной боли их натянуть после хорошей порки. Ведь бывает, что и с кушетки-то еле слезаешь. А далеко не всегда воспитатели спокойно терпят, если девушка после наказания одевается долго. Бывает, что разгневанная медлительностью выпоротой воспитанницы, воспитательница просто выталкивает полуголую девушку из кабинета, а одежда летит за ней следом. И тогда приходится надевать и носки, и трусы, и всё остальное на глазах у одноклассниц. А Соне ещё вообще ни разу не приходилось одеваться после наказания перед воспитателем. И в изоляторе, и уже в группе, в субботу Лена порола её ремнём настолько беспощадно, что после окончания порки даже не вставал вопрос о немедленном одевании: сначала Соня отлёживалась в постели. Однако про розги Соня знала, что, при умелом использовании, можно заставить воспитуемую испытывать невыносимую боль, но она вполне сможет после наказания одеться и продолжить, например, выполнять свои обязанности. Именно это девушке сейчас и предстояло. Ответив: «Слушаюсь», Соня, пошатываясь, но уже без помощи подошла к специальной низкой банкетке, на которую воспитанницы складывали свою одежду перед наказанием. Наклонившись и поочерёдно опираясь о банкетку ступнями, она благополучно натянула носки. Стоять при этом пришлось, повернувшись к Лене исхлёстанной покрасневшей задницей; это ужасно напрягало. Справившись с носками, Соня выпрямилась и непослушными ещё руками, путаясь в застёжке, надела скромный белый лифчик. Лена стояла на прежнем месте и внимательно наблюдала за Соней. Под пристальным холодным взглядом воспитателя полуголая девушка чувствовала себя очень неуютно. Она старалась одеваться быстро, и от этого всё получалось неловко. В рукава форменного платья Соня попала с трудом и, торопясь, потянула наверх молнию. Лена, к счастью, её не подгоняла. Белые трусики оставались одиноко лежать на банкетке. Покончив с молнией платья, Соня торопливо схватила их и засунула в довольно просторный боковой карман формы. После этой незабываемой порки девушка испытывала перед Леной настоящий ужас. Соне казалось, что если она хоть что-то сделает сейчас не так, воспитательница немедленно отправит её обратно на кушетку и принесёт новый пучок розог. Боль к этому времени уже чуть-чуть отпустила, но после такой жестокой “антисептической обработки” Соню беспокоило сильное жжение. Невольно девушка бросила взгляд в зеркало, расположенное над раковиной у входа, и ужаснулась, увидев своё багрово-красное, зарёванное и опухшее лицо и растрёпанные волосы. Убедившись, что Соня готова, Лена подошла к ней и протянула воспитаннице учётную карточку. – Очередная встреча с розгами у тебя в среду вечером, - напомнила она. - А завтра тоже не отдохнёшь, не надейся. Будешь “науку” ремнём получать. Соня внутренне вздрогнула. – У тебя есть 20 минут, чтобы привести себя в порядок, - продолжала Лена. - Потом пойдёшь «на колени». А пока ступай в спальню. – Слушаюсь, - покорно проговорила девушка. «Даже умыться в кабинете не позволила» - с досадой подумала Соня, на ходу вытирая оставшиеся слёзы ладонью. Она, наконец, вышла в спальню. Тело горело, от слабости подкашивались ноги. Инна Владимировна сидела за своим столом и что-то набирала на компьютере. Девушки, почти все, кроме Наташи Леоновой и Гали, тоже были здесь и занимались своими делами – до отбоя оставалось меньше часа. По «Правилам», Соня должна была отдать свою карточку дежурному воспитателю. Инна Владимировна внимательно посмотрела на воспитанницу, заглянула в карточку и велела: - Иди умойся. - Слушаюсь, - Соня рада была скрыться в санитарном блоке, но идти туда нужно было мимо одноклассниц, а вид у девушки явно был плачевный. Все воспитанницы изумлённо посмотрели на неё. Юля направилась было за Соней, но Инна Владимировна резко сказала ей: - Соколова! Вернись! Подойди ко мне! Когда Юля подошла, Инна сердито проговорила: - Оставь её пока в покое. Что у тебя, совсем такта нет? Ей надо одной побыть! - Слушаюсь. Инна Владимировна, но с Соней не всё в порядке! –Юля явно была озабочена. – Я сама проконтролирую! – твёрдо ответила Инна. В санблоке Соня, как могла, привела себя в порядок: умылась, тщательно расчесала волосы, затем подошла к большому зеркалу, приподняла подол платья и рассмотрела свои ягодицы. Вид иссечённого тела её ужаснул. Соня опустила подол и поморщилась, когда довольно грубая ткань платья коснулась израненных мест. Внезапно девушку охватило какое-то безразличие. Все чувства притупились, исчез даже страх перед грядущей поркой, обещающей быть гораздо более суровой. В спальню Соне идти не хотелось. Она не представляла, как будет разговаривать с одноклассницами, отвечать на их вопросы, выслушивать утешения. На это не было сил. Воспитатели не любили, когда девушки без необходимости задерживались в санблоке и обычно пресекали такие попытки, хотя прямого нарушения «Правил» в этом не было. Но Соня так же безразлично подумала: «Да ладно. Одной поркой больше, одной меньше...» Девушка присела на корточки у стены, запрокинула голову, касаясь холодной стенки затылком, и закрыла глаза. Она прекрасно знала, что Инна Владимировна сейчас внимательно наблюдает за ней по монитору, а, может быть, и Елена тоже, и кто-нибудь из них вполне может сейчас появиться в санблоке и заставить Соню выйти. Однако ничего подобного не происходило. Очевидно, воспитатели решили дать наказанной возможность немного придти в себя. Несмотря на охватившее Соню безразличие, чувство самосохранения работало чётко. В положенное время она вышла из санблока, расстелила свою кровать, взяла ночную рубашку и подошла к Инне Владимировне. - Я должна идти «на колени», - тихо сказала она. Инна молча кивнула, выписала Соне пропуск, так же молча они прошли к выходу из спальни, и воспитательница открыла девушке дверь.
Forum: “Ну, и как теперь жить дальше?” - думала Соня по дороге к залу для наказаний. Немедленно всплыл ответ: “Но ты же в субботу решила, что будешь бороться и никому не поддаваться! Ни Ирине Викторовне, ни Елене! Отступать-то особо и некуда! Да ты и не привыкла отступать! Да, проявила сегодня слабость! Но это не смертельно. Ещё вполне можно всё исправить” Однако голосу разума последовать было трудно. Соня чувствовала себя одиноко, тоскливо, было ужасно жалко себя. Подойдя к залу для наказаний, девушка осторожно заглянула в открытую дверь. Ночная воспитательница (не Ирина Викторовна) эмоционально отчитывала одну из воспитанниц, стоя спиной к Соне. На этот раз чётко следуя инструкции, Соня быстро прошла в зал и встала у стола воспитателя, ожидая, когда на неё обратят внимание. "Наверное, это Марина Олеговна” Стройная молодая женщина с короткими красиво уложенными светлыми волосами держала в руке трость и, размашисто жестикулируя ею, громко возмущалась: – Меня это не волнует! Ты уже скоро год, как живёшь в “Центре”! И со мной давно знакома! И до сих пор не можешь запомнить, что я не разрешаю во время наказания ползать по всей стенке! Что это за поведение! Если не хочешь вертеть задницей под тростью – не допускай замечаний! А не можешь – будь добра, стой спокойно! Соня за три вечера, проведённые в этом зале, успела узнать всех своих товарищей по несчастью. Сейчас перед воспитателем стояла Ксения Залесова, воспитанница из 201-ой группы, бледная, заплаканная и испуганная. Она с ужасом наблюдала за движущейся в руках воспитателя тростью. – Я и так сделала тебе снисхождение! – так же эмоционально продолжала своё внушение Марина Олеговна. - Не разложила тебя на «станке», а поставила для наказания к стене! Ты прекрасно знаешь, что на «станке» терпеть порку тростью гораздо труднее! Так вот, больше ты от меня никаких поблажек не получишь! Совсем распустилась! Никакой выдержки! Можно подумать, ты новенькая! Штрафных ударов захотелось? Ксения побледнела ещё сильнее, от страха и отчаяния она уже еле держалась на ногах. - Марина Олеговна! Простите! – воспитанница чуть не плакала. - Я больше не буду! Пожалуйста, прошу вас, не наказывайте меня за это опять! У меня сил нет больше терпеть! Я исправлюсь, честное слово! “Ага! Мечтать не вредно!” - промелькнуло у Сони. Она вспомнила слова Иры о том, что Марина Олеговна почти всегда назначает дополнительное наказание за недостойное поведение. Однако, к её удивлению, воспитательница опустила трость и воскликнула: – На этот раз не буду! Делаю тебе последнее предупреждение! На колени! – Слушаюсь. Спасибо, - облегчённо вздохнула Ксения. Соня сразу почувствовала расположение к Марине Олеговне. Простить воспитанницу уже после сделанного замечания – это был щедрый поступок. "А я бы простила?” - невольно подумала девушка, и поняла, что не может сейчас дать ответ с уверенностью. Раньше – однозначно нет! Соня тоже не терпела, когда её поднадзорные вели себя недостойно, и была в этих случаях к ним беспощадна. Но сейчас, после 15-ти дней пребывания в “Центре”... "Наверное, по обстоятельствам, - решила она. - Если это впервые – можно простить, а если нет – тогда уж, извините!” Соня обдумала это быстро и совершенно серьёзно, и тут до неё дошла вся абсурдность ситуации. Несмотря на подавленное состояние, она немного развеселилась, на губах даже непроизвольно появилась лёгкая улыбка. «Ну не дура? Сама пришла сюда стоять на коленях. Надо мной висят сто розог плюс ещё ремней штук шестьдесят, не меньше! Моё положение в этом “Центре” - самое бесправное и уязвимое благодаря Елене! А я думаю о том, как бы поступила, будучи воспитателем!» Тем временем Марина Олеговна повернулась к Соне. – Здравствуйте! - тут же, следуя инструкции, проговорила девушка. – Здравствуй! – воспитательница разглядывала её с интересом. - Насколько я понимаю – ты и есть та самая новенькая с бунтарским характером? Меня зовут Марина Олеговна. А ты – Софья Левченко? – Да, - почтительно ответила Соня. – И, судя по твоей улыбке, ты очень рада меня видеть. Правда? Марина Олеговна усмехнулась. У Сони душа ушла в пятки. "Ну и как отвечать на такой вопрос? - с отчаянием подумала она. - Сказать “да” - это будет неправда. Точно не прокатит! А если ответить “нет” - значит, я не рада видеть воспитателя. Вполне можно расценить как очередную дерзость!” Всё это промелькнуло в мыслях у Сони буквально за одну секунду. А через полторы секунды она уже отвечала: – Марина Олеговна! Я должна признаться, что улыбалась не по этой причине. Это я своим мыслям. А точнее – насмехалась над собственной глупостью. Марина Олеговна бросила на неё такой взгляд, что у Сони защемило сердце. Взгляд был озорной, понимающий и абсолютно доброжелательный. "Интересно, как бы она на меня посмотрела, если бы всё про меня знала?” На самом деле, несмотря на явно сочувственное отношение к ней Инны Владимировны, Светланы Петровны и Марии Александровны, Соню ни на минуту не покидало напряжение. Девушка была уверена, что другие воспитатели, узнав, как она поступила с Мариной, отреагируют совсем не так. А вовсе даже наоборот! Соня настолько тяжело переносила презрение и ненависть Елены, что чувствовала – подобного отношения со стороны даже хотя бы ещё только одного воспитателя она просто не выдержит. Соня знала от Инны Владимировны, что Лена, к счастью, ещё не поведала об этом всему коллективу. Но ведь ей ничто не мешает сделать это в любое время! – Что ж, бывает! - отозвалась Марина Олеговна. - А сейчас иди на своё место. Она указала Соне на свободное пространство рядом с Наташей Леоновой, затем взяла Сонину карточку, просмотрела, и брови её удивлённо поползли вверх. – С тобой мы долго не расстанемся! - воскликнула воспитательница. - Двадцать три с половиной часа на коленях – вот это срок! Услышав это, Наташа в изумлении обернулась к однокласснице. "Распроклятье!” – мысленно завопила Соня. Она понимала Наташу. Сегодня вечером на отчёте фигурировала цифра четыре с половиной часа. Трансформация слишком большая за такой короткий период! Но Наташа сейчас нарушила положение “смирно”, и её ожидает наказание. Соню захлестнула волна страха и сочувствия. – Леонова! - воскликнула Марина Олеговна. Невольно Соня отметила, что Марина Олеговна резко отличается от Ирины Викторовны по темпераменту. Ирина Викторовна говорит и действует спокойно и хладнокровно. А Марина Олеговна, кажется, вообще спокойно не разговаривает. – Да что же ты головой-то вертишь? О чём только думаешь? - кричала она Наташе. Девушка испуганно молчала. – Дурная голова опять заднице покоя не даёт! - не унималась воспитатель. – Простите, пожалуйста, - обречённо проговорила Наташа. – Прости-и-те! - передразнила Марина Олеговна. - Вставай лицом к стене! И упрись в стенку руками. Быстро! – Слушаюсь! - девушка покорно выполнила распоряжение, хотя не смогла сдержать слёз. Наташа уже была раздета, значит, предстоявшая ей порка будет не первой. Осознание неотвратимости ещё одного жестокого наказания лишило её обычного мужества. Марина Олеговна и наказывала совсем не так, как Ирина Викторовна: почти каждый удар она сопровождала какими-нибудь комментариями или поучениями. В то время как Наташа изнемогала под тростью, воспитательница дополняла удары отрывистыми фразами: – Раз попала сюда – надо стоять “смирно”! – В группе на свою подругу будешь любоваться! – Елена Сергеевна жалеет вас! – Редко сюда отправляет! – Вот и разучились себя вести! – Не реви! - приказала она воспитаннице, закончив наказание. - Вытри слёзы и иди на место! Нечего мне здесь сырость разводить! Соня стояла, пытаясь абстрагироваться от всего. "Задача минимум – продержаться без замечаний до перерыва, - думала она. - А максимум – до полуночи. Я справлюсь. Должна!” Педсовет сегодня проходил особенно бурно и довольно-таки затянулся. В 208-ой группе одна из воспитанниц совершила вопиющее нарушение, относящееся к разряду самых серьёзных. Она не подчинилась воспитателю, отказалась лечь на кушетку для проведения наказания, а вместо этого устроила настоящую истерику - вопила, рыдала, спорила, выкрикивала разные оскорбительные замечания. Воспитатели в таких случаях не вступали в уговоры. Уже через 2 минуты в кабинете появились сотрудницы охраны. Воспитанница получила несколько совсем “не детских” ударов резиновой дубинкой, затем её без всяких церемоний раздели, привязали к кушетке, и назначенное наказание было выполнено. После этого девушку отвели в специальную небольшую комнату, расположенную рядом с постом охраны, в конце коридора, и заперли там. Эта комната неофициально называлась в “Центре” смирительной. Там воспитанница томилась до начала педсовета. Конечно, она уже успокоилась, поняла, что натворила, и сейчас горько сожалела о своём поступке. Все понимали, что у девушки просто сдали нервы. Но это в ”Центре” ни в коей мере не являлось оправданием. Наоборот! Провинившуюся звали Игнатенко Саша. Она стояла в центре зала для заседаний бледная и растерянная, ощущая на себе строгие взгляды более двух десятков воспитателей. Оказаться на педсовете и объяснять всем воспитателям причины своего поступка – это было, конечно, тяжёлым испытанием, тем более, в случае такого серьёзного нарушения. Выслушав девушку, воспитатели приступили к обсуждению наказания. Саша стояла тут же. Обычно выдвигалось несколько предложений, а окончательное решение принималось путём голосования, в котором принимали участие все присутствующие. На этот раз Сашу приговорили к четырём суткам карцера и продлению срока пребывания в “Центре” на 6 месяцев. Это было довольно сурово, но по-другому не могло и быть. Любая попытка оказать какое-то неуважение или непокорность воспитателю всегда каралась жестоко. А на деле штрафной срок для Саши окажется ещё больше. В карцере воспитанницу ожидали суровые телесные наказания, после которых она наверняка будет вынуждена провести какое-то время в изоляторе, а за каждый день пребывания в изоляторе ей прибавят ещё неделю. Кроме того, по возвращении из изолятора виновную дополнительно ожидает строгая публичная показательная порка в актовом зале в присутствии всего отделения. Ни у кого из воспитанниц не должно возникать соблазна поступать подобным образом. Такие жёсткие меры являлись хорошей профилактикой разных нервных срывов. После такой суровой расправы никто из воспитанниц не повторял подобного проступка, а более умные девушки, зная, что их ожидает, учились на чужих ошибках. Бывали случаи, когда воспитанницы устраивали «тихие» истерики. Они не нарушали «Правила», просто молча проливали слёзы или ходили с глубоко несчастным видом. В таких случаях тоже принимались соответствующие меры. Воспитатели вызывали такую девушку на разговор, а если это не удавалось, то могли, несмотря на бурные протесты, отвести её в изолятор, поставив предварительный диагноз – депрессия. Там воспитанницу лечили от такой депрессии несколько дней, но срок потом им прибавлялся просто гигантский. Обычно оказывалось достаточно простых профилактических мер. Заметив, что девушка слишком грустная, или плачет где-нибудь в уголке и не может успокоиться, воспитатели вкрадчиво спрашивали у неё: - У тебя депрессия? Чаще всего воспитанница испуганно отвечала: «Нет!», быстро приходила в чувство и соглашалась об этом поговорить. Беседу с ней проводили вполне квалифицированно. Это являлось одной из важных обязанностей воспитателей – выяснять, какие проблемы у девушек, пытаться психологически им помочь, и этим предупреждать нервные срывы. На каждом отделении обязательно несколько ответственных воспитателей имели высшее психологическое образование. Они дополнительно отвечали за психологическое состояние воспитанниц в закреплённых за ними двух-трёх группах. С ними советовались воспитатели этих групп в сложных случаях, да и сами они тоже могли по своему усмотрению беседовать с девушками и принимать необходимые меры. Например, на втором отделении одним из таких штатных психологов была Светлана Петровна. Она отвечала таким образом за три группы, в том числе и Ленину. Разобравшись с Сашей, которую отправили в карцер немедленно, прямо из зала заседаний, в сопровождении ответственной дежурной, воспитатели коротко отчитались каждая по своей группе. Особый резонанс вызвало сообщение Лены о наказании Сони розгами. Вообще-то, несмотря на пункт 14/8, Лена перед тем, как решиться на это, переговорила с Галиной Алексеевной и получила её одобрение. Розги применялись в «Центре» не особо часто, и всегда ввергали воспитанниц в ужас, а то и в депрессию, поэтому всех интересовало, как это испытание перенесла Соня. В итоге, опять изъяли плёнку с записью произошедшего в кабинете и просмотрели её все вместе. На педсовете сегодня присутствовала и Марина Олеговна. В это время за воспитанницами в зале для наказаний наблюдала другая ночная воспитательница. - Надо же, - удивлённо произнесла она после просмотра. – А ко мне пришла совсем в нормальном состоянии. Даже улыбалась! Получается, всего через полчаса после всего этого! И стоит без замечаний! - Она быстро берёт себя в руки, - заметила Инна. – Из санблока вышла уже почти в полном порядке. А в кабинете – просто, наверное, от неожиданности растерялась, да и вытерпеть розги молча трудно! - Вообще, надо к этой девочке присмотреться, - сделала вывод Галина Алексеевна. Светлана смотрела плёнку с расширенными глазами. После педсовета она сказала Лене задумчиво: - Ты знаешь, не хотела бы я оказаться когда-нибудь в числе твоих врагов! - Ты меня осуждаешь? – тихо спросила Лена. - Совсем нет. Получилось даже удачно. Ты вынудила Соню проявить слабость, это хороший удар по её самолюбию. Мне кажется, это может оказаться переломным моментом. Она не сломается, но в мозгах у неё быстрее всё встанет на место. - Ну, слава Богу! – облегчённо вздохнула Лена. – А то я думала, что всё-таки переборщила. Признаться, такой реакции от Сони я не ожидала. Что она будет просить меня о великодушии! - Ну, уж тут совсем надо железной быть, чтобы спокойно вынести такое! – Света качнула головой. – У тебя вид был совершенно жуткий, когда ты трясла перед ней этими прутьями! А говорила как? Хладнокровно, неумолимо, с презрением! Даже мне при просмотре стало не по себе. А вообще мой тебе совет. Выполнишь это наказание – и дай ей хотя бы маленькую передышку. - Ладно, посмотрим, - улыбнулась Лена. Она не была уверена, что последует этому совету, но сейчас всё же испытала к Соне что-то похожее на сочувствие. Соня, к сожалению, об этом не знала, и даже не догадывалась. Она поняла одно – Елена её ненавидит, и ни перед чем не остановится. Девушка не представляла, как завтра будет смотреть Лене в глаза после такого позорного сегодняшнего поведения. “Пожалуйста, не надо! Умоляю вас! Проявите великодушие!” – вспоминала Соня свои мольбы, и щёки пламенели от стыда и унижения. Она стояла на коленях уже почти два часа, почти не замечала боли, не обращала внимания на то, что происходит вокруг – была полностью поглощена своими мыслями. Соня вновь и вновь прокручивала в уме то, что с ней произошло, вспоминая малейшие нюансы, отмечая все свои ошибки. Ей было нестерпимо стыдно. Однако первоначальное шоковое состояние и последующее безразличие, охватившие девушку сразу после наказания, всё же сменились другими чувствами, и это было уже хорошо. - Левченко! – внезапно крикнула Марина Олеговна. - Да, Марина Олеговна! – тут же отозвалась Соня, внутренне холодея. “Неужели допустила нарушение? Ведь стою, не шелохнувшись!” – промелькнула мысль. - Тебе плохо? – воспитательница подошла и встревожено заглянула ей в глаза. – Ты вся горишь! - Нет, всё в порядке, - Соня облегчённо вздохнула. Но Марина Олеговна вытащила из ящика стола температурную полоску и приложила её ко лбу Сони. Через пять секунд убрала – температура оказалась нормальной. - Так почему ты вся красная? – строго спросила она. Надо было отвечать. - У меня был трудный вечер. Наверное, от стыда, - сказала правду Соня. - Если от стыда – это хорошо, - энергично проговорила воспитатель. - Только, по-моему, не так уж часто вы от стыда краснеете! – она обращалась уже ко всем девушкам. – Если бы вам стыдно было нарушения допускать – вы бы и сюда ко мне не попадали. И остались бы мы с Ириной Викторовной без работы! А уж если бы вы ещё в своём колледже про стыд вспомнили! Что тогда? Сейчас бы не мучились здесь, в «Центре», а жили в своих квартирах. А по вечерам и выходным пили бы чай со своими мамами! У Сони от этих слов перехватило дыхание. Мама! Тоска по маме прочно сидела у Сони в сердце, как заноза! Но девушка усилием воли старалась загнать её ещё глубже, не бередить эту рану, иначе последствия предсказать было бы трудно. Сонины родители были врачами. Они познакомились ещё на первом курсе естественнонаучного колледжа, на четвёртом – поженились, а когда учились на втором курсе медицинского института – родилась Соня. Мама стала педиатром, работала в многопрофильной детской клинике. Папа Сони был известным талантливым кардиохирургом, и сейчас он уже полтора месяца находился в командировке в США. Когда случилась эта история, весь удар приняла на себя Сонина мама. Она поддержала Соню невероятно. Соня невольно вспомнила тот жуткий ноябрьский вечер, когда всё произошло. Она наказывала Марину ремнём за тройку по химии. Перед началом порки Соня обратила внимание, что девушка бледновата, но, в принципе, причины для этого были. Соня только что серьёзно поговорила с Мариной (она умела разговаривать неумолимо) и обещала наказать её довольно сурово. После десяти ударов Марина внезапно сказала: - Соня! Прошу, остановись. У меня болит сердце, сильно! И ведь у Сони не было никаких причин сомневаться! Она знала, что Марина не стала бы врать! Наказаний девушка, конечно, боялась, но терпела их мужественно. И, вообще, Марина нравилась Соне. Очень славная девчонка! Соня неоднократно ловила себя на мысли, что, если бы не хотела отомстить Лене, то обращалась бы с Мариной совершенно по-другому. А тогда Соня ей ответила: - Не пытайся откосить! – и продолжала наказание, однако, за воспитуемой наблюдала. Марина больше не сказала ни слова, но вскоре лицо девушки приобрело сероватый оттенок, и изменилось дыхание. Тогда Соня, отшвырнув ремень, быстро схватила Марину за запястье. Пульс был ослабленным, с выраженным нарушением ритма. - Кроме боли, что чувствуешь? – взволнованно спросила Соня. - Только болит. И слабость. – Марина отвечала едва слышно. Соня быстро воспользовалась обезболивающим спреем, накрыла девушку тёплым одеялом. Уже набирая телефон «Скорой помощи», она с трубкой в руке бросилась к аптечке, достала таблетку нитроглицерина и буквально всунула Марине в рот: - Держи под языком!
Forum: Вызов приняли быстро. Соня отбросила трубку, вновь подбежала к аптечке, набрала в шприц анальгетик и сделала Марине внутримышечную инъекцию. Оказывать доврачебную помощь умели все лидеры, а Соня к тому же была ещё и дочкой врачей. - Потерпи, сейчас будет лучше! Соня накрыла девушку ещё одним одеялом и открыла окно. Снова прощупала пульс – он стал немного ровнее и не такой слабый. - Раньше были боли в сердце? – спросила она у Марины. - Да. Начались недели две назад. Сначала иногда, потом всё чаще и сильнее. - Почему же ты молчала? - Да я не думала, что это серьёзно. Ну, волнуюсь, переживаю. Может же сердце поболеть? Соня покачала головой, ей было трудно говорить от волнения. - Прости меня! - после паузы сказала она. – Я должна была сразу отреагировать. - Ты не виновата! Это мне надо было раньше тебе признаться. И не волнуйся – я так всем и скажу! Соня так испугалась за Марину, что в тот момент ещё не осознала, чем эта ситуация грозит ей лично. После этих слов своей подопечной она вспомнила, что грубо нарушила инструкцию. Благородство Марины потрясло её. - Думай только о том, чтобы скорее поправиться, - проговорила она. – А сейчас давай потихоньку оденемся, чтобы потом время не терять. Реанимационная кардиологическая бригада прибыла через 10 минут. Быстро сняли электрокардиограмму. Врач, решительная женщина средних лет, посмотрев плёнку, озабоченно покачала головой. Марине сделали ещё несколько внутривенных инъекций, переложили на носилки, закутали в одеяло. Соня надела ей шапку. Ещё через 10 минут они уже находились в машине «Скорой Помощи», которая с сиреной и мигалками мчалась в ближайшую больницу. Соня помнила, как врач, запрашивая место в бюро госпитализации, резко заявила: - По жизненным показаниям! Из машины Соня позвонила маме и куратору курса Александре Павловне. Мама, выслушав сбивчивую речь дочери, ободряюще сказала: - Потом ты всё сделала правильно. Я срочно выезжаю в больницу. Встретимся там! Звони Александре Павловне. Александре Павловне Соня изложила всё уже спокойнее. Куратор задала ей пару вопросов, затем изменившимся голосом лаконично приказала: - Жди в больнице. Из приёмного отделения – никуда. Врач сидела рядом с Мариной, наблюдая за показаниями приборов и состоянием пациентки. Марина лежала под капельницей, дышала через кислородную маску, лицо её постепенно розовело. Пока ехали, доктор более подробно расспросила Соню обо всём происшедшем и предупредила: - Будет расследование. Из приёмного отделения не уходи. Ты должна будешь дать объяснения и расписаться в протоколе. Соня кивнула. Врач, помолчав, сочувственно добавила: - Болезнь, конечно, возникла не сегодня. Но приступ спровоцировало наказание. Что же ты не сразу остановилась? - Не знаю! Не могу объяснить! – с отчаянием проговорила девушка. - «Не знаю!» - проворчала доктор. – В тюрьму можешь загреметь. Тебе лет сколько? - Девятнадцать. - Запросто! – отрезала врач и склонилась над Мариной. Только теперь Соня осознала весь ужас своего положения. В больнице Марину отправили прямо в реанимацию. Через пять минут в приёмное отделение влетела мама Сони, быстро обняла дочь и сказала: - Жди, я сейчас! Она бросилась к врачу, которая привезла Марину, а сейчас только что отошла от телефона, отзвонившись в свою подстанцию «Скорой помощи». «Ну, сейчас мама опять будет говорить: «Вы знаете, я сама врач…», - подумала Соня. Врачей в стране очень уважали, а уж коллеги всегда относились друг к другу душевно. Но мама и врач «Скорой», оказывается, отлично знали друг друга. Они встречались в клинике, где работала мама. Бригады «Скорой» периодически привозили в клинику детей, и все доктора были знакомы. - Лида! – буквально налетела на врача Сонина мама. – Девочку ты сейчас привезла? Врач «Скорой» Лидия Максимовна изменилась в лице. Она знала, что у коллеги есть дочь такого возраста. - Я, - с тревогой ответила она. – Олеся, а это, что, твоя? Как же так, ведь фамилия другая! Сонина мама махнула рукой в сторону Сони: - Моя – вот эта! Лидия Максимовна твёрдо взяла Сонину маму за локоть, отвела в сторону, и они тихо, но возбуждённо заговорили. В этот момент в приёмное отделение вошли Александра Павловна и мама Марины. Быстро переговорив с сестрой у стойки, они направились в реанимацию. Попутно Александра Павловна бросила Соне ту же фразу: - Жди здесь! Она поздоровалась с Сониной мамой и предложила ей: - Олеся Игоревна, пойдёмте с нами! Мама Марины ни на кого не смотрела и была очень взволнована. Вскоре Соню вызвали в кабинет ответственного дежурного врача приёмного отделения и попросили написать подробную объяснительную обо всём, что произошло. Лидия Максимовна оформила свой протокол врача «Скорой». Дежурный врач убрал бумаги в сейф, они будут затребованы на расследовании. Через полчаса Соня с мамой и Александрой Павловной сидели за столиком больничного кафе. Олеся Игоревна взяла всем кофе и булочки. Соня крепко сжимала в руках чашку и не могла сделать ни глотка. Только что по требованию Александры Павловны она ещё раз всё подробно рассказала. - Основной вопрос сейчас, Соня, почему ты остановилась? Ты нанесла ей 4 удара после жалобы, а потом заметила, что Марине плохо. Ты понимаешь, что это значит? Ей стало намного хуже от продолжения наказания! - Не обязательно, - тихо проговорила Сонина мама. – Это могло быть и от естественного развития болезни. Александра Павловна посмотрела на неё с сочувствием: - От того, как решится этот вопрос – и будет зависеть судьба Сони. Очень важно, какие выводы сделают врачи, и что скажет сама Марина. Но, Олеся Игоревна, утешительного всё равно мало. Грубое нарушение инструкции, повлекшее тяжёлое расстройство здоровья. Это либо тюрьма, либо «Центр перевоспитания», причём на приличный срок. Других вариантов не будет. Куратор обернулась к Соне: - Соня! Ты профессионал! С таким опытом! Почему ты ей не поверила? Как ты объяснишь? Но Соня не знала. Объяснений не было. - Одно хорошо! - продолжала Александра Павловна. – Потом Соня действовала грамотно и чётко. Врачи сказали, что, благодаря умелой доврачебной помощи Марине не стало совсем плохо. - Александра Павловна! – Олеся Игоревна взволнованно подалась вперёд. – Вы позволите мне пока забрать Соню домой? На период расследования? Александра Павловна молчала. Теоретически она имела право принять такое решение, но на свою полную ответственность. Куратор не любила в таких случаях доверять подростков родителям. Обычно они ожидали своей участи в специальном помещении колледжа под арестом, под наблюдением самой Александры Павловны и дежурного лидера. Родители, ошарашенные свалившимся несчастьем, иногда совершали безумные поступки, например, укрывая своих детей от разбирательства. Это значительно усугубляло ситуацию. Олеся Игоревна поняла колебания куратора. - Александра Павловна, поймите! - горячо проговорила она. – Мы с Соней, скорее всего, расстанемся на несколько лет. Нам бы хотя бы день-два, чтобы попрощаться. И потом, психологически Соне очень тяжело. У неё же не такая ситуация, как у других! Когда подростки совершают нравственные преступления, они знают, что им предстоит заключение. Морально готовы! А тут вся жизнь перевернулась в один миг! Разрешите, пожалуйста! Я смогу немного ей помочь! Даже не немного, а очень смогу помочь! Я вам ручаюсь головой! Всё будет как надо! Соня не выйдет из дома! Я по первому требованию доставлю её, куда скажете! Соня по-прежнему сидела, крепко вцепившись в чашку. Она по опыту знала, что многие родители в слезах просили Александру Павловну о том же. Но она никому не разрешала! Однако видимо необычность ситуации, убедительные слова Олеси Игоревны и её личное обаяние сделали своё дело. Александра Павловна достала из папки чистый лист бумаги: - Хорошо! Пишите обязательство о своей полной ответственности. Мама написала. Через полчаса они с Соней уже находились дома. Соня невероятно была благодарна маме за то, что она настояла на своём: это спасло девушку от жестокой моральной травмы. Мама развила бурную деятельность. Она убедила Соню в том, что они с папой никогда от неё не отвернутся, всегда будут поддерживать и помогать во всём. Папа звонил из США и говорил то же самое. За день мама обзвонила море знакомых и собрала максимум информации о “Центрах перевоспитания”. В том, что Соня попадёт именно туда, а не в тюрьму, мама была уверена. Она, переговорив с врачом реанимации, уже разобралась в ситуации. – Твои четыре удара существенно положения не ухудшили. Это точно! - убеждённо говорила она Соне. Информация о “Центрах” считалась закрытой, и в интернете её найти было невозможно. Только, используя связи и знакомства, со слов побывавших там девушек и их родителей. Конечно, общие сведения были доступны. Подростки знали, что их ожидает в случае нарушений нравственных законов. В учебных организациях им специально об этом рассказывали, и даже демонстрировали фильмы о жизни воспитанников “Центров”. Но Олеся Игоревна хотела знать все подробности, и к вечеру ей многое удалось. Мама убедила Соню в том, что, конечно, вначале будет трудно, но, в общем, Соня с её дисциплинированностью, сильным характером и задатками лидера сможет жить в “Центре” не так уж и плохо. – Назначат там старостой, - говорила мама. - Учиться будешь отлично. Может быть, сможешь в чём-то помогать воспитателям. Срок там, к сожалению, ни за какие заслуги не уменьшают, но различные поощрения применяются. Самое плохое там – телесные наказания. Вот это очень серьёзно! Девчонки живут в напряжении и страхе перед поркой. Но и с этим можно справиться! Воспитатели чаще всего поступают справедливо. Надо чётко знать и соблюдать “Правила”. Не думаю, Сонечка, что тебе будет это очень сложно! По крайней мере, Соня уже немного смирилась с ситуацией и избавилась от ощущения полной безысходности. Расследование было завершено за один день. Мама оказалась права. И Марина сдержала своё слово и защищала Соню. Приговор всё равно ошарашил девушку. Четыре года заключения в “Центре”! Это казалось ужасным! Соня в душе рассчитывала не больше, чем на два! Опять помогла мама. Тормошила, не давала впасть в депрессию. – Сонюшка, там свидания каждый месяц, представляешь? Будем часто видеться! Не переживай. В итоге Соня приехала в “Центр” в более или менее приемлемом состоянии. Одного они ну никак не могли предусмотреть с мамой – что Сониным ответственным воспитателем окажется Елена! Собственно говоря, Соня не представляла, знает ли уже об этом мама, или её ожидает неприятный сюрприз на первом свидании. Воспитанницам не позволялось писать домой писем. Они могли только получать их сами, и один раз в месяц присутствовать на свидании. Вернее, письма девушки писать могли, и не только родителям, но и другим родственникам или друзьям, но эти письма не отправлялись из “Центра”. Девушки передавали их гостям во время свиданий, а те уже посылали их по назначению. Все письма перед свиданием воспитанницы должны были предъявить для прочтения воспитателям. По написанию писем существовали чёткие правила, и воспитатели осуществляли цензуру. Сейчас, растревоженная неосторожной репликой Марины Олеговны, Соня с трудом взяла себя в руки: воспоминания расстроили её. Однако девушка вспомнила, что первое свидание с мамой предстоит ей совсем скоро – в ближайшее воскресенье, одиннадцатого декабря. У второго отделения свидания всегда проводились по вторым воскресеньям каждого месяца. Оставалось ждать пять дней. Вчера Соня получила от мамы письмо, полное любви и поддержки, и знала, что мама приедет обязательно. “Да, для мамы это будет шоком! – тревожилась Соня. - Она Елену отлично знает, и в курсе всех наших разногласий. И прекрасно знает, что Марина – её подруга. Я ведь всё ей рассказывала! И ведь мама в этой ситуации меня как раз не поддерживала. Но я её советов не приняла! Упёрлась, как ... одно животное! Интересно, а как воспитатели разговаривают с родителями? Всё подробно рассказывают? Про все нарушения, про все наказания? Тогда Елена расскажет маме про розги!” Соня, конечно, и сама собиралась рассказать всё маме. С кем же она ещё могла поделиться, у кого искать сочувствия? Но думать о том, как Елена хладнокровно будет докладывать маме о её позоре, было неприятно. “Надо у Юльки спросить, как всё это проходит. А, может быть, Елену попросить не рассказывать об этом маме, не расстраивать её? Хотя вряд ли она пойдёт на это. У них тоже, наверное, инструкции. Ну и ладно! Я уже столько здесь всего пережила! Вытерплю и эти розги! Ей назло! Конечно, не орать я не смогу, тут она права: это, наверное, никому не под силу. Но... хотя бы о пощаде умолять не буду. И всё-таки постараюсь держаться как можно достойнее” Олеся Игоревна, ещё не зная об этом, в очередной раз помогла своей дочери. Соня приняла решение, и сейчас была уверена, что не отступит.
Forum: Глава 6. Вторник. На следующий день Соня проснулась около шести часов утра от сильной ноющей боли в низу живота. «Только этого не хватало», - с испугом подумала она. У девушки наступили «критические дни», которых она ожидала здесь, в «Центре», с ужасом. Первый день такого периода обычно проходил у неё кошмарно – с сильными болями, слабостью, даже обмороками. Дома Соня в этот день всегда оставалась в постели, пила много жидкости, принимала специальные средства и травяной сбор, приготовленный по маминой рецептуре. Как она выкрутится здесь, Соня пока не представляла. Ведь сегодня – рабочий день. И здесь она не дома! Девушка осторожно слезла с кровати, намереваясь пойти в санитарный блок. Внезапно сильный приступ боли буквально скрутил её. Соня невольно присела на кровать, но тут же, вскрикнув, вскочила – сесть было совершенно невозможно. К моменту начала вчерашнего сурового наказания розгами Соня уже не могла сидеть, и новая порка без последующего обезболивания, естественно, ситуации не улучшила. Согнувшись от боли, воспитанница схватилась за спинку кровати и старалась глубоко дышать, пережидая приступ. В этот момент в спальню вошла заступающая на дежурство Мария Александровна. В шесть часов она приняла отчёт у ночных воспитателей и взяла группу уже под своё наблюдение. Взглянув на Соню, она быстро оценила ситуацию и тут же оказалась рядом с воспитанницей. - Что случилось? Соне как раз полегчало: приступ закончился. Она перевела дух, выпрямилась и объяснила, в чём дело. Мария Александровна кивнула. - Сделай, что необходимо – и ко мне в кабинет! Через 10 минут Соня была уже в кабинете. Воспитательница протянула ей таблетку и стаканчик с водой: - Выпей. Это спазган. Соня приняла лекарство. Ей было нехорошо. Девушка ощущала сильную слабость, кружилась голова, ноющая боль в животе не отпускала. - Теперь ложись, - приказала воспитатель. – Сделаю тебе обработку. В руках у неё появилась баночка с мазью. - Слушаюсь. Соня, узнав баночку, удивлённо добавила: - Но это же «Третья Бис»! Мария Александровна усмехнулась: - Что-то я не понимаю, ты решила мне свою эрудицию показать? - Нет, - смутилась Соня, - но Елена Сергеевна… В глазах воспитателя мелькнуло понимание. - Ах, вот в чём дело! Соня, ты считаешь, я стала бы рисковать своей работой или, по крайней мере, репутацией? - Нет, - ещё больше смутилась девушка. – Успокойся! – продолжала Мария Александровна. - Елене Сергеевне я только что звонила. Это она распорядилась. Может быть, ты, наконец, ляжешь? - Да! Простите! – воспитанница покорно легла на кушетку. «В снисхождение не верю, – вертелось в голове, – Не думаю, чтобы Елена решила мне дать хоть какую-то передышку!” - Тебя что-то ещё смущает? – внимательно посмотрев на неё, спросила Мария Александровна. - Вы звонили Елене Сергеевне из-за меня сейчас? В шесть утра? Соня была озадачена. - У нас сегодня прямо утро вопросов и ответов, - заметила воспитатель. – Во-первых, Елена Сергеевна всегда на этом настаивает – звонить ей в любое время по всем вопросам. А во-вторых – сегодня она дежурит по всему «Центру». Поэтому давно не спит. Уже дежурство приняла. Теперь ты спокойна? - Да, спасибо, - тихо ответила девушка. Мария Александровна уже заканчивала обработку, когда в кабинет вошла Елена. Свои блестящие каштановые волосы она сегодня уложила в красивую высокую причёску, а форма ответственного дежурного воспитателя «Центра» - белый жакет с позолоченными вставками на рукавах и чёрная прямая юбка – придавала воспитательнице солидный и торжественный вид. Лена поздоровалась, улыбнулась Марии Александровне и подошла к Соне. - Одевайся! - в голосе воспитателя Соня не уловила ничего похожего на сочувствие. - Сейчас пойдём в изолятор! - Слушаюсь. Девушка, невольно морщась от боли, встала и надела халат. - Елена Сергеевна, мне уже лучше. Может быть, не надо? – Соня сама удивилась тихости и робости собственного голоса. Лена сердито посмотрела на неё: - Не умничай! Мне проблемы с твоим здоровьем не нужны. Тебя осмотрит врач. Если даст разрешение на обычный режим – тогда вернёшься в группу. Пойдём! Они вместе вышли из спальни, миновали охрану и спустились на первый этаж. Изолятор располагался обособленно, пройти нужно было прилично. Соня искоса поглядывала на Елену и никак не осмеливалась заговорить о том, что её мучило. Наконец, решилась. - Елена Сергеевна! Я хочу извиниться перед вами за своё вчерашнее поведение. Простите! Я вела себя совершенно недостойно! Но я и правда ничего не могла поделать! Лена равнодушно пожала плечами. - С какой стати ты передо мной извиняешься? Это абсолютно твоё дело, как ты будешь держаться. Мне всё равно. Она усмехнулась: - Уж не хочешь ли ты, чтобы я тебе посочувствовала? Да ты вообще можешь не переживать по этому поводу. Все, наоборот, считают, что ты держалась неплохо! Что по-другому было невозможно при таких обстоятельствах! - А кто «все»? – Соня похолодела от страшного предчувствия. - Запись нашего разговора и самой порки вчера просматривали на педсовете, - объяснила Лена. Соня побледнела. Лена насмешливо смотрела на неё: - Я думала, ты догадываешься, что здесь всё фиксируется. Розгами у нас наказывают редко. Вот вчера народ и потребовал просмотреть запись. - А Инна Владимировна и Светлана Петровна тоже смотрели? –Соня ждала ответа с замирающим сердцем. - А как же без них! – воскликнула Лена. – Твои главные защитники! «Она просто от неожиданности растерялась. А так быстро берёт себя в руки» - это Инна. «Совсем надо быть железной, чтобы спокойно вынести такое. У тебя вид был совершенно жуткий, когда ты трясла перед ней этими прутьями. Даже мне после просмотра стало не по себе» - это Светлана. - А что, правда у меня был жуткий вид? – Лена насмешливо смотрела на воспитанницу. Соня кивнула. Почему-то она не могла вымолвить ни слова. - И ещё Марина Олеговна! – фыркнула Лена. «Надо же, а ко мне пришла совсем в нормальном состоянии – всего через полчаса после всего этого. Даже улыбалась» - Ну, как? – Лена возмущённо тряхнула головой. – Неплохую ты создала себе репутацию? Соня чувствовала, что воспитательница на взводе, но не понимала, почему. - Елена Сергеевна! – с чувством сказала она. – Меня гораздо больше волнует ваше отношение. Пожалуйста! Не могли бы вы меня простить? Я не имею в виду наказания. Их я готова выносить! Но вы убиваете меня своим презрением! Поверьте, я очень много здесь передумала и сильно изменилась, честное слово! Теперь всё было бы совсем не так! Я не такая уж бесчувственная скотина, как вы думаете. Пожалуйста, не презирайте меня! Дайте мне шанс! Соня говорила горячо, по её лицу уже текли слёзы. Лена остановилась. - Стоп! Стоп! Стоп! – резко приказала она. – Не совсем понимаю: что ты от меня хочешь? - Простите меня, пожалуйста, - почти прошептала Соня. Лена нахмурилась. - Я правильно поняла? – холодно спросила она. – Ты признаёшь свою вину, согласна терпеть физические наказания, но испытываешь моральные страдания из-за того, что я тебя презираю. Так? - Да! – воскликнула Соня. - И сколько же времени ты уже так страдаешь? – медленно спросила её Лена. Соня молчала. - Что молчишь? Забыла? Чуть больше двух недель! Всего! И ты считаешь, этого достаточно? Лена разволновалась, раскраснелась, глаза её блестели. – А теперь вспомни, сколько времени ты издевалась над Мариной! – уже почти кричала она. – Не меньше месяца! А как я всё это время себя чувствовала – это ты себе хоть немного представляешь? А сейчас, в больнице, думаешь, Марина страдает меньше тебя? Да ты ей всю жизнь испортила! Всё сейчас говорит за это! Похолодев, Соня поняла, что не время и не место она выбрала для этого разговора. - И ты смеешь мне жаловаться! - Лена чувствовала, как злоба распирает ее изнутри. – Прямо исстрадалась, скажите пожалуйста! Да это наглость с твоей стороны даже заикаться об этом! Ты не две недели должна страдать, а все эти четыре года! Причём, и морально, и физически! “Конечно. А ты сделаешь для этого все, что возможно! – мозг Сони искал и не мог найти подходящих слов. – А если у меня не хватит сил терпеть боль и унижения? И эту пытку презрением?» - Ни о каком прощении не мечтай! – бушевала Лена. – Я тебе сказала сразу, что ты от меня его не дождёшься! И с какой стати я должна менять своё решение? Потому что ты изменилась? Да мне-то какое дело? Что это меняет? Соня стояла напротив воспитательницы, не сводила с неё глаз и ошеломлённо молчала. Да она и не смогла бы вставить и слова, даже, если бы и захотела. - Я тебя не прощу, - сердито повторила Лена. – Не буду говорить «никогда». Не люблю разбрасываться этим словом! Но я могу тебе помочь избавиться от моральных страданий. Теперь тон воспитательницы стал явно угрожающим. - Я устрою тебе такую жизнь, что ты просто не сможешь переживать из-за такой мелочи, как моё отношение. Ты вообще больше ни о чём другом не будешь думать! Только о том, как добраться вечером до постели! Так и знай, то, что с тобой происходило до этого, это «цветочки». «Ягодки» завтра начнутся! Поверь, массу «приятных» процедур организую! А то, тебе, кажется, слишком легко живётся! Пороть буду не так, как сейчас! По «восьмому разряду», утром и вечером! И ремнём, и розгами! А днем ещё что-нибудь придумаю! На задницу вообще не сядешь, никакое обезболивание не поможет! И с “коленей” ты у меня не выберешься! И так будет до тех пор, пока не перестанешь допускать нарушения вообще! Только в этом твой шанс! Единственный! Лена немного успокоилась. Поправила волосы. Усмехнулась: - Хорош ответственный воспитатель «Центра». Никакой выдержки! Ладно, пойдём дальше. У дверей изолятора они остановились. Лена сказала: - Больше не смей заговаривать со мной на эту тему. – Она подавила в себе желание влепить Соне хлесткую затрещину. – И о Марине ничего не спрашивай. У тебя родители – врачи, пусть узнают по своим каналам и рассказывают тебе на свиданиях или в письмах. Понятно? – Да, - тихо ответила Соня. Она уже очень сильно жалела, что посмела завести этот разговор, не предвещавший, как оказалось, ничего хорошего. - Если нарушишь это условие, я тебе устрою отдых в «карцере». Веришь, что смогу это сделать? - Да, - повторила Соня. Лена открыла дверь, и девушки вошли в изолятор. Дежурная медсестра поднялась им навстречу: - Здравствуйте! Наталья Александровна вас ждёт. В «Центре» вахтовым методом работали два врача – Наталья Александровна и Людмила Николаевна. В течение двух недель одна из них постоянно, без отлучек, проживала в «Центре» и полностью отвечала за здоровье всех воспитанниц и сотрудников. В последний день такой вахты доктора целый день работали вместе, часто в эти дни проводили профосмотры, передавали друг другу информацию и делились соображениями. Врачи не только лечили заболевших воспитанниц и углублённо обследовали всех поступающих новеньких. Они досконально знали всё о состоянии здоровья каждой девушки. Воспитанниц регулярно осматривали «узкие» специалисты, им организовывались любые нужные дополнительные обследования, в том числе, и за пределами «Центра». Для оказания консультативной помощи была выделена кабельная линия для связи с ближайшей клиникой: можно было собрать телеконсилиум и, при необходимости, вывести заболевшую на операцию в течение получаса. После перенесённых заболеваний для каждой девушки составлялась и претворялась в жизнь индивидуальная реабилитационная программа. Питание воспитанниц контролировалось со всей тщательностью. И вообще, врачи имели контроль над всеми сферами жизни «Центра». При решении многих вопросов их мнение было определяющим. Лена постучала в дверь кабинета врача, они с Соней вошли и поздоровались. Очень симпатичная жизнерадостная молодая женщина с открытым лицом радостно улыбнулась, вставая из-за стола. Глаза её заискрились, на щеках появились очаровательные ямочки. - Здравствуйте-здравствуйте! Особый привет главному начальнику! – улыбнулась она. - Взаимно! – Лена попыталась придать лицу строгое выражение, но не выдержала и прыснула. - Не смущайте меня, Наталья Александровна! – воскликнула она. – Я и так до сих пор в нужное настроение войти не могу. А день сегодня очень ответственный. Соня не была ещё знакома с Натальей Александровной. Все 10 дней, которые она провела в изоляторе, здесь командовала Людмила Николаевна – строгая серьёзная женщина в возрасте около сорока лет. Сейчас у Сони от диалога Лены и Натальи Александровны защемило сердце. Ей очень нравилась тёплая атмосфера, царившая в «Центре» среди сотрудников, а способность Лены иметь со многими дружеские отношения просто восхищала. У Сони, напротив, в обычной жизни возникали с этим проблемы. «Надо же, она и с доктором дружит! И как всё успевает?» – удивлённо подумала Соня, логично рассудив, что не близкий Лене человек не стал бы так панибратски себя вести с ответственным воспитателем «Центра». Соня не знала, что Лена подружилась с Натальей Александровной ещё во время своей работы воспитателем в изоляторе. Наталья Александровна доброжелательно посмотрела на Соню: - Проходи, не стесняйся. И тут же добавила: - Елена Сергеевна, девочка остаётся у меня. - Да? Вы даже без осмотра определили? – улыбнулась Лена. - Ну, я же профессионал! – смеясь, воскликнула врач, и продолжала уже серьёзнее: - И без осмотра видно, что давление у неё низкое, болевой синдром выраженный, явно чувствует слабость и головокружение. Соня, что не так? - Всё так, - тихо подтвердила девушка. - И ещё… - Наталья Александровна помолчала. – Морально её что-то угнетает. Причём сильно. Соня слегка покраснела. - Вполне может быть, - вздохнула Лена. – По дороге у нас с ней очень неприятный разговор состоялся. - Елена Сергеевна, - укоризненно покачала головой врач. – Ведёте в изолятор больного ребёнка и даже тут не можете удержаться от нотаций! Лена бросила на Соню быстрый взгляд и с сомнением протянула: - Ага! Ребёночек! - Нет! Я сама виновата, - Соня нашла в себе мужество не жаловаться врачу на свою судьбу. - Разберёмся! – решительно заявила Наталья Александровна. – Соня – халат на вешалку, и ложись на кушетку. Для начала измерим давление. - Слушаюсь, - Соня быстро сняла халат и нерешительно уточнила: - А мне на спину надо лечь? Как у неё это получится, девушка не представляла. Следы от вчерашних розог подсохли, посинели, но ещё и не думали заживать. Правда, после утренней обработки Соня уже не испытывала особой боли, но ложиться больным местом на твёрдую кушетку было страшновато. Ведь утром она и на мягкую кровать присесть не смогла. Елена Сергеевна сердито посмотрела на воспитанницу: - Что ты ерунду спрашиваешь? Тебе специально наложили «третью бис» - для осмотра врача! А ты думала, за красивые глазки? Одновременно она сделала шаг в сторону Сони. Девушка всерьёз испугалась, что сейчас получит пощёчину. Наталья Александровна воскликнула: - Стоп! Елена Сергеевна, пожалуйста, без наезда на мою пациентку! Лена улыбнулась: - Хорошо. Да, Соня, ты должна лечь на спину, и поскорее. Всё будет в порядке, ты сможешь. - Вот так! – удовлетворённо кивнула врач. – А то дай вам волю! - Можно, я дождусь вердикта? – спросила Лена. - Да. Посидите в уголочке. Измерив Соне артериальное давление, Наталья Александровна нахмурилась: - Восемьдесят на шестьдесят. Она подключила аппарат, быстро сняла девушке электрокардиограмму и удовлетворённо проговорила: - Тут всё в порядке. Затем внимательно осмотрела и выслушала пациентку. Во время осмотра у Сони опять возобновились резкие боли. Она старалась терпеть, но побледнела, напряглась, на лбу выступили капли холодного пота. - Опять? – встревожено спросила Наталья Александровна. Девушка кивнула. Врач быстро подошла к медицинскому столику, вскрыла несколько ампул, набрала в шприц и сделала Соне внутривенную инъекцию. Затем накрыла её тёплым одеялом, что-то написала на листе бумаги и нажала кнопку вызова медсестры. Когда та вошла в кабинет, Наталья Александровна попросила её, протянув листок: - Пожалуйста, приготовьте эту капельницу, потом устройте девочку в пятой палате. «Капать» будем там. - Что с ней? – подала голос Лена. - Альгоменорея, - разъяснила врач. – Очень неприятная штука. Встречается не так уж редко, и симптомы бывают довольно выраженные. Самое плохое, что с трудом лечится. Единственный выход – оставаться в этот день, а то и дни, в постели и принимать необходимые меры. Наталья Александровна пролистала Сонину медицинскую карточку: - В её карте – рецептура травяного чая, рекомендованного фитотерапевтом. Она рассмотрела личную печать врача и удивилась: - Доктор – Левченко Олеся Игоревна? - Это её мама, - пояснила Лена. - Соня! У тебя мама – врач? - Да. Она педиатр, и фитотерапией занимается. - Тебе помогал обычно этот травяной сбор? - Да. Только им и спасалась. - Хорошо! Мы вполне можем у себя его приготовить. Прямо сейчас этим займусь. Состав очень хороший. Наталья Александровна обернулась к Лене: - Елена Сергеевна, вы разрешите мне при необходимости связаться с её мамой? Лена сосредоточенно думала. - Только в крайнем случае и исключительно по медицинским вопросам, - наконец, решила она. – А по всем остальным – только ко мне. Вошла медсестра: - Всё готово! Можно забирать девочку? – Да, - Наталья Александровна помогла Соне встать и в сопровождении медсестры отправила её в палату. – Наташа, когда ты мне её вернёшь? - поинтересовалась Лена. – Думаю, завтра. – Мне она нужна здоровой. – Лена, я тебя не узнаю, - Наташа недоумённо нахмурилась. - Можно подумать, что у тебя с этой Соней что-то личное. Обычно ты так себя не ведёшь. Лена немного смутилась. Она не думала, что её особое отношение к Соне так бросается в глаза. Впрочем, Наталья Александровна очень проницательна. Девушка посмотрела на часы: – Мне пора идти. Но сегодня я приведу к тебе четверых новеньких. Так что ещё увидимся и поговорим, ладно? – Четверо новеньких! Круто! - оживилась Наталья Александровна. Она тоже очень любила свою работу. И, кстати, всегда отстаивала права воспитанниц, как она шутливо выражалась: “Защищаю их от произвола воспитателей”. Наталья Александровна прошла в палату к Соне, которая уже лежала под капельницей. Врач села рядом, прощупала у Сони пульс, удовлетворённо кивнула. – Тебе надо поспать, - в голосе доктора чувствовалась доброжелательность. - Отдохни, не думай о грустном. Елена Сергеевна тебя расстроила? Соня огорчённо кивнула: – Да. Но я сама неправильно себя повела. Даже не неправильно, а просто глупо. – Ладно. Перемелется, - ободряюще улыбнулась врач. - Кстати, я немного знаю твою маму. На курсах повышения квалификации она читала нам лекции по особенностям подросткового периода. Очаровательная женщина! – Да, - прошептала Соня. И вдруг неожиданно для себя с отчаянием проговорила: – Не знаю, как дождусь воскресенья! Я так скучаю! Места себе не нахожу! Наталья Александровна сочувственно посмотрела на девушку и спросила: – А Елена Сергеевна допускает тебя на ближайшее свидание? Соня ещё не знала, в чём дело, но поняла, что у неё возникли очередные проблемы. – А разве она может не допустить? Ведь в “Правилах” сказано, что только те воспитанницы, которые находятся в карцере, лишаются свиданий! – Соня, есть внутренняя инструкция. Если воспитанница находится в “Центре” меньше месяца, то свидание ответственный воcпитатель или врач могут не разрешить. Это связано с периодом адаптации. У всех он по-разному проходит. Некоторым просто нельзя ещё видеться с родителями, а то они нервный срыв могут получить. – А у меня будет нервный срыв, если я не увижу маму в воскресенье! – голос Сони задрожал. - Откуда всплыла эта инструкция? Я про неё не знала! И так ждала этого свидания! Наталья Александровна! А вы не можете мне помочь? Как доктор! Пожалуйста! Наталья Александровна покачала головой: – Я могла бы запретить. А настаивать на свидании, если ответственный воспитатель против, я не могу. У неё тоже могут быть свои соображения. Соня закрыла глаза, но слезы все равно потекли из-под опущенных век. Она уже понимала, что всё кончено. Елена ни за что не упустит такой шанс. Она знает, что означает для Сони это свидание, и как ей будет невыносимо тяжело ждать следующего ещё целый месяц! Она не разрешит, и будет по-своему права. Обвинять её Соня не имеет права. Она сама ни разу не позволила Марине ни одного лишнего свидания, хотя её об этом просили. Отпускала девушку по воскресеньям только потому, что была обязана это делать. – Не переживай заранее, - услышала Соня голос врача. - С моей стороны возражений нет. Сегодня Елена Сергеевна сюда ещё придёт, и мы у неё спросим. – Бесполезно. Она не позволит, - обречённо проговорила Соня. - Наталья Александровна, пожалуйста, не спрашивайте. Лучше я сама. – Хорошо. Спроси сама, - ответила та. - И не отчаивайся. Ты знаешь, в жизни иногда случаются чудеса. «Только не со мной», - подумала Соня. Из одноразового пакета в вену девушки медленно вливался электролитный раствор. «Пожалуй, во вторую порцию стоит добавить реланиум! – подумала доктор. – Девочка в состоянии сильнейшего стресса!»
Forum: Соня и правда чувствовала себя полностью обессиленной и опустошённой. Она лежала с закрытыми глазами и старалась сдерживать слёзы, чтобы не волновать Наталью Александровну. В палате Соня пока была одна. «Всё получается по-дурацки! И зачем я полезла к Елене с разговором? “Извините, простите, я страдаю”. Только ещё больше её разозлила. Говорили же мне и Инна Владимировна, и Светлана Петровна - подожди, ей нужно время. Надо было слушать умных людей. Нет, вылезла. Вот и получила!» Соня никак не ожидала от Лены такой реакции в ответ на свою попытку извиниться. Перспектива, нарисованная воспитателем, ошеломила девушку. Она понимала, что Елена вполне может воплотить свои угрозы в жизнь. И не просто может, а, вероятнее всего, так и сделает. И свидание... - Представляю, как мама расстроится! - переживала Соня. Она знала, что гости, желающие навестить воспитанниц, должны были заранее позвонить в дежурную справочную службу “Центра” и зарегистрировать своё посещение. Сделать это надо было в течение недели, предшествующей свиданию. С понедельника в справочном уже появлялись сведения о разрешении или запрещении свиданий. «Сегодня вторник, - соображала Соня. - Значит, Елена решение уже приняла, и мама, вероятно, уже знает, какое! Может быть, мама смогла бы её уговорить? Вряд ли. Елена наверняка даже не захочет разговаривать по телефону!» Родители девушек не могли звонить воспитателям напрямую. Они могли оставить для них своё сообщение или просьбу в справочной службе, а воспитатели уже сами решали – позвонить родителям или передать свой ответ также через справочную. Однако родители могли в установленные часы (ежедневно с 16-ти до 19-ти) звонить дежурному руководителю “Центра”, если их вопрос не удавалось решить в справочном. На такие звонки по очереди, в соответствии с графиком, отвечали директор “Центра” и заведующие отделениями. Соня оказалась права. Её мама, Олеся Игоревна, уже вчера позвонила в справочную службу и узнала, что воспитаннице Левченко свидание в это воскресенье не разрешено. С ней разговаривали очень вежливо и корректно. Объяснили про инструкцию, а также сообщили, что свидание запрещено не врачом, а ответственным воспитателем, то есть, не по медицинским показаниям, а по другим соображениям. Олеся Игоревна уже знала, что Сониным ответственным воспитателем оказалась Елена. На следующий день после поступления Сони в “Центр” ей сообщили в той же справочной, как зовут воспитателя. Услышав фамилию, имя и отчество и сопоставив факты, Олеся Игоревна пришла в ужас и бросилась за разъяснениями к бывшему куратору Сони в колледже - Александре Павловне. Александра Павловна не стала скрывать, что Лена уже давно работает в этом “Центре”, но решительно потребовала от Сониной мамы неразглашения этой информации. Так же решительно она заявила, что не собирается вести никакие переговоры с Еленой, и посоветовала Олесе Игоревне по всем вопросам обращаться в “Центр”. Так что известие о запрещённом свидании не явилось для неё чем-то уж совсем неожиданным. Олеся Игоревна была полностью в курсе взаимоотношений между Леной и Соней. Кстати, она не одобряла действий своей дочери по отношению к Марине, и пыталась повлиять на Соню, но, в конце концов решила признать право Сони поступать по своему усмотрению. Олеся Игоревна решила не сдаваться. Этим же вечером она позвонила дежурному руководителю “Центра”, которым оказалась в тот день Галина Алексеевна. Представившись, Олеся Игоревна объяснила ситуацию и спросила, нельзя ли как-нибудь изменить решение воспитателя о свидании. - Можно, - ответила заведующая, - но только одним путём. Попробуйте обратиться напрямую к Елене Сергеевне. Этот вопрос может решить только она. Сейчас Елена Сергеевна действует согласно инструкции, и руководство не может диктовать ей свои условия. Мы доверяем своим воспитателям. - Но, Галина Алексеевна, вы в курсе отношений между Соней и Еленой Сергеевной? - Конечно. Я заведую этим отделением. И в этом вопросе я как раз Елену Сергеевну поддерживаю. - Но вы же понимаете, что она просто хочет дополнительно наказать Соню? Ведь нет медицинских противопоказаний! Галина Алексеевна, и Соне, и мне очень нужно это свидание! Помогите нам, пожалуйста! - Сожалею. Какими бы соображениями ни руководствовалась Елена Сергеевна, я ничего изменить не могу. Ещё раз советую – попробуйте обратиться к ней. Для этого вы должны оставить для неё краткое сообщение в справочной службе. Олеся Игоревна остаток вечера колебалась – стоит ли обращаться к Елене. Чувствовала она себя ужасно. Тоска по дочери и тревога за неё буквально разрывали ей сердце. Всё-таки она решила бороться дальше. С утра во вторник, прямо в 9 часов, как только открылась справочная, позвонила туда. - Здравствуйте! Дежурная справочная служба “Центра перевоспитания”. Меня зовут Даша. Чем могу помочь? - услышала Олеся Игоревна приятный голос. «Прямо как будто в кризисную службу позвонила», - подумала она и оказалась недалеко от истины. В справочной службе “Центра” работали только девушки и молодые женщины, имеющие психологическое образование. - Доброе утро! Меня зовут Олеся Игоревна Левченко. Я мама воспитанницы 204-ой группы Левченко Сони. Дашенька, помогите мне, пожалуйста. Мне крайне необходимо поговорить с Сониным ответственным воспитателем – Еленой Сергеевной. - По какому вопросу? - тактично осведомилась Даша. - Извините, но Елена Сергеевна обязательно меня об этом спросит. - Я бы хотела просить её разрешить нам с Соней свидание в воскресенье. - Одну минуточку, - Даша быстро нашла необходимую информацию. - Но свидание не разрешено, - мягко сказала она. - Очень мало шансов, что в данном случае воспитатель изменит своё решение. У вас какие-то особые обстоятельства? Несчастье в семье? Другие проблемы? - Нет. Глобальных причин нет. Просто ещё месяц ни она, ни я не выдержим! - Олеся Игоревна! - сочувственно сказала Даша. - Я передам вашу просьбу Елене Сергеевне прямо сейчас. Оставьте свои телефоны. Она либо перезвонит вам сегодня сама, либо передаст свой ответ мне, тогда я с вами свяжусь. Ждите в течение дня. Елена Сергеевна сегодня дежурит по всему “Центру”, она очень занята, но вы обязательно получите ответ. И ещё я хочу вам сказать. Если ваш вопрос не решится положительно – не расстраивайтесь очень сильно. Это единственное свидание, которое может отменить воспитатель. Все дальнейшие у вас обязательно состоятся, если девочка не будет в карцере. - Спасибо. Даша, прошу вас, передайте Елене Сергеевне, что я очень её прошу лично мне позвонить. Очень. - Я передам. Но, к сожалению, гарантировать этого не могу. Решения воспитатели принимают сами. Даша действительно тут же позвонила Елене Сергеевне. - Доброе утро. Это Даша из справочной службы, - девушка говорила почтительно, но с улыбкой. Они были хорошо знакомы с Леной. - Вас очень просит о личном разговоре одна ваша мамочка. - Здравствуйте, Даша. Кажется, я даже знаю, кто! Скорее всего, мама моей Левченко, насчёт свидания. - В точку! - восхитилась Даша. Лена особо не удивилась. Вчера Галина Алексеевна рассказала ей о звонке Сониной мамы, и Лена была уверена, что та попытается связаться с ней. – Очень просила о личном разговоре, - отметила Даша. - По голосу чувствуется – очень приятная, интеллигентная женщина. За девочку свою сильно переживает. – Я ей позвоню, - пообещала Лена. - Обязательно поговорю с ней. Спасибо. У Лены как раз сейчас выдалась свободная минутка. Она только что вернулась в свой кабинет с ежедневной утренней пятиминутки руководящего состава “Центра”. На этом совещании обычно присутствовали директор “Центра” и вся дежурная команда. “Пятиминутка” была действительно короткой. Ответственные дежурные воспитатели “Центра” и всех отделений настраивались на рабочий день, обсуждались наиболее важные предстоящие мероприятия. Сейчас Лена намеревалась выпить чашку кофе, но сначала решила позвонить Олесе Игоревне. Девушка с уважением относилась к Сониной маме и, хотя не собиралась менять своего решения, считала правильным по крайней мере лично переговорить с ней. Лена позвонила Олесе Игоревне на мобильный. – Здравствуйте. Это Елена Сергеевна, воспитатель Сони. Вы можете сейчас говорить? – Конечно! - взволнованно, слегка надтреснутым голосом отозвалась Олеся Игоревна. - Большое вам спасибо, что согласились на разговор! – Не за что, - мягко сказала Лена. - Олеся Игоревна, у вас какой-то вопрос насчёт свидания? – У меня не вопрос. А огромная просьба. Елена Сергеевна, пожалуйста, разрешите мне повидать Соню в это воскресенье! Очень вас прошу! – Мне очень жаль. Но, я думаю, вы понимаете ситуацию. Я не намерена сейчас делать никаких поблажек Соне. Она не заслуживает этого свидания, и ей будет полезно подождать ещё месяц, а заодно подумать и сделать некоторые выводы. – Елена Сергеевна! Я вас понимаю! И вы по-своему правы! Но Соня очень нуждается в этом свидании, я это чувствую! Я знаю, что сейчас ей очень плохо и хотела бы немного её поддержать. – Олеся Игоревна! Вы слишком драматизируете! Я не могу сказать, что у Сони нет проблем. В конце концов, она только 2 недели в “Центре”. За это время трудно адаптироваться. Но ничего выходящего за рамки с ней не происходит. Она хорошо держится, и вполне справится. Поверьте, я тоже в этом разбираюсь. А моральные страдания в данном случае пойдут ей только на пользу. Кстати, и порадовать мне вас в это воскресенье было бы особо нечем. А вот через месяц, возможно, ситуация улучшится. – Да. Возможно, вы правы. Но есть ещё один момент. Сонина мама помолчала. – Елена Сергеевна, согласитесь, что лично я не сделала вам ничего плохого. – Это так, - ответила Лена. - Но никто из родителей моих воспитанниц не сделал мне ничего плохого. И я, когда принимаю решения, не беру это в расчёт. – Елена Сергеевна, понимаете, я сейчас нахожусь в ужасном состоянии. Как только я узнала все подробности, я не нахожу себе места, не могу больше ни о чём думать. Мне не хочется идти на работу. Я начинаю осматривать больного ребёнка, разговаривать с мамой, а у меня трясутся руки, и дрожит голос. Это – начало невроза. Вы поймите, я не жалуюсь, а просто пытаюсь обрисовать ситуацию. Мне с этим не справиться. Я ужасно волнуюсь за Соню. Я понимаю, что, скорее всего, мне самой уже пора обращаться к специалисту, но я очень надеялась перед этим увидеть Соню, поговорить с ней и убедиться, что она более или менее в порядке. Возможно, тогда я и сама бы справилась. Голос Олеси Игоревны задрожал. - Вы понимаете, Лена, я всегда думала, что я сильный человек. Но сейчас всё произошедшее меня практически сломило. Я прошу вас теперь не за Соню, а за себя. Дайте мне шанс. Разрешите увидеть её хотя бы ненадолго! Если вы не можете предоставить нам полноценного свидания – позвольте хотя бы пять минут поговорить! Пожалуйста! Елена Сергеевна, ведь Соня остаётся в вашей власти. Вы можете в дальнейшем применять к ней любые необходимые меры. Но в отношении этого свидания, пожалуйста, проявите милость! Я умоляю вас! Вы ведь чувствуете, что я говорю правду. Что это не какой-то ловкий ход с моей стороны! - Да. Чувствую, - согласилась Лена. Она действительно поняла, что с Сониной мамой далеко не всё в порядке, и заколебалась. – Вы знаете, я должна всё это обдумать, - продолжала она. - Давайте договоримся, что я перезвоню вам сегодня в течение дня. - Спасибо. Я буду ждать. С надеждой! – тихо ответила Олеся Игоревна. - В любом случае вы сможете приехать в воскресенье для разговора со мной. Я дам вам подробный отчёт об учёбе и поведении Сони, или мы сможем поговорить об этом по телефону. А пока извините, меня ждут дела. Закончив разговор, Лена приготовила себе кофе. Она уже понимала, что свидание придётся разрешить: оно действительно нужно Сониной маме. “Не буду брать грех на душу, - думала девушка. – В конце концов, я не такая упёртая, как Сонька. Тут надо гибко поступить. А Соня действительно от меня никуда не денется. Однако у Олеси Игоревны способность убеждать потрясающая! Меня вот сейчас почти запросто уговорила. И Александру Павловну тогда – чтобы Соню до расследования домой отпустили. Понятно, почему Сонька лидер! Некоторые качества у мамы унаследовала. Но вот в кого она такая жестокая, интересно?”
Forum: Зазвенел телефон. – Елена Сергеевна, поступает воспитанница. Яковлева Мария – второй курс, - доложил Лене сотрудник охраны из проходной. – Хорошо. Пожалуйста, проводите в приёмную. Я буду там через пять минут. Лена, в свою очередь, позвонила дежурной сотруднице внутренней охраны и предупредила: – Ольга Юрьевна, поступает новенькая. Пожалуйста, подойдите в приёмную. По правилам, приём новых воспитанниц возлагался целиком на ответственного дежурного воспитателя “Центра”, но при этом обязательно присутствовала сотрудница охраны – во избежание разных недоразумений. Во время приёма случалось всякое. Не все воспитанницы были в состоянии вести себя адекватно. Лена с Ольгой Юрьевной оказались в приёмной раньше посетителей и успели немного поболтать. Ольге Юрьевне было около 30 лет. Она работала в “Центре” по графику “сутки через трое”, растила очаровательную дочку. Её муж трудился здесь же, в службе наружной охраны, по такому же графику. Лена уже несколько раз во время отпусков была в гостях у этой семьи – они жили в одном городе. Ольга и её муж Александр, единственные из сотрудников “Центра”, знали про Кирилла. Вместе с ним Лена недавно приезжала к Ольге отмечать её день рождения. Ольга в жизни была очень весёлой, смешливой и жизнерадостной, заражала всех своим оптимизмом. На работе она преображалась – становилась строгой и собранной. Вот и сейчас: только что они с Леной смеялись, рассматривая забавную фотографию Ольгиной дочки, но, услышав шаги, Ольга тут же профессионально напряглась и моментально оказалась около дверей. В приёмную вошли две девушки примерно одного возраста и поздоровались. Обычно в “Центр” воспитанниц доставлял кто-то из лидеров своей же параллели, в редких случаях – сами кураторы. Лена подошла к посетителям и доброжелательно, но твёрдо сказала им: – Здравствуйте! Я ответственный дежурный воспитатель “Центра перевоспитания” - Гаричева Елена Сергеевна. Указав на Ольгу, она добавила: – Сотрудник охраны – Мезенцева Ольга Юрьевна. Уже с первого взгляда можно было определить, которая из девушек – будущая воспитанница. Одна из них – стройная, темноволосая, с выразительными глазами – была очень бледна, в глазах плескался страх. Она растерянно оглядывала приёмную, на Лену и Ольгу посмотрела испуганно. Вторая девушка держалась уверенно. В руках она держала кожаную папку. – Я Виктория Орлова, - представилась она. - Доставила в ваш “Центр” вот эту девушку – Яковлеву Марию. Мы из четвёртого гуманитарно - языкового колледжа. – Пожалуйста, дайте мне документы, - попросила Лена. - И снимайте верхнюю одежду. Она указала Виктории на вешалку у входа, а Марии приказала: – Кладёшь вещи вот на этот стол. Потом переобуваешься. Тапки под столом. – Хорошо, - выдавила из себя девушка. Лена внимательно просмотрела документы: решение специальной комиссии о направлении девушки в ”Центр”, подробное досье о совершённом ею нарушении с результатами расследования, медицинская карта, паспорт, аттестат о среднем образовании, характеристика и ведомость успеваемости из колледжа, трудовая книжка, налоговое свидетельство. Всё было в порядке. Она достала фирменные бланки “Центра” и начала заполнять расписку о принятых документах и обязательство “Центра” с сегодняшнего дня принять девушку под свою полную ответственность. Тем временем Ольга Юрьевна внимательно осматривала одежду Маши – пальто, шапку, шарф, перчатки. Она вывернула карманы, просмотрела все швы, затем аккуратно сложила одежду в большой мешок из плотной ткани, на котором уже заранее были нанесены имя, фамилия девушки и дата поступления. Сапоги Марии после осмотра Ольга поместила в прочный полиэтиленовый пакет, затем вложила в тот же мешок. Закончив оформлять документы, Лена по телефону пригласила сотрудника охраны и обратилась к Виктории: – У вас обратный поезд в шесть вечера? – Да. – Сейчас вас проводят в комнату для гостей. Вы сможете у нас позавтракать, отдохнуть, потом пообедать. Выйти вам нужно будет около пяти часов. Остановка автобуса – прямо у проходной, а до вокзала ехать минут десять. – Спасибо, - поблагодарила сопровождающая. Все сотрудники или лидеры, доставляющие девушек издалека, обеспечивались в “Центре” питанием и условиями для отдыха. – Можете попрощаться, - предложила Лена. Виктория подошла к Марии и мягко проговорила: – До свидания, Маша. Держись. Через год увидимся. – До свидания, - в голосе девушки явно ощущалось волнение. Постучавшись, вошёл охранник, и Виктория вместе с ним покинула приёмную. Лена вернулась за стол и приказала Марии: – Проходи сюда, садись. Ольга Юрьевна подобралась. Начинался следующий этап приёма, чаще всего – самый трудный. Лена внимательно посмотрела на сидящую перед ней будущую воспитанницу. Восемнадцатилетняя Яковлева Мария поступала к ним на второе отделение. Девушка попала в “Центр ”за курение, и по приговору должна будет провести здесь год. Сейчас она сидела побледневшая и явно очень взволнованная. Тёмные большие глаза, казалось, занимали поллица. Длинные волосы, тоже тёмные, были зачёсаны на лбу и собраны в “хвост”. Девушка напряжённо смотрела на Лену. – Ты попала в учреждение с очень строгим режимом, - Лена сразу давала новенькой понять, что тут с ней церемониться не будут. – У нас жёсткая дисциплина.Ты обязана чётко выполнять все “Правила поведения в “Центре”. Я тебя сразу предупреждаю, что за малейшие нарушения к воспитанницам применяются телесные наказания. Знаешь, что это такое? Мария кивнула. – А на себе когда-нибудь испытывала? – Нет, - девушка покачала головой. - Я не была “под надзором”. И всегда до этого случая у меня всё было хорошо. Лена с Ольгой обменялись понимающими взглядами. Если воспитанницу раньше не наказывали, ей придётся поначалу очень трудно в “Центре”. Лена за рукоятку вытащила из прикреплённого к поясу чехла ремень и положила на стол. – Для наказаний чаще всего используется вот такой воспитательный инструмент, - пояснила она. Мария непроизвольно вздрогнула и отодвинулась от стола. Она знала, что в «Центрах» воспитанниц наказывают, но необычный вид этого ремня – из особой плотной резины, с прочной, явно удобной для воспитателей рукояткой, напугал новенькую. – Будь к этому готова, - продолжала Лена. - Любой сотрудник может приказать тебе раздеться и лечь на кушетку, или встать около стены. Раздеваться придётся полностью, хотя наказывают чаще всего по ягодицам. Предупреждаю, получив такой приказ, ты должна немедленно ответить “Слушаюсь”, выполнить его и вытерпеть наказание. Других вариантов нет. Понятно? – Да, - прошептала девушка. – Сейчас я отведу тебя в изолятор. Там ты будешь находиться не меньше 10-ти дней: проходить медицинское обследование и учить “Правила поведения в “Центре”. На десятый день сдаёшь комиссии зачёт по “Правилам”. Без этого тебя в группу не допустят, да и делать там без абсолютного знания “Правил” нечего: не будешь вылезать из наказаний. А теперь будь особенно внимательна! Я объясняю тебе два основных правила, которые ты обязана соблюдать уже прямо сейчас. Соответственно, тебя будут наказывать за их нарушение. – Первое. В ответ на любой приказ любого сотрудника “Центра” - воспитателя, медсестры, врача, сотрудника охраны – ты должна немедленно чётко и достаточно громко ответить “Слушаюсь”. – И второе. После того, как сказала “Слушаюсь” - сразу без промедления и лишних вопросов выполнить приказ. Лена испытующе посмотрела на Машу: – Кажется, несложно, правда? Но, почему-то, именно это и становится “камнем преткновения” почти для всех новеньких. Тебе эти “Правила” понятны? – Да. – Тогда вставай! Маша быстро вскочила, едва не опрокинув стул. Лена вздохнула. – Начинается! – в её голосе ощущалось явное недовольство. - Маша, я сотрудник “Центра”? – Да. – Я отдала тебе приказ. Что ты должна была сделать? Маша побледнела ещё больше. – Простите. Я не сказала “Слушаюсь”. – Вот именно! Ладно. Будем считать, что это была тренировка. А в следующий раз получишь за такое нарушение не меньше десяти ударов. А теперь подходи сюда и раздевайся. Лена подвела девушку к низкой скамейке у дверей. – Снимаешь с себя всё, включая трусы, носки и всё, что там у тебя ещё есть. Одежду складываешь на скамейку. Остаёшься только в тапках. Маша опять повела себя не по “Правилам”. Она изумлённо посмотрела на воспитателя и воскликнула: – Зачем? Лена покачала головой и обратилась к Ольге: – А ведь не производит впечатления совсем бестолковой, правда? Ольга Юрьевна подошла вплотную к Маше, вытащила из-за пояса резиновую дубинку, резко развернула девушку и довольно чувствительно ударила её дубинкой пониже спины. – Здесь тебе никто два раза повторять не будет! Живо раздевайся! А то я тебе помогу! - сурово приказала она. – Слушаюсь, - всхлипнула Маша. От изумления она даже не вскрикнула после удара. Под строгими взглядами Лены и Ольги Юрьевны девушка, торопясь и волнуясь, разделась и сложила одежду. Теперь она стояла перед сотрудниками голая и очень смущённая, и не знала, куда деть руки. – Несмотря на мои подробные объяснения, ты нарушила “Правила”, - строго выговаривала Лена. - Не сказала “Слушаюсь”, не выполнила приказ, да ещё вздумала его оспорить. За это прямо сейчас будешь наказана, вот этим самым ремнём. Ложись на кушетку животом вниз! – Слушаюсь! – кажется, необходимость говорить: «Слушаюсь» уже отложилась в сознании новенькой. Но вот сразу выполнить приказ, да ещё такой зловещий Маше явно было не под силу. По крайней мере, девушка не направилась к кушетке, а продолжала стоять, с ужасом глядя на воспитателя широко раскрытыми глазами. Лена её понимала. Конечно, девушке сейчас очень страшно. Ольга Юрьевна, держа на виду дубинку, опять подошла к Маше и резко приказала: – Ложись! Девушка вздрогнула, со страхом взглянула на дубинку, подошла к кушетке и, наконец, улеглась, но вся дрожала. По её лицу уже текли слёзы. – Повернись лицом ко мне! - приказала ей Лена. - Глаза не закрывать. Руками возьмись за перекладину и не отпускай её! – Слушаюсь, - Маша выполнила распоряжение. Ольга Юрьевна встала у изголовья кушетки и предупредила: – Без глупостей! Маша от страха начала тихонько подскуливать. «Ну, сейчас визгу будет», - с сочувствием подумала Лена. Девушки, которых раньше никогда не наказывали, обычно при первой порке вели себя очень экспансивно. С такими и работать нужно было по особой методике, осторожно. После первого же удара Маша начала кричать, умолять Лену прекратить наказание, попыталась слезть c кушетки. – Лежать! - гневно крикнула ей Ольга. Поскольку Маша не отреагировала, Ольга взяла девушку за волосы, закрутила её “хвост” вокруг перекладины и резко прижала. Теперь Маша не могла даже шевельнуть головой. – А где «слушаюсь»? Опять забыла? Напомним! Получаешь ещё пять ударов! - Лена уже начала сердиться. В конце концов, могла бы эта новенькая быть и посообразительнее. Неужели ещё не поняла, куда попала? Ответом был жалобный вопль: – Елена Сергеевна, простите, умоляю, не на-адо! Маша отчаянно вертелась под хлёсткими ударами ремня, но это не спасало её от расправы. Конечно, Лена могла бы сразу прикрепить девушку к кушетке ремнями, но ей не хотелось слишком пугать новенькую. Фиксация на кушетке психологически переносилась воспитанницами очень тяжело, появлялся жуткий страх, девушкам подсознательно начинало казаться, что наказывать их будут долго и жестоко. Кроме того, в «Центре» не было принято привязывать воспитанниц к кушетке, если им предстояло перенести всего 10-20 ударов по обычной, не строгой методике. Лена рассудила, что пусть новенькая привыкает к этому сразу. – Пожалуйста, хватит! Я не могу больше! Ну что же мне делать? - громко кричала Маша, но ремень снова и снова опускался на голое тело. – Пока тебе остаётся только терпеть наказание! - сурово проговорила Ольга. - А в следующий раз будешь умнее себя вести. Маше пришлось вытерпеть все 15 ударов, затем Лена применила спрей с обезболиванием и велела ей встать. Несмотря на боль и угнетённое состояние, девушка не забыла про «Слушаюсь» и с трудом поднялась, держась за ягодицы. На воспитателя она смотрела со страхом, но теперь явно была готова немедленно и беспрекословно выполнить любой приказ. «Всё-таки не зря даже в Библии розга названа «исправительной», - подумала Лена. Она уже давно убедилась, что даже всего 10-15 хороших ударов ремня обычно довольно быстро приводят воспитанниц в чувство, и действует это явно лучше объяснений и уговоров. – Умойся и приведи себя в порядок, - всё-таки воспитатель немного сочувствовала девушке. Маша послушно скрылась в санитарном блоке. Ольга наблюдала за ней по монитору. – Ещё не худший вариант, - вздыхая, отметила Лена. Эта порка далась ей нелегко. – Да, - согласилась Ольга. - Но сегодня у нас ещё трое? Лена кивнула: – Двое приедут до обеда, и ещё одна – вечером, часов в восемь. Тоже все “сырые”, “под надзором” никто не был. – Лидеров среди них нет? - поинтересовалась Ольга. – Ни одной. – Тогда придётся потрудиться, - улыбнулась Ольга. - Ничего, справимся. Конечно, принимать бывших лидеров или девушек, побывавших “под надзором”, было несравненно легче. Они быстрее “въезжали” в ситуацию, не теряли голову при угрозе телесных наказаний, да и сами наказания переносили спокойнее. Ольга Юрьевна была опытным специалистом, в “Центре” работала уже шесть лет. А вот Лена дежурила по всему “Центру” только четвёртый раз, а новеньких принимала до этого только в одно из дежурств. Они поступали в “Центр” далеко не каждый день. Однако девушка усиленно готовилась к своей роли ответственного дежурного воспитателя «Центра», тщательно изучила все инструкции и просмотрела массу записей, как другие воспитатели проводят приём. Ничего сложного для Лены в этом не было, девушка чувствовала себя уверенно, но всё равно была благодарна Ольге за помощь и поддержку. Маша вышла из санблока и робко остановилась у дверей. На лице новенькой отражались страх и смущение. Видно было, что она попыталась, как смогла, привести себя в порядок, но в глазах её всё ещё стояли слёзы. Пышные непослушные волосы вылезали из-под зажима в разные стороны. – Ты сделала выводы? - строго спросила её Лена. Она ещё не убрала ремень и держала его в руках, на виду. – Обрати внимание, ты допустила три нарушения. А я наказала тебя только за одно. 10 ремней – это минимальное наказание за один проступок. Глаза Марии наполнились ужасом. Она с отчаянием воскликнула: – Елена Сергеевна! Пожалуйста! Не надо меня больше пороть, прошу вас! Я всё поняла! Честное слово! Я буду сразу говорить “Слушаюсь” и чётко выполнять приказы, без всяких вопросов. Умоляю! – Интересно, почему вы с самого начала по-хорошему не понимаете? - хладнокровно поинтересовалась Ольга. - Можно было сразу всё сделать, как надо, и вообще до порки не доводить. – Простите! Я просто очень растерялась и испугалась! От страха почти ничего не соображала! - взволнованно ответила Маша. Она сильно побледнела, губы заметно дрожали. Девушка переводила умоляющие взгляды с Лены на Ольгу. - Пожалуйста, простите меня! К счастью, инструкции позволяли Лене отнестись к новенькой снисходительно. – Хорошо, - заявила она. - Я могу сделать тебе поблажку. Но предупреждаю – это возможно только на первый раз. Больше ты никаких послаблений ни от кого не получишь! – Спасибо! – девушка с облегчением вздохнула. Тем временем Ольга уже просмотрела и упаковала в другой мешок всю остальную одежду Маши. Оставались небольшая чёрная сумочка и объёмный полиэтиленовый пакет. – Что у тебя в сумке? Открой! - приказала девушке Ольга. – Слушаюсь, - Маша поспешно открыла сумку и выложила на стол всё содержимое: косметичку, массажную расчёску, влажные салфетки, упаковку бумажных платочков и небольшую оригинальную “флэшку” в форме зайчика. Поступающим не разрешалось брать в “Центр” ничего из личных вещей, кроме учебных материалов. В сумке могли быть только вещи, необходимые им в дороге.
Forum: Ольга тщательно осмотрела содержимое косметички, затем – пустую сумку, и сложила всё обратно. – На “флэшке” что? - спросила она. – Там конспекты лекций, с иллюстрациями. Ольга положила “флэшку” в карман. – Потом разберёмся. Теперь – пакет! Маша вытряхнула на стол содержимое пакета. Согласно инструкции, там оказались только её учебные тетради. Ольга пролистала их все. В одну тетрадь оказался вложен конверт. – Это что? - резко спросила она. – Письмо от мамы. И фотография её и брата, - ответила Маша. Лена подошла к Ольге, и они вместе рассмотрели содержимое конверта. – Маша! - обратилась Лена к девушке. - Ты получила из “Центра” инструкции для поступающих, где было чётко заявлено: в тетради не должно быть вложено ничего постороннего. Почему ты нарушила инструкцию? – Но, я думала, письмо от мамы можно, - растерянно проговорила девушка. - Мы даже не увиделись с мамой, меня так быстро сюда отправили. Она успела мне только письмо передать. Лена вернулась к столу, вынула из папки с делом Маши лист формата А-4 и передала девушке. – Вот инструкция, которую мы отправили вам по факсу. Твоя подпись? – Да. – Теперь прочитай вслух всё, что касается личных вещей. Маша прочитала. В документе чётко объяснялось, что относится к постороннему: любые не относящиеся к учёбе записи, письма, фотографии, открытки, конверты и так далее. – Можно подумать, ты собиралась не в режимное учреждение, а в детский сад! - возмутилась Лена. - Ты совсем бестолковая? Это не шуточки, а очень серьёзно! Ты расписалась в том, что знаешь правила приёма, и теперь строго ответишь за их нарушение! Сейчас тебе придётся терпеть ещё одну порку! Маша закусила губу. Она едва сдерживалась, чтобы не разрыдаться. – А в изоляторе будешь дополнительно наказана уже своим ответственным воспитателем. Это серьёзное нарушение! – Слушаюсь! - с отчаянием воскликнула Маша. - Елена Сергеевна, ну почему здесь так строго? Это же такие мелочи! Она не выдержала и всё-таки расплакалась. Девушка ещё не пришла в себя после первой порки, угроза повторного наказания привела её в ужас. – Привыкай, - спокойно ответила Лена. - Здесь мелочей нет. Расплачиваться приходится за всё. Ты прекрасно знала, куда едешь! И когда сигареты раскуривала, тоже знала, что попадёшь в “Центр”. У тебя был выбор! Ложись! Маша посмотрела на Лену и Ольгу и, видимо, поняла, что лучше без споров и просьб подчиниться. Во время наказания она вела себя ещё хуже, чем в первый раз: ведь было гораздо больнее. Ремень звучно и с достаточной силой ложился на уже покрасневшие и припухшие после первого наказания ягодицы, и Маша в тщетных попытках хоть как-то облегчить боль вертелась под точными неотвратимыми ударами и громко кричала. Однако Ольга стояла рядом, и Маша не отпускала перекладину и не пыталась спрыгнуть с кушетки. Когда Лена разрешила наказанной подняться, девушке не сразу удалось успокоиться. Всхлипывая и пытаясь сдержать рыдания, она спросила: – Елена Сергеевна! А можно как-нибудь отсюда выйти досрочно? – Нет! Никаких шансов! А вот дополнительный срок получить можно легко. Так что старайся. – А ... моим ответственным воспитателем ... вы знаете, кто будет? Маша помнила про ещё одну обещанную ей порку. – Знаю. Ты попадаешь в 206-ю группу. Ответственный воспитатель там – Татьяна Анатольевна. – Она очень строгая? - дрожащим голосом спросила Маша. – Маша! Когда воспитанницы нарушают “Правила” - все воспитатели строгие! В основном всё будет зависеть от тебя. Конечно, Лена немного покривила душой. От воспитателя зависело тоже очень много! Если бы Лена захотела ответить Маше совсем честно, ей бы пришлось признать, что девушка попадает к довольно строгому воспитателю. Татьяне Анатольевне было 35 лет. Она преподавала химию и являлась самым опытным и самым старшим по возрасту ответственным воспитателем отделения. Только в этом “Центре” она работала уже 8 лет. Сама Татьяна Анатольевна растила двух детей – мальчика и девочку 11-ти и 12-ти лет. Для семейных сотрудников, особенно имеющих детей, допускалась работа вахтами. На группу назначались два ответственных воспитателя. Они вместе обсуждали основные принципы работы и стратегию ведения группы. Затем работали поочерёдно по 3 месяца, а следующие 3 месяца проводили со своей семьёй. Ну, и, конечно, в период работы приезжали домой в выходные и праздники. Татьяна Анатольевна работала именно так, и как раз сейчас совсем недавно заступила на свою трёхмесячную вахту. Так что период адаптации Маше придётся проходить именно с ней. Татьяна Анатольевна держала свою группу строго – её девушки ходили буквально “по струночке”. Когда воспитанницы Татьяны Анатольевны допускали какое-то нарушение “Правил”, то перед наказанием им обычно приходилось пережить длительную изматывающую беседу с воспитателем. Татьяна Анатольевна, ещё не начав наказания, часто доводила девушек до слёз, а потом ещё и очень строго наказывала. Например, такого наказания, как 10-15 ремней, в группе не существовало в принципе. Даже за мелкие проступки девушки получали не меньше двадцати. Но поступала Татьяна Анатольевна всегда справедливо и тоже, как и Лена, не любила применять унижающие наказания. 206-ая группа считалась сильной. За последний трёхмесячный отчётный период по дисциплине и успехам в учёбе она оказалась на третьем месте, а до этого почти год прочно удерживала второе. Первенство уже несколько периодов с большим отрывом по баллам принадлежало группе Светланы Петровны, а на второе место в этот раз впервые вышла Ленина 204-ая. Несмотря на то, что и в прошлом отчётном периоде 204-ая группа резко перескочила с девятого места на пятое, призового места от неё пока ещё никто не ожидал, тем более – второго. 206-ая и 205-я группы были очень сильными, и “подвинуть” одну из них считалось делом трудным. Конечно, не только мастерство воспитателей влияло на положение группы. Иногда вновь поступившая девушка, которая долго не могла адаптироваться, резко отбрасывала сильную группу назад. Однако и от воспитателей зависело многое. Причём, имели значение как тактика, выбранная ответственным воспитателем, так и слаженность в работе всех воспитателей группы. За каждый проступок и плохую отметку воспитанницам назначались по специальной шкале штрафные баллы. Они подсчитывались и индивидуально для каждой девушки, и для всей группы в целом. Каждые три месяца выявлялись 3 призовые группы (в которых отмечалось меньше этих баллов) и, независимо от группового соревнования – пятеро лучших воспитанниц отделения. Каждое нарушение имело свою строго определённую стоимость в баллах. Например, за разговор в строю назначалось 20 штрафных очков, за несвоевременное выполнение приказа – 300, за двойку – 100, за неуважительный ответ воспитателю – 500. Серьёзные проступки, за которые обычно наказывали карцером и продлением срока, оценивались в тысячу и более баллов. Подсчёт производился автоматически, на основании внесённых в компьютер данных. Существовала специальная двойная система проверки. Всё это было придумано не столько для оценки работы воспитателей, сколько для дополнительного стимулирования воспитанниц. Призовые группы и лучших воспитанниц руководство всегда поощряло. Их обязательно награждали, во-первых, какой-нибудь экскурсией или поездкой в театр. Воспитанницы обычно за пределы “Центра” практически не попадали, поэтому такой выезд оказывался для них радостным и волнующим событием. За первое место группа имела право получить такое культурное мероприятие 3 раза в последующие три месяца, за второе место – 2 раза, за третье – один. Во-вторых, девушки получали что-нибудь особенно вкусное в столовой, чаще всего – торты или пирожные, которые воспитанницам перепадали обычно крайне редко, по большим праздникам, типа Нового Года. По той же схеме – лучшей группе эти сладости добавлялись к ужину каждое воскресенье в течение трёх месяцев, второй группе – в течение двух, третьей – месяц. Но самым желанным подарком для воспитанниц были сертификаты на освобождение от наказаний. Девушкам вручался специальный документ достоинством в 10, 20, 30 или даже 50 единиц (единицы соответствовали количеству ударов). Если обладательнице сертификата назначалось наказание, например, в 20 ремней, она могла отдать воспитателю свой документ на 20 единиц и, соответственно, от наказания освобождалась. Если девушке предписывалось вытерпеть 30 ударов, то, расставшись с сертификатом на 20 единиц, она получала лишь десять. Воспитанницам, у которых имелись в запасе сертификаты, их подруги завидовали буквально “чёрной завистью”. Сертификат считался в “Центре” самым бесценным сокровищем. Девушки призовых групп обычно получали в подарок и сертификаты. Лучшей группе 3 раза по первым числам последующих месяцев выдавались сертификаты на 30 единиц, второй группе – на 20, третьей – на 10. Пятёрку лучших воспитанниц по итогам периода тоже награждали. Девушку, набравшую самое малое количество баллов, объявляли лучшей воспитанницей отделения. Ей трижды выдавался сертификат на 50 единиц. Все пять победительниц тоже ездили вместе с лучшими группами на экскурсии и получали вкусные призы, даже если они были не из призовых групп. И сертификаты им выдавали – на 40, 30, 20 и 10 единиц. В общем, стимул оказаться на призовых местах по учёбе и поведению у девушек был, и немалый. За какие-то особые заслуги воспитаннице или всей группе только решением педсовета могли назначаться “плюсовые” баллы, которые поглощали соответствующее количество штрафных. Также ответственные воспитатели имели право с целью поощрения своих или не своих воспитанниц сами награждать их сертификатами, или дарить их девушкам на день рождения или другие праздники. Но это было только их правом. И пользовались воспитатели им не так часто, как хотелось бы девушкам. Теоретически у воспитанниц существовало право передавать свои сертификаты друг другу, но такого практически не случалось. Слишком ценной вещью являлись сертификаты, и совершить такой благородный поступок желающих было немного. 204-я группа в полном составе первого декабря получила сертификаты на 20 единиц за своё второе место. Кроме Сони, которая в это время ещё находилась в изоляторе и официально не считалась зачисленной в группу. Это происходило только после сдачи зачёта по “Правилам”. Сегодня было шестое. Лена с интересом наблюдала за тем, как её девчонки ими распоряжаются. Почти сразу использовали свои сертификаты только три воспитанницы – Зоя, Настя и Лиза. Ну, с Зоей было всё понятно. Она по складу характера не могла хладнокровно хранить такой документ, зная, что можно с его помощью уже сейчас избежать наказания. Настя скоро выходит на свободу – ей надо было успеть использовать свой сертификат. А Лиза просто не выдержала. Она всегда крайне негативно воспринимала порку, причём по довольно необычной причине. Девушка очень трепетно относилась к своему телу, всегда тщательно ухаживала за собой. Её приводили в бешенство долго не заживающие следы от ударов. Не из-за боли, а именно по эстетическим соображениям. Лиза вообще была очень оригинальной девушкой. Смелая, энергичная, очень решительная, с юмором и острая на язык. Именно её девчонки всегда подряжали на какие-то рискованные мероприятия, на которые ни у кого другого не хватало смелости. Например, разузнать что-нибудь у воспитателей или о чём-то попросить их за всю группу. Лиза этого не боялась, она всегда чувствовала допустимую грань. Ей обычно не составляло труда соблюдать дисциплину и хорошо учиться. Но, к сожалению, в “Центре” трудно было всегда держаться идеально и всё предусмотреть. Сейчас у Лизы был длительный благоприятный период, ей удавалось не нарываться на телесные наказания уже больше трёх недель. И вдруг – такая неудача в понедельник! Девушка никак не думала, что ей всё-таки назначат порку за одно забытое слово. Лиза, как правильно отметила Лена, если и нарушала что-то, то по-хитрому. Но в этот раз не сложилось! А за три недели девушка привела своё тело практически в идеальное состояние. Так было жаль терять достигнутые результаты! И когда Инна Владимировна вызвала её, чтобы провести назначенное Еленой Сергеевной наказание, Лиза дрогнула и отдала свой сертификат, хотя, конечно, не собиралась расставаться с ним так скоро. А остальные девушки свои сертификаты пока хранили. Наташа Леонова, Юля, Галя, Пономарёва Наташа – все мужественно вытерпели назначенные им наказания, но с ценными документами не расстались, хотя у Наташи Леоновой, единственной из всей группы, был в запасе ещё один сертификат на 40 единиц. В прошлом отчётном периоде ей удалось выйти на второе место в индивидуальном соревновании, и это была её награда, которую девушка сохранила. На самом деле, наличие сертификата создавало девушкам психологический комфорт. Они знали, что в любое время могут избавиться от ненавистной порки, и эта мысль грела им душу, поэтому они хранили свои документы, не торопились с ними расставаться. Оставляли на крайний случай. 206-ая группа Лене нравилась. Она преподавала там и знала, что девушки в группе в основном надёжные, дисциплинированные, не вредные, не истеричные. Они дружат между собой, держатся всегда заодно, поддерживают друг друга. Так что, по крайней мере, в коллектив Маша попадёт хороший. – Всё, Мария! - обратилась Лена к девушке. - Сейчас идём в изолятор. Ольга погрузила мешки с вещами Маши на специальную тележку и сказала ей: – Твоя одежда и сумка будут храниться в кладовой. Тетради тебе вернут, когда поступишь в группу. “Флэшку” просмотрит старший педагог. Необходимую информацию тебе оставят. Сейчас идёшь рядом с Еленой Сергеевной – без всяких фокусов! Я следую сзади, прямо за тобой. Если что-то будет не так – без предупреждения получишь дубинкой по заднице. Ясно? – Да, - кивнула Мария. - А... я, что, пойду прямо так? Без одежды? Она растерянно смотрела на Ольгу. – Да, - спокойно ответила та. – Это тоже в наказание? - глаза девушки опять наполнились слезами. – Нет, - вступила в разговор Лена. - Просто у нас такие правила. Привыкай. Не на курорт приехала! Одежду тебе дадут уже в изоляторе. И, вообще, Маша, я тебе советую задавать поменьше вопросов. Старайся лучше внимательно слушать приказы и чётко их выполнять. А всё, что нужно знать, тебе объяснят. Пойдём! Они дошли до изолятора более-менее благополучно. Маша покорно шагала рядом с Леной, конечно, очень нервничала и несколько раз со страхом оглядывалась на Ольгу. Чувствовалось, что девушке стыдно и неуютно. Ещё бы ей было уютно! Изолятор располагался тоже на первом этаже, но совершенно в другом крыле здания, нежели приёмная. Пройти нужно было по длинному коридору через несколько постов охраны, причём, на первом этаже работали только охранники-мужчины. Когда подходили к первому посту, Маша сильно покраснела, встала как вкопанная, и испуганно пискнула, растерянно взглянув на Лену. Однако Ольга, как и обещала, тут же без всякого предупреждения сильно вытянула девушку резиновой дубинкой по и так уже напоротой попе. От сильной боли Маша завопила. - Вперёд! – приказала Ольга. А Лена добавила: - Ещё раз остановишься – поставлю лицом к стене, и получишь уже 20 ремней. Угроза быть наказанной на виду у охранников впечатлила новенькую. Дальше она шла молча и без остановок, опустив голову и кусая от стыда губы. А проходить пришлось и через центральный холл, где всегда в утреннее и дневное время находились сотрудники, гости сотрудников, поставщики, воспитанницы, отправляющиеся на работу или прогулку или возвращающиеся оттуда. Новеньких воспитанниц специально проводили через такое унижение, чтобы сразу дать им прочувствовать, куда они попали, настроить соответствующим образом и заставить собраться. Ну, и конечно, дать им понять, что никто с ними, нарушившими нравственные законы, здесь церемониться не собирается. Что заслужили – то и получили. В изоляторе Лена представила Машу воспитателю Ларисе Евгеньевне: – Яковлева Мария! Рекомендую. Девочка ничего, более-менее толковая. Лариса Евгеньевна развернула девушку спиной к себе и усмехнулась: – Ага! Толковая! Ещё до изолятора не дошла, а уже две порки получила. Она говорила строго, но глаза улыбались. Маша стояла перед воспитателем пунцовая от стыда. – Ничего! Главное, сделать правильные выводы, - вступилась Лена. – Вот сейчас и посмотрим! - воскликнула Лариса Евгеньевна. - Так, девочка моя! Сейчас заходишь в душ и тщательно моешься. Она указала Маше на душевую комнату, используемую специально для вновь поступивших. – Потом вытираешься, полотенце кидаешь в корзину и надеваешь вот этот халат. Всё поняла? Не очень сложно? - иронизировала воспитатель. – Поняла. Не сложно, - чётко и уверенно ответила Маша, которую особенно вдохновил приготовленный для неё халат. – Тогда приступай. – Слушаюсь. Маша скрылась в душевой.
Forum: Уроков в этот день Лена не проводила – у ответственного дежурного воспитателя «Центра» просто не было на это времени. Сегодня по учебным делам её замещала старший преподаватель курса французского языка колледжа, а вечерний отчёт в Лениной группе будет принимать ответственная воспитательница отделения. 204-я группа с самого утра работала в овощехранилище. Лена уже созванивалась с Марией Александровной – пока у них всё в порядке. Лена знала, что сможет заскочить в свою группу только после ужина, да и то, если получится: день пока проходил очень напряжённо. После разговора с Соней Лена и Ольга Юрьевна одну за другой приняли ещё двух новых воспитанниц – одну тоже на второе отделение, вторую – на четвёртое. Приём прошёл вполне благополучно, но потребовал от Лены большого психологического напряжения. У девушки ещё свежи были в памяти собственные воспоминания – о том, как она сама поступала в «Центр», будучи воспитанницей-стажёром. Сейчас Лене приходилось поступать согласно инструкциям, но в душе она сочувствовала новеньким: приём оказывался для них тяжёлым испытанием. Лене казалось, что она держит себя в руках, и её чувства незаметны, однако Ольга перед приёмом второй воспитанницы спросила как-то очень официально: - Елена Сергеевна, не обидитесь на дружеский совет? Лена изумлённо посмотрела на неё: - Конечно, нет! Ольга, что за официальный тон? Ольга рассмеялась, но с некоторым напряжением: - Извини! Ты всё-таки сегодня ответственная дежурная! Вдруг не захочешь мои советы слушать? Всякое бывает! - Ну, значит, ты плохо меня знаешь! – растерянно протянула Лена. – Я же всего четверых новеньких за время своей работы в «Центре» приняла! Конечно, буду рада твоим советам! - Лена, спрячь своё сочувствие подальше! – твёрдо сказала Ольга. – Ты стараешься, но и по голосу, и по глазам - чувствуется. В группе со своими девчонками это сойдёт, а для ответственного воспитателя «Центра» такое неприемлемо! Ты должна быть твёрдой и неумолимой! Ты тон задаёшь, понимаешь? - Спасибо! – Лена слегка покраснела. – В группе-то я им особо не сочувствую. А тут – просто свои воспоминания сильные: меня в своё время приём просто поразил! Но! Это я исправлю! В шесть часов вечера Лену ожидала ещё одна обязанность ответственного дежурного воспитателя: в это время традиционно проводилось второе за день телесное наказание для тех воспитанниц, которые находились в карцере. Сегодня таких девушек было двое – Игнатенко Саша из 208-ой группы и первокурсница Михайлова Варя. Сашу отправили в карцер вчера сразу же после педсовета, а Варя сегодня отбывала здесь свой последний (второй) день, и в полночь Лена должна будет перевести её в изолятор. Заключение в карцер являлось, пожалуй, самым строгим наказанием в «Центре». Суть его заключалась не только в изоляции, а, главным образом, в очень строгих телесных наказаниях совсем другого уровня. Воспитанницам назначали карцер обычно за очень серьёзные проступки на 1-4 дня. Дважды в день, утром и вечером, в определённое время им приходилось переносить чрезвычайно строгую порку. Практически всё время несчастные проводили в страданиях: физических – после перенесённого наказания, и моральных – так как с ужасом ожидали такого же следующего. После окончания назначенного срока узниц однозначно приходилось переводить на какое-то время в изолятор. Воспитатели «Центра» не имели допуска на подобные экзекуции: их проводили несколько специально подготовленных сотрудников службы охраны, владеющие необходимой методикой и имеющие соответствующую лицензию. Страдания девушек усугубляло ещё и то, что все эти сотрудники были исключительно мужчинами. Это являлось частью наказания, и было исключением. Во всех других случаях с воспитанницами непосредственно работали только женщины – воспитатели, врачи, медсёстры или сотрудницы внутренней охраны. Но в карцере, помимо боли, воспитанницам приходилось переживать ещё стыд и унижение: они точно так же, как и всегда, обязаны были для проведения наказания полностью раздеваться. Девушки не знали, что за наказанием внимательно наблюдают по мониторам находящиеся на посту ответственная дежурная воспитательница «Центра» и сотрудница охраны, и чувствовали себя беззащитными и уязвимыми. Обычно воспитанницы попадали в карцер за невыполнение приказов, неуважительное отношение к воспитателям или в случае бурных конфликтов друг с другом. Громкие споры, взаимные оскорбления и, разумеется, драки были строго запрещены в «Центре» и очень жестоко карались. Однако иногда девушку могли отправить в карцер, скажем, на 1-2 суток, и за менее значительную вину. Такое решение принималось только на педсовете. Ответственная воспитательница имела право запросить для той или иной воспитанницы это наказание, тогда виновная вызывалась на педсовет, проступок обсуждался, выслушивались её объяснения и оправдания. Но, если такое случалось, особенно, если воспитательница просила наказать таким образом свою воспитанницу, отказывали ей редко. Решение принималось общим голосованием. Лена за полгода работы ответственным воспитателем только один раз отправила в карцер свою воспитанницу – Пономарёву Наташу. Это произошло в сентябре. Наташа в августе, когда группа работала на полях, позволила себе дважды за короткий срок допустить обман. Один раз пыталась приписать себе лишние ящики с морковкой, которую она не собирала, а вскоре после этого соврала лично Лене, причём по пустяковому поводу, и, конечно, номер не прошёл. В обоих случаях девушка была очень строго наказана, а во второй раз Лена предупредила провинившуюся перед всей группой: - Если ещё когда-нибудь допустишь любой обман – пойдёшь в карцер! Честно говоря, Лена надеялась, что такая угроза отрезвит Наташу. Воспитанницы знали, что подобными обещаниями воспитатели не разбрасываются. Тем не менее, примерно через 2 недели, входя вечером в спальню, чтобы принять отчёт, Лена услышала отчаянные рыдания Наташи и гневный крик обычно выдержанной Марии Александровны: - Ты соображаешь, что натворила? Да ты совсем бестолковая! Ведь отправишься теперь в карцер, как миленькая! Каким местом ты думала? Ты считаешь, что Елена Сергеевна не выполнит своего обещания? Да она, даже если и захочет, теперь не сможет тебя простить! Ну, что ты наделала! До сих пор понять не можешь, что в «Центре» невозможно никого обмануть! В голосе Марии Александровны было не меньше отчаяния, чем в рыданиях Наташи: воспитательница очень переживала за девушку. Увидев Лену, Наташа тут же бросилась к ней и упала на колени: - Елена Сергеевна! Пожалуйста! Простите меня! Не отправляйте в карцер, умоляю! Накажите как угодно, но только не в карцер! - Стоп! Что случилось? – резко спросила Лена. Оказалось, что Наташа опять допустила обман. Сказала Марии Александровне, что уже выполнила задание по французскому. Всем, кто его уже выполнил, было дано разрешение после отчёта посмотреть фильм, и воспитанница решила, что задание успеет сделать и вечером. Однако все сотрудники «Центра» были хорошо натренированы на выявление обмана. Конечно, у одних это получалось похуже, а у некоторых, например, у Лены – просто виртуозно, но чаще всего воспитанницам рассчитывать было не на что. Узнав подробности, Лена нахмурилась и коротко спросила у Марии Александровны: - Смягчающие обстоятельства? Дежурная воспитательница огорчённо покачала головой. Лена повернулась к Наташе, которая продолжала рыдать, стоя на коленях, и твёрдо и неумолимо заявила: - Встань! Я тебя предупреждала! И выбор у тебя был! Сегодня идёшь со мной на педсовет, и я запрошу для тебя сутки карцера. Посмотрим, захочешь ли ты ещё когда-нибудь врать после этого! Естественно, просьбу Лены удовлетворили. Обман считался серьёзным нарушением, да и сам факт, что Лена просит для своей воспитанницы карцер, уже что-то значил. У Лены сложилась репутация «мягкого» воспитателя. После этого случая ни Наташа, ни другие воспитанницы группы допускать даже мелкую неправду не осмеливались. Без десяти шесть Лена подошла к посту внутренней охраны, располагавшемуся возле помещения карцера. Карцер состоял из четырёх изолированных камер и специального «Зала для проведения экзекуций», проход из камер к которому осуществлялся по довольно длинному узкому коридору. Своеобразная «зелёная миля». Поскольку камер было только четыре - более четырёх воспитанниц одновременно наказание не отбывали. Если вдруг назначенных на карцер оказывалось больше – остальные провинившиеся направлялись туда по мере освобождения помещений. На этом посту постоянно дежурила сотрудница охраны. В её обязанности входило наблюдать за узницами и добиваться от них соблюдения «Правил поведения в карцере». Охранницы должны были не допускать никаких истерик со стороны воспитанниц в период между наказаниями, и, естественно, они вмешивались в каких-то нестандартных ситуациях. Кроме того, вместе с ответственным дежурным воспитателем «Центра» дежурная сотрудница наблюдала за наказаниями, а минут через пятнадцать после него входила в «Зал для экзекуций», обрабатывала девушкам раны, освобождала от фиксации и помогала наказанным дойти до камеры. Все средства для обработки применялись только противовоспалительные, никакого обезболивания не допускалось. В очень тесной полутёмной камере помещались только откидная кровать, жёсткая, твёрдая, больше напоминающая тюремные нары; очень узкая, но длинная деревянная лавка, умывальник и в углу – унитаз. Днём кровать прикреплялась к стене, ложиться на неё можно было только ночью. Ни матраса, ни подушки, ни постельного белья в карцере не выдавали. Узницы могли рассчитывать только на одеяло, чему были невероятно рады: после суровой порки обычно сильно знобило. Днём провинившиеся могли только сидеть или лежать на узкой лавке. Впрочем, сидеть они практически никогда не могли, только если поначалу, ещё до первой порки, а вот после неё получалось только лежать на животе. Однако на карцерной лавке особо разлёживаться девушки не любили – она была настолько узка, что им приходилось постоянно балансировать всем телом, дабы не упасть на пол. А лежать на полу строжайшим образом запрещалось (как же – охрана здоровья, ведь можно простудиться). Заметив такое нарушение, сотрудница охраны тут же входила в камеру и нещадно воспитывала провинившуюся дубинкой. Поэтому, устав вертеться на лавке и отлежав все возможные места, несчастные девушки покидали её и пытались устроиться у стенки: сесть на корточки, а то и просто постоять, упираясь одним только затылком. Все остальные возможные зоны упора: спина, ягодицы, бёдра оказывались настолько исхлёстаны, что к ним даже слегка прикоснуться было невозможно. Маленькое окошко в камере присутствовало, как и положено, под потолком, но было зарешечено. На стене обязательно висели часы с подсветкой. Воспитанницы имели замечательную возможность следить за стрелками и с ужасом ожидать следующего неотвратимого наказания. Эти часы каждые полчаса издавали звуковой сигнал. Даже если наказанная девушка находила в себе силы не смотреть на часы – от звуковых отсчётов времени никуда было не деться. Днём слабый дневной свет проникал в камеру через мизерное окошко, а вечером единственным источником света оставалась подсветка на часах. В первые двое суток из питания воспитанницы получали только чёрный хлеб и воду, и только с третьего дня в обед добавлялась тарелка супа. Подойдя к посту охраны, Лена кивнула дежурной сотруднице – Оксане Алексеевне: - Ну, что, дубль два? Утром они уже виделись, вместе наблюдая за первым наказанием. Оксана, совсем ещё молодая девушка, со стрижкой по типу «каре» и огромными серо-голубыми глазами, нахмурилась: - Да уж, лучше скорей начинать! А то они уже психуют. “Ещё бы им не психовать”, - Лена заглянула в монитор. Варя в сером несуразном балахоне, который выдавался узницам в карцере, нервно ходила по камере взад-вперёд, с тревогой поглядывая на висящие на стене часы. Передвигалась она с трудом, видно было, что каждый шаг явно причиняет девушке боль. Губы Вари были плотно сжаты, лицо напряжено, но слёз не было. - Решительная девица, - отметила Лена. - Да, - согласилась Оксана. – Пигалица ещё, 17 лет, а характер, похоже, железный. Лишней минуты не лежит! Как только может – сразу встаёт и начинает по камере курсировать. Морщится, но ходит, отдохнёт немного – и опять. Я её спросила в обед: - Зачем ты бегаешь? А она отвечает: - Валяться на этой лавке для меня унизительно!
Forum: Варя попала в карцер за то, что в споре со своей одноклассницей применила нецензурные выражения. Это тоже считалось в «Центре» ЧП. Девушке назначили двое суток карцера и продление срока на 4 месяца. Сейчас Варе предстояло последнее испытание, в отличие от Саши, для которой всё только начиналось. Сейчас Саша рыдала, лёжа на лавке животом вниз и крепко вцепившись в неё руками. Девушка пыталась сдерживаться, но получалось это у неё плохо. - Последние 15 минут я её не трогаю, - сообщила Оксана. – А до этого - вела себя пристойно, спокойно отлёживалась. Правда, попыталась после обеда начать слёзы проливать, но я её быстро угомонила. - Дубинкой? - поинтересовалась Лена. – Да нет! До этого не дошло! Просто по громкой связи велела успокоиться. Напомнила, что за непослушание может дополнительные сутки получить. Это было действительно так. За плохое поведение в карцере, неподчинение приказам дежурной или сотрудника, проводящего наказания, воспитанницу ожидало дополнительное заключение, да и телесные наказания ужесточались. Перспектива крайне малоприятная! Без пяти шесть к посту подошёл специалист по наказаниям в карцере Дмитрий Владимирович - крепкий мужчина со спортивной фигурой, в возрасте около 30-ти лет, высокий, подтянутый, симпатичный. На нём идеально сидела светло-зелёная форма сотрудника внешней охраны. Покрой формы был очень удобен: ничто не ограничивало размах руки и свободу движений. Выглядел Дмитрий в целом добродушно, однако первое впечатление было обманчивым. Лена уже видела его утром в работе: один пронзительный взгляд его серых глаз уже приводил воспитанниц в ужас. Дмитрий Владимирович безукоризненно вежливо поздоровался с девушками, тоже взглянул в монитор и усмехнулся: - Вторая часть Марлезонского балета. Лена серьёзно кивнула. – А Оксана Алексеевна уже побледнела, - иронически добавил Дмитрий. – Ничего подобного! – рассердилась Оксана. - У меня просто такой цвет лица. Всегда. Очень благородный, между прочим! Так что за меня не переживайте, маэстро! В обморок падать не буду! – Ну, вот, уже и разрумянилась, - довольно заметил Дмитрий. - Совсем другое дело! Румянец действительно очень шёл Оксане, но выглядела теперь девушка ещё более сердитой. «Так-так, - подумала Лена. - С ними, кажется, всё ясно». Она знала, что Дмитрий около года назад развёлся, и был до сих пор свободен, а Оксана – очень симпатичная и славная девушка. Но вслух Лена строго сказала: – Коллеги, не будем отвлекаться перед серьёзным делом. Дмитрий Владимирович, начинаем с новенькой! – Хорошо! - кивнул Дмитрий и неторопливо направился в «Зал для экзекуций». – Дмитрий Владимирович! – окликнула Лена. Тот обернулся и выжидательно смотрел на молодую «ответственную». - Моё пожелание… - Лена немного помолчала. – Новенькую сегодня пока не подвешивайте. Её бы ещё разок на кушетке выпороть. Ладно? - Как скажете, Елена Сергеевна! «Вот гуманистка, блин! Ничего бы с твоей новенькой не случилось!» Однако по «Правилам» экзекутор и ответственный воспитатель «Центра» несли обоюдную ответственность за наказываемых. «Ответственная» имела право в любой момент прекратить наказание, и в выбор позы для порки она тоже могла вносить коррективы. Дмитрий ещё раз кивнул и удалился. – Елена Сергеевна, извините, - Оксана чувствовала себя виноватой. - Просто он каждый раз меня подкалывает! – Да ладно, - Лена уселась за стол напротив монитора. - Это он так ухаживает, наверное. – Типа этого, - недовольно пробурчала Оксана. - Но как-то странно. Она поднялась с места и открыла камеру Саши. Услышав звук открывающейся двери, девушка испуганно вздрогнула. Воспоминания о перенесённой утром порке заставили сердце учащённо забиться, в горле от страха пересохло. - Игнатенко, на выход! – приказала Оксана. - Слушаюсь. Саша с трудом поднялась с лавки и вышла из камеры в коридор, невольно поморщившись от яркого света. - Оксана Алексеевна, - почти прошептала она дрожащими губами. – Я не смогу ещё раз этого выдержать. Что мне делать? - Раньше нужно было думать, что тебе делать! – сурово заявила Оксана. Тут Саша увидела Лену, и на лице её засветилась надежда. - Елена Сергеевна! – отчаянно воскликнула девушка. – Пожалуйста, простите меня! Я не буду больше! Умоляю! Я всё поняла! Не отправляйте меня в этот зал! Это так ужасно! Боже мой, ну я же не хотела! В голосе воспитанницы звучали истерические нотки. - Воспитанница Игнатенко! – рявкнула Лена. – Немедленно прекрати истерику и следуй за сотрудницей охраны. Никто тебя не простит и не освободит от наказания! Придётся вытерпеть всё до конца! - Елена Сергеевна, - рыдала Саша. – Пожалуйста, помогите мне! Вы ответственный дежурный воспитатель! Вы, наверное, можете меня пощадить! Я не могу раздеваться перед мужчиной! И это так больно! Просто невыносимо! Пожалуйста, накажите меня на отделении, прошу вас! - Оксана Алексеевна, дайте мне её карточку, - стальным голосом произнесла Лена. Оксана молча выполнила просьбу. - Щадить я тебя не собираюсь, - так же холодно продолжала Лена, обращаясь к Саше. – А вот ещё одни сутки карцера за невыполнение приказа ответственного дежурного воспитателя вполне можешь получить. Да ещё порку вниз головой попробуешь! - Нет! Пожалуйста! - Тебе что было приказано? Следовать за сотрудницей охраны. А вместо этого ты опять устраиваешь истерики? - Я больше не буду! – отчаянно завопила девушка. – Пожалуйста, не надо! Я пойду! - Твоя карточка лежит у меня на столе, - напомнила Лена. – Ещё одно замечание - и в ней появится соответствующее назначение. Я могу это сделать своей властью, без всякого педсовета, поняла? Воспитанница испуганно кивнула. – Следуй за мной, - приказала Оксана. – Слушаюсь. Саша, всхлипывая, послушно проследовала вместе с ней по коридору в «Зал для экзекуций». Основным инструментом наказания в карцере считалась кожаная длинная плетёная “однохвостка”, хотя, в дополнение к ней, довольно часто использовались и другие жёсткие девайсы. Дмитрий, ожидая свою жертву, обрабатывал плётку специальным составом для усиления боли. Оксана ввела перепуганную девушку в зал, подтолкнула её к середине помещения и захлопнула дверь. Саша побледнела и затравленно оглядывалась. Дмитрий продолжал обрабатывать плётку и не торопился вступать с провинившейся в разговор. Зал был очень ярко освещён, что составляло резкий контраст с тёмной камерой, где наказанная находилась большую часть дня. Сразу бросалась в глаза специальная кушетка, на которую укладывали воспитанниц для наказания. Она была достаточно высокой, с кожаным легко моющимся покрытием и прикреплённым примерно посередине высоким валиком. На этот валик наказываемая должна была лечь животом, тогда её ягодицы оказывались в очень удобной для экзекутора позе, к тому же и боль от ударов в таком положении значительно усиливалась. При наказании руки воспитанницы крепко фиксировались ремнями к специальным металлическим кольцам в углах кушетки, а ноги довольно широко разводились и тоже крепко фиксировались. Поза была не только удобной для проведения порки, но и ужасно унизительной для самой девушки, особенно, если учесть, что экзекутор – мужчина. В другой части зала угрожающе возвышалось специальное приспособление для порки в положении стоя, напоминающее широкий турник. К прочной поперечной балке прикрепляли вытянутые вверх руки жертвы, регулируя высоту с помощью специального блока. Ноги могли фиксироваться к вмонтированным в пол железным кольцам, однако экзекутор сам решал, стоит ли это делать. Иногда он подвешивал наказываемую за руки, так, что ноги совсем не касались пола или касались только кончиками пальцев. В редких случаях, за особо серьёзные проступки или в наказание за нарушение «Правил поведения в карцере», виновную могли подвесить для порки и за ноги. Вдоль стенки скромно стояла белая больничная каталка на колёсиках. Иногда её приходилось использовать для транспортировки наказанных прямо в изолятор. На стене около кушетки располагался целый арсенал орудий наказания и различных аксессуаров. Саша, когда повнимательнее оглядела обстановку зала, сильно побледнела и уже с трудом держалась на ногах. Она, конечно, была здесь и утром, но тогда ещё не оправилась от первого шока, и ей было не до разглядывания всех деталей. Сейчас же ужас пробрал несчастную до костей. На девушке был надет только карцерный длинный серый балахон на лямках, который застёгивался спереди двумя пуговицами. Никакого белья в карцере не выдавали. Чтобы оказаться полностью раздетой, узнице достаточно было расстегнуть пуговицы – и платье само падало на пол к ногам. Оксана тем временем вернулась на пост, и они вместе с Леной приготовились наблюдать за всем происходящим по монитору. - Да уж, - вздохнула Оксана, заметив, что происходит с Сашей. – Девчонка, того и гляди, в обморок грохнется. – Всё, Оксана, тихо! - Лена предостерегающе подняла руку. - Слушаем! Дмитрий уже заставил Сашу раздеться и разговаривал с ней. На монитор возле карцера, в отличие от других, звук выводился сразу. – Ты подумала над тем, о чём мы говорили утром? - услышала Лена. Голос экзекутора был жёстким и неумолимым. – Да, - тихо ответила Саша. Она стояла бледная, покорная, страшно смущённая, и не смела поднять на своего палача глаз. Только что девушке пришлось снимать одежду перед молодым симпатичным мужчиной, который собирается её высечь. Это было ужасно! Даже жуткий страх перед предстоящей болью не смог заглушить стыд и отчаяние. Лена про себя вздохнула, представив, каково Саше стоять голой перед Дмитрием, который не только сурово с ней разговаривает, но по ходу разговора специально внимательно разглядывает виновную. Было видно, как приговоренная сжимает и разжимает кисти рук: понятный рефлекс. Хочется прикрыться хотя бы руками, но опыт подсказывает: будет только хуже. – Смотри мне в глаза! - повысил голос Дмитрий. - Если ты думаешь, что в “Центре” можно неуважительно относиться к воспитателю, не выполнять его приказы, устраивать истерики – и легко за это отделаться, то ошибаешься! Здесь, в карцере, ты очень сильно пожалеешь о том, что сделала! Эти 4 дня тебя многому научат. Саша всхлипнула и отвела взгляд. Смотреть на своего палача и дальше у неё не хватило сил. – Я велел смотреть в глаза! Дмитрий резко шагнул к воспитаннице и залепил ей полновесную мужскую пощёчину. Девушка рухнула на пол, закрыла лицо руками и отчаянно разрыдалась. - Рано ещё реветь! Дмитрий схватил Сашу за волосы, собранные в «хвост» и вынудил подняться. - Карцер – это особое место, дорогая! Здесь свои порядки! Я могу наказать тебя так, как пожелаю! Вот сейчас подвешу за косичку… - Дмитрий больно дёрнул девушку за волосы, - во-о-н туда! – он указал на балку «турника», - и вкачу для начала 50 горячих ротангом по попке! Для пущей убедительности экзекутор второй рукой сильно шлёпнул Сашу по ягодицам. - Хочешь? - Не на-а-до! – прорыдала девушка. «Не на-а-до! Как миленькая, отправилась бы сейчас на «турник», если бы сегодня «ответственная» была пожёстче!» Дмитрия, как и других экзекуторов-мужчин, ужасно раздражала необходимость подчиняться ответственным дежурным по «Центру» воспитательницам в вопросах проведения наказаний, но руководство занимало по этому поводу твёрдую позицию. - Тогда думай, как себя вести, чтобы меня не злить! Это твоя проблема, поняла? Если останусь тобой недоволен – пеняй на себя! А если будешь паинькой, – Дмитрий пристально смотрел в полные испуга и слёз глаза воспитанницы, - тогда, может быть, немного и пожалею! По-прежнему удерживая Сашу за волосы, он потащил её к кушетке. - Забирайся! Воспитанница, охваченная ужасом и стыдом, не смея ослушаться, неловко улеглась животом на высокий валик. Экзекутор, не торопясь, надел ей на запястья кожаные браслеты, снабженные карабинами, и прочно пристегнул руки к металлическим кольцам. - Ноги раздвинуть! - Слушаюсь, - девушка всхлипнула и осторожно немного развела ноги. - Шире! Саше пришлось подчиниться. Оказавшись распятой на кушетке в этой унизительной позе, приговорённая невольно застонала. Пока ей было ещё стыдно. - Начнём урок, красавица! Сейчас будешь вспоминать о своём проступке и думать, как тебе вести себя в дальнейшем. Дмитрий подошёл к Саше сбоку, внимательно осмотрел исполосованные красными рубцами ягодицы жертвы, а показавшиеся подозрительными участки прощупал длинными тонкими пальцами. Саша сжалась и ещё сильнее застонала. - Хорошо попке утром досталось! В руках Дмитрия появилось его страшное орудие. - Начнём со спины! Надеюсь, тебе понравится! Он отошёл чуть дальше и как бы невзначай небрежно-красиво взмахнул кистью правой руки, в которой держал плётку. Кончик однохвостки мелькнул в воздухе, шипя, как змейка, и со звучным хлопком опустился на спину жертвы точно между лопаток. Саша дёрнулась и взвизгнула тонким голосом. Её никогда раньше не пороли по спине: ответственная воспитательница 208-й группы этим не злоупотребляла. Острая пронзительная боль ошеломила девушку! Как только Дмитрий пустил в ход однохвостку, Оксана спросила: – Елена Сергеевна, на вас кофе готовить? – Да, - рассеянно ответила Лена, не отрываясь от монитора. - У меня ещё одна новенькая на подходе. Поужинать сейчас вряд ли успею. Оксана, тоже внимательно наблюдая за происходящим в зале, заправила и включила кофеварку. В перерывах между наказаниями и Дмитрий, и другие специалисты позволяли себе небольшую “кофейную” паузу: подобное мероприятие отнимало на самом деле много сил. Ещё щелчок – и хлопушка ужалила спину Саши опять, рядом, ближе к правой лопатке. Затем ещё раз! И ещё! Дмитрий был мастером, прошедшим специальную подготовку. Малейшие нюансы экзекуций отрабатывались на электронных манекенах. Экзекутор работал неторопливо, мастерски направляя кончик своего орудия точно в намеченное место беззащитного тела. На нежной коже спины быстро расцветали яркие узорчатые следы, из которых складывался причудливый рисунок. После каждого удара из горла несчастной вырывался отчаянный визг, переходящий в жалобный вой. Саше казалось, что безжалостные «укусы» прожигают тело насквозь! Она отчаянно дёргалась, тщетно пытаясь увернуться от ударов, но хлопушка раз за разом продолжала больно жалить девушку. Дикая боль не только проникала глубоко внутрь, но и одновременно разливалась волнами по всей спине, не успевая даже немного притупиться до следующего удара! Сплошная пелена страдания, прорываемая яркими мучительными вспышками! Когда вся верхняя часть спины жертвы покрылась узором из пересекающихся и извивающихся красных полосок, а голос Саши сделался совсем сиплым, Дмитрий прервал наказание. Держа плётку обеими руками на виду, он обошёл кушетку и встал около головы наказываемой. - Что, красавица, усваиваешь урок? Саша приподняла голову, покрасневшее лицо было залито слезами. Во время порки она хотела, но не могла просить о снисхождении – просто не было сил! Сейчас же девушка умоляюще смотрела на мучителя. - Да! Прошу вас. Пощадите. Хватит! – срывающимся голосом попросила она. - Пощадите? Дмитрий удивлённо пожал плечами. - Не легко ли хочешь отделаться за своё поведение? Да мы ещё только начали! Это была разминка. Так, разогрев! Саша в отчаянии замотала головой. - Простите меня! Больше не бу-у-у-ду! - Конечно, не будешь! – в глазах экзекутора девушка не усмотрела ни капли сочувствия. - Явно повторения не захочешь! А для лучшего усвоения продолжим урок. - Не-е-е-т! Пожалуйста! Саша продолжала вертеть головой, слёзы заливали кушетку. Дмитрий опять жёстко ухватил виновную за волосы и вынудил посмотреть себе в глаза. - Вспомни, что ты сделала! Не подчинилась воспитательнице! Устроила истерику! Вопила всякие оскорбления! - Я не хотела! Сорвалась! - Тебе не хватило выдержки? – насмешливо поинтересовался Дмитрий. - Да! Простите! - Так вот, сейчас я буду учить тебя выдержке и терпению. Понятно? Голос мужчины звучал совершенно неумолимо. Осмыслив, наконец, что просить бесполезно, Саша обречённо кивнула. Дмитрий, по-прежнему удерживая жертву за волосы, озвучил приговор. - Буду пороть тебя по бёдрам. Всё это время смотришь прямо мне в глаза! После каждого удара просишь прощения. Он усмехнулся. - Да, ты провинилась не лично передо мной. Но я представитель власти в «Центре», и поэтому вполне уполномочен принимать твои извинения за нарушения «Правил». И, более того, обязан способствовать твоему глубокому раскаянию. Всё поняла? - Да, - пробормотала Саша, замирая от ужаса. Липкий страх сковал тело. - Если будешь опускать глаза или забывать извиняться – получишь штрафные удары. Тебе не понравится! – предупредил Дмитрий. Однохвостка змеёй промелькнула в воздухе, и кончик её впился в правое бедро Саши прямо под ягодичной складкой. - О-о-о-й! Забыв все наставления, несчастная беспомощно задёргалась в своих путах. По бёдрам её ещё тоже не пороли. Саша даже и не представляла себе, как это больно! - Маловато выдержки, красавица! – Дмитрий уже размахивался снова. - За нарушение моих инструкций будешь получать вот так! На этот раз «поцелуй» хлопушки пришёлся по внутренней стороне бедра, что доставило несчастной невообразимые мучения. - Не на-а-а-до! – прохрипела она. - Смотреть в глаза и просить прощения! – гневно крикнул Дмитрий. - Слу-у-шаюсь! Несмотря на жуткую боль, воспитанница изо всех сил постаралась не отрывать от своего мучителя глаз, в которых плескались отчаяние и невыносимая мука. На бёдра посыпались точные сильные удары. Нежная кожа быстро покрывалась красными извилистыми линиями. - Прости-и-и-и-те! - Прости-и-и-и-те! – вопила девушка после каждого обжигающего «поцелуя» хлопушки. Не в силах выносить боль, Саша несколько раз роняла голову не кушетку и вместо извинений орала что-то нечленораздельное. Дмитрий тут же хладнокровно хлестал несчастную по внутренним сторонам бёдер и напоминал: - В глаза! Извиняйся! Наконец, он решил, что эту часть наказания можно закончить. Отложив плётку, Дмитрий внимательно осмотрел пострадавшие места на теле наказанной. Саша заходилась в рыданиях, ещё не в силах придти в себя после такого ужасного испытания. - Замолчи! – экзекутор закончил осмотр, вполне удовлетворившись его результатами, и снова взял в руки плётку. - А вот теперь займёмся тобой по-настоящему! - Не надо! Хватит! – взвизгнула девушка. – Я всё поняла, простите! - Отлично! – Дмитрий ехидно улыбался. – Сначала ты всё осознала, затем поучилась выдержке и терпению. А теперь получишь достойное наказание за то, что совершила! Если бы тебя пороли в группе, на этом можно было бы и закончить. Но здесь карцер, дорогая! Поэтому получай следующую часть урока! Плётка, красиво и грациозно изгибаясь, поднялась в воздух и секунду спустя хлёстко вытянула девушку поперёк спины, на этот раз уже не только хлопушкой, а нижней третью кожаной плетёной «змейки». На теле тут же загорелся длинный красный рубец, а Саша вздрогнула, на пару секунд оцепенела, и вдруг отчаянно и громко завопила и опять задёргалась, пытаясь вырваться из креплений. Ошеломляющая тяжёлая боль пронзила всё тело. Ещё через мгновение следующий удар заставил несчастную забиться и закричать ещё сильнее. Кошмар продолжался! Дмитрий неторопливо обходил кушетку, не переставая методично и безжалостно хлестать девушку по спине, ягодицам, бёдрам. Всё новые и новые сочные яркие полосы пересекали ранее оставленные хлопушкой узоры. Под жестокими ударами Саша выла и хрипела. Она была уже абсолютно уверена, что не выберется живой из этой передряги! Утром во время порки тоже было очень больно, но сейчас боль девушка испытывала безумную, непереносимую, и с каждым новым ударом она нарастала! Несколько раз Дмитрий делал небольшие перерывы, чтобы прыснуть в лицо своей жертвы воды из пульверизатора. Затем всё продолжалось. Вскоре девушка не могла уже и кричать, просто почти беззвучно плакала, уткнувшись лбом в кушетку. Когда на истерзанном теле Саши практически не осталось живого места, а сама она почти перестала реагировать на удары, экзекутор закончил порку. Обрабатывая плётку антисептической салфеткой, он внимательно наблюдал за наказанной. Девушка сначала лежала без движения. Сильная боль во всём теле не позволила бы ей даже шевельнуться, даже, если бы так крепко не держали привязи! Однако постепенно Саша начала приходить в себя после пережитого ужаса – всхлипнула и расплакалась. Боль была ещё сильной, но уже чуть-чуть начала отпускать, но теперь девушке трудно было лежать неподвижно, она вертелась на кушетке, плакала и стонала. - Всё, красавица! Дмитрий убрал плётку на место и приблизился к наказанной. - Увидимся завтра утром. А пока продолжай думать над своим поведением! Саша вряд ли осознала, что ей сказали. Ей было очень плохо! С окончанием порки страдания не закончились, ждать, пока стихнет боль, придётся ещё долго! На обезболивание в карцере рассчитывать не приходилось. - А завтра вот там будешь пороться! – продолжал Дмитрий, указывая на «турник» в центре зала. – Испытаешь массу новых ощущений, обещаю! Девушка даже не повернула головы – слова палача доносились до неё как бы издали, сил совсем не осталось. - Сюда смотри! – рявкнул экзекутор. - Слушаюсь, - от резкого окрика Саша вышла из оцепенения и с трудом обернулась. - Ничему не научилась! – сердито выговаривал Дмитрий. – Как ты смеешь не смотреть туда, куда я указываю? Почтение к сотрудникам и готовность выполнять приказы у тебя должны быть в крови! Ты меня рассердила! Завтра будем над этим работать! Для начала повисишь на руках и хорошенько повизжишь и поизвиваешься под розгами! Быстро всему научишься! Поняла? - Да, - собравшись с силами, выдавила из себя Саша. – Простите меня! И…спасибо за порку. Девушка вовремя вспомнила, что по «Правилам поведения в карцере» обязана благодарить экзекутора за проведённое наказание. В группах от воспитанниц этого не требовали. - Умница! Не забыла. Дмитрий наклонился к всё ещё извивающейся от боли и стонущей узнице и потрепал её по щеке. - От розог тебя это не спасёт, но небольшое снисхождение, так и быть, сделаю. Не совсем уж ты испорченная девочка. Может быть, толк из тебя и выйдет – если пороть почаще и как следует! Всё, до завтра! Дмитрий вышел из зала, оставив Сашу привязанной к кушетке. Лена перевела дух и облегчённо вздохнула. Во время наказания её ни на минуту не отпускало напряжение. Контролировать состояние Саши ей пришлось по монитору, а это не так-то просто! Непосредственному исполнителю всегда легче заметить, когда требуется дать послабление или сделать перерыв. А основная ответственность за наказанную лежит всё же на ней. Лена имела прямую связь с Дмитрием на протяжении всей экзекуции, но сегодня, к счастью, не пришлось ею пользоваться. Дмитрий хорошо знал своё дело и провёл наказание мастерски. Наблюдая за Сашей, которая всё ещё корчилась от боли и рыдала на кушетке, Лена кровожадно подумала: «А неплохо было бы сюда Соньку задвинуть! Хотя бы на денёк! За её утреннюю наглость! Да и вообще – спесь лишнюю сбить. Часть спеси с неё вчера уже сошла – после розог, а карцер был бы следующей лечебной мерой». Лена, действительно, при желании могла бы устроить такое для Сони. На самом деле, даже за инцидент с Ириной Викторовной, когда Соня допустила тройное нарушение, включая дерзкий ответ воспитателю, уже можно было бы попробовать запросить для неё карцер. Того же вполне имела право потребовать и Ирина Викторовна, как пострадавшая сторона. Если бы Лена с Ириной Викторовной объединились в своём требовании – у Сони не было бы ни малейшего шанса избежать знакомства с Дмитрием и его “однохвосткой”, несмотря на то, что она новенькая, и что за неё наверняка бы вступились другие воспитатели, та же Светлана, например. Но тогда Лена уже решила применить к Соне розги, и Ирину Викторовну уверила, что накажет свою воспитанницу чрезвычайно строго. Лена, конечно, в душе признавала, что не совсем права в отношении Сони. Спеси у девушки уже не было – не только лишней, но и вообще никакой, да и утренняя речь Сони тоже была обусловлена не наглостью, а, скорее, отчаянием. Но Лена сейчас и сама была практически в отчаянии. Вчера около полуночи девушке позвонила мама. Они по традиции ежедневно созванивались в это время. Родители Лены очень дружили с Кариной Александровной – мамой Марины. Сейчас они старались поддержать её, как могли, и тоже чрезвычайно беспокоились за девушку. Вчера мама рассказала, что у Марины в реанимации, на фоне проводимой терапии, случился очередной приступ. Мама прочитала Лене по бумажке – пароксизмальная тахикардия. От этих страшных и непонятных слов на девушку повеяло холодом. Приступ купировали, но приходилось признать – течение болезни контролю не поддаётся. Естественно, Лена опять сильно расстроилась. Она по-прежнему обвиняла во всём только одну Соню. Если у Лены и промелькнула вчера капля сочувствия к воспитаннице после наказания розгами, то сегодня и эта капля исчезла моментально. А тут Соня и сама утром подвернулась Лене под “горячую руку”, да ещё и вздумала жаловаться на свои страдания! Неудивительно, что Лена, измученная почти бессонной ночью, тревогой за подругу и волнением от предстоящей ей миссии ответственного воспитателя “Центра”, не выдержала и выдала Соне по полной программе! И сейчас была полна решимости воплотить свой план в жизнь и капитально проучить нахалку. «Ладно. После свидания подумаем. А, может быть, и стараться специально не придётся. Вдруг Сонька сама на карцер напросится», - решила Лена и раскрыла зазвеневший мобильник. Большинство сотрудников “Центра” использовали гарнитуру, но Лене это не очень нравилось, и она предпочитала носить телефон в нагрудном кармане, причём, любила раскладные модели, хотя при частом использовании они были не так удобны. Светлана с Инной подшучивали над Леной по этому поводу: – Ты какая-то несовременная! На этот раз Лене сообщили о поступлении очередной новенькой – последней на сегодня. – Пожалуйста, проводите их пока поужинать, - попросила девушка сотрудника охраны. - А потом пусть Ольга Юрьевна побудет с ними в гостевом отсеке приёмной. Я занята, приду, как только смогу. В гостевой части приёмной стояли удобные кресла, телевизор, на столиках находилась свежая пресса. Здесь поступающие и их сопровождающие могли с комфортом подождать ответственную дежурную воспитательницу “Центра”, если она не могла начать приём сразу. Хотя, сами поступающие редко обращали внимания на все эти удобства. Чаще всего, им было не до этого: девушки прекрасно представляли, куда они попали, очень волновались, и ожидание приёма превращалось для них в пытку.
Forum: Приём на этот раз оказался с «изюминкой». Восемнадцатилетняя первокурсница Кристина, едва простившись с сопровождающей, заявила Лене, что хочет поговорить с директором «Центра» по очень важному вопросу. - Я уполномочена рассмотреть твой вопрос, - твёрдо ответила Лена. – Если сочту его действительно важным – тогда об этом узнает и директор. Кристина глубоко вздохнула, собираясь с мыслями. Это была красивая стройная девушка с длинными светлыми волосами, серыми выразительными глазами и очень нежной белой кожей. Этакая нимфа! «С такой кожей она у нас здесь намучается», - вздохнула про себя Лена. По опыту она знала, что телесные наказания могут превратить жизнь таких воспитанниц в постоянный кошмар. Даже после обычной, не строгой порки, следы на теле оказываются впечатляющими и дольше заживают. Соответственно, и последующие наказания переносить сложнее. А воспитатели ведь никаких снисхождений таким девушкам не делают! Напротив, говорят им что-нибудь вроде: - Раз ты у нас такая принцесса – не доводи до порки. Видишь, у тебя есть дополнительный стимул не нарушать «Правила». Однако вначале совсем ничего не нарушать практически невозможно! Да и потом очень трудно! - Елена Сергеевна, - начала Кристина. - Мне уже исполнилось 18 лет. Она замолчала, обдумывая, как лучше выразить свои мысли. - И ты решила это отметить, допустив половую распущенность, - помогла ей Лена. - Да, так получилось, - не смутилась девушка. – Понимаете, я не хочу оставаться в Новопоке. Мне не нравятся наши законы, я не желаю так жить! В большинстве цивилизованных стран в 18 лет человек уже совершеннолетний! Моя мама живёт в Америке уже несколько лет. Она прекрасно там устроилась, хорошо зарабатывает! У неё замечательная жизнь. Она свободна! Там нет никаких ограничений. Я не понимаю, почему в США подростки в школах уже поголовно имеют сексуальные отношения, родители им чуть ли не презервативы в портфели вкладывают. А у нас это и в 20 лет – нравственное преступление! Лена с Ольгой переглянулись. - Ты хочешь сказать, Кристина, что тебе всего этого не объяснили в школе, в колледже? – вкрадчиво спросила Лена. - Объясняли, - махнула рукой девушка. – У нас такие законы! А мы, получается, заложники этих законов! Я не считаю, что совершила преступление. Весь мир так живёт! И я не хочу сейчас торчать здесь четыре года и получать это образование, за которое потом перед отъездом ещё придётся расплачиваться! - А что же ты хочешь? – Лена насмешливо смотрела на новенькую. - Я хочу уехать к маме и жить с ней. Моя мама письменно обратилась с просьбой к директору «Центра» отпустить меня к ней, и обязуется взять меня под свою ответственность. Она заплатит за меня любые штрафы, и всё, что нужно! Елена Сергеевна, письмо должно было уже придти! Кристина взволнованно подняла на воспитательницу глаза. Лена пристально смотрела на девушку. - Кристина, тебе и 18 лет дать трудно по образу мыслей. Какой отъезд к маме? Тебе надо было дождаться совершеннолетия, и тогда ты смогла бы уехать, куда захочешь. А пока ты живёшь в этой стране и нарушила её законы. Теперь тебя ничто не спасёт от наказания в «Центре». Никакие мамины письма, и её деньги тоже! Неужели ты этого не понимаешь? Мы в стране никого не держим. Каждый волен уехать. Но в одном закон неумолим – только после 21-го года. А до этого ты обязана соблюдать законы страны, даже если ты с ними не согласна, и отвечать за их нарушение. Вот и будешь отвечать! Тебе придётся провести у нас четыре года, хочешь ты этого или нет, и потом выложить круглую сумму за своё пребывание в «Центре». Но, возможно, ты уезжать и не захочешь. Тебе ещё восемнадцать! А к 21-му году человек становится гораздо более зрелым и начинает по-другому смотреть на многие вещи. В глазах Кристины зажглись огоньки: - Елена Сергеевна, а можно задать вам не очень скромный вопрос? - Попробуй, - усмехнулась Лена. - А вам уже есть 21 год? Ольга Юрьевна быстро подошла к столу с явным намерением вмешаться. Лена предостерегающе подняла ладонь. Ольга молча остановилась около Кристины и неодобрительно, даже угрожающе, смотрела на девушку. Но Кристину это не испугало. Девушка явно была не из робких. Она спокойно ожидала ответа. - Нет, - качнула головой Лена. - Тогда вы меня лучше поймёте! – возбуждённо заговорила девушка. – Вот вы не достигли совершеннолетия, но у вас уже твёрдые убеждения. По-другому просто не может быть, раз у вас такая ответственная работа! И ведь ваши основные взгляды наверняка не изменятся в 21 год, правда? - Не изменятся, - подтвердила Лена. - Но у меня тоже так! – воскликнула Кристина. – Мои взгляды тоже не изменятся! Я уже сделала выбор и не хочу здесь жить! Так зачем сейчас наказывать меня за то, что я всё равно буду делать и потом? – Я тебе объясню, почему, - Лена оставалась невозмутимой. – Знаешь, не одна ты такая «умная». Мы не рассматриваем всерьёз заявления наших несовершеннолетних воспитанниц о том, что они хотят уехать из страны. Ты не понимаешь, почему? Это была бы прекрасная лазейка, чтобы избежать заключения. – То есть? – не поняла новенькая. Или сделала вид, что не поняла. - Очень хитро! – возмущённо говорила воспитательница. - Сначала ты пользуешься всеми благами нашего общества. Ты, насколько я поняла, интересуешься, что в мире происходит. Ну и где дети и молодёжь имеют хотя бы такие же условия для жизни, как в Новопоке? Да нигде, и ты это понимаешь! А как только нарушила закон, то сразу – страна не нравится, хочу уехать! Наказание отбывать никому не хочется! И все бы нам так и сообщали: «Исправить меня всё равно невозможно, дайте уехать из страны!» Только это не проходит! Все подростки должны знать, что ничто их от наказания не спасёт! И уехать они смогут только после 21-го года. А в твоём случае – после освобождения и уплаты всех долгов государству. Понятно? - Да! Но тогда я не хочу заканчивать у вас колледж! – воскликнула Кристина. – Хотя бы это можно? Могу я, например, просто работать? Лена отрицательно покачала головой. - И этого нельзя? – в голосе девушки уже звенело отчаяние. - По законам Новопока, все молодые люди, окончившие среднюю школу, должны получать профессию. Сразу. Или колледж, а затем техникум или ВУЗ, или профессиональная школа. Работать можно только потом. - Ты и этого не знаешь? Девушка молчала. - Ты не знаешь, что у нас в стране существуют две основные касты граждан? Отвечай! - Знаю, - почти прошептала Кристина. - Какие? – требовательно смотрела на неё воспитательница. - «Элитная» и «вспомогательная», - без запинки ответила новенькая. Лена кивнула. - Именно! «Элитная» - это люди, которые живут в согласии с законом и пользуются всеми правами. Они обязательно имеют профессию и не могут заниматься неквалифицированным трудом. Вспомнила? - Да. - А остальные – это граждане, не желающие жить по нашим законам или нарушившие их. Они большей частью живут в поселениях и выполняют разные вспомогательные работы. Некоторым через определённое время разрешается вернуться в страну, но с ограничением прав. Они не могут восстановить свою профессию, и работают в основном уборщиками и дворниками. - Не понимаю, почему я должна всё это объяснять восемнадцатилетней девице! – возмущённо добавила Лена. - Елена Сергеевна, не надо объяснять! – вскинулась Кристина. – Я всё это знаю! - Тогда почему задаёшь такие глупые вопросы? Как ты можешь сейчас работать? Ты будешь занята неквалифицированным трудом в «Центре», но это вдобавок к обучению! Это исправительный труд! Вас заставляют работать на полях или перебирать морковку, чтобы вы оценили – а захочется ли вам заниматься этим всю свою жизнь? Если вы и после достижения совершеннолетия вздумаете нарушать законы общества! Надо сказать, что чаще всего девушки всё же делают правильные выводы! Кристина молчала. Лена спокойно продолжала: - А вот, если ты передумала учиться в колледже, мы с согласия твоих опекунов можем перевести тебя в «Центр перевоспитания для учащихся профшкол». Там за 2 года получишь профессию, а оставшиеся 2 года будешь работать. Но, Кристина, какой в этом смысл? Ты говоришь, что мама способна заплатить за тебя любые деньги! Это допускается законами, она вполне сможет это сделать после твоего освобождения. А наш колледж даст тебе прекрасное образование. Лена усмехнулась. - Здесь у тебя не будет ни малейшего шанса закончить колледж с плохими отметками. После освобождения уедешь в ту же Америку, а там с лёгкостью поступишь в ВУЗ. Затем тебе терять сейчас время на какой-нибудь швейной фабрике? Да, ты должна будешь перед отъездом заплатить стране гораздо больше денег, чем, если бы ты находилась в «Центре профшколы». Но ведь для твоей мамы это несущественно, как я понимаю? – Да, - кивнула девушка. – А, если я всё-таки не захочу у вас учиться? Вы что, меня заставите? Воспитательница не без удовольствия отметила, что коленки Кристины начали предательски дрожать. - Заставим, - заверила она новенькую. – Ты ещё несовершеннолетняя. До окончания колледжа мы за тебя отвечаем, и не допустим, чтобы ты по своей прихоти или глупости не получила образования. - Но вы не сможете! – уже не так уверенно проговорила Кристина. Было видно, что спор ей дается с трудом. - Я бы тебе не советовала это проверять, - усмехнулась Лена. – А, впрочем… Пересядь сюда, - приказала она девушке, кивнув на кресло напротив видеодвойки. Затем вставила нужный диск и включила систему. На экране последовательно возникли изображения сначала камеры карцера, а потом “Зала для экзекуций”. В полном молчании Кристина, Лена и Ольга просмотрели эпизод, где воспитанница получала жёсткое телесное наказание. Эпизод был подобран удачно. Даже очень! Кристина впервые за всё время пребывания в приёмной побледнела и растерянно посмотрела на Лену. - Это карцер, - спокойно объяснила та. – Сюда мы помещаем воспитанниц за серьёзные нарушения, к которым, естественно, относится и нежелание подчиняться режиму. Причём, эта девушка не могла никак выйти из карцера до окончания назначенного ей срока. Ей пришлось терпеть такие наказания 2 раза в день! В течение трёх суток! А вот ты попадёшь туда на неопределённый срок. И сможешь выйти, как только образумишься. Догадайся с трёх раз, сколько дней ты там проведёшь? Кристина молчала. – Я тебя уверяю, достаточно будет одной такой экзекуции, - насмешливо продолжала Лена. – Только постарайся определиться, а тебе это надо? Она посмотрела на часы. - Давай подведём итоги. У тебя три варианта. Первый. Ты решаешь бросить колледж и перейти в профессиональную школу. Наши действия: сейчас отправляем тебя в изолятор и вызываем твоих опекунов. Это, как я поняла, твои приёмные родители, верно? - Да, - прошептала девушка. - Если они соглашаются – мы тебя переводим. Ну, а если нет – остаёшься у нас. Второй вариант. Ты решила остаться у нас и жить по нашим правилам. Замечу, решение самое умное. И третий. Ты упорствуешь и заявляешь, что не будешь учиться. В таком случае сейчас вместо изолятора отправляешься в карцер, пока не передумаешь. - А когда я смогу поговорить с директором? – Кристина ещё пыталась бороться. - Сначала ты принимаешь решение, - в голосе воспитателя послышался металл. – А директор сама решит, нужно ли тебе с ней разговаривать. Лена строго взирала на девушку. - Я ответственный дежурный воспитатель «Центра». Чтобы сейчас отправить тебя в карцер по третьему варианту, вполне достаточно моего решения. Кристина, мы потеряли уже много времени. Ты должна сообщить мне своё решение прямо сейчас! Кристина вздохнула: - Я…остаюсь у вас. - На каких условиях? Уточни – второй вариант или третий? - жёстко потребовала Лена. - Конечно, второй! Разве у меня есть выбор? - Разумно. Тогда, наконец, мы можем продолжить. Директору я обо всём сообщу. Твоей маме будет дан официальный ответ руководством «Центра». А теперь, дорогая, мне придётся с тобой серьёзно побеседовать. Лена встала и отошла к окну. - Встать! – резко приказала новенькой Ольга. Кристина быстро поднялась со стула. - Ты не имеешь права сидеть, когда воспитатель стоит, понятно? В голосе Ольги послышались угрожающие нотки. Она явно искала повод проучить новенькую за наглость. - Простите, я не знала. - Теперь будешь знать! – вмешалась Лена. – От наказания тебя спасло только то, что ты ещё не знаешь «Правил». Так вот, в результате нашей с тобой беседы у меня сложилось впечатление, что ты совершенно не разбираешься в идеологии и политике нашего государства. Как такое могла произойти – ведь ты росла и училась в Новопоке все эти 18 лет! Поэтому сейчас я намерена принять у тебя зачёт по истории Новопока, основным принципам развития страны и главным законам. Если ты не владеешь информацией в достаточной степени – с тобой будет другой разговор. Сначала нам придётся устроить тебе «ликбез», а уже потом только приступишь к изучению Правил «Центра». Кристина покраснела и прижала руки к груди. - Елена Сергеевна! Да прекрасно я знаю всю эту м… Девушка вовремя опомнилась, но покраснела ещё больше. Молодые сотрудницы с интересом выжидательно смотрели на неё. - Простите. Кристина совсем пришла в себя. Лена шагнула к столу, вынула из ящика диктофон и включила. - Начинай! – велела она. – И учти – выполнять приказы сотрудников в «Центре» ты обязана сразу и беспрекословно. А сначала полагается сказать: «Слушаюсь». Всё понятно? - Да, - кивнула девушка. - Расскажи нам про Новопок. Всё то, что изучают ещё в детском саду! Кристина вздохнула, но тут же, вспомнив, выпалила: - Слушаюсь! Ольга взглянула на неё с явным разочарованием. - Новопок (Новое поколение) – молодая страна, - начала девушка заученным голосом. - В этом году летом, 11-го июня, Новопоку исполнится 50 лет. 50 лет назад Новопоку удалось мирно отделиться от большой державы. Это стало возможным благодаря тому, что почти треть населения огромной страны поддержала на референдуме политику новых предполагаемых лидеров и изъявила желание жить в новом государстве. С таким количеством людей трудно было не считаться. Новопоку выделили территорию, соответствующую количеству жителей. Страна приняла всех желающих жить по её законам, после чего захлопнула свои границы. Кристина опять вздохнула и просительно взглянула на своих слушательниц. - Дальше, - спокойно приказала Лена. - Слушаюсь. - После развала огромной страны на мелкие государства Новопоку не досталось никаких серьезный природных богатств: нефть и газ были выкачаны из недр уже давно, леса хищнически вырублены, а остатки производств не могли прокормить и четверти страны. Единственным сокровищем, не оцененным по достоинству старыми властями, был Академгородок, где ученые трудились над проблемой альтернативных источников энергии. Незадолго до развала страны они стояли уже в шаге от величайшего в Истории открытия. Что ждало ученых при развале страны? Кристина говорила точь-в-точь по учебнику, впрочем, именно это от неё и требовалось. - В лучшем случае побег за границу или работа дворником. Однако власти Новопока поняли, что в их распоряжении находится «золотая рыбка». Военные тоже осознали, что им в руки может попасть очень неплохое оружие. Последние деньги были вложены в научные разработки и экспериментальную производственную площадку. И Новопок сумел «вытащить рыбку из мутной воды». Источник энергии, практически неисчерпаемый, оказался в руках маленького государства, тут же наложившего печать секретности на все исследования. Учёным удалось разгадать секрет перевода нестабильного изотопа Динатрона (108-й элемент периодической системы Менделеева) в стабильное состояние, в процессе чего выделяется огромное количество дешёвой энергии. Осталось только одно: удержать секрет в руках. С внешними врагами разобрались быстро: воевать с державой, обладающей такой энергией, оказалось невыгодно: её прекрасно можно использовать и в военных целях. Наглые желтолицые соседи присмирели, а международное сообщество прониклось к маленькому государству должным уважением. Кристина опять замолчала. - Мы внимательно тебя слушаем, - заверила Лена. Ольга насмешливо кивнула. - Власти провели ещё один референдум. Результаты превзошли ожидания. Народ решил жить богато, но трезво и нравственно. Для достижения этих целей большинство не возражало против жёстких мер, в том числе введения телесных наказаний с десятилетнего возраста. Парламент сел за работу: надо был в кратчайший срок внести пожелания народа в законодательство. Академгородок в считанные годы превратился в мировую научную столицу, а Новопок богател не по дням, а по часам, ибо Динатрон помогал вырабатывать миллиарды киловатт часов энергии. В основу политики нового государства было положено сочетание усиленного экономического развития и глубокого нравственного перерождения общества. В стране могли оставаться, работать и жить только люди, не желающие курить, наливаться алкоголем, вести беспорядочную половую жизнь, делать аборты. Предполагалось растить генетически здоровое поколение. Именно поэтому курение, пьянство и половые связи до совершеннолетия и вне брака являются основными нравственными преступлениями в стране. Эти действия вредят здоровью людей и неблагоприятно сказываются на их потомстве. Граждане, которые этого не принимают, или нарушают эти законы, переводятся во «вспомогательную» касту и не могут иметь детей в нашей стране. Либо покидают Новопок навсегда. Кристина опять остановилась, переводя дух. - Дальше,- Лена так и стояла у окна, скрестив руки у груди. - Слушаюсь. Огромную роль в обществе отводится образованным людям. Специалисты ценятся, имеют очень высокую зарплату. Появился стимул двигать науку, совершенствовать медицину и педагогику. Лидеры, основавшие страну, оказались неподкупными и мудрыми. Аппарат управленцев был сведён к минимуму. В стране работают сильные, хорошо оплачиваемые структуры защиты общества: армия, служба безопасности, нравственная милиция. В частной собственности у граждан могут находиться квартиры, дачи, автомобили и тому подобное. Все предприятия любой сферы деятельности принадлежат государству и толково управляются. Первые 10 лет существования Новопока все жители, несогласные с политикой и нравственными законами, свободно покидали государство, возвращаясь в державу. Через десять лет уезжать не хотел никто, в том числе и упомянутые несогласные. Страна достигла невиданных успехов: высокий уровень жизни для всех работающих (даже на работах без квалификации), бурно развивающаяся экономика, беспрецедентная забота о детях и пожилых людях. Нет резкого разделения на горстку богатых и море бедных. Да, уровень жизни у специалистов в стране несравненно выше, но любая уборщица в Новопоке зарабатывает достаточно, может не беспокоиться о насущных проблемах и знает, что её ждёт обеспеченная старость. Страну завалили просьбами о принятии на жительство из «державы», да и других стран. - Теперь расскажи о том, как в стране поступают с нарушающими законы! – потребовала Лена. - Слушаюсь, – чётко ответила Кристина. - Общество не может позволить себе оставлять в стране людей, которые не согласны с его политикой и нравственными законами. Путём грамотного расчёта были выработаны строгие правила. Преступления уголовного характера в стране довольно редки и караются сурово: виновные получают большие сроки заключения в уголовных тюрьмах. Шахты для добычи компонентов Динатрона весьма вредны для здоровья. Убийцы, контрабандисты, распространители наркотиков и алкоголя отправляются туда на 10 лет, что фактически означает смертный приговор. Целью заключения не является перевоспитание. Для преступников, кроме совершивших преступления по неосторожности, без умысла, будущего в Новопоке нет. В тюрьмах они заняты на работах с единственной целью – отдать стране долги за обучение, если они его получали; возместить все расходы потерпевших, если они были, и выплатить внушительный штраф за само преступление. По окончании срока, если все долги уже выплачены, такие люди могут покинуть страну или жить в специальных поселениях без права выезда оттуда. Если же долги ещё остаются, бывших преступников отправляют в поселения без вариантов. Такие поселения базируются обычно около крупных сельхозпредприятий. Все направленные в поселения, если они имели профессию, лишаются права заниматься прежней работой. Их ждёт только неквалифицированный труд. Кроме того, никто из поселенцев не может иметь детей, пока не покидает Новопок окончательно. Для этого принимаются специальные меры. Таким образом общество борется за чистоту своих последующих поколений. Кроме того, все граждане, относящиеся к «элитной» касте, обязаны соблюдать основные нравственные законы страны. Курить (что угодно) в стране запрещается всем. Алкогольные напитки можно употреблять только некрепкие, в небольших количествах и исключительно с 21-го года. Половая жизнь разрешается тоже с 21-го года и только в браке. Для обычного мира эти законы, конечно, неприемлемы. Для Новопока – единственно правильные. Ежемесячно каждый член общества, начиная с десяти лет, проходит обследование на усовершенствованном аппарате, работающем по принципу детектора лжи, на предмет совершения этих нравственных проступков. Кроме того, чётко работает вездесущая нравственная милиция. За нравственное преступление, совершённое впервые, взрослому гражданину приходится выплачивать крупный штраф и пройти серьёзный психологический тренинг в специальном отделении нравственной милиции. Это для него единственный шанс остаться полноценным членом общества. При повторном нравственном проступке выбор невелик: эмиграция из страны либо поселение, на тех же условиях, что и для уголовных преступников. Кстати, в поселения могут добровольно уйти и те люди, которые ещё ничего не совершили, но понимают, что не могут жить по таким нравственным законам, однако и уезжать из страны не хотят. Там можно курить и иметь любые добровольные половые связи. Но дети не рождаются. Детей в поселениях нет вообще. Все дети живут только в самой стране. Родственники могут навещать поселенцев в любое время, а также жители поселений четыре раза в год по приглашению имеют право на один день выехать в страну. Уровень жизни людей в поселениях является тоже вполне приемлемым. Конечно, нарушившие закон специалисты чаще всего из страны уезжают. Им трудно смириться с потерей профессии и другими сторонами такой жизни. А вот остальные члены общества, в основном, остаются. За пределами страны им всё равно было бы трудно обеспечить себе такой уровень жизни. Многие также остаются из-за детей. Детей из страны с собой никто забрать не может, только достигнув совершеннолетия, они решают этот вопрос сами. Специалисты, однако, нарушают законы редко – слишком многое поставлено на карту. Законы в стране являются едиными для всех без исключения. Кем бы ни был гражданин, даже если он имеет огромные заслуги перед страной или даже сам президент – при повторном нарушении нравственных законов с ним поступят так же, как и со всеми в таких случаях. - А как поступают с несовершеннолетними, если они нарушили нравственные законы? – спросила Лена. - Их отправляют на разные сроки в «Центры нравственного перевоспитания», - доложила Кристина. – Причём, подросткам и учащейся молодёжи даётся ещё один шанс сохранить свою «элитную» касту, даже, если они совершили нравственное преступление повторно. В таком случае провинившихся направляют в «Спеццентры» с ещё более жёсткими условиями содержания. Большая часть молодых людей, побывавших в «Центрах», осознают свои ошибки и никогда больше их не повторяют. - Так и есть, - согласно кивнула Лена. – А «Центры» для студентов колледжей и ВУЗов несут ещё одну очень важную нагрузку: они призваны не допустить потери для страны способных людей, будущих специалистов. Поэтому мы не теряем надежды и тебя переубедить. Кристина решительно помотала головой. - Нет. Я уже приняла решение. После освобождения я уеду из Новопока. - Как знать! – Лена пожала плечами. – Знаешь, четыре года – большой срок. Многое может измениться. Новенькая промолчала. - Хорошо. Лена подошла к столу и выключила диктофон. - Твоими ответами я удовлетворена. Продолжим приём по обычному порядку. Дальше приём пошёл как по нотам. Правда, Ольга по-прежнему с неодобрением смотрела на девушку и разговаривала с ней жёстко. Но Кристина вела себя скромно и умно, и не дала ни малейшего повода применить к себе какие-либо строгие меры. Позже вечером Лена ужинала вместе с Ольгой в столовой для дежурных сотрудников. Эта столовая располагалась на первом этаже «Центра», и только здесь можно было получить горячую еду круглые сутки. - Ну, ты молодец! – восхищалась Ольга. – Чётко всё разрулила! Как будто тебе каждый день такие бунтарки попадаются. Такое ведь очень редко бывает! На моей памяти – всего пару раз. И показать ей карцер – это ты здорово придумала! - Так девчонка же упёртая и решительная, - усмехнулась Лена. – Вполне могла заупрямиться. Но, к счастью, оказалась довольно умной: после этого просмотра реально оценила ситуацию и решила не выступать. Я уже сообщила об этом “кадре” и директору, и ответственному воспитателю первого отделения. Пусть дальше разбираются. А тебе, Ольга, спасибо за помощь. Было очень приятно с тобой работать. Соня проспала почти весь день. Просыпалась только по требованию медсестры – принять лекарство или поесть, и ещё два раза девушку осматривала Наталья Александровна. Вечером врач заявила Соне: - Отпущу тебя не раньше, чем завтра после обеда. В первый раз хочу понаблюдать за тобой повнимательнее. Соня и не возражала. Она чувствовала, что отдых ей сейчас необходим. Похоже, силы ей ещё очень даже понадобятся по возвращении в группу.
Forum: Глава 7. Среда. В среду днём, около половины третьего, Соню привела в группу дежурная сотрудница охраны и передала с рук на руки Инне Владимировне. Дежурная воспитательница приветливо, с улыбкой поздоровалась с Соней, подробно расспросила её о самочувствии, и о том, как она проводила время в изоляторе. У воспитанницы отлегло от сердца. В понедельник вечером, отправляя её стоять на коленях, Инна Владимировна была хмурой и не сказала Соне ни слова. На самом деле, Инна тоже была шокирована тем суровым наказанием, которое пришлось перенести Соне, переживала за новенькую и к тому моменту ещё не определилась, как лучше себя вести, как поддержать свою воспитанницу. Но Соня этого не знала и очень расстроилась. Она страшно боялась потерять расположение Инны! - Я уже знаю, что Елена Сергеевна разрешила тебе свидание, - улыбнулась Инна. – Очень за тебя рада! Но, если честно, я безумно удивлена! Елена Сергеевна имела абсолютно твёрдые намерения тебя не допустить. Если её уговорила твоя мама – то мне бы очень хотелось с ней познакомиться. Вот как раз в воскресенье и познакомлюсь! Моё дежурство. Кстати, Соня. Елена Сергеевна сделала мне выговор за твоё незнание уже второй инструкции! Так что, подводишь меня, дорогая! - Простите, - Соня смутилась и виновато смотрела на воспитательницу. - Извинениями не отделаешься, - усмехнулась Инна. – С сегодняшнего дня ежедневно учишь наизусть по одной инструкции и отвечаешь мне или Марии Александровне. А потом сдашь Елене Сергеевне зачёт по всей папке. Так она распорядилась. - Слушаюсь, - Соня была ошеломлена. “Ни одного обещания не бросает на ветер! – подумала она про Елену. – Но сколько же времени я буду зубрить эти инструкции? Папка-то толстенная!” - Инна Владимировна, - голос прозвучал робко и неуверенно. – Можно спросить, а как вы разговариваете с родителями на свиданиях? Вы им всё рассказываете? - Обязательно говорим об успехах в учёбе, о проблемах, если они есть, и о поведении, - объяснила Инна. – А о наказаниях – только то, что родители хотят услышать. Например, я могу сказать про тебя: «Ваша девочка ещё не до конца адаптировалась, пока допускает нарушения, иногда – серьёзные. Поэтому, к сожалению, мы наказываем её часто и довольно строго, но, конечно, проводим с ней активную воспитательную работу» Это обтекаемо, но в целом соответствует истине. Если мама спрашивает: «А как вы её наказываете? Можно подробнее?» Тогда я вхожу в компьютерную программу и рассказываю обо всех проступках и наказаниях за месяц. А если родители не настаивают, то и мы специально это не уточняем. Но, Соня, в отношении твоей мамы, возможно, будет всё не так. Не знаю, как Елена Сергеевна решит. Ты же понимаешь ситуацию! Тебе лучше самой с ней об этом поговорить. - Ой, нет! Лучше мне Елену Сергеевну ни о чём больше не спрашивать! – вздохнула Соня. – А то я вчера утром с ней поговорила – и теперь не знаю, чего и ожидать! Инна удивилась: - А в чём дело? Я вчера, в свой выходной, из «Центра» уезжала, а сегодня мы с Еленой Сергеевной только парой слов перекинулись. Ни о каком разговоре я не знаю. Соня, волнуясь, рассказала воспитателю о вчерашнем разговоре с Еленой и её обещаниях. Инна Владимировна посерьёзнела и сочувственно посмотрела на Соню. - Я вполне могу предположить, чего тебе ожидать! Елена Сергеевна сделает так, как обещала. Это точно. Она достала Сонину карточку. - У тебя 60 ремней и 100 розог в долгах, так? Обычно мы плановые наказания проводим только по вечерам, а в рабочее время – только, если кто напросится. А Елена Сергеевна, очевидно, собирается наказывать тебя и днём – пока это всё не закончится. Честно говорю, приятного мало. Наказания утром ужасно из колеи выбивают! - А…как же я всё это выдержу? – голос Сони невольно задрожал. – Я имею в виду – ведь надо учиться или работать, а Елена Сергеевна… порку проводит всегда по-строгому и без обезболивания! - Да выдержишь, - вздохнула Инна. – Можно всё предусмотреть. Сама, что ли, не знаешь? Ты же лидер! Ну, сделает она тебе утром обезболивание, не особо-то это тебя спасёт. И всё это нашими инструкциями не запрещается: воспитатель имеет право проводить наказания в любое время. Но, Соня, в этом есть и положительная сторона. Инна усмехнулась. - К концу недели будешь уже свободна, по крайней мере, от порки. Главное, новых нарушений не допускать. - Ох! – вырвалось у Сони. - Вот тебе и «ох». Ладно, иди переодевайся в форму, и не забудь свою «белую метку» приколоть. «Белая метка» была щедрым подарком Натальи Александровны. На одежду прикалывался специальный круглый белый значок с красным крестиком посередине. Это означало, что воспитанница освобождается сегодня от любых наказаний по медицинским показаниям, всё переносится на последующие дни. - Увы! Могу тебя осчастливить только на сегодня, – улыбнулась Соне врач на прощание. Но девушка и этому была безумно рада. Хоть маленькая – но передышка! Одноклассницы встретили Соню очень бурно: обступили, наперебой расспрашивали, причём все, а не только Юля с Галей. Внезапный перевод Сони в изолятор встревожил девушек. Мария Александровна, естественно, им сказала, всё, как есть, но сомнения у группы оставались. Все знали, что накануне Соню высекли розгами, и она очень тяжело это пережила. По мнению воспитанниц, могло случиться всякое. Но Соня после отдыха выглядела свежей и бодрой, и это обрадовало одноклассниц, а Соня, в свою очередь, была приятно удивлена таким душевным к себе отношением. К сожалению, группу уже сегодня ожидали серьёзные неприятности. В самый разгар оживлённой беседы Сони с девочками из кабинета вышла с грозным видом Инна Владимировна с телефонной трубкой в руке. - Юля! - вкрадчиво начала она. - У меня к тебе вопрос. Вернее, у нас. Сейчас я разговариваю с Марией Александровной. Юля побледнела. Её карие выразительные глаза сделались просто огромными. – У меня включена громкая связь, - продолжала Инна. - Скажи, пожалуйста, Марии Александровне, о чём ты спрашивала меня сегодня утром. Юля растерянно оглянулась на подруг, как бы ища поддержки, но те тоже явно были шокированы. – Не виляй! - строго велела Инна. – Слушаюсь! Я... спросила у вас, что случилось с Соней. Почему она в изоляторе, - дрожащим от волнения голосом проговорила Юля. – Очень мило! - раздался голос Марии Александровны. Юля вздрогнула. – Но ты же вчера у меня об этом спрашивала, не так ли? Прямо с утра! Сразу после подъёма! – Да, - теперь в голосе Юли сквозила обречённость. – И что, Инна Владимировна сказала тебе что-то другое? – Нет! То же самое! - взволновалась девушка. – Значит, мне ты по какой-то причине не поверила. Ты считаешь меня лгуньей? – Нет! - отчаянно выкрикнула Юля. – Как нет? - Мария Александровна рассердилась всерьёз. - Именно так и получается! Я давала тебе повод? Когда-нибудь я тебе или другим воспитанницам говорила неправду? – Мария Александровна, простите! - взмолилась Юля. – Ты меня просто оскорбила таким недоверием! - гневно продолжала воспитательница. - И как ты это объяснишь, интересно? – Понимаете, мы очень волновались за Соню. Вчера её строго наказали, и мы думали, что случилось что-нибудь плохое! – Но я же тебе ответила! - возмущённо говорила воспитатель. - Тебе этого оказалось недостаточно? Почему ты посчитала, что я вру? – Мы подумали, что с Соней совсем плохо, а вы нам не сказали, чтобы не расстраивать! Юля была просто в отчаянии. – К твоему сведению, я никогда не говорю неправды! - отрезала Мария Александровна. - Если бы я не хотела сказать, так, как есть, по каким-то причинам, то вообще бы тебе не ответила. Понятно? И ещё! Ты говоришь “мы”. Значит, вся группа так же думала? Староста, отвечай! – Да, Мария Александровна. Простите! - виновато отозвалась Наташа Леонова. - Но мы не то, чтобы так подумали. Просто предположили такую возможность! – Понятно! – в голосе воспитательницы прозвучали стальные нотки. - Очень приятно узнать, что моя собственная группа, с которой я уже больше года работаю, мне, оказывается, не доверяет. Что же, я это учту! С завтрашнего дня и вы прежнего отношения к себе не ждите! А тебе, Соколова, лично от меня строгая порка гарантирована! Из трубки понеслись короткие гудки. Девушки растерянно молчали: они были очень расстроены. Мария Александровна относилась к своим воспитанницам, в целом, очень даже доброжелательно, и обычно поступала справедливо. Но девочки знали – если её рассердить, последствия могут быть печальными. Воспитатель вполне способна резко изменить своё поведение и сильно осложнить группе жизнь. – Никак я от вас такого не ожидала! - Инна Владимировна сердито смотрела на испуганных и смущённых воспитанниц. - А ты, Юля, поступила просто возмутительно! Ты обязана была мне сказать, что уже задавала этот вопрос Марии Александровне! Побледневшая девушка молчала, от волнения кусая губы. Инна посмотрела на часы, затем жёстко приказала Юле: – Сейчас идёшь со мной в кабинет. До урока ещё успеешь и от меня пряники получить! – Слушаюсь. – Инна Владимировна! - выступила вперёд Наташа Леонова. - Пожалуйста, простите нас! Можно, мы всё объясним? Инна, которая уже направилась к кабинету, остановилась и повернулась к девушкам. – Наташа, все объяснения я только что услышала. Меня они не удовлетворили. Мы с Марией Александровной стараемся относиться к вам честно, справедливо и, по крайней мере, не безучастно. А вы этого, оказывается, не цените! Мы, между прочим, вполне можем вам показать, как бывает по-другому! Я бы тоже была оскорблена, если бы вы мне оказали такое недоверие! И говорить здесь больше не о чем! Соколова, идём! Они с Юлей скрылись в кабинете. Соня перевела дух и огорчённо посмотрела на одноклассниц. - Девочки, мне очень жаль! Наташа расстроено махнула рукой: – Надо же так! Рассердили сразу обеих «дежурных»! Теперь нам мало не покажется! Сонь, но мы и, правда, за тебя испугались! Ты всегда так стойко держалась, а в понедельник вечером вышла из кабинета практически невменяемая. А утром просыпаемся – тебя нет! – А что вы подумали? - спросила Соня. - Что я себе вены вскрыла? Девушки невесело рассмеялись. – Вскроешь тут вены! - с досадой заметила Лиза. - Ночные воспитатели даже шевельнуться не дадут – сразу прибегут! – Нет, Соня, - вступила Галя. - Такого, конечно, никто не думал. Мы просто решили, что у тебя тяжёлый нервный срыв, ведь причины для этого были! А Мария Александровна сказала, что у тебя болит живот из-за критических дней. – И почему мы решили усомниться – я теперь не понимаю, - протянула Наташа. - Групповой психоз! Мария Александровна точно так же сказала бы нам и про нервный срыв. Она, действительно, обычно ничего не скрывает, и всё, что может, нам рассказывает! А мы так поступили! Конечно, ей обидно! – И Юлька теперь от них обеих получит! - расстраивалась Галя. - А Елена Сергеевна как отреагирует – подумать страшно! И вообще, ужасно получилось! Девчонки, помните, нам Мария Александровна в мае на две недели “холодную войну” устроила? Мы тогда еле выжили! С таким трудом у неё прощение вымаливали! Хорошо, что Елена Сергеевна вступилась! Соня, ну что же нам теперь делать? Это прозвучало очень по-детски, беззащитно. Все девушки с надеждой смотрели на Соню. – Пока не знаю, - честно призналась девушка. - Но я подумаю.
Forum: Инна Владимировна не дала Юле сказать больше ни слова в своё оправдание, не слушала никаких извинений. В кабинете она велела провинившейся лечь на кушетку, привязала к ней и очень строго выпорола ремнём. Юля вначале держалась стойко, но наказание оказалось действительно строгим, гораздо более суровым, чем обычно. Тяжёлый ремень из плотной резины сильно и безжалостно хлестал несчастную по голому телу, и ей казалось, что конца этому не будет! Инна Владимировна не сообщила Юле заранее, сколько ударов ей придётся перенести, а порола до тех пор, пока девушка совсем уже не смогла больше терпеть - расплакалась и стала умолять прекратить наказание. Такого Юля себе обычно не позволяла, однако и воспитатели поступали подобным образом довольно редко. Такая порка называлась в «Центре» «безлимитной». Воспитатели заканчивали наказание только тогда, когда видели, что продолжать уже больше просто нельзя. Сейчас порка ещё не закончилась: Инна просто предоставила воспитаннице небольшой перерыв, во время которого ещё раз прочитала рыдающей девушке строгую нотацию. А затем ремень опять опустился на ягодицы Юли, и опускался снова и снова, покрывая их багровыми широкими полосами. Юля уже не просто плакала, а кричала в голос и умоляла её пощадить. Наконец, Инна опустила ремень и сердито заявила наказанной: – В следующий раз будешь думать головой! А если бы сегодня не физкультура – ты бы у меня и обезболивания не получила! Ну, ничего! Надеюсь, завтра Мария Александровна это исправит! Врачи “Центра” очень бдительно следили, чтобы воспитатели не создавали девушкам препятствий для занятий физкультурой. Получив строгую порку без обезболивания за час до занятия, Юля однозначно не смогла бы заниматься даже во вспомогательной группе. Доктора не ленились приходить в физкультурный зал во время уроков с инспекцией, и расследовали каждый подобный случай. Поэтому обезболивание Инна применила, однако, сразу же после этого практически стащила Юлю с кушетки и отправила в класс на урок биологии. Обезболивание помогало не мгновенно: более или менее ощутимый эффект появлялся только через несколько минут. Обычно воспитатели позволяли наказанным девушкам ещё минут пять оставаться на кушетке и дождаться, когда боль немного отпустит, но сейчас урок должен был начаться уже совсем скоро, да и Инна Владимировна была чересчур рассержена. Пытаясь справиться с болью, со слезами на глазах Юля встала к стойке. Каждая воспитанница в классе имела свой рабочий стол. Парта Сони находилась прямо перед Юлиной. Соня подошла к подруге, ободряюще сжала ей руку и тихо посоветовала: – Расслабься и глубоко дыши. Ну, начинай! Закрой глаза. Так, молодец! Теперь сделай пять глубоких вдохов. Ну, давай – раз... два... три... четыре... пять. Юля сквозь слёзы улыбнулась: ей и правда стало легче. Помогла релаксация, да и обезболивание, наконец, начало действовать уже в полную силу. – Спасибо, Сонь, - благодарно проговорила она. - Ты знаешь, в такие моменты всё кажется просто ужасным! Ещё почти три года здесь мучиться! Ну почему я была такой дурой? Позволила себе сюда попасть! Если бы можно было всё вернуть назад и переиграть, правда? – Да уж! - согласилась Соня. - Соломку бы заранее подстелили! Это точно! Но – Юля! Никакой паники! Мы справимся! И всё будет хорошо, вот увидишь. А насчёт этого инцидента у меня уже появились некоторые мысли. После физкультуры вам расскажу. Юля смахнула последние слёзы. – Соня, я просто эгоистка. Тебе в 10, нет, в 100 раз хуже, чем мне! А я жалуюсь! И ты пытаешься мои проблемы решить, хотя у тебя своих полно! – Ты же из-за меня пострадала, - улыбнулась Соня. - Ведь обо мне беспокоилась! Спасибо! Я очень тронута! – Левченко! На место! - приказала Инна Владимировна. В класс уже входила преподаватель биологии Вероника Игоревна. Девушки замерли у своих парт. Педагог внимательно оглядела класс и разрешила воспитанницам сесть. Увидев, что Юля осталась стоять у стойки, Вероника Игоревна удивлённо вскинула брови, но от каких-либо высказываний воздержалась. Соня сегодня сидела за своей партой как “белый человек” и наслаждалась этим. Она уже отвыкла от этой роскоши – просто сидеть за столом. Девушка внимательно слушала преподавателя и невольно любовалась ею. Веронике Игоревне было на вид 27-28 лет. Изящная, женственная, очень обаятельная! В её больших серо-голубых глазах, казалось, постоянно присутствовало выражение радостного удивления. Прямые волосы светло-пепельного оттенка свободно падали на плечи, а на голове были уложены красивой волной, даже не волной – а каким-то бутоном. Очень оригинальная причёска! Воспитанницам категорически запрещалось придумывать преподавателям какие-либо прозвища, но Соня мысленно окрестила Веронику Игоревну “нарциссой”. А голос у неё был тонкий, звонкий и какой-то полудетский. Соне трудно было представить, как Вероника Игоревна берёт в руки ремень и проводит телесные наказания. Слишком не вяжется это с её внешностью! Однако, без сомнений, она это делает. Соня знала, что Вероника Игоревна – ответственный воспитатель 203-ей группы. Она дежурила по отделению в тот день, когда Соня перешла в группу из изолятора, и днём сопровождала девушку в кладовую и библиотеку, контролируя получение Соней всего необходимого для жизни в “Центре”. А до этого она вместе с ответственным воспитателем “Центра” и заведующей отделением Галиной Алексеевной принимала у Сони зачёт по “Правилам”. Сейчас девушки учились решать задачи по генетике повышенного уровня сложности. Вероника Игоревна объясняла очень увлечённо, эмоционально, причём, не стояла у доски, а “порхала” по всему классу, успевая пообщаться с каждой ученицей. Вероника Игоревна, несмотря на свою эфемерную внешность, прекрасно умела быть жёсткой, когда это требовалось. Взгляд её тогда становился стальным, голос – решительным и твёрдым, и на наказания в таких случаях она не скупилась. Однако в 204-ой группе ей не приходилось прибегать к таким мерам часто. Биологию девушки любили, задания всегда выполняли тщательно, на уроках активно работали. Когда всё было в порядке, Вероника Игоревна вела себя с ученицами так, как будто они не воспитанницы “Центра”, допустившие нарушения законов, а обычные студентки обычного колледжа страны. Она доброжелательно разговаривала с девушками, не позволяла себе никаких окриков или нравоучений, называла воспитанниц только по именам, позволяла задавать любые дополнительные вопросы, не вставая с места; часто шутила. Девочки на её уроках иногда и сами забывали, что они находятся в режимном учреждении. Они очень ценили такое отношение преподавателя, и сами старались изо всех сил. Елизавета Вадимовна, лучшая подруга Вероники, которая обычно вела себя на уроках прямо противоположным образом, иногда ворчала на неё по этому поводу: - Ника! У нас же не институт для благородных девиц! Ты их скоро на “вы” будешь называть! Моих хотя бы не балуй! Вероника преподавала и в Елизаветиной 202-ой группе. На такие выпады она, смеясь, отвечала: - Не беспокойтесь, фрау! Не разбалую! В моей методике есть тонкий скрытый смысл! Вам, прямолинейным, не понять! - Да где уж нам! - с нарочитым смирением соглашалась Елизавета. - Тем более с нашим пятым местом! Так получалось, что всё время, с начала первого курса, группы Елизаветы и Вероники занимали третье и четвёртое места, соревнуясь друг с другом за призовое третье, и завоёвывали его практически поочерёдно. В прошлом периоде третье место досталось 202-й группе. Но сейчас, когда на второе неожиданно выскочила 204-ая и потеснила всех уже устоявшихся лидеров, группы подруг оказались на четвёртом и пятом местах. Причём четвёртое взяла группа Вероники, обойдя своих вечных конкурентов всего на 100 очков. - Так вот и работайте лучше над собой, чем лидеров поучать! - назидательно отвечала на это Вероника. Елизавета и Вероника были не просто подругами, их связывали давние очень тёплые, почти родственные отношения. Так же, как и их семьи. Девушки ещё в школе были лидерами в одной учебной организации, очень дружили и вращались в одной “тусовке”. Их будущие мужья тоже являлись членами этой “тусовки”. На первом курсе колледжа подруги вместе сдавали тест “Системы перевоспитания”, благополучно его прошли, и оказались в одной “Школе стажёров”. Их молодые люди, тоже неразлучные друзья, учились на “компьютерщиков”. После обязательной трёхмесячной стажировки в качестве воспитанниц Елизавета и Вероника распределились в один “Центр перевоспитания” (как раз этот) и работали бок о бок до окончания колледжа, сначала – дежурными воспитателями, а с четвёртого курса – ответственными, в соседних группах. В конце четвёртого курса, едва отметив совершеннолетие, они в один день, в одном месте сыграли две свадьбы со своими “компьютерщиками”. Дальше тоже всё развивалось как будто по заранее намеченному плану. Через год после свадьбы у подруг родились сыновья, с интервалом в три дня. Они растили малышей, заочно учились в педагогическом институте, а их мужья – в Универститете информационных технологий. Жили две семьи в одном доме, буквально в соседних квартирах, и бюджет у них был практически общим. Вскоре Елизавета и Вероника вышли на работу в “Центр перевоспитания для студенток ВУЗа” сначала – воскресными воспитателями, а когда перешли на третий курс – ночными. Теперь они учились очно, а их сыновья ходили в ясли для сотрудников “Центра”. Когда молодые мамы и их мужья одновременно закончили свои институты, их детям исполнилось по пять лет. Вся компания вернулась в “Центр для студенток гуманитарно-языкового колледжа”. Веронику и Елизавету назначили ответственными воспитателями в 103-ю и 102-ю группы, а их мужья работали системными администраторами. Сыновья посещали садик для детей сотрудников. На общем для двух семей совете было решено, что пока Вероника и Елизавета будут работать по обычному графику ответственных воспитателей, но когда сыновья пойдут в школу – их мамы перейдут на вахтовый метод работы. Кстати, жили две семьи здесь же, в “Центре”. Так поступали многие, условия для этого были. Сотрудникам администрация во всём старалась идти навстречу. Отпуска мужьям воспитателей беспрекословно предоставлялись вместе с жёнами. Елизавета, конечно, ворчала на подругу чисто по-дружески. Несмотря на чрезвычайно близкие отношения, они с Никой были очень разными и работали каждая по своей методике. Над их постоянной конкуренцией подшучивали и они сами, и коллеги, и мужья. В семьях даже по традиции делали ставки – какая группа на этот раз обойдёт другую. А вообще в “Центре” среди воспитателей было не принято критиковать и, тем более, осуждать работу друг друга. Все были профессионалами и уважали право своих коллег на самостоятельность. Конечно, советы друг другу давали, но ненавязчиво, и больше по взаимным просьбам, а основной контроль над работой воспитателей и соблюдением ими всех инструкций осуществляла администрация. Сейчас Вероника Игоревна в завершение занятия дала девушкам довольно трудную задачу для самостоятельного решения, с которой они справились быстро и без ошибок. Урок закончился для всех очень даже благополучно. У воспитанниц оставалось совсем немного времени, чтобы переодеться в спортивную форму и построиться для выхода на урок физкультуры. Соня едва успела вытащить из папки нужные ей две инструкции. С разрешения Инны Владимировны девушка собиралась взять их на физкультуру и там изучить. У Сони уже появились кое-какие мысли, как попытаться решить конфликт с Марией Александровной, но необходимо было поглубже разобраться в некоторых моментах с помощью инструкций. “Заодно одну из них наизусть выучу, как мне велено”, - подумала девушка.
Forum: Перед самым построением Юля сунула Соне в руки новую повесть Лукьяненко со словами: - Возьми! Почитаешь на физкультуре. Вещь классная! Я только что закончила. Соня, секунду поколебавшись, взяла. Она страстно любила читать, а все произведения Лукьяненко проглатывала запоем. Но в “Центре” у неё ещё не было возможности взять в руки книгу. В изоляторе художественное чтение запрещалось: там надо было учить “Правила”. А за несколько дней пребывания в группе девушка всё свободное время проводила в зале для наказаний. От занятия физкультурой у Сони на сегодня имелось медицинское освобождение. Однако освобождённые воспитанницы вместе со всей группой приходили в физкультурный зал и в специальной комнате занимались своими делами (чаще – уроками) под наблюдением дежурных воспитателей. Физкультура в учебном расписании стояла у второго отделения четыре раза в неделю. Дважды в неделю воспитанницы занимались шейпингом и в тренажёрном зале. Один раз играли в спортивные игры (волейбол или баскетбол), и ещё один раз в неделю плавали в бассейне. 204-ая группа занималась в бассейне в обязательном порядке по вторникам, сразу после работы в овощехранилище. В бассейне было два отделения – для воспитанниц и сотрудников. Девушки имели возможность и в другое время, как в будни, так и в воскресенье, посещать бассейн с разрешения своих воспитателей. Бассейн все очень любили, и всегда стремились попасть на такие дополнительные занятия, но воспитатели, зная об этом, использовали бассейн как поощрение, и разрешали не всегда. Сейчас у 204-ой и 205-ой групп по расписанию должны были проходить спортивные игры. Сегодня девушки играли в волейбол. На каждом отделении имелись специально оборудованные помещения для занятий физкультурой: зал для шейпинга с мягким покрытием и станком, тренажёрный зал и обычный зал для общей физической подготовки и спортивных игр. Занятия обычно проводили для двух групп сразу два преподавателя. Один занимался с основной группой воспитанниц, а второй вёл специальное занятие для тех девушек, которые недавно перенесли заболевание или не могли заниматься полноценно после телесных наказаний. Такие обязательно находились практически каждый раз. Соня занималась физкультурой ещё только два раза, и именно в этой вспомогательной группе. После строгих наказаний Елены о другом можно было и не мечтать. В этот раз из двух групп кроме Сони от физкультуры оказалась освобождена только Карпова Даша, которая недавно перенесла ангину. Инна Владимировна отвела девушек в небольшую комнату, где располагались стол, несколько стульев, 2 кресла, полка с разными канцелярскими принадлежностями и неизменная кушетка для наказаний. Воспитательница уселась за стол, указала Даше на стул рядом с собой и велела: - Садись. Будешь отвечать мне немецкий. То, что сегодня должна сдать Елизавете Вадимовне. У Даши сегодня в шесть двадцать был назначен очередной индивидуальный урок по немецкому языку. Соня устроилась в большом жёлто-коричневом кресле, оказавшемся довольно удобным, и углубилась в чтение принесённых с собой инструкций, невольно прислушиваясь и к ответам Даши. Инна Владимировна сидела с хмурым видом, вопросы Даше задавала сухо и как-то отстранённо. - Не блестяще! - заметила она, закончив опрос. - Могла бы и лучше подготовиться. Уверенности нет! Сейчас сиди и повторяй всё ещё раз! - Слушаюсь. - А письменное задание, говоришь, ещё вчера сделала? - Да. - А Мария Александровна проверяла? Даша смущённо призналась: - Нет, Инна Владимировна! Я ей не показывала. Честно говоря, забыла. - Забыла? - удивилась Инна. - Ты не дала ей проверить работу перед распечатыванием? Там же грамматика, а у тебя с ней проблемы! Ты так в себе уверена? И мне сегодня не показала! Ну-ка, доставай! Даша послушно выложила на стол распечатанные листы с выполненным заданием по немецкой грамматике. У девушек в классе на рабочих столах находились компьютеры, объединённые в единую сеть. Многие задания ученицы выполняли прямо в программе. На уроках преподаватели проверяли заданное со своих компьютеров, а домашние задания обычно распечатывались. Инна Владимировна быстро просмотрела листы и возмущённо воскликнула: - Так и есть! Почти всё неправильно! Ты совершенно этой темой не владеешь! Карпова, что за легкомыслие? Ты мне предъявляешь эту халтуру за 2 часа до урока! И то по моему требованию! Инна потрясла листами. - Как ты собираешься всё это исправлять? Тебе нужно заново проработать тему, исправить все ошибки в программе и заново распечатать! Хорошо, вчера ты забыла! Но мне-то могла с утра показать! Инна Владимировна явно очень рассердилась, говорила эмоционально и громко. Даша вся сжалась от страха: - Инна Владимировна, простите! Инна резко встала, с грохотом отодвинула стул, в руках молниеносно появился ремень. Соня, которая сидела в кресле тихо, как мышка, и уже давно не сводила с воспитателя и Даши глаз, даже не заметила, как Инна вытащила его из чехла. Уже совершенно другим голосом – холодным и твёрдым, воспитательница сообщила Даше: - Сейчас за своё растяпство и легкомыслие получишь 20 ремней! Раздевайся – и на кушетку! Быстро! - Слушаюсь! - Даша тут же выполнила распоряжение. Девушка находилась в учреждениях “Системы” уже три года, с девятого класса школы, отлично знала все порядки и представляла, чем грозит промедление в выполнении приказа. Усугублять ситуацию она не хотела. Инна Владимировна хладнокровно и добросовестно выпорола провинившуюся, затем заявила девушке, которая ещё вертелась на кушетке и стонала от боли: - Между прочим, в мои обязанности вообще не входит такая углублённая проверка ваших знаний перед индивидуальными уроками. И уж тем более я не собираюсь уговаривать тебя делать всё правильно и вовремя, если ты сама об этом не думаешь! Выкручивайся теперь сама! Возьмёшь этот свой “детский лепет”, - Инна указала на листы. - И отнесёшь Елизавете Вадимовне! Объяснишь ей, что тебе лень было подойти к воспитателям и всё проверить! И посмотришь, что она тебе на это скажет! И сделает! И как Елена Сергеевна отреагирует, когда придёшь с индивидуального занятия с двойкой! Можешь вставать! Высказавшись, воспитательница вышла из комнаты, громко хлопнув дверью. Соня изумлённо посмотрела ей вслед, затем быстро вскочила с места, подбежала к кушетке и потянула Дашу за руку. - Даша, вставай быстрее! Времени не так много! Нужно всё исправить, хотя бы вручную! Потом покажешь Инне Владимировне, упросишь позволить тебе всё правильно распечатать, когда в группу придём! Даша, всхлипывая, возразила: - Это бесполезно! Если там всё неправильно, значит, я совсем эту тему не понимаю. А разобраться сейчас не успею! И, тем более, всё правильно вручную переписать! Однако Соня продолжала настаивать: - Да вставай же! Я тебе сейчас всё объясню, и вместе сделаем! Не сдавайся! Даже и думать нельзя неправильную распечатку отдать Елизавете Вадимовне! Ты, что, её не знаешь? Даша с трудом, морщась, поднялась и недоверчиво посмотрела на Соню: - А ты... хорошо сечёшь немецкий? - Во всяком случае, с грамматикой у меня проблем нет. Любую тему могу объяснить. - Но ты же занята своим делом, - Даша показала на оставленные Соней в кресле инструкции и книгу. - Ты будешь мне помогать, тратить своё время? - Нет! - сердито рявкнула Соня. - Сейчас я усядусь обратно в кресло, и буду читать Лукьяненко! И спокойно допущу, чтобы тебя Елизавета Вадимовна и Елена Сергеевна потом в порошок стёрли! Она возмущённо продолжала: - Разве в вашей группе так принято? Вам настолько наплевать друг на друга, раз ты так думаешь? Но даже если это и так – мне не всё равно! Сейчас мы с тобой займёмся твоим заданием! И сделаем всё, что в наших силах! И не возражай! Поняла? Соня говорила жёстко и твёрдо. Даша, ошеломлённая таким напором, машинально ответила: - Да! Затем энергично потрясла головой, как будто отгоняя наваждение, и растерянно произнесла: - Сонь, ты меня даже напугала. Мне на секунду показалось, что я с воспитателем разговариваю! Если бы ты сказала: “Садись за стол!”, я бы, наверное, ответила: “Слушаюсь”. Соня усмехнулась: - Я этого и добивалась. Чтобы тебя немного в чувство привести. - Спасибо, - благодарно отозвалась Даша. - Если можешь, помоги мне, пожалуйста! А в группе у нас в этом плане всё в порядке, ты не думай. Извини! Это я после порки ещё плохо соображала. Больно было ужасно! Инна Владимировна обычно так не зверствует! Девушки занялись немецким. Соня действительно хорошо разбиралась в немецкой грамматике, и, главное, умела чётко и доходчиво объяснять. В школе и колледже её “поднадзорные” обычно резко повышали свою успеваемость. И не только за счёт строгих наказаний, а больше благодаря грамотным объяснениям их лидера. Талант педагога у Сони был, несомненно! Девушка долго сомневалась, кем ей всё-таки стать: врачом или педагогом. Медицину она тоже очень любила и интересовалась ею. Одно время она даже почти склонилась в сторону медицины – когда не прошла тест “Системы перевоспитания”. Окончательное решение они с мамой приняли только после прохождения второй ступени теста для поступающих в колледж. Соне было настоятельно рекомендовано избрать педагогическую деятельность по гуманитарно-лингвистическому направлению. Девушка так и поступила, хотя баллов у неё было достаточно, чтобы пойти учиться и в естественнонаучный колледж.
Forum: Сейчас Соня разъяснила Даше все непонятные моменты, и та довольно быстро сама исправила свои ошибки. На полочке с канцелярскими принадлежностями они обнаружили замазку для чернил, закрасили неправильный текст, и Даша аккуратно чёрной пастой вписала верные ответы. - Ну вот! - в голосе Сони прозвучало удовлетворение. - Теперь в группе подойдёшь к Инне Владимировне, только с очень виноватым видом, даже глаз не поднимай, поняла? И скромно попросишь разрешения распечатать правильный вариант. Время-то будет! Ведь отчёт сегодня только в шесть! По средам с 17-ти до 18-ти у Лены было время беседы с заведующей отделением и экспертом “Центра” о её работе, поэтому на отчёт она в эти дни приходила позже. - Соня, Инна Владимировна не разрешит, - покачала головой Даша. - Ты же видела! Они с Марией Александровной уже сговорились нас наказать! Теперь будут действовать заодно! - Ты думаешь, она из-за Марии Александровны так себя вела? - удивилась Соня. - Конечно! Да Инна Владимировна иначе никогда бы так не поступила! - уверенно заявила Даша. - Нет, я, конечно, виновата, и она в любом случае могла бы меня так же выпороть. Но на “съедение” Елизавете Вадимовне она бы меня не отдала, это точно! После наказания села бы со мной, вот, как ты – и помогла бы сделать задание. Они с Марией Александровной знаешь, как всегда следят, чтобы мы на индивидуальных уроках хорошо отвечали! Всё по нескольку раз спросят и проверят! Это для них – дело чести! И вдруг: “Выкручивайся, как хочешь!” и “Это не входит в мои обязанности”! Да я впервые от Инны Владимировны такую фразу вообще услышала, где она про свои обязанности упоминает! Нет, Соня, они решили вместе нас проучить! - “Холодная война”? - вспомнила Соня слова Гали. - Вот-вот, именно, - закивала Даша. - Ничего, Даша! Если даже распечатать не получится – отдашь Елизавете Вадимовне так, как есть. У тебя же всё правильно! Объяснишь ей ситуацию. В восторге она, конечно, не будет, но и двойку не поставит! Но, я думаю, Инна Владимировна всё же разрешит. Даша, а в чём ещё эта “холодная война” может выражаться? - Ну... - задумалась девушка. - Они могут действительно начать работать только в пределах своих обязанностей: ни шагу нам навстречу, никаких поблажек. За малейшую ерунду – строго наказывать, даже в случае сомнительной вины. Ты знаешь, что это такое? Соня кивнула. - Чихнуть безнаказанно нельзя будет, - продолжала Даша. - Разговаривать с нами будут сухо, называть только по фамилиям, постоянно придираться, одёргивать, покрикивать. Даже просто так, для профилактики! При таком отношении мы, конечно, нервничаем, и нарушений ещё больше. Всегда будут проводить предварительные наказания, причём, строгие! За что раньше бы нам дали 10 ремней, или предупреждение, теперь не меньше 20-30-ти ударов получим. А потом ведь и Елена Сергеевна добавляет, ты знаешь. Дальше. Помощь никакую сами не предложат, только, если попросишь. Проверками на аккуратность просто замучают! Специально будут ловить! Из туалета выйдешь, а тут тебя “хвать” - и на осмотр. И наказание. “Почему биде не воспользовалась?” Ну, или что-нибудь в таком духе! Телевизора и художественных книг сразу под каким-нибудь предлогом лишат, причём, надолго. В общем, жуть! Влипли мы капитально! - Слушай, Даш! - Соня выглядела потрясённой. - Инна Владимировна не сможет так с нами поступать! Девушку такая перспектива просто испугала. Ей хватало сурового отношения Елены. Даша задумалась. - Ты знаешь, она-то как раз так ещё и не поступала раньше. Нам такое Мария Александровна ещё до неё устроила. А Инна Владимировна сама вряд ли этого хочет. Но из солидарности – сделает! Сонь, она уже начала! Как будто в подтверждение Дашиных слов, дверь резко распахнулась. Девушки вскочили. Появившаяся на пороге Инна резко велела им: - Выходите! Идём в спальню! Соня с Дашей, подхватив свои вещи, поспешно вышли в физкультурный зал. Занятие закончилось. Спортивные игры воспитанницы любили. Это была вполне законная возможность побегать, пошуметь, покричать, в общем, хоть как-то снять напряжение. Ведь этого нельзя было делать больше нигде! Сегодня 204-ая группа играла против 205-ой и выиграла с небольшим разрывом в счёте. Игра и победа развеселили девушек, они оживлённо обсуждали матч, смеялись, делились впечатлениями. Однако по приказу воспитателей, обе группы тотчас выстроились у выхода. Вика и Наташа Пономарёва встали в строй буквально на какую-то секунду позже остальных. Инна Владимировна смерила их гневным взглядом: - Приказы надо выполнять сразу, а не когда вам захочется! Или у вас со слухом плохо? Сейчас в группе получите по 20 ремней плюс замечание в карточку! И на неделю, включая воскресенье, лишаетесь телевизора, фильмов в кинотеатре и художественного чтения! Все девушки, в том числе и из 205-ой группы, практически вытаращили глаза от удивления. Такое наказание за секундное опоздание – это было сурово! Соня и Даша обменялись понимающими взглядами. “Надо срочно принимать меры”, - подумала Соня. План был уже полностью продуман, оставалось предложить его девчонкам. Это удалось сделать в санблоке, куда все отправились принять душ после физкультуры. Воспитанницы были озадачены и напуганы внезапно изменившимся поведением Инны Владимировны. Девушки прекрасно осознавали, что Мария Александровна будет поступать с ними наверняка ещё более жёстко. Соня рассказала о своих предложениях очень быстро, пока одноклассницы ещё раздевались. Устраивать длительную дискуссию в санблоке было нельзя – воспитатели беспощадно с этим боролись. Они не разрешали воспитанницам превращать санитарный блок в место для общения. Выслушав Соню, девушки посмотрели на неё озадаченно. - А, ты думаешь, получится? – с сомнением спросила Наташа, которой и предстояло взять на себя во всём этом действии основную миссию. - Почти уверена! - твёрдо заявила Соня. - Во всяком случае, это единственный шанс. Попытаться надо! И мы должны сделать это сегодня! До завтра Мария Александровна так себя накрутит, что никакие извинения не помогут! Она нас даже слушать не станет! - Девчонки, а может, не надо. Лучше потерпим, чем на такие жертвы идти, - засомневалась Зоя. - Молчи лучше! - набросилась на неё Лиза. - Потерпим! Знаешь, сколько ты за это время лишних наказаний заработаешь! Тебе столько и не снилось! Тебя ещё в группе не было, когда мы от Марии Александровны такой бойкот переносили! Ты не знаешь, что это такое! Нет, девочки, Соня абсолютно права! Чтобы это предотвратить, ничего жалеть нельзя! - А если Елена Сергеевна не согласится? - спросила Юля. - Ведь без неё ничего не получится? - Тогда всё! - вздохнула Соня. - Но она, скорее всего, согласится. Мне кажется, Елене Сергеевне это всё тоже не понравится. Она будет рада завершить конфликт быстро. - Ну да, она не любит таких затянутых ситуаций, - согласилась Наташа. - И сама долго обычно ни на кого не сердится. “Ага! Не сердится долго!” - промелькнуло у Сони. Выражение её лица, видимо, изменилось, потому что Наташа быстро добавила: - Сонь, ну не расстраивайся! По отношению к тебе Елена Сергеевна тоже скоро смягчится! Вот увидишь! Соня кивнула: - Со мной всё в порядке. Девчонки, решайтесь! Иначе “холодная война” нам обеспечена. Не меньше, чем на месяц, уверяю! - Все согласны? - Наташа обвела девушек глазами. - Зоя? Девушка кивнула. - Ладно. Так и сделаем. А сейчас быстро моемся, пока Инна Владимировна сюда не пришла. Соня с Дашей вышли из санблока. Инна Владимировна сидела в спальне за своим столом и работала за компьютером, подготавливая документы к отчету. - Бери свое задание, и к ней! Быстро! - шепнула Соня. Даша побледнела. - Давай, пока она свободна, - настаивала Соня. - Другого времени не будет. И помни – очень виноватый вид. Даша кивнула. За три года пребывания в “Центре” она, конечно, уже закалилась. За это время ей пришлось пережить много разных мелких и крупных неприятностей, но сейчас ситуация была не совсем обычная. Девушка испытывала одновременно стыд, робость и смущение. С замирающим сердцем она подошла к столу воспитателя и дрожащим голосом спросила: - Инна Владимировна, извините! Можно к вам обратиться? - Я тебя слушаю, - Инна и не подумала оторваться от работы, голос её прозвучал холодно. - Я ещё раз прошу прощения за свой поступок, - тихо начала Даша. - Не утруждайся! Дальше! - отрывисто велела воспитательница. - Инна Владимировна! Я всё исправила. Даша положила на стол свои листочки с заданием. - Пожалуйста, разрешите мне распечатать правильный вариант! Инна, наконец, оторвалась от компьютера и сердито посмотрела на девушку. - Я потратила на тебя сегодня уже достаточно времени и в очередной раз проверять твоё задание не собираюсь! А распечатывать новые ошибки нет никакого смысла. Отдашь Елизавете Вадимовне так, как есть. - Инна Владимировна! - взмолилась Даша. - Понимаете, в этот раз у меня всё правильно! Мне Соня помогла! Вам не надо проверять! Можно, я просто исправлю всё в программе и распечатаю? Пожалуйста! Инна Владимировна взглянула на Соню, которая больше для виду копалась в своём шкафу: - Левченко! Подойди ко мне! Соня быстро выполнила распоряжение. Сердце колотилось: девушка переживала за Дашу, однако в душе чувствовала, что Инна Владимировна пойдёт ей навстречу. - Ты помогала Карповой с немецким? - строго спросила Соню воспитательница. - Да, - кивнула Соня. - Инна Владимировна, у неё всё правильно. Я ручаюсь! - Ручаешься? - усмехнулась Инна. - Ты у нас специалист по немецкой грамматике? - Думаю, да, - осторожно ответила Соня. - И ты, наверное, сама всё за неё сделала? - Нет! Я только объяснила тему. Ошибки Даша сама исправляла! Но я всё проверила. - Хорошо! - проговорила Инна Владимировна, обращаясь к Даше. - Иди распечатывай! Считай, что тебе повезло! - Спасибо, - благодарно выдохнула та и почти бегом направилась в класс. - Инструкцию мне сейчас ответишь? - с усмешкой спросила Инна у Сони. Девушка на секунду задумалась. Инструкцию она выучила, но не хотела рассказывать её Инне Владимировне до отчёта. Несомненно, воспитателя удивит Сонин выбор первой инструкции для ответа. - Если можно, после самоподготовки, - попросила Соня. Инна молча кивнула и вернулась к работе. * Лена, конечно, ещё днём узнала обо всём, что произошло в группе. Мария Александровна позвонила ей сразу после разговора с воспитанницами, они встретились и определились с тактикой дальнейшего поведения. Маша, естественно, была страшно возмущена поступком девушек, и Лена её понимала и поддерживала. Однако в душе она в этот раз сочувствовала своим девчонкам, была уверена, что они сделали это не со зла и в действительности не хотели обидеть воспитательницу. Кроме того, наверняка они и сами сильно переживают и чувствуют себя виноватыми. Впрочем, это не имело никакого значения. Лена просто обязана была полностью встать на сторону своего дежурного воспитателя и не должна была подсказывать девушкам, как им лучше вести себя в данной ситуации. Маша была настроена решительно. Она уже заручилась поддержкой Инны, и “дежурные” решили вместе хорошенько проучить воспитанниц, изменив к ним на какое-то время отношение. - Для начала – на месяц, а там – как вести себя будут! – возмущённо говорила Маша. Лена понимала, что она права. Ведь воспитанницы формально даже не допустили нарушения «Правил». К ним всё равно можно было применить любые меры взыскания, но разовое наказание не оказало бы должного эффекта. А вот длительное холодное отношение будет для девушек весьма ощутимым и болезненным. - Не волнуйся, Маша! – твёрдо заявила Лена. – Я полностью на твоей стороне! Сегодня на отчёте поговорю с ними соответствующим образом. «Холодную войну» вашу тоже поддержу, и можешь им любые дополнительные наказания придумать – я на всё дам «добро». - Спасибо! – Маша была тронута, хотя другого и не ожидала. – Лен, я, конечно, понимаю, что это сурово, и в целом группе повредит. Они только с таким трудом на второе место вышли… - Не беспокойся! Второе место им, безусловно, без вашей поддержки не сохранить. Но ничего! Это будет им дополнительным уроком. Пусть учатся ценить хорошее отношение своих воспитателей. Лена видела, что Маша все-таки колеблется, и знала – небольшой шанс смягчить её у воспитанниц есть, но на этот счёт она особо не обольщалась. Группа была сильной, но в данном случае от девушек требовались чёткие, быстрые, решительные действия, а самое главное – какой-то очень оригинальный ход. Не так-то просто будет уговорить Машу отказаться от своего плана. А быстро придумать что-то особенное, и ещё подвигнуть на это всю группу – на это, пожалуй, не способна ни одна из её воспитанниц. “Им бы пригласить её сегодня в группу, и упасть на колени всем вместе! – думала Лена. – Завтра они уже ничего не добьются, время будет упущено. Но, кто до такого додумается? Разве что Соня? Да, она смогла бы, возможно. Но она сама новенькая, Машу ещё плохо знает, да и пришла сегодня в группу только после обеда. За какие-то 3 часа оценить ситуацию, придумать план, довести его до девчонок и убедить их – нет, с этим и Сонька не справится! Тем более, почти всё это время они сегодня были заняты. Им и пообщаться-то как следует наверняка не удалось”. В общем, на отчёт Лена пришла с твёрдым убеждением, что группу ожидает тяжёлое время. Она сразу заявила воспитанницам, что знает о конфликте, и вызвала их на очень эмоциональный разговор. Лена не ругала девушек, не повышала голоса. Она просто попыталась доступно и образно объяснить им, что чувствует Мария Александровна, и почему она обиделась. Но девушки и сами это понимали. Разговор получился общим, очень насыщенным, доверительным. У многих воспитанниц в глазах стояли слёзы. - Что же, - заявила, наконец, Лена. – Я рада, что вы всё понимаете, но мне очень жаль. Мария Александровна намерена отнестись к вам строго, и это, конечно, будет справедливо. - Инна Владимировна, мы у вас тоже просим прощения. Особенно я, - виновато произнесла Юля. – Вы на нас очень сердитесь? Инна во время разговора практически всё время молчала и сидела с невозмутимым видом. Сейчас она ответила: - Тогда сразу – очень рассердилась. Сейчас уже немного пар выпустила. Она слегка улыбнулась. - Рада, что вы раскаиваетесь. Но это ничего не меняет. Мария Александровна попросила меня её поддержать, и я, конечно, это сделаю. Даже не сомневайтесь! Хотя признаюсь – мне этого не хочется и удовольствия никакого не доставит. - Инна Владимировна! – Лиза взволнованно подалась вперёд. – А если Мария Александровна нас простит, то можем мы рассчитывать, что и вы тоже не будете на нас сердиться? - Можете, - усмехнулась Инна. – Но она вас не простит. В этот раз Мария Александровна настроена очень серьёзно. Наташа глубоко вздохнула и подобралась. Начиналось самое главное. - Елена Сергеевна, - проникновенно начала она. – Мы очень просим вас об одном одолжении. – О каком? “Очень интересно, что же они придумали?” - Не могли бы вы позвонить Марии Александровне и попросить её придти к нам в группу. Сейчас. Пожалуйста! Скажите ей, что мы хотим сегодня перед ней извиниться, что не можем ждать до завтра! Мы просто не уснём сегодня, если не поговорим с ней! Это общая просьба, от всей группы! Елена Сергеевна, не откажите нам, пожалуйста! Лена быстро взглянула на Инну, но та едва заметно пожала плечами. “Ничего себе! – мелькнуло у Лены. – Неужели я ошибалась? А девчонки молодцы, решили не сдаваться” Она, не отвечая, с задумчивым видом смотрела на девушек. Пауза затягивалась. - Елена Сергеевна, - не выдержала Лиза. – Если вы считаете, что это неудобно… - Нет! – резко перебила Наташа. – И уже мягче сказала: - Извини, Лиза. Елена Сергеевна, пожалуйста, помогите нам! Для нас это очень важно! “Молодец, Наташка!” – восторженно подумала Соня. Наташа Леонова не всегда могла найти правильное решение, но если перед ней уже стояла задача, то к цели девушка шла неуклонно, и обычно добивалась своего. Подобные переговоры она тоже вела довольно умело. Всё-таки бывший лидер! - Можно узнать, чья это идея? – подала голос Лена. Воспитанницы растерянно переглянулись. Соня быстро встала. - Моя, Елена Сергеевна! – на Лену она не смотрела. - А! Ну, конечно! Коллега! Можно было и не спрашивать! – Лена явно насмехалась, однако Соня уловила в её голосе и нотки растерянности. - А у вас есть и дальнейший план? – обеспокоено спросила Инна Владимировна. - Да, - кивнула Соня, по-прежнему не отрывая взгляда от стола. - Не поделитесь? – продолжала Инна. - Нет, Инна Владимировна! Не спрашивайте! Они должны сами разобраться! – решительно заявила Лена. - План тоже « коллега» придумала? Лена спросила это у Наташи, начисто игнорируя Соню. Староста кивнула. - В таком случае, мы тем более можем не вмешиваться! Всё сработает! На 100 процентов! Лена говорила вроде бы серьёзно и убеждённо. Все девушки, включая Соню, да и Инна Владимировна, смотрели на неё удивлённо. - Елена Сергеевна! – попыталась пояснить Инна. – Марию Александровну очень трудно будет смягчить! - О! Догадываюсь! Но они очень постараются, правда, девочки? А вы, Инна Владимировна, ещё не знаете, какие гениальные планы наша Соня в состоянии придумать! Она настоящий стратег! Я уже имела возможность в этом убедиться! Соня сильно покраснела. Она-то знала, что Лена имеет в виду! - Садись, - велела ей Лена и достала телефон. - Я попробую, - обратилась она к девушкам. – Мария Александровна сегодня здесь, в «Центре». Но не факт, что она согласится. Лена набрала номер. - Мария Александровна! – с улыбкой проговорила она. – Добрый вечер! Чем занимаетесь? Отлично! А у меня к вам поручение от наших воспитанниц. Мария Александровна, девочки очень просят вас подойти сейчас к нам в группу. Ненадолго! Они мне заявили, что хотят непременно сегодня перед вами извиниться, а то спать спокойно не смогут! Может быть, вы согласитесь сегодня их выслушать? Все воспитанницы не отрывали от Лены глаз. У Сони буквально замерло сердце: этот пункт был самым уязвимым в её плане.
Forum: Да, Лена, к счастью, согласилась передать Марии Александровне их просьбу. Но ведь та вполне может отказаться! Если бы Соня или Наташа сами могли поговорить с воспитателем! А так сейчас ни они, ни другие девушки не могут повлиять на ход разговора. Но вот от Лены зависит очень многое! Очевидно, Мария Александровна не соглашалась. Лена довольно долго слушала её ответ, и, в свою очередь, произнесла: - Мы сейчас с ними очень серьёзно поговорили. Они всё понимают и, действительно, страшно сожалеют! Послушав ещё немного, Лена вздохнула: - Да, я понимаю. Но они очень просят. И… знаешь, Маша! Я присоединяюсь к их просьбе! Инна тронула Лену за плечо, чтобы обратить на себя внимание, и легонько постучала большим пальцем правой руки себя по груди. - И Инна Владимировна тоже! – добавила Лена. – Давай, ты придёшь и просто их выслушаешь, ладно? - Спасибо! Ждём! Лена закрыла телефон и сообщила девушкам: - Мария Александровна придёт. - Спасибо! – раздались взволнованные голоса сразу нескольких воспитанниц. - А теперь давайте, наконец, приступим к отчёту. Лена знала, что Мария Александровна появится в группе не раньше, чем через 15 минут. Маша сказала ей, что только что вышла из бассейна. Ей надо вернуться в свою квартиру, переодеться в свою форму воспитателя и дойти до отделения. Сотрудникам на отделении разрешалось посещать в свободной одежде только свою столовую. Во всех остальных помещениях они обязаны были находиться только в форме, даже если сегодня и не работали. - Елена Сергеевна, - сказала Инна. - У Карповой в 18.20. индивидуальное занятие по немецкому. Давайте начнём с неё и отпустим на урок. Лена кивнула. Инна коротко, без эмоций, рассказала о Дашиных проблемах с заданием по немецкому и о предпринятых по отношению к девушке воспитательных мерах. Лена строго сообщила смутившейся воспитаннице: - Вечером будешь иметь со мной серьёзный разговор. Будь готова объяснить своё поведение. А теперь – иди на урок! - Слушаюсь, - ответила Даша. И добавила: - Елена Сергеевна! Пожалуйста, передайте Марии Александровне, что всё, о чём девочки с ней будут говорить, я полностью поддерживаю! Отправив Дашу, Инна Владимировна быстро завершила отчёт. Вскоре появилась Мария Александровна. Она неторопливо подошла к столу, нахмурившись, оглядела воспитанниц, вытянувшихся по стойке «смирно». Её прямые полудлинные тёмные волосы ещё не до конца просохли после плавания и были свободно распущены. В отношении причёсок к воспитателям никаких строгих требований не предъявлялось, и они активно этим пользовались. - Я вас слушаю! Ради чего вы меня вытащили прямо из бассейна? – сурово спросила воспитательница. - Мария Александровна! – взволнованно начала Наташа. – Я буду говорить от имени всех девушек группы. Мы очень перед вами виноваты и просто умоляем о прощении! Мы вас сейчас потревожили, потому что не сможем дожить до завтра с таким чувством вины! Мы хотели, чтобы вы тоже сейчас узнали, что мы очень ценим ваше хорошее к нам отношение! Мы ни в коей мере не хотели вас обидеть или расстроить! Поверьте нам, пожалуйста! Вы всегда с нами поступаете честно, и всё нам рассказываете! И у нас действительно не было никаких причин сомневаться в ваших словах! Мария Александровна, мы не можем логически объяснить то, что произошло! Это было какое-то общее помрачнение сознания! Да, мы очень волновались и переживали за Соню! И мы решили, что вы нам всего не сказали, чтобы нас не расстраивать! Но, конечно, это было глупо! Теперь мы понимаем, что не имели никаких оснований такое предположить! Пожалуйста, не думайте, что мы вам не доверяем! Это не так! Честное слово! Пожалуйста, не сердитесь! Хотя бы попробуйте нас простить, умоляем! Внезапно все девушки, как по команде, вышли из-за стола и упали на колени, прямо перед Марией Александровной. – Простите нас! Не сердитесь! - вразнобой заговорили они. “И до этого “коллега” додумалась! - растерянно думала Лена, изо всех сил пытаясь сохранить невозмутимость. - Интересно, что будет дальше?” – Очень трогательно! - Мария Александровна оставалась хладнокровной. Было непонятно, говорит она с насмешкой или действительно так думает. – Вы можете подняться и сесть на свои места, - разрешила она. Воспитанницы быстро расселись. Мария Александровна тоже подошла к столу. Лена и Инна подвинулись в разные стороны и дали ей сесть между собой. – Что же, - Маша как бы думала вслух. - Предположим, я вам поверила. Я допускаю, что вы раскаиваетесь, что на самом деле мне доверяете и не хотели меня обидеть. Так? Девушки закивали. – Вы ещё чего-то от меня хотите? - воспитатель насмешливо оглядела воспитанниц. – Мария Александровна! - взволнованно произнесла Наташа. - Мы понимаем, что заслужили строгое наказание, и мы просим вас и Елену Сергеевну наказать нас, по своему усмотрению! Но, Мария Александровна, - в глазах у Наташи появились слёзы. - Пожалуйста, не надо изменять к нам отношение! Не сердитесь на нас, умоляем! – То есть, не устраивать вам бойкот! - усмехнулась воспитатель. – Да! - горячо подтвердила Наташа. – А что мне остаётся? - возмутилась Мария Александровна. - На колени, что ли, всю группу отправить – людей смешить? Или сладкого лишить – как дошкольников? Соколовой я обещала строгую порку – и она её получит! А остальные формально вообще ни в чём не виноваты! Пороть каждую из вас мы с Еленой Сергеевной не собираемся. Делать нам больше нечего! Это, между прочим, труд – и нелёгкий! Да и не устроит меня одна порка! И что вы предлагаете? – Мария Александровна, - голос Наташи немного дрожал. - Мы всей группой приняли решение, что в любом случае дополнительно сами себя накажем. Сделаем то, что в нашей компетенции. Может быть, это вас устроит? – “Ещё интересней! - теперь Лена была уже просто заинтригована. - Не так-то много находится в их компетенции! Что они могут? Только, как Соня, лишить себя фильмов и сладостей”. Однако она ошибалась. – Так изложите, - предложила Маша. Наташа перевела дух и вынула из пластиковой папки 3 листа размером А-4, исписанных вручную. – Мы в прошлом отчётном периоде заняли второе место, - начала она. - Но после этого случая мы решили, что недостойны его. Группа, которая позволила себе так поступить по отношению к своему воспитателю, не может считаться одной из лучших! Мы обращаемся к педсовету нашего отделения с просьбой лишить нас всех привилегий, которыми нас наградили, и передать их в более достойную группу. Наташа протянула заявления Марии Александровне. Воспитатели взяли по листочку, просмотрели, затем передали листы друг другу. В итоге, каждая прочитала всё. Такого они никак не ожидали! – Вы отказываетесь от своих призов? На все 3 месяца? - недоверчиво переспросила Инна. – Да! - теперь голос старосты был твёрдым. – И сертификаты отдаёте? - уточнила Мария Александровна, дочитывая последнее заявление. Наташа положила на стол стопку сертификатов и обратилась к Лене: – Елена Сергеевна! Мы заявления составили по инструкции. А вот что написать на сертификатах – в инструкции этого нет. Вы нам скажите, как правильно, мы сейчас допишем. Лена была просто поражена. В самое сердце! “Это как раз то, что надо! Тот самый оригинальный ход! Прямо в точку! - потрясённо думала она. - Но как Сонька их уговорила за такое короткое время?” Она пристально посмотрела на Соню, но девушка старательно избегала её взгляда. Смотрела в стол, прямо перед собой. – Ничего не надо на них писать, - спокойно ответила Лена вслух. - Сертификаты просто прилагаются к заявлению. – Только... - засомневалась Наташа. - Мария Александровна, трёх сертификатов у нас уже нет. Девочки их использовали. Но следующие, которые нам в положены в январе, мы уже просим нам не выдавать. – Да уж! - протянула Мария Александровна. - Вот это поступок! Не буду скрывать, вы меня просто поразили. Несомненно, это меня устроит! По группе пронёсся вздох облегчения. – Но, девочки, у меня возникает один вопрос. Соня Левченко в этой ситуации совершенно ни при чём. Она невиновна. Совсем. За что вы и её всего этого лишаете? Соня быстро встала. - Мария Александровна! Но я же этих призов и не заслужила! Меня ещё не было в группе, когда девочки их зарабатывали! Так что я и не могу ни на что претендовать! А тортов я всё равно не ем! И на спектакль восемнадцатого тоже не хотела ехать! Так что всё правильно! - Да. Правильно, - согласилась Мария Александровна. – Но не совсем! Она помолчала. - Признаюсь, девочки, меня очень впечатлило ваше поведение. Во-первых, я пришла к выводу, что у вас с самого начала были смягчающие обстоятельства. Надо учитывать, что вы переживали за свою подругу. Действительно, так всё совпало! Вы могли волноваться! Во-вторых! Мне понравилось, что вы меня пригласили сегодня и настояли на этом. И в-третьих. Ваше решение отказаться от призов подтверждает, что вы всё осознали и сожалеете о своём поступке. Мне действительно нет смысла наказывать вас холодным отношением, раз вы уже всё поняли, тем более что удовольствия мне это не доставит. Так же, как и Инне Владимировне! Инна согласно кивнула. - Елена Сергеевна! – обратилась Маша к Лене. – А как всё это организационно будет проходить? Вот эта передача призов другой группе? Она улыбнулась. - Шестой год работаю в этом «Центре»! И ничего подобного за это время не видела! Мария Александровна пришла на работу в этот «Центр» студенткой первого курса колледжа, так же, как Лена и Инна, а сейчас она училась заочно на втором курсе педагогического института. До третьего курса место работы можно было не менять, а вот на будущий год ей однозначно придётся перевестись работать в «Центр» для студенток ВУЗа. - Я тоже не видела! И даже не слышала о таком! – усмехнулась Лена. – Но девочки всё сделали грамотно. Заявления составлены чётко по инструкции, подписаны всеми воспитанницами. Я предъявлю их на педсовете. Возможно, пригласят старосту – лично всё подтвердить. Скорее всего, призы разделят между группами, у которых четвёртое и пятое места, но окончательно всё решится голосованием. Мария Александровна посмотрела на Наташу Леонову. - Наталья! А ты ведь уже третий год мечтаешь побывать в Большом Оперном! А теперь «Дон-Кихота» не посмотришь! Наташа была ярой любительницей оперы и балета. Здесь, в «Центре», ей приходилось довольствоваться дисками с записью. Воспитатели, зная об этой её страсти, периодически привозили Наташе записи её любимых произведений хорошего качества, и иногда позволяли девушке смотреть их в своём кабинете. Времени на просмотр телевизора или дисков у воспитанниц было немного, и, когда такое время выпадало – не всем хотелось смотреть, например, оперу. Сейчас Наташа быстро ответила: - Мне не жалко, Мария Александровна! Для нас гораздо важнее сохранить ваше хорошее отношение! - Не жалко? – возмущённо воскликнула воспитатель. – А мне вот жалко! Девочки, я с вами работаю с момента вашего поступления в наш «Центр» - с первого курса! Сколько времени мы с вами добивались этого второго места? Полтора года! Вы долго к этому шли, очень старались! А последние 6 месяцев особенно! И Елена Сергеевна, и Инна Владимировна столько труда вложили, чтобы вы добились этого результата! Разве не так? - Так! – ответили сразу несколько девушек. - А теперь предполагается отдать всё это другим группам! А вы успели только один раз торт к ужину получить! И на спектакли другие за вас поедут! Я уже не говорю о сертификатах! - Мария Александровна, но мы это заслужили! – убеждённо проговорила Лиза. - Но это не только ваши награды! – взволнованно продолжала Мария Александровна. – Но и наши тоже! Она обвела рукой себя, Лену и Инну. Мы их вместе кровью и потом заработали, и очень за вас были рады, когда вы их получили! И теперь отдать всё это другим? - Маша, а к чему ты всё это говоришь, собственно? – обеспокоено спросила Инна. – Ты же уже обещала принять их жертву, и за это не устраивать им бойкот. Ты передумала? Девушки были очень взволнованы. Никто не обратил внимания, что Инна обратилась к коллеге по имени в присутствии воспитанниц, что было, конечно, не по инструкции. - Да! Передумала! – уверенно заявила Маша. – Я этого не принимаю, девочки! Она решительно взяла заявления и согнула их пополам. Пачку сертификатов подвинула к Наташе. - Сертификаты свои разбирайте обратно! И не переживайте. «Холодную войну» я вам тоже устраивать не буду. Я вас прощаю без всяких ваших жертв! Живите спокойно! Девушки возбуждённо зашумели. - Но обращаюсь к вам с одной просьбой, - продолжала Мария Александровна. Воспитанницы замерли. Лена с Инной, впрочем, тоже. Ситуация разрешилась неожиданно, и им тоже было очень интересно, что же за просьба. - В этом периоде вы должны сохранить второе место! – чётко произнесла Мария Александровна. Девушки вышли из ступора. - Мы постараемся, Мария Александровна! – в глазах Наташи блестели слёзы. – Но мы не можем согласиться с вашим решением! Мы должны понести наказание! Обязательно! Вы с нами поступаете чересчур великодушно! - Великодушия «чересчур» не бывает, - усмехнулась Мария Александровна. – Ещё раз повторяю: сохраните второе место. Этого будет достаточно! И не просто «постарайтесь», а сохраните обязательно! Пока девочки все вместе горячо благодарили воспитателя, Лена пристально смотрела на Соню. Перехватив на секунду взгляд девушки, и понаблюдав за выражением её лица, Лена поняла – Соня знала, что так всё и будет. Более того – она именно так всё и задумала. Лена испытывала сейчас смешанные чувства. Она была очень рада, что конфликт так удачно разрешился. Всё-таки это была её группа! Лена относилась к воспитанницам сочувственно и не хотела для них лишних неприятностей. То, как Соня придумала такой гениальный план и не менее гениально воплотила его в жизнь, восхитило Лену, но в какой-то мере ударило по её самолюбию. Ведь она до последнего момента не могла предположить, какой решающий аргумент выдвинут девушки! И ещё. Уже несколько месяцев она была близко знакома с Машей, но не представляла, что та может так поступить. Это было совершенно не в её характере! Лена полагала, что от бойкота Маша откажется, но и призов воспитанницы всё-таки лишатся. А Соня, познакомившись с Марией Александровной всего несколько дней назад, уже смогла всё просчитать! “И моё поведение предугадала! Она знала, что я помогу девчонкам и уговорю Машу прийти! Ну и комбинатор!» – думала Лена про Соню. – Хотя, в принципе, она сделала всё правильно! И девчонкам помогла, да и себе тоже. А то, вдобавок к моему жестокому к ней отношению, ещё «холодная война» со стороны дежурных воспитателей – это уже слишком!” - У меня есть встречное предложение! – твёрдо заявила Лена. Наступила тишина. - Сегодняшний случай ещё раз показал, что даже за последний месяц группа сильно продвинулась вперёд. Вы стали более дружными, дисциплинированными и организованными. Коллеги со мной, вероятно, согласятся, - Лена посмотрела на Инну и Машу. – Провернуть такое дело за столь короткое время, причём, успешно – это о чём-то говорит! Обычная группа с этим бы не справилась! Пусть у вас есть два сильных лидера, которые взяли на себя самое трудное, но без вашей слаженности и взаимопонимания всё равно ничего бы не вышло! Так вот! Я уверена, что вы вполне можете уже в этом периоде сделать рывок на первое место! Зачем останавливаться на втором? Надо двигаться дальше! Вы не согласны? Девушки пока молчали, но по их глазам Лена видела, что предложение им понравилось. Наверняка многие и сами уже об этом задумывались. - Я полностью поддерживаю Елену Сергеевну! – твёрдо сказала Инна. – Действительно, девчонки, вы сможете! Глаза Марии Александровны заблестели. - Отличное предложение! – проговорила она. – Что, дорогие мои, принимаете? - Можно попробовать, - не очень уверенно произнесла Наташа. – Просто… Елена Сергеевна, ведь 205-ую группу ещё никому не удавалось подвинуть! Они безусловные лидеры! С первого курса! - А 206-ую тоже! – отпарировала Инна. – А вы смогли! И не надо мыслить стереотипами! Ничего особенного в 205-ой группе нет! Тем более, Елена Сергеевна там уже давно не работает! Все - и воспитатели, и девушки, дружно рассмеялись. - Нечего смеяться! – почти сердито сказала Инна – Представьте! Эту группу вели вместе Светлана Петровна и Елена Сергеевна! Долго! Почти год! Конечно, как они могли не брать первое место! А потом Елена Сергеевна ушла к вам – и вы за два периода с 9-го места прыгнули на 2-е! Да вы для них сейчас – главные конкуренты! Да, они остаются сильными! И придётся потрудиться. Но вы не слабее! И вполне сможете! Девушки были взволнованы. - Девчонки, а давайте правда попробуем! – возбуждённо предложила Юля. – Мне тоже кажется, что мы сможем! Ну, а если не получится первое, то второе-то уж точно удержим! - Нет! – вырвалось у Сони. Выпалив это, она тут же покраснела. “Ну вот, опять вылезла! Сейчас Елена снова будет насмехаться. Скажет: «Что ещё «коллега» придумала?» Однако Лена на этот раз промолчала, а вот Инна доброжелательно сказала: - Давай, Соня! Выскажи свои соображения. Соня глубоко вздохнула. - Если мы целенаправленно сразу не настроимся именно на первое место, то мы его и не завоюем! - Совершенно согласна, - кивнула Инна. - У тебя есть конкретные предложения? – спросила Мария Александровна. - В общих чертах. - Так поделись с нами! - Нам надо составить план действий, - начала Соня. – Для начала каждая из нас должна продумать для себя, какие у неё трудности: в учёбе или в других областях жизни. За что она чаще получает замечания, и как можно с этим бороться! Затем хорошо бы нам всем вместе это обсудить. Решить, что мы можем сделать друг для друга, и чем нам могут помочь воспитатели. И работать над этим постоянно! - Всё очень логично, - Лена взглянула на часы. – Сейчас уже пора готовиться к ужину. Я предлагаю всем до завтра подумать над своими проблемами. Так, как предложила Соня. И начнём потихоньку обсуждать. - Уважаемые коллеги, - обратилась она к своим дежурным воспитателям. – Попрошу вас ненадолго пройти в кабинет. А вы, девочки, в семь часов должны стоять в строю, как всегда! Девушки остались в спальне одни. - Девочки! – начала Юля. – Мы должны поблагодарить Соню и Наташу! Они нас просто всех спасли! Воспитанницы одобрительно зашумели. - Я ни при чём, - покачала головой Наташа. – Это всё Соня. Она наш «мозговой центр». - Девчонки, перестаньте, - смутилась Соня. - Нет, ты себе даже не представляешь, от чего ты нас избавила! – воскликнула Лиза. – Мы все у тебя в долгу! - Соня, а я у тебя в двойном долгу! – горячо произнесла Даша, которая недавно вернулась с урока немецкого. – У Елизаветы Вадимовны сегодня настроение было – отпад! Хуже некуда! Если бы я пришла к ней с той неправильной распечаткой – живой бы не вышла! Это точно! А так – с трудом, но четвёрку заработала! - Я рада, - улыбнулась Соня. – Девочки, извините, мне надо выйти. Она быстро ушла в санитарный блок. - Девчонки, сядьте на минутку, - обратилась Юля к подругам, которые тоже начали вставать из-за стола. – Есть разговор! Вы слышали сегодня на отчёте, какое положение у Сони? Девушки помрачнели. - Да уж, - протянула Наташа Леонова. – Только розог – сто! И на коленях ей до Нового Года стоять, не иначе! А то и дольше! - Девчонки, а за что всё-таки Елена Сергеевна с ней так? – спросила Зоя. – Вы, двое, наверняка знаете! Она жестом указала на Юлю с Галей. - Знаем, - подтвердила Юля. – Но вам она пусть сама расскажет, если захочет. Я могу только в двух словах. - Юля, она же просила молчать! – одёрнула подругу Галя. - Нет, Галя, я должна! У меня серьёзное предложение, и девчонкам надо это знать. Все внимательно смотрели на Юлю. - В общем, они с Еленой Сергеевной давно знакомы. Девушки вытаращили глаза, некоторые ахнули. - У них, во-первых, давний конфликт. А во-вторых, совсем недавно Сонька поступила по отношению к Елене Сергеевне очень некрасиво. Она перед ней здорово виновата, это точно! Тогда она понятия не имела, что Елена Сергеевна – воспитатель «Центра». А здесь попала как раз в её группу! Как назло! Прямо как «кур в ощип»! Юля расстроено махнула рукой. - Ну, вот в этом всё и дело! Соня очень раскаивается, свою вину признаёт, у Елены Сергеевны сразу просила прощения, ещё в изоляторе! Но всё бесполезно! А вчера утром она ещё раз попробовала – и теперь совсем дело плохо! Елена Сергеевна только разозлилась, велела ей больше об этом не заикаться и обещала устроить «трудную жизнь». Для начала – пороть с утра до вечера! - Ничего себе! Да что же Сонька такого ей сделала? – изумлённо спросила Вика. - Девчонки, это только она сама может рассказать! Ей очень стыдно! А мы слово дали! - Хорошо, Юля! А что ты предлагаешь? Как мы можем помочь?- разволновалась Наташа. – Всей группой Елену Сергеевну попросить? Так это чревато! Она ведь запрещает нам такие групповые просьбы друг за друга! - Нет! Просить нельзя! Я предлагаю поддержать Соню именно сейчас, когда у неё столько «зависших» наказаний! Давайте перепишем на неё свои сертификаты! Нас эти 20 единиц не спасут! А Соньку от этих жутких розог избавят! Вы представляете, что значит 100 розог вытерпеть! Девушки представляли, но теоретически. Никого из них Лена такому испытанию не подвергала. - Юлька, ты гений! – выдохнула Наташа. – Мне даже в голову не пришло! Конечно! Я – за! - Я тоже! – практически одновременно сказали Галя, Даша и Вика. - И я не против! – проговорила Наташа Пономарёва. – Тем более, психологически мы с этими сертификатами уже расстались! Когда согласились их Марии Александровне отдать. - А нам-то отдать нечего, - смутилась Лиза. - Про вас никто и не говорит, - отмахнулась Юля. – Этого хватит. Хотя бы розги с неё снимем! - Юля, есть одно «но», - вспомнила Наташа. – По инструкции Соня должна дать на это согласие. Ты думаешь, она примет? - Примет! Уговорим! – уверенно заявила Юля. – Девчонки, поговорим с ней после самоподготовки, ладно? А сейчас нам уже строиться пора. Сегодня 204-ую группу ожидала ещё и приятная новость. Перед ужином, когда всё отделение собиралось в столовой, к воспитанницам обычно обращалась Галина Алексеевна. Она кратко делала необходимые объявления и доводила до сведения воспитанниц основные решения, принятые накануне на педсовете. Сегодня заведующая сообщила, что в итоге вчерашней углублённой проверки, без предупреждения проведённой в 204-ой группе, группа получила высший балл. У девушек оказалось всё в абсолютном порядке и во внешнем виде, и в помещении группы. Хотя проверка была действительно углублённой. В ней участвовали сама Галина Алексеевна, дежурный ответственный воспитатель отделения и ещё один независимо привлекаемый в таких случаях воспитатель (вчера – Светлана Петровна). Во время таких внезапных проверок практически всегда выявлялись недостатки. Чаще всего группа получала штрафные очки, а иногда - и какое-нибудь очень неприятное наказание. Высший балл выставлялся очень редко. Но в 204-ой вчера случилось именно так! И это несмотря на то, что Елена Сергеевна дежурила по всему «Центру» и вообще не имела возможности в течение дня зайти в свою группу. Решением педсовета группе было назначено 500 плюсовых баллов. Всё отделение, услышав это, дружно зааплодировало. Галина Алексеевна подошла к столу 205-ой группы: - Лидеры! Обратите внимание! У вас выявляются серьёзные конкуренты! Не упустите первое место! Остаток вечера прошёл для Сони просто восхитительно. Девушка спокойно, не ожидая сегодня уже никаких неприятностей благодаря своей «белой метке», выполнила все домашние задания, в том числе и те, которые задолжала за вчерашний день. Елена Сергеевна и Инна Владимировна всё время самоподготовки тоже сидели в классе, проверяли у воспитанниц выполненные задания и активно им помогали в случае каких-то неясностей. С «воспитательными мерами» Лена сегодня разобралась быстро – нарушений было немного. В конце самоподготовки она вызвала в кабинет Соню – индивидуально позаниматься французским, разговаривала с ней прохладно, но не придиралась, и за урок выставила пятёрку. Правда, Соня была отлично готова, и «Слушаюсь» сегодня где не надо, не говорила. - Поздравляю с успешной реализацией твоего плана, - заявила Лена в конце занятия, протягивая Соне учётную карточку. - Спасибо. Соня решилась поднять на воспитателя глаза. - Вы на меня не сердитесь? За всё это? - Нет, - Лена отвечала серьёзно, без всякой иронии. – Мне тоже не хотелось для группы таких осложнений. И ты ведь это знала, правда? Соня кивнула. - И знала, что Мария Александровна не заберёт ваши призы, ведь так? - Я на это рассчитывала, - призналась Соня. – Но до конца не была уверена. - Ладно. Даже если бы я и сердилась - ты в другом лагере, и должна поступать так, как лучше группе. Кроме тебя, никто бы такого не придумал! А теперь иди! И раз уж у тебя сегодня «белая метка» - наслаждайся жизнью! Уже около десяти часов вечера воспитанницы остались в спальне одни. Наташа тут же собрала всех за столом и заявила: - Соня! Выслушай нас, пожалуйста! И предупреждаю – мы всей группой приняли решение! И ты обязана ему подчиниться! - Вы меня заинтриговали, - улыбнулась Соня. Наташа уже второй раз за сегодняшний день выложила на стол сертификаты. - Мы передаём тебе свои сертификаты. Шесть штук – по 20 единиц. Всё уже оформлено. Ты можешь отдать их Елене Сергеевне и избавиться от розог! Соня побледнела и растерянно смотрела на подруг. - И не возражай! Поняла? – грозно предупредила Даша. Она специально употребила те же слова, что и Соня днём, по отношению к ней. - Понимаешь, Соня, - Юля приобняла подругу за плечи. – Ты сама сегодня предложила, как нам выйти на первое место: подумать, как мы можем помочь себе и друг другу. Мы решили таким образом помочь тебе! Тогда тебе будет намного легче справляться дальше. И не забывай, что ты нас всех выручила сегодня! А я, Зойка и Даша тоже благодаря тебе от серьёзных наказаний избавились, так что ты эти сертификаты уже отработала! - Девочки! – Соня была невероятно расстрогана. – Спасибо! Я этого не ожидала! И не надо меня уговаривать! В её глазах появились слёзы. - Я так боюсь этих розог, что и не собираюсь отказываться! Это для меня просто спасение! Но… я обязательно вам их верну! Всем! Двоим – в январе и феврале, когда призовые получим. А потом - и остальным! Мы обязательно первого места добьёмся! Вот увидите! И я смогу всё вам отдать! Я же понимаю – это ценная вещь! - Даже и не думай! – решительно возразила Даша. - Нет, обещайте, что примете! – настаивала Соня. - Соня. Не переживай. Если захочешь – отдашь! Давай сначала до этого доживём! – примирительно произнесла Наташа. - Девчонки, - улыбнулась Галя. – А Елену Сергеевну… - она опасливо оглянулась на дверь кабинета и продолжила шёпотом: … «кондратий» не хватит? - Если даже теперь она решит нам бойкот устроить – ну и пусть! - рассердилась Юля. - Нет! – побледнев, воскликнула Соня. – Вот этого не надо! - Не устроит! – Наташа покачала головой. – Оснований нет. Мы имеем право это сделать! И Елена Сергеевна не будет нас преследовать, я уверена, хотя, в восторг, конечно, не придёт. Соня, скажем Елене Сергеевне завтра на отчёте. Я сама сделаю заявление и отдам ей документы, а ты только подтвердишь согласие. Уже лёжа в своей кровати, Соня мысленно разговаривала с мамой. «Вот видишь, мамочка, как всё получается! Я тебе вчера правду сказала: всё не так плохо! Ну, должно у меня здесь всё наладиться! Я верю в это! И Марина поправится! А Елена… она же на самом деле не жестокая! Сможет меня всё-таки простить!» Олеся Игоревна тоже верила, что у Сони всё наладится. Тем более что и она, и её муж – Леонид Викторович, не сидели, сложа руки, а настойчиво предпринимали для этого все возможные меры. Предпринимали уже давно, с самого начала, как только случилась вся эта трагедия. Как раз сейчас уже начали вырисовываться первые, и очень неплохие результаты. На воскресное свидание Олеся Игоревна возлагала очень большие надежды. Но до него оставалось ещё целых три дня!
Forum: Часть вторая: «Проблески надежды» Глава 1 Четверг - Итак, отметки за урок, - Лена обвела воспитанниц 204-ой группы внимательно-насмешливым взглядом. 10 пар глаз смотрели не неё с явным напряжением. Получить за урок оценку ниже четвёрки, да ещё и у своего ответственного воспитателя – это грозило весьма неприятными последствиями. - Расслабьтесь, - преподаватель улыбнулась. – Логиновой и Леоновой выставляю четвёрки. Остальным – отлично. По-другому на Лениных уроках в своей группе бывало редко. К изучению французского девушки относились с особым усердием, и неудивительно. С поведением тоже проблем обычно не возникало: таких махровых мазохисток, осмеливающихся нарушать дисциплину на французском, в группе не наблюдалось. Лена никогда не позволяла себе приходить на уроки в плохом настроении, проводила занятия живо и энергично. Разумеется, это не мешало ей применять к недобросовестным ученицам строгие меры. Но сегодня урок прошёл вполне благополучно. - Отдыхайте, - воспитательница закрыла журнал, поправила стопку учётных карточек на столе. – Напоминаю, у вас расширенный перерыв. Свободны все, кроме Левченко. Соня мгновенно поднялась с места. Лена с удовольствием уловила промелькнувшее на миг в глазах воспитанницы тревожное выражение. - А ты идёшь со мной в кабинет, - спокойно приказала она. - Слушаюсь. Вслед за воспитательницей Соня зашла в кабинет прямо из класса. Она волновалась, но внешне пока оставалась невозмутимой. У девушки теплилась надежда, что всё каким-то образом обойдётся. Могла же Лена вызвать её по нейтральному поводу? Например, проверить индивидуальное задание по французскому повышенной сложности, которое дала продвинутой студентке на этом уроке? Соня, конечно, прекрасно помнила о том, что Елена обещала устроить ей трудную жизнь. “По утрам буду пороть тебя ремнём, вечером – розгами!” - эта фраза не выходила у девушки из головы. Но предыдущие два дня прошли для неё так удачно! И свидание Лена разрешила! И вчера вечером разговаривала с Соней без обычного презрения. Так хотелось верить, что она передумает, не будет создавать Соне дополнительных проблем! Их и так много! Однако надежды не оправдались. Лена холодно посмотрела на вытянувшуюся «смирно» воспитанницу и спокойно спросила: – Надеюсь, ты помнишь, что у тебя в “долгах” 60 ремней? – Да, - сердце Сони сжалось. – Тридцать получишь сейчас! - отрезала воспитательница, не сводя с девушки глаз. - Раздевайся! – Слушаюсь! Соня постаралась взять себя в руки, собраться, не показать своего страха и отчаяния. “Сейчас? - с ужасом думала она. - С ума сойти! Как же я потом учиться буду?” Девушка помнила, что после тридцати строгих ударов резиновым ремнём, полученных от Лены в субботу вечером, вынуждена была отлёживаться в постели. “Может быть, накажет не так строго? Или хотя бы обезболивание применит?” Разделась Соня моментально, хотя от предчувствия неотвратимой жестокой боли сильно застучало сердце. “Быстро привыкаешь к хорошему! – обречённо думала она. - Два дня меня не наказывали – и как же теперь трудно будет!” При одном взгляде на кушетку у Сони подступила к горлу тошнота. Страшно было ужасно! Лена подошла к ней, держа в руках ремень. Не такой, как обычно, а другой. Тоже резиновый, но более широкий и плотный, не менее сантиметра толщиной, на длинной рукоятке. Нетрудно было предположить, что и ощущения от ударов таким воспитательным инструментом будут совсем иные. - Ты помнишь наш разговор во вторник? – Лена говорила спокойно. Слишком спокойно. - Да, - с трудом выговорила воспитанница. В горле пересохло. - Всё, что обещала, я выполню, - воспитатель демонстративно похлопывала ремнём себя по ладони. – С сегодняшнего дня я намерена пороть тебя только по восьмому разряду. За рядовые проступки – ремнём. А вот за серьёзные будешь получать розги. Понятно? - Да, - Соня изо всех сил старалась держать себя в руках. Лена удовлетворённо кивнула. - Дальше, - невозмутимо продолжала она. – Для обычной порки, не «безлимитной», ремень у нас с тобой теперь будет особенный. Соня невольно перевела взгляд на ремень в руках воспитательницы. Выглядел инструмент угрожающе. - Для порки «по восьмому» я вполне имею право его использовать, - усмехнулась Лена. «Переживу! - мелькнуло у Сони. – Это не розги!» - Жаль только, что, по инструкции, я могу выдать тебе этим усовершенствованным ремнём только 20 ударов, - Лена нарочито вздохнула. – Но ничего. Я найду, чем добавить до тридцати. Она кивнула в сторону своего стола, на котором лежала сложенная вдвое резиновая скакалка. «И это переживу! - упрямо подумала Соня. – Она специально давит! Хочет деморализовать! Потерплю! Главное – не кричать, не доставить ей такого удовольствия!» Лена уловила упрямый блеск в глазах воспитанницы. - Ты с чем-то несогласна? – вкрадчиво спросила она. Соня покачала головой. - Нет, Елена Сергеевна. Согласна. Только… Соня запнулась. - Продолжай, - Лена говорила вроде бы доброжелательно. - Елена Сергеевна, я виновата, но, честное слово, я хотела только извиниться! Я не искала никакой выгоды для себя! - Никакой выгоды? – Лена нахмурилась и возмущённо продолжала. – Да ты…только для себя выгоду и искала! Ты просила меня тебя простить, потому что ТЕБЕ некомфортно от моего отношения, потому что ТЫ страдаешь от презрения! И тебе наплевать на страдания Марины! Ты думаешь, ей легко сейчас в реанимации? Лежать беспомощной, прикованной к кровати, опутанной разными трубками и проводами, без движения, и не знать, поправится она или нет? Соня побледнела. Упоминание о Марине вывело её из и так неустойчивого, с трудом обретённого равновесия. - Да ты не имеешь никакого права выпрашивать для себя какие-то снисхождения, пока Маринка между жизнью и смертью! А ты именно это и сделала! Да ты просто… Лена глубоко вздохнула и более спокойно закончила: - Просто ты заслуживаешь того, что я тебе обещала. Ясно? И меня не особо интересует, согласна ты с этим, или нет. К счастью, решаю здесь я! – Ложись! - жёстко приказала она. Смотрела Лена при этом на Соню в своей обычной манере – холодно, презрительно и немного насмешливо. Соня послушно легла. Последняя часть разговора подкосила её. Мужество потихоньку куда-то улетучивалось, от страха и чувства бессилия у воспитанницы непроизвольно выступили на глазах слёзы. Девушке страшно не хотелось, чтобы Лена их увидела, и она машинально, не осознавая, что делает, отвернулась к стене. – Поверни голову! - резко крикнула ей Лена. - Ты, что, забыла, как надо лежать во время наказания? – Нет, я помню, - тихо ответила Соня. - Простите. Во время телесных наказаний девушки обязаны были лежать, повернувшись лицом к воспитателю, и не имели права закрывать глаза. Это облегчало контроль над их состоянием. – Помнишь – и не делаешь! - возмущённо воскликнула воспитательница. - Ты ведёшь себя безобразно! Постоянно допускаешь нарушения! Не хочешь взять себя в руки! Быстро вставай! Машинально ответив: “Слушаюсь”, Соня, недоумевая, поднялась с кушетки. Она ещё не до конца осознала, что всё на самом деле очень плохо. Лена приступила к выполнению своего плана и объявила ей настоящую войну. Едва поднявшись, Соня получила от Лены звонкую увесистую пощёчину. От неё – впервые! Охнув от неожиданности, девушка схватилась рукой за щёку. – Руки вниз! - гневно крикнула Лена. Соня быстро опустила руки, не забыв сказать “Слушаюсь”, и Лена ударила её ещё раз, по другой щеке. Больно было безумно! Щёки горели от ударов, а также стыда и злости. В этот момент Соня просто ненавидела Елену! Но что она могла поделать – полностью бесправная и униженная! Хорошо, что хватило ума и выдержки покориться, вытерпеть этот ужас стойко! – Может быть, такие меры тебя немного отрезвят, - презрительно заметила Лена. - Ложись! И можешь не переживать – твои слёзы меня не волнуют. Вовсе не было надобности из-за них вертеть головой. Тут же, не давая воспитаннице опомниться, Лена начала наказание. Тяжёлый толстый ремень с силой опускался на ягодицы и, казалось, пробивал тело насквозь. Разницу между этим, особенным, ремнём, и обычным Соня почувствовала сразу! Тем не менее, вначале она терпела, не позволяя себе ни шевельнуться, ни застонать, только упорно расслабляла мышцы. Ей даже удалось не сбиться и считать удары, хотя боль была просто невыносимой! Про себя Соня рычала от боли и злости, однако внешне всё выглядело пристойно. Девушка очень разозлилась, а злость обычно мобилизовала и отрезвляла её. Лена и тут была права. “Потрясающе держится!” - подумала воспитательница, но не сделала Соне ни малейшего послабления. Она прекрасно осознавала, как трудно сейчас приходится девушке, но испытывала от наказания глубокое моральное удовлетворение. Лена была полностью уверена, что Соня всё это заслужила, и не хотела облегчать её участь. “Пусть искупает свою вину! Кровью!” И Соня искупала вину кровью буквально. Тяжёлый ремень пробивал кожу и оставлял на теле сочные кровавые рубцы. Обычно, даже при строгой порке, воспитатели старались такого не допускать. Да, всегда появлялись следы, но открытые кровавые раны после ремня - это было редко. В особых случаях. После десяти ударов Лена сделала пятисекундную паузу, а затем очередной удар обрушился уже на бёдра воспитанницы. Теперь Соне пришлось совсем плохо! Не выдержав, она отпустила перекладину и после 12-го удара прикрыла руками израненное тело. - Руки на место! – ледяным голосом приказала Лена. - Слу-ша-юсь… - голос Сони прервался от боли и досады. - Ты нарушила «Правила», - бесстрастно заметила воспитательница. – Нельзя совать руки под удары! - Простите! – Соня вновь крепко ухватилась за перекладину. «Ну, потерпи! Продержись ещё немного!» - умоляла она сама себя. - Получишь на пять ударов больше! - Слушаюсь! О-й-й! Ремень снова хлестнул по бёдрам несчастной, прочертив на них поперечную красную борозду. Бёдра – такое чувствительное место, а удар оказался настолько жестоким, что стойко перенести его Соня не смогла. Против её воли тело изогнулось дугой, а ладони опять оказались на бёдрах. - Ещё пять ударов! Что ты себе позволяешь? – Лена говорила рассерженным голосом, но в нём угадывалось и удовлетворение. От невыносимой боли Соня едва соображала. - Простите! Елена Сергеевна, пожалуйста, привяжите меня! – всхлипнула она. - И не подумаю! – холодно отозвалась Лена. – Это не входит в мои планы. Терпи так! Последующие семь ударов, тоже по бёдрам, Соня пережила, как в кошмарном сне. Боль взрывалась, пронзала насквозь, не отпускала ни на секунду! Девушка стонала, извивалась, но руками упорно цеплялась за перекладину, сосредоточив на этом все усилия. «Главное – руки! А то запорет до изолятора!» - Двадцать! – Лена опустила ремень и внимательно осмотрела ягодицы и бёдра наказанной, на которых красовались свежие красные рубцы, кое-где с капельками крови. - Сколько осталось? – спросила она у Сони, промокая раны антисептической салфеткой. - Двадцать, - прошептала девушка. - Верно. Продолжим скакалкой. Это будет для тебя в новинку, правда? - Да, - Соня закусила губу почти до крови. Ей и так было настолько больно, что впору было выть и метаться. Лена прекрасно об этом знала и не спешила продолжать наказание. Не торопясь, подошла к столу, обработала ремень, убрала его в ящик. Взяла скакалку. Собственно, это была уже не скакалка, а специально созданный для наказания инструмент: сложенная вдвое резиновая основа идеальной длины, скреплённая внизу удобной рукояткой. Соня вытерла ладонью пот со лба и глубоко вздохнула. Боль ещё не отпустила. Было плохо…страшно…тоскливо… Осознание того, что она полностью находится во власти своего недруга и бесполезно рассчитывать на какое-то снисхождение, было ужасным и наполняло девушку отчаянием. «Соберись! Надо вытерпеть!» У воспитанницы хватило сил не сдаться и хотя бы попытаться продолжать борьбу. Резиновая скакалка хлёстко вытягивала девушку по израненным ягодицам, оставляя на свободных участках кожи характерные петлеобразные следы. От острой пронзительной боли не было спасения! «Почти как розги…блин!» Соня сосредоточилась на том, чтобы прочно держаться за перекладину, и старалась нарастающую мучительным потоком боль молча пропускать через себя и растворять где-то внутри. Получалось! Во время первых десяти ударов скакалкой наказываемая не издала ни звука и почти не шевелилась. Однако в планы Лены, видимо, не входило позволить воспитаннице гордиться своим мужеством. А, может быть, она решила, что ягодицам уже достаточно на сегодня. Одиннадцатый удар скакалкой по спине оказался настолько болезненно-шокирующим, что у Сони сразу перехватило дыхание. Порка продолжалась, скакалка хлестала девушку по спине поперёк, и наискосок, вырисовывая на теле красивые петли, похожие на крылья бабочки. «Это жестоко!» Соня, даже, если и хотела бы закричать – не могла. Дышать было трудно, спазм сжал горло. Оставалось молча терпеть. Закончив наказание, Лена тут же велела Соне озвучить свои выводы, но наказанная не могла этого сделать. Дыхание понемногу восстанавливалось, но от невыносимой боли в горле ещё стоял комок. Соня обернулась к Лене, чтобы попытаться объяснить это хотя бы жестами, но воспитательница не стала ждать. Молча взмахнула скакалкой и продолжила порку. В этот раз она дала Соне дополнительно не пять, а все десять ударов: опять по спине, по ягодицам, по бёдрам. Это было сурово, Лена и сама это понимала, но, тем не менее, опять никакого снисхождения воспитаннице не сделала. Соня извивалась на кушетке, из глаз текли слёзы, кричать не было сил. Наконец, штрафные удары закончились. – Теперь я жду от тебя вразумительного ответа, - Лена держала скакалку наготове. Соня с ужасом подумала, что будет, если она опять не сможет ответить! Она нисколько не сомневалась, что Лена без всякой жалости продолжит её пороть! Однако судьба в этот раз сжалилась над наказанной. – Елена Сергеевна! Простите! - срывающимся голосом проговорила девушка. - Я больше не буду забывать отвечать “Слушаюсь” в ответ на любой приказ. Извините, я не смогла сразу ответить – у меня какие-то спазмы были в горле! – Я видела, - усмехнулась Лена. - Но 10 дополнительных ударов оказались великолепным лечебным средством, правда? Соня чуть не задохнулась от возмущения. “Так она знала, что я не могу говорить! - мысленно завопила она. - И всё равно выпорола дополнительно, да ещё так жестоко! Вот сволочь!!! Да я чуть концы не отдала!” Наказание в этот раз просто потрясло Соню. Боль была жуткая! И такой жестокости даже от Лены девушка не ожидала. Тем временем воспитательница применила спрей с обезболиванием. Обрабатывать пришлось почти всё тело. “Неужели?” - Соня облегчённо вздохнула. Боль начала немного отступать. Совсем чуть-чуть, но можно уже было её хоть как-то терпеть. Лена тут же велела наказанной встать. На этот раз Соня чётко и без задержки произнесла: “Слушаюсь”. Урок она усвоила. Ведь формально наказывали девушку сейчас именно за то, что она не сказала: “Слушаюсь” в субботу в такой же ситуации, получив приказ встать с кушетки после порки. Лена удовлетворённо хмыкнула, но продолжала смотреть на Соню сурово и даже гневно. “Что же ей ещё не нравится? - испугалась Соня. - Такое мне устроила, и всё равно чем-то недовольна!” Она покорно стояла перед Еленой – голая, потрясённая жестоким наказанием, и не знала, чего ей ещё ожидать от своей мучительницы! А Лена жёстко проговорила: – Если уж ты осмеливаешься допускать такие мысли, то я тебе советую в следующий раз хотя бы думать потише! – Простите, Елена Сергеевна, я не поняла, - растерялась Соня. – Не поняла? - усмехнулась Лена - А что ты сейчас про меня подумала? Перед тем, как встала? Нет! Смотри мне в глаза! Встретившись с Леной взглядом, Соня моментально покраснела. “Вот это да! - потрясённо подумала она. - Ну, теперь мне точно конец!” – И не соврёшь! - удовлетворенно произнесла Лена, заметив страх и смущение воспитанницы. - Не посмеешь! Говори! Я, конечно, не прочитала твои мысли полностью, но почувствовала мощный негативный поток в свой адрес. Так что это было? Соня стояла ни жива, ни мертва. Страх парализовал её. – Елена Сергеевна! Пожалуйста, не спрашивайте меня об этом! Прошу вас! - взмолилась девушка. – Почему? Ты нарушила “Правила”. Ты помнишь, что воспитанницам запрещается не только оскорбительно, а даже неуважительно думать о воспитателях? – Да. Помню, - обречённо кивнула Соня. Такое правило действительно существовало. Девушкам внушали, что во всех своих неприятностях виноваты они сами. Воспитатели строгими наказаниями только приучают их к дисциплине и искореняют дурные наклонности. Так что злиться можно только на себя! Не позволяется допускать никаких негативных мыслей по отношению к сотрудникам, а уж, тем более – дерзких взглядов и других внешних проявлений непокорности. И всё это прописано в “Правилах поведения в “Центре”! А, значит, за нарушение придётся отвечать по всей строгости! – Если ты допускаешь нарушения, то обвинять можешь только себя! - возмущенно говорила Лена. - В том, что ты попала в “Центр”, тоже нет моей вины. Согласна? Соня кивнула. – А строго тебя наказывать я имею полное право! По своему усмотрению! И ты не смеешь обо мне плохо думать! Ты должна смиряться и делать выводы! А сейчас ты мне расскажешь, что про меня подумала! Я вытрясу из тебя признание! Никуда не денешься! И, как ты думаешь, что будет потом? Соня молчала. Она закусила губу и едва сдерживала слёзы. – А потом – вечером пойдём вместе на педсовет, - продолжала Лена. - И ты объяснишь это уже всем воспитателям. Срок тебе за мысли, может быть, и не продлят, но пару дней карцера получишь точно! Особенно, если я буду настаивать. Лена насмешливо улыбнулась: – И тогда, кроме всего прочего, твоё свидание совершенно по официальной причине не состоится! Потому что в воскресенье ты будешь в изоляторе раны залечивать! С примочками лежать! Что же ты? С таким трудом вы с мамой буквально выбили из меня это свидание! А теперь ты сама всё портишь! Соня, измученная болью и страхом, едва стояла. Теперь она, наоборот, сильно побледнела. Так страшно за всё время пребывания в “Центре” ей ещё не было ни разу. Девушка ясно представила, как стоит на педсовете перед всеми воспитателями отделения, и все на неё смотрят осуждающе. И Светлана Петровна! И Инна Владимировна! И Соня должна им объяснять, почему обозвала своего ответственного воспитателя «сволочью»! Пусть и мысленно! Такого позора ей не пережить! Конечно, её отправят в карцер! Можно не сомневаться! И мама вместо, действительно, с таким трудом добытого свидания получит очередной жестокий удар! Она всё знает про карцер, Сама Соне перед её отъездом объясняла. Соня готова была завыть от отчаяния и бессилия. После всего, что Лена ей сегодня устроила, девушка уже не сомневалась, что так всё и будет. Лена смотрела на свою воспитанницу и была очень довольна произведённым эффектом. Она не собиралась отправлять Соню на педсовет и подвергать угрозе её свидание. Сейчас это не входило в планы воспитательницы, но сообщать об этом Соне Лена не спешила. “Нет! Этого нельзя допустить! - думала Соня. - Надо хотя бы попытаться что-то сделать!” – Елена Сергеевна! - проговорила она с мольбой. - Пожалуйста, позвольте мне всё объяснить! – Объясняй! - воскликнула Лена. - Именно этого я от тебя и жду! Соня глубоко вздохнула. – Елена Сергеевна! Честное слово, то, что произошло сегодня – это в первый раз! Всё это время, начиная с изолятора, я ничего подобного себе не позволяла. Вела себя так, как и предписывается “Правилами”. Обвиняла во всём только себя! И ни разу о вас плохо не подумала! – Да неужели? - усмехнулась Лена. – Я вас уверяю! - горячо воскликнула Соня. - Я, конечно, думала, что вы ко мне… слишком сурово относитесь, что наказания очень строгие, что у вас надо мной полная власть! Даже когда вы мне объявили про розги, я подумала только... Соня ненадолго замолчала. – Ну... буквально: “Как же она меня ненавидит, раз такое придумала!” И всё! Поверьте мне, пожалуйста! Ничего оскорбительного не было! Соня посмотрела на Лену и с облегчением заметила, что её пылкая речь произвела впечатление. Лена ей поверила и была явно удивлена. – В самом деле? - с усмешкой переспросила она. - И даже “гадиной” ни разу не обозвала? Соня отрицательно покачала головой. – Нет. Я действительно считаю, что виновата, всё это заслужила, и вы имеете полное право со мной так поступать! – Однако всё когда-то случается в первый раз, - заметила Лена. - Сейчас-то ты это сделала! – Елена Сергеевна! Простите! Мне было так больно и плохо! Я старалась держаться! Но... эти дополнительные 10 ударов меня просто доконали! И когда вы сказали, что знаете, что у меня были спазмы, я просто не выдержала! Мне это показалось таким жестоким – ведь я действительно не могла говорить! Я не сдержалась, извините! – Зато теперь ты знаешь, что для меня никакие спазмы оправданием не являются. Не отвечаешь сразу на вопрос – получаешь дополнительно 10 ударов. Я тебя уверяю – в следующий раз никаких спазмов не будет! – Простите! Вы правы! И я так никогда больше не поступлю! Для меня это потрясающий урок! Честное слово! – И ты считаешь, что я должна тебе это спустить? - холодно осведомилась Лена. – Нет! – Соня взмахнула руками, но тут же, опомнившись, снова встала смирно. - Вы должны меня наказать! И очень строго! Но, умоляю, не выставляйте меня на педсовет! Пожалуйста! Я там со стыда сгорю! И, опять же, из-за мамы! Ведь свидание... У Сони прервался голос. Она не выдержала напряжения и разрыдалась. – Успокойся! Быстро! - резко приказала Лена. – Слушаюсь, - Соня изо всех сил пыталась справиться с собой. “Ладно, откатим немного”, - подумала Лена, а вслух задумчиво произнесла: – Знаешь, Соня! Если бы это произошло после свидания – я бы ни секунды не сомневалась! Тебя бы я не пожалела! Это точно! Но... твоя мама будет очень разочарована. В том, что сегодня произошло, моей вины нет! Но свидание-то я ей обещала! И я опять перед выбором. Педсовет – это однозначно карцер и отмена свидания. Однако я имею право наказать тебя и сама. И мне придётся так и поступить – опять из-за твоей мамы! Но ты поняла, как легко на самом деле угодить в карцер? – Да. Спасибо, - всхлипнула Соня. Слёзы стекали у неё по лицу на грудь, но девушка не решалась их вытереть. – Но, если до воскресенья ещё что-нибудь вытворишь – больше я навстречу не пойду! Ясно? Воспитанница с облегчением кивнула. – Сделаем так! - по-деловому произнесла Лена. - Тогда я тебя ни о чём не расспрашиваю. Лучше мне не знать, что ты там про меня намыслила, а то ещё рассержусь и передумаю. А ты мысленно поставь себя на моё место и сама назначь себе наказание. Представь, как бы я поступила, если бы решила разобраться с тобой сама, без педсовета. – Елена Сергеевна, но я не знаю! - растерянно проговорила Соня. – Всё ты знаешь! - резко возразила Лена. - Думаешь, я не вижу! Ты прекрасно меня чувствуешь! Вполне можешь предугадать мои поступки и решения. Это просто в глаза бросается! Как вчера, например. Лена усмехнулась: – А когда мы с Инной отчёты проводим, у меня создаётся впечатление, что ты у нас в мыслях третьей незримо присутствуешь! Сложись ситуация по-другому, ты вполне могла бы с нами работать. «Работать! – мысленно воскликнула Соня. - После того, что я сделала! Кто бы мне дал здесь работать?» – Думай! - продолжала Лена. - У нас с тобой ещё вечером встреча – вот тогда и поговорим. А если не придумаешь – тебе придётся всё мне рассказать. Тогда я сама решу. Она посмотрела на часы: – Быстро одевайся! Умыться можешь тут, - Лена указала Соне на раковину у входа. - Через три минуты у тебя начинается немецкий.
Forum: Соня только-только успела выложить на стойку тетради и учебник и шепнуть: «Всё нормально!» подскочившей Юле, когда в класс стремительно влетела преподаватель немецкого Елизавета Вадимовна. На уроках немецкого языка воспитанницы всегда находились в напряжении: у Елизаветы Вадимовны легко менялось настроение, она обладала бурным темпераментом и была малопредсказуемой. Преподаватель сразу приступила к проверке слов, которые студентки должны были выучить к сегодняшнему уроку. Делала она это энергично, по отработанной методике. Каждой ученице приходилось отвечать в быстром темпе все заданные на сегодня 10 слов и ещё 5-6, пройденных ранее. Обычно словарная проверка всей группы занимала 5-7 минут. Соня чувствовала себя ужасно! Только что перенесённая жестокая порка и нервное потрясение выбили её из колеи, как и предупреждала Инна Владимировна. Когда до неё дошла очередь, девушка благополучно ответила 5 слов, а перед шестым ответом, вспоминая, глубоко вздохнула - и не уложилась во время. Отвечать предписывалось незамедлительно! Пока Соня вздыхала, Елизавета Вадимовна назвала уже седьмое слово. Соня заторопилась, ответила сначала неверно, но тут же исправилась. - Стоп! – крикнула Елизавета Вадимовна. – Зачёт не принят! Лентяйка! Быстро раздевайся! Снимай с себя всё! - Слушаюсь! – упавшим голосом произнесла Соня. Терпеть сейчас ещё одну порку не представлялось ей возможным! Елизавета Вадимовна взяла Сонину карточку, прочитала, затем хмыкнула. - 50 ударов по восьмому разряду перед уроком – это, конечно, впечатляет! Но! Если бы ты твёрдо вчера выучила слова, а утром - ещё повторила, ты бы их всё равно не забыла. Согласна? - Да, - тихо ответила Соня. Услышав про 50 ударов, воспитанницы переглянулись. Юля побледнела и закусила губу. Она очень переживала за подругу! Конечно, Сониному «всё нормально» девушка не поверила. Соня тем временем уже разделась. - Иди на место! – приказала воспитатель. – Одеться сможешь после обеда! - Слушаюсь. Соня вернулась к своей парте, положила форму на стул и встала у стойки. Несмотря на применение обезболивания, после такого сурового наказания сесть всё равно было невозможно. Соня знала, что существует такое наказание – отобрать у воспитанницы одежду на какое-то время. Лена его не применяла, но другие воспитатели не так уж и редко использовали. Девушка, конечно, была рада, что сейчас ей не придётся выносить новую порку. Но до обеда у студенток 204-ой группы, кроме уроков, была по плану ещё одна лекция. Значит, и на лекцию, и на сам обед Соне придётся идти в таком виде! «Ужас! Сговорились они с Еленой, что ли?» Воспитанница постаралась собраться и внимательно слушать. Елизавета Вадимовна до конца урока не оставляла Соню в покое: постоянно спрашивала её и один раз вызвала к доске вместе с Лизой Быстровой – отработать диалог. Однако Соня к уроку вчера готовилась, и ошибок больше не допускала. Почему произошла осечка с этими словами – она и сама не понимала! Но стыдно Соне было ужасно! Она не ожидала, что морально это так тяжело – находиться голой в присутствии всей группы и воспитателей, да ещё и демонстрировать всем следы от порки. - Кстати, Левченко, - обратилась к ней в конце урока Елизавета Вадимовна. – Ты мне должна слова и задание за вчерашний день. Готова ответить сегодня? - Да! – Соня постаралась ответить твёрдо. Вчера она пропустила немецкий – урок был утром, когда воспитанница ещё не вернулась из изолятора. Однако это не освобождало её от необходимости всё выучить и сдать преподавателю лично, так же, как и по другим пропущенным предметам. Долг по немецкому Соня вчера подготовила. - Тогда сегодня в шесть часов жду тебя на индивидуальное занятие. Ответишь вчерашнее задание и сегодняшние слова заодно. - Слушаюсь, - кивнула Соня. Елизавета Вадимовна внимательно на неё посмотрела, без всякой насмешки, каким-то изучающим взглядом – и отошла. К концу утренних уроков девушка измучилась совершенно. Преподаватели, заходя в класс, естественно, сразу обращали на Соню внимание, заставляли рассказывать, за что она наказана, строго спрашивали и вызывали к доске. Некоторые читали провинившейся нотации. К счастью, больше память Соню не подводила. Исключением оказалась только Светлана Петровна. Она во время урока не придиралась к Соне, наоборот, похвалила за чёткие и правильные ответы, и ни о чём, кроме своего предмета, не спрашивала. Однако Соня заметила, что в её учётную карточку воспитатель все-таки заглянула. После урока Светлана Петровна приказала: - Всем выйти из класса! Левченко остаётся. Мария Александровна тут же добавила: - Девочки, сразу берите конспекты по французской истории. Сейчас группа должна была идти на лекцию по французской истории и культуре. Когда они с Соней остались в классе одни, Светлана Петровна подошла поближе к воспитаннице и доброжелательно спросила: - Наверное, не можешь понять, в чём дело? Почему Елена Сергеевна так вчера на тебя ополчилась? - Я думаю, времени ещё мало прошло, - Соня не решалась посмотреть на Светлану Петровну, стесняясь своего вида. – Вы же мне советовали подождать – а я вылезла. - Не только, - покачала головой воспитатель. – У Марины в понедельник вечером был очередной тяжёлый приступ в реанимации. Елена Сергеевна об этом узнала уже после педсовета. Это её потрясло. А тут с утра во вторник ты подвернулась… - Понятно, - потрясённо пробормотала Соня. – А сейчас Марине лучше? - Ненамного. Поэтому хочу предупредить – Елена к тебе настроена сейчас крайне негативно! Она только тебя во всём обвиняет. Я тебе даже больше скажу. Светлана Петровна немного помолчала. Соня видела, что она колеблется. - Вчера она советовалась со мной и Галиной Алексеевной, не перевести ли тебя в другую группу. - Как? – ахнула Соня. - А вот так! Дословно Лена сказала: «Наверное, будет лучше, если вы Левченко переведёте в одну из тех групп, где я не преподаю. Я видеть её больше не могу! Она меня из душевного равновесия выводит. Боюсь, что скоро не смогу к ней относиться объективно» Но ничего не вышло! Заведующая против категорически! А Елене сказала… - Светлана усмехнулась. – Впрочем, это неважно. Теперь ты понимаешь её состояние? Она переживает ужасно! Представь, как она себя чувствует, если даже тебя согласна отдать в другую группу! - Да… - протянула Соня. – Но я не хочу этого! – воскликнула она, вспомнив всё, что произошло вчера в группе. – Девчонки у нас отличные! У меня тут уже подруги. И дежурные воспитатели неплохо ко мне относятся. Светлана покачала головой. - Я знаю, что у Лены отличная группа! Но ваш с ней конфликт все преимущества сводит на нет. - Но ведь не будет же так всегда, Светлана Петровна! – возбуждённо заговорила Соня. – Что же такое с Мариной происходит? Почему врачи ничего сделать не могут? И неужели действительно я во всём виновата, как Елена Сергеевна считает? Светлана Петровна, но ведь когда-нибудь она всё-таки сможет меня простить? Особенно, если с Мариной всё будет в порядке! - Надеюсь, - с сомнением протянула Светлана. – Но вот сейчас тебе в другой группе было бы лучше. Подруги – это хорошо, но основное – отношение ответственного воспитателя. Он – Царь и Бог в группе. А дежурные воспитатели особенно ничем не помогут, только морально могут немного поддержать. Елена тебя как будто гипнотизирует: ты её боишься и продолжаешь допускать нарушения! Надо как-то разорвать этот порочный круг! Раз другая группа тебе не светит, старайся выжить в этой! Не допускай ошибок! - Я их уже столько допустила, что долго не рассчитаться, - в глазах воспитанницы блеснули слёзы. - Соня, - воспитательница положила руку девушке на плечо и вынудила ту посмотреть ей в глаза. – Понимаешь… у тебя в мозгу что-то должно щёлкнуть! - Светлана Петровна! Я же очень стараюсь! Только и думаю, как не допускать нарушений! Но не получается! Мне не собраться! Елена Сергеевна тоже от меня этого требует! А я… Она… - Соня запнулась и всхлипнула. Светлана задумчиво смотрела на воспитанницу. - Неужели у тебя мотивации не хватает? – она недоумённо пожала плечами. – Ведь Елена сейчас настроена выполнить данное тебе обещание! Тебе очень хочется по нескольку раз в день выносить наказания, подобные сегодняшнему? И, насколько я знаю, вы решили за первое место бороться! Да ты должна держаться так, чтобы к тебе в принципе невозможно было придраться! Ни в чём! Соня, я знаю точно, это вполне возможно! Светлана посмотрела на часы. - Всё! Бери конспект – и выходи. Скоро лекция начнётся! Кстати, - она усмехнулась. – Насчёт своего «костюма» особо не переживай! Это наказание для лидера твоего уровня несущественно! Просто правильно отнесись: выше голову – и не обращай ни на кого внимания. - Спасибо. Постараюсь, - Соня была благодарна воспитательнице за поддержку. Вместе они вышли в спальню, где девушки уже строились, чтобы идти на лекцию. Соня сразу воспользовалась советом Светланы Петровны, почувствовала себя увереннее, и лекция прошла более-менее благополучно. Но позже, когда группа шла на обед, ей опять не повезло! Около дверей столовой своих воспитанниц ожидала Елена Сергеевна. «Ну, как назло! – отчаяние и нехорошие предчувствия накрыли Соню с головой. – И что ей здесь надо? Раньше никогда не встречала нас у дверей. Может быть, уже знает про меня?» Однако, перехватив взгляд Елены, Соня поняла, что та ничего не знала! Внешне Лена осталась совершенно спокойной и невозмутимой, но Соня чётко почувствовала её удивление и негодование, причём почувствовала так явно, что даже встревожилась. «Что же за ментальная связь у нас с ней образовалась?» Соня инстинктивно сжалась и опустила глаза, как будто это могло сделать её более незаметной. Мария Александровна остановила группу. Они с Еленой быстро о чём-то переговорили, и Лена передала Маше небольшой пакет. Затем сказала Марии Александровне: - Идите обедайте! А Левченко я задержу ненадолго. Они с Соней остались одни в холле перед столовой. Елена гневно посмотрела на девушку и практически прошипела: - Это что ещё за позорище! Соня совсем не к месту подумала, что Лена опять изменила причёску. Она делала это часто, иногда – несколько раз за день. У воспитательницы были великолепные густые волосы тёмно-каштанового оттенка длиной немного ниже плеч. Сейчас они свободно распущены и перехвачены сверху оригинальным обручем, очень изящным и блестящим. А на урок с утра Лена приходила с высокой причёской. - Простите! Меня наказала Елизавета Вадимовна! Я не ответила два слова на проверке, - виновато ответила Соня. У Лены появилось такое выражение на лице, что Соня всерьёз испугалась. - Ах, вот как! – голос воспитательницы звенел. – Теперь ты позволяешь себе ещё и к домашним заданиям безответственно относиться! Хотя вчера у тебя был полностью свободный вечер! Тебя никто не наказывал! И на коленях ты не стояла! Могла заниматься, сколько хочешь! Какое же следующее нарушение будет в твоём списке? - Простите, - ещё раз повторила Соня, так и не решившись поднять глаза. - И когда же тебе разрешено одеться? – гневно спросила Лена. - После обеда. - Ничего подобного! Скажи Марии Александровне, что я запретила тебе одеваться до семи часов! А сейчас после обеда, весь перерыв вместо прогулки будешь стоять на коленях в кабинете воспитателей! Понятно? - Да! - Тогда иди, питайся! Поговорим вечером, на отчёте! Лена распахнула дверь столовой. Соня произнесла: «Слушаюсь», подошла к дверям и нерешительно остановилась. Все группы уже обедали. Соне предстояло пройти к столу своей группы почти через всё помещение под взглядами всего отделения – и девушек, и воспитателей! Из одежды на Соне присутствовали только почти незаметные трусики-стринги телесного цвета: их позволялось оставлять при подобных наказаниях и во время порки только на период «критических дней». «Это наказание несущественно!» - вспомнила Соня слова Светланы Петровны. – Может быть – и так, но всё равно ужасно!» Лена смотрела на Соню с явной насмешкой. Это здорово взбесило девушку. Она распрямила плечи, подняла голову, решительно вошла в столовую и спокойно, не изменившись в лице, проследовала к своему месту. Лена проследила, как Соня невозмутимо поговорила с Марией Александровной, не торопясь, налила себе суп и встала к стойке. - Отпад! – пробормотала она. – Десять очков в её пользу! Лена вернулась в столовую для воспитателей, откуда выходила, прервав свой обед, чтобы встретиться с Марией Александровной. Там за сервированным столиком её ждали Светлана, Инна и Елизавета. Днём, с 13.30-ти до 15-ти часов, у воспитанниц по режиму был перерыв для обеда и прогулки. Соответственно, преподаватели тоже могли отдохнуть. У них являлось традицией собираться в это время в своей столовой, вместе обедать и общаться. В это же время старались приходить на обед и свободные дежурные воспитатели, если они не уезжали в свой выходной из «Центра». Сейчас, войдя в столовую, Лена увидела, что коллеги, отставив тарелки с супом, дружно хохочут, причём, делают это от всей души, просто покатываются со смеху! Инна достала платок и вытирала выступившие от смеха на глазах слёзы. Лена подошла к ним и строго выговорила: - Безобразие! Нарушаете дисциплину в столовой! Немедленно говорите, что у нас смешного! - А вот не скажем! Почему опаздываешь? Сказала – на минутку отойдёшь, а у нас уже суп остыл! – воскликнула Светлана. - Да я хотела только Маше диск передать! – улыбнувшись, Лена уселась на своё место. – Он ей сейчас, в перерыве нужен. А когда мои подошли, вижу – Левченко в костюме Евы вышагивает! Я и не сдержалась, сказала ей пару «ласковых»! - Да ну! – изумилась Инна. – И кто же это её так? - Да вот, Лиза, оказывается! – усмехнулась Лена, кивая на Елизавету. – Левченко умудрилась ей зачёт по словам завалить, представляешь? Елизавета, улыбаясь, невозмутимо доедала суп. - Ничего себе! – протянула Инна. – Да я как раз вчера у них у каждой все слова проверила! По всем трём языкам! Никого из класса не выпускала, пока не ответят! - А они все остальные были прекрасно готовы, - сообщила Лиза. - Значит, Арбелина ответила, а Левченко – завалила! – недоумевала Инна. – Чудеса какие-то! - Значит, не повторила утром, - без особой уверенности в голосе предположила Лена. Елизавета отставила пустую тарелку, энергично тряхнула головой, отчего её тёмные сильно вьющиеся волосы разлетелись в разные стороны, и шутливо щёлкнула Лену по макушке. - Ладно, не прибедняйся! – «Утром не повторила!» - насмешливо передразнила она. - А кто ей 20 спецремней и 30 скакалок перед самым моим уроком всыпал? И не просто по строгому, да ещё и по восьмому разряду! До кровавых рубцов! Ты хоть обезболивание-то применила? Она стояла совсем обалдевшая! Удивительно, что остальные слова в голове остались! Инна изумлённо посмотрела на Лену. - Это её проблемы! – жёстко произнесла Лена. – Обезболивание я как раз ей сделала! Пусть привыкает, и выкручивается, как хочет! Теперь будет регулярно и по утрам получать порку, пока за ум не возьмётся! Всё это Лена выпалила на едином дыхании. Закончив свою тираду, она немного расслабилась и улыбнулась: - Прости, Лиза, я не буду это делать всё время перед твоими уроками. Придётся чередовать! Инна, всё ещё изумлённая, толкнула подругу локтем под бок: - Лен, про спецремень и скакалку – это что, правда? - Нет, это мы шуточки тут шутим! – фыркнула Елизавета. Лена молча кивнула. Инна присвистнула. Некоторое время подруги молчали. - Лен, а как Соня держалась, входя в столовую? – Светлана смотрела с интересом. Лена с досадой махнула рукой: - Да ну её! Прошла голая через столовую, полную народу, как английская королева! - Как это? – не унималась Света. - Гордой походкой! С поднятой головой! Да ещё и после моего строгого внушения! Света улыбнулась и уткнулась в свою тарелку. Лена подозрительно посмотрела на неё. - Опять твоя работа? - А я здесь при чём? Её Лиза наказала! – смеясь, ответила та. - У них сегодня был и твой урок! Наверняка опять какую-нибудь беседу провела! - Между прочим, имею право! Ты забыла, что я ещё штатный психолог? Я ей просто сказала, что подобное наказание для лидера такого уровня несущественно, и посоветовала, как лучше держаться. - Свет, что-то я не понимаю, - вступила в разговор Елизавета. – Я ведь Соню специально так наказала! Лена через все кары практически её уже провела, а вот раздеть эту красавицу догола до сих пор не решается. Носится со своими принципами! А ей через это надо пройти, чтобы ощущения запомнить! Соня же на 100% стажёр! Так зачем ты ей помогаешь? Она сама должна знать, как себя вести, и как во время наказаний держаться! За столом повисло неловкое молчание. Елизавета недоумённо оглядела подруг. - Что это с вами? - удивилась она. Лена от изумления, похоже, потеряла дар речи. - Лиза! Да она вовсе не стажёр! – возмущённо воскликнула, наконец, она. – Вот ещё придумала! - Лена, - Елизавета снисходительно качнула головой. – Я понимаю, что точно мы узнаем только через три месяца! Но в данном случае это и ежу понятно! Да ты ведь и сама так думаешь! Иначе, почему так строго к ней относишься? Понятно, что проверяешь на стойкость! Мы же всегда так делаем, когда в лидере - “ненравственнике” стажёра подозреваем! Держится она как? Сами видите! А как с девчонками работает? Да она сама как штатный психолог! Вы знаете, что она с моей Елистратовой сделала? Причём, за одну беседу? - Что? – заинтересовалась Светлана. - Соня с ней в воскресенье полтора часа беседовала в гостиной. О чём – не знаю! Очень жаль, что эта их гостиная не прослушивается! – эмоционально начала Елизавета. – Так вот. Мою Ирину сейчас не узнать! Она повеселела, ходит, распрямив плечи, стала увереннее и решительнее. Вся меланхолия и комплексы куда-то делись! Наказания старается терпеть мужественно! Ещё не очень получается, но она не сдаётся! Не кричит теперь вообще, только стонет, стиснув зубы. Но для неё это уже большой прогресс! Света, да я её уже год пытаюсь в чувство привести! И не только я! И психолог, и врачи! А тут после одного разговора – потрясающий эффект! - Я очень рада за Иру, - вздохнула Лена. – Но три месяца ждать не придётся! Лиза! Она не стажёр! Я точно знаю! Лена ещё раз вздохнула и достаточно подробно объяснила Елизавете, в чём дело. На лице Лизы появилось жёсткое выражение. - А вы знали? – обратилась она к Светлане и Инне. Коллеги молча кивнули. - Тогда я вообще ничего не понимаю! – Лиза гневно стукнула кулаком по столу. – Ни тебя, Лена, ни вас, девочки! Лена! Она сознательно жестоко, даже с садизмом, отнеслась к твоей подруге! Просто из мести! А ты с ней либеральничаешь! Да с ней с самого первого дня надо было обращаться совсем не так, а раза в три суровее! - А вы, девочки! – почти кричала Лиза на Светлану и Инну. – Вы – лучшие подруги Лены! И как вы себя ведёте? – Лиза! – попыталась вставить слово Лена. – Подожди! - отмахнулась Елизавета. - Лена пытается эту Левченко проучить, а вы ей сочувствуете! Утешаете, советы даёте! Девчонки, вы что, обалдели совсем? Да мы должны все быть заодно! Если бы Левченко поступила так с посторонним человеком – это одно дело! Но она-то причинила боль нашей коллеге, нашей подруге! Мы должны окружить её всеобщим презрением, не давать ей даже вздохнуть, сделать так, чтобы она не вылезла вообще из наказаний! А то, что получается? Вы, наоборот, лазейки ей открываете! Жизнь этой мерзавке облегчаете! Елизавета была вне себя от гнева. – Лиза, - тихо сказала Лена. - Спасибо тебе. Но если мы все на неё ополчимся – это будет уже слишком! Я ведь с ней очень строго поступаю! Она и так вздохнуть не может! А с сегодняшнего дня - так и выдыхать будет через раз! А на девчонок я ворчу больше для порядка. – Лена права, - твёрдо сказала Светлана. - Лиза, у нас не гестапо! Соня – такая же воспитанница, как и все! Мы обязаны думать об её психологическом здоровье. Всеобщим презрением и жестокостью мы Соню просто сломаем, а мы не имеем на это права!
Forum: Да, она поступила подло, ужасно! Но она живой человек, и мы за неё отвечаем! Тем более, Лиза, Соня и сама старается. Раскаивается полностью, за Марину очень переживает. Этого даже Лена не отрицает! Ты знаешь, что она сладкого не ест и фильмы не смотрит? Сама себя наказала! Лиза, она меняется на глазах! Да, мы с Инной взяли Соню под свою опёку. Лене трудно индивидуально с ней работать, особенно поддерживать, и мы пока делаем это вместо неё. Елизавета помолчала. – Да, вы, наверное, всё-таки правы! - неохотно признала она. - Но я просто потрясена! Очень расстроилась за Лену! И девочку эту, твою, Лена, подругу, ужасно жалко! Нет, какая эта Соня всё-таки зараза! А ведь так мне понравилась сначала! Елизавета, действительно, очень расстроилась. Она была довольно темпераментной и воспринимала всё близко к сердцу. – Лиза, - мягко сказала ей Инна. - Ты пойми, даже то, что уже произошло, это для Сони ужасное наказание! Теперь ты знаешь, что она не стажёр! Попробуй поставить себя на её место! Внезапно оказаться в “Центре”! Увидеть в качестве своего воспитателя Елену! Да только от осознания того, что она у Лены в полной власти, можно уже рехнуться! Соня в постоянном страхе и напряжении находится! На Лену глаз поднять не смеет! А Лена ведь её вовсе не щадит! Посмотри в компьютере её карту, убедишься! Да одни розги чего стоят! – Да, розги – это серьёзно! - согласилась Елизавета. - Я-то думала, что Лена стажёра готовит! Лен, всё равно, хотя бы для неё – отступи ты от своей методики! Пощёчину залепи, хотя бы уж! Эту красавицу одной поркой не проймёшь, раз она такое сделала! – Сегодня две залепила, - мрачно сообщила Лена. – Да ты что? А я-то думала, с чего это вдруг град пошёл? - рассмеялась Лиза. – Хорошо. Вы меня убедили, - уже серьёзно продолжала она. - Но предупреждаю – я её утешать не собираюсь! Даже наоборот! Защитников этой Левченко и так уже хватает, как я понимаю. Лена, а почему ты это скрываешь от других воспитателей? Лена развела руками. – Да именно поэтому! Защитников Соне хватает, а новых угнетателей ей тоже не надо! Лиза, ты тоже, пожалуйста, не распространяйся! – Хорошо! Елизавета отошла приготовить себе кофе. Она была страстной кофеманкой и, когда позволяло время, делала кофе такой, как любила: из только что смолотых зёрен, сваренный в турке по специальной методике. Кроме неё, за обедом кофе обычно никто не пил. Елизавету поразил поступок Сони. Она не понимала, как в принципе можно было совершить такое! Конечно, в больнице Марина могла оказаться и не по вине Сони. То, что Соня не заметила плохого самочувствия поднадзорной и не сразу остановила наказание, это просто ошибка, которую, в принципе, мог совершить каждый. Елизавету возмутило другое. Отнестись так жестоко к беззащитной девушке, находящейся в полной её власти, только для того, чтобы отомстить Лене – это казалось Лизе подлостью! Она представила, что кто-нибудь подобным образом поступил бы с Вероникой – и просто задохнулась от возмущения! «Если Марина Лене так же дорога, как мне Вероника – я представляю, как она себя сейчас чувствует! - думала Лиза. - С другой стороны, чтобы совершить такое, Соня должна быть жестокой, мстительной и безжалостной! Но это никак не вяжется с её поведением в “Центре”! Это её раскаяние, о котором говорили девчонки, скромность, покорность, готовность помочь своим подругам – Соня должна была вести себя совсем не так!» Лиза подошла обратно к столику с чашкой свежесваренного кофе. Подруги пили чай, негромко беседуя. Елизавета устроилась на своём месте, дождалась паузы и спросила у Светы: – Я хочу вернуться к Левченко. Послушай, штатный психолог, а ты не интересовалась у Сони, почему она так поступила с Мариной? О чём она думала? Ведь она не выглядит такой законченной мерзавкой! – Интересовалась, - кивнула Светлана. - Она говорит одно: “Не знаю! Тогда мне казалось, что это правильно! А теперь я в ужасе от того, что смогла такое допустить!” – Наверное, наша система перевоспитания срабатывает, - улыбнулась Света. – Что-то я сомневаюсь, что такое поддаётся перевоспитанию, - пробормотала Лиза. – Да прекрасно поддаётся! - решительно возразила Инна. - Метод “шоковой терапии”! Строгие наказания, плюс осознание того, что она всё это заслужила! Да ещё беседы, которые мы с ней проводим! Будет совсем другой человек, вот увидишь! Может быть, даже Лена сможет её простить, когда Марина поправится! Лена пожала плечами. – Не знаю! Пока я даже минимальное сочувствие перестала к ней испытывать! Мне это и самой не нравится. Просто видеть её не хочется, правда, девчонки! Елизавета взглянула на часы и довольным голосом с ехидной улыбочкой сказала: – Так, дорогие студентки! Отставили чашки, и, будьте добры, следуйте за мной! – Подумаешь, - проворчала Лена, поднимаясь с места. Инна молча улыбалась. Сейчас им вместе с другими воспитателями, которые одновременно с работой обучались на втором курсе колледжа, предстояло сдавать сложный срезовый тест-зачёт по немецкому языку. Принимать его должны были Елизавета и старший преподаватель по этой дисциплине – Маргарита Евдокимовна, воспитатель с третьего курса. Всего на втором отделении работали, кроме Лены и Инны, ещё шесть таких сотрудников, все они выполняли обязанности дежурных воспитателей. Их всегда ставили работать в одну смену, чтобы в выходные дни девушки могли посещать групповые занятия и сдавать подобные зачёты. Светлана шутливо помахала Лене с Инной рукой. – Удачи! Вечером обмоем! За ужином! Соне предстояло почти час отстоять на коленях в кабинете воспитателей под наблюдением Марии Александровны. По сравнению с перенесённой утром жестокой поркой, это, конечно, казалось не таким страшным. Но вот лишиться прогулки было обидно! Прогулку воспитанницы очень любили и воспринимали как полноценную передышку среди трудного напряжённого дня. В будние дни девушки гуляли после обеда обычно около сорока минут либо в парке “Центра”, либо на территории овощебазы, если в этот день работали. В отличие от воскресений, у них не было по будням полной свободы передвижений. В пределах “Центра” дозволялось гулять на определённой чётко отграниченной для каждого отделения территории. С девушками выходили те дежурные воспитатели, у которых шли на прогулку все воспитанницы (иногда некоторые оставались в группе по разным причинам – например, после болезни или в наказание). Воспитателей, вынужденных остаться в группе, замещали сотрудницы охраны. Но, всё равно, воспитанницы могли передвигаться по довольно большой территории, беспрепятственно общаться со своими подругами, в том числе, и из других групп, а в тёплое время – играть в спортивные игры. На прогулку разрешалось брать плееры и книги, и это являлось отдушиной для страстных любителей чтения и музыки. На прогулках девочки могли свободно разговаривать друг с другом на разные темы, не опасаясь того, что их беседа будет услышана воспитателями, или записана на плёнку, и прослушана позже. От воспитанниц не скрывали, что всё происходящее почти во всех помещениях “Центра” записывается и выборочно просматривается. Сегодня днём Мария Александровна осталась в группе не только из-за Сони. Карпова Даша недавно перенесла лакунарную ангину, 10 дней находилась в изоляторе (кстати, одновременно с Соней), и пока ей были ещё запрещены прогулки, и, более того, назначен обязательный дневной сон. После обеда Даша приходила в спальню, ложилась в кровать и спала до окончания перерыва. Девушка была этим очень довольна – лишний час сна её действительно поддерживал. На работу Даша тоже пока ещё не ходила. На то время, когда группа уезжала в овощехранилище, воспитанницу отводили в изолятор, и она посвящала день самостоятельным занятиям. Несмотря на некоторые возникающие преимущества и послабления в режиме – девушки обычно не хотели попадать в изолятор, и даже панически боялись этого. Дело в том, что после пребывания в изоляторе (по любой причине), воспитанницам практически всегда продляли срок пребывания в “Центре”. Считалось, что в изоляторе они не отбывают наказание должным образом, и, так оно, собственно, и было. Кроме того, такой мерой руководство предупреждало возможные попытки довести себя до болезни специально. Никто из воспитанниц, естественно, не хотел продления срока заключения даже на несколько дней, поэтому периодически случались другие нарушения. Уже почувствовав себя заболевшими, девушки скрывали это в надежде на то, что всё пройдёт, и в изолятор идти не придётся. На этот счёт существовали очень строгие правила. Воспитанницы обязаны были немедленно доложить воспитателям о своём плохом самочувствии, даже о самых незначительных симптомах. Если девушки этого не делали (а это чаще всего всё равно обнаруживалось), то после выздоровления с ними поступали очень строго. Болели воспитанницы в “Центре” редко. Это достигалось и чёткой работой врачей, и в результате психологического настроя девчонок – они категорически не хотели болеть! В изоляторе они часто со слезами умоляли врачей отпустить их в группу пораньше, утверждали, что у них уже всё хорошо. Естественно, доктора руководствовались не подобными просьбами, а состоянием здоровья и соображениями безопасности для других воспитанниц. После выписки выздоровевшей из изолятора всегда проводилось основательное расследование, где уточнялись причины болезни, выяснялось, не могла ли воспитанница прямо или косвенно (в том числе, безответственным отношением к своему здоровью) сама спровоцировать заболевание; сразу ли заявила о плохом самочувствии. Имело значение и поведение больной в изоляторе. Решение о сроке продления наказания принималось по каждому случаю индивидуально. Самым благоприятным для воспитанницы вариантом считался тот, когда срок продляли один на один, то есть, точно на количество проведённых в изоляторе дней. Меньший срок назначался крайне редко, а вот больший – сколько угодно! Иногда, в очень редких случаях, с одобрения директора “Центра”, девушкам не назначался дополнительный срок наказания. Это происходило в тех случаях, когда воспитанница даже теоретически не могла предотвратить своё заболевание, например, если у неё случался приступ аппендицита. Соня, когда выписывалась из изолятора, спросила у Натальи Александровны, как этот вопрос будет решаться в отношении неё, и получила неутешительный ответ – продления срока не избежать! Врач объяснила, что в её заболевании присутствуют психологические моменты. Теоретически, у Сони, при наличии серьёзной мотивации, возникает шанс смягчить течение болезни и не попадать в изолятор. Ну, а если не получится, то за 4 года набежит почти два месяца штрафного срока! А ведь за это время можно ещё чем-то заболеть, хотя бы гриппом! Перспектива невесёлая!
Forum: Мария Александровна сегодня была сдержанной и немногословной. Утром, после подъёма, она ещё раз заявила девушкам, которые смотрели на неё смущённо и виновато, что инцидент исчерпан, и никаких претензий она к своим воспитанницам не имеет. – Соколова, ты тоже можешь расслабиться, - сказала она Юле. - Инна Владимировна, оказывается, тебя вчера уже достаточно строго наказала. Меня это вполне устроит! Дополнительной порки с моей стороны не будет! Ни Юля, ни остальные девушки, и даже Соня – никто такого не ожидал! Юля вспыхнула и горячо воскликнула: – Спасибо! Но я этого не заслужила! – Ладно. Пусть великодушие будет полным, - махнула рукой воспитательница. День пошёл своим чередом, и, в принципе, в сдержанности Марии Александровны ничего сверхординарного не было. Она и раньше, в отличие от Лены и Инны, не в каждое дежурство вела себя одинаково, а иногда настроение Марии Александровны менялось и в течение дня. Сейчас, после обеда, отправив Дашу в кровать, воспитатель указала Соне, куда встать на колени – около кушетки для наказаний, и предупредила, что за каждое нарушение режима “смирно” запишет ей в карточку 10 ремней. – Постараюсь этого не допустить, - тихо сказала Соня. – А ты вообще могла этого наказания не допустить, - ровным голосом произнесла Мария Александровна. Она пристально посмотрела на Соню и продолжила: – С тем, что Елена Сергеевна выпорола тебя перед уроком, ты действительно ничего не могла поделать. Но! Когда ты вошла в класс, до прихода Елизаветы Вадимовны оставалось ещё около минуты. Тебе нужно было быстро повторить слова, несмотря на боль и угнетённое состояние! Ты должна была предвидеть, что так может получиться! А ты – я специально посмотрела – перебирала какие-то бумажки и с Юлей успела поболтать! Непрофессионально! Ты же лидер! Вполне естественно, что Елена Сергеевна рассердилась! Она не терпит, когда наши воспитанницы зачёт по словам не сдают, да ещё и голые по коридорам разгуливают! Соня покраснела. Мария Александровна была права. Больше воспитательница не сказала девушке ни слова. Сидела за компьютером, работала с какой-то программой, но за Соней внимательно наблюдала, и на Дашу периодически поглядывала. За 15 минут до начала вечерних занятий Мария Александровна освободила Соню. Девушка помчалась в санитарный блок, успела быстро принять душ (Соне совсем не хотелось, чтобы Елена поймала её сегодня ещё и на неаккуратности), затем занялась лицом: протёрла его косметическим молочком, наложила тональный крем. Одноклассницы уже вернулись с прогулки, многие занимались тем же. – Соня, а к семинару ты готова? - поинтересовалась Наташа Леонова. Сейчас 204-й группе предстоял двухчасовой семинар по литературе. Соня изумлённо посмотрела на Наташу. – Конечно! – Не обижайся, - улыбнулась староста. - Просто Рената Львовна спрашивает очень строго и... ну как бы тебе это сказать, легка на расправу. А ты ещё в таком виде! Обязательно прикопается! Вот я и переживаю! Не хочется для тебя новых неприятностей. – Спасибо, что предупредила, - обречённо вздохнула Соня. Ренату Львовну она ещё не знала. Литература была вчера утром, когда Соня ещё не вернулась из изолятора, но все задания девушка тщательно подготовила. Литературы она не боялась, чувствовала себя уверенно, и до предупреждения Наташи ничего плохого от семинара не ждала. Рената Львовна, ответственный воспитатель 211-ой группы, оказалась яркой решительной высокой брюнеткой в возрасте “немного за 30”. Она, действительно, сразу вызвала Соню к доске и велела ей начать освещать одну из заданных тем. Но по мере выступления студентки на лице преподавателя появилось одобрительное выражение. Соня отвечала свободно, раскованно, смело и толково. Литературу она очень любила, рассуждать умела. По мере ответа она и сама увлеклась, даже забыла, что стоит у доски практически голая. – Молодец! - похвалила Рената Львовна, отправила Соню на место, и затем организовала общую дискуссию по предмету. Семинар пролетел незаметно, ни у кого из учениц неприятностей не возникло. В итоге этого трудного учебного дня у Сони, кроме несданного зачёта по словам, по всем предметам оказались пятёрки. Однако Соню это мало радовало. Она предполагала, что для Елены это вряд ли будет оправданием, и опять, как и в понедельник, ждала отчёта с замирающим сердцем. *** Лена пришла на отчёт ровно в пять часов. Воспитанницы были уже готовы, быстро расселись за столом. Соня, по-прежнему без одежды, стояла около своего места. Лена отметила, что все девочки какие-то напряжённые и смотрят на неё странно. «Опять какой-нибудь сюрприз?» – усмехнулась она про себя. Мария Александровна приступила к отчёту. - Елена Сергеевна! Сегодня у нас не совсем обычная ситуация. По всей группе – нарушение только у одной Левченко! У остальных – всё идеально! Никаких замечаний, и все отметки хорошие. Лена улыбнулась. - Приятно слышать! Начали бороться за первое место? Девушки смущённо заулыбались. - Значит, будем разбираться с Левченко! – продолжала Лена. - Она на уроке немецкого языка не сдала зачёт по словам, - сообщила Мария Александровна. – Но, Елена Сергеевна, у неё «смягчающие» были. - Да? – Лена вскинула брови. – И какие же? - Оба слова она знала. Первое не успела сказать вовремя, а второе – ответила неверно, но тут же исправилась. - Нет, Мария Александровна! – твёрдо заявила Лена. – Не принимается! Знала нетвёрдо – вот и всё! Никаких «смягчающих»! Будет отвечать по всей строгости! Соня совсем струсила. Она, конечно, и не ожидала, что отделается лишением одежды и часовым стоянием на коленях вместо прогулки. Но это «будет отвечать по всей строгости» прозвучало очень уж жутко! - Левченко! – уже обращалась к ней Лена. - Да, Елена Сергеевна, - хрипловато отозвалась Соня. - Объясни мне! Как… ты… могла… такое… допустить! – холодно, медленно и раздельно выговорила Лена. – Только не пытайся оправдываться тем, что прямо перед уроком получила порку! В «Центре» никакие наказания оправданием для плохих ответов не являются, и ты об этом знаешь! - Да, знаю, - голос Сони срывался от волнения. Впервые девушке приходилось объясняться прямо на отчёте, перед всеми! Было очень страшно! - Простите меня, - продолжала она. – Очевидно, я нетвёрдо всё выучила. Теперь буду учить слова старательнее! Но Лена смотрела прямо на Соню, и взгляд её из просто холодного быстро превратился в гневный. - Я разве об этом спрашиваю? – возмущённо воскликнула она. – Ты чётко ответила мне на поставленный вопрос? Это была засада! Конечно, Соня опять дала маху! - Простите, нет! – только и смогла ответить девушка. - Это всем понятно, что выучила нетвёрдо! А я спрашивала, как ты это допустила! Почему такое себе позволила? Ты совсем поглупела? Вопросов не понимаешь? Подойди ко мне! Лена выглядела очень рассерженной. - Слушаюсь! - на негнущихся ногах Соня подошла к воспитателю. Она уже знала, что сейчас будет! Пощёчина! При всей группе! И хорошо, если одна! Естественно, так и оказалось. Соня сделала над собой усилие и после удара не схватилась за щёку, стояла неподвижно. Только слёзы не смогла сдержать, они потекли непроизвольно. А вот девушки ничего подобного не ожидали, и были шокированы. Некоторые ахнули. - На кушетку! – гневно приказала Лена. – Сейчас получишь 20 ремней за то, что позволяешь себе нечётко отвечать на вопрос воспитателя! Через пять секунд Соня уже лежала на кушетке. - Во время наказания думай! – велела Лена. – Если опять ответишь не по существу – получишь дополнительно 10 ударов! А потом и ещё, если понадобится! Она ловким движением вынула ремень из чехла, прикреплённого к поясу, и приблизилась к приговорённой. «За спецремнём не пошла! – мелькнуло у Сони. – Наверное, им только 20 ударов в течение дня можно выдать! Слава Богу» После утренней порки Соне до сих пор, несмотря на обезболивание, даже двигаться было больно. Мария Александровна днём сделала ей дополнительную обработку, и сейчас раны на ягодицах и бёдрах только-только начали подживать. Радовалась Соня напрасно. Сейчас переносить новое наказание оказалось невероятно трудно! Обычным ремнём – но по восьмому разряду, да по свежим рубцам… Соня терпела из последних сил, не выпуская из рук перекладину и покрываясь липким потом от боли и напряжения. Ей показалось, что прошла целая вечность до того момента, когда Лена остановила порку. - Теперь я тебя слушаю! Соня глубоко вздохнула. - Елена Сергеевна! Я вчера выучила эти слова так же, как и обычно – старательно! Несколько раз повторила! И Инна Владимировна проверила – всё было в порядке! – наказанная едва могла говорить от боли. – Наверное, я недостаточно повторила их утром! И ещё перед самым уроком! Простите! Я исправлюсь! - Я не понимаю! – не унималась Лена. – А что тебе все-таки помешало это сделать? Ты опять не отвечаешь на вопрос, а просто выдаёшь факты! Воспитательный инструмент опять поднялся в воздух. - Елена Сергеевна! Не надо! – это вырвалось у Сони непроизвольно, она тут же покраснела от досады, но продолжила упрашивать. – Пожалуйста! - Это мне решать, - холодно сказала Лена. – Думай ещё. На ягодицы и бёдра воспитанницы снова посыпались удары. Десять, как и было обещано! Соня уже не верила, что вообще выберется сегодня с этой кушетки. - Отвечай! – услышала она требовательный голос воспитателя. - Елена Сергеевна! – взмолилась девушка. – Мне ничего не мешало повторить слова утром! Я думала, что знаю их твёрдо, поэтому повторила только один раз! Видимо, этого оказалось недостаточно! А после утреннего наказания я чувствовала себя плохо, и не нашла в себе сил ещё раз их просмотреть перед уроком. Но я сделала выводы! Чтобы отвечать хорошо, невзирая на любые обстоятельства, моих обычных усилий мало! Я буду тщательнее работать над словами – особенно по утрам и перед уроками! - Так вот изволь так и поступать! – твёрдо приказала Лена. – В нашей группе это позор – не сдать зачёт по словам! Никто себе такого не позволяет! Все стараются! - Я тоже буду стараться! Простите! - Надеюсь! Воспитательница применила обезболивающий спрей и вернулась к столу. - Так, девочки! – обратилась она к группе. – Давайте пока с вами решим. Раз у вас сегодня нет замечаний и наказаний, а время ещё только пять двадцать – вы можете выбрать себе какое-нибудь интересное занятие до ужина. Например, дополнительную прогулку или бассейн. - Бассейн! Можно, бассейн! – проговорили сразу несколько воспитанниц. - Если Мария Александровна не возражает, то – пожалуйста! - Нисколько не возражаю! – ответила та. – Но, кроме Карповой – у неё до субботы медицинское освобождение. Лена кивнула, достала телефон и быстро договорилась с администратором бассейна. - Вас ждут через полчаса, - сообщила она девушкам. Затем приказала Соне: - Левченко! Вставай и подходи сюда! - Слушаюсь! - наказанная с трудом поднялась с кушетки и вернулась на своё место. - Сейчас ты получала наказание за нечёткие ответы на вопросы воспитателя, - напомнила Лена. – А за несданный вовремя зачёт я назначаю тебе порку на «станке» - завтра, плюс шесть «напоминаний». - Слушаюсь, - Соня совсем упала духом. «Опять станок!» Воспоминания о прошлом наказании на станке ещё были сильны. - «Напоминания» будут состоять в следующем, - продолжала Лена. – Поскольку ты признаёшь, что плохо повторила слова утром – перед учебными днями мы будем поднимать тебя в шесть пятнадцать и наказывать специальным ремнем. Твоим персональным. Лена усмехнулась. Соня от досады опять покраснела. – 20 ударов, по восьмому разряду, - услышала она. - После этого будешь сразу повторять слова по всем предметам и ещё до подъёма сдавать воспитателю. С завтрашнего дня! Всё поняла? - Да, - Соня примерно чего-нибудь подобного и ожидала. - Если и этого окажется недостаточно, - грозно произнесла Лена, - и ты ещё раз себе такое позволишь – пеняй на себя! - На вечер у Левченко индивидуальный урок с Елизаветой Вадимовной – в шесть часов, - сообщила Мария Александровна. – Я ещё не проверяла. - Я проверю, - пообещала Лена. – И отправлю её на занятие. Плавайте спокойно! Она строго посмотрела на Соню. - Одеться сможешь непосредственно перед ужином. После самоподготовки у тебя очередная «приятная» встреча с розгами. Ну, а потом - отправишься к Марине Олеговне! - Слушаюсь, - Соня заставила себя ответить чётко. «Ну и перспектива!» - Елена Сергеевна! – решительно произнесла Наташа. – У нас имеется заявление! - Выкладывайте! – кивнула Лена. - Мы переписали на Соню свои сертификаты. Шесть штук – по 20 единиц. Мы просим вас это принять и освободить Соню от наказания розгами! У неё 100 розог осталось. Тут хватит! Наташа передала воспитательнице стопку документов. Мария Александровна беззвучно прыснула и, закрыв рот рукой, отвернулась в сторону. Лена подозрительно посмотрела на неё. - На меня не смотрите! – быстро сказала Маша. – Я тут ни при чём! В первый раз об этом слышу! - А почему смеётесь? - Так ведь идея-то замечательная! – улыбнулась Мария Александровна. – Такого я тоже в своей практике ещё не встречала! Вот и радуюсь – какие у нас девочки дружные и сознательные! Лена покачала головой. - Да уж! А кто автор этой «замечательной» идеи? – она окинула взглядом притихших девушек. - Елена Сергеевна! – быстро, со смешком проговорила Маша. Она явно очень веселилась. – Вы лучше сразу скажите, что этому автору светит! Тогда ему интереснее будет признаваться! - Что светит! – проворчала Лена. – Бастилия! Срок заключения – лет сто! Соня перевела дух. Она уже поняла, что всё будет в порядке, и девчонкам ничего не грозит. Но девушки явно так не думали и, похоже, испугались. Лена и Маша, посмотрев на вытянувшиеся физиономии воспитанниц, дружно рассмеялись. - Нет, шуток они явно не понимают! – улыбнулась Лена Марии Александровне. - Девочки, расслабьтесь! – обратилась она к группе. – Ничего плохого никому не светит! Я просто из интереса спрашиваю. - Предложила я, - встала Юля. – Понятно! А все поддержали! Левченко! И ты это принимаешь? - Да, - тихо ответила Соня. - Ещё бы! Конечно, принимает! Что же она – совсем глупая! – весело воскликнула Мария Александровна. - Хорошо, - Лена подвинула к себе сертификаты. – Выбора у меня всё равно нет! Я обязана по инструкции это принять. Левченко! Ты будешь мне их каждый раз по штучке предъявлять? - Если можно, снимите меня сразу все розги, - попросила Соня. - Снимаю! 100 штук! Довольны? Наташа немного смущённо ответила: - Елена Сергеевна! Мы же не просто так! Мы вчера решили, что подумаем, как можем друг другу помочь, чтобы добиться первого места! Поэтому и хотим Соню поддержать, ведь с таким грузом очень трудно! - Согласна, - кивнула Лена. – Только специально вашу Соню никто не «грузил»! Она сама виновата! Но вы поступили очень щедро! Не переживайте, я не в претензии! - Елена Сергеевна, - продолжала Наташа. – У меня ещё вопрос. А какой сертификат покроет наказание на «станке»? - Для Левченко? – уточнила Лена. - Да. - Не меньше сорока единиц! - Тогда… Я отдаю ещё один свой – на 20. И 20 осталось из наших. Пожалуйста, снимите с Сони и это наказание! - Наташа! – растерялась Соня. - Ты не принимаешь? – быстро и насмешливо спросила Лена. Соня с Наташей обменялись красноречивыми взглядами, после чего Соня вздохнула: - Принимаю. И тихо добавила: - Спасибо! - Отлично! – протянула Лена. – Надеюсь, у тебя хватит ума правильно воспользоваться этим подарком! Помоги девочкам добиться первого места! И не только выдающимися идеями вроде вчерашней, а, прежде всего – своим поведением! Ещё раз повторяю – тебе стыдно допускать нарушения вообще! Но, Левченко, я тебя предупреждаю! Пока у тебя в долгах будет больше 30-ти ударов – получать их будешь всё равно несколько раз в день. Несмотря на то, что розги списаны. Лена усмехнулась: - Такой для тебя индивидуальный воспитательный план! - А у неё теперь только 30 и осталось, - сообщила Мария Александровна, быстро произведя подсчёты. – Кроме напоминаний! - А вот это вовсе не факт! – не согласилась Лена. – У неё ещё один должок имеется! Правда, Соня? Воспитанница кивнула. - Поскольку наша с тобой вечерняя встреча, похоже, отменяется, давай сейчас об этом поговорим. Соня, покраснев, подумала с отчаянием: « Всё-таки нашла, как на мне отыграться!» Ей ужасно не хотелось сейчас, в присутствии всей группы и Марии Александровны, обсуждать свой утренний позор. - Мария Александровна, - Лена повернулась к дежурной воспитательнице. – Левченко сегодня утром допустила ещё одно нарушение, которое пока не отмечено в карточке. Соня стояла уже совершенно пунцовая. Про это она не рассказала даже Юле с Галей! - Она после наказания, нарушив «Правила», оскорбительно обо мне подумала! Девушки заволновались. Такое в группе уже было, и не один раз. Они знали, что Лена всегда «просекает» такие моменты и поступает с провинившимися довольно сурово! - Я согласилась не выносить это дело на педсовет по единственной причине. Воспитательница выдержала небольшую паузу. - Я лично обещала маме Левченко свидание в воскресенье, и не хочу его срывать! Соня, по моему условию, должна была сама придумать себе наказание. Такое, чтобы заменило ей «приятные» минуты на педсовете и два дня карцера. - Ты это сделала? – требовательно спросила она у девушки. - Да. - Я тебя слушаю! Соня растерянно обвела глазами девочек и Марию Александровну. - Давай, не тяни! – настаивала Лена. - Елена Сергеевна! – начала Соня. – Я считаю, что вы должны наказать меня так, как сделали в изоляторе! Поставить у стенки! Только не на два дня, а на три-четыре! Соне нелегко далось это решение. Но она предполагала, что на меньшее Лена вряд ли согласится! Воспитанницы недоумённо переглянулись. Они не понимали, о чём идёт речь. Такого в группе не случалось! Юля с Галей тоже не знали, что Лена так наказала Соню в изоляторе. Соответственно, Соня умолчала и о том, что подобным образом поступила с Мариной. Просто язык не повернулся рассказать об этом девчонкам, так было стыдно! - Нет! Не пойдёт! – решительно заявила Лена. – Во-первых, здесь, в группе, такое осуществить сложно. Необходимо решение того же педсовета, чтобы на такой срок лишить тебя работы и учёбы! А во-вторых! Соня, это наказание я провела вполне с определённой целью. Ты знаешь, с какой! А вообще – это для меня неприемлемо! Больше я так никого наказывать не собираюсь! И тебя – в том числе! Абсолютно не мой метод, понимаешь? Соня кивнула с явным облегчением. - Надеюсь, у тебя есть ещё идеи? - Да. Соня действительно на всякий случай продумала ещё один вариант, хотя и не надеялась, что Лена отвергнет первый. - Тогда… - она собралась с духом. – Я предлагаю наказать меня на «станке» и отправить на штрафной ужин. И ещё: регулярно, например, 2 раза в неделю, проводить по отношению ко мне строгие наказания, а закончить их – когда вы сами сочтёте нужным! - Розгами? – воспитательница смотрела на Соню с явной насмешкой. - Нет! – это отчаянное восклицание вырвалось прежде, чем девушка успела подумать. – Простите, я хотела сказать… Если можно, пожалуйста, не розгами! Воспитанницы замерли. Лена немного помолчала. - Можно, - задумчиво произнесла она. – Но я надеялась, что ты придумаешь что-нибудь пооригинальнее, а не скопируешь слепо мои прошлые действия! Соня недоумённо подняла на Лену глаза. Перехватив её взгляд, воспитатель пояснила: - Я же примерно так наказала Зою два месяца назад! За такой же проступок. Ты поинтересовалась у девочек? Действительно, такое имело место! Зоя тогда ещё была относительно новенькой, и Лена не хотела отправлять её в карцер. Наказала на «станке», а потом два раза в неделю устраивала провинившейся строгую порку, причём, ещё в конце первого наказания заявила: - Будешь получать такие экзекуции до тех пор, пока я не посчитаю, что ты достаточно прониклась! И можешь меня не упрашивать и с вопросами не приставать! Соня с удивлением ответила: - Нет! Я про это не знала! И девочкам про свой проступок не рассказывала. Вы мне приказали мысленно встать на ваше место и подумать, как бы вы со мной поступили! Я и подумала! - Значит, ты слишком хорошо встала на моё место! – усмехнулась Лена. – Неплохо, правда? - обернулась она к Марии Александровне. - Да! – воскликнула та. – Можете теперь её привлекать, как независимого консультанта! - Хорошо! – подытожила Лена. – Оставляем «станок» и штрафной ужин. На завтра! И строгие наказания будешь получать, но только один раз в неделю – по субботам. Потому что они будут очень строгие! - Слушаюсь. Лена немного подумала. - Начнём, пожалуй, со следующей субботы. Не будем омрачать свидание. - Спасибо, - Соня облегчённо вздохнула. Ей, конечно, придётся несладко, но всё же не розги… - Всё! – Лена встала. – Собирайтесь в бассейн. Даша, ты можешь пока что-нибудь посмотреть. - Нет, Елена Сергеевна, спасибо! Я займусь уроками. Долгов ещё много. - Хорошо. Левченко, бери немецкий – и ко мне в кабинет. Сейчас. В кабинете Лена холодно заявила Соне: - Что же. Сегодня тебе очень сильно повезло. Девочки тебя выручили. - Да, - Соня не смела поднять глаз. - Ты прекрасно понимаешь, - усмехнулась Лена. – Мне совсем нетрудно назначить тебе розги снова. Хотя бы за твои оскорбительные мысли. Да и потом…за что угодно. - Понимаю, - тихо согласилась девушка. - Но меня впечатлил поступок девочек. Очень не хочется их разочаровывать. Они так хотели тебя от этого избавить, что… Лена усмехнулась. - Я дрогнула. Но знай, что от применения розог в твоём воспитании я отказываться не собираюсь. Пойдём-ка со мной. Лена привела Соню в санузел воспитателей и показала пластиковую трубу и замоченные в рассоле розги. - Они будут терпеливо дожидаться своего часа, - пояснила она. – И, если дашь мне повод… Сама понимаешь, пощады тебе не будет. Всё, что обещала, я выполню. Поняла? - Да, Елена Сергеевна. Не понять было трудно. Через пару минут Соня уже отвечала Лене немецкий, причём воспитатель выспросила у неё всё до последнего слова. Вместе они проработали все устные задания. Соня с удивлением отметила, что и немецким Лена владеет отлично, практически совершенно свободно. Лучше Сони, это уж точно. «Интересно, как они тут учатся? – подумала девушка, имея в виду воспитателей. – За год, что ли, всю программу колледжа проходят? Так ведь не успеть! Ещё и с такой работой!» - Неплохо! – отметила Лена в конце опроса. – Надеюсь, что с Елизаветой Вадимовной у тебя сегодня проблем не возникнет. Однако проблемы у Сони возникли. Да ещё какие!
Forum: Елизавета Вадимовна холодно и как-то очень недобро посмотрела на вошедшую в кабинет воспитанницу и усмехнулась: - Ещё не одета? Елена Сергеевна добавила? - Да, - Соня отвечала очень скромно, не поднимая глаз. Елизавета Вадимовна взяла у ученицы карточку, просмотрела и одобрительно кивнула. Затем, оставив Соню стоять у порога, начала её спрашивать, сама же стояла практически напротив и сверлила воспитанницу колючим жёстким взглядом. Спрашивала преподавательница досконально, явно пытаясь поймать Соню на каких-то неточностях. «Чего это она так? – ошеломлённо думала девушка. – Наверное, у них в «Центре» не сдать зачёт по словам – это страшное преступление!» Соне здорово повезло, что её только что тщательно проверила Елена, а то ещё неизвестно, выдержала ли бы она этот опрос достойно, хотя и была хорошо готова. Явная недоброжелательность Елизаветы Вадимовны смутила воспитанницу, к тому же, было очень стыдно стоять перед преподавателем голой. Закончив опрос, Елизавета буквально выдавила из себя: - Хорошо. Тема принята. Сделав отметку в учётной карточке, она подошла к Соне и, протягивая ей документ, сочно и презрительно произнесла: - Какая же ты всё-таки дрянь, оказывается! Соню как будто ударило током! Выронив из рук карточку, она расширенными от ужаса глазами смотрела на Елизавету Вадимовну. Девушка уже поняла – случилось то, чего она боялась больше всего. Елизавета гневно продолжала, не сводя с Сони глаз: - Я сегодня узнала о том, как ты обошлась с Лениной подругой. У меня просто слов нет! А ведь я была о тебе такого хорошего мнения, даже Лену пыталась уверить, что ты стажёр. Она в волнении покачала головой. - А ты настоящая змея! В уме тебе, конечно, не откажешь. Такое придумать и хладнокровно провернуть! А натура-то подлая! Да Елена тебя ещё очень щадит. Я просмотрела твоё «досье»! Елизавета махнула рукой в сторону компьютера. - Ты все наказания получаешь хотя бы за дело, она ничего из пальца не высасывает! А ты как поступала? Соня стояла как будто оглушённая. Не могла ни пошевелиться, ни отвести от Елизаветы глаз. - И девчонки… - Елизавета опомнилась и поправилась: - Другие воспитатели. За тебя ещё заступаются! Ей тяжело, видите ли! У неё стресс! Она уже всё осознала! Да ты за все эти четыре года так ничего и не осознаешь. Такие, как ты – непробиваемые. Ну, подожди! Елизавета перевела дух и добавила твёрдо и презрительно: - В воскресенье ты дежуришь по группе. А я – по отделению. Предупреждаю! Я заявлюсь к вам в группу с белым платочком - твою уборку проверять! Как ты делала! И мало тебе не покажется. Упоминание о белом платочке совсем подкосило Соню. Значит, Лена рассказала Елизавете Вадимовне и об этом случае! О том, как по Сониной милости Марина три дня стояла у стенки. Это был последний, сокрушительный удар, который Соне уже не под силу было перенести. Несчастная почувствовала резкую слабость, невероятное отчаяние накрыло её с головой. Соня сползла по стенке на пол, закрыла лицо руками и горько и безнадёжно зарыдала. Елизавета, которая продолжала что-то ещё возмущённо говорить, замолчала. Удивлённо взглянув на Соню, она пожала плечами, отошла от бьющейся в истерике воспитанницы и уселась в кресло. Подобного с Соней не случалось ни разу. Она не могла прекратить рыдания, крупная дрожь сотрясала всё тело, внезапно стало очень холодно. Минуты через три Елизавета уже другим, более спокойным голосом произнесла: - Ладно. Хватит. Вставай с холодного пола. Чего ты разошлась? Бью я тебя, что ли? «Лучше бы избила!» Соня нашла в себе силы ответить: «Слушаюсь», но приказ не выполнила. Просто физически не могла. Елизавета подошла к ней и, видимо, оценила состояние девушки. Она вынула из шкафа поролоновый круг, бросила его в кресло. Затем достала оттуда же тёплый махровый длинный халат. Такие халаты всегда имелись в кабинетах воспитателей на тот случай, если придётся отводить в изолятор внезапно заболевшую воспитанницу с лихорадкой и ознобом. Чтобы поднять Соню с пола, Елизавете пришлось приложить значительные усилия. Девушка понимала, что от неё хотят, но собственное тело ей не повиновалось. Вскоре Соня уже сидела в кресле, закутанная в тёплый халат и ещё сверху накрытая пледом. Елизавета заставила её проглотить таблетку с быстрым успокаивающим действием и заправила кофеварку. Воспитательница была озадачена. Начиная свой монолог, Лиза никак не ожидала от Сони такой реакции и, несмотря на свои противоречивые чувства, сейчас ей было жалко девушку. - Всё, Соня, успокаивайся, - примирительно сказала Елизавета. – Врача ведь не будем вызывать, правда? Соня испуганно помотала головой. - Тогда сама справляйся! Соня чувствовала себя уже намного лучше. Она согрелась, немного успокоилась и теперь не рыдала, а только всхлипывала, уткнувшись в салфетку, тоже выданную ей воспитателем. Елизавета поставила на журнальный столик, расположенный между двумя креслами, чашку кофе с шапкой взбитых сливок, рядом положила небольшую шоколадку, предварительно развернув. От кофе исходил восхитительный аромат. Плохого, и даже среднего кофе Елизавета у себя не держала. - Быстро выпей и съешь! – приказала воспитательница. - Но я… - Попробуй ещё со мной поспорить и не подчиниться! – грозно воскликнула Елизавета. – Ну что, рискнёшь? Она сердито смотрела на побледневшую Соню. Обессиленная воспитанница смогла только отрицательно покачать головой и взяла в руки красивую розовую чашку. - Я знаю, что ты не ешь сладкого, - уже спокойней проговорила Лиза. – Но сейчас это – лечебная мера. Кофе поднимает тонус, а глюкоза помогает снять стресс. У тебя же мама – врач. Ты должна это знать! Соня сделала несколько глотков и откусила от шоколадки. Она не ела ничего сладкого с первого дня пребывания в «Центре», даже уже начала забывать его вкус. Сейчас девушке и правда стало намного лучше, она с облегчением почувствовала, что уже может говорить. - Елизавета Вадимовна, – начала она. – Пожалуйста, простите меня за такое поведение. Я не нарочно, честное слово! Просто ничего не могла с собой поделать. - Ладно! – немного ворчливо ответила Лиза. – Я слишком внезапно на тебя налетела. Могу понять. - Нет! Совсем не внезапно! – горячо ответила Соня. – Я всё это время каждую минуту подобного ожидала. Я знала, что когда о моём поступке узнают все воспитатели, то многие отреагируют именно так! И будут правы! С Инной Владимировной и Светланой Петровной мне просто повезло. Даже не знаю, почему они меня поддержали. Но всё, что вы говорили – правда! Так всё и есть! Только… - Соня опять всхлипнула. – Я не совсем непробиваемая, честное слово! Елизавета усмехнулась. - Раз ты этого ожидала, то почему устроила истерику? – насмешливо спросила она. - Я поняла, что всё кончено, - тихо ответила Соня. – Всеобщего презрения мне не вынести. - Елизавета Вадимовна! – горячо продолжала она. – Вы знаете, как тяжело это испытывать даже только от Елены Сергеевны? А ведь я ничего, совсем ничего не могу поделать! Я давно уже ужасно сожалею о своём поступке! Ещё до того, как всё это случилось, я поняла, что поступаю жестоко и недостойно, и решила всё изменить. Я страшно себя виню, и очень за Марину беспокоюсь. Я упросила Елену Сергеевну передать ей мои извинения, Марина ответила, что не сердится, но я сама на себя сержусь! И я в отчаянии, что Марина не поправляется. Из-за меня! И лучшие врачи ничего не могут сделать! А Елена Сергеевна… - Соня в отчаянии закрыла лицо руками, - меня просто ненавидит. И здесь я тоже ничего не могу изменить. Ничего! Как я не стараюсь! - Соня, а чего же ты ожидала от Елены Сергеевны, интересно? Меня это не так близко касается, но и я страшно возмутилась, узнав о твоём поступке. А вот если бы кто-то подобным образом обошёлся с близким мне человеком! Елизавета в волнении покачала головой. - Соня, я не уверена, что вообще смогла бы такое простить. Хоть когда-нибудь. - Елизавета Вадимовна! По лицу Сони уже опять потоком текли слёзы, салфетка быстро промокла насквозь. - Ну, как мне искупить свою вину? Как? Тем более, находясь здесь? Я не знаю! А Елена Сергеевна меня и слушать не хочет. Велела больше вообще не заговаривать на эту тему, под угрозой карцера! - Вопрос сложный, - серьёзно ответила Лиза. – Я тоже не знаю. - Вы можете все меня презирать! – не успокаивалась Соня. – Но я и сама себя презираю. Я и так не могу с этим жить! Она опять разрыдалась. - Давай, либо ты рыдаешь, либо мы дальше разговариваем, – строго сказала Лиза. – Что-нибудь одно! Соня кивнула и быстро вытерла слёзы ладонью. - У меня возникали мысли, что не всё в этой истории так просто и однозначно, - задумчиво проговорила Елизавета. – Я невольно пытаюсь придумать тебе какие-то оправдания. Может быть, у тебя были особые причины так поступать? Возможно, Марина тебя своим поведением на это провоцировала? Или Лена чего-то не договаривает? - Нет, - Соня обречённо покачала головой. – Марина вела себя потрясающе. Она очень умная и классная девчонка! Сразу поняла, что я решила её использовать, как орудие мести, и видела, что меня уговаривать бесполезно. Она и не пыталась! А, самое главное, Елене и маме ничего не рассказывала! Лене пришлось узнавать всё через куратора, представляете! А я-то рассчитывала, что она будет ей жаловаться, и очень активно. Вот в той истории с белым платочком, знаете, как получилось? Я же действительно всё время к Марине придиралась, правильно вы сказали – вину из пальца высасывала! У меня ещё две девочки под надзором жили. И они, и помощница моя – Аня, просто поражались! Аня, конечно, Маринке сочувствовала, и пыталась на меня повлиять, но я стояла на своём насмерть! В Марининой уборке я всегда находила изъяны. А в тот раз говорю ей: - Пойдём проверим, как ты убрала на кухне! А она смотрит на меня таким понимающим взглядом и отвечает: - Соня! Давай не будем тратить время! Наказывай меня сразу! Ну, я и взбесилась! Схватила этот белый платок, всё-таки потащила её на кухню. Ткнула носом в эти пылинки! Выпорола очень строго. А потом говорю: - Раз ты смеешь умничать, будешь стоять три дня у стены и думать над своим поведением! Так мы с Мариной «Дни независимости Новопока» отметили. Она стояла, а я за ней наблюдала и наказывала её беспощадно за каждое движение. Соня сидела вся пунцовая от стыда, со слезами на глазах. Лиза удовлетворённо произнесла: - Это уже лучше, чем я думала. Значит, ты так наказала Марину не за плохую уборку, а за дерзость! И не хладнокровно, а в состоянии аффекта! - Вы думаете, это меня оправдывает? – Соня покачала головой. – Нет, Елизавета Вадимовна. Потом я продолжала пользоваться этим платочком уже вполне хладнокровно. Маринка, бедная, не знала, какими моющими средствами пользоваться, да и бесполезно всё было. Понятно, что к белому что-нибудь, да пристанет! Но больше она мне ничего не говорила. Покорно каждый день шла со мной на кухню, смотрела на платок – и сразу в мой кабинет. Порку получать. Конечно, переживала очень, это было видно, но всё про себя. Губы дрожали, слёзы едва сдерживала. Я ведь её не щадила! Наказывала всегда…беспощадно. Как я потом высчитала, именно в это время у Марины и сердце начало болеть. Теперь-то я всё понимаю! Она и со мной не могла поговорить, знала, что бесполезно! И Лену с мамой не хотела расстраивать, молчала, как партизанка. А я ведь не только к этой кухне придиралась, и другие нарушения выискивала. И она знала, что ей ни за что не оправдаться! Ей очень плохо приходилось! Так что, Елена Сергеевна полностью права. Только я во всём виновата! А Марина, я видела, на меня не злилась! Она всё понимала, прямо насквозь меня видела, и молча всё сносила. Меня такое покорное поведение сначала бесило, потом я это оценила, но продолжала поступать по-своему, из упрямства. К тому же, Лена уже всё узнала, стала мне звонить, и приезжала просить за Марину. Мне это сначала было как бальзам на душу! Но постепенно стало как-то очень не по себе. И я подумала – всё, хватит! Надо это заканчивать, оставить девчонку в покое. Но в тот раз, Елизавета Вадимовна, когда Марине плохо стало, я её наказывала как раз за дело. Она тройку по химии получила. Чётко по своей вине. И вот так всё получилось! - Но как ты могла использовать живого человека как орудие мести? Я ещё понимаю, если бы к тебе сама Лена под надзор попала! - В этом-то и вопрос! – воскликнула Соня. – Как смогла? Да я сейчас и сама этого не понимаю! Очень хотелось хоть как-то Лену прижать, хоть немного сделать ей больно! Другой возможности у меня всё это время не было. - Соня, да что же Лена тебе такого сделала? - Елизавета Вадимовна! Мне стыдно! Но сейчас я поняла, что особенного – ничего! Началось всё вроде бы с мелочи. Отношения у нас с Леной как-то сразу не сложились, ещё с восьмого класса. Два лидера, обе с амбициями, вечная конкуренция… А летом после девятого класса я на Елену обиделась жутко! Прямо возненавидела! Думала, что никогда ей этого не прощу. Из нашей параллели 20 человек должны были ехать по обмену во Францию, на месяц. Из них – два лидера. Главная, конечно, Лена. Она же у нас “француженка”, говорила уже тогда совершенно свободно! Но я по всем показателям была на втором месте! С французским у меня тоже неплохо, и лидер сильный! По справедливости – я должна была поехать, именно меня на “Совете” и выдвинули. А Лена выступила против! Категорически! Открыто! Сказала, что раз у нас напряжённые отношения – мы не можем на такое важное мероприятие ехать вместе. А ведь я к ней заранее подходила и пыталась убедить меня взять. Говорила, что всё будет нормально, что я без проблем буду ей подчиняться, как старшей группы. А Лена сказала: - Нет, Соня! Я буду против. Мы с тобой несовместимы! Подчиняться ты сможешь только через силу. Я буду постоянно ожидать от тебя какой-нибудь “гадости”. И она всех в этом убедила. Послали другого лидера. Соня помолчала. - Сейчас-то я понимаю, что она была полностью права. Но тогда - было так обидно! И когда Марина ко мне попала – я сразу про это вспомнила, хотя уже много времени прошло! - Детский сад какой-то, - проворчала Елизавета. – Соня, это разве причина? - Нет, конечно! – Соня покраснела от досады. – Но это ещё не всё. Если честно – она меня и в десятом классе просто достала! Лену выбрали председателем «Комитета по защите прав поднадзорных». - Что??? – У Елизаветы глаза на лоб полезли. – У вас был такой «Комитет»? - В колледже уже не было, - слегка улыбнулась Соня. – А в школе – да, был! - Когда я училась, у нас и в школе ещё ничего подобного не придумали, - пробормотала Лиза. Внезапно она расхохоталась: - Вот это здорово! Если бы у нас был такой «Комитет», меня бы постоянно там прорабатывали! Она посмотрела на Соню уже более доброжелательно. - Я начинаю понимать. У вас с Леной разные методики. Совсем! Соня кивнула. - Мы с тобой вполне можем поговорить, как коллеги, - улыбнулась Елизавета. Её настроение явно улучшилось. - Твой стиль работы, наверное, более близок к моему, так? - Похоже, да, - опять кивнула Соня. - Я сторонник более строгого отношения. Раз попали под надзор – надо расплачиваться! А Лена утверждала, что если помогают минимальные меры, то более суровые не нужны! Причём, больше ни от кого ко мне претензий не было! Наоборот, я очень сильным лидером считалась. Результаты у меня были отличные, и не жаловался на меня никто в этот её “Комитет”! Да, я со своими поднадзорными строго поступала, спуску им не давала, поблажек не делала, но всё было в рамках, без злоупотреблений. Но Лена прицепилась ко мне и в покое не оставляла! Сама, по своей инициативе, разные инспекции устраивала! Девчонок моих поднадзорных постоянно выспрашивала, жалобы собирала. На советах лидеров пыталась всем доказать, что я поступаю неправильно. Хотя всё, что я делала, всё было по инструкциям! Почти… - Почти? – Елизавета усмехнулась. – Мне это знакомо! Сама на таких «почти» несколько раз попадалась! Лена в чём-то вывела тебя на чистую воду? - Да, - вздохнула Соня. – Я наказала поднадзорную девушку не в кабинете, под камерами, а в своей личной комнате. - А за это, дорогая, могла из лидеров вылететь! – назидательно сказала Лиза. - Да никто бы и не узнал! – горячо воскликнула Соня. – Эта девчонка под предупреждением ходила, за серьёзное нарушение её могли из-под надзора прямо в «Центр» отправить! А она без разрешения со своим парнем созвонилась и самовольно на свидание удрала после уроков! А потом слёзы проливала, на коленях меня упрашивала её пощадить и руководству не докладывать! Ну, я ей и сказала, что не доложу, но наказание она получит не по инструкции. Нешуточное. Отвела её в свою комнату, привязала к кровати и…ну, Елизавета Вадимовна, так хотелось настоящую порку этой вертихвостке выдать, по полной программе, до слёз, соплей и воплей о пощаде… А не те жалкие 50 ударов, что по инструкции положены. - Садистка! – удовлетворённо и совсем без всякого осуждения заметила Лиза. Соня беззащитно улыбнулась, но тут же снова погрузилась в воспоминания. - А на следующий день Елена заявляется с неожиданной проверкой! Конечно, ей эту дурочку расколоть ничего не стоило! Да она ещё любую неправду за версту чует! Представляете, как она рада была меня подловить? - Соня, Лена просто честно исполнила свой долг! – пафосно сказала Елизавета. - Да, но никто её не просил… Соня в отчаянии махнула рукой. - Эта проверка была внеплановой, чисто по её инициативе! А меня за это нарушение… Она замолчала, собираясь с силами. - Да говори уж, чего там, - улыбалась Лиза. – Наверное, выпороли тебя хорошенько? Так же строго, как ты свою поднадзорную? - Да! – воскликнула Соня. – Публично, на «Совете лидеров»! Перед всеми! И уже тише добавила: - До сих пор не могу это забыть! Стыдно было…ужасно! - Лена порола? – деловито поинтересовалась воспитательница. - Нет! – выдохнула Соня. – Одной выпускнице зачёт надо было получить по спецметодике. Вот она и постаралась. - Ты вопила? – продолжала допрос Лиза. - Ещё чего! – громко возмутилась Соня и тут же, спохватившись, сбавила тон. - Нет, я даже боли особо не чувствовала, от стыда и злости не знала, куда деваться. Тогда и решила, что Ленке я непременно отомщу! Чего бы мне это не стоило! А не вышло! Лена вскоре исчезла из школы, и никто не знал, куда. Куратор общими фразами о переводе отделывалась. Пришлось мне с этим смириться. И вот, уже в колледже, ко мне вдруг Маринка попадает. Как подарок судьбы! Я прекрасно знала, что они всегда были лучшими подругами. Ну, вот тут немного крышу у меня и снесло. Соня вздохнула и замолчала. - Понятно, - протянула Елизавета. - Соня, но и это не причина для такой мести! Она нахмурилась и продолжала задумчиво: - Я пытаюсь поставить себя на твоё место. Здесь, в “Центре”, мы тоже все по-разному работаем. Если бы Лена придиралась к моим методам, делала бы мне замечания, пыталась настроить против меня коллектив и руководство... Лиза задумалась. - А она пытается? - с интересом спросила Соня. - Нет, что ты! - усмехнулась Елизавета. - У нас это не принято. Каждый работает по своей методике, но, не отступая от инструкций. А Лена вообще очень тактично себя ведёт. Она же у нас самая молодая из «ответственных». - Нет, Соня! – решительно заявила Елизавета. - Как бы я, предположим, на Лену не сердилась, но, если бы Марина вдруг оказалась в моей группе – я бы с ней так не поступала! Это точно! Лиза опять улыбнулась. - А вот, если бы у нас организовали такой «Комитет», Лена, конечно, первая бы в него вступила! И Светлана, и Вероника вместе с ней! Немного помолчав, она добавила: - Лену, несомненно, ждёт блестящая карьера. Когда она начала работать «ответственной», мы подшучивали над её «щадящей» методикой. Но она твёрдо гнёт свою линию и убеждает действием! Группа - то ваша за полгода почти всех обошла. Хотя, конечно, тут не только в её методике дело, а ещё и в ней самой. - Да, это точно, - согласилась Соня. – Знаете, почему я ещё на неё злилась? Она со своими поднадзорными носилась, как курица с цыплятами! А ведь всегда, хоть на пару очков, но меня во всём обходила. А я тогда такая тщеславная была!
Forum: Соня опять покраснела. - Чего там! Девчонка шестнадцатилетняя. Но мне так было обидно! Лена – бесспорный лидер. Всегда! И ещё на меня постоянно наезжает! А я тоже лидер, тоже сильный. Но… Только на втором месте! Я никак не понимала, чем она берёт? Её поднадзорные всегда и свободой большей пользовались, чем все остальные, и наказывала Лена их не так строго. А при подведении итогов – Лена лучшая! Всегда! Соня помолчала. - Я только сейчас начинаю понимать, почему так происходило! Когда сама стала её воспитанницей, и наблюдаю «изнутри» за её работой. - И что же ты поняла? – с внезапно вспыхнувшим интересом спросила Елизавета. - Точно я объяснить не могу. Только суть. Елена девчонкам сочувствует, каждую уважает, и в каждую верит! Соня усмехнулась: - Кроме меня, конечно! У неё изначально к ним отношение другое. Не как к преступникам, а, скорее, как к случайно совершившим ошибку. При этом Лена держит группу очень даже твёрдо. Но девчонки не просто боятся наказаний, они не хотят её разочаровывать! И так же с дежурными воспитателями в нашей группе. Девочки больше переживают, чтобы к ним отношение не изменилось. Вот, Наташа Леонова знаете, как расстраивалась, когда Инна Владимировна стала к ней чуть холоднее, чем обычно после наказания за неаккуратность. Она мне сказала, что лучше бы ещё одного «строгача» вытерпела, только бы Инна перестала на неё сердиться. Я к такому не привыкла! Мои «поднадзорные» совсем не так себя вели. Я их «давила» строгостью и суровым отношением. Они меня боялись! И дисциплину соблюдали, и учились хорошо, но вот этого момента не было. Из-за моего отношения они точно не переживали! И мне, честно говоря, было всё равно. А тут – я и сама этому поддаюсь. От Лены наказания готова выносить, а презрение – ну никак! Инна Владимировна на меня в субботу хмуро посмотрела – я была уже в панике! Сама себя не узнаю! - Понятно. Всё это так. Но что-то здесь всё же не складывается… Лиза задумалась и внезапно резко спросила: - Послушай, моя красавица, а Лена, случайно, парня у тебя не уводила? Соня ошеломлённо смотрела на воспитательницу расширенными глазами, по её лицу медленно разливалась бледность. - Ладно! – Елизавета довольно улыбнулась. – Это не моё дело, и выпытывать я у тебя ничего не буду. Она посмотрела на часы и с сожалением заметила: - Скоро ужин. Тебе пора вернуться в группу. Мы очень плодотворно побеседовали, но у меня остались ещё вопросы, и довольно важные. Я думаю, что в ближайшие дни мы с тобой встретимся ещё раз. Соня уже успела придти в себя. Она быстро встала, сняла халат, аккуратно сложила его и, прижимая к груди, горячо проговорила: - Елизавета Вадимовна! Спасибо вам большое за такое ко мне отношение. Я же понимаю: вы могли сразу отправить меня в изолятор, и я бы не скоро оттуда вышла! Спасибо, что пожалели меня и не поступили так. - А в мои планы это не входило, - Лиза тоже встала и внимательно смотрела на девушку. – Мне хотелось с тобой поговорить и сделать свои выводы обо всей этой истории. - И… вы сделали? – с замирающим сердцем спросила Соня. От волнения она судорожно вцепилась в халат. - Сделала, - кивнула Елизавета. – Соня! Да положи ты этот халат! - улыбнулась она. - Слушаюсь. Девушка поместила халат в кресло, но теперь она не знала, куда девать руки, и смотрела на Елизавету Вадимовну с тревогой. Для неё было очень важно, что сейчас скажет воспитатель. - Ты поступила очень некрасиво. И это ещё очень мягко сказано, - начала Лиза. – Никаких заслуживающих внимания оправданий у тебя тоже нет. Согласна? - Да. Полностью, - тихо проговорила Соня. - Но, поговорив с тобой, я решила, что всё-таки ты не безнадёжна. Мои коллеги правы: ты меняешься, и шанс тебе дать необходимо! Я не буду тебя преследовать. Но и только! Больше ничего обещать не могу. Как тебе искупить свою вину перед Леной – я не знаю. Могу только предположить, что, пока Марина полностью не поправится, ты никак не оправдаешься и Лену не смягчишь. Бесполезно даже заговаривать с ней об этом! Только хуже будет. Тебе остаётся только надеяться на благоприятный исход и быть скромной. Вот и всё. А теперь – иди. Елизавета подписала Соне пропуск и проводила её до выхода из спальни. Остальные воспитанницы 204-ой группы вместе с Марией Александровной возвращались из бассейна. Бассейн соединялся с основным зданием «Центра» крытым переходом, поэтому верхнюю одежду надевать необходимости не было. На занятие группа пришла строем, как положено, но сейчас Мария Александровна разрешила воспитанницам идти «вольно». Настроение у всех было хорошим. Воспитательница, пока с девочками занимался тренер, тоже плавала в отделении для сотрудников, соответственно, она тоже получила приятную передышку в разгар напряжённого рабочего дня. Девушки шли даже не строем, а плотной кучкой, обступив воспитателя. - Молодцы, девчонки! – говорила им Мария Александровна. – Перевести сертификаты на Соню – это вы здорово придумали. Лучшего для неё вы сделать не могли. - Мария Александровна, - решилась спросить Юля. – Как вы считаете, можем мы ещё что-нибудь предпринять, чтобы как-то смягчить эту ситуацию? Может быть, нам всем вместе Елену Сергеевну попросить, чтобы она Соньку простила? Мария Александровна резко остановилась. Девушки выжидательно смотрели на неё. - А вы, что, знаете, в чём дело? – удивлённо спросила воспитатель. - Мы с Галей знаем, - кивнула Юля. – А остальные – в общих чертах. Мария Александровна разволновалась. - Даже не вздумайте вмешиваться! – воскликнула она. – Ни в коем случае! И не заикайтесь Елене Сергеевне об этом, сейчас очень неблагоприятный момент! И Соне не поможете, и на себя навлечёте нешуточные неприятности. Я понимаю, вы за неё переживаете, но Елена Сергеевна имеет полное моральное право так поступать с Соней. Она сама решит, когда её простить. А вы можете только помочь Соне советами, чтобы она нарушений не допускала. Делитесь с ней своим опытом! Поддерживайте! Будьте к ней повнимательнее. Вот, как, например, получилось, что Соня двух таких важных инструкций не знала? Юля! Ты её «шеф»! Могла бы ей объяснить и проконтролировать! - Да, вы правы, - виновато согласилась Юля. - Ладно. Не переживайте. Со временем всё наладится! – ободрила воспитанниц Мария Александровна. Некоторое время все шли молча. - Мария Александровна, - подала голос Вика. – Мы в рекламе видели, что завтра в Большом концертном зале группа «Антураж» выступает с новой программой. Вы, случайно, не идёте? «Антураж» - рок-группа, которая очень нравилась почти всем девушкам, а Вика просто была её фанаткой. Девочки знали, что Мария Александровна тоже любит эту группу. Периодически воспитательница приносила своим подопечным диски с их новинками. - А то! – довольно отозвалась Мария Александровна. – Конечно, иду. Билеты давно уже взяты. У тебя какие-то пожелания? - Мария Александровна! – умоляюще произнесла Вика. – Они только что приехали из Франции! А диски с записями этих выступлений обещали завтра, в Большом концертном продавать. Пока только там! Пожалуйста, привезите нам! - Привезу, - согласилась воспитатель. - И программку завтрашнего концерта! Пожалуйста! - Программки опять всем привезти? Знаете, как на меня в прошлый раз смотрели, когда я десять программок покупала? Вспомнив удивлённое лицо билетёрши, Мария Александровна рассмеялась. - Мне не надо, - сказала Наташа Леонова. - Хорошо. А тебе я привезу «Иоланту» Чайковского. Прямая запись из Большого оперного. Хочешь? - Конечно! Спасибо! Лиза Быстрова на протяжении этого разговора периодически поглядывала на воспитателя испытующе. Решившись, девушка спросила: - Мария Александровна! А с кем вы на концерт идёте? Если не секрет? Воспитанницы замерли. Спрашивать о таком воспитателя – это было очень смело, но Лиза обычно знала, что делала. Мария Александровна с усмешкой передразнила: - «С кем на концерт идёте?» Скажи уж прямо, что тебя интересует моя личная жизнь. Интересует? - Ну… - замялась Лиза. – Простите за мою нескромность, но… Конечно, интересует! – быстро выпалила она конец фразы. - А я могу и сказать, - легко согласилась воспитатель. – Идём мы, конечно, компанией. Но, в том числе, и мой друг. Зовут Даниил, ему 23 года. Заочно учится в педагогическом, как и я. На втором курсе. Ещё что-то интересует? Мария Александровна с улыбкой и вполне доброжелательно смотрела на девушек. - А где он работает? – спросила Даша. - В «Центре перевоспитания для студентов естественнонаучного колледжа». В нашем районе. Дежурным воспитателем, на четвёртом курсе. - Ничего себе, - ахнула Вика. – Вы коллеги! - Да! И работаем по одному графику. Видимся в свои выходные, через день. Очень удобно! Поэтому я и работаю все эти годы дежурным воспитателем, не перехожу в «ответственные». Одного воскресенья нам было бы недостаточно! - Мария Александровна! А сколько времени вы знакомы? – нетерпеливо спросила Наташа Леонова. - Три года. - Но… ведь вам уже есть двадцать один? - Конечно, - улыбнулась воспитатель. - Значит, вы ещё проверяете свои чувства? Ведь вы уже могли пожениться! Наташа на самом деле была уверена, что вступать в брак можно было бы и в гораздо более юном возрасте, не будь в Новопоке таких законов. А выжидать, уже достигнув совершеннолетия, казалось ей очень странным. Сама Наташа впервые влюбилась в 17 лет, и полагала, что уже вполне готова к семейной жизни. Несмотря на то, что девушка оказалась за половую связь в «Центре», она считала, что выйдет замуж вскоре после освобождения. У неё не сохранилось таких отношений со своим другом, как у Юли, но Наташа не сомневалась, что с выбором спутника жизни у неё проблем не возникнет. - Уже не проверяем! – опять улыбнулась Мария Александровна. – Наша свадьба назначена на конец апреля. Май и июнь я в отпуске, затем возвращаюсь к вам до конца лета. Ну, а потом, девочки, мы с вами расстаёмся. Перехожу на третий курс, и не смогу здесь пока работать. К моему большому сожалению! - Вы уходите? И уже в сентябре вас не будет? – воскликнула Вика. - Да. С третьего курса можно учиться только очно, вы же знаете. Буду работать в «Межвузовском Центре перевоспитания» - по ночам или воскресеньям. А сюда собираюсь вернуться после окончания института. Но вы к тому времени, я очень надеюсь, будете уже не здесь! А на свободе. - А если кто-то решит поступать в наш педагогический – вполне можем там увидеться. - Ой, Мария Александровна, - испугалась Юля. – Но мы надеемся до института уже выйти из «Центра». У нас же только у Сони срок ещё не закончится! - Юля! – укоризненно покачала головой воспитатель. – Увидеться же можно не только в «Центре»! А просто в институте! Это вы здесь живёте закрыто! А в обычных учебных заведениях активная студенческая жизнь! Ведь ты собиралась в педагогический, правда? И Галя, и Наташа Леонова! И Даша! Девушки кивнули. - И ещё, кажется, Настя? Мария Александровна посмотрела на девушку. - Нет. Я в университет, на филологический. - Тоже хорошо. С вами-то, девочки, мы будем на разных курсах. Вы на первом, я на пятом. А вот с Еленой Сергеевной и Инной Владимировной с третьего курса вполне сможете пересекаться – на тех же лекциях, например. - С третьего? – переспросила Юля. - Скорее всего. Имея такую работу, мало кто идёт на очное обучение с первого курса. Хотя – разные бывают обстоятельства! Девочки были одновременно и растроганы, и растревожены этим разговором. Им было приятно, что Мария Александровна так открыто с ними поговорила. Такое случилось впервые! Но все расстроились из-за того, что она собирается уходить из «Центра». К Марии Александровне девушки привыкли. Да и относилась она к воспитанницам очень даже неплохо! - Не переживайте! – попыталась ободрить их Мария Александровна. – Главное, чтобы у вас ответственный воспитатель не сменился. А уж Елена Сергеевна вас в обиду не даст - дежурного воспитателя на моё место будет очень тщательно подбирать. Без её согласия руководство никого не назначит!
Forum: Когда Соня вернулась в группу, остальные воспитанницы были уже там. До построения на ужин оставалось десять минут. Мария Александровна внимательно оглядела Соню: - Ещё успеешь посетить санблок. Тебе это необходимо. Ступай немедленно, а потом можешь одеться. Соне, конечно, именно так и следовало поступить. Но Юля с Галей сразу взволнованно стали её расспрашивать об уроке немецкого. Соня начала рассказывать, увлеклась (ведь рассказать-то было о чём) – и время оказалось упущено. Её подруги были поражены таким поворотом событий. - Ну, Сонька, тебе повезло! – воскликнула Юля. – Если ещё и Елизавета Вадимовна решила бы на тебя наехать – это было бы ужасно! Она-то как раз полностью «без комплексов»! Может и с белым платочком заявиться, как обещала, и за несуществующую вину наказать, и унижать постоянно. В итоге Соня едва успела одеться, и решила привести себя в порядок сразу после ужина. Лена в это время в кабинете закончила занятие с Катей Вересовой. Сегодня она была очень недовольна своей ученицей. - Ты перестала стараться! – эмоционально внушала она Кате. – У тебя по-прежнему с произношением беда. Без твоих серьёзных усилий я тебе ничем не помогу! Ты должна вообще плеер не снимать, постоянно французскую речь слушать. А ты этим пренебрегаешь! Я у Светланы Петровны две недели выпросила, чтобы она тебя не наказывала за французский! Неделя уже прошла. А сдвиги незначительные! Катя, в чём дело? - Простите, Елена Сергеевна! – девушка выглядела смущённой. – На меня столько всего навалилось! Всё так сложно. У меня и по другим предметам проблемы, и «Правила» не получается чётко соблюдать. Я не знаю, за что хвататься! - Не ври! – резко возразила Лена. – Светлана Петровна с тобой активно работает. У вас индивидуальный план для тебя разработан, которому ты должна следовать. Неукоснительно! А ты сама не хочешь! Если не исправишь произношение – я тебя не аттестую по французскому вообще! Учитывая, что у тебя и по другим предметам не блестяще – вылетишь из колледжа, пойдёшь в профессиональную школу. Произношение исправить любому студенту колледжа под силу! А если не получается, значит, вообще не будешь специалистом. Да, по тестам ты прошла в колледж и уже больше года проучилась. Но только одних способностей мало! Нужно ещё и самой стараться. А если стараться не хочешь – так нечего тебе здесь делать! Вызываем твоих родителей, сообщаем решение педагогической комиссии – и переводим в «Центр перевоспитания профшколы». Катя побледнела. Такая перспектива её напугала. - Простите, Елена Сергеевна! Я буду стараться! - Вот и старайся! А за сегодняшний урок выставляю тебе двойку. А со Светланой Петровной поговорю – лично её попрошу сегодня тебя наказать построже. Чтобы до тебя получше дошло! Имей в виду: больше я за тебя перед ней не заступаюсь. Оснований нет! Катя ушла очень расстроенная. Лена тут же позвонила Светлане и ввела её в курс дела. - Лена! – недовольно заметила Света. – Я же тебе сразу говорила: не надо было с ней либеральничать. Я эту красавицу уже раскусила – с ней можно пока только «кнутом». По-другому она, к сожалению, не понимает! - Света, но в первые дни Катя старалась, - оправдывалась Лена. - Да её надолго не хватает! – воскликнула Света. – Натура такая! Попробуем сейчас за неё взяться серьёзно, но, честно говоря, не удивлюсь, если в итоге её придётся из колледжа отчислить. *** Когда воспитанницы вернулись после ужина в спальню, Лена сразу завернула Соню в кабинет. Прямо из строя! Стоя у двери, девушка напряжённо смотрела на воспитательницу. Ничего хорошего она не ожидала. У Лены зазвенел мобильный, раскрыв его, она опустилась в кресло, не выпуская Соню из виду. - Да, Лиза! У Сони замерло сердце: она очень испугалась, что разговор сейчас пойдёт про неё. Однако Лена продолжала каким-то необычно тихим и расстроенным голосом: - Я поняла. В восемь тридцать. Лиза, а что ты решила? Ты можешь сказать? Каких мер будешь требовать? Выслушав ответ, Лена на какую-то секунду очень заметно помрачнела, но тут же взяла себя в руки. Наконец, она закончила разговор и повернулась к Соне. - Я хочу проверить твой внешний вид! – властно сообщила она. – Раздевайся! - Слушаюсь, - быстро ответила Соня. «Конечно! По-другому не могло и быть. Это не случайно! Она всё подмечает! – мелькали мысли. – Но не слишком ли много для сегодняшнего дня?» Воспитанница уже поняла, что её ждут очередные, и очень серьёзные неприятности, но решила попробовать избежать хотя бы позора. - Елена Сергеевна! – виновато произнесла она. – А можно я не буду раздеваться? Я и так могу признаться: у меня есть нарушения по внешнему виду. Я перед тем, как одеться, не приняла душ, хотя это было необходимо. - Я знаю, - Лена спокойно пожала плечами. – Прекрасно видела, чем ты занималась эти 10 минут. Болтала с подружками! Верно? Поэтому я тебя сейчас и вызвала. И как ты объяснишь своё поведение? - Елена Сергеевна, простите! – голос Сони от волнения дрожал. – Девочки начали меня спрашивать, как прошёл урок, а у меня не хватило твёрдости, чтобы не ответить им и уйти в санблок! Твёрдости и силы воли! У меня состоялся очень насыщенный разговор с Елизаветой Вадимовной, я была под впечатлением. Соне очень хотелось как-то оправдаться и, хотя она и понимала, что бесполезно, но продолжала торопливо и эмоционально говорить: - Так хотелось с ними поделиться! Ведь сегодня больше у меня времени бы не было. Ужин, уроки, а потом мне «на колени» идти… Простите, я проявила слабость. И… грубо нарушила «Правила», я понимаю! - Понимаешь, - задумчиво протянула Лена. Соня про себя отметила, что Лена какая-то не такая: похоже, что чем-то расстроена. Соня ожидала от неё совсем другой реакции, примерно такой, как сегодня на отчёте. Лена по-прежнему сидела в кресле и спокойно смотрела на вытянувшуюся перед ней «смирно» воспитанницу, причём смотрела без обычного презрения, а с оттенком удивления. - Я не уверена, Соня, что ты всё понимаешь, - продолжала она. – Ты прекрасно знаешь, как я воспринимаю любую неаккуратность. Воспитанница виновато кивнула. - И знаешь о моём особом к тебе отношении. Ты должна была догадываться, что я глаз с тебя не спускаю! Лена встала с кресла, подошла к провинившейся и встала прямо напротив изрядно струсившей девушки. - Всю неделю ты помнила об аккуратности, чётко всё соблюдала, в санблок постоянно бегала. Ты знаешь, что я в любой момент могу тебя проверить. Почему же сегодня позволила себе расслабиться? «Что это с ней? – недоумевала Соня. – Спокойно читает нотацию? Давно бы уже содрала с меня одежду, подвергла унизительному осмотру – и водворила на кушетку!» - Соня – ты лидер! – не успокаивалась воспитательница. - Вспомни – ведь от «поднадзорных» мы тоже аккуратности требовали. Неужели ты в своей работе не чувствовала, когда надо провести проверку? - Чувствовала, - согласилась Соня. – Конечно! - А почему во мне сомневаешься? Я же была в кабинете! – Лена кивнула на прозрачную стенку. – Ты думала, я не замечу, что тебе надо посетить санблок? И не замечу, что ты этого не сделала? - Знаешь, Сонь, - как-то очень уж просто, почти по-дружески сказала Лена. – Я, конечно, никаких тёплых чувств к тебе не испытываю, но и страдания твои меня не радуют, как ты, возможно, полагаешь! Лена немного подумала. - Нет, не совсем так. Конечно, я получаю некоторое удовлетворение, когда тебя наказываю, ведь таким образом ты частично искупаешь свою вину. Но ты воспитанница моей группы, и я бы предпочла, чтобы у тебя не было нарушений! Ты, действительно, можешь сильно облегчить свою жизнь. Моё моральное отношение к тебе вряд ли изменится, но это ты переживёшь! А вот наказаний избежать можешь запросто. И я не понимаю, почему ты этого не делаешь? Соня по-прежнему находилась в некотором недоумении. Она побледнела и смотрела прямо в глаза воспитательнице, не решаясь отвести взгляд. - Да, я с самого начала приняла решение относиться к тебе очень строго и наказывать сурово! Лена, наконец, перестала гипнотизировать Соню взглядом, отошла от неё и теперь неторопливо прохаживалась по кабинету. - Но только за реальные проступки! Выискивать несуществующие нарушения, как ты делала, я не собираюсь. Ведь именно так я и поступаю! - Да, - согласилась Соня, которую сильно смущал такой поворот в разговоре. - Через три недели пребывания в «Центре» лидера твоего уровня вообще не должны наказывать! – твёрдо заявила Лена. – Если, конечно, воспитатель специально не ставит перед собой такой цели. Но я-то не ставлю! Ты уже должна жить без нарушений. Это возможно, я абсолютно точно знаю! Соню возмутила такая безаппеляционность. - Елена Сергеевна! – решилась она возразить. – Извините, но как вы можете знать точно? И Светлана Петровна мне то же самое сегодня сказала! - Правильно. Она тоже знает, – усмехнулась Лена. - Да я только здесь поняла, что ничего нельзя знать точно, пока не испытаешь на себе! – взволнованно воскликнула Соня. Она разволновалась, раскраснелась. Лена взглянула на воспитанницу с интересом. - Это ты абсолютно верно заметила, - согласилась она. Походив ещё немного по кабинету, опять посмотрела на Соню, словно на что-то решаясь. Наконец, подошла к ней почти вплотную и проговорила: - Что же! Возможно, тебе будет полезно это узнать! Она решилась. То, что Лена собиралась сейчас сообщить Соне, должно было кардинально встряхнуть девушку, а, возможно, даже изменить всю её жизнь! Лена прекрасно осознавала, что её опальная воспитанница слишком внутренне подавлена. Чрезмерная строгость, жестокие наказания и презрение не способствуют быстрой адаптации, в этих условиях Соне трудно справляться с режимом, и трудно ожидать от неё безупречного поведения. А, поскольку Лена думала об интересах своей группы, да и своих собственных - это уже начинало беспокоить воспитательницу. Девчонок наверняка выбивает из колеи такая суровость и строгость их воспитателя по отношению к Соне. А сейчас, когда воспитанницы решили добиваться первого места, общий настрой в группе должен быть позитивным. Да и Соня могла бы оказать группе неоценимую помощь, а постоянно сама совершая нарушения и получая непосильные наказания, она не сможет ничего сделать! Лене приходилось бороться с собой. С одной стороны – она ненавидела Соню и не хотела для неё лёгкой жизни. Но с другой – очень не хотелось портить свою репутацию талантливой воспитательницы, стремительно делающей карьеру. Такая взрывоопасная ситуация в группе не может не сказаться на поведении и успеваемости воспитанниц, девчонки запросто могут потерять призовое место, а ведь это ударит по престижу ответственного воспитателя! Нет, Лена ни в коем случае не собиралась прощать Соню и смягчать ей режим! За любое, даже мелкое нарушение, она и в дальнейшем собиралась наказывать девушку беспощадно. Но вот если Соня соберётся с силами и перестанет допускать нарушения – её счастье! Да, ей жить будет легче, но… для группы и для Лены лично это окажется преимуществом. И совесть воспитательницы будет совершенно чиста! Вчера после педсовета состоялся приватный разговор, в котором принимали участие заведующая отделением, Лена и Елизавета. После этой беседы Лена провела почти бессонную ночь, раздумывая над ситуацией, но так и не пришла ни к какому решению. Решилась она только сейчас, внезапно, спонтанно, и сама не понимая толком – почему. В её полной власти сейчас дать Соне то, в чём девушка на данный момент больше всего нуждается. Надежду! На то, что не всё так безысходно в её жизни! Что у неё есть пусть небольшой, пусть призрачный – но шанс самой изменить дальнейшую судьбу!
Forum: Сейчас Соня, конечно, деморализована. Даже если она не будет совершать нарушений и избавится от наказаний – ей предстоит влачить жалкое существование воспитанницы четыре года! Есть от чего прийти в отчаяние. - Соня! – Лена отбросила все сомнения. - Я хочу дать тебе очень важную информацию. Только от тебя самой зависит, сможешь ли ты ей воспользоваться. «Что ещё придумала?» - промелькнуло у Сони. Ничего хорошего она от Лены не ждала. Стояла, вытянувшись “смирно”, и молча ожидала. - У тебя сейчас у одной из всей группы, и даже из всего отделения, есть небольшой шанс значительно изменить свою жизнь в “Центре”! Кардинально! Соня непонимающе смотрела на воспитательницу. Она даже представить не могла, о чём та толкует. Перехватив недоумевающий взгляд воспитанницы, Лена пояснила: - Некоторые особенно сильные лидеры, которые попали в “Центр” не за нравственные преступления, могут рассматриваться руководством как потенциальные сотрудники. И не уборщицы, - усмехнулась она. - А воспитатели! Опыт пребывания в “Центре” в качестве воспитанницы очень ценится. Узнаёшь ситуацию изнутри – очень полезно! Ты сама мне сейчас сказала – надо испытать всё на себе. Лена вздохнула. - А Галина Алексеевна к тебе присматривается очень даже внимательно! - Елена Сергеевна! - взволновалась Соня. - Вы не знаете. Я ведь тоже проходила в школе тест “Системы”, но меня не пропустили! А повторно его сдавать нельзя! - Если бы ты осталась в колледже – было бы нельзя! А в таких случаях, как твой – можно. Такие прецеденты случаются, конечно, не особо-то часто. После нескольких месяцев жизни в качестве воспитанницы появляются изменения в характере, чаще всего – существенные! А ты меня уверяешь, что тебе и двух недель хватило. Что ты уже изменилась! - И… - Лена помедлила, - я тоже вижу, что это так. Должна признать, – неохотно выговорила она. Соня потрясённо молчала. От волнения у неё на глазах выступили слёзы. «Неужели такое возможно? - думала она. - Но почему Елена мне это говорит? Разве она этого хочет?» - Однако Соня, у тебя есть очень серьёзная проблема, - продолжала Лена. - Какая? У девушки тут же высохли слёзы. Она внутренне подобралась. - Ты никак адаптироваться не можешь. До сих пор допускаешь нарушения! А это – серьёзное препятствие. Тебе надо доказать, что ты – сильная и организованная, что с лёгкостью выполнять все “Правила поведения” тебе ничего не стоит. Ты не должна оставить ни мне, ни другим воспитателям ни малейшей возможности вообще тебя наказывать! Тогда руководству станет понятно: держать тебя в “Центре” 4 года в качестве воспитанницы – расточительство! - И тогда будет шанс? - от волнения голос воспитанницы охрип. Лена кивнула. - Три недели! - твёрдо произнесла она. - Максимум – месяц! Если потом у тебя ещё будут нарушения – шанс потеряешь! Соня молчала, обдумывая шокирующую информацию. - Ты знаешь, как готовят воспитателей? – продолжала натиск Лена. - Обычных. Таких, как я? Соня отрицательно покачала головой. Лена опять испытующе глянула на неё, затем подошла к столу и вынула из ящика бланк. - Подойди сюда. Это обязательство о неразглашении информации. Заполняй! Соня заполнила и расписалась. - Это очень серьёзно! - предупредила Лена. - Я понимаю, - кивнула Соня. - Так вот, - продолжала Лена. - После основного обучения всех стажёров отправляют в разные “Центры перевоспитания” как воспитанников. На общих основаниях, на три месяца, с придуманными легендами. Их воспитатели ничего не знают, они могут только догадываться. Я, например, отбывала этот срок по такой же статье, как и ты. “Нарушение должностной инструкции”. «Издевается она, что ли?» - Соня не могла в такое поверить. - Такая стажировка обязательна, без этого на работу не примут. Мы все подписывали соответствующий договор и ехали добровольно, - Лена рассказывала будничным голосом и совершенно серьёзно. Соня уже поверила и изумлённо молчала. - Если стажёр за 3-4 недели не адаптируется к порядкам «Центра» – из “Системы” он вылетает! Это одна из проверок на профпригодность. Там, конечно, и другие моменты учитываются. Лена нахмурилась. - Авторитет в группе, стойкость во время наказаний. Но с этим-то как раз у тебя никаких проблем нет! Хотя обычно бывает наоборот. Лена прекрасно видела, что воспитанница, мягко говоря, озадачена. - Вообще-то это правильно, - пробормотала Соня. - Но я даже представить себе такого не могла! И все воспитатели через это проходят? - Не все. Только те, которые по возрасту ещё могут быть направлены в “Центры”. Но таких – большинство! Теперь понимаешь, почему ты интересна для руководства? Сильный лидер, потрясающе держишься! Побывала в “шкуре” воспитанницы. Обучат – и вперёд! Сможешь свой срок отбывать уже в качестве воспитателя. Чувствуешь разницу? - Ещё бы! - выдохнула Соня. - Но как этого добиться? Что мне делать? «Что-то тут не так! – мелькали мысли.- Зачем она мне это говорит? Здесь какой-то подвох!» Но соблазн был так велик… Девушка уже не могла остановиться. Лена пожала плечами. - Тебе надо жить без нарушений. Желательно выйти на призовое место по всему отделению, отлично учиться, завоевать авторитет в группе. Продолжать работать с девчонками, помогать им. Лена слегка улыбнулась - С Зоей и Юлей у тебя хорошо получилось, с Дашей, с Ирой Елистратовой. То, как ты придумала Марию Александровну уговорить вас простить, тебе уже очень на руку сыграло. На педсовете все были в шоке! Ещё несколько таких идей не помешает. Если существенно поможешь девочкам первого места добиться – тоже будет в твою пользу! Ты у них уже признанный лидер. Представь, что это – твоя группа. Поставь цель – вывести их на первое место! И добейся. Если в группе есть такой лидер, как ты – она однозначно должна быть на первом месте. Соня понимающе кивнула. - Вот так и действуй! Лена не жалела о своём решении, но энтузиазм её постепенно угасал. - Должно пройти несколько месяцев, и тогда тебе, вероятно, предложат тест. Если опять не пройдёшь – всё, откат назад! «Пройду», - уверенно подумала Соня. - Соня, это только шанс. Никто тебе ничего точно обещать не может. Слишком много звеньев в этой цепи. В одном месте порвётся – и всё! Я говорю тебе об этом сейчас только потому, что время поджимает. Ты в “Центре” уже почти три недели. Если сейчас срочно не исправишься насчёт нарушений – будет поздно. Никто даже рассматривать твою кандидатуру не будет. То, что тебе труднее, чем остальным, из-за моей строгости – это не оправдание! Лена усмехнулась. - Я тебе раскрою ещё один секрет! К лидерам - “ненравственникам” в первые три месяца всегда строгое отношение. У любого воспитателя! В них обычно подозревают потенциальных сотрудников и дерут с них три шкуры! По традиции. На всякий случай! Готовят к будущей работе. Стажёрам надо всё на себе испытать, в этом ты права! Лена, которая во время своей речи продолжала расхаживать по кабинету, уселась обратно в кресло. - Так что я тебе правду сказала. Я точно знаю, что, несмотря на строгие меры, за три недели адаптироваться возможно. И Светлана Петровна знает. Мы это тоже на себе испытали. А мне, между прочим, пришлось в «Центре» сначала ненамного легче, чем тебе! Воспитатель меня совсем не щадила. И “станок”, и пощёчины, и “штрафной ужин”, и отсутствие обезболивания после строгой порки – я отлично знаю, что это всё такое. У неё это были самые обычные меры наказания, за самые ничтожные проступки! «Но ты знала, что это временно! - подумала Соня. – И никто тебя не презирал… И совесть твоя была чиста…И перспективы – с моими не сравнить!» - Но я решила всё это прекратить – и прекратила! – продолжала Лена. - И ты можешь! Кстати, у нас на отделении все, кто не знает о наших с тобой отношениях, наверняка уверены, что ты стажёр! - Ах вот оно что! - протянула Соня. - Теперь ясно. А я не поняла сегодня, что Елизавета Вадимовна имеет в виду! Она сказала, что пыталась вас уверить, будто я – стажёр! - Было такое, - подтвердила Лена. - Поэтому мне и пришлось ей всё рассказать. Соня! Я на педсовете ежедневно отчитываюсь обо всех наказаниях! И никто насчёт тебя не удивляется и ничего не спрашивает. Думают, что я тебя проверяю на стойкость, как потенциального сотрудника. Только Светлана Петровна нас раскусила. Тем более… держишься ты потрясающе, надо признать. - Потрясающе? – Соня вспомнила розги и покраснела. - Розги в расчёт не берём, - поняла Лена. – У тебя особые причины, да и мало кто под розгами держится намного лучше. А вот в остальном… - Я думала, что все лидеры так… - пробормотала Соня. - Да что ты? – Лена махнула рукой. - Один из десяти! А Ирина Викторовна вообще полна негодования! У неё обычно все под тростью рыдают – лидеры они или не лидеры. - Елена Сергеевна, спасибо вам! - взволнованно проговорила Соня. Она, действительно, испытывала сейчас искреннюю благодарность к своему врагу. - Но почему вы мне всё это рассказали? – вырвалось у девушки. - Почему-почему, - проворчала Лена. - Во-первых, я хочу, чтобы ты нарушений не допускала, это вредит группе. Ну, а во-вторых… Лена задумалась. - Я решила, что будет справедливо, если ты об этом узнаешь. Мало ли как дальше всё сложится? А вдруг ты, и правда, сможешь всего этого добиться? Хотя это и трудно! - Честно говоря, мы обсуждали вчера этот вопрос с руководством, - вздохнула она. - Все считают, что ты в этом плане перспективная. А сообщать тебе или не сообщать – решать оставили мне. - Видишь, опять от меня кое-что зависит в твоей судьбе, - усмехнулась Лена. - Ничего себе “кое-что”! - воскликнула Соня. - Вся дальнейшая жизнь! Ведь я об этом мечтала! - Я сомневалась, - опять нахмурилась Лена. – Прямо до настоящего момента! И всё-таки решила, что своими эмоциями в этом вопросе лучше не руководствоваться. Несмотря на наши отношения, лишать тебя такого шанса было бы слишком жестоко. - Спасибо! Я этого не забуду! Но… Елена Сергеевна. Разве вы этого хотите? Предположим, такое действительно произойдёт! Ведь я должна буду работать здесь? В этом «Центре»? Вместе с вами? - Да. Только здесь. Пока не закончится твой срок наказания. Лена помолчала. - Мне, конечно, трудно пока себе это представить. Но личному здесь не место. Если руководство посчитает, что ты представляешь для «Центра» ценность – я это переживу. Да и не со мной же непосредственно ты будешь работать! А на испытательный срок тебя вообще отправят на другой курс. - Испытательный срок? – переспросила Соня. – А он большой? Лена отрицательно покачала головой. - Нет. Недели две. Обычно за это время становится ясно, может человек работать или нет. Она довольно улыбнулась. - Представляешь, какой может быть облом! Тебя переведут из группы в жилой отсек, в шикарную квартиру. Ты ещё наши квартиры не видела! Выдадут форму воспитателя. А это платье снимешь! Лена указала на Сонину одежду. - Начнёшь работать. Опять получишь власть. Телесные наказания будешь снова применять! Каждый день! Ты же об этом мечтаешь? Вот оторвёшься! Лена говорила с иронией. - Со всеми сотрудниками познакомишься. Коллектив у нас отличный. А если испытательный срок не пройдёшь – всё! Опять в группу! Теперь уже до окончания срока. Безвозвратно! Обидно будет до ужаса! - Елена Сергеевна, я не такое уж чудовище, – смутилась Соня. – А если дело дойдёт до испытательного срока – я справлюсь. Непременно! Чего бы мне это ни стоило! - Да я на самом деле в этом и не сомневаюсь, - заметила Лена. - Ещё раз спасибо вам! Я не заслужила такого великодушия. Если бы вы мне не рассказали, я бы не справилась. Нужные сроки пропустила бы, это точно. Лена спокойно сидела в кресле, лицо её ничего не выражало. - На мне слишком большой моральный груз, - почти прошептала Соня. - Но теперь будет всё по-другому. - Если бы только с Мариной всё было в порядке! – последнюю фразу девушка выпалила непроизвольно, с глубоким отчаянием. Тут же, опомнившись, она посмотрела на Лену с неподдельным испугом и быстро добавила: - Елена Сергеевна, простите, я ничего не спрашиваю! «Помнит, что я обещала ей карцер», - удовлетворённо подумала Лена. - Расслабься! – приказала она воспитаннице. – Моего условия ты не нарушила. Но хочу предупредить. Если с Мариной хоть что-нибудь в итоге будет не в порядке, если она полностью не поправится – ничего этого не будет в принципе! Это Галина Алексеевна заявила твёрдо. Тогда делать тебя сотрудником будет просто неэтично. - Конечно, - горячо согласилась Соня. – Я понимаю. - И ещё! Моё к тебе отношение остаётся прежним. Я просто пошла навстречу руководству. Это ничего не меняет! Ясно? Лена требовательно смотрела на девушку. - Да, - тихо ответила та. «Яснее некуда…»
Forum: - А теперь, дорогая, вернёмся в реальную жизнь. Ты допустила серьёзное нарушение. Кстати, за сегодняшний день – четвёртое. Позор для будущего воспитателя! – иронически продолжала Лена. Соня слегка покраснела. - Елена Сергеевна! Я вам ещё кое в чём не призналась. - В чём же? Девушка вздохнула. Признаваться было страшно. - Мария Александровна приказала мне посетить санблок, а одеться я должна была только после этого. Я не просто допустила неаккуратность, а ещё и не выполнила приказ воспитателя. Несмотря на страх, Соня произнесла всё это чётко, твёрдо и смотрела воспитательнице прямо в глаза. - Ничего себе! – изумилась Лена. – Да о чём же ты думала? Получив прямой приказ воспитателя, ты осталась болтать с подружками??? - Такого больше не повторится! Простите! Но Лена была вне себя от изумления и гнева. - Да ты ещё и нахалка! – воскликнула она. «Однако… денёк сегодня!» – подумала Соня, но как-то отстранённо. Получив от Лены ошеломляющую информацию, воспитанница ощутила, что внутри у неё как бы появился стержень. Стальной, надёжный! Он не даст Соне согнуться или сломаться, девушка была в этом уверена. А самое главное, похоже, что у неё и в мозгу «что-то щёлкнуло», о чём говорила Светлана Петровна. Соня внезапно ощутила, что точно знает, как ей лучше себя вести. И, скорее всего, будет знать и дальше. Это придало ей невероятную уверенность. - Елена Сергеевна! – Соня говорила виновато. – Мне нечем оправдываться. Накажите меня. - Конечно, накажу! – так же возмущённо продолжала Лена. – И раздеваться тебе придётся, не отвертишься! Она посмотрела через прозрачную стенку в класс. Воспитанницы готовили домашние задания. Галя только что отошла от стола Марии Александровны. Лена позвонила Маше и пригласила её в кабинет. Мария Александровна вошла, посмотрела на сильно рассерженную Лену, не менее сильно смущённую Соню – и во взгляде её мелькнуло удивление. - Мария Александровна! – попросила Лена. – Я очень вас попрошу провести сейчас Левченко углублённую проверку внешнего вида. По полной программе! Она улыбнулась и добавила: - Пожалуйста! - Хорошо, - кивнула Мария Александровна, подошла к Соне и вполне доброжелательно сказала: - Раздевайся. - Слушаюсь. Соня внутренне подобралась и приготовилась мужественно вынести предстоящее ей унижение. От дежурной воспитательницы не ускользнуло, что Соня смущена, и она добавила: - Посмелее! Насколько я понимаю, у тебя не должно быть особых проблем. Лена усмехнулась и села в кресло. Она собиралась только наблюдать. Через 5 минут пытка закончилась. Соня стояла пунцовая от стыда. Мария Александровна гневно посмотрела на неё и жёстко спросила: - Значит, ты посмела не выполнить моё распоряжение. - Да. Простите! - От тебя никак этого не ожидала, - возмущённо продолжала воспитатель. – Мало того, что это возмутительная дерзость – не выполнить приказ! Но ведь ты знаешь, какое в нашей группе отношение к аккуратности, и всё равно позволила себе такое. Елена Сергеевна наверняка тебя очень строго накажет, и будет совершенно права! - Мария Александровна! – подала голос Лена. – У меня в отношении Левченко уже фантазии не хватает. Не знаю, что ещё может её пронять! Помогите придумать для неё достойное наказание. - Охотно, - согласилась Маша. - На этот раз никакого снисхождения ты не заслуживаешь, - она осуждающе смотрела на провинившуюся. Девушка виновато кивнула. - Первое предложение, - начала Мария Александровна. – Соколову нужно лишить шефства над Левченко. Она ей особо не помогает, а сегодня – наоборот, навредила. Ведь она тоже слышала мой приказ, Елена Сергеевна, представляете? - С трудом, - призналась Лена. – Вы правы. Так и сделаем! Соня бросила на Лену умоляющий взгляд, но заговорить не решилась. Осторожность взяла верх. - Что, не согласна? – спросила воспитатель. - Елена Сергеевна! – взмолилась Соня. – Вы не могли бы пока не принимать такого решения? Пожалуйста! Вот увидите, с сегодняшнего дня всё изменится! - Никогда не ручайся за других! – резко одёрнула её Лена. – Речь-то не о тебе! Мария Александровна полностью права. - Дальше, - невозмутимо продолжала Маша. – Софью надо пару раз очень строго выпороть. Публично! При всей группе! - Сделаем, – согласилась Лена. – Но двух раз будет мало. Не меньше пяти! И начнём прямо сегодня. Сейчас. - Как скажете, - кивнула Мария Александровна. – И последнее. Я предлагаю дополнительно наказать её лишением общения. Недели на две! Соня ощутила холодок в груди. Ей стало здорово не по себе. А Лена пару секунд помолчала, затем воскликнула: - Ну, конечно! Обратный бойкот! Отличное предложение, Мария Александровна! Я бы и не вспомнила. Как раз то, что надо. - У нас и табличка сохранилась, - сообщила Маша, уже роясь в шкафу. – Вера Борисовна это наказание периодически применяла. Вера Борисовна работала в этой группе ответственным воспитателем почти весь первый курс – с сентября по апрель, а потом вышла замуж и перевелась в другой «Центр» - ближе к месту работы мужа. Маша вытащила из шкафа довольно большую пластиковую табличку с прикреплённым к ней толстым шнуром, чтобы надевать на шею. На табличке красными печатными буквами было написано «БОЙКОТ». Лена взяла табличку, рассмотрела, удовлетворённо хмыкнула и положила сверху на аккуратную стопку сложенной одежды Сони. - Я назначаю тебе «обратный бойкот» - сказала она. – На две недели. По двадцать второе декабря, включительно. Ты обязана всегда носить эту табличку поверх одежды, на работе – поверх рабочей куртки. Снимаешь табличку только на уроках физкультуры. Тебе запрещается любое общение с воспитанницами «Центра», разговаривать можешь только с сотрудниками. Раз общение с подругами мешает тебе выполнять приказы – это наказание как раз для тебя. Будет больше времени думать над своим поведением. «Но это очень жестоко! Ну, Мария Александровна мне удружила!» - Слушаюсь, - сказала Соня вслух, не глядя на Лену. Но Лена подошла к ней вплотную и приказала: - Смотри мне в глаза! За нарушение режима «обратный бойкот» я тебе организую карцер. Поняла? - Да. «Обратным» бойкот назывался потому, что инициатива при этом исходила не от коллектива воспитанниц (что тоже бывало, и не запрещалось «Правилами»), а от руководства. Девушкам просто запрещали общаться с какой-либо воспитанницей под страхом строгого наказания. Юля в это время в классе сидела как на иголках. Когда Соню сразу после ужина вызвала Елена Сергеевна, девушка сразу поняла, что дело плохо. Она чувствовала себя виноватой: ведь Юля слышала приказ Марии Александровны, но своими расспросами способствовала тому, что у Сони просто не осталось времени посетить санблок. Сейчас воспитанница едва сдерживала слёзы. «Ведь я знала, что Елена Сергеевна ничего Соньке не простит! Четыре шкуры с неё сдерёт, если что! И так её подвела!» Опасения Юли полностью подтвердились. Дверь кабинета распахнулась, и в класс вошли Елена Сергеевна, Мария Александровна и следом за ними – Соня, опять без одежды и довольно-таки бледная. Воспитанницы вскочили с мест и встали «смирно». - Девочки, я вынуждена прервать ваши занятия, - заявила Лена. – У нас небольшое ЧП. Она схватила Соню за руку и вытолкнула её на середину класса. От смущения Соня прикрыла глаза. «Ведь все свои девчонки! Но всё равно – как стыдно!»– думала она с отчаянием. - Левченко опять серьёзно нарушила «Правила», - возмущённо говорила Лена - Она проигнорировала прямое распоряжение Марии Александровны, не посетила санблок и допустила неаккуратность. Я намерена её очень строго наказать. Сейчас она получит строгую «безлимитную» порку. Первую из пяти! Здесь! Лена указала на кушетку. Конечно, в классе кушетка для наказаний тоже присутствовала. - Кроме того, я назначаю ей «обратный бойкот». С этой минуты! Вы все помните, что это такое? Воспитанницы смотрели на Лену расширенными от удивления глазами. - Так помните или нет? – нетерпеливо переспросила Лена. - Основное помним, Елена Сергеевна, - заверила Наташа Леонова. – Мы теперь не имеем права разговаривать с Соней. - И не только разговаривать! А общаться вообще. Даже молча! Вы не можете к ней подходить, стоять рядом с ней, передавать ей что-нибудь! Например, записки, как некоторые умудряются. На ближайшие две недели этой воспитанницы для вас просто не существует. Если попробуете нарушить эти условия – накажу на «станке» и нарушительницу, и её! Лена указала на Соню. - Мария Александровна, - попросила она дежурного воспитателя. – Пожалуйста, в конце самоподготовки проработайте со всей группой соответствующую инструкцию. Воспитательница кивнула. - Ещё у меня вопрос к Соколовой, - очень холодно продолжала Лена. - Да, Елена Сергеевна, - голос Юли заметно дрожал. - Ты - “шеф” Левченко! В данной ситуации, вместо того, чтобы образумить, ты её подвела! Можешь объяснить свой поступок? - Простите, Елена Сергеевна. Я поддалась своей слабости. - Понятно. Так вот, я лишаю тебя шефства над Левченко! Можешь больше не беспокоиться. На время бойкота ей “шеф” всё равно не нужен, а потом назначим кого-нибудь другого. И ещё, Юля. Пока я ответственный воспитатель в этой группе, ты больше никогда ни у одной новенькой “шефом” не будешь! - Слушаюсь! – Юля была потрясена. Такого она не ожидала! “Шефство” над новенькими не давало воспитанницам никаких дополнительных преимуществ, но быть “шефом” считалось очень престижным и почётным, и все девушки к этому стремились. “Шефами” назначали только лучших воспитанниц. Воспитатели относились к таким девушкам благосклонно, расспрашивали их насчёт подшефных, приглашали принимать участие в мини-советах (дежурный воспитатель, ответственный воспитатель и “шеф”), на которых обсуждалось поведение подопечной девушки и меры, необходимые для её более быстрой адаптации. Девочкам было приятно ощущать себя хоть в чём-то почти равными воспитателям! То же, кстати, касалось и старост. Старостам никогда не делалось никаких поблажек. Наоборот, спрашивали с них за личные проступки строже, но быть старостой тоже считалось очень почётно! Причём, “шефов” воспитатели назначали исключительно по своему усмотрению, а старосту они выбирали, учитывая мнение воспитанниц. Такие выборы проводились обычно в конце каждого отчётного периода. Однако в 204-ой группе Наташа Леонова была старостой с самого первого дня – бессменно. Девушки всегда просили оставить её на этом посту, и воспитатели не возражали. А Юлю назначили “шефом” уже в третий раз. И всегда до этого она отлично справлялась! “Шефство” обычно длилось три месяца: этот срок считался достаточным для адаптации. В первый раз ещё Вера Борисовна предложила Юле взять “шефство” над Викой Слободчук. Вика поступила в “Центр” год назад, в декабре. До начала марта Юля старательно, с желанием и воодушевлением опекала Вику, и, действительно, здорово ей помогла. Новенькая быстро адаптировалась, и в дальнейшем особых проблем у неё не возникало. Правда, она оказалась очень уравновешенной и стойкой, быстро поняла, что единственный выход – смириться с ситуацией, как можно быстрее привыкнуть ко всем порядкам “Центра” и строго соблюдать “Правила”. Вика и сама очень старалась, а в сочетании с мудрым руководством Юли всё это дало великолепный эффект. Вера Борисовна осталась весьма довольна “шефством” Юли, и даже наградила её сертификатом на 20 единиц. Когда в начале мая в группу поступила Галя, воспитатель, даже особо не раздумывая, опять назначила “шефом” Юлю, хотя в группе были и другие сильные девочки, например, Лиза или Даша. С Галей всё оказалось гораздо сложнее. Новенькая была очень морально подавлена, считала, что ей назначили слишком большой срок наказания, что такого она не заслужила! Строгие порядки “Центра” вызывали у неё протест. Воспитанница испытывала ужас и отчаяние, не хотела смириться со своим бесправным положением. К тому же, Вера Борисовна и дежурный воспитатель группы, которая работала тогда ещё до прихода Инны – Ольга Николаевна, синхронно невзлюбили Галю, не делали ей никаких поблажек, а, наоборот, относились к новенькой холодно и строго. На девушку градом сыпались строгие наказания, и с каждым днём их становилось всё больше и больше! Галя задыхалась под непосильным грузом. Юля делала всё возможное. Ей Галя сразу очень понравилась, они быстро подружились. Юля не отходила от своей подопечной ни на шаг, постоянно её наставляла, пыталась удержать от необдуманных поступков. Она не оставляла Галю в покое, каждую свободную минуту старалась использовать для разговора с ней, утешала и поддерживала подругу после наказаний. Всеми силами Юля старалась повернуть мысли Гали в нужную сторону. Самым главным было добиться, чтобы воспитанница кардинальным образом изменила отношение к своему проживанию в “Центре”. Протест, непокорность и ненависть к воспитателям – явно не те чувства, которые помогли бы Гале адаптироваться. Юля неоднократно пыталась поговорить с Верой Борисовной, просила её немного смягчиться по отношению к Гале, хотя бы на период адаптации. Но воспитательница оставалась непреклонной, и не пошла ни на какие уступки. Вначале девушкам очень помогла Мария Александровна, которая, единственная из всех воспитателей группы, сочувствовала Гале, понимала её и старалась поддержать. Но, к сожалению, дней через десять после поступления новенькой, воспитанницы группы все вместе серьёзно провинились перед Марией Александровной. Они не выполнили её распоряжения, хотя и обещали. А Мария Александровна, понадеявшись на девочек, не проконтролировала, хотя обычно никогда так не поступала. Но в этот раз она получила выговор от ответственного воспитателя. Естественно, Мария Александровна очень рассердилась и объявила группе холодную войну. В последующие две недели плохо было всем, ну а Гале – в особенности. Юля по-прежнему очень старалась ей помочь. Только благодаря усилиям подруги Галя не попала ни в карцер (чем неоднократно угрожала ей Вера Борисовна), ни в изолятор в результате нервного срыва. Ситуация кардинально изменилась в конце мая, когда Вера Борисовна уволилась, а в группу были назначены Елена Сергеевна и Инна Владимировна. Ольга Николаевна не подошла в новую команду воспитателей по тесту на совместимость, и её перевели в другую группу. Лена решительными действиями быстро повернула ситуацию в лучшую сторону. Она начала с того, что уговорила Марию Александровну простить воспитанниц и начать всё сначала. До этого девочки и сами пытались смягчить воспитателя, но безуспешно. Все их попытки вымолить прощение проваливались, Мария Александровна была с ними холодна и неприступна, и только Лена смогла её убедить. В первые же дни Лена очень серьёзно поговорила с Галей, вызвала девушку на откровенность, сказала, что понимает её состояние и верит, что Галя справится со всеми трудностями. Ситуация у Гали была к тому времени очень сложная. Над девушкой «висели» около ста пятидесяти ремней, 15 часов «на коленях», несколько «штрафных» дежурств по группе. Галя была лишена чтения и фильмов, находилась на специальной «штрафной» диете. Жизнь казалась ей мраком, никакого просвета воспитанница не видела. Лена не могла отменить наказания, назначенные ещё до неё другим воспитателем, но она предприняла беспрецедентный и оригинальный шаг: дала Гале отсрочку от всех наказаний на 10 дней. Целью этой меры являлось дать новенькой небольшую передышку и показать ей, что в «Центре» можно жить вполне терпимо, если стараться и прилагать к этому усилия. Лена устроила специальное совещание со своими дежурными воспитателями, на которое пригласили и Юлю. В течение этих десяти дней, да и потом, и воспитатели, и Юля опекали девушку. Лена разговаривала с ней ежедневно по вечерам, долго и откровенно, и Юля всегда была рядом с подругой, весь день, а по необходимости активно советовалась с Леной и другими воспитателями. В итоге Галю они все вместе вытянули. Не просто и не так скоро, но вытянули. Лена тоже осталась довольна Юлей, хотя никакой награды воспитаннице не предоставила. Но Юля этого и не ждала, она очень радовалась за подругу. Когда поступила Соня, Лена сразу предложила стать её «шефом» именно Юле. Хотя и Лиза, и Даша уже при ней шефствовали над Настей и Зоей, и тоже справились хорошо. Сейчас Юле было обидно до ужаса! Такая мера казалась ей несправедливой. Ведь Елена Сергеевна прекрасно знает, что Юля выкладывается полностью ради своих «подшефных», не думая о себе. Она могла в этом убедиться на примере с Галей. А с Соней – всё не так просто! Она и в группе-то всего неделю! И этот конфликт с Еленой Сергеевной… Ведь сейчас Юля не имела возможности подойти к Елене Сергеевне и поговорить откровенно, посоветоваться с ней насчёт Сони. Просто боялась! Пыталась справиться сама. Кроме того, у Сони за всю неделю практически не было свободного времени. По вечерам она простаивает на коленях, а полтора дня вообще провела в изоляторе. Юля и разговаривать-то с ней могла только урывками! Да, сегодня Юля совершила серьёзную ошибку, но ведь это только ошибка! Неужели за неё необходимо наказывать так строго? Практически, полным лишением доверия! - Садитесь, - разрешила воспитанницам Лена. Усаживаясь на место, Юля бросила на Елену Сергеевну сердитый взгляд и с осуждением подумала: «Сама Соньку довела! Обращается с ней, как фашистка! А на мне решила отыграться!» Невероятная строгость Елены Сергеевны её просто шокировала. Юле стало так невыносимо жалко и себя, и Соню, что она не выдержала и расплакалась. Громко, на весь класс! - Соколова! – сердито крикнула Мария Александровна. – Если собираешься реветь – выходи в спальню! - Нет, Мария Александровна! – возразила Лена. – Левченко сейчас будет получать наказание. В том числе, и по её вине. Так что пусть Юля остаётся и смотрит на это. Юля побледнела и заплакала ещё сильнее. - А немного попозже мы с тобой ещё поговорим, - пообещала Лена. – Ты догадываешься, о чём? Воспитательница быстро подошла к Юле. Та опять вскочила и вытянулась «смирно». Девушка всхлипывала, по лицу стекали слёзы. Она со страхом смотрела на воспитателя и молчала. - Я тебе задала вопрос, - повысила голос Лена. – А ты не ответила. Получаешь за это в свой архив 20 ремней. - Слушаюсь. - А теперь – отвечай! - Нет, Елена Сергеевна! – быстро ответила Юля, пытаясь сдержать рыдания. В классе стояла мёртвая тишина. Никто не понимал, в чём дело, кроме Сони и Марии Александровны. - Значит, нет, - задумчиво протянула Лена. – Не особо-то ты догадливая! Впрочем, зачем тянуть? Мы можем и прямо сейчас разобраться. - Смотри мне в глаза! – жёстко велела она девушке. - Слушаюсь! – Юля выполнила приказ. - А теперь – отвечай, - не сводя с жертвы взгляда, произнесла Лена. – О чём ты подумала, когда садилась? Думаешь, я не обратила внимания на твой дерзкий взгляд? Быстро говори! Девушки замерли. Соня с тревогой смотрела на Елену Сергеевну и Юлю. Она уже поняла, что Юле надеяться не на что. Лена сейчас ни на какие уступки не пойдёт! Ни за что! Юлька действительно подумала что-то недозволенное, и ей придётся в этом признаться. Елена её заставит! У Юли упало сердце. Она молчала, не в силах вымолвить ни слова! - Я жду! - звенящим голосом произнесла воспитатель. – Выкладывай всё дословно! - Я не могу! Простите! – выкрикнула Юля. Лена повернулась к Марии Александровне. - Мария Александровна, записывайте, пожалуйста! Соколова во второй раз не ответила на вопрос воспитателя. Наказание: 30 ремней и пять часов «на коленях». Дальше. Отказалась выполнить моё распоряжение. «Я не могу!» - передразнила она Юлю. - Наказание: порка на «станке» плюс «штрафной ужин». Голос Лены был абсолютно стальным. Она здорово разозлилась! «Всё! Пошла вразнос!» – промелькнуло у Сони. - Слушаюсь, - упавшим голосом проговорила Юля. - А теперь отвечай на вопрос! Немедленно! Или тебе ещё мало неприятностей? - Слушаюсь, - опять повторила девушка. Она уже поняла, что тянуть бесполезно. Взяла себя в руки и решительно продолжала: - Елена Сергеевна! Я подумала, что вы сами Соню довели до такого состояния. Она не может адаптироваться, потому что вы обращаетесь с ней, как фашистка! А на мне решили отыграться. Это несправедливо – лишать меня шефства! - Вот и всё! – закончила Юля, от страха зажмурившись. - Этого вполне достаточно, – холодно констатировала Лена. - Елена Сергеевна! – взволнованно воскликнула Юля. – Простите меня, это я от отчаяния! На самом деле я так вовсе не думаю! - А это не имеет особого значения. Главное, по «Правилам» ты не имела права так думать. Это – грубейшее нарушение! Лена немного помолчала. - Левченко тоже допустила подобное, - продолжала она. – Но она всё-таки новенькая, и, к тому же, хотя бы дерзких взглядов себе не позволяла. И Зоя была новенькой. А ты – нет! Ты больше года в «Центре»! Одна из лучших. Дисциплинированная, надёжная воспитанница. Тебе такое непростительно! Ты не смеешь осуждать воспитателя и даже в мыслях допускать подобные выражения! Ты должна была покорно принять моё решение, а потом задуматься, почему я так поступила! Наверное, я сделала это не просто так. Я уже не говорю о том, что ты нанесла мне личное оскорбление! И тебе, Соколова, пощады не будет! Сегодня пойдёшь на педсовет, и объяснишь свой поступок всем воспитателям. А я буду настаивать на карцере! Не менее двух суток! Поняла? - Да! – несмотря на подавленное состояние, Юля отвечала чётко. Остерегалась новых неприятностей. Она понимала, что просить Елену Сергеевну сейчас изменить своё решение бесполезно, и даже опасно. Лена велела провинившейся сесть на место и велела Соне: - Укладывайся! Будешь терпеть «безлимитку» и одновременно думать над своим поведением! Соня невольно вспомнила, как Лена сказала ей во вторник утром: «Вообще ни о чём не сможешь думать! Только как добраться вечером до постели!» Похоже, её предсказания начали сбываться. Соня сейчас с удовольствием оказалась бы в своей кровати! И чтобы всё было уже позади! Однако на это рассчитывать не приходилось. Третий раз за сегодняшний день Соня легла на кушетку.
Forum: Соне пришлось вытерпеть всё, что Лена определила на её долю. Вот только выполнить приказ воспитателя – думать во время наказания о своём поступке – воспитанница не смогла. Все силы она бросила на то, чтобы вести себя достойно. После разговора с Леной Соня не сомневалась, что теперь каждый её шаг будет контролироваться руководством, а ведь все наказания наверняка записываются! А Соня твёрдо решила бороться за своё будущее всеми возможными способами. Закончив порку, Лена применила обезболивание, освободила наказанную от фиксирующих ремней и велела ей оставаться на кушетке, а остальным воспитанницам – вернуться к занятиям. Сама же подсела за стол к Марии Александровне, и они тихо заговорили. Соня лежала, постепенно приходя в себя от жуткой боли, и невольно прислушивалась к разговору воспитательниц. Вообще-то, теоретически девушка ничего не могла слышать. Кушетка располагалась на достаточном отдалении от стола, а беседовали воспитатели почти шёпотом. Однако у Сони была одна особенность, которая раньше всегда помогала ей в работе и часто приводила в ужас и смущение её поднадзорных: девушка обладала уникальным тонким слухом. Она способна была чётко слышать тихий разговор даже за закрытыми дверями. Вот и сейчас Соня различала разговор воспитателей без особых усилий. - Маша, - говорила Лена. – Я ухожу на дисциплинарную. - Уже? – испуганно спросила Мария Александровна. - Пора, - вздохнула Лена. – Начало в полдевятого. - Лена… - Маша немного помолчала. – Ты даже не представляешь, как мне жаль… Так переживаю! - Спасибо за сочувствие. Я тоже. - Лен, а есть надежда на благоприятный исход? Лена огорчённо покачала головой. - Почти никакой. Кристина в бешенстве! И Лиза заняла принципиальную позицию… Я только что с ней говорила: она собирается настаивать на отстранении. - Полном? – ахнула Маша. - Нет. Временном. - Лена! – быстро и возбуждённо заговорила Маша. – Но ты же с Лизой в отличных отношениях! Вы даже дружите, можно сказать! Неужели ты не можешь её упросить? Это же так важно! Мнение Лизы будет очень много значить. Временное отстранение – тоже серьёзная мера. - Да я знаю! – Лена закусила губу. – Но я не могу, Маша! Не могу! Я не имею права пользоваться своими дружескими отношениями. У меня они со многими дружеские, понимаешь? И это не значит, что мы должны в таких принципиальных вопросах этим руководствоваться и идти друг у друга на поводу. Не место тут личному! Соня была так поражена, что даже почти забыла про свои страдания. «Значит, у неё неприятности! – ошеломлённо думала она. – И, похоже, довольно серьёзные, раз она идёт на дисциплинарную комиссию и ожидает отстранения! Что же она такого сделала, интересно? На первый взгляд – работает безупречно» Соня и сама удивилась, но она не испытала сейчас никакого злорадства. Наоборот…даже как-то посочувствовала Лене. Она отлично могла себе представить, что для воспитателя «Центра» будет означать отстранение от работы! Соне в этот момент даже не пришло в голову, что ей-то как раз в случае отстранения Лены будет намного легче жить. «Носится со своими принципами! – недовольно подумала воспитанница. – Конечно, если от Елизаветы что-то зависит, надо её уговаривать! Да ещё как! На колени упасть, если понадобится! Хотя… Именно из-за этих принципов Лена мне сегодня про мой шанс рассказала!» «Личному здесь не место!» - вспомнилось девушке. «А я бы не рассказала, – огорчённо подумала она. – Ни за что! У меня другие принципы. Вот такая я… ну, не будем обзываться!» - Лена! – спросила тем временем Маша. – А ты сама что будешь говорить? - Буду просить ограничиться штрафом, - вздохнула Лена. - Очень буду просить! Но, Маша, я не знаю, поддержит ли меня кто-нибудь? Соня была страшно заинтригована! Она бы многое отдала, чтобы узнать, о чём идёт речь. «Может, она проверку на детекторе не прошла? Нет, ерунда! Тогда бы не было никакого выбора! Однозначно – увольнение, и – воспитанницей в «Центр». Ей же ещё девятнадцать, а штрафы за нравственные нарушения платят только после 21-го!» Представив на минуту, как Лена оказывается в их группе не воспитателем, а воспитанницей, Соня улыбнулась. «А меня – её «шефом» сделать. Совсем будет блеск!» «Размечталась, - тут же одёрнула себя девушка. – Да они за свои места зубами должны держаться! Какие там нравственные нарушения? Наверное, просто неточное выполнение какой-нибудь инструкции» - Лена, – Маша немного помолчала. – А Юльку… ты и в самом деле отправишь в карцер? Соня замерла. - Нет, – покачала головой Лена. – Карцера я Юле не желаю. Пропесочим на педсовете, как следует. Пусть через это пройдёт, встряхнуть её надо! Ну, а потом разыграю сцену великодушия. Маша, я очень на неё сердита и накажу эту красавицу очень сурово! Ещё, правда, не решила, как, но не карцером. Слишком это жестоко. Юля такого не переживёт, карцер её сломать может. «Вот блин! – от изумления Соня чуть не слетела с кушетки. – Проклятье, как некстати этот бойкот! И предупредить Юльку не смогу. Она же до одиннадцати от волнения совсем загнётся!» Лена заметила, что Соня вертится на кушетке, и поинтересовалась: - Левченко, ты уже можешь встать? - Не знаю, - честно ответила Соня. - Попробуй! – приказала воспитатель. - Слушаюсь. Соня попробовала, но безуспешно. Она не могла не только встать, но даже спустить с кушетки ногу. Малейшее движение отдавалось дикой болью, и это – несмотря на обезболивание, которое уже немного начало действовать к этому моменту. Впрочем, ничего удивительного в этом не было: ведь девушке пришлось перенести уже третью порку за сегодняшний день! К тому же – «безлимитку»! При подобной порке, и даже совсем не по «восьмому» разряду, а гораздо по более щадящему, девочки обычно уже к середине наказания рыдали и умоляли о пощаде, не в силах больше терпеть. Но от Сони Лена ничего подобного не дождалась (да, собственно, и не ожидала). Однако воспитательница сделала всё возможное, чтобы наказание показалось провинившейся сущим адом! Соня поняла, что ей придётся несладко, уже тогда, когда Лена тщательно и добросовестно зафиксировала ей руки и ноги ремнями. Обычно при порке ремнём воспитанниц привязывали редко. А уж, если привязали – значит, пороть собираются долго и особенно больно. Психологически это очень действовало, ещё до начала наказания накатывал жуткий страх, и терпеть становилось ещё труднее. Оставив распластанную на кушетке жертву ожидать возмездия, Лена, не торопясь, сходила в кабинет и вернулась, держа в руках кожаную плётку-многохвостку светло-коричневого цвета. Соня невольно наблюдала за своей мучительницей, не отрывая от неё глаз. - Возможно, пригодится, - усмехнулась Лена, водворяя плеть на стол. Тут же, на этот раз не медля, она вынула из чехла на поясе ремень и подошла к Соне справа. - Что же, приступим. За злостное невыполнение приказа воспитателя ответишь по всей строгости. Думай и делай выводы. Поняла? С этими словами воспитательница сильно размахнулась и хлёстко ударила провинившуюся по ягодицам, протянув в момент удара ремень на себя. На попе тут же вздулась красная широкая полоса. Соня слегка дёрнулась, но не издала даже стона, хотя боль оказалась едва терпимой. - Поняла, Елена Сергеевна, - с трудом выговорила девушка, и только после этого позволила себе глубоко вдохнуть. - Очень хорошо! – энергично отозвалась Лена и наградила воспитуемую ещё одним впечатляющим ударом. «Блин! Сразу так сильно! И с протяжкой!» - промелькнуло у Сони, а потом ни на какой анализ у воспитанницы уже не оставалось сил. Поначалу она ещё пыталась расслаблять мышцы после очередного удара, но вскоре оставила эти попытки. Нет, при такой порке было не до этого! Боль поглощала полностью, заполняла каждый уголок сознания. Между ударами наказываемая едва успевала глотнуть немного воздуха, хотя поначалу воспитательница выдерживала между ними достаточные паузы. Соня по опыту знала, что при длительной порке обычно трудно вытерпеть самое начало, а потом начинаешь хоть как-то адаптироваться, и может наступить некоторое облегчение. Пусть небольшое, но эта микропередышка даёт шанс достойно вытерпеть оставшуюся часть наказания. Однако на этот раз Лена не дала жертве возможности приспособиться и получить послабление: она постоянно меняла ритм порки. За некоторым количеством размеренных сильных ударов следовала серия быстрых, почти без пауз между ними, безумно мучительных! Боль при этом пронизывала тело насквозь, собственно, это ощущалось даже не как боль, а как сплошная непрекращающаяся мУка. Деться было некуда, ремни держали крепко. Когда удары сыпались без перерыва, у Сони перехватывало дыхание, и рвался наружу какой-то звериный крик. Огромным усилием воли девушке удавалось в последний момент удержать этот крик, растворить его внутри себя. Лицо скоро стало мокрым от пота и непроизвольных слёз, губы несчастная покусала в кровь, но не позволяла себе даже застонать! Ремень оставлял на попе всё новые и новые следы, широкие багрово-синие полосы накладывались друг на друга, пересекались, а вскоре Лена начала активно пороть и по бёдрам. Тоже сильно, с протягом, и без всякой системы: то выдавала подряд 10 жёстких ударов по ногам от складки под ягодицами до самой подколенной ямки, то переходила на попу, то внезапно хлестала опять по бёдрам, на этот раз - наискосок. Соне казалось, что вытерпеть такое невозможно, до конца порки она не доживёт! В то же время девушке ещё хватало сил осознавать, что Лена чётко контролирует ситуацию. Воспитательница заканчивала свою «быструю» серию и вновь переходила на размеренные удары именно тогда, когда у наказываемой совсем кончался воздух в лёгких, и начинало темнеть в глазах. «Всё чувствует! Профессионал!» - судорожно вдыхая и пытаясь не завопить от сильной боли, думала Соня. И вот что странно – думала даже с оттенком уважения! В какой-то момент Соне стало совсем плохо, боль разлилась широкой волной и казалась запредельной. Девушка с облегчением поняла, что сейчас потеряет сознание. Однако Лена тут же прекратила порку, хотя уже занесла ремень для следующего удара. - Прервёмся немного, - она обошла кушетку и встала у головы воспитуемой. Соня лежала без сил, поднять голову и посмотреть на Лену, как это было положено по инструкции, она не смогла. Лена бесцеремонно взяла Соню за волосы, приподняла её голову с кушетки и заглянула в глаза своей жертвы. - В «Центре» следует приказы воспитателя выполнять неукоснительно и молниеносно! – жёстко, стальным голосом произнесла она. – А ты за неделю допускаешь такое серьёзное нарушение второй раз. Надеюсь, наказание тебя образумит! - Да, Елена Сергеевна, - небольшая передышка принесла Соне облегчение, она нашла силы ответить почтительно. Лена отпустила волосы воспитанницы и вернулась в исходную позицию. «Нет! Только не сейчас! Ещё немного!» - взмолилась про себя Соня. Она не представляла, как дотерпит порку до конца. Лена внимательно осмотрела выпоротые ягодицы наказанной, прощупала показавшиеся ей подозрительными участки. Этот «массаж» показался Соне не менее мучительным, чем сама порка, она плотно сжала губы и слегка завертела попой, так легче было терпеть. - Лежать смирно! Лена сильно шлёпнула воспитанницу ладонью по правому бёдру. - Слушаюсь. Соня замерла и теперь терпела молча, а воспитательница продолжала интенсивно разминать затвердевшие участки на её многострадальных ягодицах. В классе стояла мёртвая тишина. Девочки сидели, не шелохнувшись. Мария Александровна невозмутимо, с непроницаемым лицом наблюдала за происходящим, не забывая кидать цепкие взгляды на воспитанниц. - Пожалуй, твоей попе пока достаточно, - Лена распрямилась, достала платок и вытерла пот со лба. «Неужели всё? – мелькнуло у Сони. – Нет…это вряд ли!» - Продолжим! В руках воспитательницы снова оказался ремень. Секунду спустя Соня дёрнулась от неожиданно резкой боли – Лена с размаху хлестнула её по голым пяткам. И тут же – ещё раз, пониже, по подошвам, и сразу же - ещё! Сильно, безжалостно, хладнокровно. Соне казалось, что ей в ступни забивают огромные тупые гвозди – настолько пронизывающей и тягостной одновременно была эта боль! Лодыжки девушки были прочно перехвачены широким ремнём, концы которого фиксировались к специальным перекладинам по бокам кушетки. Соня не могла отдёрнуть ноги, у неё получалось только слегка шевелить пальцами, естественно, это ничуть не спасало. Воспитательница продолжала пытку, через каждые 2-3 удара делая небольшие паузы. - А ты как хотела? Ремень опять с силой ударил по розовым ухоженным пяткам Сони. Девушка тихонько всхлипнула. Она чувствовала: ещё немного - и молча терпеть эту дикую боль станет невозможно. - Восьмой разряд порку по ступням допускает, – спокойно сообщила Лена изнывающей под ударами воспитаннице. – В следующий раз не осмелишься не выполнить приказ воспитателя! Соня потеряла счёт этим жутким ударам. Когда Лена, наконец, закончила, мучительная боль никуда не делась, ступни как будто горели в огне. А воспитательница уже брала со стола многохвостку. - Продолжим урок! Плётка с размаху хлестнула провинившуюся поперёк спины. Лена порола наотмашь, тяжёлые хвосты плети с силой впивались в тело, оставляя на спине сочные красные полосы. После порки по пяткам Соне вначале показалось, что эту боль терпеть ещё можно. Но, если сначала плётка как бы обжигала тело, то вскоре девушке стало казаться, что удары пробивают спину насквозь. К тому же, Лена сменила технику: теперь она больше работала кистью. Быстрые толчковые удары следовали один за другим, кончики плётки остро жалили верхнюю поверхность спины, боль нарастала и разливалась по всему телу. Лена постепенно усиливала воздействие, удары наносила часто и резко. По спине Соню пороли только второй раз, на нежной коже красные полосы сливались и перекрещивались, а боль становилась всё более нестерпимой. Теперь уже и спина несчастной горела огнём! Соня не знала, как она всё это терпит, но терпела! Молча, и даже особо не двигаясь. Лежала, уткнувшись носом в кушетку, по лицу стекали злые слёзы. - Спине достаточно, – услышала она голос воспитательницы. – Левченко, ты сделала выводы? - Да, Елена Сергеевна, - выдохнула девушка. - Слушаю тебя внимательно, - Лена опустила плётку, но держала её в руках наготове. Соня, наученная горьким опытом, немедленно сказала проникновенным голосом: - Простите меня, пожалуйста! Такого больше не повторится. Я буду выполнять приказы воспитателей немедленно и … К горлу подступил комок, девушка всхлипнула и, боясь позорно разрыдаться, торопливо закончила: - беспрекословно. - Хорошо, - Лена вернула плётку на стол и взяла оттуда оставленный там ремень. – Выводы правильные, но нуждаются в закреплении. Получишь ещё 10 ударов по подошвам. «Нет!» - мысленно крикнула Соня, но ремень уже хлестнул её по пяткам. Резкая боль пронзила тело до шейных позвонков, несчастная едва сдержала крик. А воспитательница продолжала пороть на этот раз без перерывов, сильно и точно обрушивая воспитательный инструмент на беззащитные подёргивающиеся подошвы. Соне очень помогло знание того, что ударов будет десять. Иначе выдержки бы не хватило. Девушка не закрывала глаз, смотрела, не отрываясь, на небольшое белое пятнышко, выделяющееся на коричневом кожаном покрытии кушетки, изо всех сил старалась сосредоточиться на этом пятне, и про себя считала удары. Боль была просто дикой, но Соня терпела, хотя от каждого удара тело её невольно сотрясалось. - Десять. Достаточно, - заявила Лена. – Левченко, а ты не находишь, что не только у меня должна просить прощения? Соня тут же подняла голову и посмотрела на дежурную воспитательницу. - Мария Александровна! Простите меня, пожалуйста! Прошу вас… Я обещаю, что исправлюсь. Не сердитесь… Маша нахмурилась, встала, подошла к наказанной и внимательно осмотрела её. Результаты порки казались впечатляющими. На теле провинившейся, казалось, не было живого места. Ягодицы и бёдра пересекали широкие багровые и синие полосы, спина пламенела, подошвы судорожно подёргивались. Соня слегка извивалась на кушетке, лежать смирно было трудно: тупая пульсирующая боль в ступнях не давала покоя. Лена насмешливо улыбнулась. - Что скажете, Мария Александровна? В принципе, попа отдохнула, можем и продолжить…для более основательного закрепления. Среди воспитанниц ощутилось некоторое шевеление. Лена обернулась к классу. - Все поняли, каково не выполнять приказы? – грозно спросила она. - Да… - Да, Елена Сергеевна… - вразнобой заговорили девушки. Никто не решился попросить снисхождения для Сони. Во-первых, воспитанницы знали, что Елена Сергеевна этого не любит, а во-вторых…бойкот этот… - Елена Сергеевна, я думаю, хватит, - Маша закончила осмотр и вернулась на место. – Урок был серьёзный. И не последний ведь, правда? Лена кивнула. - Хорошо. На этом закончим. А Соня вспомнила, что вынуждена будет терпеть подобное ещё четыре раза! Но сейчас она была безумно рада, что всё позади. Она вытерпела эту «безлимитку». Вытерпела молча, достойно, и не допустила усиления наказания. Вот только прошло уже больше пятнадцати минут, а боль во всём теле только начала отпускать, и пошевелиться было ещё трудно. Предприняв по приказу Лены неудачную попытку подняться, Соня испытала прилив отчаяния и злости. «Разве она имела право меня так жестоко наказать? Ведь есть же у них какие-то дневные нормы по ударам? Не может не быть! Так же совсем можно запороть, до изолятора! Я почти сознание теряла!» Однако эти мысли как будто натолкнулись на жёсткий барьер, образовавшийся в мозгу Сони и составляющий теперь единое целое с ранее возникшим твёрдым стержнем. «Успокойся! – твёрдо приказала девушка сама себе. – Не допускай никакого ропота и негативных мыслей. Это бесполезно, и тебе повредит. Елена не будет нарушать инструкции, и подвергать себя риску. Раз она так поступила, значит, имеет на это полное право! А тебе что она приказала ещё утром? Смиряться и делать выводы! Ты пока ещё воспитанница, и, если не будешь себя вести по-умному, то так ею и останешься! Будь добра выполнять её распоряжения. И так и поступай!» Вняв голосу разума, Соня скромно и почтительно, как и положено по «Правилам» отвечать воспитателю, произнесла: - Простите, Елена Сергеевна! Встать пока ещё не могу. Лена бросила на наказанную немного удивлённый взгляд. Она явно уловила изменения, происшедшие во внутреннем состоянии Сони. - Мария Александровна, - обратилась она к воспитателю. – Пожалуйста, наложите Левченко вторую облегчённую. Пусть пока лежит и выполняет задания прямо на кушетке. - Хорошо, - кивнула Маша. «Вторая облегчённая! Ничего себе! Это уже прогресс!» – Соня знала, что в этой мази присутствуют и обезболивающие компоненты. Лена тихо сказала Марии Александровне: - Всё, я ухожу! Пора. Маша с тревогой посмотрела на неё: - Удачи! Лена кивнула и вышла из класса.
Forum: Ровно в восемь тридцать в малом конференц-зале «Центра», располагавшемся на первом этаже, началось заседание дисциплинарной комиссии. За круглым столом собрались шесть человек. Кроме Лены, Инны и Галины Алексеевны здесь присутствовали Елизавета, Маргарита Евдокимовна – старший педагог по курсу немецкого языка, и учебный куратор сотрудников Кристина Александровна. Соня, невольно подслушав разговор Марии Александровны с Еленой, не совсем верно поняла ситуацию. У Лены никаких проблем не было. Неприятности возникли у Инны, и весьма значительные! Сегодня сотрудницы-студентки второго курса колледжа сдавали важный тест-зачёт по немецкому языку, и Инна получила за него тройку. Подобное расценивалось как ЧП! Когда воспитателей – студентов принимали на работу, они давали письменное обязательство учиться только на «отлично», и это прописывалось в их контракте. Чаще всего, так и происходило. Допускались промежуточные «четвёрки», но темы, за которые они были выставлены, подлежали обязательной пересдаче. За «тройки» сотрудницы получали серьёзные взыскания, вплоть до полного отстранения от работы. Если вдруг случалась «двойка» - воспитательницу однозначно увольняли с работы и отправляли продолжать обучение в её базовый колледж на срок, определённый комиссией – семестр, или год. Такое случалось довольно редко, но всё же иногда имело место. Всё-таки воспитатели – живые люди, и разные могут быть обстоятельства… Сейчас положение Инны усугублялось тем, что месяц назад девушка уже получала тройку – за итоговую контрольную работу по химии. Тогда тоже собиралась комиссия. Инне вынесли предупреждение и лишили предстоящего ей в январе рождественского десятидневного отпуска. Вернее, лишили оплаты за этот отпуск и возможности покидать в это время «Центр». Своеобразный «внутренний арест»! Инна должна была все 10 дней оставаться в «Центре», жить в своей квартире, усиленно заниматься, а в конце периода сдать целый ряд зачётов по всем предметам. И это вместо отдыха в Греции, который она уже заранее спланировала! Но повторная тройка в течение семестра – это было серьёзно, и сейчас последствия могли оказаться куда более плачевными. Неудивительно, что и Лена, и сама Инна, да и Мария Александровна очень переживали и волновались. Лена сидела рядом с подругой. Перед началом заседания она попыталась немного приободрить Инну, но без особого эффекта. Девушка была бледна и с трудом держала себя в руках. Председательствовала на комиссии куратор Кристина Александровна, которая отвечала в «Центре» за обучение воспитателей-студенток. Она же сообщала сведения об их успехах в базовые учебные учреждения своих подопечных. Кристине недавно исполнилось тридцать лет. Эту решительную требовательную и энергичную молодую женщину с твёрдым характером воспитательницы-студентки побаивались. Впрочем, должность обязывала Кристину Александровну быть с ними строгой: к обучению воспитателей в «Центре» подходили очень серьёзно, требования к ним были высокие. Кристина Александровна начала заседание. - Инна Владимировна! – обратилась она к побледневшей от волнения сотруднице. – Второй раз за этот семестр мы вынуждены собирать дисциплинарную комиссию по поводу вашей успеваемости. Куратор говорила холодно и официально. - Я сожалею, - тихо проговорила Инна. - Я всем напоминаю, уважаемые коллеги, что Инна Владимировна сегодня сдала зачёт по немецкому языку на три балла! Причём, зачёт важный! Итоговый за семестр! Кристина обвела взглядом всех присутствующих и опять посмотрела на Инну, на этот раз уже не беспристрастно, а возмущённо. Инна не выдержала этого взгляда и опустила голову. Выдержав небольшую паузу, куратор продолжала: - Сначала я бы хотела выяснить у преподавателей, какие пробелы в знаниях у Инны Владимировны выявлены в процессе зачёта. Она плохо знает весь материал? Или какие-то отдельные темы? Маргарита Евдокимовна раскрыла ведомость: - Зачёт принимали мы с Елизаветой Вадимовной. В итоге: и по тесту, и по устному ответу у Инны выявлено недостаточное владение одной темой. Вот этой. Она передала Кристине Александровне карточку с названием темы. - Это важный раздел программы, - разъясняла старший педагог. Несмотря на хорошее знание предмета в целом, владение темой на таком уровне недопустимо! Поэтому студентка и получила посредственный балл. Инна глубоко вздохнула и побледнела ещё больше. Лена под столом незаметно для остальных ободряюще сжала ей руку. - Понятно. Тогда у меня вопрос к Елизавете Вадимовне, - произнесла куратор. Елизавета подняла на неё глаза. Лиза тоже была бледновата и выглядела озабоченной. - Елизавета Вадимовна! Вы основной преподаватель Инны Владимировны по немецкому языку. Именно вы непосредственно с ней работаете и проверяете её знания. Я просмотрела ваш журнал индивидуальных занятий. Кристина раскрыла документ на нужной странице. - Эту тему, с которой у Инны Владимировны возникли проблемы, она отвечала вам на той неделе, в пятницу, и уже тогда сдала вам её на тройку. Это так? - Да, - тихо ответила Лиза. - Тем не менее, в журнале не отмечено, что она пересдала вам этот материал на “отлично”. Нет вообще никаких записей о пересдаче! Как вы можете это объяснить? Елизавета немного помолчала, собираясь с мыслями. - Кристина Александровна, - начала Инна. - Инна Владимировна, пожалуйста, помолчите! - строго сказала куратор. - Сейчас я хочу выслушать вашего преподавателя, а у вас будет возможность взять слово позже. Соблюдайте субординацию! Инна покраснела и кивнула. - Кристина Александровна, – начала объяснять Елизавета. - Инна не пересдавала мне эту тему. Пересдача была назначена на вторник. Но Инна сказала, что ей очень нужно во вторник с утра уехать из “Центра” по важному делу, и уверила меня, что к зачёту хорошо подготовится. - И вы это допустили? Разрешили ей уехать? - удивлённо спросила куратор. Елизавета молча кивнула. Лена с Галиной Алексеевной изумлённо переглянулись. Они этого не знали и совсем не ожидали ничего подобного! Ситуация оказалась ещё серьёзней, чем они предполагали: получается, что Инна существенно подвела Елизавету. Сейчас Лиза сидела притихшая и явно очень расстроенная. Это было необычно, но вполне объяснимо. Елизавета была достаточно темпераментной и всегда держалась уверенно и смело. Однако в этот раз она допустила серьёзное нарушение инструкции и сейчас оказалась в очень трудном положении. Лизу с Инной связывали прекрасные дружеские отношения. Поскольку Инне слова пока не давали, Елизавете приходилось объяснять ситуацию самой и фактически обвинять свою подругу. Что сейчас чувствует Инна, тоже можно было себе представить! - Елизавета Вадимовна! – куратор повысила голос. - Вы прекрасно знаете, что темы, сданные даже на четвёрки, подлежат обязательной пересдаче! Причём, быстрой. Если назначена пересдача, преподаватель вправе не разрешить студентке уехать на выходной, более того, именно так он и обязан поступить. А Инна Владимировна получила у вас тройку! И вы так спокойно к этому отнеслись, и тем самым способствовали её провалу на зачёте. Почему? - Но она мне обещала, - тихо, не поднимая глаз, ответила Елизавета. - Сказала, что всё выучит. Что ей очень надо уехать! - И вы пошли на нарушение инструкции? На риск? Как вы могли? Вы опытный педагог и воспитатель! - Но Инна – тоже воспитатель! - воскликнула Елизавета. - Она же не воспитанница! Я ей поверила, вошла в её положение! - Елизавета Вадимовна! Инструкции в “Центре” для того и существуют, чтобы их соблюдали неукоснительно, - отчеканила куратор. - Именно поэтому! Во избежание вот таких случаев! Вы не должны никому верить и ни за кого ручаться. - Понимаю. Я допустила ошибку, - признала Лиза. Но Кристина Александровна не унималась. - Елизавета Вадимовна, вы ведь в дружеских отношениях с Инной Владимировной, насколько мне известно? - Да, - подтвердила Лиза. - И вы сделали ей такую поблажку именно потому, что она ваша подруга. Это так? - Я не могу ответить однозначно. - А вот я предполагаю, что именно личные близкие отношения с Инной Владимировной помешали вам выполнить свой долг! - сурово отрезала куратор. - Это недопустимо! Скоро эту тему будут проходить воспитанницы Инны Владимировны. Как она сможет их контролировать, если сама знает её на тройку? - Елена Сергеевна, - неожиданно повернулась она к Лене. - Вы тоже педагог Инны Владимировны, по французскому, и вы тоже с ней подруги. И очень близкие! Верно? - Да, - кивнула Лена. - Я просмотрела ведомости успеваемости Инны Владимировны по всем предметам, в том числе и по вашему. Куратор раскрыла журнал индивидуальных занятий Инны по французскому. - Неделю назад она ответила вам одну из тем на четвёрку. - Да, - подтвердила Лена. - Расскажите, что было дальше. Пожалуйста. - Но там отмечено, Кристина Александровна, - удивилась Лена. - Она пересдала мне эту тему на пятёрку через день, в свой следующий выходной! - А Инна Владимировна не говорила вам тогда, что ей нужно уехать? Не просила вас разрешить пересдать позже? «И откуда знает? - с отчаянием подумала Лена. - Основательно успела к комиссии подготовиться! Наверняка брала в архиве запись этого занятия» Это было действительно так. Инна просила. Но Лена была неумолима. Она никогда не делала подобных поблажек, строго следовала инструкциям. И в данном случае не имело значения, что Инна её подруга! Лена растерянно обвела взглядом присутствующих. Она уже понимала, что куратор расспрашивает её, чтобы подчеркнуть вину Елизаветы. Кристина поняла её состояние. - Инна Владимировна, даю вам слово! - обратилась она к Инне. - Что сказала вам Елена Сергеевна в конце вашего индивидуального урока? Инна обречённо вздохнула: - Елена Сергеевна сказала, что это позор – отвечать на четвёрку. Что я должна пересдать ей всё через день, в свой выходной. Без всяких вариантов! Что выезд из “Центра” до пересдачи она мне запрещает. И... что, если я ещё раз попробую получить у неё четвёрку, она пожалуется вам, и будет настаивать на взыскании. Некоторое время все молчали. - Елизавета Вадимовна, нужны комментарии? - спросила, наконец, куратор. Елизавета отрицательно покачала головой. Тем не менее, Кристина Александровна продолжала: - Елена Сергеевна тоже дружит с Инной. Она совсем молодой педагог, преподаёт меньше года, но она себе такого не позволила! Так же, как и другие преподаватели! Вы, Елизавета Вадимовна, поступили совершенно недопустимо, и по отношению к вам я имею право принять решение единолично. Куратор повернулась к старшему педагогу: - Маргарита Евдокимовна! Меня не устраивает Елизавета Вадимовна как преподаватель немецкого языка для моих студенток – сотрудниц! Я требую отстранить её от этой работы, и всем четверым девушкам, которых она сейчас ведёт, назначить других педагогов. Прямо с завтрашнего дня! Это заявление шокировало всех присутствующих. Елизавета, ошеломлённая такой строгостью куратора, побледнела и, казалось, потеряла дар речи. - Кристина Александровна! - с отчаянием воскликнула Инна. - Елизавета Вадимовна – отличный педагог! Не отстраняйте её, пожалуйста! Это я виновата! Я действительно обещала, и не сдержала слово, это я должна отвечать! Лена огорчённо вздохнула. Реплика Инны прозвучала очень беззащитно, было ясно, что такое заступничество не поможет. - Инна Владимировна, не устраивайте “детский сад”, - холодно произнесла куратор. - А до вас тоже дойдёт очередь! - Хорошо, Кристина Александровна. Я распределю этих студенток по другим педагогам, - согласилась Маргарита Евдокимовна. Куратор удовлетворённо кивнула, затем посмотрела на невероятно расстроенную таким поворотом событий Елизавету. - Елизавета Вадимовна, я настаиваю на вашем отстранении от преподавания сотрудницам только до конца этого учебного года. В дальнейшем, если вы сделаете правильные выводы, сможете вернуться к этой работе. Лиза кивнула. Она была в отчаянии, и пока даже не могла до конца поверить, что всё это правда! Никогда за всё время её работы и в этом “Центре”, и в “Межвузовском”, с ней не случалось ничего подобного. У Елизаветы вообще не было даже мелких замечаний, не говоря уже о более серьёзных проблемах. Только поощрения! Она работала воодушевлённо и инициативно, с энергией и вдохновением. К воспитанницам Лиза была строга, но результатов добивалась хороших. И преподавателем она была отличным! Немецкий её ученицы знали хорошо. Елизавета не жалела времени на индивидуальную работу с девушками. Если воспитанница чего-то не понимала или не выучивала, Лиза вцеплялась в неё мёртвой хваткой и не оставляла в покое, пока не достигался необходимый результат. А с сотрудницами Елизавета работала уже второй год, и тоже очень успешно. И ведь Кристина Александровна прекрасно об этом знает, и , тем не менее, решила применить такую строгую меру за впервые случившийся прокол! За работу с сотрудницами – студентками преподаватели, разумеется, получали очень хорошую доплату. Но сейчас это было не главное. Такое отстранение – это позор! Пятно на безупречной репутации, да ещё и безжалостный удар по самолюбию. Лена с Галиной Алексеевной обменялись расстроенными взглядами. Заведующая сейчас очень переживала за своих сотрудниц. Обычно она везде стояла за своих воспитателей горой, но в ситуации с Елизаветой Галина Алексеевна бессильна была что-нибудь предпринять. Кристина Александровна права – подобное решение она имела право принять единолично. А вот за Инну можно было ещё побороться! Окончательное решение о мерах взыскания по отношению к ней будет приниматься голосованием всех присутствующих. Именно поэтому на подобные заседания дисциплинарной комиссии всегда приглашались заведующая отделением, ответственный воспитатель студентки и её преподаватели: основной и старший по предмету. Куратор добавила: - До окончания заседания «Комиссии» вы, Елизавета Вадимовна, остаётесь преподавателем Инны Владимировны, поэтому при окончательном решении будете иметь такое же право голоса, как и все остальные. - А теперь я хотела бы выслушать Инну Владимировну, - она повернулась к девушке. – Объясните, пожалуйста, как такое могло произойти. Вы помните, что указано в вашем контракте? - Да. Помню, - ответила Инна. Но Кристина Александровна выложила на стол копию контракта Инны. - Здесь отмечено, что вы, поступая на работу в «Центр», добровольно соглашаетесь использовать большую часть выходных, а, возможно, и все – как понадобится – для личного обучения. И, если вас это перестало устраивать – вы можете в любое время разорвать контракт, уволиться и вернуться в свой базовый колледж. Так же и мы имеем право расторгнуть с вами договор – при ненадлежащем выполнении вами учебных обязанностей. - Инна Владимировна! Настало такое время? – строго спросила куратор. Инна вздрогнула и горячо заговорила: - Нет! Конечно, нет! Я очень хочу работать! Я не мыслю своего существования без работы здесь! Очень прошу не отстранять меня, применить другую меру взыскания! Дайте мне ещё один шанс, пожалуйста! Я обещаю: такого больше не повторится! - Тем не менее, объяснитесь! – холодно произнесла Кристина. - У меня в последние 10 дней появились некоторые личные проблемы, - начала Инна. – Я вынуждена была чаще уезжать в выходные, чтобы их решать. Я понимаю – это не оправдание. Но я, и уезжая, готовилась, не прекращала занятий. Эту тему по немецкому я действительно плохо проработала, но, большей частью, потому, что недостаточно её поняла. Елизавета Вадимовна мне на занятии в пятницу всё разъяснила и потребовала пересдачи во вторник. В воскресенье я оставалась в «Центре», не уезжала, но готовилась больше к химии, потому что в понедельник мне был назначен «срез». - Это тоже пересдача? – сурово спросила куратор. - Нет! Запланированный! По программе моего индивидуального обучения. А немецким я собиралась заняться во вторник с утра. Но… Инна умоляюще обвела взглядом своих коллег. - Так получилось, что мне очень надо было уехать. Срочно! И неожиданно! Я попросила Елизавету Вадимовну меня отпустить. Пообещала ей, что всё выучу к зачёту! Но в четверг утром я всё равно должна была ей тему ответить. Так мы договорились! А ей неожиданно назначили замещение – на третьем курсе, за заболевшего педагога, и она не имела времени меня проверить. Но я уверила Елизавету Вадимовну, что готова. Я действительно готовилась, и думала, что справлюсь. Но… переоценила свои знания. Инна замолчала. - Инна Владимировна! – вкрадчиво спросила куратор. – А если бы воспитанница вам предоставила такое объяснение, вас бы оно удовлетворило? - Нет, - покачала головой Инна. – Конечно, нет. Но я же не оправдываюсь! Я признаю свою вину полностью. - Значит, вы признаёте, что свои личные проблемы ставите выше вашего долга и обязательств по контракту? – уточнила Кристина Александровна. Она холодно смотрела на Инну, и в её взгляде не прослеживалось ни намёка на какое-то сочувствие к девушке. Лена поняла, что Кристина уже вынесла Инне приговор, и теперь спасти подругу будет трудно. - Нет, Кристина Александровна! – воскликнула Инна. – Это не так! Обычно я так не поступаю! Но сейчас у меня были особые обстоятельства. - Какие, Инна? – впервые подала голос Галина Алексеевна. – У тебя какое-то несчастье? Болен кто-то из родных? Но ты должна была со мной поделиться! И с Еленой Сергеевной! Куратор вопросительно взглянула на Лену. Девушка отрицательно покачала головой. - Получилось, что твои непосредственные руководители ничего о твоих проблемах не знали, - продолжала Галина Алексеевна. – Как же так? Объясни нам. Ведь сейчас решается твоя судьба! - Галина Алексеевна, - Инна вздохнула. – Нет никаких несчастий и болезней. У меня возникли проблемы с моим другом, и я очень хотела их решить. У молодой воспитательницы на глазах выступили слёзы. - Поня-я-тно, – протянула Кристина Александровна. – Инна! Лена отметила, что куратор впервые за всё время заседания обратилась к девушке по имени, не так официально. - Я понимаю, тебе ещё 19 лет, и ты хочешь иметь отношения с молодыми людьми. Но, такая работа, как у тебя, предполагает наличие зрелости и ответственности. А ты, похоже, не справляешься с работой, учёбой и личной жизнью одновременно! - Галина Алексеевна, - обратилась она к заведующей. – Как Инна Владимировна работает? Ваше мнение. - Превосходно она работает! – тут же отозвалась Галина Алексеевна. – У неё одни поощрения, никаких замечаний! Вот, посмотрите. Она передала куратору ксерокопию соответствующего раздела личного дела Инны. Кристина быстро просмотрела и задумчиво кивнула. - С Еленой Сергеевной и Марией Александровной у них отличная команда, – добавила Галина Алексеевна. – Их группа уже на втором месте! А была на девятом – полгода назад. Куратор отложила документ. - Уважаемые коллеги, ещё есть у кого-нибудь вопросы к Инне Владимировне? Все молчали. - Хорошо. Тогда приступаем к обсуждению. Я выдвигаю своё предложение. Кристина немного помолчала. - Я считаю, что Инну до конца учебного года необходимо отправить в её базовый колледж! – твёрдо заявила она. У Инны перехватило дыхание. В глазах отчётливо промелькнул испуг. - Но! – продолжала куратор. – Учитывая, что с основной работой она справляется хорошо, я не буду настаивать на абсолютном увольнении. Я предлагаю перевести Инну на это время на должность «воскресного» воспитателя, чтобы у неё полностью не терялась связь с «Центром». Но с нагрузкой не более двух воскресений в месяц. За это время Инна повзрослеет, решит личные проблемы, наверняка осуществит «рывок» в учёбе. А после сессии мы примем её на прежнюю должность. - Кристина Александровна! – воскликнула Инна. – Но это очень жестоко! Я уже не мыслю себя без своей работы, мне…будет очень трудно это пережить! - А вы чего ожидали, интересно? – холодно ответила Кристина. – Вы считаете, что за вторую тройку в семестре мы должны вам премию выписать? Именно в этом и будет заключаться ваше наказание, Инна Владимировна! В том, что вам придётся это пережить! - Кристина Александровна, - вступила Лена. – Я очень прошу вас не выдвигать это предложение! Если Инна сейчас уйдёт – пострадает в первую очередь наша группа. Инна отлично работает! Будет практически невозможно подобрать ей равноценную замену. Я, как ответственный воспитатель, обещаю вам взять под особый контроль её успеваемость! - Елена Сергеевна! Вы не обязаны этого делать. У вас хватает своих основных обязанностей! А «Центру» не нужны воспитатели, успеваемость которых приходится брать под особый контроль. Я оставляю своё предложение! - А я согласна с Еленой Сергеевной! – заявила Галина Алексеевна. – Я тоже совершенно не готова сейчас лишиться такого дежурного воспитателя, как Инна! Это будет ощутимая потеря для всего отделения. Моё предложение – назначить Инне штраф. Довольно ощутимый, не меньше её месячного оклада! Пусть она остаётся на работе, но месяц фактически будет работать бесплатно. - Хорошо, - кивнула куратор. – Теперь у нас два предложения. Есть другие? Елена Сергеевна! - Я тоже за штраф! – быстро и уверенно проговорила Лена. Теперь всё зависело от решения Маргариты Евдокимовны и Лизы. Если они поддержат предложение куратора – Инна однозначно отправится в свой колледж! У Лены сжималось от страха сердце. Сейчас девушка очень отчётливо ощутила, как ей не хочется потерять Инну на такой большой срок! А то и навсегда! Ведь совсем не обязательно, что через полгода Инне разрешат вернуться назад, в 204-ую группу. - Маргарита Евдокимовна, вы что скажете? – спросила Кристина Александровна. Старший педагог ответила не сразу. Она внимательно оглядела всех присутствующих. Кристина смотрела на неё уверенно и выжидающе, Инна – с тревогой. Лена и Галина Алексеевна внешне не показывали своего волнения, хотя это было и нелегко. Елизавета вообще не поднимала глаз. - Я считаю, - начала Маргарита Евдокимовна, - что отправлять Инну в базовый колледж – это слишком строгое наказание, а штраф – недостаточное. Моё предложение – временное отстранение. Например, на 3 недели, до Нового Года. А потом у Инны ещё 10 дней усиленных занятий вместо отпуска! Получится больше месяца. Пусть остаётся в «Центре», но всё время посвящает занятиям. Мне кажется, что месяца временного отстранения Инне будет достаточно, чтобы сделать выводы. Кристина кивнула и посмотрела на Елизавету: - Елизавета Вадимовна, вам слово. - Штраф. В размере месячного оклада, – лаконично и твёрдо произнесла Лиза. Лена внутренне ахнула. «Вот это да! Молодец, Лиза! Не стала Инну «топить», хотя сама из-за неё сильно пострадала!» - В итоге, за штраф у нас три голоса из пяти, - с явным сожалением констатировала куратор. – Что же, это и будет окончательным решением дисциплинарной комиссии! Инна Владимировна, вы остаётесь на работе. Я обязываю вас пересдать зачёт на «отлично» не позднее понедельника. - Хорошо, - с облегчением кивнула Инна. - Всё, уважаемые коллеги. Заседание окончено. Все свободны. Инна вскочила, пробормотала «до свидания» и быстро вышла из зала. Лена, тоже поспешно попрощавшись, направилась вслед за ней. Остальные пока оставались за столом. Елизавета и Кристина Александровна сидели рядом. - Лиза, - начала куратор. - Да, Кристина. - Я надеюсь, ты поймёшь меня правильно. Во всём этом – ничего личного. Я не могла поступить по-другому! - Я понимаю, - ровным голосом произнесла Елизавета. – Ты выполнила свой долг. Она встала и обратилась к присутствующим: - Если вы не возражаете, я пойду. До свидания. После чего тоже покинула помещение. - Ну что, всё-таки отстояли, – с улыбкой сказала Кристина Галине Алексеевне. - Да, - серьёзно ответила заведующая. – И я очень рада! Инна виновата, но тут надо было гибко подойти. Больше у неё проблем с учёбой не возникнет, я уверена, а отделению даже её временное увольнение причинило бы вред. И ещё. Отстранение Елизаветы будет для Инны дополнительным наказанием, и очень даже серьёзным.
Forum: Инна быстро шагала по коридору по направлению к жилому отсеку. Лена с трудом догнала её у небольшого холла, в котором стояли кресла и журнальные столики, а стены были отделаны в розовых тонах. Она схватила подругу за руку и вынудила остановиться. Инна была в отчаянии, по лицу стекали слёзы, девушка смотрела на Лену непонимающим взглядом, пока ещё не в силах осознать и принять свалившееся на неё несчастье. Лена её понимала. Для Инны всё перевернулось в один миг! Ещё с утра она была успешным, уверенным в себе сотрудником, а сейчас получила дисциплинарное взыскание, и к тому же серьёзно подвела свою подругу. Лена обняла девушку, подвела к окну и тихо ободряюще сказала: - Инна, всё уже позади. Это неприятно, но ведь могло быть гораздо хуже! Представь, если бы тебя действительно отстранили, даже на месяц! Но я тебе очень сочувствую. Правда. Инна, не в силах больше сдерживаться, разрыдалась у Лены на плече. Сквозь слёзы она проговорила: - Не знаю, как я это переживу! Со мной-то всё хорошо решилось, благодаря вам! Но, Лена, как я Лизу подвела! Как я теперь ей в глаза буду смотреть? А она так благородно со мной поступила… Ведь её голос оказался решающим. - Да она должна была Кристину поддержать! – голос Инны сорвался на крик. - И отправилась бы я наверняка в свой колледж! Такой позор! - Инна, ты же знаешь, Лиза не мстительная. Но, если честно, я удивлена! Буквально перед заседанием она была настроена очень решительно, собиралась требовать для тебя временного отстранения. Не знаю, почему она передумала. Инна вздрогнула: её телефон завибрировал. - Это Лиза! – испуганно сообщила она Лене, взглянув на дисплей. - Так отвечай! – нетерпеливо воскликнула Лена. - Да, - дрожащим голосом проговорила Инна. - Ты где? – требовательно спросила Елизавета. - Мы с Леной в «розовом» холле. - Ждите меня там! – отчеканила Лиза и отключилась. Она влетела в холл уже буквально через минуту – как обычно энергичная и насмешливая, без малейших признаков уныния. Быстро подошла к девушкам, внимательно посмотрела на заплаканную Инну и воскликнула: - Всё! Реветь заканчивай! Ты же воспитатель! Должна любые удары судьбы стойко переносить, а ты расклеилась. С воспитанниц своих бери пример, с той же Левченко, например. Думаешь, ей легче, чем тебе? А часто она вот так, как ты, слёзы проливает? - Лиза, – сквозь слёзы еле выговорила Инна. – Прости меня! На коленях буду просить! Пожалуйста! Она вырвалась из Лениных объятий и действительно попыталась упасть на колени. - Стоп! – подхватывая её, закричала Лиза. – Совсем с ума сошла? Ты что вытворяешь? Не переживай! Считай, что ничего не было. А то, что было, давай забудем! Ты виновата, но и я не меньше. Я, действительно, не должна была делать тебе поблажку. Надо было поступать как… Она обернулась к Лене и насмешливо процитировала: «Молодой педагог»! - Лиза, сейчас стукну! – покраснев, предупредила Лена. - Ага! И получишь взыскание! За драку в помещении «Центра». Вот уж точно отправишься в базовый колледж! Лена не выдержала и рассмеялась. Инна тоже улыбнулась сквозь слёзы. - Инна, не кисни, – продолжала Елизавета. – Ничего страшного не произошло. Ну, вычтут у тебя из зарплаты! Не купишь новую шубку! Но ведь переживёшь? - Да Лиза! – закричала Инна. – Нужна мне эта шубка! Я за тебя расстроилась! - А у меня куча времени освободится. Наконец-то смогу хотя бы часть его проводить так, как мне хочется. Например, лёжа на диване и устремив глаза в потолок. - Лиза, – серьёзно сказала Инна. – Меня не отстранили во многом благодаря тебе. Твой голос был решающим! Почему? Ты… столько великодушия… Она всхлипнула. - А я ещё и вышивать могу… - насмешливо начала Лиза. Но не выдержала и продолжила эмоционально: - Почему-почему! Ну не смогла я, вот почему! Да, я хотела предложить временное отстранение! И даже не потому, что очень на тебя рассердилась, а просто считала это правильной мерой. Но уже на заседании, когда Кристина лишила меня преподавания, я испытала такое отчаяние! И представила, что бы со мной было, если бы меня совсем от работы отстранили. Прямо через себя эти ощущения пропустила, и так тебя жалко стало… Обрекать подругу на такой ужас из-за паршивой тройки! И тебе, и мне, да и Лене это трудно было бы пережить. Елизавета махнула рукой. - Это Кристине всё «до лампочки»! «Вам придётся это пережить! В этом и будет заключаться наказание!» - передразнила она. – А вот ей и обломилось! Лиза озорно улыбнулась: - Я, честно говоря, ещё и очень на неё разозлилась. И, когда мой голос оказался решающим, подумала: «Вообще никакого отстранения не дождёшься – ни полного, ни временного!» И проголосовала за штраф. - Спасибо! – с чувством, вытирая слёзы, сказала Инна. – Ты меня спасла. - Была и ещё одна причина. Лиза испытующе посмотрела на Лену. - Я хотела уважаемой Елене Сергеевне дать небольшой урок великодушия. - Мне? – удивилась Лена. - Ну да. Знаешь, Лена, я сегодня плотно побеседовала с твоей Соней. Вот ей бы точно хоть капелька великодушия с твоей стороны не помешала. - Лиза! Нельзя же быть такой непоследовательной! – возмутилась Лена. – Сегодня за обедом ты громче всех выступала, что Соня – мерзавка, и надо её проучить, как следует! А сейчас – что за заявочки? - Но тогда я ещё с ней не разговаривала, - усмехнулась Елизавета. – Лена, она у тебя невероятно морально подавлена. Светлана права. Такое ей не по силам! А она ещё девчонка! Знаешь, Соня со мной сегодня советовалась, как ей искупить свою вину и перед тобой оправдаться. Я ей ответила, что не знаю! А потом стала думать и поняла, что знаю. Никак! Никак ей не оправдаться, что бы она ни делала, как бы ни старалась! Ей может помочь только милость с твоей стороны! Причём, проявленная не за какие-то поступки, а просто так. Ты из милости можешь дать ей некоторые послабления! Хотя бы немного уменьшить своё презрение! Чуть-чуть позволить ей вздохнуть! Если даже ты по-прежнему будешь очень строго её наказывать физически – она всё равно это почувствует. А ещё, Лена… Лиза немного помолчала. - Мне кажется, тебе и самой это нужно. Ты переживаешь, ты очень напряжена. Вот я проявила сегодня подобную милость к Инне, правда? Просто решила: «Да, она передо мной виновата, но я её прощаю и не буду портить ей жизнь» Конечно, Инна не Соня, и проступки их не сравнить. Но, Лена, мне сразу стало намного легче. И у тебя может так получиться! А вдруг и Марине станет от этого лучше? Есть же какие-то высшие силы! Попробуй сделать первый шаг. - Ты думаешь? – пробормотала Лена. Под таким углом ситуацию она не рассматривала. - Этот только совет. Решать тебе, - ответила Елизавета. Лена вздохнула: - Сонька уже и тебя положительно к себе настроила. Умеет она это! - Ну… - Лиза немного смутилась. – Не совсем так. Я ей обещала, что не буду её преследовать. И только! А начало разговора у нас очень бурным было. Я ей заявила, что она дрянь и змея, и что в воскресенье я, как ответственный дежурный, заявлюсь к вам с белым платком проверять её уборку. - Лиза! Не надо! – потрясённо воскликнула Инна. – Да ты что? - Не буду, - Елизавета легонько похлопала подругу по плечу. – Не волнуйся. - Лиза, а как она отреагировала? – поинтересовалась Лена. Елизавета помрачнела. - Плохо. Вернее, хорошо. Тьфу, запуталась! Короче, я ожидала невозмутимости и какого-нибудь гордого взгляда. Что должно было означать: «Ну и подумаешь!» А она посмотрела на меня с таким ужасом, как будто у неё вся жизнь рухнула, зарыдала и грохнулась на пол. В прямом смысле! Лена с Инной удивлённо переглянулись. - На колени, что ли? – спросила Лена. - Да нет! Её просто ноги перестали держать. Я её с трудом подняла, закутала в халат, усадила в кресло и кофе отпаивала. Ей действительно очень плохо было! Ты разве потом не заметила, когда она в группу пришла? Теперь смутилась Лена. - Да нет. Она вполне прилично выглядела. Упомянула, правда, про насыщенный с тобой разговор, но я с ней эту тему не развивала. А потом она ещё «безлимитку» у меня вытерпела! - Молоток! – восхитилась Лиза. – Правда, она ещё у меня более-менее успокоилась, и мы поговорили. Лена, мне кажется, ты не совсем верно оцениваешь, что Соня на самом деле чувствует. Я вообще не представляю, как она с этим справляется! - А я как справляюсь? – эмоционально возразила Лена. – Удар за ударом! У меня одна подруга в реанимации, неизвестно, поправится или нет! Вторая, - она указала на Инну, - чудом меня не покинула! - Не чудом, а благодаря моей милости. Чувствуешь разницу? – возразила Лиза. - Чувствую, - вздохнула Лена. Внезапно её лицо просветлело. - Лиза! – воскликнула она. – Я, конечно, такую базу под свои поступки не подводила, но милость я к Соньке сегодня уже проявила, это точно! Намекнула, что у неё есть шанс стать сотрудником! И рассказала, как готовят воспитателей. Под расписку о неразглашении. - Вот это да! – выдохнула Инна. - Но только потому, что Галина Алексеевна просила. Вернее, не просила, а оставила это на моё усмотрение. Елизавета смотрела на Лену восхищённо, но с оттенком сочувствия. - Лиза, ты что? – растерялась Лена. - Я поражена! – качнула головой Елизавета. – Это милость в тройном размере! Да, Галина Алексеевна тебе сказала, что неплохо бы Соне об этом узнать, чтобы свой шанс не упустить. Я же тоже при этом разговоре присутствовала, но я никак не думала, что ты на это пойдёшь. Ведь ты своим поступком практически уже поставила её в наши ряды! Ты разве не понимаешь? - А ты не слишком оптимистично смотришь на вещи? – Лена недоверчиво прищурилась. - Лена, – снисходительно произнесла Елизавета. – Этот ваш разговор состоялся непосредственно перед заседанием комиссии? - Почти. - Так вот ты сейчас придёшь в группу и убедишься, что Соня уже другая! Она в этот шанс зубами вцепится, это же её спасение! И она добьётся, вот увидишь. - Так что, готовьтесь, девчонки, - рассмеялась она. – Скоро ваша Левченко будет с нами на педсовете сидеть! - Лиза, - не соглашалась Лена. – Это не просто, такое мало кому удаётся! - Да? Ты просто не знаешь! Только сейчас на нашем отделении четыре таких воспитателя! И я ещё не обо всех знаю. Ведь такая информация потом даже между сотрудниками не распространяется. Я знаю потому, что лично наблюдала такое перемещение из воспитанниц в воспитатели. А один такой случай произошёл как раз в моей группе! - А кто? – с интересом спросила Инна. - Инна! Нетактичный вопрос! – возмутилась Лиза. – Ещё раз говорю, никто их не выдаёт! Ни другим сотрудникам, ни, конечно, воспитанницам! Только, если они сами захотят рассказать. А Соне этой искры надежды будет достаточно. Ты можешь больше вообще ничего и не делать. Теперь она справится! - Если справится, её счастье, - недовольно проворчала Лена. – Вот и забирай её потом в свою группу. Отлично сработаетесь! - Да, – рассмеялась Лиза. – Я думаю, мы бы сработались!
Forum: Внезапно в холл быстрым шагом вошла Галина Алексеевна. Ей, чтобы определить, где находятся её сотрудницы, не было необходимости звонить им по телефону. Заведующая пользовалась для этой цели системой «Локатор». - Все в сборе! – констатировала она, оглядев смутившихся воспитательниц. - Вы что, мои дорогие сотрудницы, решили свою заведующую до инфаркта довести? – сердито продолжала она. – Лиза! Ну, ты-то как такое допустила? Ведь с 18-ти лет безупречно работаешь! - Галина Алексеевна, – виновато улыбнулась Елизавета. – Признаю свою ошибку! Она сложила руки у груди. - Простите! Лежачего не бьют! Когда меня реабилитируют, буду поступать, как Елена Сергеевна! – скороговоркой закончила она. - Балда ты, Лиза, - махнула рукой заведующая. – Ты должна была просто мне рассказать, что эта противная девчонка у тебя тройку получила! Между прочим, Лена меня в известность о той четвёрке поставила, и беседу я с Инной тогда основательную провела. А сейчас бы ей точно не поздоровилось! Но я же ничего не знала! - Галина Алексеевна, вот поэтому я вам и не рассказала! Пожалела её. - И что хорошего из этого вышло? «Медвежью услугу» ты ей оказала, да и себе тоже. Пожалела, видите-ли! Прикрыть решила! Ей со своим Павликом приспичило встретиться! Да если бы я только знала про эту тройку! Галина Алексеевна повернулась к Инне и возмущённо продолжала: - Я бы тебе показала свидание во вторник! Тут же отвела бы тебя в свой кабинет и всыпала бы ремнём хорошенько, как провинившейся воспитаннице! По-матерински! И не посмотрела бы, что ты воспитатель, и что это незаконно. И жаловаться бы ты никуда на меня не пошла! Зато и такого позора сегодня бы не было, зачёт был бы сдан на «отлично», и Лиза бы не пострадала! Инна, которая к этому моменту уже более или менее успокоилась, после такой проработки рухнула в кресло и зарыдала с новой силой. - Пореви, пореви, – сурово сказала ей Галина Алексеевна. – Тебе полезно! - Между прочим, - обратилась она к Лене, – я давно добиваюсь, чтобы в контракты несовершеннолетних воспитателей включали пункт о возможности телесных наказаний. По усмотрению заведующей или учебного куратора. Из вас тоже надо периодически дурь выбивать! Да, и вообще, это было бы полезно – ещё раз на себе прочувствовать, что ваши воспитанницы испытывают, а то многие быстро забывают. - Галина Алексеевна! Вы это серьёзно? – удивилась Лена. - Серьёзно! Только немногие меня поддерживают. А для меня это было бы лучше, чем потом слёзы и истерики ваши переносить, когда вас уже отстраняют! Думаете, легко терять сотрудников? Знаете, сколько у меня каждый раз седых волос прибавляется? Переживать ещё за вас! А ты, Инна, учти на будущее! Я и без соответствующего пункта в контракте смогу это сделать, когда посчитаю нужным. И не отвертишься! - Ладно, девочки, - Галина Алексеевна повернулась к Лене и Елизавете. – Идите, займитесь своими воспитанницами. У вас, между прочим, рабочее время, а с Инной мы ещё немного побеседуем. По дороге к отделению Лена спросила у Елизаветы: - Лиза, просвети меня. Насчёт телесных наказаний для сотрудников Галина Алексеевна, надеюсь, не серьёзно говорила? Лиза испытующе посмотрела на Лену. - Лучше тебе этого не знать, - усмехнулась она. – Спать будешь спокойнее! Не волнуйся, тебе-то уж это точно не грозит. Лена в изумлении остановилась. - А, ну-ка, быстро говори! – потребовала она – Неужели это не шутка? - Нет, - признала Лиза. – Иногда она и правда такое проделывает, но только с молодыми девчонками, несовершеннолетними. Дежурными воспитателями. - Но как? – ахнула Лена. - Лена. У нас же порядки строгие. Чуть что не по инструкции – почти всегда отстранение! Ты сама подумай: чем, кроме отстранения, они могут воспитателей серьёзно наказать? Штрафами? Да у нас такие зарплаты, что штраф, даже крупный, особо не заденет. Так, комариный укус! А вот отстранение – это очень существенно! Но мы же не можем быть полностью совершенными. Лиза опять усмехнулась. - Это мы только от воспитанниц этого требуем, а слабости и воспитателям присущи. Если руководство всегда будет поступать, как положено, то может половины сотрудников лишиться! Вот поэтому иногда и применяются неофициальные меры. Причём, в основном, на добровольной основе. - Это как? – не поняла Лена. - Ну, в первый-то раз, конечно, не совсем на добровольной. Галина Алексеевна заранее два документа распечатывает. На одном – приказ об отстранении такого-то воспитателя от работы. Скажем, на три месяца! А на другом – просьба этой сотрудницы к своей заведующей, как её официальному опекуну в «Центре», провести телесное наказание в частном порядке за такой-то совершённый проступок. Вызывает она эту девчонку. Сначала, конечно, пропесочит, все перспективы нарисует! А потом даёт ей эти два листа и говорит: «Выбирай! Или ты подписываешь этот, или я подписываю тот!» И что ей остаётся, как ты думаешь? Вот ты бы как поступила? - Конечно, подписала бы! – воскликнула Лена. - Так все и делают. Безропотно укладываются и терпят, причём, чаще всего – «безлимитку»! Очень больно и стыдно! А держаться надо как, представляешь? Мы же не воспитанницы! Не будешь же перед заведующей вопить от боли. Зато эффект – потрясающий! Это тебе не штраф! И сотрудник для отделения сохранён. А если вдруг повторное нарушение – девчонки уже сами у Галины Алексеевны такую меру выпрашивают вместо отстранения, а она ещё и поломаться может! И во второй раз уже «серию» назначает. Как мы воспитанницам – напоминания. Приходится к ней, как на работу ходить, сколько скажет! Я тебя уверяю, до третьего раза редко доходит. Лена ошеломлённо молчала. Немного придя в себя, она ехидно заметила: - Что-то очень уж хорошо ты знаешь все подробности! О чём это говорит? - Вовсе не о том, о чём ты думаешь, - фыркнула Лиза. – Меня сия чаша миновала. Отвечу тебе так. Галина Алексеевна таких девочек щадит, информацию широко не распространяет. Но ответственного воспитателя обязательно ставит в известность, ведь он чаще всего знает о проступке! Да и утешить девчонок после такого кому-то надо! Хоть и знают, что за дело получили, а всё равно обидно. Лиза улыбнулась. - Это воспитанницы у нас теоретически должны радоваться наказаниям и благодарить воспитателей «за науку», а на деле-то всё по-другому! Девчонки у меня на груди потом рыдают! Вот поэтому я и знаю. А ещё Вероника таким образом к Галине Алексеевне попадала, и не раз! Конечно, когда мы ещё «дежурными» работали и в колледже учились. Она этого и сама не скрывает, поэтому я тебе и говорю. - Да за что же? – воскликнула Лена. - Она же у нас вроде тебя! Ей воспитанниц жалко! Но ты с самого начала показала, что жалко тебе или нет, но инструкций ты не нарушаешь и поблажек никому не делаешь. А Вероника вначале так не могла. Назначит ответственный воспитатель строгую порку, а она обычную проведёт. Или какой-нибудь проступок вообще покроет. А «ответственной» у неё была Елена Германовна, она сейчас заведующая на третьем отделении. Дама очень строгая, но мудрая. Она официальные рапорты дежурному на Нику не подавала, а тащила её прямиком к Галине Алексеевне, ну а та уже ей выдавала, как следует! - Лиза! – Лена почувствовала, что почва уходит у неё из под ног. – Ты это называешь «мудрым» - покрывать такие поступки дежурного воспитателя? За это же можно самой работы лишиться! - А никто не покрывает! Вот ты – тоже «ответственная». Вспомни, что предписывается делать, если ты выявила ненадлежащее исполнение своим дежурным воспитателем твоего приказа? Лена наморщила лоб. - Сразу и не вспомнить! У меня такого не случалось. А… вот! «В этот же рабочий день поставить в известность заведующую отделением или ответственного дежурного воспитателя отделения». - Правильно! На твой выбор! Обрати внимание: не незамедлительно, а в тот же день. Нам лазейка даётся! Галина Алексеевна работает с двух часов дня и до полуночи! Ведь вполне можно именно ей доложить. Ты же знаешь, ответственный дежурный обязан этот рапорт передать дежурному по «Центру», а тот – директору. Это официальный путь. И разбирательства официального уже не избежать! А заведующая имеет право назначить наказание единолично! Это допускается. Она может, как отстранить, так и провести «индивидуальную воспитательную работу». Соображаешь? Лена задумчиво кивнула. - Лена, - продолжала Лиза. – Воспитатели чётко делятся на две группы. Одни сразу и всегда работают безупречно. Вот как ты! Их всё это не касается, они вообще обо всём этом и не подозревают. А другим, как и воспитанницам, необходимо какое-то время на адаптацию. И они могут совершать подобные ошибки. Но, по опыту, если их сразу не сломать отстранением – потом они отлично работают! И заведующие, и директор отлично об этом знают. Поэтому неофициально такие меры применяются во всём «Центре». А ещё для всех воспитателей очень опасный период – это конец первого годы работы. Кажется, что всё отлично, всё получается, и можно слегка расслабиться. Именно это сейчас и произошло с Инной! Ты думаешь, почему я от Галины Алексеевны её тройку скрыла? Она после твоей четвёрки Инну предупредила, что в следующий раз применит к ней суровые меры. А Инна ведь тоже до сих пор о телесных наказаниях не догадывается! Но я уверена – Галина именно так бы с ней и поступила! И сегодня она это заявила. Вот бы для Инны был сюрприз! И масса приятных ощущений! Я Инну от этой порки спасала, понимаешь? А если бы она зачёт сдала на «отлично» - я бы с чистой совестью эту «пересдачу» отметила. Но не сложилось! Что поделаешь? А к Инне присмотрись. Сегодня она хороший урок получила, но, мне кажется, её немного «понесло». Может и в работе что-нибудь выкинуть. Тогда вспомни, о чём мы с тобой сейчас говорили. Не торопись официальным путём разбираться, лучше Галину Алексеевну поставь в известность! А иногда, если не так уж всё серьёзно, можно и самой соответствующие меры принять. Тоже допускается. Конечно, лучше будет, если тебе никогда не придётся этого делать! - Спасибо, Лиза! Вот это информация! Да я даже представить себе такого не могла! - Послушай! – испуганно спросила Лена. – А Кристина Александровна тоже может так поступить? Нет, - покачала головой Лиза. – Если дошло до куратора, то дальше всё идёт только официально. Как сегодня. Понимаешь, тут два ведомства задействованы, уже сложнее. А ещё: ведь Галина Алексеевна ваш официальный опекун до совершеннолетия. Как куратор в колледже, помнишь? Она может подать сведения, что провела «индивидуальную воспитательную работу», но какую – не уточнять. Девчонки же не жалуются! А если пожалуются – есть их письменная просьба. А у Кристины меньше прав. Вот с преподавателями, как со мной сегодня, она может единолично разобраться. Не устраивает её что-то – всё, уволена! А все меры к студенткам – только через комиссию! Галина Алексеевна всегда как адвокат выступает. У них с Кристиной довольно прохладные отношения. Лиза опять улыбнулась. - Но вот за промежуточные тройки, или даже частые четвёрки она вполне может так наказать. И это бывает не так уж и редко! - Лиза, - осторожно спросила Лена. – Но ведь ты «ответственной» только полтора года работаешь! И дежурные воспитатели у тебя постоянные, с первого курса, Алина и Катя. Студентка только Алина. Это не у неё сейчас подобные проблемы? На груди у тебя не она рыдает? Алина сейчас, в последнее время, очень изменилась. Видно, что её что-то угнетает. Елизавета вздохнула. - Ну…раз уж ты сама догадалась… Мне вообще с этим «повезло»! Я же ещё на четвёртом курсе колледжа «ответственной» работала, ты забыла? Уже тогда одну из моих «дежурных» Галина Алексеевна таким образом воспитывала. А Алина… Лиза помрачнела. - Хорошо, я тебе расскажу, как коллеге и подруге. Ситуация поганая! Алина – хорошая девчонка, но недавно она очень серьёзно провинилась. Очень! Если бы я доложила дежурному, её бы точно уволили, и надолго. Галина Алексеевна хотела её ещё на три месяца воспитанницей в аналогичный «Центр» отправить. Такое наказание иногда применяют для молодых воспитателей, ты же знаешь. - Знаю, - подтвердила Лена. – Но ведь только за очень серьёзные нарушения! - Лена, у неё всё серьёзно! Галина Алексеевна кричала: «Или увольняю тебя совсем, или воспитанницей отправишься! Кое-что тебе в памяти необходимо освежить!» Мы с Алиной еле её упросили неофициальное наказание применить. Буквально на коленях! Спасло только то, что Алинка уже два года без единого замечания отработала, ещё со школы. Ну и я, конечно, прямо со слезами просила. И девчонку было жалко, да и дежурного воспитателя своего не хотелось лишаться. С новым-то пока ещё сработаешься! - И что? – с замирающим сердцем спросила Лена. Лиза расстроено покачала головой. - Галина её капитально наказала. Полностью запретила выезд из «Центра». Практически, под «домашний арест» посадила. По выходным Алина должна в своей квартире находиться, выходить может только по учебным делам. Маме её позвонила, пожаловалась, объяснила, почему Алина пока домой приезжать не сможет. - Маме? – удивилась Лена. - Да. Вы же несовершеннолетние! Она имеет право всё сообщать родителям. А ещё… Ты заметила, что Алина в последнее время после педсовета никогда сразу не уходит? Сидит до последнего и ждёт, пока Галина Алексеевна освободится! - Действительно, - протянула Лена. – Я ещё в субботу удивилась, когда мы плёнку смотрели, про Соню. Остались мы с Инной, Светлана, как ответственная дежурная, и Алина. - Так вот, в дни дежурств Алины, получается, через день, Галина Алексеевна после педсовета уводит её в кабинет и наказывает! Причём так, что Алинка потом полвыходного отлёживается! Я к ней перед обедом прихожу и «третью-бис» накладываю. И неизвестно, когда всё это кончится, Галина не говорит. Ну, знаешь этот приём, мы же тоже к воспитанницам его применяем. Она Алине сразу сказала: «Хочешь остаться на работе – будешь терпеть, не думай, что легко отделаешься! А передумать можешь в любой момент. Тут же иду к директору – и назавтра ты уволена!» Галина очень на неё рассержена. Я думаю, что и директор в курсе, и дала ей «добро» на все эти действия. Нарушение очень серьёзное, вряд ли заведующая рискнула директору не доложить, пусть и неофициально. Лиза вздохнула. - Я тут попыталась было так осторожненько встать на защиту. Ведь это всё уже больше месяца продолжается! Так Галина и меня на место поставила. «Елизавета Вадимовна! Вы просили не доводить до увольнения? Я пошла вам навстречу, так что сейчас не вмешивайтесь!» Так что, наша заведующая может быть очень жёсткой и принципиальной. А Алина, конечно, будет терпеть. Что ей остаётся? Она не хочет работы лишиться. Лена слушала подругу, буквально раскрыв рот от изумления. Эта история потрясла её. Такое трудно было себе представить… - Лиза, а что она сделала? - А вот этого не скажу! - Ладно! И так спасибо, что ты меня просветила. Странно, что я раньше всего этого не знала. Лена нахмурилась. - Как же так? Я ведь уже полтора года здесь работаю! - А многие не знают, кого это не коснулось. Сама-то ты безупречно работаешь. Гордость отделения! Елизавета ехидно улыбнулась. - Лиза, перестань! – возмутилась Лена. - Да ладно, не скромничай! – махнула рукой Елизавета. – А, если кто-нибудь из твоих дежурных Галине попадётся – она тебе и сама скажет. Впрочем, у тебя сейчас только Инна – возможный кандидат. Маша совершеннолетняя. Нас Галина Алексеевна уже не трогает, даже если бы мы упрашивали! Всё – только официально. Да и потом, Маша себе ничего такого и не позволит, я уверена. Она… Лиза осеклась. - Ну, в общем, ей не так просто её работа досталась, она рисковать не будет. Лена удивлённо вскинула брови, собираясь расспросить Лизу подробнее, но они уже подошли к спальне 202-ой группы. Елизавета скороговоркой бросила: - Пока, увидимся на педсовете, – и скрылась за дверью.
Forum: Соня лежала в своей кровати, в халате, поверх одеяла, накрывшись шерстяным покрывалом. В отличие от жёлтых уродливых халатов изолятора, здесь, в группе, халатики у воспитанниц были весьма симпатичные: изящного покроя, ярких расцветок. На Сонином, например, на розовом фоне резвились разноцветные бабочки. Когда девушка примеряла этот халат в кладовой, такая расцветка показалась ей издевательской. Тогда, непосредственно перед походом в кладовую, Соне пришлось вытерпеть очень суровое наказание от Елены, естественно, без всякого обезболивания. Ей было очень плохо, и физически, и морально, и эти бабочки казались совершенно не в тему. Но позже, уже в группе, Соня полюбила этот халатик. Хоть что-то радовало глаз! Полушерстяное покрывало, больше напоминающее плед, тоже выглядело довольно оптимистично: в голубой воде весело плавали дельфины. Соня поправила наушники, опять включила плеер и занялась следующим текстом. Завтра на уроке английского у студенток 204-й группы запланирована конференция, посвящённая праздникам в англоязычных странах, и девушка намеревалась хорошо подготовиться, чтобы свободно владеть темой. Неловко повернувшись, Соня с досадой поморщилась. После экзекуции, которую устроила ей Елена, прошло уже почти 2 часа, однако ноющая боль во всём теле никак не хотела проходить, несмотря на проведённое обезболивание. После ухода Лены из класса Соня примерно полчаса учила уроки на кушетке, затем ей всё-таки удалось благополучно встать. Девушка умылась, наскоро привела себя в порядок, вернулась в класс и встала с учебниками к стойке, но чувствовала себя плохо. Стоять было трудно, ноги не держали. Очень уж тяжёлый выдался день! Соня практически лежала на стойке, сильно облокотившись на неё. Заметив это, Мария Александровна разрешила Соне заниматься в кровати. Это, несомненно, было гораздо лучше, чем лежать на кушетке на глазах у всей группы. Сейчас Соня слушала очередной текст, одновременно читала его по методичке и тихонько проговаривала. Таким способом ей всегда лучше удавалось запоминать информацию. Лена вошла в спальню, сразу увидела лежащую в кровати Соню и подошла к ней практически бесшумно. Соня в любом случае бы не услышала – была занята своим текстом. Лена после всего, что произошло на «Комиссии», а в особенности после разговора с Лизой, была в смятении. Переживания за Инну и Елизавету, новая шокирующая информация о «неформальных» методах Галины Алексеевны – всё это расстроило девушку и несколько вывело её из равновесия. Сейчас было уже полдесятого вечера. Лена, подходя к Сониной кровати, ещё раз вспомнила разговор с Лизой и мысленно усмехнулась: "Значит, милость!" Она тихонько тронула Соню за плечо. Воспитанница резко обернулась. Увидев воспитательницу, она тут же сняла наушники и быстро соскочила на пол. Вот это Соня сделала не подумав! Боль отдалась по всему телу. У девушки перехватило дыхание, в глазах потемнело. Соня невольно охнула, но на ногах устояла. Лена смотрела на неё насмешливо. - Зачем так резко вскакиваешь? Я тебя предупреждала! Теперь, пока не перестанешь совершать нарушения – ни сесть, ни встать не сможешь. - Простите, – уже овладев собой, тихо ответила Соня. - Да не за что тебе сейчас было извиняться, - вздохнула Лена. – Ладно. Как себя чувствуешь? - Если без резких движений – то неплохо, - сказала Соня. Она осторожно посмотрела на Лену, пытаясь по её лицу угадать, чем закончилась «Комиссия». Не составляло особого труда заметить, что Лена расстроена, хотя и пытается держаться. Воспитательница усмехнулась. - Ничего. «На коленях» тебе резких движений делать и не придётся! С уроками закончила? - Почти. - Без десяти десять отправляешься «на колени»! – приказала Лена. - Слушаюсь. Сонина карточка лежала в углублении шкафчика. Лена сделала в ней отметку, выписала Соне пропуск, достала свою личную печать, поставила на документе, затем расписалась. Обернувшись к воспитаннице, она велела: - Разденься! - Слушаюсь. Соня как могла быстро скинула халат. Белья она ещё не надевала, так что на этом раздевание было закончено. Лена развернула воспитанницу спиной к себе и легонько подтолкнула, вынудив лечь на кровать, затем внимательно осмотрела и прощупала пострадавшие поверхности наказанной. - Всё в порядке. Вставай. Можешь надеть форму и всё остальное. И не забывай про бойкот! – напомнила воспитательница и направилась в класс. - Елена Сергеевна, – тихо и сочувственно проговорила Соня. Лена остановилась. - В чём дело? – удивилась она. Воспитанница с трудом поднялась с постели. - Извините, но… Вы забыли печать. Соня указала на свой шкафчик. Действительно, печать лежала там вместе с карточкой и пропуском. Лена слегка покраснела. Соня смотрела на воспитателя с явным сочувствием, причем Лена отчетливо видела, что дело не только в забытой печати. - Спасибо. Убирая печать в сумочку, Лена добавила: - А почему ты так на меня посмотрела? - Как? – встревожилась Соня. – Неужели дерзко? - Наоборот. Сочувственно. Даже слишком. Ведь это не из-за печати? Соню всегда очень подводило то, что она не могла владеть своей вегетатикой: краснела или бледнела непроизвольно. Вот и сейчас она покраснела мгновенно. - Давай уж, рассказывай, - заинтересовалась Лена. – Сейчас не отвертишься! Соня похолодела от страха, но деваться было некуда.. - Слушаюсь. Девушка глубоко вздохнула. - Елена Сергеевна, я слышала ваш разговор с Марией Александровной про дисциплинарную комиссию. Простите! Непроизвольно. У Лены вытянулось лицо. - Но ты не могла слышать! – воскликнула она. - Елена Сергеевна, у меня очень тонкий слух. Я слышу гораздо лучше, чем все. Врождённая особенность! - И что же ты слышала? – Лена всё ещё не могла поверить. - Всё. Весь разговор. Вы говорили, что вам угрожает отстранение, но вы надеетесь на штраф. И что Елизавета Вадимовна тоже за отстранение. Временное. Лена немного пришла в себя и улыбнулась. - И ты мне посочувствовала? Соня кивнула. - Но почему? Воспитанница пожала плечами. - Елена Сергеевна! У меня нет никаких причин желать вам неприятностей. Лена недоверчиво хмыкнула. - Я представила себе, что для вас будет означать отстранение! - эмоционально продолжала Соня. - Мне кажется, перенести такое нелегко! Лена даже и не знала, как на всё это реагировать. - Соня, но ведь тебе будет гораздо легче жить, если меня отстранят! - Наверное, - опять вздохнула Соня. – Но я всё равно вам этого не желаю. Лена внимательно и с явным интересом смотрела на воспитанницу. - Хочешь узнать, чем всё закончилось? - Я не могу настаивать, - смутилась Соня. - Естественно. Но я скажу. Знаешь, ты ошиблась. У меня всё в порядке. Да, так можно было понять из разговора. Но речь шла не обо мне! Соня с тревогой посмотрела на Лену. - Значит, об Инне Владимировне! – произнесла она с испугом. - Ты думаешь? – иронически спросила Лена. - Но… вы с Марией Александровной были так озабочены… - Ты права, - кивнула Лена. – Проблемы у Инны. Но озабочены мы с Машей могли быть не только из-за неё. Я тебе сегодня уже говорила: у нас очень дружный коллектив! Мы все переживаем друг за друга. - Переживаете? – не выдержала Соня. – И требуете друг для друга отстранения? Как Елизавета Вадимовна? Спохватившись, она испуганно пробормотала: - Извините. "Вот дура! Совсем "крыша съехала" - такое ляпнуть! Ну, сейчас она мне выдаст!" Однако Лена явно не была настроена проводить карательные мероприятия. К большому удивлению девушки, воспитательница спокойно ответила: - Не торопись осуждать. Ты ведь не знаешь, что произошло! Елизавета Вадимовна сама очень пострадала из-за Инны, но именно она Инну в итоге и спасла. Не переживай, она тоже голосовала за штраф. И прошла именно эта мера! Так что всё закончилось относительно благополучно. Никуда Инна Владимировна не денется, если ты об этом волнуешься. Соня облегчённо вздохнула. Лена посмотрела на неё с улыбкой. - Ты знаешь... должна признаться. Мне было почему-то приятно, что ты мне посочувствовала. Неожиданный сюрприз. - А я очень удивилась, когда это услышала! Мне кажется, вы работаете безупречно. - Спасибо, - опять улыбнулась Лена. - Но совсем безупречно – этого никто не может. Вот потеряла бы я сейчас печать – и всё! Уже взыскание, и серьёзное! Лена немного смутилась, мысленно в красках представив, как Галина Алексеевна устраивает ей за потерю печати порку. - Инна получила за итоговый зачёт по немецкому тройку, - продолжала она. – У нас за это действительно можно с работы вылететь, на хороший срок. А Елизавета Вадимовна – её педагог, оказалась тоже виновата. Так что не думай, что у воспитателей очень лёгкий хлеб. - Соня! – внезапно вспомнила Лена. – А про Юльку ты тоже слышала? Соня виновато кивнула. - Хорошо, что у тебя «бойкот»! – воскликнула Лена. – Надеюсь, глупостей не наделала? - Нет! – твёрдо ответила Соня. - Всё. Собирайся. И ещё… Соня, на Инну Владимировну завтра с таким сочувствием, пожалуйста, не смотри. - Слушаюсь. Лена резко развернулась и ушла в класс.
Forum: «На коленях» Соня сегодня отстояла вполне благополучно. Она уже немного освоилась, и чувствовала себя при этом наказании увереннее. Да, когда стоишь на коленях, довольно скоро начинает ломить ноги, спину, шею; неприятные ощущения нарастают, и вытерпеть это кажется совсем уже невозможным. Очень хочется пошевелиться, поменять позу, но ведь за это однозначно получишь строгую порку! Соня уже поняла, что нужно перетерпеть этот момент. Через силу, стиснув зубы, но перетерпеть, и дальше будет уже легче. К сожалению, перетерпеть получалось не у всех. На девушек сегодня градом сыпались удары тростью, впрочем, так в зале для наказаний бывало практически всегда. Воспитатели, назначая девушкам "колени", отлично знали, на что они обрекают своих воспитанниц. Ира Елистратова сегодня тоже была на своем месте. Увидев табличку «Бойкот» на груди вошедшей в зал Сони, Ира бросила на подругу изумленный и сочувственный взгляд. Соню порадовало, что Ира была ещё одета – значит, пока держится без замечаний. Соня уже знала, что Елизавета Вадимовна очень строга к своим воспитанницам, и, если назначает им стоять на коленях, то отправляет девушек в зал часто уже в восемь часов. Мало того, что воспитанницам приходится терпеть эту пытку четыре часа, но они ещё и не успевают сделать домашние задания! Ведь с ужина девушки обычно приходят в половине восьмого. А попробуй на следующий день получить тройку! Девочкам приходится готовиться к следующему дню на переменах, брать учебники на прогулку, использовать для занятий небольшой промежуток времени между последним уроком и отчётом. Но и этого часто оказывается недостаточно! Не так уж редко воспитанницы, которые и так оказываются в своих постелях в первом часу ночи, вынуждены вставать до подъёма, часов в шесть утра, чтобы успеть выполнить все задания. Ира при их воскресном общении жаловалась Соне, что не высыпается таким образом уже третью неделю, только в воскресенье может хоть как-то восполнить дефицит сна. Да ещё перед очень важными зачётами или контрольными Елизавета Вадимовна всё-таки не отправляет провинившихся "на колени", даёт им возможность подготовиться и выспаться. Соня тогда подумала, что с ней Елена поступает ещё по-божески: отправляет отбывать наказание в девять тридцать, или в десять часов. И мучиться меньше, и к урокам подготовиться вполне можно успеть! Сегодня Соня ещё раз для себя отметила, как всё-таки много зависит от конкретного воспитателя. Марина Олеговна не спускала воспитанницам даже малейших нарушений режима «смирно», тут же наказывала, при этом ещё эмоционально отчитывая виновную. Однако она не устраивала девушкам никаких «засад» или провокаций, и не скрывала своего сочувствия к ним, хотя часто громко возмущалась. - Ты думаешь, мне тебя не жалко? – кричала она Ксении Залесовой, которая уже второй раз за вечер получила порку. – Жалко! Даже очень! У меня сердце кровью обливается! А что я могу поделать? Что? В «Центре» определённые порядки и правила. И я ничего не могу изменить! А вот ты можешь! Не попадай «на колени»! Это от тебя зависит! Уже сидя за столом, Марина Олеговна более спокойно продолжала: - Я понимаю, девчонки, что у вас у всех положение разное. Некоторые воспитатели чуть что, сразу «на колени» отправляют, а другие – очень редко! Но будьте сообразительнее! Вы же знаете своих воспитателей. Старайтесь не допускать таких нарушений, за которые можете сюда попасть! Я прекрасно понимаю, что вам не позавидуешь. Но всё-таки выкручивайтесь как-нибудь! Проявляйте смекалку. Ведь и здесь можно приспособиться! Берите пример с тех своих подруг, которым это удается. Просите их и вас научить! Не будьте гордыми. К одиннадцати часам Марина Олеговна ушла на педсовет, и ее заменила другая ночная воспитательница – Евгения Михайловна. Соня увидела ее впервые и внутренне ахнула: "Как «мисс Транжбулл»!" У Сони ожили воспоминания из детского фильма «Матильда». Директриса начальной школы мисс Транжбулл люто ненавидела своих подопечных и старалась превратить их жизнь в ад! Ежедневно перед уроками она выходила на школьный двор – грозная, язвительная, и демонстративно играла страшным длинным хлыстом. Дети замирали от страха и с ужасом ожидали, кого же сегодня директриса выберет себе в жертву. Но! Мисс Транжбулл всё-таки детей хлыстом не била. Давила на них психологически, и могла заключить в своеобразный карцер – «душилку». И всё! А вот воспитанницам порка тростью угрожала вполне реально! Евгения Михайловна сурово смотрела на девушек. Во всём облике воспитателя сквозило явное неодобрение к воспитанницам. - Что, хулиганки! – начала проповедь она. – В группе вам спокойно не сиделось? Как все нормальные девчонки отдыхать по вечерам не хотите? Вынудили воспитателей «на колени» вас отправить? Вот теперь и расплачивайтесь! Предупреждаю, даже не дышите громко! Тут же по заднице тростью прогуляюсь! Евгения Михайловна непрерывно прохаживалась перед наказанными и практически буравила их взглядом. - Я ещё могу понять, если бы вы все были новенькими! – продолжала возмущаться она. – Только одну вижу! Она указала на Соню. - Остальные давно в «Центре». - Вот ты, Маликова, – воспитательница вплотную подошла к одной из девушек. – Больше года здесь находишься, а в этом зале как будто прописалась. За что ты на этот раз здесь? А? Воспитанница судорожно вздохнула и растерянно посмотрела на воспитателя. "Отвечай же, балда!" – с досадой подумала Соня. Но девушка молчала. - Язык проглотила? – закричала Евгения Михайловна. – Я тебе покажу, как не отвечать на вопросы воспитателя! Она быстро подошла к несчастной, завела трость ей под подбородок, вынудила таким образом подняться с колен и влепила пощёчину. - К стене! – сурово приказала она уже рыдающей девушке, указывая на противоположную стену зала. – Получишь десять ударов, и полчаса штрафного времени! А завтра позвоню Елизавете Вадимовне и попрошу её с тобой «Правила» повторить! Соня знала, что Света Маликова тоже, как и Ира, числится в 202-ой группе. "Да уж, Елизавета с ней « Правила» повторит", - вздохнула она про себя. - Слушаюсь! – воскликнула Света со слезами на глазах. Она послушно подошла к стенке и, всхлипывая, начала раздеваться. Дрожащими руками сложив одежду на специальную банкетку, несчастная обернулась к воспитателю: – Евгения Михайловна, я… - Теперь молчи! – резко оборвала её воспитательница. – Ты свой шанс упустила! В позу! Быстро! "В какую позу?"- недоумённо подумала Соня. Однако Света, как и другие воспитанницы "со стажем", хорошо знала привычки Евгении Михайловны, да и других воспитателей, поэтому уточнять и не подумала. Она наклонилась, упёрлась ладонями вытянутых рук в стену и немного расставила ноги. - Больше прогнись! - воспитательница слегка хлопнула девушку тростью по пояснице. - Слушаюсь! - голос воспитанницы дрожал, но распоряжение она выполнила молниеносно. Евгения Михайловна встала справа от провинившейся и приложила трость к её ягодицам. Девушка задрожала теперь уже всем телом. Порки тростью она боялась безумно! - На вопросы воспитателя, моя милая, положено отвечать незамедлительно, скромно и почтительно. С этими словами воспитательница размахнулась и нанесла несчастной первый удар. Света дёрнулась и громко завопила, но осталась на месте. Соня стояла практически напротив наказываемой и прекрасно видела, как на её попе появилась белая поперечная полоса, которая быстро трансформировалась в красный рубец. Удар был резкий и сильный, однако Соня взглядом профессионала оценила его, как не самый запредельный. Так, средний. Но всё-таки это ротанг...с ротангом Соня как лидер дела не имела: в учебных организациях этот инструмент наказания находился под запретом. А вот на себе здесь она его уже испытывала и знала, что совсем не обязательно пороть тростью изо всей силы, боль и при средних ударах будет достаточно мучительной. Евгения Михайловна некоторое время выжидала, но девушка продолжала рыдать и вертеть попой, не осмеливаясь распрямиться или другим образом нарушить позу. Соня помнила, что боль после удара тростью держится долго, в перерывах она не только не ослабевает, а даже нарастает. Поэтому порку ротангом так трудно терпеть: не получается никакой передышки! Боль просто меняется с очень сильной во время удара на сильную в перерыве, и наоборот. Сплошное мучение! Второй удар заставил наказываемую закричать ещё громче. Трость прочертила на ягодицах ещё одну красную полосу чуть ниже первой. Воспитательница невозмутимо и размеренно продолжала порку, не обращая внимания на вопли и рыдания жертвы, и каждый удар был значительно сильнее предыдущего. Света предпринимала отчаянные попытки как-то облегчить своё положение: поочерёдно сгибала ноги в коленях, переступала ногами, вертела попой и, наконец, не в силах больше терпеть, повернула голову набок и прикусила собственное плечо. То ли, чтобы отвлечься хоть как-то от невыносимой боли, то ли, чтобы меньше кричать. Евгения Михайловна тут же подошла к воспитаннице, с силой дёрнула её за волосы и жёстко ударила ладонью по губам. - Что ты вытворяешь? - гневно закричала она. - Прекрасно знаешь, что нельзя кусать руки! Рот тебе залепить? - Простите! - прорыдала девушка. - Бо -о-ольно! - Да что ты говоришь? - язвительно проговорила воспитательница. - Больно тебе? Можно подумать, на массаж пришла! Толстая трость опять хлестнула Свету по попе, девушка вскрикнула, затем протяжно завыла. Евгения Михайловна поменяла сторону и продолжала пороть в удвоенным усердием. Соня отметила, что воспитательница опускает трость только на ягодицы, не трогая бёдра. Выдав воспитаннице последний, десятый удар, Евегния Михайловна тут же спросила у Светы: - Теперь ты готова ответить на мой вопрос? - Да! – Света ещё плакала и корчилась от боли, но изо всех сил постаралась взять себя в руки. Всё-таки она была уже не новенькой. - Тогда вставай "смирно" и отвечай. - Слушаюсь. Наказанная распрямилась, повернулась к воспитателю. Лицо девушки опухло и покраснело, слёзы стекали ручьём. – Простите, что я не ответила сразу, - умоляюще проговорила она. - Я просто соображала, что сказать. Я давно стою на коленях, и у меня было несколько нарушений! - Понятно, - усмехнулась воспитательница. – И ты забыла, какое из них последнее! Как же ты намереваешься выбраться когда-нибудь из этого зала, если даже не помнишь, за что наказана? Всё! Иди на место! Можешь не отвечать. Я доложу обо всём Елизавете Вадимовне. Она тебе напомнит! Соня вздохнула. Она понимала, что Света только что практически на пустом месте заработала весьма крупные неприятности. Елизавета Вадимовна её не пощадит, это точно! Конечно, девушка могла бы вести себя умнее, но ведь и Евгении Михайловне совсем не обязательно было её провоцировать. "Видимо, она по-другому не может, натура такая, - думала Соня. - А сейчас наверняка ещё одну жертву выберет" Евгения Михайловна некоторое время походила перед девушками молча. Внезапно она практически завопила: - Елистратова! Конечно, это тоже была провокация. Соня не поддалась. Она чувствовала, что произойдёт нечто подобное, и была готова. А вот Ира вздрогнула, резко обернулась к воспитателю и испуганно произнесла: - Да, Евгения Михайловна. И не только Ира! К Евгении Михайловне повернулись ещё несколько девушек. - Ну, коне-е-е-чно, - удовлетворённо протянула воспитательница. – Как надо себя вести во время наказания, никто не помнит! - Нельзя вертеть головой! – отчеканила она. Подошла вплотную к Ире и продолжала: - Когда отвечаешь на вопрос, тоже головой не крутишь? Забыла? - Да. Простите, - ответила девушка. Соня с радостью отметила, что Ира отвечала скромно, но с внутренним достоинством. Теперь в её голосе не было ни испуга, ни умоляющих ноток. - Все, кто сейчас нарушил положение «смирно» - получат порку! – заявила Евгения Михайловна. - Всем вертушкам - руки за голову! Приказ незамедлительно выполнили пятеро девушек из девяти. - А вы – раздевайтесь! – обратилась воспитательница к тем двоим из них, которые были ещё одеты. - С вас и начнём! В течение последующих двадцати минут в зале раздавались крики и стоны. Евгения Михайловна порола провинившихся безжалостно, молча и хладнокровно. Наконец, все наказанные вернулись на свои места. - А тебе, Елистратова, я хотела задать тот же вопрос, что и Маликовой, - сказала воспитатель. – За что ты сейчас отбываешь наказание в этом зале? Ира немедленно ответила: - Я в прошлый вторник на работе спорила с бригадиром. Пыталась доказать, что у меня не было брака в работе. - А на самом деле он был? – с интересом, почти нормальным голосом спросила воспитатель. - Оказалось, что да. Я не заметила. Но в любом случае не должна была спорить, - скромно отвечала Ира. Соня отметила, что Ира сегодня держится потрясающе. Во время порки она стонала, но не кричала и не плакала. Быстро успокоилась, и на вопрос ответила безупречно. "Неужели на неё так наш воскресный разговор повлиял?" – удивлялась Соня. Она вспомнила, что и Лена сегодня упоминала об изменившемся поведении Иры. Значит, это заметили и воспитатели. Когда за двадцать минут до полуночи воспитанницы снова оказались под наблюдением Марины Олеговны, все облегчённо вздохнули. В двенадцать часов Марина Олеговна отправила девушек в душевую. Соня немного задержалась и подошла к столу воспитателя: - Марина Олеговна, - робко начала она. – Можно у вас спросить? - Спроси, - воспитатель смотрела на девушку доброжелательно. - Вы были на педсовете, - голос Сони чуть дрогнул. - Не можете мне сказать, насчёт Юли Соколовой из нашей группы какое вынесено решение? Марина Олеговна улыбнулась. - Скажу. А то со своим бойкотом ты так ничего и не узнаешь! Не переживай! В карцер твою Юлю не отправили. Но только благодаря Елене Сергеевне. Она в последний момент сняла своё предложение. Соня облегчённо вздохнула. Она на это надеялась, но сомнения оставались. Всё-таки педсовет есть педсовет! - Досталось Юльке, конечно, здорово, - сочувственно продолжала Марина Олеговна. – Все на неё набросились, получила девчонка по полной программе! К концу разбирательства у неё уже даже слёз не осталось, на ногах еле стояла. Галина Алексеевна в конце обсуждения сказала: « Юлю мы выслушали, ситуация всем понятна. Елена Сергеевна требует двое суток карцера. Соколова, ты понимаешь, что всю репутацию себе испортила? Ты была положительной воспитанницей! Но, если девушка хотя бы один раз попадает в карцер, это пятно будет на ней до освобождения! Твою кандидатуру, например, ни на какие летние льготные программы даже рассматривать не будем! Никаких поощрений не увидишь, как бы ты дальше не старалась. А ведь тебе ещё долго в “Центре” находиться! Я предлагаю дать окончательное слово Елене Сергеевне, и сделать так, как она решит. Но, может быть, Елена Сергеевна согласится дать Юле возможность исправиться, и выберет для неё другую меру?» А Елена Сергеевна говорит: «Хорошо. Вижу, что она раскаивается. Я снимаю своё предложение. Назначу ей другое наказание». Вот и всё. Теперь не знаю, что Елена Сергеевна ей там придумает, но пока Юля в группу ушла. - Спасибо большое! – горячо поблагодарила Соня. - Да ладно. Быстро иди в душевую. Войдя в спальню и тихонько пробравшись к своей кровати, Соня заметила, что Юля ещё не спит. Так хотелось хотя бы парой слов с ней перекинуться! Приободрить немного! Но это исключено. Ночные воспитатели ни на секунду не отрываются от мониторов! Чтобы даже соблазна не возникало, Соня быстро легла и отвернулась в другую сторону. Марина Олеговна после душа сделала ей на ночь обработку, но без обезболивающих средств(такое распоряжение оставила Елена, это было записано в Сониной карточке), поэтому Соня всё равно ощущала боль после ударов. Три строгих наказания, которые девушке пришлось сегодня перенести, не прошли бесследно. Лена была права: обычное обезболивание тут не поможет, а «третью-бис» никто Соне накладывать не собирался. Однако если не вертеться и лежать спокойно, эту боль вполне можно было попытаться проигнорировать. Соне это удалось не сразу, но, в конце концов, сон сморил девушку.
Forum: Глава 2. Пятница. Проснулась Соня оттого, что её опять трясли за плечо. Девушке казалось, что она и уснуть-то ещё не успела! Однако, по-видимому, было уже утро. « Не услышала сигнал!» – ужас пробрал Соню до костей. Быстро обернувшись, она увидела Елену. Трясла воспитанницу именно она, а на часах было шесть пятнадцать. «Напоминание»! Сегодня же учебный день! – вспомнила Соня. – Но почему она?» - Тихо, - предупредила Лена. – Спокойно, без рывков встаёшь. Идёшь в туалет. И ко мне в кабинет, прихватив слова по всем трём языкам. Умываться будешь потом, сейчас время не трать. Вставая, Соня проследила, как Лена скрылась в кабинете, и только после этого позволила себе подумать: «И не лень ей было самой в такую рань притащиться? Инне не доверяет меня выпороть?» Соня невольно вспомнила, что за всю прошедшую неделю Лена наказывала её всегда сама. Десять ремней, полученные от Марии Александровны за несвоевременный подъём, можно не считать – такая это мелочь на основном фоне. Кстати, получать порку от Инны Соне почему-то не хотелось. Лена вернулась в кабинет. Инна, явно очень расстроенная, сидела в кресле, нервно покусывая костяшки пальцев, и виновато смотрела на неё. - Ты подумала? – холодно осведомилась Лена, оставаясь у порога. - Да, - Инна была сильно смущена, голос её дрожал. – Лена, не сердись, пожалуйста! Я недопустимо себя вела. Сорвалась! Не знаю, что со мной происходит! Она быстро встала, подошла вплотную к Лене и повторила, заглядывая ей в глаза: - Прости меня! - Нет! – Лена смотрела строго. - Что? – Инна оторопела. - Не прощу! Я знаю, что с тобой происходит. Ты не сорвалась, а зарвалась! Один серьёзный проступок практически сошёл тебе с рук, и ты решила и дальше продолжать в том же духе! И сейчас ты будешь отвечать! - Лена, – ошеломлённо начала Инна. - Я могла бы немедленно подать рапорт ответственному по отделению и потребовать отстранить тебя от сегодняшнего дежурства! – перебила Лена. – Но пока ограничусь тем, что доложу Галине Алексеевне. Когда у тебя сегодня подмена? - В три часа, - машинально ответила Инна и порывисто схватила подругу за руку. – Лена, послушай… - Не перебивай! – Лена сердито вырвала руку. - В три часа, когда подменишься, пойдёшь к Галине Алексеевне, а я попрошу её посмотреть эту запись, - она кивнула на нишу, где была скрыта одна из камер. - Пусть она послушает, и дальше сама с тобой разбирается. Инна побледнела. - Лена! – умоляюще воскликнула она. – Мне очень стыдно, честное слово! Я раскаиваюсь, ты даже не представляешь, как! Пожалуйста, прости меня! На первый раз! Умоляю! - На первый раз? - переспросила Лена. Она тоже разволновалась, лицо покрылось красными пятнами. – Да, такое случилось в первый раз. Мы с тобой работаем вместе уже полгода, душа в душу. Ты моя подруга. И именно поэтому я сейчас не собираюсь тебе это спускать! Чтобы второго раза не было! Понимаешь? Инна была потрясена. - Лена, - почти прошептала она. – Я же не воспитанница. Второго раза и так не будет! Я тебе обещаю! - Инна! Лиза тоже так думала: что ты не воспитанница! Понадеялась на тебя. И что получилось? В этот момент Соня подошла к двери кабинета и постучалась. - Всё, Инна, – Лена взялась за ручку двери. – Никаких споров. Веди себя достойно! За свои поступки надо отвечать. С этими словами она распахнула дверь. Соня вошла и поздоровалась. Девушка успела надеть халат, не забыв про табличку с "Бойкотом". Она очень волновалась. Получать порку с утра, только поднявшись с постели, не хотелось ужасно! К тому же, появление Елены ничего хорошего не сулило. Соня, когда здоровалась с Инной Владимировной, с удивлением отметила, что дежурная воспитательница явно очень расстроена и растеряна. Ответив на Сонино приветствие, она ушла в другой конец кабинета и уселась в кресло. Лена спокойно поинтересовалась: - Помнишь, что тебе предстоит? - Да, - Соня помнила и была полна решимости перенести испытание достойно. - Готовься, - Лена указала на кушетку. Соня подумала, что эта кушетка скоро будет ей сниться по ночам. На кушетку она ложилась явно чаще, чем в свою кровать. Воспитанница без промедления разделась под строгим взглядом мучительницы, легла и взялась руками за перекладину. В глубине души Соня надеялась хоть на небольшое, но послабление. Ведь вчера вечером явно наметилось какое-то потепление в их с Еленой отношениях... "Неужели это мне показалось?" Соня со страхом наблюдала, что Лена достаёт из ящика стола тот самый спецремень. Толстый, тяжёлый... "Показалось, - поняла она. - Не было никакого потепления. И никакой пощады мне не будет!" Лена и не пощадила: выпорола провинившуюся очень строго. Эти 20 ударов казались Соне бесконечными! Девушка мужественно терпела, кусая губы и стараясь не шевелиться. Воспитательница раз за разом крепко впечатывала ремень в голое тело, заставляя Соню скрипеть зубами от невыносимой боли. Правда, сегодня она порола только по ягодицам, не трогая бёдра. Впрочем, Соня была уверена, что для такого ремня - это требование инструкции. Ещё девушка ощущала, что Лена, хоть и старательно проводит порку, но не вкладывает в исполнение никаких эмоций. А сравнивать Соне было с чем... Взять хотя бы розги...или вчерашнюю "безлимитку"... Там эмоции воспитательницы(негативные, конечно), плескались через край! И обезболивание Лена сегодня применила, не медля; однако практически сразу же после этого сунула Соне под нос распечатки с иностранными словами: - Повторяй! Через десять минут сдашь Инне Владимировне. - Слушаюсь. Лена обработала ремень и опять убрала его в стол. «Для меня... специально... держит!» – Соня ещё задыхалась от боли. Инна наблюдала за поркой молча, не покидая кресла. Подойдя к ней, Лена холодно и отстранённо попросила : - Пожалуйста, через 10 минут проверьте у Левченко все слова. Если будет хоть одна неточность – дайте ей ещё 20 ремней. Строгих, не ниже "восьмого"! И сразу поставьте меня в известность. - Хорошо, - тихо проговорила Инна. Лена вышла из кабинета. Первый урок у неё был сегодня только в 9.30, поэтому девушка отправилась в жилой отсек к себе в квартиру. Квартиры воспитателям предоставлялись отличные: удобные, просторные, в основном состоящие из трёх комнат, кухни и санузла. Когда сотрудника принимали на постоянную работу, в квартире делали ремонт и меняли всю обстановку согласно его пожеланиям. Руководство было заинтересовано, чтобы воспитатели отдыхали после рабочего дня в обстановке психологического комфорта. У Лены в квартире одна комната была гостиной, две другие отводились под спальню и кабинет. Сейчас девушка была очень расстроена. Она быстро прошла в спальню, бросилась на тахту и расплакалась. В первый раз за шесть месяцев у Лены произошёл серьёзный конфликт с Инной. Сегодня утром Лена специально встала очень рано. Она хотела лично провести Соне назначенное ей вчера «напоминание». Воспитательница сразу решила, что будет сама это делать, все шесть раз. Она справедливо полагала, что испытывать наказания от неё Соне морально тяжелее, чем от дежурных воспитателей. К тому же пороть Соню Лена собиралась очень строго, а такие мероприятия отнимали обычно много моральных и физических сил, и Лене не хотелось перекладывать эту неприятную работу на Инну и Машу. В пять минут седьмого Лена уже входила в кабинет. Инна, которая только что приняла группу у ночных воспитателей, с тревогой посмотрела на неё: - Что случилось? - Доброе утро. Ничего, - удивилась Лена. – Я пришла провести Левченко «напоминание». То, что произошло дальше, явилось для неё полной неожиданностью. Инна сильно покраснела и закричала, буквально завопила: - Но почему? Что ты себе позволяешь? Это же моя работа! Почему ты со мной так поступаешь? Ты мне совсем перестала доверять после вчерашнего? Ты думаешь, что я не смогу наказать твою Левченко достаточно строго? - Инна, успокойся! Что с тобой? – Лена ошеломлённо потрясла головой. Но Инна продолжала вопить, размахивая руками: - Ты не имеешь права этого делать! Если я случайно получила тройку, это не значит, что теперь я не смогу справляться со своей работой! В отношении Сони ты вообще ведёшь себя безобразно! Никому не даёшь к ней прикоснуться! Что, мы с Машей, по-твоему, безрукие? Или не выполним твоего приказа и дадим ей поблажку? Ты просто возмутительно себя ведёшь! И ты… - Достаточно! Инна Владимировна, я попрошу вас замолчать! – голос Лены звучал теперь холодно и твёрдо. Она уже справилась с изумлением и была здорово рассержена. Инна замолкла на полуслове и растерянно смотрела на подругу. - Обращаю ваше внимание! – стальным голосом продолжала Лена. – Вы нарушили должностную инструкцию по разделу «субординация». Позволили себе недопустимо грубо, вызывающе, оскорбительно, на повышенных тонах разговаривать со своим ответственным воспитателем. В рабочее время! Причём, не имея для этого никаких оснований! Инна молчала. Она всё ещё приходила в себя. Лена подошла к столу, вынула из папки необходимый документ и вручила его Инне. - Я пойду будить Левченко. А вам приказываю повторить инструкцию, и ещё раз уяснить для себя, что ответственный воспитатель имеет право делать. И как должен вести себя дежурный воспитатель, чтобы не допускать нарушения субординации! Подумайте над своим поведением! Лена, безусловно, была абсолютно права в данной ситуации. Она, как ответственный воспитатель, имела полное право проводить любые наказания сама. Инна не должна была “качать права” и подобным образом с ней разговаривать. Вчерашние переживания подруги Лена оправданием не считала. Она сразу внутренним чутьём поняла, что Инну надо приструнить: её действительно “понесло”, как и предупреждала вчера Лиза. Лена, конечно, знала, что периодически ответственным воспитателям приходится разруливать подобные ситуации, но с ней такое случилось впервые. Девушке было обидно, и, в тоже время, жалко Инну. "Галина Алексеевна с Инной сурово обойдётся, особенно, учитывая вчерашнее, но отстранять её не будет, я уверена, - понемногу успокаиваясь, Лена вытерла слёзы. – Нет, я никак не могу ей это спустить! Нельзя второй раз делать Инне поблажку. Доложу, и будь, что будет!" Девушка решительно поднялась с тахты и отправилась в душ.
Forum: Соня сразу после порки пару минут полежала с закрытыми глазами, пытаясь отдышаться и прийти в себя от боли, затем подвинула к себе распечатки со словами и начала повторять. Всё, как ей велели! Честно говоря, повторять слова сейчас особой необходимости не было. Ещё по дороге в санблок, и потом в кабинет Соня про себя проговорила все 30 слов. Знала она их твёрдо, но рассудила, что ещё один повтор лишним не будет, тем более, после строгого наказания. Инна уже не сидела в кресле. В другом конце кабинета, ближе к окну, у воспитателей располагалась небольшая зона отдыха: кресла, журнальный столик, телевизор с DVD-плеером, а также – хозяйственный уголок с кофеваркой, чайником, СВЧ-печью и посудой. Эта зона отделялась раздвижной перегородкой, но сейчас перегородка не была задвинута. Соня видела, что Инна возится с кофеваркой: заправила её, затем включила. Ровно через 10 минут после ухода Лены воспитательница подошла к Соне, осмотрела её раны и недовольно покачала головой. - Знаешь, что, Софья? Тебе надо заканчивать нарываться на наказания. Если так пойдёт и дальше – скоро ты так стойко терпеть не сможешь! Не стыдно будет вопить на весь кабинет? Да и "шкурку" свою пожалей! - Да, Инна Владимировна, заканчивать надо, - вздохнула Соня. – Но, я надеюсь, не дойдёт дело до таких уж воплей... Разве хуже может быть? Это же и так "восьмой разряд"! - «Восьмой» один-то раз перетерпеть ещё можно, - возразила Инна. – А вот когда «восьмой» за «восьмым» несколько раз в день – это уже серьёзнее! "Интересно, она это тоже на себе испытала?" – мысленно усмехнулась Соня, но вслух почтительно сказала: - Я постараюсь. Спасибо. - Слова-то твёрдо знаешь? – спросила Инна. – Не придётся мне тебе дополнительную порку устраивать? - Знаю, Инна Владимировна. Не придётся. - Тогда вставай и одевайся. - Слушаюсь. Спасибо. Соня оценила доверие Инны. Безусловно, отвечать слова, лёжа голой на кушетке, было бы не особо-то приятно. Воспитанница встала и оделась настолько быстро, насколько смогла, не забыв про свою табличку. Слова ответила Инне буквально за минуту. Безупречно! - Годится! – одобрила воспитатель и внимательно взглянула на Соню. - Что-то ты очень бледная! Инна вынула из медицинского шкафчика тонометр и надела Соне на запястье. - 100/60. Низковато... - задумчиво произнесла она. Соня растерянно пожала плечами. - Да я неплохо себя чувствую... - До подъёма ещё 20 минут. Пойдём-ка, выпьешь со мной кофе, - предложила Инна. – Немного взбодришься. Силы для нового дня тебе понадобятся! Аромат хорошего свежесваренного кофе распространялся на весь кабинет. Соне, конечно, очень хотелось. Суровое наказание подорвало силы девушки, а кофе Соня так же, как и Елизавета, очень любила. Дома всегда готовила его сама, и довольно часто. Здесь же, в «Центре», кофе разрешалось пить только за завтраком и исключительно растворимый, хотя и вполне приличного качества. Но воспитанница не посмела согласиться. - Спасибо, Инна Владимировна, не надо. Инна взяла её за плечо и подтолкнула в сторону кресел. - Когда предлагают, нечего отказываться! Воспитатели имеют на это право, и никакие инструкции при этом не нарушаются. Не волнуйся, сахар, булочки и конфеты я тебе предлагать не буду. Если хочешь – лимон, или обычные сливки. Не взбитые. Так что добавить? Инна уже разлила кофе по чашкам и вопросительно смотрела на Соню. - Инна Владимировна, – вздохнула девушка. – Но ведь Елене Сергеевне вряд ли понравится, что воспитатели угощают меня кофе и чаем! - А тебя что, многие угощают? – удивилась Инна. – Я знаю только про Елизавету Вадимовну. - Ещё Светлана Петровна, - немного смутилась Соня. Инна улыбнулась. - Она, наверное, своим любимым чаем с марокканской мятой? Соня кивнула. Она отметила, что, несмотря на улыбку, глаза у Инны остались грустными. - Тебе везёт, - опять улыбнулась Инна. – Немногим воспитанницам удаётся за одну неделю угоститься у трёх воспитателей. Соня, не переживай! Всегда это можно выдать за лечебную меру, а, чаще всего, так оно и бывает. - Спасибо. Тогда – со сливками, - сдалась Соня. Инна протянула ей чашку. - Садиться тебе тоже не предлагаю, - продолжала она. – Сейчас даже с кругом не сможешь. Соня с наслаждением сделала первый глоток. - Наверное, свидания ждёшь не дождёшься? – поинтересовалась Инна. - Да, - тихо ответила девушка. – Очень жду! - Соня, но маму-то порадовать особо будет нечем! Кстати, я спрашивала Елену Сергеевну. Она сказала, что с твоей мамой будет разговаривать, исходя из ситуации. - Да мне уже всё равно! – воскликнула Соня. – Я решила, что и сама всё ей расскажу. Никогда от мамы ничего не скрывала, и сейчас не буду! У нас с ней, Инна Владимировна, очень близкие отношения. И мама может мне очень помочь советами! - Да что тебе ещё советовать? – не выдержала Инна. – Ты и так отлично держишься! Нарушений, я уверена, у тебя скоро совсем не будет. Ты молодец! Самой плохо, а ещё и другим помогаешь! Внезапно голос её прервался, в глазах появились слёзы. - Извини, - быстро сказала Инна и вместе со своей чашкой отошла к окну. На улице крупными хлопьями валил снег. Инна разглядывала заснеженный парк и пыталась успокоиться. Плечи её вздрагивали. - Инна Владимировна, мне уйти? – тихо спросила Соня. - Нет. Останься, - не оборачиваясь, ответила Инна. Вскоре она всё-таки повернулась, нажатием кнопки на стене задвинула перегородку и с отчаянием проговорила: - Соня! Мне сейчас очень плохо! Сплошные неприятности, везде! И личные проблемы, и на работе - прокол за проколом! Представляешь, вчера я вообще чуть из «Центра» не вылетела! Обратно в свой колледж! На полгода! Можешь себе представить? Она взволнованно посмотрела на Соню. - Мы с тобой, практически, коллеги. Ты случайно оказалась воспитанницей. Наверное, ты вполне можешь понять, что это такое! - Я вас понимаю, Инна Владимировна! И очень сочувствую. Знаете... я нечаянно оказалась в курсе ваших проблем. Я знаю про дисциплинарную комиссию и её решение. Инна смотрела на Соню с изумлением. - Я случайно услышала разговор об этом Елены Сергеевны и Марии Александровны. Инна Владимировна, я специально не подслушивала, честное слово! И Елена Сергеевна уже об этом знает. Инна махнула рукой. - Я тебя не обвиняю. Соня! Но если бы было только это! Ещё я сегодня утром, буквально перед твоим приходом, грубейшим образом нарушила инструкцию! Прямо не знаю, что на меня нашло? Соня, я не знаю, что мне делать! Лена рассержена, и обещала доложить заведующей! И она так и сделает, её уже не упросить. И посоветоваться ни с кем не успею! Я на работе! Если даже сейчас разбужу Светлану или Лизу – всё равно, это не телефонный разговор! У воспитательницы предательски задрожали губы, Соня поняла, что Инна вот-вот опять расплачется. – Инна Владимировна, - вырвалось у девушки. – Может быть, я смогу вам чем-то помочь? Выпалив это, Соня тут же смутилась и сильно испугалась. "Куда ты лезешь? Совсем с ума сошла? Инна же воспитатель! А ты кто? Ну, сейчас она мне выдаст за такую наглость!" - с замирающим сердцем подумала девушка. – Извините, Инна Владимировна, это было нескромно с моей стороны – такое предлагать! - быстро сказала она. Однако в глазах Инны промелькнул интерес. - У тебя нестандартный ум! Я думаю, ты вполне можешь мне что-нибудь посоветовать... если захочешь! - заинтересованно сказала она. - Если смогу, я буду рада! - Соня облегчённо вздохнула. - Расскажите мне, что произошло? Обещаю, всё останется между нами! Инна вздохнула и подробно описала Соне сегодняшний инцидент. - Соня, у нас с Леной вообще отличные отношения, - продолжала она. – Просто у меня сдали нервы после вчерашнего! Конечно, я поступила возмутительно, но всё-таки надеялась, что Лена, как подруга, меня отчитает, но руководству докладывать не будет. Пожалеет! Ведь меня же совсем уволить могут! Это не шутка – два нарушения подряд! - Инна Владимировна! А почему вы на это надеялись? Подобное разве уже было? - Нет! Что ты? Конечно, не было! Я никогда не имела даже никаких мелких замечаний! Да, мы иногда не согласны с решениями ответственных, но вынуждены выполнять их приказы. На этот счёт строгие правила. Просто… Вот вчера, на комиссии, Лена была за меня! Хотя я тоже была очень виновата! Она не требовала отстранения, голосовала за штраф. А тут – абсолютно неумолимо со мной разговаривала! Я была поражена! Вспомнив этот разговор, Инна едва удержалась от слёз. – Инна Владимировна! - осторожно начала Соня. - Елена Сергеевна считает, что личными отношениями нельзя руководствоваться в рабочих вопросах. Она вчера об этом говорила Марии Александровне. И раньше, когда мы с ней вместе учились и были лидерами, она тоже всегда так и поступала! Она очень принципиальная. Вчера на комиссии она, видимо, действительно считала, что штраф в данном случае – разумное наказание. Что этого будет достаточно! Вот я для Елены Сергеевны враг, вы согласны? По крайней мере, она точно так считает. И, тем не менее, вчера рассказала мне о возможности стать сотрудником, представляете? Несмотря на то, что ненавидит меня и презирает! Считает ничтожеством! У Сони прервался голос, но она справилась с собой и продолжала: – Я никак не могла понять, почему? Почему? Зачем ей это надо? Я ей столько вреда причинила, а она меня практически спасает, даёт шанс из этого ужаса выбраться, в котором я оказалась! Я её прямо об этом спросила. А она заявила, что всё обдумала, и считает правильным и справедливым хотя бы дать мне эту информацию. И если для “Центра” так будет лучше, то она переживёт. Она так и сказала: “Я решила личными отношениями в этом вопросе не руководствоваться”. Инна Владимировна, Елена Сергеевна всегда так поступает. Она просто по-другому не может! Инна огорчённо вздохнула. – Да, Соня, ты, скорее всего, права. Значит, думаешь, бесполезно её ещё раз попытаться упросить? Инна уже не скрывала своего отчаяния. – Представляю, как я предстану сегодня с этим перед Галиной Алексеевной! Да ещё и после вчерашнего! - воскликнула она. - Позор! От стыда глаз поднять не смогу! Нет, Лена всё-таки могла бы ко мне хоть какое-то снисхождение проявить! Это ужасно! – Я уверена, Инна Владимировна, что она и сама очень расстроена, но считает своим долгом так поступить. Инна Владимировна! А вы знаете, что Галина Алексеевна может по отношению к вам предпринять? Какие меры? Кроме увольнения? Ведь, скорее всего, до этого не дойдёт? – В том-то и дело, что не знаю! - Инна нервно передёрнула плечами. - Со мной это в первый раз! У нас обычно, если что, сразу отстраняют, на разные сроки. Причём, за “рабочие” проступки, не за учебные, Галина Алексеевна сама может это сделать, без всякой комиссии. У неё власть большая! Возможно, она и штраф сама может назначить, или “домашний арест”! – “Домашний арест”? - удивилась Соня. – Да! В таких случаях запрещается выезд из “Центра” и все развлечения. Работа, учёба – и в свою квартиру! – Ничего себе! - пробормотала Соня. Она предполагала, что у воспитателей тоже всё очень строго, но такого всё же не ожидала. – Да с удовольствием буду в квартире сидеть, сколько надо! Только бы с работы не вылететь! - эмоционально продолжала Инна. - Но я не знаю, что заведующая в принципе ещё может придумать! У нас же на педсоветах проступки воспитателей не рассматриваются. Галина Алексеевна один на один разбирается! И кто получил наказания, особо об этом не распространяется. Может быть, только с самыми близкими подругами делятся, да и то не всегда. Соня, но мои подруги никаких взысканий тоже не получали, пока я здесь работаю! Ни Лена, ни Маша, ни Светлана! Только вот Елизавета вчера – но и то из-за меня! И не от заведующей, а от учебного куратора! Поэтому чего мне сейчас ожидать от Галины Алексеевны, я не знаю... И от этого ещё больше страшно! Внезапно Инна улыбнулась. – Единственно, я очень надеюсь, что она меня всё-таки не выпорет. А то вчера после “дисциплинарной” грозилась... по-матерински. Соня не сдержалась и прыснула. – Я тоже надеюсь, - улыбнулась она. - Инна Владимировна! А Елена Сергеевна может знать о возможных мерах наказания? Инна задумалась. – Наверное, у Елены информации всё же больше, чем у меня. Она могла обсуждать подобные случаи с другими «ответственными». – Тогда у меня есть одно предложение. – Давай, Соня! Выручай! – Елена Сергеевна сейчас уверена, что устной “проработки” с её стороны недостаточно. Она считает, что вы должны понести более серьёзное наказание. Но, если она доложит Галине Алексеевне, вы получите не только наказание, но и пятно на репутацию. Плюс моральные страдания! Правильно я понимаю? – Абсолютно, - вздохнула Инна. – Можно попробовать предложить Елене Сергеевне, чтобы она сама с вами разобралась. Пусть назначит вам наказание, подобное тому, что осуществила бы Галина Алексеевна. Ведь она может в чём-то вас ограничить? Своей властью. Например, тот же “домашний арест” применить! И вы будете это выполнять, но заведующую не обязательно ставить в известность. Попросите Елену в три раза более строгое взыскание применить, но только не предавать ваш поступок огласке. Мне кажется, на это она может пойти! Раз вы наказание всё-таки получите, это не будет существенным нарушением её принципов. Инна изумлённо посмотрела на Соню. – Я так и знала, что ты что-нибудь придумаешь, - немного растерянно произнесла она. - Мне такое и в голову не пришло! Ты считаешь, стоит попробовать? – Конечно! - воскликнула Соня. - Она ведь ещё не доложила Галине Алексеевне? – Нет. Заведующая до обеда дома. Мы её в это время обычно не беспокоим, только в очень серьёзных случаях. Есть ведь ответственный дежурный воспитатель! - Спасибо тебе! - продолжала Инна. - Это, действительно, шанс. Я попробую! Соня! Только этот разговор останется между нами, хорошо? Эта зона при закрытой перегородке не прослушивается. – Конечно! - горячо заверила Соня. Инна нахмурилась. – А вот, если Елена что-то заподозрит, и прямо тебя или меня спросит, мы ничего скрыть не сможем! В таком случае рассказывай. Но, надеюсь, такого не случится! Даже не представляю, что она тогда с нами сделает! – Инна Владимировна, вы, советуясь со мной, тоже нарушили инструкцию? – испугалась Соня. – К счастью, нет! – воскликнула Инна. – Но Лену всё равно это возмутит. Она посчитает, что я должна была держаться достойно, мужественно ответить за свой поступок. Или хотя бы сама должна была соображать, а, если уж обращаться за помощью, то не к воспитаннице, а к коллегам. Тем более, её может обидеть, что я именно с тобой поделилась. Ведь я знаю о ваших отношениях! Так что будем надеяться на лучшее. – Хорошо. Инна Владимировна, удачи вам! – Спасибо! А теперь – пойдём. Через пять минут уже звонок на подъём.
Forum: Назначенный Леной бойкот значительно осложнил Соне жизнь. Да и всей группе тоже. Утром, сразу после подъёма, Инна Владимировна ещё раз напомнила про него девушкам и призвала их быть очень внимательными. – Нарушить бойкот легко, - внушала она воспитанницам. - А пострадаете сильно! И Левченко подведёте, а ей и так трудно. Всё утро Соне пришлось без конца снимать и надевать табличку, когда она умывалась и позже переодевалась в форму. В строю Соня теперь тоже шла одна, позади всех. В столовой Инна указала ей на стул у самого края стола и предупредила: – Когда сможешь сидеть, твоё место – это! "Когда смогу, уже бойкот кончится", - усмехнулась про себя воспитанница. Соне было как-то очень здорово не по себе. После утреннего наказания спецремнём тело противно ныло, беспокоил озноб, к тому же наслоились переживания из-за бойкота. Есть совсем не хотелось. Соня в одиночестве стояла у стойки и, в течение всего завтрака, потихоньку клала в рот кусочки грейпфрута. Разнообразные фрукты постоянно находились на столах во время приёма пищи, и есть их можно было в любом количестве, без ограничений. Фруктов Соня себя не лишала, да ей бы и не разрешили. В конце завтрака Инна подошла к девушке и строго сказала: – Чтобы за обедом поела, как следует! Мне ещё в моё дежурство голодных обмороков не хватало! – Слушаюсь, - улыбнулась Соня. За Инну Владимировну она тоже переживала. Вспоминая утренний доверительный разговор с воспитательницей, Соня очень надеялась, что её совет поможет Инне избежать серьёзных проблем. Однако девушку не оставляло ощущение смутной тревоги, в животе неприятно подсасывало. Соня прислушивалась к себе с беспокойством: такое бывало в её жизни и раньше, и такие симптомы обычно являлись предшественниками чего-нибудь очень неприятного... Урок французского в 204-ой группе должен был начаться в 11.20. Лена вошла в класс сразу после окончания предыдущего немецкого, поздоровалась с воспитанницами, быстро перекинулась парой фраз с уже уходящей Елизаветой, затем отыскала глазами Соню и жестом приказала ей подойти. Девушка немедленно подчинилась, но на ходу недовольно подумала: "Давно не виделись, что ли? И что на этот раз? Сижу, никого не трогаю, починяю примус..." Но тут же спохватилась и отругала себя: "Никак удержаться не можешь? Нельзя ничего при ней даже думать. Сейчас она покажет тебе “примус”! По башке этим примусом! А, вернее, по заднице! Мало тебе неприятностей? Неужели не можешь просто выполнять приказы, без внутреннего протеста? Учись быть покорной, иначе не выберешься!" Она послушно подошла к воспитателю и молча ожидала дальнейших распоряжений. Лена указала на дверь кабинета: – Пойдем-ка, уединимся! У Сони душа ушла в пятки. В любом случае, уединение с Еленой ничего хорошего не сулило. Конечно, так и оказалось. В кабинете воспитательница сразу заявила: – У тебя ещё из прошлых долгов осталось 30 ремней. Помнишь, за что? – Да, - Соня немного побледнела. - Я сказала “Слушаюсь” там, где не надо было. "Так и знала! Но...неужели их инструкции позволяют пороть так часто? До попы и так не дотронуться!" – Не желаешь сейчас за это ответить? - Лена насмешливо улыбалась. Соня мгновенно подавила в себе вспыхнувшее было возмущение и скромно ответила: – Елена Сергеевна, мои желания роли не играют. Как прикажете! – В таком случае, прошу! Воспитательница кивнула на кушетку. Соня, конечно, ничего подобного не желала. Втайне она надеялась на передышку хотя бы до обеда! Утреннее наказание ещё давало о себе знать совсем не по- детски... К тому же вспомнилась вчерашняя жуткая порка перед немецким. "Да я вчера еле выжила после подобного! Зачем она со мной так? Неужели нельзя потом наказать, не перед уроком?" - промелькнули отчаянные мысли. Раздеваясь, девушка попыталась взять себя в руки и морально приготовиться к очередному испытанию. Однако сейчас это получилось у неё плохо. Когда Соня легла на кушетку, у неё сильно дрожали губы. Заметив это, Лена усмехнулась: - Что, страшно? Соня молча кивнула. Храбриться не было сил. - Сочувствую, - спокойно проговорила воспитатель. - Но помочь ничем не могу. Ты заслужила порку, и будешь наказана. Соня сама не понимала, что с ней происходит. Она с ужасом почувствовала, что совсем не готова сейчас к наказанию и вряд ли сможет вытерпеть его так достойно, как хотела. От страха и досады мгновенно пересохло во рту. - Приступим. Лена вытащила ремень из чехла и подошла к воспитаннице. Неожиданно для себя Соня почти крикнула: - Елена Сергеевна, но у меня там и так живого места нет! Лена опять усмехнулась, шагнула ближе к провинившейся и бегло осмотрела её ягодицы. - Преувеличиваешь, дорогая! "Живого места" на попе у тебя ещё сколько угодно! А с момента утреннего наказания прошло уже больше четырёх часов. Я вполне имею право выпороть тебя снова. Соня судорожно, с каким-то всхлипом, вздохнула. “Восьмой” за “восьмым”! - с ужасом вспомнила она слова Инны. И не выдержала. – Елена Сергеевна! - умоляюще произнесла она. - Вы опять примените восьмой разряд? – Именно. А у тебя, что, есть возражения? - холодно осведомилась Лена. – Елена Сергеевна, пожалуйста, нельзя ли немного смягчить наказание? Прошу вас! Хоть чуть-чуть! Это очень трудно выдержать! Лена явно была удовлетворена тем, что Соня проявила слабость. – Помнишь наш разговор во вторник утром? – поинтересовалась она. – Я ведь тебя предупреждала, что начнутся “ягодки”. Ты сама напросилась! Теперь все наказания будешь получать только по -“восьмому”. И придётся терпеть! Что ты можешь поделать? Предположим, я начала испытывать к тебе некоторое сочувствие, но своё решение по этому поводу пока не изменю! Ещё раз повторяю – в твоих силах всё это прекратить. Во время наказания Соня поняла, что Инна была права. “Не вопить” сейчас оказалось гораздо труднее, чем утром. Хорошо ещё, что, когда после порки Соня доложила Лене о своих выводах, та благосклонно их приняла, и дополнительных ударов не последовало. Но плохо было всё равно! Больно, противно, тоскливо... Соню угнетали и приводили в отчаяние ощущения безысходности и полного бессилия! Вдобавок к этому на уроке Лена вызвала Соню отвечать слова первой, когда наказанная ещё не до конца пришла в себя от боли. Когда Соня без единой неточности ответила, воспитатель удовлетворённо заметила: – Вот видишь! “Напоминание” помогло! Это было явным издевательством. "Переживёшь! Веди себя скромно!" - приказала себе Соня и почтительно ответила: – Да, Елена Сергеевна. Девушке показалось, что Лена посмотрела на неё с некоторым уважением. "Ничего. Потихоньку выберусь", - мысленно утешала себя воспитанница.
Forum: После урока Лена отправилась в кабинет. В плане у неё значилось часовое «окно» между занятиями, и воспитательница решила не терять время, возвращаясь к себе в квартиру, а остаться в кабинете и выполнить собственное задание по химии. Инна вошла вслед за ней. - Лен, - робко проговорила она. – Можно, я тебя отвлеку буквально на минутку? Лена молча кивнула. Она стояла, прижимая к груди учебник, и серьёзно смотрела на подругу. - У меня к тебе просьба... - Нет, я не пытаюсь избежать наказания! – поспешно воскликнула Инна, увидев, что Лена нахмурилась. – Я прошу тебя об одолжении. Пожалуйста, накажи меня сама! Я сделаю всё, что ты скажешь! Ты знаешь, какие меры может ко мне применить Галина Алексеевна? Кроме отстранения? - Догадываюсь, - немного помолчав, кивнула Лена. - Так сделай это сама! Поступи со мной в три, в пять раз строже! Пожалуйста! Не выставляй меня на позор, умоляю тебя! Я на всё согласна! - На всё? – переспросила Лена. – Инна, но если Галина Алексеевна тебя не отстранит, то накажет весьма сурово! Ты знаешь, как? - Нет! Но это неважно! Мне всё равно! - Тебе-то, может быть, и всё равно! – взвилась Лена. – А вот мне – нет! Я не могу выполнить твою просьбу. Извини. - Лена, но почему? Почему? Инна была в отчаянии. - Ты же... Мы подруги... А я всё равно понесу наказание... - бессвязно пыталась она убедить свою начальницу. - Подожди! Лена достала телефон и набрала номер Елизаветы. Инна замолчала и смотрела на неё с надеждой. - Не думай, будто я и пальцем не хочу пошевелить, чтобы тебе помочь, - пробурчала Лена, отводя от подруги взгляд. - Лиза! У тебя ведь сейчас перерыв? - Да, - довольно отозвалась та. – Я уже в столовой, кофе готовлю. Присоединяйся! У тебя ведь тоже «окно»? - Спасибо, не могу. Лиза, огромная просьба! Я сейчас отправлю к тебе Инну. Пожалуйста, расскажи ей о неформальных методах Галины Алексеевны. Только, конечно, без частностей. - Лена, а что случилось? – осторожно спросила Лиза. - Инна тебе сама объяснит. - Хорошо. Жду. Лена закрыла телефон и сухо, по-деловому приказала: - Инна, иди в столовую и побеседуй с Лизой. На истории с девчонками я посижу вместо тебя, а на следующей перемене продолжим разговор. - А почему ты мне сама не расскажешь? Усмехнувшись, Лена качнула головой. - Потому что ты мне не поверишь. Всё, иди! Лена отправилась в класс и заняла место за столом дежурного воспитателя. Никто не удивился. Ответственные воспитатели частенько сами контролировали, как проходят те или иные уроки, а заодно и своих "дежурных" отпускали передохнуть. Историю преподавала ответственный воспитатель 201-ой группы Екатерина Альбертовна. Она была на отделении самой молодой из "ответственных" после Лены. Екатерине исполнилось 22 года, она училась заочно на первом курсе педагогического института и безумно любила свой предмет. Преподавала очень интересно, с душой, и воспитателем была талантливым. Так же, как и Лена, она начала работать "ответственной", ещё учась в колледже, правда, не с первого, а со второго курса. В июле Екатерина выпустила свою группу четверокурсниц, после чего заняла вакантную должность в 201-ой группе. Увидев, что Лена усаживается за стол дежурного воспитателя, Екатерина подошла к ней и тихонько подколола: - Послушать пришла? Перед смертью не надышишься! Екатерина была педагогом Лены и Инны по истории, и как раз завтра сотрудницам предстояло сдавать ей очередной зачёт. - Катя! Имей совесть! – так же тихо возмутилась Лена. – Я эту тему когда ещё тебе сдала? Екатерина улыбнулась, на щеках появились озорные ямочки. Она обернулась к девушкам и весело приказала: - А ну-ка, признавайтесь, кто у меня сегодня не готов к уроку? - Обижаете, Екатерина Альбертовна! – с притворной обидой в голосе ответила со своего места Лена. У Сони опять защемило сердце. Она, благодаря своему уникальному слуху, слышала и этот тихий разговор Екатерины и Лены перед уроком. Её по-прежнему поражали взаимоотношения воспитателей в «Центре». "Так всё у них сложно и здорово! – думала девушка. – Они друг для друга и друзья, и преподаватели, а часто – и начальники, как Лена над Инной. Атмосфера у них такая доброжелательная, но и спуску при этом они друг другу не дают!" Соне невыносимо захотелось тоже стать членом этой команды. "В лепёшку расшибусь, но добьюсь!" – решила она и сосредоточилась на уроке. Когда после истории Лена вошла в кабинет, Инна и Елизавета уже ждали её в "зоне отдыха". Инна была напряжена и растеряна, а Лиза выглядела довольно сердитой. Лена задвинула перегородку и устало опустилась в свободное кресло. - Поговорили? – спросила она. - Да! – буркнула Лиза. – Я ей и со своей стороны постаралась внушение сделать. Инна, дошло до тебя хоть немного? Девушка расстроено кивнула. - Спасибо, Лиза, - вздохнула Лена. - Что же, Инна, теперь ты понимаешь, почему я не могу наказать тебя сама. Я попросила Лизу тебя просветить, чтобы у тебя не было ко мне претензий, как к подруге. Я, действительно, ничего не могу для тебя сделать, ты согласна? Всё остаётся по-прежнему. А сейчас, извини, нам с Лизой пора на уроки. Инна, как ошпаренная, вскочила с кресла и отчаянно воскликнула: - Лена! Как не можешь? Очень даже можешь! Сделай это сама, пожалуйста! Столько раз, сколько посчитаешь нужным! Сжалься, не отправляй меня для этого к Галине Алексеевне! Ты пойми, я же не боли боюсь, а позора! Лена, пожалуйста! Лучше я от тебя всё это вытерплю! Лена изумлённо посмотрела на Инну и постучала средним пальцем правой руки себя по лбу. - Ты совсем «ку-ку»? Соображаешь, что говоришь? Чтобы я на тебя подняла руку? Ты моя подруга! Да я, если даже захочу, то не смогу! Вот ещё придумала! Нет, дорогая, за "пряниками" пойдёшь к Галине Алексеевне! Инна широко раскрыла глаза, сильно побледнела, слёзы хлынули у неё буквально ручьём. Через несколько секунд девушка уже отчаянно рыдала. - Лена, ну что же мне теперь делать? – почти кричала она сквозь слёзы. – Пожалуйста, сжалься, накажи меня сама! Ничего ведь страшного! Представь, что я воспитанница! Лена растерянно посмотрела на Елизавету. - Лиза, или я чего-то не понимаю, или у Инны совсем «крыша поехала»! Хоть ты ей скажи, разве я могу такое сделать? Елизавета снисходительно посмотрела на обеих девушек, подошла к рыдающей Инне и ворчливо сказала ей: - Инна, успокойся. Я же тебе говорила, Лена на такое не подпишется. И она права! Зря ты на это надеялась. - Но на меньшее ты ведь не согласна, ведь так? – спросила она у Лены. - Не знаю! – выкрикнула Лена. – Ведь Галина Алексеевна не обязательно её так накажет! Она знает, как лучше сделать, она же заведующая, у неё такой опыт! Поэтому я и не хочу на себя брать решение. Я не знаю, как правильнее! Но я хочу, чтобы Инна всё осознала, и больше подобного не допускала! - Лена, – твёрдо заявила Лиза. – Я тебе могу сказать точно: Галина Алексеевна Инну за этот проступок от работы не отстранит. Поверь мне! Но долго думать она тоже не будет. Запись прослушает – и тут же ремень достанет! А её – на кушетку! Помнишь, Инна, у заведующей кушеточка в кабинете у окна стоит? Ты раньше не задумывалась, для чего? Ведь воспитанниц она к себе в кабинет не водит. Вот на неё и ляжешь! Инна закрыла лицо руками и отчаянно замотала головой. Она чувствовала, что выхода нет. Лена настроена серьёзно, её не уговорить. - И ведь только этим не отделаешься, - безжалостно продолжала Лиза. – Ещё будешь до весны в свои выходные по утрам дорожки в парке от снега расчищать! Или что-нибудь в этом роде! Примерно с минуту Елизавета с Леной молча слушали рыдания Инны. - Ладно, не реви, – сказала, наконец, Лиза. – Лена, давай всё же попробуем эту непутёвую от гнева заведующей спасти. И от её тяжёлой руки! - Лиза! Ты считаешь, что я неправа? И должна это Инне спустить? - Ни в коем случае! – покачала головой Лиза. – Ты абсолютно права! Я Инне об этом уже говорила. Кстати, совсем спустить ей ты просто не можешь. Здесь же камеры! А если это эксперты просмотрят? Ты должна будешь объяснять, почему не приняла никаких мер. Нет, у меня есть конкретное предложение. Лена, Галина Алексеевна абсолютно точно выдаст Инне "безлимитку". Без вариантов! Поверь моему опыту. Как ты считаешь, в принципе, этого будет достаточно? Тебя бы это устроило? - Да, - немного подумав, тихо ответила Лена. Елизавета обняла всхлипывающую Инну за плечи. - Давай тогда я это сделаю! Очень даже запросто. На твоих глазах! Согласна? Лена недоверчиво смотрела на Лизу. - Тебе это и правда трудно, - продолжала та. – А я смогу! Я старше вас на 8 лет, между прочим! И нервы у меня покрепче. Вполне смогу её уложить и отхлестать, как следует! Лена, мы с тобой имеем право это сделать, и для экспертов такой вариант пройдёт. Все тонкости я тебе потом объясню! А сейчас – принимай решение. Лена, побледнев, стояла молча. " Совершенно идиотская ситуация!" – думала она. Понимая, что подруга колеблется, Елизавета продолжала настаивать: - Лена, решайся! Давай её пощадим! Ну, трудный период у человека...бывает. Разберёмся сами. Никаких правил не нарушим, я тебе обещаю! А дополнительно можешь ей ещё что-нибудь придумать. Пусть Инна месяц в своей квартире сидит, или ещё одну свою зарплату перечислит в фонд помощи голодающим детям Африки! - Ничего я больше не буду придумывать, - махнула рукой Лена. –Такой экзекуции вполне достаточно. Моя совесть будет чиста. Если ты мне гарантируешь, что всё это законно... то я согласна. - Девочки, спасибо! – всё ещё всхлипывая, благодарно проговорила Инна. - Погоди благодарить, - усмехнулась Елизавета. – Ты ещё не знаешь, что тебя ожидает. Весь выходной будешь отлёживаться! - Я переживу! – почти весело заверила Инна. - Значит, сегодня после педсовета идём к ней в квартиру, - заявила Лиза, указывая на Инну. – Всё, Лена. На уроки опаздываем! Рванули! Инна, а ты умойся. Как сейчас к воспитанницам выйдешь? Инна, конечно, умылась и тщательно наложила макияж. Но от Сони не ускользнуло, что "дежурная" плакала. Когда воспитанницы строились на обед, Инна, проходя мимо Сони, шепнула ей: - Получилось! К заведующей я не иду. Спасибо тебе! За меня ещё Елизавета вступилась! Соня ободряюще улыбнулась Инне. От сердца немного отлегло.
Forum: Сегодня Лена не лишила Соню прогулки. Воспитатели не могли применять такую меру часто: за этим бдительно следили врачи. По их требованию, девушек наказывали лишением прогулки не чаще одного раза в неделю. Из-за бойкота Соне приходилось сегодня при всех режимных моментах немного выжидать, чтобы не оказываться в непосредственной близости от своих одноклассниц. Одевалась на прогулку она тоже последней, и делать это пришлось быстро. Воспитанница надела чёрное длинное зимнее пальто с воротником из искусственного меха, плотную темно-синюю вязаную шапку, высокие тёплые чёрные сапоги. Обмоталась длинным шарфом – под цвет шапки. Табличку с «бойкотом» нацепила сверху. Точно так же были одеты и другие девушки: верхняя одежда у всех воспитанниц отделения была одинаковой. Зная, что с девочками ей общаться не придётся, Соня благоразумно взяла на прогулку плеер и футляр с дисками. После прогулки студенткам 204-ой группы предстояла та самая конференция по английскому, к которой Соня вчера так тщательно готовилась, и сейчас девушка намеревалась освежить свои знания. Однако оказавшись в парке и свернув на боковую аллею, чтобы ни с кем не встречаться, Соня вставила в плеер МРЗ-диск с нарезкой музыки разных стилей и включила “случайный выбор”. Хотелось немного расслабиться и послушать любимые мелодии. Здесь, в “Центре”, Соне пока ещё не часто удавалось подобное. Она медленно шла по расчищенной дорожке, забыв обо всём и тихонько подпевая. Музыка до крайности обострила все чувства девушки. Соне было грустно и тревожно, но, в то же время, в груди робко теплилась надежда и на что-то хорошее. Минут через пятнадцать Соня решительно выключила плеер, намереваясь поставить диск с английским текстом. Конечно, был соблазн продлить удовольствие, но “внутренний стержень” немедленно отсёк подобные мысли. "Ты должна быть на конференции лучшей!" - приказала себе Соня. Она остановилась, открыла плеер, и в этот момент к девушке неожиданно подошла Инна Владимировна. Воспитатели во время прогулки прохаживались по довольно большой отведённой для этого территории и наблюдали за порядком и поведением своих подопечных, но больше издали. Если всё было в порядке, они не подходили к воспитанницам и не мешали их общению. Причём, все воспитатели осуществляли общий контроль, а не “пасли” девушек именно своей группы. Воспитанницам предписывалось во время прогулки не допускать никаких нарушений и строго в определённое время собраться на главной аллее. Там они строились по группам и организованно возвращались в здание. Опоздание на это построение могло повлечь за собой существенные неприятности. Воспитатели не имели возможности лишить девочек прогулок надолго, но вполне могли прописать провинившейся на последующих прогулках режим “двух метров”. При таком режиме воспитанница не имела права отходить от своего дежурного воспитателя больше, чем на два метра. Ей приходилось везде следовать за воспитателем, как на “верёвочке”. Формально прогулки девушка при этом не лишалась, дышала свежим воздухом, но вот удовольствие получала весьма сомнительное. Увидев Инну, Соня тут же перестала возиться с плеером и вытянулась «смирно». - Расслабься, - с улыбкой сказала ей Инна. – Сейчас это было необязательно. - Я на всякий случай, - пробормотала Соня. - Понятно. Но всё-таки лучше поступать строго по «Правилам». Лишнее усердие тоже может быть наказуемо. Сегодня ты за что от Елены Сергеевны 30 ремней получила? Зря сказала: «Слушаюсь!» А на прогулке ты не обязана вставать в положение «смирно» при приближении воспитателя. В следующий раз вполне можешь услышать: - Правил не знаешь? Тридцать ремней и пять часов на коленях! Ну, или что-нибудь подобное. Смотря на кого нарвёшься. Тебе это надо? - Спасибо. Я исправлюсь, - серьёзно ответила Соня. - Это тебе спасибо, Соня! Что у тебя за мозги, интересно? Ты выдаёшь идеи, которые вроде бы лежат на поверхности, но додуматься до них непросто! Оказалось, что даже по нашим внутренним правилам Елена может меня сама наказать. Ты как будто это знала! Соня, я у тебя в долгу! - Инна Владимировна! – испугалась Соня. – Вы не можете быть у меня в долгу! Я воспитанница. Вы не должны делать мне поблажек! - А кто говорит про поблажки? Конечно, я не смогу! Если я что-нибудь подобное себе позволю, меня ничто не спасёт. Но… Инна улыбнулась. - Если у меня появится возможность отблагодарить тебя законным путём – я это сделаю. А таких возможностей будет немало, я тебя уверяю! - Нет, Инна Владимировна! – твёрдо сказала Соня. – Я, когда пыталась вам помочь, этого не ждала. Пожалуйста, не надо! Вы можете опять себе навредить! - Не волнуйся, всё будет в порядке. Мне этих двух происшествий вполне хватило. - Инна Владимировна! – осторожно спросила Соня. – Елена Сергеевна очень строго с вами обошлась? - Нет, - опять улыбнулась Инна. – Я, конечно, такого никак не ожидала, но ведь могло быть гораздо хуже! Она испытующе поглядела на Соню. - Тебе интересно? Соня пожала плечами. - Я за вас переживаю. - Ну, в общем… - начала Инна. – Сегодня после педсовета я должна получить строгую «безлимитку» от Елизаветы. В присутствии Елены. И всё! Соня резко побледнела. Очень сильно. Лицо девушки приобрело практически такой же цвет, как снег на её шапке. Руки непроизвольно разжались, плеер и диск с английским текстом упали в сугроб. - Это я виновата! – с отчаянием воскликнула она. – И вы меня ещё благодарите! Да лучше бы вы к Галине Алексеевне сходили! - Соня! – испуганно закричала Инна. – Надо же осторожнее! Она быстро вытащила из снега плеер, а диск не удалось найти сразу, пришлось покопаться в сугробе. - Простите, - опомнилась Соня. Инна выпрямилась и возбуждённо заговорила: - Соня, если ты испортила имущество «Центра», тебе очень плохо придётся! Знаешь, что Валентина Сергеевна тебе устроит? Валентина Сергеевна заведовала главной кладовой «Центра», которая располагалась на первом этаже здания. Из всех отделений туда можно было попасть на специальном лифте, используемом только для этой цели. Обычно, если всё было в порядке, Валентина Сергеевна вполне доброжелательно относилась к воспитанницам, знала их всех по именам; когда девушки приходили к ней за необходимыми им вещами – позволяла выбирать, не торопила, даже подсказывала. Однако совершенно не выносила, когда девочки обращались с имуществом небрежно и, особенно, если приводили его в негодность. Причём, специально воспитанницы ничего не ломали и не рвали, такие вещи происходили только случайно. Однако для Валентины Сергеевны никаких оправданий не существовало. По правилам, воспитанницы должны были лично отнести ей любую испорченную вещь или предмет одежды. Виновной в таком случае приходилось пережить очень неприятную беседу, сопровождающуюся криками, угрозами, обвинениями. Валентина Сергеевна требовала от воспитателей немедленной строгой порки для провинившейся, а затем воспитанница поступала в её распоряжение. С этой минуты всё своё свободное время (не меньше 1,5 часов в день) девушка должна была посвящать хозяйственным работам, которые всегда находились в «Центре». Руководила этими штрафными работами сама Валентина Сергеевна, а прекращались они только тогда, когда завхоз считала, что воспитанница своим трудом полностью возместила стоимость испорченной вещи. А случалось такое обычно очень нескоро. К проштрафившимся воспитанницам Валентина Сергеевна относилась сурово, задания им давала трудные, выискивала малейшие погрешности в работе, тут же звонила воспитателю и настаивала на наказании. Поэтому сейчас Инна была обеспокоена: ей совсем не хотелось, чтобы Соня попала в немилость ещё и к Валентине Сергеевне. Она промокнула диск чистым носовым платком, вставила в плеер и включила. - Работает! Тебе повезло! Воспитательница протянула девушке плеер. - Держи крепче. Соня еще не совсем пришла в себя. - Спасибо. Теперь вы мне запретите брать на прогулку плеер, - вздохнула она. - Ага! Сейчас! – возмутилась Инна. - Но это было бы логично, - возразила Соня. Инна улыбнулась. - Могу запретить. А могу сделать предупреждение. Так вот, воспитанница Левченко, я тебя официально предупреждаю – будь осторожнее с вещами. - Слушаюсь, - ответила Соня. – Спасибо. - Это как раз тот законный путь, о котором я тебе говорила, - подмигнула ей Инна. - Инна Владимировна! Но зачем Елена Сергеевна так поступает? – воскликнула Соня. – Неужели нельзя было по-другому? - Соня! Это же не так страшно. Ты сама не один раз в день подобные наказания получаешь! - Но я другое дело! Вы же воспитатель! Инна улыбнулась. - Я воспитатель ещё только восемь месяцев. А до этого 3 месяца была воспитанницей-стажёром. Наверное, поэтому я так трагично это и не воспринимаю. Соня, тут понимаешь, какое дело... Галина Алексеевна, оказывается, именно так с несовершеннолетними воспитателями и поступает! Она не шутила! - Не может быть! – ахнула Соня. - Ну, не всегда, конечно. А в подобных случаях. Когда отстранять – слишком строго, а внушение сделать надо. - Но не так же! – проговорила Соня, чуть не плача. – Неужели с воспитателями по-другому нельзя? - Можно и по-другому, - усмехнулась Инна. – Отстранение! Причём, длительное! Мы вообще не имеем права нарушать инструкции, понимаешь? А насильно Галина Алексеевна никого не укладывает. Наоборот! Как выяснилось, все провинившиеся сами просят таких мер вместо отстранения. Воспитательница покачала головой. - Елизавета меня только сегодня просветила! Соня, знаешь, как я Лену упрашивала, чтобы она сама меня высекла? Просто вымаливала! А она ну ни в какую не соглашалась! Кричала, что я её подруга, и что она на меня руки не поднимет! А я как представила, что мне придётся объяснять свой поступок Галине Алексеевне, а потом раздеваться и порку от неё терпеть, то чуть не рехнулась от страха и ужаса. Стояла перед Леной и Лизой, двинуться с места не могла и рыдала! Позор! Вела себя хуже новенькой воспитанницы! Вспомнив об этом, Инна покраснела. - Лиза меня пожалела, - продолжала она. – Она Лену уговорила. Сказала, что сама меня выпорет на её глазах. И что это абсолютно законно, допускается внутренними правилами. Видишь, Соня, ты как в воду глядела! Кстати, это единственный выход! Простить меня Лена по инструкциям не имеет права. Или докладывает руководству, или наказывает сама. Понимаешь? Соня недоумённо пожала плечами: - Но раз дело обстоит так, почему же Елена отказывалась? Разве она не может ради вас себя преодолеть? Да, трудно, но ради подруги на это надо пойти! Даже не задумываясь! Разве Елизавете Вадимовне будет легче это сделать? - Лиза уверяет, что легче! Она опытнее и старше нас, и лучше знает все эти нюансы. А почему Лена отказалась, я понимаю. Сама не смогла бы на её месте. Соня, сама подумай! Если бы ты оказалась перед таким выбором? - Да я бы ни минуты не сомневалась! – взволновалась Соня. – Если бы знала, что мою подругу такой позор и моральные страдания ожидают, и что это может повредить её карьере! Неужели бы стала о своих нежных чувствах беспокоиться? Инна вздохнула. - Значит, у вас с Елизаветой много общего. А мы с Леной другие. Лиза опять меня спасает, второй раз! Сказала Лене: «Давай её всё-таки пощадим. Разберёмся сами. Я всё беру на себя, ты только соглашайся!» Соня, Лизе, конечно, и самой будет нелегко. Мы же с ней тоже очень близки! И, что ты думаешь, я от неё это наказание не вытерплю? Да с радостью! - Как всё закручено, – вздохнула Соня. - Ничего, - улыбнулась Инна. – Раскрутим потихоньку! Ты знаешь, мне тут сегодня объяснили, что у меня, оказывается, «кризис конца первого года работы». Иногда такое встречается. Так что, когда будешь воспитателем, имей в виду! Постарайся такого не допустить. - Если буду! – вспыхнула Соня. - Да будешь! Елизавета считает, что ты уже практически в наших рядах! Вопрос времени. А она в этих вопросах не ошибается. Кстати, она сказала Лене, что готова тогда взять тебя к себе в группу. Считает, что вы с ней сработаетесь! Соня опять стала белее снега. - Правда? – прошептала она. - Правда. Старайся, - продолжала Инна. – Выбирайся из воспитанниц! А вот тебе информация к размышлению. У Елизаветы Вадимовны одна из дежурных воспитателей, Екатерина Юрьевна, в мае переходит в "ответственные", на первый курс. Там вакансия освобождается. Елизавете всё равно придётся новую "дежурную" подбирать. Соображаешь? - Да, - кивнула Соня. Вдруг девушку пронзила мысль, от которой её бросило в жар. - Инна Владимировна! - воскликнула Соня. – Но ведь многие воспитанницы меня знают! Сейчас мы с девчонками из 202-ой на коленях вместе стоим. Как же я смогу там работать? - А что? – удивилась Инна. – Запросто! Воспитанницы переживут. Им ответственные воспитатели ситуацию объяснят. А ты обязана «смочь» работать в любой группе. Даже, если понадобится, в нашей. Соня замахала руками. - Инна Владимировна! Да что вы? Инна рассмеялась. Эта идея ей явно понравилась. - А что? Мария Александровна тоже в конце апреля уходит. Вот прикольно! Соня, а я совершенно не против! Даже буду рада! - Это мне не грозит, - улыбнулась Соня. – Елена Сергеевна ни за что не согласится. - Ладно, – Инна посмотрела на часы. – Ты собиралась заняться английским. Приступай! Теперь ты должна быть безупречной. А за меня не волнуйся, всё будет хорошо. Соня серьёзно кивнула. Инна повернулась и направилась к главной аллее.
Forum: - Лен, ты знаешь, просто сил у меня уже нет здесь валяться! За всю жизнь никогда столько не лежала на одном месте! Ни читать уже не хочется, ни телевизор смотреть, ни музыку слушать. Ничего не радует! А вставать теперь даже в туалет не разрешают. И умываюсь в постели! Врач категорично заявил: «Лежи! После твоих походов каждый раз кардиограмма ухудшается!» А ты знаешь, как было страшно во время последнего приступа? Сердце колотилось сильно-сильно, прямо из груди выскакивало! Вдохнуть было трудно, пот холодный выступил, - голос Марины прервался, девушка едва сдерживалась, чтобы не расплакаться. - Знаешь, Лен... - глубоко вздохнув, продолжала она с отчаянием. - Мне кажется, я не поправлюсь. Ещё один такой приступ – и всё! - Мариша. Не говори глупостей, ладно? – ласково уговаривала подругу Лена. – Потерпи ещё немного. У тебя же в понедельник целый консилиум соберётся! Найдут выход! Обязательно! - Ладно, зайка, - Марина уже почти овладела собой. - Не обращай внимания. Это... минутная слабость. А вообще-то я сильная. - Не сомневаюсь, - улыбнулась Лена. - Леночка, ты приедешь ко мне в воскресенье? - У меня день свиданий. Я должна быть на работе, - виновато проговорила Лена. - А ты так мне нужна, – прошептала Марина, чувствуя, что слёзы опять наворачиваются на глаза. – Ко мне, кроме мамы, никого не пускают! С Толиком только по телефону могу разговаривать, и то редко, когда ему разрешают. Я храбрюсь, но не могу больше! Не могу! Я боюсь умереть тут, прямо в этой постели! Одна! И даже рядом никого не будет! Девушка не выдержала и разрыдалась. Горько, отчаянно, безнадёжно. Лена и сама едва сдерживалась. Такое от подруги она слышала впервые! Всё это время Марина держалась стойко. Значит, совсем дело плохо! - Мариша! – твёрдо сказала Лена. – Сейчас я пойду к заведующей и выпрошу отгул на завтра. Я добьюсь! Да она и сама мне не откажет. - Спасибо! - Держись. Я перезвоню. Закончив разговор, Лена с отчаянием швырнула трубку в кресло и расплакалась. "Совсем нервы расшатались! Впору к психологу обращаться! Второй раз за день слёзы проливаю! А скоро на отчёт идти." Она опять лежала на своей тахте, орошая слезами тёмно-бордовое шёлковое покрывало. С Мариной Лена разговаривала после последнего приступа по нескольку раз в день: телефонные разговоры врачи своей пациентке, к счастью, не запрещали. Беспокойство за подругу отдавалось в сердце Лены постоянной тупой болью, и она была бессильна что-нибудь с этим сделать. Выплакавшись, молодая воспитательница решительно встала, быстро привела себя в порядок, позвонила Галине Алексеевне и договорилась о немедленной встрече. Через 15 минут вопрос был улажен. Заведующая попросила Лену всё же провести в субботу первые два урока, а затем сотрудница могла быть свободна до воскресного утра. За 10 минут до начала отчёта Лена вошла в кабинет и, удивлённо пожав плечами, остановилась у порога. Инна склонилась над рыдающей в кресле Наташей Пономарёвой и что-то ей втолковывала. Воспитанница всхлипывала, размазывала по лицу слёзы и никак не могла успокоиться, однако, увидев "ответственную" , моментально вскочила и вытянулась "смирно". - В чём дело? – строго спросила Лена. Её воспитанницы редко вели себя подобным образом. Инна молча взяла со стола конверт и протянула Лене. - Письмо от её мамы. В голосе дежурной воспитательницы отчётливо звучало неодобрение. Девочки имели право получать письма от родителей и друзей, но выдавались они им не сразу, а только перед рабочими днями и в субботу, перед выходным. Причём, не с утра, а когда заканчивались уроки или работа. В 204-ой группе такими днями получения писем, кроме субботы, были понедельник и пятница. Сегодня, после окончания последнего занятия, Инна выдала четверым девушкам ожидавшие их письма. Прочитав Наташино письмо, Лена нахмурилась. Мама Наташи, Ольга Викторовна, работала учителем математики в старшей школе, в обычной учебной организации. Она, единственная из всех родителей воспитанниц 204-ой группы, до сих пор не могла простить Наташе её проступка, за который девушка попала в «Центр», и относилась к своей дочери очень строго. На свиданиях она досконально выспрашивала у воспитателей всё о поведении дочери и совершённых ею нарушениях «Правил», а затем сама сурово отчитывала девушку. Сотрудников Ольга Викторовна просила относиться к Наташе построже и не делать ей никаких поблажек. Практически, Наташа не получала от мамы никакой поддержки, но, тем не менее, всегда с нетерпением ждала свиданий. Она очень любила маму, считала себя страшно виноватой перед ней, и очень надеялась, что мама всё-таки со временем смягчится и простит её. А времени было ещё много! Наташа попала в «Центр» за половую связь, и ей предстояло провести здесь ещё более трёх лет. В этот раз мама Наташи, когда регистрировалась в справочной для свидания, узнала, что не может привезти своей дочери никаких передач, так как Наташе в наказание назначена «штрафная диета». Ольга Викторовна пришла в негодование, тут же попросила дежурную сотрудницу снять свою регистрацию, и написала дочери гневное письмо. В письме она, не стесняясь в выражениях, отчитывала Наташу, и заявила, что вообще в ближайшее время не будет приезжать на свидания и писать дочери писем, до тех пор, пока она не исправится и не научится вести себя в «Центре» с минимумом замечаний. «Даю тебе 2 месяца! - писала Ольга Викторовна. – За это время ты даже письма от меня ни одного не получишь! А если кто-нибудь другой к тебе будет приезжать, для меня писем не передавай! Даже читать не буду! А через 2 месяца во время свидания позвоню Елене Сергеевне и узнаю о тебе все подробности. Если исправишься – тогда на следующее свидание приеду! А нет – пеняй на себя!» Прочитав письмо, Лена ужасно разозлилась. Она категорически не одобряла действия Ольги Викторовны, считала, что такое поведение только вредит её дочери . Да, Наташа – довольно слабохарактерная девушка, но добрая, мягкая и очень ранимая! Как раз ей любовь и поддержка мамы необходимы, как воздух! Тем более, что никого из родных больше у Наташи в Новопоке нет. Папа девушки трагически погиб три года назад. Друзья к Наташе приезжают редко, потому что из её родного города добираться до «Центра» долго. Лена и дежурные воспитатели беседовали с Ольгой Викторовной во время каждого свидания, раз за разом пытались убедить её изменить отношение к дочери, и какие-то сдвиги уже наметились! Но вот теперь такое письмо... Конечно, Наташа в отчаянии! Лене было нестерпимо жалко девушку. Она подошла к ней и мягко сказала: - Не плачь. Успокаивайся. Я позвоню твоей маме и с ней поговорю. Прямо сейчас! Воспитанница вытерла слёзы и благодарно кивнула. - Я не выдержу 2 месяца, - прошептала она. "Не два, а три", - мрачно подумала Лена. Через два месяца Ольга Викторовна собиралась только узнать, как дела у дочери. Это можно было сделать только во время очередного свидания. Если родители не могли приехать, они в этот день имели право поговорить с воспитателем по телефону. А уже на свидание Наташина мама приедет только через месяц после этого разговора, если посчитает нужным. - Инна Владимировна, уведите, пожалуйста, Наташу в спальню, - попросила Лена. – И предупредите девочек, что отчёт, возможно, немного задержится. Оставшись в кабинете одна, Лена подошла к окну и немного постояла, глядя на заснеженные кусты и дорожки парка, обдумывая предстоящий разговор. "Уговаривать я её уже пыталась, - вспоминала она. – Надо с Ольгой Викторовной более радикально разговаривать! Тряхнув головой, Лена решительно набрала номер. - Здравствуйте, Ольга Викторовна! Это Елена Сергеевна, воспитатель Наташи. - Здравствуйте, - голос Наташиной мамы звучал глухо. - Сегодня Наташа получила ваше письмо, - жёстко продолжала Лена. – Так вот, Ольга Викторовна, я заявляю, что категорически не согласна с вашим решением! - Но я его приняла. И имею на это право. - Нет, не имеете! – воскликнула Лена. – Вы не можете так поступать с Наташей! Это не просто жестоко с вашей стороны! Это непереносимо, неоправданно жестоко! Наташа сильно расстроена, и не имеет никаких шансов справиться с таким горем! Никаких! Несмотря на то, что мы, воспитатели, и девочки, её одноклассницы, по сути, посторонние для Наташи люди, будем прилагать к этому все усилия! А вы, самый близкий, единственный родной Наташе человек, как вы с ней поступаете? Вы всё это время причиняете девочке только страдания! Сейчас Лена говорила уже не жёстко, а с отчаянием, взволнованно и горячо. - Это бессердечно! – почти кричала она. – Вы приезжаете к Наташе раз в месяц, проводите с ней не больше часа, используете этот час только для того, чтобы её отругать и показать своё негативное отношение! А она даже и этого часа знаете, как ждёт? С каким нетерпением? Лене уже трудно было справиться с собой, она продолжала звенящим голосом: - Разве вы не знаете, как она вас любит? Как надеется на ваше прощение? Мы-то Наташу каждый день видим, и наблюдаем, как она расстраивается, как плачет по ночам, как ваших писем, в которых только упрёки, ждёт! Вы бы видели её глаза в то время, когда мы письма раздаём! Я вас уверяю: ни одна другая моя воспитанница с такой надеждой не смотрит! А вы ведь и письмами её не балуете! - Елена Сергеевна, вы преувеличиваете, - без особой уверенности в голосе, немного растерянно произнесла Ольга Викторовна. - Нисколько! – воскликнула Лена. – А теперь – что вы придумали? Да как у вас на такой шаг хватило решимости? Где ваши материнские чувства? Даже у меня, когда я письмо ваше прочитала, просто сердце зашлось! А на Наташу вообще смотреть невозможно без слёз! Понимаете? В голосе Лены действительно уже ощущались слёзы. - Я, её воспитатель, за неё расстраиваюсь и плачу! Буквально! А уж ей тем более такого не выдержать, она же девочка ещё, поймите, беззащитная, ранимая девочка! Да, она совершила ошибку! Но я же уже пыталась вас убедить, что 4 года в «Центре» - это и так очень суровое наказание! Это с лихвой перекроет Наташин проступок! И за все нарушения здесь она тоже по полной программе получает! Нет необходимости ещё и вам её наказывать своим холодным отношением и отчитывать. Ольга Викторовна, вспомните, что она ваша дочь! Вы знаете, как другие родители своих девчонок поддерживают? Ну, сами подумайте, кто, кроме мамы, хоть немного может их утешить? - Елена Сергеевна! – Наташина мама, наконец, заговорила эмоционально. – Я люблю Наташу! Но я не понимаю, как она могла так поступить? Почему она это сделала? Я совсем не так её воспитывала! Этого не должно было случиться! Мне так трудно... - А вы думаете, Наташе здесь легко? Ей во много раз труднее, чем вам! Да она своё пребывание в «Центре» до конца жизни не забудет! Ольга Викторовна, нельзя бросить здесь Наташу наедине с её трагедией, это её сломит! Вы хотите, чтобы у неё был нервный срыв? А то и тяжёлое нервное расстройство? Вам от этого будет легче? - Я не знаю, что делать, Елена Сергеевна... - А я знаю! – решительно заявила Лена. – Мы за эти 9 месяцев уже многого добились. Наташа стала совсем другая, она изменилась, и в лучшую сторону! А вот, если вы в воскресенье не приедете, этот удар она не перенесёт! Это сведёт на нет все наши затраченные усилия, отбросит Наташу на прежний уровень. И этого нельзя допустить! Не дожидаясь ответа, Лена твёрдо продолжала: - Ольга Викторовна, мы ждём вас в воскресенье! Без вариантов! Мы с вами поговорим более подробно. А с Наташей… будьте, пожалуйста, помягче. Она так мечтает о вашем прощении! После небольшой паузы Ольга Викторовна ответила: - Хорошо, Елена Сергеевна. Передайте Наташе, что я приеду! И что… обязательно приеду, – повторила она. - Ольга Викторовна, а что-нибудь ещё передать? – настаивала Лена. - Да, - решилась Наташина мама. Она продолжала совсем другим, тихим и проникновенным голосом: - Передайте, что я очень её люблю, и очень соскучилась. Я страшно хочу её, наконец, обнять! И, на самом деле, уже давно на неё не сержусь. Мне просто казалось, что так для Наташи будет лучше. - Передам, - тихо проговорила Лена. – Прямо сейчас. Вы не представляете, как она будет рада! И мы все тоже. - Спасибо вам, Елена Сергеевна. До свидания.
Forum: Закончив разговор, Лена глубоко вздохнула и ещё немного постояла у окна, пытаясь прийти в себя. Эта беседа потребовала от молодой воспитательницы большого нервного напряжения, а ведь перед этим состоялся тоже очень нелёгкий разговор с Мариной. Лена чувствовала, что у неё нет сил проводить отчёт. Однако деваться некуда! Никто за неё это не сделает. А отчёт сегодня будет не из лёгких... Лена включила диктофон, ещё раз прослушала свой разговор с Ольгой Викторовной и, остановив запись в нужном месте, вышла в спальню. Девочки вместе с Инной Владимировной уже сидели за столом. При появлении Елены Сергеевны воспитанницы дружно вскочили и смотрели на воспитателя выжидающе и напряжённо. - А что это вы за столом собрались раньше времени? – удивилась Лена. В группе не было принято заранее усаживаться за стол в ожидании отчёта. Обычно девушки до прихода ответственной воспитательницы занимались своими делами. Ответила Инна: – Елена Сергеевна, девочки знают про письмо. Я им сказала, что сейчас вы разговаривали с мамой Наташи. Все переживают! – Понятно, - протянула Лена. Наташа была бледна, на глазах воспитанницы ещё не высохли слёзы, на Лену девушка взглянула с надеждой. – Садитесь, - разрешила Лена. Соню Инна Владимировна сегодня поставила не на её обычное место, а за спинами воспитанниц, практически рядом с собой. Но Лена села рядом с Инной и приказала: – Левченко! Встань напротив меня! – Слушаюсь. Соне пришлось обойти стол и встать за спиной у Насти, прямо напротив Лены. "Не хочет выпускать меня из виду", - недовольно подумала она. Лена поставила на стол диктофон. – Слушай, - обратилась она к Наташе и включила аппарат. "Передайте Наташе, что я приеду..." - раздался голос Ольги Викторовны. С этого момента разговор прослушали до конца. Когда он закончился, Наташа в волнении вскочила с места. – Елена Сергеевна! Спасибо вам большое! И непроизвольно добавила: – Но что же вы ей сказали? Лена усмехнулась. – Извини, Наташа, профессиональные секреты я разглашать не буду. Скажу только, что за такой разговор вполне могу получить нагоняй от заведующей! – Победителей не судят, - вступила Инна. - Ведь уже полгода подобного добиваемся! Главное – результат! Лена с сомнением покачала головой. – Не знаю, Инна Владимировна. Смотря какой ценой он достигнут. Но, в любом случае, дело сделано. Инна посмотрела на Лену с тревогой. Она знала ситуацию с Наташиной мамой досконально и догадывалась, что разговор состоялся непростой. Все разговоры с родителями воспитанниц воспитатели были обязаны в тот же день предоставить для прослушивания заведующей. Лена в разговоре не допустила серьёзных отступлений от инструкций, но некоторые сомнительные моменты в нём присутствовали. Которые, в принципе, можно было бы поставить ей в вину. Но результат, действительно, достигнут! Лена надеялась, что Галина Алексеевна поймёт – по-другому было нельзя. Девочки тоже не скрывали своей радости. Отношение Ольги Викторовны к своей дочери волновало и расстраивало всех. В “Центре” не разрешалось бурно выражать свои эмоции, тем более, в присутствии воспитателей. Поэтому девушки ограничились улыбками, а Юля, которая сидела рядом с Наташей, просто молча крепко её обняла. – Всё, девочки, - проговорила Лена. - Этот вопрос решён, и я очень рада. А сейчас приступаем к отчёту. Инна Владимировна, начинайте, пожалуйста. Инна улыбнулась. Соня отметила, что для человека, который подряд перенёс два таких потрясения, да ещё ожидает вечером строгого наказания, Инна держится отлично. Впрочем, Инна вполне может быть вдохновлена счастливым избавлением от гнева руководства. – Елена Сергеевна, - заявила она. - А у нас сегодня всё в порядке! Вчера Левченко отстояла два часа на коленях, без замечаний. Осталось – двадцать с половиной часов. Ночь, по отчёту ночных воспитателей, прошла спокойно. А с сегодняшнего утра – никаких нарушений! И посмотрите – какие отметки! Инна с гордостью выложила перед Леной распечатку. – Даже четвёрки всего две! Лена просмотрела и тоже улыбнулась. – Молодцы! Мне очень приятно, честное слово! Инна вздохнула. – Если бы не вчерашние проступки Левченко и Соколовой, было бы и вовсе всё отлично. Про вечерние нарушения, произошедшие накануне в период с отчёта до отбоя, дежурные воспитатели не должны были докладывать. Ответственные и так про них знали. – Это точно, - согласилась Лена. - Но сначала давайте поговорим о приятном. – Лиза! - улыбнулась она Лизе Быстровой. – Да, Елена Сергеевна. Воспитанница выглядела удивлённой. – Я тебя поздравляю! Сегодня ровно 30 дней, как ты не получала телесных наказаний. Такого у нас ещё не было. И, в целом, для “Центра” - это хороший показатель. Лиза смущённо улыбнулась: – Спасибо, Елена Сергеевна! Лена, как только начала работать в группе, с первого дня внушала воспитанницам, что в “Центре” вполне возможно свести телесные наказания к минимуму. Чтобы простимулировать к этому своих подопечных, она обещала, что будет награждать тех воспитанниц, которым удастся установить очередной такой рекорд. За полгода подобные поощрения получали только Юля, Наташа Леонова и Даша. Но порог, установленный Наташей – 29 дней, уже 2 месяца никто не мог перешагнуть. И вот, наконец, Лизе это удалось! – Ты, вообще, молодец! - продолжала Лена. - И с учёбой после замечания быстро привела всё в порядок. Я предоставляю тебе возможность пять раз в любое свободное время, когда пожелаешь, посетить бассейн, и ещё награждаю тебя сертификатом на 20 единиц. По группе пронёсся удивлённый вздох. Сертификатами Елена Сергеевна девушек обычно не очень-то баловала. – Спасибо, Елена Сергеевна! - обрадованно произнесла Лиза. Лена передала ей уже заполненный документ и обратилась ко всем: – Кто из вас побьёт этот рекорд – тоже получит сертификат, и ещё что-нибудь приятное. Так что старайтесь! "Наверное, это буду я" - иронически подумала Соня. Пока даже мечтать о таком было смешно! – Так что, девочки, берите с Лизы пример, - улыбнулась Лена. - Совсем не получать в “Центре” телесных наказаний – трудно, практически невозможно, лукавить не буду. Но свести к минимуму – всем по силам! А теперь, к сожалению, переходим к более грустным вещам. Голос Лены стал более строгим. – Соколова вчера допустила серьёзное нарушение, по поводу которого объяснялась на педсовете. В итоге я решила снять своё предложение насчёт карцера и применить к Юле другую меру взыскания. Лена внимательно посмотрела на Юлю. Девушка побледнела и встала “смирно”. – После свидания, Юля, я перевожу тебя в штрафную группу. На месяц. До 13-го января. Это заявление прозвучало, как гром среди ясного неба. Воспитанницы были шокированы. Соня бросила быстрый взгляд на Инну и убедилась, что та тоже не знала о решении Лены. На миг в глазах Инны промелькнуло удивление, но она тут же взяла себя в руки и осталась невозмутимой. А вот Юля, похоже, не особо удивилась. Она быстро ответила: “Слушаюсь” и стояла молча, не поднимая глаз. – Елена Сергеевна! - не выдержала Галя. Она тоже побледнела и едва сдерживала слёзы. – Галя, лучше помолчи! - строго предупредила её Инна. - Тебе нужны неприятности? – Слушаюсь! - Галя достала носовой платок и уткнулась в него, пытаясь успокоиться. – Рената Львовна заберёт тебя в воскресенье после ужина, - спокойно разъясняла Лена. - Ты должна быть готова. Заранее уложи свои вещи, чтобы ей не пришлось тебя ждать. Вот, собственно, и всё! – Слушаюсь, - повторила Юля. Она, наконец, подняла на Лену глаза и тихо спросила: – Елена Сергеевна, можно мне к вам обратиться? – Можно. Только без глупостей. Юля кивнула. – Елена Сергеевна, я хотела поговорить с вами уже после того, как вы назначите мне наказание. Я очень перед вами виновата и...очень благодарна, что вы не отправили меня в карцер! Ведь я видела вчера на педсовете: окончательное решение зависело только от вас... И...я понимаю, почему вы избрали именно такое наказание. Вы не хотите видеть меня в своей группе, после того, что я сделала. Но я очень вас прошу! Не могли бы вы меня простить, после того, как я вернусь обратно? Пожалуйста! Я не хотела вас обидеть, честное слово, не сердитесь на меня! – Сядь, Юля, - Лена смотрела на девушку спокойно, с оттенком лёгкой грусти. - Мне жаль, что приходится с тобой так поступать. Кстати, ты ошибаешься, причина совсем другая. Тебе просто не повезло! Вчера утром такое же нарушение совершила Левченко. Вечером – ты. Причём, на отчёте поступок Сони мы разобрали, и ты имела возможность убедиться, что подобного лучше не допускать. Я рассудила, что два одинаковых серьёзных нарушения в один день для группы – это недопустимо, поэтому и применяю к тебе такое строгое, практически жестокое наказание. Я хочу, чтобы и вся группа получила урок! Имейте в виду, девочки! Следующая, кто попадётся на неуважительных мыслях в адрес воспитателя, тоже получит либо карцер, либо направление в штрафную группу. Я вам это обещаю! А извинения, твои, Юля, я принимаю. Когда вернёшься, всё будет по-прежнему. Лена оглядела притихших девушек и добавила с улыбкой: – Не в моём характере сердиться долго. Тем более, что вину свою ты искупишь полностью. – Спасибо, - прошептала Юля. - Вы и так меня пожалели. Ведь вы могли отправить туда до конца периода, на все три месяца! Лена кивнула. – Могла бы. Ты права. Действительно, я тебя пожалела. Всё, эта тема закрыта. Переходим к другим вопросам.
Forum: Соня глубоко вздохнула. Она очень расстроилась за Юлю и была в полном недоумении. Девушка никак не ожидала от Лены такого шага. "Тут мне не удалось её просчитать! - с досадой думала Соня. - И надо же было такое выкинуть! А, может быть, она мне таким образом хочет досадить? Мою лучшую подругу из группы удаляет? Я с её подругой жестоко обошлась, а она с моей? Да нет, глупости! Это я могла так поступить... раньше. Собственно, так и поступила. А Елена ни за что такого себе не позволит. Что для неё, что для Елизаветы это совершенно невозможно! Я перед ней виновата – вот мне она и выдаёт. И презрение, и бесконечный “восьмой разряд”. А Юльку Елена не будет орудием мести делать. Или... а вдруг она хочет таким образом не мне, а ей отомстить? Потому что Юлька моя подруга, она за меня вступилась, сертификаты уговорила девчонок на меня переписать? И остальным Елена хочет таким образом показать, что будет с теми, кто ко мне какое-то расположение проявит? Ведь штрафная группа на месяц - это очень серьёзно, и ещё неизвестно, лучше ли это, чем карцер! По мне, так лучше бы было два дня промучиться в карцере..." Соня не понимала мотивов Лены, и это приводило её в смятение, вселяло в сердце смутную тревогу. "Неужели она может так низко поступать? Если это так, значит, она меняется...и далеко не в лучшую сторону! И что это для меня будет означать? Да ничего хорошего! Ненависть ко мне и жажда мести её ослепляет! Да, она может и себе навредить, но...перед этим вполне успеет меня уничтожить...стоит ей только захотеть этого по-настоящему, и шансов у меня не будет!" Соня внешне оставалась спокойной, но мысли лихорадочно мелькали, ощущение надвигающейся опасности не проходило. "А, может, зря я себя накручиваю? Вдруг совпадение? Вдруг она, действительно, рассудила, что это наказание в данном случае себя оправдывает? Ох нет, вряд ли! Да за такой проступок и вообще хватило бы пары "безлимиток"!" Как бы то ни было, Юльку Соне было жалко до слёз! Про штрафную группу она была наслышана, и знала, что подругу ждёт невероятно тяжёлый месяц. Штрафной группой на втором отделении считалась 211-ая, которую вела сейчас преподаватель литературы Рената Львовна. Состав воспитанниц в ней периодически изменялся. Все девушки попадали сюда только в наказание, и, по окончании назначенного срока, возвращались в свою основную группу. На отделении в конце каждого трёхмесячного отчётного периода подводились итоги не только по групповому, но и по индивидуальному соревнованию всех воспитанниц, после чего отбирались пятеро "худших" девушек, набравших самое большое количество штрафных баллов. Они, в наказание за плохое поведение и успеваемость, направлялись в штрафную группу на последующие три месяца. Исключение делали только для новеньких – в первые три месяца пребывания в “Центре” нельзя было применить к девушкам такую меру. Если через три месяца, при очередном подведении итогов воспитанницам удавалось выбраться из пятёрки “худших”, они возвращались в свою группу. А если нет – то могли оставаться в штрафной сколько угодно долго. Однако такое случалось редко. Чаще через 3 месяца все пятеро бывших "хулиганок" штрафную группу покидали. Остальные места в этой группе предназначались для воспитанниц, которых воспитатели отправляли сюда в наказание за какие-либо проступки, на срок от одного до трёх месяцев, с одобрения педсовета. Впрочем, в отличие от направления в карцер, в данном случае одобрение педсовета являлось формальностью. Воспитателям не отказывали никогда. По сути, они просто ставили педсовет в известность, что решили применить такое наказание. В штрафной группе провинившимся девушкам приходилось нелегко. Группа жила изолированно, девочки не имели права общаться с остальными воспитанницами. Одновременно в группе работали две дежурные воспитательницы вместо одной, и наблюдали за воспитанницами очень строго, практически неусыпно, не оставляя их одних ни на минуту. Провинившиеся были лишены всех развлечений, в группе вообще не было ни телевизора, ни музыкального центра. Диски для плееров девочкам выдавались только с учебными заданиями. Художественное чтение тоже запрещалось. В свободное время, если оно появлялось, воспитанницы выполняли дополнительные учебные задания, занимались уходом за собой или какой-нибудь уборкой. Изрядная часть времени отводилась воспитательной работе: воспитатели часто беседовали со всей группой или с каждой девушкой наедине. Отчёт продолжался в группе долго: все проступки тщательно разбирались, нарушительницы тут же, на глазах у всех, получали очень строгие телесные наказания, причём, довольно часто применялись розги. В штрафную группу эти наводящие на воспитанниц ужас инструменты воспитания доставлялись централизованно и регулярно. Кроме того, один раз в неделю, всех воспитанниц "штрафной" подвергали обязательной строгой порке, просто за то, что они позволили себе сюда попасть. Такие наказания проводились по субботам после самоподготовки. К их исполнению, кроме основного состава воспитателей, привлекали ночных сотрудников, а контролировала весь процесс ответственная дежурная по отделению воспитательница. Наказание было строгим, "безлимитка" по шестому-седьмому разряду; обычно воспитанниц пороли резиновым ремнём, предварительно тщательно зафиксировав на станке или специальной кушетке. Но инструмент наказания для каждой воспитанницы имела право выбирать сама "ответственная", Рената Львовна, а она прекрасно знала, чего та или иная девушка боится больше всего. Это давало ей прекрасную возможность добиваться от своих подопечных полного послушания и смирения в течение недели. Рената Львовна была очень жёсткой воспитательницей, славилась крутым нравом и любила, когда все её требования и установки (даже не имеющие отношения к "Правилам") выполнялись безоговорочно. Таких своих "неписаных" законов у Ренаты было много, и чисто теоретически воспитанница могла бы кое-какие из них попробовать проигнорировать или не выполнять...и у неё даже были бы шансы оправдаться на педсовете, или возможность пожаловаться вышестоящему руководству. Однако в случае малейших колебаний воспитуемой Рената Львовна заявляла девушке, например: "Хорошо, дорогая, ты можешь, разговаривая со мной, смотреть мне в глаза, а не в пол, как я требую... Кстати, у тебя на этой неделе достаточно нарушений, поэтому субботнюю "безлимитку" ты получишь не ремнём, а скакалкой. По седьмому разряду. Это поможет тебе собраться и быть в последующем более дисциплинированной" Девушка, которая могла худо-бедно перенести порку ремнём, но панически боялась скакалки, тут же покрывалась холодным потом от страха и немедленно выполняла все требования воспитательницы. Однако в этот раз это ей уже не помогало. В ближайшую субботу несчастная срывала всё горло от крика под жгучими безжалостными ударами, не имея возможности даже пошевелиться из-за надёжной фиксации. "Безлимитка" скакалкой - это не 20-30 ударов, как при обычной порке, а не менее сотни, а чаще всего - больше. Причём, седьмой разряд позволял пороть провинившуюся не только по попе, а и по спине, и по бёдрам, и удары могли наноситься часто, что доставляло наказываемой невообразимые мучения. Неудивительно, что впоследствии и эта воспитанница, и другие свидетельницы экзекуции подчинялись своей "ответственной" без сомнений и промедлений. В любом случае, обязательная "субботняя" строгая порка была самым страшным для воспитанниц из всех других "неудобств" штрафной группы. Её никак нельзя было избежать, что психологически давило на девушек всю неделю; субботы несчастные ожидали с ужасом, хотя многим и в другие дни хорошенько доставалось. Однако сказывался эффект неизбежности, что усугубляло мучения. Кроме того, весь последующий выходной день наказанные воспитанницы страдали от боли и не могли полноценно отдыхать. Обезболивания после "субботней" порки не применялось. В воскресенье их тоже не ждало ничего особо интересного. Те же уроки, наведение порядка в группе и личных вещах, беседы с воспитателями. Правда, в выходной день девушек два раза выводили на прогулку, но эта прогулка была для воспитанниц скорее мучением, чем отдыхом. Они гуляли строем, курсировали по заданному маршруту под строгим наблюдением воспитателей, разговаривать могли только со своей “парой”. Утро в группе обычно начиналось с проведения так называемого “тихого времени”. Воспитанниц будили на час раньше всего отделения, прямо в ночных рубашках выстраивали посреди спальни по стойке “смирно”. В течение получаса они слушали записанные на магнитофон “Правила поведения в “Центре”, либо дополнительные инструкции к ним. Последующие полчаса девушек обязывали так же стоять “смирно” и обдумывать, как они будут проводить предстоящий день. Только когда звенел общий звонок на подъём, воспитанницы могли заняться гигиеническими процедурами. Это “тихое время” отменялось только в воскресенье и праздники. Когда девушка поступала в штрафную группу, ей автоматически назначалась и специальная штрафная диета. Если же воспитанница не покидала группу через 2 месяца – диета немного смягчалась, но всё вкусное всё равно из неё исключалось. Воспитатели в этой группе работали с гораздо большей физической и психологической нагрузкой, чем в обычных. Одна “команда” - ответственный воспитатель и четверо дежурных – назначались на группу на 6 месяцев. Затем им предоставлялся двухмесячный отпуск, после которого эти сотрудники работали уже в других группах. Считалось, что все воспитатели отделения должны пройти через работу в штрафной группе. Они направлялись туда поочерёдно, по специальному графику. Вот в таком жутком месте Юле теперь предстояло провести месяц. Девушка была права – ей действительно повезло, что не все три. Раньше Лена ещё никого из своих воспитанниц не отправляла в штрафную группу, и даже никогда не грозилась этим. Она считала, что это слишком суровое наказание, и, вообще, по её мнению, в штрафной группе явно необходимо смягчить условия. Недавно Лена вынесла на педсовете предложение освобождать от обязательных субботних наказаний трёх воспитанниц, получивших за неделю меньше всех замечаний и плохих отметок. Такая небольшая поблажка могла дать девушкам дополнительный стимул стараться, ну, и хоть в чём-то им могло бы быть полегче. Однако эту идею большинством голосов не одобрили. Пребывание в штрафной группе давало воспитанницам один-единственный плюс. Им быстро начинало казаться, что в “Центре” вообще-то до попадания сюда им жилось совсем неплохо! Надо просто как можно скорее вернуться в свою группу. Обычно так и происходило: повторные направления в штрафную группу случались редко.
Forum: Отчёт продолжался. – Инна Владимировна, - Лена положила на стол просмотренные распечатки с отметками воспитанниц за день. - Насколько я поняла, наказания у нас имеют только Соколова и Левченко. – Да, - подтвердила Инна и приготовилась доложить. – Не надо, - остановила её Лена. - Там у них всего много, они об этом знают, я тоже. Обозначим только то, что им придётся перенести сегодня. Сейчас, сразу после отчёта, обе получат строгую порку на “станке”. Левченко, помнишь, за что? – За недопустимые мысли в адрес воспитателя, - быстро ответила Соня. – Соколова? – Я не выполнила ваше распоряжение, не ответила на вопрос, - тихо проговорила Юля. Лена кивнула. – К девяти вечера обе идёте “на колени”, - продолжала она. - А “штрафной ужин” для Соколовой я переношу на завтра, а для Левченко – на следующую неделю. Всё ясно? – Да, - синхронно ответили девушки. Лена махнула рукой в сторону расположенных вдоль стены двух “станков”. – Готовьтесь! Не будем с этим тянуть. По инструкции, воспитанницы, которым предстояла подобная экзекуция, обязаны были сами подготовить для себя "станок" - снять с него чехол и выкатить на середину спальни. Под пристальными взглядами воспитателей и сочувственными - воспитанниц, Соня и Юля довольно быстро проделали это: сначала вместе выкатили и расчехлили один "станок", потом - другой. - Раздевайтесь. Обе! - приказала Лена. Соня, выполняя приказ, с тревогой поглядывала на Юлю. Она знала, что “станка” Юлька боится панически, после того, как всего один раз побывала на нём ещё в прошлом году. У Юли, действительно, уже дрожали губы, но она покорно раздевалась. Соне в какой-то мере было легче. Она полагала, что на “станке” или не на “станке”, но она всё равно получит свой восьмой разряд, как и обещала ей Елена. И хуже уже вряд ли будет! А этот антураж: двигающиеся панели, особо жёсткая фиксация, присутствие во время наказания других воспитанниц... Соню всем этим сейчас уже особо не испугаешь! После всего, что ей пришлось пережить – это мелочи. Да, публичная порка, перед всей группой - это неприятно... Но стыдно и некомфортно обычно только поначалу...вот как сейчас, например, когда приходится стоять раздетой перед всеми и ожидать. А потом очень быстро становится всё равно. "Рыдать и вопить всё равно не буду, - думала Соня. - Если уж вчерашнюю "безлимитку" выдержала, то и сегодня как-нибудь..." Тут она посмотрела на угрожающе возвышающийся прямо перед ней "станок", перевела взгляд на Елену, которая возвращалась из кабинета, держа в руке воспитательную скакалку - сложенную вдвое, удобной длины, снабжённую прочной рукояткой... и уверенности в своих силах у приговорённой чуть поубавилось. "Постараюсь," - машинально закончила Соня свою мысль, а противный липкий страх уже расползался по телу и, несмотря на все усилия воспитанницы, неуклонно делал своё "чёрное дело". Соня вся покрылась мурашками, колени предательски задрожали. Порки на "станке" скакалкой девушка никак не ожидала! Лена уже порола её один раз скакалкой, это было ужасно! Соня вытерпела наказание достойно только потому, что ударов было не так много... "Соберись и возьми себя в руки, - скомандовала себе Соня. - Быстро! Не показывай слабости. Придётся терпеть...Ой, а она и Юльку собирается скакалкой?" Девушка осторожно скосила глаза на подругу. Юля при виде скакалки совсем упала духом - стояла сильно побледневшая и растерянная. Елена Сергеевна применяла этот инструмент наказания крайне редко, в особых случаях. Юле скакалкой не доставалось ни разу, но она присутствовала на подобных экзекуциях, и воспоминания у воспитанницы остались очень даже яркие. Лена водворила скакалку на стол дежурного воспитателя, подошла к Инне, и воспитательницы негромко заговорили. Впрочем, говорила практически одна Лена, Инна слушала и периодически кивала головой, не забывая при этом поглядывать на воспитанниц - как на провинившихся, ожидающих наказания, так и на остальных девушек, замерших за столом. "Обсуждают детали...блин! Скорее бы уже начинали," - Соня нервничала всё больше. Совсем некстати она вспомнила, что иногда, по усмотрению воспитателей, перед наказанием "на станке" во время фиксации воспитуемую сильно растягивают , и это значительно усугубляет страдания от самой порки. И после наказания оставляют торчать у всех на глазах в этом же положении, без обезболивания, не уменьшая растяжку, не меньше, чем на полчаса, а то и больше! А после "восьмого" разряда эти полчаса выдержать будет не так-то просто... "До этого Елена обезболивание после "восьмого" мне проводила регулярно и сразу! А как сейчас будет? Ладно, как-нибудь вытерплю, - вздохнула про себя Соня. - А Юльку по “восьмому” и не накажут. По “шестому”максимум! Но ей всё равно очень трудно придётся с непривычки. Ведь к ним ни Елена, ни "дежурные" обычно и этого не применяют. Всё, что я видела, это был "третий"-"четвёртый". А тут ещё и скакалка эта!" Наконец воспитательницы закончили разговор, подошли к провинившимся и встали прямо напротив уже полностью раздетых девушек. - Начнём с Соколовой, - объявила Лена. - А ты, Левченко, будешь стоять "смирно" и ждать своей очереди. Поняла? - Да, Елена Сергеевна, - Соня изо всех сил постаралась, чтобы голос не дрогнул. - В таком случае, приступим, - Лена говорила официально и как-то...в общем, по тону воспитательницы Соня поняла, что ни ей, ни Юльке на снисхождение сегодня можно не надеяться. В спальне стояла полная тишина, момент был напряжённый, и внезапно громко зазвучавшая мелодия польки Штрауса заставила большую часть воспитанниц вздрогнуть от неожиданности. Лена раскрыла мобильный. - Да, Елизавета Вадимовна. - Елена Сергеевна, огромная просьба. Я сейчас у двери вашей спальни. Не можете выйти на минуточку? Пожалуйста! - Через пару минут, - напряжённый голос Лизы удивил Лену. Она повернулась к Юле. - Укладывайся на "станок". Быстро! - Слушаюсь. Юля незамедлительно подошла к ближайшему от неё агрегату. Лена нажатием кнопки на боковой стенке вывела "станок" в положение "кушетка", чтобы девушке было легче на него забраться. Однако, когда Юля улеглась, вытянув руки и ноги вдоль панелей, воспитательница изменила положение рабочей части "станка": панели слегка опустились вниз, и ягодицы провинившейся оказались выставлены в очень удобной для порки позе. Юля вся похолодела от страха, ожидая, что Елена Сергеевна раздвинет ножные панели, но этого, к счастью, не произошло. Однако никаких гарантий, что воспитатели не сделают это во время экзекуции, не было. Лена с Инной подошли к воспитаннице, и, слаженно действуя, быстро прикрепили её к панелям специальными ремнями в нескольких местах, одновременно довольно сильно растянув. - Ой! - Юля сморщилась от неожиданной боли. - Рано ещё "ойкать"! - сурово сказала Лена и повернулась к дежурной воспитательнице. - Инна Владимировна, я ненадолго выйду. Начинайте без меня. - Хорошо, - кивнула Инна и неторопливо вытащила из чехла ремень. У дверей спальни рядом с Лизой стояла бледная и испуганная девушка – одна из воспитанниц Елизаветы. – Елена Сергеевна, у меня к вам вопрос, - начала Лиза. - Морозова сегодня получила у вас на уроке тройку. – Да, - подтвердила Лена. – Так вот, она утверждает, что это случайность. Не поняла, как нужно выполнять работу. Думала, что нужно делать примерный перевод, без словаря! - насмешливо продолжала Лиза. - Я хотела узнать, так ли это? Лена удивлённо взглянула на девушку. Даша Морозова была так бледна, что это даже вызывало некоторые опасения. – Врёт и не краснеет, - спокойно проговорила Лена. Елизавета тоже пристально посмотрела на свою воспитанницу, что явно не добавило той спокойствия. – Зато бледнеет, - усмехнулась она. – Перевод, Елизавета Вадимовна, они должны были сделать максимально точный, пользуясь словарём, и все об этом знали, - объяснила Лена. - А у Даши и со словарём получилось приблизительно. Да, времени на работу отводилось немного. Я догадываюсь, что в словарь Морозова именно поэтому заглядывала нечасто. Однако, если бы она получше подготовила домашнее задание – базовую основу для контрольного текста, то времени бы ей хватило! Другие девочки вполне справились. А она, вероятно, вчера поленилась, поэтому и тройка. Даша, смотри мне в глаза! - уже другим, жёстким голосом приказала Лена. - Ты настаиваешь, что не поняла задания? – Нет! - отчаянно воскликнула девушка. - Я сказала неправду! Елизавета Вадимовна, простите, я очень испугалась! Вы так грозно у меня спросили, за что тройка... – Даша, а где логика? - удивилась Лена. - Даже, если бы ты не поняла задания, всё равно вина твоя. От наказания тебя бы это не спасло: нечего на уроке ушами хлопать! Зачем было врать и усугублять вину? Воспитанница молчала. Под грозным взглядом Елизаветы она вся сжалась и не могла вымолвить ни слова. – Да тут, Елена Сергеевна, такое дело, - задумчиво произнесла Лиза. - Я видела, что эта красавица врёт, но она меня смутила своим упорством! Я ей говорю: “Ты хорошо подумала? Может быть, лучше сразу признаешься, что обманула?" А она настаивает, представляете? Лиза озадаченно покачала головой. – Нет, ну надо же! Нагло врать своему ответственному воспитателю, на отчёте, перед всеми, да ещё и настаивать на этом! Я и подумала: "А вдруг – правда? Не настолько же она глупая, чтобы так поступать?" Вот и решила привести её сюда, чтобы она это повторила, вам в глаза глядя. – Значит, ты всё-таки сказала мне неправду? - даже не сердито, а удивлённо спросила Елизавета у Даши. - И как ты решилась, интересно? – Простите, пожалуйста, - еле выговорила Даша. – Давненько в моей группе никто на такое не осмеливался, - покачала головой Лиза. Неожиданно она повернулась к Даше и резко ударила её по щеке. Так сильно, что девушка отлетела к стене и упала на пол, но тут же поднялась и встала “смирно”, даже заплакать не посмела. – Странно, - Лена пожала плечами. - Вполне положительная девочка. Никогда ни в чём подобном не была замечена. Что на неё нашло? – Выясним, - протянула Лиза. – Отойди от меня на десять шагов! - приказала она воспитаннице. – Слушаюсь, - Даша немедленно выполнила распоряжение. – Лена, - строго сказала Елизавета. - Теперь с тобой разберёмся. Зачем ты Алину со своего урока отослала? Она что, тебя просила? – Нет! - воскликнула Лена. - Я сама ей предложила пойти в наш кабинет и выпить кофе: что-то она выглядела неважно. Лиза, её не было всего 10 минут! Как раз девчонки перевод писали. – Лена, ты это брось, пожалуйста! - разволновалась Лиза. - Да, я вчера поделилась с тобой информацией, но не надо это использовать. Не имеет она права выглядеть неважно! Алина должна держать себя в руках, и не давай ей поблажек! Если бы ты Алину не отпустила, она бы осталась в классе во время контрольного перевода и доложила бы мне, что прекрасно Морозова всё поняла, и словарём, как и все остальные, пользовалась. Да она и не решилась бы соврать тогда, понимаешь? А так я спрашиваю Алину на отчёте, как было дело, а она глазами хлопает: “Не знаю, я выходила!” – Хорошо, Лиза. Прости. Больше не буду, - Лена выглядела смущённой. – Лена, я тебе не приказываю. Ты имеешь право отпускать дежурных воспитателей с урока, особенно, если с ними не всё в порядке. Только Алине это на пользу не пойдёт! Пусть выполняет свои обязанности, как следует, несмотря ни на что. Кстати, - Лиза улыбнулась. - Ты на завтра отгул выпросила? – Да. – Так вот, я тебя в группе вечером замещаю. Отчёт у вас принимаю! И навожу свои порядки, - с удовольствием проговорила Лиза. – Только попробуй! - воскликнула Лена. - Хорошо, Лиза, вечером я тебя в курс дел введу, а сейчас мне надо вернуться. И у тебя дело есть – своей обманщицей заниматься. Что предпримешь? – Придумаю! - грозно пообещала Елизавета. – А, может, милость проявишь? - ехидно предложила Лена. Она прыснула и, не дожидаясь ответа, быстро скрылась в спальне. Елизавета усмехнулась и подошла к своей воспитаннице, которая едва держалась на ногах от страха. Девушка вся сжалась, явно ожидая ещё одного удара, но воспитательница почти ласково проговорила: – Даша, дорогая моя! Ты, наверное, просто забыла, как я с обманщицами поступаю? Что же, бывает... Ничего, вспомнишь! Пойдём в группу.
Forum: Инна Владимировна продолжала наказание, используя теперь не ремень, а скакалку. Острые, жгучие удары один за другим сыпались на ягодицы и бёдра провинившейся, уже и так изрядно исполосованные ремнём, и оставляли на коже поверх широких полос ещё и яркие петлеобразные следы. Порка продолжалась уже долго, и оказалась для Юли слишком суровой. Несчастная, не в силах больше выносить сильную боль, громко рыдала и предпринимала тщетные усилия вырваться из креплений, а на самом деле не могла даже пошевельнуться, что усугубляло мучения. Увидев вошедшую Лену, девушка встрепенулась и попыталась усилием воли сдержать крики и рыдания. Немного получилось, к тому же Инна как раз решила сделать небольшой перерыв. Лена спокойно села за стол дежурного воспитателя, собираясь наблюдать за наказанием. Через минуту порка продолжилась. Инна проводила экзекуцию без лишних эмоций, но добросовестно и тщательно. Удары наносила хлёсткие, размеренные, периодически давала наказываемой несколько секунд передышки, чтобы та могла отдышаться. Острая непривычная боль, которая никак не прекращалась и усиливалась с каждым ударом, очень скоро довела Юлю до исступления. Девушка опять начала рыдать и, наконец, после трёх, нанесённых подряд, сильных ударов по бёдрам, не выдержала и громко закричала: - Инна Владимировна, пожа-а-луйста, простите меня! Хва-а-тит! Ну не могу я больше терпеть! - А придётся! – сурово ответила Инна и тут же хлестнула воспитанницу поперёк спины, один раз - и сразу же второй, на что Юля отреагировала отчаянным воплем: - Не на-а-до! - Ты что, инструкций не помнишь? - рассердилась Инна. - Воспитанница не имеет права просить прекратить наказание. Штрафных ударов захотелось? Так получай! Я не собиралась пороть тебя по спине, а теперь - терпи и думай над своим поступком! Сама виновата! Скакалка загуляла по спине несчастной воспитанницы, терпеть это было невыносимо! Юле казалось, что с её спины срезают куски кожи. Девушка громко вопила, уже не думая о приличиях и последствиях такого поведения. - Елена Сергеевна! - закричала она, с надеждой повернув голову в сторону ответственной воспитательницы. - Я виновата, но, прошу вас, сделайте исключение! Я больше не выдержу! Лена, не двигаясь с места, отрицательно покачала головой. У Юли начиналась настоящая истерика. Под продолжающимися безжалостными ударами она кричала, хрипела, пыталась метаться, вертела головой. Понаблюдав за этим некоторое время, Лена встала из-за стола и подошла к "станку". - Пожалуйста! – взмолилась девушка. По её лицу потоком текли слёзы. – Я больше не буду! Прошу вас, сжальтесь! Лена сделала Инне знак прекратить порку. - Инна Владимировна, - строго спросила она. – Соколова с самого начала наказания так себя вела? - Примерно так. Почти сразу начались вопли. Совсем распустилась! – неодобрительно отозвалась Инна. - Значит, до конца не осознала. Лена приблизилась к Юле вплотную. - На этом можно было бы и закончить, - произнесла она, внимательно осмотрев иссечённые места наказанной. - Однако я вынуждена продлить тебе «удовольствие»! – сердито продолжала воспитательница. – Ведёшь себя, как новенькая! Юля всхлипнула, не решаясь возразить. Девушку переполняло отчаяние - она не могла себе представить, как вытерпит хотя бы ещё один удар! Такого жестокого наказания ей не приходилось переносить за всё время пребывания в "Центре"! Лена взяла у Инны скакалку. - Для начала получишь дополнительно 20 ударов, - твёрдо заявила она воспитаннице. - Слушаюсь, - Юля ответила по "Правилам", однако ягодицы несчастной непроизвольно сжались. - Соберись и вытерпи наказание, как положено! - приказала Лена. - А иначе буду пороть до тех пор, пока не увижу достойного поведения! Эта угроза, к счастью, быстро привела Юлю в чувство. Да и небольшая передышка прибавила немного сил. - Елена Сергеевна, – уже почти нормальным голосом проговорила она. - Извините! Я вытерплю... - Вот сейчас и проверим! Лена была рассержена и не собиралась делать Юле никакой поблажки. - Привыкай! В штрафной группе тебе наверняка придётся на "станок" укладываться, и не раз! Она хладнокровно выдала воспитаннице 20 обещанных ударов - сильных, почти без пауз между ними. Во время наказания девушка стонала и периодически вскрикивала, но негромко и не разжимая губ. Юле стоило огромных усилий не кричать в голос, но она ни секунды не сомневалась, что в таком случае ей придётся очень плохо...гораздо хуже, чем сейчас. Когда порка закончилась, наказанная от слабости, пережитого ужаса и непроходящей сильной боли не могла даже поднять голову. - Может быть, ты будешь настаивать на обезболивании? - усмехнулась Лена. - Нет! Простите... - Инна Владимировна, - попросила Лена. – Попрошу вас Соколову освободить не через полчаса, а через час, и обезболивание применить только тогда, не раньше. Пусть хорошенько всё обдумает! Инна кивнула. У Сони сжималось сердце от жалости к Юле. Она стояла прямо у «станка» и видела, что и Инна, и сейчас Елена наказывали подругу очень строго, практически безжалостно. "Тут даже не шестой был! Седьмой, наверное! Вот ведь... и за что так?" Соня едва сдержалась, чтобы не бросить на Елену осуждающий взгляд. К тому же подкрался страх и за себя. "Если Елена так с Юлькой поступила, то как же она сейчас со мной обойдётся?" Лена обошлась с Соней жестоко. Довела всё-таки до слёз, хотя девушка изо всех сил старалась держаться мужественно. Соня ошибалась, полагая, что хуже «восьмого» разряда быть ничего не может. Видимо, даже в пределах одного разряда в «Центре» существовали ещё и различные методики наказания. В учебных организациях такого не было, там всё просто и чётко. А здесь – куча разных нюансов! Закончив с Юлей, Елена подошла к Соне и толчком в спину заставила воспитанницу приблизиться ко второму "станку". - Располагайся! - Слушаюсь. Вытянув вдоль панелей руки и ноги, Соня почти сразу почувствовала, как её конечности и передняя часть тела опускаются вниз...всё ниже и ниже. "Сетку" готовит?"- промелькнула мысль. Для порки по этой довольно суровой методике экзекутору требовался свободный доступ к наказываемой части тела со всех сторон. Вскоре наверху остались только ягодицы воспитанницы: Елена опустила панели почти отвесно. Затем они с Инной зафиксировали Соню, по максимуму растянув. Соня глубоко вздохнула...дышать было можно, а вот шевельнуть она могла теперь только головой. А выдохнула девушка уже со стоном: первый удар оказался совсем неожиданным и чрезвычайно болезненным - ремень хлестнул вдоль ягодиц, затронув непривычные к порке чувствительные участки бёдер. Лена стояла у головы своей жертвы и, не давая ей опомниться, наносила один за другим сильные продольные удары. На коже последовательно вспухали яркие полосы. Выдав Соне довольно продолжительную серию огненно-мучительных ударов, воспитательница встала сбоку от неё и без всякой паузы начала пороть поперёк ягодиц - так же сильно и безжалостно. Следы перекрещивались, образуя на попе своеобразную "сетку". Соня не ошиблась. "Держись, лидер!" - Соня сжала зубы и молчала, стараясь глубоко дышать и расслаблять мышцы между ударами. Лена не делала никаких, даже маленьких перерывов, продолжала пороть то продольно, то поперёк, не уменьшая темп порки, но наращивая силу ударов. Соня закрыла глаза и пыталась терпеть...но с каждым следующим ударом это становилось всё труднее. Дикая боль вкручивалась куда-то вглубь тела и уже там взрывалась резкими вспышками. Лена по-прежнему не предоставляла несчастной даже малюсенькой передышки! Наконец, в глазах у Сони совсем потемнело, на лбу выступил холодный пот, девушка начала дрожать мелкой дрожью. - Перерыв! - Лена, держа ремень по-прежнему в руках, отошла к рабочему столу дежурного воспитателя и села на стул. "Конечно, она не позволит мне потерять сознание", - переводя дыхание и немного приходя в себя, думала Соня. Через пару минут экзекуция продолжилась. Опять "сетка". Ремень как будто вгрызался в уже израненное тело, нестерпимая боль буравила насквозь. "Молчи! Терпи! Не поддавайся!" Соня не издавала ни звука. Опять темнота в глазах и противная дрожь. - Прервёмся! Соня почувствовала, что на неё сверху накинули одеяло. Елена за волосы приподняла воспитаннице голову и прыснула в лицо водой из специального пульверизатора. На этот раз перерыв был чуть дольше. Но вот с Сони рывком сдёрнули одеяло, и всё повторилось по новой. Затем ещё раз. Соня ощущала, что каждый раз до потери сознания оставалось совсем чуть-чуть. Елена очень точно определяла, когда нужно прерваться. - Перерыв! "Опять только перерыв? Я же больше не могу! Неужели этого недостаточно?" Соня судорожно вздохнула и постаралась расслабиться. Лена с Инной стояли около воспитанницы и внимательно разглядывали её ягодицы. На фоне красных и синих полос в двух местах - на правой и левой половинках, образовались кровоточащие ссадинки. - Елена Сергеевна, - Инна промокнула одну из них антисептической салфеткой. - По ягодицам больше пороть нельзя. Эти ранки будут ещё сильнее кровоточить. - Вижу. Лена нажала кнопку на боковой поверхности станка, и передние панели поехали вверх. Ножные тоже чуть приподнялись и раздвинулись. - Я провожу наказание по "восьмому-пятому" разряду, - напомнила Лена своей коллеге. - Эта методика позволяет вообще не трогать ягодицы. Передайте мне скакалку, пожалуйста. Соня от страха и безысходности чуть не завыла, но справилась с собой. - У нас есть чудесная нетронутая спинка. На спину воспитанницы в быстром темпе посыпались пронизывающе-жгучие удары скакалки. Это было невыносимо больно! Соня застонала и завертела головой. - Ага, голос прорезался, - удовлетворённо констатировала Лена. - Скоро и до слёз дойдёт! "А вот фиг тебе!" - начисто забыв об осторожности, подумала Соня, и усилием воли собрала последние силы. Однако скакалка без устали хлестала девушку по спине, расписывая кожу яркими причудливыми петлями. Соня уже не стонала, а тихонько подвывала, но глаза девушки оставались сухими. Опять перерыв. Похоже, на этот раз воспитательнице тоже необходима была передышка: она присела на стул и вытерла со лба пот. В группе стояла мёртвая тишина. Юля старалась справляться со своей болью молча. Девушки сидели за столом, опустив глаза, у многих недалеко были слёзы. Наказания на «станке» в группе применялись редко, каждая такая порка надолго оставалась в памяти у всех, а не только у тех, кто её испытал. Однако воспитанницы не могли по своей воле не присутствовать на подобных мероприятиях. Если воспитательница хотела провести порку публично, все остальные девушки должны были оставаться на местах и смотреть. Это прописано в «Правилах», и ничего не поделаешь! Ведь такие экзекуции имели целью не только наказать провинившуюся, но и дать урок всей группе. В своём роде, профилактическая работа. Перерыв длился минуты три. Когда Елена возобновила наказание, Соня сразу поняла, что всё! Нет, терпеть она может, и сможет ещё долго! Но вот терпеть без слёз больше сил не было. Скакалка теперь хлестала по бёдрам. Поскольку ноги наказываемой были разведены, кусачая петля каждый раз впивалась в нежные участки внутренних сторон бёдер. Соню как будто передёргивало током, от острой боли никуда было не деться! Девушка стонала, но всё же ещё крепилась...а экзекуция всё продолжалась и продолжалась. К сожалению, исход поединка был предрешён. Наверное, Соня смогла бы продержаться ещё, не будь эта порка третьей за сегодняшний день! В конце концов она судорожно всхлипнула и расплакалась. Слёзы хлынули буквально градом, Соня давилась ими, стараясь хотя бы не рыдать. Она нисколько не надеялась, что Лена теперь решит её помиловать, поэтому была очень удивлена, когда воспитательница, выдав ещё пяток ударов, прекратила наказание. - Достаточно, - спокойно произнесла она. Соня не думала, что Елена поставила себе целью специально довести её до слёз, «раскрутить» на крики и вопли, как это делала Ирина Викторовна. "Почему же она остановилась? Вполне могла бы пороть ещё и наслаждаться моим унижением! Неужели всё-таки меня пожалела?" В любом случае, она была рада. Но слёзы продолжали стекать по лицу, и у наказанной это вызывало отчаяние. Если бы Соня находилась на кушетке, то смогла бы их хотя бы вытереть! Но на «станке» руки прочно зажаты в ременных креплениях, ими даже не пошевелить! Рядом на стене висел рулон бумажных полотенец. Лена оторвала одну салфетку и вытерла Соне лицо. От унижения девушка чуть не задохнулась! Лена наклонилась к ней и тихо спросила: - А ты рассчитывала, что наказание на «станке» не будет отличаться от обычной порки? Соня, сдерживая слёзы, кивнула. - Как видишь, ты ошиблась! Теперь жалеешь, что позволила себе плохо про меня подумать? - Да, Елена Сергеевна, - быстро ответила Соня. - Ещё и не так пожалеешь! – пообещала Лена. – Когда начну проводить наказания по субботам, которые я тебе обещала. «Обрадовав» таким образом Соню, она отошла от девушки. "Совсем дело плохо! – с отчаянием подумала Соня. – Она меня просто «запорет»! Каждый раз наказывает всё с большей жестокостью! А мне показалось, что вчера вечером какой-то перелом наметился..." - Девочки, все свободны! – повернулась Лена к воспитанницам. Те быстро разошлись: кто в санблок, кто в учебную комнату. Наказанные на "станке" после порки должны были оставаться привязанными на всеобщем обозрении обычно ещё не менее получаса. Из солидарности остальные девушки всегда уходили на это время из спальни, чтобы не смущать своих пострадавших подруг. Инна Владимировна осталась в спальне, занималась своими делами, одновременно наблюдая за Соней и Юлей, а также по монитору за остальными воспитанницами. Соня с трудом приходила в себя после пережитых боли и унижения. Всё тело горело, беспокоила боль в растянутых конечностях. Но ещё больше угнетало сознание того, что она не смогла выдержать испытание достойно, расплакалась на радость Елене. Через полчаса Инна Владимировна подошла к Соне, провела интенсивное обезболивание специальным спреем, освободила наказанную от креплений и помогла ей лечь в кровать. - Отдыхаешь до ужина! – приказала она. Наклонившись к Соне, Инна тихо проговорила: - Ты молодец! Держалась восхитительно! - Что вы, Инна Владимировна! - Соня в отчаянии замотала головой. - Это позор! Я совсем не могла терпеть! Теперь мне осталось только начать «вопить», как вы и предупреждали. - Соня, - посерьёзнела Инна. – При таком наказании слёзы - это ерунда! Ты уже сейчас имела полное право «вопить»! Такого никто без слёз выдержать не сможет, даже стажёру это в вину бы не поставили. Инна улыбнулась: - Я в своё время на «станке» чуть крепления не сорвала, хотя со мной далеко не так сурово обходились. Не расстраивайся! Я тебя уверяю: Лена тоже так считает. И, если эту плёнку просмотрят на педсовете, тебе будет большой плюс. В этот момент Лена вышла из кабинета вместе с Катей Вересовой, у которой закончился индивидуальный урок. Выпустив девушку из спальни, она подошла к Сониной кровати и вручила Инне баночку с лечебным средством. - Обработочку сделайте ей, пожалуйста, - попросила Лена. – И Соколовой потом тоже. Минут через 10 после спрея. - Хорошо, - улыбнулась Инна. - Соня, из-за своих слёз не переживай, - неожиданно вполне доброжелательно сказала Лена. – Всё нормально. Признаюсь, сегодня ты меня просто поразила своей выдержкой! Я доложу об этом на педсовете. Соня повернула к Лене голову и изумлённо смотрела на неё широко раскрытыми глазами. - И ещё, - продолжала воспитательница. - Я решила в воспитательных целях сделать тебе небольшое снисхождение. До тех пор, пока ты не совершишь нового нарушения... - она сделала небольшую паузу, - выполняя оставшиеся тебе наказания, я не буду применять «восьмой» разряд. Выберу что-нибудь помягче. - Спасибо, Елена Сергеевна. Я не ожидала! – удивлённо проговорила Соня. - Это только до первого нарушения или замечания, – уточнила Лена. – Надеюсь, для тебя это будет дополнительным стимулом, – добавила она и ушла в кабинет. Инна, склонившись над Соней с баночкой лечебной мази, обрадовано прошептала: - Я же тебе говорила! Держись, Соня, всё налаживается! Даже Елену проняло. - Инна Владимировна! Она, наверное, не просто так! Может быть, Марине стало лучше? Вот Елена и смягчилась? Вы не знаете? - Про Марину я тебе ничего не скажу! – решительно заявила Инна. – Лена ещё вчера попросила нас, всех, кто в курсе, с тобой больше на эту тему не разговаривать. Придётся тебе узнавать о Марине у мамы! - Хорошо. Извините, - расстроилась Соня. Предусмотрительность Елены её неприятно удивила. Соня очень волновалась и переживала за Марину и втайне надеялась, что сможет получать информацию о ней от других воспитателей. Но не вышло! Соня за неделю своего пребывания в группе уже получила от мамы несколько писем, но про Марину мама писала немного. Сообщала, что полностью в курсе того, что происходит с девушкой, что уверена в её скором выздоровлении, а подробно всё расскажет Соне на свидании. Однако и от Лены, и от Светланы Петровны Соня пока имела только негативную информацию. И переживала ужасно! Инна открыла Сонин шкаф, вынула оттуда роман Лукьяненко, который Соня начала читать ещё в среду, и положила перед воспитанницей. - Отвлекись от грустных мыслей, почитай до ужина. Соня, всё будет хорошо! - Спасибо! – девушка благодарно кивнула. Инна улыбнулась ей и вернулась к другим своим обязанностям.
Forum: Педсовет сегодня, к счастью, не затянулся, закончился ровно в полдвенадцатого. Правда, Лене с Инной пришлось ещё минут пять подождать Елизавету: Галина Алексеевна попросила остаться её и Алину, и они втроём о чём-то очень серьёзно разговаривали. Судя по лицу Алины, разговор был не особо-то приятным. Лена, узнав про неприятности Алины, прониклась к своей коллеге живым сочувствием. Она была знакома с Алиной довольно близко, преподавала у неё французский, в связи с чем девушки часто общались. Алина нравилась Лене, и Лена искренне желала ей поскорее выбраться из немилости Галины Алексеевны, однако ничем не показывала, что знает о ситуации. Сейчас Алина сидела напротив заведующей, лицом к Лене, очень напряжённая и расстроенная. Лена поняла, что, вряд ли Галина Алексеевна сообщает девушке о том, что решила её простить и прекратить репрессии. Скорее, наоборот, ещё за что-то отчитывает. Елизавета казалась невозмутимой, и активно участвовала в разговоре. Наконец, Галина Алексеевна отпустила Елизавету, попрощалась с остальными сотрудницами, которые ещё оставались в зале заседаний, и вместе с Алиной ушла в свой кабинет. Лена и Елизавета проводили их расстроенными взглядами. Вздохнув, Лиза подошла к подругам, и они все втроём отправились в жилой отсек. По дороге Лена успела обсудить с Елизаветой планы на завтра. Когда ответственный воспитатель отсутствовал на работе не больше суток, да ещё перед рабочими днями или воскресеньем, специального подменного сотрудника на группу не вызывали. Заведующая поручала кому-нибудь из других ответственных провести в такой группе отчёт, составить план на вечер, при необходимости – назначить и вместе с дежурным воспитателем выполнить наказания. Дальше до отбоя группа оставалась с дежурным воспитателем, но ответственная дежурная по отделению и заведующая уделяли этой группе особое внимание. Завтра по просьбе Галины Алексеевны в 204-ой группе Лену вечером должна была заменить Елизавета. Воспитатели всегда при таких «заменах» очень тактично относились друг к другу, старались «не лезть со своим уставом в чужой монастырь», то есть кардинальных перемен в группе не устраивали. Однако назначать наказания и отдавать распоряжения вполне могли по своему усмотрению. Впрочем, «родные» ответственные воспитатели всегда были в досягаемости благодаря мобильной связи, и в сомнительных случаях "замещающие" этим пользовались. Лена кратко обрисовала Елизавете, что она планировала на завтра, они обговорили некоторые нюансы, и обсуждение довольно быстро завершилось. Инна шла рядом с подругами притихшая, в разговоре участия практически не принимала. Сейчас, когда время расплаты неумолимо приближалось, ей стало здорово не по себе. Во-первых, только сейчас девушка начала испытывать страх, обыкновенный вполне объяснимый страх перед неизбежными физическими страданиями. Хотя Инна и храбрилась сегодня перед Соней, она понимала, что наказание к ней Елизавета однозначно применит очень строгое. Молодой воспитательнице предстоит не только вытерпеть сильную боль, но ещё и держаться во время наказания «на высоте»: ведь она не имеет права проявить слабость! Инна знала, что, если она позволит себе недостойное поведение, то сильно упадёт в глазах своих коллег и даже подвергнется осуждению с их стороны. Девушка не то, чтобы не была в себе уверена.… Но последний раз её пороли практически год назад, в первый месяц пребывания в аналогичном «Центре» в качестве воспитанницы. После прохождения стажировки воспитателей уже не обязывали отрабатывать методики наказаний друг на друге, как лидеров в учебных организациях. Считалось, что этих трёх месяцев вполне хватает, чтобы всё прочувствовать. А потом воспитателям достаточно ежедневной практики, ведь различные телесные наказания они применяют в своей работе практически каждый день. Инна знала, что должна справиться, но всё равно волновалась. Ведь хотелось справиться как можно лучше! Это – дело чести! Кроме того, ей было просто стыдно. Ведь ситуация была не совсем обычная, вернее, совсем необычная! Инна стыдилась даже не того, что ей придётся вынести унизительное наказание от своих коллег. Она знала, что Лизе и Елене нелегко было принять такое решение, и, тем более, им психологически трудно будет всё это осуществить. Девушка переживала, что заставляет своих подруг испытывать значительный моральный дискомфорт ради того, чтобы облегчить свою участь. Наконец, все трое вошли в гостиную Инны – довольно просторную комнату квадратной формы, с двумя большими окнами. Стены в ней были отделаны в голубых тонах, на полу раскинулся большой мягкий светло-серый ковёр с причудливым рисунком. В одной части гостиной, у окна, располагался овальный стеклянный журнальный столик, а вокруг него – небольшой диванчик и два мягких кресла. Елизавета сразу решительно прошла в этот уголок и предложила: - Давайте присядем! Они с Леной уселись в кресла. Инна подошла следом и робко сказала: - Могу предложить кофе. Или сок. Лена метнула на неё сердитый взгляд: - Издеваешься? А Лиза вполне по-деловому ответила: - После. Садись! Инна села на диванчик, напротив коллег. Все были серьёзны, а Лена ещё и очень напряжена. - Прошу внимания! – начала Елизавета. – Я, как старшая по возрасту и статусу среди вас, беру на себя руководство предстоящим мероприятием. Нет возражений? - Нет, - ответила Лена. Инна, вздохнув, отрицательно покачала головой. - Инна, - продолжала Елизавета. – Я напоминаю, что ты серьёзно нарушила сегодня инструкцию и однозначно должна понести за это наказание. По внутренним правилам «Центра» ответственный воспитатель может при нарушении этого уровня назначить и провести тебе наказание самостоятельно. В любом случае, должен быть оформлен соответствующий протокол с привлечением не менее одного свидетеля – воспитателя, по статусу не ниже Лены. Если ответственный воспитатель ещё работает с наставником, то одним из свидетелей однозначно должен быть его наставник. Лена, но, насколько я знаю, ты у нас уже самостоятельный сертифицированный сотрудник на этой должности? Несмотря на волнение, Лена улыбнулась и с гордостью подтвердила: - Да! Уже почти две недели! Мой испытательный срок закончился 25-го ноября. Шесть месяцев Светлана была моим наставником! А теперь я полноценный ответственный воспитатель. С сертификатом! - В таком случае, Светлану мы можем не приглашать. А я вполне подхожу на роль свидетеля, - констатировала Лиза. – И, по нашей договорённости, буду ещё и исполнителем! Инна слегка покраснела и опять вздохнула. - Наказание подобного рода мы сможем провести только в том случае, если Инна письменно в протоколе даёт на это своё согласие, - продолжила Лиза и вопросительно посмотрела на подругу. Инна кивнула: - Конечно, даю! Лиза выложила на столик заранее подготовленный документ и пододвинула его к Инне. - Пиши вот здесь: «Согласна», ставь подпись и печать. Затем мы с Леной распишемся и тоже поставим печати. Через минуту протокол был оформлен по всем правилам. - Лена, ты должна убрать его в свой сейф, - распорядилась Лиза. – Предъявишь по необходимости. Например, если возникнут вопросы у экспертов, или, если Инна совершит повторное нарушение. Инна, имей в виду, в таком случае мы тебя покрывать не будем, да и не имеем права! Этот протокол Лена обязана будет предъявить руководству. Сама понимаешь, наказание в таком случае получишь более строгое. Инна немного побледнела. - Я понимаю! Девочки, а могу я вас попросить в этот раз никому об этом не рассказывать? Даже Светлане и Маше! И Веронике! Пожалуйста! Это возможно? Елизавета посмотрела на Лену. - Это, как Лена решит! – сказала она. – Я не против. Лена молча кивнула. Она тоже побледнела и с трудом держала себя в руках. Официальная процедура оформления протокола взволновала её, и Лена уже жалела о том, что согласилась на всё это. Инна была очень близка Лене, и девушка не представляла, как будет смотреть на её мучения, да ещё и осознавая, что сама обрекла на них свою подругу. Тогда, утром, всё это казалось правильным и не таким страшным, а сейчас Лена испытывала сожаление. Она чувствовала, что предстоящее наказание окажется тяжёлым испытанием для них всех. Молодая "ответственная" готова была пойти на попятную и простить Инну, или, если это невозможно, придумать какой-нибудь другой вариант! Но протокол уже оформлен и лежит на столе! И Елизавета держится так серьёзно и официально... Нет, отступление уже невозможно! Елизавета внимательно посмотрела на Лену, и в глазах её мелькнуло сочувствие. Тем не менее, она твёрдо произнесла: - Поскольку все формальности улажены – давайте приступим. Вот тот стол подойдёт! Лиза указала на не очень широкий, но довольно длинный дубовый стол, располагавшийся в другой части гостиной, перед телевизором. - Инна, иди приготовься, – приказала она. - Как? – тихо спросила та. - Надень футболку и стринги, - ответила Лиза. – А на стол постелешь простыню. - Только не шёлковую, - усмехнулась она. Елизавета знала, что Инна любит шёлковое постельное бельё. "Она уже всё продумала!" – мелькнуло у Лены. - Хорошо, - послушно согласилась Инна. – Девочки, я быстро! Она поспешно ушла в спальню. Лиза встала, подошла к Лене, взяла её за обе руки и, пристально глядя подруге в глаза, сказала: - Лена! Держись! Будь твёрдой! Мы с тобой ответственные воспитатели. Иногда нам приходится и через такое проходить! Лена вырвала одну руку и в отчаянии стукнула по подлокотнику кресла. - Лиза, я так жалею, что согласилась! Лучше бы Галина Алексеевна это сделала! По крайней мере, я бы ничего не видела! - Лена, ты поступила правильно и очень благородно. Да, тебе бы было морально легче, отправь ты Инну к заведующей. А вот ей? И позора в несколько раз больше, и репутация бы пострадала. Она же наша подруга! Давай уж вытерпим всё это ради неё. - Лиза! Ты так провела эту официальную часть, как будто часто подобное проделываешь. У тебя это не в первый раз? Елизавета отпустила Ленину руку, выпрямилась и вздохнула. - С какой стороны посмотреть. Свидетелем я была. Два раза. А вот сама наказывать свою коллегу буду впервые. Да ещё подругу! Лена, я тоже волнуюсь. Мне ещё труднее, согласись! - Лиза, а давай её простим! – быстро и возбуждённо проговорила Лена. – Она весь день ожидала этого наказания, наверняка переживала и всё обдумала! Инна раскаивается, я уверена. А сейчас пошла раздеваться... Представляешь, что она чувствует? Может быть, ей моральных страданий будет достаточно? А я ей действительно какой-нибудь домашний арест придумаю. Лиза с сожалением покачала головой. - Это будет неправильно. Более мягкие меры не пройдут! Перед экспертами не оправдаешься. Да и Галина Алексеевна тебе скажет, если узнает: «Не хватает решимости – не берись!» Лена, и Инне это на пользу не пойдёт. Вспомни, я только что сделала такую ошибку. Мы обязаны довести всё до конца! Подумай, сейчас Инна отмучается – и всё! Завтра она перед тобой уже чиста, и больше подобного себе не позволит, я уверена. - Хорошо! Лена энергично встряхнула головой, встала и подошла к окну. - Прости, Лиза. Я готова! - Тогда скажи, какое наказание я должна ей провести? Ты «заказываешь музыку». - Мы же договорились на «безлимитку»! - Лена! – удивлённо воскликнула Лиза. – А поконкретнее? Ты своей Соне и «безлимитку» проводишь по «восьмому»! Мне тоже «восьмой» применить? - Да ты что? – испугалась Лена. – Нет, Лиза, давай без крови обойдёмся. - Лена, но Инна не воспитанница! Она воспитатель, и совершила серьёзный проступок. Слишком мягко поступить с ней мы тоже не можем! - Лиза, «шестой строгий» подойдёт? Тоже сурово, но всё-таки не «восьмой». - Хорошо. Но продолжительность я оставляю на своё усмотрение. Не возражаешь? - Нет. - Тогда просто стой рядом и не вмешивайся. Договорились? - Да.
Forum: Из спальни вышла Инна, держа в руках простыню, в короткой облегающей чёрной футболке и стрингах. Покорная и очень смущённая, она остановилась у порога и выжидательно смотрела на подруг. У Лены сжалось сердце: такой беззащитной показалась ей Инна. Елизавета указала ей на стол. - Стели простыню и ложись! Инна послушно расстелила на столе чёрную, расшитую золотом простыню. Лена расширенными глазами смотрела на преобразившийся стол. - Попроще чего-нибудь не нашла? – не выдержала Лиза. - У меня нету попроще, - виновато ответила Инна. – Нешёлковые - все подобные. - Хорошо, ложись уже! – нетерпеливо проговорила Елизавета. – Кстати, если Лена не будет против – могу тебе маленькую поблажку сделать. Музыку включить. Хочешь? - Да, - почти прошептала Инна. - Лена? – обернулась к коллеге Лиза. - Включайте, - кивнула та. - Что предпочитаешь? – усмехнулась Елизавета. - Лиза, там диск уже стоит. Восьмая дорожка. «Аллегро» Вивальди из ля-минорного концерта. - Классика? С ума сошла! – возмутилась Лиза. – Разве можно хорошую музыку в такой ситуации ставить? Ты же это «аллегро» любишь, я знаю! А потом вообще его слушать не сможешь, возненавидишь. Я тебе лучше какую-нибудь «попсу» включу. - Нет, Лиза, давай Вивальди, - настаивала Инна. – Я это «аллегро» как раз в трудные минуты слушаю. Всё будет нормально. - Хорошо. Ложись. Лицом ко мне! Глаза не закрывать! – строго предупредила Лиза. Инна, несмотря на страх и смущение, слегка улыбнулась и быстро легла. Елизавета щёлкнула пультом, затем, не говоря больше ни слова, вытащила из чехла ремень и решительно подошла к столу. Лена оторвалась от подоконника и встала рядом. От первого удара Инна даже не вздрогнула, но для этого ей пришлось собрать все свои силы. А морально девушка готовилась к этому моменту уже все последние полчаса. У неё ещё со школьных времён была тайная примета-суеверие: если сможет перенести первый удар абсолютно невозмутимо, не шелохнувшись, то и всю порку вытерпит достойно. Инна также заранее решила, что не будет применять никакие приёмы смягчения боли. « Это ниже моего достоинства. Буду терпеть так» Однако уже после первых ударов девушке стало ясно, что Елизавета её щадить не намерена. Инна сама была воспитателем и прекрасно знала, чего ожидать от «шестого строгого», который она распознала практически сразу. Терпеть было трудно... с каждым ударом боль нарастала, а ремень продолжал неутомимо хлестать непривычное к порке тело провинившейся воспитательницы. Лиза проводила наказание невозмутимо и добросовестно. Она сразу попыталась абстрагироваться и представить, что Инна ей вовсе не подруга, а просто воспитанница. Получилось, конечно, не очень, но Елизавета проявила твёрдость и не дала Инне никакого послабления. Она порола жёстко, расписывая багрово-синими полосами ягодицы и бёдра подруги, неожиданно меняла направление ударов и темп порки, что не давало наказываемой возможности приспособиться и усугубляло мучения. Тем не менее Инна лежала, не шелохнувшись, и не позволяла себе не только стона, но даже самой незначительной гримасы на лице. Просто терпела, ждала, когда всё закончится, и слушала Вивальди. Чтобы хоть немного отвлечься от жуткой боли, девушка пыталась про себя подпевать скрипкам, сбивалась, но упорно начинала снова и снова! Елизавета поставила режим воспроизведения одной дорожки, поэтому «Аллегро», закончившись, зазвучало опять. Через некоторое время Лиза велела Инне раздвинуть ноги и продолжила порку, нанося удары наискосок, так что ремень впечатывался в ягодицы, а его кончик попадал прямо по верхне-внутренним частям бёдер. Теперь Инне стало совсем плохо, но девушка с облегчением поняла, что вполне владеет собой и вытерпеть достойно сможет и это. Лена наблюдала за наказанием внешне довольно спокойно и не вмешивалась, как и обещала Лизе. Однако она страшно переживала: каждый удар отдавался тупой болью в сердце! Девушка побледнела, ей казалось, что дотерпеть до конца она вряд ли сможет. Когда стало ясно, что Инна отлично держится, Лене стало немного полегче. "Ладно, пусть терпит, - думала она. – Это пойдёт ей на пользу. Но как всё ужасно! Не дай Бог ещё раз такое пережить!" По комнате разливались звуки великолепной по своей красоте мелодии. Лена ощущала, что смычки скрипок играют как будто на струнах её души! «Под музыку Вивальди...», – невольно вспомнила Лена слова известной песни и вздохнула. Она, как и Лиза, считала, что хорошая музыка и ужасный звук, с которым ремень врезается в тело, совершенно несовместимы! Елизавета остановила порку только тогда, когда лицо Инны сильно покраснело, на лбу выступили крупные капли пота, а в углах глаз появились непроизвольные слёзы. - Думаю, достаточно! – она опустила ремень. - Вполне, - согласилась Лена. У неё не оставалось никаких сомнений в том, что Инна получила суровое наказание. - Ты будешь спрашивать её о выводах? – усмехнулась Лиза. Она знала о манере Лены так заканчивать наказания. - Обязательно! Но позже. - А обезболивание применять? – Елизавета уже достала баллончик с «Классик-А» и вопросительно смотрела на Лену. - Давай применим. За хорошее поведение, - улыбнулась та. Всё-таки она была очень рада, что наказание закончилось. Инне пока ещё было не до смеха, но она тоже сделала попытку улыбнуться. Лиза кивнула и от души, не жалея, обработала Инне раны, которые оказались довольно впечатляющими. - Да уж! – протянула она. – Лена, если «третью-бис» не разрешишь – не скоро она сядет! - А я разрешу! – пообещала Лена. – Завтра и наложим. Мазь «третья-бис» помогала замечательно, но существовала одна особенность: накладывать на свежие раны её было нельзя. С момента наказания требовалось выдержать не менее двенадцати часов. Елизавета закончила обрабатывать ремень, убрала его, затем достала платок и вытерла пот со лба. - Нелёгкая всё-таки у нас работа, - устало произнесла она. – Вот теперь бы я не отказалась от кофе! Лена, будешь? - Можно, - согласилась девушка. - Инна, а тебя я даже не спрашиваю, тебе просто необходимо! Ты не против, если я на твоей кухне похозяйничаю? - Пожалуйста, - пробормотала Инна ещё нетвёрдым голосом. - Мой фирменный с гвоздикой тебя устроит? – поинтересовалась Лиза. - Да. - Тогда ждём тебя на кухне. Минут через десять Инна вошла на кухню в бело-розовом длинном махровом халате. Она уже умылась и тщательно расчесала волосы, которые были сейчас свободно распущены по плечам. Девушка была бледновата, передвигалась явно с трудом, но глаза блестели. Елизавета, быстро взглянув на неё, тут же разлила по чашкам мастерски приготовленный кофе. Инна подошла к столу, взяла свою чашку и с наслаждением сделала первый глоток. - Девочки, – серьёзно сказала она. – Спасибо вам! Я понимаю, как вам было трудно, но вы меня опять выручили. Второй раз. - Третьего не будет! – сердито ответила Лена. – Не надейся, что я ещё когда-нибудь на такое пойду. Мне хватило! - Я знаю, – кивнула Инна. И твёрдо добавила: - Я обещаю, что ничего подобного не повторится никогда! Вам не придётся из-за меня больше переживать. Простите меня! Она поставила чашку и взволнованно продолжала: - Вы ведь меня теперь простите, правда? У нас может быть всё по-прежнему? Так, как раньше? Девочки, пожалуйста, не сердитесь! Инна очень разволновалась, в глазах заблестели слёзы. - Инна, успокойся, – в своей обычной манере, немного ворчливо, сказала Лиза. – Стали бы мы это делать, если бы намеревались вычеркнуть тебя из своей жизни, как ты думаешь? Конечно, всё останется по-прежнему! Ты своё получила и выводы, я надеюсь, сделала. Ведь так? - Конечно! – воскликнула Инна. - Лена, а ты что скажешь? Ты меня простила? – с тревогой продолжала она. Лена оставалась серьёзной и молчала, говорить ей было трудно. - Лена, может быть, ты считаешь, что одного наказания недостаточно? – порывисто проговорила Инна. – Если так, я упрошу Лизу! Пусть она ещё это сделает! Один раз, два, три, пять – сколько скажешь! Лиза, ведь сделаешь, правда? Она умоляюще посмотрела на Елизавету. - Да успокойся ты, наконец! – с досадой произнесла Лиза. – С какой стати Лене менять своё решение? Если она сразу назначила тебе одну порку, значит, так и будет! Инна, Лена хочет, чтобы ты объяснилась. Почему ты так поступила? Ты же сама понимаешь, просто так ничего не бывает! На нервы списывать нечего. Ты не просто инструкцию нарушила, ты Лену обидела недоверием! Ты не понимаешь? - Недоверием? – удивилась Инна. – Почему? Она растерянно смотрела на подруг. - Девочки, объясните, я не понимаю! – в отчаянии воскликнула она. - Лена, я права? – обернулась к подруге Лиза. Девушка кивнула и собралась, наконец, с силами. - Инна, прости, что Лиза за меня объясняется. У меня внезапно какие-то спазмы возникли, говорить не могла! Она улыбнулась и покачала головой: - Теперь я Соньку понимаю. Ощущение ужасное! Хочешь сказать, и не можешь, воздух и то глотнуть трудно. Инна, подумай! Как только мы начали вместе работать с тобой и Машей, я вас сразу просила: "Девочки, ничего не держите в себе! Если вы не согласны с моими решениями или каких-то моих поступков не понимаете – давайте сразу это обсуждать. Такие ситуации опасны. Раздражение и непонимание накапливаются – и вот результат!" Инна, ведь мы же так и работали всё это время, правда? А сейчас что ты мне выдала? Почему вдруг такие претензии? Да я и понятия не имела, что тебя задевает то, что я Соню сама наказываю! Почему ты об этом молчала? Получается, ты мне не доверяла? Не хотела или боялась со мной поделиться? Инна изумлённо смотрела на Лену. - Лена, ничего такого не было, никакого недоверия! Я просто очень удивилась, когда ты пришла сегодня в шесть утра. Лена, ты же так никогда раньше не поступала, вспомни! Все утренние ранние наказания всегда мы с Машей проводили. Я и подумала: «Всё, теперь она мне не доверяет! После вчерашнего!» И сорвалась! Ну, а ещё вспомнила, что ты всю неделю с Соней сама работала, как будто считала, что я не смогу полноценные наказания ей проводить. Я думала, что это ты мне не доверяешь! Лена вздохнула. - Инна. Ты меня всегда понимала с полувзгляда! Я была уверена, что и сейчас всё так же. Да, у меня есть две причины самой разбираться с Левченко, но к тебе они никакого отношения не имеют. - А какие? – с интересом спросила Елизавета. - Во-первых, Соня меня боится. Я всё ещё внушаю ей ужас, это заметно. Она старается держаться, и отлично у неё это получается, но от меня терпеть наказание ей не только больно, но и страшно, и стыдно, и очень унизительно! И самолюбие её страдает. Мы с Соней работали, учились вместе, за одним столом на «Совете лидеров» сидели, были равны во всём, а теперь она вынуждена лежать передо мной голая и терпеть от меня порку! И осознавать, что она полностью в моей власти. Да я, как только беру ремень, у неё всё внутри переворачивается, и не просто от страха, а от комплекса всех этих чувств! Лена перевела дух. - А к вам с Машей у Сони другое отношение. Она от вас вытерпит эту порку, даже по «восьмому», и глазом не моргнёт! Уж только с одной болью она прекрасно справится. А я не хочу ей жизнь облегчать, понимаете? – взволнованно и горячо продолжала Лена. – Пусть расплачивается по «полной»! Пусть и физически, и морально страдает! Инна отвела глаза и вздохнула. Лиза тоже выглядела озадаченной. - Что-то не так? – удивилась Лена. - Лен, ты так всё это описала, что у меня мурашки побежали, - призналась Елизавета. – Честно говоря, жалко мне твою Соню. Но, так всё и есть, ты права. А вторая причина? - Вторая – самая банальная. Вот ты только что «безлимитку шесть-два» провела, и как ты себя чувствуешь? - Ну, если честно, как выжатый лимон. - Правильно! Сейчас дома – сразу под душ, а форму – в стирку, верно? - Конечно, - кивнула Лиза. - А Софья от меня сейчас 2-3 раза в день такое получает. А в последние два дня – не «шесть-два», а «восемь-четыре»! Да я за неделю на три килограмма похудела, и у завхоза ещё четыре комплекта формы взяла! Так я, чаще всего, могу после наказания сразу душ принять и переодеться. А Инна с Машей? Когда им? Они же «дежурные», от воспитанниц отойти не могут. Вот я сама всё и делаю! У меня с Сонькой счёты, мне и работу тяжёлую выполнять. Зачем я буду на девчонок всё это перекладывать? - Ну, я и дура! – воскликнула Инна. – Лена, ещё раз прости! Но я же этого не знала... - Инна, - вздохнула Лена. – Я тоже неправа. Просто не привыкла тебе объяснять ход своих мыслей: ты обычно и так всё чувствуешь. А тут – осечка вышла! Ведь я Маше вчера сказала, что все «напоминания» Соне буду сама проводить, а тебе – нет! Могла бы и тебя предупредить. Но, Инна! Мы же с Машей друг у друга мысли не читаем! А с тобой всегда было именно так! - Короче, девчонки, всё с вами ясно, – улыбнулась Лиза. – Миритесь! Быстро! Вопрос решён. Не поняли друг друга, бывает! А за свою несдержанность Инна достаточно получила. Инна к этому времени уже стояла, прислонившись спиной к стене. Девушка, кроме довольно ощутимой ноющей боли, ощущала ещё слабость и головокружение. Строгое наказание и последующее эмоциональное обсуждение не прошли для неё даром. Лена вскочила с места, подбежала к Инне и крепко её обняла. - Пережили – и забыли! – горячо проговорила она. Инна в волнении кивнула. Когда Лена её отпустила, девушка, стараясь скрыть своё смущение, оторвалась от стенки и начала активно доставать из холодильника и навесного шкафчика различную еду и напитки. Через минуту на столе уже не оставалось места, на нём появились зерновой хлеб, печенье, конфеты, вишневый джем, различные мясные нарезки, сыр, фрукты, листовой салат, несколько пачек с соками. - Аппетит что-то прорезался, - оправдывалась Инна, уже сооружая себе бутерброд сразу с «Преображенской» колбасой, сыром и зелёным салатом. – Я же весь день от волнения почти ничего не ела! Девчонки, налетайте! Аппетит, как выяснилось, прорезался у всех. Запасы Инны быстро подходили к концу. Некоторое время ели молча. Затем Лена сказала: - На самом деле, теперь я рада, что не сдала Инну «властям». Лиза, спасибо тебе, что ты меня уговорила и поддержала. Ну, и провела всё это, конечно! - Да на здоровье, - усмехнулась Лиза. – Инна, ты уж не обессудь. Пришлось поступить с тобой «по всей строгости закона»! - Садистка! Я тебе ещё припомню, – улыбнулась Инна. - Как бы не так! Руки коротки! – возмутилась Елизавета. - Не завидую я, Лиза, твоим воспитанницам, – продолжала Инна. – Техника у тебя что надо! - Ещё бы! С моим-то опытом, – рассмеялась Лиза. – А ты тоже молодец! Держалась стойко! - Не просто стойко, а потрясающе! – воскликнула Лена. – Я, если бы не стояла совсем рядом, подумала бы, что Лиза «халтурит»! У тебя, Инна, такое лицо было, как будто ты просто музыку слушаешь. - Девчонки, на самом деле я еле терпела, – смутилась Инна. – Но ведь не хотелось перед вами опозориться! А вот у Галины Алексеевны я бы точно орала и умоляла о пощаде. - Ладно, не выдумывай! У неё ты тем более рта бы не раскрыла, – заметила Лиза. - Инна, а ты, вообще-то, откуда узнала про такую возможность? Ну, что ответственные воспитатели могут сами назначить и провести наказание. Об этом и сами "ответственные" узнают обычно только тогда, когда уже сертификат получен. Даже Лена ещё не знала! А ты же Лену сама попросила! - А я и не знала, – удивилась Инна. – Я лихорадочно искала выход и методом «тыка» решила попробовать этот вариант. - То есть, ты просто случайно догадалась? Интересно! – протянула Лиза. Инна опять стояла у стены, за спиной у Лены, напротив Елизаветы. В ответ она возмущённо махнула рукой, в которой держала грушу. - А что тут такого сложного? Лиза пожала плечами. - Если об этом знать, то не сложно. А, если не знать, то идейка получается нестандартная... Лена, раскрывая упаковку нарезки с карбонатом, серьёзно произнесла: - А она и не сама это придумала. Ей наша Левченко подсказала. Инна у неё слова утром проверяла, а потом они и пообщались. А Соня у нас мастер на такие идеи. Вовсе неудивительно! Лена спокойно завернула кусок карбоната в лист салата и откусила. Лиза недоверчиво посмотрела на неё. Лена, зная, что Инна этого не видит, улыбнулась Елизавете, подмигнула ей и приложила палец к губам. "Тьфу-ты! Приколистка! – возмущённо подумала Лиза. – Ну, у неё и шуточки!" Она глянула на Инну и недоумённо нахмурилась. На подруге не было лица! Она стояла у стены совершенно бледная, с испуганными глазами, и хватала ртом воздух. - Инна! Это, что – правда? – ошарашено спросила Елизавета. Инна кивнула и слабым голосом подтвердила: - Да. Так всё и было. Лена, а ты откуда знаешь? Ты уже успела с Соней поговорить? Не поворачиваясь к Инне и не отрываясь от своего бутерброда, Лена невозмутимо кивнула: - Ага! Я после индивидуального урока устроила ей допрос с пристрастием. Она мне всё и выложила. Так что, теперь вы обе у меня «на крючке»! Лиза видела, что Инна близка к обмороку: она пошатнулась и с трудом удержалась на ногах. Внезапно в наступившей тишине приятный мужской голос запел: - Возьми трубку, дорогая, я хочу тебе сказать... Лена, покраснев, хлопнула себя по лбу. - Балда! Уже ночь! Я же забыла позвонить вовремя! Ну, сейчас мне достанется...Девчонки, я на минуточку! Она, на ходу раскрывая телефон, выскочила из кухни. Лена ежедневно после педсовета обязательно звонила маме и Кириллу. Конечно, обычно она звонила им и днём, если могла, особенно Кириллу. Но вечерний звонок был обязательным, и этот ритуал соблюдался неукоснительно! Только после педсовета Лена обычно оказывалась полностью свободна, и поговорить можно было спокойно, не торопясь, обо всём. С мамой девушка сегодня уже успела поговорить, ещё когда ждала Елизавету. А Кириллу намеревалась позвонить позже, сразу после наказания, но, в смятении чувств, забыла. И вот теперь он, конечно, не выдержал и позвонил сам. Беспокоится.
Forum: Когда Лена вышла, Инна опустилась на пол, на корточки, и простонала: - Но, если она знает, то почему ещё меня не убила? Лиза была потрясена. Она не могла в такое поверить! - Инна! Ты действительно советовалась с Левченко? Это не шутка? – всё же переспросила она. Инна отчаянно замотала головой. - Ну, вы, блин, даёте! – ошеломлённо высказалась Елизавета. Затем решительно подошла к девушке и помогла ей встать. - Ты совсем рехнулась! – сердито выговаривала она подруге. – Ты не должна была этого делать, даже пытаясь спасти свою шкуру! Это же надо – просить совета у воспитанницы, да ещё у Сони! Зная о её отношениях с Леной! Мне не могла позвонить? Будить постеснялась? - Лиза, я была в таком отчаянии! Расплакалась у неё на глазах, представляешь? А тут оказалось, что Соня знает про комиссию вчерашнюю. Сказала, что очень мне сочувствует, и спросила, чем может помочь. Лиза, времени же было очень мало! Вы со Светой с самого утра тоже заняты! А мне казалось, что немедленно надо найти выход, прямо сейчас! А у Сони мозги – ну, сама знаешь! Я ей всё и рассказала! Лиза, она же не простая воспитанница, она почти сотрудник, ты сама говорила! И ведь в итоге всё получилось... - Получилось, - проворчала Елизавета. – Но Лена… Я даже не знаю, что она с вами сделает! Но, к счастью для тебя, сейчас она шутила! Ты разве не поняла? А, впрочем, она же спиной к тебе сидела. Конечно, ты не видела, как она мне подмигнула и улыбнулась. И говорила она вроде бы вполне серьёзно... Инна, Лена ничего не знает. Она решила тебя подколоть и случайно попала в точку! Тебе повезло, что ты за спиной у неё стояла, и телефон у неё вовремя зазвонил! Лена подумала, что, и ты ей подыгрываешь, она ведь твою физиономию не видела! - Правда? – с надеждой спросила Инна. – Но, Лиза, она так всё расписала… «Слова проверила, а потом они пообщались…» - вспомнила девушка. - Инна, Лена же знала, когда ты с Соней в кабинете наедине оставалась. - Кстати! – испугалась Елизавета. – Вы говорили перед камерами? - Нет, за перегородкой. - Хоть на это у тебя ума хватило, - облегчённо вздохнула Лиза. - Лиза, я всё равно не смогу теперь это от Лены скрыть! Она сейчас придёт и по моему лицу догадается! – Инна чуть не плакала. - Надо скрыть! – Елизавета возбуждённо заходила по кухне. – Пусть всё остаётся шуткой. Если ей суждено узнать, то пусть хотя бы не сейчас, а то вам обеим не поздоровится. И я тебя уже не спасу. И никто не спасёт! Лена может с тобой вообще разговаривать перестать! А Соньку просто запорет! Инна опять побледнела. - Я тоже так думаю, – прошептала она. – Соне и так плохо! А будет ещё хуже! Лиза, что же делать? - Сделаем так! – решилась Елизавета. – Сейчас иди в душ. А Лену я уведу. Скажу, что тебе нехорошо, и покой уже нужен. И, что её шутку мы оценили. Поняла? Инна испуганно кивнула. - Иди! А завтра с утра отлёживайся и готовься к зачёту по истории. А перед обедом я к тебе приду с «третьей-бис». Инна опять кивнула и вышла из кухни.
Forum: Глава 3. Суббота. Лена сидела в мягком удобном кресле в небольшом холле, расположенном перед отделением интенсивной терапии и реанимации. В холле было довольно уютно: в отделке стен присутствовали только мягкие тона, пол застилал красивый коричневый палас, у стены красовался большой аквариум с разноцветными рыбками. Какое-то время Лена рассеянно разглядывала аквариум – это было настоящее произведение искусства. Необычные яркие, явно зкзотические рыбки разных размеров, причудливой формы камешки и кораллы, оригинальные зелёные водные растения, различные гроты – всё это должно было радовать глаз. Но Лену сейчас рыбки вовсе не радовали. «Специально такое соорудили, чтобы родственников от грустных мыслей отвлекать», - с раздражением подумала она. Лена была очень расстроена. Десять минут назад она рассталась с Мариной, а провести с подругой успела всего полчаса. Сегодня с утра Лена уже предвкушала встречу с Мариной, с нетерпением ожидала её и очень волновалась: что ожидает её на этом свидании? Получится ли у неё приободрить подругу, вселить в Маринку оптимизм в отношении будущего? Лене стоило больших усилий провести утром два урока – в 203-ей и в 211-ой группах так же, как и обычно: живо, эмоционально и энергично. Но она это сделала, потому что изначально выработала для себя определённые стандарты и всегда им следовала, не позволяла себе расслабляться. А потом ещё пришлось отправиться к Екатерине Альбертовне - сдавать зачёт по истории. Екатерина знала в общих чертах ситуацию с Лениной подругой, сочувствовала коллеге, но зачёт провела по всем правилам: добросовестно гоняла студентку по всему материалу в течение получаса. Промежуточные зачёты по истории всегда проходили в устной форме и в индивидуальном порядке. Однако у Лены никогда не возникало проблем с историей: она легко запоминала большой объём информации, не путала даты, умела рассуждать. К тому же, к зачётам молодая сотрудница всегда готовилась очень основательно, поэтому отвечала сейчас блестяще. - Молодец! - Екатерина вывела в учебной ведомости пятёрку, поставила печать и подпись, с улыбкой протянула Лене документ и распечатку со следующим заданием. - Лена, теперь у нас по плану семинар 20-го декабря. Вот темы, которые необходимо подготовить, и список литературы. Ещё с тебя реферат по любой из тем. Договоритесь с Инной, чтобы взять разные темы. Екатерина вела как преподаватель истории из сотрудников только Лену и Инну. Всем воспитателям, которые ещё и сами учились, поручали обучать не более двух студенток-сотрудниц. Однако даже двое – это была уже серьёзная нагрузка и большая ответственность. Сама Лена, в свою очередь, преподавала французский у Инны и Алины. – Хорошо, Катя, всё сделаю, - Лена убрала бумаги в папку. Екатерина опять улыбнулась и выставила на стол мягкого игрушечного медведя в красивой прозрачной упаковке. В лапах мишка держал довольно объёмную розовую блестящую коробочку с красной кнопкой на передней стенке. – Лена, - Катя выглядела немного смущённой. - Пожалуйста, передай это Марине. Небольшой подарок....для поднятия настроения. Лена во все глаза смотрела на коллегу. – Спасибо! Она будет рада. Затем перевела взгляд на игрушку: – Какой симпатичный! – Только не вздумай сама нажимать на кнопочку, - предупредила Катя. - Весь сюрприз испортишь! Это пусть Марина сделает. – Хорошо. А что в коробочке? - заинтересовалась Лена. – Не скажу, - рассмеялась Катя. - Но, думаю, ей понравится. – Спасибо, - повторила Лена. Она встала, взяла свою рабочую папку и игрушку. – Всё, Катя, я поехала. А Инна когда придёт к тебе зачёт сдавать? – В четыре. «Хорошо, - Лена облегчённо вздохнула. - Успеет в себя прийти после вчерашнего». Она попрощалась с Катей и направилась к себе в квартиру собрать вещи, а по дороге вспомнила, что в гостиной на столе стоит цветной пакет, который передала ей вчера для Марины Галина Алексеевна. – Скажи, что от твоей заведующей, - с улыбкой сказала она девушке. Такое внимание со стороны коллег было приятно. Почти у выхода с отделения Лену настиг звонок Светланы. – Зайди на минутку в нашу столовую! - приказала та. Не попросила, а именно распорядилась. Лена кинула быстрый взгляд на часы: "Сейчас перемена. Но что она хочет, интересно?" Время терять не хотелось, но спорить со Светланой обычно бывало бесполезно, да и столовая для воспитателей находилась рядом. Лена вошла в помещение и оторопела. Почти все её коллеги были там! Все ответственные воспитатели, кроме Екатерины, которая сегодня дежурит по отделению, и многие из "дежурных", в том числе Алина и Инна. Лена недоумённо оглядела коллег. – Что-нибудь случилось? - взволнованно спросила она. – Лена, - выступила вперёд Татьяна Анатольевна, ответственная воспитательница 206-ой группы. - Может быть, всё это выглядит слишком пафосно! Но, мы хотим, чтобы ты знала: мы все тоже переживаем за твою подругу и очень тебе сочувствуем! Пожалуйста, скажи Марине, что мы ждём её выздоровления и не сомневаемся, что всё будет хорошо! Татьяна Анатольевна передала изумлённой девушке большую яркую открытку с изображением смешных зверюшек. – Мы ей это сами тут написали, - добавила она. - И ещё: передай Марине от нас эти небольшие знаки внимания. Татьяна Анатольевна указала на один из столов, который оказался полностью заставлен разнообразными пакетами со всякой всячиной: мягкими игрушками, книгами, шоколадом, фруктами, музыкальными и видеодисками. Лена всё ещё не могла придти в себя, стояла и хлопала глазами, не в силах вымолвить ни слова. – Спасибо вам, - проговорила она, наконец. И повторила: – Спасибо! Вы даже не представляете, как меня поддержали! Мне было очень трудно одной с этим справляться. А вы... Голос Лены дрогнул, но девушка справилась с собой. - Теперь я знаю, что не одна со своим горем. А как Марина будет рада – я представляю! - добавила она. - Спасибо! Елизавета быстро собрала все кульки и пакеты в объёмную сумку и повернулась к Лене: – Пойдём. У меня “окно”. Провожу тебя до квартиры и потом до машины, а то не дотащишь. Лена улыбнулась: – А меня пустят со всем этим в реанимацию? – Пусть попробуют не пустить! - грозно нахмурилась Рената Львовна. - Всем коллективом выразим протест! Попрощавшись, Лена, Елизавета и Инна вышли из столовой и направились в жилой отсек. – Девчонки, я просто потрясена! - у Лены от волнения уже выступили слёзы. - Ваша идея? – Лена, ну что у тебя за манера всегда докапываться, чья идея? Какая разница? - возмутилась Лиза. – А она всегда так, - ехидно заметила Инна. - Даже к воспитанницам всё время пристаёт: чья идея, кто автор, и так далее. – Да ладно, не возмущайтесь, - вздохнула Лена, притянула к себе Инну и обняла. – Как ты? - тихо спросила она подругу. – Не волнуйся, всё в порядке. Видишь, ходить в состоянии. И выводы сделала, - улыбнулась Инна. – Да ну тебя с твоими выводами! - рассердилась Лена и опять вздохнула. – Инна, я полночи не спала: переживала из-за Марины, и из-за тебя. Всё-таки мы жестоко с тобой обошлись! Наверное, надо было как-то по-другому. Можно ведь было что-нибудь придумать? Но понимаешь, так всё это внезапно случилось! Лена смахнула со щеки слезу. – Не выдумывай! - Елизавета сердито махнула рукой. - Было бы жестоко, если бы ты её к Галине отправила или вообще дежурному по отделению сдала! Кто у нас вчера дежурил, помнишь? Рената, между прочим! Вот уж на кого бы никакие слёзы ни подействовали! Вмиг бы с дежурства вылетела! До разбирательства на высшем уровне. Так что пусть считает, что ей ещё крупно повезло. – Я именно так и считаю! - воскликнула Инна. - Лена, да всё нормально! Я это заслужила. Ещё из-за меня будешь переживать! Сейчас мне Лиза “третью-бис” наложит – и всё! Как будто ничего и не было. Лена в изумлении остановилась. – Так ты ещё без “третьей-бис” ходишь? – Да ещё же рано! Время – двенадцати нет, а можно только после часу. Сейчас тебя проводим – и всё сделаем, не волнуйся, - успокоила Лиза. – Инна, зачем же ты вылезла? Как ты вообще ходишь? – Лена совсем разволновалась. - Тебе же каждый шаг боль причиняет! – Она тебя проводить хотела, - терпеливо разъяснила Елизавета. – Кстати, подруга, - усмехнулась она. - А у своей Левченко ты почему не интересуешься, как она ходит? Как, сегодня, например, на работу ушла? Ведь ты ей покруче экзекуции устраиваешь, и без всякой “третьей бис”! – А вот её ощущения меня как раз меньше всего волнуют! - завелась Лена. - Зря ты мне вообще об этой садистке напомнила! Надеюсь, после “безлимитки”, которую ты ей сегодня вместо меня проведёшь, она вообще до утра не встанет! А я, когда приеду... – Лена! - взволнованно напомнила Инна. - Ты Соне вчера обещала больше “восьмой” к ней не применять, пока нарушений нет. – А я могу это пересмотреть! - закричала Лена. - Я, когда о Марине думаю, мне Соньку убить хочется! – Вот всё это! - Лена стукнула кулаком по сумке в руках Лизы. - Всё из-за неё! Хорошо! “Восьмой” я к ней применять не буду, раз обещала, а введу ей опять розги с понедельника! Да ещё публично! Запросто! – Лена, - примирительно сказала Елизавета. - Ты не выспалась. И взвинчена. Не принимай поспешных решений, хорошо? Лена прикрыла глаза, глубоко вздохнула и кивнула.
Forum: К Марине она приехала в начале второго. Увидев подругу, Лена сразу поняла, что дело плохо! Девушка не видела Марину всего неделю, однако, было видно невооружённым глазом, что той стало хуже. Марина была бледна, даже лёжа в постели почти постоянно ощущала слабость, быстро утомлялась. Когда Лена выложила перед Мариной все привезённые с собой подарки от коллег, больная пришла в полный восторг. Она восхищённо всё рассматривала, затем тихо проговорила: - Лена, передай им большое спасибо! И…, ты знаешь, я бы очень хотела с ними со всеми познакомиться. - А все тебя ждут, – улыбнулась Лена. – Ты прочитала открытку? Как только поправишься, приедешь! И не просто ко мне. Тебя весь наш коллектив официально приглашает в гости! И, между прочим, немногие удостаиваются такой чести. - Наверное, тебя все твои коллеги уважают и любят, - отметила Марина. – Раз ко мне так отнеслись. - Ага! Конечно! – смеясь, подтвердила Лена. – И не только они! А ещё воспитанницы! Прямо души во мне не чают. Марина улыбнулась, но на лбу девушки уже выступили капли пота, от слабости ей пришлось откинуться на подушку. Рассматривание подарков и эмоции, связанные с этим, утомили её. Лена с тревогой смотрела на подругу. Видимо, изменились и показания приборов, потому что к Марине немедленно подошла дежурная медсестра Вера Андреевна, приятная доброжелательная женщина лет тридцати. Она быстро прослушала пациентке сердце, ещё раз взглянула на приборы и ласково сказала Марине: - Тебе пора отдохнуть. Но сначала я приглашу Наталью Юрьевну. Уже через три минуты дежурный врач Наталья Юрьевна появилась в палате. Только взглянув на Марину, она твёрдо заявила Лене: - Вам придётся выйти! Марина судорожно схватила Лену за руку и возбуждённо заговорила: - Но она только что пришла! Мы и поговорить-то ещё толком не успели! Можно ей будет вернуться после осмотра? Врач с сомнением покачала головой: - Тебе необходимо будет поспать не менее двух-трёх часов. - Лена, что же делать? – Марина чуть не плакала. - Мариш, - Лена отвечала ласково, но твёрдо. – Я тебя подожду. Не волнуйся, буду ждать, сколько надо! Отдыхай спокойно. Обещаю, я даже не выйду из больницы! У меня с собой ноутбук, буду рефератом заниматься. - Леночка подождёт в холле, - вступила Вера Андреевна. – А я ей сразу скажу, как только ты проснёшься. Лена осторожно освободила свою руку, ободряюще кивнула подруге и вышла из палаты. Сейчас она, рассмотрев аквариум, откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. «Что же делать? – думала Лена с отчаянием. – Ей все хуже и хуже! Может быть, другую клинику для Маринки поискать, раз здесь врачи не справляются? За границу её везти? Но куда? И не одна ведь я такая умная! И Карина Александровна, и мои родители активно всем этим занимаются, они курсе всех дел. Вот на понедельник какой-то консилиум назначен» Вспомнив, какой расстроенной выглядела Марина, когда Лена выходила из палаты, девушка не выдержала: из глаз потекли слёзы. Лена полулежала в кресле с закрытыми глазами и даже не вытирала их. Внезапно она услышала голос, показавшийся знакомым: - Елена Сергеевна, здравствуйте! Лена открыла глаза и увидела прямо перед собой Олесю Игоревну – маму Сони. Хотя Лена знала, что Олеся Игоревна тоже работает в этом больничном комплексе, в детском отделении, увидеть её здесь, возле реанимации, она никак не ожидала. Олеся Игоревна смотрела на девушку с пониманием и немного сочувственно. У Лены даже кольнуло в сердце: у Олеси Игоревны и Сони был практически один взгляд! Но улавливались и различия: Соня смотрела на Лену всегда напряжённо или со страхом, а её мама – спокойно и доброжелательно. Однако в её взгляде тоже прослеживались тревога и грусть. Лена встала, быстро вытерла слёзы: - Здравствуйте, Олеся Игоревна. - Вы расстроены? – мягко спросила Сонина мама. - Только что навестили Марину? – догадалась она. Лена кивнула. - Да. Сейчас у неё Наталья Юрьевна. - А я тоже пришла к Марине, - сообщила Олеся Игоревна. – Елена Сергеевна! Я видела её вчера днём и сегодня утром, и я вас уверяю: сегодня ей не хуже. Не расстраивайтесь так! Лена удивлённо посмотрела на свою собеседницу. - Вы тоже навещаете Марину? Она мне про это не рассказывала! Олеся Игоревна немного смутилась. - Марина так сама решила. Я навещаю её ежедневно, с первого дня, и не один раз в день. Ведь только мама, вы и я можем сейчас к ней приходить. Маму пускают, как близкую родственницу, а мы с вами пользуемся служебным положением, - улыбнулась она. - Да, так и есть, - задумчиво произнесла Лена. - Елена Сергеевна, - продолжала Сонина мама. – Марина считает, что, из-за вашего резко негативного отношения к Соне, вам будет неприятно, что я к ней прихожу. Поэтому она вам и не рассказывает. Лена покачала головой. - Вот глупая. Ничего подобного! Нет, насчёт Сони она, конечно, права. Но вы здесь совершенно ни при чём! Тем более, вы врач. Я же не какой-нибудь монстр, я совершенно не против! Да, если бы и была против – какое это имеет значение? Лена отметила, что Олеся Игоревна облегчённо вздохнула, и поймала себя на том, что испытывает к Сониной маме всё нарастающую симпатию. - Олеся Игоревна, - взволнованно произнесла она. – Раз вы так часто видите Марину, может быть, вы составили какое-то своё представление о её болезни? Почему она не поправляется, а, наоборот, ей всё хуже? Да, со вчерашнего дня изменений, возможно, и нет. Но я-то видела Марину неделю назад, и с тех пор её состояние явно намного ухудшилось! - Конечно, составила, - кивнула Олеся Игоревна. – Если хотите, я с вами поделюсь, тем более, что есть и хорошие новости. - Очень хочу! – воскликнула Лена. – Олеся Игоревна, вам не обязательно здесь называть меня «Елена Сергеевна». Можно просто Лена. - Хорошо, - легко согласилась та.
Forum: В этот момент из отделения реанимации вышла Вера Андреевна. - Олеся Игоревна! – обрадовалась она. – Вы опять к нам! Только Марина уже уснула. Наталья Юрьевна назначила ей снотворное. - Ничего, Верочка, я сегодня сутки дежурю, зайду попозже. - Леночка, а ты поезжай пока домой, - обратилась Вера Андреевна к Лене. – Марина проспит часа три. Что ты будешь тут мучиться? Она проснётся, я тебе сразу позвоню на мобильный. Ты же на машине? Лена кивнула. - Ну, вот и доедешь быстренько! - Спасибо, Вера Андреевна, но я буду ждать здесь. Я обещала Марине. Хочу сразу быть рядом с ней, когда она проснётся. У меня есть работа. Лена хлопнула рукой по сумке с ноутбуком. - Скучать не буду. - Лена, а давайте пойдём ко мне в ординаторскую, - предложила Олеся Игоревна. – Я сегодня там одна. Выделю вам рабочее место, обедом вас накормлю! Вы ведь ничего не ели с утра, наверное? - Да, - ответила Лена. – Но это неважно. Я не хочу! - Пойдёмте! – настаивала Сонина мама. – Поговорим спокойно. Заметив, что Лена колеблется, Олеся Игоревна тихо сказала ей: - Лена, я вам гарантирую, что никаких корыстных целей не преследую. Мне просто хочется избавить вас от неудобств. - Леночка, иди! – подхватила Вера Андреевна. – Олеся Игоревна тебе и про Марину всё расскажет ещё лучше наших докторов! Она же практически от Марины не отходит! Часами с ней сидит: и днём, и ночью! Лена опять изумлённо посмотрела на Олесю Игоревну. «Часами сидит? Ничего себе!» - Помнишь, я тебе говорила, что в понедельник консилиум будет? - продолжала медсестра. Лена кивнула. - Так вот, Олеся Игоревна с мужем профессора-кардиохирурга из Америки пригласили! Сами нашли специалиста и уговорили приехать, представляешь! И дорогу, и консультацию сами оплачивают! Лена от удивления вообще потеряла дар речи. Олеся Игоревна выглядела очень смущённой. - Вера! – укоризненно проговорила она. – Ну, зачем вы? Вера Андреевна решительно взяла со столика Ленину сумку с ноутбуком и вручила девушке. - Иди, - сказала она. – Я тебе сразу позвоню. - Хорошо, - улыбнулась Лена. – Олеся Игоревна, спасибо, я согласна. В ординаторской, просторной уютной комнате, Олеся Игоревна указала Лене на большой письменный стол. - Располагайтесь. Лена, давайте я закажу обед, нам сюда принесут. Что вы хотите? - Олеся Игоревна, я пока есть не особо хочу. А можно просто чаю? - Конечно! Один из столов в ординаторской явно использовался для перекусов и чаепитий. Сонина мама моментально накрыла его. Через две минуты вскипел чайник. - С марокканской мятой подойдёт? – спросила Олеся Игоревна. Перехватив удивлённый взгляд своей гостьи, она улыбнулась. - Сама его очень люблю, и Марине приносила. Она и упомянула как-то, что это ваш любимый. - Подойдёт, даже очень. Олеся Игоревна, а что за профессор из Америки? Сонина мама посерьёзнела. - Давайте, я начну сначала, - предложила она. – Лена, вы, наверное, знаете, что мой муж – кардиохирург? - Да. - Он сейчас в командировке, в Чикаго. Когда всё это случилось, и стало понятно, что у Марины не обычный сердечный приступ, я начала данные её обследований ежедневно передавать мужу, а он там активно советовался с коллегами. Лена, нам повезло. Оказалось, что профессор Гордон Джексон, с которым мой муж сейчас непосредственно вместе работает, сталкивался с подобными симптомами. Он сразу предположил, что у Марины, скорее всего, болезнь Вегера. - Что это? – испуганно спросила Лена. – Это серьёзно? - Это врождённое заболевание, при котором страдает проводящая система сердца. Лена, если очень по-простому объяснить: в той части сердца, которая отвечает за проведение импульсов, с рождения существует маленький дополнительный узелок. Рано или поздно он активизируется, начинает работать самостоятельно и вносит дисбаланс. Появляются боли, затем – нарушение ритма. Обычные препараты не помогают – они не устраняют причину. Затем состояние ухудшается, вот, как сейчас у Марины. И, если не сделать операцию вовремя – всё может закончиться очень трагично. Марине нужна операция. Надо с точностью определить местоположение этого узелка, тогда на него воздействуют коротким электрическим разрядом и нейтрализуют. Профессор Джексон делал это уже несколько раз, и диссертацию защитил как раз по этой болезни. Поэтому мы его и пригласили, чтобы он приехал и спас девочку. Лена, профессор, конечно, осмотрит Марину. Но у него и сейчас уже нет сомнений в диагнозе! Надеюсь, операция состоится уже на той неделе, а мой муж будет ассистировать. Он… тоже талантливый хирург. - Лена, не волнуйтесь! – воскликнула Олеся Игоревна, увидев, что её слушательница побледнела. – Всё будет в порядке! После операции Марина будет полностью здорова. Она поправится очень быстро! Лена, не отвечая, смотрела на Сонину маму. Олеся Игоревна была сейчас очень взволнована: она раскраснелась, выразительные серо-голубые глаза блестели. Несколько прядок светлых пышных волос, таких же, как и у Сони, выбились из причёски. - Лена, вам что-то непонятно? – тихо спросила она. - Да, - немного растерянно ответила девушка. – Я не совсем понимаю, как можно поставить диагноз вот так, на расстоянии. Олеся Игоревна легко вскочила, подошла к своему столу и вытащила из ящика большую красную пластиковую папку с файлами. На папке было крупно написано: «Кирсанова Марина – история болезни, дубликат» - Вот, посмотрите, - предложила она Лене. Девушка открыла папку, которая была уже почти вся заполнена: ксерокопии данных ежедневных осмотров, консультаций, электрокардиограммы, рентгеновские снимки, УЗИ-исследования. - В конце каждого рабочего дня я отсылаю все сведения мужу, - объяснила Олеся Игоревна. – Они с профессором Джексоном изучают и сообщают нам рекомендации. В среду Марине было проведено сложное исследование сердца по специальной методике. Результаты мой муж и доктор Джексон уже обработали и определили точную локализацию этого аномального узелка. Теперь они точно знают, где его искать! Лена, операция пройдёт успешно, я верю в это! Олеся Игоревна подошла к растерянной девушке и заглянула прямо ей в глаза. - Всё будет хорошо! – повторила она. - Олеся Игоревна, - не отводя взгляда, сказала Лена. – Я просто поражена! Но… почему вы всё это делаете? - Лена! Что за вопрос? Как это, почему? – возмутилась Сонина мама. – Я же врач! Мы с мужем просто попытались помочь Марине, нельзя же было лишать её шанса! Она улыбнулась. - За это время Марина стала мне очень дорога. Мы с ней много общаемся. Знаете, она замечательная девочка: очень мужественная, стойкая, и… великодушная! Представляете, она, после всего, что произошло, не сердится на Соню! У Олеси Игоревны в глазах появились слёзы. С отчаянием она проговорила: - Лена, я чувствую себя виноватой. Соня моя дочь! И я не повлияла на неё, когда всё это происходило! - Олеся Игоревна, - Лена смотрела сочувственно. – Вы не можете винить себя. Соня принимала решения сама, вы здесь ни при чём. - Нет, - покачала головой Сонина мама. – Я имею очень большое влияние на Соню. Я знала о ситуации с Мариной, пыталась её переубедить, но с первого раза не получилось. Она просто упёрлась! Не хотела слушать никаких доводов! Лена, если бы я поставила вопрос «ребром», надавила бы на неё – Соня бы меня послушалась! - Нет, Олеся Игоревна, - возразила Лена. – Никого бы она не послушала! Даже вас. Я хорошо её знаю. - Лена, я Соню знаю лучше, и у нас с ней особые отношения. Мне нужно было просто настоять! Но я рассудила, что должна оставить за ней право решать свои рабочие вопросы самостоятельно. Лена, но ведь никто не знал, что так получится! Что у Марины этот «Вегер»! И вы полностью правы – это обострение было спровоцировано жестоким отношением Сони. Пока мы не определились с диагнозом – я не была в этом уверена. Но теперь сомнений нет! А вы интуитивно почувствовали, что это так? - Не знаю, - Лена поставила чашку. – Я в этом не сомневалась с самого начала. Была абсолютно уверена! Олеся Игоревна, но ведь на Соню не наложили никаких материальных обязательств по поводу болезни Марины. Почему же вы доктора пригласили за свой счёт? Разве Министерство Здравоохранения не должно всё это оплатить? Это же огромные деньги! - Лена, есть одна тонкость. Дело в том, что эффект от подобной операции будет только в том случае, если её делают ещё на растущем сердце. А вот если орган уже сформировался – никакой гарантии на выздоровление нет! Это тоже проверено профессором Джексоном. У взрослых операции оказывались безуспешными почти всегда. Понимаете? Марине девятнадцать с половиной лет! Ещё не поздно, но времени терять нельзя. Ни дня! Нельзя знать точно, когда сердце закончит свой рост. Мы же всю эту диагностику провели неофициально! Пока мы отправим отчёт в Министерство, пока его рассмотрят, пока будет вынесено решение! А вдруг время окажется упущено? Конечно, у нас в стране обычно такие вопросы решаются довольно быстро, но мы не хотим рисковать жизнью девочки! Лена, из-за финансовых вопросов не волнуйтесь, мы можем себе это позволить. А важнее здоровья Марины сейчас ничего быть не может! Внезапно в глазах Олеси Игоревны мелькнуло отчаяние, голос прервался. - Лена! – порывисто произнесла она. – Я не защищаю Соню. Но...есть факт, который, может быть, хоть немного оправдает её в ваших глазах! Хоть чуть-чуть! Ведь, если бы сейчас у Марины не случилось этого обострения, то это всё равно бы произошло, только позже. Я тщательно её опросила, некоторые симптомы болезни уже проявлялись и раньше. Однако через 1,5-2 года девочку было бы уже не спасти! А Соня невольно поспособствовала тому, что операция будет проведена вовремя, и Марина поправится! Лена, может быть, вы это учтёте и хоть когда-нибудь сможете её простить? Олеся Игоревна взволнованно смотрела на Лену, в глазах её явно читались тревога и надежда. - Олеся Игоревна, - вздохнула Лена. – Насчёт прощения я обещать не могу, но учту обязательно! Это существенный довод. - Спасибо, - тихо поблагодарила Сонина мама. – Простите. Я слишком многого у вас прошу. Вы уже разрешили нам с Соней свидание, проявили к нам такую милость, да ещё и дали мне с ней по телефону поговорить тогда, во вторник! Я после этого разговора просто воспряла. Только за это мне никогда с вами уже не расплатиться! - Вы уже расплатились. Вы с мужем практически спасаете Марину! Что же мне ещё надо? Кстати, Олеся Игоревна! А знает ли об этом обо всём сама Марина? И её мама? - Мама – конечно. Я не смогла бы проводить всю эту работу и, тем более, передавать сведения без её согласия. Лена, я с первого же дня общаюсь с Кариной Александровной, и обещала ей сделать для Марины всё возможное! А Марине мы пока не говорили. Ведь диагноз подтвердился буквально на днях. Не хотели зря её обнадёживать. - Надо ей сказать! – воскликнула Лена. – И поскорее! Марина уже теряет надежду, нельзя этого допустить. - Ваша мама, Лена, тоже так считает. Сейчас, когда мы с вами встретились, я как раз шла к Марине, чтобы дать ей всю эту информацию. Ваша мама и Карина Александровна мне разрешили. - Моя мама? – от изумления Лена широко раскрыла глаза. – Она знает тоже??? И вы поддерживаете с ней связь? Олеся Игоревна немного смущённо кивнула. - Да. С первых дней. - Значит, только мне решили ничего не сообщать, - с горечью заметила Лена. – Почему? Чтобы я вообще никакого покоя не знала? Вот уж от своей мамы я точно такого не ожидала! Хоть бы намекнула! Знаете, как мне было плохо всё это время? Я места себе не находила, ощущала полное бессилие! Если бы я знала, что вы предпринимаете такие меры, что вы с первого дня за Маринку боретесь, мне было бы легче! Кстати, и Соне тоже! И прямо, и косвенно. Ведь она тоже за Марину переживает, спрашивает всё время, как она. А новости пока неутешительные! Если честно, Олеся Игоревна, на моё к ней отношение это очень сильно влияет! Я же живой человек, и далеко не святой! - Лена! – взмолилась Олеся Игоревна. – Пожалуйста, только меня в этом не обвиняйте! Вы же знаете, я вам сообщить не могла! Вы – Сонин воспитатель, да и связи с вами я никакой не имела. А Карина и ваша мама решили, что лучше вам всё рассказать после консилиума, когда профессор лично диагноз подтвердит, и день операции будет назначен! Ну не могла я настаивать, поймите, не такое у меня положение! Лена, а своим знакомством с вашей мамой я не пользуюсь, вы не думайте! Ничего про Соню у неё не спрашивала, вообще не заговаривала на эту тему! Олеся Игоревна очень расстроилась, чуть не плакала. - А она ничего и не знает, - Лена нахмурилась. – Мама пыталась меня спрашивать, но я сказала ей только, что Соня получает по заслугам. Никакими подробностями я ни с ней, ни с Мариной не делюсь. Зачем зря Маринку расстраивать? Она за Соню очень переживает, заступается за неё, меня уговаривает с ней быть помягче. Тоже, адвокат! - Олеся Игоревна, простите меня, - мягко продолжала Лена. – Я не справилась с эмоциями. У меня и в мыслях не было вас обвинять! Меня поразило, что моя мама так поступила. Я с ней и Кариной Александровной каждый день разговариваю, и они мне только неутешительную информацию выдавали. Олеся Игоревна, а я в таком отчаянии всё это время находилась! - Лена, - тихо проговорила Сонина мама. – Не сердитесь на них. Они тоже боялись вашей возможной негативной реакции на то, что я вмешиваюсь. А вдруг бы ничего не получилось? - Ужас! – Лена покачала головой. – Я ещё понимаю – Марина. Но они – взрослые умные люди и близкие мне, а получается, что они совсем меня не понимают! Даже ваша Соня меня лучше чувствует! Нет, я очень разочарована! Девушка постаралась совладать с эмоциями. - Ладно. Главное, чтобы всё хорошо закончилось, - уже спокойнее произнесла она. - Не переживайте! Я в этом уверена! Марина попадает в надёжные умелые руки, – горячо заверила Олеся Игоревна. Лена кивнула, перевела дух и допила, наконец, свой чай. Помолчав немного, она спросила: - Олеся Игоревна, вы, наверное, хотите узнать, как дела у Сони? - Нет! – почти выкрикнула Сонина мама. - Нет? – Лена удивлённо смотрела на неё. Олеся Игоревна улыбнулась. - Не в том смысле. Конечно, очень хочу! Но я же вам сказала, что, приглашая вас сюда, не преследовала корыстных целей, не собиралась вас о ней расспрашивать. Завтра свидание, я приеду и смогу с вами поговорить. Всё, как положено. - Но мы вполне можем поговорить и сейчас, - пожала плечами Лена. – Здесь явно удобнее, чем в полной народу гостевой комнате. Я же понимаю, что вы чувствуете! Вам трудно будет ждать до завтра. Олеся Игоревна встала из-за стола, в волнении походила по кабинету. - Лена, хотите ещё чаю? – предложила она. - С удовольствием, – кивнула девушка. Олеся Игоревна достала из холодильника колбасу, сыр, быстро сделала бутерброды. Коробка шоколадных конфет «Вояж» и вафельный тортик уже стояли на столе. Когда чай был разлит по чашкам, она села за стол и внимательно посмотрела на собеседницу: - Если вы считаете это возможным, то я буду благодарна. Лена вздохнула. - Олеся Игоревна, благодарить меня особо не за что. Утешительного я вам мало что могу сказать. Соне и с самого первого дня приходилось очень трудно. Я её сразу предупредила, что, пока она допускает нарушения, я намерена обходиться с ней сурово. Так я и поступала. Но, когда мы разговаривали с вами во вторник, и я, и Соня говорили вам правду: всё было более-менее «в рамках». К сожалению, в тот же вторник, ещё с утра, Соня меня здорово рассердила, поэтому после её выписки из изолятора, я значительно ужесточила ей режим. Не буду скрывать, в последние дни Соне в несколько раз труднее, чем вначале. Лена говорила мягко и с пониманием. - Олеся Игоревна, скажите мне, что вы хотите знать. И я расскажу. - Всё! – твёрдо заявила Сонина мама. – Мне бы хотелось знать всё, что с ней происходит. Я подозреваю, что Соня решит меня пощадить и не расскажет мне и половины. А мне необходимо быть полностью в курсе, чтобы я знала, как её поддержать. Понимаете? - Хорошо, - опять вздохнула Лена. Она включила ноутбук, вошла в единую сеть «Центра», ввела необходимые пароли и довольно быстро вывела на экран необходимую информацию. Затем достаточно подробно рассказала Олесе Игоревне обо всём, что происходило с Соней в «Центре» за эти три недели, а также о том, как складываются их отношения. Лена не скрыла ничего. Она не отрицала, что не может простить Соню и относится к ней с презрением. Доложила Сониной маме обо всех наказаниях, которым подвергала свою воспитанницу, в том числе, и о розгах. Разъяснила, что такое «станок», «безлимитное» наказание, «восьмой» разряд, «обратный» бойкот, как проходит пребывание «на коленях». Перечислила, какие наказания Соне ещё предстоит перенести. Правда, отметила, что учится Соня хорошо и по французскому будет заниматься в усиленной группе.
Forum: Олеся Игоревна по ходу разговора постепенно бледнела. Когда Лена закончила, доктор обречённо покачала головой. - Я не думала, что всё настолько плохо. У Сони нет практически никаких шансов из всего этого выбраться! Я поняла из вашего рассказа, что её ужасно угнетает ваше презрительное отношение. Соня знает, что вы её ненавидите, да ещё наверняка сходит с ума, переживая за Марину! Я ведь ей тоже пока про предстоящую операцию не писала. Карина Александровна очень просила вообще никому об этом пока не рассказывать. Лена, я знаю свою дочь. Вы, очевидно, сильнее её, да и меня тоже. Вы беспокоились за Марину, но, тем не менее, со своей работой справлялись. А я чуть нервный срыв не заработала! И Соня… В условиях такой моральной подавленности ей трудно будет собраться и не допускать нарушений. А ведь в этом - её единственный шанс, правда? А вы не сможете её простить! Я вижу – вы действительно не можете! Даже, если бы захотели! В голосе Олеси Игоревны послышалось отчаяние. - Олеся Игоревна, не всё так трагично, - возразила Лена. – Есть и некоторые положительные моменты. - Какие? - Во-первых, к Соне доброжелательно и с сочувствием относятся многие мои коллеги. Например, дежурные воспитатели нашей группы и некоторые преподаватели. Соня об этом знает, и это её поддерживает. А во-вторых, я тоже оценила её поведение. Соня раскаивается, она, действительно, переживает за Марину. Вы знаете, она ведь добровольно лишила себя всех развлечений и сладостей: сказала, что не может себе этого позволить, пока Марина из-за неё в больнице. Олеся Игоревна уже вытирала слёзы. - Соня ведёт себя очень скромно, - продолжала Лена. – О себе не думает, гордость свою спрятала. У меня неоднократно пыталась просить прощения. - Только, к сожалению, это пока бесполезно, - вздохнула она. – Но я не сомневаюсь, что она всё осознала и очень сожалеет. И держится ваша дочь очень мужественно: все наказания переносит стойко, и при этом старается ещё помочь и другим девочкам. Лена улыбнулась. - Этим она меня очень удивила. Я не знала, что Соня умеет так сочувствовать, считала её жестокой и непробиваемой. А она всего неделю провела в группе, а уже не один раз и отдельных воспитанниц, и всю группу выручала. Олеся Игоревна, я приняла решение, что, когда Марина полностью поправится, я изменю отношение к Соне. Я не уверена, что смогу её простить, но буду относиться к ней точно так же, как и к другим воспитанницам. Ведь от меня очень много зависит. Я же ответственный воспитатель! За одно и то же нарушение могу, например, назначить 15 ремней, а могу – "безлимитку", да ещё и пять часов «на коленях». И всё законно! А обычно в своей группе я ни розги, ни пощёчины, ни «восьмой» разряд не применяю. А «станок» и «колени» - очень редко: это надо очень уж сильно провиниться! Я вас уверяю, Соне сразу будет намного легче жить. - Спасибо, - тихо проговорила Сонина мама. - Олеся Игоревна! – горячо продолжала Лена. – Я потрясена тем, что вы и ваш муж сейчас делаете для Марины, и очень вам благодарна! Но, даже из сочувствия к вам и благодарности, я не могу смягчить для Сони режим прямо сейчас! Это будет неправильно. Да, Соня уже поняла и на себе испытала, что пришлось пережить Марине и некоторым другим её поднадзорным, но она очень виновата и должна полностью искупить свою вину! Должна ответить за свой поступок! И пока Марина вынуждена лежать, прикованная к постели, страдать от своего бессилия и страха за свою жизнь, переносить все эти болезненные и неприятные процедуры – Соня тоже будет расплачиваться! Олеся Игоревна, ведь это справедливо! Вы согласны? Сонина мама с сомнением пожала плечами. - Тем более, что я к ней не придираюсь! – эмоционально продолжала Лена. – Да, наказываю строго, но только за реальные проступки! И, если не будет нарушений, то не будет и наказаний! А Соня как поступала? Вы не спрашивали у Марины, был ли у неё хоть какой-нибудь шанс не получать от Сони порку по несколько раз в день? А про белый платочек она вам не рассказывала? Да никакого шанса у Маринки просто не было! Соня её просто ежедневно практически беспричинно и хладнокровно избивала и издевалась над ней по-всякому! - Лена, я всё знаю. Олеся Игоревна едва успевала вытирать слёзы. - Всё я у Марины выспросила! Упросила её со мной поделиться и всё мне рассказать... Да, Соня поступала ужасно! Но, Лена, она всё-таки так жестоко физически с Мариной не расправлялась, как вы сейчас с ней! Этот «восьмой» разряд… Олесю Игоревну передёрнуло. - Как это вообще можно вытерпеть? - А не расправлялась она так только потому, что не имела права! Ведь в «Центре» официально разрешены более строгие наказания, чем просто к «поднадзорным». Я смотрела Сонины отчёты: она применяла к Марине все максимально возможно строгие меры! И, если бы могла поступить с ней более сурово по инструкциям, то ни на секунду бы не задумалась! - Вы считаете её чудовищем, - тихо проговорила Олеся Игоревна. - Уже нет, - неохотно призналась Лена. – Я должна признать, что Соня изменилась. Сейчас бы она уже так не поступила. – Но я не могу, не могу, не могу сейчас её простить! – Лена вскочила со стула. - И, пока я не увижу Марину полностью здоровой, всё останется по-прежнему! – Лена, не сердитесь, - Олеся Игоревна тоже встала и, мягко положив девушке руку на плечо, вынудила её сесть на место. - В глубине души я понимаю, что вы правы. Просто... Соня моя дочь. И мне очень трудно. Она печально улыбнулась. – А меня и моего мужа вы прекрасно замотивировали скорее поставить Марину на ноги, хотя мы и сами этого очень хотим. – Олеся Игоревна, для этого есть и ещё одна причина, и очень существенная, - Лена уже немного успокоилась. – Какая? – Соня очень заинтересовала своим поведением наше руководство. Всего за неделю пребывания в группе, представляете? И теперь у неё появился шанс стать сотрудником “Центра” - отбывать своё наказание уже в качестве воспитателя. Такое случается. И она об этом уже знает, я ей сказала. Олеся Игоревна от изумления чуть не выронила чашку. – Не удивляйтесь, - продолжала Лена. - Вы знаете, ведь в “Системе перевоспитания” не упускается ни одна возможность получить ещё одного способного воспитателя. А ваша дочь нравственного преступления не совершала, формально она наказана за нарушение инструкции, за ошибку. Соня очень сильная личность, держится стойко, ведёт себя по-умному. Поразила всех своим твёрдым характером и яркими способностями лидера, в группе авторитет завоевала с первого дня. Девчонки её слушаются безоговорочно. Она знает, как им помочь, просто чувствует, идеи у неё просто гениальные! И действует она чётко и решительно. Причём, несмотря на то, что ей очень трудно самой, она и вздохнуть-то не может полной грудью, вынуждена терпеть строгие наказания и морально страдать! А, самое главное, она изменилась. Честно говоря, Олеся Игоревна, наша заведующая уже изучила тот тест, который Соня проходила ещё в школе. Оказывается, она тогда его почти прошла! Но оставался один сомнительный момент: слишком мало было у неё склонности к сочувствию, способности поступать гибко, когда это требуется. Несмотря на это, её могли и тогда пропустить, при сомнительном тесте иногда всё-таки дают лидерам шанс. Но, по решению комиссии, ей тогда отказали, однако было рекомендовано предложить Соне тест повторно, в более зрелом возрасте, лет в двадцать. Тогда-то ей ещё только шестнадцать было! – Но мы про это не знали, - растерялась Олеся Игоревна. - Соне пришёл ответ с официальным отказом, без права повторного обращения в “Систему” и без всяких комментариев. – Так обычно всем отвечают, - объяснила Лена. - У кого тест отрицательный – больше и не предлагают. А, если он сомнительный, чаще всего, ещё одну попытку дают, в возрасте, рекомендованном комиссией, но это происходит неожиданно. Просто Соне пришло бы письмо с официальным предложением пройти тест снова. Конечно, она бы не отказалась! Но, Олеся Игоревна, если бы всего этого не случилось, и Соня не оказалась бы воспитанницей, вряд ли бы она прошла этот тест во второй раз более успешно. Только то, как она поступила с Мариной, уже это доказывает! Какое там сочувствие! Очевидно, ей надо было оказаться на месте своих воспитанниц, пройти через страдания, боль, унижение, научиться смиряться. Этого толчка ей и не хватало! Сейчас ни у кого нет сомнений, что этот тест она пройдёт. – Лена, а что ещё для этого нужно? - по-деловому спросила Олеся Игоревна. – Правильное поведение Сони в течение нескольких месяцев. Минимум нарушений. Отличная учёба. “Лидерские” поступки. Она должна резко отличаться от остальных воспитанниц. Впрочем, это и сейчас уже так. И дальше, я уверена, будет только лучше. Теперь, когда Соня узнала об этом шансе, и с нарушениями она справится! Но, самое главное, Олеся Игоревна, Марина должна быть полностью здорова. Никто не сделает воспитателем человека, из-за которого "поднадзорная" пострадала так, что не смогла поправиться, тем более, на нашем отделении. Хотя бы из уважения ко мне! Этот момент я до сегодняшнего дня считала наиболее уязвимым, но теперь-то надежда есть, и очень существенная! Олеся Игоревна, я вам обещаю! Если Марина поправится, а это произойдёт только благодаря вам, я сделаю для Сони всё! Я помогу ей этого добиться! Поверьте, от меня тоже многое будет зависеть! Я её воспитатель. Есть много нюансов, зная которые, Соне будет легче выбраться из воспитанниц и благополучно пройти испытательный срок в качестве сотрудника. Внезапно раздался телефонный звонок. Олеся Игоревна сняла трубку. Выслушав, что ей сообщили, она посерьёзнела: - Алла, введите ему литическую: ноль-три анальгина, ноль-два папаверина, ноль-пять димедрола. Я приду через десять минут. Положив трубку, она повернулась к Лене: - Большое вам спасибо! За разговор, за вашу откровенность, за готовность помочь! Я понимаю, вам очень тяжело, и даже, когда Марина поправится, вам нелегко будет сделать то, что вы мне обещали! - Но я это сделаю! – твёрдо проговорила Лена. Олеся Игоревна улыбнулась, её серо-голубые глаза заблестели. - Я не сомневаюсь. Вы добрая и великодушная девочка! Спасибо вам! А сейчас мне надо идти, вызывают на отделение. Лена, оставайтесь здесь, занимайтесь своими делами. Можете заказать обед, вот по этому телефону. Сонина мама указала на бумажку с телефоном, пришпиленную к обоям над столом. - Я, на всякий случай, с вами прощаюсь. После этого вызова мне ещё предстоит сделать обход, а это займёт много времени. Тогда увидимся завтра, да? Лена кивнула. Олеся Игоревна смотрела на неё доброжелательно и с улыбкой. - Лена, когда будете уходить, просто захлопните дверь, хорошо? И ещё. Если вы не против, можно я сама сегодня расскажу обо всём Марине? И о нашей с вами встрече, и о предстоящей ей операции. Мне кажется, так будет лучше. - Хорошо, Олеся Игоревна. До свидания. Спасибо за приют, - улыбнулась в ответ Лена. Когда Сонина мама вышла, девушка подумала: "Очаровательная женщина! Обаятельная, добрая, мужественная! Ведь ей очень трудно! Она так любит Соньку и переживает страшно, а всё равно нашла в себе силы с первых дней заняться судьбой Марины. Не побоялась придти к её маме! Ведь она осознавала, что та может просто её выставить и запретить даже подходить к своей дочери! А со мной как держалась! Я ей честно рассказала, как с Соней поступаю, а она мне заявляет, что я «добрая и великодушная» Больше в этот день Лена с Олесей Игоревной не увиделись. Через час девушке позвонила Вера Андреевна, и она вернулась к Марине. Больной стало намного лучше после продолжительного отдыха, и Лена провела с подругой ещё около двух часов. Они разговаривали, вместе посмотрели часть нового фильма, диск с которым подарили Марине Ленины коллеги. За это время к своей пациентке неоднократно подходила Наталья Юрьевна, выслушивала ей сердце, смотрела на приборы, давала медсестре какие-то указания по лечению. Наконец, уже в начале восьмого, Вера Андреевна подошла к Лене и с сожалением сказала: - Леночка! Тебе пора уходить. Мы займёмся гигиеническими процедурами, потом будем ужинать. Прощайтесь. Лена кивнула, наклонилась к Марине и поцеловала её. - Всё, Мариша, пока! Завтра я тебе позвоню, хорошо? Прямо с утра. - Лена, - Марина серьёзно смотрела на подругу. – Ты можешь мне обещать одну вещь? - Какую? – удивилась Лена. - Лена, не преследуй больше Соню, пожалуйста. Прости её. Даже, если со мной всё будет не так, как нам всем хочется, обещай, что ты её простишь! Лена, ты должна это сделать! Пожалуйста, ради меня! Я не настаивала раньше, но теперь прошу. Обещаешь? - Обещаю, зайка, - Лена отвечала ласково, но с твёрдостью в голосе. – Но это случится тогда, когда ты приедешь к нам в «Центр» в гости полностью здоровая. - Лена! – воскликнула Марина. – Но я же не об этом прошу! Какая ты всё-таки упрямая! - Мариша, ты права, есть у меня такой недостаток. Когда я что-то для себя решила, я могу быть не просто упрямой, а даже упёртой, если считаю это правильным. Лена улыбнулась. - Не волнуйся, Мариша, уже недолго ждать. Ты скоро поправишься, вот увидишь! А, если тебе уж так жалко твою Соню, то приложи и сама к этому усилия. Захоти поправиться! Изо всех сил! - Лена! – возмутилась Марина. – Что ты со мной, как с Иолантой? «Нет, он умрёт, если тебе леченье не поможет!» - с чувством пропела она. Подруги рассмеялись. - Ладно, Маринка. Не выставляй меня бесчеловечной особой! Не притворяйся, будто я стою у твоего смертного одра и не желаю выполнить твою последнюю просьбу! Прозвучало всё это именно так. - Что же, - вздохнула Марина. – Номер не прошёл! Лен, ну я уже не знаю, как к тебе с этим подступиться! А письмо хотя бы я могу Соне написать? Ты разрешишь? Лена возбуждённо вскочила с места. - Да вы что, сговорились все? Как я могу не разрешить? Разве я имею право тебе указывать, кому писать письма? Все наши воспитанницы могут получать письма от кого угодно! Пожалуйста, пиши и отсылай обычным порядком! А я не имею права ничего ей передавать, это запрещено инструкциями. Чтобы Соня то твоё сообщение прослушала с моего мобильника, мне пришлось у заведующей персональное разрешение получать. И она разрешила только в порядке исключения, учитывая необычность ситуации! Так что, если хочешь с ней общаться – пожалуйста! Пиши письмо, а я могу его в почтовый ящик бросить! Только так! - Спокойно- спокойно! Не волнуйтесь так, девушка, я вас поняла! – быстро и иронично произнесла Марина. Подошедшая Вера Андреевна решительно взяла Лену за руку. - Девочка моя, быстро на выход! Не нарушай нам режим. Лена помахала Марине рукой и вышла из палаты. Настроение у неё улучшилось. Беседа с Олесей Игоревной обнадёжила, да и Марина сейчас выглядела гораздо бодрее. Следуя к выходу из больницы, Лена позвонила маме и довольно сухо сообщила, что сегодня домой не приедет. - Сейчас я встречаюсь с Кириллом, а затем вернусь в «Центр». - Но ты же обещала, - растерялась Людмила Павловна, мама Лены. – Мы с папой тебя ждём! Лена, мне звонила Олеся Игоревна. Это из-за всей этой истории? Ты на нас рассержена? - Я не рассержена, - вздохнула Лена. – Просто неприятно удивлена. Если честно, мамочка, мне очень обидно и грустно. Я надеялась, что ты лучше меня понимаешь. - Леночка, прости, если мы причинили тебе боль. Да, наверное, надо было Олесю послушать! – в голосе Людмилы Павловны сквозило отчаяние. - Я почти три недели сходила с ума от беспокойства, - с горечью произнесла Лена. – А ты владела такой информацией и молчала! Ты со мной жестоко поступила. Извини, мамочка, но мне нужно успокоиться и придти в себя. Я приеду в следующее воскресенье. До свидания. - Лена! – воскликнула мама. – Приезжай вечером, поговорим. Не уезжай с обидой! Я тебе всё объясню! - У меня завтра свидание родителей с воспитанницами, очень ответственный и трудный день. И сил на подобные разговоры сегодня у меня уже нет! Я поеду в «Центр» и хорошо высплюсь. Всё, мамочка, до свидания.
Forum: Через полчаса она уже была в квартире Кирилла. Лена полулежала на большом мягком светло-коричневом диване, забравшись на него с ногами, и порывисто, со слезами на глазах, рассказывала другу о событиях вчерашнего дня. Рассказывала всё – о конфликте с Инной, о своих сомнениях по этому поводу, о предложении Елизаветы и, наконец, о самом наказании. Вчера по телефону Лена поговорила с Кириллом очень коротко, да и не телефонный это разговор! Лена рассказывала и чувствовала невероятное облегчение. Кирилл понимал её потрясающе, лучше всех! Девушка была счастлива, что ей не требуется всегда быть сильной, что она может переложить на друга хоть часть своего морального груза, получить поддержку и дельные советы. Молодые люди познакомились всего пять месяцев назад, но так происходило с первого дня. Кирилл крепко обнимал Лену, ласково гладил её по голове, перебирая рассыпавшиеся тёмно-каштановые волосы, и внимательно слушал, не перебивая и не комментируя. Он знал, что Лене сначала надо выговориться, а потом уже можно с ней будет всё это обсудить. Он знал также, что его любимая девушка всегда рассказывает эмоционально, увлекаясь, и не любит отвлекаться по ходу своего рассказа. Да ему и не надо было спрашивать Лену о её чувствах и переживаниях: он прекрасно понимал девушку и сочувствовал ей. - Молодцы вы с Елизаветой, - нежно сказал он, ещё крепче прижимая к себе Лену. – Выручили девчонку. И не сомневайся! Это и, правда, Алёнка, был единственный выход. А что оставалось? Доложишь заведующей – жестоко, а поступишь более мягко – себя подставишь! Так что не мучайся, всё правильно. Но я так тебя понимаю! Ведь у меня тоже случались в жизни такие ситуации, когда с друзьями приходилось подобным образом поступать. От отчаяния хотелось на стенку лезть! Кирилл, так же, как и Лена, и в колледже, и сейчас, в институте, был лидером. - Правда? – встрепенулась Лена. - Да! Но об этом я тебе потом расскажу, - улыбнулся Кирилл. – А сейчас доложи мне, пожалуйста, как прошло свидание с Мариной. И, что у тебя там такого произошло, что твоя мама звонит мне в панике, просит на тебя повлиять и называет «упрямой девчонкой»? - И не одна она, - вздохнула Лена. – И Маринка тоже! Лена уже заканчивала рассказывать, а Кирилл, по своему обыкновению, пока ещё слушал молча. Девушке показалось, что он молчит как-то странно. Всё-таки новости поразительные, мог бы даже молча какие-то эмоции проявить, наверное. Подозрительно взглянув на друга, Лена внезапно резко соскочила на пол, едва не смахнув рукой свой бокал с апельсиновым соком, который стоял на столике рядом. - Только не говори мне, что и ты про всё это знал! Что мама и папа Сони пригласили профессора, что диагноз уже известен, и об операции практически вопрос решён! Кирюша, я этого не переживу! Не может такого быть! Ты бы со мной так не поступил, как они все! Кирилл невозмутимо сидел на диване, довольно улыбаясь. - Я чист! – он весело хлопнул себя ладонью по груди. – Абсолютно ничего мы не знали, ни я, ни Толька! Но, Алёнка, это потрясная новость! Он вскочил с дивана, схватил Лену в охапку и закружил по комнате. Оказавшись, наконец, на полу, Лена, оставаясь в объятиях Кирилла, рассказала ему о том, что обещала Сониной маме и Марине. - Всё-таки я в сомнениях, - задумчиво говорила она. – На меня такой «прессинг» со всех сторон насчёт Сони. На работе девчонки, мои коллеги, все, как одна, на её стороне, даже Елизавета теперь. «Ей трудно, она морально подавлена, ей этого не выдержать, она ещё девчонка, прояви великодушие!» - скороговоркой возмущённо передразнила Лена. – А теперь ещё и Олеся Игоревна! Она прямо ни о чём не просила, очень тактично себя вела, но Кирюша… Так её жалко! И Маришка! «Не знаю, как к тебе подступиться. Какая ты упрямая!» - Кирюш, я и правда, упрямая? – жалобно спросила девушка. - Ага! – довольно отозвался Кирилл. – Но это не страшно. Я умею обращаться с упрямыми девчонками. - И как? - Сейчас покажу. Только сначала скажу тебе своё мнение насчёт Сони. Алёнка, мне кажется, ты решила правильно. Смягчишь ей режим, когда Марина на ноги встанет. Но, с другой стороны, от тебя теперь мало что будет зависеть! Олеся Игоревна может не волноваться. Насколько я понял ситуацию, Соня уже начала бороться за статус воспитателя, а это означает, что нарушений у неё больше не будет. Ну, почти! А ты налево и направо кричишь, что к ней не придираешься и за несуществующую вину не наказываешь! Вот ты и влипла! Будешь её скоро на отчётах хвалить и смотреть, как она первые места раз за разом берёт про всему отделению и сертификаты в награду получает. И с ремнём к ней не подступишься, даже, если и захочешь! Если вдруг на чём-то случайно её и поймаешь, она тебе раз – и сертификат! - Ты так уверен? – недоверчиво спросила Лена. - Абсолютно. Так что не бери в голову, а спокойно прими ситуацию. А теперь иди сюда. Ближе. Ещё ближе. Начинаем курс лечения упрямства. - Но, Кирилл! – попыталась возразить девушка. Однако молодой человек опять крепко обнял Лену и закрыл её губы своими, не давая любимой никакой возможности говорить. Через секунду они слились в страстном поцелуе и рухнули на диван. Некоторое время спустя Лена жалобно попросила: - Кирюшка, всё, давай заканчивать! А то дело кончится тем, что ты меня соблазнишь. Представляешь, как мне пойдёт форма воспитанницы моего «Центра»! Кирилл приподнялся на локте и нежно посмотрел на Лену. - Родная моя! Никогда с тобой ничего подобного не случится. Я слишком тебя люблю. Алёнка, я ещё не встречал такой девушки, как ты, и никогда уже не встречу! Я люблю тебя и не могу без тебя жить! Поэтому прошу тебя! Он соскочил с дивана и оказался перед Леной на коленях. - Выходи за меня замуж! Будь моей! Лена смотрела на любимого, широко раскрыв глаза. Уловив, что девушка собирается что-то сказать, Кирилл перебил: - Алёнка! Ответь по существу! Ответь «да»! А потом я тебе расскажу, как мы поступим. Неужели ты думаешь, что я всё не предусмотрел? - Да, - прошептала Лена. – Я тоже тебя люблю, и не могу без тебя. Я согласна! Кирилл облегчённо вздохнул, нежно поцеловал девушку, затем бросился к шкафу, распахнул дверцы и достал оттуда букет из девятнадцати шикарных роз – разных: пунцовых, белых, алых. С букетом в руках он опять упал на колени и преподнёс Лене букет вместе с небольшой обитой красным бархатом коробочкой. - Это тебе, - робко произнёс Кирилл и достал из коробочки очаровательное золотое колечко с небольшим бриллиантом красивой огранки. - Спасибо! Кирюш, ты с ума сошёл – такое кольцо! – воскликнула Лена. - Не каждый же день я делаю девушкам предложения, – довольно отозвался тот и быстро надел кольцо Лене на палец. - Как раз к твоим глазам. Обещай, что не будешь снимать! Лена, прижав к лицу розы, счастливо посмотрела на любимого и кивнула. Но тут же нахмурилась. - Кирюша. Мне только исполнилось 19 лет. Мы сможем пожениться только через два года. Ты будешь всё это время принимать спецтранквилизаторы? – c тревогой спросила она. - А ты разве не будешь? – ехидно поинтересовался Кирилл. - Буду, - улыбнулась Лена. - Алёнка! Во-первых, я тоже буду их принимать, сколько нужно! Я считаю это абсолютно правильным и не понимаю тех, кто этого не делает и подвергает себя и своих любимых риску. А во-вторых, я всё продумал. Алёнка, тебе исполнится двадцать один через два года, в ноябре, ты будешь тогда на четвёртом курсе. Так вот, я сейчас сдаю сессию и в январе ухожу в армию, а учиться продолжу потом. - Что? – Лена побледнела. – В армию? На два года? А я как без тебя? Вот это подарок к помолвке! Кирилл опять крепко обнял расстроенную невесту. - Алёнка, ну подумай сама! Ведь ты знаешь, что служить мне всё равно придётся. Хорошо ещё, что можно самому выбрать, когда это сделать, в любой период с 21-го года до 30-ти. Представь, разве будет лучше, если я уйду в армию, когда мы уже поженимся? Да я тогда не захочу терять ни дня, проводя его без тебя! А сейчас мы всё равно видимся только по воскресеньям! - Но мы общаемся с тобой каждый день! Разговариваем подолгу. Ты мне нужен! Я не смогу без тебя! Лена чуть не плакала. - Милая, - ласково проговорил Кирилл. – У нас же армия, не как в России. Есть отпуска, мобильная связь, Интернет! Мы и так будем общаться каждый день. И я буду приезжать, и ты сможешь меня навещать. А потом я вернусь – а тебе уже двадцать один! И мы сразу поженимся, хорошо? – взволнованно продолжал Кирилл. – А дальше, как хочешь. Я ведь смогу к тебе переехать, пока ты заканчиваешь колледж. Буду в институт из твоего «Центра» ездить. Пустят меня, как мужа, в твою квартиру? Ты же рассказывала про Елизавету и Веронику, твоих коллег, которые с семьями в «Центре» живут. - Размечтался, – проворчала Лена с улыбкой. – В мою квартиру! Накроется тогда моя квартира, с такой любовью отделанная. Никто из семейных у нас в «трёшках» не живёт. Нам переехать придётся, в семейный отсек, в четырёх- или пятикомнатную. - Правда? – недоверчиво спросил Кирилл. - А как же! Тебе же тоже нужен кабинет! Вот и считай: мой кабинет, твой кабинет, гостиная, спальня. Это минимум! - А как же детская и столовая? – рассмеялся Кирилл. – Как там профессор Преображенский заявил: «Я желаю обедать в столовой, а не в спальне и не в детской!» Ну, помнишь, в «Собачьем сердце»? - Кирюша, обедать будем пока в наших кафе. Когда мне готовить? А, если по-простому, то на кухне или в гостиной. А детская… Лена покраснела. - Не сразу же она понадобится! - А я мечтаю о сыне, - серьёзно проговорил Кирилл. – И чем скорее, тем лучше. Кстати, Алёнка, а когда ты уже поступишь в институт, то сможешь перевестись в «Межвузовский Центр». Тогда будем жить в городе! Но я не настаиваю, сама решишь. Если с отделения уходить до третьего курса не захочешь, давай останемся в твоём «Центре». - Кирюша, а давай будем решать такие важные вопросы по мере их поступления? - ласково улыбнулась Лена. - Давай, - согласился Кирилл. – Жди здесь. Он быстро сходил на кухню и вернулся с бутылкой шампанского, пакетом мангового сока, огромным тортом и ещё одним букетом роз. - Сейчас мы, Алёнка, едем к твоим родителям и отмечаем нашу помолвку. Букет – твоей маме, шампанское – взрослым, а манго – несовершеннолетним девочкам! У тебя хватит упрямства возражать? - Нет, - Лена и не собиралась возражать. – Но они нас не ждут. - Ты думаешь? – рассмеялся Кирилл. – Я же твоей маме сказал по телефону, что сейчас буду её дочери делать предложение, и абсолютно уверен, что она его примет. И посоветовал начать готовить праздничный стол, чем она, скорее всего, сейчас и занимается! Ну что, едем? В итоге, этот вечер для Лены закончился очень хорошо.
Forum: У Сони день складывался пока относительно удачно. Правда, после перенесённых вчера строгих наказаний, воспитанница с трудом поднялась утром с постели. Она даже испугалась было, что не уложится во время, не сможет встать в течение тех тридцати секунд, пока звенит звонок на подъём. Соню выручила Мария Александровна. Пока остальные девушки вставали, воспитательница подошла к Соне и помогла ей подняться, а затем практически сразу отвела её в кабинет и сделала обработку «второй облегчённой». Вскоре стало намного легче. У группы сегодня по расписанию был рабочий день. Соня шагала по территории овощехранилища в строю воспитанниц, но одна, без пары, и позади всех, а поверх рабочей куртки болталась табличка с «бойкотом». Однако сейчас всё это не особо расстраивало девушку. Чувствовала она себя прилично, настроение было приподнятым. «Завтра свидание! Наконец, встречусь с мамой, - с замирающим сердцем думала Соня. – А Елену, наоборот, сегодня целый день не увижу! Этот её презрительно-насмешливый взгляд уже в печёнках сидит. Бывают, оказывается, и в моей жизни праздники» Уже оказавшись за своим рабочим столом, девушки 204-ой группы с удивлением обнаружили, что у Даши Морозовой, воспитанницы Елизаветы Вадимовны, на груди красуется табличка с надписью «ЛГУНЬЯ». «Что за детский сад? – удивилась Соня. – Ну, Елизавета и придумала! В детстве я читала про какой-то пансион для бедных девочек, ещё в девятнадцатом веке, вот у них подобные меры наказания применялись. Им могли повесить таблички: «лгунья», «неряха», «лентяйка»…. Но ведь там девочкам было по 10-12 лет! А мы-то уже практически взрослые. Я ещё понимаю, мой «Бойкот» - это предупреждение для всех. А «Лгунья» - это вообще не пойми что! Да наплюём мы все на эту табличку! Надо сказать Дашке, чтобы не переживала» Однако тут же ехидно вмешался внутренний голос: «Хорошо придумала, молодец! Иди, скажи! Бойкот нарушишь! В карцере хочешь оказаться? Елена это обещала, и в этот раз она тебя не пожалеет. Вчерашнего «станка» тебе не хватило?» «Хватило», - вздохнула про себя Соня, но вместе с тем порадовалась, что получила сама от себя такое предупреждение: её «внутренний стержень» не дремал. Елизавета Вадимовна, к сожалению, знала, что делала: Даша выглядела совершенно расстроенной. Она считалась в 202-ой группе одной из лучших воспитанниц, за 8 месяцев пребывания в «Центре» не совершила никаких серьёзных нарушений, и наказания получала редко. Конечно, насколько это вообще было возможно у Елизаветы Вадимовны. Неудивительно, что сейчас такая резкая перемена статуса потрясла девушку, да и на табличку обращали внимание не только воспитанницы и другие воспитатели, но и сотрудники овощебазы. Бригадир Татьяна Вячеславовна с самого утра своими расспросами и нравоучениями уже довела провинившуюся до слёз. Позже Дашу ожидали и более серьёзные неприятности. Когда был объявлен перерыв, воспитанницам 202-ой и 204-й групп приказали оставаться на своих местах. Екатерина Юрьевна, дежурная воспитательница 202-ой группы, заявила недоумевающим девушкам: - Наша воспитанница Морозова вчера допустила серьёзное нарушение: позволила себе на отчёте обмануть ответственного воспитателя, да ещё и упорствовала в своём вранье! По распоряжению Елизаветы Вадимовны теперь она ежедневно будет получать строгую порку. Сегодня Морозова получит это наказание здесь, публично. Прямо сейчас. - Спускай штаны, и – сюда, - приказала она ошеломлённой воспитаннице, указывая на деревянную лавку между столами. Даша никогда прежде не испытывала подобного унижения, и не ожидала, что Елизавета Вадимовна поступит с ней настолько жестоко! Воспитатели редко пороли девушек на рабочем месте, прямо у всех на глазах. В ангаре всегда было людно: кроме воспитанниц «Центра», морковку перебирали и обычные рабочие из находившегося рядом поселения, иногда здесь трудились и целые группы студентов. Грузчики – мужчины всё время сновали туда-сюда, погружая наполненные морковкой ящики на погрузчик и разгружая пустые. Публичная порка провинившейся воспитанницы воспринималась работающими как развлечение, тем более что никому не препятствовали смотреть на наказание. Получив безжалостный приказ, привыкшая к строгой дисциплине Даша «на автомате» ответила: «Слушаюсь» и начала расстёгивать пуговицы рабочей куртки, при этом растерянно озираясь по сторонам. - Быстрее! – крикнула ей воспитательница. Вздрогнув, девушка поспешно сняла куртку, потянула вниз молнию комбинезона и спустила его вниз вместе с терморейтузами, оставшись в белых трусиках. Дальше раздеваться она не решалась. - Трусы тоже спускай! – воспитательница была неумолима. Даша опять испуганно огляделась: к месту предполагаемой экзекуции уже начал собираться народ. Однако воспитаннице хватило ума безропотно подчиниться. Она стояла около лавки со спущенными трусами, не зная, куда деваться от стыда, и не решаясь прикрыться руками. А Екатерина Юрьевна тянула время и не торопилась отдать провинившейся приказ лечь на лавку. Как будто ждала, чтобы собралось побольше зрителей. Бригадиры в таких ситуациях обычно подыгрывали воспитателям и разрешали своим подчинённым отойти с рабочих мест, чтобы понаблюдать за поркой. Вскоре вокруг лавки зрителей собралось предостаточно. Даша, обычно выдержанная и терпеливая, сейчас уже всхлипывала и дрожала мелкой дрожью. Хорошо хоть, поскольку в ангаре всегда было прохладно, от наказываемых не требовали снимать одежду полностью. Но и так стыда и унижения во время этого мучительного ожидания воспитанница натерпелась достаточно. - А теперь скажи всем, за что будешь сейчас получать порку! – потребовала Екатерина Юрьевна. - Слушаюсь, - голос несчастной дрожал. – Я обманула воспитателя. - Бесстыдница!- воскликнула бригадир Татьяна Вячеславовна. – Да за это мало ремня! Ей бы розгами хорошенько всыпать! - Будут и розги, - усмехнулась воспитательница. – В следующий раз. Морозова – на лавку! Быстро! Даша выполнила приказ, уже обливаясь слезами. Екатерина Юрьевна крепко привязала её к лавке специальными верёвками за руки, ноги и поясницу, после чего, не медля, вынула из чехла ремень. Ещё утром Екатерина получила от Елизаветы Вадимовны чёткие указания по проведению этой порки, и сейчас выполняла всё в точности. Она хлестала Дашу резиновым ремнём по ягодицам и бёдрам достаточно сильно, но неторопливо, периодически устраивая перерывы на одну-две минуты. Такая тактика дала воспитателю возможность провести действительно строгую, длительную и очень мучительную для несчастной экзекуцию. Как Даша ни старалась держаться мужественно, ничего у неё не получилось. Воспитаннице удалось вытерпеть молча только первый десяток ударов, а затем все мысли о «достойном поведении» вылетели у девушки из головы. Елизавета дала своему дежурному воспитателю понять, что провинившаяся должна во время публичной порки вопить, отчаянно метаться на лавке и умолять о прощении. Поэтому Екатерина Юрьевна с каждым ударом прибавляла усилий, пока не добилась нужного результата. К концу наказания Даша буквально билась в истерике, не в силах выносить жуткую боль. Уже обрабатывая ремень, Екатерина насмешливо посмотрела на расстроенных, сбившихся в кучку остальных воспитанниц. - А вам обманывать не советую! Видите, что за этим следует? Учитесь на чужих ошибках, мои дорогие! Наказанная громко рыдала и вертелась на лавке, насколько позволяли привязи. Постепенно рыдания сменились всхлипываниями, теперь Даша лежала спокойнее, хотя боль была ещё сильна: никакого обезболивания Екатерина пока не применила. Зрители понемногу расходились, обмениваясь впечатлениями. Наконец, и воспитанницам разрешили уйти на перерыв в специально предназначенную для этого комнату, и только после этого воспитательница обработала наказанной раны обезболивающим спреем и освободила её от фиксации. Соня немного задержалась, чтобы не оказаться в самой гуще своих подруг, и заметила, что к Даше подошла Ира Елистратова, помогла девушке встать и одеться. Затем они недолго побеседовали, причём, Ира говорила что-то Даше серьёзно и убеждённо. В конце разговора Даша даже слегка улыбнулась, и они вместе с Ирой покинули рабочую зону. Соня направилась следом. В комнате, предназначенной для отдыха, было тепло. Здесь девушки могли умыться, согреться и даже выпить горячего чаю. На столе стояли вазочки с печеньем и фруктами, чай в пакетиках, сахар, одноразовые стаканчики, а у стены располагались кулеры с холодной и горячей водой. В рабочие дни такие перекусы были санкционированы. Девушки, которые находились на «штрафной» диете, могли пить только воду, но им разрешалось съесть одно яблоко. Соня, выждав, пока все девочки усядутся за стол, тоже налила себе чай, конечно, без сахара, выбрав обычный «Липтон», хотя выбирать было из чего. Но Соня, следуя своему зароку, не позволяла себе сейчас ничего из того, что любила. Выбирала самое простое, насколько это было возможно. Из фруктов, например, ела только яблоки и грейпфруты. Определила себе норму: утром – грейпфрут, вечером – яблоко, и не притрагивалась ни к бананам, ни к киви, ни к винограду, хотя очень всё это любила. «Мне бы твою силу воли!» – сказала ей как-то Юля. Соня тогда в ответ только вздохнула. Со стаканчиком чая в руке девушка отошла поближе к дверям и прислонилась к стене. Мария Александровна сидела вместе с Екатериной Юрьевной на небольшом диванчике, предназначенном для воспитателей, недалеко от дверей. Они тоже пили чай, но не из одноразовых стаканчиков, а из красивых больших розовых чашек. Взглянув на Соню, Мария Александровна поставила свою чашку на столик и подошла к навесному шкафчику. Вынув оттуда поролоновый круг, она вручила его воспитаннице и молча указала на ближайшее кресло. Поблагодарив, девушка уселась и с наслаждением вытянула ноги. Быстро выпив чай, Соня откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. К счастью, ещё оставалось время, чтобы чуть-чуть расслабиться. Мария Александровна вернулась к дивану и снова взяла свою чашку. - Даше своей не хочешь тоже кружочек предложить? – обратилась она к Екатерине Юрьевне. – Смотри, девчонка на ногах еле держится! - Очень хочу, - вздохнула та. – Но не могу. Елизавета запретила категорически. Теперь ей никаких поблажек не будет! Соня слегка покраснела. Она, со своим уникальным слухом, опять слышала разговор воспитателей. - Как же Дашку угораздило? – недоумевала Мария Александровна. - Маша, не знаю, - пожала плечами Екатерина. – Она ничего объяснить не может. А мне её жалко! Девчонка хорошая, и Елизавета к ней всегда неплохо относилась, выделяла её, я знаю. Но сейчас она Дашу не пощадила. Ты думаешь, она ей только табличку повесила и «строгача» ежедневного назначила? Вчера Лиза ей сказала: «Не надейся, ни в карцер, ни в штрафную группу я тебя не отправлю. Так легко не отделаешься! Я тебе и здесь «хорошую жизнь» устрою! Надолго своё враньё запомнишь!» Маша, она у Дарьи ещё одежду отняла. Только на работу, на физкультуру и прогулку она может теперь одетой ходить, а по «Центру» - только голой! Представляешь? Всех развлечений лишила. Стол, конечно, штрафной. И ещё Дашка должна всё свободное время стоять у кабинета воспитателей по стойке «смирно». До двенадцати ночи! Когда девчонки с «коленей» возвращаются, только тогда она с ними может спать идти. - И долго так? – изумлённо спросила Маша. - Никто не знает, - опять вздохнула Екатерина. – Пока Лиза не посчитает, что достаточно. - Ну, тогда долго, - усмехнулась Маша. - Скорее всего, - согласилась Екатерина. – Рассердилась Лиза на неё страшно! - Катя, но, вообще-то, Елизавета имеет право сердиться. Думала-то Дашка чем? Сама виновата! - Конечно, виновата! Но мне такие меры не очень по душе. - Как же ты тогда у Елизаветы дежурным воспитателем оказалась? – с иронией спросила Маша. - Как оказалась? По всем правилам. Все тесты на совместимость прошла. Маша, в основном, у нас взгляды совпадают. Но сейчас… так много всего на девчонку навалить – мне кажется, это слишком! Лиза так никогда ещё не поступала. - Так у вас девчонки и обманывают не часто! Когда последний раз в вашей группе такое было? - Месяцев шесть назад, - подумав, ответила Екатерина. – Кира Лебедева. Я тогда в отпуске была, но знаю, что Лиза к ней всё-таки намного мягче отнеслась. Правда, Кира тогда была новенькой. - Ничего, - улыбнулась Маша. – Ты же у нас скоро на повышение идёшь, правда? В ответственные? Все решения тогда будут за тобой. Екатерина улыбнулась. - Не так уж и скоро. В конце мая. - А не жалко тебе с отделения уходить? Как тебя Галина Алексеевна отпускает? - Маша! Конечно, жалко! Но у меня же естественные науки. А у нас ни Света, ни Вероника, ни Татьяна Анатольевна никуда уходить не собираются. А на первом отделении Марина Ефремова, которая из 106-й уходит, как раз биологию преподаёт! А уходит в институт, очно учиться, на третий курс. Я же, как сюда пришла после института, так этого места и жду. Екатерина усмехнулась. - Вам-то, филологам, легче. «Языковые» места чаще освобождаются. А ещё очень мудро те девчонки поступают, которые ещё в колледже какой-то предмет для преподавания защищают, а в институте по другому профилю учатся. Вот, как Вероника, например. Биологию защитила, и уже на четвёртом курсе колледжа «ответственной» работала. А в институте – филологический закончила, и теперь может и биологию, и языки преподавать! Мы ведь с ней и Елизаветой вместе сюда пришли полтора года назад, сразу после института. Им обещали два языковых места, а мне – биологию. А получилось так, что Ольга Арсеньевна, «англичанка» из 209-ой, не уволилась, хотя уже заявление к тому времени подала. Не сложилось у неё что-то, передумала. Получается, одно языковое место улетучилось. А у Вероники – двойное образование! Даже тройное: она ведь ещё психолог. Естественно, Галина Алексеевна ей биологию отдала! Они же с Лизой с 18-ти лет тут работали, и уходили в институт уже «ответственными», с сертификатами. Конечно, у Вероники было преимущество, тут и говорить нечего. Я же вообще ещё ответственной не была. Вот пока «дежурной» и работаю, вакансии жду. Причём, за это время у нас на отделении места «ответственных» освобождались, но не моего профиля. Вот, у вас, например, в 204-ой. Вера Борисовна, бывшая «ответственная», помнишь, внезапно уволилась, за мужем-военным поехала? И это в конце мая, перед экзаменами! - Помню, конечно, - кивнула Маша. – Я, честно говоря, перекрестилась тогда! Очень с ней было трудно работать. - Так вот, тогда ваша Елена очень удачно и подвернулась. Молодое дарование, - усмехнулась Екатерина. - Каким-то образом у неё уже к середине первого курса французский оказался защищён, вот её и назначили. Оказалась в нужное время в нужном месте! Ей повезло, можно сказать. - Нет, Катя, не всё так просто, - возразила Маша. – На это место кандидатов было достаточно, и из других отделений, и из других «Центров», которые, вот как ты, месяцами вакансий ждут. Но за Лену Галина Алексеевна встала насмерть! Во-первых, Лена студентка, и с нашего отделения. А студентам всегда преимущества! Они же только на своём отделении могут работать, их никуда не переведёшь, потому что учатся здесь же. А Лена, ещё, когда у Светланы «дежурной» была, себя проявила. Они так вместе поработали, что 205-ую до сих пор никто обойти не может! Бесспорные лидеры! Досье её тоже внимательно изучали, а у Лены, оказывается, и на практике так было. Как только она приходит в группу «дежурной» – так эта группа быстренько на первое место выходит! А Галина Алексеевна у нас молодых воспитателей всегда поддерживает, ты же знаешь, вот и решила дать Лене шанс. Хотя вообще-то на первом курсе колледжа попасть в «ответственные» - это большая редкость. - Зато теперь Галина Алексеевна с Лены чуть ли не пылинки сдувает, - недовольно нахмурилась Екатерина. – Она ведь уже и сертификат получила, правда? «Эта выскочка!» - мысленно продолжила она. Лену Екатерина не любила, и та отвечала взаимностью. Как-то сразу не сложились отношения. Но внешне всё было «в рамках», и Маша об этой взаимной неприязни не знала. - Да, совсем недавно, - подтвердила она. – Мы тогда вчетвером: я, Инна, Светлана и Лена, заперлись в кабинете и «обмывали». - «Обмывали?» – удивилась Катя. – Серьёзно, что ли? Да ведь Лене с Инной по 19 лет! - Катя! – воскликнула Маша. – Они сок пили! Это мы со Светой сухое «Шардоне». - В рабочее время? – ехидно осведомилась Катя. - А у меня выходной был! – парировала Маша. – А Света… она же у нас немного авантюрная, ты знаешь! Да и воспитанницы уже в кровати легли. - Перед самым педсоветом! Ну, вы даёте! – восхитилась Екатерина. – С Лизой бы такой номер не прошёл! - А мы Лизу поэтому и не позвали, - рассмеялась Маша. – Лена хотела, а Света страшные глаза сделала и говорит: «Не вздумай!» И мы ограничились малым составом: дежурные воспитатели, наставник и сама виновница! Никого лишнего! Катя, событие-то замечательное! Испытательный срок не все проходят на «ответственных», ты знаешь. - А всё равно, не по инструкции! – весело возразила Катя. – Надо было после педсовета идти к себе в квартиру и там отмечать. Давно у Галины Алексеевны «на ковре» не были? - Вообще не были, - посерьёзнела Маша. – И очень хочется надеяться, что и не придётся. - Ведь ты не заложишь? – улыбнулась она. - Подумаю, - с нарочитой строгостью произнесла Екатерина. «Конечно, не заложу. Хотя… этой гордячке неплохо бы какую-нибудь гадость устроить. Но не таким образом, ведь не только её подставлю!» - Ладно, Маша. А свою карьеру ты как себе представляешь? - А мы с Даней решили своей карьерой уже после института заняться. У меня тоже двойное образование будет: историю и обществознание я ещё в колледже защитила, а учусь на филологическом. Хочу потом к Галине Алексеевне вернуться, она обещала взять, и Даня к себе в «Центр» вернётся. У него естественные плюс английский. Будет очень удобно, тут же рядом! - Маша, а ты со своей историей раньше «ответственной» не могла устроиться? - Могла. Но у нас на отделении места не было, а я от Галины Алексеевны никуда не уйду…есть у меня причина. Когда я колледж закончила, мне предлагали перейти на третье отделение, на историю. Как раз на два года! Но я отказалась. И Даня был против. Сейчас-то у нас график один, через сутки видимся! А тогда даже один раз в неделю был бы не гарантирован. Маша улыбнулась. - А у нас, если честно, тогда самый такой период был… Вообще друг без друга не могли! Ну, и решили пока оставить всё, как есть. Да и Галина Алексеевна была довольна: не очень-то она любит своих сотрудников на сторону отдавать. - Понятно, - протянула Катя. – А с Леной-то вы нормально сработались? - Да ничего, - обтекаемо ответила Маша. – Знаешь, после Веры Борисовны… Нормально работаем.
Forum: « Про двойное образование надо учесть», - подумала Соня. На самом деле девушка с самого начала разговора сидела, как на иголках: ей было неприятно, что опять невольно приходится подслушивать чужие разговоры. Соня не знала, как поступить. Ведь Мария Александровна указала ей именно на это кресло! Кто знает, что она имела в виду? Если пересесть в другое место, не будет ли это нарушением приказа? Здесь, в «Центре», ни в чём нельзя быть полностью уверенной. - Маша, а как вы к свадьбе готовитесь? – спросила тем временем Екатерина. Соня не знала ни про какую свадьбу. Ведь при том разговоре Марии Александровны с воспитанницами она не присутствовала, и бойкот заработала в тот же вечер. Эта информация показалась воспитаннице совсем уж интимной. Не выдержав, Соня решительно встала, направилась к дивану и робко остановилась на некотором расстоянии от него. Воспитатели замолчали и вопросительно посмотрели на девушку. - Мария Александровна, можно мне пересесть в другое место? – скромно спросила Соня. Маша кивнула и вернулась к разговору. Когда воспитанницы возвращались после перерыва на рабочее место, Соня, как всегда, одна шла позади всех. Мария Александровна подошла к ней и с усмешкой спросила: - Что же ты не захотела слушать про мою свадьбу? Соня вздрогнула, резко остановилась и тут же покраснела. Воспитательница смотрела на неё, улыбаясь. - Не удивляйся, я знаю про твой уникальный слух: Елена Сергеевна меня предупредила. Я специально тебя в это кресло определила. Интересно было, хватит ли у тебя совести опять подслушивать! Соня покраснела ещё больше. - Мария Александровна, простите, что я не сразу встала, я… - Да расслабься, - махнула рукой воспитатель. – Всё нормально. Я же видела, как ты ёрзаешь в кресле, места себе не находишь. Не волнуйся, проверку ты прошла. - Надо же, второй раз пытаюсь тебя подловить, и не получается! – удивлённо добавила она. Заметив, что Соня смотрит на неё расширенными глазами, Мария Александровна объяснила: - Не переживай, ничего личного. Я часто так поступаю, это у меня в характере. И воспитанницам такие проверки расслабляться не позволяют. Лучше уж пусть мне попадутся, чем кому-нибудь другому, уже в реальной ситуации. Согласна? Соня машинально кивнула. - Всё, работай! Мария Александровна подтолкнула девушку к её рабочему месту и отошла к другому концу стола. Вновь принимаясь за морковку, Соня вспоминала невольно подслушанный разговор. «Теперь понятно! Значит, чтобы ещё до института получить место «ответственной», надо как минимум защитить досрочно один из предметов на право преподавания. А это не все делают. Но и это тоже не гарантия! Необходимо, чтобы вакансия освободилась, да ещё, чтобы у воспитателя уже репутация была соответствующая! Вот как у Елены, например. Галина Алексеевна наверняка и после института её с радостью возьмёт, как проверенного сотрудника, так же, как Елизавету Вадимовну с Вероникой Игоревной. Интересно у них всё!» Норму Соня сегодня не выполнила, но сделала гораздо больше, чем в свой первый рабочий день, и ни одной морковки не в тот ящик не бросила. За качеством работы воспитатели и бригадир следили очень строго и за брак наказывали безжалостно, гораздо строже, чем за невыполнение нормы. - Неплохо! – одобрила Мария Александровна. – Но учти, у тебя ещё только один день остался тренировочный, а потом будешь отвечать за невыполнение плана, как и все. - Дарья! А ты что скажешь в своё оправдание? – строго спросила воспитательница у Даши Карповой. Даша, единственная из всей группы, кроме Сони, сегодня недовыполнила норму на целых два ящика. - Простите, Мария Александровна! – девушка была очень расстроена. – Я почти месяц не работала из-за этой ангины, наверное, отвыкла немного. Но я старалась, честное слово. - Да я видела, - вздохнула воспитатель. – Но не думаю, что тебе это очень поможет. Сегодня у нас отчёт Елизавета Вадимовна проводит, посмотрим, как она рассудит. Даша испуганно взглянула на свою тёзку из 202-ой группы. - Вот-вот! – усмехнулась Мария Александровна, проследив взгляд своей воспитанницы. - И тебе Елизавета Вадимовна табличку повесит - «Лентяйка»! Будешь с ней ходить, пока не исправишься. Заметив, что Даша побледнела, воспитатель слегка приобняла её за плечи. - Да шучу я! Не думаю, что до этого дойдёт. - Мария Александровна, а вы за неё не заступитесь? – с надеждой спросила Лиза Быстрова. - Попробую, - Маша отпустила Дашины плечи и уже другим, строгим голосом скомандовала: – Всё, девочки, строимся!
Forum: Елизавета вошла в свою группу без двадцати шесть, когда её воспитанницы заканчивали приводить себя в порядок после работы. Даша Морозова, полностью раздетая, уже стояла у стены рядом с дверью в кабинет воспитателей. На полу мелом был начерчен совсем небольшой круг, за пределы которого наказанная не имела права переступать. Увидев воспитателя, все девушки тут же замерли «смирно», кто где стоял. - Очень рада вас всех видеть! – энергично проговорила Елизавета, окидывая воспитанниц цепким взглядом. Она редко употребляла обычные приветствия вроде «Здравствуйте» или «Добрый вечер». Наткнувшись взглядом на большой яркий лозунг, красовавшийся на стене на самом видном месте, Лиза довольно усмехнулась. Этот лозунг она придумала сама и не так давно лично водрузила его на стену в спальне. Текст гласил: «Не бывает плохих подростков. Бывает мало розог!» «Считайте, что это мой девиз!» - объяснила она тогда ошеломлённым воспитанницам. «Забавно будет посмотреть, как его увидит очередная новенькая!» – подумала сейчас Елизавета. - Быстро стройтесь на середине! – приказала она. Девушки построились молниеносно. Дисциплина в группе была железная, все приказы выполнялись без промедлений. Елизавета, не торопясь, подошла к Даше. Провинившаяся глубоко вздохнула и побледнела, видно было, что ей очень страшно. Воспитательница, не говоря ни слова, некоторое время пристально и холодно смотрела на девушку. От этого взгляда у Даши неприятно засосало в животе и задрожали колени. Она с трудом удержалась, чтобы не опустить глаза: Елизавета Вадимовна этого не разрешала. Воспитанницы её группы обязаны были смотреть в глаза воспитателю в течение всего разговора, каким бы неприятным для них он не был. - Что, обманщица, привыкаешь к новой жизни? – с усмешкой спросила, наконец, Елизавета. - С трудом, - еле выговорила Даша. - Привыкай, - почти доброжелательно кивнула ей Лиза. – Ты «попала» капитально! И надолго. - Елизавета Вадимовна! – со слезами на глазах отчаянно воскликнула провинившаяся. – Я очень виновата, но я безумно сожалею о своём поступке! Такого больше не повторится! Пожалуйста, простите меня! - Прощу, - серьёзно ответила воспитатель. – Примерно через год, не раньше. А всё это время будешь на особом положении. Ты совершила позорный проступок, и никакого оправдания тебе нет! От меня прежнего отношения не жди. Терпеть не могу лгунов! Кроме жестокости и презрения, от меня ничего больше не увидишь. - Я работаю воспитателем уже почти десять лет, - Елизавета постепенно повышала голос. - За всё это время ни одна из моих воспитанниц не позволила себе так нагло мне врать, да ещё вынудить меня проводить «очную ставку». Ты очень сильно пожалеешь, я тебе обещаю! От ужаса Даша широко раскрыла глаза и покачнулась. Чтобы не упасть, девушка вынуждена была сделать шаг назад и прислониться к стене. - Елизавета Вадимовна! – взмолилась она. – Вы не сможете так со мной поступить! Да мне и всего-то осталось семь месяцев! Елизавета нахмурилась, взгляд её сделался стальным. - Во-первых, ты нарушила режим «смирно» и вышла за круг! – гневно произнесла она. Даша растерянно посмотрела себе под ноги. Действительно, это было так. - Простите, - испуганно проговорила она и тут же встала, как положено. - А во-вторых, - грозно продолжала Лиза, - как ты смеешь со мной спорить? Она быстро подошла вплотную к девушке и одну за другой отвесила ей две хлёсткие пощёчины. Затем взяла уже рыдающую воспитанницу двумя пальцами за подбородок и тихо, но жёстко сказала: - Если я поставлю перед собой такую цель, то ты отсюда и через два года не выйдешь! Поняла? Ты этого хочешь? - Нет! Не сердитесь, пожалуйста! Угроза воспитателя шокировала Дашу. Она знала, что Елизавета Вадимовна вполне способна выполнить даже самые, казалось бы, нереальные и нелогичные свои обещания, такое в группе бывало. Воспитанница из последних сил попыталась взять себя в руки, прекратила рыдать и почтительно произнесла: - Елизавета Вадимовна, простите, я вела себя нескромно. Я покорно приму любую вашу волю, и всё выполню, без всякого ропота! Обещаю вам! Даша Морозова была довольно умной девочкой, но, к сожалению, в её характере присутствовала склонность к импульсивным поступкам. В колледже девушка выполняла обязанности помощника лидера, а в «Центр» попала за то, что, отмечая свой день рождения в компании друзей, в том числе и совершеннолетних, выпила бокал шампанского. Сама Даша не могла потом объяснить, как это произошло. Просто взяла со стола и выпила! И только потом уже заметила, что все её друзья резко замолчали и взгляды их полны изумления. Сделать такое – это однозначно подписать себе приговор. Любой алкоголь до 21-го года категорически запрещался, даже глоток пива нельзя выпить. Если даже все будут молчать – на «детекторе» такой факт однозначно скрыть не получится. В итоге, Даша получила один год и три месяца заключения в «Центре». Сейчас воспитанница прекрасно понимала, что Елизавету Вадимовну необходимо смягчить любым способом! Даша и так не могла дождаться окончания своего срока и прилагала все усилия, чтобы получать меньше замечаний. Ей даже удалось за 8 месяцев ни разу не попасть в изолятор! Остаться в «Центре» ещё хотя бы на один лишний день казалось девушке катастрофой! Елизавета отпустила Дашин подбородок и удовлетворённо хмыкнула. - Неплохой ответ, - одобрила она. Лиза любила, когда её воспитанницы вели себя по-умному, и иногда могла в таких случаях сделать им какие-то послабления. - Хорошо. Обойдёмся физическими мерами, - решила воспитатель. – За нарушение режима «смирно» сегодня получишь «безлимитку». Публично! - Придётся тебе хорошенько задницей под ремнём повертеть, - язвительно добавила она. – А за нескромность и спор с воспитателем будешь наказана на «станке» - в понедельник. И учти – я глаз с тебя не спущу! Встань в строй! - Слушаюсь! – Даша с видимым облегчением быстро присоединилась к другим воспитанницам. - Так, девочки! – обратилась к группе Елизавета. – Поскольку на мне сегодня ещё и 204-ая группа, отчёт у нас с вами пройдёт в два этапа. Екатерина Юрьевна, пожалуйста, доложите коротко, какие были нарушения, и у кого есть вызовы к преподавателям. Екатерина кивнула и быстро отчиталась о нарушениях. - Пять! – воскликнула Елизавета, поднимая раскрытую ладонь. – Пять нарушений! В рабочий день! Не в учебный! Да вы совсем распустились! У всех воспитанниц, отмеченных в отчёте, буквально душа ушла в пятки. - Все нарушительницы сегодня получат наказания «с усилением», - пообещала Лиза. – Вы прекрасно знаете: если в группе больше трёх нарушений – всех провинившихся наказываю гораздо строже. Могли бы хотя бы перед свиданием постараться: ведь завтра посидеть нормально со своими мамами не сможете! Вы думаете, я вам собираюсь перед свиданием «третью-бис» накладывать? И не подумаю! Пусть вам будет стыдно! - А вызовы? – спросила она у Екатерины. - Сегодня нет. - Хорошо, закончим отчёт после ужина. Все хулиганки приготовьтесь объяснить мне своё поведение. А пока можете быть свободны. - А ты – на место! – приказала Елизавета Даше, указывая на начерченный на полу круг. – К своему «позорному столбу»!
Forum: Через десять минут Елизавета уже вошла в спальню 204-ой группы и приказала воспитанницам собраться вокруг стола. - Послушаем, как вы сегодня отличились, - она испытующе оглядела девушек. – Мария Александровна, приступайте, пожалуйста. - Начинаю со вчерашнего вечера, - сообщила Маша. – На коленях стояли Левченко и Соколова. Левченко – без замечаний отстояла два часа, осталось 18 с половиной. А вот Соколова… Маша вздохнула. - Юля за это же время получила четыре замечания. Соответственно, была 4 раза наказана тростью – по 10 ударов, и заработала штрафное время – два часа. В итоге все пять назначенных ей часов наказания остались при ней.. - Соколова, что это за безобразие? – возмутилась Елизавета. – Ты что, новенькая, чтобы так себя вести? Ну-ка, быстро объясняйся! Юля сегодня на отчёте стояла около своего места, поскольку после вчерашнего «станка», а потом ещё и порки ротангом, сидеть ещё была не в состоянии. - Елизавета Вадимовна, простите! – взмолилась она. – Я очень давно не стояла на коленях, почти полгода! Мне вчера было трудно с непривычки. Я старалась, но ничего не могла поделать! Я исправлюсь, честное слово! - Это не оправдание, моя дорогая! Такие доводы допустимы в детском саду, но не в таком учреждении, как «Центр перевоспитания»! – Елизавета смотрела Юле прямо в глаза и говорила сердито. - Ты должна была больше стараться и не давать себе поблажки! Тем более, ты в штрафную группу уходишь. Там тебе, такой неженке, ещё труднее придётся! Уж Рената Львовна с тобой церемониться не будет! Это позор – за два часа получить четыре замечания! Если бы ты была моей воспитанницей, я бы добавила тебе за это часов десять «коленей», для тренировки. - Мария Александровна, - Елизавета повернулась к дежурной воспитательнице. – Как вы считаете, Елена Сергеевна меня поймёт, если я это сделаю? - Сомневаюсь, - покачала головой Маша, сдерживая улыбку. - Вот и я тоже, - вздохнула Елизавета. – Ладно, ограничимся малым. Сегодня перед тем, как отправить Соколову «на колени», проведите ей, пожалуйста, «напоминание» - 20 ремней. Пусть обдумает, как ей себя вести в зале для наказаний. - Хорошо, - кивнула Мария Александровна. - Дальше, пожалуйста, - попросила Лиза. Соня вздохнула. Вчера вечером ей было невыносимо жалко Юлю. Подруга к полуночи оказалась совершенно измучена болью от самого наказания и от порки тростью, доведена до отчаяния гневными выговорами Марины Олеговны. А сегодня ещё и Елизавета решила ей добавить! Соня была уверена, что Елена и не подумала бы дополнительно наказать Юлю за эти замечания, ведь девушке и так за них досталось! Лена посчитала бы, что дополнительное наказание в таком случае - это слишком жестоко. А вот для Елизаветы, очевидно, такое было в порядке вещей. Соня невольно вспомнила свои прежние методы работы. «А ведь я наверняка раньше тоже бы так поступила, - подумала она. – Да так и поступала, собственно, особенно с Мариной. Инна права: у нас с Елизаветой много общего» - Ночью всё было в порядке, - продолжала Мария Александровна. - Сегодня у группы рабочий день. Замечаний на работе никто не получил, но Карпова Даша недовыполнила норму на два ящика. Елизавета удивлённо вскинула брови и отыскала Дашу взглядом: - Вставай и объясняйся! - Слушаюсь. Елизавета Вадимовна, простите, я виновата. Я болела ангиной и долго не работала, и сегодня мне было трудно. Наверное, ещё в ритм не вошла. - Елизавета Вадимовна, - вступилась Маша. – У Даши есть смягчающие обстоятельства: она очень старалась, не отвлекалась, не болтала, и брака никакого не допустила. Может быть, вы проявите к ней снисхождение? - Мария Александровна, а что это вы всё за них заступаетесь? – с нарочитым возмущением спросила Елизавета. - Так ведь свои! Жалко! – улыбнулась Маша. - Жалко… - передразнила Елизавета. – Я могла бы проявить снисхождение, если бы не два обстоятельства. Первое. Два ящика – это много. И второе. Даша, скажи мне, пожалуйста, сколько лет ты находишься в учреждениях «Системы перевоспитания»? - Три года, - обречённо ответила девушка. - С девятого класса! – воскликнула Лиза. – Девочки, у кого из вас ещё такой стаж? Все молчали. - Ни у кого! – Елизавета удовлетворённо хлопнула ладонью по столу. – Дорогая моя, за эти три года ты должна была так научиться кидать в ящики морковку, что никакие болезни на эти навыки бы не повлияли! Значит, ты плохо старалась. Не настроилась соответствующим образом перед работой! Позволила себе расслабиться! Поэтому получишь за невыполнение плана 30 ремней и три часа «на коленях». - Слушаюсь, - Даша немного побледнела. - И ещё будешь два дня подряд – завтра и в понедельник, вне очереди дежурить по группе, чтобы трудовые навыки немного подкорректировать к следующему рабочему дню. Поняла? - Да. - Мария Александровна, дальше, пожалуйста. - А это всё! – довольно сообщила Маша. - Как это все? – возмутилась Елизавета. – Не может быть! Она вопросительно посмотрела на коллегу. Та улыбнулась и доложила: - Норму все остальные выполнили, кроме Левченко, но у неё второй рабочий день, да и то всего пол ящика не хватило. Брака в работе ни у кого не было. После работы пришли в спальню, привели себя в порядок, всё убрали и ждали вас. - С нетерпением, - добавила Маша. «Вот прикалываются!» – хмыкнула про себя Соня. Словно прочитав её мысли, Елизавета возмущённо продолжала: - И ни одного замечания больше? Мария Александровна, продолжая улыбаться, отрицательно покачала головой. - Безобразие! Я только во вкус вошла. Не так часто удаётся в вашей образцовой группе покомандовать! – Лиза говорила недовольным голосом, но в нём явно присутствовала ирония. – Что, и в шкафах у них, скажете, всё в порядке? - Да, - невозмутимо кивнула Маша. - Так, ты, ты и ты, - Елизавета указала на Настю, Вику и Галю. – Быстро показываете мне свои шкафы! Названные воспитанницы немедленно вскочили и отправились выполнять приказание. Через пять минут все уже опять сидели за столом. - Подготовились, - проворчала Елизавета. - А дежурит по группе сегодня кто? – вкрадчиво спросила она. - Я, - встала Галя. - А почему это у тебя лампа в мухах? – поинтересовалась Лиза. - Какая? – растерялась дежурная. В просторном помещении спальни на потолке и на стенах располагались несколько одинаковых светильников с плафонами из молочного стекла. - А вот! – Елизавета указала на светильник, прикреплённый к стене практически напротив стола. Галя побледнела. - Простите, но, это не мухи, - ещё более растерянно сказала она. Мария Александровна едва сдерживала смех. - Елизавета Вадимовна, ну какие в декабре мухи? Это стекло такое – в точечках. Плафон недавно треснул, и нам такую замену дали. Елизавета широко и открыто улыбнулась. - Ладно, сдаюсь. Галя, садись. Мария Александровна, вызовы к преподавателям есть? - Левченко сегодня после ужина идёт на занятие во французскую объединённую усиленную группу. В первый раз. - Вот как? – удивилась Елизавета и повернулась к Соне. – Елена Сергеевна уже успела тебя туда определить? А я хотела тебе предложить немецким усиленно заняться, в подобной группе! - Елизавета Вадимовна, но с французским у Сони намного лучше, - заметила Мария Александровна. – Она у нас практически «француженка». - Ну и ладно, - согласилась Елизавета. – Срок у Левченко большой, всё успеет. И «немкой», и «англичанкой» станет. А вечером у неё «безлимитка», верно? - Да, - подтвердила Маша. - Это Елена Сергеевна мне поручила, - сообщила Елизавета. – Приду к вам около девяти часов и проведу. Левченко, а ты должна радоваться: у тебя сегодня только одна порка. Уже прогресс! После наказания немного отлежишься, а потом отправишься «на колени», к десяти. - Слушаюсь, - к сожалению, что бы Соня по этому поводу ни думала, ничего другого ответить она не могла. - Мария Александровна, ещё наказания есть? - У Соколовой, кроме ваших двадцати, ещё 50 ремней в архиве. - Это потом, - махнула рукой Лиза. – Рената Львовна будет доделывать. Сегодня дайте ей только эти двадцать, сразу после ужина, и к восьми часам отправьте «на колени». - Хорошо, - кивнула Маша. – Но у неё ещё штрафной ужин! - Ах, да! – вспомнила Елизавета. – Елена Сергеевна мне говорила. Что же, очень печально. - Первый раз? – спросила она у Юли. Воспитанница расстроено кивнула. - А потому что нечего своих ответственных воспитателей фашистками обзывать, - назидательно выговорила Лиза. – Тогда на ужин я иду вместе с вами, и лично твоё поведение проконтролирую! Мария Александровна, что-нибудь ещё? - Карповой вы назначили сегодня наказание, - напомнила воспитатель. Елизавета немного подумала. - Мария Александровна, накажите её тоже после ужина, а потом пусть вместе с Соколовой идёт «на колени» к восьми. - Хорошо. - Кого-нибудь ещё надо сегодня выпороть? – усмехнулась Лиза. - Нет, - улыбнулась Мария Александровна. – Это всё. - Хорошо, - Елизавета встала. – А теперь я бы хотела пообщаться с Левченко. Мария Александровна, можно мы займём ваш кабинет? - Конечно. Соня сегодня во время отчёта стояла рядом с Марией Александровной. Елизавета подошла к ней, взяла за плечо и подтолкнула в сторону кабинета. - Пойдём. Увидев, что Соня напряглась, Лиза усмехнулась: - Не бойся. Пороть тебя я буду позже, а сейчас просто побеседуем.
Forum: Когда Елизавета Вадимовна с Соней скрылись в кабинете, Даша взволнованно проговорила: - Мария Александровна, спасибо! Воспитательница развела руками. - Да за что же? Ничего ведь не вышло… - Но вы хотели мне помочь! - Хотела. Но исключительно из-за моего «духа противоречия». Я знала, что Елизавета Вадимовна тебя не пощадит. Но… Она обернулась на дверь кабинета, подвинулась ближе к девушкам и заговорщицки улыбнулась. - Если честно, девчонки, не люблю своих воспитанниц на растерзание другим «ответственным» отдавать. Елене Сергеевне я бы и слова не сказала, а в такой ситуации так и тянет заступиться! Однако… Маша вздохнула. - С Елизаветой Вадимовной не очень-то поспоришь… Девочки изумлённо смотрели на свою дежурную воспитательницу, которая в последнее время не переставала их удивлять. - Мария Александровна, - решила воспользоваться благоприятным моментом Лиза Быстрова. – Как вы думаете, а не можем ли мы что-нибудь сделать для Юли? Как-то Елену Сергеевну упросить, чтобы не отсылала её в «штрафную»? - Абсолютно ничего! – твёрдо ответила воспитательница. – И не растравляй себя и других. Приказ уже подписан, и обратного пути нет! - Если бы Сонька не была на «бойкоте», она бы что-нибудь придумала! – с отчаянием, но уверенно воскликнула Галя. Она сейчас чувствовала себя ужасно: новость о переводе подруги подкосила воспитанницу. После вчерашнего отчёта Галя впала в депрессивно-истеричное состояние: у девушки развилась апатия, в глазах всё время стояли слёзы, она ни с кем, кроме Юли, не разговаривала, с трудом подчинялась режиму. Просто удивительно, что за эти сутки она не получила никаких замечаний. Юлю напугало такое поведение подруги, даже свои неприятности ушли у девушки на второй план. Она непрерывно, каждую свободную минуту беседовала с Галей, утешала её, уверяла, что месяц пролетит быстро, что в штрафной группе тоже как-то живут воспитанницы, что она сильная и справится, и, что, в конце концов, у Сони уже через 12 дней кончится бойкот, и Галя не останется совсем без подруг надолго. «Как этот бойкот некстати! - с отчаянием думала Юля. – Не справлюсь я без Соньки! А кто ещё нам поможет?» Пока, действительно, ничего не помогало. Галя постоянно толковала только о том, что нужно упросить Елену Сергеевну, а, если не получится, пойти к заведующей или даже к директору «Центра» и объяснить, что такого строгого наказания Юля не заслужила. В общем, Галя совсем перестала ориентироваться в ситуации и могла «наломать дров». Беспокойство за подругу нарастало. Понимая, что сама не справляется, Юля всё же решилась обратиться за помощью к Марии Александровне: поделилась с ней своей тревогой непосредственно перед отчётом. Воспитательница пообещала поговорить с Галей и, если это будет необходимо, подключить к решению проблемы Светлану Петровну, как психолога. Сейчас, в ответ на реплику Гали, Маша покачала головой. - Не говори глупостей! Ничего Соня здесь не придумает. Это же не мелкий внутригрупповой конфликт! Дело на педсовете рассматривалось! Да и вообще, только Соне с этим к Елене Сергеевне и соваться. Тем не менее, Мария Александровна задумалась и пару секунд спустя пробормотала: - Уж не знаю, какое чудо должно произойти… - Мария Александровна, а вы не знаете, зачем Елизавета Вадимовна Соню вызвала? – робко спросила Наташа Леонова. - Понятия не имею! Самой интересно, - у Маши в глазах зажглись огоньки. – Узнаете, когда у неё бойкот кончится. Девочки, я вас предупреждаю: прекращайте про Соню упоминать и спрашивать. Помните, что Елена Сергеевна сказала? «Этой воспитанницы для вас на ближайшие две недели не существует!» Вот и ведите себя соответственно. Проблем у всех точно будет меньше! Кстати, а я своё обещание выполнила. Воспитательница достала из папки и выложила на стол диск и стопку программок. - «Антураж» - напомнила она. – Концерт вчера был замечательный! А на диске – их выступление во Франции. - Спасибо! – воскликнула Вика. Девушки оживились и быстро разобрали программки. - Можете сейчас начать слушать, до ужина, - разрешила Мария Александровна. – Наташа, а твоя «Иоланта» у меня в кабинете в видике стоит. Маша улыбнулась. - Я сегодня утром, пока вы ещё спали, не удержалась, начала смотреть. Тоже её очень люблю! Если быстро сделаешь уроки – усажу тебя в кабинете, и наслаждайся. - Воспользуемся тем, что начальства нет, - опять улыбнулась она. - Спасибо! – Наташа слегка покраснела от удовольствия. Подобные сюрпризы перепадали воспитанницам не часто.
Forum: Когда Елизавета ввела Соню в кабинет, девушка остановилась было у дверей; однако воспитатель крепко взяла её за руку, провела в зону отдыха и сразу же задвинула перегородку. - Присаживайся, - приказала она воспитаннице, вручая той поролоновый круг. Соня осторожно села в указанное кресло. Она слегка волновалась, но, в целом, ничего особенно плохого от предстоящего общения с Елизаветой Вадимовной не ожидала. Девушке было даже интересно, о чём Елизавета собирается с ней беседовать. В последние дни Елизавета Вадимовна нравилась Соне всё больше и больше. Соня с благодарностью вспоминала разговор с Елизаветой в четверг вечером, когда воспитательница в итоге проявила к ней понимание и сочувствие. Соне также очень польстило, что Елизавета Вадимовна, оказывается, считала её стажёром. И уже совсем восхитило девушку то, как заботливо и благородно Елизавета отнеслась к Инне: и на комиссии, и после вчерашнего инцидента с Еленой. Соне очень понравилось, что Елизавета не только всеми силами старалась помочь Инне, но и смогла убедить Елену, проявив при этом максимум упорства и дипломатизма. Сама Соня считала, что убедить в чём-то Лену – это дело далеко не простое. Елизавета опустилась в кресло напротив Сони и несколько секунд внимательно смотрела на воспитанницу. - У меня к тебе две темы для разговора, - наконец, произнесла она. Соня молча ждала. - Первая, - продолжала Лиза. – Дорогая моя, объясни, как это ты осмелилась давать советы воспитателю? Я имею в виду Инну. Вчерашний случай. - Елизавета Вадимовна, я сейчас отвечу! – взволновалась Соня. – Но… вы не могли бы мне сказать… Елена Сергеевна тоже об этом знает? - Если бы она знала, - усмехнулась Лиза, - всё было бы уже по-другому. Но ты не считаешь, что поступила для воспитанницы чересчур нескромно? А по отношению к Елене – просто нетактично, и даже нагло! Это же надо – провернуть у неё под носом такое дело! - Вы правы, Елизавета Вадимовна, - Соня вздохнула. - Я отдавала себе в этом отчёт, но мне пришлось выбирать из двух зол меньшее. Я посчитала, что на тот момент важнее было помочь Инне… Владимировне избавиться от ожидающих её крупных неприятностей. А Елена Сергеевна может об этом и не узнать, если всё удачно сложится! Лиза смотрела на Соню с изумлением. - Ничего себе, - протянула она. – Так ты всё это продумала? С твоей стороны это был не импульсивный поступок? - Нет, - покачала головой Соня. – Я не могла поступить по-другому. - Прекрасно могла, - повысила голос Лиза. – Если уж Инне взбрело в голову тебе пожаловаться, ты должна была почтительно её выслушать и просто выразить сочувствие. Вовсе не обязательно было лезть с советами! - Но Инна Владимировна была просто в отчаянии! – Соня в волнении отбросила назад чёлку. – Сказала, что ей не к кому обратиться, что посоветоваться с вами или Светланой Петровной она уже не успевает! А я была почти уверена, что, если она мне всё расскажет, то мы вместе сможем что-нибудь придумать. Елизавета Вадимовна, ну не могла я не попытаться помочь! Лиза с сомнением покачала головой. - Придумать-то мы придумали, - смущённо улыбнулась Соня. – Но ведь я не знала, что у вас всё так… шокирующе! - Ты имеешь в виду порку для воспитателей? – усмехнулась Лиза. - Да. Так что без вашего вмешательства всё равно ничего бы не получилось. - Скорее всего, - согласилась Елизавета. – Но ты дала Инне совет очень вовремя. В результате, единственное своё «окно» в то утро я потратила уже непосредственно на конкретное решение этой проблемы: объяснила Инне перспективы и попыталась убедить Елену. Так что, заслуга наша общая! - Что же. Твоя позиция мне, по крайней мере, теперь понятна, - задумчиво продолжала она. - Елизавета Вадимовна, вы меня за это накажете? – Соня слегка побледнела. Она знала нрав и методы Елизаветы. Ведь может придумать что-нибудь такое… - Вот ещё! – возмутилась Лиза. – Тебя-то – нет! Это не моё дело. Если Елена узнает, пусть она с тобой сама разбирается. А вот Инне хорошо бы ещё разочек всыпать за такие фокусы! - Не надо, Елизавета Вадимовна! - заволновалась Соня. – У неё трудный период, она просто растерялась! И… ведь ей и так, наверное, здорово досталось? Елизавета Вадимовна, ведь Инна Владимировна, хоть она и воспитатель, но имеет же она право на ошибку, на слабость? А у вас всё так строго! Я думала, что хотя бы воспитатели могут чувствовать себя в «Центре» уверенно и спокойно! Что уж им-то такое унижение и такие физические страдания, как нам, не грозят ни в коем случае! - До совершеннолетия – очень даже грозят! – усмехнулась Лиза. – Если нарушать инструкции или в учёбе халтурить. А как Инне досталось – сегодня сама узнаешь! Елена Сергеевна распорядилась наказать тебя по «шестому строгому», а именно такую порку Инна вчера и получила. - И нечего её защищать, - проворчала Елизавета. – Пожалела? - Да, - смущённо кивнула Соня. - Да что же ты за человек, в самом-то деле? – закричала вдруг Лиза. От неожиданности Соня вздрогнула. - Ты всех жалеешь! – громко возмущалась Елизавета. – Иру мою Елистратову пожалела? Больше часа с ней в воскресенье психотерапию проводила! Было? - Да, - тихо ответила Соня. - Юлю и Зою от «станка» хотела избавить! Их тоже жалко стало? А Дашу Карпову? Думаешь, Инна мне не рассказала, как ты её от моего гнева пыталась спасти! В рекордные сроки немецкий в неё вдолбила! И ведь спасла! Ты даже Елену пожалела, когда думала, что это ей грозит отстранение! Соня сидела, боясь шевельнуться. Она не понимала, что так рассердило воспитателя. Елизавета немного успокоилась и совсем другим голосом спросила: - Но, почему же ты, в таком случае, не пожалела Марину? Я всё-таки не могу этого понять! Понимаешь, Соня, лежит у меня к тебе душа, честно говорю, но этот твой поступок мне покоя не даёт! - Елизавета Вадимовна, - Соня почувствовала, что к глазам подступают слёзы. – Тогда я никого не жалела, я была совершенно другая! Но за эти три недели я изменилась, хотя, конечно… поверить в это трудно. В порыве отчаяния девушка вскочила с места. - Поверьте мне, я умоляю! Елена Сергеевна, конечно, не верит, но хоть вы поверьте! Соня с надеждой смотрела на воспитателя. - Придётся поверить, - Лиза взглянула Соне прямо в глаза. – Не притворяешься же ты, в самом деле? - Не притворяюсь, - вздохнула Соня. - Хорошо. Пойдём со мной. Круг с собой забирай. Елизавета открыла перегородку, и они с Соней перешли в кабинет, где разместились в других креслах. - Соня, - начала Лиза. – Я уже упоминала сегодня про Иру Елистратову. Ира внезапно изменилась, явно в лучшую сторону, а произошло это после вашей воскресной беседы. Вы беседовали в общей гостиной, она не прослушивается, и я не вправе приказать тебе передать мне этот разговор. Но я очень хочу знать, о чём вы с ней говорили. Можешь рассказать? Соня заколебалась. Ей трудно было отказать Елизавете, но ведь Ира доверилась ей и, наверняка, не рассчитывала, что Соня поведает о её секретах воспитателю. - Елизавета Вадимовна, - мягко ответила девушка. – У нас с Ирой состоялся очень личный разговор. Я не считаю себя вправе его разглашать, вы поймите! - Соня, но ведь я не из простого любопытства спрашиваю, - настаивала Лиза. – С Ирой всё не так просто: она у нас – сложный случай. Мою группу, как психолог, Вероника Игоревна курирует. И мы с ней вместе с Ирой уже больше года работаем, пытаемся её понять лучше, и её общий жизненный настрой хоть немного в позитивную сторону сдвинуть! Но, Соня, до сих пор Ира была закрыта. На каком-то уровне у неё психологический барьер, и перейти через него не удалось никому из нас. А ты смогла! За одну беседу! Я к тебе обращаюсь сейчас практически, как к коллеге. Ты же именно так себя ведёшь, согласись. Так что? Ты мне поможешь? Соня всё ещё не могла решиться. - Елизавета Вадимовна! А вы не можете об этом спросить у самой Иры? Лиза поморщилась и тряхнула головой. Её длинные тёмные вьющиеся волосы сегодня были зачёсаны назад и очень низко перехвачены коричневым большим зажимом. В глазах зеленоватого оттенка появилось недовольное выражение. - Соня, поверь, я не собираюсь использовать эти сведения против Иры. Наоборот, хочу понять, как ей лучше помочь. Она же моя воспитанница! Ей в «Центре» находиться ещё очень долго предстоит! Если я, как воспитатель, буду лучше её понимать, ей это здорово поможет! Елизавета видела, что Соню терзают сомнения, и привела ещё один аргумент. - Соня. Я ведь тебе поверила! Поверь и ты мне! «Запрещённый приём», - подумала Соня, но, тем не менее, именно эта фраза её и убедила. - Я верю, Елизавета Вадимовна, - девушка выпрямилась в кресле. – Что вы хотите знать? Я расскажу! - Спасибо, - Лиза довольно кивнула. – Ты не будешь разочарована. Соня, во-первых, объясни мне, каким образом ты, едва появившись на отделении, умудрилась войти с Ирой в контакт и даже договорилась с ней встретиться? Она очень необщительная, подруг у неё нет, ни с кем Ира своими проблемами раньше не делилась. - Тут очень удачно получилось, - улыбнулась Соня. – Мы с ней познакомились «на коленях». Ира видела, что мне в тот день было очень трудно. Ирина Викторовна на меня тогда ополчилась и отхлестала тростью так, как, очевидно, редко поступает! - А ты молчала, - предположила Лиза. - Да. А Иру это поразило. Сама она кричала и слёзы ручьями проливала, но я сразу заметила, что её это очень сильно угнетает. И на её вопрос я ответила, что не считаю для себя возможным унижаться перед воспитателями и вопить во время наказаний. И предложила встретиться в воскресенье и поговорить об этом. Ира и согласилась, причём с радостью! Ну, а вылилось всё в очень доверительную беседу. Я ей сказала, что она может и должна наказания выносить достойно, и что это будет первым шагом в её реабилитации. Что она человек сильный, и справится! Сначала она перестаёт кричать при порке, затем выбирается «с коленей», а потом сводит нарушения к минимуму. Одновременно резко меняет своё отношение к воспитателям: не пресмыкается, ведёт себя с внутренним достоинством, но при этом беспрекословно подчиняется. Проводит аутотренинг. Ире всё это очень понравилось, она заявила, что попробует с радостью. - Интересно, а как ты её учила стойко переносить наказания? Это не так просто! У Иры очень уж быстро всё получилось, обычно этого трудно добиться. Соня смущённо улыбнулась. - Я ей подробно описала, как сама справляюсь, а потом решительно от неё потребовала поступать так же. И у неё получается! В зале для наказаний она ведёт себя восхитительно! - И у меня так же, - согласилась Лиза. - Я почему на этом настаивала? - объяснила Соня. – Это первый шаг, чтобы вернуть веру в себя. Когда чувствуешь, что не зависишь от произвола воспитателей, знаешь, что можешь вести себя достойно и уверенно смотреть им в глаза – это сильно повышает самооценку. - Произвол воспитателей? – Елизавета нахмурилась, но глаза улыбались. – Что за бунтарские словечки? - Простите, - смутилась Соня. – Но, ведь всякое бывает, правда? - Допустим, - кивнула Лиза. – Соня, а как дальше ваш разговор складывался? Соня немного подумала. - Если в общих чертах, Ира просто рассказала мне о себе. Подробно. Про то, как она родителей лишилась, про приёмную семью. Про свою первую любовь, которая так печально закончилась… во всех отношениях. Я у Иры подробно выспросила, что она чувствует, о чём сожалеет, о чём думает, что её радует. - И она тебе это рассказала? – удивилась Лиза. - Да, - кивнула Соня. – Елизавета Вадимовна! Но ведь мне было легче, чем вам! Она со мной делилась, как с подругой, как с товарищем по несчастью! Мы с ней в одинаковом положении. Если бы я попыталась сделать то же, будучи воспитателем, неизвестно, получилось бы у меня, или нет. - Не скромничай, - усмехнулась Лиза. – А что Ире так жить мешает, ты, случайно, не смогла выяснить? - Мне кажется, смогла. Ира была очень сильно закомплексована. У неё сложилось твёрдое убеждение, что она совершенно безвольный человек, не сможет добиться ничего в жизни, не в силах осуществить то, что сама запланировала. А, знаете, почему так получилось? - Очень бы хотела знать, - посерьёзнела Елизавета. - Вы же знаете, что Ирины родители оба попали в поселение за половую распущенность? – спросила Соня. - Да, конечно, - кивнула Лиза. - Так вот, когда это случилось, Ира твёрдо решила для себя, что с ней такого не случится! Несмотря на возможную плохую по этой части наследственность, она будет сильной и умной, и подобного не допустит! Ира и жила сначала с этим убеждением. С приёмными родителями у неё всё хорошо сложилось, в школе проблем не было, и в колледж она с лёгкостью поступила. Но, когда Ира всё-таки сама допустила половую связь, это её и сломало! Елизавета Вадимовна, этот барьер – здесь. Это было для Иры испытанием, и она его не прошла, хотя всё своё сознательное детство ожидала подобной ситуации, готовилась к ней. И была уверена, что устоит! Но не получилось. Теперь Ира не верит в себя, и во всём считает себя виноватой. Перед приёмными родителями – что не оправдала надежд. Перед родными мамой и папой – что разочаровала их. Ведь они тоже всё это время чуть ли не со слезами Ирку уговаривали ни в коем случае не повторить их ошибку. Они хотели, чтобы Ира осталась в стране и была счастлива. Ведь только из-за неё они и в поселении остались! А родители у Иры оба – специалисты, могли бы уехать и в другой стране устроиться. А здесь, в «Центре», она перед вами себя виноватой ощущает. - Передо мной? – удивилась Елизавета. - Да, - кивнула Соня. - Ира уверена, что вы её считаете ничтожеством. Не верите в неё. Считаете, что она неспособна жить без замечаний, учиться без сбоев, быть в группе на хорошем счету, хоть в чём-то завоевать ваше расположение. И что вы вынуждены применять к ней строгие меры, так как думаете, что более мягкого отношения она не понимает. Ира продолжает совершать нарушения, не может с этим справиться, винит себя в этом, а перед вами ей очень стыдно. Она в ужасе от наказаний, которые считает непосильными, но сама уже верит в то, что, очевидно, с ней по-другому нельзя! Возможно, поэтому и беседы, которые вы с ней проводите, неэффективны. Ира считает, что вы её презираете, что всё бесполезно, никто из воспитателей её не поймёт. Наверное, когда вы или другие воспитатели пытаетесь её в чём-то убедить, Ира думает: «Конечно, вам легко говорить! Это не вас лупят ремнём по нескольку раз в день, жестоко наказывают за любую мелочь, не вас заставляют часами простаивать на коленях!» Глаза Сони блестели. Елизавета смотрела на неё с интересом. - Ну, положим, не одна Ира так думает! – улыбнулась она. - Конечно! – воскликнула Соня. – Но у других нет такой заниженной самооценки! А Ира считала, что она пропащий человек, и так и будет плыть в жизни по течению. Она очень боится, что, когда выйдет из «Центра», опять совершит нравственное преступление и окажется в поселении. Ире по ночам это снится, она рассказывала. Соня говорила взволнованно, увлеклась. Она очень хотела помочь Ире, и сейчас была уже абсолютно уверена, что и Елизавета этого хочет. Лиза смотрела на воспитанницу во все глаза и молчала. - Извините, Елизавета Вадимовна, - смутилась Соня. – Я, наверное, очень сумбурно рассказываю. - Великолепно ты рассказываешь, - возразила воспитатель. – Соня. Неужели всё это ты смогла выяснить за полтора часа разговора? - Да. Но я почти не прилагала усилий! Ира сама всё рассказала. Я только слушала и направляла её немного. - Ты увлекаешься психологией? – с интересом спросила Елизавета. – Может быть, прицельно занимаешься? - Немного интересуюсь. Но специально – нет, не занимаюсь. Как все, в колледже, в пределах программы. - Советую тебе заняться этим посерьёзнее, - протянула Лиза. – Ведь ты и без специального образования сняла у Иры эту блокировку. За один сеанс. Как тебе это удалось? Соня задумалась. Елизавета встала, походила по кабинету, понаблюдала через прозрачную стенку, что происходит в спальне, заглянула в монитор, контролирующий санблок. После этого вернулась на место. - Вспомнила? – обратилась она к девушке. - Понимаете, ничего особенного я не припомню, - озадаченно пожала плечами Соня. – Я постаралась убедить Иру, что всё это не так. Сказала, что я только что её узнала, но, сразу поняла, что она на самом деле сильная и может всё изменить в своей жизни. Попыталась дать её несколько советов, и Ира оживилась, сразу повеселела, приняла их с радостью. Тогда мы с ней выработали совместный план, как будем дальше жить в «Центре». По пунктам. Я обещала Иру поддерживать и помогать ей по мере сил. Сказала, что на коленях нам с ней вместе ещё долго стоять, и я буду очень жёстко контролировать, как она себя ведёт во время порки. Её это впечатлило. Кажется, Ира передо мной теперь тоже не хочет в грязь лицом ударить. Соня смущённо улыбнулась. - После той жуткой субботы, когда я сама 30 ударов тростью получила, я пока не стала Иру убеждать, что в зале для наказаний вполне можно обойтись без замечаний. А теперь могла бы её научить, как и этого добиться. Так неудачно под бойкот попала! Невовремя! Теперь Ирке приходится самой справляться. - Не переживай, - успокоила Елизавета. – Отлично она справляется. И это только твоя заслуга! - Елизавета Вадимовна, то, что сейчас с Ирой происходит – это замечательно! Честно говоря, я и сама такого быстрого эффекта не ожидала! - Соня, - воспитательница серьёзно смотрела на собеседницу. - А что бы ты мне сейчас посоветовала в плане дальнейшей работы с Ирой? Девушка слегка покраснела. «Шутит она, что ли? Мне ей советовать??? Кто я такая? А у неё таких Ир было…» - Елизавета Вадимовна! Ну, как я могу давать вам подобные советы? – не выдержала Соня. - Да ладно! – махнула рукой Лиза. – Инне же давала! И сейчас не скромничай. Ты же хочешь помочь Ире? Представь, что ты её воспитатель. С чего бы ты начала? - Конечно, я хочу ей помочь, - кивнула Соня. – Но…Елизавета Вадимовна… - Соня, мы не стесняемся просить друг у друга советов, если это необходимо, - перебила Елизавета. – А ты, хоть ещё и не сотрудник, но можешь мне помочь. Бывает, что свежим взглядом виднее. Соня вздохнула. - Давай, не комплексуй! – подбодрила воспитательница. - Елизавета Вадимовна, - робко начала Соня. – Я бы попробовала немного изменить по отношению к Ире тактику. Я… Решившись, Соня тряхнула головой и продолжала уже более уверенно: - Ей надо показать, что вы в неё верите! Можно сделать какой-нибудь нестандартный ход, чтобы Ира поняла, что вы заметили произошедшие в ней изменения и оценили это. Я понимаю, что у вас такая методика – наказывать всегда строго! Но, мне кажется, вы могли бы ей сказать примерно следующее: «Я вижу, что ты изменилась. Меня это радует. И я считаю, что тебе теперь не нужны все 10 «напоминаний», чтобы работать добросовестно и уважительно относиться к бригадиру. Ты получила уже три из них, и я верю, что этого будет вполне достаточно, поэтому в порядке исключения отменяю тебе остальные семь!» Елизавета Вадимовна, это сейчас как раз то, что нужно Ире! Максимум веры в неё и чуть-чуть милости! А когда вам придётся в следующий раз её наказывать, мне кажется, лучше выбирать меры пусть строгие, но не растянутые во времени. Ведь иногда соответствующим образом наказать человека – это тоже выразить уважение к нему! По-моему, лучше «безлимитка», чем пять «напоминаний». Назначая «напоминания», вы даёте Ире понять, что она настолько бестолковая и безвольная, что ей необходимо напоминать о её проступке долго. Что одного наказания недостаточно. А это очень обидно и унизительно! Соня вздохнула. - На себе испытала, - добавила она. – Мне же Елена Сергеевна назначила шесть «напоминаний» по 20 ремней после того, как я зачёт по словам у вас не сдала. Так я-то знаю, что она специально это придумала, чтобы сделать мне больнее! А на самом деле Елена Сергеевна прекрасно понимает, что мне это не нужно, это была случайность, я и так подобного больше не допущу. Что я вполне в состоянии учить слова нормально и вовремя. А мне всё равно очень трудно это переносить морально. Не можешь избавиться от ощущения, что тебя считают неполноценной! А Ира-то как раз в этом и уверена! Что вы на неё махнули рукой и думаете, что с ней только так и можно. - Интересно, - протянула Лиза. – Соня, а ещё есть идеи? - Елизавета Вадимовна, а у вас новенькой не ожидается? – поинтересовалась Соня. – Неплохо было бы назначить Иру «шефом»! Это тоже ей очень поможет. Ваше доверие, да ещё и цель у неё появится! - Пока нет. Сейчас опять ваша группа будет принимать. Но насчёт новеньких всё очень непредсказуемо. Они то долго не поступают, а потом вдруг - целыми партиями! - Попробуйте дать Ире пока какое-нибудь другое поручение. Может быть, она смогла бы опекать по вашей просьбе одну из ваших отстающих воспитанниц? - Подумаю, - улыбнулась Елизавета. – Соня, давай подведём итоги. Она немного помолчала. - Ты провела с Ирой работу, которую должны были сделать мы с Вероникой Игоревной. Провела грамотно, профессионально и с потрясающим эффектом! И ты, насколько я понимаю, собираешься и дальше продолжать опекать Иру. - Да, - подтвердила Соня. – Но я не рассматриваю это, как работу. Ира моя подруга. Я просто хочу ей помочь! - Знаю, - кивнула Лиза. – Но я это оценила, и хочу тебя отблагодарить. Елизавета открыла свою папку. - Соня, я предоставляю тебе сертификат на освобождение от наказаний на 50 единиц. Соня даже подскочила в кресле. - Елизавета Вадимовна! Да вы что! Не надо. Это неправильно! - Абсолютно правильно, - возразила Лиза, уже доставая из папки бланки. – Кстати, Соня, в таких случаях ломаться неэтично. Поняла? - Да, - смутилась девушка. – Но как Елена Сергеевна к этому отнесётся? - Резонный вопрос, - заметила Лиза. – Естественно, за такое поощрение мне придётся отчитаться перед Леной и заведующей, поэтому мы с тобой и беседовали здесь, а не там. Лиза махнула рукой в сторону перегородки. - Плёнку с записью разговора мне придётся предоставить им для просмотра. Соня вздрогнула и побледнела. - Не волнуйся, - добавила Лиза. – Никто из сотрудников не использует эти сведения против Иры. Наоборот, Лена тоже преподаёт в моей группе, ей будет полезно это узнать! - Елизавета Вадимовна, - сомневалась Соня. – Елене Сергеевне, наверное, и так не нравится, что её коллеги относятся ко мне сочувственно. По крайней мере, мне на её месте было бы это неприятно. А теперь ещё этот сертификат! Может быть, не надо мне его предоставлять? Тогда и плёнку показывать не придётся! - Соня! – напористо спросила Елизавета. – Ты хочешь быть воспитателем? Девушка побледнела ещё больше и молчала. - Да или нет? – настаивала Лиза. - Да! Конечно! – воскликнула, наконец, Соня. - Тогда, - Лиза подняла вверх большой палец, - это разговор вот так будет в твою пользу! И не сомневайся! Галина Алексеевна просто обязана его увидеть! Лишняя гирька на чашке весов тебе не помешает. И Елена со мной согласится. Ведь в справедливости ей не откажешь, согласна? Соня с сомнением кивнула. - Значит так, - по-деловому продолжала Елизавета. – Моё предложение такое. Я тебе оформляю один сертификат на 50 единиц, и это как раз покроет «безлимитную» порку. Ты можешь сразу мне его отдать – и я тебя сегодня не наказываю! Согласна? Она испытующе посмотрела на девушку и тут же усмехнулась. - Вижу, не согласна! А что ты хочешь? - А можно разбить 50 единиц на три сертификата: 20, 20 и 10, - попросила Соня. – Я не буду использовать его сегодня, если вы не против. - Понятно, - насмешливо протянула Лиза. – Хочешь отдать девчонкам долги? Но сейчас всё равно не получится! - Почему? - А ты на бойкоте! Забыла? Чтобы отдать сертификат, надо войти с воспитанницей в контакт. И через воспитателя нельзя передать. «Опосредованное» общение тоже запрещено! - Значит, я это сделаю, когда бойкот закончится, - вздохнула Соня. - Подумай! – настаивала Лиза. – Завтра свидание! Тебе очень нужна сегодня эта порка? «Безлимитка» – это серьёзно, даже по «шестому»! Утром с постели встанешь с трудом! Я знаю, что Елена всем нуждающимся в своей группе обычно перед свиданием «третью-бис» накладывает! Но, сделает ли она это для тебя – это ещё вопрос. - Ничего, - улыбнулась Соня. – Мне не привыкать. Елизавета Вадимовна, спасибо вам большое! Но я не могу оставить этот сертификат себе, вы поймите! Девчонки тогда меня так выручили! Я при всей группе пообещала, что верну им долг при первой же возможности. Как же я могу теперь проявить такое малодушие? - Придётся мне это пережить! Я справлюсь, не волнуйтесь за меня! А мама всё поймёт, мне главное – её увидеть! Ну, не смогу сидеть, и не надо! – взволнованно говорила Соня. Елизавета внимательно смотрела на девушку. В её взгляде Соня отчётливо уловила одобрение и сочувствие. - Соня, скажи завтра своей маме, чтобы она обязательно подошла ко мне поговорить. - Хорошо, - кивнула девушка. - Родители имеют право побеседовать со всеми преподавателями их дочерей, - объяснила Лиза. – Так что ничего удивительного в этом не будет. Она помолчала. - Я не знаю, как проведёт разговор с твоей мамой Елена Сергеевна. Понятия не имею! Елизавета улыбнулась. - Но мне тоже есть, что ей сказать, и я надеюсь, что смогу её немного приободрить. - Спасибо, - прошептала Соня, пытаясь справиться с нахлынувшими на неё чувствами. Она тоже очень волновалась из-за мамы. Мама однозначно расстроится, когда узнает всю правду, так что поддержка Елизаветы Вадимовны будет очень кстати. Елизавета быстро заполнила сертификаты, заверила подписью и печатью и вручила Соне. - Держи. Иди в группу и зарегистрируй их у дежурного воспитателя. - А это тебе ещё один подарок, - опять улыбнулась Лиза и протянула Соне голубой пластиковый конверт на кнопке как раз по размеру сертификата. – Потом положи документы сюда. В таких конвертах хранят свои сертификаты наши лучшие воспитанницы. - Я надеюсь, ты скоро станешь самой лучшей, - серьёзно добавила она. – И твои сертификаты не будут сюда помещаться. Соня представила себе, что у неё не осталось «в архиве» ни одного наказания, а в шкафу лежит конверт, набитый сертификатами. Девушка улыбнулась, ещё раз поблагодарила Елизавету Вадимовну и отправилась в спальню, где сразу подошла к Марии Александровне. Дежурная воспитательница, увидев перед собой Соню, оторвалась от компьютера. Глаза воспитанницы сияли. - Хорошие новости? – улыбнулась Маша. Соня кивнула и протянула Марии Александровне сертификаты. Та внимательно их рассмотрела. В графе «причина предоставления документа» рукой Елизаветы было написано: «Оказание помощи воспитателю в работе с воспитанницей». - Вот это сюрприз! – воскликнула Маша и серьёзно добавила: - Соня, я очень рада! Она быстро ввела информацию в специальную программу компьютера, отдала девушке документы, затем подошла к Соне вплотную и очень тихо проговорила: - Старайся и дальше добиваться благосклонности со стороны Елизаветы Вадимовны. Это очень важно! Если она будет на твоей стороне – твои шансы стать сотрудником вырастут многократно. Соня смотрела на воспитателя во все глаза. - Елизавета Вадимовна имеет очень большой авторитет на отделении, - объяснила Маша. – И она одна из немногих, кто может как-то повлиять на Елену Сергеевну. « Это точно!» – подумала Соня. - И Галина Алексеевна к ней прислушивается, - продолжала Маша. – Соня, если Елизавета Вадимовна тебя отметит и решит поддержать, то этот «процесс» ты выиграешь! - Спасибо! Постараюсь! – Соню обрадовала поддержка воспитателя. – Мария Александровна, но разве такие вопросы решаются только на уровне отделения? А не руководством «Центра»? Или всей «Системы» в целом? Маша быстро оглянулась на дверь кабинета, затем на воспитанниц. Близко никого не было. Девочки увлечённо смотрели концерт. - Именно на уровне отделения! – заявила она. – Если Галина Алексеевна примет такое решение, и ты пройдёшь тест – никто возражать не будет. Более того, она имеет право самостоятельно назначить тебе испытательный срок, поставив в известность только директора «Центра». А вот, когда его выдержишь, тогда подключится и кадровый отдел «Системы». Но это уже формальность. Мария Александровна улыбнулась. - Старайся. Лично я тоже желаю тебе удачи. Она посмотрела на часы. - Иди, убирай свои ценности в шкаф и готовься к ужину. - Слушаюсь. Спасибо вам, - с благодарностью ответила Соня.
Forum: После ужина девушки 204-ой группы отправились в класс выполнять домашние задания. Настроение почти у всех было приподнятым: девочки с волнением и радостью ожидали предстоявшего им завтра свидания. - Успокаивайтесь и занимайтесь серьёзно, - приказала воспитанницам Мария Александровна. – Завтрашнее свидание самоподготовку не отменяет! В девять часов проверю, кто что сделал, и лентяйкам не поздоровится! Напоминаю, мы с вами сегодня без ответственного воспитателя, а в такие дни к группе особое внимание со стороны руководства. Покажите, что вы организованные, и что вам не нужны «восемь нянек». Воспитанницы послушно заняли свои места и достали учебники. - Соколова, а ты зря раскладываешься: тебе заниматься сегодня не придётся. Убирай всё обратно и следуй за мной. Юля покорно собрала со стойки приготовленные для занятий тетради, водрузила их обратно на полку и прошла за Марией Александровной в кабинет. Девушка была очень расстроена и подавлена. Только что ей пришлось испытать на себе штрафной ужин! Это было ужасно! Такого унижения Юля не переживала ни разу в жизни! «Всё-таки Елена Сергеевна могла бы немного меня пожалеть, - мрачно думала она. – Хотя бы этому позору не подвергать! Ведь она знала, что для меня это хуже самой строгой порки! Я никогда этого не смогу забыть!» - Тебе назначено 20 ремней, - прервала мысли Юли воспитательница. - Да, - тихо ответила та, и, не сдержавшись, с отчаянием воскликнула: - Мария Александровна, я не знаю, как мне их вытерпеть! Меня вчера так наказали! И на станке, и этой ужасной тростью потом! Юля всхлипнула. - Я хожу с трудом. И даже дотронуться… совершенно невозможно. Мария Александровна, ну как же мне ещё эти 20 ремней перенести? - Юль, - Маша говорила серьёзно и сочувственно. – Ты что, предлагаешь мне не выполнить распоряжение Елизаветы Вадимовны? Знаешь, мне как-то ещё не очень надоело здесь работать. Юля обречённо и с пониманием кивнула, вытирая слёзы. - Альтернативы нет, - продолжала Мария Александровна. – Ладно. Ложись. Зверствовать я не буду. Никаких указаний насчёт «строгой» не было. Маша, действительно, не стала зверствовать, но порка есть порка! Юля поднялась с кушетки с мокрым от слёз лицом, совершенно подавленная. Мария Александровна, обрабатывая ремень, задумчиво сказала воспитаннице: - Знаешь, Юля, бывают здесь такие полосы. Кажется, всё идёт хорошо или хотя бы более-менее терпимо. Но вот одна маленькая ошибка, какой-то, казалось бы, незначительный проступок – и всё рухнуло! Совершенно необъяснимым образом нарастают жуткие неприятности! Ты подавлена, растеряна, в недоумении, в ужасе! Никак не можешь понять, как это получилось? Неужели всё это справедливо, всё, что тебе предстоит? Неужели ты совершила такое ужасное преступление? Ты не знаешь, что делать и как всё исправить. Юля горячо подтвердила: - Да, Мария Александровна, именно так я себя и чувствую! Вы так хорошо меня понимаете! Спасибо! «Знала бы ты, почему я так тебя понимаю», - усмехнулась про себя Маша. - Юля! – твёрдо произнесла она. – Не вини себя! Это случайность, и такое может произойти с кем угодно. Ну, не повезло, понимаешь? Девушка, плача, кивнула. - Этот период закончится, обязательно! – продолжала Маша. – Может быть, даже скорее, чем ты думаешь. Ни в коем случае нельзя падать духом, наоборот, соберись и сожми волю в кулак! Стоит только дать себе поблажку, начать себя жалеть – и выбраться будет труднее. Юля, посмотри на Соню, бери с неё пример! Ей ещё хуже, и совершенно непонятно, кончатся ли её неприятности через месяц! Но она держится, да ещё как! А на Елену Сергеевну не обижайся. Ты одна из лучших воспитанниц, и она тебя в душе выделяет из других, я знаю. Ну не могла она спустить тебе эту «фашистку»! Воспитанница опять кивнула, говорить ей было трудно. Чёрные пышные длинные волосы Юли, собранные сегодня в «хвост», растрепались после наказания и упорно спадали на лоб. В карих глазах стояли слёзы. - Юля, лучше уж ты перетерпишь месяц в штрафной группе, чем окажешься в таком же положении, как Даша Морозова. Правда? Девушка, вздрогнув, кивнула. Воспитатели уже побеспокоились о том, чтобы все воспитанницы в подробностях узнали о том, как Елизавета Вадимовна поступила с Дашей. В назидание им всем! - Елена Сергеевна не хотела тебе устраивать подобное, - объяснила воспитатель. – В штрафной группе, по крайней мере, все в одинаковых условиях. - Мария Александровна, я понимаю. Спасибо вам за сочувствие. Я вытерплю! - Юля, хочу тебя предупредить, - Маша немного помолчала. – Всех поступающих в её группу Рената Львовна в первую же неделю обязательно проводит через розги. - Как? – побелела девушка. – За что? - За что угодно! У неё такой принцип. Раз попали в штрафную группу, должны хотя бы раз это испытать. Так что не думай, что она именно на тебя разозлилась или хочет особо унизить: это у Ренаты Львовны в порядке вещей. А вообще, она строгая, но специально придираться не будет. Так что, веди себя скромно, старайся, на её литературу особое внимание обрати. И тогда всё будет более-менее. - Спасибо, Мария Александровна! - Я с тобой больше не увижусь, завтра у меня выходной, - добавила воспитательница. – Знай, что мне очень жаль. Прояви мужество и стойкость, Юля. Другого тебе не остаётся! - Мария Александровна, - взволнованно заговорила Юля. – Пожалуйста, помогите Гале! Умоляю вас! Если она будет себя и дальше так вести, то ей ещё хуже, чем мне, придётся! Она мне сейчас сказала, что будет просить Елену Сергеевну направить и её со мной в «штрафную». Представляете? Она совсем не соображает! У Маши на лице появилось жёсткое выражение. - Помогу, не волнуйся! – пообещала она. – Займусь с твоей Галей прямо сегодня, и с ней всё будет в порядке, обещаю. Всё, Юля, иди. Мария Александровна выписала девушке пропуск и отправила её в зал для наказаний. Галю Маша вызвала в кабинет в половине девятого. Воспитанница выглядела удивлённой, но явно не ожидала ничего особенно плохого. Однако она ошибалась. Мария Александровна быстро подошла к девушке. - Ты что это себе позволяешь, дрянь такая? Галя вздрогнула, как от удара, и растерянно спросила: - А что? - Не понимаешь? – гневно продолжала Маша. – Так я тебе объясню! С этими словами она неожиданно ударила воспитанницу по щеке. Один раз, и, тут же, не давая ей опомниться, второй! Не слишком жестоко, но довольно чувствительно. От боли и изумления Галя остолбенела. Мария Александровна всегда была очень выдержанной. Никогда воспитанницы не слышали от неё подобных слов! Ни разу ни одну девушку она не ударила по лицу! Кстати, применять пощёчины в своей группе Лена дежурным воспитателям запрещала, за исключением особых случаев. А Маша считала, что сейчас как раз такой случай! - Никогда такого себе не позволяла! Но по-другому тебя в чувство не привести! – кричала она на Галю. – Ты что с Юлькой вытворяешь? Девчонка и так переживает, места себе не находит! Сколько на неё всего свалилось практически за два дня! Шефства лишилась, к Елене Сергеевне в немилость попала! И педсовет, и «станок», и сегодняшний позор, и перевод в «штрафную»! А ты ей ещё проблем прибавляешь! Она и за тебя теперь должна волноваться? Видите ли, Галочка страдает! Жалко ей себя стало! «Умирающим лебедем» по группе ходит, на неприятности нарывается! И это вместо того, чтобы подругу поддержать. Да ты просто самолюбивая нахалка! И я этого терпеть не буду! Маша резким движением выдернула из чехла ремень и приблизилась к ошеломлённой девушке вплотную. - Я тебя от этого вылечу! Без всякого психолога с тобой разберусь! Знаешь, как? Теперь Маша уже не кричала, говорила холодно и твёрдо. - Сейчас ты разденешься и ляжешь на кушетку. Я тебя к ней очень крепко привяжу, а потом так выпорю, что ты про всю свою меланхолию тут же забудешь, поняла? До тех пор будешь тут вопить от боли и попой вертеть, пока я не увижу, что ты всё осознала. У Гали от этих слов и холодного тона воспитателя по спине поползли мурашки. А Мария Александровна продолжала: - После этого я сделаю тебе очень хорошее обезболивание, и ты пойдёшь к девчонкам. Никто ничего не заметит! И ты никому не расскажешь, а Юльке – тем более. Только попробуй пожаловаться и ещё больше её расстроить! Завтра с утра извинишься перед ней за своё малодушное поведение, скажешь, что я провела с тобой беседу, и она оказалась плодотворной! И будешь вести себя нормально. До вечера постараешься Юльку поддержать. Вот такой план! Тебе понятна схема твоего лечения? Я доступно объяснила? Галя не могла ещё прийти в себя и поверить в происходящее. Стояла молча. - Доступно или нет? – сердито воскликнула Маша. - Не совсем, - выдохнула Галя. Шоковая терапия оказалась эффективной. Девушка, действительно, смогла за эти минуты посмотреть на себя со стороны и оценить своё поведение. Она также поняла, что ей угрожают реальные неприятности, и испугалась. - И что же тебе непонятно? – вкрадчиво спросила воспитатель. - Мария Александровна, можно, я вам всё объясню, что я думаю? – взмолилась Галя. – Только, пожалуйста, не сердитесь! - Говори, - разрешила Маша. - Простите меня, вы правы! – начала девушка. – Я вела себя как эгоистичная дура. И я всё сделаю! Извинюсь перед Юлей, буду вести себя стойко, и её постараюсь поддержать! За меня Юльке точно не придётся волноваться, честное слово. Я вам обещаю! - Хорошо, - нараспев проговорила Мария Александровна. – Но сначала я тебя хорошенько ремнём «повоспитываю». Так будет надёжнее. Галя машинально сделала шаг назад: - Мне именно это и непонятно! Да за что же? Я ничего ещё не нарушила, правда? И я вам обещаю, что всё будет в порядке! Ваша беседа со мной действительно оказалась эффективной! - Так-то оно так, - усмехнулась Маша. – Но есть такой пункт в нашей инструкции, для воспитателей. «Профилактическая работа». Если я вижу, что воспитанница может совершить нарушение, то имею право наказать её в «профилактических целях», чтобы этого нарушения не допустить! А ты как раз своим поведением себя под этот пункт подвела! - Мария Александровна! – взмолилась Галя. – Я же не новенькая! Давайте договоримся! Пожалуйста… Я вас уверяю, что нет необходимости в таких мерах! Девушка испугалась уже очень существенно. - Ты… смеешь…указывать воспитателю? – голос Маши дрожал от гнева. Галя в ужасе замотала головой. - Простите! Мария Александровна опять подошла к ней вплотную и отчеканила: - Я не собираюсь спокойно смотреть, как воспитанницы моей группы одна за другой попадают под серьёзные наказания! Бойкот, штрафная группа! Что дальше? А дальше, ты, если не образумишься, окажешься в карцере! И глазом не успеешь моргнуть! Да, если бы Елена Сергеевна или Елизавета Вадимовна услышали твои речи – ты бы уже там была! И я не собираюсь рисковать, оставляя тебя без хорошего внушения! Ты выйдешь сегодня из этого кабинета, только, когда у тебя мозги полностью встанут на место! Раздевайся и ложись! – Маша властно махнула ремнём в сторону кушетки. Гале оставалось только подчиниться. Мария Александровна сдержала своё обещание. Она действительно привязала Галю к кушетке и выпорола её довольно жестоко. Так строго девушку не наказывали ни разу! Ни Елена Сергеевна, ни даже её предшественница Вера Борисовна, которая невзлюбила Галю и не делала ей никаких снисхождений. Ремень безжалостно хлестал провинившуюся по ягодицам и бёдрам, сильные удары следовали быстро, один за другим, и вскоре терпеть нарастающую боль не стало никакой возможности. Порка показалась воспитаннице бесконечной! Галя кричала так, что уже к середине наказания заметно охрипла, извивалась на кушетке, умоляла воспитателя прекратить порку. Но всё было напрасно! Два раза Маша устраивала небольшие перерывы в наказании, в течение которых ещё раз объясняла Гале, как той следует себя вести. В первый раз измученная болью воспитанница не слушала, продолжала кричать и метаться. Но, к счастью, у Гали хватило ума сообразить, что продолжительность порки будет напрямую зависеть в том числе и от её поведения во время этих перерывов. Девушка постаралась собраться, и во время следующего внушения лежала молча, только всхлипывала. Когда воспитатель снова подступила к ней с ремнём, Галя жалобно простонала: - Мария Александровна, пожалуйста, хватит! Я всё поняла, честное слово, простите, ну прошу вас! - Нет! – твёрдо заявила Маша. – Ещё недостаточно! Лучше уж ты сейчас от меня побольше потерпишь, чем потом от Дмитрия Владимировича, который в карцере наказаниями заведует! И продолжала пороть до тех пор, пока не посчитала, что Галя «прониклась» полностью. Насчёт обезболивания Маша тоже своё обещание выполнила. Закончив наказание, она сразу же применила обезболивающий спрей «Де-люкс», который использовался только в особых случаях и действовал быстрее и эффективнее, а через 5 минут наложила Гале на раны специальную мазь «вторая аллегро». Эффект у этих средств был мощный и быстрый, но не особо продолжительный, в отличие от знаменитой «третьей-бис». Сейчас Галя вполне могла вернуться в класс, сесть на своё место и вести обычную жизнь до отбоя. На такое время обезболивания хватит, но вот ночь девушке вряд ли предстоит безмятежная. Галю потрясло то, что с ней сейчас произошло. У неё всегда были хорошие отношения с Марией Александровной, и воспитанница никак не ожидала от дежурной воспитательницы такой жестокой выволочки! Умом Галя понимала, что, скорее всего, Мария Александровна поступила с ней единственно правильно: воспитанница признавала, что мозги у неё, действительно, на место встали. Однако было обидно и жалко себя до слёз! Приказав Гале подняться, воспитательница сделала ей последнее внушение. Наказанная покорно выслушала, а потом тихо проговорила: - Мария Александровна! Ну, зачем вы со мной так? Маша серьёзно смотрела девушке в глаза. - А ты на меня пожалуйся! Сейчас Елизавета Вадимовна придёт, можешь ей. А то и Екатерине Альбертовне, она сегодня по отделению дежурит. Или уже завтра – Елене Сергеевне. Они вполне могут рассудить, что я превысила полномочия дежурного воспитателя. Вдруг тебе повезёт – и на меня взыскание наложат! Тогда тебе будет не так обидно! Галя с изумлением и укором смотрела на Марию Александровну. Её светлые короткие волосы растрепались, чёлка намокла от пота и спадала на глаза. В серых глазах стояли слёзы. Маша невозмутимо продолжала: - Ты ведь не веришь, что я хотела тебе помочь! Я просто объясняю тебе твои права. Ты можешь это сделать, если считаешь, что я обошлась с тобой жестоко и несправедливо. Скажу тебе честно: наказание такого уровня я должна была проводить по назначению ответственной воспитательницы или, хотя бы, с её одобрения! Но с моей стороны это был экспромт. Ещё днём я думала, что просто с тобой побеседую, а при необходимости буду просить вмешаться Светлану Петровну. И только после вечернего разговора с Юлей я внезапно поняла, что нет! С тобой надо поступить именно так, как я сейчас и сделала! Необходимы быстрые, решительные, ошеломляющие меры. Ставить в известность Елизавету Вадимовну мне было некогда. И, тем более, не хотелось отрывать от дел Елену Сергеевну! Теперь мне всё равно придётся объяснять Елене Сергеевне, что по-другому поступить я не могла, а уже она будет решать – оправдывала ли цель средства. А, если ещё и ты пожалуешься… У меня вполне могут быть существенные неприятности. Галя не отводила от воспитателя взгляда. - Мария Александровна! Я думала, что вы ко мне хорошо относитесь. - Ты правильно думала, - кивнула Маша. – Если бы я не хотела избавить тебя от неприятностей, то разве пошла бы сама на такой риск? Как ты считаешь? Я ведь сознательно это сделала, вполне представляя себе все последствия. - Мария Александровна, я не про это, - тихо произнесла Галя. – Неужели вы и правда думаете, что я могу пожаловаться? На вас! Елизавете Вадимовне! Не такая уж я скотина! Маша улыбнулась. - Вовсе даже не думаю. Я и правда к тебе очень хорошо отношусь, и гадостей от тебя не ожидаю. Я назвала тебя сегодня «дрянью» и «нахалкой», но так я на самом деле тоже не считаю. Это было необходимо, чтобы тебя встряхнуть. Знаешь, как я не хочу, чтобы ты попала за свои бунтарские речи в карцер! Галя не выдержала и расплакалась. - Простите меня, - сквозь слёзы говорила девушка. – Я так из-за Юльки расстроилась! У меня просто разум помутился! «Отлично! – подумала Маша, которая как раз такого эффекта и добивалась. – Теперь с ней можно разговаривать». Всё время, пока Маша разбиралась с Галей, она не забывала поглядывать через прозрачную стенку в класс, где девушки самостоятельно делали уроки. Бросив на воспитанниц очередной взгляд, Маша увидела, что в учебную комнату только что вошла Екатерина Альбертовна, которая сегодня дежурила по отделению. «Вот чёрт!» Маша никак не могла сейчас выйти в класс: надо было поговорить с Галей, она только что достигла нужной кондиции, да и воспитанницам Маша не могла показаться в таком виде. Наказание потребовало от молодой воспитательницы значительных физических усилий. Форменное платье буквально прилипло к телу, волосы уже были не в порядке, макияж слегка «поплыл». Маша бросила Гале полотенце и решительно приказала: - Умойся и жди меня здесь. Поговорим. Затем быстро зашла в санузел и набрала номер Екатерины. - Катя, - она говорила проникновенно. – У меня важная беседа с Клименко! Не могу выйти, прости! - Всё нормально, - отозвалась Екатерина. – Я пришла помочь. Проверить у твоих задания? - Если можно, - попросила Маша. – Я им это обещала. Сейчас ещё Елизавета подойдёт! - О, кей! Не волнуйся, справимся, - с улыбкой ответила Катя и отключилась. Маша тут же позвонила Елизавете. - Елизавета Вадимовна! Вы когда к нам придёте? - Уже у вашей двери, Мария Александровна, - с усмешкой, выделяя два последние слова, ответила Лиза. - У нас Екатерина Альбертовна. А моё отсутствие простите, пожалуйста. Прикроете меня примерно на полчаса? - А в чём дело? Елизавета любила ясность. Тем более что за 204-ую группу она сегодня тоже отвечала. - Я только что серьёзно наказала Галю, и теперь мне необходимо с ней побеседовать, а потом ещё душ принять. Разрешаете? - Пожалуй. «Безлимитку», что ли, вы ей устроили? - Да. «Седьмой-первый». - Ничего себе! – воскликнула Лиза. – А это не слишком? Галя же у вас не как Левченко! Нормальная девчонка, не железная. Ладно, потом отчитаетесь, а пока не торопитесь, Мария Александровна, - опять выделила Лиза. - Слушаюсь, - улыбнулась Маша. Наскоро снимая макияж и умываясь, она думала: «Надо всё-таки взять себя в руки и изменить отношения с Лизой» Отношения с Елизаветой у Маши, действительно, были особые. Когда Маша только что пришла в этот “Центр” и сама ещё училась на первом курсе колледжа, Елизавета с Вероникой растили своих малышей и одновременно работали воскресными воспитателями в Межвузовском “Центре”, а также, периодически, и здесь, “подменными” сотрудниками на отделении Галины Алексеевны. Ответственным воспитателем в группе Маши была тогда Рената Львовна, которая очень активно и вдохновенно занималась в те годы конным спортом. В октябре Ренате не повезло: она во время одной из тренировок вылетела из седла на полевом галопе, получила сложный перелом бедра, и вынуждена была находиться на больничном почти три месяца. На это время в группу “ответственной” по просьбе Галины Алексеевны пришла Елизавета, у которой кроме немецкого, была “защищена” и литература. За эти три месяца в жизни Маши произошли очень существенные перемены, свидетелем и непосредственным участником которых стала Елизавета. Когда Рената вышла на работу, Маша уже трудилась в другой группе. Лиза вернулась домой, и расстались они с Машей очень тепло. С тех пор прошло четыре года. Маша так и продолжала работать в этом “Центре”, а Елизавета вернулась сюда в прошлом году после окончания института. Как только они стали работать вместе, Маша поняла: её сильно смущает тот факт, что Елизавета владеет её секретом. О том, что произошло с девушкой на первом курсе, из других коллег знали только заведующая, Рената Львовна и Татьяна Анатольевна. Но они знали уже давно, Маша к этому привыкла. А Лиза не только знала, но и сама принимала в этих событиях непосредственное участие. К тому же, с Лизой Маше пришлось общаться гораздо больше, чем с другими коллегами, и не только потому, что Елизавета была очень компанейской, и по возрасту подходила Маше ближе, чем, например, Татьяна Анатольевна. Дело в том, что, вскоре после прибытия Елизаветы и Вероники, среди воспитателей отделения выделилась дружная компания, в которую входили Елизавета, Вероника, Светлана, Лена, Инна и Маша. Получилось это непроизвольно и постепенно. Компания у них сложилась интересная: все сотрудницы друг другу симпатизировали, часто вместе проводили свободное время, отмечали различные праздники, поддерживали друг друга, однако у каждой были одна-две самые близкие подруги. Разница в возрасте им не мешала, хотя на тот момент Лене и Инне исполнилось только 18 лет, Маше – 22, а остальным – 27. Маше невольно пришлось гораздо чаще общаться с Елизаветой, но держалась она по отношению к Лизе до сих пор полуофициально, называла её только “Елизавета Вадимовна”. Это сначала вызывало недоумение и вопросы со стороны остальных подруг, но Лиза и Маша отшучивались, и вскоре их тактично оставили в покое. Елизавета поговорила с Машей сразу, как только пришла в “Центр”, заверила коллегу, что всё в порядке, спросила, какие у Маши есть психологические проблемы и предложила помощь в их решении. – Маша, мы с тобой профессионалы, - отметила она. - То, что было раньше, не должно нам сейчас мешать общаться, и, тем более, работать вместе. Маша была с этим согласна, Лиза ей безумно нравилась, но, тем не менее, этот барьер молодая сотрудница всё ещё не могла переступить! Они с Лизой общались вполне доброжелательно, но неглубоко. Елизавета пыталась вызвать Машу на разговор ещё несколько раз, без особого эффекта, и, наконец, отступилась, отметив с улыбкой: – Со временем всё уляжется. Но, Маша, мне кажется, тебе надо об этом с кем-то поговорить. Расскажи всё Светлане! Она твоя близкая подруга и психолог. Маша не решилась, и до сих пор никто из подруг ничего не знал. Елизавета очень хорошо относилась к Маше, правда, периодически подкалывала её, с юмором, не обидно, зато всегда старалась поддержать. Маша ценила это, и потихоньку начинала оттаивать. Однако она понимала, что преодолеть свой внутренний барьер сможет только, если расскажет всё своим подругам, или хотя бы одной Светлане. А делать это ей очень не хотелось.
Forum: Наскоро приведя себя в порядок, Маша вышла из ванной, усадила Галю рядом с собой на диван, и они долго и очень душевно разговаривали. Результатами всей проделанной работы Маша осталась вполне довольна: за Галю теперь можно было не беспокоиться. Машу также очень радовало, что, несмотря на полученное от воспитателя очень суровое наказание, девушка покинула кабинет без всякой обиды в сердце. Наоборот, полностью согласилась с действиями Маши, и даже была благодарна ей. Для Маши это было очень важно. Она старалась поступать так всегда, особенно, если не просто выполняла наказания, назначенные Леной, а сама разбиралась с воспитанницами. Отправив Галю, Маша быстро приняла душ, надела чистое форменное платье, сделала причёску и тщательно заново наложила макияж. В половине десятого она, наконец, вошла в класс. Воспитанницы немедленно встали у своих парт. Екатерина Альбертовна сидела на месте преподавателя. Елизавета только что закончила наказывать Соню и обрабатывала ремень. Маша отметила, что выглядит Лиза не лучше, чем она сама совсем недавно: ведь той пришлось проводить две “безлимитки” практически подряд. Непосредственно перед приходом в 204-ю, Елизавета разбиралась подобным образом в собственной группе с Дашей Морозовой. Соня лежала на кушетке без единого движения, совершенно спокойная, хотя следы на её теле не оставляли сомнения, что воспитаннице во время порки пришлось несладко. Маше даже показалось, что на лице девушки написано удовлетворение. «Наверное, держалась даже лучше, чем обычно», - подумала Маша. – Молодец, девчонка! Она своего добьётся!» Екатерина Альбертовна встала. – Всё, Мария Александровна! Сдаём вам воспитанниц в полном порядке. Задания все выполнили прилично. Левченко назначенную ей публичную «безлимитку» получила. Вполне можно уже девочек отпустить, пусть готовятся к свиданию, ну, а я пойду, если вы не против. Маша кивнула. – Конечно. Спасибо. Екатерина улыбнулась и вышла из класса. – Мария Александровна, - попросила Лиза. - Пожалуйста, наложите Левченко “вторую облегчённую”, и к десяти пусть идёт “на колени”. Остальных я не задерживаю. Ещё навещу вас перед отбоем. – Хорошо, - согласилась Маша. Остаток вечера в группе прошёл без происшествий. Девочки приводили себя в порядок, желающие досматривали концерт. Наташу Леонову Маша, как и обещала, усадила в кабинете смотреть “Иоланту”. За десять минут до отбоя воспитательница зашла в кабинет. Наташа не могла оторваться от экрана, в её глазах стояли слёзы. – Мария Александровна, - робко попросила девушка. - А нельзя мне ещё немного посмотреть? Завтра же не рано вставать! Пожалуйста! Маша с сомнением покачала головой. В этот момент в кабинете появилась Елизавета Вадимовна. Наташа испуганно вскочила с кресла и замерла. – Да садись!- разрешила ей Лиза. – Наташа просит разрешения посмотреть ещё немного, - доложила Маша. - Елизавета Вадимовна, вы ей позволите? Лиза посмотрела на часы. – Пятнадцать минут, - проговорила она, подошла к креслу, в котором сидела девушка и уселась на подлокотник. Наташа опять попыталась встать, но Лиза ей не позволила, усадила обратно почти силой. – Сиди. Расслабься, - сказала она смущённой воспитаннице. - Я тоже послушаю, если ты не против. Лиза встретилась глазами с Машей и жестом указала ей на свободное кресло, которое та с удовольствием заняла. В итоге, “Иоланту” смотрели все вместе, пока не пришло время идти на отчёт. Ситуацию с Галей Маша, немного волнуясь, объяснила Елизавете уже по дороге в зал заседаний. Рассказывая Гале о превышении полномочий, Маша, конечно, преувеличила. Она была уверена, что поступила правильно: дежурные воспитатели вполне могли в подобных случаях действовать решительно, а допуск на «седьмой первый» разряд Маша имела. К тому же, зная Лену, она нисколько не сомневалась, что «ответственная» одобрит её действия. Однако сегодня вечером отвечала за группу Елизавета… и вот она вполне могла возмутиться, что Маша с ней не посоветовалась или, хотя бы не поставила её заранее в известность. К счастью, ничего подобного не произошло. Выслушав коллегу, Лиза одобрительно кивнула. – Экспромт? - догадалась она. – Да, - призналась Маша. – Мария Александровна, - заметила Елизавета. - Вы совершили в своё время ошибку! Маша замерла. – Нельзя было отказываться от места “ответственной”, когда вам это предложили! - уверенно продолжала Лиза. – Но у меня были причины, Елизавета Вадимовна, - пробормотала девушка. – Это всё ерунда! - безапелляционно заявила Лиза. - Пережил бы ваш молодой человек! Наоборот, сам бы быстрее “ответственным” сделался. Маша, ты уже выросла из роли “дежурной”! Тебе надо самостоятельно работать! Неужели ты не чувствуешь? – Да чувствую! Чувствую, Лиза! Но я и от Галины Алексеевны уходить не хотела! – Тоже не проблема! Если бы она видела, что ты по-настоящему этого хочешь – нашла бы тебе место! Она же Катю взяла на историю вообще из другого отделения, потому что ты не была достаточно тогда настойчива и тверда! Маша, неужели тебе никто этого в то время не подсказал? – Я не могла настаивать, Лиза, ты же знаешь, почему! Я думала, что Галина Алексеевна берёт Катю, потому что не считает меня готовой! – Предположим, тогда она так считала. Но потом же тебе предлагала уйти на “третье”! – Лиза! - отчаянно воскликнула Маша. - Ты помнишь? Галина Алексеевна меня тогда спасла! Где бы я сейчас была, если бы не она? Не могу я от неё уйти! – Маша, это всё – в прошлом! Теперь ты должна поступать так, как считаешь нужным! Тебе нужно о карьере думать! А Галина Алексеевна всё бы поняла, достаточно было бы с ней откровенно поговорить. Маша, тебе здорово мешает, что ты не хочешь или боишься открыто о проблемах разговаривать. Теперь-то, конечно, поздно, раз ты на очное учиться уходишь, но в будущем не допускай таких ошибок! Ты же сама сейчас жалеешь, правда? А признаться даже себе в этом боишься! – Ты права, - немного подумав, согласилась Маша. - Жалею. И боюсь. Спасибо, ты просто всё по полочкам разложила. Мне после нашего разговора стало всё это понятнее. Елизавета улыбнулась, обняла Машу за плечи и мягко спросила: – Ну, что, у нас с тобой, наконец, перелом наметился? – Да, похоже, - кивнула Маша. – Я рада! - проговорила Лиза. - А теперь послушай меня! Голос Лизы сделался совсем твёрдым. Маша удивлённо взглянула на неё. – О том, что с тобой произошло, должен узнать кто-нибудь из наших! Или все! Или не из наших! Всё равно. Ты должна об этом рассказать кому-нибудь, во всех подробностях, ещё раз это пережить! Понимаешь? Должна! Тебе это мешает жить и работать. И будет мешать! – Лиза, но я не могу! – Маша остановилась и умоляюще смотрела на коллегу. – Сможешь! Ничего позорного в этом нет. Наоборот, этим гордиться надо! Значит, так! Я даю тебе 10 дней. Ты это сделаешь, поняла? Лиза разговаривала сейчас с Машей, как с воспитанницей, жёстко и твёрдо. – А если не сделаешь, я сама расскажу! Светлане и всем остальным. – Ты не сможешь так поступить! - изумлённо протянула Маша. – Хочешь проверить? - усмехнулась Лиза. И уже мягче добавила: – Маша, я желаю тебе добра. Так, как ты сегодня желала Гале. Тебе пришлось поступить с ней жестоко. И я это сделаю, если ты меня не послушаешься. Ты сейчас не владеешь ситуацией полностью, а я владею, и не позволю тебе и дальше плыть по течению в угоду своим комплексам. Тем временем воспитательницы дошли до зала заседаний и остановились. – 10 дней! - повторила Елизавета и распахнула дверь. Соня сегодня засыпала вполне довольная собой. Это чувство в “Центре” появилось у неё в первый раз. День прошёл удачно: замечаний Соня не получала, к тому же, девушку очень вдохновил разговор с Елизаветой Вадимовной и обрадовали полученные сертификаты. Но самое главное, во время наказания, которое проводила ей сегодня Елизавета, да ещё в присутствии ответственного дежурного воспитателя отделения, Соня держалась не просто стойко, а суперстойко. Она так решила ещё во время разговора с Лизой, и своё решение воплотила в жизнь. Соня этого, конечно, не знала, но она себя вела во время порки точно так же, как и Инна: не шевельнулась и не поморщилась. Хотя больно было очень, несмотря на смягчение разряда с «восьмого» на «шестой»! И девушка видела: воспитателей это весьма впечатлило, и Елизавету, и Екатерину Альбертовну. “На коленях” у Сони тоже проблем не возникло. Да ещё и свидание завтра! И воскресенье, а, значит, и никаких наказаний! Заснула Соня быстро, и почти счастливой.
Forum: Глава 4. Воскресенье 2. В дни свиданий, несмотря на воскресенье, подъём на отделении был общим – в восемь тридцать. В девять воспитанницы отправлялись на завтрак, тоже организованно, как и в будние дни. В десять часов открывались гостевые комнаты, и начинался приём посетителей. Воспитатели, как ответственные, так и дежурные, чаще всего проводили весь день, общаясь с родителями воспитанниц. Особенно были заняты ответственные: они все являлись преподавателями, и обязаны были разговаривать со всеми желающими родителями обучающихся у них студенток. В дни свиданий на работу выходило в два раза больше «воскресных» воспитателей. Каждый их них полностью отвечал за 1-2 группы в то время, когда основные воспитатели были заняты с гостями. Отводили девушек к гостям воспитатели или сотрудницы охраны и лично «сдавали» их родителям, одновременно прослеживая, чтобы начало встречи прошло без эксцессов. Соня проснулась рано, ещё не было и восьми часов. Спала она хорошо, но к утру действие обезболивающих средств ослабло, и теперь девушка испытывала значительный дискомфорт. Да и спать больше не хотелось. Соня очень волновалась, предвкушая встречу с мамой. Она знала, что мама дежурит сутки в больнице, и именно в это время проводит утренний обход у тех своих маленьких пациентов, которые из-за тяжести состояния находились ночью под наблюдением дежурного врача. «Тоже, наверное, волнуется, минуты считает, - с нежностью думала Соня. – А сменят её только в девять. Пока мама истории болезни заполнит, расскажет всё другому доктору о больных детишках, пока душ примет…. Да, приедет сюда не раньше одиннадцати! Ладно, дождусь как-нибудь!» Соня решила подумать пока о чём-нибудь приятном. Сразу вспомнилось вчерашнее занятие в ФОУГ – французской объединённой усиленной группе. Вчера девушка была на этом занятии в первый раз, и уходила после него вдохновлённая. Во-первых, ей очень понравилась преподаватель Алла Константиновна. Молодая, энергичная, весёлая – она прямо заражала воспитанниц своим оптимизмом, и к Соне отнеслась очень благосклонно. Правда, вначале поморщилась, увидев табличку с «бойкотом», и недовольно сказала: - Ты это дело заканчивай! Больше под такое наказание не попадай, иначе не сможешь в нашей группе заниматься! У нас же общение! И как ты им прикажешь с тобой общаться? Преподаватель указала на остальных воспитанниц. Кроме Сони, в группе занимались ещё 12 девушек. Соня пристыжено молчала. «Из-за этого бойкота одни проблемы, - с отчаянием думала она. – Сейчас отправит меня обратно!» А уходить уже очень не хотелось. - Ладно уж, - пожалела расстроенную воспитанницу Алла Константиновна. – Сегодня будешь больше слушать, а разговаривать – со мной. Кстати, весь этот разговор вёлся по-французски: на подобных занятиях родная речь вообще почти не присутствовала. Занятие Соне понравилось: было очень интересно, все девушки отлично владели языком, а руководила ими Алла Константиновна просто талантливо. В конце урока преподаватель одобрительно заявила Соне: - Что же, принимаем тебя в свой коллектив с удовольствием! Но вот познакомишься со всеми, как у нас принято, только по окончании бойкота. Соне также понравилось, что все студентки возвращались в свои группы без всякого сопровождения, просто имея при себе пропуск. Такая, пусть и небольшая, привилегия была приятна. За 20 минут до подъёма Соня начала осторожно слезать с кровати. Она помнила, как трудно ей было это сделать вчера, и решила не рисковать, а побеспокоиться заранее. Оказалось, что поступила девушка предусмотрительно, потому что понадобилось ей для подъёма около пяти минут. Сначала Соне пришлось сползать на пол буквально параллельно кровати, а потом уже осторожно, держась за ножки и спинку, подниматься, и всё равно было очень больно и унизительно. «Ни сесть, ни встать не сможешь!» – вспомнила Соня обещание Лены. «Так всё и есть! Ужасное ощущение полного бессилия, - думала девушка. – Ну почему я порку терплю, а перед этой болью пасую?» «Вот возьму и в следующий раз просто спрыгну с кровати!» – пообещала она сама себе. В санблок Соня тоже добиралась сегодня с трудом. «Да, мама очень «обрадуется», если я к ней так выползу, - встревожилась она. – Может быть, Елена хотя бы «вторую облегчённую» мне ещё раз наложит?» Соня попыталась представить, как бы поступила на месте Лены, и пришла к выводу, что надежда есть. «Не меня, так маму Елена опять может пожалеть. Она же у нас благородная!» Когда Соня вернулась из санблока, Инна Владимировна уже сидела в группе за своим рабочим столом. Никто из девушек ещё не проснулся. Соня, следуя инструкции, подошла к воспитателю и поздоровалась. Инна ответила на приветствие и сочувственно улыбнулась: - Видела я, как ты с кровати слезала. Решила встать пораньше? - Да, - вздохнула Соня. – Очень не хотелось получать от вас порку за несвоевременный подъём. - В воскресенье? – удивилась Инна. - Ну, даже если в карточку замечание, всё равно, приятного мало. В глазах Инны промелькнуло недовольное выражение. - Ты опять не помнишь инструкцию! – воскликнула она. – Сегодня нет звонка, и вставать за 30 секунд вы не обязаны! Неужели забыла? - Забыла, простите, - виновато произнесла Соня. - Сегодня ответишь мне именно эту инструкцию, - строго приказала Инна. – Она в папке под номером восемнадцать. - Слушаюсь, - согласилась Соня. Ей было очень неловко. Елена, конечно, и не подумала отменить своё распоряжение: Соня продолжала ежедневно учить наизусть инструкции и сдавать их дежурным воспитателям. - Ладно, - опять улыбнулась Инна. – Топай потихоньку к своему месту, сейчас подъём буду объявлять. - Слушаюсь, - еле переставляя ноги, Соня направилась к своей кровати. - Соня, - окликнула её Инна. – Мама во сколько обещала приехать? - Около одиннадцати. - Не переживай, - ободрила воспитательница. – После завтрака наложу тебе «третью-бис». Сможете нормально пообщаться! Соня испуганно взглянула на Инну, но та покачала головой и укоризненно заметила: - Ты уж совсем обо мне плохо думаешь. Конечно, по распоряжению Елены Сергеевны! Как ты можешь сомневаться? - Спасибо, - Соня недовольно поморщилась и смахнула со щеки предательски выступившие слёзы. – А то сегодня, как назло, что-то совсем трудно! Хотя вчера только одна порка была, а не три. - Так и бывает, - объяснила Инна. – При таком, как у тебя, количестве строгих наказаний, это количество рано или поздно переходит в качество. И чаще всего очень невовремя! Она опять улыбнулась. - Зато Елизавета Вадимовна теперь о тебе очень высокого мнения, после вчерашнего. А это очень важно! Потерпи уж ещё немного. Соня благодарно кивнула и продолжила своё перемещение. Инна подошла к музыкальному центру и включила радио «Maxi». Спальня тут же наполнилась звуками бодрой музыки. - Девчонки, подъём! – крикнула она. Воспитанницы зашевелились и довольно быстро встали у своих кроватей. - Доброе утро. Хватит спать, - с улыбкой, весело сказала им Инна. – Ваши мамы и друзья уже, наверное, к «Центру» подъезжают. Умывайтесь, и к девяти будьте готовы идти на завтрак. Соня отметила, что Инна выглядит сегодня просто очаровательно. Было очевидно, что у дежурной воспитательницы великолепное настроение: глаза блестят, говорит она по-особенному, с энтузиазмом, с лица не сходит улыбка. Кроме того, и причёску Инна сделала сегодня совершенно для себя необычную. Свои прямые, но пышные тёмные волосы Инна редко носила распущенными, чаще укладывала их в различные причёски, а сегодня её волосы свободно спадали множеством длинных мелких локонов. Смотрелось это бесподобно! После завтрака Инна по очереди вызвала в кабинет Юлю, потом Соню – наложить «третью-бис». Конечно, Елена появилась именно тогда, когда Соня голой попой кверху лежала на кушетке. Лена не вошла, а впорхнула в кабинет, хлопнув дверью, и весело воскликнула: - Всем привет! В кабинете присутствовали только Инна и Соня. Соня, повернув к «ответственной» голову, тут же почтительно поздоровалась. Инна выпрямилась с баночкой мази в руке и иронично улыбнулась: - И вам того же! Лена быстро подошла к Инне, неожиданно легонько дёрнула её за локоны. - Инна Владимировна, причёску полночи сооружали? - Что-то вроде этого, - смеясь, ответила Инна. – А вы, Елена Сергеевна? У Лены локонов никаких не наблюдалось, но волосы были уложены тщательно и явно профессионально. - В машине, по дороге, - улыбнулась Лена. – А, если серьёзно, у меня знакомый мастер в круглосуточном салоне красоты! Могу порекомендовать. - В группе всё в порядке? – переключилась она. - Абсолютно! Инна закончила обработку и велела Соне встать. - Стоп! Лежать! – приказала Лена. Подошла к распростёртой на кушетке воспитаннице, осмотрела её и усмехнулась. - Что, Зоя Космодемьянская, опять вчера отличилась? Соня смущённо пожала плечами: - Стараюсь. - Ладно, поднимайся. Девушка встала, поправила одежду. - Елена Сергеевна, спасибо за «третью-бис»! Лена махнула рукой. - Маму свою благодари! Кстати, Левченко, я не знаю, как ты собиралась с ней разговаривать, но имей в виду: твоя мама всё про тебя знает. Во всех подробностях. - Всё? – озадаченно переспросила девушка. - Мы с ней вчера встретились в больнице, - объяснила Лена. – Олеся Игоревна пригласила меня в свою ординаторскую, мы с ней пили чай и разговаривали, в том числе, и о тебе. Твоя мама хотела знать всё. Я ей всё и выложила. Абсолютно. Соня побледнела. - Елена Сергеевна! А с ней всё в порядке? - Да, к счастью. Мама у тебя просто… Воспитатель помолчала, пытаясь подобрать нужное слово. - Классная! Лена подошла вплотную к Соне: - Если у тебя здесь всё и наладится, то, во многом, благодаря ей. А теперь, если ты оделась – брысь отсюда. Соня быстро сказала: «Слушаюсь» и поспешила выполнить распоряжение.
Forum: Вскоре Лена и Инна уже внимательно осматривали своих воспитанниц, выстроившихся в шеренгу посреди спальни. Девочки все оделись нарядно, надоевшие форменные платья сегодня висели в шкафах. Соня обратила внимание, что Лена и Инна тоже переоделись в парадные форменные костюмы ответственного и дежурного воспитателей, а на груди у них были прикреплены бейджики с указанием фамилии, имени, отчества и должности. Ленин бейджик гласил: «Гаричева Елена Сергеевна. Ответственный воспитатель 204-ой группы. Преподаватель французского языка в 202-ой, 204-ой, 205-ой, 206-ой и 211-ой группах». В обычной жизни воспитатели никаких бейджиков не носили, необходимости в этом не было, но в дни свиданий это было предусмотрено для удобства гостей. - Девочки, - обратилась к воспитанницам Лена. – Сегодня у нас с вами день приятный, вы увидите своих родителей и друзей. Прошу вас – ведите себя достойно. Надеюсь, что вы не допустите никаких истерик и нарушений дисциплины. Мы с Инной Владимировной будем находиться внизу почти весь день. Со всеми проблемами немедленно подходите прямо к нам, не стесняйтесь. В группе сегодня с вами остаётся « воскресный» воспитатель – Алиса Николаевна. Ещё раз напоминаю: в половине второго все должны вернуться в группу, пойдёте на обед. В полседьмого свидание заканчивается. Не дотягивайте прощание до последнего момента, иначе схлопочете замечание! Я на вас надеюсь! У Лены зазвенел мобильный. Выслушав информацию, она проговорила: - Левченко! Твоя мама уже зарегистрировалась и тебя ждёт. Ты готова? « Ещё же десять! Вот здорово!» – мелькнуло у Сони. - Да, - чётко ответила она. - Тебе придётся идти с табличкой, несмотря на воскресенье, - напомнила Лена. – И разговаривать можешь только с мамой и сотрудниками «Центра». Такие правила. - Слушаюсь. - Елена Сергеевна, давайте я её отведу, - предложила Инна. – И сразу останусь там дежурить. - Пожалуй, - согласилась Лена. – У меня ещё тут несколько дел осталось. Идите, а я спущусь минут через двадцать. Соня с Инной молча проследовали до выхода из отделения, миновали пост охраны и начали спускаться по лестнице. Как только сотрудница охраны захлопнула дверь, Инна повернулась к Соне и возбуждённо проговорила: - Сонька! Всё просто отлично складывается! Новости потрясающие! Сейчас тебе мама всё расскажет, она полностью в курсе. Соня видела, что Инну переполняет радость, глаза воспитательницы светились. Соня улыбнулась, но тут же спросила: - Инна Владимировна! А с вами всё в порядке? Инна понимающе улыбнулась в ответ. - Сейчас уже да! Ты имеешь в виду вечер пятницы? Моё наказание? Соня взволнованно кивнула: - Да! Вы не представляете, как я за вас переживала! - Спасибо! Инна схватила Соню за руку, и девушки остановились на лестничном пролёте. Инна глубоко вздохнула и на одном дыхании затараторила: - Хоть тебе пожалуюсь! Ужасно всё это было! Вначале я чуть со страху не умерла! Елизавета с официальным видом нас за стол усадила и заставила протокол оформлять! Держалась, прямо, как судья, даже жутко стало. «Ставьте подпись и печать», «Подтвердите своё согласие», «Я буду и свидетелем, и исполнителем», и так далее! Инна перевела дух и продолжала: - А Лена просто в полуобморочном состоянии сидела. Я до последней минуты боялась, что она вот-вот передумает и «в отказ» пойдёт! Я почти уверена, что, пока я раздеваться ходила, Лиза её в чувство приводила. - А потом я на свой собственный стол укладывалась! – почти простонала Инна. – Спасибо, Лиза мне разрешила футболку и стринги оставить, не так стыдно было! Да ещё Вивальди включила. Сама предложила. А потом… Инна доверительно, совсем по-дружески слегка коснулась Сониного плеча. - Соня, я еле вытерпела! Лиза ко мне «шестой строгий» применила, без всяких поблажек! А я последний раз год назад подобное переносила, уже забыла, какой это ужас! А тут ещё Лена рядом, совсем близко стояла. Мне же ни пискнуть, и ни пошевелиться нельзя было: ведь стыдно слабость проявить! Я думала, всё это никогда не кончится! Она улыбнулась и уже спокойнее проговорила: - Вот, тебе пожаловалась, и легче стало. Ведь, кроме тебя, Лены и Лизы об этом никто не знает! Перед ними я стойкость разыгрывала, а как по-настоящему всё было – кроме тебя и поделиться не с кем! Знаешь, Сонь, у меня как-то всё желание нарушать инструкции напрочь пропало. - И ты даже не представляешь, как я тебе сочувствую! – с отчаянием воскликнула воспитательница. - Спасибо! – Соня почувствовала, что может сейчас расплакаться. – Мне очень жаль, что с вами так… - Сейчас уже всё нормально, - махнула рукой Инна. – Потом мы все вместе на кухне кофе пили, разговаривали, и всё обсудили. Лена не сердится, это самое главное! Правда, Лиза совершенно случайно о нас с тобой узнала. - Елизавета Вадимовна меня вчера уже допрашивала, - вздохнула Соня. – Но, как я поняла, она не очень рассердилась, и Елене Сергеевне рассказывать не собирается. - Да ты что! Конечно, не расскажет! Она и мне посоветовала: «Скрывайте до последнего!» - Может быть, пронесёт, - с надеждой проговорила Инна и тут же спохватилась. - Соня! Идём! Твоя мама ждёт, а мы тут болтаем! Девушки поспешно спустились вниз, в просторный холл, расположенный перед гостевыми комнатами, и Соня сразу увидела маму. Олеся Игоревна стояла в центре зала в группе других ожидающих и с волнением поглядывала на лестницу, по которой должны были спускаться воспитанницы. Она тоже увидела Соню, рванулась вперёд почти бегом, но, заметив, что девушка идёт не одна, а с воспитателем, сдержала свой порыв и остановилась. Инна с Соней подошли сами. Олеся Игоревна глазами улыбнулась дочери и вежливо сказала: - Здравствуйте, Инна Владимировна. - Доброе утро, Олеся Игоревна, - улыбнулась ей Инна. Всем гостям при регистрации тоже вручали заранее заготовленные бейджики, и просили не снимать их до конца свидания: это облегчало общение посетителей с сотрудниками. Инна невольно залюбовалась Олесей Игоревной. Сонина мама была очень стройной, в изящном светло-сером костюме, светлые волосы красиво уложены, тонкие черты лица, а глаза добрые, лучистые и чуть встревоженные. «Как Соня на неё похожа!» - подумала Инна и продолжала так же, с улыбкой: - Выдаю вам вашу дочь для проведения свидания. - Спасибо, - голос Олеси Игоревны немного дрожал. Инна слегка подтолкнула Соню к маме. У девушки перехватило дыхание, на глазах выступили слёзы, и через секунду она оказалась уже в маминых объятиях. Олеся Игоревна порывисто обняла Соню и осыпала поцелуями её лицо. С минуту они стояли так, забыв обо всём. Наконец, Олеся Игоревна, продолжая прижимать к себе дочь, смущённо проговорила: - Простите, Инна Владимировна. - Да не за что извиняться! Всё в порядке! А как же по-другому вы могли встретиться? – воскликнула Инна. – Олеся Игоревна, вам все правила по проведению свидания объяснили? Не осталось каких-нибудь вопросов? - Кажется, нет, - Сонина мама наморщила лоб, вспоминая. - Сейчас вы, конечно, пообщаетесь с Соней, - продолжала Инна. – А потом обязательно подойдите поговорить ко мне, Елене Сергеевне и другим преподавателям. Особенно просили о встрече с вами Елизавета Вадимовна, педагог по немецкому, и Светлана Петровна, преподаватель физики. - У Сони по их предметам проблемы? – встревожилась Олеся Игоревна. - Ага! Она же у нас двоечница! – опять улыбнулась Инна. Соня, полностью спрятав лицо у мамы на груди, только покачала головой. - Не волнуйтесь, никаких проблем, - успокоила Инна. – Просто личная беседа. Воспитатели будут сидеть в гостевых комнатах и здесь, в холле. У них у всех бейджики, и на столах поставят таблички, так что найдёте с лёгкостью. А теперь я вас покидаю. - Спасибо! Инна быстро огляделась. - А, пойдёмте-ка, я отведу вас в самое удобное место, пока его не заняли, - предложила она, после чего провела Соню с мамой в дальний конец холла к одиноко стоящему двухместному кожаному диванчику. Соответствующая стена холла оказалась полностью стеклянной, с видом на парк, а диванчик со всех сторон окружали различные высокие растения в больших горшках. - Устраивайтесь, - предложила Инна. – Здесь вам будет спокойно. Всё, до встречи! Она быстро ушла в сторону гостевых комнат. Олеся Игоревна нерешительно смотрела на Соню. Она явно не была уверена, сможет ли Соня присесть на диван. Девушка улыбнулась сквозь слёзы, потянула маму за руку, и они одновременно сели, крепко прижавшись друг к другу. Ещё минут пять Соня почти беззвучно плакала у мамы на груди, а Олеся Игоревна обнимала её, ласково гладила по волосам и молчала. Наконец, Соня немного успокоилась. - Мамуль, я не представляю, что бы со мной было, если бы нам не удалось сегодня увидеться! Я бы точно не пережила! Представляешь, все девчонки ушли бы на свидание, а я бы одна сидела в спальне! Без тебя! Рехнуться можно! Спасибо тебе, ведь это ты Елену уговорила! Олеся Игоревна ещё крепче прижала к себе дочь и улыбнулась. - Никакой тут нет моей заслуги! Просто Лена поступила по-человечески. Соня кивнула и спросила: - А как тебе удалось так рано приехать? Для меня это был такой сюрприз! Представляешь, меня самую первую вызвали! Мама улыбнулась: - Елена Викторовна, когда узнала, что я к тебе еду, примчалась в восемь часов и меня отпустила. А у меня всё уже было готово! Сонечка, за тебя все мои коллеги очень переживают, передают большой привет. Елену Викторовну Соня хорошо знала. Она часто приходила к маме на работу, и была знакома с другими докторами маминого отделения. Олеся Игоревна немного отстранила Соню и внимательно посмотрела на неё. - Сонюшка, - ласково сказала она. – А ты так хорошо выглядишь! И какая ты у меня красавица! Девушка сегодня была одета в облегающие джинсы (спасибо «третьей-бис», что удалось их надеть!) и элегантный тёмно-синий джемпер. Блестящие волосы Соня непосредственно перед свиданием успела уложить феном, они красивыми волнами спадали на плечи. - Сонечка, я ведь с Леной вчера в больнице поговорила, - продолжала мама. – Она от меня ничего не скрыла. И я думала, что ты выйдешь ко мне вся такая замученная, что ты ходишь с трудом, а сесть и вообще не сможешь! Сонины глаза опять наполнились слезами. - На самом деле, так всё и есть, - прошептала она. – Ты бы видела, как я сегодня с кровати слезала! Это просто «третья-бис». А Елена сказала, что и этим я только тебе обязана. Она улыбнулась сквозь слёзы. - Мамочка, уж не знаю, как вы там с ней разговаривали, но Лена от тебя явно в восторге! Это видно. - Это здорово! - обрадовалась мама. – Может быть, тебе от этого хоть чуть-чуть будет полегче! Внезапно она мягко взяла Соню за щёки и вынудила дочь посмотреть ей прямо в глаза. - Сонюшка! Тебе совсем плохо? – в её голосе прозвучало отчаяние. Соня секунду поколебалась и кивнула. - Зачем я буду перед тобой храбриться? – воскликнула она. – Да, я собиралась тебе сказать, что всё нормально, что мне на всё наплевать, что я сильная и всё выдержу! Но это не так! Не так! Всё ужасно! Мамочка, я еле терплю. Я не знаю, как мне вообще здесь выжить! Мамуля, она меня просто ненавидит! Смотрит и разговаривает с насмешкой, с презрением! Наказывает…. совсем безжалостно! Сначала, в первые дни, ещё можно было хоть как-то терпеть, а теперь это вообще вынести невозможно! И с каждым разом всё более жестоко! И почти всегда сама это делает, никому не доверяет! В пятницу вечером «на станке» я чуть не умерла, так было больно и унизительно! А она ещё издевается! «Ну что, теперь ты жалеешь о своём поступке? Ещё и не так пожалеешь!» – передразнила Соня. - А я перед ней голая торчу на этой панели, у меня слёзы ручьём, терпеть совсем невозможно было! А она мне ещё салфеткой лицо вытирает, потому что руки у меня в креплениях! Соня проговорила всё это на едином дыхании, с отчаянием и даже без слёз. - И бойкот этот! – простонала она. – И пять «безлимитных» наказаний за ерунду! Душ я не успела перед ужином принять! Да у меня и было-то 10 минут всего! А до этого я весь день по всему «Центру» голая ходила! Везде! И на лекции, и в столовую! Так стыдно, ты не представляешь! Мамочка, этому конца нет! Я её видеть не могу, у меня всё внутри переворачивается. А что я могу поделать? Она мой ответственный воспитатель! У неё власть практически неограниченная! - Сонечка! Олеся Игоревна, едва сдерживая слёзы, порывисто обняла дочь. - Маленькая моя, я знаю, как тебе тяжело! Когда Лена вчера мне всё это рассказала, я потом всю ночь глаз не сомкнула, даже когда меня к больным не вызывали! Плакать хотела – и не могла, слёз не было! А от жалости к тебе просто сердце разрывается! Но, доченька, конец этому будет. Лена смягчится к тебе, обязательно! Олеся Игоревна посерьёзнела. - Соня, - убедительно сказала она. - Я сделала всё возможное, чтобы расположить Лену к себе, хотя это было не так легко. У меня тоже всё внутри переворачивается, когда я на неё смотрю. Ведь я знаю, как она с тобой поступает! Но я сдерживаюсь и пытаюсь вести себя так, чтобы завоевать её симпатию, доверие. Возможно, это – твой единственный шанс. Ситуация такова… В голосе Сониной мамы сквозила горечь. - Что твоя судьба зависит сейчас в основном от неё. Так уж сложилось, и нужно искать выход! Соня, глотая слёзы, кивнула. - А почему ты мне не рассказываешь про ещё один шанс, который у тебя появился? – улыбнулась Олеся Игоревна. - Тебе Лена и об этом рассказала? - Да, и уверила меня, что шанс вполне реальный. Соня немного успокоилась. – Да, мамочка, это настоящее чудо. И… это моя надежда как-то выбраться. Но, понимаешь, мне всё равно ещё много всего предстоит вытерпеть! А сил, элементарных, физических, уже почти не осталось! Ты знаешь, когда она меня наказывает, я каждый раз думаю: «Хоть бы сознание потерять! Или пусть она меня совсем запорет, до тяжких последствий! И я немного в изоляторе отдохну, и ей из-за меня, может быть, достанется!» Так нет! Она всё чувствует! Сразу - или прекращает порку, или перерыв устраивает. А потом – опять! - Сонюшка! – Олеся Игоревна расстроено покачала головой. – Не надо такого желать! Если ещё и с тобой что-нибудь случится, думаешь, я это переживу? Да Лена такого и не допустит. Она профессионал, этого у неё не отнимешь! - Да я знаю! – воскликнула Соня. - Мамочка, но самое-то плохое, что она меня простить не хочет! Ну никак! Так обидно! Соня опять расплакалась. - Малышка моя, я уверена, что и это произойдёт, - ласково старалась утешить дочь мама. – А, может быть, есть в твоей жизни здесь и что-нибудь хорошее? Вот Инна Владимировна – она ведь тоже твой воспитатель? Мне показалось, она к тебе неплохо относится. И мне она очень понравилась! - О! – простонала Соня. – Инна – просто супер! И Мария Александровна тоже! И Елизавета Вадимовна! И Светлана Петровна! Мамочка, у меня с немецким и физикой всё в порядке! Просто эти воспитатели знают про меня всё. Всё, что произошло! Как я поняла, они и Инна – самые близкие Елене подруги, и она только им всё и рассказала. Представляешь, как получилось! Елена меня ненавидит, а они все, мамочка, все мне сочувствуют и меня поддерживают, каждая по-своему! Без них мне было бы совсем худо! - Вот видишь, - улыбнулась Олеся Игоревна. – А я тоже хочу тебе много всего рассказать, и это тебя обрадует. - О Марине хорошие новости? – вскинулась Соня. Мама кивнула, опять обняла дочь и начала рассказывать.
Forum: Постепенно холл и гостевые комнаты наполнялись воспитанницами и их гостями. На улице сегодня стоял крепкий мороз – около 25 градусов, так что желающих выйти на свежий воздух было немного, хотя «Правилами» это разрешалось. Инна и Лена сидели каждая за своим столом в холле, недалеко друг от друга, и беседовали с родителями воспитанниц. Если Инна имела возможность периодически отходить в специальную комнату отдыха для воспитателей, то к Лене родители подходили беспрерывно, тем не менее, воспитательница не забывала оглядывать холл, в котором и сейчас находились несколько её воспитанниц со своими родителями. Лена с удовольствием наблюдала за Наташей Пономарёвой и её мамой. Встретились они очень душевно. Ольга Сергеевна сразу обняла Наташу, поцеловала, чего никогда не делала на предыдущих свиданиях, затем они вместе подошли к Лене. Наташина мама сразу поблагодарила воспитателя за тот телефонный разговор, осведомилась о поведении и учёбе дочери очень тактично, и вообще, вела себя во время беседы совершенно по-другому. А потом они уединились с Наташей на одном из диванчиков и разговаривали. Лена видела, что их общение явно складывается удачно: ей было видно Наташу в профиль. Глаза девушки сияли, с лица не сходила улыбка. «Отлично! – подумала Лена. – Лёд, наконец, тронулся!» Она периодически бросала взгляды и на тот диван, где сидели Соня со своей мамой. Олеся Игоревна пока ни к ней, ни к другим воспитателям не подходила. Они с Соней так и просидели, обнявшись, больше трёх часов, пока воспитанницам не пришло время возвращаться в группу на обед. Лена видела, как Олеся Игоревна проводила дочь до лестницы, как Соня перед уходом порывисто обняла маму. Было видно, что им очень не хочется расставаться даже на этот час! Когда Соня ушла, Олеся Игоревна обессилено опустилась на ближайший диван, откинулась на спинку и закрыла глаза. Лена понимала её чувства! Ей было нестерпимо жалко Сонину маму. На этот час свидание прекращалось, воспитатели тоже уходили на обед, а у гостей существовала возможность перекусить в одном из кафе, располагавшихся здесь же, на первом этаже. Однако Олеся Игоревна, похоже, в кафе идти не собиралась. Решившись, Лена подошла к ней и про себя улыбнулась. Ситуация складывалась почти такая же, как вчера в больнице, возле отделения реанимации, только наоборот. Тогда Лена без сил, расстроенная, сидела в кресле, тоже закрыв глаза, когда Олеся Игоревна к ней подошла. Лена слегка тронула Сонину маму за плечо. - Олеся Игоревна, добрый день. Та открыла глаза, тут же встала и взволнованно проговорила: - Здравствуйте, Елена Сергеевна! Простите, что я к вам ещё не подходила! Но ведь я ещё успею, правда? - Конечно, - успокоила её Лена. – Я хочу сказать: вам необходимо пообедать и выпить кофе. Пойдёмте, я вас провожу в кафе, где кофе самый лучший, и чай с марокканской мятой там есть. - Спасибо, я не хочу, - устало отозвалась Олеся Игоревна. – Я просто посижу здесь и подожду. - Нет, Олеся Игоревна, так не пойдёт, - мягко возразила Лена. – Вы ведь планируете до вечера быть с Соней? - Да. - Тогда вам обязательно нужно перекусить! Тем более, вы после суточного дежурства. В этот момент к ним подошли Елизавета и Светлана, и поздоровались с Сониной мамой. Инна, как и другие дежурные воспитатели, к этому времени уже ушла на отделение, чтобы отвести воспитанниц на обед. А Лена вместе с Лизой и Светой заранее договорились, что в перерыве вместе пообедают в своей столовой, тоже на отделении. Олеся Игоревна немного смущённо ответила на приветствие. В присутствии трёх ответственных воспитателей она слегка оробела. - Олеся Игоревна, - Лена указала на своих коллег. – Позвольте вам представить преподавателей Сони – Елизавету Вадимовну и Светлану Петровну. Лиза и Света улыбнулись и, каждая в свою очередь, кивнули. Сонина мама горячо проговорила: - Очень приятно. - Вот, пытаюсь Олесю Игоревну убедить сходить пообедать, - сообщила Лена подругам. – Но, пока безуспешно. Елизавета открыто улыбнулась: - Олеся Игоревна! А что, если мы пригласим вас пообедать с нами, в нашей столовой. Вы ведь нам не откажете, правда? - Правильно, Лиза! – воскликнула Лена. Сонина мама заколебалась. Она внимательно смотрела на этих двух симпатичных, приветливых, уверенных в себе молодых женщин, которые уже сыграли огромную роль в жизни её дочери и невероятно помогли ей. Соня уже рассказала ей всё, в том числе, о вчерашнем разговоре с Елизаветой и подаренных сертификатах. Олеся Игоревна поняла, что очень хочет пообедать вместе с ними. - А…. разве это не запрещено вашими правилами? – спросила она. – Такое разрешается? - Ну, - протянула Светлана. – Это возможно только с разрешения ответственного дежурного воспитателя отделения. - Слишком сложно. Тогда не надо, - быстро произнесла Олеся Игоревна. Светлана улыбнулась и кивнула на Елизавету. - А ответственная дежурная сегодня как раз она! Видите? Света щёлкнула пальцами по бейджику на одежде Лизы. - И я разрешаю. Даже настаиваю, - сообщила та. - Но… вам же нужно отдохнуть! – слабо возражала Сонина мама. - Олеся Игоревна, пойдёмте! Мы будем очень рады, - попросила Светлана. - Хорошо, спасибо. У Лены опять зазвенел телефон. На этот раз звонила Галина Алексеевна. Извинившись, Лена поговорила с заведующей, затем озадаченно сообщила: - Галина Алексеевна просит меня пообедать вместе с ней в столовой для руководящего состава. Хочет со мной что-то обсудить. - Так иди, - распорядилась Лиза. – Ты ведь доверишь Олесю Игоревну нам со Светланой? - А что мне остаётся? – усмехнулась Лена, но тут же подозрительно посмотрела на Елизавету. - Елизавета Вадимовна! А разве вы не должны сегодня обедать там же, с руководством? Как ответственная дежурная? - Должна, - согласилась Елизавета. – Но я отпросилась. Лена пожала плечами и повернулась к Сониной маме. - Олеся Игоревна, идите с ними. Они только на первый взгляд такие важные, а так, вообще-то, ничего. Светлана, Лиза и Олеся Игоревна рассмеялись. Когда Лена ушла, Светлана лукаво посмотрела на Сонину маму и наклонилась к ней. - А мы с Елизаветой Вадимовной специально это подстроили: попросили заведующую Елену Сергеевну отозвать. Хотели с вами без неё пообщаться. Олеся Игоревна понимающе улыбнулась. - Заговор? - Именно, - подтвердила Елизавета. - А… не лучше ей было прямо сказать? – засомневалась Олеся Игоревна. – У меня сложилось впечатление, что Елена Сергеевна – человек прямой, и не любит, когда за её спиной подобные махинации устраивают. Лиза со Светланой переглянулись. - Наверное, вы правы. Так ведь обижать её тоже не хотелось, - произнесла Светлана. – Понимаете, Елена Сергеевна у нас ещё очень молода. А мы люди более зрелые, посидим, поговорим спокойно, правда? Олеся Игоревна кивнула. - У вас паспорт с собой? – спросила Елизавета. – Тогда пойдёмте. Через час Олеся Игоревна снова стояла в холле, прямо у лестницы, и с нетерпением ожидала Соню. К этому времени родители всех девушек 204-ой группы уже находились в «Центре». Инна Владимировна привела в холл сразу всех своих воспитанниц, которые шли строем, и были в верхней одежде. Лена после обеда зашла в свою группу и приказала девочкам одеться и хотя бы полчаса побыть со своими гостями на свежем воздухе. - За полчаса не замёрзнете, - заявила она воспитанницам. – Потом же сможете в гостевой комнате чаю горячего выпить! А то совсем без прогулки останетесь.
Forum: Соня с мамой медленно шли по одной из аллей огромного парка и никак не могли наговориться. Мороз стоял крепкий, но светило солнце, снег искрился, и парк выглядел очень нарядно. Соня торопилась выложить маме всё, о чём не успела поведать ей утром. Теперь она уже не плакала, но сердце девушки непрерывно ныло. Соня знала, что свидание закончится уже через три с половиной часа, и в следующий раз она увидит маму только через месяц. Мама уедет домой, а Соня останется без неё с множеством проблем. Осознание этого переполняло девушку отчаянием! Тем не менее, сейчас Соня рассказывала маме о более приятных вещах, чем утром. О том, как подружилась с Юлей и Галей, как девушкам удалось успешно решить конфликт с Марией Александровной, как Соня смогла помочь Инне, после чего у них завязались совсем иные отношения. Выслушав последнюю историю, Олеся Игоревна встревожено заметила: - Сонюшка! Мне кажется, здесь вы допустили ошибку! - Какую? - Доченька, ты поступила совершенно правильно. Но, по-моему, нельзя продолжать скрывать от Елены Сергеевны твою роль во всём этом. Соня испуганно взглянула на маму. - Ты думаешь? - Уверена. Девочка моя, Лена всё равно об этом узнает, и ей будет очень неприятно. Причём, не только от самого факта твоего вмешательства, а ещё оттого, что её лучшие подруги, которые должны её понимать и доверять ей, так с ней поступили. Скрывают такую важную информацию, фактически, сговорились за её спиной. Это очень обидно! А Лена человек гордый, она терпеть такого не будет, и, Сонечка, последствия могут оказаться весьма плачевными. Скажу тебе по секрету, Лена даже на свою маму очень существенно обиделась, потому что та всё это время не рассказывала ей о нашем с папой вмешательстве в судьбу Марины. Соня, Людмила Павловна тоже просто боялась! Но в глазах Лены это оправданием не выглядело! Она посчитала, что это было жестоко, что её не понимают самые близкие ей люди. Понимаешь? Честно говоря, эта ситуация разрешилась благополучно совершенно случайно, можно сказать, чудом! - Но, мамочка, разве сейчас можно что-то исправить? Тогда надо было сразу ей рассказать! - Сонюшка, в тот вечер Инна Владимировна была растеряна и напугана. Она, действительно, могла просто элементарно побояться попасть Лене под «горячую руку». Но, если она сейчас ей признается, всё это объяснит, да ещё покается – я уверена, что Лена поймёт, оценит её смелость и откровенность, и не будет проводить репрессий. Ни к ней с Елизаветой Вадимовной, ни к тебе! - Мамуль, - осторожно возразила Соня. – Мне кажется, ты не до конца себе представляешь, как Елена на самом деле ко мне относится! Да, возможно, она и поймёт! Но всё равно сильно обидится. А она умеет быть очень жёсткой! И нам с Инной не поздоровится. - Даже, если и так, - вздохнула мама. - Всё равно, нужно признаться и покорно принять её волю. Это в любом случае будет дальновиднее. - Мамочка! – Соня почти плакала от отчаяния. – Это легко сказать: «Принять её волю!». Да я не сомневаюсь в том, какой эта воля окажется! У неё в ванной в специальной трубе ещё один пучок розог в рассоле выдерживается, она мне показывала! Инну-то Лена может быть, и простит, как подругу. А вот меня точно не пощадит! - Соня, но, если Лена узнает об этом сама – будет ещё хуже. А что сейчас получается? Вы с Инной Владимировной вынуждены постоянно находиться в напряжении и страхе, что Лена рано или поздно всё узнает. - Но как она узнает? – воскликнула Соня. – Если ей никто не скажет! - Сонечка, ты Лену недооцениваешь. Она очень умная девушка, и вполне способна догадаться по каким-нибудь незначительным случайным намёткам. Некоторое время мать и дочь шли молча. - Мамуля, ты права, - вздохнула Соня. – Я уже один раз тебя не послушалась - и вот теперь я здесь! Но, как я смогу рассказать всё Елене, если и Инна, и Елизавета Вадимовна решили этого не делать? Они воспитатели! Кто я против них! - Солнышко моё, ты и не должна этого делать! Но ты обязана убедить Инну Владимировну! Ведь ты её уже один раз выручила, и к твоему мнению она, наверняка, прислушается. - Хорошо, я попробую. Но, понимаешь, мы с Инной сможем реально поговорить на эту тему, только, если рядом не будет камер. Как только представится такой случай, я с ней обязательно поговорю. Обещаю! - Сделай это, доченька. Олеся Игоревна опять вздохнула. - Теперь я целый месяц вообще не узнаю, что тут с тобой происходит. Ну, почему здесь такие правила, что вы не имеете права писать письма весь этот период? - Нам объясняли. Чтобы мы на это не отвлекались. Мамочка, у нас же очень мало свободного времени, мы часто еле-еле успеваем себя в порядок перед сном привести! Руководство считает, что написание писем будет явно мешать учёбе, и воспитателям прибавится лишней работы. Ведь они все письма проверяют! А ещё считается, что свидания каждый месяц – это и так довольно часто. Вполне можно дождаться и лично всё рассказать. Так что письма мы пишем только в последнюю неделю перед свиданием. Конечно, очень жаль! Я бы тебе каждый день писала, находила бы минутку! Но, в принципе, я признаю, что в этом вопросе администрация права. - Ты у меня уже и мыслишь, как воспитатель, - улыбнулась Олеся Игоревна. Соня вместо ответа крепко прижалась к ней. - Замёрзла? – спросила мама. – Пойдём в здание? Девушка кивнула и жалобно проговорила: - Мамуля, а я так по папе соскучилась! - Завтра он прилетит домой, доченька. Я передам ему твоё послание. А от него ведь ты и так письма получала, правда? - Да. Соня всхлипнула. - Он меня очень поддержал. Но я хочу его увидеть! - Через месяц приедем к тебе уже вместе! – заверила Олеся Игоревна. Она лукаво улыбнулась. - Надеюсь, что и Марина уже сможет приехать. Она очень хочет, всё время об этом говорит. Соня покраснела. - Это было бы здорово! Но, мамочка, я же ей в глаза смотреть не смогу! Мне так стыдно! - Да перестань, дочка. Она уже не сердится, и очень тебе сочувствует. А завтра я ей ещё и твоё письмо передам, где ты перед ней извиняешься. Марина будет рада. - Мамочка, да такого просто не может быть! Разве Маринка сможет всё это забыть? Это невозможно! Я по себе могу судить. Ведь, если даже у меня всё хорошо сложится, и я буду работать здесь вместе с Еленой, я никогда не смогу забыть, как она со мной поступала! Даже, если она меня простит, я всё равно буду это помнить! И вряд ли у нас с ней сложатся хорошие отношения после всего этого. - Сонюшка, Марина вообще уникальная девочка! Она совсем не такая, как вы с Леной. Помнишь, она и под твоим «надзором» совсем необычно себя вела. Не переживай, всё будет хорошо. А с Леной… Сонечка, с Леной у вас тоже всё наладится. И, несмотря на её теперешнее жестокое к тебе отношение, мы с тобой должны быть ей благодарны. Ты знаешь, что рассказала мне Елизавета Вадимовна? Лену никто не вынуждал рассказывать тебе о возможности стать сотрудником. Галина Алексеевна просто ей намекнула, что ты очень перспективная девочка, и было бы неплохо дать тебе такой шанс. Но она тут же заметила: «Лена, это полностью на твоё усмотрение. Если ты этого не хочешь, тебе это неприятно – не бери в голову. Я всецело на твоей стороне. Соня так и останется воспитанницей, и можешь поступать с ней, как хочешь». Представляешь, доченька? Это была её добрая воля. Лена могла бы ничего тебе не сказать, и все эти годы мучить тебя так же, как и сейчас! Если не физически, то морально, своим презрением! А ведь, когда она принимала это решение, она ещё не знала о том, что мы с папой делаем для Марины. Так что не обижайся, доченька, смирись. Не может Лена пока относиться к тебе по-другому! Она, действительно, не может, я это вчера поняла. Следует своим убеждениям… Олеся Игоревна поморщилась. - Просто фанатично! Но, Сонечка, ждать уже недолго: ведь она дала мне обещание, и сдержит его. Соня с Олесей Игоревной уже подходили к зданию «Центра». У входа девушка увидела Юлю, Галю и двух женщин средних лет. Эта небольшая группа явно дожидалась их. Когда они подошли поближе, Юля обратилась к Сониной маме: - Олеся Игоревна, здравствуйте. Меня зовут Юля, а это Галя, мы подруги Сони. А это наши мамы. Олеся Игоревна поздоровалась и машинально отодвинула Соню себе за спину. - Не волнуйтесь, Олеся Игоревна, - мягко проговорила Юлина мама. – Мы знаем, что у Сони бойкот. Но мы очень хотели бы буквально несколько минут поговорить с вами. Можно? - Конечно, с удовольствием, - улыбнулась Олеся Игоревна. – Сонечка, пожалуйста, подожди меня внутри. Соня кивнула и быстро вошла в здание. Там она вернулась в холл, разделась и села на диванчик в самом центре зала. В холле и гостевых комнатах бурлила жизнь. Девушки и их гости активно общались, некоторые пили чай, родители разговаривали с воспитателями, столики которых были расставлены по всему холлу. В непосредственной близости от себя Соня увидела Елизавету Вадимовну. Перед ней, с другой стороны стола, стояла с очень расстроенным видом Даша Морозова, а рядом на стуле сидела приятная, элегантно одетая женщина, очень похожая на Дашу, по всей видимости, её мама. Они с Елизаветой разговаривали, и разговор, очевидно, был весьма напряжённым. В холле было довольно шумно, поэтому слов Соня разобрать не могла, но Даша явно была в полном отчаянии. По её лицу ручьями стекали слёзы, которые девушка даже не вытирала. Соне невольно вспомнился разговор Насти и Вики, который она случайно услышала утром в спальне. Воспитанниц потрясла строгость, проявленная Елизаветой Вадимовной по отношению к Даше. - Вика, ну как же так? – возмущалась Настя. – Разве можно поступать настолько жестоко? Да ещё перед свиданием всё это произошло! Как же Елизавета Вадимовна будет перед Дашкиной мамой оправдываться в том, что так её наказала? Соня только усмехнулась, поражаясь наивности Насти. «Ага! Будет Елизавета оправдываться!» Соня, как лидер, прекрасно знала, что в любом случае можно поговорить с родителями так, что они поверят, будто их дочери ещё сильно повезло. Проделывать такое Соня умела мастерски. Очевидно, Елизавета тоже. Она говорила что-то Дашиной маме напористо и возмущённо, бурно жестикулируя. Та, вероятно, всё же осмеливалась выдвигать какие-то возражения, но довольно робко. В ответ на реплики Дашиной мамы Елизавета каждый раз решительно качала головой, а затем продолжала свою обвинительную речь. Периодически она обращалась с какими-то вопросами к Даше; при этом девушка испуганно вздрагивала, но покорно отвечала, хотя заливалась слезами ещё больше. В конце концов, Елизавета что-то сказала Даше совсем сердито и властно махнула рукой. Воспитанница тут же отошла от стола и обессилено прислонилась к ближайшей расположенной в холле колонне. Здесь она, наконец, достала из кармана платок и вытерла слёзы. Стоять Даше явно было трудно, но «третью-бис» Елизавета ей определённо перед свиданием не накладывала. Елизавета продолжала беседовать с Дашиной мамой уже более спокойно, не так жёстко. Наконец, они обе встали, сделали несколько шагов по направлению к Даше и остановились, заканчивая разговор. Теперь Соне было очень хорошо всё слышно. - Елизавета Вадимовна, - говорила Дашина мама. – Я приезжаю сюда уже седьмой раз. Всё это время вы мне говорили, что никаких претензий к Даше не имеете, что вас всё устраивает. - Так и было, - подтвердила Елизавета. - Елизавета Вадимовна, правильно я поняла? Теперь вы решили перечеркнуть всё, что было? Все эти месяцы, в течение которых Даша старалась и вела себя на уровне, теперь ничего для вас не значат? «Молодец! Не сдаётся! – восхищённо подумала Соня. – Только всё бесполезно. С Елизаветой не поспоришь!» Воспитатель тут же ответила: - Маргарита Рудольфовна! Маленькое уточнение. Не я, а Даша перечеркнула всё это сама своим поступком. Это её выбор. Она не маленькая девочка, и вполне представляла себе все последствия. Ей нет оправдания! Мне очень жаль, но Даше придётся испить эту чашу до самого дна. Говорю вам честно, я прощу её очень не скоро! На лице Дашиной мамы появилось выражение неприкрытого отчаяния. - Елизавета Вадимовна, но она так раскаивается! Это не может вас смягчить? Пожалуйста, проявите к ней милость, умоляю вас! В глазах Елизаветы появилось сочувствие, но она твёрдо повторила: - Мне очень жаль, но я не могу! Тут же воспитатель добавила официальным тоном: - Маргарита Рудольфовна, если вы категорически не согласны с моими действиями, то можете попытаться обжаловать их у руководства. Прямо сейчас! Наша заведующая в курсе этого дела. Она принимает родителей в первом кабинете. Я могу вас к ней проводить. Дашина мама покачала головой. - Это бесполезно. Я знаю, что вы не нарушаете никаких инструкций, и… я не хочу навредить Даше ещё больше. - Это вы зря, - усмехнулась Елизавета. – Никакой мести с моей стороны не будет! - Не сердитесь, - смутилась Маргарита Рудольфовна. – Елизавета Вадимовна, пожалейте её, пожалуйста! Я не буду обращаться к руководству! Я понимаю, что только вы можете её спасти! Елизавета секунду помолчала и горячо заговорила: - А я что делаю, по-вашему? Именно этим я и занимаюсь! Пытаюсь спасти и Дашу, и вас, и всю вашу семью! Соня замерла. « Вот это заявление!» – ошеломлённо подумала она. Дашина мама непонимающе смотрела на воспитателя. - Маргарита Рудольфовна! – продолжала Елизавета. – Вы не задавали себе вопрос, как ваша вполне успешная и благополучная девочка, отличница, помощник лидера, смогла грубо нарушить нравственный закон? - Это случайность, - пробормотала Дашина мама. - Ничего подобного! – резко заявила Лиза. – Это импульсивный необдуманный поступок! У Даши не сработали «тормоза» на уровне подсознания! А теперь что получилось? Она 8 месяцев вела себя почти идеально, была у меня лучшей воспитанницей! И вдруг – опять подобное! Совершает абсолютно необъяснимый и, по меркам «Центра», очень серьёзный проступок. Неожиданно! И опять сама не может объяснить, как это вышло! Вы считаете, я должна сейчас проявить к ней снисхождение и спокойно дожидаться третьего раза? Да этот третий раз будет для всех вас катастрофой! Даша скоро выйдет из «Центра». Ей только 19 лет. Где-нибудь через 2-3 месяца после этого, уже на свободе, она опять выкинет что-нибудь непоправимое! Закурит сигарету! Или ляжет в постель со своим другом! Так же неожиданно и импульсивно. И что тогда? Она отправится в «Спеццентр», а оттуда – в поселение! Мало кому удаётся после «Спеццентра» вернуться к обычной жизни! И вы с мужем будете думать, что вам делать! Во-первых, где найти такую кучу денег, чтобы заплатить за Дашу штрафы и всё остальное, чтобы ей не пришлось застрять в поселении на годы! А потом? Вы окажетесь перед выбором. Уехать всей семьёй из Новопока вместе с Дашей? Но ведь у вас ещё двое детей, правда? Дашина мама машинально кивнула. - Вы хотите этого? Уезжать из благополучной страны неизвестно куда, тащить с собой детей, не зная, как там у вас всё сложится! Или другой вариант. Вы «откупаете» Дашу, и она уезжает одна, после 21-го года. В таком случае вы её практически теряете! Для нашей страны она уже буде изгоем! - Елизавета Вадимовна! – воскликнула Дашина мама. – Зачем вы так? Такого не произойдёт! - Вы уверены? А вот я – нет! Чтобы этого не произошло, надо сейчас над этим работать! Восьми месяцев пребывания в «Центре» оказалось для Даши недостаточно. Значит, теперь необходимо дать вашей дочери такой урок, чтобы она это, действительно, на всю жизнь запомнила! Чтобы это впечаталось у неё в подсознание, и прекратилась эта череда импульсивных поступков! Понимаете теперь, почему я всё это делаю? А вовсе не потому, что я такая уж жестокая! Голос Лизы дрогнул. - Если честно, мне вашу девочку безумно жаль. Но это – единственный выход! И не надо думать, что всё так уж плохо. Её здоровью ничего не угрожает. Все меры, которые я к ней применила, направлены на осознание. Я ведь специально не отправила Дашу стоять, например, на коленях вместе с другими, а заключила её в этот круг. Это её место для раздумий. У неё есть возможность думать обо всём происшедшем каждый день и подолгу. Никто ей не мешает! И я уверена, что всё это подействует, и больше ничего подобного не повторится никогда! Маргарита Рудольфовна ошеломлённо смотрела на воспитателя. Елизавета перевела дух и устало проговорила: - Я не хотела вам всё это объяснять. Даша должна считать, что я просто безумно на неё рассержена. Но, возможно, теперь вам будет немного легче. - Да, - тихо ответила Дашина мама. – Это так. Я подумаю над этим. Елизавета Вадимовна, можно я пойду? Лиза кивнула. - Всего хорошего. Маргарита Рудольфовна быстро подошла к дочери, и они направились в гостевую комнату.
Forum: Неожиданно Елизавета обернулась и посмотрела прямо на Соню. Она застала девушку врасплох. Соня тоже была ошеломлена услышанным разговором, и смотрела на Лизу вытаращенными глазами, полными изумления. Девушка и не подозревала, что Елизавета, так строго поступая с Дашей, преследует определённые далеко идущие цели. В душе Соня полагала, что у Елизаветы просто такая методика работы, и сама считала, что в этот раз воспитатель несколько перегнула палку. Лиза усмехнулась и подошла к девушке. Соня вскочила. - Да сиди! – приказала ей Елизавета, обессилено плюхнулась на диван рядом с Соней, достала платок и вытерла пот со лба. - Тяжёлый был разговор, - доверилась она девушке. – Как ты считаешь, я права? У Елизаветы явно не было никаких сомнений в том, что Соня слышала эту беседу. Соня горячо воскликнула: - Да, Елизавета Вадимовна! Но… я не ожидала, что вы так это всё…. продумали! - Как раз в этот раз мне всё ясно, - махнула рукой Лиза. – Это с Ирой осечка вышла… Внезапно она рассмеялась. - Пока мы разговаривали, у тебя было такое выражение лица! Как будто я сообщила Дашиной маме, что с сегодняшнего дня «Центр» закрывают, и всех воспитанниц амнистируют. - Это было бы неплохо, - улыбнулась Соня. - Да? – иронически спросила Елизавета. – А где ты тогда работать собираешься? Соня опять замерла. - Заканчивай мыслить, как воспитанница, - доброжелательно посоветовала Лиза. – Мы сегодня основательно поговорили с твоей мамой. Марина скоро поправится, внешних препятствий не будет никаких. Теперь всё зависит только от тебя! Срочно избавляйся от нарушений и наказаний, и веди жизнь суперлидера. Поняла? Соня взволнованно кивнула. - Знай, что я за тебя, и Галина Алексеевна очень в тебе заинтересована. Елизавета заметила, что к её столу подошли дежурный администратор по встрече гостей и какая-то семейная пара. - Так! Всё! Передышка окончена, - с сожалением проговорила она, ободряюще сжала Сонин локоть и вернулась к своим обязанностям. Время до 18.30 пролетело очень быстро. Соне пришлось ещё довольно долго сидеть одной на диване: Олеся Игоревна, когда вернулась, должна была отойти побеседовать с воспитателями. - Подожди меня ещё, доченька, - улыбнулась она Соне. – А то твоё руководство посчитает, что я очень беспечная мамаша. За весь день не нашла времени даже с ответственным воспитателем переговорить! На меня и так очень странно посмотрели, когда у всех проверяли передачи. Я же заявила, что ничего тебе не везу! Никаких гостинцев! Мне Лена вчера объяснила, что ты сама решила себя этого лишить, но официально-то ты не на штрафном столе! Наверное, про меня подумали: «Вот скупердяйка! Даже пару пирожных дочери пожалела!» Соня тоже улыбнулась. - Знаешь, - призналась она. – А пирожных мне на самом деле жутко хочется! Особенно после наказаний и других неприятностей. - Я представляю, - вздохнула Олеся Игоревна. – Ты же у меня вообще сладкоежка. Ничего. Ты молодец! Я просто тобой горжусь! Потерпи ещё немного, скоро будешь есть всё, что хочешь! Через некоторое время, побеседовав с Еленой, Инной и некоторыми преподавателями Сони, Олеся Игоревна подошла к дочери совершенно вдохновлённая. - Представляешь, я сегодня от всех про тебя столько хорошего услышала! – воскликнула она. – И от сотрудников, и от твоих подруг! Доченька, да как же ты за короткое время себе такую репутацию создала? - И Елена про меня только хорошее говорила? – с сарказмом спросила Соня. - Скажем так, она соблюдала нейтралитет. Обо всём печальном мы с ней вчера поговорили, и сегодня она, видимо, решила меня не расстраивать. Олеся Игоревна посмотрела на часы и растерянно взглянула на дочь: - Сонь. Уже шесть пятнадцать. - Нет, - прошептала девушка. - Так, дочка! – решительно проговорила мама. – Мы с тобой будем сильными, правда? Сейчас быстро попрощаемся, и ты вовремя вернёшься в группу! - Рыдать будешь? – улыбнулась Олеся Игоревна. Соня отрицательно помотала головой, но вдруг неожиданно для себя, действительно, расплакалась. Внезапно и горячо, даже сама испугалась. Девушка уткнулась маме в грудь, плечи её тряслись, слёзы стекали Олесе Игоревне за воротник блузки. - Надо срочно успокоиться, - еле выговорила Соня. – А то сейчас медсестра к нам подойдёт! - Не подойдёт, - ласково успокоила её мама, оглядывая холл. – Почти все девчонки рыдают. А ты делаешь это ещё очень скромно. Дежурная медсестра и врач Наталья Александровна действительно находились здесь же и внимательно наблюдали за происходящим. Пока всё было «в рамках», их помощь никому не требовалась. Наконец, Олеся Игоревна решительно отстранила от себя Соню, сама вытерла ей слёзы, поцеловала и мягко проговорила: - Всё, доченька. Иди, не оглядываясь, к лестнице. А я дождусь, пока ты поднимешься, и тоже уйду. А завтра встречу папу и профессора Джексона, и вечером подробно тебе всё опишу: как прошёл консилиум, и когда будет операция. - А я это письмо получу только в пятницу вечером, - расстроилась Соня. – Раньше мне его не дадут, даже если оно и придёт. - Ничего, Сонюшка, я тебе часто буду писать. Обещаю, что будешь получать письма в каждый разрешённый день. А теперь – иди. И…. Соня! Завтра у тебя нелёгкий день. Собери всё мужество, держись достойно! Помни о том, что скоро всё изменится. Я уверена: это твои последние трудные дни! Соня кивнула, поцеловала маму и быстро, не оборачиваясь, пошла к лестнице.
Forum: Юле пришлось расстаться со своими родителями гораздо раньше: необходимо было собрать вещи для перевода в штрафную группу. Инна Владимировна поднялась вместе с Юлей и помогла ей, так что к возвращению остальных воспитанниц всё было готово. Перед ужином у девочек осталось немного времени, чтобы попрощаться со своей подругой, которую почти все в группе любили. Как там они прощались, Соня не знала. Она быстро привела себя в порядок и ушла в класс, чтобы случайно не поддаться слабости и не нарушить бойкот. Почти сразу после ужина в группу явилась Рената Львовна. В кабинете они с Леной оформили протокол передачи воспитанницы, и Юля ушла вместе со своим новым воспитателем. Гале, которая до последней минуты всё же надеялась на какое-то чудо, теперь уже надеяться было не на что, но урок она от Марии Александровны явно получила полезный. Расставаясь со своей лучшей подругой, девушка даже не дрогнула, а постаралась улыбнуться и сказать Юле несколько ободряющих слов. Тем не менее, настроение у воспитанниц было – хуже некуда. Когда Юля с Ренатой Львовной ушли, Лена приказала всем собраться за столом. - Девочки, - начала она. – Я прекрасно понимаю, как вам всем сейчас грустно! Вы только что расстались со своими родителями, и за Юлю переживаете. Мы с Инной Владимировной очень вам сочувствуем. Сидящая рядом Инна кивнула. - Не расстраивайтесь, - продолжала Лена. – Месяц пролетит быстро, и вы снова увидите и своих родственников, и Юлю. Не позволяйте себе расслабляться! Хорошо? Лена улыбнулась. - А у меня есть для вас очень даже приятная новость. Она немного помолчала. - Я сегодня обедала вместе с Галиной Алексеевной. Она мне открыла секрет, что подведены предварительные итоги по соревнованию между группами за первые десять дней декабря. Сегодня же одиннадцатое! И что вы думаете? Лена обвела воспитанниц взглядом. И девушки, и Инна смотрели на неё с интересом. - Девчонки, пока вы на первом месте, представляете? – воскликнула Лена. – И даже с приличным отрывом. И это несмотря на серьёзный проступок Юли! - Вот это здорово! – ахнула Наташа Леонова. Воспитанницы обрадовано зашумели. Каждые десять дней всегда подводились предварительные итоги, но никогда ещё 204-ая группа не выходила в абсолютные лидеры даже на время. - И это ещё не всё! – продолжала улыбаться Лена. – Лиза Быстрова имеет пока все шансы занять одно из призовых мест по всему отделению. За 10 дней – ни одного замечания, и учёба практически отличная! Молодец! Девушки зашумели ещё больше. Новости их поразили. - Да вы все молодцы! – горячо продолжала Лена. – За несколько дней собрались и совершили такой рывок! Зоя! Названная воспитанница вздрогнула. - Тобой, например, я очень довольна! С прошлой субботы, уже больше недели, у тебя ни одного крупного замечания! И это после того, что было совсем недавно! Ведь ежедневно порку получала, помнишь? Зоя смущённо кивнула. - И с аккуратностью у тебя давно уже проблем нет. Специально тебя пытаемся поймать – и не получается! Кажется, назначив тебе штрафную диету на целых два месяца, я погорячилась, - признала Лена. – Недостаточно в тебя верила. Инна Владимировна, как вы считаете, может быть, простим ей оставшиеся две недели? - Я не против, - улыбнулась Инна. - Хорошо. Зоя, с завтрашнего дня переходишь на общий стол. Инна Владимировна, оповестите, пожалуйста, об этом администратора столовой. - С удовольствием, - согласилась Инна. – Зоя, только не подведи нас. Не так часто Елена Сергеевна назначенные наказания отменяет, и не очень-то это руководством приветствуется, честно скажу. Цени доверие! - Спасибо! – Зоя разволновалась и от неожиданной радости раскраснелась. – Спасибо вам! Совсем плохо на этом штрафном столе, даже в столовую идти не хочется. Наташа Пономарёва понимающе вздохнула. Ей тоже было очень плохо на штрафной диете, хотя Зоя находилась на ней уже полтора месяца, а Наташа – только четвёртый день. Даже по сравнению с не очень сытной диетой для воспитанниц с избыточным весом, штрафная показалась девушке ужасной. Наташа всегда была очень зависима от сладкого и мучного. Когда она не могла по каким-то причинам есть всего этого, то ощущала себя плохо даже физически, уже не говоря о том, что у неё портилось настроение, и появлялась склонность к депрессии. Наташа знала об этой своей особенности, и знала, что в таких случаях может внезапно почувствовать себя плохо, вплоть до сильного головокружения, выраженной слабости и даже обморока. На свободе девушка всегда носила с собой в сумочке шоколадку и пакетик сладкого сока – на всякий случай. Наташу всё это беспокоило и раньше, но она никогда никому не жаловалась. Считала, что у неё просто не хватает силы воли, чтобы ограничивать себя в любимых продуктах, что она сама накручивает себе плохое самочувствие, чтобы было чем перед собой оправдаться. Да и на всех профилактических медицинских осмотрах и обследованиях у Наташи никогда никакой патологии не выявлялось. Здесь, в «Центре», где часто возникают напряжённые, и даже стрессовые ситуации, девушку очень выручало то, что кормили воспитанниц вкусно и разнообразно. На общем столе периодически присутствовали сладости и выпечка, а соки и фрукты – практически всегда. Да и диета для худеющих тоже полностью всё это не исключала, просто вводились ограничения. А фруктов, самых разных, и на ней можно было есть достаточно. А сейчас Наташа уже четвёртый день не брала в рот ничего сладкого, из мучного могла есть только чёрный хлеб, а из фруктов ей позволялось в день лишь одно зелёное яблоко. Первые два дня было ещё терпимо, но в пятницу девушка пережила сильный стресс, когда пришло письмо от мамы, а сегодня – эмоции были хоть и положительными, но очень бурными. Сладкого хотелось ужасно, а на ужин Наташа получила ленивые голубцы, чёрный хлеб и воду. Сейчас у неё кружилась голова, слегка тряслись руки, не покидало ощущение сильного голода, хотя и голубцов, и хлеба можно было есть сколько угодно, и голодной девушка никак остаться не могла. Наташа даже всерьёз думала, не сказать ли о своём плохом самочувствии воспитателям, но постыдилась. «Подумают - специально жалуюсь, чтобы наказание отменили, - решила она. – Надо просто взять себя в руки и потерпеть. Привыкну! Уж один-то месяц как-нибудь переживу». К счастью для девушки, врач Наталья Александровна одобрила перевод Наташи на спецдиету только на один месяц. По существующим правилам, месяц такого наказания воспитатели могли назначать самостоятельно, а вот больший срок обязаны были согласовывать с врачами. - Девочки, конечно вам на руку сыграли те 500 дополнительных плюсовых баллов, которые вы получили при внезапной проверке, - продолжала Лена. – А ещё то, что вы сертификаты на Соню переписали. - Почему? – удивилась староста. - Дело в том, что, если воспитанница предъявляет сертификат, то амнистия распространяется не только на телесные наказания, но и баллы за этот проступок со счёта списываются. Так вот, я Соне назначила розги за три серьёзных нарушения, и сначала и ей, и всей группе много штрафных баллов прибавилось. Только несвоевременное выполнение приказа Ирины Викторовны и дерзкий ответ на 800 очков потянули! Плюс незнание инструкции – 200. Всего – 1000! Впечатляет? Девушки озадаченно молчали. - А когда вы сертификаты на неё переписали, и я ей оставшиеся розги сняла - то большая часть баллов у вас со счёта в тот же день и списалась. Так что, имейте в виду на будущее! Использовать сертификаты лучше при серьёзных проступках, а не по мелочам. Это резко повышает шансы группы занять призовое место. - А мы этого не знали, - растерянно проговорила Лиза. - А я вам и не рассказывала, - улыбнулась Лена. – Сертификатов-то у вас раньше практически и не наблюдалось. - Елена Сергеевна, а кто пока на втором и третьем местах? – спросила Вика. - А догадайтесь с трёх раз! – Лена говорила весело, с улыбкой. - Наверное, 205-ая и 206-ая, - предположила Галя. - Точно! Пока вы опережаете даже 205-ую! – довольно подтвердила Лена. – А вот они как раз свои сертификаты на мелочи разменяли. Да ещё и новенькая у них, Катя Вересова, не очень удачно адаптируется, да и с учёбой у неё – сплошные проблемы. Но девчонки 205-ой ещё не знают, что вы их в первой декаде декабря обошли. А как узнают – утроят усилия! Так что и вы старайтесь. Воспитанницы были очень возбуждены. - Девчонки, давайте им теперь не уступим! – бушевала Наташа. – Все силы соберём! - У вас получится! – уверенно пообещала Лена. – Помогайте друг другу. Думайте не только о себе, а обо всей группе. Хорошо, что Левченко у нас, кажется, за ум решила взяться. Инна Владимировна, сколько она у нас уже без нарушений? - Третий день, - тут же подсчитала Инна. – Соня, но ведь ты не собираешься на этом останавливаться? - Нет, - покачала головой девушка. - Старайтесь, девчонки! – продолжала Инна. – Тортик-то сегодня вам понравился? Девушки заулыбались. Сегодня за ужином группе предоставили огромный вкусный торт со свежими вишнями и взбитыми сливками. Это для воспитанниц был настоящий деликатес! Обычно подобные лакомства им перепадали только к Новому Году и в День Независимости Новопока. В дни рождения воспитанниц группе выделялись скромные вафельно-шоколадные тортики. Поскольку Зоя и Наташа сидели за штрафным столом, а Соня от торта отказалась категорически, то всем остальным досталось по два вполне приличных куска. - И на балет в следующее воскресенье поедем! – гнула свою линию Инна. – Увидите, как это здорово – из «Центра» хоть на один день выбраться! Вам всем вашу личную одежду выдадут, в одинаковых пальто не будете, и парами ходить вас не заставим. Одна из лучших групп – полное доверие. В театре в буфет, как и все, пойдёте. А потом, после спектакля, сводим вас куда-нибудь в парк погулять, а можно ещё и в кондитерскую! Правда, Елена Сергеевна? Лена, улыбаясь, кивнула. - А за первое место ещё долго всё это будете получать! Вот увидите, как вам сразу легче и радостнее здесь жить станет. Да и сертификаты лишние не помешают, - вдохновлено расписывала Инна. - Ладно, Инна Владимировна! Похоже, вы их уже убедили, - заметила Лена. – А теперь вернёмся к нашим обязанностям. Девочки, сейчас все идёте в класс и тщательно выполняете домашние задания. Завтра понедельник, трудный учебный день. У меня к вам просьба – работайте сосредоточенно и старательно. А мы с Инной Владимировной выйдем к вам через некоторое время – нам надо кое-что обсудить. Всё поняли? Выполняйте! Воспитанницы послушно встали и направились в учебную комнату.
Forum: В кабинете Инна сразу с удобством устроилась в своём любимом кресле и с весёлым укором воскликнула: - С обеда такую новость от меня скрывала! Могла бы хоть на ушко шепнуть! - А я люблю делать сюрпризы, - Лена ответила подруге серьёзно, без улыбки. Она продолжала стоять у дверей и пристально смотрела на Инну. - Что-нибудь случилось? – встревожилась та. – Что ты хотела со мной обсудить? - Давай лучше там поговорим, - предложила Лена, указывая на зону отдыха. У Инны пробежал по спине холодок, однако она невозмутимо встала и проследовала вместе с Леной за перегородку. Лена оcтановилась у окна. Инна тоже не решилась сесть и встала рядом. - Инна, - начала Лена. – Честно говоря, я удивлена, что Галина Алексеевна решила сделать это именно сегодня, в такой занятой день. Но, после обеда она попросила меня пройти с ней в кабинет и отчитаться обо всех строгих наказаниях, которые я применяла в последнее время к Соне. Её интересовал «восьмой» разряд, а такое я проделывала в четверг и в пятницу. Галина Алексеевна объяснила, что хочет вместе со мной просмотреть записи с этими наказаниями, обсудить мою технику и, возможно, высказать какие-то свои соображения. - Понятно, - протянула Инна. – Галина Алексеевна увидела эту запись, где я на тебя накричала. Да? - Нет, - Лена покачала головой. – До меня она, скорее всего, эти записи ещё не смотрела. Я сама их выводила с сервера и останавливала только на наказаниях. Лена говорила очень серьёзно. - Инна, - продолжала она. – Дело в том, что запись утра пятницы, когда я провожу Соне «напоминание», я просмотрела со звуком до того момента, когда ты вышла в спальню перед самым подъёмом. Кое-что мне показалось там интересным. Лена замолчала. - И что? – Инна похолодела, но сделала вид, что не понимает. – Там не было ничего особенного. Я проверила у Сони слова, потом измерила ей давление и предложила выпить со мной кофе. Лен, мне это было тогда необходимо, а Соня, и правда, себя плохо чувствовала после этой порки, и давление у неё было низкое. Тебе это не понравилось? Лена покачала головой и пробормотала: - Надо же, всё ещё даже хуже, чем я предполагала. - Ты о чём? – якобы непринуждённо спросила Инна. На самом деле, Инна перепугалась настолько, что ощущала внутри просто леденящий холод. Она прекрасно поняла, что Лена уже обо всём догадалась, но, тем не менее, решила оставаться невозмутимой и отпираться до последнего. Инна знала, что хватается сейчас за соломинку, но всё-таки надеялась на какое-то чудо. К сожалению, как выяснилось позже, такая тактика оказалась в корне неверной. Сейчас Инна боялась даже не за себя, а больше за Соню. В её воображении последовательно всплывали картины, одна страшнее другой, на предмет того, какие кары для воспитанницы придумает Лена. Инна уже поняла, что проиграла, но ради Сони решила не сдаваться. Лена вздохнула и ровным голосом проговорила: - В конце вашей «кофейной паузы» ты расплакалась и отвернулась к окну. Потом не отпустила Соню в группу, когда она об этом спросила, и закрыла перегородку. Вы вместе находились там около 15 минут, а затем вышли в спальню. - Да, так всё и было, - подтвердила Инна. - Инна, я хочу знать, о чём вы с ней разговаривали, - жёстко отрезала Лена. Инна даже не изменилась в лице. - Лена. Мы с Соней просто беседовали. По инструкции, при проведении психотерапевтической беседы, мы имеем право разговаривать с воспитанницами за закрытой перегородкой. Я могла это сделать, правда? В этом нет никакого нарушения. - Психотерапевтическая беседа? – усмехнулась Лена. – А кому она была нужна: Соне или тебе? - А какая разница? – воскликнула Инна. – Лена, прошу тебя, давай ты не будешь под меня «копать»! Дежурные воспитатели тоже могут наедине разговаривать с воспитанницами, и не обязаны в этом отчитываться даже своим «ответственным». Правда? - Правда, - кивнула Лена. – Я не могу тебя обязать отчитаться. Но, может быть, ты это сделаешь, раз я тебя прошу? - Но зачем? – эмоционально спросила Инна. – Чего ты от меня хочешь? Лена с каждой секундой становилась всё мрачнее. - Знаешь, Инна, ты совсем меня разочаровала. Ведь мы с тобой обе знаем, о чём идёт речь, правда? Я надеялась, что ты хотя бы не будешь вилять и откровенно всё расскажешь. А ты себя ведёшь, как… Лена не смогла найти нужного слова и замолчала. - Не расскажешь? – после небольшой паузы спросила она. - Нет, - твёрдо заявила Инна. – Лена, это моё дело! Я думала, что эту тему с моим нарушением инструкции мы закрыли. - Мы бы и закрыли, - холодно проговорила Лена. – Если бы не всплыли новые обстоятельства. Инна, я очень тебя прошу, подожди меня здесь. - Хотя бы в этом ты мне не откажешь? – с сарказмом поинтересовалась она. - Нет, - Инна расстроено постукивала пальцами по подоконнику. – Я подожду. Лена вышла в учебную комнату и через пару минут вернулась вместе с Соней. Инна, конечно, понимала, что Лена не собирается отступаться, но такого совсем не ожидала. Однако и теперь она не дрогнула. - Давайте присядем, - предложила Лена. Все расселись: Инна с Соней оказались в соседних креслах, а Лена – на диване напротив них. - Соня, - начала Лена. – Очень кратко введу тебя в курс дела. Я знаю, что утром в пятницу вы с Инной Владимировной беседовали за перегородкой. Ты этого не отрицаешь? - Нет, - Соня отвечала спокойно, но сердце застучало сильнее. - Я узнала об этом случайно, - продолжала Лена. – И как раз сейчас пыталась выяснить у Инны Владимировны, о чём был этот разговор. Однако она не хочет говорить, а заставить её я не могу. Внешне Соня осталась совершенно спокойной, но это давалось ей нелегко. Про себя девушка думала с отчаянием: « Ну вот, не успела! Она и тут нас опередила!» - Поэтому я спрашиваю об этом тебя, - повысила голос Лена. – Ты воспитанница, и не имеешь права не ответить своему воспитателю. Это будет грубым нарушением, за которое я вполне смогу отправить тебя в карцер. Невыполнение приказа – это серьёзно, надеюсь, ты это понимаешь. - Понимаю, - кивнула Соня. Она уже «въехала» в ситуацию и поняла, что Лена загнала их в ловушку. - Елена Сергеевна, что вы хотите знать? Вам передать весь разговор или только суть? – обречённо спросила она. На Инну Соня не смотрела, знала, что та в растерянности, хотя старается этого не показывать. Воспитанница понимала, что выбора у неё нет, придётся рассказать Лене всё, что та захочет узнать. Лена посмотрела на Соню c удивлением: - Надо же! А я думала, что и ты начнёшь увиливать. - Я бы не посмела, Елена Сергеевна. - Да кто тебя знает? – воскликнула Лена. – Ты ведь посмела давать Инне советы? Было это? Признавайся! - Было, - всё так же спокойно ответила Соня. – Простите, Елена Сергеевна, я повела себя нескромно для воспитанницы, но я не жалею об этом. Если бы я поступила по-другому, то перестала бы себя уважать. - Да неужели? - Лену явно очень разозлил такой ответ, глаза её метали молнии. Соне казалось, что взгляд воспитателя сейчас прожжёт её насквозь. – Зато сейчас ты очень себя уважаешь! И радуешься, не так ли? Конечно, ты одним махом и дежурного воспитателя к себе расположила, да ещё и мне очередную гадость сделала! Очень удачно воспользовалась слабостью Инны в своих целях. Это несомненно повод для самоуважения! Соню напугало и изумило такое заявление Елены, а проявления неприкрытой ненависти со стороны воспитательницы были настолько очевидны, что девушка внутренне дрогнула, предчувствуя весьма крупные для себя неприятности. – Елена Сергеевна, но я просто хотела помочь Инне Владимировне, и не преследовала никаких … - Да кто ты такая, чтобы ей помогать! – гневно перебила Лена. – Советчица нашлась! Да, Инна совершила ошибку, она не должна была обращаться к тебе за помощью! Но это тебя не оправдывает ни в коей мере! Ты воспитанница и обязана знать своё место! - Инна Владимировна не просила меня о помощи, - тихо проговорила Соня. Лена непонимающе смотрела на неё. - Елена Сергеевна, она просто со мной поделилась неприятностями, а я сама предложила ей помочь. Инна сидела как будто в оцепенении, опустив глаза в пол, и не могла оторваться от жёлтого кружочка на бежевом фоне ковра. - Прекрасно! – голос Лены прозвучал совсем уж зловеще. – Да ты и вправду настоящая змея. Быстро оценила ситуацию! Короче говоря, вы с Инной за моей спиной договорились, как лучше раскрутить меня на необходимую вам модель поведения. Хорошо, от тебя, Левченко, этого вполне можно было ожидать. Инна, но ты! Ты разве не понимала, что это по отношению ко мне просто непорядочно – советоваться с НЕЙ, как заставить меня сделать то, что тебе выгодно! Лена пренебрежительно махнула рукой в сторону Сони. - Мы с тобой подруги! – Лена в волнении вскочила с дивана. – И мне было очень нелегко принять такое решение, да ещё и осуществить его! А теперь я узнаю, что ты в действительности меня фактически предала! - Лена, прости, - не поднимая глаз, практически прошептала Инна. - Елена Сергеевна, – опять подала голос Соня. - Молчать! – резкий приказ как будто хлестнул Соню. – Нам не о чем говорить! Твои мотивы мне понятны. С тобой, Левченко, я разберусь в самое ближайшее время. Тебе очень повезло, что сегодня воскресенье! - Лена, - Инна, наконец, подняла голову. – Пожалуйста, не предъявляй претензий к Соне. Я проявила слабость, я начала этот разговор и… - Да ещё большие претензии, Инна, у меня к тебе и к Елизавете! И весьма существенные! Мало того, что ты так поступила, но вы ещё и скрыли это от меня, да ещё так изощрённо! – Лена и Инне не дала договорить. - Я понимаю, – быстро проговорила Инна. – Прости, прошу тебя! Она откинулась на спинку кресла, обхватив руками голову, и с отчаянием воскликнула: - Да что же за полоса такая? И никак не кончится? Лена, ведь мы с Лизой были уверены, что ты Соньку просто со свету сживешь, если узнаешь! Формально она “Правила” не нарушила, но это и не обязательно! Ты же всё равно можешь ей такое устроить, что даже подумать страшно! - И устрою, - мрачно пообещала Лена. - Да мы и не сомневались! – эмоционально говорила Инна. – Разве ты её жалеешь? Лена, поэтому мы и скрыли это от тебя, понимаешь? Мы не хотели тебя обидеть, мы просто за Соню боялись! Да и я, конечно, оказалась тут не на высоте. - Как-то ты очень скромно про себя, - усмехнулась Лена. – Лучше послушай, что я об этом думаю. Она подошла вплотную к Инне и, заглядывая побледневшей коллеге прямо в глаза, проговорила: - Сейчас речь даже не о том, как это выглядело по отношению ко мне. Ты вела себя отвратительно и недостойно, причём с самого начала! Хорошо, сначала ты умоляла меня тебя простить. Это ещё хоть как-то можно объяснить! Мы с тобой коллеги и подруги. Но как ты могла опуститься настолько, что расплакалась перед воспитанницей и просила её о помощи? Ты где находишься, Инна? Ты воспитатель в серьёзном режимном учреждении, и должна быть для воспитанниц примером! А какой пример ты подала той же Левченко? Что она теперь о тебе должна думать? И обо всех воспитателях? Раз ты позволила себе подобное, значит, и остальные смогут так поступить! Ты дискредитировала наш коллектив, и хорошо, что ты попала на Соню: ей-то хотя бы в уме не откажешь! Она поймёт, что большинство воспитателей ни за что бы так не поступили! А покорно бы ответили за свой поступок, если бы у них не хватило мозгов самим найти выход. Инна, ты можешь себе представить, что Елизавета, Светлана или Маша повели бы себя подобным образом? Жаловались бы воспитаннице, дрожа за свою шкуру? А ведь я ещё не знаю, что ты в подробностях там ей наговорила! Зато я уверена, что, и Левченко на твоём месте не повела бы себя так! И никто бы так не поступил, понимаешь? Ну, как ты могла? Да, формально ты невиновна, но ты бы хотела, чтобы об этом узнали все наши? И Галина Алексеевна? Хотела бы? Инна смогла только покачать головой. - Дальше, - продолжала Лена. – Ты вынудила Левченко оказать тебе значительную услугу. И что ты собираешься с этим делать дальше? Соня тебя практически спасла, и теперь ты ей обязана! Ты в долгу перед воспитанницей, ты понимаешь, что это значит? Да ты подсознательно уже изменила к ней отношение! Ты неосознанно будешь поступать с ней более мягко, чем с остальными, наказывать её не так строго, если придётся, и ты уже ничего не сможешь с этим поделать! А, если и сможешь, то тебе придётся значительные усилия для этого прилагать. Ты этого не понимала? Ты не имеешь права выделять одну воспитанницу из других! А ты это сделала своим поступком! Лена перевела дух и уже спокойнее спросила: - Интересно, а что тебе Лиза на это сказала? Тоже не ответишь? - Отвечу, - Инна в волнении теребила носовой платок. – То же самое, что и ты. Что я рехнулась! - Хоть это радует, - проворчала Лена. - И последнее, - жёстко продолжала она. – Вы с Лизой меня обманули тогда вечером, выставили меня просто идиоткой, тебе не кажется? - Лена, но мы… - попыталась оправдаться Инна. - Почему вы мне не сказали, что моя шутка оказалась не шуткой! – перебила Лена. – Зачем нужен был этот спектакль? «Инна устала, плохо себя почувствовала и пошла принять душ. А шуточка у тебя получилась прикольная!» - с горечью вспомнила Лена. - Именно это мне Лиза и сказала! И ведь я и не усомнилась! Да я и тебе, и Лизе, как себе доверяла! А вы что со мной делаете? Да кто вам дал право так со мной поступать? Ты думаешь, я буду терпеть такое отношение? За Соню они, видите-ли, испугались! А меня в грязь втаптывать можно? Я это именно так и воспринимаю! Для меня это – как пощёчина! Да вы в любом случае должны были сказать мне правду, несмотря на возможные последствия! Уж от Лизы я никак такого не ожидала. Она мудрее тебя, и знает, что всё тайное рано или поздно на свет вылезает, и всё только хуже становится! Вы всё разрушили, понимаешь? Всё, что между нами было! Я не смогу вам больше доверять, никогда! - Лена, - Инна чуть не плакала. – Давай, ты немного успокоишься. Ты не понимаешь, что говоришь! Не разбрасывайся такими словами, пожалуйста! Соня сидела в своём кресле очень тихо, не смея поднять глаз. Она понимала, что всё складывается очень плохо, так, как и предупреждала мама, но не видела пока никакого выхода из ситуации. - А сегодня как ты себя повела? – не слушая Инну, почти кричала Лена. – Виляла, врала! Смотрела мне в глаза и спокойно спрашивала: «А в чём дело? Что такого было на этой плёнке?» Да ты просто лицемерка! Как такое возможно, я не пойму? Ты же видела, что я догадалась, ну и призналась бы сразу! Нет, вынудила меня «очную ставку» тебе с Левченко проводить! Да я… Лена внезапно замолчала и усмехнулась: - Ладно, хватит! А то ещё и я в присутствии воспитанницы слёзы начну проливать. Подводим итоги. Во-первых, я приняла одно решение, которое касается вас обеих. Инна подняла на Лену глаза, полные слёз. - Инна, - обратилась к ней Лена. – В дни твоих дежурств все наказания Левченко ты будешь проводить сама, поняла? Причём, будешь делать это так, как я тебе скажу! По “шестому”, так по “шестому”, по “восьмому”, так по “восьмому”! А я лично прослежу, чтобы ты делала это добросовестно, иначе неприятности у тебя будут весьма серьёзные! Ты ведь за это боролась, правда? Ты из-за этого мне в пятницу истерику устроила? Я тебе не доверяю наказания? Так вот, теперь доверяю! Что хотела, то и получишь. А, если ты сейчас уже не так этого хочешь, то это не мои проблемы! Ты всё поняла? Лена говорила резко и почти презрительно. - Да, - тихо подтвердила Инна. – Хорошо. Как скажешь, так и будет. Лена удовлетворённо кивнула. - И второе. Когда я днём обо всём этом догадалась, у меня было желание тут же пойти к Галине Алексеевне, всё ей рассказать и попросить перевести тебя в другую группу по причине утраты доверия. - Лена, да ты что! – Инна ошеломлённо потрясла головой. - Однако я решила сначала всё-таки поговорить с тобой, а ещё вспомнила, что дала своё согласие никому не рассказывать о твоём поступке. Я имею в виду нарушение инструкции. Поэтому сейчас я сделаю по-другому. Инна, я, как и обещала, никому ничего не расскажу. Но я прекращаю с тобой и Елизаветой любые отношения, кроме чисто рабочих. Того, как вы со мной поступили, я понять и простить не смогу. Это был ваш выбор, и вы его сделали. Мне очень жаль! - Лена, ты совершаешь ошибку! - отчаянно воскликнула Инна. - Я попрошу вас, Инна Владимировна, с этого момента обращаться ко мне только «Елена Сергеевна». А если будет по-другому, я расценю это, как нарушение субординации, со всеми последствиями. Понятно? - Да! Но, как же мы сможем в таких условиях вместе работать? - Я прекрасно смогу, - усмехнулась Лена. – А вы, если не сможете, вправе обратиться к Галине Алексеевне, рассказать ей всё и попросить найти вам другое место работы. Я возражать не буду. Вы всё поняли? Инна закрыла лицо руками и молчала. - Кстати, - холодно продолжала Лена. – Я специально провела весь этот разговор при Левченко. Чтобы не искушать вас, Инна Владимировна, потом ей всё рассказывать. Теперь она тоже в курсе, и на этом мы всю эту историю закончим. - А тебе, интриганка, - строго приказала она девушке, – я запрещаю в будущем иметь какие-то отношения с Инной Владимировной, отличные от отношений воспитанницы и воспитателя. Ты понимаешь, о чём я? – Да, - подала голос Соня. - Также вы не будете больше пить с ней чай или кофе и беседовать наедине за закрытой перегородкой. Я этого тебе не разрешаю. Инна Владимировна, аналогичный запрет я ввожу и для вас. А вы, кроме этого, ещё обязаны не допускать бесед с Левченко на посторонние темы. Например, описывать ей свою жизнь и делиться проблемами. Вам понятно? - Да, - Инна оторвала от лица руки. - Учтите, я буду за этим следить очень внимательно. А теперь я пойду к Елизавете Вадимовне и поговорю с ней, чтобы не тянуть со всем этим. Левченко, отправляйся в класс. А вы, Инна Владимировна, приводите себя в порядок, и идите туда же. Приступайте к своим обязанностям. Инна быстро открыла перегородку, практически вылетела из зоны отдыха и скрылась в санузле. Соня чётко произнесла: «Слушаюсь». Лена проводила её до выхода в класс, борясь с искушением отвесить воспитаннице затрещину, и открыла дверь. Инна в это время в санблоке поспешно набрала номер Елизаветы. - Лиза, - разрыдалась она в трубку. – Лена всё узнала. И сказала, что рвёт с нами все отношения, кроме рабочих. И с тобой, и со мной! А сейчас она к тебе идёт, тебя в известность поставить. – Я прямо сейчас умру от страха, – насмешливо протянула Елизавета. – Инна, перестань реветь и иди к девчонкам. Разберёмся. Лиза находилась в это время в учебной комнате вместе со своими воспитанницами. Лена позвонила ей только тогда, когда подошла к двери спальни 202-ой группы. Елизавета вышла в коридор, внимательно и немного сочувственно посмотрела на подругу. – Инна мне уже звонила. Голос Лизы звучал необычно мягко. - Тем лучше, - Лена собиралась с силами, с отчаянием чувствуя, что к глазам подступают слёзы. – Значит, долго объясняться мне не придётся. Елизавета решительно взяла подругу за руку. - Пойдём, поговорим. Она видела, что Лена потрясена, хотя и старается это скрыть. Девушка немного осунулась, побледнела, в глазах застыло выражение негодования и укора. – Нет! – Лена резко вырвала руку. – Вы с Инной поступили со мной возмутительно! Да что там возмутительно! Просто…жестоко! Лена постепенно заводилась. - Фактически вы показали своё истинное ко мне отношение, и меня оно категорически не устраивает! Подумать о Левченко вы смогли, а вот обо мне – не соизволили! Я расцениваю этот ваш поступок как предательство. - Лен, ну что ты говоришь, – укоризненно покачала головой Елизавета. - Только то, что думаю! – парировала Лена. Глаза её сердито сверкали. – Елизавета Вадимовна! Лиза недоумённо нахмурилась, в глазах промелькнуло что-то беззащитное. - Я пришла лично вам сказать, что с этого момента у нас с вами остаются только рабочие отношения, – холодно продолжала Лена. – И я очень вас прошу обращаться ко мне «Елена Сергеевна»! Это всё! Лена развернулась, чтобы уйти, но Лиза опять удержала её за руку. - И ты даже меня не выслушаешь? – с иронией, но мягко спросила она. - Не дашь мне шанса оправдаться? - Нет! Во всяком случае, не сейчас! Лена опять повернулась к подруге, в глазах сквозили боль и отчаяние. - У меня нет сил для ещё одного подобного разговора! Совершенно! Понимаете? - Да понимаю! – Лиза чувствовала, что ситуация выходит из-под контроля. – Но, Лена… - Елена Сергеевна! – отчеканила Лена. – Раз понимаете, тем лучше! А, если вы уверены, что вам есть, что сказать, то давайте перенесём разговор на завтра. Сейчас я не в том состоянии. До свидания! Лена быстро зашагала по направлению к своей группе. Елизавета некоторое время озадаченно смотрела ей вслед, забавно сморщив нос. Это мимическое движение получалось у неё непроизвольно в минуты сильных эмоциональных переживаний. «А ведь не так-то просто будет теперь с ней сладить! - вздохнула она. – Ничего. Пусть успокоится. Действительно, лучше поговорим завтра».
Forum: Когда Соня вернулась в класс после «очной ставки», то, несмотря на полное смятение чувств, постаралась максимально собраться и довольно быстро выполнила все задания. К счастью, сегодня они были не очень объёмные и сложные. Соню потрясло то, что произошло в кабинете. Во-первых, с самого момента разоблачения в душе воспитанницы поселился липкий страх. Она абсолютно точно знала, что теперь ей придётся очень плохо. Такого Лена ей не простит! Кроме того, Соня испытывала невероятное сочувствие к Инне. Проницательной девушке было абсолютно ясно, что Лена в данном случае совершает ошибку, о которой потом сама будет жалеть, а исправить её так просто уже не получится. Соня знала, что характер у Лены твёрдый, и она редко не выполняет своих обещаний. Однако оставалась надежда на Елизавету Вадимовну. Соня верила, что Елизавета сможет как-то разрулить эту ситуацию. Девушка понимала, что в противном случае Инне придётся вскоре уйти из группы: не сможет она работать с Леной в условиях «холодной войны». А Соне ужасно этого не хотелось! Однако когда Лена вошла в класс с холодными глазами, сквозь зубы разрешила сесть вскочившим воспитанницам и, даже не взглянув на Инну, проследовала к своему месту преподавателя, Соне стало ясно, что ничего не вышло. Вскоре Лена с Инной приступили к проверке домашних заданий. Девушки, которые справились с уроками, подсаживались к свободному воспитателю и кратко отчитывались по всем предметам. Соня подгадала так, чтобы попасть к Инне. Нет, она не думала, что Лена начнёт специально к ней придираться, но…всё равно, разговаривать с ней было сейчас страшно. Отвечая, Соня отметила, что Инна держится великолепно. Увидеть затаённую тревогу в глубине её глаз можно было, только зная подоплёку всей истории. Воспитатель спокойно опросила Соню, проверила письменные задания. - Хорошо, Левченко, ты свободна. Иди в спальню и отдыхай. Пользуйся моментом. Сонино «Слушаюсь» прозвучало очень почтительно. Она быстро привела в порядок свой рабочий стол и вышла из класса. Примерно через полчаса Соня удобно устроилась на низком широком подоконнике одного из окон спальни, забравшись на него с ногами и положив на колени плеер. Мечтательно вглядываясь в ночное звёздное небо, она слушала одну из своих любимых песен группы « Black mores night». Песня называлась «Home again». Хотя слушать сейчас про возвращение домой было не совсем в тему, Соня даже замерла от удовольствия. Давно она не слышала эту песню! Так приятно было послушать её в спокойной обстановке! Снаружи девушку надёжно закрывала плотная синяя штора. Если изначально не знать, где Соня находится, то из спальни заметить её не представлялось возможным. Как ни странно, воспитатели не запрещали девушкам сидеть на этих подоконниках за шторами. Раньше, когда выпадала минутка, Соня иногда проводила здесь время с Юлей и Галей. И Лена, и дежурные воспитатели прекрасно понимали, что воспитанницам иногда крайне необходимо побыть в одиночестве или без свидетелей пооткровенничать с подругами, а других мест для этого в помещениях группы просто не существовало. Соня уже успела тщательно привести себя в порядок, подготовиться ко сну и навести абсолютную чистоту в своём шкафу. Никакие проверки теперь были ей не страшны. Поэтому девушка спокойно наслаждалась музыкой, зная, что может никуда не торопиться. Окно снаружи было забрано решёткой, но не такой, как в тюрьмах, а вполне симпатичной: ажурной, художественной, с разными там листочками и цветочками. Прямо под окном располагался фонарь, который отбрасывал мягкий жёлтый свет на кусты, деревья и скамейки парка. Вечер выдался тихий и ясный - ни ветра, ни снегопада не наблюдалось. Чёткий месяц и яркие звёзды украшали небо. Настроение у Сони сейчас было неоднозначным. Где-то - под стать погоде и музыке: спокойствие и немного грусти. К сожалению, сегодняшний так хорошо начавшийся день омрачился весьма неприятными событиями. Соню очень расстроил перевод Юли в штрафную группу. Юлю жалко было просто до слёз! А ведь Соня не имела возможности даже попрощаться с подругой! Уж она бы прекрасно смогла приободрить Юлю, если бы не этот дурацкий бойкот. А эта история между Леной и Инной, в которую оказались вовлечены и они с Елизаветой Вадимовной! «Одно хорошо, бояться ежеминутного разоблачения уже не придётся, - вздохнула Соня. - А мама опять оказалась права. Будем надеяться, что с Инной и Елизаветой Лена всё-таки помирится. Но что ожидает теперь меня?». Девушка была абсолютно уверена, что ничего хорошего. Зато своими родителями девушка просто безмерно гордилась! Это же надо – так быстро отреагировали на всё случившееся, и самоотверженно сражаются за Марину! Когда мама сегодня всё ей рассказала, Соня была просто в шоке. Конечно, теперь всё с Мариной будет хорошо, и это только благодаря её маме и папе. Втайне Соня тешила себя робкой надеждой, что Елена, узнав обо всём этом, хоть немного изменит к ней отношение в лучшую сторону. Может быть, к завтрашнему дню Лена немного успокоится, вспомнит о роли родителей Сони в лечении Марины, и не будет устраивать провинившейся воспитаннице очень уж жестокую выволочку? Особенно, если уже помирится с подругами! К сожалению, уже этим вечером, а особенно завтра, ей предстояло очень сильно разочароваться в своих надеждах. Внезапно штору, которая закрывала Соню, резко отдёрнули снаружи. Девушка быстро сняла наушники и соскочила на пол, ожидая увидеть перед собой кого-нибудь из воспитателей. Однако она оказалась лицом к лицу с Дашей Карповой, которая сегодня по назначению Елизаветы Вадимовны вне очереди дежурила по группе. Дежурная держала в руке пачку влажных салфеток универсального действия и, очевидно, намеревалась протереть подоконник. Даша, которая совсем не ожидала увидеть здесь Соню, вздрогнула от неожиданности. - Сонька! Ну, ты меня и напугала! Откуда ты здесь взялась? У Сони упало сердце. Она побледнела и молча смотрела на Дашу расширенными глазами, но не позволила себе ни словом, ни жестом вступить с одноклассницей в контакт. Даша, впрочем, и сама очень быстро поняла, что произошло. Она сильно смутилась и с отчаянием воскликнула: - Что я наделала? Соня, прости, пожалуйста! Я не хотела! Это просто от неожиданности. А, может, никто не заметил? Девушка испуганно оглядела спальню. Но Соня прекрасно понимала, что скрыть такое они в любом случае не имеют права, даже, если предположить, что воспитатели ничего не заметили. А вот как раз это вызывало у воспитанницы большие сомнения. Так и оказалось: к ним уже быстрым шагом направлялась Инна Владимировна. - Что произошло? – резко спросила она у девушек. – Вы нарушили бойкот? - Инна Владимировна, простите! Это я с Соней заговорила! Она молчала, - виновато начала Даша. – Но я… - Стоп! Молчи! – приказала Инна. – Идите обе за мной. Будете объяснять всё сразу Елене Сергеевне. Через пару минут Соня и Даша стояли в кабинете перед Леной. Инна отошла немного в сторону и сохраняла полную невозмутимость. - Елена Сергеевна! – пыталась оправдаться Даша. – Простите меня, это случайно вышло! Я никак не ожидала, что Соня на этом подоконнике. Я думала о своём, отдёрнула штору, а она прямо почти на меня соскочила. Очень резко! Я испугалась и от неожиданности с ней заговорила, даже не успела вспомнить, что у Сони бойкотю Простите! - А она тебе ответила? – взгляд Лены, брошенный на Соню, ничего хорошего не предвещал. - Нет! – воскликнула Даша. – Ни слова! Она даже не шевельнулась. Елена Сергеевна, не наказывайте её, пожалуйста! Я одна виновата. Лена подошла к монитору, вывела на него необходимую запись и включила. Звук на монитор не выводился, но все действия воспитанниц можно было отлично проследить. Вместе с Инной они просмотрели эпизод. - Да, - констатировала Лена. – Левченко бойкот не нарушала. Она подошла к девушкам и посмотрела на Соню с разочарованием: - Что же, твоё счастье, в карцер не отправишься. Но, как я и обещала, обе будете наказаны на «станке». Карпова – завтра, а ты, Левченко, - она немного подумала, - скорее всего, в четверг. - Слушаюсь, - проговорила Соня. Даша смотрела на воспитателя умоляюще, но возражать или просить о чём-то не решалась. - Нечего жалобно смотреть, - рассердилась Лена. – Ты сама виновата. Что значит: «Не ожидала, что Соня за этой шторой»? Почему ты не ожидала? Ты прекрасно знаешь, что мы разрешаем вам сидеть на подоконниках. Ты должна была предвидеть, что за любой шторой кто-нибудь может оказаться. Думала о своём? Так вот, во время уборки теперь будешь думать только об уборке, а не о посторонних вещах. А ещё – неужели ты Сонину табличку не заметила? Она же огромная! Ты проявила полную невнимательность, вот и будешь за это отвечать! Не согласна? - Елена Сергеевна, - взмолилась девушка. – С этим я согласна. Но, Соня… Она же не виновата! - А Соня виновата в том, что заработала бойкот. Да, ей не повезло! Но это условие я выдвинула сразу, когда объявила вам о бойкоте, помнишь? Наказание получаете обе, в этом особенность «обратного бойкота». Воспитанница, которая его получила, не может рассчитывать только на себя, она зависит от своих подруг. Возможно, Соне ещё не один раз за это время придётся «на станке» побывать, и ничего она поделать с этим не сможет. Зато в следующий раз подумает, совершать ли подобное нарушение, за которое можно бойкот заработать. Всё понятно? - Да, - тихо проговорила Даша. – Мне очень жаль, что так получилось. - А это ты кому говоришь? Мне или Соне? – ехидно осведомилась Лена. - Вам, Елена Сергеевна! Конечно! – девушка испугалась не на шутку. - Допустим, - усмехнулась воспитатель. – Иди в спальню и в следующий раз будь внимательнее. - Слушаюсь, - Даша покинула кабинет очень расстроенной. Соня была расстроена не меньше, однако виду старалась не показывать. - А к тебе у меня ещё один очень принципиальный вопрос, - внимательно посмотрела на неё Лена. – Насколько я знаю, у тебя есть сертификаты. - Да, - подтвердила девушка. - Обычно воспитанницы при желании могут предъявлять их непосредственно перед наказанием. Но сейчас ты должна мне сказать заранее – собираешься ли ты использовать их, чтобы избавиться от «станка»? Понимаешь, ты сейчас получила замечание и наказание. Поэтому я снимаю с тебя свою льготу, и в дальнейшем опять собираюсь использовать при твоих наказаниях «восьмой разряд». Соня внутренне вздрогнула. Этого ей хотелось меньше всего. - То, что ты в данном случае прямо не виновата – для меня значения не имеет, - насмешливо глядя на девушку, говорила Лена. – Замечание есть замечание. Не повезло! Надо же, какая жалость! Соня видела, что Лена явно издевается. Нисколько ей не жалко! А вот в глазах Инны читались сочувствие и недоумение. - Так вот, Левченко, - заявила Лена. – «Станок» предстоит тебе в четверг. Ты получишь точно такое же наказание, как и в пятницу. Хорошо помнишь, как это было? - Да. “Могла бы и не спрашивать! Знает ведь, что такое забыть невозможно” - Проблема в том, что у тебя уже завтра ещё два плановых наказания: напоминание и «безлимитная» порка. Помнишь? - Да. - Я должна знать, как их проводить, - объяснила Лена. – Если ты сейчас предъявляешь мне сертификаты не менее чем на 40 единиц за «станок», то снимается не только наказание, но и замечание в целом. Тогда завтрашние экзекуции ты получишь по более мягкой методике. И не только завтрашние, но и все последующие, если больше у тебя нарушений не будет. А, если сертификаты не отдаёшь, тогда уже завтра утром будешь терпеть «восьмой». И это надолго! Больше я тебе никаких поблажек не сделаю! Лена описывала всё это спокойно и хладнокровно. У Сони неприятно засосало в животе. Девушка не собиралась отдавать сертификаты, но искушение было очень большое. «Восьмого» разряда она боялась панически. - Соня, - вмешалась Инна. – Ты должна отдать Елене Сергеевне эти 40 единиц. Сама подумай! Этим ты оградишь себя от многих проблем. У тебя необычная ситуация! Никто из девчонок тебя не осудит, рассчитаешься с ними позже. - Я согласна с Инной Владимировной, - заявила Лена. – Решай. Можешь сказать мне о своём решении завтра утром, перед «напоминанием». - Елена Сергеевна, - твёрдо произнесла Соня. – Я могу сейчас ответить. Я не буду использовать сертификаты. Спасибо. - Да не за что, - усмехнулась Лена. – Всё-таки до утра ещё можешь подумать. А пока ты свободна. - Слушаюсь. Соня быстро покинула кабинет. Инна проводила её расстроенным взглядом и робко посмотрела на Лену. - У вас вопросы, Инна Владимировна? – холодно-официально спросила Лена. - Я…конечно…прошу прощения, что вмешиваюсь, - Инна не смогла себя заставить произнести «Елена Сергеевна». - Но, неужели необходимо наказывать Левченко так же, как и в пятницу? Вы…, - Инна слегка покраснела, - применили тогда к Соне «восьмой-пятый». Это максимально строгое наказание, доступное воспитателям! Я думала, вы сделали это в виде исключения. А сейчас…ну не так уж она виновата! - Инна Владимировна! – Лена искренне удивилась. – Но, если я в принципе решила применять к Левченко только «восьмой», то должно же наказание на «станке» отличаться, например, от «напоминания». «Напоминание» я проводила ей по «восьмому второму», «безлимитку» - по «восьмому-четвёртому». Поэтому использовать на «станке» «восьмой-пятый» очень даже логично. И Соне я это всё тогда же, в пятницу, объяснила. Она и сама от меня вряд ли другого ожидает. - Да! – попыталась возразить Инна. – Это, может быть, и логично, если подходить формально! А, если по-человечески? Лена метнула на подругу сердитый взгляд. - По-человечески? – завелась она. - Так вот, уважаемая коллега, по-человечески можно поступать с теми, кто сам ведёт себя подобным образом! А вовсе не с такими непробиваемыми…мерзавками, как Левченко! Кто-кто, а она никакого человеческого отношения не заслуживает! Вам понятно? Инна прекрасно понимала, что все её попытки вступиться за Соню заранее обречены на провал. Более того – могут здорово помешать их с Леной примирению, на которое девушка всё же очень надеялась! Однако она чувствовала себя очень виноватой перед Соней, и это была отчаянная попытка хоть как-то ей помочь! - Но Соня же сейчас практически не виновата! – воскликнула Инна. - И, посмотрите, как она мужественно и благородно поступает, сертификаты не использует, для девчонок сохраняет! Вас это не впечатляет? - Нет. Я другого от неё и не ожидала. Спросила у неё про эти сертификаты больше для порядка. – Вы всё ещё её ненавидите, - тихо заметила Инна. – А я надеялась, теперь вы будете к ней помягче, когда узнаете, что Сонины родители делают для Марины. – Ага! - фыркнула Лена. - И особенно после того, что вы с ней вытворили в пятницу. Инна опять покраснела. - Да, обещание Сониной маме я дала. Но ситуация изменилась, и теперь я не уверена, что сдержу его. А, если и сдержу – то время всё равно ещё не пришло! Лена заводилась всё больше и больше. - Нет у меня пока повода смягчать ей режим! Я прекрасно понимаю, что все вы считаете её умной и благородной. И воспитателем она, возможно, станет, и очень успешным! Не спорю! Но это для меня не причины, чтобы освободить её сейчас от ответственности. И оправданий у вашей Сони никаких нет. Так что будет терпеть! И не только это! Лена подошла вплотную к Инне. - Она получит всё, что ей причитается! – прошипела она. - Я понимаю, - обречённо ответила Инна. – Вы на неё рассержены. Но, пожалуйста, не могли бы вы бы только одну поблажку ей сделать: не применяйте к ней этот «восьмой-пятый»! - А лично я и не буду, - согласилась Лена. Инна похолодела, начиная соображать, в чём дело. Лена насмешливо смотрела на подругу. - Вы что, ничего не поняли? Инна Владимировна, это наказание состоится. Но проводить его будете вы! - Вот чёрт! – вырвалось у Инны. - Четверг – ваше дежурство, - напомнила Лена. – А моё условие – в дни своих дежурств вы проводите Соне все наказания, какими бы они не были. Инна облегчённо вздохнула. - Но не это! – возразила она. – У меня нет допуска на «восьмой-пятый». - Не лукавьте, коллега! - Лена сердито прищурилась. – Это недостойно! У вас имеется условный допуск. Вы отработали эту методику и сдали её на манекенах. Так? - Да. - А вы инструкцию помните? Что нужно, чтобы условный допуск перевести в действующий? - Применить такое наказание к воспитаннице в присутствии комиссии. - Правильно! Вот в четверг мы это и сделаем. Вы накажете Левченко и получите действующий допуск. План понятен? - Да! – изумлённо протянула Инна. – Но… тогда Соня будет вынуждена выносить всё это в присутствии Галины Алексеевны и ответственного дежурного? - Ага! - довольно отозвалась Лена. – Ничего! Галина Алексеевна пусть увидит, для Соньки это будет только плюс. Опять она на заведующую впечатление произведёт. В очередной раз. Последние фразы Лена произнесла ехидным голосом. - Я вижу, вы уже всё решили! - отчаянно проговорила Инна. - Именно! – отчеканила Лена и без дальнейших объяснений направилась к зоне отдыха. - Елена Сергеевна! – Инна быстро обогнала Лену и преградила ей путь. - В чём дело? – Лена смотрела недовольно. Инна схватила её за руку и умоляюще прошептала: - Простите меня! Поступайте, как считаете нужным! Но, пожалуйста, давайте поговорим! Я не хочу, чтобы вы вот так просто выкинули меня из своей жизни! Я очень сожалею, поверьте! Лена втащила Инну за перегородку, закрыла её, после чего спокойно высвободила руку. - Что за манера у вас у всех хвататься за руки? – в голосе звучала сталь. – Вы сожалеете? И хотите, чтобы я в это поверила? Да вы сожалеете только о том, что у вас не вышло облегчить участь этой интриганки! - Нет! – теперь Инна уже не шептала, а отчаянно вопила. - Да как нет! Я тоже надеялась, что нет! Но разговор, который только что произошёл, не оставил у меня никаких сомнений! Вы и тогда, и сейчас переживаете только за неё! Вы с Елизаветой давно приняли её сторону, а теперь и вообще фактически променяли меня на неё! Да, если бы я была вам дорога, как подруга, разве вы бы так поступили? Нет, очевидно, вы прочите Левченко себе в новые подруги! Оказываете ей поддержку, несмотря на то, что она с Мариной сделала! И воспитателем поможете ей стать! Конечно! Да неужели вы не понимаете, что она расчётливая тварь? Как она хитро провернула всё это дело! И ведь добилась своего! Одним махом – и ваше расположение укрепила, и мне…всё разрушила! Так вот. Лена немного успокоилась, поправила волосы. - Пока я имею над ней власть – воспитателем она не будет. Более того – каждый день теперь будет вспоминать о своей подлости. И с вами, Инна Владимировна, мне говорить больше не о чём! Лена открыла перегородку. - Пойдёмте проводить отбой. Наши обязанности никто не отменял. И я очень надеюсь, коллега, что вся эта история не скажется на вашей работе, иначе мне придётся принять меры.
Forum: Глава 5. Расплата. Соня специально проснулась сегодня очень рано. Девушке страшно не хотелось, чтобы Елена опять лично её сегодня будила и застала врасплох – сонную, а потом наказывала в неприглядном после сна виде. Поэтому Соня встала задолго до шести часов утра, приняла душ, умылась и тщательно причесалась. Воспитанницы не имели права до подъёма бродить по спальне или уйти в класс без разрешения воспитателя, поэтому до прихода Марии Александровны Соня, уже полностью одетая, с табличкой на груди, сидела на своей кровати. Маша вошла в группу ровно в шесть и, увидев Соню, жестом подозвала её к себе. – Доброе утро. Что, не спится? - Здравствуйте, - воспитанница со вздохом кивнула. «Только что из бассейна пришла, наверное», - с завистью подумала Соня. Распущенные волосы Марии Александровны были ещё влажными. Она, действительно, уже успела до начала своей смены поплавать в бассейне, а феном высушивать волосы не любила. У Сони надсадно заныло сердце. «Счастливые люди на свободе! - с тоской подумала она. - Живут полной жизнью, сами планируют, что им делать. В бассейн по утрам ходят! А я? Когда я смогу теперь пойти в бассейн, когда мне этого захочется?» – Подожди Елену Сергеевну в классе, - распорядилась Маша. – Слушаюсь. Но в класс Соне идти не пришлось: Елена уже сама входила в спальню. Она тихо поздоровалась и спросила у Маши: – Мария Александровна, вы её уже подняли? – Нет, Елена Сергеевна. Я только что вошла. Соня уже была готова. – Не терпится получить “напоминание”, - усмехнулась Лена. - Что же, пойдём. Соня вошла в кабинет следом за воспитателями. Мария Александровна тут же подошла к зеркалу, расположенному над раковиной у входа, и начала расчёсывать волосы. Соне Елена приказала раздеться и лечь на кушетку. – Хорошо поплавала? – улыбнулась она Маше. – Супер! – И Светлана с тобой была? – Нет. Сегодня я её не добудилась. Маша закончила с причёской и тихо поинтересовалась: – Тебе чай или кофе? – Кофе, конечно. С утра, да ещё после такой разминки, - Лена кивнула в сторону Сони. «Кому разминка, а кому…» - возмутилась про себя воспитанница. Маша кивнула, ушла в зону отдыха и закрыла перегородку. Соня уже лежала на кушетке. – Сертификаты отдаёшь? - Лена подошла к столу и выдвинула нужный ящик. – Нет. – Понятно. Воспитатель достала Сонин «персональный» ремень, внимательно оглядела его и подошла к кушетке. – Давай обойдёмся сегодня без формальностей, - предложила она. - Я не буду спрашивать, помнишь ли ты, за что должна получить наказание. Ведь ты помнишь? – Да, Елена Сергеевна. – Тогда приступим. Соня ещё раз убедилась, что, как ни странно, но после целого дня передышки переносить порку гораздо труднее. А ведь, казалось бы, должно быть наоборот. Наказываемой казалось, что толстый тяжёлый резиновый ремень глубоко рассекает ей кожу вместе с подкожной клетчаткой и даже разрывает мышцы, хотя, конечно, в действительности такого не было. Уж кто-кто, а Соня сама мастерски владела ремнём и знала, что в самом худшем случае на теле появится не просто багровая полоса, а кровавый рубец, но всё равно довольно поверхностный. Однако порка была жестокой. Лена точно следовала методике «восьмого» разряда, не забывая добавлять разные сюрпризы и от себя. Сегодня она размахивалась практически всем туловищем, к тому же ремень держала за рукоятку двумя руками. Естественно, удары получались сильными и крайне мучительными. От дикой боли у Сони глаза лезли на лоб, но девушка молчала, не позволяя себе ни крика, ни стона. А воспитательница продолжала беспощадно хлестать её по ягодицам, методично посылая каждый второй удар точно в прежний только что вздувшийся рубец. Соня судорожно вцепилась руками в перекладину кушетки, закусила нижнюю губу и терпела. «Ещё немного! Это же не “безлимитка”! Осталось всего десять – и ты свободна!» - пыталась она уговорить саму себя. Однако следующие пять ударов Лена нанесла продольно, встав у головы воспитанницы и приказав той немного раздвинуть ноги. Теперь конец ремня попадал на нежные участки верхней части бёдер или в промежность, а сила ударов практически не уменьшилась. Терпеть жуткую боль стало совсем невозможно. Соня задёргалась и застонала, уже понимая, что вот-вот не выдержит и заорёт в полный голос. «Никогда ещё она так не делала по «восьмому»! Не могу больше!» - Соне действительно казалось, что она вот-вот спрыгнет с кушетки, не в силах терпеть. Она искренне пожалела, что Лена никогда при наказании ремнём не привязывала её к кушетке, даже, проводя по восьмому разряду «безлимитку»! По крайней мере, когда тебя держат ремни – меньше искушений. Однако страх перед Еленой оказался сильнее боли. Представить, что её ждёт в таком случае, Соне труда не составило даже сейчас, когда каждая клеточка тела сотрясалась от невыносимой муки. Лена, словно прочитав её мысли, опустила ремень и встала сбоку от провинившейся. Соня смогла немного отдышаться и набраться мужества перед очередной пыткой, и это оказалось кстати. Последние пять «пряников» Лена выдала ей, с силой оттягивая ремень после каждого удара на себя. Соня стонала и вертелась, но от крика всё же удержалась. Умоляла, уговаривала себя потерпеть. Наконец, порка закончилась. «Совсем жестоко она со мной сегодня. Начала мстить за Инну? Всего двадцать ударов – а как будто все пятьдесят получила» - Соня тихонько всхлипнула и усилием воли прекратила извиваться, надеясь, что мучительница сейчас применит обезболивание. Однако наказанную ожидал неприятный сюрприз. Боль не отпускала, на ягодицах багровели кровавые рубцы, там, где они пересекались, кожа была здорово содрана. Тем не менее Лена и не подумала применить обезболивание, как это делала всегда после “восьмого” разряда. – Я сегодня вспомнила ещё про один твой подвиг, - спокойно заявила она. Наказанная слышала её голос как будто откуда-то издалека. Боль поглощала целиком, терпеть всё ещё было очень трудно. «Пожалуйста, нельзя ли сначала обезболивание, а потом – разговоры!» - с отчаянием подумала Соня. – Перебьёшься, - в голосе Лены звучала насмешка. - Сначала меня выслушаешь! – Вы читаете мои мысли? - изумлённо простонала Соня. – Если это мысли, то ты думаешь вслух, - усмехнулась Лена. - Надо лучше себя контролировать. Так вот, дорогая моя. Я попрошу тебя вспомнить, как ты проводила с Мариной “уроки по укреплению памяти”. Ты ведь так это называла? Соня испытала новый прилив отчаяния. Этот позор она старалась забыть! Вспоминать сейчас об этом не было сил. – Елена Сергеевна! - взмолилась девушка. - Но почему сейчас? – А потому что ты, моя милая, не сдала в четверг зачёт по словам у Елизаветы Вадимовны, значит, тебе тоже улучшить память не помешает. Почему бы нам не использовать для этой цели тобой же разработанную методику? Момент сейчас очень благоприятный, ты не находишь? Соня была совершенно уничтожена. В отчаянии она застонала и замотала головой. – А теперь вспоминай, как ты это делала! - сурово приказала Лена. - Сначала ты применяла к Марине максимально жестокое наказание без всякого обезболивания. Так? – Елена Сергеевна! - у Сони уже непроизвольно текли слёзы. – Так или нет? Отвечай! – Так! Соня не выдержала и опять начала вертеться на кушетке, пытаясь хоть немного смягчить никак не проходящую боль. – А потом? - настаивала Лена. - Ты вручала ей листок с совершенно незнакомым иностранным текстом, с массой новых слов, и приказывала выучить его наизусть дословно, за пять минут! Да? – Да, Елена Сергеевна! Но я очень об этом сожалею! Поверьте! – Ты обещала ей, что выпорешь её снова, если будет допущена хоть одна неточность! - жёстко и презрительно говорила Лена. - Это было? – Да! Соня уже рыдала одновременно от боли, унижения и чувства вины. – А потом хладнокровно смотрела, как Марина пыталась справиться с болью и одновременно выполнить твоё задание. А ещё язвительно говорила ей, что это вполне возможно, надо только получше постараться! Ты действительно так считала? Или просто над ней издевалась? Отвечай! – Действительно, считала! Елена Сергеевна, не надо сейчас об этом, умоляю! Мне и так плохо! – Марине тоже было плохо, - напомнила Лена. - А теперь давай проверим! Она положила перед Соней листок с немецким текстом. – Даю тебе 5 минут. Не выучишь дословно – пеняй на себя! Приступай! – Елена Сергеевна, чего вы добиваетесь? - рыдала Соня. – Я хочу, чтобы ты это прочувствовала! – воспитатель была непреклонна. – Но я всё уже давно осознала! И очень сожалею! – Осознать и испытать самой – это разные вещи. Кстати, время уже идёт! Соня взяла листок, попробовала вчитаться в текст, но у неё ничего не вышло. Боль застилала девушке глаза. – Я не могу! Ничего не вижу! - отчаянно, со слезами, воскликнула она. – А ещё 20 ремней по “восьмому” получить хочешь? - сурово спросила Лена. – Нет! Не надо! – Соня не хотела это кричать. Отчаянные восклицания вырвались сами. – Ты сама уверяла Марину, что пяти минут достаточно. Вот и действуй! – Но условия неравные! Елена Сергеевна, я применяла не “восьмой”, а “пятый”! – Равные условия, - возразила Лена. - Ты применяла максимально строгий разряд. Для колледжа это “пятый”. Я тоже использую максимальный, но здесь это “восьмой”. А потом – ты лидер, а Марина нет. Всё честно! Последующие три минуты Лена хладнокровно наблюдала, как Соня, продолжая рыдать, всё же попыталась взять себя в руки и разобраться с текстом. Когда время истекло, воспитатель решительно взяла у девушки из рук задание. – Отвечай! Срывающимся голосом Соня проговорила несколько предложений. Без ошибок. Но этого было мало. – Не справилась, - удовлетворённо заметила Лена. - Плохо старалась. Когда получишь сейчас ещё 20 ремней, будешь стараться лучше! Так ты говорила Марине? И выполняла это, правда? Сколько ударов ты имела право нанести ей за один вечер? Помнишь? – Пятьдесят, - еле выговорила Соня. – Да! И у неё не было никакого, даже самого малейшего шанса получить меньше! Уж об этом ты всегда заботилась! А в “Центре”, к твоему сведению, вообще нет нормы по ударам. И времени до подъёма у нас ещё много! Весь текст ты у меня сейчас на «отлично» выучишь! Прекрасно получится! Соня уже просто билась в истерике. Она громко рыдала, металась на кушетке, слёзы текли ручьём. «Всё бесполезно! – проносились мысли. – Она меня ненавидит! А после этого случая, с Инной – вообще мне не будет жизни. Уж она постарается!» Мария Александровна, обеспокоенная шумом, открыла перегородку и подошла к кушетке. - Елена Сергеевна, у вас всё тут в порядке? - Что это с ней? – озабоченно добавила она, взглянув на Соню, которая заплакала ещё отчаяннее. Воспитанница сгорала от стыда за своё поведение, но ничего не могла с собой поделать. Всё это оказалось совершенно неожиданным! Справиться с таким ударом у Сони не хватило сил. - Всё нормально, Мария Александровна. Не беспокойтесь, - Лена достала из медицинского шкафчика антисептическую салфетку и надорвала одноразовую упаковку. – Просто я пытаюсь ей мозги поставить на место. - Ты хорошо всё вспомнила и прочувствовала? – строго спросила она у Сони. Девушка, продолжая рыдать, кивнула. - Можешь не беспокоиться, - Лена уже обрабатывала ремень. – Я поступать с тобой подобным образом не собираюсь. За новый текст тебе ничего не грозит. Надеюсь, ты и так получила достаточный урок. Услышав это, Соня заплакала навзрыд и в отчаянии начала биться головой о кушетку. - Ты недовольна? – в голосе Лены ничего, кроме презрения, не слышалось. – Предпочитаешь перенести ещё одну порку? Соне было ещё безумно больно после жестокого наказания и, конечно, отведать новой порции ремня ей совсем не хотелось. Но стыд, раскаяние и отчаяние слились в душе девушки в такой мощный поток, что она почти верила, что заслужила новые мучения. - Елена Сергеевна! – собрав последние силы, воскликнула Соня. – Лучше бы вы выпороли меня ещё раз, чем заставлять так мучиться! Да, я поступила ужасно! Мне стыдно, и я в отчаянии от того, что вы меня…так презираете! Вы так всё это говорили! Как будто я непробиваемая скотина! Я поняла… Внезапно наказанная замолчала. - Что поняла? – ледяным голосом осведомилась Лена. - Я не могу об этом говорить, Елена Сергеевна. За это вы обещали отправить меня в карцер! - На сегодняшнее утро я снимаю своё обещание. Говори. - Я поняла, что вы меня никогда не простите и всегда будете всё это помнить! – горячо, по-прежнему со слезами, продолжала Соня. Она глубоко вздохнула, собираясь с силами, и уже спокойнее проговорила: – Елена Сергеевна, пожалуйста, не надо делать мне поблажку. Если вы решили дать мне этот урок, то доведите его до конца! Я ведь Марину не жалела! Это будет справедливо. И Лена, и Маша прекрасно видели, что Соня говорит сейчас совершенно искренне. Однако Лену это не особо впечатлило: другого она и не ожидала. - К твоему сведению, моя дорогая, я буду поступать с тобой так, как сочту нужным, и вполне обойдусь без твоих советов, - холодно проговорила воспитательница. – А дополнительную порку я тебе сейчас не устрою вовсе не потому, что тебя пожалела. Я изначально не собиралась этого делать. Тебе уподобляться не хочу, поняла? Я уже говорила, что не собираюсь наказывать тебя за несуществующую вину. Мне достаточно, что ты сейчас ещё раз всё это прочувствовала. С этими словами Лена достала баллончик спрея «Классик-А» и провела Соне обезболивание, после чего наложила ей на исполосованные кровавыми рубцами ягодицы влажную лечебную салфетку. У воспитанницы не осталось никаких ни физических, ни моральных сил. Она продолжала плакать и чувствовала себя совершенно разбитой. Лена положила перед Соней распечатки с заданными на сегодня словами: - Успокойся и повторяй. Через десять минут ответишь. Оставив всхлипывающую девушку на кушетке, воспитатели ушли за перегородку. Маша тут же протянула Лене чашку кофе. - Выпей и расслабься, - посоветовала она. – На тебе лица нет. Что это ты Соньке устроила? Не расскажешь? - Расскажу. Лена вздохнула и кратко объяснила Маше, в чём дело. - Соня действительно так поступала? – изумилась Маша. - Да. Понимаешь, Марина как-то получила тройку по немецкому. Соня её за это очень сурово наказала. А на следующий день заявила, что намерена провести ей серию вот таких «уроков» в качестве профилактической работы. Представляешь? Маша помрачнела. - То есть, уже после основного наказания? - уточнила она. - Да! – воскликнула Лена. – И она это делала несколько дней! Каждый вечер выдавала ей по пятьдесят ремней, ни за что! Без всякой жалости! Маш, я, конечно, сейчас тоже жестоко с Соней поступила. Просто… Ты знаешь, умом я понимаю, что она всё это уже осознала, но иногда на меня эти воспоминания так накатывают! Вот как сегодня. И я не смогла удержаться! Захотелось заставить её ещё раз это вспомнить, довести её до слёз, до истерики. Я же знала, что она именно так и отреагирует! Ей действительно очень больно всё это вспоминать. - И что? – в голосе Маши сквозил интерес. – Теперь тебе легче? Лена пожала плечами. - Не могу сказать определённо. В какой-то мере – да. Но больше я, наверное, подобного делать не буду. Хватит с неё. - Да не переживай, - успокоила подругу Маша. – Не так уж и жестоко ты поступила. Ведь ты не стала её больше пороть! А вполне могла бы! - Маш, а ты в таком состоянии Соню раньше видела? - Пожалуй, нет. - Вот именно, - вздохнула Лена. – Нет, конечно, это было жестоко. Ведь пороть её повторно я не стала вовсе не из жалости! Я хотела, чтобы она в полной мере ощутила угрызения совести, помучилась как следует от осознания своей вины. Начни я её снова наказывать – дикая боль от ремня все эти моральные муки быстренько бы вытеснила. Кроме сиюминутной физической боли во время порки думать о чём-то ещё практически невозможно! А смягчать Сонькины моральные страдания не входило в мои планы. - Да, ты права. И, скорее всего, это пойдёт ей на пользу, - задумчиво протянула Маша. - Ладно, - улыбнулась Лена. – Я не жалею. Она вполне это заслужила. Маша, давай сейчас её всё-таки немного пощадим. Иди ты проверь у Сони слова. Если она меня сейчас опять увидит, может всё перезабыть, и тогда уже точно придётся её ещё раз наказывать. - Хорошо, - кивнула Маша. - А потом пусть оденется, и отправь её сюда ко мне. Я скажу ей несколько слов наедине. Не обидишься? - С какой стати? – удивилась Маша. – Конечно, нет. Через пять минут Соня, уже одетая, подошла к Лене. Она стояла молча и выглядела совершенно подавленной. В глазах девушки ещё блестели слёзы. Лена протянула ей успокаивающую таблетку и стаканчик с водой. Воспитанница тихо поблагодарила. - Вот что, Левченко, давай поставим точки над «и», - заявила Лена. – Ты знаешь, какое обещание я дала твоей маме? - Да, Елена Сергеевна. - Так вот, ситуация изменилась. Теперь я его не сдержу. И даже более того. Свидание твоя мама получила, теперь я за неё спокойна, и моя совесть чиста. Сейчас меня ничто не сдерживает. Предупреждаю: если ты дашь мне хоть малейший повод, я намерена поступать с тобой очень сурово. Например, если нарушишь бойкот или совершишь другой серьёзный проступок, то в карцер я тебя отправлю без колебаний. Поняла? - Да, Елена Сергеевна. Соня уже немного пришла в себя и отвечала чётко и почтительно. - Насчёт сертификатов ты свой выбор сделала. Поэтому «восьмой» разряд тоже тебе гарантирован до того момента, пока не закончатся все твои наказания. А теперь я очень сильно сомневаюсь, что они в обозримом будущем закончатся. Соня со страхом и недоумением взглянула на Лену, но та сурово продолжала: - И ещё. Уже в ближайшую субботу ты получишь первое очень строгое наказание за неуважительные мысли в мой адрес. Помнишь об этом? - Помню, Елена Сергеевна. - Ты будешь долго их получать, можешь не сомневаться. Знаешь, ты абсолютно права. У меня вряд ли получится забыть, как ты поступала с Мариной, и поделать я с собой пока ничего не могу. И уж тем более не забуду, какую гадость ты сделала мне в очередной раз. Теперь для тебя начнётся совсем другая жизнь, и убедишься ты в этом окончательно уже сегодня. А твоей маме я всё объясню. Она, конечно, расстроится, но я уверена, что поймёт. Мне её жаль, но ты сама всё испортила. Понятно? - Да. Соня понимала, что оправдываться сейчас не время. - Тогда иди. До подъёма ещё 15 минут. Можешь подождать в классе. - Слушаюсь. Соня вышла в учебную комнату.
Forum: Маша вернулась к Лене, и они спокойно выпили ещё по чашечке кофе. Внезапно у Лены зазвенел телефон. - Ничего себе! – девушка непроизвольно вздрогнула. – Ещё семи нет! Теоретически я сейчас должна ещё сладко спать в своей постели. - Это Майя Александровна, - пробормотала Лена, взглянув на дисплей. – Ну, кажется, я влипла! Майя Александровна работала ответственным воспитателем на первом отделении и являлась старшим педагогом по курсу французского языка всего колледжа. - Лена, доброе утро, - услышала девушка. – Извини, я тебя, наверное, разбудила. - Нет, Майя Александровна. Здравствуйте. Я уже у себя в группе. - Лена, у нас аврал. Алла Константиновна встала сейчас с температурой около 40 градусов! «Подменного» воспитателя уже нашли, но приедет она только к пяти вечера. А сегодня нам нужно шесть групп на третьем отделении прикрыть. Лена, передо мной твоё расписание. Я прошу тебя взять на себя два дополнительных занятия. Записывай: 303-я группа в 12 часов и 310-я – в 15.10. Могу я на тебя рассчитывать? Не было у тебя каких-то глобальных планов на это время? - Майя Александровна, у меня с Алиной индивидуальный урок как раз на 15.10 назначен. - А по моим данным – этот урок у вас в девять тридцать. Лена немного смутилась. - Простите. У нас произошли изменения. Алина просила о более позднем времени, и я ей дала 15.10. А в компьютер не внесла. - Непорядок, - укоризненно произнесла старший педагог. - От тебя не ожидала. Ты же знаешь, что нельзя такие вещи забывать. Твоё время в рабочие дни не только тебе принадлежит. Больше себе такого не позволяй. - Хорошо. Не буду, - ещё больше смутилась Лена. - Подожди минуточку. Ага, вот, я нашла её сегодняшнее расписание. Ничего себе! У неё ещё два урока сегодня, и все после обеда! Поспать твоя Алина любит, наверное! Звони ей сейчас и вызывай на девять тридцать. Других вариантов нет. Всё поняла? - Да. - Тогда звони Алине и заходи ко мне за планами занятий. Можешь прямо сейчас. - Хорошо. Лена закрыла телефон. Такие ситуации иногда случались. Внезапно заболевшего ответственного воспитателя «прикрыть» было всегда намного сложнее, чем «дежурного». Приходилось срочно перераспределять его сегодняшние уроки между другими педагогами. «Подменные» воспитатели редко могли примчаться в «Центр» немедленно, да ещё и на ходу подготовиться к занятиям. Поэтому все преподаватели должны были заносить в специальную программу единого компьютера своё расписание и своевременно отмечать там все изменения. Их время действительно только им не принадлежало: никаких сбоев в учебном графике не допускалось категорически. Алина попросила Лену перенести занятие ещё вчера утром. Но день был настолько напряжённый! А потом ещё эти бурные выяснения отношений вечером! Лена совсем забыла внести коррекцию в программу, и сейчас очень расстроилась. Ко всем внутренним требованиям и инструкциям для сотрудников «Центра» она относилась серьёзно и обычно выполняла всё неукоснительно. Конечно, ничего страшного сейчас не произошло. Майя Александровна ограничилась замечанием, и не будет применять к Лене за её забывчивость никаких взысканий, тем более, что произошло такое в первый раз. Но молодая воспитательница была очень собой недовольна. «Совсем распустилась! Нельзя такого себе позволять!» – сердито подумала она. - Неприятности? – спросила наблюдательная Мария Александровна. - Мелочи жизни, - улыбнулась Лена. – Получила на сегодня два дополнительных урока на третьем отделении, да ещё выговор за мелкий прокол. А сейчас придётся «обрадовать» Алину, что её урок переносится с трёх на полдесятого. Маша встала и ободряюще сжала Лене плечо: - Держись. А я пойду к воспитанницам. Звонок через пять минут. *** Лена со вздохом набрала номер Алины. Выслушав сообщение, её студентка растерялась. - Лена, но это нереально. Я буду готова только после часу, не раньше. В голосе девушки сквозило отчаяние. - Алина, другого выхода нет. Это распоряжение старшего педагога, я не могу ему не подчиниться. А у нас с тобой сегодня обычный урок, не зачётный. Ты даже не должна была особо готовиться! Прорабатываем новую тему. - Лена, я плохо себя чувствую! – ещё с большим отчаянием воскликнула Алина. «Точно! – внутренне ахнула Лена. – Вчера Алинка работала. Если Галина Алексеевна её опять строго выпорола после педсовета, то ей, конечно, сейчас плохо! Она сесть, наверняка, не сможет, и не знает, как мне это объяснить. А с «третьей-бис» к ней Лиза приходит только перед обедом, она же говорила! Да раньше и нельзя. Вот почему она занятия в последнее время после обеда просит!» - Не волнуйся, - голос Лены звучал мягко. – Оставайся дома. Я сама к тебе приду, хорошо? - Лена, но мне так неудобно тебя беспокоить! - Глупости! Жди меня в полдесятого. Пока. По «Центру» уже разливался звонок на подъём. Лене не было необходимости участвовать в процессе пробуждения и утреннего туалета воспитанниц, и она отправилась прямо к Майе Александровне. Ровно в девять тридцать Лена позвонила в дверь Алининой квартиры. Алина встретила её в серых свободных брюках и красном джемпере, который красиво облегал стройную фигуру. Она тщательно подготовилась к приходу своего преподавателя – умылась, привела себя в порядок, наложила макияж, однако выглядела всё равно неважно: бледная, осунувшаяся, синева под глазами проступает даже под тональным кремом. Лене показалось, что коллега ощущает себя плохо не столько физически, а больше из-за моральной подавленности. - Тебе немного получше? – сочувственно спросила она. Алина махнула рукой и через силу улыбнулась. - Да. Я готова заниматься. Спасибо, что пришла. - Где тебе будет удобнее? – поинтересовалась Лена. Алина явно смутилась и робко попросила: - Лена, мне очень неловко, но, можно, я прилягу? Она указала на мягкий диван со светло-коричневой обивкой, около которого располагались журнальный столик и пуфик. - Можем мы здесь устроиться? - Вполне. Лена положила на столик учебные материалы, затем внимательно взглянула на Алину: - Ты знаешь, я не хочу показаться навязчивой и выпытывать, что с твоим здоровьем. Но, если тебе совсем нехорошо, мы можем не проводить занятие, а ты обратишься к врачу. Алина судорожно вздохнула, глаза её наполнились слезами. Лена поняла, что та «на взводе», едва сдерживается. - Лена! – горячо воскликнула она. – Я чувствую себя не хуже, чем многие наши воспитанницы! И, во всяком случае, намного лучше, чем наша Дашка! И врач мне ничем не поможет! У меня нет причин пропускать занятие. - Алина, - Лена смотрела на девушку сочувственно. – С тобой не всё в порядке, я уже давно это заметила. Тебя что-то сильно угнетает. Ты не хочешь со мной поделиться? Алина пару секунд постояла неподвижно, затем бросилась на диван и разрыдалась. Лена пододвинула к дивану пуфик и присела рядом с коллегой. - Хочу! – прорыдала Алина. – Мне очень плохо сейчас! Я не знаю, что делать! Лиза мне сочувствует и очень помогает! Но она мой ответственный воспитатель, и очень много от меня требует! И, наверное, до конца меня не понимает! А с кем-то ещё мне стыдно поделиться! Ну, почему всё это случилось? - Успокойся, - Лена ободряюще слегка взъерошила заплаканной коллеге волосы. – Давай ты сейчас мне всё расскажешь, с самого начала. Иногда свежим взглядом виднее. А вдруг что-нибудь придумаем? Через 10 минут Лена уже знала всё, и была потрясена. Да, Алина совершила очень серьёзный должностной проступок. Лиза права: если бы всё пошло официальным путём – её бы уволили не меньше, чем на год. Галина Алексеевна имеет право сердиться на свою сотрудницу. Грубо нарушив инструкцию, Алина превысила свои полномочия дежурного воспитателя и слишком жестоко обошлась с одной из воспитанниц. Она не только не могла проводить подобную экзекуцию без разрешения Елизаветы, но и вообще не имела допуска на этот вид наказания. Но в тот момент Алина поддалась своей импульсивности и искренне считала, что ситуация особенная, и её действия правомочны. Однако проводить любое наказание, не имея на это допуска, ни один воспитатель не имеет права категорически. Подобное нарушение относится к разряду очень серьёзных: такие действия могут повредить здоровью воспитанниц. - Прямо не знаю, что на меня нашло! – рыдала Алина. – Просто помрачнение какое-то! Я на неё очень рассердилась, и не сдержалась. И ведь я даже не поняла сначала, почему Лиза так отреагировала. Я ей доложила, а она глаза вытаращила и как заорёт: «Ты, что, ненормальная! Да что ты сделала? Что себе позволяешь? Ты не понимаешь, что теперь будет? Ты завтра же из «Центра» вылетишь, и хорошо, если не навсегда! А, если с ней что-нибудь плохое случится, ты знаешь, где окажешься? В тюрьме! Или в таком же «Центре» воспитанницей!» У меня от изумления и страха ноги подкосились, и я на кушетку для воспитанниц плюхнулась. Сижу, глазами хлопаю. А Лиза ещё минут пять на меня кричала, представляешь? Да она вообще никогда на нас голоса не повышает! А тут совсем разошлась. Алина всхлипнула. - А потом и совсем всё плохо было. Лиза, спасибо, не дежурному доложила, а вместе со мной к Галине Алексеевне пошла. Причём, выгораживала меня, как могла. Я вначале в сторонке стояла, а она с заведующей объяснялась. Но, Лена! Это такой позор! Я с десятого класса школы в «Системе» работаю, ни одного замечания не получила! А тут такое! Галину Алексеевну я никогда в таком состоянии не видела! Она вся позеленела и таким жутким голосом говорит: «Я снимаю тебя с дежурства. Марш немедленно в свою квартиру и сиди там до моего особого распоряжения! Даже носа не смей высунуть, поняла?» А Лизе заявила: «Сначала надо убедиться, что с девочкой всё в порядке, а потом будем дальше разговаривать» А вечером она нас снова вызвала, и тут началось. С воспитанницей, к счастью, ничего плохого не случилось, но Галина Алексеевна на меня тоже страшно вопила. Я такого никогда не слышала! «Отправляю тебя воспитанницей на 3 месяца! Прямо завтра! И это ещё слишком мягко! Тебя вообще уволить надо!» Я рыдала прямо до истерики. Просила, умоляла, но куда там! Если бы не Лиза, меня бы уже тут не было! Алина немного успокоилась. - Всё-таки Лиза на Галину Алексеевну большое влияние имеет. Она тоже упрашивала, причём, знаешь, как? - Как? Она, когда увидела, что наши просьбы не помогают, тоже расплакалась, причём, совершенно искренне, и на колени перед Галиной бросилась! - Да ты что? – изумлённо протянула Лена. - Правда! – простонала Алина. – Я обалдела, да и заведующая тоже! Это видно было. Она кричит на неё: «Поднимайся сейчас же! Как ты себя ведёшь при подчинённой!» А у Лизы слёзы ручьём, она не встаёт, и сама кричит: «Галина Алексеевна, сжальтесь! Накажите её сами! Она не со зла это сделала, а по глупости! Я за неё ручаюсь! Ничего подобного больше никогда не будет!» Ну, тут уже и я не выдержала и тоже на колени упала. Вот так вместе, с трудом, мы и выпросили эти «неофициальные меры. - Ничего себе, - пробормотала Лена. - Лена, понимаешь, - продолжала Алина. – Меня всё это здорово подкосило. Я должна радоваться, что так легко отделалась, но мы с Лизой надеялись, что Галина Алексеевна ограничится хотя бы десятью наказаниями. - Десятью? - изумилась Лена. - А сколько же ты их уже получила? - Вчера было семнадцатое, - тихо ответила девушка. От удивления Лена чуть не слетела с пуфика. «Нет, это уже слишком! - растерянно подумала она. - Галина Алексеевна не должна так поступать. С лихвой хватило бы и десяти. Зачем она так сурово?» - Я вначале себя очень спокойно вела, мужественно и стойко, - продолжала Алина. - Но после десятого раза попыталась ещё раз с Галиной Алексеевной поговорить, извиниться. Причём, даже не имела целью просить её о пощаде: мне просто хотелось хоть какие-то более доверительные отношения установить, чтобы морально легче было. Но только её разозлила. Она раскричалась: «Я тебя не неволю! Если имеешь возражения – идём к директору. Тут же будешь уволена!» И теперь всё ещё хуже! Вначале она ко мне во время наказания “шестой” применяла, а после этого разговора – только “восьмой”. «Как я к Соньке», - подумала Лена. - Лена, я уже почти “сломалась”! – Алина в отчаянии сцепила руки в замок. - Галина Алексеевна ко мне, и кроме этого, постоянно придирается, глаз с меня не спускает, все записи, когда я дежурю, тут же просматривает. За любую мелочь, на которую раньше и внимания бы не обратила, вызывает меня с Елизаветой “на ковёр”. И при ней меня отчитывает, да ещё как! Холодно, презрительно! И Лизе достаётся. “Почему такое допускаете, Елизавета Вадимовна? - передразнила девушка. - Проведите с ней работу, а то я сама меры приму!” А мне всё труднее с каждым днём себя в руках держать. - А она ещё все мои ведомости учебные тут же просматривает, - всхлипнула Алина. - И с преподавателями лично беседует. Вот, у тебя она про меня в последнее время не спрашивает? - Спрашивала, - улыбнулась Лена. - Но ведь у меня ты отлично успеваешь. Я так и сказала. - Я на той неделе по истории четвёрку получила. Ты представляешь, ещё к себе в квартиру дойти не успела после урока, а заведующая уже звонит и к себе требует. А это было в мой выходной, в четыре часа. Алина опять расплакалась и продолжала сквозь слёзы: - Галина Алексеевна мне заявила: «Отстраняю тебя от завтрашнего дежурства! Сиди дома и учи историю. Не пересдашь на “пять” - будешь уволена на 3 недели за недобросовестное отношение к учёбе. А, когда вернёшься, продолжим воспитательную работу!» Я просила, убеждала, что четвёрку из-за мелочи получила, что мне сегодняшнего вечера хватит на подготовку, и нет необходимости завтра рабочий день пропускать для этого. Нет! “Вернёшься к работе, когда я узнаю о пересдаче”. Так меня на дежурство и не выпустила. Но к себе в этот день вызвала, и порку провести не забыла! - Знаешь, Лена, что я поняла, - Алина обречённо качнула головой. - Галина Алексеевна на мне уже “крест поставила”. Она и не думает меня прощать, а просто ждёт, когда я совсем сломаюсь, чтобы тут же уволить. - Нет! - твёрдо возразила Лена. - Это так, я вижу, - не согласилась Алина. - Я для неё уже “отработанный материал”. И я уже близка к этому. Лена, я могла бы ещё терпеть эти наказания! Но такое презрительное отношение перенести – это выше моих сил! Я всё равно потом не смогу с ней работать по-прежнему, так, как раньше. Мне так стыдно! И она мне этого никогда не простит! - Глупости! - возмутилась Лена. - Лиза тебе рассказывала, что ты не одна такая? Что ты не первая, и не последняя? И все потом прекрасно после таких внушений работают, и Галина Алексеевна их больше не попрекает. - Рассказывала. Но такого и Лиза не припомнит. Мне кажется, она и сама так думает, хотя говорит другое. - Значит, так, Алина, - твёрдо произнесла Лена. - Послушай меня. Ты просто попалась на ту же удочку, на которую мы воспитанниц ловим. Я это знаю совершенно точно. Никакого презрения к тебе Галина Алексеевна не испытывает. Это такой “ход”, я тебя уверяю. Ты ведь почему это нарушение допустила? Оказалась чересчур самонадеянной и невыдержанной, правда? Разозлилась на воспитанницу, вспылила, не смогла сдержаться, и в итоге “наломала дров”. Так? - Да, - кивнула девушка. - Галина Алексеевна хочет тебя и наказать строго, и одновременно выдержке и терпению научить. Ты сейчас вынуждена переносить эти наказания и терпеливо ждать, пока она над тобой сжалится. Заведующая считает, что тебе это пойдёт на пользу. Алинка, а ты должна показать, что ты этот урок уже усвоила! То есть, не падать духом, а, наоборот, укрепляться! Входи к ней в кабинет скромно, но без страха и заискиваний. Наказания переноси спокойно и твёрдо. Лена подозрительно посмотрела на Алину. - А сейчас ты как себя ведёшь? Надеюсь, не кричишь? - Нет, - покачала головой девушка. - Но с каждым разом это всё труднее. - А теперь пусть всё будет наоборот! - горячо продолжала Лена. - С каждым разом ты должна держаться всё более стойко и терпеливо, поняла? Дай ей понять, что ты всё поняла, и теперь ты выдержанная и уверенная в себе. Дальше. Если даже в чём-то мелком провинишься, не делай испуганные глаза, не нервничай! Спокойно объясняй, почему так вышло, и какие ты сделала выводы. Сохраняй достоинство. Даже в лице не изменяйся! - Ты думаешь, всё это поможет? - с надеждой спросила Алина. - Уверена. - Лен, - в глазах Алины снова появились слёзы. - Ты тоже считаешь, что Галина Алексеевна права? И со мной необходимо так жестоко поступать? - Нет! - воскликнула Лена. - Лично я бы на её месте ограничилась бы несколькими наказаниями и внушением. Я тебе просто объясняю её позицию. Ведь заведующая-то она, а не я! Под неё надо подстраиваться, у неё прощения добиться! - А ты уверена, что она меня на самом деле не презирает? Лена вздохнула. - Алиша. Лиза вашу Дашу Морозову теперь презирает? Как ты думаешь? - Нет. Она мне свою позицию объяснила. - Вот и ты не попадайся на эту уловку. Лиза просто хочет, чтобы Даша так считала. Она ещё долго к ней будет жёстко относиться. Строго наказывать, холодно с ней разговаривать, а в душе – сочувствовать! Так же и Галина Алексеевна решила с тобой держаться. А ты попалась. Алинка, ты же воспитатель, могла бы вполне и сама это сообразить! Знаешь, я понимаю, как тебе тяжело. Но, если ты будешь поступать твёрдо и не мучить себя сомнениями – твои страдания закончатся быстрее. А наказания просто терпи. Терпи – и всё! Ты же знаешь, многим нашим воспитанницам гораздо хуже приходится. Та же Даша у вас ежедневно теперь “строгую” получает. Или моя Левченко! Ей, что “восьмой”, что не “восьмой” - лежит и не шелохнётся. Хочешь, я тебе записи покажу? Тебе не помешало бы с неё пример взять! - Не надо! - решительно отказалась Алина и с трудом поднялась с дивана. Лена тоже встала. - Спасибо тебе, - Алина уже не плакала и явно чувствовала себя увереннее. - Ведь Лиза мне то же самое говорит, но я вбила себе в голову, что всё не так, а она меня просто успокаивает. А теперь поняла, что вы правы. Спасибо. Но…Лена. Я не знаю, смогу ли держаться так, как ты мне посоветовала. - А я знаю, - спокойно ответила Лена. – Сможешь. Вот прямо завтра и начинай. А я за тобой понаблюдаю. - Лен. Последний вопрос. Алина явно колебалась. - Алиша, давай смелее, - подбодрила Лена. - Я тебе всё рассказала. Это не изменит наши отношения? Ты теперь не будешь думать обо мне плохо? - Нет. С какой стати? Это была ошибка! Ничего позорного или подлого ты не сделала. - Спасибо, - облегчённо вздохнула девушка. - Просто.... Катя сразу дала мне понять, что она во мне сильно разочаровалась и считает, что Галина Алексеевна зря меня за такой непрофессионализм не уволила. Поэтому я ни с кем больше и не делилась. От стыда и страха перед такой же реакцией. - Подожди, Алина. Какая Катя? Альбертовна? Лена знала, что с Екатериной Альбертовной, ответственным воспитателем 201-ой группы, Алина очень дружит. - Нет, что ты, - испугалась Алина. - Она ничего и не знает! Я говорю про нашу Екатерину Юрьевну. - А.... - понимающе протянула Лена. С Екатериной Юрьевной, одной из немногих воспитателей на отделении, у Лены были натянутые отношения. - А зачем ты ей рассказала? - Лен. Это же в нашей группе произошло. Она не могла не узнать. Когда Галина Алексеевна меня в тот день от работы отстранила, Екатерина, по просьбе Елизаветы, свой выходной прервала и за меня в группе доработала. Мне и рассказывать не пришлось. - Не обращай внимания. Главное, что Лиза за тебя! А своей Кате почему не рассказываешь? Я уверена, она бы тебе сказала то же, что и я. И уже давно. Что же ты так с подругой? Алина смутилась. - Мне было так стыдно! Даже ей язык не повернулся рассказать. А ты бы своим подругам рассказала? Елизавете, Светлане, Инне? Представляешь, они бы узнали, как ты к Галине Алексеевне через день ходишь и .... Алина опять чуть не расплакалась. Лена немного подумала. Она вспомнила, как никому из своих подруг не рассказала о несчастье с Мариной. Как Инна умоляла их с Лизой молчать о её проступке. - Трудно сказать, - протянула она. - Но, ты знаешь, хоть я по натуре и скрытная, но в подобной ситуации, наверное, столько времени молчать бы не смогла. Поделись с Катей. Она классная и умная девчонка. Если она узнает, мы с ней и Елизаветой втроём сможем сесть и подумать, как тебе помочь. А вдруг нам вместе удастся Галину Алексеевну уговорить тебя простить, наконец! - Лиза уже пыталась, - обречённо махнула рукой Алина. - А ты знаешь, как мне перед самой Галиной Алексеевной стыдно? Даже один раз такое испытать, это уже невыносимо! А я уже больше месяца мучаюсь! Глаза на неё поднять боюсь. - Ничего. Мы все вместе попробуем. А пока держись и веди себя так, как мы с тобой обсудили. Всё, Алина. Теперь давай займёмся французским. Хорошо, что мне на следующий урок только к одиннадцати. Успеем.
Forum: Войдя днём в столовую для сотрудников, Лена увидела, что Инна, Елизавета и Светлана устроились за одним столом и что-то серьёзно обсуждают. Заметив её, все трое заметно напряглись, однако Светлана тут же взяла себя в руки и приветливо помахала Лене рукой: - Присоединяйся! - Сейчас. Лена неторопливо прошла к стойке, выбрала себе обед. Сердце колотилось. «Идиотская ситуация! И как мне теперь держаться? Ясно, что Свете они всё рассказали! Но она тут ни при чём…Не могу же я…» Надо было на что-то решаться. Лена сердито тряхнула головой и направилась со своим подносом прямо к столику подруг. - Добрый день. Это приветствие относилось, в основном, к Инне. Со Светланой и Лизой Лена сегодня уже пересекалась, причём, Елизавета услышала от неё только вежливо-холодное «доброе утро». - Добрый день. Инна подняла на подругу глаза. Во взгляде явно читались боль и напряжённость. Елизавета тоже смотрела на Лену с некоторой тревогой, что для неё было совершенно нехарактерно. Расставляя тарелки на столике, Лена проворчала: - Да что вы так на меня смотрите! Я же сказала, что как между коллегами у нас сохранятся нормальные рабочие отношения. Я не собираюсь устраивать в «Центре» демонстративную оппозицию. Света метнула на Лену быстрый взгляд. - Ты в курсе? Лена уже перестала испытывать какую-либо неловкость. - Да, - кивнула та. – Лена, мне бы не хотелось вмешиваться, пока вы сами ещё раз не поговорите. - Светик, а вмешиваться и не надо. Лена спокойно придвинула к себе тарелку со щавелевым супом. - Это ничего не даст. Всё уже решено. Инна глубоко вздохнула, не отрывая взгляда от своей тарелки. - А как же разговор, который ты мне сегодня обещала? – вроде бы спокойно спросила Лиза. - Вы считаете, он будет иметь смысл? – Лена выговорила это с трудом. Лиза резко подалась вперёд, выдавая тем самым своё волнение. - А как же? Конечно, будет! У меня такое предложение: сейчас спокойно обедаем, а потом останемся и поговорим. Хорошо? Лена неохотно кивнула. - Инна, давай рассказывай, как ты сегодня зачёт этот злополучный сдавала? – Светлана решила разрядить обстановку. – Маргарита Евдокимовна одна у тебя его принимала? Когда Елизавету отстранили от преподавания сотрудницам, Лену и Инну взяла для обучения сама Маргарита Евдокимовна, старший педагог по предмету. - Если бы! – слабо улыбнулась Инна. – Она с собой Полину Иннокентьевну привела, как независимого педагога. И Кристина притащилась, представляешь? Сидела прямо напротив и гипнотизировала меня своим взглядом. Ужас! - И как же вы сдали зачёт, Инна Владимировна? – повернулась к девушке Лена. Инна оторвалась от тарелки и посмотрела на подругу. - На пять. - Очень хорошо! – Лена удовлетворённо кивнула и покровительственно продолжала: - Я не могу допустить, чтобы мои дежурные воспитатели имели долги по учебным предметам. В последующем я настоятельно требую от вас не допускать подобных ситуаций. - Хорошо. Инна была буквально раздавлена таким холодным выговором. На глаза уже набегали слёзы. - Ладно, - Светлана посчитала, что лучше сменить тему. - Лена, ты мне к завтрашнему дню предоставь список. Меня Галина Алексеевна назначила ответственной по организации нашего воскресного выезда. В воскресенье для трёх призовых групп – Светланиной, Лениной и 206-ой планировалась поездка в Большой Оперный театр на балет «Дон-Кихот». С девушками в обязательном порядке ехали все их воспитатели, это было традицией. Соответственно, те воспитатели, которым полагалось в этот день отдыхать, получали отгул или в субботу, или на следующей неделе. - Света, не разводи бюрократизм, - возмутилась Лена. – Список ей подавай! Что мне составлять? Едем мы с Машей и Инной…Владимировной, и все мои воспитанницы, кроме Левченко. Сонька сама категорически отказалась, я с ней уже беседовала. - А разве Маша с ней не должна будет в группе остаться? – поинтересовалась Лиза. - Вот ещё! Решим вопрос. Оставим её на «воскресных». Всё равно Левченко придётся полвоскресенья в кровати отлёживаться. В субботу вечером она у меня как следует за недопустимые мысли в адрес воспитателя получит. - Полвоскресенья? А что это ты такое собираешься к ней применить? – удивилась Светлана. - «Долгоиграющую», - немного поколебавшись, призналась Лена. Света присвистнула. - Интересно! А, если бы она в театр не отказалась ехать? - Тогда бы пришлось ещё на неделю отложить. Ведь перед свиданием я не стала этого делать. - Вы опять меня осуждаете? – насмешливо спросила Лена, внимательно посмотрев на коллег. - Юльку я за это в «штрафную» на месяц отправила, а с ней, по-вашему, должна либеральничать? - Да успокойся ты, - снисходительно махнула рукой Света. – Поступай, как знаешь. Скажи лучше, мама тебе ещё не звонила? Что там с Мариной? Лена улыбнулась. - Олеся Игоревна первая позвонила и всё рассказала. Пока всё хорошо. Марину уже осмотрел профессор и диагноз, естественно, подтвердился. А операцию назначили на пятницу, на десять утра, и сейчас Маринку начинают к ней готовить. Она просто духом воспряла, очень радостная, и чувствует себя неплохо. - Здорово! – обрадовалась Светлана. – А Соне об этом не скажешь? - Подумаю, - пробурчала Лена. - А ты, что, Олесе Игоревне свой личный мобильный номер дала? – удивилась Светлана. У всех сотрудников «Центра» телефоны имели двойную нумерацию. Личные номера знали только коллеги и небольшой круг родственников и друзей, и по ним можно было дозвониться до сотрудников почти в любое время. Вторые, общие номера существовали для всех остальных. Пока сотрудники находились непосредственно на рабочих местах и выполняли свои обязанности, на все звонки по этим номерам отвечал автоответчик. Общие номера начинали функционировать только во время перерывов и после окончания рабочего дня. В обязанности всех работающих в «Центре» входило соответствующим образом программировать свои телефоны, и не допускать, чтобы их отвлекали в рабочее время. Они также должны были предоставлять руководству список всех лиц, которые знали их личные мобильные номера. - Да, - кивнула Лена. – Я сама попросила её мне позвонить и рассказать о консилиуме. Света, Олеся Игоревна очень тактичная, она не будет этим злоупотреблять. Вот сегодня она мне всё рассказала и даже не подумала попросить, чтобы я и с Соней этой информацией поделилась. А ведь, если даже она сегодня письмо Соньке напишет, получит та его в руки не раньше пятницы. - Ну и расскажи ей! – посоветовала Елизавета. – Лена, не вредничай! Инна с тревогой взглянула на Елизавету. «Зря она сейчас просит за Соню!» Но было поздно. Этот совет подействовал на Лену, как красная тряпка на быка. - Елена Сергеевна! – вспыхнула Лена. – Елизавета Вадимовна, вам я не могу приказать, но я вас прошу! Елена Сергеевна! - Но… - Лиза немного растерялась. – Может быть, до того, как мы поговорим, ты разрешишь нам… - Нет! – Лена уже завелась. - Нет так нет, - пожала плечами Елизавета. – Так вот, мне кажется, что Соне надо об этом рассказать. Правда, Инна, надо это сделать? Инна сидела расстроенная и вся пунцовая. - Я теперь молчу, - покачала она головой. – Как Лене поступать по отношению к Соне – это не мне ей советы давать. - Разумно, - фыркнула Лена. – Но неискренне! - Нет! Всё искренне! Поверьте! – воскликнула Инна. - Да вас с Елизаветой Вадимовной только эта мерзавка и волнует! – Лена в гневе вскочила с места. – Режим ей смягчить! Восьмой-пятый не применять! Претензии за случившееся не предъявлять! Теперь ещё и о Марине рассказать! - Конечно, мои чувства здесь не учитываются! – с горечью в голосе продолжала она. - Елена Сергеевна, - удивилась Лиза. – Да эта Левченко тут совсем ни при чём! Так, к слову пришлось. Давайте поговорим спокойно. - К слову пришлось? Щёки Лены покраснели, волосы растрепались. Гнев сдавливал горло, лишал возможности говорить. Девушка и сама понимала, что сорвалась «с тормозов», но уже ничего не могла поделать. - Да что ты врёшь? – закричала она на Лизу. – Вот смотришь мне в глаза – и врёшь! Елизавета нахмурилась. - Ничего себе обвинение, - пробормотала она. - Тебе к слову пришлось? – почти вопила Лена. – И Инне вчера вечером тоже к слову пришлось? Да эта гадина с языков у вас не сходит! Лена немного опомнилась, обернулась вокруг. Другие воспитатели уже начали оглядываться на столик подруг. - Значит, так! – стальным голосом заявила Лена. Инна похолодела, понимая, что шансы на примирение теперь совсем минимальные. - Все дальнейшие разговоры бесполезны. Вы меня обманули и предали, и я знать вас больше не хочу! И… Слова застряли в горле, и Лена чуть было не разрыдалась. - Света, пожалуйста, унеси мои тарелки! Светлана машинально кивнула, а Лена, на ходу выхватывая из кармана платок, опрометью выскочила из столовой. Елизавета присвистнула. С минуту все озадаченно молчали. - Серьёзный случай, - покачала головой Светлана. - Засранка! – Лиза сердито отодвинула тарелку. – Честное слово, с удовольствием выдала бы ей лично хорошую порку! Чтобы в чувство привести! Она сочувственно взглянула на вконец расстроенную Инну. - Не переживай, - мягко сказала она подруге. – Что-нибудь придумаем. - Я забыла тебя предупредить, - всхлипнула Инна. – Не надо было про Соню… - Да, - Лиза задумчиво кивнула. – Прокольчик вышел. Но теперь уже ничего не поделаешь. Придётся ждать, пока она на Соньку пар выпустит. До этого ничего предпринимать не будем – бесполезно. Что она там ей придумала, Инна, не знаешь? Кроме этого «зачётного» станка с «восьмым-пятым»? - Нет! Разве она мне теперь скажет? Инна была сама не своя. - Девочки, извините! – она быстро собрала свою посуду и вышла из столовой.
Forum: Для 204-ой группы сегодняшний вечер оказался крайне неудачным. Сразу после окончания дневного перерыва у воспитанниц начался урок истории. Екатерина Альбертовна в самом начале занятия дала своим студенткам небольшую контрольную по основным моментам домашнего задания: диктовала девочкам вопросы, а они должны были быстро и кратко письменно на них отвечать. Настя Логинова не совсем поняла один из вопросов и обернулась к сидящей сзади неё Вике, чтобы переспросить. Это было довольно грубым нарушением «Правил»: воспитанницы не имели права отвлекать друг друга от урока, и, тем более, во время проверок их знаний не допускалось никаких подсказок. Со всеми непонятными моментами девушки могли обращаться только к преподавателю. Настя, конечно, об этом знала, но получилось это у неё машинально. Не успела подумать. Екатерина Альбертовна обычно относилась к воспитанницам доброжелательно, не придиралась и не вредничала, так же, как и некоторые другие преподаватели, например, Светлана Петровна или Вероника Игоревна. Но в случае нарушений дисциплины или плохих ответов никаких поблажек она воспитанницам не делала. Сейчас Екатерина Альбертовна очень рассердилась. Она строго отчитала виновную и тут же попросила Марию Александровну немедленно выпороть её, причём, не в спальне, а прямо в классе, в присутствии всех. Воспитанницы вынуждены были заканчивать контрольную работу под стоны и крики Насти: наказание по распоряжению педагога Мария Александровна к ней применила довольно строгое. Естественно, все очень расстроились, тем более что Екатерина Альбертовна не разрешила провинившейся после наказания вернуться на место, а велела ей до конца урока стоять у доски, да ещё и предупредила Настю, что за контрольную выставляет ей двойку. Кроме того, утро сегодня тоже выдалось довольно трудным, у воспитанниц накопились усталость и напряжение, а на прогулке их ещё очень расстроила Мария Александровна. Наташа Леонова робко спросила у воспитательницы, не знает ли она, как проходит у Юли первый день в штрафной группе. Мария Александровна сразу заметно помрачнела и молчала. - Всё совсем плохо? – испугалась Наташа. - Это как раз тот случай, когда я предпочту вам не ответить, - проворчала Маша. – Но я не запрещаю вам спрашивать об этом у Елены Сергеевны. У неё может быть другое мнение. К тому же, она преподаёт в этой группе. У Елены Сергеевны девушки спросить пока не решились, но все и так понимали, что, вероятнее всего, дела у Юли аховые. Не удивительно, что всё это вместе взятое выбило воспитанниц из колеи, им было трудно сосредоточиться на уроке, хотя они и пытались. Екатерина Альбертовна почувствовала это моментально: к такому рассеянному поведению студенток на своих уроках она не привыкла. Когда уже обсуждали новый материал, преподаватель возмутилась: - Нет, дорогие мои, это просто безобразие! Я совершенно не ощущаю вашего внимания. Мыслями вы находитесь где угодно, но не на уроке! Срочно исправляйтесь! Соня прекрасно понимала, что Екатерина Альбертовна имеет в виду. Сама она вела себя на уроке безупречно, но тоже ощущала напряжённую и нерабочую атмосферу в классе. Наконец, после того, как Даша и Вика одна за другой совершенно невпопад ответили на вопросы преподавателя, Екатерина Альбертовна решительно заявила: - С вами сегодня совершенно невозможно работать! А ещё одна из лучших групп! Записываю всей группе замечание за невнимание и плохую работу на уроке! Я не собираюсь силой настраивать вас на занятия. Урок не засчитывается. Открывайте учебники и читайте четырнадцатый параграф, а я проведу с вами это занятие в другое время, когда вы придёте в норму, и в состоянии будете заниматься добросовестно. Екатерина Альбертовна сразу после этого неудачного урока лично доложила обо всём Елене. Естественно, ответственная воспитательница пришла на отчёт уже довольно рассерженная. Устроив воспитанницам довольно бурное разбирательство, Лена сердито вынесла вердикт: - Вы сорвали Екатерине Альбертовне урок без всяких уважительных причин. Всё, чем вы тут пытались оправдаться – это «детский лепет»! Я возмущена. Екатерина Альбертовна тоже. Мария Александровна, вы что скажете? - Так и есть, - вздохнула Маша. – У них нет никаких смягчающих обстоятельств. Только, Елена Сергеевна… По моим наблюдениям, одна Левченко вела себя безупречно. Была очень внимательная и организованная, отвечала без единой неточности. Лена взглянула на неё: - Вы тоже это подтверждаете? - Тоже? – удивилась Маша. Лена неохотно призналась: - Екатерина Альбертовна это отметила и попросила меня Левченко за этот инцидент не наказывать. Лена посмотрела теперь уже на Соню и продолжала: - Но это только просьба. Она не настаивала. - Так и надо сделать, Елена Сергеевна, - убеждённо произнесла Маша. – Наказывать её совершенно не за что! Соня слегка покраснела. «Ничего мне не светит», - подумала она. Девушка знала, что, если замечание сделано всей группе, то ответственный воспитатель сам решает, наказать ли всех без разбирательства, или всё же попытаться выяснить, а все ли одинаково виноваты, и нет ли возможности кого-нибудь от возмездия освободить. Однако Лена легко согласилась: - Хорошо. «Совсем не понимаю её в последнее время, - мелькнуло у Сони. – Хотя…наверняка она мне что-нибудь покруче приготовила» Лена тем временем тряхнула головой и твёрдо заявила: - Что же, мои дорогие. За срыв урока каждая из вас, кроме Левченко, получит строгую порку. Она на секунду задумалась. - По 30 ремней, без обезболивания, в форме группового наказания. Кроме того, до конца недели я лишаю вас всех развлечений: книг, телевизора, музыки и так далее. Всё свободное время будете проводить в классе, и заниматься уроками и дополнительными заданиями. В спальню выходите только в десять часов, чтобы подготовиться ко сну. Девушки обменивались расстроенными взглядами. - А ты, Логинова, никаких выводов так и не сделала, - сурово отчитывала Лена Настю. – На той неделе ты получила три «напоминания» за невнимательность на лекции. Сегодня у тебя первый день без «напоминания», и ты сразу допускаешь подобное нарушение! Значит, будешь получать их и дальше, так же, перед учебными днями, только уже по 20 ремней. До тех пор, пока не исправишься. До моего особого распоряжения. Настя, я с тобой уже неделю назад очень серьёзно беседовала. Повторять не собираюсь, я не попугай, в конце концов. Если хочешь поставить под угрозу своё освобождение – продолжай в том же духе! Настя стояла перед воспитателем вся пунцовая от стыда и расстройства. - Садись, - холодно велела ей Лена, затем раскрыла телефон и набрала номер Вероники Игоревны, сегодняшней ответственной дежурной по отделению. Ответственные дежурные обязательно присутствовали при всех групповых наказаниях и, при необходимости, принимали в них участие. Соня про себя отметила, что держится Лена сейчас очень профессионально. Девочки совершили серьёзный групповой проступок – и воспитательница сразу ведёт себя совсем по-другому. У неё даже внешность изменилась: строгая необычная причёска, холодный взгляд, непреклонное выражение лица; и разговаривает Лена неумолимо и жёстко. Обычно она на отчётах совсем другая. Это, несомненно, произвело огромное впечатление на воспитанниц: они выглядели необычайно расстроенными и смущёнными. - Вероника Игоревна, - дозвонилась Лена. – Я хочу запросить у вас время для группового наказания. Сегодня это возможно? Вероника уже была в курсе событий, и нисколько не удивилась. - Через десять минут устроит? – лаконично спросила она. - Вполне. Ждём. Лена убрала телефон и строго объявила девушкам: - Сейчас придёт Вероника Игоревна, и начнём наказание. Девочки сидели притихшие и испуганные. Группе уже приходилось переживать подобное, но давно, ещё при Вере Борисовне. - А вы как думали? – повысила голос Лена. – Хотели за фактический срыв урока возмездие по-тихому получить, в кабинете воспитателей? Не получится! Будете все голые стоять на середине, и по одной, по очереди, ложиться на кушетку. Лена махнула рукой в сторону кушетки для наказаний. - И с участием ответственного дежурного воспитателя терпеть строгую порку! Посмотрим, как вам это понравится! А за ужином все сегодня будете у стойки стоять. И не только за ужином, но и потом несколько дней! Никакого обезболивания не получите до тех пор, пока у Екатерины Альбертовны этот урок не отработаете. И пусть всё отделение на вас смотрит! Позор! Одна из лучших групп, и такое себе позволили! У многих девушек в глазах уже стояли слёзы. - Карпова! Даша вскочила. - «Станок» за нарушение бойкота я тебе переношу на среду. А сейчас будешь получать наказание вместе со всеми. - Слушаюсь. - Садись. Левченко! - Да, Елена Сергеевна. Соне вставать было не нужно, после утреннего «напоминания» она и так опять везде стояла. - А ты – переодевайся в халат и отправляйся в класс делать уроки. Когда закончим групповое наказание – получишь причитающуюся тебе «безлимитку» у меня в кабинете. Предупреждаю – после этого ты вряд ли сможешь ещё заниматься, так что иди сейчас, не теряй времени. - Слушаюсь. Соня немедленно направилась к своему шкафчику, внутренне холодея. «Переодеться в халат? Безлимитку» - в кабинете? Почему не при всех, как обычно? Неужели… Боже, конечно! Опять хочет всыпать мне розгами! Нет, только не это! Как бы с ней поговорить, объяснить, что я ничего плохого не хотела?» - Стройтесь на середине! – приказала Лена остальным воспитанницам. Девушки поспешно встали из-за стола и выстроились. - Стойте «смирно», ожидайте дежурного ответственного воспитателя и думайте над своим поведением. Лена с Машей устроились за рабочим столом дежурного воспитателя и занялись своими делами. Вскоре в спальню вошла Вероника Игоревна. Кивнув поднявшимся с мест воспитателям, она подошла к воспитанницам, замершим «смирно» посередине спальни. - Что же вы? – спросила Вероника строго, но с оттенком сочувствия. – Призовая группа! В воскресенье в Большой Оперный едете! У меня по биологии лучше всех успеваете! Я нахвалиться на вас не могла всё это время. И что выкинули? Сорвали урок! Подвели себя под групповое наказание. Девчонки, вы же за первое место боретесь! А лидеры тем от остальных воспитанниц и отличаются, что не позволяют себе «нелидерских» поступков. У них никаких случайностей не бывает! Вероника Игоревна немного помолчала, оглядывая расстроенных девушек, и добавила: - Давайте с вами так договоримся. Сейчас вас от наказания никто спасти не сможет, но пусть это будет для вас уроком. Сделайте выводы, и больше никогда в такой ситуации ни со мной, ни с другими дежурными ответственными воспитателями не встречайтесь. Несмотря на то, что произошло, я в вас верю. А теперь приступим. Раздевайтесь, складывайте одежду на свои кровати и выстраивайтесь снова. Быстро. Пока девушки выполняли распоряжение, Вероника подошла к воспитателям, и они вместе обсудили, как будут проводить наказание. Приговорённые воспитанницы тем временем разделись и, очень смущённые и испуганные, опять стояли на середине спальни. Приказа стоять «смирно» им сейчас не отдавали, да и это было бы для девушек очень трудно. От страха перед неизбежной явно обещающей быть жестокой поркой некоторых из них сотрясала крупная дрожь, у других подгибались колени, почти у всех в глазах блестели слёзы. Да и стоять полностью раздетыми перед строго оглядывающими их воспитателями очень стыдно. Зоя и Настя уже всхлипывали от напряжения и страха, безуспешно пытаясь успокоиться. Лена обычно не приветствовала рыдания и другие проявления слабости перед наказанием, но сейчас решила не вмешиваться – пусть эти слёзы и всхлипывания подчёркивают остроту момента и делают ещё более невыносимым для остальных ожидание своей очереди. - Начнём со старосты, - заявила Лена. – Леонова – на кушетку. - Слушаюсь. Наташа беспрекословно подчинилась. Она в эту трудную минуту держалась гораздо спокойнее и мужественнее одноклассниц. Девушка решила перенести порку как можно достойнее и хоть немного вдохновить остальных своим примером. Однако когда Лена и Вероника подложили Наташе под живот валик и крепко зафиксировали её на кушетке, староста заподозрила, что следовать этому решению будет не так-то просто - и оказалась права. Воспитатели достали из чехлов свои резиновые ремни, встали по обе стороны от кушетки и начали пороть девушку по ягодицам, поочерёдно взмахивая каждая своим «воспитательным инструментом» и с силой опуская его на голое тело. На Наташу посыпался град почти беспрерывных мучительных ударов. Очень скоро попа девушки покраснела и припухла, а ремни хлестали вновь и вновь, жёстко, беспощадно, без всяких перерывов, оставляя на теле багровые следы. Несчастная сначала ещё пыталась стойко терпеть боль, но вскоре силы оказались на исходе. Уже к пятнадцатому удару Наташа громко стонала и извивалась под ударами, а ведь оставалось вытерпеть ещё столько же! Остальные воспитанницы смотрели на всё происходящее с ужасом. Никогда в группе воспитатели не наказывали их вдвоём одновременно, по крайней мере, при Елене Сергеевне. А Наташа раньше терпела все наказания очень мужественно, никаких стонов и криков себе не позволяла. Наблюдая, как сейчас их староста изнемогает и мечется, тщетно пытаясь увернуться от неумолимо опускающихся на тело ремней, девушки дрожали от страха. Если даже Наташка не может терпеть, то, что же будет с ними? Тем временем экзекуция продолжалась. Воспитатели, когда обсуждали детали предстоящего мероприятия, решили не пороть провинившихся по бёдрам. С одной стороны такое решение было гуманным, но с другой – оставшиеся Наташе 15 ударов пришлись на уже основательно избитые, покрасневшие, и так уже покрытые рубцами ягодицы. А, учитывая, что выбор воспитателей пал на довольно строгую методику наказания – «шестой-третий» разряд, который в 204-ой группе вообще практически не применялся, стойко справиться с этим испытанием Наташа не смогла. После двадцатого удара девушка уже кричала в голос и металась на кушетке ещё сильнее. С губ наказываемой едва не срывались мольбы о пощаде. Сдерживало одно: староста твёрдо знала, что это бесполезно. «Только бы вытерпеть!» - лицо Наташи покраснело, из глаз потоком лились слёзы, лоб покрыла испарина. - Тридцать! – заявила, наконец, Вероника и опустила ремень. Лена тщательно обработала всхлипывающей воспитаннице раны спреем «Классик», без обезболивания. Затем воспитатели протёрли свои ремни антисептическими салфетками, что заняло около двух минут. Ещё минута ушла на обработку «воспитательных инструментов» другими салфетками со специальным составом на основе масла, улучшающим свойства резины и способствующим усилению болевых ощущений при наказании. Мария Александровна к этому времени уже освободила Наташу от привязей. Полностью подготовив свой ремень к дальнейшему использованию, Вероника приказала Наташе, которая вертелась и плакала, безуспешно пытаясь справиться с болью: - Полежала – и хватит! Вставай. Освобождай нам рабочее место. - Слушаюсь, - девушка попыталась встать, но тут же, громко застонав, покачала головой. - Не могу! – в голосе звенело отчаяние. – Больно! - Можно подумать, ты «безлимитку» перенесла, - проворчала Вероника, впрочем, совсем не сердито. - Руку! - Слушаюсь! Наказанная послушно протянула Веронике Игоревне руку, и та довольно легко для своей комплекции стащила девушку с кушетки. Наташе при этом было очень больно, к тому же, когда девушка выпрямилась, у неё сильно закружилась голова. Однако пришлось вытерпеть и это! - Встань в строй на своё место! – Вероника указала Наташе на шеренгу замерших от страха воспитанниц. – Стоишь «вольно»! - Слушаюсь. Девушка, еле передвигая ноги и всё ещё всхлипывая, побрела к своему месту, держась за ягодицы и на ходу смахивая ладонью слёзы. Это решение воспитателей возвращать воспитанниц после наказания в строй и разрешить им стоять «вольно» тоже являлось гуманным. Обычно при групповых наказаниях девушек, уже получивших порку, ставили на колени «смирно», с обещанием добавить ещё десять ударов за каждое лишнее движение. Вот это было по-настоящему ужасно! Ни потереть наказанное место, что очень хочется сделать, ни вытереть слёзы в положении «смирно» воспитанницы не могли, да и стоять неподвижно на коленях после жестокого наказания очень трудно. Если бы ответственной дежурной сегодня оказалась не Вероника, а, например, Елизавета или Рената Львовна, то и Ленины воспитанницы не избежали бы этой участи. При разработке стратегии группового наказания окончательное слово было всё же за ответственным дежурным. Мария Александровна нажала на кнопку автоматической обработки кушетки. Тут же из под неё, огибая задний торец, на поверхность выехал специальный катридж, включающий в себя мягкие поролоновые валики, небольшие бачки с анисептиком, пульверизаторы и электропривод. Во время бездействия это приспособление скрыто под поверхностью кушетки в районе ног, а при нажатии на кнопку оно проезжает по поверхности к головной части и обратно, распыляя раствор и обрабатывая кушетку валиками. При этом катридж, как на рельсы, опирается на полозья под боковыми краями кушетки, а, выполнив свою функцию, прячется обратно на своё место. Так произошло и сейчас. Через минуту кушетка была готова принять новую жертву. - Арбелина! Ложись! – Лена решила, что Зою лучше пропустить в первых рядах, учитывая особенности её нервной системы. Длительное ожидание в данном случае могло спровоцировать у этой воспитанницы нервный срыв. - Слушаюсь, - в голосе Зои звенели истерические нотки. Остальные девушки облегчённо вздохнули. Конечно, ожидание – это очень мучительно. Но, когда вот так вызывают…уж пусть лучше кого-нибудь другого. Зоя, укладываясь для порки, уже плакала и подвывала от страха. - Ты помнишь, как я поступаю при плохом поведении во время наказания? – сурово спросила Лена. - Да, - голос девушки дрогнул. Она помнить-то помнила, но не представляла себе, как сможет сейчас вытерпеть то, что ей предстоит. Да ещё вытерпеть так, как требует Елена Сергеевна. Лена с Машей закончили фиксацию и встали по обе стороны от кушетки с ремнями наизготовку. Вероника присела за стол дежурного воспитателя, её ремень лежал на столе. Маша, кивнув Лене на распластанную и изнывающую от страха воспитанницу, демонстративно возвела глаза к потолку. Лена в ответ только пожала плечами. Воспитатели друг друга поняли. Зоя находилась в «Центре» недавно, и никогда ещё не получала порку строже четвёртого разряда. На самом деле не было никакой необходимости применять к ней слишком строгие наказания: у девушки порог болевой чувствительности был очень низкий, и до сих пор присутствовал дикий страх перед физическими воздействиями. Поэтому даже «скромная» обычная порка, применённая к Зое, обычно производила отличный воспитательный эффект. Но при групповом наказании приговор был обязателен к исполнению для всех без исключения провинившихся. «Шестой» так «шестой»! Без снисхождений и поправок на особые обстоятельства.
Forum: Предупреждения хватило Зое только на то время, пока Лена с Машей тщательно закрепляли её ремнями и подкладывали валик. Как только девушку обожгли первые удары, она сразу громко завопила и начала отчаянно извиваться. Вскоре от невыносимой боли Зоя совсем перестала себя контролировать: кричала и визжала так, что у воспитателей закладывало уши. Дикие вопли девушки перемежались с отчаянными восклицаниями: - Не на-а-до! По-жа-а-луйста! Еле-е-на Сергеевна! А-а-а-а! Умоляя-я-ю! Прости-и-те! О-о-о-о-й! Не могу больше-е терпеть! Бо-о-льно! После десяти ударов Лена опустила ремень, сделала Маше знак тоже остановиться и сердито сказала Зое: - Прекрати визги и истерику! Хочешь, чтобы я тебе рот заклеила? Так это запросто! Только вот дополнительные 10 ударов тебе явно не понравятся. - Не на-адо! Простите! – рыдала Зоя, всё же предприняв попытку немного успокоиться. Лена кивнула Маше, и та снова с силой опустила ремень на ягодицы воспитуемой. На теле тут же вспухла очередная багровая полоса, и Зоя моментально забыла о всех своих благих намерениях. Предупреждение в этот раз не сработало. Наказываемая продолжала визжать, умолять о пощаде и вертелась так, что ей удалось даже немного ослабить ремни. Очевидно, непереносимая боль и ужас придали несчастной силы. Лена опять махнула Маше рукой. Порка прекратилась. Лена быстро приложила круглый ключ-таблетку к соответствующему элементу, расположенному сбоку кушетки. Тут же выдвинулся небольшой ящик, откуда воспитательница достала широкую ленту лейкопластыря, предназначенного для применения на лице: телесного цвета, в дырочку, со специальной пропиткой. Ещё мгновение – и полоса пластыря крепко залепила рот Зои. На все действия, включая водворение ленты на место, у Лены ушло не более 30 секунд. Маша тем временем подтянула ремни крепежа и дополнительно зафиксировала воспитанницу за талию. После этого воспитатели хладнокровно отсчитали Зое оставшиеся удары. Воспитанница теперь могла только мычать и проливать слёзы, но боль испытывала по-прежнему невыносимую. - Тридцать! – Лена перевела дух. – Ну вот, Арбелина, если бы вела себя прилично, то на этом бы всё и закончилось. А теперь будешь терпеть ещё десять, за безобразное поведение во время наказания. После этих слов воспитателя с Зоей случилась настоящая истерика: девушка отчаянно мычала, крутила головой, изо всех сил пыталась вырваться из объятий фиксирующих ремней – но всё тщетно! Лена и Маша спокойно ожидали конца этого бунта. Наконец, когда воспитанница, задыхаясь, обессилено уронила голову обратно на кушетку, воспитатели снова пустили ремни в ход. Штрафные десять ударов они отсыпали Зое тоже без всяких поблажек. Всё новые и новые багрово-синие рубцы разукрашивали ягодицы, пересекаясь со старыми. - А теперь – молчи! – Лена осторожно сняла с губ воспитанницы пластырь. – Если не хочешь ещё схлопотать! Ремни воспитатели обрабатывали в полной тишине. «Схлопотать» ещё Зоя явно не хотела. Точно таким же образом, не торопясь, последовательно сменяя друг друга, воспитатели выпороли и остальных. Девушкам, несмотря на сильную боль после строгой порки, приходилось сразу покидать кушетку и вставать обратно в строй. Всё это было ужасно! Наконец, наказание закончилось. Вероника Игоревна внимательно оглядела расстроенных, заплаканных, всхлипывающих воспитанниц. - Не падайте духом и не расстраивайтесь. Сделайте выводы и боритесь дальше. - Как это «не расстраивайтесь»? – возмутилась Лена. – Нет, пусть расстраиваются! И ещё долго об этом вспоминают! - Елена Сергеевна! – с нарочитой строгостью произнесла Вероника. – Я попрошу вас не спорить с ответственным дежурным воспитателем отделения. - Хорошо, Вероника Игоревна, - улыбнулась Лена. - Девчонки, выполняйте моё распоряжение, - сделав акцент на слове «моё», почти по-дружески сказала Вероника. – Всё, Елена Сергеевна, я вас покидаю. Она быстро своей лёгкой изящной походкой вышла из спальни. Лена смотрела на воспитанниц уже без всякой улыбки. - Сейчас приводите себя в порядок и одеваетесь, - приказала она. – После этого у вас ещё останется время всё случившееся между собой обсудить и выработать тактику дальнейшего поведения. Все свободны. Строй тут же распался. Большинство девушек отправились в санблок, некоторые – к своим шкафчикам. - Присмотри за ними, - шепнула Лена Маше. – Я в душ. А потом тебя отпущу. - Хорошо. Через пятнадцать минут Лена уже после душа и в свежей форме опять вышла в спальню. Воспитанницы явно ждали её, собравшись кучкой у одной из кроватей. Увидев воспитательницу, они так же группой робко подошли к ней. - Елена Сергеевна, - начала Наташа Леонова. – Можно мы к вам обратимся? - Конечно. Я вас слушаю. - Елена Сергеевна. Мы все вас просим: пожалуйста, не сердитесь на нас. Этого больше никогда не повторится, мы вам обещаем. Простите нас. - Вы так быстро успели всё обсудить и сделать выводы? – удивилась Лена. - Да. Пожалуйста, не сердитесь, - вразнобой заговорили девушки. - Да я уже не сержусь! – эмоционально воскликнула Лена. – Наказание вы получили, этого достаточно. Но мне за вас очень обидно, понимаете? Обидно, что вы это сделали! Обидно, что пришлось подвергать вас такому позору! Как будто мне это было очень приятно! Понимаете? - Елена Сергеевна, мы понимаем, - ответила за всех Лиза. - Понимаете? – переспросила Лена. – Девчонки, вы, наверное, думаете: «От нас хотят невозможного! Требуют, чтобы мы, находясь в таких условиях, были идеальными, не совершали даже мелких промахов! Как будто мы роботы!» Признайтесь, проскакивают такие мысли? - Да, бывает, - осторожно согласилась Наташа. Остальные молчали. - А почему от вас этого добиваются, вы не задумывались? – продолжала Лена. – Вы не захотели жить по законам нашей страны. Не захотели или не смогли. Вы совершили то, чего в нашем обществе категорически делать нельзя. Причём, совершая эти поступки, вы прекрасно знали, что попадёте сюда. И всё равно не смогли удержаться! У вас не получилось соблюдать законы автоматически, как это получается у большинства ваших сверстников. Значит, теперь наша задача – дать вам чёткие понятия о том, что такое «нельзя». Поэтому здесь такие строгости! И я вам это уже не раз объясняла. Этим мы пытаемся вас спасти от повторных нарушений законов. У нас маленькая, но благополучная страна. Очень благополучная! Вы знаете, сколько желающих жить в Новопоке осаждают наше посольство? Тех, кто готов принять наши законы, нашу мораль, хотят жить без проблем и растить здоровых детей! Общество вообще могло бы не возиться с такими, как вы! Не хотите – не надо! До 21-го года – в поселение, а дальше – скатертью дорога! Но вам дают шанс, понимаете? И никто не хочет, чтобы все ваши мучения оказались напрасными. Учитесь здесь! Если нельзя спать или думать о своём на уроках – значит, нельзя! Вы либо это принимаете, либо получаете строгое наказание. Здесь будет только так! Это установка общества, установка «Системы перевоспитания», и мы, воспитатели, ничего не можем с этим поделать. Как бы нам не хотелось что-то для вас смягчить, мы не имеем на это права, хотя в душе вам и сочувствуем. Поэтому я и говорю, что мне за вас обидно! Только вы сами можете себе помочь сделать свою жизнь здесь более-менее приемлемой. А мне обидно, что я вам этого желаю, а вы сами стараться не хотите! - Елена Сергеевна, мы хотим! – проговорили сразу несколько девушек. - Надеюсь на это, - вздохнула Лена. – Хорошо. В конце концов, я-то как раз за вас. И Мария Александровна с Инной Владимировной тоже. Давайте будем жить дальше. Сейчас займитесь наведением порядка в шкафах и уходом за собой, а потом будете плотно заниматься до самого отбоя. Выполняйте.
Forum: Вскоре в спальню вышла Мария Александровна. Сдав ей воспитанниц, Лена отправилась в класс. Соня, которая в одиночестве выполняла за стойкой письменное задание по химии, тут же повернулась к воспитателю лицом и встала «смирно». Лена пристально разглядывала вытянувшуюся перед ней воспитанницу примерно с минуту, однако эта минута показалась Соне вечностью. Наконец Елена кивнула на дверь кабинета: - Пойдём. - Слушаюсь. Сердце Сони бухало в груди так, что ей казалось, будто это слышит и Лена. В кабинет она вошла буквально на ватных ногах – так сильно боялась. И, как оказалось – не зря! Соне сразу же бросились в глаза аккуратно разложенные на столике рядом с кушеткой красноватые прутья. Такие же мокрые, толстые, длинные, как и в прошлый раз. Десять штук! У девушки потемнело в глазах. Не в силах сделать даже шага вперёд, Соня обессилено прислонилась к стене и невольно согнулась. Липкий страх заполонил её полностью. Несчастная побледнела, губы задрожали, в животе начались сильные спазмы – как тогда, на зачёте. Соня бросила на мучительницу беззащитный и умоляющий взгляд, но Лена смотрела на неё как всегда - холодно и насмешливо. - А ты ожидала чего-нибудь другого? – в голосе воспитательницы угадывалось напряжение. Нет, конечно, другого Соня не ожидала. Была уверена, что опять отведает сегодня розог. Но надежда-то всё же оставалась! А теперь она рухнула! Тем временем взгляд Лены из холодно-насмешливого превратился в гневный. «Она уже на взводе! Только бы не разозлить её ещё больше!» - промелькнуло у Сони. - Нет, Елена Сергеевна, - губы и язык едва слушались хозяйку. - Тем лучше, - Лена спокойно опустилась в кресло, продолжая буравить воспитанницу жёстким взглядом. – Сегодняшнюю «безлимитку» получишь розгами! Предупреждаю, что ударов будет не меньше сотни…а там посмотрим. Безжалостный приговор как будто хлестнул девушку. Соня вздрогнула и едва удержалась на ногах. - Со всеми усилениями! Как я и обещала! Лена постепенно повышала голос. - Слушаюсь, Елена Сергеевна. Соня отчаянно пыталась своей покорностью и чётким выполнением «Правил» хоть как-то смягчить воспитателя, хотя понимала, что хватается за соломинку. - Надеюсь, что воспоминания об этой порке помогут тебе в дальнейшем беспрекословно выполнять приказы воспитателей. А ещё надеюсь, что ты отучишься лезть не в свои дела! Очень надеюсь! – с нажимом повторила Лена. «Упрашивать бесполезно и даже опасно! Она как решила, так и сделает! Боже, помоги вытерпеть!» - У тебя есть сертификаты на 50 единиц, - голос Лены прервал мысли охваченной ужасом воспитанницы. – По «Правилам», этого количества достаточно для покрытия «безлимитки». Если решишь мне сейчас их предъявить, то выиграешь день. Экзекуция в таком случае состоится завтра. К счастью, «безлимитки» у тебя ещё остались, и не одна. «Ждать до завтра – я с ума сойду! Точно не выдержу! Да и она явно настроилась высечь меня сегодня! Отдам сертификаты – разозлится! Может тогда все оставшиеся мне «безлимитки» розгами провести! C неё станется! А так, может быть, пар сегодня выпустит и сжалится…» Не в силах говорить, Соня только покачала головой. - Не отдаёшь? – уточнила Лена. - Нет, - прохрипела Соня. - Тогда раздевайся. И возьми себя в руки. Воспитатель пристально и очень недоброжелательно смотрела на сильно побледневшую воспитанницу. - Силы ещё понадобятся. Воды дать? - Слушаюсь. Не надо. Соня разделась быстро. Этот навык был уже отточен до совершенства. От страха несчастная не ощутила даже никакого стыда, хотя Лена по-прежнему не сводила с неё глаз, хладнокровно наблюдая, как Соня дрожащими руками снимает с себя табличку, халат, трусики, носки, расстёгивает лифчик и складывает всё это на банкетку. Наконец, она выпрямилась и теперь стояла перед Леной полностью раздетая, бледная и ожидала дальнейших распоряжений. Коленки девушки предательски дрожали, руки невольно сжались в кулаки. Страшно было ужасно. Ещё раз смерив воспитанницу с ног до головы холодным взглядом, Лена раскрыла телефон. - Мы готовы. Хорошо. Ждём. Водворив мобильный обратно в карман, воспитатель соизволила объяснить: - Эту порку мы будем проводить вместе с Ириной Викторовной. Вот это был удар! У Сони от внезапно нахлынувшей слабости подкосились ноги. «Надо же было такое придумать! Хочет ещё и унизить меня по полной программе! Да Ирина Викторовна будет счастлива услышать мои вопли! А как они вдвоём мне выдадут – подумать страшно!» - Елена Сергеевна! – вырвалось у Сони. – Но этого не было в вашем «списке»… На лице Лены на секунду промелькнула вполне нормальная улыбка, но тут же исчезла. - Хорошо держишься, - похвалила она. – Даже в такую минуту находишь в себе силы шутить. - Да какие шутки? – простонала Соня. - А в этот раз действительно никаких шуток не предвидится, - согласилась Лена. – Всё будет серьёзно. Надолго свою выходку запомнишь! От угрожающего тона воспитателя у Сони по спине поползли мурашки. Девушка уже понимала, что так и будет. - А список дополнить я вполне имела право, - усмехнулась Лена. Открылась дверь, и в кабинет вошла Ирина Викторовна в форме ночного воспитателя: чёрном брючном костюме. Рукава элегантной блузы длиной три четверти имели свободный покрой, что давало воспитателю возможность беспрепятственно совершать движения рукой любой амплитуды. Тёмные волосы Ирины Викторовны длиной чуть ниже мочек ушей лежали свободно и гармонировали с такими же тёмными живыми глазами. Соня едва нашла в себе силы почтительно поздороваться. Окинув насмешливым взглядом голую, явно испуганную, вспыхнувшую от стыда воспитанницу, Ирина Викторовна кивнула в ответ. - Что, Левченко, допрыгалась до существенных неприятностей? Несмотря на то, что вопрос был явно риторическим, попробуй не ответь на него по «Правилам»! - Да, Ирина Викторовна, - голос Сони дрожал. - А я согласна с Еленой Сергеевной. Ирина Викторовна повернулась к зеркалу, оказавшись спиной к Соне, достала из кармана красный бархатный зажим, ловко собрала волосы вместе с чёлкой в один пучок и закрепила. Проделывая это, она и через зеркало не упускала Соню из виду. - В субботу ты не выполнила мой приказ и ответила мне неподобающим образом. Тебе удалось избежать существенной части наказания за эти поступки благодаря сертификатам одноклассниц. И это, дорогая, явно не пошло тебе на пользу! Буквально через несколько дней ты посмела не выполнить приказ своего дежурного воспитателя! Как это называется? Ирина Викторовна уже с новой, преобразившей её причёской, подошла вплотную к Соне и окинула девушку цепким взглядом. В зале для наказаний воспитатель обычно не убирала чёлку. Сейчас её высокий лоб был открыт, карие глаза смотрели требовательно. - Простите, Ирина Викторовна, я виновата, - Соня всё ещё находила силы отвечать почтительно. - Отвечу тебе цитатой из классики. «Высеку – прощу!» Горького читала? - Да. - Отлично. Елена Сергеевна, я готова. Лена во время этого разговора тоже успела как следует закрепить волосы. «Основательно готовятся!» - мелькнуло у Сони. - Ложись. - Слушаюсь. «Начинается!» Соня без промедления выполнила указание. Воспитатели подошли к кушетке и быстро, действуя молча, но очень слаженно, крепко зафиксировали Соню ремнями, не забыв подложить под живот валик. Ноги развели и закрепили каждую отдельно, как и обещала Елена. Оказавшись в такой унизительной, уязвимой и удобной для порки позе, Соня испытала настоящий ужас. «Мне не вытерпеть! Ни за что!» Девушка волевым усилием заставила себя не вертеть попой, но физиологию перебороть не удалось. Всё тело одномоментно покрылось «гусиной кожей». - Что, Левченко, совсем перетрусила? – заметив это, ехидно поинтересовалась Ирина Викторовна. «Ну, зачем издевается? И так знает!» - Да, Ирина Викторовна. «Подавись!» В этот раз Соне удалось, несмотря на сильное эмоциональное напряжение, поставить защитный барьер, не пропускающий мысли наружу. - А кто бы на её месте не перетрусил? – вроде как вступилась Лена. – Она ещё неплохо держится! - Ничего! – Ирина Викторовна тщательно выбрала себе прут потолще и с удовольствием, медленно провела им плашмя по спине и ягодицам Сони, явно для ещё большего устрашения. На тело с розги скатились капли рассола. Девушка задрожала крупной дрожью от холода и страха. - Скоро никакого страха не останется, - заверила воспитатель. – И стыда тоже. Совсем другие будут чувства. «Да начинайте уже скорее!» - изнывала несчастная приговорённая. - Елена Сергеевна! А десяти прутьев нам хватит? – услышала Соня. - Хватит! – голос Лены звучал уверенно. – Это же краснотал! И в рассоле неделю вымачивался. А, если вдруг и не хватит – ещё есть. Пойду и достану. - Да. Краснотал, - Ирина Викторовна уважительно качнула головой. – Хорошая штука. Его, наверное, не так давно на спецаллее насадили? Когда я работала «ответственной» - мы больше бузиной или орешником пользовались. Тоже неплохо, но краснотал – это сила! В руках держишь – он не пружинит, а как-то очень вязко себя ведёт, а вот при ударе прямо липнет к телу. Повезло тебе! Воспитатель легонько хлопнула Соню розгой по ягодицам. Совсем легонько. Не больно. Но страшно – жуть! - Что, Ирина Викторовна, приступим? Лена тоже выбрала себе прут. - Охотно! «Я справлюсь! – вертелась у Сони мысль. – Я уже знаю эту боль, знаю, чего ожидать! Вытерплю и постараюсь вести себя достойно. Постараюсь. Постараюсь» Соня твердила про себя эти слова, как заклинание. «Постараюсь! Поста…» Первый, и сразу очень жестокий удар двух розог одновременно резко обжёг ягодицы, совершенно ошеломив Соню и заставив тут же забыть о своих намерениях. Нет! Такой боли она ещё не знала! В прошлый понедельник и валика под животом не было, и прутья вымачивались в рассоле всего несколько часов, да и Лена, проводя порку, всё-таки осторожничала, не желая неприятностей на свою голову. Зато теперь она явно вложила в этот первый удар все обуревавшие её чувства к распластанному перед ней врагу! И Ирина Викторовна не отстала! А поскольку розги обрушились на беззащитное тело одновременно – боль Соня испытала такую, что даже потом, вспоминая, не смогла описать её словами. Удар как будто разорвал тело напополам! Глаза Сони буквально вылезли из орбит. Наказываемая не могла не только крикнуть, но даже вздохнуть! Воспитателей, впрочем, это нисколько не удивило. Они дали воспитаннице немного времени, чтобы та смогла всё-таки хоть как-то глотнуть воздух. Затем Лена, как и в первый раз, кивнула своей напарнице. Экзекуторши одновременно взмахнули розгами и по второму кивку синхронно с силой снова опустили их на удобно подставленные ягодицы. Две новые багрово-красные полосы загорелись на попе чуть ниже первых. Соня только немного дёрнулась. В этот раз она была привязана настолько основательно, что даже шевелиться имела возможность именно чуть-чуть. И кричать девушка ещё не могла – настолько была шокирована лютой болью, заполонившей всё существо. Дальше такие же двойные удары последовали без всяких перерывов, один за другим – сильные, хлёсткие, безжалостные. Только после третьего у Сони, наконец, вырвался из горла короткий, какой-то недоумённый вскрик, а после пятого она уже кричала в полную силу. Кричала так, что не хватало воздуха. Ни о каких стонах в этот раз даже и речь не шла! Терпеть эту пытку было абсолютно невыносимо! Очень быстро Соня поняла, что ни черта она не выдержит: мучители решили её не щадить. Несчастная кричала, выла и металась под привязями. Розги ложились на тело жертвы абсолютно синхронно, разукрашивая ягодицы почти параллельными аккуратными багровыми рубцами. Выдав вопящей и мечущейся воспитаннице двадцать этих ужасных двойных ударов, экзекуторши остановились. Только сейчас Соне удалось сделать по-настоящему глубокий вдох. Сопротивление и мужество наказываемой были полностью сломлены. Что-то говорить, просить, умолять она просто не могла! В голове проносились обрывки мыслей: «Если…все сто…вот так…то это же…насмерть! Дура… Кто за язык тянул! Это она из-за Инны… Я её недооценила…» Если бы Лене удалось прочитать эти мысли отчаявшейся воспитанницы, она бы в очередной раз убедилась: не зря даже в Библии розга названа «исправительной». В этот момент Соня совершенно искренне раскаивалась, что посмела советовать Инне и решилась пойти против Лены.
Forum: Позволив жертве передохнуть примерно с минуту, Лена взмахнула свежей розгой и крепко впечатала её точь-в-точь в след от своего первого удара. Боль получилась ослепляющей. Соня отчаянно взвыла и задёргалась. Но это было ещё не всё! Убедившись, что прут краснотала хорошо впился в тело, Лена неторопливо, но с достаточной силой направила руку к своему бедру, оттягивая за собой розгу. Соне показалось, что с неё содрали хороший кусок кожи. «Обещанная оттяжка!» - эта мысль промелькнула где-то в глубине мозга, но её заглушил собственный дикий вопль. Продолжая кричать, девушка непроизвольно завертела попой так сильно, как только смогла, но всё же нашла в себе силы прохрипеть: - Не на-а-а-до! Прохрипела Соня это на выдохе, воздуха в лёгких почти не осталось. В глазах потемнело. - Не понравилось, - усмехнулась Ирина Викторовна. – Пощады просишь? Надо же! Значит, и тебя можно чем-то пронять. Воспитатель быстро, но внимательно осмотрела свой прут. - Да нет, голубушка, как раз надо! Проучить тебя в этот раз необходимо как следует! А ну-ка быстро делай вдох-выдох! Соня послушно глубоко задышала, втайне надеясь пусть не на пощаду, но хоть на какое-то послабление. Однако Ирина Викторовна, убедившись, что наказываемая восстановила дыхание, тут же прицельно послала свою розгу в следующий след от удара, и тоже с силой оттянула. Ответом был ещё один пронзительный вопль. Следующие восемнадцать ударов оказались точно такими же. Воспитатели не очень торопились, внимательно следили за дыханием провинившейся, удары клали чётко по недавно вздувшимся полосам и каждый раз применяли оттяжку. Если и случались пару раз незначительные промашки – Соне это облегчения не приносило. Обжигая тело между багрово-синими рубцами, розга возобновляла сильную боль и в них, и страдания несчастной многократно усиливались. Кожа на ягодицах в некоторых местах уже была содрана, показалась первая кровь. К моменту наступления очередного перерыва Соня уже не верила, что выживет под этими розгами! Во время небольшой передышки воспитатели, не разговаривая друг с другом, выбрали себе новые прутья, а Соня продолжала подвывать, всхлипывать и судорожно сжимать и расслаблять ягодицы. Она поняла, что Лена с Ириной Викторовной проработали стратегию порки заранее. Теперь им нет необходимости что-то обсуждать по ходу дела: они хладнокровно доведут до конца всё, что задумали. Соня не знала, что воспитатели не только обсудили методику, но и основательно потренировались сегодня днём в спецзале на манекене, отработав малейшие нюансы. Опять свистнула розга – и прут Лены с силой опустился на правое бедро Сони. На этот раз без оттяжки, но боль всё равно адская! К тому же Лена не подняла розгу сразу, а подержала на теле несколько секунд, что значительно усугубило мучения несчастной. Всё это время девушка непрерывно кричала и отчаянно извивалась, пытаясь сбросить прут с тела. Конечно, безуспешно! А как только Лена, наконец, сняла своё орудие возмездия с бедра Сони, почти сразу Ирина Викторовна добавила точно такой же удар слева. Обжигающая боль просто раздирала тело на части, нежная кожа бёдер покрывалась всё новыми рубцами. Розги беспрерывно ложились каждый раз всё ниже и ниже, так же, как и при первом ударе, обнимали бёдра девушки некоторое время, затем, не торопясь, снова поднимались вверх. Правда, воспитатели били сейчас поочерёдно. Ноги Сони постепенно покрывались ровными красными полосами, а на внутренних сторонах бёдер, куда попадал кончик прута, появлялись аккуратные точечки более насыщенного багрового цвета. Эту пронзительную боль терпеть было совсем невозможно! Соне даже не верилось, что это она так кричит и мечется, изо всех сил инстинктивно стараясь освободиться от привязей. Безжалостные удары никак не прекращались. Соне казалось, что кожа на ягодицах и бёдрах у неё уже полностью содрана – так всё горело и болело. К тому же, именно теперь слёзы потекли потоком, часть их обильно выливалась и из носа. Поскольку Соня непрерывно вопила, из раскрытого рта таким же ручьём текли слюни. Кушетка под головой воспитанницы уже была полностью мокрой. Опять передышка. Лена невозмутимо вытерла зарёванной беспомощной девушке лицо мягкой бумажной салфеткой, затем снизу за лоб приподняла ей голову и другой салфеткой осушила намокшую часть кушетки. - Ну, что, Левченко, у тебя понемногу пропадает желание не выполнять приказы воспитателей? – услышала Соня голос мучительницы. - Да-а-а… Уже совсем пропало, - обессилено прохрипела девушка. Она не могла, просто не могла терпеть дальше эту пытку! - Пожа-а-луйста, Елена Сергеевна, хва-а-тит! Сжальтесь, прошу вас! – прорыдала Соня. - Да где там хватит! – усмехнулась Ирина Викторовна и с явным удовольствием взяла со стола свежий толстый прут – гладкий, длинный, без сучков и неровностей. – Ещё только шестьдесят. - Всё получишь, по полной программе, - подтвердила Лена. Она внимательно осмотрела свою розгу и решила, что она ещё годится. На этот раз Соне позволили передохнуть побольше. Отдышаться воспитанница успела, но моральные страдания испытывала невообразимые! Когда абсолютно точно знаешь, что совсем скоро и так уже невыносимо горящее огнём тело будут опять хлестать прутья, и нет никакой надежды на милость и жалость…ожидание перенести трудно. Однако когда это ожидание закончилось, и воспитатели снова заняли свои места по обе стороны кушетки, животный страх и ужас охватили Соню с новой силой. И не зря. Следующие десять ударов экзекуторши нанесли девушке опять по бёдрам. Начали снизу, почти от подколенной ямки, и постепенно поднимались вверх. Били сильно, с оттяжкой, поочерёдно, интервалы между ударами выдерживали 2-3 секунды. На Соню будто сплошным потоком лился обжигающий ливень! Несчастная уже не различала отдельные удары: раздирающая боль не отпускала ни на секунду! Соня давно уже орала в полный голос и ничего не могла с собой поделать. Да, собственно, она и не пыталась – было не до этого. И присутствие Ирины Викторовны теперь нисколько не смущало. Какая разница? Избавиться бы от этой боли! Два последних в этой серии удара были нанесены воспитателями точно по нежным подъягодичным складкам. По телу Сони как будто пропустили ток! Она отчаянно завизжала тонким голосом, в попытке вырваться, увернуться сильно дёрнулась, но тщетно! Зато наступила очередная передышка. «Что делать? - лихорадочно думала девушка, немного переведя дух. – Умолять их бесполезно. Они обе меня ненавидят! Но ещё как минимум 30 ударов! Да я просто не выдержу!» Додумать Соне не дали. Опять противно свистнула розга и неотвратимо опустилась на уже и так сильно иссечённые ягодицы, и почти тут же следующая! Эти 10 ударов воспитатели клали, особо не прицеливаясь, да и необходимости в этом не было. Попа воспитанницы приобрела пунцовый цвет и была почти полностью исполосована. Розги ложились на избитые места, причиняя провинившейся невообразимые страдания. Багровые и синие рубцы наслаивались друг на друга, пересекались, кровь выступила уже во многих местах, особенно в участках пересечений. Соня думала, что её вопли слышны даже в самом дальнем уголке парка. Из глаз, носа и рта снова текло непрерывным потоком, лицо побагровело, даже мочки ушей стали пунцовыми. - Ну, всё-всё! Успокойся, - Лена потрясла захлёбывающуюся от рыданий воспитанницу за плечо. – Давай поговорим. Соня замолчала почти мгновенно. В груди затеплилась надежда. «Неужели пощадит???» Ирина Викторовна отложила прут, обошла кушетку и встала рядом с Леной. - Так, моя дорогая, - от Лены ощутимо веяло холодом, и голос был соответствующий. – Ты сделала выводы? - Да! – это был отчаянный крик. – Простите, Елена Сергеевна! Я больше не буду! Обещаю! - Уточни, - жёстко потребовала воспитатель. – Что именно ты «не будешь»? Длинный страшный прут, который Лена так и держала в руке, маячил прямо у Сони перед глазами. Девушка судорожно вздохнула и громко на одном дыхании скороговоркой выпалила: - Я больше никогда не посмею не выполнить приказ воспитателя! Никогда! Честное слово! Простите! Голос Сони в конце сорвался на крик. - А, если посмеешь, то будешь теперь знать, что тебя ожидает, не так ли? «Какая противная у неё усмешка!» - Да, Елена Сергеевна! К горлу воспитанницы опять подступали рыдания. - Ещё выводы! Или это всё? – тон Лены был явно угрожающим. - Нет! Не всё! – торопливо воскликнула Соня. – Я буду вести себя скромно! И никогда не позволю себе лезть не в свои дела! Простите меня! Пожалуйста! Ну, пожа-а-луйста-а! Умоляю! Соня уже опять плакала, не в силах сдержаться. Ирина Викторовна удивлённо взглянула на Лену, явно не понимая, о чём идёт речь, но та только с явным удовлетворением кивнула. - Что же, будем надеяться, что и этот урок пойдёт тебе на пользу. Выводы ты сделала правильные. А сейчас мы всё это закрепим. Она кивнула Ирине Викторовне, та взяла новый прут, опять выбрав их двух оставшихся потолще, и вернулась на свое место. - Не надо больше. Умоляю, - громко попросить Соня не смогла. Была парализована ужасом. Получилось тихо, но очень проникновенно. - Тебя в своё время тоже умоляли, - не удержалась Лена, уже взмахивая своей розгой. – Так что, не обессудь. Получаешь то, что заслужила. С этими словами она с силой хлестнула воспитанницу поперёк спины. Розги по спине Соня раньше не получала, и даже представить себе не могла, как это ужасно! Боль оказалась совсем другой – но ещё более мучительной! Девушка отчаянно закричала, чувствуя, что у неё перехватывает дыхание. Выждав, когда пронзительный вопль наказываемой чуть ослабеет, точно такой же удар слева нанесла Ирина Викторовна. И дальше их последовало ещё восемнадцать: хлёстких, неторопливых, жутких. Сначала прутья ложились параллельно, всё ниже и ниже, потом воспитатели стали пороть наискосок, и вскоре вся спина Сони оказалась разукрашена красными рубцами. Там, где кожа лопалась - выступала кровь. Воспитанница сходила с ума от боли! Даже сил вопить уже не осталось: из горла вырывалось какое - то звериное рычание. - Хорошо запомнила? – голос Лены слышался как бы издалека. - Да-а-а-а, – ответом был протяжный жалобный стон. - Надеюсь! – Лена с силой отшвырнула розгу в угол кабинета и обессилено опустилась в ближайшее кресло. Эта часть порки потребовала от неё особенного напряжения. – Думаю, на сегодня тебе будет достаточно.
Forum: Соня поняла, что наказание закончилось, но пока не испытала особого облегчения. Всё тело ужасно горело и саднило, а только что иссечённая спина как будто полыхала ярким пламенем! Одновременно девушка начала испытывать возрастающий зуд в израненных местах. Воспитанница продолжала рыдать и всхлипывать, в отчаянии вертела головой, размазывая по кушетке слёзы и слюни. Лена немного посидела в кресле, приходя в себя. Она с удивлением ощущала, что, как и во время прошлой экзекуции, именно уже по окончании наказания на неё нахлынула новая волна злости на Соню и ненависти к ней. «Нелогично, - думала Лена, поглядывая на совершенно измученную и практически сломленную воспитанницу. – Она здорово получила! По идее, я должна хоть немного ей посочувствовать!» Но сочувствия не было, и это даже немного испугало воспитательницу. Ирина Викторовна бросила на Лену быстрый взгляд и понимающе улыбнулась. Она была неплохим психологом и почувствовала настроение молодой коллеги. - Обрабатываем чем, Елена Сергеевна? – Ирина Викторовна быстро собрала все использованные прутья. – «Сывороткой правды»? При этих словах и так совершенно измученную Соню накрыла новая волна отчаяния. - Не-е-т! Елена Сергеевна, пожалуйста, не надо! Соня знала про это жгучее средство, в состав которого входил нонивамид, синтетический аналог действующего начала красного перца. Если обработать свежие раны такой мазью… нет, это будет сродни ужасным средневековым пыткам! А ведь воспитатели вполне могут это сделать. Официально, по всем инструкциям, так называемая «сыворотка правды» - средство, помогающее рассасывать гематомы, возникающие после ударов. - Да помолчи ты! – с досадой отмахнулась Лена. – Ирина Викторовна! Я думаю, это мы оставим на какой-нибудь другой раз. Сегодня ей хватит впечатлений. Давайте используем обычный «Классик», без обезболивания. Ирина Викторовна кивнула, неторопливо подошла к Соне, вытерла салфеткой мокрое лицо девушки, другую салфетку постелила на промокшую часть кушетки - Соне под голову. От унижения и всё ещё не прекращающейся боли девушка разрыдалась с новой силой. - Успокойся. Всё закончилось. И «сыворотка правды» тебе не грозит, - вполне доброжелательно сказала Соне воспитатель. Соня, стараясь сдерживать льющиеся потоком слёзы, одновременно боковым зрением наблюдала за Ириной Викторовной. «Теперь она довольна! Заставила меня всё-таки орать под её ударами, и теперь наслаждается моим унижением, моими слезами! Надо же! Красивая молодая женщина! Ну зачем ей-то надо меня мучить? Хотя…может быть, теперь будет ко мне «на коленях» чуть мягче относиться?» Как выяснится уже совсем скоро, Соня зря на это надеялась. Ирина Викторовна, не торопясь, достала из кармана баллончик и обработала наказанной иссечённые места. Хотя «Классик» не содержал обезболивающих компонентов, от обработки холодным спреем Соне стало немного полегче. Затем Ирина Викторовна один за другим открепила фиксирующие ремни. Теперь Соня была свободна от привязей, но даже не пошевелилась, не попыталась поглубже вздохнуть или принять более удобную позу. Лежала неподвижно и ожидала дальнейших распоряжений. - Елена Сергеевна, я пойду? – Ирина Викторовна взглянула на часы. – Мне скоро на пост заступать, а ещё хотелось бы себя в порядок привести. Она улыбнулась, сняла зажим, тряхнула головой, отбрасывая назад непослушную чёлку. Карие глаза Ирины Викторовны блестели, на щеках Соня увидела ямочки; тёмные волосы немного растрепались, но в этом явно был како-то шарм. Сейчас воспитатель выглядела совсем не так, как обычно в зале для наказаний. Там она всегда строгая, хладнокровная, неприступная, собранная. « Получила удовольствие от моей порки, - поняла Соня. – Интересно, а как она тест прошла в «Систему»? Ведь на скрытый садизм тоже должны проверять!» - Конечно, Ирина Викторовна. Большое спасибо! Лена всё ещё сидела в кресле. - Всегда к вашим услугам. Левченко, до вечера! – воспитатель насмешливо взглянула на обессиленную воспитанницу и вышла из кабинета. Соня тут же повернула голову к Лене. Пока воспитательницы находились по обе стороны от кушетки, девушка могла смотреть в любую сторону. Но сейчас Соня уже не имела права лежать, повернувшись к Лене затылком. Встретившись с Леной глазами, Соня невольно вздрогнула. Воспитатель смотрела на неё с неприкрытой ненавистью. - Что, дрянь, получила по заслугам? – в голосе Лены ненависти было ещё больше. - Да, Елена Сергеевна, - Соня ответила без задержки, но по спине поползли мурашки. «Совсем дело плохо! Такого ещё не было. Никогда она меня так не называла! И взглядом ненавидящим не испепеляла, особенно после наказания такого жуткого. Видимо, здорово я её зацепила своим поступком. Ну, всё! Можно готовиться к смерти. Запорет своим красноталом! И никто не вступится! Как же – пункт 14/8. Имеет право, по своему усмотрению», - эти мысли с быстротой молнии проносились в воспалённом мозгу измученной воспитанницы. Соня прекрасно ощущала мощные флюиды негативной энергии, исходящие от Лены и направленные прямиком на неё. Девушка вплотную интересовалась биоэнергетикой и знала, как это опасно, но сейчас у неё не было сил выставить какой-то защитный барьер. Тем не менее Соня предприняла попытку хоть как-то облегчить своё положение. - Елена Сергеевна! – с отчаянием проговорила она. – Пожалуйста, простите меня! Я очень перед вами виновата, но я не хотела ничего плохого! Глаза Лены гневно сверкнули, она вскочила с кресла и в мгновение ока оказалась рядом с кушеткой. Соня от страха невольно зажмурилась, ожидая пощёчины, но, вспомнив инструкцию, тут же открыла глаза. На столике лежала ещё одна, последняя розга. Этого вполне хватит, если Соня даст воспитателю хоть малейший повод! Лена резко схватила девушку за плечо и практически сдёрнула с кушетки. - Вставай! Быстро! - Ой! – острая боль пронзила тело. В глазах потемнело. – Слушаюсь, - не забыла Соня, а слёзы уже опять текли ручьём. Без всяких церемоний Лена отволокла голую, не сопротивляющуюся, покорную воспитанницу в зону отдыха, закрыла перегородку и только тогда отпустила плечо девушки. Соня пошатнулась и обессилено прислонилась к стене спиной. Было больно и до ужаса страшно. - Не хотела плохого, говоришь? – гневно закричала Лена. – Мерзавка! У тебя ещё хватает наглости оправдываться и увиливать! Даже после такой порки! Значит, мало тебе досталось! Так вот, ты ещё и не так пожалеешь о своём поступке! Но предупреждаю: если ещё раз посмеешь вмешаться в мои дела – я тебя совсем уничтожу! Ещё даже не догадываешься, как тебе придётся плохо! «Куда уж хуже!» - мелькнуло у Сони. - Я всё обдумала и решила, как с тобой поступлю! – Лена в гневе сжала кулаки и не сводила с Сони глаз. – Воспитателем ты хочешь стать? Не мечтай больше об этом! Я тебе все возможности перекрою! Из нарушений не вылезешь, и ничего поделать не сможешь! Пороть тебя буду теперь только розгами! При всех! Беспощадно! Так, как сегодня, поняла? За любую ерунду! На ремень можешь больше не рассчитывать! И в карцер при первой же возможности отправишься! А то «однохвосткой» тебе ещё не доставалось, правда? Исправим эту несправедливость! Услышав это, Соня резко побледнела и ещё сильнее вжалась в стенку. Сразу же молнией пронзила острая боль в иссечённом теле. - Елена Сергеевна, - жалобно всхлипнула несчастная. - Ты рассчитывала и здесь разрушить мне жизнь? - гневно перебила Лена. – Так вот, отдача замучает! Теперь я тебе настоящую войну объявляю, поняла? И сразу говорю: никаких у тебя нет шансов! Лена немного перевела дух, но глаза её по-прежнему метали молнии. - Да, я обещала твоей маме изменить к тебе отношение и помочь стать сотрудником. Но теперь, после того, что ты сделала, даже она меня поймёт, я уверена. И не осудит! Гадина! Да, я изменю отношение! Вот только в другую сторону. Если надо будет – поступлюсь своими принципами! Утром я тебя пожалела, но теперь ты запомнишь свою подлость! Сама себе всё испортила! Соня стояла совершенно ошеломлённая и обессиленная. Лена отошла к круглому столику, используемому воспитателями для перекусов и кофейных пауз, налила из красного стеклянного кувшина в стакан воды и залпом выпила. Покосившись на Соню, наполнила водой ещё один стакан и подошла с ним к девушке. - Пей! - Слушаюсь. Спасибо. Соня жадно пила, пытаясь привести в порядок мысли и продумать тактику защиты. «Так я и знала! Она считает, что я целенаправленно действовала против неё. Но это не так! Не так! А как её убедить?» - Елена Сергеевна, - Соня допила воду, пустой стакан дрожал в руках. – Пожалуйста, выслушайте меня! - У меня нет никакого желания тебя слушать! – Лена опять завелась. – Я всё сказала, и теперь ты знаешь, чего ожидать! Лена выглядела настолько разъярённой, что Соня не посмела настаивать. Стояла молча, опустив голову. Метнув на воспитанницу очередной гневный взгляд, Лена, наконец, заметила, что вид у Соньки совершенно жалкий. Как ни была воспитательница рассержена, но всё-таки что-то кольнуло у неё в сердце. Лена вспомнила, какой день по её милости сегодня пришлось пережить Соне. Утром - «напоминание», во время которого с девушкой случилась истерика, сейчас – жестокая порка розгами, а ведь на сегодня программа ещё не закончена! Посмевшую проявить наглость воспитанницу ожидали очередные нешуточные неприятности. «Ладно. Возьмём тайм-аут. Пусть отдохнёт и проникнется ужасом своего положения», - решила Лена. - Лицом к стене! - Слушаюсь. Лена внимательно осмотрела разукрашенное багрово-синими рубцами тело воспитанницы, ощущая удовлетворение. «Надолго запомнит» - Одеваться тебе пока запрещаю. Душ принимать тоже, это помешает действию антисептика. Умойся, и до ужина можешь отлёживаться. - Слушаюсь. Соня, обернувшись, бросила на Лену умоляющий взгляд. - Елена Сергеевна, можно я… - Убирайся с моих глаз, пока ещё не получила! – Лена рассвирепела мгновенно. Открыла перегородку и вытолкнула Соню в кабинет. - Слушаюсь! – девушка дрожащими руками надела на шею табличку с «Бойкотом», подхватила с банкетки халат и бельё и побрела к выходу, еле переставляя ноги. Каждый шаг отдавался болью. Лена настигла её у дверей и сунула в руки учётную карточку. - Вон! Под это напутствие Соня покинула кабинет. В спальне, к счастью, никого не было. Соня положила карточку на стол дежурного воспитателя и тихонько, морщась от боли, поплелась в санблок. Она с трудом заставляла себя передвигать ноги – бёдра были иссечены и сзади, и изнутри. Идти обычной походкой возможности не было, приходилось раздвигать ноги и неуклюже шаркать ими по полу. «А что завтра утром будет? Вообще не встану!» Соня по опыту знала, что после перенесённого вечером жестокого наказания особенно плохо бывает на следующее утро.
Forum: В санблоке находились в это время только Лиза и Даша, которые только что приняли душ и совсем не спешили возвращаться в класс. Лиза, высокая фигуристая девушка с нежной белой кожей, лениво вытиралась широким голубым махровым полотенцем. Повернувшись спиной к большому зеркалу и оглядываясь, Лиза внимательно и с неудовольствием рассмотрела в нём свои ягодицы. Ничего утешительного воспитанница не увидела. После сегодняшней суровой порки резиновым ремнём на попе буквально не осталось живого места. Синие широкие гематомы пересекались и наслаивались друг на друга, составляя резкий контраст с белой кожей нетронутых участков. Случайно коснувшись полотенцем одного из рубцов, Лиза охнула и поморщилась. Даша уже вытерлась и заканчивала одеваться. Она застегнула молнию форменного платья, с трудом, так как наклоняться было ещё больно, натянула носки. Увидев вошедшую Соню, одноклассницы мельком взглянули на неё и тут же отвернулись. Отвечать за нарушение бойкота никому из них не хотелось. Особенно Даше, над которой и так висела уже порка на станке за подобный вчерашний поступок. Однако обе девушки отметили про себя, что Соня выглядит плачевно. - Вот блин! - сокрушалась Лиза. – Опять задницу разукрасили! Теперь пока ещё следы исчезнут. Девушка понизила голос. - Конечно! Единственное предназначение здесь наших задниц – чтобы ремень по ним хлестал. - Да расслабься ты, Лизка, - махнула рукой Даша. – Перед кем нам красоваться? - Да мы с тобой уже и докрасовались, - усмехнулась она. – Я тут три года мучаюсь. Ты – больше двух. А кто здесь увидит наши задницы, кроме воспитателей? - А меня это бесит! Лиза сердито отшвырнула полотенце на скамейку, куда воспитанницы, принимая душ, обычно складывали одежду. - Пусть бы только били! Но я не хочу, чтобы уродовали моё красивое тело! Не для этого оно предназначено! - Вот как? – прищурилась Даша. – А ты не забыла, что именно из-за своих красивых тел мы сюда и попали! Да ещё из-за отсутствия мозгов! И нам с тобой ещё два с половиной года здесь… Слова застряли у Даши в горле. В этот момент Соня с трудом добрела до своего умывальника и теперь стояла спиной к подругам. Лиза не удивилась внезапно наступившей паузе: ей в зеркало было отлично видно, в каком состоянии находятся ягодицы и бёдра Сони. Свои проблемы тут же ушли у девушки на второй план. «С ума сойти! Да я бы повесилась!» Лиза испытала настоящий шок. «Бедная Сонька! Нет, ну должен быть какой-то предел! Это уж слишком!» Соня открыла кран, набрала полную пригоршню холодной воды и с наслаждением охладила разгорячённое лицо. Эту процедуру она повторила несколько раз. Даша немного пришла в себя и изумлённо выдохнула, обращаясь к Лизе: - Лиз! Она её опять розгами! Ещё и по бёдрам! За что же? Ведь она ни в чём новом не провинилась! Наоборот, на истории только к ней претензий не было! - За что? – Лиза сердито нахмурилась. – Ты же слышала на отчёте? Просто очередная «безлимитка». Вот вздумалось Елене Сергеевне её розгами провести – и всё! Что Сонька могла сделать? Ничего! Только терпеть! Мы же абсолютно бесправны! Чего от воспитателей ещё можно ожидать? Да ничего, кроме порки. - А тебе бы чего хотелось? – подколола Даша. Лиза бросила на подругу озорной взгляд. - Чего? – она подошла к скамейке и взяла с неё свои трусики. – Дашка, мы сейчас находимся в самом расцвете своей молодости и красоты, понимаешь? - Кому объясняешь? – вздохнула Даша. - Ну так вот, хочется ведь какой-то ласки! Скажи, что нет? Пусть хоть и от воспитателей. А тут…только ремень… Лиза улыбнулась, подошла поближе к подруге и шепнула ей на ухо: - Разве что попу иногда кремом помажут. Да и то всегда или в перчатках, или шпателем! Весь кайф теряется. Даша вздрогнула и бросила испуганный взгляд под потолок, на камеру. - С ума сошла? – тихо возмутилась она. – Что болтаешь? - А достало всё! Лиза бросила трусики обратно на скамейку и снова подошла к зеркалу. - Пусть наказывают! Перетерплю! И так задница вся в синяках, теперь уже всё равно. В голосе девушки сквозило отчаяние напополам с бравадой. Соня, которая всё прекрасно слышала, напряглась, но не посмела даже обернуться к одноклассницам. «Лизку понесло! Но я ничем не могу помочь. Хоть бы Даша её приструнила!» - Сбавь тон! – как будто прочитав Сонины мысли, решительно приказала Даша. – А то сейчас схлопочем за крамольные речи и за то, что в душевой задержались! Одевайся давай! Скоро ужин. Даша словно « в воду глядела». Как только Лиза вняла разумным речам и начала, наконец, натягивать трусики, дверь в санблок распахнулась. Вошедшая Мария Александровна строго оглядела воспитанниц. Все три девушки, у которых «Правила» уже въелись в мозги, моментально вытянулись «смирно». Соня за пару секунд до появления воспитателя нанесла на лицо пенку для умывания, но, тем не менее, быстро повернулась лицом к Марии Александровне, опустив руки, не обращая внимания на то, что средство попало в глаза. Лиза успела надеть трусы только на одно бедро и теперь стояла, прижимая их к ноге рукой. Всё по «Правилам»! Если уж положено стоять «смирно», то хоть потоп! - Левченко, вольно! – приказала Маша. – Продолжай умываться. - Слушаюсь. - А вам, красавицы, сколько раз повторять, что душевая у нас существует не для доверительных разговоров! – сердито набросилась воспитатель на Лизу и Дашу. – А, судя по вашим лицам, и разговоры вы вели неподобающие для воспитанниц. Так? Подруги испуганно переглянулись. - Так! – произнесла Маша одновременно удовлетворённо и угрожающе. «Вот чёрт! Могла бы и не обратить на лица внимания! – с отчаянием подумала Соня, тщательно смывая пенку с лица. – Ах да, что это я? Камеры! Проверяющие какие-нибудь наверняка скажут, что вполне можно было по физиономиям девчонок догадаться о том, что речи были неподобающие. Не будут воспитатели подставляться! «Своя рубашка к телу ближе» - Быстрова, немедленно оденься! – голос Маши теперь был совершенно стальным. - Слушаюсь! – Лиза постаралась выполнить распоряжение как можно быстрее, хотя руки дрожали. Ощущать на себе холодно-осуждающий взгляд воспитателя было очень неприятно. - А теперь обе – со мной к Елене Сергеевне. Маша распахнула дверь и жестом указала девушкам на выход. Соня огорчённо вздохнула. «Влипли! – у Лизы душа ушла в пятки. – Сейчас Елена нас в два счёта расколет! И кто меня за язык тянул?» Вся спесь слетела с девушки моментально. Даша покорно шагала за воспитателем. Она почти не удивилась. По опыту знала, что, если уж началась здесь, в «Центре», чёрная полоса, то теперь чего угодно можно ожидать. А сейчас у Даши именно такая полоса имела место. Лена уже успела принять душ, заново наложить макияж и привести кабинет в относительный порядок. Когда Маша ввела воспитанниц, Лена собиралась отнести оставшийся единственный прут в санблок и поместить обратно в трубу с рассолом. Увидев Елену Сергеевну с розгой в руке, девушки пришли в настоящий ужас, что, конечно, тут же отразилось на их лицах. Маша, взглянув на них, едва заметно улыбнулась, но тут же придала лицу строгое выражение, соответствующее моменту, и лаконично объяснила ответственному воспитателю, в чём дело. Выслушав Марию Александровну, Лена вернула прут на столик, окинув при этом холодно-испытующим взглядом насмерть перепуганных воспитанниц. Затем, не торопясь, подошла к компьютеру и вызвала с сервера необходимую запись. - Мария Александровна, сколько времени они были в душевой до вашего прихода? - Пятнадцать минут. Поэтому я и пошла за ними. - Так. Ставим 18.15. Лена ввела нужное время, жестом пригласила Машу присоединиться, и вместе воспитатели внимательно просмотрели всё, что происходило в заданное время в душевой. Периодически Лена останавливала изображение в нужных местах. Звук при просмотре записи не выводился. Это было задумано специально, чтобы ни один более-менее серьёзный проступок воспитанниц не проходил мимо руководства. А, если требуется подобный просмотр, значит, именно таковым проступок и является. Каждый воспитатель имел доступ к записям всего, что происходило у него в группе, но не мог подглядеть, что делается, например, в соседней. А вот заведующая и ответственный дежурный воспитатель имели возможность контролировать таким образом всё отделение. Если воспитательница хотела прослушать запись, то докладывала об этом руководству, и просмотр производился совместно, причём сделать это можно было с любого ближайшего компьютера. Заведующей или ответственному дежурному достаточно было ввести нужные пароли. Закончив просмотр, Лена убедилась, что Маша права. Во время разговора физиономии воспитанниц были несколько странные: на лицах читалась смесь виноватого выражения и бравады. Лиза и Даша стояли у двери, где оставила их Мария Александровна. Лена подошла к девушкам вплотную, не сводя с них пристального взгляда. Этот взгляд буквально гипнотизировал несчастных. - Так, дорогие мои, - голос Лены даже узнать было трудно. – Смотрим мне прямо в глаза и передаём разговорчик. В деталях, слово в слово. Имейте в виду – попытаетесь что-нибудь скрыть или допустить неточность – отправитесь в карцер! Прямо сегодня! И так уже изрядно напуганные девушки побледнели ещё сильнее. - Давай, Быстрова! - Слушаюсь. Лиза с Дашей переглянулись. Они обе были далеко не новенькими и прекрасно понимали: приказ лучше выполнить сразу чётко. Елену Сергеевну они знали. Обещаний на ветер она не бросает. Лиза, когда волновалась, всегда немного прищуривала свои большие карие глаза и непроизвольно теребила чёлку. - Елена Сергеевна! – девушка привычным движением ухватила было себя за волосы, но стоявшая рядом Маша резко хлопнула её по руке. - Сколько раз тебе говорить: оставь в покое волосы, когда отвечаешь воспитателю. - Слушаюсь. Простите! Лиза, смущаясь и холодея от страха, подробно передала Лене практически весь разговор. В карцер ей не хотелось совершенно. Саму Лизу, к счастью, эта чаша миновала, но про ужасы карцера девушка была наслышана. Кроме того, всем воспитанницам периодически показывали записи с изображением всего, что там происходило с узницами. Для острастки. Поэтому Лиза пересказывала разговор так, как и требовала Лена. Слово в слово. Лена периодически бросала вопросительные взгляды на Дашу, и та согласно кивала, тоже замирая от страха. Когда Лиза закончила, в кабинете наступила прямо таки гробовая тишина. Лена отошла от девушек, уселась за стол и задумчиво постукивала по нему пальцем. Мария Александровна невозмутимо стояла на прежнем месте, немного прислонившись к стенке спиной. Через несколько минут напряжение достигло критической точки. У Лизы от страха свело живот и сильно дрожали колени. Даша была вообще близка к обмороку. А Лена не особо торопилась как-то реагировать на рассказ провинившихся. На самом деле она приняла решение практически сразу, но хотела довести воспитанниц до нужного эмоционального состояния. Наконец, Лена неторопливо встала и опять подошла к девушкам. - Так! – сурово начала она. – Значит, мы имеем, во-первых, осуждение действий воспитателей, правильно? Воспитанницы обречённо кивнули. - А ещё… тебе захотелось ласки, да, Быстрова? – в голосе Лены прозвенел металл. – Да ещё не от кого-нибудь, а от воспитательниц! Лиза сильно покраснела. Вдобавок к страху, теперь она ещё сгорала со стыда. - Елена Сергеевна. Я не всерьёз сказала. Простите! Это была шутка! – еле выдавила из себя девушка. - Да уж надеюсь! – отчеканила Лена. – Но слова-то уже вылетели! Боком тебе эта шуточка выйдет! А ты знаешь, как в «Центре» поступают с воспитанницами, которым кажется, что им не хватает ласки от подруг или воспитателей? Лиза испуганно кивнула. - А я ещё раз напомню! – Лена постепенно повышала голос. – Их подвергают жестокой порке розгами в актовом зале! На виду у всего отделения! Потом в карцер на четверо суток! Следующий этап – изолятор. Там любительницу ласки обследуют врачи и психологи и решают, оставить ли эту извращенку в «Центре» или она уже требует специального «лечения». Слышала про спецгруппу для жаждущих лесбийской любви и рукоблудниц? - Да, Елена Сергеевна, - Лизу переполнял ужас. Про эту группу знали все. Она существовала не в этом «Центре», а в специализированном, с ужесточённым режимом. В такой попадали подростки, совершившие нравственное преступление повторно, которые уже побывали ранее в «обычном» «Центре». Туда же из всех «Центров перевоспитания» данного профиля собирали в специальные группы девушек, замеченных в «розовых» наклонностях и мастурбации. Конечно, и обращение с этими воспитанницами, и их «лечение» были далеко не гуманными. Напротив, о методах воспитания в этих группах ходили самые ужасные легенды. И самое жуткое – что выбраться оттуда, хотя бы обратно в свой «Центр», являлось делом практически безнадёжным. Для этого необходимо было не только уверить воспитателей и врачей в полном «излечении», но и пройти несколько тщательных проверок на «детекторе». Довольно часто воспитанницы таких групп, которых признали «неизлечимыми», по окончании срока заключения отправлялись прямиком в поселение. Общество не желало тратить на таких своих членов деньги и усилия. Про всё это Лиза прекрасно знала. Только сейчас девушка поняла, чего может стоить ей казавшаяся совсем недавно очень остроумной шутка! От страха и ужаса у Лизы подкосились ноги. - А, если даже такую воспитанницу и оставят в «Центре», то срок продлят не меньше, чем на год, - неумолимо продолжала Лена. – И в «штрафную» группу отправят на несколько месяцев. Да и потом глаз с неё уже не спускают! Лиза всхлипнула, закрыла лицо руками и начала медленно сползать по стенке. - Встать! – резкий окрик встряхнул девушку. - Слушаюсь! – Лиза выпрямилась, но тут же рванулась вперёд и бросилась перед Леной на колени. - Елена Сергеевна! – отчаянно закричала она. – Я не такая! Поверьте мне, пожалуйста! Прошу вас! Это была шутка, честное слово! Воспитанница раскраснелась, слёзы текли рекой. - Мне было так плохо после этой порки! – уже рыдала Лиза. – Хотелось немного посмеяться, настроение улучшить! Я и пошутила так…бездарно! Простите! Умоляю! Лена прекрасно понимала, что Лиза, действительно, только пошутила. Она знала совершенно точно, что разговор передан дословно. И Лизу знала хорошо. Собственно, у Лены и не было уже особой необходимости прослушивать эту запись. И желания предавать этот проступок своей воспитанницы на обсуждение выше тоже не было. Публичное разбирательство в подобном случае – это позор и неизбежная моральная травма для провинившейся, даже, если ей и удастся избежать чересчур сурового возмездия. А что удастся – ещё не факт. Поскольку Лена была абсолютно уверена в полной «нормальности» Лизы, она могла себе позволить дать девушке суровый урок самостоятельно. Но этот урок должен быть запоминающимся для воспитанницы, и действительно, достаточно жёстким, чтобы сама Лена смогла оправдаться перед руководством, если вдруг возникнут вопросы. Конечно, многие воспитатели на месте Лены даже особо бы и не задумались, что им делать. Попалась – будь добра на педсовет. Потом проверка на «детекторе», чтобы определить – шутка это всё-таки или не шутка. Если не шутка - дальше всё пойдёт по описанному выше сценарию. Но даже, если и шутка – этой воспитаннице не позавидуешь. Лене совсем не хотелось идти этим путём. - Шутка? – гневно закричала она на Лизу. – Пошутить захотела? А подумать головой о последствиях ума не хватило? Да лучше бы ты свой рот на замке держала! И языком поганым всякую чушь не молола! Сначала язык работает, а потом только мозги включаются? - Простите! – Лиза просто заходилась в рыданиях. – Елена Сергеевна, не губите меня, пожалуйста! Накажите сами, прошу вас! Даша стояла на прежнем месте белее мела. Маша, бросив на девушку внимательный взгляд, оторвалась от стенки, быстро прошла в зону отдыха и принесла оттуда стакан воды. - Пей, - шепнула она Даше, вручая его девушке. - Спасибо, - та глубоко вздохнула и сделала несколько глотков. - А ты знаешь, дрянь такая, как я поступаю с теми, кто осмеливается шутить на такие темы, или даже мысли об этом допускать? Лена подскочила к Лизе и, резко схватив девушку за плечо, вынудила ту подняться на ноги. - Нет, Елена Сергеевна! – прорыдала провинившаяся. Лиза и правда не знала, да и не могла знать. Такого в группе не случалось. Да и Лена, если честно, так ещё и не поступала раньше. Но метод, которым воспитатель собиралась воспользоваться, имелся у неё в запасе в арсенале крайних сильнодействующих средств. - Сейчас узнаешь! Лена быстро подошла к навесному шкафчику и резким движением достала оттуда настоящий медицинский языкодержатель. К инструменту была прикреплена прочная металлическая цепочка, заканчивающаяся колечком с толстым карабином. Затем так же быстро воспитательница подошла к Лизе буквально вплотную. Девушка вздрогнула, глаза от страха широко раскрылись. - Сейчас буду отучать тебя болтать языком, не подумав! – зловеще пообещала Лена. - Язык высовывай! – резко приказала она. Охваченная ужасом воспитанница хотела было взмолиться о пощаде, но привычка беспрекословно выполнять приказы взяла верх. - Слушаюсь! – девушка зажмурилась и высунула язык. - Сильнее высовывай! - М-м-м-м, - Лиза подчинилась. Лена ловко зажала язык девушки между двумя плотными резиновыми валиками инструмента, причём, довольно глубоко, почти у самого корня. Затем, не выпуская языкодержатель из рук, подвела рыдающую воспитанницу к противоположной стене, где прикрепила инструмент за цепочку к металлическому кольцу, вмонтированному в стену. - Видишь, и крепёж специальный у нас для этого имеется, - ехидно заявила она Лизе. – А цепочка на инструменте – для безопасности. Даже, если будешь головой вертеть – никаких повреждений не получишь. Девушка оказалась практически пригвождённой к стенке за язык. Лиза оцепенела от ужаса! Ей было не просто страшно, а жутко! О таком воспитанница за два с половиной года пребывания в «Центре» даже не слышала. А ведь наказание явно будет заключаться не только в «пришпиливании» за язык! Даша от ужаса обессилено прислонилась к стенке. Девушке казалось, что она вот-вот лишится чувств. Мария Александровна молча стояла рядом с ней. Она сама была несколько в шоке от действий своего «ответственного», но виду, естественно, не показывала. Лена тем временем потянула вниз молнию платья Лизы и сняла его с воспитанницы. Трусы спустила по ногам на пол. - Вылезай из трусов! Быстро! Ответить: «Слушаюсь» Лиза, естественно, не могла, но покорно переступила попеременно ногами и избавилась от своего интимного предмета одежды. - Вот так! Лена расстегнула лифчик провинившейся, сняла его и небрежно, не глядя, отбросила назад, прямо на пол. - А теперь я тебе покажу, как наказывают воспитанниц, которые сквернословят или позволяют себе шуточки насчёт «ласки». В следующий раз не захочется языком болтать лишнее! Лиза всё ещё находилась в оцепенении и никак не могла поверить, что с ней такое происходит. - Мария Александровна, там не столике ещё один прут остался. Передайте мне, пожалуйста, - попросила Лена. Маша невозмутимо выполнила просьбу. Лиза отчаянно замычала и дёрнулась, но тут же пожалела об этом. Адское устройство держало язык крепко. При попытке шевельнуться острая боль пронзила всю глотку. Лизе раньше, ещё при Вере Борисовне, доставалось розгами, она прекрасно знала, что это такое! Терпеть сейчас подобную порку, находясь в таком положении, казалось девушке невозможным! Лена внимательно осмотрела прут, встала справа от наказываемой и довольно сильно вытянула её розгой по ягодицам. От резкой обжигающей боли Лиза опять задёргалась и завопила, насколько это было возможно без участия языка. - Вот так! Розга прочертила на теле несчастной ещё одну красную полосу. - Язык в следующий раз за зубами держать будешь! Ещё удар – и отчаянное мычание. - Надолго запомнишь! Лизе казалось, что всё её тело разрывается на части. Нестерпимая боль от розги, да ещё и рот полыхает огнём! Слёзы и слюни текли потоком. После пятого удара воспитанница не выдержала. Плохо соображая от боли, Лиза закрыла ладонями ягодицы, хотя прекрасно знала, что делать это строжайше запрещено. По рукам воспитатели девушек обычно не били, но наказание в таких случаях всегда ужесточали. - Руки убрать! – гневный окрик Лены заставил Лизу подчиниться. – За каждый такой финт выдам ещё 10 розог, поняла? Несчастная, мыча и рыдая, кивнула. Лена стояла уже слева от девушки и продолжала, не особо торопясь, наносить по ягодицам хлёсткие резкие удары. Прут раз за разом методично ложился прямо на сине-багровые следы, оставленные совсем недавно ремнём, вырисовывая поверх них более узкие красные линии. Терпеть всё это стало совсем невозможно. Лиза, собрав последние силы, пыталась хотя бы не вертеться, чтобы не испытывать вдобавок раздирающую боль в глотке, но получалось плохо. Каждый удар заставлял девушку извиваться, и ей казалось, что в рот при этом заливают расплавленный металл. Порка продолжалась. Через каждые пять ударов Лена делала перерыв секунд в тридцать и переходила на другую сторону. Но Лизу она ещё более-менее щадила. Соне сегодня удары доставались куда как более сильные, изощрённые и болезненные. Опять свист розги, звучный удар по голому телу – и отчаянные стоны и метания приговорённой. - А ещё гордость группы! – возмущённо приговаривала Лена, снова и снова посылая розгу по назначению. – Совсем стыд потеряла! Лиза готова была сделать, что угодно, пообещать всё, что только можно – только бы эта пытка прекратилась! Но не могла! Изо рта вырывались лишь нечленораздельные звуки. - Я тебя очень хорошо приласкаю! – воспитательная работа продолжалась, и конца этому, казалось, не будет. После тридцати двух ударов Лена вынуждена была закончить порку: Лиза от боли и ужаса совершенно ослабла, ноги перестали держать девушку. Лена отбросила прут, освободила язык наказанной и протянула ей уже приготовленный Машей стакан воды. Лиза пила, захлёбываясь и давясь слезами. Вернув воспитателю пустой стакан, воспитанница обессилено рухнула на колени. Сил у неё не осталось совсем. Лиза теперь уже даже не плакала, а только тихонько всхлипывала, держась одной рукой за рот, а второй – за ягодицы. Лена достала платок, вытерла пот со лба и повернулась к Даше, которая всё время экзекуции простояла, вжавшись в стенку. Встретившись с воспитателем взглядом, Даша отчаянно замотала головой. - Нет! Не надо! Елена Сергеевна, пожалуйста! - Да я и не собиралась, - махнула рукой Лена. – Ты, кажется, насчёт ласки не высказывалась. Наоборот, пыталась Быстрову привести в чувство. Ты виновата в осуждении действий воспитателя и в использовании душевой не по назначению. За это подобным образом я не наказываю. У Даши потекли слёзы облегчения. А Лена уже опять стояла около Лизы. - Имей в виду, Быстрова, это я тебя ещё не наказывала! Просто показала, как в таких случаях поступают с невоздержанными на язык. Так что, пропала охота языком чесать? - Да, Елена Сергеевна, - с трудом выговорила Лиза. Язык чудовищно распух, рот всё ещё горел. - А настоящее подобное наказание проводят публично. Тридцатью ударами не отделаешься! Несколько часов будешь стоять, за язык подвешенная, и порку за это время несколько раз получишь! Поняла? - Да! – Лиза опять залилась слезами. – Елена Сергеевна, простите! Я больше не буду! Не надо! Пожалуйста! - Окончательные выводы я сделаю позже, - пообещала Лена. – Тогда и решу, как с тобой поступить. А сейчас – поднимайся! Лена указала девушке на кушетку. - Я должна тебе ещё 10 розог, если помнишь. Воспитатель говорила сурово. Лизу охватило отчаяние, но она прекрасно понимала, что лучше поступить по «Правилам». Девушка сделала над собой усилие, не забыла ответить: «Слушаюсь» и покорно улеглась на живот, заливаясь слезами. Лена отлучилась на минутку в санблок за свежей розгой. Вернувшись, строго и холодно спросила у Лизы: - Ты помнишь, за что получаешь дополнительное наказание? - Да, Елена Сергеевна! – выкрикнула воспитанница. – Я не должна была закрываться руками! Простите! - Вставай! «Решила пощадить! Слава Богу» - Слушаюсь, - Лиза поднялась так быстро, как только смогла. - Руки вперёд ладонями вверх! Быстро! - Слушаюсь. Лиза ничего не понимала, но приказ исполнила, не раздумывая. Лена, примериваясь, положила прут девушке на раскрытые ладони. - Я отучу тебя совать руки куда не надо! Получишь три удара по ладоням. Отдёргивать или опускать руки не смей! Иначе начну счёт сначала. Поняла? - Да. От страха сердце девушки сильно застучало. «Скорее бы всё кончилось!» - А-а-а-а, - первый безжалостный удар оставил чёткий красный след поперёк ладоней. Лиза дёрнула руками, но всё же не опустила их. Боль была пронзительной, как будто к ладоням приложили раскалённую проволоку. Через мгновение прут впился в нежную сочную мякоть правой ладони у основания большого пальца. Мука адская! Лиза закричала в голос, благо язык ничто сейчас не держало, и, не вытерпев боли, отдёрнула руку, приложив ладонь ко рту и дуя на больное место. - Пока только один удар! Руку вперёд! – воспитатель была неумолима. - Слушаюсь! – прорыдала девушка, выполняя приказ. – Елена Сергеевна! Пожалуйста! Прости-те-е! А-а-а-а-а! Не на-а-а-д-о-о! Розга, свистнув, опустилась практически на то же место, что и несколько секунд назад. На этот раз наказываемая собрала все силы и руки остались на месте. - Два! Лена зашла справа, опять взмахнула прутом, и он с силой лёг точно в это же место на левой ладони. - О-о-ой! Хва-а-атит! - Вот теперь хватит, - согласилась Лена. – А сейчас – ложись. - Слушаюсь! Потряхивая израненными кистями и плача, Лиза опять улеглась на кушетку. - Что, Быстрова, жалеешь теперь о своей шутке? Лена подошла к девушке, по-прежнему держа в руках страшную розгу. - Да! Елена Сергеевна, простите. - Сейчас получишь оставшиеся семь ударов. Лена протянула прут Маше. - Мария Александровна, выполните, пожалуйста. - Что-то я сегодня уже упарилась, - шепнула она подруге. Маша с подозрением рассмотрела прут, только что побывавший в деле. Лиза тихонько подвывала от страха и крутилась на кушетке.
Forum: - Подойдёт ещё, - заверила Лена. Опять наклонилась к Маше и прошептала: - Особо не усердствуй. Всыпь ей по «третьему», без оттяжек. Хватит с неё. Больше испугом отделается. Потом пусть оденется, и ждите меня. Оставив Машу разбираться с провинившейся, Лена вышла в спальню. Соня, выполняя её распоряжение, уже лежала в кровати, накрывшись одеялом. Девушку сильно знобило. Остальные воспитанницы занимались в классе. Когда Лена подошла к Соне, воспитанница испуганно вздрогнула и попыталась приподняться. - Лежи, - велела Лена. – На ужин пойдёшь? У Сони сильно саднили избитые места, особенно бёдра изнутри. Вставать и враскорячку тащиться в столовую не хотелось ужасно, к тому же и аппетита никакого не было. - Елена Сергеевна, а можно не ходить? – голос прозвучал умоляюще. - Запросто. Лежи. Лена сняла с Сони одеяло и внимательно осмотрела уже подсыхающие раны. «Кажется, всё в порядке. Ладно, после ужина подстрахуюсь немного. Дополнительную обработочку сделаю» Водворив одеяло на место, Лена вернулась в кабинет. Лиза уже получила всё, что ей причиталось, и даже успела одеться и умыться, воспользовавшись по разрешению Маши раковиной у входа. - А теперь, красавицы, послушайте меня. Лена взяла Лизу за плечо и подтолкнула к Даше. Девушки встали «смирно». - Надеюсь, вы сделали выводы. - Да, Елена Сергеевна, простите. - Конечно! Честное слово! Воспитанницы проговорили это одновременно и очень горячо. - Моё окончательное решение будет таким. Воспитанницы замерли. Лиза широко распахнула глаза. Она уже представляла себе, как стоит голая, подвешенная за язык посреди столовой, полной народу, и извивается под нещадно хлещущими её тело розгами. - За осуждение действий воспитателей получите по «безлимитному» наказанию на глазах у всей группы. Не сегодня. За задержку в душевой – ещё по тридцать ремней. А что касается твоей шутки, Быстрова… Лиза испуганно смотрела на воспитателя. - Будем считать, что урок ты получила, и больше такого не допустишь. Ведь так? - Да! Конечно! – взволновалась девушка. - На педсовете я обязана буду об этом доложить, но попрошу не накладывать дополнительных взысканий. Пообещаю взять тебя под особый контроль и свою ответственность. Возможно, это получится. Ну, а, если нет – значит, нет. Тогда будешь отвечать по всей строгости. - Спасибо, Елена Сергеевна. У Лизы вновь потекли слёзы. - Дальше, - продолжала Лена. – В группе мы, конечно, всё это обсудим, и запись твоего наказания просмотрим завтра на отчёте. В назидание остальным. И ты ещё раз всё это прочувствуешь. Поняла? - Да, - побледнела девушка. - Тогда всё. Можете идти готовиться к ужину. Воспитанницы без промедления вышли. Как только за ними закрылась дверь, Маша изумлённо воскликнула: - Ну, ты даёшь! Это надо же было такое придумать! Где ты откопала этот ужас? Она взяла со стола языкодержатель и передёрнулась, вспоминая, каким образом он только что использовался. Лена устало опустилась в кресло. - Знакомый реаниматолог подарил, - улыбнулась она. – А расправу эту я не сама придумала. Ещё в школе стажёров…была свидетелем, в общем. А самой не было повода применить. - А ты думаешь, на педсовете всё гладко сойдёт? - озабоченно спросила Маша, водворяя инструмент обратно на стол. – Дело-то серьёзное. - А пусть скажут, что наказание несерьёзное, - усмехнулась Лена. - Но, Лена, в таких случаях воспитанниц на детектор отправляют, выясняют – такая уж ли это шутка? - А я поручусь, - спокойно заявила Лена. – Не нужен тут детектор. Зачем девчонке из-за глупости жизнь или репутацию портить? Она встала и потянулась. - Ох, устала сегодня! Маш. Я чувствую, всё это обойдётся. Не зря же я такую жуть Лизке устроила! Наши проникнутся, не беспокойся. - Хорошо бы! Ну, ты и… - Что? – вскинулась Лена. - Ничего! Маша шутливо стукнула Лену по плечу. - Пятьдесят очков в твою пользу. Такое хладнокровно провернуть! Да я сама чуть со страху не умерла! - Ой! Время-то! – спохватилась она. – Двинули на ужин. Пока остальные воспитанницы 204-ой группы ужинали, Соня отлёживалась в кровати, уткнувшись лицом в подушку. Очень хотелось расплакаться, выпустить как-то скопившиеся в душе напряжение, страх и обиду, но Соня не могла себе этого позволить: ночные воспитатели уже заступили на свои посты. К чему лишние вопросы? Было ещё очень больно. Бёдра и ягодицы горели, и Соня никак не могла найти удобную позу для измученного тела. Но физическая боль не шла ни в какое сравнение с тем комплексом моральных мук, которые сейчас испытывала девушка. Соня чётко сознавала, что полностью зависит сейчас от Елены, больше, чем когда бы то ни было! Только Елена будет решать – миловать ей Соню или казнить. А Соня не сомневалась, что Лена запросто приведёт свой приговор в исполнение – и не видать тогда Соне не только места воспитателя, но и вообще ничего хорошего на долгие годы, которые девушка вынуждена будет провести в «Центре». Она останется воспитанницей – и света белого невзвидит! Одни эти розги! Вспомнив, что ей только что пришлось пережить, Соня тихонько застонала. На девушку тяжёлым грузом навалились стыд за своё поведение под розгами, а также страх и ужас перед последующими подобными наказаниями. «И никто не поможет, никто не вступится! Если Елена что-то для себя решила, то так и будет! - волна отчаяния накрыла Соню с головой. – Господи, ну почему она не сжалится надо мной? Неужели ей мало того, что я уже здесь перенесла? Она хотя бы меня выслушала! Не так я виновата, как она думает, но ведь она и слушать меня не хочет! Абсолютно уверена в моей абсолютной виновности, в том, что мне нечем оправдываться. Просто трагедия взаимонепонимания…» Соня попыталась повернуться в кровати, но тут же отказалась от своей попытки – настолько это оказалось болезненно. «Что же делать? – лихорадочно, с отчаянием думала девушка. – Она выполнит всё, что обещала! Даже одну такую порку вытерпеть….это для меня может очень плохо закончиться, а ведь она мне не одну обещала!» «На ремень можешь больше не рассчитывать!» - вспомнив эти слова Елены, Соня не выдержала и беззвучно расплакалась в подушку. «Да если я даже ничего больше нарушать не буду – того, что у меня уже есть в архиве, вполне хватит!» Соню охватил настоящий ужас. Всё, что происходило с ней до этого, сейчас казалось несущественным и вовсе даже нестрашным. «Нащупала моё слабое место! – слёзы обильно орошали подушку. – Да! Да! Она совершенно права! Не могу я эти розги терпеть! На самом деле боль от ремня «по - восьмому» наверняка ничуть не меньше, но розог я жутко, панически боюсь! И потому боль кажется такой адской. Ну, зачем она со мной так? Да, я ужасно поступила с Мариной, и, советуя Инне, здорово Лену задела, как выяснилось. Но она разве сейчас поступает лучше? Она знает мою слабость и пользуется этим! Это нечестно!» «Что делать? Что делать? – мозг Сони лихорадочно искал выход из ситуации, казавшейся безнадёжной. – Если уж Лена обещала… то никакой надежды у меня нет на милость! Нет! Всё равно надо бороться, хотя бы попытаться что-то придумать, иначе мне просто не выжить. Думай! Что можно сделать?» Врачеватели в древние времена были убеждены, что «хлобыстаньем» приводятся в движение застоявшиеся в теле органические соли, организм очищается от сгустившихся выделений, укрепляются нервы, яснеет мысль. В этом Соня убедилась сейчас на собственном опыте. Её мозг, несмотря на боль и смятение чувств, работал чётко, как компьютер, анализируя варианты развития событий на ближайшее будущее. «Что я могу? – вытирая слёзы и немного успокаиваясь, рассуждала воспитанница. – Можно сейчас, после ужина, пойти к Лене и броситься перед ней на колени. Умолять её хотя бы меня выслушать! Просить сжалиться! Добиться, чтобы она мне поверила. Ну, а, если и не поверит - то пусть всё остальное в исполнение приведёт, пусть возможность стать воспитателем мне перекроет – но только, чтобы розгами больше не порола! Ну, не совсем же она бесчувственная? И не такая уж и жестокая на самом деле, просто не так всё поняла!» Однако, вспомнив лицо Лены, перекошенное от ярости и ненависти, и это «Во-о-н!», когда воспитательница выставила Соню из кабинета, девушка засомневалась в благополучном исходе подобного мероприятия. «Она слишком рассержена. Удовольствие от моего унижения получит, а вот выслушает и простит вряд ли» «Так, а если перетерпеть как-нибудь, всё, что мне осталось, и совсем не допускать нарушений. Вот взять - и вступить с ней в противоборство! Она будет провоцировать меня на нарушения, а я не поддамся» Пару минут Соня сосредоточенно думала. «Нет, – решила, наконец. – Во-первых, не выдержу! Всего только ещё одной такой «безлимитки» ей хватит, чтобы загнать меня в изолятор, если не из-за ударов, так из-за нервного срыва. А во-вторых, в борьбе с Леной у меня шансов нет. Условия неравные! От нарушений мне не избавиться, если она не захочет» «Так. Ещё варианты? Не сдавайся, думай! Только ты сама можешь себе помочь! От тебя зависит твоё будущее! - Соня лихорадочно пыталась использовать аутотренинг. – А что, если…сыграть с ней спектакль? Вот оно, самое простое решение. Я могу симулировать обморок, или даже коллапс! Даром, что ли, у меня родители – врачи? И книг медицинских сколько я прочитала, и давление низкое у меня уже регистрировали в медпункте. А Лена прекрасно знает о моём позоре на том учебном наказании лидеров. Не только знает, а видела собственными глазами, как я тогда в обморок грохнулась только от вида порки розгами. Если я проделаю такое во время очередного наказания, она особо не удивится. Так, вспоминай, что ты знаешь про обморок» Соне казалось, что она слышит, как скрипят мозги, выуживая из памяти нужную информацию. «Обморок – внезапно развивающееся состояние, характеризующееся резким ухудшением самочувствия, тягостными переживаниями, дискомфортом, снижением мышечного тонуса и обычно сопровождающееся кратковременным расстройством сознания и падением» Память не подвела девушку. «А падать мне, кстати, и некуда, что облегчает задачу. Ну, что же – подойдёт! Конечно, мне придётся быстро придти в себя, и, возможно, Лена даже продолжит порку, но бить будет уже явно с меньшим усердием. Мне нужно начать громко кричать сразу, с первых ударов, стараясь набрать в лёгкие как можно больше воздуха. Раз Елена хочет слышать мои вопли под розгами – она их услышит! Кричать буду благим матом, а потом… Да, но ведь придётся несколько явно жестоких ударов выдержать без крика. Может два, а может, и пять! И не только без крика, но и почти не вздрагивая. Вот тут будет здорово, если Лена мне подыграет и крепко привяжет». Вспомнив, каково ей пришлось во время недавней порки, Соня вздрогнула. «Смогу ли? Да, в конце-то концов, лидер я или нет? Должна выдержать! Вот только…обмануть сразу двух воспитательниц мне точно не удастся! Решаться на такое надо, когда Лена будет пороть меня одна» Некоторое время Соня обдумывала этот вариант, решая, как поступить. Она прекрасно понимала, что такой шаг рассматривает только от крайнего отчаяния, от полной безысходности. «Может получиться. Вполне! После этого Лена или сама решит не применять ко мне розги, или начальство, а, может быть, и врачи ей запретят. На неё даже взыскание вполне могут наложить. Хотя…это вряд ли. А, если Лена меня «раскусит»? Что тогда? А вот тогда меня ожидает педсовет. Задвинут в карцер дня на 4, не меньше, и там меня будет пороть мужчина! Стыд-то какой! Да Лена только порадуется, что уличила меня в притворстве. Позор! Всему отделению наверняка об этом расскажут, а ещё могут меня в актовом зале у всех на глазах высечь в назидание остальным. Срок продлят, это несомненно. Да, ошибка дорого будет стоить!» Слёзы у Сони высохли, девушка сосредоточенно думала. «Нет. Нельзя. Неудача окажется просто катастрофой! Да и потом… Да, сейчас для меня речь идёт буквально о жизни и смерти, и любые мои шаги, которые помогут спастись, будут оправданы. Но…это так противно…и недостойно! Притворяться! Да ещё и перед Еленой! А ведь самое моё большое желание – это не капитулировать перед ней, держаться достойно. Да я сама себя перестану уважать, даже, если всё и получится. Нет. Лучше уж самое худшее – но на такое я не пойду! Должен быть другой выход. А что…если обратиться к Светлане Петровне, как нашему «сопровождающему» психологу? Объяснить всё, посоветоваться… Елена, конечно, подумает: «Нажаловалась!» Но мне в такой ситуации не до церемоний. Если Светлана решит, что моё психическое здоровье под угрозой, то может запретить Лене так со мной поступать. Да! Так и сделаю. А что остаётся? Я должна хотя бы попытаться спастись, а не идти покорно «на заклание»! Приняв решение, Соня немного успокоилась, потихоньку слезла с кровати, проковыляла в санблок и приложила все усилия, чтобы тщательно со всех сторон привести себя в порядок, не принимая душ, раз уж Елена это запретила. В первый заход провести все необходимые мероприятия по уходу за собой у девушки не хватило сил.
Forum: После ужина Лена выстроила группу посередине спальни и в красках рассказала воспитанницам о проступке Лизы. - Такого у нас в группе ещё не было! – возмущалась она. – Да что там – в группе? И для отделения это – ЧП! Соня стояла в строю вместе со всеми. Мария Александровна разрешила ей надеть халат. Соне было жалко Лизу, но свои проблемы беспокоили девушку сейчас больше. Кроме того – снедала тревога за Марину. Ведь назначенный на сегодня консилиум наверняка уже состоялся! Что они там решили? «И мой папа вернулся. Как давно я его не видела! И не увижу ещё целый месяц… А, когда увижу – будет ли чем его порадовать? Или я к тому времени уже окажусь на месте Марины?» Размышления Сони прервал резкий приказ Лены: - Левченко! Сейчас идёшь со мной в кабинет. - Слушаюсь. - Мария Александровна, вас я попрошу тоже пройти с нами, - добавила Лена. – А все остальные – в класс, выполнять домашние задания. И сразу включайтесь в работу! Не забывайте, что мы внимательно за вами наблюдаем. «Надеюсь, она вызывает меня не на повторную порку!» - Соня, всё ещё с трудом переставляя ноги, зашла в кабинет вслед за воспитателями и остановилась у порога, ожидая дальнейших распоряжений. Распоряжения запаздывали. Лена с Машей отошли в другой конец кабинета и разговаривали почти шёпотом, но явно о чём-то для них приятном и интересном. С лица Лены не сходила улыбка, рассказывая, она энергично жестикулировала. Маша была более сдержанной, но тоже улыбалась, даже пару раз прыснула, прикрыв рот рукой. Ближе к концу разговора Лена немного посерьёзнела и объясняла что-то Маше, бросая при этом на Соню насмешливо-холодные взгляды. «Что она ещё задумала?» - Соня сходила с ума от беспокойства. Наконец, разговор воспитателей закончился. Лена подошла почти вплотную к Соне и, пристально глядя на смутившуюся воспитанницу, приказала: - Значит, так, моя дорогая. Халат снимай. - Слушаюсь. Соня похолодела. От неизвестности было жутко. Девушка торопливо скинула халат. Носков и трусиков на воспитаннице не было – они так ещё и лежали в карманах. Соня, вопросительно взглянув на Лену, нерешительно взялась за бретельки лифчика. Воспитательница невозмутимо кивнула, и Соня моментально избавилась и от этого последнего предмета туалета. Оказавшись перед Леной совершенно голой, воспитанница невольно сделала попытку прикрыться руками, но тут же, собравшись, встала «смирно». Однако покраснела при этом здорово. Лена усмехнулась и ехидно поинтересовалась: - Тебя ещё волнуют такие мелочи? Кажется, мало мы тебя учили с Ириной Викторовной! На будущее учту. После следующей подобной порки закрываться тебе не захочется. Ещё долго будет не до этого! Голос воспитателя в конце этой тирады сделался практически стальным. Соня, невероятно испуганная таким обещанием и неприкрытой враждебностью Елены, судорожно вздохнула и чуть не расплакалась у неё на глазах. А Лена уже подошла к кушетке и нажала какую-то кнопку на её боковой стенке. Немедленно из-под ножной части кушетки снизу, как бы в её продолжение, выдвинулись две металлические опоры для ног. Раньше Соня этих приспособлений не видела – они были скрыты внутри. «Это не кушетка, а какая-то адская машина! – мелькнуло у девушки. – Что там ещё в ней спрятано, интересно?» Соня слышала от своих одноклассниц, что иногда воспитатели устраивают девушкам углублённую проверку внешнего вида, включающую в том числе осмотр промежности. Правила строго требовали от воспитанниц пользоваться депиляторными кремами и всегда содержать в абсолютном порядке свои интимные места. Соню Лена таким образом ещё не проверяла, хотя вполне могла бы сделать это уже давно. Это такая прекрасная возможность унизить! Соня знала также, что при любых процедурах, когда воспитанница вынуждена лежать с раздвинутыми ногами, должна присутствовать вторая воспитательница, не говоря уже о том, что всё это обязательно фиксировалось камерами. Сейчас девушка уже не сомневалась, что Лена приготовила ей очередной подвох. «Понятно, зачем она Марию Александровну пригласила: присутствовать на проверке. Но… ведь она сама же запретила мне принимать душ!!! И, наверное, наблюдала за мной, когда я в первый раз в санблок ходила, видела, что я только умылась. Ни на что другое сил не хватило! А теперь хочет поймать ещё и на неаккуратности. А я ещё за прошлую не рассчиталась… Сколько розог за повторное нарушение она планирует мне назначить?» Лена повернулась к побледневшей девушке и бесстрастно приказала: «Ложись на кушетку спиной вниз. Поясница на уровне края. Ноги раздвинуть, ступни ставишь на опоры» - Слушаюсь. «Да, в такой позиции моя многострадальная попа будет висеть в воздухе, - подумала Соня. – А иначе лечь на спину я бы и не смогла. Хорошо, что я ещё раз ходила в санблок и воспользовалась биде и влажными салфетками! А ведь Елена этого не знает: когда они пришли с ужина, я опять в кровати лежала. Конечно, придраться всегда можно, но вдруг пронесёт?» Эти мысли быстро мелькали у девушки в голове, но она, не теряя времени, выполнила приказ, правда, не очень ловко. Оказавшись распластанной с раздвинутыми ногами перед Еленой, Соня закрыла глаза и плотно сжала губы. Такого унижения она ещё не испытывала! Да, лежать на кушетке голой попой кверху тоже очень стыдно! Но не так, как выставляться напоказ вот таким образом перед своим давним недругом. К тому же лежать было больно – исхлёстанная розгами спина давала о себе знать. Мария Александровна подошла ближе. Соня услышала характерный треск – кто-то из воспитателей надевал резиновые перчатки. Приоткрыв немного глаза, девушка убедилась, что это сделала Елена. «Ну, конечно, она! И что дальше?» Мария Александровна протянула Лене баночку с каким-то полужидким бесцветным веществом. Лена отлила немного средства себе на правую ладонь и принялась обильно наносить его на кожу внутренних сторон бёдер Сони, покрывая лечебным веществом свежие рубцы от ударов розгами. «Вот оно что! Всего-навсего обработочку решила мне сделать, - дошло до Сони. – Прямо сестра милосердия, блин!» Прикосновение холодной резины перчаток к нежным участкам тела было неприятным, но наносимое средство хотя бы не щипало. «Камфорный спирт при свидетелях использовать не хочет!» - Соня сама понимала, что находится сейчас в опасном «бухтящем» настроении, и это здорово может ей повредить. Елена вполне способна «просечь» одну из крамольных мыслишек, и тогда… «Надо прекращать, – с тревогой подумала Соня. – Я ещё за ту «сволочь» не рассчиталась!» Вскоре Елена велела Соне лечь на кушетку теперь уже животом вниз, и обработала таким же образом остальные иссечённые области ягодиц, бёдер и спины. Соня отметила, что в этом неизвестном ей средстве явно не присутствуют обезболивающие компоненты. «Наверное, только противовоспалительные и заживляющие. Конечно! Чего от неё ожидать?» - Вставай! - Слушаюсь. После обработки стало немного полегче: тело хотя бы не так саднило. Мария Александровна вышла в класс, и Соня опять осталась с Леной наедине. По приказу воспитателя она осторожно слезла с кушетки и вытянулась «смирно». «Может быть, отпустит заниматься?» - мелькнула надежда. Лена смотрела на девушку холодно и презрительно. - А сейчас, моя дорогая, ты будешь выполнять влажную уборку кабинета. - Слушаюсь. Соня недоумевала. «Чего это вдруг?» - Берёшь щётку! – Лена вытащила из шкафчика щётку, похожую на ту, которой натирают паркет, только маленькую, гораздо меньше по размерам даже сапожной. – И вот это моющее средство. В руках воспитателя появилась пластиковая бутыль с надписью «Пеналюкс». - Наносишь щёткой пену на весь пол, не пропуская ни одного миллиметра, поняла? - Да, - кивнула Соня. - И следи, чтобы пены было много! Работаешь в положении «на коленях», подниматься на ноги, пока не покроешь средством весь пол, я тебе запрещаю. - Слушаюсь. Соня уже поняла, что ей предстоит очередное унижение, и не ошиблась. - Затем я выдам тебе ведро и тряпку, и ты так же, на коленях, тщательно вымоешь весь пол. Вручную. Задача понятна? - Да, - Соня постаралась ответить с достоинством, но получилось не очень. А Лена насмешливо продолжала: - Если сделаешь всё тщательно, и не получишь замечаний – зачту тебе это время, как пребывание «на коленях». «Зачтёшь, как же!» - Ну, а, если будешь халтурить или нарушишь мои распоряжения, то, как и в зале у Ирины Викторовны, получишь тростью по заднице. Трость у меня тоже имеется, и владею я ею вполне мастерски. Лена подошла к специальному шкафчику, где хранились орудия наказаний, достала оттуда толстый ротанговый прут и положила на стол. Соня невольно вздрогнула. Эта трость была гораздо толще, чем у Ирины Викторовны. Воспитанница прекрасно поняла, что демонстрация трости явилась дополнительным методом психологического устрашения. И цель оказалась достигнута – спина девушки покрылась от страха липким потом. «После розог – ещё трость! Да ещё такая! Не вытерплю! А ведь замечание сделать всегда можно» Соня бросила нерешительный взгляд на банкетку, где лежала её одежда. - Не трудись, - проследив за взглядом воспитанницы, усмехнулась Лена. – Халатик запачкать можешь. Да и трость использовать мне будет проще. А теперь приступай. - Слушаюсь, - Соня изо всех сил постаралась, чтобы в голосе не звучало отчаяние. Под пристальным, гипнотизирующим взглядом Лены девушка выдавила на щётку небольшое количество средства, подошла к закрытой перегородке, отделяющей зону отдыха, и опустилась на колени. Это было ещё ничего, но, когда Соне пришлось принять коленно-локтевое положение, чтобы начать орудовать щёткой – она чуть не взвыла от боли. Кожа ягодиц натянулась, свежие рубцы от розог засаднили с новой силой. От каждого движения Соня испытывала боль, а ведь ей нужно было практически ползать по полу на четвереньках. Девушка закусила нижнюю губу и старательно работала, сдерживая стоны. А Лена и не думала уходить. Она с удобством устроилась в кресле, ближе к выходу, и наблюдала за наказанной воспитанницей, не говоря ни слова. Соню приводила в ярость и отчаяние необходимость не только терпеть боль, но и находиться перед Леной в такой унизительной позе. Но она не позволила себе никаких негативных мыслей в адрес своего недруга, зная, что это вряд ли останется незамеченным – и вот тогда уже карцер Соне гарантирован! «Я смогу и это перенести достойно. Смогу! – убеждала себя девушка. – Это не розги! Можно вытерпеть» Но слёзы обиды уже начинали застилать глаза. Соня периодически смахивала их, не отрываясь от работы. Минут через десять Лена поднялась с кресла: - Продолжай в том же духе. Пока у тебя неплохо получается. Получалось-то у Сони неплохо… Но пенное средство было нанесено только на незначительную часть пола. Слишком маленькой оказалась щётка! - Предупреждаю, - услышала девушка. – За попытку не только взять в руки, а даже посмотреть на что-то из вещей воспитателей – отправишься в карцер. Я с тебя глаз не спущу! «Ну, не такая уж я ненормальная» Выдав Соне это напутствие, Лена вышла в класс. Настроение у воспитанниц было подавленным: слишком много на них сегодня свалилось неприятностей. Групповое наказание, расправа над Соней, плохие вести насчёт Юли, да ещё и «преступление» Лизы, - всё это потрясло девушек. Лиза, невероятно расстроенная и красная от стыда, стояла у стойки, не поднимая глаз от учебника. Лена уселась за стол рядом с Марией Александровной. - Проверять пока некого. Готовятся, - шепнула Маша. Она не сводила глаз с монитора, наблюдая за Соней, которая ползала по кабинету, усердно натирая пол щёткой. Было отлично видно, что работа доставляет воспитаннице немалые физические страдания. Соня периодически морщилась и вытирала слёзы, но дело своё не прекращала ни на секунду и не делала попытки подняться с коленей. Лена, проследив взгляд Маши, вздохнула. - Осуждаешь? - Лен, - Маша смотрела на подругу со смесью удивления и сочувствия. – Сонька в чём-то ещё перед тобой провинилась? Чего я не знаю? - Ещё как! – не сдержалась Лена. – Но «Правил» она формально не нарушила, так что в карточке замечаний не будет. Просто…сделала мне очередную гадость! Маша недоумённо нахмурилась. - Лен, но Соня не похожа на потенциальную самоубийцу. А ты уверена? Не могла ты чего-нибудь не так понять? - Всё я поняла, как надо! – вспылила Лена. – Не удивляйся, Маша, но теперь ей жизни совсем не будет. Мне и самой очень жаль. Ты же знаешь, что её родители для Марины делают! Но этого я ей простить не смогу! - Мерзавка! – опять не сдержалась Лена. - Маш, - виновато добавила она. – Извини, но я не в состоянии сейчас об этом рассказывать. - И не надо, - спокойно отозвалась подруга. – Мне вполне достаточно было ответа: «Да». - Спасибо! – Лена взволнованно сжала Маше руку. - Другое дело… Маша заколебалась. - Может, тебе не помешает всё-таки с кем-то ещё по этому поводу посоветоваться? Знаешь, гнев часто глаза застилает… - Спасибо, - улыбнулась Лена, немного оттаивая. – Подумаю. Немного позже, когда во время своего перерыва Маша пила чай в столовой, ей позвонила Инна. - Машунь, привет. Как у вас дела? - как-то неуверенно спросила она. - Тебе что, плохо отдыхается? Соскучилась? - Отдыхаю-то отлично, - однако голос Инны заставил Машу в этом усомниться. - Иннуся, выкладывай, что ты хочешь. Не ходи вокруг да около, я же тебя знаю, - улыбнулась Маша. - Хорошо. Маш, скажи, пожалуйста, с Сонькой у вас там ничего необычного не происходит? - Да нет… - Слава Богу! – вырвалось у Инны. - Я же не договорила! – возмутилась Маша. – Я имела в виду – ничего, кроме того, что Лена с Ириной Викторовной всыпали ей сотню розог по-восьмому с усилениями. А сейчас она моет пол в кабинете нашей воспитательной щёткой. Инна что-то жалобно промычала в трубку. - Так, подруга, - констатировала Маша. – Значит, ты в этом замешана. Колись! Правда? - Правда. Маша, но я… - Ничего можешь не объяснять! Я уважаю права моих друзей на личные тайны. - Сама не без греха, - усмехнулась она. – Инна, скажу только, что Лена разошлась всерьёз! Похоже, Соня влипла капитально. Мы с тобой тут ничем не поможем. Подумай о том, чтобы привлечь Лизу, например. Она вроде бы как к Соньке неплохо относится. - Нет! – воскликнула Инна. – И Лиза не поможет! Да она бы и вмешиваться не стала. Она мне так и сказала: «В конце концов, Левченко для меня просто воспитанница в чужой группе! Пусть Лена поступает, как считает нужным. Она же не указывает мне, как воспитывать, например, Дашу Морозову» У Инны в голосе прозвенели слёзы. - Маша, если бы ты знала! Всё это из-за меня, и я ничего не могу поделать. А Соньку просто безумно жалко! - Да и у меня сердце кровью обливается, - вздохнула Маша. – Посмотришь завтра, как её разукрасили… Всё, Инна, мне пора возвращаться. Если хочешь, позвоню тебе после педсовета. - Пожалуйста, позвони, - взмолилась Инна.
Forum: Соне понадобилось около часа, чтобы полностью покрыть пол пенным средством. Проследив по монитору, что воспитанница закончила работу, Лена зашла в кабинет, тщательно осмотрела пол и удовлетворённо кивнула. - Пока стараешься. Соня, действительно, очень старалась: получить порку тростью от Лены ей совсем не хотелось. Одобрение воспитательницы ободрило девушку. «Может быть, не будет придираться?» От длительного неудобного вынужденного положения тело затекло, ног Соня почти уже не чувствовала. - Встать! - Слушаюсь. Соне не сразу удалось выполнить приказ. - Растирай ноги. Быстро! – Лена говорила отрывисто и резко. Воспитанница послушно наклонилась и растирающими движениями помассировала затёкшие конечности. - А теперь – 15 приседаний. Соня выполняла эту унизительную физзарядку, вся пунцовая от стыда. Но выполняла! Каждая клеточка исполосованного тела вопила от боли, добавляли своё и затёкшие коленки. От Лены не ускользнуло, что каждое движение вызывает у наказанной гримасу боли. «Неплохо мы её проучили!» - А теперь – бег на месте с высоким подниманием коленей. - Слушаюсь. Ещё минута физических и моральных мук! Приказ встать на колени впервые оказался для Сони долгожданным. Лена поставила перед ней ведро с водой, в котором плавала тряпка размером с женский носовой платок. - Пол должен быть отмыт до блеска! С коленей поднимаешься, только, чтобы сменить воду. Пенное средство упорно не хотело смываться, вода в ведре мигом становилась мыльной. Соне приходилось менять её каждые 7-10 минут: вставать и идти в санблок. Это было некоторым облегчением для измученной девушки, но работа продвигалась медленно. Примерно через пятнадцать минут после начала влажной уборки Соня, неловко повернувшись, случайно толкнула ведро, отчего часть холодной мыльной воды вылилась на пол, ей под ноги. Это было неожиданно и очень неприятно. Не успев подумать о последствиях, Соня машинально вскочила с «коленей» и выпрямилась. Лена оказалась в кабинете мгновенно! Она быстро подошла к провинившейся и с размаху влепила ей одну за другой две пощёчины. Щёки воспитанницы тут же побагровели и горели огнём, слёзы брызнули потоком. Соня всхлипнула и глубоко вздохнула, но руки остались на месте. - Елена Сергеевна, простите! - Я тебя предупреждала! – не слушая извинений, воспитательница схватила со стола трость. - Наклонись и возьмись руками за щиколотки! - Слушаюсь. Соня похолодела от страха. Толстенная ротанговая трость в руках рассерженного врага! И, к тому же, профессионала! Ничего хорошего Соне это не сулило. Однако девушка послушно и быстро заняла требуемую стойку. Лена выдержала небольшую паузу, затем, примериваясь, приложила трость к Сониным ягодицам и вдруг… Резко и внезапно на воспитанницу обрушилась целая серия жестоких ударов, быстро следующих один за другим. За мгновение до первого из них Соня собиралась сделать вдох, но так и застыла с приоткрытым ртом, и только успевала считать удары. «Раз-два-три-четыре-пять» Быстро. Ошеломляюще. Безумно больно! Трость сильно и безжалостно хлестала воспитанницу по чётко определённым воспитателем участкам голого тела. Почти сразу на обеих половинках ягодиц появлялись белые полосы, а чуть позже – характерные багровые следы. Соня, заставив себя не кричать, крепко стиснула зубы и даже не шевельнулась. - Вдох! – приказала Лена, опустив трость. - Слу…шаюсь. Соня осторожно вздохнула. Было так больно, что девушке казалось: даже просто глубокий вдох уcугубит эту муку ещё больше. Несмотря на то, что со следующим ударом Лена пока медлила, легче Соне не становилось. Даже наоборот! Трость, в отличие от розги, не просто драла поверхность кожи, а поражала и низлежащие слои – подкожную клетчатку, мягкие ткани. В момент удара было очень больно, но и потом, вопреки ожиданиям, боль не стихала, а нарастала, так как болевые рецепторы, как бы «оглушённые» сначала ударом, вскоре восстанавливали чувствительность. И, если новый удар приходился на момент такого нарастания боли – жертва испытывала невообразимые мучения. Сейчас, после нескольких суровых ударов, и без продолжения порки больно было так, что хотелось заорать в полный голос. Но Соня только крепче сжала руками свои лодыжки. Сжала так, что побелели костяшки пальцев! - Понравилось? – услышав голос воспитательницы, девушка вздрогнула. Лена спросила не с издёвкой или насмешкой, как можно было ожидать, а очень жёстко и даже злобно. - Нет, Елена Сергеевна. «Господи, если бы я только могла предположить, что она так разозлится из-за Инны!» У Сони душа ушла в пятки. Она со страхом и отчаянием ожидала следующего удара, пытаясь хоть как-то морально подготовиться к нему. - А то ли ещё будет! Лена в этот раз размахнулась посильнее и сильно хлестнула провинившуюся по ягодицам, заранее не примериваясь. Новая боль наслоилась на ещё раздирающую тело старую и взорвалась резкой ослепляющей вспышкой! Соня едва удержалась, чтобы не распрямиться и не схватиться руками за многострадальные ягодицы. «Так даже Ирина Викторовна не зверствует!» Лена зашла спереди и завела трость Соне под подбородок, вынудив девушку посмотреть ей в глаза. Несчастная усилием воли расслабила лицо, искажённое до этого гримасой боли. - Значит, ты посчитала, что лучше получить от меня порку тростью, чем замочить колени? – теперь в голосе Лены проскальзывали насмешливые нотки. - Нет, Елена Сергеевна. Простите! Я не успела подумать! Лена резко убрала трость, быстро вернулась в исходную позицию и хлёстко ударила Соню так, что у девушки потоком полились из глаз слёзы. Соня вовсе не хотела плакать, но физиологию перебороть не смогла. Трость попала в место, близкое к области перехода ягодиц в бёдра и легла точно поверх рубца, оставленного ранее розгой. Соня опять не издала ни звука, но слёзы потекли сильнее. Пол на уровне глаз сделался совсем мокрым, и девушка ничего не могла с этим поделать! Слёзы лились непроизвольно. - Так вот, в следующий раз подумать ты успеешь, не так ли? Лена опять стояла спереди от воспитанницы. «Прямой вопрос!» - мелькнуло у Сони. Сил отвечать не было, но страх перед Леной мобилизовал несчастную. - Да, Елена Сергеевна. Боль заполоняла полностью. Соня не поднимала глаз от пола, руки дрожали, от боли, страха и напряжения ноги согнулись в коленях. - Ноги прямо! Конец трости коснулся Сониного бедра спереди. Девушка вздрогнула и мигом исполнила приказ. - Когда тебе приказывают не вставать с коленей, - Лена медленно обошла девушку и опять плотно прижала трость к ягодицам, - то так и следует поступать! Воспитательное орудие взвилось в воздух и со смачным шлепком опустилось на голое тело именно в то место, которого только что касалось. Соне показалось, что ягодицы резанули ножом до самых костей. Вынести это достойно было невозможно: из горла вырвался хриплый стон. «Каждый удар всё более жестокий! А сколько у неё ещё ударов в запасе? Но делать нечего. Терпи!» - уговаривала себя девушка. - Тоже не по вкусу, - усмехнулась Лена, размахнулась и нанесла один за другим два быстрых сильных удара по бёдрам воспитанницы. «Чёрт!» - от ослепляющей боли Соня довольно сильно дёрнулась, но всё же устояла в нужной позе и заорать себе не позволила. Но это далось девушке с трудом. «Крепкий орешек! – думала Лена со смесью сожаления и восхищения. – После утреннего ремня и недавних розог должна была орать сейчас, умолять о пощаде. Ан нет! Стоит как влитая и молчит! Ладно, уважения такое поведение заслуживает. Дам передышку» Ночные воспитатели в зале для наказаний имели право выдать воспитаннице 10 ударов за нарушение режима «смирно», а при повторном нарушении вторая порция допускалась только через пятнадцать минут. За вечер провинившаяся могла получить не более 50 ударов тростью, но такое бывало редко. Слишком уж сурово! А вот ответственные воспитатели, если желали использовать трость в воспитании своих подопечных, могли выпороть воспитанницу гораздо строже: провинившаяся имела все шансы получить одномоментно до 30 ударов, а за вечер – до 60-ти. «Ответственные» обычно пороли тростью за особо серьёзные проступки, или «на станке», но имели право делать это и просто по своему усмотрению. Выбор «воспитательного инструмента» был полностью за ними. Так что Лена вполне могла сейчас продолжить порку, не допустив при этом никаких нарушений инструкций. Однако она опустила трость и молча наблюдала за наказанной. Соня чувствовала себя ужасно! Хотя наказание прекратилось, тело как будто разрывалось на части. Трость оживила боль в уже начинающих подсыхать рубцах, некоторые раны открылись, кое-где блестели капельки крови. А местами и сама трость пробила кожу до крови. «Она просто страшный человек! - глотая продолжающие стекать слёзы, думала Соня. – И угораздило же меня оказаться её врагом, в полной от неё зависимости, да ещё и так её разозлить!» Лена тем временем промокнула пострадавшие места наказанной влажной антисептической салфеткой. - Встать смирно! - Слушаюсь. Соня немедленно, с большим облегчением выпрямилась. Больше всего хотелось потереть избитые ягодицы и бёдра, чтобы хоть как-то унять боль и уже возникший зуд. В зале для наказаний воспитанницы обычно успевали это сделать, пока возвращались после порки к своему месту, чтобы вновь встать «на колени». Но Лена явно не собиралась предоставлять опальной воспитаннице такую «халяву». Трость снова коснулась подбородка Сони. Девушка невольно поморщилась и слегка отвернула голову. «Как это ужасно!» - Перетерпишь, - насмешливо произнесла Лена. – Сама-то любила подобные штучки проделывать, правда? - Да, Елена Сергеевна. Это было правдой. Оказывать психологическое давление на «поднадзорных» Соня умела и любила. А вот теперь приходится испытывать это на себе! Соня за время пребывания в группе убедилась, что Лена никогда не позволяла себе ничего подобного по отношению к воспитанницам. Наказывая, старалась не унижать. Да и с Соней до этого случая она расправлялась, хоть и жестоко, но больше физически. «А теперь решила дожать меня по полной программе! Мало того, что так жестоко избила? И это вдобавок» Девушка судорожно сглотнула и сделала глубокий вдох, пытаясь успокоиться и сдержать эмоции. «Не поддавайся! Она же хочет меня сломить! Нельзя этого допустить. Я выберусь!» - Тебе этого хватило? Поняла теперь, что лучше чётко выполнять мои распоряжения? Или добавить ещё десяточек? Соня вздрогнула. О добавке даже подумать было страшно! - Хватило, Елена Сергеевна. Простите, я больше не буду! Притворяться не пришлось, голос и так дрожал совершенно натурально. - А ведь это был далеко не «восьмой» разряд! – усмехнувшись, Лена опустила, наконец, трость. – Тростью «по-восьмому» ты ещё не получала! Но…если дашь мне повод…познакомишься и с «восьмым». Поняла? Лена повысила голос. - Да, Елена Сергеевна. Лена приблизилась почти вплотную к Соне и практически прошептала: - А повод дашь. Никуда не денешься! Отошла, положила трость на стол и сурово приказала: - Продолжай работу. За каждое замечание или недоработку получишь ещё по 10 ударов. И ещё. Хвататься грязными руками за попу я тебе категорически запрещаю! В случае неповиновения – наказание то же. Трость! Ясно? - Да, Елена Сергеевна. - Приступай. - Слушаюсь. Лена вышла в класс, а Соня немедленно опустилась на колени и начала собирать тряпкой и выжимать в ведро разлившуюся по светло-бежевому ламинату воду. Теперь девушка испытывала от уборки ещё большие мучения. Тупая, но мучительная боль в местах свежих ударов не проходила, а, наоборот, усиливалась от каждого движения. Соне пришлось провозиться с полом ещё около часа, прежде чем унизительная уборка подошла к концу. Девушка ещё раз прошла, вернее, проползла с тряпкой по всем углам, под мебелью и по другим некоторым «засадным» местам. Уж она-то прекрасно знала, на чём можно поймать воспитанницу, принимая уборку. Пол блестел абсолютной чистотой. «Всё равно мне достанется ещё тростью, - обречённо думала Соня. – Против «белого платочка» шансов в любом случае нет. А я не сомневаюсь, что сегодня и «белый платок» пойдёт в ход» Лена вошла в санблок, когда воспитанница уже мыла там ведро и прополаскивала тряпку. - Закончила? – спокойно поинтересовалась она. - Да, Елена Сергеевна. – Соня выпрямилась, держа тряпку в руках. «Сейчас скажет: «Пойдём, посмотрим» Но Лена заявила: - Я уже посмотрела. Неплохо справилась для первого раза. Если специально не придираться – то принять работу можно. Сегодня я, пожалуй, так и поступлю. Хватит пока с тебя. Она усмехнулась: - Надо что-то и Ирине Викторовне оставить. Соня молча стояла перед воспитателем «смирно», не поднимая глаз от пола. Лена резко взяла воспитанницу правой рукой за подбородок и вынудила ту посмотреть себе в глаза. - Что же, моя дорогая, – подбородок она так и не отпускала. – Теперь примерно на такую жизнь можешь и рассчитывать. Напоминаю: розги – за всё! За каждую мелочь! И чаще всего – публично. Голос Лены дрожал от ненависти. Это чувствовалось. Соня не смогла выдержать такого же ненавидящего взгляда воспитателя и попыталась опустить взгляд. - Смотри в глаза! – резкий окрик заставил воспитанницу вздрогнуть и выполнить приказ. - Слушаюсь. - Теперь я не собираюсь щадить твои чувства. Пусть вся группа видит твоё поведение под розгами! А уж я постараюсь, чтобы им было, что увидеть! После всего пережитого упоминание о розгах совсем подкосило Соню. Она судорожно всхлипнула, глаза опять наполнились слезами. А Лена безжалостно продолжала: - Мероприятий, подобных этой уборке – унизительных, неприятных, я тебе кучу придумаю. Только в следующий раз буду уже специально огрехи выискивать! Найду вину там, где её нет! Как ты делала! - Утром я говорила, что не собираюсь тебе уподобляться, помнишь? - Да, - прошептала Соня. - Так вот, я изменила решение. Теперь собираюсь! Просто строгого отношения тебе оказалось мало. Тебе необходимо испытать на своей шкуре ещё и несправедливость, унижение, чувство бессилия. И я тебе всё это устрою, не сомневайся! Из нарушений опять вылезать не будешь. Я все усилия к этому приложу! И попробуй в таких условиях добиться места воспитателя. Да где тебе? Твоё счастье, если в карцер будешь попадать не слишком часто! А я тебе и это организую, причём, в самое ближайшее время. Соню нарисованная воспитателем перспектива привела в ужас. - Елена Сергеевна! – взмолилась она. – Пожалуйста, не могли бы мы с вами об этом всё-таки поговорить? Умоляю! Я… - Нет! Лена отпустила подбородок девушки. - Не собираюсь я с тобой разговаривать. Я и так трачу на тебя слишком много времени и сил. А вот с мамой твоей поговорю, всё объясню, попрошу прощения за невыполненное обещание. И вот ещё что… Голос Лены стал ещё более угрожающим. - Возможно, ты думаешь, что кто-то тебе поможет. Например, Галина Алексеевна. Или Светлана, как наш психолог. Соня внутренне вздрогнула. - Так вот, моя дорогая. Предупреждаю: лучше тебе нести свой крест, никому не жалуясь! Заведующая на моей стороне. А про выходку Инны она не знает, так же, как и о твоём участии в этом деле. Если будешь возникать – мне придётся всё ей рассказать! Ни тебе, ни Инне от этого лучше не будет. Понятно? А я это сделаю! «Не сомневаюсь! И подругу не пожалеешь! Тебе главное – меня уничтожить» - А, если вздумаешь со Светланой Петровной поделиться, как тебе плохо живётся, и помощи попросить, - глаза Лены гневно сверкнули. – Что же, твоё право! Но имей в виду, Тогда я ВСЕМ расскажу, как ты поступала с Мариной! Лично распишу каждому воспитателю на нашем отделении про все твои зверства. Про то, что Маринка в реанимации уже почти месяц – все мои коллеги знают, а вот по чьей вине она там оказалась – только некоторые. А будут знать все! Ты помнишь первую реакцию Елизаветы Вадимовны, когда она обо всём узнала? - Да! – Соню даже передёрнуло от таких воспоминаний. - А воспитатели своим девчонкам расскажут! – почти кричала Лена. – Скажи-ка мне, а наши девочки знают про тебя всю правду? Ты решилась им рассказать? Воспитательница схватила Соню за плечи и сильно тряхнула. - Отвечай! Да или нет? - Только Юле с Галей, - пробормотала девушка. - А от остальных почему скрыла? – напористо допытывалась Лена. – Стыдно? - Да! – Соня не сдержалась и почти крикнула. Лена отпустила плечи воспитанницы и удовлетворённо кивнула. - Меня, возможно, и смогут вынудить относиться к тебе мягче, или вообще решат перевести тебя в другую группу. Но! Все на отделении: и сотрудники, и воспитанницы будут знать о тебе всю правду! Поняла? Соня смогла только кивнуть. - А далеко не все преподаватели отнесутся к тебе так лояльно, как Инна, Светлана и Елизавета! И не в каждой группе девочки такие великодушные, как в нашей. Поэтому очень большой вопрос – а будет ли тебе тогда лучше? Так что подумай – а стоит ли раскрывать рот? У Сони подкосились ноги от ужаса и отчаяния. Лена отняла у неё последнюю надежду. Шантаж сработал на все сто! Соня прекрасно понимала, что теперь будет покорно терпеть все издевательства мучительницы, и рта раскрыть, действительно, не посмеет. Огласки она боялась даже больше, чем зверств Лены. В то же время мозг лихорадочно искал выход из тупика. «Теперь у меня один-единственный шанс – упросить её! И сделать это надо прямо сейчас! Потом будет поздно!» - Всё, дорогая, разговор окончен, - услышала Соня. – Ставь ведро на место и выходи в кабинет. - Слушаюсь. Воспитанница повесила отжатую тряпку на батарею. «Что делать?» Невероятное отчаяние толкнуло несчастную на рискованный поступок. Лена уже стояла у двери санблока, держась за ручку. Соня внезапно с силой отшвырнула в угол небольшого помещения пустое ведро, которое с ужасающим грохотом ударилось о кафельный пол. А Соня молниеносно подскочила к Лене, с размаху грохнулась перед ней на колени, не обратив внимания, что сильно ударилась, и умоляюще протянула вперёд руки. - Елена Сергеевна, умоляю, выслушайте меня! – отчаянно и громко завопила девушка. – Не откажите, прошу вас! Просто разрешите мне всё вам объяснить! - Ты что себе позволяешь? Лена отреагировала мгновенно. Как только Соня бросила ведро, воспитательница отпустила ручку двери и быстро сунула руку в карман, нащупав рукоятку электрошокера. Это оружие самозащиты все сотрудники обязаны были иметь наготове в обязательном порядке. Лена чувствовала, что сейчас вряд ли возникнет необходимость в его применении, но «на авось» она надеяться не привыкла. Да и рефлекс сработал. - Пожалуйста! – продолжала кричать воспитанница. - Ты позволила себе швырять вещи и практически напасть на воспитателя? – в голосе Лены было больше удивления, чем гнева. – Что это за наглость? Да, если я сейчас вызову охрану…знаешь, где ты окажешься? - Знаю! Знаю! – Соня не сбавляла тон. – Это не наглость! Елена Сергеевна, это жест отчаяния! Я не знала, как до вас достучаться! Вы меня просто не слышите, не хотите слышать! А от того, дадите ли вы мне слово, зависит вся моя жизнь! Глаза девушки блестели, щёки пылали румянцем, резинка для волос куда-то слетела, и светлые волосы растрепались. - Пожалуйста, дайте мне шанс! Не губите меня только потому, что не хотите выслушать! Позвольте оправдаться! Соня во время своей пылкой речи не могла не заметить, что её поступок произвёл впечатление. Лена была явно изумлена: смотрела на воспитанницу широко раскрытыми глазами. Соня понимала, что нельзя упускать инициативу, она обязана добиться своего во что бы то ни стало. - Елена Сергеевна! – девушка говорила всё так же отчаянно, почти кричала. – Даже уголовные преступники на суде имеют право на защиту! А вы предъявили мне такое серьёзное, просто убийственное обвинение, вынесли совершенно безжалостный приговор, но… не дали мне никакой возможности хоть как-то оправдаться. Совсем! Разве это справедливо? Лена уже пришла в себя и усмехнулась. - Если посмотреть на проблему с этой точки зрения – то нет. Несправедливо, – подтвердила она. – Но… тебе, Левченко, нечем оправдываться. - Е-е-есть! – простонала Соня. Она обхватила голову руками и в отчаянии раскачивалась из стороны в сторону. – Елена Сергеевна, пожалуйста, вы можете мне не поверить, но выслушайте меня! Ну, я о-очень вас прошу! Лена была озадачена. Она прекрасно поняла, что Соня допустила такую выходку не потому, что у неё сдали нервы. Нет, это, действительно был «жест отчаяния», попытка донести до воспитателя что-то очень важное, причём, попытка – крайне рискованная. Лена вспомнила, что сказала ей Лиза вчера, когда Лена пришла к ней сообщить о разрыве отношений. «Ты даже меня не выслушаешь? Не дашь мне шанса оправдаться?» Практически, то же самое пытается сказать сейчас Соня. Пытается так, как может! И, конечно, ей во сто крат труднее, чем Лизе. Лена решительно вынула руку из кармана. - Хорошо! Вставай. - Слушаюсь. Соня, ещё всхлипывая, поднялась с коленей. Стояла перед Леной голая, бледная, заплаканная, но с надеждой в глазах. От этой так явно просвечивающей надежды Лене стало не по себе. Она распахнула дверь санблока. - Пойдём поговорим. - Слушаюсь. Ещё до конца не веря своему счастью, Соня поспешно двинулась к выходу. - Стоп! Соня замерла. - Ведро-то поставь на место, - в голосе воспитателя угадывалась ирония. - Слушаюсь, – сильно покраснев, девушка выполнила приказ. - Террористка, блин, - пробурчала Лена себе под нос, пропуская Соню в кабинет и выходя следом. Соня, конечно, услышала. «Она уже не так злится. У меня есть шанс! Господи, помоги!» В кабинете Лена сразу направилась к зоне отдыха, на ходу прихватила с банкетки Сонин халат и бросила его девушке. - Надень. - Слушаюсь. Соня торопливо следовала за воспитателем, на ходу засовывая руки в рукава халата. В зоне отдыха Лена задвинула перегородку и уселась в одно из кресел – мягкое, со светло-серой обивкой, а Соня подошла к ней ближе и встала напротив. В халате воспитанница сразу почувствовала себя увереннее. Лена не спешила начинать разговор, собиралась с мыслями. Соня отметила, что лицо Елены сделалось спокойным и задумчивым, и это составляло резкий контраст с тем, что было совсем недавно. Тогда глаза воспитательницы сверкали, на щеках играл гневный румянец, выражение лица было твёрдым и неумолимым. А сейчас… из глаз Елены по крайней мере исчезло стальное выражение. Это было непривычно: за последние сутки Соня привыкла к её суровым и даже ненавидящим взглядам. Через пару минут воспитательница встала, сняла свой форменный короткий жакет из мягкой, немного блестящей ткани и, подержав его немного в руках, положила на спинку кресла. В задумчивости машинально поправила воротник блузки. Белую блузку с отложным воротником ответственные воспитатели обязаны были носить под жакетом, а дополняла их форму прямая чёрная юбка длиной чуть ниже коленей с широким кожаным ремнём на поясе. Именно к этому ремню крепились чехлы с «воспитательным инструментом» и спреями для обработки ран, а с другой стороны – мягкая матерчатая сумочка для личной печати, ручки, ключей и других постоянно необходимых в работе мелочей. Жакет сотрудники носили не всегда. По крайней мере, во время серьёзной порки его чаще всего снимали. Иногда по этому признаку – снимает воспитательница жакет или нет, воспитанница, уже устроившись на кушетке в ожидании порки, могла догадаться, насколько строго её сейчас накажут. Сейчас у Лены был удивительно мирный вид. «Как будто не воспитатель в режимном учреждении, а учительница музыки, - подумала Соня. – Может быть, мне повезёт?» Помолчав ещё немного, Лена взглянула на вытянувшуюся перед ней бледную воспитанницу и качнула головой. - Не так-то просто решить, как я должна отреагировать на твою выходку, - она произнесла это задумчиво и доверительно. – Поговорить-то мы поговорим... но не могу же я тебе спустить швыряние вёдрами? Лена посмотрела на Соню уже более требовательным и немного колючим взглядом, однако в глазах проскакивали весёлые искорки. - И ты не побоялась, что я вызову охрану и отправлю тебя в карцер? - Ужасно боялась, - тихо ответила Соня. – Елена Сергеевна, но я не знала, что предпринять. А решать нужно было быстро… Простите. Ну…накажите меня за это! - В приватном порядке? – усмехнулась Лена. - Как угодно! – воскликнула Соня. - Ладно. Лена вздохнула. - Спишем твой поступок на особые обстоятельства. Тебе повезло, что всё произошло не перед камерами. Не буду я применять за это репрессии. - Спасибо. Соня тоже облегчённо вздохнула. «Хороший признак!» - А теперь вернёмся к нашим «баранам». Лена опять опустилась в кресло. - Давай начнём с того, что я конкретизирую обвинение. Согласна? - Да! – Соня торопливо кивнула. - Ты, дорогая моя, сознательно воспользовалась ошибкой и слабостью Инны в личных целях, сыграла на её импульсивности и доверии к тебе. Цель первая. Завладеть расположением дежурного воспитателя, заставить её изменить к тебе отношение и проявлять снисхождения в будущем. Соня широко раскрыла глаза и в волнении прижала руки к груди. - И следующая цель. Голос Лены стал более строгим. - Опять, во второй уже раз отомстить мне самым подлым образом! И опять не напрямую! Мало того, что одну мою подругу ты довела до того, что она до сих пор балансирует на грани жизни и смерти! Теперь ты посягнула на мой мир здесь, в «Центре»! Ты прекрасно осознавала, что этим поступком разрушишь мои отношения с Инной, а, соответственно, снова причинишь мне боль. А раз ты способна сделать такое повторно, значит, все твои слова о раскаянии – это враньё! Ты осталась такой же жестокой, мстительной и подлой! Отсюда и приговор. Лена замолчала, но продолжала сверлить воспитанницу недобрым взглядом. Соня выглядела совершенно ошарашенной. - Елена Сергеевна! – взволнованно начала она. – Но всё совсем не так! Поверьте, и в мыслях у меня ничего подобного не было! Я просто посочувствовала Инне Владимировне, и совсем не имела целью вынудить её относиться ко мне снисходительно. Наоборот, просила её этого не делать! Я хотела ей помочь без всяких корыстных целей, поверьте мне, пожалуйста! Лена недоверчиво покачала головой. - Да, я догадывалась, что вам всё это не понравится! – горячо продолжала Соня. Лена усмехнулась и возвела глаза к потолку. - Но, во-первых, я на сто процентов была уверена, что вы об этом не узнаете! А в таком случае, какая месть, согласитесь! А ещё...Елена Сергеевна! Соня схватилась за виски, пытаясь унять пульсирующую боль. - Я и понятия не имела, что вас это заденет НАСТОЛЬКО! Что вы готовы будете разорвать отношения с Инной! Тогда, в воскресенье, когда вы об этом сообщили, я настоящий шок испытала! Я-то думала: ну, если и узнаете, пожурите её немного, а основной ваш гнев падёт на меня! Лена нахмурилась. - А где же была твоя проницательность? Ты не просекла таких очевидных вещей? В это трудно поверить. Да ты меня прекрасно чувствуешь! Соня смущённо пожала плечами. - Не знаю, Елена Сергеевна. В этот раз вышла осечка. У меня не всегда получается так уж вас чувствовать. Наверное…из-за сильного эмоционального фона. Лена по-прежнему смотрела недоверчиво, но Соня почувствовала, что атмосфера несколько разрядилась. - Мама на свидании мне открыла глаза, - продолжала девушка. – Заявила, что мы с Инной должны немедленно вам обо всём рассказать, и…буквально предсказала вашу реакцию! - Твоя мама…конечно, – задумчиво произнесла Лена. - Она сказала, что лучше это сделать как можно быстрее, несмотря на последствия! – Соня говорила горячо и взволнованно. - И я собиралась посоветовать это Инне Владимировне, но… Девушка с трудом удержалась от слёз. - Не успела ведь! – с отчаянием закончила она. – Простите, Елена Сергеевна, пожалуйста! Это была моя ошибка, но не месть, и не подлость! Поверьте, прошу вас! - Ну…если бы вы мне рассказали… - Лена говорила уже почти нормальным голосом и тоном, - от розог бы это тебя всё равно не спасло. Но…да. Так было бы лучше для всех. У Сони уже текли слёзы. - У меня и в мыслях не было делать вам гадость! – прорыдала она. – Тогда я считала, что поступаю правильно, что по-другому нельзя! Но теперь вижу, что…и Инне Владимировне я оказала сомнительную услугу. Мало того, что вы на неё рассердились, так ей, наверное, ещё и морально будет трудно. Нельзя быть обязанной в чём-то воспитаннице, вы это очень хорошо вчера объяснили! Соня немного успокоилась, вытерла слёзы. - Елена Сергеевна, простите меня! Я больше рта не раскрою, где не надо! Лена, не отвечая, пристально смотрела на девушку. «Всё-таки не верит!» - мелькнуло у Сони. - Елена Сергеевна, вы же чувствуете ложь! – взмолилась она. – Вы видите, что я говорю правду? - Пожалуй, - согласилась Лена. – Признаюсь, я удивлена. Надо же! Была абсолютно уверена, что оправдываться тебе нечем! Она поднялась с кресла, подхватила жакет. - Хорошо. Над приговором я ещё подумаю. Соня перевела дух. - Десять, - деловито произнесла Лена, взглянув на часы. – Что же. Ты «отползала» сегодня на коленях два часа, но я с тебя их не снимаю. Замечание получила! Так что сейчас пойдёшь примешь душ – лёгкий, только постоишь под струями воды, поняла? Соня кивнула. - Ну, а затем отправишься к Ирине Викторовне. - Слушаюсь, - губы чётко произнесли необходимое выражение, но взгляд Соня бросила на воспитателя умоляющий. Она очень надеялась, что после такого вечера Лена позволит ей идти спать вместе со всеми. - Нечего расслабляться, – иронически заметила Лена. – Да и Ирина Викторовна будет очень разочарована, если тебя сегодня ещё раз не увидит. «Да уж, конечно! Не сомневаюсь!»
Forum: Через 15 минут Лена лично проводила Соню к выходу из спальни. Перед тем, как открыть дверь, она ровно, без всяких эмоций сообщила воспитаннице: - Насчёт Марины. Консилиум сегодня состоялся. Диагноз полностью подтверждён, операция назначена на пятницу. Сейчас она чувствует себя неплохо, и настроение хорошее. - Спасибо! Соня чуть не расплакалась. - Спасибо, Елена Сергеевна! Огромное! За такую информацию девушка была готова простить Елене даже сегодняшние розги! - И второе. Насчёт приговора. Соня замерла. Лена немного помолчала. - Твой поступок меня возмутил. Однако, учитывая, что мотивы у тебя были всё же не те, что я предполагала, обещанных репрессий я проводить не буду. - Спасибо, - прошептала Соня. Лена невозмутимо продолжала. - И извинения твои я принимаю. Думаю, что для полного искупления этой вины тебе достаточно будет ещё одной порки розгами, не менее строгой, чем сегодня. Соня похолодела. Даже слышать слово «розги» она спокойно не могла. - В ближайшее время мы с Ириной Викторовной тебе её проведём, в счёт ещё одной «безлимитки». И, когда ты это вытерпишь, я про этот случай забуду. - Для тебя – забуду, - поправилась Лена. – Ясно? - Да. Соня заметно побледнела. Да, только одна порка – это, конечно, намного лучше, чем то, что Лена обещала вначале. Но… липкий страх уже сжал сердце. Вытерпеть такое ещё раз! - Ничего, потерпишь! Лена прекрасно поняла состояние воспитанницы. - Ты меня хорошо чувствуешь, можешь предугадать мои поступки, и, пользуясь этим, позволила себе практически мной манипулировать! А я терпеть этого не могу! - Простите, Елена Сергеевна. Соня нашла в себе силы не умолять о пощаде, а ещё больше укрепить свои позиции. - Я, действительно, сожалею. Я и правда, не думала, что… вас это так заденет, но теперь понимаю! - Иди уж. Лена распахнула дверь и жестом указала Соне на выход. - Слушаюсь. На этом участке сердца у Сони стало…ничего себе. Самая главная опасность миновала. Но…сколько ещё оставалось проблем! И эти обещанные «третьи» розги! И нешуточная размолвка Лены с Инной и Елизаветой! Соне было невыносимо жалко Инну, кроме того, девушку мучила совесть: ведь, и правда, именно она стала причиной этой размолвки. «Вся надежда на Елизавету, - думала Соня по пути к залу для наказаний. – Она должна что-нибудь придумать! Обязательно!» При этом Соня ни на минуту не забывала, куда шла. От Ирины Викторовны девушка ничего хорошего не ожидала. И, как оказалось, не зря. По дороге Соня попыталась осмыслить всё произошедшее и составить какой-то план дальнейших действий. «Надо взять себя в руки. А то совсем «сопливая» стала, - с досадой думала девушка. – Прокол за проколом. Вот в пятницу на «станке» разревелась. А ведь там не розги были, а ремень! А сегодня утром как себя вела перед Еленой и Марией Александровной? Просто опозорилась! Она решила меня сломать, а я почти позволила… А эти розги!!! Хорошо, предположим, такое вытерпеть достойно было трудно: мало бы кто смог. А Елена, интересно? Если бы её вместо меня к кушетке привязали и так же высекли?» Соня на пару секунд задумалась. «А кто её знает? Ведь я ни у кого не спрашивала, как она выдержала тот зачёт: кричала или нет? Ох! Мне такое даже не представить. Она – и на кушетке! Да уж, наверное, держалась бы лучше, чем я. Ладно. Самая страшная её угроза не сбудется, а остальное как-нибудь переживём! Да и вообще… вечером, во время этой уборки не так уж и плохо я держалась. Трость эту ужасную вытерпела! С ведром штуку придумала! И ведь получилось» Соня улыбнулась. «А по справедливости, надо было за все издевательства не бросать это ведро в угол, а надеть ей на голову!» Опомнившись, девушка покачала головой. «Ну, ты, однако, осмелела! Одержала маленькую победу, и уже загордилась. Поскромнее надо быть» Однако нарастающая волна возмущения и протеста упорно вытесняла из сознания Сони смирение. «Поскромнее! Да как бы не так! У меня есть цель, и я могу её достичь. Да, в моих интересах оставаться невозмутимой, плевать на все её провокации и презрение, терпеть всё мужественно! И Ирину Викторовну нечего бояться. Я же решила объявить ей войну и не поддаваться, вот так и буду себя вести. Да, проявила сегодня перед ней слабость. Ну и что? Это были розги! А своей тростью пусть как угодно машет: не поддамся! Да она и не имеет права выпороть без нарушения режима, а я все силы приложу, чтобы ничего не нарушить» Соня вошла в зал чётко по инструкции, почтительно поздоровалась, изо всех сил стараясь держаться невозмутимо и с достоинством. Однако сердце колотилось. От Ирины Викторовны девушка всё-таки ничего хорошего не ожидала, да и недавно пережитую унизительную порку розгами ещё долго не удастся забыть… А при виде своей недавней мучительницы воспоминания нахлынули с новой силой, ослабляя волю. «Не поддавайся!» - Соня стиснула зубы. Воспитательница спокойно ответила на приветствие и приказала: - Ты, Левченко, можешь сразу раздеваться и располагаться на «станке». Соня даже внутренне ещё не успела возмутиться и подумать: «Почему?», а её губы и язык уже произносили: «Слушаюсь». Так же моментально воспитанница выполнила приказ. Аккуратно сложив одежду на специальную скамейку, она подошла к «станку», легла животом на его обитую кожей основу и вытянула руки и ноги вдоль специальных панелей. «За что? Может быть, она меня проверяет? Как Мария Александровна?» - лихорадочно пыталась сообразить девушка. Однако она слишком хорошо думала об Ирине Викторовне. Воспитатель выдерживала паузу. Она прекрасно понимала, что воспитаннице не доставляет особой радости торчать в такой позе, будучи выставленной напоказ перед остальными девушками. А Соня буквально спиной ощущала, какую бурю эмоций, пусть и внутренних, вызвало у воспитанниц созерцание следов на её теле. Когда Соня по приказу Лены принимала душ, то сама немного рассмотрела себя сзади в зеркале: картина была впечатляющей. - Значит так, моя милая, - подходя к девушке с тростью в руках, проговорила воспитатель. – Я ещё раз всё обдумала и решила, что, со своей стороны, назначу тебе дополнительное наказание за твой дерзкий поступок в прошлую субботу. Елена Сергеевна тебя, конечно, наказала, но дополнительный урок тебе не помешает. И я имею право это сделать. Дежурная воспитательница знала, что девушки переписали на Соню свои сертификаты, и, таким образом, наказание за свой проступок воспитанница получила минимальное. А Ирина Викторовна была неспособна спокойно смириться с тем, чтобы кто-то, провинившись перед ней, смог избежать ответственности. Конечно, была и ещё одна причина… Практически поставив Соню сегодня на колени с помощью розог, Ирина вознамерилась воспользоваться удачной ситуацией и подчинить строптивую воспитанницу своей воле до конца: заставить её покориться, убрать свою гордость подальше и вести себя во время наказания так, как хочется воспитателю. А не так, как она там сама для себя решила. Соня молчала. Такого она никак не ожидала, но упорно отгоняла невольно всплывающие в мозгу мысли типа: «Вот зараза!» Кто знает, возможно, Ирина Викторовна умеет читать мысли так же хорошо, как и Елена. - В те дни, когда ты стоишь у меня на «коленях», - продолжала Ирина Викторовна, - будешь получать по 10 гарантированных ударов тростью. - Напоминаний, - усмехнулась она. - Пять из них – в начале наказания, и пять – в конце. Ну, и за замечания, само собой, отдельно. Так будет продолжаться до тех пор, пока я не посчитаю, что хватит, или, пока ты не отcтоишь все свои часы полностью. Понятно? - Да, - Соня даже не изменилась в лице, хотя была потрясена очередной выходкой ночной «дежурной». «Ну и влипла, - думала она. – Не зря предчувствия были нехорошие! Получать мне эти десять ударов всю неделю! Ведь она хочет, чтобы я начала кричать и умолять о прощении. Не дождётся!» Выдавая воспитаннице первые пять ударов, Ирина Викторовна постаралась, чтобы сравнительно небольшое их количество с лихвой окупилось качеством. Порола самой своей толстой тростью медленно, но сильно. Соня изнемогала от боли. Она пыталась отвлечься, считая удары, уговаривала себя расслабляться в перерывах между ними. Ногами Соня изо всех сил упиралась в пол, чтобы не дёргаться; руки крепко прижимала к панелям. Пять ударов показались бесконечными. Однако Соня, как и решила, не издала ни звука. Начавшие уже немного подживать рубцы на теле девушки после этой порки снова открылись и кое-где кровоточили. Воспитатель хладнокровно наложила Соне на раны специальную влажную салфетку, пропитанную антисептиком, и велела встать на колени. Соня собрала все силы и не позволила себе за оставшиеся до полуночи полтора часа даже шелохнуться. Соответственно, ни одного замечания не получила. К немалому своему удивлению, Соня не увидела сегодня в зале Иру Елистратову. Она точно знала, что у Иры оставалось ещё 3 часа наказания: обычно ночные воспитатели, перед тем, как отправить воспитанниц в душ, объявляли, сколько времени кому ещё осталось здесь отбывать. За ужином Соня видела Иру в столовой, значит, подруга, по крайней мере, не больна. Как выяснилось позже, Елизавета Вадимовна решила отменить Ире не только оставшиеся семь «напоминаний», но и эти 3 часа «коленей», сказав при этом: «Раз ты решила измениться, и уже добилась таких успехов, то и я тебе помогу. Отменяю тебе все оставшиеся наказания, живи с «чистого листа». Я в тебя верю» Ира потом расскажет Соне, что это заявление Елизаветы повергло и её, и других воспитанниц 202-й группы в ступор: ничего подобного в группе раньше не случалось. В полночь Ирина Викторовна приказала всем идти в душевую, а Соню поставила лицом к стене, приказав упереться в неё руками, и выпорола не менее жестоко, чем полтора часа назад. Воспитанница так же стойко терпела. Она позволила себе дать волю слезам только в душе, стоя под тёплыми струями воды, где этого никто не мог увидеть. Боль после порки казалась невыносимой, а ещё душила обида. « Ну, за что? – думала девушка, глотая слёзы. – Почему она ко мне привязалась? Ведь ей-то я ничего не сделала! Интересно, а Елена об этом знает? А, впрочем, какая разница? Всё равно, она и не подумает за меня заступиться» Остальные девушки к этому времени уже вышли в раздевалку. Внезапно дверь открылась, и в душевой появилась Вероника Игоревна - ответственная дежурная по отделению. Соня мгновенно встала «смирно». - Заканчивай быстрее! – строго приказала воспитатель. – Не копайся! Ты одна осталась. - Слушаюсь. Вероника Игоревна, я уже всё, - Соня быстро закрыла краны и вышла из кабинки. Вероника осмотрела помещение и удивлённо спросила: - А почему это вода так медленно уходит? Пол в душевой имел наклон к центру, где располагалась стоковая решётка. - Что это? Воспитательница решительно подошла к решётке и подняла валявшуюся на ней «ежедневную» гигиеническую прокладку, разбухшую от воды. - Твоя? – голосом, не предвещающим ничего хорошего, обратилась она к Соне. - Нет, - растерялась девушка. Ещё через несколько минут все восемь воспитанниц, которые только что принимали душ, стояли у стены в зале для наказаний по стойке «смирно». Злополучная прокладка лежала перед ними на столе, на полиэтиленовом мешке. Вероника Игоревна была невероятно рассержена и совершенно на себя не похожа. Во всяком случае, Соня видела её такой в первый раз. Холодно оглядывая девушек, воспитательница говорила абсолютно стальным голосом: - Что вы себе позволяете? И зал, и душевая только сегодня вечером были тщательно убраны девочками из подготовительной группы. Я лично проверяла уборку – всё было в порядке! Никаких прокладок в стоке не валялось. Как вы могли такое допустить? Да, вы все! А не только та ворона, которая не заметила, как её интимная вещь оказалась на полу в душевой комнате. Замечу – в душевой, а не в раздевалке! Я даже не спрашиваю, как такое вообще могло произойти. Я спрашиваю вас о другом. Вы все только что принимали душ и видели это безобразие. Не могли не видеть! И ни одна из вас не потрудилась это убрать! Почему? Вы прекрасно знаете, какое в «Центре» отношение к аккуратности и чистоте. А, находясь в душевых, все воспитанницы отвечают за то, чтобы сливные решётки не засорялись, и должны сразу принимать меры, немедленно убирать весь мусор! Тем более, такой! Повторяю, это должны делать все, а не только дежурные, это общая ответственность, и вы об этом знаете, и у себя в группах наверняка, так и поступаете. А здесь вы все из разных групп, и решили оставить всё так, как есть! Проявили полное безразличие и равнодушие! Это вопиющая безответственность и неаккуратность! А та красавица, чья эта вещь, она о чём думала? Предположим, она не заметила, хотя поверить в это трудно, но ведь кто-то заметил! А, скорее всего, все! Ведь я это увидела, только заглянув в помещение. Да как вам не стыдно? Руки не захотели пачкать? Оставили мне эту работу? Вероника распалялась всё больше, глаза её сверкали, с лица не сходило жёсткое выражение. Смотреть на неё было жутковато. Соня отметила, что даже Ирина Викторовна, стоявшая у ответственного воспитателя за спиной, выглядела несколько озадаченной. А уж про воспитанниц и говорить было нечего! Девушки были ошеломлены и напуганы. - Так вот! – сурово продолжала Вероника Игоревна. – Я даже не буду разбираться, чьё это имущество! Она ткнула пальцем в прокладку. - Мне всё равно! Виноваты все, и все вы за это поплатитесь! Я своей властью ответственного дежурного воспитателя отделения задерживаю ваш отбой. Каждая из вас получит по 15 ударов тростью – по пять сейчас, и по пять потом, каждые 15 минут! А в перерывах между поркой будете стоять лицом к стене и думать о своём поведении! На Соню нахлынуло отчаяние. Какие ещё 15 ударов? Она и так не знает, как дойти до своей кровати! Сколько всего ей сегодня уже пришлось перенести! Соня вспомнила слова мамы: «Завтра у тебя трудный день. Собери все силы и держись достойно». «Если бы ты знала, мамочка, какой трудный!» - Дальше! – продолжала Вероника Игоревна. – Каждой из вас я добавляю ещё по три часа «на коленях» и записываю замечание в карточку за неаккуратность. Соня сразу представила, что ей устроит Елена за эту прокладку! Ещё несколько «безлимиток» девушке наверняка гарантированы. «Ты лидер! – как бы услышала она гневный голос Лены. – Другие девчонки ещё могли этого не заметить или не пожелать убрать. А ты не имела на это права! Непрофессионально!» Самое обидное, что так всё и есть. Если Елена так скажет, то будет абсолютно права. - Всем раздеться и встать лицом к стене! – приказала Вероника. Воспитанницы немедленно подчинились. Ответственная воспитательница медленно прошла вдоль шеренги провинившихся, внимательно оглядывая девушек. Около Сони она остановилась. - Левченко, повернись ко мне. - Слушаюсь. Соня быстро развернулась. - Тебя я от наказания ротангом освобождаю по соображениям безопасности для здоровья. На сегодня порки тебе достаточно. Однако ближайшие полчаса проведёшь на коленях. Встань туда, - Вероника указала Соне на противоположную стену. - Слушаюсь, - девушка проследовала, куда ей велели, и, морщась, опустилась на колени. «Надо же! На такую «милость» я не рассчитывала!» Воспитанницы стояли лицом к стене по стойке «смирно», прямо напротив Сони. Девушка видела, что они напуганы предстоящей расправой: у многих дрожали ноги, кое-кого бил озноб, некоторые всхлипывали. Почти все сегодня и так получили порку тростью, без этого у Ирины Викторовны обходилось редко. А теперь им предстоит очередное испытание. Воспитательницы после небольшого совещания обе вооружились ротанговыми прутами диаметром около 12 мм и выдвинули на середину помещения стул. - Всем повернуться! – приказала Вероника. Девушки подчинились, со страхом взирая на приготовления воспитателей. - Приказываю вам выполнять команды быстро и чётко, - продолжала «ответственная». - Будем вызывать вас по очереди. Услышав свою фамилию, вы обязаны подойти к стулу, нагнуться и упереться руками в сиденье. На «станок» вас укладывать не будем – иначе полночи провозимся. После порки – сразу возвращаетесь на своё место и стоите «смирно» до следующего вызова. За медлительность, непослушание или истерики назначу дополнительные удары. Всё понятно? Вероника Игоревна сурово оглядывала испуганных девушек. - Тогда начинаем. Белова – к стулу! Быстро! Воспитанница, стоявшая в шеренге крайней, вздрогнула, но довольно быстро заняла требуемую позицию. Воспитательницы, не медля, подошли к приговорённой и встали с обеих сторон от неё. Ирина Викторовна бросила на Соню насмешливый взгляд. Девушка против воли покраснела. Положение у неё было незавидное: пороть подруг сейчас будут у неё на глазах и прямо перед ней. Зрелище ещё то… Катя Белова, которую вызвали первой, от волнения и страха переступала с ноги на ногу. На её попе багровели свежие следы: девушка совсем недавно уже получила 20 ударов тростью. Осмотрев ягодицы воспитанницы, Вероника недовольно покачала головой. - Третий год в «Центре» - и не научилась себя вести «на коленях» без замечаний! Что же – сейчас получишь по бёдрам. Вжик! Толстый прут с сочным звуком опустился на тело наказываемой чуть ниже подъягодичной складки. Удар был неожиданным и сильным. Девушка громко вскрикнула и покачнулась. - Стоять ровно! И считать удары! – скомандовала Вероника. - Слушаюсь! Раз! – простонала воспитанница. Соня вздохнула. Вид тут же вздувшегося толстого синего двойного рубца на теле Кати не оставлял сомнений в том, что удар был очень болезненным. Теперь вторая воспитательница взмахнула тростью. - Два! – взвизгнула девушка, и из глаз её брызнули слёзы. «Ничего себе! Почти без паузы! - ошеломлённо думала Соня. – Разве такой толстенной тростью так можно?» Очевидно, было можно. Тем более, что воспитатели не хотели затягивать процесс. - Три! Опять сильный удар справа. Катя уже рыдала, но стояла ровно. Три параллельных сочных рубца украшали её бёдра. Ирина Викторовна, примериваясь, приложила трость к самой подъягодичной складке и почти сразу, сильно размахнувшись, послала своё орудие точно в цель. - Четы-ы-ы-ре! Ой! От пронзительной боли у воспитанницы подогнулись ноги, и она присела на корточки, изо всех сил борясь с желанием схватиться руками за попу. - Встать в позу! – Вероника была неумолима. Как только Катя, обливаясь слезами, выполнила приказ, воспитательница резко хлестнула её тростью чуть выше коленного сгиба. - Пять! – прорыдала девушка. - Вернись на место и встань «смирно». Быстро! Наказанная ещё не опомнилась от боли. Она медленно распрямилась, пробормотала: «Слушаюсь» и, еле переставляя ноги, доковыляла до своего места. А на «лобном месте» уже устраивалась очередная вызванная Вероникой воспитанница. Соня почувствовала, что не в силах больше смотреть на мучения девчонок. Глаза закрывать, стоя на коленях, воспитанницам запрещали, но смотреть в пол не возбранялось. Положению «смирно» это не препятствовало, да и смирения воспитанницам должно было добавлять, по мнению воспитателей. Этим Соня и воспользовалась. Пока пороли остальных провинившихся, она стояла, опустив глаза вниз и молча слушала рыдания, крики и мольбы своих подруг. Девчонок было жалко. От жуткого звука врезающейся в плоть трости мороз пробирал до внутренностей. Каждый властный оклик сердившихся воспитателей невольно заставлял Соню испуганно сжиматься. Хотя девушка знала, что кричат не на неё, и что ей порка не угрожает…страшно было всё равно. Страшно, противно и тоскливо. Дальше всё было не менее ужасно. Воспитанниц пороли ещё 2 раза, через каждые 15 минут. Время между экзекуциями девушки проводили, стоя лицом к стене по стойке «смирно». Боль от ударов ещё не успевала до конца утихнуть, как несчастных уже вызывали для очередной порки. Действовали воспитательницы быстро, слаженно и очень строго, не допускали никаких задержек, малейшие попытки неповиновения тут же жестоко пресекались. Почти все девочки рыдали, не в силах сдерживаться, и во время порки, и, пока ожидали следующей. Наконец, наказание закончилось. Воспитатели добросовестно провели девушкам обработку ран специальными средствами, в том числе и обезболивающими. Последними - всем, кроме Сони. В Сониной карточке по-прежнему значилось распоряжение Елены: «Лечебные средства с обезболивающим эффектом не применять». Никто и не применил. Соня получила только противовоспалительные и заживляющие, поэтому, когда девушка оказалась, наконец, в своей кровати, она и не рассчитывала, что сможет сегодня уснуть. Соня опять вспоминала мамины слова: «Я уверена, что это твои последние трудные дни». «Спасибо, мамочка, ты здорово меня сегодня поддержала!»
Forum: Глава 6. И позже. Соня, совершенно обессиленная, лежала на кушетке, всё ещё крепко привязанная к ней, изнемогая от боли, злости и отчаяния. Пять минут назад Ирина Викторовна с издёвкой сказала воспитаннице: «До скорого свидания» и удалилась из кабинета. А Лена, собрав с пола использованные розги, вышла в санблок. Соню переполняли ярость и чувство полнейшего бессилия. Она так надеялась, что эта третья, обещанная ей Еленой порка розгами, будет ну хотя бы чуточку гуманнее, чем та памятная вторая! Ведь они с Еленой Сергеевной ещё тогда выяснили отношения, и Лена убедилась, что Соня не желала ей зла, что мотивы её поступка были совсем другие… Но ничего подобного! В этот раз всё оказалось гораздо хуже. Экзекуция опять началась с «двойных ударов», но получила их Соня не 20, а 50, причём, на последних двух десятках воспитательницы каждый раз одновременно применяли оттяжку. Перенося это, Соня уже и выжить не надеялась! Правда, мучители не торопились, смаковали удары, любовались произведённым эффектом. После этого жуткого полтинника дали жертве немного передохнуть, а потом… Соня зажмурилась и всхлипнула. Вспоминать дальнейшее не было сил – настолько всё было ужасно! Воспитательницы стащили её с кушетки, уложили прямо на пол – на спину, так, что головой девушка почти упиралась в стену. Руки сразу же пристегнули к вмонтированным в пол металлическим кольцам, а ноги задрали кверху и, широко разведя их в стороны, тоже прикрепили к кольцам в стене. Ирина Викторовна ещё «утешала»: «Поза, конечно, неудобная, но ничего, потерпи, много времени нам не потребуется» Действительно, для того, чтобы довести Соню до полного отчаяния, граничащего с безрассудством, экзекуторшам хватило нескольких минут, в течение которых они беспощадно с двух сторон хлестали девушку свежими розгами по бёдрам. Причём, именно по внутренним их частям. Это было не просто больно… Это было абсолютно невыносимо! А ещё мучительно стыдно! Да-да, впервые, несмотря на раздирающую боль, от которой воспитанница едва не теряла сознание, Соне было очень стыдно от начала и до конца этой страшной порки. Обычно стыд куда-то бесследно улетучивался уже после первых хороших ударов и возвращался только после наказания, когда боль чуть стихала. Но в этот раз, распластанная в унизительной позе, извиваясь от боли, елозя голой попой по полу в тщетной попытке хоть как-то увильнуть от ударов, Соня просто сгорала от стыда. Кроме того, было страшно! Ведь сейчас она могла смотреть на своих мучительниц, видеть, как они размахиваются, как розги опускаются на нежные части тела, как на бёдрах тут же лопается кожа и вспухают багровые рубцы, как течёт кровь… И ещё несчастная постоянно ожидала: а вдруг беспощадным экзекуторшам придёт в голову хлестнуть розгой и ТУДА… К счастью, такого не случилось, вероятно, подобные действия были запрещены инструкциями. Но эта смесь жуткой боли, стыда и страха довела воспитанницу до полного исступления. А ведь и это было ещё не всё! Исхлестав девушке все бёдра, воспитатели вновь водрузили её на кушетку и всыпали ещё 50 розог по спине, с двух сторон, поочерёдно, и только после этого соблаговолили прекратить экзекуцию. В общей сложности Соня получила 150 розог. «Сволочи! Ну зачем они так? Звери!» Соня мысленно не стеснялась в выражениях. «Надеюсь, мысли эти их камеры не улавливают? А Елена душ, небось, принимает. Упарилась, как же!» Горячие слёзы опять заливали кушетку. «Надо успокоиться, - уговаривала себя девушка. – Всё уже кончилось. Сейчас она выйдет и отвяжет меня. А, если повезёт, и обезболивание применит…должна применить, ну невозможно же это терпеть!» Успокоиться никак не удавалось, слёзы по-прежнему текли ручьём. «Всё, хватит реветь! – Соня всё-таки пыталась собраться. – Елена опять будет недовольна. Успокаивайся, слышишь? Вспомни, что она обещала после этой порки забыть о случае с Инной. Ох, ну какая же она всё-таки гадина!» Услышав, как хлопнула дверь, девушка невольно вздрогнула и вся сжалась. Лена неторопливо приблизилась к кушетке. Соня спиной чувствовала, что мучительница внимательно её разглядывает. Пауза затягивалась. Чувства воспитанницы были обострены до предела. Внезапно она услышала: - Чёрт! Перестарались в это раз! На всём теле живого места нет. И следы такие…не по инструкции, в общем: просечек многовато, захлёсты некрасивые, да и гематомы уж больно обширные и глубокие. Неслабую порку красавица получила! А ведь стратегию-то я разрабатывала. Недоработала чуть-чуть, да. То-то Ира на меня так странно поглядывала…Нет, чтоб подсказать! Во время порки-то мне казалось, что всё нормально. До Сони не сразу дошло, что Елена и не думала говорить всё это вслух. Нет! Соня слышит её мысли! Собственно, особо она не удивилась, так как знала, что обладает некоторыми экстрасенсорными способностями. Подобное случалось и раньше, особенно в минуты эмоциональных потрясений. А после такой-то порки…когда эмоции лились через край, совсем неудивительно, что данные способности резко усилились. Девушка постаралась сосредоточиться и ещё больше настроиться на «приём». - Ну, и что теперь делать? Соня чувствовала, что Лена напряжённо думает. - Нет, тут без «сыворотки правды» не обойтись! Воспитанница вздрогнула. Лена подумала это очень решительно. - Да, придётся ей ещё потерпеть. Жгучая штука, но следы быстро уничтожает. Ничего, повертит ещё немного задницей, зато к вечеру почти всё рассосётся. А, если оставить, как есть – то новую порцию ей только дня через три можно будет выдать. Да и…вопросы ненужные получу от заведующей, или от Светы, которая сегодня дежурит. Светка у нас принципиальная, и воспитанниц всегда защищает. Увидит Соньку сегодня «на коленях» в таком виде – и меня «на ковёр». Не посмотрит, что мы подруги! Так…а, если сейчас её за перегородку, руки зафиксировать мягкими наручниками и прикрепить к тому колечку…( прочные металлические кольца были вмонтированы в стены практически во всех помещениях «Центра» - где надо и не надо). Не побежит же Сонька потом жаловаться! А «на колени» уже более-менее в приемлемом виде пойдёт. Соню передёрнуло от страха, тело моментально покрылось мурашками. Какое-то время она ничего не слышала, зато кожей ощущала сомнения Лены. « И это сделает! Не пожалеет! А что я могу?» Внезапно в голове промелькнуло решение, показавшееся спасительным. - Елена Сергеевна, - тихо сказала Соня (хотя вся замерла от страха). – Я всё понимаю. И жаловаться не буду. Делайте, как считаете нужным. Однако реакция Лены оказалась совсем не такой, на которую рассчитывала Соня. - Умничаешь? – ледяной голос воспитательницы заставил Соню вздрогнуть. – Смеешь мне советовать, как поступать? - Простите. Пожалуйста, - обречённо проговорила девушка. - Некоторых даже розги не исправят, - гневно заметила Лена. Теперь она уже не сомневалась. Быстро отвязала Соню от кушетки, надела на запястья кожаные наручники с мягкой подкладкой. - Вставай! - Слушаюсь, - закусив губу, чтобы не расплакаться, девушка с трудом спустила ноги с кушетки и осторожно встала. Через несколько минут Соня уже стонала, металась, пыталась вырваться из наручников, сходя с ума от невыносимого жжения в области попы и бёдер. Тело горело огнём, зудело, жар с каждой минутой нарастал. Елена спокойно сидела в кресле с чашкой кофе в руках и наблюдала. Она нанесла на раны воспитанницы пока не очень большое количество «сыворотки правды», и, поскольку средство начинало действовать не сразу, воспитательница хотела убедиться, что эффект будет ожидаемый и добавлять не придётся. - Елена Сергеевна! – взмолилась Соня. – Пожалуйста, отпустите меня! Я не вынесу этого! Соне хотелось тереть попу руками, поливать холодной водой, делать всё, что угодно, чтобы только унять это жжение! - Молчи, – презрительно бросила Лена. – Ещё как вытерпишь. А куда тебе деваться? Постоишь тут часик, получше подумаешь над своим поведением. Только на пользу тебе пойдёт. С этими словами воспитательница встала, покинула «зону отдыха» и плотно закрыла дверь, оставив Соню одну. Теперь девушка могла не стесняться в мыслях. Не в силах выносить новую пытку, она сложила в адрес Елены все возможные нелестные эпитеты. «Никогда ей всего этого не прощу! – захлёбываясь слезами, отчаянно думала Соня. – И слёзы эти мои ей отольются!» Только через час жгучее действие адского средства начало чуть-чуть ослабевать. Соня висела на наручниках заплаканная, раскрасневшаяся, совершенно обессиленная. Злость на Лену переполняла сердце. Обида достигла такой силы, что Соня, забыв об осторожности, всерьёз начала обдумывать планы возможной мести. «Что я могу здесь? Ничего! Хотя нет…могу кое-что. Ещё не забыла… Раз читаю её мысли, значит, и форма у меня сейчас подходящая. И камер за перегородкой нет… Ничего она не докажет! Сейчас войдёт, развяжет меня и… Попробую!!! А если не получится? Она тоже не дура. Возможно, ожидает подобного? Уложит на кушетку и опять выпорет!» Соню передёрнуло. «А потом в изолятор. А то и в карцер!» Однако боль, обида, злость, унижение – всё это слилось в душе воспитанницы в мощный эмоциональный поток, который отчаянно требовал выхода наружу. Решившись, Соня перестала рыдать и метаться, собралась, привела мысли в порядок. Теперь она была готова. Лена вошла минут через 10, внимательно оглядела Соню, которая смирно стояла, опустив глаза в пол, осмотрела раны на теле наказанной. - Что же, уже лучше, - удовлетворённо произнесла она. – Теперь тебе снова можно всыпать розог, если заслужишь. Без всяких проблем! Соня молчала. Воспитательница быстро освободила девушку от наручников и развернула лицом к себе. Соня сконцентрировалась, усилием воли создала внутри себя мощный энергетический шар, пропустила его через позвоночный столб к головному мозгу, затем посмотрела Лене прямо в область переносицы и резко послала его точно в цель! Девушка отчётливо почувствовала, что всё получилось, она попала в точку, но…уже через секунду Соню ослепила резкая вспышка головной боли, невероятно сильной, распирающей, невыносимой! Как будто что-то взорвалось у неё в мозгу! Невольно она обхватила голову руками, однако успела заметить, что Лена охнула, поморщилась и схватилась за левое бедро. Боль нарастала. Не в силах терпеть и ничего не соображая, Соня присела на корточки и монотонно раскачивалась, тихонько постанывая. Всё это продолжалось минуты 3, затем наступило некоторое облегчение. Соня не понимала, в чём дело. Какую бы защиту не выставила Лена, такого бы не произошло! Да и не смогла бы она защититься! Такое воздействие по ощущениям не должно было быть заметно жертве, последствия наступили бы позже. С Еленой просто случилось бы что-нибудь нехорошее… «Где же я прокололась?» - лихорадочно соображала Соня. - Неслабо, - услышала она взволнованный голос Лены. – Пришла в себя? Вставай! - Слушаюсь. Соня медленно и неуверенно поднялась на ноги. То, что Лена сделала дальше, заставило воспитанницу открыть рот от изумления. Воспитательница внезапно высоко подняла слева подол своего форменного платья, под которым оказались тонкие эластичные колготки и красные шёлковые трусики. «Чего это она? Совсем крыша поехала? Или я ей по мозгам попала? А трусы классные. Прямо один вкус у нас с ней» - мысли кувыркались в голове, натыкаясь друг на друга. А Лена приспустила колготки с левого бедра, и Соня увидела, что на её ноге возвышается небольшой бугорок, который в данный момент пульсировал и светился прямо через кожу синим светом. - Вот это да! – Лена потрясённо рассматривала бугорок. – Воздействие седьмого уровня! Ты что сделала, ненормальная? Голос воспитательницы задрожал от гнева. - Если уж владеешь такими способностями, надо соображать немного! Да ты бы меня инвалидом сделала! Тебе мало Марины? Решила продолжить список своих жертв? А о себе не подумала? С тобой что теперь будет? - Что это? – растерявшаяся вконец Соня не могла оторвать взгляда от пульсирующего светящегося бугорка на бедре Лены. Воспитательница привела одежду в порядок. - Про «Новопласт» слышала? – усмехнулась она. - Что? – Соня побледнела. Про «Новопласт» - одновременно оружие и защиту стратегического назначения она знала. Но это такая дорогая, просто эксклюзивная вещь, что Соня и представить себе не могла… - Всем сотрудникам «Центров» его вживляют под кожу, - гневно продолжала Лена. – Даже, если ты этого не знала, то могла бы предположить. Долго бы мы здесь протянули без этого? Самостоятельно защиту каждый раз запаришься ставить, да и невозможно это. Лена подошла к Соне вплотную. - Вот только основная масса воспитанниц атакует своей энергетикой неосознанно. А ты… Воспитательница помолчала, справляясь с гневом. - Целенаправленное, хладнокровное, жестокое нападение на воспитателя в момент исполнения им своих обязанностей. Именно так твой поступок будет расцениваться. Ты об этом не подумала? От внезапно нахлынувшего ужаса Соня не смогла даже помотать головой. Лена, не сводя с воспитанницы глаз, раскрыла телефон и набрала номер. - Лиза? Зайди ко мне, пожалуйста. Очень срочно. Жду. Голос у Лены был такой, что Соня на месте Лизы примчалась бы немедленно. «Значит, они уже помирились?» - мелькнула мысль. - Удар по башке получила? – уже спокойнее поинтересовалась Лена. Соня кивнула. - Можешь не волноваться. Этим всё и ограничится. Закон об охране здоровья воспитанниц и тут действует, - усмехнулась воспитательница. - Вот только я полагаю, что теперь ты уже не наша воспитанница, - продолжала Лена. – За нападение на воспитателя, да ещё с применением воздействия седьмого уровня, отправишься в другое место. У Сони подкосились ноги, и она вновь присела на корточки. - Руки! – Лена опять надела воспитаннице наручники. – Так будет надёжнее. В кабинет влетела запыхавшаяся Елизавета. - Что у вас тут происходит? – она удивлённо окинула взглядом раскрасневшуюся Лену и съёжившуюся на полу Соню. - У Соньки хватило ума шибануть в меня «седьмым уровнем». Лена опять приподняла платье и показала светящийся бугорок теперь уже Елизавете. - Дура! – в сердцах бросила Лиза, испепеляя Соню взглядом. – Сдержаться ума не хватило? В тюрьму теперь отправишься! - А ты чего меня звала? – набросилась она на подругу. – Не меня надо вызывать, а охрану, и ответственную дежурную. Я-то здесь при чём? - Посоветоваться, - в голосе Лены Соня почувствовала волнение и растерянность. – Понимаешь, Лиза… Да, Соня должна получить по заслугам. Но такого я даже ей не желаю. Её же отправят в тюрьму лет на десять, а потом в поселение навечно! Соня вздрогнула и умоляюще посмотрела на воспитателей. - Раз она владеет такими способностями, это воздействие расценят как реальное преднамеренное нападение, - продолжала Лена. - Именно так! – подтвердила Лиза и повернулась к Соне. - Если бы не было защиты, Лена бы очень серьёзно пострадала. Такое воздействие обеспечило бы ей пожизненное инвалидное кресло. Она получила бы не меньше, чем перелом позвоночника. Или что-нибудь подобное. Дрянь! Елизавета размахнулась и влепила Соне звонкую пощёчину. Девушка вскрикнула и съёжилась ещё больше. По лицу потекли слёзы. - Розгами она тебя выдрала? – кричала Лиза. – Так это вполне за дело! А чего ты ещё ожидала за свой поступок? - А она…потом…ещё «сывороткой правды», - жалобно пробормотала сквозь слёзы Соня, как будто надеясь оправдаться. Елизавета метнула на Лену быстрый сердитый взгляд, но тут же опять набросилась на Соню. - Ну и что? Ты часик потерпела! А ей бы всю жизнь испортила! Ты же не знала про защиту? Она схватила Соню за плечи и сильно потрясла. - Не знала же? - Нет, - всхлипнула Соня. - Гадина! – презрительно бросила Лиза. – Лена, вызывай охрану. Она заслужила эту участь. Ни черта она не изменилась! Вот змея! Всех провела! Однако Лена явно колебалась. - Лиз, мне кажется, не всё так однозначно. Она и вправду могла не выдержать и сделать это сгоряча. Я всё же переборщила сегодня. И порка жестокая, и «сыворотка» эта… - Как же, сгоряча! Лиза изо всех сил дёрнула Соню за собранные в хвост волосы. - Признавайся! Хладнокровно всё продумала? Пока стояла с припечённой пятой точкой? Вместо того, чтобы раскаиваться, как это положено по «Правилам», смиряться и делать выводы, ты планы мести вынашивала? - Нет! – закричала Соня. – Это было импульсивно! Я так измучилась! Она повернулась к Лене. - Елена Сергеевна, простите! Я не посылала «седьмой уровень»! Не знаю, как такое получилось! Я хотела, чтобы вы…просто заболели…пневмонией, например. Чтобы мне хоть пару недель передохнуть! Глаза Елизаветы зловеще вспыхнули. - Ну и мерзавка! Да тебя за это надо… Она мгновенно выхватила из чехла ремень, толкнула Соню на кресло и замахнулась. - Стой, Лиза, не надо! Лена решительно перехватила ремень уже в полёте. - Не вмешивайся! – возмутилась Елизавета. - Позволь напомнить, что это моя воспитанница, - твёрдо стояла на своём Лена. - Ах, да, конечно, - саркастически усмехнулась Елизавета и, уже успокаиваясь, обратилась к Соне. - Не умеешь своей силой пользоваться, так куда лезешь? Планируешь третий уровень, а посылаешь «седьмой»? - Да я вообще не знаю ни про какие уровни! – в отчаянии прорыдала Соня. - Расскажешь эти сказки в спецподразделении, - злорадно пообещала Лиза. – Там же и передохнёшь…как и хотела. Соня умоляюще взглянула на Лену. - Елена Сергеевна, пожалуйста, поверьте, это правда! Не губите меня, прошу вас! Пощадите! Лена непроизвольно отодвинулась. Она явно была в растерянности. - Да не сможет она тебя пощадить, - заявила Елизавета. – Если она скроет такое воздействие – сама работы лишится однозначно. - И никакого выхода? – спросила Лена. - Ты её защищаешь? – возмущенно закричала Лиза. – Но почему? - Лиза, я бы сама её наказала за это. В приватном порядке. Жестоко! Но всё же не так… - голос Лены сорвался. – Тюрьма и поселение – это слишком. - Елизавета Вадимовна, пожалуйста, - взмолилась Соня. - Да что я-то могу сделать? – заорала Лиза. – Где всё это произошло? Не здесь же? А в кабинете? Перед камерами? В глазах Лены и Сони одновременно вспыхнуло облегчение. - Здесь, - тихо сказала Лена. – Я приковала её наручниками к кольцу, нанесла «сыворотку правды» и оставила здесь на час. А, когда сняла наручники, она меня сразу и долбанула. - Понятно, - пробормотала Лиза. – Вот почему ты её защищаешь. У самой рыльце в пушку! Лена покраснела. Елизавета решительно задрала Лене подол и ещё раз осмотрела пульсирующий датчик. - Ты же знаешь, что должна пойти с этим в наше особое подразделение. Там снимут все показания. И Соньку допросят с пристрастием, в том числе и на детекторе. Выяснят, что у неё там за сила и умения. Хотя и так понятно, что это преднамеренное нападение с неминуемыми тяжкими последствиями. - А если не пойду? Елизавета задумалась. - Тогда…этот датчик помигает и перестанет. Свою защитную роль «Новопласт» выполнил. Если всё было за перегородкой – никто ничего не узнает. Но если эта зараза захочет когда-нибудь сделать тебе гадость, то она расскажет, и тебя уволят. - Я не расскажу! – простонала Соня. – Меня же тогда в тюрьму отправят! Да я и не смогу. Пожалуйста, простите меня, накажите сами, умоляю! - Да ты ещё за прошлые грехи не рассчиталась! – возмутилась Лиза. – Лена, решай сама. Но знай, если ты её пожалеешь, то я лично буду участвовать в наказаниях. Елизавета разошлась не на шутку. - А ну-ка лицом к стене! Соня быстро вскочила и повернулась. - Неплохо вы ей выдали, - одобрила Лиза. – Вот так и будет получать 2 раза в неделю, и каждый раз с «сывороткой правды». Лена, с тобой будем проводить. И до бесконечности. - Поняла, дрянь? – она резко развернула Соню – Легко не отделаешься! - Лиза! – колебалась Лена. - Не согласна? – вскинулась Елизавета. – А тогда я молчать не буду. У вас нет выбора. - Елена Сергеевна, согласитесь, очень прошу! – умоляюще закричала Соня. - Хорошо, - выдавила из себя Лена. - А за розгами сама будешь ходить, змея! – бушевала Лиза. – Лена, выпишешь ей пропуск на спецаллею! У нас других дел хватает. И только попробуй хоть один прут бракованный принести! - А сейчас я её у тебя забираю! – безапелляционно заявила Лиза. – Верну… Она помолчала. - Часа через два. Ещё успеет «на колени» сходить. - Зачем забираешь? – Лену вся эта ситуация явно выбила из колеи. Елизавета улыбнулась. - Пол у меня в кабинете надо помыть. Она вполне справится. Одевайся! Лиза бросила Соне халат. - Слушаюсь. Трясущимися руками девушка с трудом застегнула молнию. - Кофейку выпей, - мягко посоветовала Лиза растерявшейся Елене. – А ты – идём! Она буквально вытолкнула Соню из кабинета прямо в коридор. Пока шли к спальне 202 группы, Елизавета не проронила ни слова, только подталкивала Соню в спину. Они зашли из коридора прямо в «зону отдыха». Соня прижалась спиной к закрытой перегородке и со страхом смотрела на рассерженную воспитательницу. - Значит, так! – Елизавету переполняла ярость. - Ты напала на мою подругу с целью причинить ей реальный, нешуточный вред. И теперь ты не отговоришься тем, что якобы «ничего плохого не хотела»! Не понимаю, почему Лена решила тебя «не сдавать». Для неё никакой опасности не было, применение «сыворотки» не запрещено инструкциями. Пожалела? Может быть. Но я тебя не пожалею! Предупреждаю: держи свой поганый рот на замке. Иначе окажешься в тюрьме мигом! А мы с Леной подстрахуемся, не думай. Оформим протокол соответствующий, как в случае с Инной. Я буду свидетелем. И ты своей рукой напишешь, что просишь, умоляешь дать тебе шанс! И, если вздумаешь потом нам навредить – ничего у тебя на выйдет! - Я не вздумаю, - тихо сказала Соня. – Ни за что! Поверьте. Елизавета внезапно успокоилась и недобро усмехнулась. - А тогда… всё равно жизни тебе не будет. Мягко с тобой поступить я Елене не позволю. Внезапно без всякого перехода Елизавета резко дёрнула за молнию на халате Сони и буквально сорвала его с девушки. - Руки вперёд! Быстро! На запястьях воспитанницы опять защёлкнулись карабины кожаных наручников. Воспитательница нажала на какую-то кнопку, после чего с потолка опустилось металлическое кольцо на стальной цепочке. Лиза присоединила наручники к кольцу и с помощью той же кнопки отрегулировала высоту цепочки так, что Соня вытянулась в струнку: она едва не висела на поднятых руках, касаясь пола лишь кончиками пальцев ног. После этого воспитательница секунду подумала, огляделась и решительно направилась к компьютеру. Минутой позже она отсоединила провод, соединяющий системный блок с модемом. Довольно длинный. И не такой уж тонкий. Соня не видела, что там делает Елизавета, но ей стало страшно. - Елизавета Вадимовна, вы сказали, что я буду мыть у вас пол! – обернувшись, отчаянно выкрикнула воспитанница, но тут же взвилась от резкой боли. Сложенный вдвое провод хлестнул её поперёк спины, а Елизавета уже замахивалась снова. - Не надо! – вырвалось у Сони. Но провод безжалостно стегал уже и так иссечённое розгами тело. Соня ошалела от боли! Она и не думала, что, оказывается, есть кое-что похуже розог. - Пожалуйста, хватит! – вопила она. – Прошу вас, простите! - Прощу, как же, – презрительно бросила Елизавета. – И не надейся. Она обошла плачущую Соню и теперь сверлила её ненавидящим взглядом. - А пол мыть будешь. Только позже. А сначала так тебя выдеру…что в любом случае встать на ноги не сможешь. Только ползком и будешь передвигаться. Розги тебе массажем покажутся. Соню захлестнул новый поток ударов, на этот раз спереди. Девушка отчаянно извивалась от боли, вертелась, подгибала ноги, однако Елизавету это не смущало. Провод стегал по бёдрам, голеням, стопам – всему, что под него подворачивалось. Затем воспитательница взяла Соню за подбородок, заставляя смотреть себе в глаза, а другой рукой неторопливо наносила жестокие удары по ягодицам, спине, ногам…и так без конца! Соня тонко визжала и дёргалась, уже не думая о своём достоинстве и каких-то приличиях. В какой-то момент стало совсем плохо. Девушка крепко зажмурилась, сжалась и уже ни на что не надеялась. «Вот влипла! – каким-то образом в ослеплённом болью мозгу ещё проносились мысли. – Мало было Елены! И Елизавета теперь ещё! Да к ней не дай Бог попасть в немилость! А я умудрилась» Вскоре Соня и стоять уже не могла, висела на наручниках, и не кричала, а только нечленораздельно стонала. Внезапно Елизавета резко приказала: - Открой глаза! Глаза открывай, быстро! Ты что, не слышишь? - Слушаюсь, - Соня попыталась подчиниться, но почему-то это оказалось очень трудным делом. Веки как будто чем-то придавило. Елизавета отбросила провод и принялась энергично трясти воспитанницу за плечи. - Посмотри на меня! Опасаясь репрессий за невыполнение приказа, Соня усилием воли разлепила глаза, посмотрела на воспитателя и испуганно отпрянула. Перед ней вместо Елизаветы стояла Ирина Викторовна. - Ну, наконец-то! – шёпотом возмутилась ночная дежурная. – Ты что устроила? Орёшь на всю спальню! Девчонки же спят. Ещё десяток тростью тебе организовать? Так это я запросто! Соня никак не могла сообразить, в чём дело. Наконец, когда она обнаружила, что лежит в своей постели, в спальне, до неё стало доходить. «Сон? Так это был сон??? Сон!!! Ничего не было. Ещё понедельник. Не было ни «третьих розог», ни моего нападения на Елену, ни «наезда» Елизаветы! Но… всё было так явно… Неужели сон? Боже, какое счастье!» - Простите! – Соня посмотрела на Ирину Викторовну почти восторженно. От радости и облегчения она готова была обнять свою недавнюю мучительницу. - Простите, - шёпотом повторила Соня. – Мне приснился кошмар. Ирина Викторовна прочитала, видимо, что-то во взгляде воспитанницы, потому что вполне нормально улыбнулась. - А Елизавета Вадимовна при чём? Ты всё время её имя выкрикивала. Приснилось, что теперь она тебя розгами наказывает? - Почти, - Соня тоже улыбнулась. - Всё было так…как будто по-настоящему, - доверительно пожаловалась она. – У меня так раньше никогда не было. Я, когда вижу сны, чаще всего знаю, что это сон. А тут… И боль была настоящая! Соня поморщилась, только сейчас обнаружив, что истерзанное тело и в самом деле болит. - Неудивительно, - усмехнулась Ирина Викторовна. Девушка скосила глаза на часы. 2.20. Значит, несмотря на ноющую мучительную боль после порки тростью, от которой не было спасения, ей всё-таки удалось уснуть. Но спала Соня, как выяснилось, всего 20 минут. Она прекрасно помнит, как в 2 часа ночи ещё вертелась в постели, пытаясь найти более удобную позу. - Удивительно другое, - продолжала Ирина Викторовна. – Как ты после всего этого без обезболивания вообще уснула. Она наклонилась прямо к Сониному уху и прошептала: - Не знаю, что у тебя там с Еленой Сергеевной, но постарайся как-то отрегулировать с ней все вопросы. Со мной тебе, положим, просто не повезло. «Нашла коса на камень» Пока ты мне не покоришься, я тебя в покое не оставлю, но это всё мелочи. А вот характеристику тебе Елена Сергеевна будет писать! Поняла? Ничего Соня сначала не поняла. Какую характеристику? - Спокойной ночи, - Ирина Викторовна уже направилась к выходу из спальни. «Вот чёрт! – внезапно поняла Соня. – Она же меня считает стажёром, не иначе! Как Елизавета вначале! Ну, ничего себе! А если бы и так? Хорошо же они тут обращаются с будущими коллегами! Настоящий курс выживаемости устраивают. А потом, небось, говорят, что это надо было вытерпеть, чтобы получше влезть в шкуру воспитанницы» Соня разволновалась. От только пережитого во сне кошмара сердце ещё сильно стучало в груди. Мучительная боль во всём теле не давала покоя, похоже, она только усиливалась. Всю прошлую неделю девушка отстояла на коленях у Марины Олеговны очень удачно – ни разу не получала замечаний. Поэтому она уже успела забыть, как плохо бывает ночью после порки тростью. «Неудивительно, что мне такой сон приснился» Вспомнив некоторые детали своего сна, Соня, несмотря на боль, слегка улыбнулась. «А к чему бы это, интересно? С чего вдруг Елена ко мне отнеслась снисходительно? Не хотела в тюрьму отправлять. Елизавете не позволила ремнём отхлестать. А вдруг… Сегодня у нас что? Понедельник. Жаль, вещие сны обычно с четверга на пятницу. А Елизавета…» Соня вздрогнула. «Не дай Бог оказаться у такой в зависимости, да ещё и в немилости! Как она со мной расправлялась!» Внезапно в спальню быстро, но бесшумно вошла Вероника Игоревна, прямиком направилась к Соне, откинула с воспитанницы одеяло и подняла ночную рубашку. Соня встрепенулась и попыталась подняться. - Лежи, - успокоила воспитательница. – Ирина Викторовна доложила мне про твой кошмар. Сейчас нанесу тебе обезболивающую мазь, и будешь спать. Соня постаралась расслабиться во время этой не такой уж безболезненной процедуры, постепенно успокоилась и через несколько минут уже крепко спала, на этот раз без всяких сновидений.
Forum: Часть 3 «Sens au Coeur de la nuit l’onde d’espoir, ardeur de la vie, sentier de gloire…» (франц. – Почувствуй в ночи волну надежды, задор жизни, стезю славы…) Глава 1 Вторник. Трудный день. Стоя в прихожей своей квартиры перед огромным, во весь рост, зеркалом, Лена заканчивала приводить себя в порядок. Убирая обратно в косметичку губную помаду, девушка бросила озабоченный взгляд на часы: сегодня она дежурит по всему отделению и в пять утра должна принять смену у Вероники Игоревны. И опоздать нельзя, и выглядеть необходимо безупречно. Впрочем, часы показывали без пятнадцати пять, а молодая воспитательница была уже практически готова. Лена последний раз критически себя осмотрела. Ответственные воспитатели, дежурившие по отделению, обязаны были носить особый элегантный костюм – двойку: бордовый пиджак с серебристыми вставками на рукавах, прямую юбку чуть ниже колен такого же цвета и, в дополнение, белую блузку. Бордовый цвет Лена не очень любила, считала, что он ей не идёт, но выбора в данном случае не было. «Ладно. «Девушке в осьмнадцать лет – какое платье не пристанет», - невесело усмехнулась она. Сегодня Лена спала только три часа, но постаралась приложить все усилия, чтобы выглядеть свежей и привлекательной. Специально наносила «волшебную» маску на лицо, тщательно сделала макияж, красиво уложила волосы. Вчерашний день дался ей нелегко: ссора с подругами тяжёлым камнем лежала на сердце. «Выпустив пар» на Соню, как и предсказывала Лиза, Лена испытала некоторое облегчение, и кое-что в этой ситуации открылось ей в новом свете. Нет, обида никуда не делась! Лена по-прежнему считала, что девчонки предали её и сами сделали всё возможное, чтобы разрушить их крепкую дружбу. Однако она вспоминала вчерашний разговор в столовой, когда подруги пытались объясниться, и лица у них при этом были расстроенные и смущённые. Даже Лиза говорила мягко и виновато, что обычно для неё нехарактерно. А Инна и вовсе явно потрясена всем случившимся! Да что там потрясена? Это мягко сказано. Она в невероятном отчаянии! И вчера после этой сцены в столовой Инна сделала ещё одну попытку исправить ситуацию. Наверняка не сказав ничего подругам, она побежала вслед за Леной в кабинет. Ворвалась без стука, взволнованная, раскрасневшаяся, со слезами на глазах. Хорошо ещё, что по дороге никого из начальства не встретила, а то заработала бы взыскание за неподобающий для воспитателя вид. Лена в этот момент выходила из санблока и не успела сказать ни слова, как Инна чуть не сбила её с ног. - Лена, я виновата, мне нечем оправдываться, но, пожалуйста, ты ведь можешь меня просто простить? Я твоя подруга, ну не надо так жестоко, умоляю! Всё ещё можно исправить, пожалуйста… Инна всхлипывала, слёзы мешали говорить, комком стояли в горле. - Елена Сергеевна! – от своего холодного голоса у Лены и внутри всё как бы заледенело. Она невольно поёжилась. Инна замерла, не сводя с подруги умоляющего взгляда. - Я делаю вам последнее предупреждение. Вы должны называть меня «Елена Сергеевна». В следующий раз приму меры. Понятно? - Да, - прошептала Инна. - Сегодня вы не на дежурстве. Лена бросила на подругу взгляд, такой же холодный, каким был её голос. - Поэтому потрудитесь немедленно покинуть кабинет. Я не желаю вас видеть без особой на то необходимости. - Но это жестоко! – воскликнула Инна. - Ещё раз прошу вас покинуть кабинет, - жёстко настаивала Лена. Инна постояла на месте ещё несколько секунд, затем повернулась и медленно направилась к выходу. - Стойте! – услышав резкий голос Лены, она обернулась с надеждой. - Сначала приведите себя в порядок, - Лена кивнула на дверь санблока. – Я не могу допустить, чтобы мои дежурные воспитатели разгуливали по коридорам в таком виде и нарывались на взыскания. И теперь уже не торопитесь. Я ухожу. Она спокойно обошла ошеломлённую и расстроенную подругу и вышла за дверь. Вспомнив сейчас эту сцену, Лена густо покраснела, и, увидев в зеркале свою румяную физиономию, досадливо поморщилась. «Зря я так, конечно. Надо было помягче… Это уж слишком. Но…с другой стороны…Зачем она это сделала? Как она могла? Всё равно не могу понять!» Вздохнув, она оторвалась, наконец, от зеркала и вышла из квартиры. Пора принимать дежурство и заступать на свой нелёгкий пост. «Интересно, а Веронике девчонки тоже рассказали?» - думала она, шагая по пустым тихим коридорам «Центра перевоспитания». «Маша-то вчера точно была ещё не в курсе. А вот с Никой они, скорее всего, поделились» В сердце тоскливо кольнуло. «Лиза. Инна. Неужели их не будет больше в моей жизни? Но ведь это ужасно! Я…я ведь их люблю обеих!» Лена почувствовала накипающие слёзы. «И это по моему собственному решению! Обвинять некого. Нет, я могу их обвинять, конечно, но…от этого не легче» Ровно в пять она вошла на отделение. Вероника Игоревна, ответственный воспитатель 203-й группы и тоже близкая подруга Лены, в таком же костюме ответственной дежурной поджидала её у первого поста ночных воспитателей. Поздоровалась приветливо, глаза улыбались. «Не знает. А впрочем…Ника такая… По её виду никогда ничего не поймёшь» Следуя инструкциям, коллеги вместе обошли все четыре поста и приняли отчёты ночных воспитателей. Вторым постом, в ведении которого находилась 204-ая группа, заведовала Ирина Викторовна. - Как Левченко? Спала? – сразу поинтересовалась Лена. - В полтретьего только уснула. Спала, хоть и ворочалась, - доложила ночная дежурная. - Елена Сергеевна, - официально-строго заявила Вероника. – Воспитаннице Левченко я лично ночью наложила мазь «антиротанг», несмотря на ваше запрещение применять для неё обезболивание. Своей властью ответственного дежурного воспитателя. Вероника Игоревна насмешливо взглянула на подругу. - Вы сегодня поступайте, как хотите, а в моё дежурство ни одна воспитанница без сна ворочаться в кровати от боли не будет! Я считаю это недопустимым. Совсем уж негуманно! - Принимаю к сведению, - спокойно кивнула Лена. «Гуманистка ты наша» Лена и не подумала обижаться или высказывать претензии. Веронику она хорошо знала и была готова к такому повороту событий. «Ничего, сегодня я дежурю. Никакой «антиротанг» Соньке ночью не светит. Ей полезно поворочаться: дольше помнить будет» - Думаю, Левченко всё равно сама сегодня не встанет, - покачала головой Ирина Викторовна, с теплотой поглядывая на Веронику, которой всегда симпатизировала, несмотря на явные различия в их методах работы. - А вот это уже не мои проблемы, - Вероника тряхнула головой, светлые пышные волосы, которые ответственные дежурные по отделению обязаны были укладывать в строгую прическу, слегка колыхнулись. - Вы с уважаемой Еленой Сергеевной её вчера воспитывали, - Вероника шутливо-демонстративно указала на Лену, - вам с этим и разбираться. - Ой, испугала! – рассмеялась Лена. – Поднимем! Пойдет на работу, как миленькая. - А вообще, уважаемые коллеги… - Вероника опять говорила серьёзно-официально. - Вы молодцы, – закончила она уже с улыбкой. - Порка была суперпрофессиональная! Красиво работали. Я просто любовалась. У Ирины Викторовны расширились от удивления глаза. Нет, ее не смутило, что Вероника уже просмотрела запись: она вчера дежурила по отделению и имела на это полное право. Удивительно было слышать такое именно от этой воспитательницы. Любовалась жестокой поркой? Да у неё совсем другая репутация! - А где же ваш гуманизм, коллега? – ехидно подколола Лена. - Для этой красавицы на твоём месте я бы устраивала подобные экзекуции регулярно. Глаза Вероники сердито сверкнули. – Это пойдёт ей только на пользу, поможет нахалке осознать, что к чему. Прими к сведению: на неё мой гуманизм не распространяется! Мазь на ночь наложить – одно дело. Это охрана здоровья - нельзя лишать воспитанниц сна. А вот если тебе понадобится партнёр на подобную порку для Левченко, а Иры в этот день не будет, то можешь ко мне обращаться смело! «Знает. И не только про нашу ссору с девчонками, но и про Соньку всю правду! Про Марину… Причём узнала буквально вчера» - догадалась Лена. - И это принимаю к сведению, - опять улыбнулась она. Ирина Викторовна недоуменно переводила взгляд с одной «ответственной» на другую. Соня Левченко часто отбывала наказание на коленях в ее «ведомстве», однако ничего нахального в поведении девушки Ирина не замечала. У ночной воспитательницы даже мелькали подозрения, уж не стажер ли эта новенькая, слишком скромно и стойко держится. И откровенно жесткое отношение к Соне обычно тоже достаточно гуманной Елены тоже вписывалось в эту версию. Если воспитатели подозревали во вновь поступившей воспитаннице стажера, с ней, по традиции, не церемонились, а устраивали такой новенькой своеобразный «курс молодого бойца» – или вообще «не нарушай», или пощады не жди. - Коллеги, - решилась спросить она. – А… что не так с этой Левченко? Нет, я догадалась, что с Еленой Сергеевной у нее, определенно, какие-то «тёрки». Но…чтобы так рассердить вас, Вероника Игоревна… я даже не представляю, что Соня должна была вытворить. Ирина не состояла с Еленой и Вероникой в близкой дружбе, но поддерживала с ними обеими теплые приятельские отношения, и в обычной жизни все они общались на «ты». Однако сейчас ночная дежурная поступала строго по инструкции, которая запрещала панибратствовать с ответственными дежурными по отделению, когда те находятся «при исполнении» Вероника, даже не взглянув на Лену, твердо ответила: - Заслужила она все, что получает, Ирина Викторовна, поверьте. Об этом в двух словах не расскажешь. Ночная воспитательница понимающе кивнула. После обхода постов Елена с Вероникой направились в специальный рабочий кабинет ответственного дежурного воспитателя отделения, и там дежурство было передано по всем правилам, строго официально. После этой процедуры Вероника, взглянув на часы, подошла к коллеге поближе. - Лен, немного времени у нас еще есть. Я хочу с тобой поговорить, как подруга и… - Раньше бы сказали «старший товарищ», - улыбнулась она. – Не возражаешь? Лена помотала головой. Она предполагала, о чём будет разговор, и только от этого предчувствия слёзы опять подступили к глазам. Вероника обняла расстроенную девушку за плечи и подвела к окну. - Девочки мне вчера всё рассказали, - мягко начала она. Лена закрыла глаза и глубоко вздохнула. - Совсем всё? И Инна…решилась это рассказать? Она же нас с Лизой упрашивала молчать, не хотела, чтобы даже вы со Светой и Машей узнали. - Лена. После того, что произошло между вами вчера, Инна с Лизой поняли, что всё очень серьёзно. Инне теперь уже не до стеснений! Она в отчаянии, что теряет тебя, понимаешь? Если честно… вчера мы собирались по этому поводу все вместе. Специально! Обсудить ситуацию и найти какой-то выход. И вот что я тебе скажу, дорогая. Вероника ещё крепче обняла девушку за плечи. - Во всём, что касается Левченко, я тебя полностью поддерживаю. Абсолютно! Эта гадина другого обращения не заслуживает! Пусть она раскаялась и осознала свою вину – никакой роли это не играет. Подлая тварь! Лена испуганно взглянула на подругу. Ничего подобного от Вероники она не слышала никогда! - И она должна получить по заслугам, – твердо и уверенно продолжала та. - Ей и четырёх лет не хватит свою вину искупить! А этот случай с Инной… Вероника возмущённо махнула рукой. - Инну я тоже не оправдываю, но Сонька твоя – просто нахалка! - Да никакая она не «моя», - вздохнула Лена. От слов Вероники ей стало намного легче. Хоть кто-то её понимает! - Да ладно! – сердито продолжала Вероника. – Твоя или не твоя - неважно, но с ней ты поступила совершенно заслуженно. Будет неплохо, если ты ей ещё пару таких экзекуций устроишь за наглость. Нечего было играть с огнём! - Одну, - тихо призналась Лена. – Я ей обещала ещё одну. - Пусть одну, - согласилась Вероника. – Она этот урок и так не забудет. Помнишь, как вопила? «Я никогда больше не посмею лезть не в свои дела!» Воспитательница усмехнулась. - Думаю, и правда не посмеет! А с девочками… Она немного помолчала, чувствуя, как напряглись под руками плечи подруги. - Лен, прости их, - Вероника говорила очень мягко.- Ты пойми, они просто сбиты с толку твоим поведением по отношению к Левченко. Согласись, всё, что с ней связано, вызывает у тебя совершенно непредсказуемые реакции. - Я-то тебя понимаю, – добавила Ника, так как Лена возмущённо вырвалась из-под её руки и уже приготовилась возражать. - Когда я вчера обо всём узнала, то однозначно заняла твою сторону. - Это пока, - вздохнула Лена.- Ты с ней ещё не разговаривала. А, когда поговоришь, она тебе поплачется, расскажет, как она раскаивается… У Лены внезапно хлынули слёзы. - Как Лизе, - еле выговорила она, уже рыдая. - Ну уж нет! – твёрдо заявила Ника. – Меня этими басенками не проймёшь, да и разговаривать с ней по душам я не собираюсь. Перебьётся. А девчонки… Да, Инна оплошала, ошиблась. Но, Лен, она не такая сильная, как ты. И сколько на неё навалилось в последнее время! В личной жизни проблемы, дисциплинарная комиссия, взыскание… Да у неё же никогда никаких неприятностей по рабочим вопросам раньше не было, а тут такое… Могла она растеряться, имела право? - Нет! – выкрикнула Лена. - Советуясь с Сонькой, она меня предала! Нет, ты представляешь, они вдвоём за моей спиной обсуждали, как лучше меня вынудить сделать то, что им хочется! Да я, когда об этом думаю… Ника, ну ты можешь представить себя или меня на её месте? Мы бы стали обращаться за помощью к воспитаннице, да ещё к Левченко? - Я-то точно нет, - улыбнулась Вероника.- Ты, может быть, знаешь, я в своё время регулярно к Галине Алексеевне за «угощениями» ходила, и не воспринимаю это чересчур трагично. А вот ты… - Сомневаешься? – возмутилась Лена. - Алёна, разные бывают ситуации, - уклончиво ответила подруга. - Прости Инну всё-таки, она очень переживает. А то, что они скрыли – так твои же чувства и берегли, понимаешь? - Да Соньку они берегли, а не меня! - крикнула Лена. - Нет, - Ника покачала головой. – В первую очередь тебя и вашу дружбу. Ты сама их запугала своим «крестовым походом» против Левченко. Лена, не поддавайся гневу, постарайся понять их и простить. - Не знаю, смогу ли, - Лена вытерла слёзы. - Не знаешь? – Вероника сердито прищурилась. – Значит, ты хочешь позволить этой мерзавке Левченко испортить тебе жизнь? Лена беззащитно смотрела на подругу. - Чтобы она в итоге осталась в выигрыше? – напирала Вероника. - Да ты хоть кучу розог об неё обломаешь, а всё равно её черное дело будет сделано! - А с нами что будет? - уже мягче спросила Ника. – Ты о нас со Светой подумала? Если не спрячешь свою гордость и не захочешь простить, то весь наш мир распадётся! Тебе этого хочется? - Нет, - прошептала Лена, отошла от окна и обессиленно опустилась в кресло. - Лена, - голос подруги опять стал твёрдым. - Этот конфликт надо разрешить быстро, буквально сегодня. Потом будет поздно! Ты заявила о разрыве дружбы, а такими словами не бросаются. Если не уладить все сейчас, потом это вообще будет невозможно. Понимаешь? Лена смогла только кивнуть. - Не отталкивай девочек, когда они захотят с тобой поговорить, хотя бы выслушай спокойно. Решать, конечно, тебе, но…будь великодушна, подруга. С Левченко поступай, как знаешь, а Инна с Лизой – близкие и тебе, и нам со Светой люди. Лена, когда дружба настоящая, иногда приходится принять на себя что-то за друзей, понести их груз, чем-то пожертвовать ради них. Подумай над этим, пожалуйста. А теперь тебе пора. Удачного дежурства! - Спасибо. Вероника ободряюще кивнула и вышла из кабинета.
Forum: Каждое утро ответственный за отделение педагог лично контролировал, как приходят на работу дежурные воспитатели групп. До шести часов Лена стояла у первого поста ночных дежурных и только успевала здороваться с коллегами. К счастью, сегодня все двенадцать сотрудниц появились на отделении без опоздания. С этим в «Центре» было очень строго. За немотивированное опоздание воспитательница получала серьёзное взыскание, вплоть до длительного отстранения от работы. На случай непредвиденных ситуаций в «Центре» постоянно несли круглосуточную вахту несколько «резервных» дежурных воспитателей, которые молниеносно заменяли заболевшую или опаздывающую сотрудницу. Естественно, опоздавшая на работу уже не допускалась, а попадала на «ковёр» к ответственной дежурной, а потом, находясь в своей квартире, ожидала дальнейшего разбирательства - формального либо неформального. Это уж кому уж как повезёт. Дежурные воспитатели, отметившись у Елены Сергеевны, подходили к тому ночному посту, который отвечал за их группу, и брали у ночных сотрудников распечатанный подробный доклад о том, как их подопечные провели вчерашний день и ночь. Причём, отчёт о дневных событиях оставлялся накануне их коллегой, которая работала с группой вчера. Преемственность соблюдалась строго: необходимо, чтобы, заступая на смену, педагог имела полное «досье» на каждую воспитанницу группы и за время, оставшееся до подъема, успела со всем этим ознакомиться. Инна появилась без десяти шесть, поздоровалась с Леной ровно, без эмоций. Выглядела как обычно, только лёгкие тени залегли под глазами. - Я приду к подъёму, - пообещала ей «ответственная». И, действительно, без десяти семь она появилась в спальне своей группы и сразу подошла к постели Сони. Девушка не спала уже около часа: действия обезболивающей мази, наложенной ей ночью Вероникой Игоревной, до подъёма не хватило. Увидев прямо перед собой Елену Сергеевну, воспитанница невольно вздрогнула, но тут же почтительно поздоровалась и попыталась встать с кровати. - Правильно. Вставать лучше заранее начинай. Никаких оправданий не приму, если не уложишься вовремя, - серьёзно заявила ей Елена. Воспитанницы, услышав звонок на подъём, обязаны были проснуться и встать у своих кроватей немедленно, пока он ещё звонил. А продолжался звонок ровно полминуты, и ни секундой больше. Соня, впрочем, не надеялась, что ей бы сделали сегодня поблажку. Да она и привыкла уже благоразумно просыпаться раньше сигнала и осторожно слезать с кровати заранее. Сейчас девушка изо всех сил постаралась не показать своему ответственному воспитателю, каким мучительным процессом оказался для неё подъем. При малейшем движении болела, казалось, каждая клеточка израненного тела! Однако воспитаннице удалось даже не поморщиться, хотя было очень больно, стыдно и некомфортно. Терпеливо дождавшись, пока Соня, наконец, встанет и выпрямится, Лена велела ей снять ночную рубашку, внимательно осмотрела следы на теле и приказала подошедшей Инне: - Пожалуйста, перед выходом на работу наложите ей «вторую облегченную». Здесь тоже! Она жестами указала на спину и бедра строго наказанной вчера воспитанницы. - Повернись, - властно приказала Елена. - Слушаюсь, - Соня немедленно выполнила распоряжение. Елена Сергеевна смотрела на неё как-то…нехорошо. «Что еще замышляет?» - с тревогой подумала Соня. - Вообще-то я раздумываю, не отправить ли тебя сегодня в изолятор, подлечиться, - призналась воспитательница. – Наказание ты вчера очень строгое получила, вдруг работать не сможешь? Елена насмешливо смотрела на побледневшую воспитанницу. Она прекрасно знала, что за такой денек отдыха в изоляторе по «Правилам» Соне прибавят не менее недели к сроку пребывания в «Центре» - Елена Сергеевна, пожалуйста, не надо! – взмолилась девушка. – Я хорошо себя чувствую, работать смогу и норму сделаю, обещаю! Стоявшая рядом Инна с сомнением покачала головой. - Не разбрасывалась бы ты, Левченко, такими обещаниями, - посоветовала она. – Сегодня у тебя первый день, когда ты, действительно, обязана дать норму, льготный период закончился. А ты посмотри на себя! Ведь видно, на ногах еле стоишь, какая тут норма? - Я справлюсь, Инна Владимировна, - горячо настаивала Соня. - Не хочешь, значит, в изолятор, - усмехнулась Елена. – Хорошо, Софья, решай сама. Но если не сделаешь норму, как обещала, Инна Владимировна строго выпорет тебя прямо на рабочем месте, перед всеми. - Понятно? – стальным голосом поинтересовалась она, обводя грозным взглядом поочередно Соню и Инну. Соня постаралась не показать, как предательски задрожали колени. «Со всех сторон обложила!» - Да, Елена Сергеевна, - скромно ответила она. - А вам, коллега? – «ответственная» повернулась к Инне. - Конечно, - пожала плечами та. - Восьмой-первый, - уточнила Лена (от автора: восьмой разряд – самая строгая методика наказания, разрешённая в «Центре») - Как скажете, Елена Сергеевна, - подчеркнуто почтительно отвечала дежурная воспитательница. В душе Сони всколыхнулась злость. «Это она больше Инну хочет наказать, чем меня! А вот обломится ей этот «восьмой-первый»! Костьми лягу, а норму дам» - Хорошо, - Лена холодно взглянула на обеих девушек и, не прибавив больше ни слова, направилась к выходу из спальни. Тишину внезапно разорвал громогласно прозвеневший звонок на подъём. Инна едва заметно вздохнула и усилием воли заставила себя выбросить все переживания из головы, сосредоточившись на воспитанницах. Без всяких сомнений, денёк предстоял нелегкий. Сегодня до самого вечернего отчета у Лены не наблюдалось ну просто ни единой свободной минутки – таким загруженным и напряженным оказался день. Ответственные воспитатели, когда дежурили не по всему Центру, а только по своему отделению, не освобождались от проведения обычных уроков по расписанию и от вечерней работы со своей группой. Между тем, они в этот день отвечали за все, что происходило в отделении: контролировали все режимные моменты – подъём, завтрак-обед-ужин, отправку воспитанниц на работу и прогулку; на их попечении был также весь учебный процесс – ответственные дежурные следили за своевременным началом уроков, за их качеством, дисциплиной на них. Для контроля они могли и даже обязаны были проводить различные, в том числе и внезапные проверки. Вечером к ответственной дежурной воспитательнице стекались результаты всех групповых отчетов, а иногда она сама присутствовала на отчете в какой-нибудь группе и принимала в нем активное участие. Также необходимо было разбираться со всеми более-менее серьезными нарушениями дисциплины, санкционировать строгие наказания и, при необходимости, участвовать в них. Плюс ответственная дежурная контролировала работу всех сотрудников, накладывала санкции на нарушивших инструкции, разбиралась в конфликтах, если вдруг таковые возникали между коллегами (иногда приходилось вести себя при этом строго, а иногда – мирить и уговаривать). И, конечно, приходилось поддерживать связь с заведующей отделением и ответственной дежурной по всему Центру, в том числе, посещать совещания и «летучки». После вечернего педсовета ответственная воспитательница инспектировала залы для наказаний, следила за состоянием воспитанниц, помогала ночным сотрудникам отправить девушек, отбывших наказание на коленях, в спальни. Да и потом, в течение ночи, дежурная всегда была готова явиться по первому зову ночных воспитателей при возникновении любой проблемы. Елена очень любила свои дежурства. Власть и невероятная ответственность в эти дни приносили ей глубокое моральное удовлетворение, да и сама необходимость быстро решать массу сложных вопросов доставляла молодой сотруднице особое удовольствие. Справлялась Лена с этим превосходно, несмотря на то, что начала работать ответственным воспитателем, а, следовательно, и дежурить по отделению, всего полгода назад. Но сегодня она на своём нелёгком посту не отмечала обычного подъема: вчерашняя ссора с подругами давала о себе знать, в душе постоянно саднило. Несмотря на это, свои обязанности ответственная дежурная выполняла четко и профессионально. С Лизой они сегодня виделись только мельком, а Инна только в полшестого привела группу с овощехранилища: у двести четвёртой был рабочий день. В перевоспитании нарушивших нравственные законы страны студенток такой неквалифицированный труд занимал особую роль. Все воспитанницы этого «Центра» после окончания школы успешно прошли специальный сложный тест, что дало им возможность продолжать своё обучение в колледже, а многие из девушек затем смогут получить высшее образование и стать специалистами. А это в Новопоке самая уважаемая и высокооплачиваемая часть общества. К получению высшего образования в стране стремятся многие молодые люди, но далеко не всем удаётся пройти тест даже в колледж. В таком случае выпускникам приходится поступать в профессиональную школу, другого выбора у них нет. Однако любые граждане Новопока, и специалисты в том числе, которые не желают соблюдать нравственные законы общества, в итоге переводятся во «вспомогательную» касту, отправляются жить в специальные поселения и лишаются права работать по специальности. Их уделом остаётся пожизненный неквалифицированный труд, без права на реабилитацию, если такие люди не захотят или не смогут покинуть страну. «Центр перевоспитания» находился недалеко от крупного сельскохозяйственного предприятия, и воспитанницы во время учебного года работали там на переборке овощей два раза в неделю, а летом, когда не было учёбы – полный день трудились на полях. Девушкам предлагалось уяснить для себя: а захотят ли они заниматься подобным всю оставшуюся жизнь, если не сделают правильных выводов на будущее. Отчет провели быстро. Соне сегодня на работе пришлось приложить неимоверные усилия, чтобы выполнить норму. Однако для нее было делом чести не допустить того позорного публичного наказания, которым пригрозила Елена. Девушка собрала все свои силы и даже перевыполнила план на два ящика, хотя ей, действительно, было больно не только двигаться, но даже просто стоять. Начиная отчет, Инна Владимировна сообщила об этом в первую очередь. Елена Сергеевна только невозмутимо кивнула, хотя ехидное замечание про несомненную пользу для воспитанницы строгих вчерашних розог уже готово было сорваться с языка. Тем не менее, свои комментарии Лена решила оставить при себе: не то было настроение, да и надо было признать, что Соня сегодня явно очень постаралась. - Кстати, Инна Владимировна, - поинтересовалась «ответственная». – А почему вы сначала не доложили о вчерашних вечерних событиях? Инна слегка покраснела и быстро достала нужный документ. - Я прошу вас на будущее соблюдать на отчете правильную последовательность, - настаивала Лена. – Сначала обсуждаем вчерашний вечер, а потом уже сегодняшний день. – Хорошо, - кивнула Инна, ничем не показав, что очень расстроилась. Она по невнимательности допустила эту ошибку, и связано это было, несомненно, с личными переживаниями. Елена, конечно, не стала её отчитывать перед воспитанницами, но вот позже вполне может это сделать. - Вчера в зале для наказаний возникли неприятности у Левченко. Ирина Викторовна назначила ей дополнительное взыскание за субботние нарушения – десять ударов тростью. Теперь Соня будет их получать каждый день, пока Ирина Викторовна… Инна замешкалась, подбирая слова. - Не посчитает, что достаточно. Или пока не закончатся Сонины часы на коленях. - Что же, - «ответственная» пожала плечами. – Придется ей это терпеть, значит. Левченко провинилась перед Ириной Викторовной, и та вполне имеет право назначать ей любые дополнительные наказания. Я не могу вмешаться, даже если бы и захотела. – К сожалению, в зале для наказаний вчера произошёл неприятный инцидент, и все, кто стоял на коленях, получили по 15 ударов тростью, ещё по три часа “коленей” и замечание за неаккуратность. Инна подробно рассказала о случившемся в душевой. – Левченко, что скажешь? - спокойно спросила Лена. - Это была твоя прокладка? – Нет, Елена Сергеевна. Но я, конечно, виновата. Я оставалась в душевой последней и не заметила, что в стоке мусор. Мне следовало быть внимательнее. – А Вероника Игоревна считает, что все вы этот мусор видели, но не удосужились убрать. Руки побоялись запачкать! Соня покачала головой. – Я, действительно, просто не заметила. Была очень расстроена, по сторонам не смотрела. Простите, пожалуйста, меня за невнимательность. Воспитательница удовлетворенно кивнула. - Неаккуратность и подобная невнимательность – это серьёзные нарушения. Поэтому получаешь за это в свой “архив” ещё три “безлимитных” наказания. – Слушаюсь. Остальные девочки явно расстроились, но возражать, конечно, и не пытались. Надежды группы на то, что Елена Сергеевна смягчится к Соне, пока не оправдывались. - К десяти пойдешь «на колени», - строго заявила Елена воспитаннице. – А все остальные воспитательные меры продолжим с завтрашнего дня. Сделаем тебе небольшой перерыв перед вечерней тростью. - Слушаюсь, Елена Сергеевна. Спасибо. Соня ответила так скромно и почтительно, что воспитательницу это даже несколько покоробило. «Всё, уже «пай-девочку» включила, интриганка!» Мелькнула крамольная мысль прямо сейчас организовать Соне что-нибудь особенное (уж это для ответственного воспитателя группы не составило бы проблемы), но… Лена почувствовала, что не хочется ей этого сейчас. – А сегодня, Елена Сергеевна, всё остальное у нас хорошо, - продолжала Инна. - И в группе полный порядок: шкафы я у всех проверила, трём воспитанницам углублённую проверку внешнего вида устроила, и ни к чему придраться не смогла. – Молодцы, - улыбнулась Лена. - Видите, не так уж и трудно нарушений не допускать, если вы этого хотите. Тем не менее, девочки, вы продолжаете расплачиваться за срыв урока истории. Сегодня до десяти вечера никто не выходит из класса. Кто сделает уроки, подходит ко мне или Инне Владимировне за дополнительными заданиями. Свободна от этого только Левченко. Когда отчёт завершился, Лене вновь пришлось вернуться к проблемам отделения.
Forum: Немного передохнуть она смогла только после ужина, когда воспитанницы обосновались в классах и приступили к выполнению домашних заданий на завтра. Теперь Лена могла уделить внимание и своей группе. Вместе с Инной они сидели с девушками в классе и помогали им в занятиях. Студентки могли обратиться к воспитателям с непонятным вопросом по абсолютно любому предмету, а также предоставляли им на проверку письменные домашние задания, прежде чем оформить их в чистовом варианте или распечатать. Если даже молодые воспитательницы сами, как, например, Лена с Инной, являлись ровесницами своих воспитанниц и учились на том же курсе колледжа, это не мешало им контролировать знания студенток и помогать им. Учебные планы сотрудниц составлялись со значительным опережением обычной программы. В разгар самоподготовки Лене позвонила Елизавета. - Елена Сергеевна, не могли бы вы подойти к нам в группу? Мне необходимо получить у вас разрешение на «безлимитку» для Морозовой. И ещё… Елизавета немного помолчала. - После этого я очень хочу с вами немного поговорить. Пожалуйста! Голос Лизы в конце фразы чуть дрогнул. - Сейчас буду, Елизавета Вадимовна. У Лены от волнения сильно заколотилось сердце. Лиза, несомненно, по опыту знала, что только во время самоподготовки воспитанниц ответственный дежурный воспитатель может располагать хотя бы небольшим личным временем. Вот она и не преминула этим воспользоваться. Инна взглянула на подругу с едва уловимой тревогой. - Продолжайте пока без меня, - шепнула ей Лена и вышла из класса. Воспитанница Елизаветы Вадимовны Даша Морозова не так давно сильно провинилась перед своим воспитателем и сейчас находилась в группе на особом положении, в немилости у Елизаветы. Когда Лена вошла в кабинет воспитателей 202-й группы, Даша уже находилась там: стояла возле кушетки для наказаний по стойке смирно, полностью раздетая и очень бледная. - Что тут у вас? – поздоровавшись, строго спросила Лена, холодно оглядывая смутившуюся воспитанницу. - Морозова, тебе что, сегодня мало показалось двух строгих наказаний? Почему ты вынуждаешь воспитателя тебя ещё раз пороть на ночь глядя? Что за поведение? По инструкциям, если воспитательница группы хотела провести воспитаннице третью «безлимитную» порку в течение одного дня, она обязана была получить на это разрешение ответственной дежурной. Дежурные редко отказывали – все воспитатели были профессионалами и сами видели, когда такую меру применять было уже нельзя. Однако формально разрешение должно было быть получено. К тому же приглашение ответственной по отделению всегда являлось дополнительным наказанием для провинившейся: девушка со страхом ожидала прихода дежурной, да и строгое внушение еще и от начальства усугубляло воспитательное воздействие порки. - Простите меня, Елена Сергеевна, - отозвалась воспитанница, не смея поднять глаз. - Объясняйся! – Лена была неумолима. Даша судорожно вздохнула. - Я…я плохо подготовила реферат по биологии, - с трудом выговорила она. - Ага! И осмелилась мне предъявить эту халтуру! – воскликнула Елизавета. – Взяла и практически только из учебника тему перекатала. Ни дополнительной литературы, ни своих рассуждений, ни выводов! Как это называется? Воспитательница распалялась все больше. - Думаешь, я краснеть за тебя собираюсь завтра перед Вероникой Игоревной? Даша стояла, опустив голову. Если она и считала, что имеет какие-то оправдания, то вполне благоразумно решила их не озвучивать. - Простите, Елизавета Вадимовна, я виновата, - скромно произнесла девушка. - А два строгих наказания ежедневно ей и так назначены за недавнее враньё, – мило улыбнулась Елизавета. – Вот поэтому, Елена Сергеевна, красавице и необходимо третий раз за сегодня хорошее внушение ремнём устроить. Лена подошла к воспитаннице, бесцеремонно развернула её к себе спиной и осмотрела. Да, следов достаточно, но… куда там Даше в этом плане, к примеру, до Соньки! Вполне ещё можно наказать, да и не один раз, если понадобится. Елизавета прекрасно об этом знала и стояла, насмешливо улыбаясь. Кстати, сама Лена очень не любила приглашать к себе ответственных дежурных для санкционирования её действий. В том числе и поэтому она даже Соне ещё ни разу не устроила трёх «безлимиток» в день. Зачем? Ведь строгая порка в 20-30 ремней по восьмому разряду тоже очень болезненна и эффективна, да и проводить такую можно несколько раз в день без уведомления начальства. Правило «третьей безлимитки» распространялось только на те наказания, при которых воспитаннице заранее не объявлялось количество ударов, которые она получит. Зато Елизавета очень любила именно «безлимитки» и весьма часто их использовала. - Не нравятся мне эти ограничения, - делилась она с подругами, когда речь заходила о работе. – Скажу я воспитаннице: «Получишь тридцать ремней», а вдруг мне уже по ходу тридцать пять, а то и сорок всыпать захочется? Нет уж, люблю полную свободу действий. Вот поэтому ответственные дежурные частенько приглашались в 202-ю группу, а Елизавету необходимость получить от них санкцию нисколько не смущала. - Разрешаю, Елизавета Вадимовна, - вздохнула Лена. – Дарья, если не хочешь вести себя по-умному – дело твоё. Девушка не сдержалась и всхлипнула. Очевидно, всё же надеялась на милость дежурной ответственной. - Старайся больше, - строго внушала ей Елена. – Ты не в том сейчас положении, чтобы лишний раз сердить свою воспитательницу. И не реви, а делай выводы! Поняла? - Да-а. - У нас тут истерика и слезы перед наказанием? – вкрадчиво поинтересовалась Елизавета Вадимовна. - Нет! – выкрикнула воспитанница, быстро смахивая с лица слезы. – Простите, я не собиралась плакать. - Вот и молодец, - Елизавета продолжала смотреть на Дашу, как удав на кролика. – А теперь – отправляйся в класс и совершенствуй реферат. Порка состоится чуть позже. - Слушаюсь! – уже через секунду Даши в классе не было. - Хм…Елизавета Вадимовна, - заинтригованно спросила Лена. – А что бывает вашим воспитанницам за истерику или слезы перед наказанием…интересно? - А это наш с ними маленький секрет, - улыбнулась Лиза. И тут же посерьёзнела. - Елена Сергеевна, давайте присядем и немного поговорим. Пожалуйста! – Нет, не сейчас, - покачала головой Лена. На неё внезапно навалилась слабость, и выглядела девушка сейчас осунувшейся и побледневшей. – Я очень устала сегодня. Трудный день. И морально мне нелегко. Вот, возьмите. Лена достала из кармана изящный розовый диктофон и протянула подруге. – Я записала тогда наш разговор с Инной и Соней, - устало проговорила она. - Сил на ещё одну подобную беседу у меня сейчас нет, да и времени тоже. Пожалуйста, послушай… послушайте запись, когда сможете. Тогда вы будете знать всё, что я по этому поводу думаю. А потом, если захотите, поговорим. – Лена, - Лиза взволнованно смотрела на подругу. – Да я прямо сейчас прослушаю! Только не накручивай себя ещё больше! Всё не так страшно, как ты думаешь. Мы все вместе поговорим и найдём выход. – Конечно! - с горечью воскликнула Лена. - Совсем не страшно. Тебе-то что? Это не тебе лучшие подруги такую «подножку» организовали. А выход я уже нашла. – Слишком радикальный, тебе не кажется? Елизавета внутренне порадовалась хотя бы тому, что Лена в этот раз не стала возмущаться обращению на «ты» и по имени, как это имело место вчера. – Нет. Всё, Лиза, до встречи. У меня только одна просьба: давай обсудим всё сегодня. Если тебе будет, что мне сказать, то сделай это после педсовета, хорошо? Лена проговорила всё ровно, но на этом “хорошо” сорвалась, голос предательски задрожал, и девушка чуть не расплакалась. Лиза порывисто схватила её за руку, притянула к себе, обняла и ещё более взволнованно заговорила: – Давай не будем ждать педсовета! Послушаем сейчас твою запись вместе и всё обсудим. Пожалуйста, пойдём! Она, по-прежнему крепко удерживая Лену за руку, буквально втащила её в зону отдыха. У Лены не было сил сопротивляться и противостоять такому напору. Она, хотя слегка и упиралась, но всё же шла вместе с подругой. Зона отдыха в кабинете Елизаветы была оформлена по-особенному. На полу – мягкий ковёр светло зелёного цвета, такой пушистый, что в нём утопали ноги, и создавалось ощущение, что пробираешься по мягкой траве. Стены голубоватого оттенка вручную расписаны под зелёный смешанный лес, с объёмным эффектом. Потолок небесно-голубой с белыми облаками различной формы, а в его центре под огромное облако замаскирован экран. Кроме другой необходимой обстановки прямо под экраном располагалось шикарное кресло-трансформер – личное приобретение Елизаветы. Это кресло точь-в-точь принимало форму сидящего в нём человека, раскладывалось при необходимости почти до горизонтального положения, имело массажный эффект и управлялось пультом. Лиза любила отдыхать с комфортом, а ещё придавала большое значение релаксации, считая её необходимой при таком напряжённом ритме жизни, как у воспитателей “Центра”. И сама Елизавета, и её дежурные воспитатели по заведённому порядку периодически устраивали себе в этом кресле приятные и полезные перерывы с массажем и просмотром какого-нибудь специального ролика, например: “Водопады”, “Утро в лесу”, “Морской прибой” и тому подобных. Лиза довольно часто притаскивала в кабинет и усаживала в кресло и других своих коллег, а иногда даже воспитанниц. Сейчас Елизавета поместила Лену именно в этот трансформер, сама устроилась напротив, в кресле попроще, и набрала номер Инны. - Инна! - строго, почти грозно приказала она. - Справляйся там сама! И, чтобы всё было в порядке, поняла? Затем поставила на столик диктофон и включила запись, а сама откинулась на спинку кресла и внимательно слушала. Лена сначала чувствовала себя раздосадованной и была сильно напряжена, но в таком кресле оказалось невозможным долго находиться в напряжении. Елизавета не зря отдала за него в своё время кучу денег. Очень скоро Лена расслабилась, закрыла глаза, немного успокоилась и тоже слушала. Когда запись закончилась, Елизавета с минуту посидела неподвижно, затем вздохнула, через столик потянулась к Лене и порывисто сжала ей кисти рук. – Прости, - взволнованно сказала она. - Я тебя понимаю. Ты вполне имеешь право на нас сердиться. Затем вскочила с места и попросила: – Подожди пять минут, пожалуйста. На Лену накатило какое-то безразличие, даже апатия. – Хорошо, - она пожала плечами. - Подожду. Я хочу покончить с этим сегодня. Елизавета опять взяла телефон и нажала кнопку быстрого вызова. – Алина, зайди, - отдала она короткий приказ. Дежурный воспитатель группы Алина Геннадьевна подошла к ним буквально через минуту, улыбнулась Лене и выжидательно посмотрела на Лизу. Алине, как и Лене, было 19 лет. Эта красивая стройная девушка с красивыми рыжеватого оттенка волнистыми волосами и зеленоватыми глазами внешне была чем-то похожа на Елизавету. – Алина, пожалуйста, - попросила Лиза. - Иди сейчас в 204-ую группу и возьми на себя воспитанниц. Ненадолго. А Инну отправь к нам, скажи, что я просила её бегом сюда примчаться. Сделаешь? – Хорошо, - кивнула «дежурная» и тут же вышла из кабинета. Лена опять пожала плечами и закрыла глаза, чтобы скрыть наворачивающиеся на них слёзы. – Доверься мне, - ласково попросила Елизавета. - Я отойду буквально на минутку. Она вышла к воспитанницам и объявила: – Девочки, некоторое время работаете самостоятельно. Я внимательно наблюдаю за вами из кабинета. Затем быстрым шагом подошла к Даше Морозовой, которая одна из всего класса занималась у стойки. Воспитанница явно устала, проведя весь день на ногах, и выглядела неважно. А ведь ей сегодня предстоит и ещё одна строгая порка! – Вот что, лгунья, - обратилась к ней воспитатель. По-другому она теперь Дашу не называла, только «лгуньей» или «обманщицей». - Бери свою биологию и иди заниматься в кровать. Нечего мне тут на стойке лежать! – Слушаюсь, - девушка быстро вышла из класса, от волнения чуть не выронив книги.
Forum: Вскоре Елизавета, Лена и Инна сидели в креслах вокруг круглого журнального столика. Инна выглядела очень расстроенной и смущённой, на Лену не смотрела. В ее душе теплилась надежда на благоприятный исход всей этой истории. Девушка понимала: если Елизавете как-то удалось убедить Лену хотя бы сесть за стол переговоров, то всё не так уж безысходно. Лизой она просто восхищалась! Инна по своему неудачному опыту знала, что добиться даже этого явно было нелегко. - Лена, - начала Лиза. – Выслушай нас, пожалуйста. Мы с Инной сейчас не сговаривались, но я уверена, что чувствуем себя совершенно одинаково с тех пор, как ты заявила, что решила отказаться от нашей дружбы. - Вы сами так решили, когда сделали это! Вы не оставили мне выбора, - горячо возразила Лена. – Как я ещё могу на это отреагировать? Вы сами подумайте. Елизавета вздохнула. - Инна, давай сначала ты поделишься. Девушка кивнула. - Ужасно я себя чувствую, - тихо проговорила она. – Лена, ты полностью права: я виновата во всём. Конечно, я не должна была проявлять слабость перед Соней, но, понимаешь, не хватило мне мужества! Я не оправдываюсь, но слишком меня все эти неприятности подкосили. Я очень испугалась, и за себя, а потом ещё за Соню, поэтому мы от тебя и скрыли всё, и я ни о чём больше не в состоянии была подумать! Ни о твоих чувствах, ни о последствиях! А тогда, в воскресенье, я сразу всё поняла, как только ты завела об этом разговор. У меня от страха поджилки тряслись, но я продолжала упорствовать, хотя понимала, что ничего хорошего из этого не выйдет. Тоже не хватило смелости и мудрости поступить по-другому! А когда ты заявила о своём решении, мне и совсем плохо стало. - Лен, ты пойми! – отчаянно воскликнула девушка. – Ведь какая ситуация складывается! Мы с Лизой сильно обо всём сожалеем, а что мы сейчас можем сделать? Ведь ничего уже не исправишь. Мы можем только умолять тебя о прощении, понимаешь? И обещать, что никогда ничего подобного не повторится! Лена, прошу тебя, не надо разрывать наши отношения! И я этого не переживу, и Лизе, да и тебе самой будет очень трудно. Это окажется непоправимым и бессмысленным! У нас же не просто дружба, у нас нечто большее, согласись. Я помню, как ты переживала, когда меня хотели отстранить. Ты же почти физическую боль испытывала от того, что мы только на время могли расстаться, ты же сама рассказывала! А теперь что ты хочешь сделать? Ну не поступают так с близкими людьми! - А со мной так можно было поступить? – не сдавалась Лена. - Если ты не можешь меня просто простить, то придумай другие меры! – воскликнула Инна. – Но это очень жестоко: заявить мне и Лизе, что ты в нашей дружбе больше не нуждаешься! - Да я нуждаюсь! – закричала Лена. – Даже очень! Но я возмущена и обижена, понимаешь? Я теперь не верю, что у нас действительно такие отношения, как ты описываешь, раз вы смогли их так легко поставить под угрозу, да ещё, по сути, из-за ерунды! - Такие, Лена. Именно такие, - вмешалась, наконец, Лиза. – А мы с тобой и вообще уже больше года очень близки, правда? - Да, - прошептала Лена. - Я чувствую себя так же, как и Инна, - продолжала Лиза. - В том, что мы не признались тебе тогда вечером - только моя вина. Инна как раз не готова была всё это скрывать, но я её убедила, что это необходимо. Понимаешь, я немного другого склада человек. Я не считаю, что абсолютная правда во всём – это самый лучший выход. Мне кажется, иногда можно дипломатию проявить, умолчать о чём-то в интересах дела. Прости. Видимо, я недостаточно хорошо тебя узнала за всё это время, а когда сейчас прослушала запись, поняла, что ты на самом деле чувствуешь, и как мы тебя обидели. Инна права. Мы можем только просить прощения и обещать, что в будущем будем с тобой всегда честны, и никакой, даже мелкой фальши, не допустим. Пожалуйста, прости нас. Ведь мы просто недостаточно тебя понимали, думали, что так для всех будет лучше. А это только ошибка, согласись. Вот подлости или предательства, действительно, нельзя было бы простить. Но ведь наша вина не из этой серии, правда? Лена глубоко вздохнула и немного помолчала. - Да, - согласилась, наконец, она. – Девочки, вы правы. Я, когда сейчас вас слушала, поняла, что ситуация сложилась примерно такая же, как у нас с Левченко. Она передо мной виновата, но, хотя и вину свою признаёт и раскаивается, но изменить уже ничего не может. Ей остаётся только надеяться, что я когда-нибудь её прощу. - Да, так и есть, - подтвердила Лиза. – Помнишь, я тебе говорила про милость? Лена кивнула. - Помню. Но с Соней у нас другие отношения. Я ей ничем не обязана и вправе поступать по своему усмотрению. А вы мои подруги. И, если я продолжу упираться, когда все слова извинения уже сказаны, это будет жестоко и эгоистично. Лена улыбнулась. - Ведь, на самом деле, и мне этого не хочется. Я вас люблю, и не смогу жить полноценно без вашей дружбы. Хорошо. Давайте на этом и договоримся, что между нами всё остаётся по-прежнему. Простите меня, что я была несдержанной и позволила себе разбрасываться такими обещаниями. Но вы меня больше не обманывайте ни в чём, хорошо? - Конечно! – практически простонала Инна. Елизавета с явным облегчением кивнула. - Лена, я тобой восхищаюсь. Ты смогла взять себя в руки, всё правильно оценить и принять великодушное решение. И это несмотря на переполнявшие тебя чувства! Спасибо! - Я тоже очень рада, что всё так закончилось, - улыбнулась Лена. - Но теперь я готова по отношению к Инне рассмотреть другие меры, - уже другим тоном добавила она. Подруги удивлённо посмотрели на неё. - Инна, ты сама только что сказала, что, если я не могу тебя просто простить, то вправе принять дополнительные меры. С вашим обманом мы разобрались. Вы мне всё объяснили, я это приняла. Но что мы будем делать с твоим личным проступком, совершенно недостойным воспитателя? Я тебе уже высказывала, что думаю по этому поводу. Ты, как воспитатель, не имела никакого морального права проявлять слабость перед воспитанницей, рыдать у неё на глазах, да ещё и просить у неё совета! Это не только твоей репутации нанесло удар, но и повредило всему нашему коллективу в целом. Ведь ты для Левченко – представитель педагогического состава нашего отделения! Вот как раз это я не могу оставить без внимания. Я категорически против, чтобы мои дежурные воспитатели поступали подобным образом. За это ты не должна дополнительно ответить, как ты считаешь? Лена испытующе смотрела на Инну, но подруга молчала. - Мне кажется, тут одного признания своей неправоты будет мало, - не дождавшись ответа, продолжала Лена. – Я хочу, чтобы ты ещё какое-то время об этом помнила, и сделала более глубокие выводы. - А что ты предлагаешь? – растерялась Инна. – Ты же обязала меня лично проводить все наказания Соне. Ведь ты не собираешься это отменять? Я так поняла, что ты решила именно этим меня наказать. Разве не так? - Ничего себе, - протянула Елизавета. – Лена, ты, действительно, ей это приказала? - Да. А что тут такого? И это совсем не в наказание. Просто Инна должна понять, что Соня для неё такая же воспитанница, как и все, несмотря на то, что оказала ей услугу. - Выскочка наглая, - не удержавшись, проворчала Лена. - Хоть вы все и прочите её в воспитатели, но до этого ещё далеко! - Лена, - вздохнула Инна. – Если ты считаешь, что я должна понести за свой поступок наказание, то назначь мне его. Это справедливо, я с этим согласна. И ведь в этом случае всё будет проще? Формально нарушения не было, значит, и протокол никакой оформлять не нужно. Разберёмся между собой. Лиза, я права? Как там по внутренним инструкциям получается? Елизавета задумчиво протянула: - А получается так. Поскольку ты совершила проступок больше морального аспекта, то любые меры Лена может применить к тебе только, если ты добровольно с этим согласишься. А, если ты против, она вправе рассказать обо всём заведующей, посоветоваться и попросить на тебя повлиять. Думаю, Галина Алексеевна в этом случае сурово с тобой не поступит, но беседу проведёт основательную. Да ещё и будет иметь в виду, что ты у нас, оказывается, особа невыдержанная, склонная к истерикам и неизвестно чего от тебя можно ожидать. Тебе это надо? - Нет, - побледнела Инна. – Я и так согласна. Лена, ты хочешь, чтобы я получила за это ещё одну порку? Инна спросила об этом с легкой улыбкой, вроде бы как в шутку. По крайней мере, она очень на это надеялась. Чего-чего, а повторения подобной экзекуции девушке совершенно не хотелось. - Нет. Инна про себя облегчённо вздохнула, но радовалась она рано. Лена довольно жёстко продолжала: - Твой поступок невероятно меня возмутил. Я уже объяснила, почему считаю такое поведение недопустимым. Одной порки будет недостаточно. Я настаиваю на серии. Даже Елизавета внутренне ахнула: «Ничего себе! Не одно, так другое! Совершенно непредсказуемая девица!» А Инна, которая совершенно такого не ожидала, просто вытаращила глаза. - На какой серии? – прошептала она непослушными губами. - Я полагаю, десяти «безлимиток» будет достаточно, - спокойно уточнила Лена. – Через день. В дни твоих дежурств. Инна просто потеряла дар речи. - Лена, - вмешалась не менее удивлённая Елизавета. – Ты планируешь опять меня просить это делать??? - Нет, - девушка выглядела совершенно невозмутимой. – Ты преподала мне хороший урок, теперь я сама справлюсь. Говоря всё это, она пристально смотрела Инне прямо в глаза. - Мы можем даже не ходить к тебе в квартиру. Ты держишься стойко, кричать не будешь. А даже если и будешь, кабинеты у нас звуконепроницаемые. Вполне можем проводить всё это в нашем кабинете, на диване в зоне отдыха, так даже и удобнее. Лена достала из кармана календарик и быстро произвела подсчёты. - Начнём прямо сегодня, - заявила она. – А закончим как раз к Новому Году. - О-о-й, - выдохнула Инна. – Лен, а это всё-таки не слишком? - А ты как хотела? – закричала на неё Лена. – Проступки ты тоже совершаешь сериями, а отвечать за них каждый раз стремишься по минимуму! Сначала – штраф вместо отстранения. Потом – одна негласная порка вместо позора и официального разбирательства! И сейчас ты ведь никакой гласности не хочешь, правда? Инна торопливо кивнула. - Нет, дорогая, если уж я об этом узнала, то на этот раз так легко не отделаешься. Будешь расплачиваться! - Лена, а в этот раз у тебя рука не дрогнет? – ехидно поинтересовалась Лиза. – Сейчас для тебя не будет иметь значения, что Инна твоя подруга? А то тогда, в пятницу, ты очень громко об этом кричала – что руки на неё поднять не сможешь. - Не дрогнет, - так же спокойно ответила Лена. – Я с тебя буду брать пример, и, к тому же, на Инну за это я очень рассердилась. Инна, а если ты не согласна, то я Галине Алексеевне про это расскажу. Пусть она узнает, как ты перед Соней расплакалась, проблемами своими делилась и совета просила. А раз она узнает про это, то, соответственно, будет знать и про всё! И про нарушение инструкции, и про порку, которую ты от нас получила. Ведь эти твои проступки один из другого вытекают, скрыть не получится! Так что думай! Выбор у тебя есть. Инна сидела совершенно растерянная. Выслушав Лену, она жалобно посмотрела на Елизавету. - Что ты на меня-то смотришь? – не выдержала Лиза. – Лена - твой непосредственный начальник. Если она так решила – я ничего для тебя сделать не смогу! Хотя … погоди, всё-таки попробую. Лен, а, может быть, ты чуть-чуть сжалишься? Мне тоже кажется, что десять «безлимиток» - это очень много за …такую вину. Елизавета предполагала вначале сказать «сомнительную вину», но в последний момент передумала, решив не будить лиха. - Ничего. В самый раз. Пусть у неё отложится, как следует, и в голове, и в том месте, которым она думала. Лена встала, подошла к креслу Инны и нависла над девушкой. - Отвечай мне прямо сейчас: ты согласна или нет? Предупреждаю: если нет – я сегодня же беседую с Галиной Алексеевной. - Согласна, - в голосе Инны звенели слёзы. - И ты на меня за это не обидишься? – серьёзно спросила Лена. – Может быть, потом ты, в свою очередь, скажешь, что разрываешь со мной отношения? Выдержит наша дружба и это испытание? - Выдержит, - вздохнула Инна. – Я не обижусь. Хотя и считаю такое наказание очень жестоким, я покорно принимаю твою волю. Елизавета шумно выдохнула и возмущенно взмахнула рукой, однако промолчала. - Хорошо. Лена уселась на своё место, удовлетворённо посмотрела на озадаченных подруг. - И последнее, что я хочу вам сказать. Она улыбнулась. - Девчонки, сейчас я прикалывалась. Ясно? - Что? – грозно воскликнула Лиза. - Что слышала! – весело ответила Лена. – Ничего мне от Инны не надо, и никакой «серии» я ей проводить не собиралась. Вполне достаточно, что она будет наказывать Левченко. Я пошутила. Она насмешливо взглянула на изумлённых коллег и ехидно добавила: - Простите! Не смогла удержаться от мелкой мести. Лиза с Инной всё ещё не могли прийти в себя. Лицо Елизаветы сделалось практически багровым. - Ты сейчас сама от меня лично по заднице получишь, и не посмотрю, что ты «ответственная» сегодня! – прошипела она, медленно поднимаясь. - Вот ещё! – возмутилась Лена. – Значит, вам меня, сговорившись, обманывать можно, а мне даже невинно пошутить нельзя? Как бы не так! Получили? Считайте, что я за себя отомстила. Она легко вскочила, посмотрела на бледную Инну и попросила Елизавету: - Лиза, пожалуйста, уложи её сейчас в это твоё замечательное кресло и дай посмотреть «Морской прибой» Иначе вряд ли она сможет ещё сегодня работать! А я пойду к воспитанницам и отпущу Алину. Совсем мы своих девчонок сегодня забросили! Инна, жду тебя через двадцать минут. С этими словами Лена вышла из кабинета. Проводив её возмущённым взглядом, Елизавета восхищённо проговорила: - Вот ведь зараза! Это же надо – так нас развела! Я ни на секунду не усомнилась. Уже хотела тебе посоветовать передумать, уж пусть бы лучше она Галине про всё рассказала. Та бы тебя немного пожурила – и дело с концом. - Ладно, Лиза, - улыбнулась Инна. – Лена имела на это право. А я себя чувствую, как будто меня за секунду до казни сняли с эшафота. Я ведь тоже не усомнилась и перепугалась жутко. Честно говорю, мне и одного раза хватило. Елизавета за руку вытащила Инну из кресла, втолкнула в трансформер и щёлкнула пультом. Кресло мягко откинулось, и девушка оказалась в полугоризонтальном положении. - Давай выполним просьбу твоей начальницы, - усмехнулась Лиза. – А то с ней, похоже, шутки плохи.
Forum: Лена бодро вошла в учебную комнату своей группы, окинула внимательным взглядом вскочивших воспитанниц и разрешила им сесть. Затем подошла к Алине и с улыбкой шепнула девушке: - Алинка, спасибо тебе. Очень выручила! Понимаешь, поговорить надо было, и именно сейчас. - Да не за что, - улыбнулась в ответ та. Лена отметила про себя, что сегодня Алина выглядит гораздо лучше, чем вчера, после их откровенного разговора, да и держится увереннее. Отпустив коллегу, Лена уселась за свой стол и заявила воспитанницам: - Кто считает, что уже готов к завтрашним урокам, подходите по очереди ко мне. Соня подошла к воспитателю первой, других желающих пока не наблюдалось. Пока Елена Сергеевна отсутствовала, Соня очень волновалась. Она слышала, что Лену попросила прийти Елизавета и втайне очень надеялась, что той удастся как-то разрулить эту сложную ситуацию. А когда к воспитанницам вошла Алина Геннадьевна и отослала Инну, Соня укрепилась в своих надеждах и мысленно восхитилась мастерством Елизаветы. «Теперь вдвоём они её «дожмут», - подумала девушка. Ну, а потом Лена вошла в класс с улыбающимися глазами, и Соне стало ясно, что так всё и вышло. Сейчас воспитатель велела студентке сесть напротив. Бегло просмотрев выполненные девушкой письменные задания по английскому, физике и химии, она одобрительно кивнула и спросила: - А мои упражнения по грамматике сделала? Соня тут же выложила на стол распечатанное задание по французскому, конечно, безупречное. - А слова? – поинтересовалась Лена. - Всё выучила, Елена Сергеевна. Ответить? – предложила Соня. - Нет. Завтра ответишь, после «напоминания». В голосе воспитателя опять прозвучала насмешка. Она задала Соне несколько вопросов по другим предметам, причём, не ключевых, а довольно неожиданных, а по истории «погоняла» студентку очень даже основательно. Однако придраться было не к чему. Когда Соня уже заканчивала отвечать, в класс вошла Инна Владимировна. Соня заметила, что они с Леной сразу обменялись какими-то насмешливо-понимающими взглядами, после чего Инна села не на своё место дежурного воспитателя, а рядом с Леной. У Сони совсем отлегло от сердца. Она видела, что Лена с приходом Инны как-то очень развеселилась. Она дала Соне листочек с тестом по истории, где требовалось вписать нужные даты. - Выполни прямо сейчас. Даю тебе минуту, – приказала она девушке. Соня занялась тестом, а Лена, не обращая на неё внимания, тихо насмешливо спросила у Инны: - Скажешь, обиделась? - А ты как думаешь? – подруга бросила на неё быстрый взгляд. – Ты хотела, чтобы у меня удар случился? - Как раз не хотела, - сдерживая смех, возразила Лена. – Я ведь вообще не планировала сразу вам признаваться, что пошутила. Думала сказать тебе об этом сегодня вечерком, попозже, после отбоя, чтобы ты успела прочувствовать. Но у вас такие были физиономии! Я не только за тебя, но и за Лизу испугалась. Так что я вас ещё пожалела, сказала сразу. - Не шути так больше, ладно? – попросила Инна. - Да соображать надо лучше! – тихо возмутилась Лена. – Как ты могла поверить, что я такое тебе организую? - Сердцем я и не поверила, - ответила Инна. – Но ты это мастерски провернула. Тебе надо было не в воспитатели, а в актрисы идти. Она широко улыбнулась. - Даже Лиза не усомнилась. До сих пор возмущается! Лучше ты ей сегодня на глаза не попадайся. Инна не смогла справиться с эмоциями и прыснула. Лена тоже довольно улыбнулась. - Люблю заканчивать день хорошей шуткой, - сказала она и тут же примирительно добавила: - Ладно, не обижайся. Прости, ну не смогла я удержаться. Соня закончила и протянула Лене готовое задание. - Всё верно, - одобрила та. – И по времени уложилась. - Здорово, правда? – обратилась она к Инне. – Всё смогла: и тест за минуту выполнить, и нас внимательно послушать. Соня слегка покраснела. - Левченко, мне очень хочется покончить сегодня со всей этой историей, - произнесла Лена. – Поэтому я тебе доложу, чем у нас всё закончилось, чтобы не оставлять тебя в неведении. В общем, мы пришли к согласию. Всё хорошо. На этот раз твой план провалился. Соня встрепенулась, недоумённо и вопросительно посмотрела на Лену, но та сделала ей знак молчать и тихо, чтобы не слышали остальные воспитанницы, продолжала: - Да-да, я ещё раз все хорошо обдумала и пришла к выводу, что план поссорить меня с подругами все-таки ты вынашивала. Несмотря на вчерашние твои заверения, что это не так. Не поверила я тебе до конца, понимаешь? Однако можешь не переживать, все наши договорённости сохранятся. А насчёт тебя и Инны Владимировны всё остаётся так, как я сказала. С твоей стороны – скромность, а с её – достаточная дистанция и никаких откровений. Вы поняли? Соня и Инна кивнули. - Тогда ты, Левченко, свободна. Без пяти десять подходи к двери, пойдешь стоять на коленях. Сонино «Слушаюсь» прозвучало очень почтительно. Она быстро привела в порядок свой рабочий стол и вышла из класса. - Ты не согласна с моей оценкой её действий? – Лена испытующе глядела на подругу. - Ни слова тебе про Соню больше не скажу, - решительно заявила Инна. – Сама решай, как с ней поступать и как её действия расценивать. - Мне дороже наша с тобой дружба, - уже мягче продолжала она. – А Соня… она всего- навсего одна из воспитанниц нашей группы, и не больше. Лена незаметно сжала под столом руку подруги и тут же переключила внимание на подошедшую к ним Настю Логинову.
Forum: Ночь. В спальне было тихо, воспитанницы спокойно спали. Соня лежала на животе, стараясь не шевелиться и не открывать глаз, хотя давалось ей это с трудом. Сегодня боль во всём теле была слишком сильной, чтобы её можно было просто проигнорировать. Ирина Викторовна вечером не сделала Соне никакой поблажки, опять очень строго выпорола девушку тростью, как и обещала накануне. Да ещё вторую часть этой экзекуции Соне пришлось терпеть на глазах у Елены: та, как ответственная дежурная по отделению, явилась в зал для наказаний с проверкой, когда Соня как раз по приказу Ирины Викторовны укладывалась на «станок». И, пока ночная воспитательница добросовестно выдавала девушке положенные удары, Лена стояла рядом и наблюдала. Соня, конечно, опять все вытерпела молча, но в присутствии Елены это было так трудно! Затем они обе с Ириной Викторовной склонились над Соней, внимательно разглядывая следы на теле воспитанницы. Очевидно, не все было идеальным, потому что Ирина Викторовна вполголоса спросила: - Может, хоть облегчённой обработаем? - Нет уж, - решительно отозвалась «ответственная». – Этот «гуманизм» на дежурство Вероники Игоревны оставим. И уже другим, строгим тоном, приказала Соне: - Оставайся пока на «станке». Душ сегодня принимать не будешь, а необходимую обработку я тебе сейчас сделаю…как ты того заслуживаешь. Вот после этой «заслуженной» обработки, без грамма обезболивания, Соня и лежала без сна в своей кровати уже не один час. От тупой выматывающей боли после трости спасения не было. Однако девушка знала, что из ночных сотрудниц за их группу сегодня отвечает сама Ирина Викторовна. Соне ужасно не хотелось, чтобы так невзлюбившая девушку воспитательница наслаждалась видом её страданий, и изо всех сил старалась лежать неподвижно. Периодически ей удавалось задремать на какое-то время, но сон был неглубоким, воспитанница всё равно ощущала выраженную ноющую боль. Около трех часов ночи Соня обратила внимание, что Наташа Пономарёва, её соседка слева, спит очень беспокойно. Девушка начала вертеться на кровати, что-то бормотать, даже вскрикивать, хотя глаза её оставались закрытыми. «Кошмар, наверное, приснился, как мне вчера», - предположила Соня. Но, если это был кошмар, то он никак не заканчивался. Соне очень хотелось встать и разбудить Наташу, но она не имела права этого сделать. Воспитанницам категорически запрещалось общаться друг с другом после отбоя. А у Сони ещё и бойкот! «Сейчас Ирина Викторовна притащится», - недовольно подумала девушка. Внезапно Наташа, не открывая глаз, вся затряслась мелкой дрожью, лицо воспитанницы покрылось крупными каплями пота. Соня вспомнила, что Наташа в последние несколько дней выглядела неважно, особенно по вечерам. Она несколько раз видела, как девушка вытирала пот со лба, бледнела, старалась куда-нибудь присесть, если это было возможно. Сейчас у Сони как будто щёлкнуло в мозгу. Она связала воедино все факты: плохое самочувствие одноклассницы, её недавний перевод на спецдиету и теперешние симптомы. Соня одно время серьёзно планировала заняться медициной, да и к маминой работе всегда проявляла интерес. Часто расспрашивала маму об её интересных больных, самостоятельно изучала медицинские справочники и журналы. Один раз мама на Сониных глазах оказала помощь на улице молодой женщине, которой стало плохо: положила ей в рот кусочек сахара. У той женщины были такие же симптомы, как сейчас у Наташи, а мама тогда подробно объяснила дочери, при каких заболеваниях они встречаются. Соня сейчас вполне могла предположить, что случилось с Наташей. Более того, она даже была в этом уверена. Уже не колеблясь, девушка решительно нажала кнопку вызова ночного воспитателя, расположенную на стене в изголовье её кровати. Кнопка загорелась красным светом. Тем временем Наташе явно становилось всё хуже. Мелкая дрожь сменилась более заметными подёргиваниями рук и всего туловища. Соня решилась. Закусив от боли губу, она слезла с кровати, подошла к девушке и взяла её за руку. - Наташа! Ты меня слышишь? Девушка открыла глаза, увидела Соню и слабым голосом проговорила: - Да. Но…. Не могу понять, что…. Она опять закрыла глаза и уронила голову на подушку. Соня в растерянности оглянулась на дверь и облегчённо вздохнула. Ирина Викторовна уже вошла в спальню и быстрым шагом направлялась к девушкам. - Левченко! – грозно прошептала воспитатель. – Ты позволила себе нарушить ночной режим, да ещё и бойкот! Почему ты с ней разговариваешь? Скучно стало? - Ирина Викторовна, – так же тихо, но твёрдо проговорила Соня. – Простите, я, действительно, всё это нарушила. Но, понимаете, Наташе очень плохо, у неё спутано сознание. Ей срочно нужна помощь врача! Ирина Викторовна недоверчиво посмотрела на Соню и, склонившись над Наташей, попыталась с ней заговорить. Но от девушки не удалось добиться и двух слов. Наташу сильно трясло, капли пота стекали с лица на подушку. В глазах воспитателя промелькнула растерянность, она непроизвольно пробормотала: - Что это с ней? - Ирина Викторовна, я знаю, что с ней! – громким шёпотом воскликнула Соня. – У неё гипогликемическое состояние. В крови мало глюкозы. Это как раз вызывает такие симптомы. Наташа сейчас на штрафной диете, наверное, поэтому всё и случилось! - Но не она одна на штрафной диете, - машинально возразила воспитатель. - Ирина Викторовна! У неё наверняка особенности обмена глюкозы – гиперинсулинизм. Такие люди не могут обходиться без «быстрых» углеводов, например, сахара, а на «штрафной» сахара нет вообще! Надо вызвать врача, срочно, иначе она сейчас впадёт в кому! Ирина Викторовна схватилась за карман и с досадой проговорила: - Телефон на посту оставила! Пойду звонить. Присмотри за ней. Они разговаривали громким шёпотом. - Нет, это долго! – уже довольно громко воскликнула Соня. – Давайте пока примем меры. Ей нужно немедленно выпить сладкой воды, на стакан – 5 чайных ложек сахара. Вы можете это организовать? Срочно! Наташе сразу станет лучше. Иначе, пока придёт врач, она будет уже в коме! - Да ты-то откуда знаешь? – изумлённо спросила воспитатель. - У меня мама – врач! – нетерпеливо ответила Соня. – И я сама интересуюсь медициной. Я знаю это точно, таких больных я видела. Ирина Викторовна, пожалуйста, не теряйте времени! Наташе срочно нужно дать сахар, пока она ещё в сознании! Ирина Викторовна пристально посмотрела Соне в глаза. - Хорошо, сейчас принесу, - решилась она и быстро ушла в кабинет воспитателей. У ночных воспитателей имелся универсальный ключ от всех помещений отделения. Уже через три минуты она вернулась со стаканом сладкой воды. К счастью, Наташа немного пришла в себя. Соня приподняла ей голову. - Мне плохо. Сильная слабость, - пожаловалась девушка. - Сейчас будет лучше. Пей. Соня взяла у Ирины Викторовны стакан и осторожно, по глотку, заставила Наташу выпить всё. - Теперь ложись, - ласково сказала она. Девушке становилось лучше буквально на глазах. Судорожные подёргивания прекратились почти сразу. - Побудь с ней пока! – отрывисто распорядилась Ирина Викторовна, взглянув на Соню с уважением, и почти бегом направилась к выходу. Однако на полпути остановилась, опять повернулась к Соне и добавила: «Пожалуйста» - Конечно! – эмоциональным шепотом воскликнула девушка. Воспитатель вышла из спальни. Вернулась она через пять минут, после того, как позвонила врачу и Елене Сергеевне, убедилась, что Наташе явно лучше, внимательно посмотрела на других спящих. - Надо же, мы даже никого не разбудили, - удивилась она. – Соня, давай-ка отойдём. Они отошли к рабочему столу дежурного воспитателя, подальше от кроватей. - Врач скоро будет, - сказала Ирина Викторовна. - Я взяла на себя смелость сообщить ей твой предварительный диагноз. А ты молодец! Соня, скажи, пожалуйста, когда ты заметила, что Наташе стало плохо? Сколько времени прошло, пока ты меня не вызвала? - Минут пять, Ирина Викторовна, - тихо ответила Соня. – Сначала мне показалось, что ей приснился кошмар. Но Наташе становилось всё хуже, и я вас вызвала. И сама к ней подошла, я просто хотела убедиться, что Наташа в сознании. Простите, что я нарушила режим! - Да о чём ты говоришь? – с досадой проговорила воспитатель. – Ты всё сделала абсолютно правильно. Ирина Викторовна помолчала. - Я ведь тоже подумала, что ей плохой сон приснился, не подошла сразу сама. Хотя с монитора так хорошо всё не видно, да она ещё и лежала лицом вниз. Воспитатель вздохнула. - И так ещё неизвестно, чем все это закончится. - Надо же, - покачала она головой. – Я работаю в «Центре» в общей сложности уже 12 лет, а ночным воспитателем – последние два года, и ни разу подобного не случалось. Бывало, конечно, что воспитанницы ночью заболевали, но не так серьёзно. А тут – такое ЧП! Девчонка едва не впала в кому прямо в спальне, находясь под пристальным наблюдением! А, если бы это случилось, я бы и вообще ничего могла не заметить. Спит человек, и спит. Ирине Викторовне явно было не по себе. - Я всё же не понимаю, как такое могло случиться настолько внезапно, – недоумённо продолжала она. Соня отметила, что Ирина Викторовна сейчас совсем на себя не похожа. Её обычное хладнокровие куда-то улетучилось. Было видно, что она переживает и чувствует себя неуверенно. - Ирина Викторовна, – мягко сказала Соня. – Но ведь вы пришли на вызов практически сразу, приняли мой совет и действовали чётко и решительно. По-моему, вам нечего опасаться! Вы всё сделали правильно. А по монитору действительно трудно было определить, что Наташе плохо. Даже я, находясь совсем рядом, не сразу это поняла. Вас совершенно не в чем обвинить! И, если меня будут расспрашивать, то я так и скажу. Соня вспомнила, что именно так сказала ей в своё время Марина. Хотя Марина от неё не видела ничего хорошего, а вовсе даже наоборот! Так же, как и Соня от Ирины Викторовны. Воспитатель изумлённо посмотрела на девушку. - Ты мне сочувствуешь и собираешься помочь??? – немного растерянно спросила она. – Конечно, тебя будут расспрашивать! Да ещё как! Во всех случаях, когда страдает здоровье воспитанниц, расследование проводится самое серьёзное. Она смотрела на Соню теперь уже с интересом. - Признаюсь, не ожидала от тебя таких слов и…понимания. И не захочешь мне отомстить? Ведь я относилась к тебе жестоко. Тебя это не смущает? - Ирина Викторовна, я просто хочу быть справедливой. А ещё… У Сони прервался голос. - Вы знаете, один раз я уже отомстила. И чем это всё закончилось? Девушка, моя бывшая поднадзорная, до сих пор в реанимации. А я здесь! На четыре года! - Ты хочешь сказать, что это всё было на самом деле? – недоверчиво спросила ночная дежурная. - Я не совсем понимаю… - Это не легенда? – теперь уже прямо спросила воспитатель. - Нет, - покачала головой Соня. – Я не стажёр, если вы это имеете в виду. – У меня всё по-настоящему. - Но почему же тогда… - изумлённо начала Ирина Викторовна - Эта девушка - лучшая подруга Елены Сергеевны, - от волнения Соня закусила губу. - Это ей я хотела отомстить. Мы вместе учились и были врагами. У Сони в глазах появились слёзы. - Представляете, какой я была жестокой дурой! Издевалась над беззащитной девушкой из мести! Ирина Викторовна, да как я могу осуждать вас? Как бы ни относились ко мне вы, Елена Сергеевна и другие воспитатели, я всё это заслужила. Воспитатель ошеломлённо смотрела на Соню. - Так вот в чём дело, - пробормотала она. – Теперь мне ясно. Значит, вчерашние розги тоже за это? Она понимающе улыбнулась. - Нет. Не совсем. Я ещё… - Соня растерялась, ей вовсе не хотелось посвящать ночную воспитательницу в тайну Инны Владимировны. К счастью, та сама прервала девушку: - Ладно, оставим это, не время сейчас. Видно было, что воспитательница уже пришла в себя, к ней вернулись обычное присутствие духа и невозмутимость. - Так вот, Соня. Расследование этого случая несомненно будет самым тщательным. И я советую тебе говорить именно так, как все и было. Здесь же камеры везде! Ирина Викторовна выразительно обвела рукой спальню. - Так что все наши с тобой действия и так уже «под колпаком», - признала она. – Скрывать что-либо или говорить неправду бесполезно. Но услугу ты мне уже оказала и весьма значительную. Ведь если бы Наташа прямо здесь отключилась, то меня бы непременно обвинили в невнимательности, а то и в непрофессионализме. А ты не только умудрилась непонятно каким образом заметить, что ей плохо, но и дала мне такой ценный совет! Да и Наташе, и нам всем просто повезло, что ты оказалась рядом. Ирина Викторовна подошла вплотную к воспитаннице. - И ты очень скоро увидишь, что я умею быть благодарной, - едва слышно, явно в расчёте скрыть эту реплику от камер, произнесла она и тут же решительным жестом пресекла попытку Сони что-то ответить. Они вернулись к Наташе. Девушка уже окончательно пришла в себя, но ещё ощущала слабость. Вскоре появилась Елена. Не просто появилась – а влетела в спальню, досадливо поморщилась, увидев Соню на ногах, однако не сказала ни слова, а сразу подошла к Наташе. Почти следом за ней пришла врач Наталья Александровна с медицинским чемоданчиком и немедленно взяла ситуацию под свой контроль. Она быстро расспросила Наташу, Соню и Ирину Викторовну, осмотрела заболевшую девушку и провела ей экспресс-тест крови на сахар. - Ничего себе! – воскликнула она. – И это уже после принятия внутрь глюкозы. Представляю, какой у неё был сахар во время этого приступа! Она обернулась к Елене и объяснила: - Ночью, в три-четыре часа, уровень сахара в крови и так самый низкий в течение суток. Неудивительно, что ей стало плохо именно в это время. Неприятности у неё были сегодня? - Только вчера, но очень существенные, - ответила Лена, имея в виду групповое наказание. Врач уже поставила Наташе капельницу с глюкозой, по телефону распорядилась доставить в спальню каталку, затем строго сказала девушке: - А ты, моя красавица, не сегодня заболела. У тебя должно было появиться плохое самочувствие почти сразу после перевода на штрафной стол. Признавайся, в последние дни ты ощущала слабость, подёргивания рук, потливость, чувство голода? - Да, - ответила Наташа. – Каждый вечер. А сегодня – особенно сильно. - А почему ты не сказала об этом воспитателям? Девушка виновато молчала. - Как же мы могли догадаться, что у тебя гиперинсулинизм, если ты молчишь, как партизанка? – сердито продолжала Наталья Александровна. – Наверняка, ты и дома от сладкого очень зависела, правда? - Да, - признала девушка. - А в твоей медицинской карточке про это ничего нет. Ты и раньше ничего никому не рассказывала? Наташа кивнула. - Мне было стыдно. - Какой стыд? – воскликнула врач. – Это серьёзное дело! Тебе необходимо специальное лечение, и сладкого тебя ни в коем случае нельзя было лишать. Безобразие, чуть до комы дело не дошло! - Хорошо, что тут свой специалист под боком оказался, - улыбнулась она, взглянув на Соню. – Молодец, дала очень правильный и своевременный совет. Только, Соня, такой у меня к тебе вопрос: а ты почему не спала в три часа ночи? Соня покраснела и быстро взглянула на Елену. Ещё не хватало сейчас при ней жаловаться врачу на отсутствие обезболивания! Доктор перехватила взгляд воспитанницы и поняла все правильно. - От боли после наказания? – требовательно спросила она. - Да, - вынуждена была признать Соня. - Елена Сергеевна! – рассердилась Наталья Александровна. – Объясните мне, как вы наказываете воспитанниц, что они по ночам спать не могут? Почему не применяете обезболивание? - Обычно применяем, - нисколько не смутилась Елена. – Но для Левченко это часть индивидуального воспитательного плана. Кстати, она прекрасно знает, что ей обезболивание запрещено. Могла бы «на коленях» на наказания и не нарываться. «Ловко на меня стрелки переводит», - усмехнулась про себя Соня. - Ага! Не нарываться! – возмутилась врач. – Да вы часто не даёте им такой возможности. Как будто я не знаю! - Я поговорю с Галиной Алексеевной, - пообещала она. – Наказывать вы, конечно, имеете полное право, но лишать девушек сна недопустимо. Это принципиальный вопрос. Если понадобится – будем его решать на уровне высшего руководства. Сейчас уже почти четыре часа! Через три часа подъём. И как она должна, по-вашему, весь день работать или учиться после такой ночи? Сколько наказаний вы завтра ей добавите просто за то, что она не имела возможности нормально выспаться по вашей же вине? Наталья Александровна очень рассердилась, а Соня расстроилась. «Ну вот, разнос Елене из-за меня устроила. Только этого не хватало! Отыграется-то она все равно на мне» «Хорошо хоть Елена видела, что я не сама жаловалась», - немного перевела дух девушка. - Значит так, Елена Сергеевна, – решительно продолжала врач. – Я настаиваю на том, чтобы освободить Левченко сегодня от учебы и других обязанностей и дать ей возможность выспаться. Сейчас привезут каталку, и она пойдёт с нами в изолятор. А завтра заберете её у меня после обеда. Не возражаете? - Пожалуй, не буду возражать, – отозвалась Лена. - Вполне допустимо сделать Соне такую поблажку. Она же у нас отличилась. Воспитательница бросила на девушку насмешливый взгляд. - И обезболивание можно ей провести, сегодня я не против. - Очень жаль, что раньше не провели, - гнула свою линию врач. - Наталья Александровна! – взмолилась Соня. – Но я не хочу в изолятор! - Не волнуйся, - успокоила её доктор. – Штрафные дни тебе за это не пойдут - не тот случай. Одевайся. Соня взволнованно взглянула на Елену, но та только сдержанно кивнула. - Наталья Александровна, только Левченко я сама приведу к вам чуть позже. Сначала необходимо опросить её по поводу инцидента и оформить показания. - Тогда можете прямо сейчас приступать, не теряйте время. У вас же, наверное, и так много дел? – Наталья Александровна немного смягчилась. - Наташу мы с медсестрой сами в медблок доставим, не беспокойтесь. - Спасибо, - улыбнулась Лена. – Так, граждане, пройдемте! Она обвела взглядом Соню и Ирину Викторовну и жестом пригласила их следовать в кабинет. Доктор, не сдержавшись, тихонько прыснула, и на прощание они с Леной обменялись теплыми взглядами. Несмотря на периодические расхождения во взглядах, их связывала давняя крепкая дружба. В кабинете Лена сразу прошла в зону отдыха. - Сварю-ка я пока кофе, очень хочется! Скоро ответственная дежурная по «Центру» придет, разбираться уже вместе с ней будем. - Елена Сергеевна, так я тогда на пост пойду до её прихода? – заволновалась Ирина Викторовна. - Ира, я тебя умоляю, - Лена устало махнула рукой. – Тебе подмена до утра обеспечена, пост прикрыт, не беспокойся. - Отлично, тогда можно и кофе, - ночная дежурная обессиленно плюхнулась в кресло. – А Софье сделаете? Она же героиня у нас сегодня. - Да я этому и не удивляюсь, - Лена уже держала в руках поднос с тремя чашками ароматного эспрессо и небольшой пузатой сахарницей-дозатором. – Что бы где в нашем «Центре» в последнее время не происходило, она всегда тут как тут со своим геройством. - Разбирайте, - она поставила поднос на столик. – Эспрессо романо. Смягченный долькой лимона. Левченко, не стесняйся. Поскольку Соня колебалась, Лена почти силой вручила ей чашку. - Я, кажется, единственная, кто тебя ещё кофе не угощал. Надо это исправлять, - невесело пошутила она. - Вот за это спасибо! - Ирина Викторовна с наслаждением сделала первый глоток. – Лен, а вообще ты зря так. Соня-то нам всем услугу оказала, и тебе, кстати, в первую очередь. - А то я не понимаю! – Елену явно эта ситуация напрягала. – Прекрасно могу себе представить, сколько бы комиссий разных в «Центр» понаехало, если бы воспитанницу отсюда в коме увезли. И нарушений бы в любом случае массу накопали, даже на пустом месте. А ведь Наташа в моей группе, и именно я – ответственный воспитатель. Соня молча стояла у двери и по глоточку отпивала кофе. Она прекрасно понимала Елену. Более того, признавала её полное право быть недовольной сложившейся ситуацией. - А давай её поощрим за это? – предложила Ирина Викторовна. - Не надо, - взволнованно начала Соня. – Ничего особенного я не сделала… - И как же? – заинтересовалась Лена, перебив свою воспитанницу. – Ещё чашечку кофе ей организовать? - Хм… маловато будет, однако. Ночная воспитательница встала, подошла к Соне и медленно, с чувством спросила: – Не надо, говоришь? А ты розги вчерашние хорошо помнишь? Соня вспыхнула, в глазах заблестели слезы. - Такое трудно забыть, - прошептала она. - Лен, - Ирина Викторовна уже стояла около Елены. – Может, ты простишь ей оставшуюся экзекуцию? А я, в свою очередь, отменю Соне назначенные трости. Пусть девчонка немного вздохнет. - А то – кофе! – хмыкнула она. Лена задумчиво взглянула на коллегу. Такая идея явно не приходила ей в голову. Казалось, «ответственная» колеблется и не знает, что предпринять. - Не молчи, Соня! – повысила голос Ирина Викторовна. – Упрашивай свою воспитательницу! А то ведь уже в пятницу опять будешь все это терпеть. Так ведь, Лена? Елена кивнула. - Да, как договаривались. Чего с этим тянуть? Потом же у тебя выходные, на целую неделю уедешь. А команда у нас с тобой замечательная получилась! Не думаю, что с кем-нибудь другим будет лучше. - Разве что с Вероникой Игоревной, - с улыбкой вспомнила Лена утренний разговор. - Это да, – иронически подтвердила Ирина. Соня замерла. «Они уже и день назначили. Да ещё прямо на этой неделе! Как жестоко! И при чем тут Вероника Игоревна?» - Так вот, Соня, я уже Елене Сергеевне обещала в этой порке снова участвовать, и отказаться от своего слова не смогу, - сообщила Соне ночная воспитательница. – А избавить тебя от этого только она может! Я лишь в своем «ведомстве» вправе какие-то поблажки вам делать. - Да не будет она меня просить, Ира, - усмехнулась Лена. - Вы обо мне слишком хорошо думаете, Елена Сергеевна, - воскликнула Соня. – За розги я буду просить. Очень. Простите мне их, пожалуйста. Очень вас прошу! Ирина Викторовна одобрительно улыбнулась. - Не знаю! – Лена сердито отвернулась к окну. – Мне надо подумать. Не хочу принимать импульсивных решений. Ирина за спиной Лены подмигнула Соне и сделала успокаивающий жест рукой. Типа «не волнуйся, решим вопрос» - Подумай, конечно, - мягко сказала она. – Имей только в виду, что я за твою воспитанницу тоже очень прошу. Вспомни, Лен, часто я так поступаю? - Да не припомню что-то я подобного, - повернулась Лена к коллеге. - Понимаешь… Голос Ирины Викторовны все еще звучал необычно мягко. Соне стало понятно, что та действительно твердо решила помочь девушке, но, зная Елену, до конца не уверена, что это у неё получится. - Лен, согласись… Чем бы там Соня перед тобой ни провинилась, она же с лихвой искупила свои грехи этой вчерашней поркой! Ведь так? Ты знаешь… даже некоторые воспитатели, которые успели уже эту запись просмотреть, мягко говоря, шокированы. Мне звонили… «И так к ней пытается подкатить, и этак, - с признательностью думала воспитанница. – Ох, если бы Ирина Викторовна помогла избавить меня от этого ужаса, как бы я была благодарна!» - Знаю. Мне тоже сегодня звонили, да и лично высказывали, - согласилась Елена. – Но, тем не менее, с заведующей я уже следующую такую порку согласовала, и она не возражает. Так что ничего мы не нарушили, коллега. - Да это-то понятно, - поморщилась Ирина Викторовна. – Ещё бы мы что-то нарушили. - А то, что услугу Соня нам оказала… Подумай, а как ещё она могла поступить? Просто выполнила свой гражданский долг, - пожала плечами Елена. «Да и Вероника очень будет недовольна таким поощрением», - подумала она. «Не уступит! - с тоской поняла Соня. – Она просто очень хочет ещё раз мне такое устроить. Хочет насладиться моей болью, моим унижением!» Внезапно дверь распахнулась, и на пороге появилась строгая молодая женщина в форме ответственного дежурного воспитателя «Центра». Соня невольно вытянулась «смирно» почти в струнку. - Инга Павловна, - представилась вошедшая. – Доброго всем утра. Должность свою называть Инге Павловне не было необходимости. Только ответственная воспитательница, дежурившая по всему «Центру перевоспитания», имела право носить такой костюм: белый удлиненный жакет с позолоченными вставками на рукавах и прямую черную юбку с такой же позолоченной окантовкой по низу. Лена тоже поздоровалась и, согласно внутреннему этикету, назвалась по всем правилам, с должностью, и представила Ирину Викторовну и Соню. По «Центру» дежурили поочередно, по специальному графику, ответственные воспитатели всех четырёх отделений, и они не всегда были знакомы с сотрудниками, с которыми им приходилось так или иначе пересекаться во время дежурства. Лена Ингу Павловну знала, да и сегодня они уже виделись на утреннем совещании. Однако сейчас это не имело значения, инструкция предписывала Елене Сергеевне представить себя и подчинённых. Ответственная за весь «Центр» воспитательница обладала в течение своего дежурства абсолютной властью в учреждении. В дневные часы вмешаться в её работу могла только директор «Центра». А вот вечером и ночью «центральной дежурной», как негласно называли эту должность, подчинялись исключительно все сотрудники и, разумеется, воспитанницы. Соня смотрела на Ингу Павловну во все глаза. Воспитанницам редко приходилось встречаться вот так близко с главными ответственными, а некоторые виделись с ними и вообще только в день поступления в «Центр», на процедуре приема. Чаще же все основные вопросы на отделении решали свои ответственные дежурные воспитатели. Наблюдательная Соня заметила, что «центральная дежурная» совсем ещё молода, наверняка ненамного старше Елены. Однако ослепительный форменный костюм, высокая строгая прическа, уверенный голос и серьёзный взгляд придавали сотруднице солидный и торжественный вид. На самом деле Инге было 20 лет, она имела «в ответственности» группу на третьем отделении и преподавала математику (один из самых трудных предметов для студенток гуманитарно-языкового колледжа). В «Систему перевоспитания» девушка пришла, как и Лена, в 16 лет, а ответственным воспитателем начала работать совсем недавно. - Пономарева уже в изоляторе, - сообщила Инга Павловна. – Состояние стабильное. Мы переводим её в госпиталь, уже с ними созвонились, машину пришлют в течение часа. А сейчас я хочу взять у вас всех официальные показания. Коллеги, давайте присядем. А ты, Левченко, подожди в спальне, но далеко не отходи. - Слушаюсь, - четко ответила Соня и направилась к выходу. Отходить она не стала вообще, так и простояла за дверью минут пятнадцать, пока её не вызвали опять. В кабинете все трое воспитателей сидели в креслах вокруг столика. Инга Павловна подробно выспросила у Сони, как было дело, буквально по минутам, записывая разговор на диктофон. Спросила также, не замечала ли воспитанница и раньше плохого самочувствия у Наташи. Девушка отвечала чётко, уверенно, не путаясь. Соня заметила, что, опрашивая её, Инга Павловна периодически бросала внимательные взгляды на Елену и Ирину Викторовну, наблюдая за их реакцией на ответы воспитанницы. В конце беседы «центральная дежурная» уверенно заявила Соне: - Ты или не всё рассказала, или тебя что-то в этой ситуации беспокоит. Докладывай быстро! «Профессионально работает, - вздохнула про себя Соня, на которую вдруг нахлынула зависть. – Надо же, совсем молодая девчонка…а вот…где она, и где я!» - Слушаюсь, Инга Павловна, - смущённо ответила девушка. – Меня беспокоит то, что я нарушила ночной режим и свой бойкот, и я не знаю, как вы и Елена Сергеевна на это отреагируете. - Не волнуйся, - улыбнулась Инга. Её серые выразительные глаза заблестели. – Ни о каком нарушении режима речь не идёт: это же была необходимость. Ты очень выручила и Наташу, и, если честно, то и всех нас. Как ответственный дежурный воспитатель «Центра» объявляю тебе благодарность. Если даже у Елены было другое мнение по этому вопросу, она оставила его при себе. Субординация среди сотрудников «Центра» соблюдалась неукоснительно. Инга Павловна встала, и тут же Лена с Ириной Викторовной тоже почтительно поднялись с мест. - Всем спасибо за помощь, - лаконично поблагодарила главная. – Елена Сергеевна, Левченко я сейчас сама отведу в изолятор, все равно туда направляюсь. - А ну-ка выйди пока, - приказала Инга Соне. Когда за воспитанницей закрылась дверь, она подошла поближе к уставшим коллегам. Обе сотрудницы смотрели на Ингу Павловну с некоторым напряжением. Бывали случаи, что после такого вот «разбора полетов» воспитатели безжалостным приказом «центральной дежурной» немедленно отстранялись от работы и отправлялись в свои квартиры ожидать официального разбирательства. - Времени-то уже скоро пять, коллеги, - нарушила молчание Инга. – Нам всем пора готовиться к передаче дежурства. Елена Сергеевна, все записи с камер по вашей группе за прошедшую неделю и до сегодняшнего утра «заморожены», доступ к ним закрыт. Завтра с этим предстоит разбираться. - Что я могу сказать? – уже менее официально продолжила главная. - По первому моему впечатлению, никто из сотрудников в случившемся серьезно не виноват. Но…сами понимаете. В таких случаях точно никогда не знаешь, чем все закончится. От просмотра записей много будет зависеть. Будет ли назначена независимая внешняя комиссия. От самочувствия воспитанницы в ближайшее время. От директора. От заведующей вашей. Она вздохнула. - И просто от везения, безусловно. На этом я с вами прощаюсь, всего доброго. Вскоре Лена сдала дежурство по отделению Светлане Петровне, естественно, подробно рассказав подруге о произошедшем. Затем вернулась к себе группу с намерением подождать прихода Марии Александровны. Хотелось, чтобы дежурная воспитательница узнала обо всем случившемся в группе от самой «ответственной» лично, а не просто из распечатанного отчета ночных дежурных. В итоге, когда без десяти шесть Маша вошла в кабинет, она с удивлением обнаружила Елену Сергеевну крепко спящей прямо в кресле.
Forum: Глава вторая. Среда. Двойное благородство После обеда Галина Алексеевна попросила Елену подойти к ней для разговора. Девушка знала, что в связи с ночным происшествием заведующую вызвали сегодня в «Центр» прямо с утра, и она давно уже на работе. Подходя к кабинету, Лена, конечно, волновалась. Ведь не исключено, что внутреннее расследование уже завершено, и… «Вот сейчас и проверим, как у меня обстоит дело с везением, про которое утром упоминала Инга», - пыталась воспитательница ободрить сама себя. - Елена, я полностью в курсе ваших ночных событий, - без всяких предисловий начала заведующая. - В связи с этим у меня возникла к тебе очень большая просьба, касающаяся Сони. - Я слушаю, Галина Алексеевна, - спокойно произнесла молодая сотрудница. - Ты не будешь отрицать, что Соня сегодня ночью повела себя очень решительно и достойно, и здорово нас выручила? Во-первых, она фактически спасла Наташу от комы, а, во-вторых, оказала значительную услугу всему «Центру». «Сговорились они все, что ли», - промелькнуло у Лены. - Да, я с вами согласна, - вслух произнесла она и улыбнулась. - Галина Алексеевна, вы хотите в качестве награды сразу назначить её воспитателем? - Перебьётся, – рассмеялась начальница. – Для этого ей ещё очень придётся постараться! Да и то я хорошо подумаю. Однако предоставить Соне существенное поощрение мне хочется, и с этим должна согласиться ты, как ее ответственный воспитатель. Лена, возможно, тебе будет не очень легко дать согласие на эти меры, но я тебя очень об этом прошу. «Неужели тоже будет просить отменить Соньке розги?» - насторожилась воспитательница. Лена уже успела хорошо подумать над просьбой Ирины Викторовны, взвесила все «за» и «против» и приняла решение ее не удовлетворять. Однако заведующая озвучила другое предложение, выслушав которое, ее подчиненная удивлённо воскликнула: - Галина Алексеевна, но это уж слишком! Такого Соня не заслужила! Вполне бы хватило того, что сегодня ей дали отдых. Ну, и сертификат можно было бы ей подарить. И достаточно! - Лена, - терпеливо убеждала Галина Алексеевна. – Благодаря Соне не случилось серьёзного ЧП, и мы избавлены от тщательного внешнего расследования со стороны независимой комиссии. Ты у нас ещё молодой педагог, и не имела возможности убедиться, что собой представляет подобная проверка. Ни у кого из нас не было бы ни единого шанса оправдаться! В самом лучшем случае нам поставили бы в вину невнимательность и недостаточную организацию профилактики подобных случаев. Понимаешь? Заведующая нахмурилась и продолжала уже строже. - Как раз именно тебе и не следовало бы возражать в данном случае. Да, мы уже знаем, что никто из наших сотрудников кардинально не виноват. Наташа своё плохое самочувствие скрывала. В её медицинской карте данных про гипогликемию нет, так что врачи не имели возможности определить это заболевание раньше. Ты тоже не знала, что её нельзя было переводить на штрафную диету. Однако именно ты и твои дежурные воспитатели могли бы быть повнимательнее и обратить внимание, что одна из ваших воспитанниц уже несколько дней чувствует себя неважно. Мало ли, что она скрывала! А вы профессионалы! И ты, как ответственный воспитатель, виновата в первую очередь. Кстати, своё внутреннее расследование мы проводим, и вскоре я ознакомлю всех, кого это касается, с его результатами. Лена, давай это сделаем для Сони. Сертификаты я ей тоже предоставлю, но это я смогу сделать и сама, своей властью. А вот на то, о чём я прошу, твоё одобрение необходимо, причём, в форме письменного согласия. Галина Алексеевна понимающе улыбнулась. - Я признаю, что нарушаю твои планы в отношении этой воспитанницы, и готова предоставить за это достойную компенсацию. За моральный ущерб, - усмехнулась она. – Хочешь, я дам тебе с понедельника целую неделю внепланового оплачиваемого отпуска? Побудешь дома, отдохнёшь, отоспишься, сможешь уделять больше внимания Марине. Я это сделаю для тебя, хотя… на самом деле хватило бы и того, что я не стану применять к тебе и твоим девочкам-дежурным суровых мер за ваш недосмотр. - Директор оставила этот вопрос исключительно на моё усмотрение, - многозначительно добавила она. - Спасибо, Галина Алексеевна, я очень это ценю, - вздохнула Лена. – В принципе, я могу согласиться с вашим предложением, хотя это для меня нелегко. Лена немного помолчала. - Вот только… а могу я попросить вас о другом одолжении? – решилась она. - Попробуй, - заинтересовалась заведующая. Однако сотрудница никак не могла собраться с духом. - Да, мне очень бы хотелось получить этот отпуск, чтобы поддержать Марину после операции, - начала она. – Но то, о чем я вас хочу просить, важнее отпуска. - Давай смелее, - подбодрила её начальница. - Галина Алексеевна, пожалуйста, простите Алину! – выпалила Лена на одном дыхании. – Я вас прошу! Вы сможете это сделать? Тогда я дам своё полное согласие на ваше предложение. Галина Алексеевна несколько секунд выглядела совершенно потрясённой, однако быстро взяла себя в руки и жёстко спросила: - А если нет? Тогда ты своего согласия не дашь? - Нет, - покачала головой Лена. - Галина Алексеевна, пожалуйста, выслушайте меня. Я вчера беседовала с Алиной и поняла, что... - Ты позволяешь себе лезть в мои дела? Да как ты смеешь? - перебила её заведующая. Галина Алексеевна изменилась даже внешне. Лена вспомнила слова Алины: «Она даже вся позеленела! Я никогда её такой не видела!». Примерно так же заведующая выглядела и сейчас, однако Лену это не испугало. Ей было страшно сделать первый шаг, высказать свою просьбу, но теперь девушка чувствовала себя уже увереннее. - Галина Алексеевна, - Лена в волнении прижала руки к груди. – Я бы ни за что не посмела, если бы не представился такой случай. Но он представился! И я вас просто прошу о встречной услуге. Вы же сами предложили мне компенсацию. - Но не такую же! – возмутилась заведующая. - Лена, ты понимаешь, что сейчас делаешь? – холодно осведомилась она. – Тебе непонятно, что моя просьба – это вовсе не просьба? Тебе даже и в голову не должно было прийти мне отказать и, уж тем более, ставить такие условия! Никто из моих воспитателей, даже старше и опытнее тебя, ни разу себе такого не позволил! А ты ещё девчонка! Без году неделя в «Центре»! И смеешь так поступать? Ты хочешь со мной поссориться? Ты не понимаешь, что от меня очень многое зависит? Что в следующий раз уже я могу не выполнить твою просьбу? А ведь тебе ещё долго здесь работать, как минимум, пока не закончишь колледж! Недальновидно поступаешь, моя дорогая. От тебя никак не ожидала! Лена озадаченно молчала. Никогда ещё она не видела она свою заведующую в таком гневе. Правда, и «на ковре» у нее молодой воспитательнице ещё бывать не приходилось. Галина Алексеевна, очевидно, посчитала, что поставила на место строптивую сотрудницу. Немного успокоившись, она примирительно произнесла: - Я надеюсь, Лена, ты сделала это, не подумав. Давай решим вопрос мирно. Я не буду на тебя обижаться и спишу этот поступок на какие-нибудь твои юношеские завихрения. Естественно, в этом я тебе отказываю. С Алиной разберусь сама и прощу её тогда, когда посчитаю нужным. Всё ясно? - Да, Галина Алексеевна, ясно. Извините. Лена посмотрела на часы. - Можно, я пойду? У меня урок через 15 минут. - Иди. Лена молча кивнула, встала и направилась к выходу. - Елена, - окликнула её заведующая. – На всякий случай хочу уточнить. Надеюсь, с Соней мы вопрос решили? Ты согласна? Лена спокойно смотрела на заведующую. - Нет, - ответила она. – Вы мне отказали, значит, и я своего согласия не даю. Извините. - Подойди! – приказала заведующая. Лена подчинилась. - Это твоё окончательное решение? – холодно спросила Галина Алексеевна. - Да. Заведующая встала, немного походила по кабинету. - Да ты неблагодарная нахалка! – внезапно закричала она. – Я сделала для тебя всё возможное! Моими стараниями ты стала ответственным воспитателем на первом курсе колледжа! Когда поступила Соня, я полностью вошла в твоё положение, направила её к тебе в группу, дала тебе полную свободу действий! - Но вы всегда соглашались с моими действиями, - возразила Лена. – Я же с вами часто советовалась. - Это ничего не значит, - отмахнулась Галина Алексеевна. – Да я могу прямо сейчас у тебя её забрать и отдать другому воспитателю! Как тебе это понравится? - Галина Алексеевна, но это не решит проблемы, - спокойно отвечала Лена. – Я-то как раз это переживу. Соня уже раскаялась и достаточно ответила за свой поступок, так что результат практически достигнут. Я более-менее удовлетворена. Но ведь новый воспитатель не сможет сделать то, о чём вы просите! Всё равно согласие на это смогу дать только я. А я не дам, если и вы не выполните мою просьбу. - Понятно, - ледяным голосом проговорила заведующая. – Что же, Елена Сергеевна, возвращайтесь к своим обязанностям. Я вам обещаю, что очень скоро вы пожалеете о своём поступке. Лена молча вышла из кабинета. Конечно, она не выдержала и позвонила Лизе. – Ну, ты даёшь, подруга, - растерялась Елизавета. – Как это ты на такое решилась? Галина Алексеевна права: никто до тебя на подобное не осмеливался. По крайней мере, на моей памяти. - Как решилась? – возмущённо закричала Лена. – А ты не сама не видишь, что с твоей «дежурной» происходит? Ведь ты мне не сказала, что она за месяц с небольшим уже семнадцать наказаний от заведующей вытерпела! И морально Галина на неё давит постоянно, вздохнуть девчонке не даёт! Да она по отношению к Алинке полный беспредел творит, уж не знаю, из каких соображений. Да, Алина виновата, но не настолько, чтобы так жестоко с ней поступать! Она на грани нервного срыва! Лиза, кто-то должен ей помочь. Ты один раз попробовала и отступилась. А мне просто такой удачный случай представился. - Уж не знаю, окажется ли он для тебя удачным, - засомневалась Елизавета. – Лен. Ты ведь решила идти до конца, правда? - Да, - подтвердила Лена. - В таком случае, если у тебя всё получится, знай, что мы с Алиной у тебя в долгу. - Запомню, - улыбнулась Лена. – Получиться-то может вполне. Но вот как бы мне после этого на месте Алины не оказаться? Заведующая ведь отыщет, на чём меня подловить, и буду я к ней так же ходить в кабинет после педсовета. Как ты думаешь, а меня она когда простит? Наверное, как ты своей Даше Морозовой заявила: примерно через год! - Могу тебя успокоить, - заметила Лиза. – Тебе такое никоим образом не грозит. Галина Алексеевна ответственных воспитателей телесным наказаниям никогда не подвергает, даже если они ещё и несовершеннолетние. Категорически! Если она очень уж захочет это сделать, то ей придётся тебя сначала в «дежурные» разжаловать. А вот на это она вполне имеет право. - Обрадовала, - протянула Лена. - Лен, а кто тебя заставлял? Подумай! Если ты сейчас вернёшься к ней с «повинной», всё будет хорошо, я уверена. – Хорошо будет ей и Соньке, - мрачно сказала Лена. – А Алине ходить к ней тогда ещё и ходить. Нет уж! Всё, Лиза, я на урок, вечером увидимся.
Forum: Урок Елена Сергеевна проводила в Светланиной 205-ой группе. За 15 минут до его окончания в класс вошла Галина Алексеевна, разрешила сесть вскочившим воспитанницам и устроилась рядом с дежурным воспитателем. «Началось, - подумала Лена. - Теперь будет инспектировать меня постоянно, как Алину». Занятие молодой педагог проводила безупречно, своё дело она знала, поэтому сейчас не волновалась. Придраться было не к чему. Когда урок закончился, Галина Алексеевна приказала воспитанницам выйти из класса, и они немедленно ушли вместе с дежурным воспитателем. Лена стояла у своего рабочего места и спокойно смотрела на заведующую. – Присаживайся, - предложила ей начальница, указав на стул рядом с собой. – Что, моя дорогая, ты ведь успела с кем-нибудь из своих подруг созвониться? - начала она. – Да, - кивнула Лена. - С Лизой. – И что она тебе посоветовала? – Ещё раз подумать. – Разумно. Галина Алексеевна помолчала. – Я проявляю к тебе просто безграничное терпение, ты не находишь? Девушка пожала плечами. – Хоть теперь-то ты одумалась? – Галина Алексеевна, мне очень жаль, но я своего решения не изменю, и моя просьба остаётся в силе. – В таком случае я ставлю тебя в известность, что сделаю это без твоего согласия. Своей властью. Поняла? – По инструкции вы не можете так поступить, - возразила Лена. – Допустим. А что ты предпримешь? - с интересом спросила заведующая. – Галина Алексеевна, я успела ещё раз просмотреть инструкции и выяснила, что имею право в таком случае подать письменный протест директору “Центра”. – И ты это сделаешь? - заведующая пристально смотрела на девушку. – Без колебаний. Сразу, - твёрдо ответила Лена. - Галина Алексеевна, я уже решила, что не уступлю вам в этом вопросе. Я основательно поговорила с Алиной и считаю, что ей не только уже не нужно продолжение репрессий с вашей стороны, а, наоборот, это приносит ей вред, который может оказаться непоправимым. Алина близка к тому, чтобы сломаться! А ведь она и так уже давно раскаивается. Галина Алексеевна, согласитесь, ведь Алина вполне достаточный урок получила. Зачем вы с ней так жестоко? – Ты и правда думаешь, что я должна перед тобой отчитываться? – холодно спросила начальница. – Но мы же можем обменяться мнениями? Разве это не в ваших интересах? Вы можете меня убедить, что так поступать необходимо? Я же могу не знать ваших каких-то особенных соображений! Галина Алексеевна жестко ответила: - Если очень коротко: склонность к таким импульсивным поступкам надо выбивать основательно. Именно это я и делаю. – Галина Алексеевна, а я считаю, что уже нет необходимости ничего из неё выбивать. Простите её, пожалуйста! Пусть Алина спокойно работает. – Ты считаешь, - горько усмехнулась начальница. - Но ведь не ты заведующая, а я! И раньше ты мне всегда доверяла. Ценила моё мнение, часто приходила ко мне советоваться. Почему же ты сейчас упёрлась, и мне никак тебя не убедить? Лена вздохнула. – Наступил момент, когда наши мнения разошлись. Мне жалко Алину, я не хочу, чтобы она и дальше продолжала страдать. Это угнетает её, и, кстати, Елизавету тоже. Алина не может полноценно работать, а это вредит группе. Галина Алексеевна, пожалуйста, хватит её воспитывать! Простите её, и вы не пожалеете! Я понимаю, что вы заведующая, и опыта у вас несравненно больше, но в этой ситуации я абсолютно уверена в своей правоте. Пойдите нам навстречу, прошу вас! Галина Алексеевна помолчала. – Что же, - сказала она, наконец. - Мне придётся это сделать. Ты меня не убедила, но другого выхода я не вижу. Я очень хочу, чтобы Соня получила это поощрение, и вынуждена принять твоё условие. Давай обговорим детали. Что ты конкретно хочешь? Лена про себя облегчённо вздохнула. – Галина Алексеевна, - попросила она. - Вы можете вызвать Алину и сообщить ей, что вы удовлетворены тем наказанием, которое она получила, что вы её прощаете, и теперь всё будет по-прежнему? Включая ваше отношение. И вовсе не обязательно говорить ей, что вы делаете это вынужденно. – Вот уж нет! - воскликнула заведующая. - С этим я категорически не согласна! Алина должна знать, что в мои планы не входило прощать её так скоро. Если бы не ты, она бы ещё долго за свой проступок расплачивалась, и я ей об этом скажу. Надеюсь, ты не будешь возражать? – Нет, - немного смущённо ответила Лена. - Для меня главное – её полная амнистия. Причём, Галина Алексеевна, давайте договоримся, что вы прощаете Алину в любом случае, даже если не получится сегодня сделать для Сони то, что вы хотите. Хорошо? – А что это ты имеешь в виду? - нахмурилась заведующая. – Не могу сказать точно, - покачала головой Лена. - Но, зная Соню, не гарантирую, что ваша с ней беседа пройдёт без каких-нибудь неожиданностей. – Хорошо. Значит, решили, - произнесла Галина Алексеевна. - А теперь вот что я хочу тебе сказать. Лена внутренне сжалась, но виду не показала. - Ты поступила недальновидно. Сейчас ты добилась своего, но в долгосрочном плане проиграла. Я расцениваю твоё поведение как наглое и неуважительное, поэтому заявляю, что моё отношение к тебе с этой минуты изменится. Ты у нас очень принципиальная, правда? Вот и я буду относиться к тебе очень твёрдо и принципиально. Предупреждаю, ты можешь обращаться ко мне теперь только официально, никаких доверительных отношений у нас больше не будет. Все просьбы и предложения с твоей стороны принимаю только в письменном виде, в установленном инструкциями порядке. За твоей работой я тоже буду очень внимательно наблюдать. Понятно? - Галина Алексеевна, но вы же справедливый человек, – изумилась Лена. - Вы знаете, что я работаю хорошо: добросовестно и ответственно! Вы будете вставлять мне палки в колёса только потому, что я осмелилась высказать своё мнение и попросить вас о том, что считаю правильным? Ведь я сейчас не нарушила никаких инструкций! Я вполне имела право не согласиться с вашим предложением, правда? - Не волнуйся, моя дорогая, - усмехнулась заведующая. – Я по отношению к тебе тоже буду предпринимать только те действия, на которые имею полное право. Всё будет по инструкциям. Знаешь, Лена, в этот раз ты зарвалась, и я считаю своим долгом поставить тебя на место. И учти, что на моём отделении ты теперь карьеры не сделаешь, хотя признаю, что определённые планы у меня на тебя были. Увы, своим поступком ты сама себе всё перечеркнула. Лена предполагала, что Галина Алексеевна рассердится, но такого всё же не ожидала. Она сидела покрасневшая и изумлённая. В ответ на последние слова заведующей девушка воскликнула: - Так, может быть, мне сразу обратиться в кадровый отдел с просьбой о переводе в другой «Центр»? Раз вы не хотите больше со мной работать? - Очень испугала, – иронически улыбнулась заведующая. – Ты думаешь, у нас в стране много «Центров» нашего профиля? Их можно по пальцам пересчитать. А работать ты сможешь только на втором курсе. Здесь, у нас, я обеспечила тебе место «ответственной», а кто тебя ждёт в других «Центрах»? Все должности заняты! Постоянных вакансий ожидают многие воспитатели! Да, возможно, тебе смогут подобрать место «дежурной» или «ночной», но это ещё вопрос, захотят ли руководители брать на работу скандальную сотрудницу. Впрочем, дело твоё. Можешь попробовать. Галина Алексеевна возмущённо покачала головой. - Ты даже сейчас ведёшь себя вызывающе! Хотя бы для приличия могла бы сказать, что сожалеешь о своём поступке, извиниться, в конце концов. А ты «качаешь права»! - Галина Алексеевна, я очень сожалею! Но не о своём поступке, а о том, как вы на всё это отреагировали. О том, что мы не можем решить с вами этот вопрос мирно. Простите меня, пожалуйста, если я вас обидела! Но я, действительно, не вижу за собой никакой вины! - Что же, не видишь, так не видишь, - холодно проговорила заведующая. – Значит так, с Алиной я поговорю в течение завтрашнего дня, она как раз дежурит. А сейчас, будьте добры, Елена Сергеевна, распорядитесь, чтобы из изолятора доставили Соню, и жду вас вместе с ней в своём кабинете. И поторопитесь, пожалуйста! - Хорошо. В кабинете заведующей Соня по просьбе Галины Алексеевны ещё раз подробно рассказала о событиях прошедшей ночи. Лена сидела рядом с невозмутимо-ироническим видом. – Елена Сергеевна, вас что-то смущает в изложении Сони? - поинтересовалась заведующая. – Абсолютно ничего, всё в порядке, - ответила воспитательница. – Хорошо, Соня. Я буду очень краткой. Ты оказала большую услугу “Центру”, и мы решили предоставить тебе поощрение. Во-первых, я награждаю тебя сертификатами на освобождение от наказаний на 60 единиц – три по двадцать. Соня встрепенулась. – Будешь возражать? - удивилась заведующая. – Нет. Спасибо. Елизавета Вадимовна мне уже объяснила, что “ломаться в таких случаях неэтично”. Галина Алексеевна кивнула. – И второе, - продолжала она. - Сразу скажу, что это стало возможным только благодаря Елене Сергеевне. Без её согласия я не смогла бы этого сделать. Мы даём тебе прямо с этой минуты полную амнистию по всем наказаниям, которые у тебя ещё остались. Сейчас ты выйдешь из этого кабинета полностью свободной от всех взысканий, и в запасе у тебя ещё останутся сертификаты. Ты сможешь начать всё сначала. Это хороший шанс, в том числе, и для твоих далеко идущих целей. Ты меня понимаешь? – Да. Спасибо, - растерялась Соня. - Но... это слишком великодушно... Я этого не заслужила. Ведь я просто сделала то, что и должна была, и не ожидала за это никакой награды. – Тем не менее, я прошу тебя и в этом случае не ломаться. Или и ты мне заявишь, что хочешь вместо этой меры чего-нибудь другого? Соня заметила, что при этих словах Галина Алексеевна метнула неодобрительный взгляд на Лену, а та слегка покраснела. «Наверное, не так уж легко было Галине Алексеевне её уговорить, - мелькнуло у Сони. - Да это и понятно! Просто поразительно, что Елена на такое согласилась!» Галина Алексеевна смотрела на воспитанницу с улыбкой. Свой вопрос она явно считала чисто риторическим. Соня глубоко вздохнула и смущённо произнесла: – А можно? Попросить другое? У Галины Алексеевны поползли вверх брови. Лена же осталась абсолютно невозмутимой. – Ну и денёк у меня сегодня, - выдохнула заведующая. - Соня, ты хоть представляешь, какого труда мне стоило у Елены Сергеевны это поощрение для тебя выпросить? – Догадываюсь, - вздохнула девушка. – Елена Сергеевна, как вы считаете, стоит нам её выслушать? – Конечно, - кивнула Лена. – Нечто подобное я и предполагала. Левченко у нас девушка непростая. – Хорошо, Соня. Ты оказала нам существенную услугу и можешь покапризничать, - согласилась Галина Алексеевна. - Чего ты хочешь? Говори. Девушка взволнованно посмотрела на заведующую, затем на Лену и горячо произнесла: – Не надо меня освобождать от наказаний! Пусть всё останется, как есть. Но я прошу вас дать вместо меня полную подобную амнистию нашей Юле. Вернуть её из штрафной группы и простить все наказания. Пожалуйста! Некоторое время все сидели молча. Лена и Галина Алексеевна, видимо, были ошеломлены, а Соня следовала своему обычаю “тянуть паузу”. Первой опомнилась Лена: – А это теперь не в моей компетенции. Я даже не знаю, возможно ли такое вообще. Галина Алексеевна тоже вышла из оцепенения и резко бросила Соне: – Ты что, совсем дурочка? Вот, посмотри! Она выложила на стол перед воспитанницей распечатанный список. – Вспомни, что тебе ещё предстоит! “На коленях” - пятнадцать с половиной часов! Штрафной ужин! Бойкот ещё десять дней! Пять “безлимитных” наказаний, причем одно из них – опять «двойные» розги! При упоминании о розгах Соня непроизвольно судорожно вздохнула, и это не осталось без внимания заведующей. - Вот-вот, об этом я и говорю! – темпераментно воскликнула она. – Огласить тебе весь список, до конца? Четыре “напоминания” по 20 ремней! Строжайшая порка “на станке”, причём публичная, перед комиссией, уже заявка на “восьмой-пятый” подана! А ещё строгие наказания по субботам, которые стараниями Елены Сергеевны могут длиться бесконечно! Галина Алексеевна перевела дух и, очевидно, решила сменить тактику. - И тебе не хочется от всего этого избавиться? – уже более спокойно спросила она. - Юля-то твоя переживёт! Ничего с ней не случится, да и в следующий раз будет умнее. А вот ты…из-за этого своего благородства можешь потерять уникальный шанс стать сотрудником. Неужели ты не понимаешь? Соня, да даже малой части того, что тебе осталось… Галина Алексеевна хлопнула рукой по списку. - Вполне достаточно, чтобы сломать даже сильного лидера и навсегда перекрыть ему такую возможность. - Если это меня сломит, значит, я и не заслуживаю такой возможности, - тихо, но твердо заявила Соня. – Левченко, ты не понимаешь, о чем говоришь, - снисходительно заметила Лена. – Хотя мне как раз тебя уговаривать вовсе невыгодно, очень советую, не отказывайся! Другого шанса у тебя не будет. Предупреждаю, я тебя щадить не намерена, и благородством своим меня ты не разжалобишь. – Это все было бы ничего, - она указала на листок. - Но ты ещё не знаешь, что я тебе в субботу устроить собираюсь. Лучше соглашайся! Однако Соня упорно стояла на своем: – Я постараюсь со всем этим справиться. Юле прощение нужнее, и мы все за нее очень переживаем. Пожалуйста, если можно, сделайте, как я прошу! Ведь Юля из-за меня в штрафную попала, и ей там очень плохо! Елена Сергеевна, вы же сами нам вчера вечером рассказывали, что у неё там всё очень неудачно сложилось, с первого дня! – Да потому что вести себя надо было по-другому с Ренатой Львовной! - вспылила Лена. - А у неё ума не хватило. – Вот видите! Поэтому я и говорю, что ей амнистия нужнее. А я сильнее Юли, и все свои наказания полностью заслужила. Елена Сергеевна, пожалуйста! – Да я-то тут ни при чём, - пожала плечами Лена. - Юля сейчас не моя воспитанница. – Очень даже при чём, - возразила Галина Алексеевна. - Чтобы вернуть Соколову и простить ей все наказания, необходимо согласие ваше, Елена Сергеевна, моё и Ренаты Львовны. Теперь мне ещё и её уговаривать? Соня! Ты твёрдо решила? – Да, - кивнула девушка. – Мне безумно жалко Юлю, и я хочу, чтобы она вернулась в группу. Для меня это будет лучшей наградой. «Мне жалко Алину, я не хочу, чтобы она и дальше продолжала страдать», - вспомнила Галина Алексеевна недавние слова Елены. «И воспитанница её туда же. Как будто сговорились! Прямо день благородства сегодня» - недовольно подумала заведующая, однако на Соню взглянула с явным уважением. «Ну всё! Сонька уже сотрудник! Хороший ход, - промелькнуло у Лены. – Вот ведь змея! И тут не растерялась» Она была абсолютно уверена, что Соня поступила так с дальним прицелом. И вовсе она не “дурочка”. Галина Алексеевна немедленно позвонила Ренате Львовне, и та буквально через пять минут быстрой походкой вошла в кабинет: подтянутая, уверенная, властная. - Рената Львовна, извините, что сорвали вас с отчета, - дипломатично начала Галина Алексеевна, жестом приглашая сотрудницу присесть. - Ничего. Значит, есть на это причины, - усаживаясь, спокойно ответила Рената. Заведующая вздохнула и быстро ввела ответственного воспитателя штрафной группы в курс дела. Соня сидела ни жива ни мертва. Она понимала, что именно от Ренаты зависит теперь судьба Юли. И знала, что характер у Ренаты Львовны сложный… и уговорить её на что-то, чего ей делать не захочется, вряд ли будет проще, чем Елену. Однако воспитательница двести одиннадцатой не стала долго раздумывать. – Очень благородно с твоей стороны, - повернулась она к Соне. - В принципе, я не против. Забирайте свою Юлю. Но… есть одно «но». - Какое же? - спросила Галина Алексеевна. - Я не привыкла, чтобы мои воспитанницы покидали штрафную группу, ни разу не получив от меня лично порки розгами. А Соколовой как раз сегодня это предстоит, вот прямо сейчас, на отчете. Так что могу её вернуть только после этого. - Нет! – внезапно громко воскликнула Елена. Для всех присутствующих, включая Соню, это оказалось неожиданностью. - И это ТЫ на меня кричишь? – насмешливо спросила Рената. – После того, что сама в понедельник той же Соне устроила? Юле-то твоей всего полтинник розог светит, и уж не «восьмой» ни разу. - Кстати, - продолжила Рената Львовна. – Галина Алексеевна, а можно я запись этой их экзекуции, - она указала на Елену и Соню, - у себя в группе воспитанницам покажу? И пообещаю, что уважаемых исполнителей буду приглашать к себе на субботние наказания к особо провинившимся? - Давайте позже это обсудим, - предложила заведующая. «Только этого не хватало!» - расстроилась Соня. - Не смущайся, Левченко, ничего личного, - попыталась ободрить девушку Рената Львовна. – Понимаешь, контингент-то у меня в группе особенный. Вот я и стараюсь интересный передовой опыт всегда перенимать. – Рената Львовна, - быстро сказала Лена. - Если вы согласны отдать мне Юлю, то, пожалуйста, избавьте её от розог! Я очень прошу! Воспитательница двести четвертой очень разволновалась, вскочила с места и стояла напротив коллеги, умоляюще глядя на неё. «Ничего себе!» - изумилась Соня. Галина Алексеевна явно была удивлена не меньше. – Это будет тебе очень дорого стоить, - покачала головой Рената. – Согласна на всё! - воскликнула Лена. – Хорошо. Тогда идём прямо сейчас и забирай её до отчёта. А то отчёт у нас длинный и очень шумный. Галина Алексеевна, где мне расписаться? – Оформим всё после педсовета, - ответила заведующая. – Я пока подготовлю документы. Рената Львовна взглянула на Соню, которая давно уже вскочила с места ещё вместе с Еленой (строго по инструкции, запрещающей воспитанницам сидеть, если воспитатель встал). Девушка в волнении воскликнула: - Спасибо вам! – Да не за что. Соня, значит, для себя ты так ничего и не получишь, - задумчиво проговорила Рената. - Сертификаты, наверняка, раздашь. Юльку своей…, - она покосилась на коллег и хмыкнула, - скажем так, своим телом прикрыла. – Лена, а я знаю, чего у тебя потребую взамен отмены для Соколовой розог. Галина Алексеевна, можно этот список посмотреть? Заведующая молча передала воспитательнице распечатку с оставшимися наказаниями Сони. - Впечатляет, - ознакомившись, кивнула Рената. - Знаете, коллеги, Соня у меня лучшая по литературе среди всех моих студенток, - заявила она. – И поступок её благородный мне импонирует. Хочется что-то и для неё самой сделать. Она протянула список Соне. - Поступим так. Одно наказание отсюда выбираешь ты, другое – я. И просим Елену Сергеевну их отменить. Насовсем! Лена, согласна? - Да легко, - кивнула Елена. - Соня, твой выбор? - Розги, - не задумываясь и не поднимая глаз ответила девушка. - А…что-то в списке я розог не видела. Лена, ты понимаешь, о чем она просит? – требовательно спросила Рената Львовна. - Конечно, - насмешливо улыбнулась Лена. – Ей в пятницу предстоит такая же порка, как и в понедельник. В счет одной «безлимитки». Запись вы смотрели, как я понимаю? - Смотрела. Потом с воспитанницами долго разбираться не могла, руки от страха дрожали, - съязвила Рената. – Что ж, пусть будет так. Розги за розги! Только… Елена Сергеевна! Рената тоже встала, подошла к Лене вплотную и пристально смотрела ей в глаза. - Я настаиваю, чтобы вы ей эту порку совсем отменили. А не перенесли на другой день, например. Или потом её не провели, в счет другой «безлимитки». Знаем мы эти ваши штучки! - Мои штучки?? – возмутилась Лена. - Ладно, ладно. Наши штучки, - примирительно согласилась Рената. – А я, со своей стороны, прошу прямо сейчас снять с Сони бойкот. Юлька-то за такое должна Соню на коленях благодарить, а с этим бойкотом даже «спасибо» сказать ей не сможет. Считаю это несправедливым! Лена? Елена покорно пожала плечами. – Хорошо, как скажете. Левченко, я отменяю тебе «обратный бойкот» с этой минуты. Снимай табличку. – Не надо, - ошеломлённо проговорила Соня. – Достаточно было бы розог. - Молчать! Как ты смеешь влезать в разговор воспитателей, когда тебя не спрашивают? – показала свой крутой нрав Рената Львовна. - Слушаюсь. Простите, пожалуйста, - смутилась воспитанница. - Табличку на стол! Живо! – Рената сердито стукнула кулаком по столу. – Ещё будешь тут выкаблучиваться! – Слушаюсь. Соня быстро сняла табличку и положила на стол. Галина Алексеевна наблюдала за этой сценой c явным удовольствием. – Всё, коллеги, ступайте, - обратилась она к Лене и Ренате. - А я отведу Софью в группу и поставлю в известность обо всём ваших воспитанниц, Елена Сергеевна.
Forum: Когда Галина Алексеевна с Соней вошли в спальню 204-ой группы, девушки все находились там в ожидании отчёта, который сегодня явно задерживался. Мария Александровна быстро выстроила воспитанниц посреди комнаты. Заведующая подробно рассказала девочкам обо всех последних событиях. Она знала, что некоторые девочки всё-таки проснулись сегодня ночью, когда случилось ЧП в их группе, однако им никто ничего не объяснял – было не до этого. Воспитанницы пытались было с утра задавать вопросы Марии Александровне, но та, проинструктированная Еленой, строго приказала им не лезть не в свои дела и дожидаться отчета. Неудивительно, что девушки находились в недоумении. - Не волнуйтесь, Наташа сейчас чувствует себя лучше, - успокоила группу Галина Алексеевна. – Но ей придётся пройти углублённое обследование в больнице. У неё впервые выявилось заболевание, и к этому нужно отнестись очень внимательно. И с Соней, как видите, все в порядке, ей просто дали возможность выспаться после тяжелой ночи. – Удивительная у вас всё-таки группа, - добавила она в конце своего рассказа. - Просто горой друг за друга стоите, это очень приятно. Молодцы, девчонки! Значит так, ещё раз напоминаю: бойкота у Сони больше никакого нет. Сейчас мы с Марией Александровной вас оставим, и можете пообщаться. – Галина Алексеевна! – неожиданно выпалила Галя. - А вы не можете Елену Сергеевну попросить относиться к Соне чуть-чуть помягче? – Клименко! Что за наглость? - возмутилась Маша. Однако заведующая жестом попросила дежурную воспитательницу помолчать и покачала головой. – Я попыталась дать Соне шанс, но она приняла другое решение. А Елену Сергеевну я просить не могу, так же, как и диктовать ей свои условия. Да и не очень-то ей подиктуешь! Всё, Мария Александровна, пойдёмте. Девочки почтительно дождались, пока за воспитателем и заведующей закрылись двери, и все вместе буквально набросились на Соню, тормошили её, обнимали, поздравляли и благодарили. Такого бурного выражения эмоций девушка от своих одноклассниц не ожидала. Соня и сама была очень растрогана и обрадована. Назначенный Еленой запрет на общение дался ей тяжело, несмотря на то, что длился не так уж и долго. – Девчонки, я так рада, - взволнованно говорила она, вытирая слёзы. - Знаете, как это было ужасно? Я так без вас скучала! – Соня, а нам-то как тебя не хватало! - воскликнула Лиза, и все были полностью с неё согласны. – Девочки, быстро, до отчёта, давайте решим ещё один вопрос, - Соня метнулась к своему шкафу и достала оттуда конверт с сертификатами Елизаветы Вадимовны. Документы, полученные сейчас от Галины Алексеевны, она и так держала в руках. – Я вам почти всем могу вернуть сертификаты! - возбуждённо сказала Соня. - Давайте прямо сейчас всё переоформим, ведь они в любую минуту вам могут понадобиться, может быть, даже сегодня. Девушки озадаченно молчали. – А сколько их у тебя? - вкрадчиво спросила Наташа. – На сто десять единиц! – А наказаний у тебя на сколько? - грозно продолжала староста. - Тех самых, от которых ты отказаться не пожелала, чтобы Юльку выручить! Говори! – Не знаю, - растерялась Соня. - Да и какая разница? Я обещала вернуть вам сертификаты при первой возможности, и я это делаю с огромным удовольствием и облегчением! И очень рада, что получилось это сделать так скоро, ведь на это я не рассчитывала. Девочки, давайте не будем терять времени. Скоро отчёт! – Ты настолько плохо о нас думаешь? - завопила вдруг обычно выдержанная Наташа. - Ты тогда нас всех выручила! Сейчас Юльку спасла! Этим ты нам всем большое одолжение сделала, ты разве не понимаешь? У тебя самой ещё порки единиц на триста, причём, Елена Сергеевна тебя по восьмому разряду наказывает! Ты думаешь, мы слепые и этого не видим? Как ты это терпишь, я вообще не представляю! А мы сейчас заберём у тебя сертификаты и оставим тебя и дальше мучиться? Да Елену Сергеевну даже заведующая уговорить не может к тебе смягчиться, она сама призналась, ты же слышала! – Наташа, сбавь тон, - испугалась Соня. - Сейчас Мария Александровна на шум придёт! Староста кивнула и уже спокойнее продолжала: – Ни о каком возврате даже и не думай! Я лично у тебя ничего не возьму, а без моего согласия ты мне их и не отдашь. И другие девчонки пусть сами скажут. Кому ты ещё была должна? Наташа обернулась к девочкам. Вика, Галя и Даша практически одновременно воскликнули: – Не возьму. – Даже и не заикайся об этом! – Ты их полностью отработала. – Вот что, - решительно сказала Наташа. - Ты их отдашь завтра Елене Сергеевне вместо “станка”! Поняла? – Нет, - покачала головой Соня. – А ты обо всей группе не думаешь? - гневно спросила староста. - Ты знаешь, сколько нам штрафных баллов прибавилось за это нарушение бойкота? По 300 тебе и Дашке! Шестьсот на группу! А ты помнишь, что Елена Сергеевна говорила? Если мы отдаём сертификаты, то и очки со счёта списываются. Нам нужно первое место или нет? Да за каждый балл нужно бороться! Соня, мы на этом настаиваем. Это не только тебе нужно. – Сонька, ты это сделаешь! Не упирайся, - горячо уговаривала Лиза. – Хорошо, - сдалась Соня. - Но тогда я отдам Елене Сергеевне сертификаты за себя и за Дашу. Столько, сколько она потребует. Дашка случайно бойкот нарушила и “станка” не заслужила, да и её 300 очков списать с нас лишним не будет. Скажите и ей, чтобы не отказывалась. – Спасибо, Соня. Я и так не отказываюсь, - тихо проговорила Даша. - Я не такая сильная, мне до тебя далеко. – Ну, вот и решили, - облегчённо вздохнула Наташа. - Скажем об этом Елене Сергеевне на завтрашнем отчёте. Дашке ведь она «станок» тоже на завтра перенесла. Я сама и скажу. В этот момент в спальню вошли Елена Сергеевна с Юлей, катившей перед собой специальную тележку со своими вещами. Выглядела девушка озадаченной и обрадованной одновременно. Елена подвела Юлю к собравшимся кучкой воспитанницам, поздоровалась и спокойно сообщила: – Отчёт через пятнадцать минут. Юля, вещи разложить сможешь и позже. С этими словами она удалилась в кабинет. «Тактично поступила», - подумала Соня. Никто ещё не успел ничего сказать, как Юля бросилась к Соне, крепко её обняла и разрыдалась: – Сонечка! Спасибо тебе! - еле выговорила она сквозь слёзы. - Ты меня от такого ужаса спасла! Меня сегодня Рената Львовна должна была розгами высечь, при всей группе! Прямо сейчас, на отчёте. Но, Соня, милая, зачем ты это сделала? Почему о себе не подумала? Юля оторвалась от Сони и с тревогой заглянула подруге в глаза. – Тебе же гораздо хуже, чем мне, - прошептала она. - Зачем? Соня растроганно покачала головой: - Зачем? Я должна была тут спокойной жизнью наслаждаться, зная, что ты в штрафной группе мучаешься? Тебе ведь там совсем плохо пришлось, признавайся. – Да, - всхлипнула Юля. - С первой минуты всё пошло не так! Мы пришли в группу с Ренатой Львовной, а она мне даже вещи не дала разложить. Сразу всех девчонок выстроила, меня перед ними поставила и велела рассказывать, за что я сюда попала. А это в воскресенье, после свидания, после прощания с вами! Я и так вся была уже на нервах. Я рассказываю и запинаюсь всё время. А Рената Львовна ко мне подскочила и кричит: – Двух слов связать не можешь? Нарушение допустила легко! Изволь рассказывать чётко! А я от страха совсем про “Слушаюсь” забыла, только кивнула и продолжаю. А она.. У Юли прервался голос. – Как залепит мне пощёчину! При всех! Я тут же расплакалась, так было больно и стыдно. А она опять руку поднимает. Мне надо было собраться с силами и покорно вытерпеть, а я закрыла лицо руками и кричу: “Не надо!” Тут она совсем разозлилась. “Ты смеешь указывать воспитателю и противиться наказанию! В штрафной группе пощёчины и по воскресеньям разрешены, и ты об этом знаешь. Нахалка! Теперь тебе мало не покажется!” Я пыталась извиниться, но она уже не слушала. Вызвала ответственного дежурного воспитателя – Елизавету Вадимовну, и говорит ей: “Я запрашиваю разрешение на телесное наказание в воскресенье. Такой наглости терпеть нельзя!” А Елизавета Вадимовна тоже на меня кричит: “Я тебя предупреждала, что в штрафной группе нельзя быть такой неженкой! На коленях она стоять не может, видите-ли. От пощёчин закрывается! Что это за поведение? Я даю разрешение, Рената Львовна, поступайте, как считаете нужным”. Потом-то мне девчонки рассказали, что можно было попытаться Ренату Львовну поупрашивать, на колени упасть. Но мне тогда даже в голову такое не пришло, у нас-то в группе это не принято. И страшно мне было до ужаса! Слова не могла вымолвить. Она мне и выдала. Тут же, при всех! Я даже не знаю, как она меня наказывала, но только здесь со мной так жестоко никогда не поступали! Даже “на станке” тогда. А она хлещет беспощадно и ещё ремень на себя после удара по телу тянет, а не просто поднимает! Я чувствовала, как кожа лопается, представляете? И орала на всю группу, как резаная. Такой стыд! Юля вытерла слёзы и продолжала уже немного спокойнее: – И потом всё было не лучше. Работали мы в овощехранилище за отдельным столом. Ни слова на работе друг другу не имеем права сказать. Дежурных воспитателей двое! Постоянно за нами следят, ни одного мелкого промаха не прощают. Тут же отлупят, да ещё как! И по лицу, и ремнём! Ни на секунду нас из виду не выпускают, даже в туалете у кабинок стоят. И чуть что – сразу пощёчины. Даже, если не нарушение, а просто… немного замешкаешься, например. – Мне за эти три дня все щёки отбили, - Юля опять расплакалась. Галя, которая давно уже стояла рядом с подругой, обняла её, достала платок и вытерла Юле слёзы. – Успокойся. Всё уже позади, - проговорила она. Юля кивнула и продолжала вспоминать: – По утрам нас в шесть часов поднимали. В ночных рубашках заставляли стоять “смирно” и “Правила” слушать. Причём, шелохнуться или покачнуться нельзя. Тут же на кушетку укладывают – 15 ремней, и опять в строй, уже голой! И без всякого обезболивания. Разговаривают с нами, как с настоящими преступниками – холодно, жёстко, только в приказном тоне. А отчёт вчера – вообще, ужас! Тянулся до самого ужина. Рената Львовна сидит сердитая, из провинившихся всю душу выворачивает, прежде чем выпороть. И наказывают тут же, при всех, безжалостно совершенно. Конечно, они втроём! Сменяют друг друга, и рука у них не устаёт! Меня Рената Львовна, конечно, опять уложила. “Будешь добавку за свою воскресную наглость получать” Девчонки, нас наши воспитатели так не наказывают, это точно! Только, если Соню Елена Сергеевна, да и то я не уверена. Я после этой порки жуткой лежу, даже шевельнуться не могу, а Рената Львовна так ехидно говорит: “Ты пришла ко мне в группу уже со своим грузом, у тебя 50 ударов в архиве. Так вот, завтра их и получишь, розгами, при всей группе. Лично тебя высеку!» И издевается еще: «Привыкай. У нас тут не курорт”. – Ничего себе! - ахнула Наташа. - Так тебе 50 розог предстояло вынести, да ещё публично! Она повернулась к Соне: – Ты об этом знала, что ли? Но откуда? Соня быстро взглянула на дверь кабинета. – Не знала я про розги, - ответила она. – Узнала, только когда заведующая уже Ренату Львовну пригласила, чтобы согласие у нее на Юлино возвращение получить. Вы думаете, она так легко Юльку отпустила? Сразу заявила: “Пока Соколова розги назначенные не получит, я её не верну! Не привыкла к такому ”. И тут Елена Сергеевна... Да я просто в шоке была от её поведения! Елена Сергеевна, как про эти розги услышала, с места вскочила и стала Ренату упрашивать этого не делать. – Да ты что? Правда? - потрясённо спросила Юля. – Правда, - вздохнула Соня. - Она даже побледнела. А Рената Львовна отвечает так ехидно: “Тебе это дорого будет стоить”. А Елена Сергеевна почти кричит: “На всё согласна!”. И тогда Рената потребовала розги и бойкот с меня снять. – И она не спорила? - изумилась Лиза. – Ни минуты! Сразу согласилась и табличку мне тут же велела снять. Так что, не одна я, Юля, в твоем избавлении участвовала. Елена Сергеевна тоже. – Я поговорю с ней сегодня, - решительно проговорила воспитанница. - Прямо на коленях буду благодарить. Я ведь уже к самому худшему приготовилась. Девчонки меня, правда, утешали: “Не расстраивайся, здесь главное – первую неделю пережить. Рената Львовна на всех новеньких так набрасывается. Шоковая терапия! А потом уже легче будет”. Но меня это не очень-то успокоило. Сегодня весь день представляла, как она этими прутьями вымоченными меня хлещет! Чудом на уроках замечаний не заработала. Преподаватели, кстати, неплохо к нам относились, почти все, а некоторые – даже с сочувствием. А перед отчётом меня просто ноги от волнения не держали. И вдруг – такое чудо! Входят они с Еленой Сергеевной, и Рената Львовна заявляет, что я могу убираться в свою группу по причине амнистии со стороны заведующей. И кричит на меня: “Быстро вещи собирай! Я согласие дала, но, если будешь копаться, то могу и передумать!” А уже Елена Сергеевна по дороге мне рассказала, что это Соня, оказывается, меня так выручила. - Сонечка, но ведь мне за это с тобой никогда не рассчитаться! – отчаянно воскликнула Юля. – Юль, - мягко уговаривала Соня. - Я с радостью это сделала. Не переживай. Вытри слёзы, всё в порядке, ты снова с нами. Знаешь, как мы все рады? А ты представляешь, что я пережила, когда ты в воскресенье собиралась, а я из-за бойкота даже попрощаться с тобой не могла? Ушла в класс и слезами давилась! – Представляю, - порывисто ответила Юля. - Соня. Я для тебя сейчас ничего не могу сделать, к огромному моему сожалению. Но тебе твой этот поступок зачтётся, я уверена! И очень скоро у тебя всё изменится. Кардинально, и в лучшую сторону. Я это чувствую. Соня только молча крепко обняла подругу.
Forum: Воспитатели в это время в кабинете наслаждались небольшой передышкой за чашкой чая. – Лен, неужели тебя этот Сонин поступок нисколько не впечатлил? - поинтересовалась Маша. Лена задумалась. – Впечатлил, конечно, - призналась она. - Не ожидала такого. Но Соня сделала это неспроста. Да, Юлю ей искренне жалко было, в этом я не сомневаюсь. Но она ещё захотела продемонстрировать Галине Алексеевне, что уже изменилась и очень даже теперь способна к сочувствию. Наверняка мама рассказала ей про тот тест, который она ещё в школе сдавала, в десятом классе. Ведь тогда она не прошла именно из-за того, что в её характере мало обнаружилось склонности к состраданию. Вот Сонька и решила это исправить, раз такой случай подвернулся! Да, согласна, это мужественное и великодушное решение. Лена покачала головой. - Совсем не уверена, что я смогла бы сделать такое на Сонькином месте. Но этот поступок себя оправдает, вот увидишь! Соня вовсе не “дурочка”, как Галина Алексеевна её обозвала. Да, сейчас она ещё помучается ещё какое-то время. Но потом... Маш, я уже вижу, как она сидит с нами на педсовете. – И что ты тогда будешь делать? - ехидно спросила подруга. Лена широко улыбнулась. – Возьму её в сентябре к нам в группу на твое место, когда ты в «Межвузовский» перейдешь. Коллега чуть не поперхнулась чаем. – Ну и шуточки у тебя, - пробормотала она. – Становлюсь легкомысленной, - рассмеялась Лена. - Маш, а если серьёзно, то мне всё равно. У меня с ней отношений никаких всё равно не предвидится. Есть на нашем отделении три воспитателя, с которыми я практически не общаюсь, ну, будет четыре. - Не будете же вы с девчонками впихивать ее в нашу компанию, надеюсь? – улыбнулась она. - Не знаю, не знаю! - шутливо отозвалась дежурная. – Инна, Лиза и Света на нее точно глаз положили. - Зато Ника не согласится, - возразила Лена. На самом деле неожиданная поддержка Вероники принесла девушке большое облегчение. Очень тяжело было сознавать, что все подруги сочувствуют Соне, защищают ее и явно считают «несчастной страдалицей, несправедливо изнемогающей под гнетом мстительной «ответственной». - Маш, а если вдруг Сонька и в нашу компанию пролезет, думаю, я и это переживу. Лена лукаво посмотрела на подругу. - Общаетесь же вы с Лизой, например, уже полтора года полуофициально. Елизавета Вадимовна! Мария Александровна! И ничего. Кстати, никому из нас так и не удалось у вас выпытать, в чём дело. Молчите наглухо! – Есть такое, - не стала спорить Маша, и тут же сменила тему. – Вот и тебе придётся тогда называть её Софья Леонидовна! Лена понимающе улыбнулась и встала. – Ладно, пойдём на отчёт. Пока эту Софью Леонидовну вместо нашей дружбы еще много испытаний ожидает. Они вышли в спальню. Воспитанницы, взволнованные и обрадованные, все еще общались друг с другом там, где Лена их оставила. Увидев воспитателей, все как одна, тут же вытянулись «смирно». – Давайте всё-таки проведём сегодня отчёт, - сказала им Лена. - Подходите к столу. Все девушки, кроме Сони, после строгого группового наказания, перенесенного в понедельник, могли только стоять. Юля, конечно, тоже, в штрафной группе редко бывает по-другому. Однако и Соня, хотя сегодня и получила основательное обезболивание в изоляторе, не стала садиться, из солидарности с подругами. – Сколько у нас разных событий произошло за одни сутки, - начала отчет Елена Сергеевна. - Юля, я очень рада тебя видеть опять в группе, - улыбнулась она смущенной воспитаннице. - Хочу ещё раз уточнить – тебе предоставили абсолютное прощение от всех наказаний. Сейчас ты свободна полностью. И, кстати, штрафные очки за все твои последние проступки тоже списываются, а их немало, в общей сложности – больше тысячи. Так что и всей группе опять плюс. А теперь, Мария Александровна, приступайте, пожалуйста. Про ночные события можете не сообщать, об этом мы все знаем. – Хорошо, - кивнула Маша. – Сегодня девочки отработали тот самый сорванный урок истории. Действительно, с самого утра воспитанницы попросили Марию Александровну организовать им встречу с Екатериной Альбертовной. К счастью, та не отказалась, пришла в класс на одной из перемен. Студентки так покаянно и проникновенно просили у преподавателя прощения, что Екатерина Альбертовна не смогла устоять, да особо и не пыталась. Екатерина в принципе не отличалась злопамятностью и мстительностью, да и к 204-ой группе всегда относилась благосклонно. Поэтому она заявила воспитанницам: – Можете не беспокоиться, я вас прощаю. Если хотите, проведу с вами этот урок сегодня после обеда. Но тогда вы лишаетесь прогулки! Другого времени у меня нет. Екатерина Альбертовна, как преподаватель, работала с большой нагрузкой. – А ждать до следующей недели вам, я так понимаю, невыгодно? - продолжала она. - Ведь Елена Сергеевна обещала вам “третью-бис” только после этой отработки, правда? Вдруг в воскресенье в театре сидеть не сможете! После такого строгого наказания, какое группа получила в понедельник, это было вполне возможным. Конечно, девушки с благодарностью согласились. Екатерина Альбертовна позвонила Елене, получила на это её официальное разрешение, и уроком в этот раз осталась довольна. – Я надеюсь, что в понедельник у нас с вами произошла досадная случайность, и больше ничего подобного не повторится, - сказала она воспитанницам на прощание. - Что же, я рада, что все так благополучно закончилось, - признала Елена Сергеевна. – Как я и обещала, сегодня мы с Марией Александровной наложим вам всем «третью-бис». Тебе, Соколова, тоже, раз уж у тебя полная амнистия. Тем не менее, девочки, лишение развлечений за этот проступок остается для вас в силе до субботы включительно. Сегодня до десяти вечера никто не выходит из класса. Свободны от этого только Левченко и Соколова. - Кстати, Левченко, - Елена постаралась посмотреть на воспитанницу не слишком недовольно. - Теперь по распоряжению врача ты после наказаний на ночь будешь всегда получать обезболивание. – Спасибо, Елена Сергеевна, но я не жаловалась, - быстро сказала Соня. – Знаю. Однако приказы врачей у нас не обсуждаются. Считай, что тебе повезло. И еще: Наталья Александровна очень меня попросила сегодня никакую порку тебе не проводить, чтобы… «девочка имела возможность окончательно восстановить силы» - выразительно процитировала она слова доктора. Соня покраснела. - У меня по этому поводу другое мнение, - продолжала Елена, - но я решила к этой просьбе прислушаться. Перенесем «безлимитки» на последующие дни. Так что из наказаний у тебя на сегодня только «колени», с десяти часов. - Слушаюсь. Спасибо, - скромно ответила воспитанница. - Сдается мне, и там тебе сегодня повезет, девочка, - усмехнулась Елена. - А сейчас, после отчета, пойдем с тобой за занятия во французскую усиленную. Занятие во французской объединенной усиленной группе (ФОУГ) в этот раз привело Соню в полный восторг, несмотря на то, что преподавала там сегодня сама Елена. Более того, девушка поняла, что участие в этих встречах значительно скрасит серые будни её пребывания в неволе. Двенадцать воспитанниц, из разных групп, и даже с разных курсов колледжа собрались в уютном учебном классе за большим овальным столом. Все они были так называемые «француженки» - студентки, владеющие языком гораздо лучше остальных воспитанниц «Центра». Бойкота у Сони теперь не было, и Елена, по традиции этой группы, организовала новой участнице углублённое знакомство со всеми остальными, естественно, исключительно по - французски. Студентки имели право спрашивать у Сони обо всём, за исключением того, за что она попала в “Центр”. Они и спрашивали! Задавали самые разные вопросы, вплоть до того, любит ли Соня бегать босиком по траве и видит ли она цветные сны! Девушке было немного неловко: ведь Елена Сергеевна сидела рядом и тоже слышала все её откровения. Несмотря на это, Соня отвечала подробно и честно. Остальное время тоже прошло очень интересно, поскольку занятие больше напоминало разговорный клуб, чем классический урок. Лена преподавала ничуть не хуже, чем в прошлый раз педагог с третьего отделения Алла Константиновна: умело направляла разговор, профессионально развивала дискуссию, ненавязчиво обращалась к грамматике, когда это было необходимо, да и на произношение обращала самое пристальное внимание. Заключительная часть занятия оказалась для девушек весьма экспансивной. Елена Сергеевна предложила студенткам вместе послушать песню из известного французского фильма «Хористы», прославившегося в том числе и незабываемой проникновенной музыкой Бруно Кулэ. - Давайте послушаем и попробуем сделать собственный перевод, - сказала Лена. – Он там нестандартный, лично я встречала несколько разных вариантов. Интересно, что получится у вас. Сейчас слушаем песню целиком и понимаем общий смысл. Начали. Однако как только по классу поплыли первые такты очаровательной мелодии, Соня похолодела и быстро взглянула на сидящую рядом преподавательницу. Причем, очень постаралась, чтобы взгляд не получился слишком осуждающим. Лена это заметила, но только слегка пожала плечами. Это была самая трогательная песня из «Хористов» - «Vois sur ton chemin». Чистый ангельский голосок молодого Жака-Батиста Монье в сопровождении Лионского хора мальчиков нежно призывал слушателей «разглядеть на своем пути забытых, сбившихся с дороги подростков и протянуть им руку помощи, чтобы направить в другое будущее» «Да она просто хулиганка! – не сдержавшись, сердито подумала Соня, однако изо всех сил стараясь думать «потише». – Разве так можно?» Девушка знала эту красивейшую песню наизусть, но сейчас восприняла ее совершенно по-другому. По крайней мере, сердце защемило сразу. Остальные девчонки тоже такого совсем не ожидали. Вслушиваясь в слова и постепенно понимая смысл, девушки одна за другой впадали в оцепенение. «Счастливые времена детства очень быстро забыты, стёрты» - грустно выводил хор. Потрясающая своей красотой музыка проникала в самую глубину сердец тех самых «сбившихся с дороги подростков», которые сейчас сидели в этом классе и всего несколько минут назад ещё так гордились своим знанием французского. Да, здесь, в исправительном учреждении, о прошедшем беззаботном детстве они могли только с сожалением вспоминать, так же как и оплакивать свою проходящую вне счастливого мира юность. «Почувствуй в ночи волну надежды, задор жизни, стезю славы», - призывала песня. Две подруги-первокурсницы, сидящие рядом прямо напротив Сони, не выдержали и расплакались, у остальных девушек слезы тоже были недалеко. Если бы эта музыка не была такой…правдивой и проникающей, а голоса поющих детей настолько трогательно-грустными, возможно, на слова можно было бы попытаться не обращать внимание. А так… Елена невозмутимо сидела на месте, внимательно наблюдая за воспитанницами, пока последняя нота не стихла. Затем встала, подошла к рыдающим семнадцатилеткам, обняла их обеих сзади за плечи и сказала сочувственно: - Ничего, дорогие мои. Это хорошие слезы. А вы лучше обратите внимание на концовку песни. Наверное, из-за слез не успели понять? - Нет, - всхлипнула одна из подруг. - А кто успел? – поинтересовалась педагог у группы. Девушки молчали. Ошеломленные началом песни, до конца они явно не добрались. Соня подняла руку и, дождавшись кивка Елены, громко и уверенно произнесла свой перевод: - Золотистый свет нескончаемо лучится в самом конце пути. - Молодец! – похвалила преподаватель. – Так, девчонки, поплакали, и хватит. А сейчас «с задором и надеждой» слушаем еще раз, частями, и каждая пишет свой перевод на бумаге. И помните – свет лучится нескончаемо только для тех, кто делает выводы из своих ошибок, прилагает усилия и не сдается до самого конца пути. «Потрясающе она это провернула!» - восхищенно думала про Елену Соня, возвращаясь на свое отделение. Участницам ФОУГ и подобных групп по другим предметам доверяли расходиться без сопровождения, и это очень нравилось Соне. Пустяк, а приятно! Обычно воспитанницы могли передвигаться сами только в пределах отделения, да и то постоянно отмечая пропуска то на одном, то на другом посту. Там, на занятии, сначала Соня невольно восприняла ситуацию с точки зрения воспитанницы, поэтому и рассердилась, практически поддавшись явно спланированному преподавателем воспитательному воздействию. Но теперь она оценила задумку Елены с другой стороны. Не было никаких сомнений, что та мастерски воспользовалась альтернативными средствами, а именно – очарованием французского языка, трогательно-печальной музыкой, ранящими душу словами песни, исполняемой чистыми детскими голосами, и все это для того, чтобы заставить воспитанниц еще раз задуматься о том, что с ними произошло, и почему так случилось. И уж совсем «по-робеспьеровски» напомнить им том, почему они находятся именно здесь. Ведь, что бы оступившиеся девушки по этому поводу не думали, именно «Центр перевоспитания» выполняет сейчас функцию той самой «протянутой руки», которая призвана обеспечить им «другое будущее». И провела всю эту «кампанию» Елена тонко и бережно. Позволила воспитанницам прочувствовать, выплакаться, напомнила о том, что они вовсе не потеряны для общества, что их теперешнее положение временное, а впереди – тот самый «нескончаемый луч» света. Как и о том, что для удачного завершения этого трудного пути девушкам придется приложить значительные усилия. В общем… практически ювелирная работа, от которой, несомненно, можно ожидать потрясающего эффекта. Точно так же оценила старания молодой преподавательницы директор «Центра перевоспитания» Элина Владиславовна - самая главная начальница учреждения, которой подчинялись все и было подконтрольно всё. Сегодня вечером, находясь в своем кабинете и занимаясь многочисленными бумажными делами, она решила попутно посмотреть занятие ФОУГ «в прямом эфире». Когда дело дошло до песни, директор отложила все еще неподписанные приказы, над которыми работала в ту минуту и уже не отрывалась от происходящего. Затем вздохнула, уже без прежнего энтузиазма ещё немного поперебирала документы. Елена и не догадывалась, что с некоторых пор является для Элины Владиславовны объектом пристального внимания, которое утроилось после того, как молодая воспитательница осмелилась возразить Галине Алексеевне. Директор, ещё немного подумав, взялась за телефон. - Галя, я всё обдумала. Хорошо, согласна. Даю добро на все твои действия. Но честно признаюсь… Элина немного помолчала. - Жалко мне ее. Однако все понимаю, да и не хочу своей лучшей подруге отказывать, - усмехнулась она. - Действуй! Одно только условие – не допусти, чтобы она мне заявление об уходе на стол кинула. Галина Алексеевна с Элиной дружили еще со школы. И со школы же работали в «Системе перевоспитания», всегда вместе, бок о бок, по-другому не соглашались. В этом «Центре» они опять же одновременно начали работать ответственными воспитателями уже более двадцати лет назад. На заведование отделениями ушли тоже практически одна за другой. Много чего произошло за это время в их жизни, но дружба между сотрудницами только крепла, так же, как и между членами их семей. И даже более того – их дети (сын Элины и дочь Галины Алексеевны) в этом году поженились, едва дождавшись совершеннолетия. Вопреки ожиданиям матерей, молодые вовсе не хотели тоже становиться воспитателями «Системы», даже и не пробовали проходить тест. Оба они - «неисправимые» технари, пока ещё студенты Политехнического колледжа. Отцовские гены взяли верх у обоих. Шесть лет назад Элина Владиславовна была назначена директором этого «Центра» вместо отошедшей от дел предшественницы. В первую очередь новая директриса произвела кадровые перестановки, в результате которых, кроме оставшейся на своем месте Галины Алексеевны, остальными тремя отделениями стали заведовать угодные им сотрудники. Причем, начальницей первого отделения Элина назначила беспрецедентно молодую для такой должности (по нормам «Системы») сотрудницу – тридцатилетнюю Полину Антоновну, решительную и яркую воспитательницу. Эти перестановки осуществить было не то, чтобы очень легко, но для директора – при желании вполне возможно. Теперь Элина и четверо заведующих отделениями, работая в тесной связке, составляли руководящий костяк учреждения. А точнее – уверенно управляли «Центром» практически железной рукой. Особенностью этой команды являлось то, что они категорически не желали терпеть у себя в учреждении ни одного недостаточно компетентного или равнодушного к своей работе сотрудника. А ещё не менее категорически отказывались принимать во внимание возраст. Только в «Центре» у Элины могли спокойно предоставить место ответственного воспитателя талантливой вчерашней школьнице, хладнокровно подвинув других ожидающих этой вакансии более старших, уже имеющих достаточный опыт сотрудников с законченным высшим образованием. Но такое могло произойти только при одном условии – если в этой школьнице директор и заведующая рассмотрели какую-то очень их устраивающую «изюминку». Однако бывали и обратные ситуации, когда некогда успешный ответственный воспитатель, нередко проработавший в «Центре» не один год, внезапно оказывался уволенным, либо становился, например, «вечным дежурным». Причем, далеко не всегда извне вина этого сотрудника казалась такой уж очевидной. - Хорошо, Эля, спасибо, - отвечала Галина Алексеевна. – А вот, что с заявлением прибежать не попробует, не гарантирую, с её-то характером! - Грозилась же тебе на меня рапорт подать, - усмехнулась Галина. - А если вдруг прибежит, так ты сразу не подписывай, а ссылайся на указ 16/10. - Учить меня еще будешь, - проворчала подруга. – Ты лучше не поленись, посмотри сейчас запись ее занятия с «француженками». Совсем довела девчонок сегодня! - Ещё та она зараза, эта твоя Елена! – довольно улыбаясь, добавила она. В зал для наказаний Соня вошла сегодня без пяти десять. Ирина Викторовна сразу велела ей встать на колени и во всеуслышание заявила: – Левченко, претензий по субботнему нарушению я к тебе больше не имею. Я понаблюдала за тобой вчера: выводы ты явно сделала, вела себя скромно и правильно. Ты достаточно наказана, я удовлетворена. Соня почтительно ответила: – Спасибо, Ирина Викторовна. Больше ничего подобного не повторится, обещаю. Когда ночная дежурная отправляла воспитанниц в душ, она опять задержала Соню и необычным для себя мягким голосом сказала ей: – Соня, если не будешь допускать замечаний, то в мои дежурства никаких дополнительных проблем у тебя больше не возникнет. - И поздравляю с отменой розог, - искренне улыбнулась она. – Я очень рада, что не встречаюсь с тобой в пятницу по этому поводу. - Спасибо, - прочувствованно ответила Соня. – Ирина Викторовна, спасибо вам за поддержку и… что пытались меня защитить. Ночная дежурная кивнула и разрешила Соне идти. В итоге, в этот день Соня получила полную передышку хотя бы от порки.
Forum: Глава 4. Четверг По четвергам 204-я группа училась, поэтому рано утром Соне предстояло вытерпеть унизительное “напоминание”, третье из шести, назначенных ей Еленой за несданный зачет по немецким словам. Для исполнения этого наказания воспитанницу вызывали в кабинет за сорок пять минут до подъема, где она должна была получить 20 ударов ремнем, после чего повторить слова, заданные на сегодня по всем трём языкам и ответить их воспитателю. Соня, так же, как и в понедельник, специально проснулась рано, приняла душ, а затем дожидалась вызова Инны Владимировны, сидя на своей кровати и повторяя слова. За все время пребывания в «Центре» девушка еще ни разу не получала порку от Инны, и сейчас испытывала некоторую неловкость. Она помнила о распоряжении Елены, согласно которому теперь Инна в свою смену должна лично проводить все назначенные Соне наказания, какими бы они не были. Было понятно, что Инна оказалась в трудном положении. Хотя дежурная воспитательница сочувствует Соне и благодарна ей за помощь, после всей этой истории никакого снисхождения воспитаннице сделать не решится. А наказывать Соню со всей строгостью для Инны будет морально не так уж легко. Но все равно Соня испытывала облегчение, что не Елена Сергеевна будет сейчас её пороть. «Лучше от Инны вытерплю – не так страшно и стыдно. Видеть уже Елену не могу!» - эмоционально думала воспитанница, раздеваясь перед наказанием по приказу дежурной воспитательницы. Однако радовалась Соня рано. Елена Сергеевна внезапно появилась в кабинете, войдя прямо из коридора, и вежливо-официально поздоровалась. Как ни в чём ни бывало! Инна, которая в это время обрабатывала Сонин «персональный» ремень специальным маслом для усиления болевых ощущений (согласно методике восьмого-первого разряда), спокойно ответила на приветствие начальницы и даже слегка улыбнулась. - Не ждали? - Лена с усмешкой посмотрела на явно расстроенную воспитанницу, затем повернулась к коллеге. - Не обижайтесь, Инна Владимировна, но первое время я буду вас контролировать. - Да пожалуйста, - пожала плечами та. - Проходите, Елена Сергеевна, устраивайтесь поудобнее. Всегда рады вас видеть. «Особенно я», - мрачно подумала Соня. Елена хмыкнула, оценив шутку, и несильным толчком в спину подтолкнула воспитанницу к кушетке. «Проконтролировать и по записи бы могла, - укладываясь, думала девушка. – Хочет просто психологически надавить и на меня, и на Инну» Елена, действительно, во время наказания даже усаживаться не стала, а стояла совсем рядом и внимательно наблюдала за тем, как Инна проводит порку. Соня же получила возможность убедиться, что всех воспитателей “Центра” явно очень хорошо обучают техникам проведения телесных наказаний. Инна Владимировна владела «восьмым разрядом» так же мастерски, как и Елена, и не сделала Соне никаких поблажек. Да и как она могла? Если воспитательнице морально это и было тяжело, то виду она никакого не показала. И вообще, после того памятного разговора в воскресенье Инна строго следовала полученному от Лены приказу: не позволяла себе никаких посторонних разговоров с Соней, соблюдала достаточную дистанцию. Зато отмена бойкота существенно облегчила жизнь и Соне, и всей группе. Ведь всё это время воспитанницы находились в постоянном напряжении, боялись случайно нарушить запрет на общение, что грозило повлечь за собой весьма неприятные последствия. Кроме того, они уже привыкли советоваться с Соней, и бойкот ударил по ним и с этой стороны. Сейчас же, после всего, что произошло, авторитет Сони в группе поднялся просто до небес. Несмотря на то, что группа сейчас в наказание за недавний срыв урока истории была лишена свободного времени, девушки пытались использовать для общения каждую подходящую для этого минутку – на переменах, на прогулке. За эти два дня они невероятно сплотились, больше, чем за всё предшествующее время. Воспитанницы 204-й твёрдо решили приложить максимум усилий и добиться первого места уже в этом периоде. – Девчонки, вы поймите, - убеждала подруг Соня. - Это нам необходимо не только потому, что престижно и почётно. Инна Владимировна права, помните, о чём она нам в воскресенье говорила? Нам всем здесь станет жить намного легче. Одни сертификаты – это такая невероятная поддержка! А театры, экскурсии? Вот сами в воскресенье увидите. Это только на первый взгляд кажется, что ничего особенного, а вот посмотрите, какой вы заряд оптимизма после этой поездки получите. А если это будет каждый месяц? Ведь мы это первое место, когда возьмём, уже не упустим! Будем всегда первыми, как сейчас двести пятая. Девочки, я, пока была на бойкоте, много думала о том, как мы должны действовать. Вот смотрите: у нас одна Настя совсем скоро уходит. Вика – через год. Галя – через год и восемь месяцев. А нам, всем остальным, до окончания колледжа, ещё два с половиной года здесь находиться, правда? Все мы здесь надолго! Я так поняла, что группы в “Центре” без особой необходимости не расформировывают, значит, мы останемся вместе. Нам надо стать очень слаженным, сильным коллективом. Давайте не будем жить в постоянном страхе перед наказаниями, а сведём их к минимуму! Елена Сергеевна права – это возможно, и нам по силам. И новеньких будем так настраивать, помогать им. Девочки, мы не можем жить каждая за себя, понимаете? Мы должны всегда поступать так, как лучше всей группе. Вот, например, как вы меня пристыдили, когда я сертификаты использовать не хотела. Напомнили мне про эти 300 очков! А я предлагаю с сегодняшнего дня использовать сертификаты только с одобрения группы! Не разменивать их на мелочи, не отдавать за те наказания, за отмену которых нам ничего со счета не спишут или спишут мало. Надо более умно поступать. Оставлять сертификаты, а вдруг будут более серьёзные проступки! Хотя Вероника Игоревна тоже права: у лидеров не должно быть случайностей. Внезапно Соня смутилась. – Я понимаю, не мне сейчас об этом говорить. Наказаний-то у меня больше всех. Но я уже начала чувствовать, как не совершать нарушений! И готова с вами поделиться. А ещё давайте с учёбой разберёмся. У многих у нас есть проблемы с некоторыми предметами, из-за которых случайно вылезают тройки, а то и двойки. Я знаю, что в “Центре” не принято “подтягивать” друг друга. Времени нет, у всех свои проблемы, да и воспитатели это не приветствуют. Но ведь напрямую это не запрещено! Давайте этим займёмся. Даша! Немецкий у тебя хромает. Галя! У тебя физика и химия. Юля – литература. Зоя – несколько предметов. Давайте распределимся и будем уделять друг другу по 20-30 минут каждый день, кто чем может помочь. – А нам разрешат? - засомневалась Лиза. – Мы можем спросить воспитателей сегодня на отчёте. Это же наше личное время! Почему нет? Подобные беседы происходили при каждом удобном случае, и Соня надеялась, что первые результаты скоро появятся, хотя бы потому, что настрой группы изменился коренным образом. Однако на первом же после обеденного перерыва уроке, биологии, девушек ожидало настоящее потрясение. Биология была одним из самых любимых предметов в 204-й группе: воспитанницам очень нравилось, как ведёт занятия преподаватель - Вероника Игоревна, она же – ответственный воспитатель 203-й группы. Вероника, безусловно, была строга с нарушительницами и лентяйками, однако таковых на биологии практически не наблюдалось. Но вот в остальном на своих уроках педагог относилась к девушкам так, как будто они вовсе даже не воспитанницы режимного учреждения, а обычные студентки. Вероника Игоревна всегда была приветлива, уроки проводила с воодушевлением, называла учениц по именам, могла с ними пошутить и посмеяться. Никогда специально «не подставляла» воспитанниц, не устраивала им каких-нибудь «гадостей», не кричала на них, не наказывала пощечинами, как, например, Елизавета Вадимовна (кстати, лучшая подруга Вероники). Да, педагог могла стальным голосом отчитать какую-нибудь провинившуюся (что обычно уже воспринималось девушкой как трагедия) или приказать дежурному воспитателю выпороть её. Но и такое случалось на биологии крайне редко: воспитанницы так ценили хорошее отношение преподавателя, что боялись её рассердить или огорчить. Сегодня урок начался как обычно. Вероника Игоревна вошла в класс веселая, приветливая и почти сразу эмоционально начала объяснять студенткам новую тему по усложненной генетике, активно вовлекая их в дискуссию. Вскоре она предложила девушкам письменный проверочный мини-тест, а сама, в ожидании результатов, принялась просматривать домашние задания. Внезапно рабочую тишину разорвал возмущенный крик преподавателя: - Левченко! Ты что себе позволяешь? Класс замер от неожиданности. Соня быстро вскочила с места и испуганно смотрела на даже внешне изменившуюся воспитательницу. Вероника Игоревна покраснела, глаза метали громы и молнии. Быстрым шагом разъяренная учительница подошла к Соне и швырнула ей на парту стопку листов. - Это что такое? – крикнула она. – Я должна тратить ценное время и читать тут твое графоманство? - Простите, Вероника Игоревна, - Соня пока не понимала, чем её работа рассердила преподавательницу, однако рефлекс в этот раз сработал четко. Оправдываться девушка и не подумала. - Какой предельный объём я установила для домашнего задания? Отвечай! – гневно потребовала Вероника. - Простите, пожалуйста, я не знаю, - пробормотала Соня. Девушка, действительно, не знала. Вчерашний урок биологии она пропустила, находясь в изоляторе, и накануне на самоподготовке узнавала задание у Гали. Однако Соня точно помнила, что про предельный объём работы подруга не упоминала. Сейчас воспитанница была невероятно напугана таким поведением обычно выдержанной воспитательницы. Бросив беззащитный взгляд на Инну Владимировну, Соня поняла, что «дежурная» удивлена не меньше, хотя изо всех сил старается этого не показывать. - Это твои проблемы! – продолжала свирепствовать Вероника Игоревна. – Если ты отдыхала вчера в изоляторе вместо урока, все равно, только твоей ответственностью было узнать про домашнее задание все досконально! - Простите, пожалуйста, я виновата, - скромно повторила Соня. Однако воспитатель её не слушала. - Я велела подготовить сравнительный отчет по двум исследованиям не больше, чем на двух листах формата А-4, - жестко заявила она. – А эту твою многостраничную «диссертацию» даже и читать не собираюсь. Тут Вероника быстро свернула листки Сониной домашней работы в тугую трубку и совершенно неожиданно для всех сильно хлестнула воспитанницу этим рулоном по щеке. - Нахалка! – рулон ещё раз взлетел в воздух, и Соня собрала все силы, чтобы не закрыть лицо руками. Даже после первого удара ещё было очень больно! Крепкий рулон хлестко впился в другую щёку, а потом ещё раз, и ещё, и ещё… Соня, изо всех сил сдерживая слёзы, стояла по стойке «смирно», крепко прижав руки к бокам. Остальные воспитанницы были так потрясены, что боялись даже вздохнуть. - Раздевайся! – Вероника резко отшвырнула рулон на пол. – На кушетку! Быстро! - Слушаюсь, - Соня, торопясь, начала выполнять распоряжение под гневным взглядом воспитательницы. Девушка уже догадалась, в чем дело, и сердце тоскливо заныло. «Она про все узнала! И решила меня преследовать! Они же с Еленой тоже подруги. Только этого мне ещё не хватало!» - Инна Владимировна, - уже другим, совершенно спокойным голосом обратилась Вероника к «дежурной». – Вы не знаете, у Елены Сергеевны ещё розги остались? Воспитанницы дружно ахнули. Соня, которая уже лежала на кушетке, от отчаяния прикусила руку, чтобы только не начать умолять. Она бы и умоляла, если бы совершенно точно не знала, что это будет сейчас бесполезно. Такие вещи девушка чувствовала хорошо. - Остались, - подтвердила Инна. – В санблоке, в трубе замочены. Воспитательница знала, что Елена заготовила новые розги на следующий же день после того памятного понедельника. - O‘кей! Пойду принесу. Привяжите её, пожалуйста, накрепко, - попросила преподаватель и быстро вышла. Инна Владимировна окинула строгим взглядом класс и резко приказала: - Все быстро закрыли рты и успокоились. И слезы вытри, Соколова. С Левченко пример бери! Инна указала на смирно лежащую воспитанницу, которая и не могла двинуться, парализованная страхом. - Она абсолютно правильно себя ведет на этот раз. И выдержку проявила недюжинную, не то, что все остальные. «Увидят они все сейчас мою выдержку под розгами», - обречённо думала Соня. - А вы подвели свою подругу, вот и будете теперь на это все смотреть! – рассерженно добавила Инна, уже фиксируя Соню на кушетке. - Вот узнаю потом, у кого Левченко про д/з по биологии спрашивала, сама лично этой красавице тоже розгами хорошенько всыплю! – пригрозила она. В класс вернулась Вероника Игоревна, держа в руках четыре уже приготовленных пучка розог, каждый из которых состоял из трёх связанных между собой длинных толстых прутьев. - Мне больше нравится таким вот пучком работать, чем одиночными, - сообщила она, сунув самый толстый пучок чуть ли не под нос Соне. – Потом расскажешь, почувствовала ли разницу, - насмешливо сказала она приговоренной воспитаннице. - Слушаюсь, Вероника Игоревна, - нашла в себе силы ответить Соня. - Особо не переживай, - так же насмешливо продолжала воспитатель. – Я знаю, что сегодня вечером у тебя «станок» перед комиссией. Поэтому имею право выдать тебе всего 40 штук, увы! Соня мысленно застонала. Ничего себе «всего»! В середине учебного дня! Перед всей группой! «Вот где бы пригодились сертификаты! – отчаянно подумала девушка. – А, может, отдать? Но тогда на «станок» не хватит на обеих. Нет, нельзя!» Несмотря на жуткий страх, воспитанница понимала, что проступок, за который её так жестоко решила наказать Вероника Игоревна, серьёзным в «Центре» не считается, и потянет разве что на 20 баллов. А вот, отдав сертификаты за два «станка» за себя и Дашу, Соня не только избавит их обеих от ужасного наказания, но и выручит группу на 600 штрафных очков, которые тут же спишутся с группового счёта. - Инна Владимировна, попрошу вас мне помочь, - Вероника решительно вручила дежурной воспитательнице второй пучок розог. – Вместе быстрее управимся. - Хорошо, - невозмутимо кивнула Инна. Преподаватель отозвала коллегу в сторону и начала тихо инструктировать. Про Сонин уникальный слух она наверняка не знала. - Инна, какой у тебя максимальный допуск по розгам? - Полный, - пожала плечами та. - Отлично! Работаем по шестому-строгому. Встаем с двух сторон и кладем удары поочередно и быстро. Размах максимальный! Только по ягодицам, оттяжку не применяем. Однако напоминаю – это строгая, очень жесткая порка! Не вздумай её жалеть, подруга. - Ника! Что за недоверие? – укоризненно качнула головой дежурная. - Просто предупреждаю. На всякий случай, - «ответственная» пристально смотрела на Инну. – Ничего, тебе это тоже будет полезно. Как и мерзавке этой! «С Еленой сговорились, что ли?» - мелькнуло у Инны. Но, посмотрев внимательно на серьёзно настроенную Веронику, она поняла – нет, не сговаривались. Ещё во вторник, после откровенного разговора с подругами, узнав обо всем, Ника, в отличие от Лизы и Светланы, решительно осудила Соню. Да и Инне тогда здорово от неё досталось. Так что сейчас, скорее всего, Вероника действует вполне самостоятельно, согласно своим убеждениям. - Все будет как надо, не беспокойся, - заверила подругу Инна. – Вот только… а не слишком ты? - Я нарушаю какие-то инструкции? – усмехнулась преподаватель. - Никак нет, - вздохнула дежурная. - Тогда приступим, коллега, - уже громко сказала Вероника Игоревна Вместе воспитательницы откатили кушетку в удобное положение и закрепили упоры на колесах. Соня, которая слышала каждое слово их разговора, совсем упала духом. Вероника Игоревна всегда очень нравилась Соне, как же больно было осознавать, что теперь она считает девушку «мерзавкой»! К тому же вскоре Соне пришлось очень плохо не только морально. Инна с Вероникой встали по обеим сторонам кушетки и начали сечь провинившуюся розгами, строго придерживаясь плана Вероники Игоревны: жестко, быстро и невыносимо больно! С двух сторон на девушку поочередно сыпались хлесткие удары, крепкие пучки толстых прутьев один за другим взвивались в воздух и мгновение спустя уже мучительно впивались в голое тело. Терпеть эту боль Соня не могла совсем! Кричать воспитанница начала практически после первых же ударов и уже не переставала. Однако воспитатели не обращали никакого внимания на её вопли, и порка продолжалась. Инна, несомненно, проводила наказание вполне добросовестно, точно следуя методике, а Вероника Игоревна, помимо безупречно-жесткого исполнения вкладывала в порку ещё и массу эмоций. Результат этого тандема был ошеломляющим для воспитанницы! Воспитатели не давали наказываемой передохнуть: единственный небольшой перерыв Соня получила только после двадцати ударов. К тому времени девушка уже выдохлась, извертелась, насколько позволяли привязи, и почти сорвала голос от крика, к тому же слёзы лились ручьями. В этот раз, несмотря на жуткую боль, ей было ещё и невыносимо стыдно за своё поведение и перед воспитателями, и, как ни странно, перед подругами. Вероника отбросила измочаленный пучок, взяла себе и Инне со стола свежие розги и приказала Соне: - Замолчи и глубоко дыши. У тебя две минуты – не трать время. Соня едва нашла в себе силы ответить «слушаюсь» и сделала несколько вдохов. Инна в это время внимательно оглядела класс. Многие воспитанницы выглядели немногим лучше наказываемой: крики и метания обычно мужественной Сони потрясли девочек, всем было до слёз жалко подругу. Юля и сама по-настоящему рыдала, лежа на парте. А Галя была настолько бледна, что это даже вызвало у Инны некоторые опасения. Как только Вероника Игоревна набросилась на Соню, Галя просто заледенела от страха и чувства вины. Она считала себя полностью виноватой в страданиях подруги. Как можно было забыть о такой важной вещи, как объём задания, не сказать об этом Соне, девушка и сама не понимала! Наверное, сильные эмоции того дня: возвращение Юли, снятие бойкота у Сони, волнительное общение с ними – всё это притупило внимательность воспитанницы. Причем, сейчас Галя переживала исключительно за Соню, угроза Инны Владимировны так же высечь и её пока не волновала девушку. Ровно через две минуты воспитатели уже опять стояли у кушетки со свежими пучками розог наизготовку. Соня, измученная болью и страхом, разрыдалась опять, ещё не дождавшись первого удара. - Вероника Игоревна, пожалуйста! – не выдержав, взмолилась она. Преподаватель холодно взглянула на воспитанницу. - Я тебя слушаю. - Пожалуйста, пощадите! – рыдала Соня. – Можно дальше не розгами? Ну, пожалуйста! Умоляю! Инна про себя расстроенно вздохнула. Несмотря на строгие внушения подруг, она по-прежнему относилась к Соне хорошо и сейчас невероятно ей сочувствовала. - Вот ещё! – возмутилась «ответственная». – Зря я, по-твоему, такие замечательные пучки вязала? - Теперь им пропадать? – продолжала издеваться она. – Нет, дорогая. Твои мольбы меня не трогают, так и знай. Хотя поумолять тебе полезно было. - У самой рыльце в пушку, - с этими словами Вероника с размахом нанесла первый удар. Жестокая порка продолжилась, и девушке пришлось вынести все до конца. Когда все сорок ударов были выданы, преподаватель жестом попросила Инну Владимировну заняться наказанной, а сама вышла на пару минут в санблок привести себя в порядок. За это время Инна решительно приказала Соне перестать рыдать, а всем остальным воспитанницам - успокоиться и приготовиться к продолжению урока. Порка, хоть и была достаточно строгой, много времени не заняла. Вероника Игоревна вскоре вошла в класс – уверенная и спокойная. - Значит так, - строго произнесла она. – Левченко, за домашнее задание выставляю тебе двойку. До конца занятия остаёшься на кушетке. Этот урок я тебе не засчитываю, придешь сдавать мне все долги во вторник. «И посмотрим ещё, как у тебя это получится», - злорадно подумала Вероника. - А во время перерыва, Инна Владимировна, заставьте её, пожалуйста, тут все тщательно убрать. Вероника указала на усыпанный обломками розог пол. - Кстати, я должна теперь вернуть Елена Сергеевне двенадцать целых розог, - улыбнулась она. – Инна Владимировна, передайте ей на отчёте, завтра же с утра срежу и принесу. - А сейчас, девочки, продолжаем урок, - приветливо обратилась преподаватель к воспитанницам. - Давайте проверим тест.
Forum: В перерыве Инна Владимировна сразу отправила воспитанниц в спальню и только после этого отвязала Соню от кушетки. Обработку ран дежурная произвела ей ещё во время урока. - Одевайся, - ровным голосом приказала она. – После этого тщательно подметёшь тут пол и пропылесосишь. Поняла? - Да, Инна Владимировна, - тихо ответила воспитанница. Инна внимательно посмотрела на Соню, изо всех сил стараясь скрыть сочувствие. - Ты должна уложиться до начала английского. - Слушаюсь. - Приступай. «Дежурная» вышла в спальню к остальным девушкам, которые собрались за столом и ожесточенно, но негромко спорили. - Проблемы? – спросила Инна, усаживаясь рядом с Галей. - Да! – жестко ответила староста Наташа Леонова. - Я предлагаю объявить Клименко бойкот на месяц. Это она Соньку подвела! Голос Наташи от волнения и негодования дрожал. - Девчонки! Инна Владимировна! Простите! Я очень виновата, но я просто забыла сказать ей про эти два листа! Не подумала, что Соня у нас недавно и про это сама не знает! Ведь Вероника Игоревна всегда объёмные «домашки» запрещает, мы-то к этому уже привыкли! Ну не знаю, как так получилось! – Галя разрыдалась. Видно было, что девушка полна отчаяния. - Инна Владимировна, вы обещали меня тоже розгами выпороть, сделайте это, пожалуйста, прошу вас! Девочки, только не надо бойкота, очень прошу, - взмолилась она. В «Центре» официально практиковались два вида бойкота. Такую меру иногда применяли к своей одногруппнице сами же воспитанницы, «Правилами» это не запрещалось. Однако и воспитатели имели в своём арсенале довольно жёсткое наказание под названием «обратный бойкот». Они своей властью запрещали провинившейся девушке разговаривать с кем-либо, кроме сотрудников «Центра». Другие воспитанницы также не имели права не только общаться с провинившейся, но и даже подходить к ней, под страхом строгого наказания, которое в случае нарушения этого запрета ожидало обеих. Как раз под таким «обратным бойкотом» несколько дней находилась Соня, вплоть до счастливого избавления от него благодаря Ренате Львовне. Юля обняла рыдающую подругу и взволнованно заявила: - А я против бойкота! Не буду в нём участвовать. И Соня тоже не согласится, я просто уверена! Галя и так раскаивается. Девчонки, но ведь никто же не ожидал, что Вероника Игоревна Соню так накажет! Разве Галя могла такое предположить? Воспитанницы зашумели, каждая активно пыталась высказать свое мнение. - Так, послушали меня, - призвала их к порядку Инна. – Во-первых, накладывать на подругу бойкот просто за ошибку – это жестоко и глупо. Я считаю, что такую меру можно применять за подлость или предательство, не меньше. Во-вторых, Соня и сама виновата в первую очередь. Чтобы абсолютно достоверно узнать обо всех нюансах домашнего задания, вы должны спрашивать об этом не друг у друга, а у нас, дежурных воспитателей. В противном случае вы всегда рискуете. Да ещё Соня явно не удосужилась вчера дать свою работу на проверку Марии Александровне. Мы знаем, что биология у вас всегда отлично приготовлена, и не всегда сами настаиваем на проверке домашних заданий по этому предмету. Но Левченко, раз уж пропустила прошлое занятие, могла бы это сделать и не рисковать. Однако Соня об этом не позаботилась, ну, и на уроке ей не повезло. Я не собираюсь обсуждать с вами наказание, которое она получила. Хочу напомнить, что преподаватель имеет полное право наказывать воспитанницу за любой проступок по своему полному усмотрению. Так что не паникуйте и не делайте глупостей. Ничего особо страшного с Соней не произошло, впредь она будет внимательнее. А Галю оставьте в покое, ей и мук совести хватит. Галя, признаю, я погорячилась с обещанием насчет розог для тебя. На самом деле, формально ты даже «Правил» не нарушила, и вина твоя очень сомнительная. - Это я просто тогда очень рассердилась, - улыбнулась Инна. – А Соню, девочки, ещё больше не расстраивайте всякими «охами» да «ахами», она уже вполне пришла в себя. Самое главное, - Инна вздохнула, - еще ведь отчет предстоит, посмотрим, как Елена Сергеевна все это рассудит. Елена Сергеевна в этот раз рассудила очень даже нестандартно. Незадолго до отчёта она вызвала Соню в кабинет, велела раздеться и внимательно осмотрела следы на теле девушки. Одобрительно кивнув, «ответственная» провела воспитанницу за перегородку и закрыла её. - Вот что, Левченко, - начала она. – Я хочу тебе сообщить, что к произошедшему сегодня на биологии лично я не имею никакого отношения. - Я в этом и не сомневалась, Елена Сергеевна, - недоуменно ответила воспитанница. - Ты не поняла, - досадливо махнула рукой Лена. – Я не хочу, чтобы ты думала, что я все это подстроила, понимаешь? Сначала отменила тебе розги по требованию Ренаты Львовны, а потом применила те самые «штучки», о которых она говорила, помнишь? - Да, вспоминаю. - Не удивлюсь, если сегодня на педсовете она на меня «наедет», - поморщилась Елена. - Так вот, мы с Вероникой Игоревной не сговаривались, и я её ни о чем таком не просила. - Елена Сергеевна, я это знаю! Мне и в голову бы такое не пришло. Лена удовлетворённо кивнула. - Хорошо. А Вероника просто всё про тебя узнала недавно и… её реакция оказалась вот такой. Не буду скрывать – меня это радует…хотя бы морально. Боюсь, Левченко, что вместо Ирины Викторовны у тебя теперь появился другой недоброжелатель. Увы, пожинаешь плоды своего поступка. - Я понимаю, Елена Сергеевна. Мне так жаль… Но я это заслужила. - Ладно. Возвращайся в группу и попроси Инну Владимировну сюда прийти. - Слушаюсь, - Соня направилась к выходу. - У Марины завтра операция. На десять утра назначена, - вдогонку ей сказала Лена. Соня резко обернулась. Она сильно побледнела, в глазах появилось беззащитно-испуганное выражение. - Я просто хотела тебе об этом напомнить. С ней все будет хорошо! Иди же теперь, не маячь тут! Лена еле сдерживала волнение. - Слушаюсь! Елена Сергеевна, пожалуйста, скажите мне завтра, когда операция закончится. Когда Марина проснётся после наркоза. Пожалуйста, очень вас прошу! - Скажу, - хриплым от волнения голосом пообещала Елена. – Сонь… слушай… убирайся отсюда, а? Соня исчезла мгновенно. Воспитатели перед отчетом позволили себе устроить небольшую кофейную паузу. Со дня счастливого примирения с Леной Инна воспряла духом и почти всегда находилась в приподнятом настроении, да и выглядела соответственно: часто улыбалась, глаза блестели. Однако сейчас Лена видела, что подруга «скисла» и явно напряжена. «Ответственная» понимала, в чем дело. Сейчас на отчете подруге придётся сдавать зачет по максимально допустимой в «Центре» методике наказания - восьмому-пятому разряду. Молодая воспитательница вынуждена будет жестоко наказать Соню «на станке» в присутствии официальной комиссии. - Зайка, - очень мягко позвала Лена, отставив чашку. Инна глубоко вздохнула. Это было ее негласное прозвище. Для самых близких людей, при самых непростых ситуациях. - Ты переживаешь, я знаю. Нелегко тебе сейчас будет пороть её так безжалостно, да еще при официальных лицах. Ты думаешь, что я вредничаю? Совсем не жалею ни ее, ни тебя? - Лен, все нормально, - Инна старалась отвечать твердо, но было заметно, что ей здорово не по себе. – Я тебе дала обещание ни во что, связанное с Соней, не вмешиваться, и именно так и намерена поступать. Сейчас пойдем на отчет, и я выполню твой приказ. - Хорошо. Тогда ты не вмешивайся, а просто послушай. Я постараюсь объяснить немного. Лена вздохнула. - Да, обещание Сониной маме я дала и сдержу его. Но ведь время-то ещё не пришло! У Маринки завтра только операция, и ещё неизвестно, сколько ей восстанавливаться придётся. И как вообще всё пройдет… Лена недовольно нахмурилась, чувствуя, как к глазам подступают слёзы. - Инна, ну нет у меня пока повода смягчать Соне режим! Я прекрасно понимаю, что все вы считаете её умной и благородной. И воспитателем она, возможно, станет, и очень успешным! Не спорю. Но это для меня не причины, чтобы освободить её от ответственности прямо сейчас. Даже если не принимать во внимание последний случай, я не могу забыть того, что она сделала! У меня всё время эти картины стоят перед глазами, как она издевалась над Мариной почти месяц! - Я же тебе не всё рассказывала, – с горечью продолжала «ответственная». - А вот если бы ты сама прочитала тогда все её отчёты, ещё неизвестно, что бы ты сейчас о ней думала! Ты знаешь… У Лены дрогнул голос. - Инна, вот ты мне очень дорога! Когда мы с Лизой тебя наказывали, я просто физически сама страдала, я это еле пережила, ты веришь? Инна кивнула. - Я это видела. - Я до сих пор себя виню и «прокручиваю» всё это в уме, думаю, как можно было без этого обойтись. А Марина мне дорога не меньше! Мы с ней с первого класса дружим, и не просто дружим. Мы как сёстры, понимаешь? Мы до десятого класса вообще не расставались! И то, что последние полтора года мы с ней не вместе – это ничего не изменило! Таким отношениям расстояние не помеха. Да и многие выходные, и отпуска мы вместе проводили, пока всё это не случилось. Инна, представь теперь, что я всё это время чувствовала, пока Марина находилась у Сони под надзором! А ведь я ничего не смогла для неё сделать, понимаешь! Ничего! Хотя и пыталась! Лена в отчаянии стукнула кулаком по подлокотнику кресла. Эти воспоминания причиняли ей невероятную боль. - А не смогла потому, что Соня эта ваша такой упёртой, жестокой и мстительной оказалась! Не пошла ни на какие уступки! Так чего же ей теперь от меня ожидать? Милости я к ней уже достаточно проявила, ты не находишь? Свидание разрешила. Про возможность стать сотрудником рассказала. Этого мало? Да вполне достаточно, учитывая, что простить полностью я никогда её не смогу! Инна, невозможно всё это забыть, поверь. И оправданий у Сони никаких нет! Так что пока пусть терпит, не так уж долго осталось. - Прости. Я тебя понимаю, - сочувственно отозвалась Инна. Лена подошла к ней, потянула за руку, и девушки вместе уселись на диванчик. - И не думай, что я и тебя не жалею и с тобой поступаю жестоко, - продолжала Елена. – Наоборот, подруга, только о тебе я в этой ситуации и думаю, поверь. Во-первых, тебе нужен этот допуск на «восьмой-пятый». Без него ты не сможешь работать «ответственной», а подобный случай может ещё долго не представиться. А во-вторых… Лена обняла Инну за плечи. - Я ведь пытаюсь тебя «вытащить»! Ты серьёзно «увязла», а сама этого не понимаешь. Ты к Соне сейчас относишься не так, как к остальным воспитанницам. А это очень опасно! Рано или поздно ты невольно нарушишь инструкцию, и тогда уже будет официальное разбирательство. Инна, я этого не хочу! Пойми, я делаю это не для того, чтобы тебя наказать или задеть твои чувства! Тебе необходимо сейчас изменить отношение к Соне. Если ты будешь соблюдать дистанцию и несколько раз её серьёзно и добросовестно накажешь, то у тебя это получится. Поверь, избежишь крупных неприятностей! Ведь ты же знаешь, как у нас строго поступают с воспитателями, если они начинают жалеть воспитанниц, относиться к ним не по инструкциям или делать неоправданные поблажки. - Знаю. - Я тебя убедила? - Не очень, - вздохнула Инна. – Но я тебе доверяю. Вполне могу допустить, что сейчас не полностью владею ситуацией. Не волнуйся, Лен. Всё будет так, как ты сказала. - Зайка, не переживай, - ласково ободрила Лена. – Закончится этот период. И у тебя он трудный, и у меня тоже. Но всё будет хорошо! - Ну, а теперь пойдем, - уже другим, деловым тоном сказала она. – Напоминаю, Инна, на отчет придут Галина Алексеевна и Татьяна Анатольевна, она сегодня по отделению дежурит. Инна про себя чертыхнулась. Татьяна Анатольевна, «ответственная» 206-й группы, была на отделении самым старшим по возрасту воспитателем, и к молодым (особенно совсем юным) сотрудницам относилась очень строго и требовательно, когда от неё что-то зависело. Например, на занятиях (она преподавала химию, в том числе и Лене с Инной). Или вот на подобных зачетах по методикам наказания. «Вот не повезло!» - расстроилась Инна. Но делать было нечего. И тебе придется при них этой … - Лена не удержалась от сарказма, - будущей Софье Леонидовне жесткую порку “на станке” проводить по “восьмому-пятому”. Методику во всех деталях мы с тобой обсуждали. Всё повторила? Не опозоришься? А то могу быстро теорию напомнить. – Не учи учёного, - отмахнулась Инна. - Пойдём. Сделаю всё в лучшем виде. Начиная отчет, Елена Сергеевна заметила, что воспитанницы держатся необычно. Девушки выглядели взволнованно-возбужденными и немного виноватыми. «Сейчас разберемся, что это с ними», - усмехнулась про себя «ответственная». Инна начала доклад со вчерашнего вечера. Рассказала о том, что Ирина Викторовна простила Соне оставшиеся наказания тростью. - Думаю, это вполне справедливо, - сдержанно кивнула Елена. – Что же ты, Левченко, сегодня так оплошала на биологии? – без всякого перехода спросила она. - Простите, Елена Сергеевна, - Соня быстро вскочила с места. После безжалостной сегодняшней порки Вероника Игоревна все же разрешила применить к наказанной обезболивание, поэтому сидеть девушка могла. – Я проявила невнимательность, когда узнавала про задание. И на проверку его вчера не предоставила. - Почему? – требовательно настаивала воспитатель. Соня опустила голову. - Оказалась слишком самонадеянной, - тихо проговорила она. – Простите меня, пожалуйста. - Елена Сергеевна, можно мне сказать? – взволнованно спросила Галя. - Нет, Клименко, помолчи. Не будем терять времени. Случай совершенно ясный, и Инна Владимировна с вами, как я понимаю, уже провела основательную беседу о том, как не допускать больше в группе ничего подобного. Так? «Ответственная» требовательно обвела взглядом воспитанниц. Девушки дружно закивали. - Я приняла решение за эту двойку Левченко дополнительно не наказывать, - заявила Елена. По группе пронёсся вздох облегчения. Соня, изумлённая до предела, подняла глаза от пола и встретилась с воспитателем взглядом. - Объясню, - вздохнула Елена. – Публичную жёсткую порку розгами, такую, как ты получила сегодня, я считаю вполне достаточным наказанием. Никаких «напоминаний» тебе назначать не вижу смысла. Ты и так этого никогда не забудешь, ведь так? - Да, Елена Сергеевна. Спасибо. - А перед тем, как пойдёшь на индивидуальный урок к Веронике Игоревне, мы тебя тщательно проверим. И письменную часть, и устную. Инна Владимировна, в понедельник ваша смена? - Да, - кивнула дежурная. - Отлично! Вы её в понедельник опросите и доклад проверите. А я – ещё раз во вторник, перед вызовом. И так каждый раз поступать придётся. - У меня по всей этой истории только один непонятный вопрос остался, - Лена говорила серьёзно, но глаза улыбались. – Инна Владимировна, так Клименко мы розгами наказываем? А-то несолидно как-то получается… Вы же ей обещали… - Не надо, пожалуйста! - вырвалось у Сони - Да можно Галю простить, если вы, Елена Сергеевна, не против. Я удовлетворена её раскаянием, - поддержала Инна. - Ну… раз уж и пострадавшая сторона просит… хорошо. Ограничимся предупреждением. Галя, в призовой группе таких «косяков» быть не должно, понятно? - Конечно! Больше и не будет, - уверенно заявила воспитанница. И тихо добавила: - Спасибо. - Вопрос закрыт. Елена посмотрела на часы. - К сожалению, переходим к ещё более неприятным вещам. Сегодня Левченко и Карповой предстоит порка на «станке» за нарушение «обратного бойкота». Через десять минут к нам придут заведующая и ответственный дежурный воспитатель, и в присутствии этой комиссии наказание получит Левченко. Потом Карпова. С комиссией или нет – не знаю. Это уж как они решат. Воспитанницы заволновались и зашушукались. - Да что такое? – повысила голос Лена, привыкшая к железной дисциплине на своих отчётах. Староста Наташа Леонова решительно поднялась с места. - Елена Сергеевна, у нас имеется заявление. - Что на этот раз? – Соня Левченко отдаёт свои сертификаты и просит освободить от этого наказания её и Дашу. Скажите, пожалуйста, сколько сертификатов для этого понадобится? « И за Дашу, значит? Понятно теперь, как они Соньку уговорили», - подумала воспитатель. – А почему ты об этом говоришь, а не сама Левченко? - удивилась она вслух. – Я староста, - твёрдо отвечала девушка. - Это было решение не столько Сонино, сколько всего нашего коллектива. Поэтому докладываю я. – Что значит, коллектива? - не поняла Лена. - Такие решения должна принимать сама воспитанница, имеющая сертификат. Если она не согласна, я не могу это принять. – Я согласна, Елена Сергеевна, - подтвердила Соня. - Сколько сертификатов нужно отдать? Лена быстро произвела в уме подсчеты. – За твоё наказание – шестьдесят единиц, за Дашино – сорок. Методики разные, - усмехнулась она. Соня немедленно выложила на стол необходимое количество документов. – Сейчас оформим, - кивнула «ответственная». - Я только Галину Алексеевну поставлю в известность. Соня заметила, что Инна Владимировна явно испытала огромное облегчение. “Заявка подана на восьмой-пятый”, - вспомнила девушка слова заведующей. - Ну, конечно, Инна должна была меня сейчас наказывать, а заодно какой-нибудь зачёт по методике получить! А я им всё сорвала! Вернее, не им, а Елене. Инна-то явно рада» Лена уже дозвонилась до заведующей. – Галина Алексеевна! – Слушаю вас, Елена Сергеевна, - холодно ответила та. – Заявленное наказание Левченко у нас отменяется. – Почему? – Она сейчас предъявила мне сертификаты. – Дайте ей трубку, - приказала заведующая. – Что? - немного растерялась Лена. Предоставить свой личный телефон воспитаннице – такое требование явно было необычным. Галина Алексеевна хотела что-то сообщить Соне в обход её воспитателя. Она никогда раньше так не поступала! – Елена Сергеевна, у вас со слухом плохо? Почему я должна повторять? - сурово проговорила заведующая. Лена, не отвечая, молча встала и передала телефон Соне. Девушка взяла его с явным удивлением. – Соня, - сказала ей Галина Алексеевна. - Ты абсолютно правильно поступила. Если даже на этом настаивали девчонки, не казни себя, что не смогла противостоять их напору. Иногда нужна гибкость, понимаешь? Не всё бывает однозначно. Признаюсь, я очень рада, что сегодня не прихожу к вам по этому поводу. Всё поняла? – Да. – Отдай трубку обратно. Соня вернула телефон Елене Сергеевне. От неё не ускользнуло, что воспитательница раздосадована. Лена взглянула на дисплей – заведующая уже отключилась. Они с Соней быстро оформили передачу сертификатов, после чего Лена сообщила воспитаннице: - На сегодня я планировала для тебя ещё «штрафной» ужин и не вижу причин его отменять. Помнишь, за что? - Да, Елена Сергеевна, - скромно отозвалась Соня. – Это часть наказания за оскорбительные мысли в ваш адрес. Лена задумчиво кивнула. Она явно пыталась что-то для себя решить. Наконец, решительно тряхнула головой. - Значит так, Левченко. «На колени» ты сегодня не пойдёшь. Вместо этого после окончания самоподготовки будешь получать следующую причитающуюся тебе «безлимитку». В кабинете. - Слушаюсь. Соня очень расстроилась. «Вот тебе, бабушка, и Юрьев день», - вспомнилось ей. Словно прочитав мысли воспитанницы, воспитатель разъяснила: - Напоминаю всем! Сертификат даёт вам освобождение от наказания за конкретный проступок и снятие штрафных баллов за него. Однако если у воспитанницы есть в архиве ещё другие телесные наказания, воспитатель, по своему усмотрению, имеет право проводить их в этот же день, но не ранее, чем через четыре часа после предоставления сертификата. У тебя же, Левченко, наказаний ещё столько, что я просто не вижу смысла тянуть с их исполнением. - Так, с этим всё. У вас имеются сегодня ещё какие-нибудь заявления? – улыбнулась «ответственная» воспитанницам. - Да, имеются, - ответила Наташа. Лена с Инной удивлённо переглянулись. - Выкладывайте, - заинтересовалась Елена. - Елена Сергеевна, у нас появились идеи, как улучшить свои показатели, чтобы добиться первого места, и мы хотели бы с вами посоветоваться. Сегодня, используя свободное время перед отчетом, воспитанницы успели составить план взаимопомощи по учебным предметам. Вдобавок, тоже по предложению Сони, девушки решили распределиться по парам, с целью лучше узнавать друг друга и проводить взаимоконтроль по основным требованиям, предъявляемым к воспитанницам «Центра». «Понимаете, сами мы можем за собой чего-то не заметить, например, по той же аккуратности, или в поведении, а со стороны всегда виднее», - объясняла Соня. Девушки решили создавать такие пары на три дня, а затем меняться партнёршами. Все вместе также приняли решение тщательно следить за порядком в группе, прикрывать, в случае чего, дежурную, помогать ей. Дежурной по группе было всегда очень сложно уследить за всем одной, а воспитатели требовали абсолютного порядка и наказывали за каждую мелочь. Сейчас Наташа, как староста, рассказала обо всем этом воспитателям, предъявила план помощи друг другу в учёбе и попросила от имени всей группы разрешение на эти действия. – Конечно, разрешаю, - одобрила Елена Сергеевна. - Более того, предлагаю вам самую активную помощь с нашей стороны. Правда, Инна Владимировна? – Безусловно, - кивнула Инна. – Но не жалуйтесь тогда, - предупредила Лена, - Свободного времени в ближайшие недели у вас совсем мало будет. Однако воспитанниц это не испугало: они твердо решили добиваться первого места и были готовы к трудностям.
Forum: А Соне пока ничего не оставалось, как продолжать мужественно принимать все последствия своего благородного поступка: наказаний, от которых она могла бы быть избавлена, в списке ещё оставалось предостаточно. Сегодня воспитанницу ожидал «штрафной ужин». Перед построением Инна Владимировна велела девушке полностью раздеться и встать одной впереди всех. Соня видела, что Инна явно хочет ей что-то сказать, но не решается. Это было понятно – зачем ей неприятности? Они уже имели возможность убедиться, что с Еленой шутки плохи. «Буду рассматривать это, как рабочий момент, - подумала Соня. - Моя задача – уяснить, что при этом наказании чувствуют воспитанницы» Девушке пришлось убедиться, что ничего хорошего они не чувствуют. Психологически вынести такое оказалось трудно даже ей – сильному лидеру. Соня подумала, что, если бы она была настоящим стопроцентным стажёром – то всё равно было бы очень не по себе стоять голой на высоком постаменте посреди столовой, полной воспитанниц и сотрудниц, и давиться хлебом у всех на глазах. Кусок в горло не лез абсолютно! Однако наказанная обязана была на этом «ужине» съесть кусок хлеба и выпить стакан воды, это входило в унизительную программу. В столовой одновременно ужинали все воспитанницы отделения – более ста человек. Каждую группу сопровождали дежурные воспитатели, и они весьма внимательно наблюдали за своими подопечными. По помещению непрестанно и бесшумно сновали в белых передниках воспитанницы «подготовительной» группы, прикреплённые для работы в столовую. Они следили, чтобы на столах всего хватало. Общий же контроль за порядком во время ужина осуществляла сегодняшняя ответственная дежурная по отделению – Татьяна Анатольевна. Именно она определила Соню на этот постамент, вручила ей хлеб и воду и строго напомнила, что при малейшем нарушении порядка или отказе от еды воспитанницу ожидает ещё и безжалостная порка на глазах всего отделения. Стыдно было ужасно! Когда Соня раньше смотрела на других несчастных, наказанных подобным образом, она представляла себе всё это иначе. Однако девушка и тут не дрогнула: быстро съела свой кусок хлеба, выпила воду, а затем стояла со стаканом в руке, рассматривая пол, пока эта пытка не закончилась. Вечером, после самоподготовки, в кабинете, опять под пристальным наблюдением Елены Сергеевны, Инна профессионально и твёрдо провела Соне “безлимитку” по восьмому разряду, после чего девушке пришлось отлёживаться в кровати. «Похоже, этот её дьявольский план сработает, - думала про Лену воспитанница, постепенно приходя в себя от боли и согреваясь под тёплым одеялом. - Инне за сегодняшний день уже три раза пришлось меня строго выпороть, и ничего она с этим поделать не могла! И ведь всё выполняла безупречно… я еле вытерпела и…ох… больно-то как до сих пор! Да, шутки плохи с Еленой. Она если считает что-то правильным, то и подругу не пожалеет! Инне ведь нелегко это было. Но вот если так каждый день будет продолжаться… она привыкнет, и все будет, как раньше» Оценивая всю эту ситуацию с точки зрения лидера, Соня признавала, что Елена явно знает, что делает. Сейчас, в конце такого трудного дня, полного потрясений, да ещё сразу после жестокой порки, Соне было очень плохо. Грустно, обидно, жалко себя. А про то, как поступила с ней Вероника Игоревна, девушка вообще предпочитала даже не вспоминать, настолько это было больно! К тому же, накатила тоска по маме… Да ещё безумный страх за Марину, волнение за исход операции… Однако одноклассницы не позволили своей подруге киснуть в одиночестве. В это время девушки должны были готовиться ко сну: расстилать постели, принимать душ, приводить в порядок свою одежду и вещи. Занимаясь этим, то одна, то другая воспитанница то и дело подходила к Соне. Девочки разговаривали с подругой, расспрашивали, смешили, шутили, смеялись. А уже ближе к отбою Юля помогла Соне встать, проводила её в душевую и находилась там, пока Соня умывалась, в полной готовности в любой момент прийти на помощь. Всё это очень поддержало девушку. А, когда уже перед самым сном Инна Владимировна провела ей тщательное обезболивание следов от порки, воспитанница ещё раз добрым словом (вернее, доброй мыслью) вспомнила врача Наталью Александровну. Теперь, благодаря решительному и своевременному вмешательству доктора, бессонные ночи Соне не грозили. Оказавшись в кровати, она волевым усилием приказала себе расслабиться и быстро заснуть. Ведь «завтра опять война», и силы очень даже понадобятся. Уже на сегодняшнем педсовете воспитатели второго отделения вполне могли заметить, что в отношениях Галины Алексеевны и Елены Сергеевны явно что-то изменилось. Заведующая к своим воспитателям никогда не относилась равнодушно, с каждой имела особую ментальную связь, всегда была в курсе не только их дел, но, чаще всего, даже настроений. Всегда «болела» за каждую свою сотрудницу, всеми силами защищала «своих», если вдруг приходилось это делать где-то вне отделения. Это не мешало ей управлять отделением твёрдой рукой и, при необходимости, устраивать своим подчинённым серьёзные «разносы». И далеко не всегда только словесные (как, например, в истории с Алиной). На отделении Галины Алексеевны, впрочем, как и во всём «Центре», не было ни одного случайного сотрудника: подбором кадров заведующие занимались очень ответственно. Большинство ответственных воспитателей, работающих сейчас на отделении, пришли к Галине Алексеевне несколько лет назад совсем молодыми девчонками на должность «дежурных». К таковым относились Елизавета, Вероника, Светлана, Рената Львовна и еще три воспитательницы – сейчас все они находились в возрасте от 27 до 32 лет и имели высшее педагогическое образование. Рассмотрев во вчерашних школьницах необходимые качества, начальница постепенно предоставила им места «ответственных», и потом приняла их на отделение снова, когда девушки закончили институты. По законам страны, получать высшее образование заочно можно было только первые два года, в это время студентки вполне могли продолжать работу воспитателями в «Центре нравственного перевоспитания колледжа». Но вот потом им приходилось увольняться не меньше, чем на три года, чтобы закончить обучение. На это время таких сотрудниц принимал на работу «Межвузовский Центр», там они могли претендовать на должности «ночных», «воскресных» или «подменных» воспитателей. Однако своих «девочек» перед таким увольнением Галина Алексеевна предупредила, что через три года обязательно возьмёт их обратно и, действительно, по возвращении обеспечила их местами «ответственных», хоть не всегда это было просто. Ответственный воспитатель – самая престижная, почётная и высокооплачиваемая должность в «Системе перевоспитания» (кроме, конечно, руководителей), и конкурс на одно такое освобождающееся место в любом «Центре» всегда очень даже солидный. Однако решение о таких назначениях принимают исключительно заведующие отделениями с одобрения директора. Кадровый отдел может только рекомендовать. Поэтому воспитателям, которых заведующие не «присмотрели» себе заранее, обычно по окончании обучения бывает сложнее получить должность «ответственных». Хотя в принципе, возможно. Очень много ещё зависит от того, какие предметы образовательного цикла могут преподавать сотрудницы. К Галине Алексеевне без предварительной «договорённости» пришли в своё время только две «ответственные» - Татьяна Анатольевна и Ольга Арсеньевна. Однако заведующая тщательно изучала их послужные списки, лично провела с сотрудницами собеседование по специальной методике, которую они разработали вместе директором. К тому же этих уже достаточно опытных воспитательниц очень рекомендовал кадровый отдел, да и брала их заведующая исключительно с испытательным сроком, ничего не обещая. Тем не менее, тридцатипятилетняя Татьяна Анатольевна работает на втором отделении уже восемь лет, дольше, чем все остальные «ответственные». Более того, за это время у неё подросли замечательные дети-погодки – мальчик и девочка одиннадцати и двенадцати лет. Заведующую в своё время совсем не смутило наличие у претендующей на ответственную должность сотрудницу малолетних детей. Галина Алексеевна считала делом чести создавать «своим» все условия, чтобы от действительно напряжённой и отнимающей много времени работы сотрудниц не страдали их семьи. Когда её воспитательницы выходили замуж и рожали детей, заведующая всегда шла им навстречу: переводила на время на другие должности с удобным графиком, но никуда не отпускала с отделения и, опять же, потом неизменно возвращала им прежние места. Начальница делала всё, чтобы воспитателям не приходилось разрываться между семьёй и работой. Впрочем, это была политика «Системы» в целом. Семьям сотрудниц бесплатно предоставляли комфортное, если не сказать, роскошное жильё в специальном блоке на территории «Центра». Мужья воспитателей, имеющие соответствующее образование, всегда имели неоспоримое преимущество при приёме на работу в «Центр» по данной вакансии, и отпуска мужьям беспрекословно предоставлялись вместе с жёнами, согласно их графику. А дети посещали ясли-сад, расположенный на территории учреждения. Кроме того, в «Центре» существовал штат квалифицированных нянь, что существенно облегчало жизнь молодых семей. Ежевечерние педсоветы проходили обычно в форме доверительной беседы: коллеги обсуждали всё произошедшее за день на отделении, советовались друг с другом и заведующей по поводу поведения и учёбы воспитанниц, наказаний, которые уже были им проведены или только предстояли. Частенько прямо тут же на педсовете воспитатели вместе просматривали записи наказаний или любых других событий и происшествий в группах, которые их заинтересовали. На педсовете Галина Алексеевна всегда называла сотрудниц исключительно по именам и выговаривала им, при необходимости, очень тактично. Какой-нибудь разгромный разнос она могла устроить воспитательнице только наедине, и никогда не делала потом проступки какой-то из них достоянием гласности. Сегодня же заведующая обращалась к Лене холодно и подчёркнуто вежливо, причём называла сотрудницу исключительно «Елена Сергеевна»! Отчёт «ответственной» 204-й группы выслушала, нахмурившись, и только молча кивнула, не расспросив ни о каких подробностях, как это делала обычно. Елизавета, сидевшая рядом с подругой, выглядела необычно притихшей и периодически бросала на Лену и Галину Алексеевну озабоченные взгляды. Это никак не могло ускользнуть от внимания проницательной Светланы. Инна тоже находилась в недоумении, но не прямо же на отчёте обо всём расспрашивать? Зато Алину сегодня было не узнать. Девушка буквально расцвела, глаза блестели, улыбка не сходила с оживлённого лица. Лена уже знала от Елизаветы, что заведующая выполнила своё обещание и объявила провинившейся молодой воспитательнице полную амнистию. Отчёт Вероники Игоревны о наказании Сони вызвал среди коллег замешательство, несмотря на то, что «ответственная» двести третьей доложила о нём абсолютно невозмутимо, так, как будто в этом не было ничего необычного. Однако репутация – великое дело! Воспитатели так привыкли к обычному гуманизму Вероники, что даже и не знали, как сейчас реагировать. - Шутки шутишь, наверное, - недоверчиво предположила Светлана. – Что-то тут не так… И запись можешь предъявить? - А куда ж без этого? – удивилась Вероника. – Всё нормально с записью. - Можете просмотреть, если очень хочется вопли послушать, - усмехнулась она. - Я подтверждаю, - качнула головой Инна. – Сама же участвовала. Неудивительно, что Рената Львовна тут же заподозрила неладное. - Елена! – экспансивно выкрикнула она с другого конца стола. – Твои фокусы? - Невиновна! – быстро заверила Лена, помахав для убедительности перед собой руками. – Сама об этом только перед отчётом узнала от своей дежурной. Она кивнула на Инну. - Вероника? – Рената не менее грозно взглянула на докладчицу. - Не знаю, о каких фокусах речь, - пожала плечами та. – Но Елена Сергеевна тут абсолютно ни при чём. Я и сама это решение приняла внезапно. - И нисколько не жалею об этом! – повысила голос Вероника. - Хорошо, Ника, ты опытный педагог, тебе и решать было, как работать с воспитанницей в данной конкретной ситуации, - Галина Алексеевна примирительно похлопала сотрудницу по плечу. - Молодец, исправляешься, - не удержавшись, ехидно добавила Елизавета. – А то вечно разводишь на уроках пансион для благородных девиц. Скоро будешь на «вы» их называть! Вероника возмущённо посмотрела на подругу, но, не сдержавшись, прыснула, представив, как говорит воспитаннице, к примеру: «Будьте так добры, проследуйте на кушетку». Расхождение в методах работы было их извечной темой шуток и подколок друг над другом. Остальные воспитатели давно к этому привыкли, поэтому молча улыбались. Вероника с Елизаветой не просто дружили с детства, а практически составляли единое целое. На первом курсе колледжа прошли тест «Системы», и с тех пор и работали вместе, не расставаясь. С 18 лет талантливых сотрудниц приняла под своё крыло Галина Алексеевна и довольно быстро назначила «ответственными». По достижении совершеннолетия подруги в один день сыграли свадьбы, а после окончания института вернулись к Галине Алексеевне уже с семьями. Мужья подруг работали в «Центре» системными администраторами, а пятилетние сынишки ходили в садик. Поскольку мужья воспитательниц также дружили с самого детства (вот так удачно Лиза с Вероникой сделали выбор в своё время), сложившиеся семьи были очень близки и частенько вместе проводили отпуска и выходные. После педсовета Галина Алексеевна, попрощавшись с сотрудницами, быстро ушла по своим делам. А вот Лене не удалось незаметно исчезнуть. Даже с места встать девушка не успела, так как над ней и Елизаветой уже грозно нависала Светлана. - И как это все понимать? – вкрадчиво осведомилась она. - Ох, Света! – не стала отпираться Лиза. – В двух словах не расскажешь. - У вас от подруг секреты имеются, вот как? – подошедшая Инна недоумённо вскинула брови. - Плевала я на секреты! - возмутилась Светлана. – У них тут опять что-то страшное происходит, а мы ничего не знаем! Вам не стыдно? А ну-ка, девчонки, немедленно признавайтесь, что у вас ещё случилось! Елизавета открыла было рот, но, взглянув на Лену, передумала и крепко сжала губы. - Лена, так она из-за тебя ничего не хочет рассказывать? – закричала Светлана. - Нет уж, со мной этот номер не пройдёт! Быстро говори, что ты не против! - Света, но Лиза права, наспех не получится, - попыталась отбиться та. Однако девушка понимала: возражать Светлане, если она хотела что-то узнать, было совершенно бесполезно. - Вот и не надо наспех. Всё подробно нам расскажете, и прямо сейчас. Лена вздрогнула и обернулась на голос. Вероника стояла у неё за спиной с очаровательной улыбкой на устах, но в глазах хищно поблёскивали стальные искорки. Оказавшись практически зажатой в кольцо серьёзно настроенными подругами, Лена растерялась. - Лен, хватит упрямиться, - решительно сказала Елизавета. – Сама видишь, что общего обсуждения не избежать. Моё предложение: сейчас идём все вместе на первый этаж, в столовую для дежурных сотрудников, и там решаем все вопросы. - Другой разговор, - удовлетворённо отозвалась Светлана. – А то взяли моду скрытничать! Кстати, Лена, вот ты борешься за правду, а сама как себя ведёшь? Мы твои подруги, а должны любую информацию из тебя клещами вытаскивать! Даже очень важную! - Света! Но это разные вещи: обманывать и не делиться какой-то личной информацией, согласись. - Допустим. Но кое-какую личную информацию ты сегодня от нас не скроешь. Не получится! - Ты про что? Света схватила Лену за левую руку и выставила на всеобщее обозрение её колечко с бриллиантом. - Вот про это! – торжествующе произнесла она. – Девчонки, я терпеливо ждала с самого воскресенья, когда эта наша подруга соизволит поделиться радостной новостью! И не дождалась! Вы все знаете, что любые кольца воспитателям категорически запрещено носить на работе, за исключением свадебных и обручальных. Что скажешь? Лена вспыхнула, улыбнулась и с усилием освободила руку. - Нет, вы представляете? – весело возмущалась Светлана. – Ей уже предложение сделали, а мы этого молодого человека даже ни разу не видели! - Не видели? – изумилась Лиза. – Да мы даже не знаем, как его зовут! Лена, это у тебя и называется «не делиться личной информацией»? Да как ты можешь такое от нас скрывать? - Всё! Всё! Всё! – закричала Лена. – Сдаюсь. Ничего скрывать не буду! Пойдёмте в эту вашу дежурную столовую, и я всё расскажу. Только вот ночь уже! Не выспимся, и будем завтра, неотдохнувшие и злые, бросаться на воспитанниц. - Ничего, - не сдавалась Лиза. – У Инны-то завтра как раз выходной. А мы пообещаем на твоих не бросаться. Она повернулась к Веронике и притворно-пугливо проговорила: - Ника, ты там хотя бы завтра…ну это самое… в двести четвёртой… розгами больше не размахивай…хорошо? Все, включая Лену, дружно, до слёз рассмеялись. Естественно, при наличии такого количества вопросов, которые нужно было обсудить, общение подруг затянулось до глубокой ночи. Тем не менее, на следующее утро Лена входила в спальню своей группы уже в шесть утра. Начиналась пятница.
Forum: Глава 5. Пятница. Сегодня с утра Соня, как и привыкла в последние дни, встала в половине шестого и отправилась в душ. В сердце занозой сидела тревога. Сегодня, уже совсем скоро, её папа и профессор Джексон должны начать оперировать Марину. Соня очень рассчитывала на благоприятный исход, но она знала: любая операция – это риск. А тем более – такая редкая. Да ещё на сердце! «Надеюсь, Елена выполнит своё обещание и хотя бы два слова мне потом скажет, как всё прошло!» – взволнованно думала девушка. Елена Сергеевна и Мария Александровна появились в спальне вместе, незадолго до шести. Воспитатели сразу прошли в кабинет, а Соню Лена вызвала только через пятнадцать минут. Ответив на приветствие, она жестом указала воспитаннице на кушетку. Затем, так и проронив ни слова, приступила к порке: хладнокровно и размеренно хлестала Соню специальным утяжелённым ремнём по «восьмому разряду». Наказывала тоже молча, никаких провокаций, вроде “урока по укреплению памяти”, воспитаннице не устроила. Даже не спросила по окончании порки о выводах! Выдав девушке ровно двадцать ударов, Елена применила обезболивание, положила перед ней распечатки с иностранными словами, лаконично бросила: «Десять минут» и ушла к Маше в зону отдыха. И во время порки, и сейчас Соне, конечно, было очень плохо, но вчера её строго наказывали чуть ли не целый день, и девушка немного притерпелась. Слова Соня повторила буквально за минуту, знала она их и так идеально. Воспитатели пили кофе и тихонько разговаривали. Перегородку в этот раз Лена не закрыла. Соня сначала терялась в догадках – сделала она это специально или по невнимательности. Со своим тонким слухом Соня вполне была способна расслышать всё, до единого слова. Ближе к концу разговора сомнений у девушки уже не осталось – в этот раз Лена либо забыла про Сонин уникальный слух, либо недооценила его. Разговор явно не предназначался для её ушей. – Всё пока хорошо, - говорила Лена Марии Александровне. - Её очень основательно готовили всю неделю. И сейчас, с утра, уже начался последний этап подготовки. – Так ей же выспаться надо перед операцией, - удивилась Маша. – А она и так спит. Ей снотворное дали на ночь, и ещё сегодня, в пять утра, премедикацию сделали. Олеся Игоревна мне уже звонила, полчаса назад. «Мама звонит ей в “Центр”! - ахнула про себя Соня. - Елена дала ей свой номер. Вот это да!» – Олеся Игоревна специально осталась на ночь в больнице, - рассказывала Лена. - А сегодня, в четыре утра уже пришла к Марине и лично наблюдает за всей подготовкой. Маринка спит, а она сидит у её кровати и следит за капельницами. – Лена, а разве Олеся Игоревна лечащий врач Марины? - спросила Маша. – Официально – нет. Но мама Марины подписала специальный документ, что доверяет свою дочь ей, Леониду Викторовичу и профессору Джексону и считает их такими же лечащими врачами, как и основных, назначенных больницей. Поэтому все они там коллегиально работают. Да и кто будет возражать, Маша? Они же Маринке диагноз поставили! И сейчас её спасают! Лена улыбнулась. – Олеся Игоревна сама страшно волнуется, а ещё меня успокаивает. Наверное, почувствовала, что я места себе не нахожу. Неожиданно у Лены сорвался голос и она как-то очень беззащитно проговорила: – Маша, я очень боюсь. Ночью глаз не сомкнула! Ведь, если что-то пойдёт не так, если Маринка не выживет? Что тогда с нами со всеми будет? Со мной? Её мамой? Олесей Игоревной? И даже с Соней? Ты представляешь? – Да не говори ерунды! - рассердилась Маша. - Хороший у тебя настрой, ничего не скажешь. Быстро бери себя в руки! А то сейчас позвоню Елизавете и попрошу её забрать тебя отсюда и устроить проработку! И сеанс релаксации в её кресле! Маша разошлась, глаза гневно сверкали. – Ну что, звонить? - грозно спросила она. «Молодец, Мария Александровна, - одобрила Соня. - Надо дать ей “по башке” за такие мысли» – Не надо, - улыбнулась Лена. - Она ещё спит. А я сама справлюсь. – Справишься? - подозрительно посмотрела на подругу Маша. - Да ты уроки-то сегодня в состоянии проводить? – Нет, - вздохнула Лена. - Но буду проводить. А что мне остаётся? – Ты могла бы взять сегодня отгул, за воскресенье. – А смысл? Олеся Игоревна предупредила, что меня даже с моим пропуском в послеоперационную палату до понедельника не пустят ни под каким предлогом! Только для Маришкиной мамы сделают исключение. Вот в понедельник и возьму. А Олеся Игоревна мне обещала звонить. И сегодня, очень часто, и в последующие дни. Она мой личный номер знает. – Знает твой личный? - резко спросила Маша. - А ты Галине Алексеевне об этом доложила? Лена, мы не имеем права давать этот номер родителям воспитанниц! – Галина Алексеевна в курсе. Я ей объяснила, что Олеся Игоревна в данном случае для меня не мама воспитанницы, а врач моей лучшей подруги. И про Соню я обещала с ней по этому номеру не беседовать. Только официальным путём, с записью разговоров, как положено. А Олеся Игоревна это, вероятно, и сама понимает, и ничего не спрашивает. – Ничего, - улыбнулась Лена. - В понедельник мы с ней в больнице встретимся и там поговорим. – Всё равно, - удивлённо протянула Маша. - Галина Алексеевна не должна была этого разрешать. Какое-то особое у неё к тебе отношение! – Ага! Особое! - не выдержала Лена. - Слышала бы ты, как она в среду на меня вопила. “Неблагодарная нахалка! Девчонка! Без году неделя в “Центре”, а такое себе позволяешь!” От изумления Соня оцепенела. У воспитателей наступила тишина. Видимо, Мария Александровна была изумлена не меньше. Маша, действительно, смотрела на Лену расширенными глазами, не в силах вымолвить ни слова. – А... что....ты....себе позволила? - наконец, выдавила из себя она. Лена молчала. Она уже жалела, что не сдержалась и проговорилась об этом. Но…с другой стороны…сегодняшней ночью в той самой дежурной столовой она получила такую мощно-беспощадную отповедь от всех остальных подруг! Никто из них Лену не понимал и не поддержал. Все коллеги были единодушны: Елена абсолютно неправа, ей следует как можно скорее бежать к Галине Алексеевне и упасть ей в ноги с извинениями. И вот сейчас Лена подумала – а вдруг хоть Маша… – Не пугай меня! – волновалась «дежурная». - Что нужно было сделать, чтобы Галину Алексеевну до таких слов довести? – “Неблагодарная нахалка”? - переспросила она. - Ты не шутишь? – Нет, - покачала головой Лена. - Мы обсуждали возможность дать Соне амнистию от наказаний. – Ты ей отказывала? - ахнула Маша. – Не отказывала, а попросила о взаимной услуге. И не для себя. Я просила за другого человека. Маша вскочила с места, с грохотом отодвинув кресло. – Да как же ты могла? - закричала она, но тут же смутилась. - Извини за мой тон. Я ведь твоя подчинённая. Но, как подруга, я могу с тобой об этом поговорить? Девушка молча кивнула. – Лена, нельзя отказывать начальству в таких просьбах! А уж тем более, выдвигать встречные условия! Это самоубийство! Ты из “Центра” вылететь хочешь? Неужели тебе это сошло с рук? – Пока не знаю, - вздохнула «ответственная». - Мою просьбу Галина Алексеевна выполнила. Я твёрдо стояла на том, что иначе и Соньке никакой амнистии не видать. Маша схватилась за голову, совершенно в буквальном смысле, и простонала: – Ты ненормальная! Что же ты сделала? И как она отреагировала? – Рассердилась очень. Да и мне это стоило миллионов погибших нервных клеток. Внезапно Маша хлопнула себя по лбу. – Алина! - воскликнула она. - Ты просила Галину Алексеевну за Алину! Правда? Теперь изумилась Лена. – Откуда ты знаешь? Однако Маша не ответила и взволнованно говорила: – Нет, ну надо же! Теперь всё ясно! – Да что тебе ясно? Объясни, наконец! – Сейчас объясню. Я в среду была выходная, мы весь день с Даней в аквапарке провели, в “Центр” я приехала к пяти часам, жутко голодная, и сразу пошла в столовую. А там была только Екатерина Альбертовна, забежала перекусить, но очень торопилась. Мы с ней за один столик сели. Вдруг минут через пять влетает Алина, сама на себя не похожа, и подсаживается к нам. Они же с Катей подруги, ты знаешь? Лена кивнула. – Мы пьём кофе, - продолжала Маша, - а у неё руки дрожат и слёзы на глазах. Катя её спрашивает: “Что с тобой? Алинка, я скоро не выдержу! Нет сил на тебя смотреть в последнее время. Дождёшься - за руку к врачу отведу!” А она как расплачется! И всё нам рассказала. Про свой проступок, про меры Галины Алексеевны! Оказывается, заведующая её только что вызвала и заявила, что полностью прощает. Для неё это было совершенно неожиданно. Алина нам говорит: “Только недавно я Лене во всём призналась! Пришлось. Она со мной урок должна проводить, а я только на диване могу лежать, ну, я и раскололась. Она мне совет дала, как лучше держаться, я только настроилась, решимости набралась. И тут такое чудо!” Но Галина Алексеевна её предупредила: “Я это решение о твоём прощении приняла не сама, а ввиду непреодолимых обстоятельств. Но раз так случилось – тебе беспокоиться не о чем. Всё будет по-прежнему. Главное, не повторяй подобных ошибок” – Лена, - требовательно спросила Маша. - Ты и есть причина этих непреодолимых обстоятельств? – Да, - призналась девушка. – И что теперь будет? - холодно поинтересовалась Маша. – Что ты имеешь в виду? – Ты что, не понимаешь? Алину-то Галина Алексеевна простила! Ты её вынудила, можно сказать. Но, ты думаешь, она позволит себя безнаказанно шантажировать? – Маша, это не шантаж, - быстро сказала Лена. – Да шантаж в чистом виде! - воскликнула Маша. - Я вам – прощение Сони, а вы мне - амнистию Алине. Это не шантаж, ты считаешь? Да Галина Алексеевна легко может сделать так, что ты здесь работать не будешь! Или будешь, но не “ответственной”! Я тебя уверяю! И она использует только совершенно законные методы. – Да я знаю, - пробормотала Лена. - Но что же теперь говорить? Дело сделано! Я буду стараться не допускать даже мелких промахов. Маша, я была права в той ситуации. – Лена, этот твой поступок – необдуманный и недальновидный! Я тебе советую – сходи к ней прямо сегодня и извинись. Может быть, ещё не поздно. – Не пойду, - упрямо вздохнула Лена. Надежды молодой «ответственной» на поддержку хотя бы одной из подруг не оправдались. – Маша, мне не за что извиняться. Я считаю себя правой. Если Галина Алексеевна против меня что-то задумала, то пусть делает. Но, может быть, всё и обойдётся? Она же всегда была справедливой! Зачем ей меня травить? Тем более, с тех пор уже три дня почти прошло, и пока всё более-менее нормально. Она, конечно, со мной практически не разговаривает и держится холодно, но и не придирается особо. – Потому что, наверняка, компромат на тебя собирает! Такой, чтобы тебе не отвертеться было никаким образом! Лена, я работаю с Галиной Алексеевной уже несколько лет и хорошо её знаю. Да, она справедливая, но такого тебе не простит! Ни за что! Ты не имела права вести себя так нагло. Она вынуждена была тебе уступить, и этим ты ударила по её авторитету. – Ты меня осуждаешь? – Да. Извини, но ты в этой ситуации совершила непоправимую ошибку. Что Галина Алексеевна тебе сказала, когда соглашалась на твою просьбу? – Что я очень скоро об этом пожалею. Маша в волнении покачала головой. – А я так надеялась, что благополучно доработаю с тобой до мая! - воскликнула она. - Лена, в самое ближайшее время Галина Алексеевна подведёт тебя под серьёзное взыскание. Скорее всего – снимет с должности. Мне жаль, но этого практически не избежать! Она проделывала такое несколько раз на моей памяти, и гораздо за меньшую вину. – Что же, - спокойно сказала Лена. - Я всё равно считаю себя правой. Будь, что будет! Она взглянула на часы и недовольно проговорила: – Ну вот! Левченко уже 15 минут слова повторяет. А я ей обещала десять. Непрофессионально! Лена быстро вышла к Соне и, оставив воспитанницу лежать на кушетке, тщательно спросила всё заданное. Затем молча протянула Соне руку, помогла подняться и отправила в спальню. До подъёма оставалось ещё 10 минут, и Соня вернулась в кровать. Подслушанная информация потрясла девушку. Она не знала, что произошло с Алиной, но представить это было несложно. Лена решила выручить коллегу и попала в немилость к заведующей. Чем это закончится – совершенно неизвестно! Очень странно, но Соня опять испытала к Лене сочувствие. В 11.20 Елена пришла на урок французского в свою группу. Она не выглядела ни удручённой, ни взволнованной. Наоборот, вела занятие, как всегда, энергично и даже шутила со студентками. На самом деле молодой воспитательнице стоило большого труда держать себя в руках. Операция уже началась, и всё ещё длилась. Олеся Игоревна обещала позвонить сразу, как только Марина придёт в себя после наркоза. Соня тоже волновалась. Безумно! Но она, в отличие от Лены, справлялась с этим с трудом. Девушка была бледна, у неё кружилась голова, пересохло в горле и сводило живот. Несколько раз от выраженных спазмов в животе Соня буквально сгибалась пополам, но делала вид, что просто облокачивается на стойку. Минут через пятнадцать после начала урока Соня неправильно ответила Елене Сергеевне на довольно простой вопрос. Та удивлённо посмотрела на воспитанницу и приказала: – Подойди. «Неужели залепит пощёчину?» - с тоской думала Соня, выполняя распоряжение. Однако Елена дала остальным девочкам письменное задание и сказала Соне: – Пойдём поговорим. Они прошли в кабинет. – Софья, что с тобой? - резко спросила воспитатель. - Того и гляди, в обморок грохнешься! Стоишь еле-еле! Мало мне Наташи? Только не говори, что из-за утреннего “напоминания” так плохо себя чувствуешь: уже четыре часа прошло. Соня покачала головой. – Нет, Елена Сергеевна, - взволнованно ответила она. - ”Напоминание” тут ни при чём. Просто я очень волнуюсь за Марину. Представляю, как она лежит сейчас на операционном столе, руки привязаны, без признаков жизни, с выключенным сердцем! У Сони дрогнул голос. – С выключенным сердцем? - растерянно проговорила Лена. - Что ты болтаешь? – Елена Сергеевна, при многих операциях на сердце используется АИК – аппарат искусственного кровообращения. А при такой, как у Марины – он просто необходим. Этот узелок, который надо найти – он очень маленький! Невозможно всё это осуществить, если сердце работает в обычном режиме – сокращается и наполнено кровью. А так функции сердца выполняет аппарат. Внезапно глаза Лены наполнились слезами. – Но твоя мама мне об этом не говорила! Я не подозревала про АИК. – Она, наверное, думала, что вы и так это знаете. Даже в художественной литературе такие операции описываются. Лена покачала головой. – Знаешь, медицина как раз моё слабое место. Я знаю только самое необходимое, а перед серьёзными болезнями трепещу и стараюсь не вникать. На меня всё это почему-то ужас наводит. Врачом бы я точно не стала! Соня, я тоже волнуюсь. Ужасно! Но, что мы можем поделать? Операция ещё идёт. Твоя мама мне позвонит сразу, как только Марина придёт в себя. Давай всё-таки держаться, хорошо? Не в изолятор же мне тебя отправлять, правда? Соня кивнула, стараясь не расплакаться. – Когда всё закончится, я тебе об этом сразу скажу. Обещаю! А теперь соберись, и пойдём в класс. Как Лена сама планировала идти в класс, Соне было совершенно непонятно: по лицу преподавателя слёзы текли ручьями. – Елена Сергеевна, - тихо спросила девушка. - А вы разве не собирались меня наказать? Я вам неправильно ответила. Лена, вытирая слёзы, покачала головой. – Если ты чувствуешь себя хотя бы наполовину так плохо, как я, то меня это особо не удивляет. Я могу к тебе сегодня отнестись снисходительно. Но вот другие преподаватели будут спрашивать без поблажек, а тебе не нужны плохие отметки и нарушения. Возьми себя в руки и иди. Я подойду чуть позже. Елена Сергеевна вышла в класс через пару минут после Сони и благополучно довела урок до конца.
Forum: Сегодня девушки 204-ой группы в первый раз, следуя своему плану, разбились на пары для углублённого общения и взаимоконтроля. Сониной парой оказалась Зоя. За всё время пребывания в группе именно с Зоей Соня ещё практически не общалась, по независящим от неё причинам. Но она и раньше видела, что эта девушка очень нуждается в поддержке. У Зои не было в группе близкой подруги, и общалась она, большей частью, с Лизой Быстровой, своим бывшим “шефом”. С остальными воспитанницами отношения у Зои вначале складывались непросто, и одноклассницы её недолюбливали. Однако за последнюю неделю Зоя сильно изменилась, пыталась сблизиться с девочками, стала более сдержанной, доброжелательной и спокойной, стремилась не допускать нарушений. Но в её глазах постоянно просвечивала какая-то грусть напополам с отчаянием. До обеда Соня и Зоя использовали все перемены, чтобы проверять друг у друга наиболее трудные моменты домашних заданий (конечно, проверяла, в основном, Соня), но успели и поговорить по душам. Зоя кратко рассказала Соне о себе, вот только времени было мало. Девушка сбивалась и торопилась, но непременно хотела высказаться. Видно было, что для Зои очень важно, чтобы её выслушали. Соня же с удивлением отметила, что слушает одноклассницу с интересом, пониманием и сочувствием. Она сразу начала обдумывать, как может психологически поддержать Зою в ближайшее время, и это помогло ей самой немного отвлечься от волнения за Марину. Но, видимо, совсем немного. На третьей перемене Зоя нерешительно сказала: – Сонь, знаешь, мне, конечно, до тебя далеко: ты сильная и мужественная, но сегодня ты ведёшь себя и держишься странно. Мне кажется, тебе нужно приложить усилия и внимательно отнестись к учёбе и режиму. А иначе наверняка будут замечания. – Ты права. Спасибо, - вздохнула Соня. На прогулке девушки собрались все вместе и быстро обсудили, как прошло утро. А прошло оно очень даже неплохо. Ни одного замечания, и ни одной тройки в группе не наблюдалось. Причём, несколько вполне реально ожидаемых неприятностей удалось предотвратить именно благодаря вчерашней помощи друг другу в учёбе и сегодняшнему “партнёрству». Когда воспитанницы двести четвёртой, собравшись кучкой, оживлённо беседовали, к ним подошла Ира Елистратова. - Девочки, а нельзя мне с Соней поговорить хотя бы три минутки? – робко спросила она. - А что ты у нас-то спрашиваешь? – удивилась Наташа. Ира смущённо пожала плечами. - Ну, у вас какое-то коллективное обсуждение. Я решила, что правильнее будет к вам обратиться. Воспитанницы двести четвёртой, улыбаясь, переглянулись. Им было приятно, что даже со стороны они уже выглядят сплочённым коллективом. - Не знаю, - с нарочитой серьёзностью протянула Лиза. – Она нам и самим нужна. Сейчас поставим вопрос на голосование. Все, в том числе и Ира, громко рассмеялись. На прогулке это разрешалось. - Девочки, я ненадолго, - попросила Соня и отошла с Ирой в сторонку. Это была первая их встреча за последние двенадцать дней. Ира быстро поделилась с Соней последними новостями из своей жизни, рассказала об изменившемся отношении к ней Елизаветы Вадимовны и горячо поблагодарила свою наставницу. - После разговора с тобой я стала совершенно другая. Просто возродилась! Спасибо тебе! - Я рада, - улыбнулась Соня. – Но я и не сомневалась, что так будет. Молодец. - Сонь, ты знаешь, - поделилась Ира. – Сейчас я стараюсь поддержать Дашу Морозову, но, если честно, у меня плохо получается. Слишком ей трудно! Я понимаю, у тебя своих проблем полно. Но, может быть, ты сможешь немного нам помочь? - Попробую, Ириша. Давайте встретимся в воскресенье, хорошо? - В воскресенье? – удивилась Ира. – Вы же в театр едете! - Но я-то не еду! И мы вполне сможем пообщаться. Например, после обеда. - Соня! – воскликнула Ира. – Неужели Елена Сергеевна лишила тебя этой поездки? Это слишком жестоко! - Ириша, - ласково ответила Соня. – Я сама отказалась. Но об этом мы потом поговорим, ладно? Давайте соберёмся после обеда в гостиной. Раньше я вряд ли смогу. Соня хорошо помнила слова Елены: «Ты ещё не знаешь, что я тебе в субботу собиралась устроить!» и решила подстраховаться, не назначать на воскресенье никаких встреч с утра. Немного позже, когда Соня уже вернулась к своей группе, её отозвала Мария Александровна. - Соня, - сказала она с улыбкой. – Только что звонила Елена Сергеевна и просила тебе передать, что операция прошла благополучно. Конечно, оказалась ли она такой эффективной, как это ожидалось, будет известно позже. Но Марина уже пришла в себя после наркоза. Сейчас она в послеоперационной палате, и пока всё хорошо. - Спасибо, - прошептала Соня. Она попыталась справиться с нахлынувшими на неё чувствами, но не смогла. Вернувшись к подругам, девушка присела на скамейку и разрыдалась. Юля, подав одноклассницам знак не вмешиваться, подошла к Соне, обняла её и мягко спросила: - Ведь всё в порядке, правда? Естественно, они с Галей тоже знали про операцию. Соня кивнула сквозь слёзы. Девочки молча стояли вокруг, конечно, ничего не понимали, но не пытались расспрашивать. - Соня, - предложила Юля. – Расскажи всё девчонкам. У нас же теперь как одна семья, понимаешь? Пусть они знают и тоже вместе с нами сейчас порадуются. И тебе легче будет, если ты поделишься! - Хорошо. У Сони не было сил сопротивляться. К тому же, она тоже чувствовала, что это будет правильно. - Хочешь, я расскажу? – продолжала Юля. Соня опять кивнула. Юля быстро и лаконично, без лишних подробностей, ввела одноклассниц в курс дела. Соня слушала, и у неё было такое ощущение, что всё это происходило не с ней. Нет, не могла она так поступать! Не могла! Когда Юля закончила, некоторое время все молчали. Соня собралась с силами и робко произнесла: - Девочки, я всё понимаю. Я была такой скотиной! Но я вас прошу, не презирайте меня, пожалуйста! Я очень сожалею и стараюсь меняться. - Ничего себе стараешься! – воскликнула Лиза. – Ты не просто стараешься! Как бы там раньше ни было, но сейчас ты совершенно другая! Сонь, честно говоря, даже поверить в такое сложно. Мы с первого дня видим тебя только с лучшей стороны. Как же так? - Меня всё случившееся просто потрясло! – горячо проговорила Соня. – А, когда я здесь оказалась, практически на месте Марины, и всё это на себе испытала, со стороны на себя посмотрела – это меня кардинально изменило, причём очень быстро, просто в один миг! Я сама не думала, что такое возможно, но, девочки, это так, поверьте мне, пожалуйста! - Сонька, - ахнула Вика. – Я поняла, почему ты Юлю выручила! Ты это сделала ради той девушки. Хотела хотя бы таким образом свою вину перед ней загладить. Пожертвовать собой ради другой! Правда? - И поэтому тоже, - вздохнула Соня. – Я, действительно, задумала, что, если у меня получится Юльку из штрафной вытащить, то и с Мариной всё будет хорошо. - Соня, - взволновалась Зоя. – Да ты за свою вину в любом случае уже полностью рассчиталась. А от Елены Сергеевны я такой жестокости не ожидала! Никак не думала, что она способна на ответную месть. Я была о ней лучшего мнения! - Зоя! – сердито одёрнула девушку Наташа. – Нельзя так говорить про воспитателя, даже когда другие сотрудники этого не слышат! Не тебе осуждать Елену Сергеевну! Такое может выйти боком. Она повернулась к Соне. - А ты не переживай. Я, конечно, высказываю сейчас своё мнение, но думаю, что и другие девочки так же считают. Никто из нас тебя презирать не будет. Да, и кто мы такие, чтобы тебя осуждать? У нас у всех у самих «рыльца в пушку». Ты хотя бы нравственных законов не нарушала, как мы все! Наташа обвела девушек рукой и возбуждённо продолжала: - А Елена Сергеевна тебя скоро простит. Хотя Зоя в чём-то права. Она могла бы уже сейчас проявить к тебе снисхождение, видя, что ты меняешься. - Нет, - покачала головой Соня. – Я бы очень этого хотела, но умом понимаю, что она права. Ведь Юля, когда рассказывала, всё очень смягчила. Я поступала гораздо более жестоко. А Елена Сергеевна ко мне морально и так уже относится лучше, я это чувствую, но у неё свои принципы. Если она для себя решила, что я должна выпить эту чашу до дна, то она меня через всё это и проведёт, несмотря на возможно изменившееся ко мне отношение, какую-то жалость и сочувствие. Девочки, спасибо, что поддержали! А теперь пойдёмте, нам уже пора к главной аллее возвращаться. В четыре часа Лене позвонила заведующая и холодно спросила: - Елена Сергеевна, во сколько у вас сегодня отчёт? - В пять, Галина Алексеевна. - Я буду присутствовать, - пообещала та. – И ещё: на время после отчёта и до ужина я попрошу вас предоставить ваших воспитанниц в моё распоряжение. Я намерена с ними побеседовать. Действительно, ровно в пять часов Галина Алексеевна вошла в спальню 204-ой группы и вместе с воспитателями и девушками уселась за стол. Девочки не удивились – подобное случалось и раньше. Однако у Лены, Маши и Сони появились тревожные предчувствия. Отчёт длился недолго. Никаких нарушений и плохих отметок в группе сегодня не было. - Я даже не удивляюсь, - с улыбкой сказала воспитанницам Лена. – Надеюсь, теперь такие лаконичные отчёты станут у нас правилом, а не исключением. С наказаниями у нас сегодня тоже не густо, так ведь, Мария Александровна? Маша согласно кивнула. - У Левченко – «безлимитка» и «колени». Ей осталось одиннадцать с половиной часов. И у всей группы пока ещё лишение развлечений. Лена тоже кивнула и снова с улыбкой обратилась к воспитанницам: - Не поделитесь, как у вас сегодня проходило общение по парам? Девушки смущённо молчали. - Меня стесняетесь? – предположила Галина Алексеевна. – А мне ведь тоже, между прочим, очень интересно! Я об этом ещё вообще ничего не знаю. Наташа, с молчаливого согласия всех присутствующих, рассказала первая. Она была сегодня в паре с Настей. Потом и остальные девушки тоже начали делиться, сначала – робко, а потом увлеклись и рассказывали уже более смело и раскованно. - Что же, молодцы, - констатировала заведующая. – Честно говоря, очень удивлюсь, если ваша группа совсем скоро не будет первой. А теперь, девочки, у меня для вас ещё новости. Во-первых, сегодня я навестила в больнице вашу Наташу Пономарёву. У неё всё хорошо. Получает поддерживающую терапию и проходит обследование. Она передала для вас письмо. Галина Алексеевна положила на стол конверт. - Спасибо. А когда её выпишут? – спросила Наташа. - Обещали дней через десять. И второе. К сожалению, этот случай произошёл именно в вашей группе. Я, как представитель администрации «Центра», вынуждена принять по этому поводу соответствующие меры. Мне придётся провести служебное расследование и выяснить, что мы должны предпринять, чтобы подобные ситуации не возникали впредь. Поэтому сегодня я хочу побеседовать с каждой из вас наедине и задать некоторые вопросы. Я вас прошу отнестись к этому с пониманием и отвечать подробно и правдиво. Девочки растерянно переглядывались. - Что вас смущает? – удивилась заведующая. - Галина Алексеевна, - решилась Лиза. – А разве это была не случайность? Ведь Наташа никому не жаловалась и всё скрывала. - Вот это я и хочу выяснить, - нахмурилась Галина Алексеевна. – Случайность или нет. - Значит так. Уважаемые коллеги, вас я не задерживаю, - обратилась она к Лене и Маше. – А девочки пусть пройдут в класс и подходят сюда ко мне по очереди. Вызовы к преподавателям у кого-нибудь есть сегодня? - Левченко к шести идёт на занятие во французскую усиленную группу, - доложила Мария Александровна. - Тогда она остаётся здесь первая, - распорядилась заведующая. Все быстро разошлись. Лена отправилась проводить индивидуальный урок (сегодня в ФОУГ преподавала не она), а Маша – с воспитанницами в класс. Галина Алексеевна выставила на стол диктофон и включила. - Соня, скажи мне, пожалуйста, - начала она. – До этой ночи во вторник ты замечала, что Наташе в течение дня бывает не совсем хорошо? Она пристально смотрела на девушку. - Да, - подтвердила Соня. – Я обращала на это внимание. - Когда это было? Воспитанница немного подумала. - В субботу и в воскресенье, - ответила, наконец, она. – По вечерам. - А поконкретнее? Точное время? - В субботу – в период между отчётом и ужином, ближе к семи часам. Все девочки смотрели концерт по телевизору, а Наташа ушла одна в класс, села на своё место и была довольно бледная, и со лба вытирала пот. Я заметила, потому что тоже вошла в это время в класс перед ужином, занесла учебники. Но у меня был в то время бойкот, поэтому я ничего не спросила. - А ты не сказала об этом воспитателям? - Дело в том, что Мария Александровна тоже это заметила. Она вошла в класс следом за мной, спросила у Наташи, не плохо ли ей. Но Наташа ответила, что просто немного устала. А Мария Александровна всё равно велела ей пройти в кабинет, сказала, что хочет измерить ей давление. - Понятно, - проговорила Галина Алексеевна. – А в воскресенье когда случилось подобное? - Я заметила это в классе, когда мы после ужина выполняли домашние задания. Наташа сидела в противоположном ряду, немного впереди меня. Она учила историю, но периодически откладывала учебник, и у неё подрагивали руки. - То есть, воспитатели тоже без особого труда могли бы это заметить? – уточнила заведующая. - Понимаете, Галина Алексеевна, заметить, наверное, было можно. Но ведь только что закончилось свидание! Наташа рассталась с мамой. Вы знаете об этой истории, что её мама не хотела приезжать? - Да, конечно. - Но мама всё-таки приехала, и они с Наташей очень хорошо пообщались, мама дала ей понять, что, наконец, её прощает. Наташа была очень рада, взволнована! А после окончания свидания – она, наоборот, очень расстроилась из-за разлуки. Наташа же вообще очень возбудимая и ранимая! Да и другие девочки тоже были не в себе, многие выглядели расстроенными, у некоторых слёзы в глазах стояли. Ведь мы ещё Юлю только что в штрафную группу проводили! Я считаю, что, если Наташа сама молчала, то понять, что она больна, было практически невозможно. Ведь я, в принципе, знала, какие симптомы бывают при гипогликемии, но связала всё это только потом, когда Наташе стало плохо ночью. - Соня, а кто из воспитателей находился с вами в учебной комнате в тот вечер? Соня, вспоминая, задумалась. - Сначала, примерно, минут пятнадцать, мы были одни. Затем вышла Инна Владимировна. Ну, а потом пришла и Елена Сергеевна, и они находились с нами до конца самоподготовки вдвоём. - Интересно, - протянула Галина Алексеевна. – А теперь другой вопрос. Соня, а в других ситуациях, как ты считаешь, ваши воспитатели заботятся о здоровье и самочувствии воспитанниц? Внимательно за этим следят? - Я считаю, что да, – твёрдо ответила Соня. - Ты можешь привести конкретные примеры? Например, из собственного опыта. Обращается ли на это внимание во время наказаний? И после них? - Наказывает меня в основном Елена Сергеевна, - вздохнула Соня. – Вы знаете, она всегда прекращает порку или делает перерыв очень вовремя - как только я начинаю понимать, что больше не могу терпеть. Никогда не дожидается, пока мне станет совсем плохо! Елена Сергеевна очень это чувствует. А сейчас, когда она применяет ко мне «восьмой разряд», то обезболивание проводит всегда сразу. И ещё: Елена Сергеевна часто заставляет меня раздеваться и осматривает. Вначале меня это очень… напрягало, пока я не привыкла. И при необходимости она всегда принимает меры: делает дополнительную обработку, говорит, как одеться. А ещё: и она, и другие воспитатели часто спрашивают меня о самочувствии. Мария Александровна, например, в последние дни меня днём вызывает в кабинет и дополнительную обработку проводит. В перерывах на работе, и во время самостоятельных занятий всегда мне круг предлагает. Разрешает заниматься в кровати, когда мне совсем трудно. А Инна Владимировна в пятницу утром, когда я порку получила, отметила, что я бледная, хотя я и не жаловалась, измерила мне давление и буквально заставила выпить кофе. Сказала, что это лечебная мера. Соня немного помолчала и добавила: - Галина Алексеевна, я хочу ещё напомнить, как воспитатели ко мне внимательно отнеслись в прошлый вторник, когда у меня живот болел из-за критических дней. Мария Александровна немедленно дала мне спазмолитик, Елене Сергеевне позвонила в шесть утра, наложила мне «третью-бис» по её распоряжению. Елена Сергеевна тут же пришла и отвела меня в изолятор, и там меня несколько раз в этот день навещала. - Ещё что-нибудь вспоминается? – усмехнулась заведующая. - Да, - сказала Соня. – Сегодня на уроке французского я чувствовала себя не очень хорошо, потому что… Соня осеклась и испуганно посмотрела на заведующую. - Продолжай, - подбодрила её та. - В общем, я знала, что у Марины сегодня операция, и очень волновалась. У меня даже спазмы в животе начались. Елена Сергеевна это заметила, тут же отвела меня в кабинет и расспросила, как я себя чувствую, и что случилось. - Она давала тебе лекарство? - Нет, - улыбнулась Соня. – Провела психотерапевтическую беседу. И мне стало лучше. - Галина Алексеевна! – взволнованно продолжала Соня. – По-моему, Елена Сергеевна не виновата в том, что произошло с Наташей. Она очень внимательна к нам! И она, и дежурные воспитатели делают всё возможное, чтобы не допускать у нас никаких проблем со здоровьем! - Ты её защищаешь? – удивилась Галина Алексеевна. – Да ещё так горячо! Это благородно с твоей стороны. - Нет, - покачала головой Соня. – Просто я стараюсь быть справедливой. - Спасибо, Соня, за доверительный разговор, - твёрдо произнесла заведующая. – Но выводы я сделаю сама, если ты не против. – Конечно. Извините, - смутилась девушка.
Forum: Подобным образом Галина Алексеевна поговорила со всеми девушками, тщательно записывая все беседы на диктофон. Кроме Сони, ещё только Даша и Лиза обратили внимание, что с Наташей в последнее время было не всё в порядке. Как выяснилось, они спрашивали девушку, в чём дело, но та упорно отвечала, что просто устала, разволновалась или расстроилась. А про своих воспитателей все говорили одно и то же: они внимательны к воспитанницам и тщательно следят за их самочувствием. «Надо же, - улыбнулась про себя Галина Алексеевна. - Ни одна не попыталась гадость своим воспитателям сделать. Ведь момент очень подходящий! Не часто у воспитанниц появляется подобная возможность» После ужина заведующая снова пришла в учебную комнату 204-ой группы с пачкой уже распечатанных показаний воспитанниц и попросила девушек на них расписаться. Затем пригласила Лену и Машу в кабинет и вручила каждой по стопке листов. – Коллеги, я попрошу вас найти время и до педсовета с этим ознакомиться. Тут показания всех ваших воспитанниц, включая Наташу Пономарёву. А после педсовета мы проведём с вами небольшое совещание. Инну Владимировну я тоже на него пригласила. Лена отреагировала на это совершенно спокойно, а вот Маша смотрела на Галину Алексеевну с тревогой. – Возвращайтесь к своим обязанностям, - разрешила им заведующая. - До вечера. – Вот видишь, Лена, я же тебя предупреждала! - воскликнула Маша, как только дверь за заведующей закрылась. - Она уже начала под тебя “копать”. На моей памяти Галина Алексеевна вот этого никогда не делала! Маша потрясла листами. – Так, придёт, поговорит с девчонками, но без всяких протоколов! – Прости, - покачала головой Лена. - Боюсь, я и вас с Инной под удар подвела. – Да нам-то как раз ничего не будет, - возразила Маша. - Это же понятно, что в данном случае нашу с Инной вину можно только “за уши притянуть”. А ты “ответственная”, с тебя всегда можно спросить! Если ей очень захочется. – Да ладно, - отмахнулась Лена и с блестящими от возбуждения глазами схватила свою стопку распечаток. – Жутко хочется узнать, что девчонки про нас наговорили! Первым делом она вытащила из пачки показания Сони. Быстро просмотрев их, воспитательница удивлённо воскликнула: – Ничего себе! После чего протянула листок Маше. - И как по такому на меня компромат можно набрать? Маша тоже прочитала и усмехнулась: – Да уж! Впору нам премию выписывать. Лен, за такие ответы сними с неё хотя бы одну “безлимитку”. – Перебьётся! - возмутилась Лена. - Она просто сказала правду. Ведь так всё и есть! Что, Сонька врать бы стала Галине Алексеевне? – Как хочешь, - вздохнула Маша. - А компромат Галина Алексеевна найдёт, где взять, ты её недооцениваешь. Так что не расслабляйся. * Заканчивая педсовет, Галина Алексеевна объявила: – Сейчас всех воспитателей 204-ой группы прошу пройти ко мне в кабинет. Остальные – до завтра. Отдыхайте, девочки. Инна, Лена и Маша попытались было попрощаться с подругами, но Елизавета возмущённо заявила: – С ума сошли! Какое «до свиданья»! Мы вас здесь будем ждать. Мне вот как раз с Алиной ещё нужно кое-что обсудить. Светлана и Вероника тоже не делали никаких попыток подняться со своих мест. У Алины сегодня был выходной, однако она пришла перед педсоветом для разговора с заведующей, по требованию последней, да так и осталась, так как теперь уже Елизавета очень попросила её об этом. Ответственной воспитательнице двести третьей группы хотелось лично дать своей «дежурной» некоторые инструкции, касающиеся завтрашнего дня. В кабинете заведующая усадила своих сотрудниц на один диван, сама села в кресло, расположенное рядом. – Коллеги, разговор у нас состоится довольно серьёзный. Вы ознакомились с показаниями ваших воспитанниц? Девушки подтвердили. – Так вот, - продолжала Галина Алексеевна. - Ситуация с Наташей, к счастью, разрешилась благополучно. Она поправляется, ничего страшного с ней не случилось. Серьёзных обвинений к вам я не предъявляю. Однако я основательно поговорила и с Наташей, и с остальными воспитанницами вашей группы, а также тщательно изучила записи с камер, где просматривается всё, что происходило у вас за период с пятницы до вторника. И вывод мой таков, дорогие мои: вы вполне могли эти неприятности предотвратить. Однозначно. Молодые воспитательницы переглянулись. – Как? - спросила Маша. Галина Алексеевна встала с места и пересела в другое кресло, оказавшись теперь прямо напротив девушек. – Как раз к тебе, Маша, это относится меньше всего, - произнесла она. - Ты дежурила в субботу и в понедельник. В субботу вечером ты заметила, что Наташе нехорошо, опросила её и даже измерила ей давление. Верно? – Да, - ответила Маша. - Давление у неё оказалось абсолютно нормальным, и Наташа мне заявила, что очень волнуется перед свиданием. Причём очень убеждённо. – Я видела это на записи, - подтвердила заведующая. - Ты работала в тот день без ответственного воспитателя, вечер оказался очень насыщенным, ты была чрезвычайно занята. Однако и после ужина за Наташей ты приглядывала и даже предложила ей пойти в кровать на полчаса раньше отбоя. Молодец! Очень чётко и профессионально выполняла свои обязанности. А в понедельник ваши девочки переносили групповое наказание, после которого было не совсем хорошо всем, а не только Наташе. По крайней мере, ничего особенно плохого на записи в глаза не бросается. Выраженных приступов у неё не было. Тебя, Маша, совершенно не в чем обвинить, даже при очень пристальном рассмотрении. А основные претензии у меня к вам, мои дорогие. Галина Алексеевна посмотрела на Лену и Инну. – В воскресенье, после ужина, вы отправили девочек заниматься и оставили их в учебной комнате одних. Елена Сергеевна заявила тебе, Инна, что вам нужно кое-что обсудить. Было такое? – Да, - подтвердила та. - Но, Галина Алексеевна, это же не противоречит инструкциям, правда? Мы разговаривали в кабинете, но наблюдали за воспитанницами по монитору. – Не противоречит, - согласилась заведующая. - Но при условии, что вы наблюдаете внимательно. А что получилось? Вот, давайте вместе посмотрим. Она включила запись. Воспитанницы 204-ой группы занимались в классе. Галина Алексеевна крупным планом вывела на экран Наташу Пономарёву. Девушка была бледна, на лбу чётко различались капли пота, руки Наташи подрагивали, отчего заметно сотрясался и учебник, который она держала сначала в ладонях на весу. Через пару минут Наташа вытерла пот со лба, откинулась на спинку стула и положила учебник на стол. – Вы смотрели в монитор? - переспросила Галина Алексеевна. - Но я тоже сейчас смотрю в монитор и совершенно отчётливо вижу, что девочке плохо. А где находятся в это время воспитатели? Она переключила запись на кабинет, в котором была задвинута перегородка. – А воспитатели обсуждают, очевидно, какую-то очень важную проблему, возникшую в группе, - с иронией сказала заведующая. - Это не возбраняется! Но вы обязаны были быть внимательнее! Чему вас учили в первую очередь ещё в школе стажёров? Чем бы вы ни занимались, вы не имеете права выпускать воспитанниц из виду! Вы должны наблюдать за ними всегда, и очень внимательно, пусть даже вам приходится выполнять несколько дел одновременно. А вы настолько увлеклись разговором, что проигнорировали основную свою обязанность! – Галина Алексеевна, - возразила Лена. - Мы и из-за перегородки наблюдали за девочками. Но, понимаете, вы, просматривая плёнку, уже знали, что искать. Вы сразу выделили Наташу. А когда мы смотрели на весь класс в целом, то на общем фоне её плохое самочувствие так в глаза не бросалось. Ведь многие девочки в этот вечер были не в себе. Они простились с родными, да ещё и Юлю только что проводили в штрафную группу. Мы с Инной, прежде чем отправить воспитанниц в класс, довольно долго пытались их успокоить и поддержать. Я даже рассказала им раньше времени о том, что они вышли на первое место по результатам первой декады. Однако всё равно многие были «не в своей тарелке». – Можно? - Лена протянула руку за пультом, который держала Галина Алексеевна. – Пожалуйста, - усмехнулась та. Лена взяла пульт и последовательно начала выводить на экран лица всех девушек. Галя была ещё бледнее, чем Наташа, она честно читала учебник, но беспрерывно вытирала слёзы и периодически всхлипывала. – Галя – лучшая подруга Юли, - напомнила Лена. - Она больше всех расстроилась за неё. Я это видела, но решила дать Гале время успокоиться самостоятельно. Если бы это ей не удалось, тогда бы мы приняли меры. Но вот давайте посмотрим через 10 минут. Лена прокрутила запись дальше. Галя выглядела теперь гораздо более бодрой, слёз уже не было, девушка спокойно занималась. Лена вернулась к исходному времени, и на экране появилась Даша Карпова. Лицо девушки было, наоборот, покрасневшим, руки тоже возбуждённо подрагивали. Периодически Даша прикладывала ладони к щекам, как будто намеревалась их остудить. – Даша у нас обычно спокойная и выдержанная, - объяснила Лена. - Но после свиданий она всегда расстраивается. Даша в «Системе» уже 3 года, и у нас в «Центре» ей находиться ещё два с половиной: она ведь ещё в девятом классе школы допустила половую связь. А семья у неё просто замечательная! И мама, и папа, и две сестрички приезжают к ней все вместе каждый месяц, поддерживают её, привозят кучу фотографий. Они стараются, чтобы Даша полностью была в курсе их жизни. Даша их очень любит и переживает, что ещё не скоро сможет вернуться к своей семье, поэтому и расстраивается после прощания. Она всегда так краснеет, когда волнуется, но это быстро проходит. Лена опять переключила запись на 10 минут вперёд. Действительно, с Дашей было уже всё более-менее в порядке. Подобным образом «ответственная» быстро показала всех остальных воспитанниц. Все они были возбуждены, взволнованы или растеряны. – А вот и наша «железная леди». Последней Лена показала Соню. – Даже она немного не в себе, видите? Соня тоже была бледновата, периодически откладывала учебник истории и задумчиво, невидящими глазами, в которых поблескивали слёзы, смотрела прямо пред собой. Инна смотрела на Лену с изумлением. Сама она во время того памятного разговора в воскресенье была настолько ошеломлена и напугана, что совсем забыла про воспитанниц. А Лена, оказывается, даже тогда прекрасно помнила о своих обязанностях и великолепно справилась с ними! Она так уверенно отчитывается перед Галиной Алексеевной! А ведь Инна абсолютно точно знала, что эту запись Лена ещё не видела, а, значит, и не имела возможности заранее подготовить свою «защиту». Как только Наташу ранним утром среды отправили в изолятор, Инга Павловна своей властью ответственного дежурного воспитателя «Центра» сразу же «заморозила» все эти записи. Согласно инструкции. Никто не успел, да и не имел права ознакомиться с ними раньше заведующей. Значит, Лена, действительно, внимательно наблюдала за воспитанницами в тот вечер и контролировала их самочувствие. «Профессионал! Что тут скажешь?» - восхищённо подумала Инна. У Маши тоже немного отлегло от сердца. «Может быть, обойдётся», - промелькнула у неё надежда. – Галина Алексеевна, - продолжала тем временем Лена. - Наташе тоже стало явно лучше через 10 минут. Когда я осуществляла повторный контроль, она оставалась только слегка бледной. И всё. – Предположим, - проговорила заведующая. - Но, если мы посмотрим запись до конца, то увидим, что остальные девочки пришли в себя довольно быстро, а вот у Наташи подобные приступы возникали ещё несколько раз в течение этого вечера. Вот смотрите. Она взяла у Лены пульт и перевела запись на более позднее время. – Инна Владимировна вернулась, наконец, к своим обязанностям, - опять с иронией проговорила Галина Алексеевна. - И работаешь ты, Инна, вполне добросовестно. Девочки от тебя не отходят, ты помогаешь с уроками то одной, то другой. Ты очень занята, правда? Инна, догадываясь, что это неспроста, подтвердила. – А вот Наташа, - заведующая опять вывела девушку на экран. - И у неё повторный приступ. Девушке, и правда, опять было явно плохо. Из-за сильной дрожи в руках и слабости она не только положила учебник, но и сама почти легла на парту. Но было заметно, что Наташа изо всех сил старается скрыть своё плохое самочувствие. – А ты, Инна, этого не заметила, - укоризненно, но доброжелательно сказала заведующая. - Предположим, ты очень занята, да ещё и сильно расстроена, верно? Инна удивлённо и с некоторым испугом посмотрела на неё. – Галина Алексеевна, даже, если это и так, то я этого не показываю, согласитесь. – Не показываешь, - подтвердила заведующая. - Но бдительность у тебя притупилась, это очевидно. Ведь обычно ты очень внимательная! Если бы ты была в нормальном твоём состоянии, то не пропустила бы такого. Видно, разговор о проблемах, возникших в вашей группе, выбил тебя из колеи. Галина Алексеевна не спрашивала, а утверждала. Инна по-прежнему, не отрываясь, смотрела на неё, не говоря ни да, ни нет. Лена тоже молчала. Маша вообще не понимала, о чём речь, но предчувствия у неё были нехорошие. Галина Алексеевна встала с кресла и проговорила уже более жёстко: – Но и это было бы не так уж страшно, если бы в классе в это время присутствовала и Елена Сергеевна! Уж из вас двоих кто-нибудь точно обратил бы внимание на плохое самочувствие воспитанницы. А Елене Сергеевне, к тому же, Наташа и соврать бы не посмела, правда? Лена кивнула: – Думаю, да. – А то что получается? - заведующая говорила повышенным голосом. - Девушка плохо себя чувствует, пытается это скрыть и врёт всем напропалую – и подругам, и воспитателям! Елена Сергеевна, ваши воспитанницы что, не знают о том, что недопустимо так поступать? – Знают, - вздохнула Лена. - От Наташи я этого не ожидала. Тем более, за обман она уже один раз попала в карцер. – Я не зря всё время настаиваю на том, чтобы с воспитанницами вечером находились оба воспитателя, - продолжала Галина Алексеевна. - Постоянно вам твержу, чтобы вы остальные свои дела переносили на другое время! Видите, это как раз тот случай! Так где же были вы, Елена Сергеевна, в это время? – Я отходила посоветоваться с Елизаветой Вадимовной, - спокойно ответила Лена. Заведующая кивнула. – Очень хорошо. Допустим, проблема в вашей группе, которую вы обсуждали с Инной, показалась вам такой серьёзной, что вы приняли решение посоветоваться с более опытным сотрудником. Такое может быть, и это не возбраняется. «Играет с нами, как кошка с мышками! Пока прямо не спросит, и я буду отвечать в том же духе» - решила Лена. Галина Алексеевна усмехнулась: – Хорошо. Теперь давайте посмотрим вечер вторника. Да, Елена Сергеевна дежурит по отделению, она очень занята. Вот, на самоподготовке, она вынуждена оставить группу на Инну и отойти по вызову опять той же Елизаветы Вадимовны. Так? Воспитательницы подтвердили. - Но что происходит дальше? Через некоторое время и Инна Владимировна покидает группу! Почему? – Это мы с Елизаветой попросили её прийти, - ответила Лена. - Необходимо было общее обсуждение важного вопроса. Но, Галина Алексеевна, мы же обеспечили себе замену. – Я вижу, - кивнула та. - В класс пришла Алина. И вначале отнеслась к своим обязанностям очень даже серьёзно. Ведь именно в это время у Наташи опять случился приступ. На экране опять появилась учебная комната. Алина Геннадьевна велела Наташе подойти к своему столу и стала расспрашивать. Девушка ответила, что она просто устала и все еще переживает после свидания, очень скучает по маме. «Опять врёт, - недовольно подумала Лена. - Почему никто её на этом не поймал? Ведь девчонки – и Маша, и Алина – обычно чётко ложь улавливают. Прямо, как будто специально получилось! Как назло!» Однако Алина провела Наташу в кабинет воспитателей, заставила выпить успокаивающую таблетку, измерила ей давление. Было видно, что сотрудница в лёгком недоумении. Убрав на место аппарат, воспитатель прошла в зону отдыха и вернулась оттуда с плиткой молочного шоколада «Милка». Отломив от плитки довольно большой кусок, она протянула его девушке. Лена, Инна и Маша смотрели на всё это расширенными глазами. Галина Алексеевна сидела с иронической улыбкой на губах. – Алина Геннадьевна, - растерянно сказала Наташа.- Мне нельзя. Я на штрафной диете. – Я знаю, - ответила Алина. - Но это поможет тебе успокоиться. У тебя даже руки дрожат, а сладкое в таких случаях незаменимо. Это лечебная мера. «Вот чёрт!»- изумлённо подумала Лена, а вслух немного растерянно произнесла: – Но я про это ничего не знала. – Разумеется, - снисходительно отозвалась заведующая. - Алина либо интуитивно, либо на основании собственного опыта почувствовала, что необходимо Наташе, и оказала ей помощь. Однако не рассказала об этом вам, Елена Сергеевна, ответственному воспитателю девушки. И я уже выяснила, почему! Взгляд Галины Алексеевны сделался холодным и она строго произнесла: – Она просто забыла. Потому что у самой голова другим была занята! Лена и Маша понимающе переглянулись. «По вашей же вине», - подумала Лена про заведующую. А та уже продолжала: – А в итоге, мои дорогие, Наташа получила сладкое, и это помогло ей благополучно продержаться до конца вечера. Поэтому вы, Елена Сергеевна, когда вернулись, наконец, в группу, уже не заметили ничего необычного. Ну, и какие, Елена Сергеевна, вы из всего этого делаете выводы? Вы согласны со мной, что эти неприятности всё-таки можно было предотвратить? И вы, как ответственный воспитатель группы, в первую очередь виноваты в том, что этого не произошло? – Нет! - изумлённо воскликнула Лена. - Галина Алексеевна! Вы же сами видели! Это стечение обстоятельств. Сначала я заметила плохое самочувствие Наташи, но это можно было объяснить, и через 10 минут при повторном контроле её состояние улучшилось. Затем Инна не обнаружила второй приступ, потому что была очень занята, а я отходила по важному делу. Да ещё и Алина не доложила мне о таком важном инциденте! Так совпало. Всё одно к одному. Это случайность. – А были ли такими важным эти дела, по которому вы своей властью в воскресенье отвлекли от работы Инну Владимировну, расстроили её, чем нанесли удар по её работоспособности, а во вторник вместе с ней покинули воспитанниц на довольно длительное время? Галина Алексеевна спросила это очень холодно. – Да. Эти дела взаимосвязаны, и были исключительно важными, - не смутившись, ответила Лена. - Галина Алексеевна, я работаю на вашем отделении уже полтора года. Вы знаете, что я не отличаюсь безответственностью, и не поступила бы так, если бы для этого не было серьёзных причин. Тем более что никаких инструкций я не нарушила! - Но, Елена Сергеевна, если это всё было так серьёзно и срочно, то почему об этих проблемах вы не доложили на педсовете или просто лично мне? Лена оставалась спокойной. В отличие от Инны, которая побледнела от страха, что сейчас Галина Алексеевна вынудит их всё рассказать. «Вот вспомнишь тут поговорку про «тайное» и «явное»! Ничего скрыть не получается! Но чтобы Галина Алексеевна обо всём узнала….Нет, только не это! – отчаянно думала воспитательница. Однако Елена не собиралась раскрывать карты. – Потому что мы их решили. Докладывать не было необходимости. – Но недосмотр произошёл именно поэтому! - сердито отозвалась заведующая. - Да, формально основные ошибки допустили Инна и Алина! Но это не имеет значения. Если даже виноват ваш дежурный воспитатель, или «подменный», которого вы сами просили присмотреть за группой, всё равно ещё больше виноват «ответственный». То есть вы, Елена Сергеевна. Тем более, что именно вы спровоцировали опасную ситуацию, устроив так невовремя эти обсуждения. «Понятно, - подумала Лена. - Что же, зря я была настроена так оптимистично. Конечно, я крайняя» – Елена Сергеевна, - продолжала заведующая. - Я назначила вас ответственным воспитателем, когда вам было ещё только восемнадцать лет. До сих пор я об этом не жалела, но ведь в группе не случалось никаких ЧП. А любые нестандартные ситуации очень даже показывают, чего стоит сотрудник на самом деле. И вот какие я делаю выводы. Поскольку вы в данном случае не признаёте свою ошибку и не готовы взять на себя ответственность ни за случившееся, ни за своих подчинённых, значит, вам ещё рано работать ответственным воспитателем. Выходит, я слишком поспешила. «Нет. Не надо», - мысленно взмолилась Лена. Но Галина Алексеевна неумолимо продолжала: – Лично для меня ваша вина сомнений не вызывает. Я приняла решение снять вас с должности ответственного воспитателя 204-ой группы пока на 3 месяца. На это время я подыщу вам на своём отделении место «дежурного». У вас, Елена Сергеевна, будет время всё обдумать и на будущее повысить свою ответственность. Надеюсь, эта мера окажется действенной, вы сделаете выводы, и тогда я смогу вернуть вам вашу должность по истечении этого срока. Лена не успела даже раскрыть рта, как с дивана вскочила Маша и возбуждённо, со слезами на глазах, заговорила: – Галина Алексеевна, пожалуйста, проявите к ней великодушие! Ведь с Наташей в итоге всё в порядке, а Лена отлично работает! Не надо этого делать, прошу вас! – Маша, перестань! - возмущённо воскликнула Лена. Но уже вскочила и Инна. – Галина Алексеевна, я тоже вас прошу! Ведь это я виновата, именно я всё проворонила! Галина Алексеевна, отстранение Лены повредит нашей группе. Ведь вы же сами недавно говорили на дисциплинарной комиссии, что у нас «отличная команда»! Не надо её разбивать, пожалуйста! Мы исправимся, утроим теперь внимание к воспитанницам! Мы и так этот урок не забудем. – Инна! - закричала Лена теперь уже на неё. - Девчонки, да что вы вытворяете? Она сердито смотрела на подруг. – Как вы себя ведёте? Прекратите! Галина Алексеевна смотрела на всё это с иронической улыбкой. – Видите, девочки, - сказала она Инне с Машей. - Сама Елена Сергеевна ведь и не просит меня о снисхождении. Она полностью согласна с моим решением. Правда? Лене очень хотелось показать, как она согласна с таким решением. Например, взять вот это пресс-папье со стола и запустить в окно! Представив мысленно, что она это сделала, девушка даже услышала звон разбитого стекла и почувствовала, как в кабинет проникает морозный воздух. Эта непроизвольная психотерапия её немного успокоила. – Нет, - твёрдо ответила девушка. - Конечно, я с ним не согласна. Я этого не заслужила и считаю такую меру слишком строгой. Но вы, Галина Алексеевна, мой руководитель, и имеете полное право принимать подобные решения по своему усмотрению. Мне остаётся только подчиниться. Глаза заведующей неодобрительно вспыхнули. «Упрямая гордячка!» – Что же, - произнесла она вслух. - В таком случае, коллеги, я больше вас не задерживаю. Идите отдыхать. Спокойной ночи. Галина Алексеевна отошла к компьютеру с намерением закрыть программу. – Ленка! Ты совсем обалдела! - прошептала девушке Маша. - Сейчас мы с Инной уйдём, а ты останься и извинись. Признавай свою вину полностью, во всём. Не лезь на рожон! Ты сама всё портишь! Ей же не хочется тебя отстранять, неужели не видишь? Маша уверенно схватила ошеломлённую и растерянную Инну за руку и потащила к двери. Попрощались они, уже выходя из кабинета. Лена пока оставалась на месте. Галина Алексеевна насмешливо спросила: – У вас ко мне что-то ещё? – Да, - кивнула Лена. Она выглядела совершенно невозмутимой, даже не побледнела. - Галина Алексеевна, скажите, пожалуйста, когда я должна буду приступить к новой работе? Заведующая нахмурилась. Это было явно не то, что она ожидала услышать. – Елена Сергеевна, - холодно ответила она. - Вы должны бы знать, что молниеносно такие вопросы не решаются. Чтобы начать работать «дежурной», вы должны предварительно пройти тест у психолога. Надеюсь, вы не забыли, что существует такое понятие, как «коллегиальная совместимость». Вы сделаете это завтра, и до моего особого распоряжения будете выполнять свои теперешние обязанности. – Тогда я поставлю вопрос по-другому, - настаивала Лена. - Я спрашиваю не просто из любопытства. Скажите, в это воскресенье я ещё работаю в своей группе? – Да, - кивнула Галина Алексеевна. - Будет лучше, если с девочками в театр поедете вы, а не новый воспитатель. Тем более, что их второе место – это всё таки, в первую очередь, ваша заслуга. – В таком случае, я очень вас прошу предоставить мне отгул за это воскресенье в понедельник. Мне необходимо навестить Марину. Она перенесла тяжёлую операцию и очень меня ждёт. Я написала заявление. Лена протянула заведующей листок. Обычно все сотрудницы отделения договаривались с Галиной Алексеевной об отгуле на словах, а заявления приносили post factum. Но Лена внимательно изучила все инструкции и сейчас сделала всё по правилам. По крайней мере, она так думала. Заведующая взяла заявление, внимательно прочитала и опять нахмурилась: – Елена Сергеевна, вы поступаете не по инструкции. Заявления на отгул должны подаваться не позже, чем за двое суток до него. Я же должна успеть назначить вам замену. – Но я и подаю за двое суток, - возразила Лена. - Сегодня пятница, а я прошу понедельник. – Елена Сергеевна, - повысила голос начальница. - Если у вас отстают часы, то посмотрите на мои. Лена недоумённо взглянула на большие круглые часы, расположенные на стене, ближе к окну. Они показывали пять минут первого ночи. Сообразив, в чём дело, девушка вспыхнула. Это, по её мнению, было уже слишком. – И вы мне не разрешите? - изумилась она. – Сейчас, как видите, уже не пятница, а суббота, - спокойно отозвалась Галина Алексеевна. - Вы опоздали со своим заявлением на пять минут. Если завтра, вернее, уже сегодня, успеете подать новое заявление вовремя, то можете рассчитывать на вторник. – Но Марина ждёт меня в понедельник, - Лена всё ещё не могла поверить. - Она очень расстроится. Галина Алексеевна, неужели вы это серьёзно? – С вами, Елена Сергеевна, у нас всё теперь будет очень серьёзно, - отчеканила заведующая. - А теперь, если вы не возражаете, я бы хотела отправиться на отдых. – Конечно. Извините. Лена уже немного овладела собой. Кабинет они с Галиной Алексеевной покинули одновременно.
Forum: В зале заседаний, кроме Инны и Маши, всё ещё дожидались Елизавета с Алиной, Светлана и Вероника. Увидев Галину Алексеевну, все почтительно встали. Заведующая закрыла свой кабинет и покачала головой: – Вся группа поддержки в сборе? Девочки, у меня к вам просьба: не задерживайтесь долго. Завтра рабочий день. Спокойной ночи. Когда за ней закрылась дверь, Маша встревоженно спросила: – Ну что? Извинилась? Лена спокойно ответила: – Нет. Моя вина практически сфабрикована. Ни сейчас, ни потом я извиняться не буду. Она подошла к столу, за которым сидели её подруги, и устроилась рядом с Лизой. – Девчонки вам уже рассказали? - спросила она. Лиза кивнула. – Она мне ещё в отгуле на понедельник отказала, представляете? - мрачно сообщила Лена. - Я заявление подала не до двенадцати, а в пять минут первого. Она швырнула на стол ненужное уже заявление. – Что же! - напористо воскликнула девушка. - Война так война. – Так нельзя. Ты в этой войне проиграешь, - твёрдо заявила Вероника. – Девочки, - тихо обратилась ко всем Лена. - Если вы не против, я сейчас пойду домой. Спасибо, что ждали и беспокоились. Но поговорим завтра, ладно? – Иди, бунтарка, - согласилась Вероника. - И хорошо подумай. Пока у тебя ещё есть пути к отступлению. Не дожидайся, когда будет совсем поздно. Все остальные молчали. Они были растеряны, но явно думали так же. Алина смотрела непонимающе, но тоже не вмешивалась. – Я тебя всё-таки провожу, - не выдержала Лиза. – Нет! - почти крикнула Лена. - Прости. Мне надо побыть одной. До завтра. Она быстрым шагом вышла из зала заседаний. – Ну, Маша, а что дальше было? Продолжай! - нетерпеливо велела Светлана. – А уже почти всё, - пожала плечами та. - Лена отвечает: «Нет, я не согласна. Моей вины нет. Это стечение обстоятельств». Знаете, девочки, у Галины Алексеевны уже всё было решено. Если бы Лена сказала: «Я согласна», она бы заявила: «Я тоже так думаю. Поэтому получите наказание». Но она явно надеялась, что Лена попытается её поупрашивать. Ведь мера очень строгая! А она вела себя очень гордо. Можно было хоть попытаться этого не допустить! – Ладно, пойдёмте спать, - встала Елизавета. - Все ещё раз подумаем и поговорим с ней завтра. Только, чует моё сердце, что уговоры не подействуют. Наша подруга «закусила удила». – Чёрта с два её теперь переспоришь! - с досадой проговорила она. – Попробовать всё равно надо! - горячо возражала Маша. - Лиза, Света, Ника! Помогите, прошу вас! Нас с Инной Лена не послушает. А вы, если вместе соберётесь, то сможете её убедить. Пригрозите ей чем-нибудь, в конце концов! – Ага, - мрачно сказала Лиза. - Скажем, что разрываем с ней дружеские отношения. Коллеги переглянулись и невесело рассмеялись. – Нет, что вы, это слишком, - не поняла Маша. Она не была в курсе недавнего конфликта подруг. - Но что-нибудь придумайте! Когда сотрудницы уже расходились по квартирам, Лиза немного задержала Машу и тихо спросила: – Ты выполнила моё условие? – Нет! - горячо ответила девушка. - Лиза, послушай, давай ты не будешь на этом настаивать! Я всё обдумала, и считаю, что мне это не нужно. Честное слово. Лиза нахмурилась и сурово произнесла: – Думать буду я. А у тебя время до вторника. Действуй, и без споров!
Forum: Глава 6 . Суббота, день. Алина появилась в спальне своей 202-й группы в шесть часов утра, сразу прошла к кровати Даши Морозовой, тихо окликнула воспитанницу и легонько потрясла за плечо. Даша даже не шевельнулась. Девушка крепко спала, её светлые длинные волосы, распущенные на ночь, разметались по подушке. Алина вздохнула и отпустила плечо воспитанницы. Инструкции, данные Елизаветой Вадимовной своим дежурным воспитателям, предписывали ей сейчас поступить с Дашей весьма сурово. Однако Алине было жалко девушку. Уже целую неделю Даша находилась в немилости Елизаветы, два раза в день получала обязательные строгие телесные наказания, а, если допускала нарушения – тогда ей приходилось переносить по вечерам и третью порку. Почти весь день воспитанница не имела права одеваться и ходила с табличкой “Лгунья” на груди. Правда, с сегодняшнего дня Елизавета распорядилась оставить для Даши только одну обязательную порку, руководствуясь соображениями безопасности для здоровья. Однако провинившаяся по-прежнему обязана была вставать раньше всех, в шесть часов утра, и целый час до подъёма простаивать на своём месте, у кабинета воспитателей, в специально очерченном мелом кругу. Для этого Дашу всю неделю будили дежурные воспитатели, причём Елизавета Вадимовна предупредила опальную воспитанницу, что просыпаться та должна моментально. А если нет – то пусть пеняет на себя! Даша старалась держаться стойко. Она помнила, что дала Елизавете Вадимовне обещание выполнять все её требования безропотно. Однако и физически, и морально ей было очень плохо. Даша уставала и не высыпалась, так как в кровати оказывалась в полпервого ночи, а поднимали её уже в шесть. Особенно сильная усталость накопилась сейчас, к концу недели. Поэтому сегодня, несмотря на попытку воспитателя разбудить её, Даша не проснулась. Дежурная воспитательница потянула за рукоятку резиновый ремень из чехла, прикреплённого к поясу форменного костюма, и резким движением сдёрнула с девушки одеяло. Даша лежала на животе, спала она тоже голой. Елизавета не разрешала ей надевать даже ночную рубашку. Алина, подавляя в себе сочувствие к воспитаннице, взмахнула ремнём и резко, очень больно ударила всё ещё спящую девушку по ягодицам. Даша тут же проснулась, вскрикнула и подскочила на месте. Теперь она съёжилась в углу кровати – испуганная, растрёпанная, лицо воспитанницы выражало отчаяние загнанного зверька. – Простите, Алина Геннадьевна, - умоляюще проговорила она. Однако Алина крепко схватила девушку за руку, стащила с кровати и буквально поволокла за собой в кабинет. Там она подтолкнула Дашу к кушетке и холодно приказала: – Ложись! Сейчас ты у меня проснёшься! Воспитанница с отчаянием ответила: “Слушаюсь” и, не сопротивляясь, легла, хотя вся дрожала и уже начинала всхлипывать. – Молчи! - крикнула ей Алина. - Ведь это не в первый раз. Кто виноват, что тебя ремнём приходится будить? Затем дежурная, в точности следуя инструкциям своего ответственного воспитателя, строго наказала девушку: беспощадно хлестала её ремнём до тех пор, пока несчастная не расплакалась навзрыд. Только тогда воспитатель остановилась, применила обезболивание, велела наказанной встать и умыться и отправила её стоять на определённое для этого место. Сама же обессиленно опустилась в кресло перед монитором, по которому можно было наблюдать за всеми воспитанницами, в том числе, и за Дашей. В последние три дня, получив, наконец, счастливое избавление от репрессий со стороны заведующей, молодая «дежурная» находилась ещё в некоторой эйфории, не могла поверить своему счастью. Галина Алексеевна освободила сотрудницу от всего – и от строгих телесных наказаний, продолжающихся вот уже почти полтора месяца с интервалом строго через день, и от домашнего ареста. Вчера первый раз со времени своего проступка Алина съездила домой. Мама была так рада! Она очень переживала за дочь. А ведь она не знала о том, что её наказание вовсе не ограничивалось только запретом на выезд из «Центра»! Галина Алексеевна предупредила, что о «неформальных методах» маме рассказывать не будет, и Алина, конечно, тоже не призналась. Зачем волновать близких? А потом она успела пару часов провести со своим другом Евгением, который всё это время не находил себе места. Он тоже не знал о телесных наказаниях (ещё бы знал! об этом Алине даже и подумать было страшно!), но с первого дня, когда всё это случилось с подругой, резко восстал против домашнего ареста. Ужасно возмущался, уговаривал любимую девушку бросить всё и уволиться самой, раз с ней так жестоко обращаются. «Что это за порядки? - кричал он в телефонную трубку. - Крепостное право у вас там, что ли? Да бросай ты такую работу без всякой жалости!» Алине стоило большого труда убедить друга, что работу она бросить не может и не хочет, потому что любит её и ощущает себя в “Центре” полностью на своём месте. Но Женя сходил с ума от беспокойства за свою девушку и расстраивался, что не может её увидеть. Алине от этого было вдвойне тяжело! Они с Евгением всё это время могли общаться только по телефону, так как в период домашнего ареста запрещалось не только покидать “Центр”, но и принимать у себя гостей. Женя никак не мог с этим смириться, волновался, буйствовал, чуть ли не ежедневно призывал Алину уволиться из «Центра» и вернуться в колледж. Отчаявшись, девушка привела аргумент, который бы без крайней нужды выдвигать не стала. Она напомнила другу, что, являясь девятнадцатилетней студенткой, она уже больше двух лет работает в «Системе перевоспитания», зарабатывает очень хорошие деньги и вовсе не желает вновь оказаться на иждивении у родителей, из-за минутной слабости прервав свою карьеру. Евгений, который пока тоже был студентом, и как раз «на иждивении», внял этому объяснению и немного поутих. В Новопоке все дети и учащиеся молодые люди находились на государственном обеспечении: им оплачивалось питание, приобретение одежды и всего необходимого для учёбы и гармоничного развития, и даже выделялись карманные деньги. Однако средства на всё остальное: разные прихоти, дополнительные хобби, путешествия и тд. подросткам предоставляли родители. И довольно часто делали это по своему усмотрению, а вовсе не по желаниям чад. Безусловно, студенты колледжей и ВУЗов имели право подрабатывать в свободное от учёбы время, но время такой работы было строго регламентировано, и больших доходов подростки не имели. Сотрудники «Системы перевоспитания», которые часто начинали полноценно работать уже с 16-17 лет, безусловно, имели в этом плане неоспоримое преимущество. Так, например, Алина, занимая должность дежурного воспитателя всего два года, уже сейчас зарабатывала больше, чем оба её родителя вместе (а мама с папой – специалисты с высшим образованием и немалым стажем работы), имела машину, без труда могла позволить себе любую поездку во время отпуска, да ещё и немалую сумму откладывала ежемесячно на свой счёт. И это ещё не считая всех остальных льгот, предоставляемых сотрудникам «Системой». Вчера, после радостных и волнующих встреч с близкими, воспитательница вернулась в “Центр” около восьми часов и в этот вечер имела ещё одну беседу с Галиной Алексеевной, на этот раз весьма доверительную. В первый раз заведующая просто сообщила девушке, что прощает её и не имеет больше к своей сотруднице никаких претензий. А вчера они поговорили очень душевно. Галина Алексеевна подробно выспрашивала, что Алина чувствовала всё это время, и сотрудница отметила, что её ответы явно привели заведующую в изумление. Когда Алина рассказала, что уже и не надеялась на прощение, а готова была вот-вот “сломаться” и пойти под увольнение, Галина Алексеевна отчётливо смутилась и пробормотала: – Не может быть такого. Ты не преувеличиваешь? – Нисколько, - призналась воспитательница. - Так всё и было. Она вздохнула. - Хорошо, что Лена мне в понедельник мозги немного на место поставила и посоветовала, как держаться. – Ладно, дорогая моя, - подытожила заведующая. - В любом случае, проступок ты совершила серьёзный и обижаться на меня не должна. Если бы я отправила тебя отбывать наказание воспитанницей, как собиралась вначале, не думаю, что это было бы для тебя лучше. – Галина Алексеевна! – воскликнула девушка. - Я и не думаю обижаться! Спасибо, что вы меня простили! Обещаю – ничего подобного больше не повторится. Вот только... меня смущает… вы сказали, что сделали это не по своей воле. Почему? В душе вы ещё сердитесь? Галина Алексеевна немного помолчала. – Не по своей воле, - призналась она. - Я планировала наказывать тебя в течение трёх месяцев. Как, если бы ты отправилась воспитанницей, понимаешь? Алина побледнела. – Но этого я бы точно не выдержала, - растерянно проговорила она. – Теперь я это вижу, - согласилась заведующая. - И не жалею. Не волнуйся, я прощаю тебя от чистого сердца! Живи и работай спокойно. Алина не стала выспрашивать подробности – что же вынудило Галину Алексеевну принять такое решение. Постеснялась. Тем более, что заведующая тут же перевела разговор на тот злополучный вечер вторника, когда Алина замещала воспитателей 204-й группы и дала шоколад Пономарёвой Наташе. Выяснив все подробности, начальница строго выговорила сотруднице за непростительную забывчивость, но, впечатлённая только что прошедшей беседой, не стала применять к ней никаких взысканий. Ограничилась предупреждением. Этот разговор состоялся сразу перед педсоветом, и Алина осталась на нём присутствовать. И потом, когда все воспитатели двести четвёртой отправились в кабинет заведующей на разбирательство, Алина ждала их вместе со Светой, Лизой и Вероникой. Известие о понижении Лены в должности повергло её, как и всех остальных, в шок. Сейчас, сидя в кресле, Алина очень крепко обо всём этом задумалась. Она связала воедино все факты: Лена узнала её секрет, причём, посчитала действия Галины Алексеевны слишком строгими. А буквально через два дня заведующая объявляет Алине о прощении и подчёркивает, что делает это не по своей воле. И с этого же момента резко изменяет отношение к Лене, что сразу заметили все воспитатели отделения. Трудно было не заметить! Ни с кем из них Галина Алексеевна не разговаривает таким холодным официальным тоном, ни к кому не обращается по имени-отчеству, если рядом нет воспитанниц. Даже Алину все эти полтора месяца наказания Галина Алексеевна называла по имени и разговаривала с ней при всех как обычно. А холодно отчитывала воспитательницу только наедине или в присутствии одной Елизаветы. Галина Алексеевна явно не стремилась, чтобы об Алинином проступке узнали все сотрудники. А сейчас она выставляет напоказ, что с Леной у них явно не всё в порядке. Да ещё и с должности её сняла! Честно говоря, за всё время своей работы в этом “Центре” Алина не помнила подобного случая. Такое наказание для ответственных воспитателей, как перевод в “дежурные”, применялось крайне редко. Алина прекрасно понимала, что эта мера – очень суровая. Это и крайне неприятно, и ощутимый удар по самолюбию, да и в зарплате существенная потеря. Елизавета как-то упомянула случайно в разговоре, сколько она зарабатывает, как «ответственная» вместе с преподаванием! У Алины чуть глаза на лоб не вылезли! А ведь Лена вместе со своей должностью автоматически потеряет и преподавание - и воспитанницам, и студенткам-сотрудницам! Алина вспомнила, что, когда совсем недавно Лизу отстранили от преподавания сотрудницам, та очень переживала, хотя виду старалась не показывать. А Лена сейчас теряет гораздо больше! Да ещё ведь Галина Алексеевна может назначить Лену дежурным воспитателем только на своём отделении, потому что та ещё студентка, и по правилам, может работать только на своём курсе. А это означает, что и от воспитанниц взыскание скрыть не получится. Ответственных воспитателей на отделении всего одиннадцать, все они преподают и по очереди дежурят по всему отделению. Каждая воспитанница знает их всех прекрасно! И вдруг они увидят, что Лена начала работать “дежурной” в одной из групп, а на её место назначен другой “ответственный”. Много ума не надо, чтобы сообразить, что воспитательница наказана. Алину даже передёрнуло. «Лучше бы Галина Алексеевна её просто отстранила от работы на эти 3 месяца, чем такой позор! - подумала она. - И как Лена это переживёт? Представляю, как ей обидно сейчас! Тем более что особой вины за ней нет. Как всё-таки много зависит от случая…» Алина чувствовала, что Галина Алексеевна сердится на Лену не из-за Наташи. Это просто так совпало, и заведующая воспользовалась случаем, чтобы “прижать” сотрудницу. « Не из-за меня ли всё это? - думала Алина. - Вдруг Лена ходила просить за меня заведующую, и та, хоть меня и простила, на неё за это рассердилась? Или что-то другое там у них произошло?» Сама Елена по этому поводу не объяснялась. На расспросы коллег только пожимала плечами и отвечала: « Девочки, без комментариев!» Её подруги тоже не откровенничали. Алина пыталась было расспросить Елизавету, но безуспешно. Та решительно заявила, что не собирается сплетничать. Всё же Алине не давали покоя подобные мысли, и она приняла решение сегодня же самой поговорить с Леной. Даша в это время стояла в своём очерченном мелом круге по стойке “смирно”, постепенно приходила в себя после строгой порки и с нетерпением ожидала подъёма. Было очень обидно и унизительно стоять здесь в тёмной спальне, в то время как остальные воспитанницы ещё спят. Утром, в это время, и вечером, уже после отбоя, Даше было труднее всего выстаивать своё наказание. Девушку отправляли в “круг” и в течение дня, она проводила здесь каждую свою свободную минуту – на переменах, перед отчётами, после самоподготовки. Но днём или вечером, когда в группе бурлила жизнь, переносить наказание было не так тяжело. А вот стоять в темноте, тишине и полном одиночестве – это казалось Даше ужасным! Всю эту неделю перед рабочими днями Елизавета Вадимовна разрешала девушке заниматься уроками всего один час после ужина, а потом холодно приказывала: «Обманщица – на место!» Как собачке! Правда, перед учебными днями Елизавета не ограничивала Дашу во времени для приготовления заданий, но внимательно следила за воспитанницей, проверяла её первой и тут же отправляла в ненавистный «круг». Даже на уход за собой Елизавета Вадимовна теперь отводила Даше минимум времени, заявляя при этом: “Справляйся, как хочешь!” Девушка пока более или менее справлялась. Несмотря на такой жёсткий прессинг, за эту неделю она получила только три дополнительных замечания, а отметок плохих у Даши и вовсе не наблюдалось. Одно из этих нарушений воспитанница допустила вчера вечером. Остальные девочки ещё выполняли в классе уроки, а Даша уже стояла в пустой спальне. В какой-то момент она чересчур задумалась и невольно нарушила режим “смирно” - покачнулась и немного выступила за круг, чтобы удержаться на ногах. Расплата последовала незамедлительно. Очевидно, воспитатели, находясь в классе, не отрывали взглядов от монитора. В спальню тут же вышла рассерженная Елизавета Вадимовна с гневно сверкающими глазами. Даша едва успела извиниться. Воспитатель, не говоря ни слова, схватила девушку за волосы, собранные в “хвост”, втащила в класс и, не отпуская волос, вынудила её лечь на кушетку. Затем всё было ужасно! Дежурный воспитатель Екатерина Юрьевна безжалостно хлестала воспитанницу ремнём, а Елизавета Вадимовна продолжала удерживать провинившуюся за “хвост”, так сильно натягивая волосы, что у Даши ручьём текли непроизвольные слёзы. Порка продолжалась долго и была очень строгой, а при попытке шевельнуть головой девушка испытывала дополнительные мучения. И это происходило на глазах всего класса! А Елизавета, словно Даше этого было мало, сурово её отчитывала во время наказания. Несчастная с трудом всё это вытерпела. Она не могла дождаться, когда всё закончится, и ей разрешат вернуться в “круг”! Вспомнив сейчас вчерашние боль, стыд и унижение девушка, пытаясь сдержать слёзы, глубоко вздохнула. Обида и злость на свою «ответственную» всё это время, не переставая, терзали ей сердце. Даша всегда уважала Елизавету Вадимовну, но сейчас была потрясена и возмущена жестокостью воспитателя, считала такое отношение к себе несправедливым и неоправданным. Зная, что Елизавета Вадимовна никогда не бросает обещаний на ветер, Даша понимала, что, действительно, “попала” в этот раз капитально. Когда репрессии только начались, и прошёл первый шок, вызванный такими строгими мерами, девушка приняла решение не падать духом и мужественно выносить все испытания. Она сразу постаралась настроиться на то, что терпеть ей всё это придётся долго. Хорошо, если не все оставшиеся семь месяцев, которые Даше ещё предстояло отбыть в «Центре». Решение-то воспитанница приняла, но как же трудно оказалось его выполнить! Хорошо ещё, что Елизавета Вадимовна наряду с другими наказаниями не назначила провинившейся бойкот. Тогда бы Даше пришлось совсем плохо! Правда, реакция одноклассниц на всё случившееся оказалась неоднозначной. Двести вторая группа не была такой дружной и единой, как двести четвёртая, девочки жили больше сами по себе, и некоторые раньше завидовали Даше – ведь до этого происшествия она была лучшей воспитанницей и пользовалась благосклонностью воспитателей. Теперь, когда ситуация так резко изменилось, у них появился повод позлорадствовать. Однако большинство одноклассниц всё же сочувствовали Даше и старались её поддержать. Особенно переживали за девушку её лучшая подруга Оксана Кораблёва и Ира Елистратова. Ира, которая сама до недавнего времени была в группе просто “серенькой мышкой”, неожиданно резко преобразилась (что произошло после разговора с Соней), а после несчастья с Дашей буквально “вцепилась” в девушку. Ира не оставляла Дашу в покое, убеждала не отчаиваться и не сдаваться, помогала после наказаний, советовала, как лучше держаться. Пример и помощь Иры очень вдохновили Дашу, и воспитанница старалась изо всех сил. К тому же, девушка чувствовала, что Елизавета Вадимовна не так уж презирает её, как хочет это показать. Сердится – конечно! Наказывает безжалостно, но всё же не презирает. И есть надежда смягчить воспитательницу, если вести себя правильно. Но, чтобы понять, как это - правильно, нужно было смириться, покорно принять чужую волю, согласиться с ней. Тогда, может быть, и удалось бы чего-нибудь добиться. А Даша смирилась только внешне, а внутри бушевали страсти, и это очень мешало ей хладнокровно всё обдумать и понять, чего же хочет от неё Елизавета Вадимовна. Особенно девушка переживала из-за необходимости ходить по всему “Центру” голой. Чтобы избежать этого позора, Даша согласна была бы переносить в два раза больше телесных наказаний. Но ведь никто ей этого не предлагал! Мнение провинившейся вообще не учитывалось. За неделю Даша так и не привыкла к этому, но выбора-то не было! Приходилось терпеть, задыхаясь от бессилия и унижения. А ещё Дашу приводила в отчаяние неспособность переносить порку так стойко, как бы хотелось. Воспитатели сейчас наказывали её гораздо строже, чем бывало раньше, поэтому вытерпеть наказание без криков и слёз Даше удавалось не всегда. Но она всё-таки старалась, а в последнее время прислушивалась к советам Иры. И дело потихоньку продвигалось. Но, в целом, надеяться Даше оставалось только на милость Елизаветы Вадимовны. Без пяти семь Алина появилась в спальне и подошла к воспитаннице. Девушка внутренне напряглась: воспоминания о недавней порке ещё были свежи в памяти! – Даша, - доброжелательно обратилась к ней воспитательница. - Чтобы утром просыпаться сразу, надо настроиться на это с вечера. Ты разве об этом не знаешь? – Знаю, Алина Геннадьевна, - виновато ответила девушка. - Я пыталась, но не получилось, простите. – Плохо пыталась! Сегодня, когда будет время, мы с тобой это обсудим. Согласись, тебе сейчас и так хватает проблем, да и мне не особо приятно лишний раз тебя наказывать. Держись, Даша. Настройся на трудный день, и не позволяй обстоятельствам быть сильнее тебя. Поверь, выход всегда есть. Впервые за эту неделю Даша услышала слова поддержки хотя бы от одной из своих воспитательниц. – Спасибо, - прошептала она. Алина кивнула и улыбнулась девушке. – А теперь иди к своей кровати. Скоро подъём.
Forum: У 204-ой группы этот субботний день с самого утра не заладился. Почти сразу после подъёма Инна Владимировна посчитала, что Наташа и Настя, которые сейчас составляли «пару», слишком громко разговаривают и пренебрегают своими утренними обязанностями. Девушки, действительно, немного поспорили, но быстро пришли к согласию. Сами они считали, что не вышли за рамки, установленные «Правилами”. Однако перечить воспитателю себе дороже, и у девушек хватило ума этого не делать. В карточках Наташи и Насти появились замечания за нарушение порядка в группе. Им ещё крупно повезло, что Инна решила не применять предварительное телесное наказание немедленно. За завтраком Зоя, накладывая себе кашу, по неосторожности уронила тарелку на пол. Тарелка, конечно, разбилась. Горячая каша разлетелась по полу и забрызгала некоторым девушкам рабочие комбинезоны. Воспитанницам пришлось, прервав завтрак, выходить в коридор к раковинам, чтобы привести себя в порядок. Инна Владимировна, конечно, заставила Зою тщательно всё убрать, но ответственный воспитатель 208-ой группы Наталья Константиновна, которая сегодня дежурила по отделению, очень рассердилась. Пока Зоя убирала с пола остатки каши и осколки, она стояла рядом и внимательно наблюдала за процессом. Затем вывела девушку в коридор, сурово выговорила ей за растяпство, обвинила Зою в нарушении порядка во время завтрака, и, в итоге, велела ей раздеться и встать лицом к стене. Вместо завтрака воспитанница получила строгую порку, а ещё Наталья Константиновна назначила ей пять часов «штрафных» работ в столовой, которые девушка должна была отработать в своё свободное время. А вечером Зое предстояло очень неприятное общение с завхозом Валентиной Сергеевной по поводу разбитой тарелки. Однако Зоя в этой непростой для себя ситуации смогла держаться достойно. Частично в этом была заслуга Сони. Когда Зоя уже начала уборку, а Наталья Константиновна ещё не подошла, Соня улучила момент и прошептала подруге: “Зоя, настройся, тебя на сто процентов прямо сейчас накажут. Не вздумай спорить и оправдываться, поняла? Просто извиняйся! И порку терпи молча! Не позорь нашу группу перед ответственной дежурной, иначе будем вечером с тобой серьёзно беседовать! И подумай, как Елена Сергеевна отреагирует, если будешь себя недостойно вести. Держись!” Зоя собрала все силы и держалась. Причём, сейчас на неё больше, чем страх перед Еленой Сергеевной, подействовала угроза Сони о разбирательстве на уровне группы. “Ещё объявят мне бойкот! С них теперь станется, - с тревогой думала девушка. - А этого я не переживу! И с Сонькой ссориться не хочется” В итоге воспитанница вела себя очень скромно, отвечала воспитателю виновато и почтительно, немедленно после приказа разделась и терпела наказание практически молча. Для Зои это было огромным достижением. Бригадир Татьяна Вячеславовна сегодня пришла на работу не в самом хорошем настроении. Едва поздоровавшись, она сразу же накричала на Вику и Дашу за то, что они взяли пустые ящики не из того штабеля. Девочки сделали это по невнимательности, но даже и не думали оправдываться. Вели себя скромно, сразу же извинились, однако это не смягчило бригадира. Татьяна Вячеславовна распалялась всё больше, назвала девушек «бестолковыми глухими тетерями» и потребовала от Инны Владимировны принять меры и наказать провинившихся. Наказание состоялось во время первого же перерыва, в комнате отдыха. Девочкам пришлось на глазах у всех остальных воспитанниц двух групп терпеть порку. Чуть позже, когда всем разрешено было выпить чаю, за стол к своим воспитанницам подсела Инна Владимировна. - Уже пятеро из вас получили сегодня замечания. Девчонки, в чём дело? Быстро соберитесь! Я понимаю – холодно сегодня очень, магнитная буря и так далее. Но здесь никакие оправдания не принимаются, вы же знаете! Зачем вам лишние проблемы? - Инна Владимировна, мы постараемся, - заверила Соня. – Сейчас, пока чай пьём, всё обсудим. - Хорошо. Инна отошла от девушек и вместе с Алиной уселась на диван для воспитателей, тоже с чашкой чая. Соня улыбнулась одноклассницам. - Девчонки, не расстраивайтесь. Ведь мы же и не ожидали, что у нас всё сразу пойдёт без сбоев, правда? Такое здесь, к сожалению, невозможно. И мы живые люди, и воспитатели тоже, а ещё очень много зависит от случая. Давайте сейчас подумаем, что из сегодняшних неприятностей мы могли предотвратить. Прямо по пунктам. А вечером так же Елене Сергеевне об этом доложите. Получится, что вы всё уже продумали и выводы сделали. Вот увидите, не будет она к вам очень строга. А завтра вы на балет едете! В первый раз за всё время. Вспомните об этом, и не отчаивайтесь! - Сонь, а ты не передумаешь? Может быть, всё-таки с нами поедешь? – спросила Галя. - Девчонки, вы же теперь всё знаете! Ну, как я могу? Сами подумайте! – воскликнула Соня. - Хорошо-хорошо. Не переживай. А ты, Галя, не трави человеку душу, - распорядилась Юля. – Конечно, она никуда завтра не поедет. Но вот через месяц – обязательно. «Что-то вообще со мной будет через месяц?»– подумала Соня. * Марина в это время лежала в удобной функциональной кровати послеоперационной палаты ещё довольно слабая, но полная оптимизма. Рядом с девушкой все прошедшие сутки неотлучно находились мама и Олеся Игоревна, иногда – вместе, иногда – сменяя друг друга. Сейчас около Марины сидела мама. Марина только что проснулась, и они тихонько разговаривали. Карина Александровна тщательно следила, чтобы дочь не переутомилась, но пока всё было в порядке. Внезапно дверь распахнулась, и в палату буквально влетела Олеся Игоревна. Она подбежала к Марине и расцеловала её (очень нежно и осторожно), затем обняла Карину Александровну, вынудила её подняться со стула и закружила по комнате. - Карина! – кричала она. – Всё отлично! Последние кардиограммы все хорошие! Тот узелок больше не функционирует, представляешь? Теперь это можно сказать точно. У Маринки нормальный ритм и состояние сердечной мышцы очень даже неплохое! Всё будет хорошо! Ещё недели три-четыре – и Маришка отсюда выйдет здоровой. Я так рада! - Олеся! – вырывалась Карина Александровна. – Ты меня чуть не задушила. Олеся Игоревна, улыбаясь, отпустила её. Мама Марины пару секунд постояла неподвижно, затем опустилась на стул и беззвучно заплакала. В палату, привлечённая шумом, вошла дежурная медсестра. Сегодня в послеоперационном блоке дежурила Виктория Арнольдовна – молодая привлекательная женщина. - Доктор! – укоризненно обратилась она к возбуждённой Олесе Игоревне. – Что вы устроили? Девочку напугали! Она быстро подошла к Марине и склонилась над приборами. - Да я не испугалась, - улыбнулась девушка. – Наоборот! Олеся Игоревна, расскажите мне ещё раз! Пожалуйста! Я снова хочу это услышать. Мамочка, не плачь, пожалуйста! Но Карине Александровне трудно было успокоиться, теперь она уже рыдала в голос. Виктория Арнольдовна подошла к ней и мягко предложила: - Пойдёмте со мной. Здесь нельзя плакать. У Марины должны быть только положительные эмоции. А я вам чаю налью. Медсестра жестом остановила готовую рвануться следом Олесю Игоревну, и они с мамой Марины вышли из палаты. Олеся Игоревна села рядом с Мариной и объяснила своей пациентке всё более подробно. - А когда я могу встать? - воскликнула девушка. – Не могу больше лежать, как бревно, понимаете? - А ты и не будешь, как бревно, - улыбнулась доктор. – Прямо сегодня начнём с тобой осторожненько приподниматься, дыхательную гимнастику проводить, массаж лёгкий делать. Отёк лёгких нам ни к чему, правда? Но, Мариша, я требую от тебя безоговорочного выполнения всех наших требований. Ты же не хочешь, чтобы всё оказалось напрасным? А ранние осложнения после такой операции бывают очень даже серьёзными. - Хорошо, Олеся Игоревна. Только, пожалуйста, можно мне позвонить Лене? Прямо сейчас. Надо же ей сообщить! Вы ведь ещё ей не звонили? - Нет, - покачала головой Олеся Игоревна. - А тебе кто-то разрешал телефонные разговоры? Или я не в курсе? – иронически спросила она. - Ну, Олеся Игоревна, пожалуйста! – отчаянно проговорила Марина. – Мне ведь нельзя волноваться, правда? А я волнуюсь, ведь Лена за меня переживает! - Я сама позвоню. - Только отсюда! При мне! Пожалуйста! - Мариша, - ласково сказала Олеся Игоревна. – Я не могу использовать в этой палате мобильный. Он нарушает работу приборов. - А здесь же городской есть, - напомнила девушка. – Вон там стоит, на столике. И не трубка, а стационарный, и ничего он не нарушает. Олеся Игоревна, позвоните по нему, прошу вас! А Лена пусть Соне расскажет! Выражение лица Сониной мамы резко изменилось. - Ой, простите, - растерянно проговорила Марина. – Я не подумала! Вы не можете с ней об этом разговаривать. Олеся Игоревна! А Лена сказала Соне хотя бы о том, что сама операция благополучно закончилась? Ну, если только она не сказала, то я… - Успокойся, Мариша, сказала. Сразу, как только ты пришла в себя. Со мной Лена не может по телефону про Соню разговаривать - у них с этим строго, с работы за это можно вылететь. Но я знаю об этом от её мамы. И сейчас Лена Соне расскажет и без нашей просьбы, я уверена. Не переживай. - Хорошо, Олеся Игоревна, - послушно согласилась Марина. – А всё-таки, можно я после вас хотя бы два слова ей скажу, что хорошо себя чувствую. Она мой бодрый голос услышит, и ей легче станет. Сонина мама кивнула, подкатила столик с телефоном к кровати и набрала номер. У Лены как раз сейчас был перерыв между занятиями, поговорить удалось не торопясь. У девушки возникло ощущение, что с души свалился огромный камень – такое сильное она испытала облегчение. - Марина у меня трубку вырывает, - улыбнулась Олеся Игоревна. – Лена, пожалуйста, два слова, и ничего волнующего, ладно? - Послушай, подруга, мне тебя только на два слова дали, так что я буду краткой, - услышала Лена голос Марины. – У меня всё отлично! Скоро приеду к вам в гости, помнишь, приглашали? А сейчас, прямо сейчас, вот сию же секунду ты расскажешь всё Соне, ясно? И попробуй этого не сделай! Тогда можешь вообще ко мне не приезжать! - Марина, прекрати! Отдай трубку! – услышала Лена испуганный голос Олеси Игоревны. - Расскажу, шантажистка, - улыбнулась она. – Придёт она с работы вечером – и расскажу. - Нет! – крикнула Марина и охнула. - Что с тобой? - Не обращай внимания. Шов ещё болит. С кем они сегодня работают – с Инной или с Машей? - С Инной. - Звони Инне. Пусть она расскажет ей немедленно! Соня должна узнать, что со мной всё в порядке! Прямо сейчас. - Ну, ты даёшь, - протянула Лена. Олесе Игоревне, наконец, удалось отобрать у Марины трубку. - Мариша, - укоризненно покачала она головой. – Что ты вытворяешь? Зачем позоришь меня перед Леной? - Она прекрасно знает, что вы меня ни о чём не просили, - твёрдо ответила девушка. – Олеся Игоревна, я поняла, как с ней надо поступать. Я буду бороться с ней её же оружием. Посмотрим, как долго она продержится. Олеся Игоревна, когда вы мне телефонные разговоры разрешите? Я этого требую, в конце концов! Мне надо с Леной очень серьёзно поговорить. Мне ещё не меньше месяца в больнице находиться, а она всё это время может Соню продолжать тиранить. Не будет этого, Олеся Игоревна, я вам обещаю! Лена упрямая, но я теперь ещё упрямее! Если она и теперь не оставит Соню в покое, то я с ней очень крупно поссорюсь. Уговаривать и просить я больше не буду, хватит! - Мариша, успокойся, - тихо проговорила Сонина мама. – Я тебе благодарна за сочувствие, но применять такие методы категорически запрещаю. Ещё мне не хватало проблем между тобой и Леной по нашей с Соней вине. Сама подумай! - И ты мне должна это пообещать, - твёрдо добавила она. – Ты Лене угрожать из-за Сони не будешь! Обещаешь? - Обещаю, - неохотно сказала Марина. - Извини, я сейчас. Олеся Игоревна быстро вышла из палаты и набрала по мобильному номер Лены. - Лена, простите! - возбуждённо говорила она. – Я не ожидала этого от Марины. Она обещала вам два слова о своём самочувствии сказать, а тут такое выкинула! - А то я свою подругу не знаю, - улыбнулась Лена. – Олеся Игоревна, не беспокойтесь. Передайте, пожалуйста, Марине, что её просьбу я только что выполнила. А с вами мы обязательно поговорим, когда я приеду. - Лена, вас в понедельник уже к Марине пропустят. Она очень ждёт. – А в понедельник меня не отпускают, - вздохнула Лена. – Пока надеюсь на вторник. Но я вам ещё позвоню. Вскоре после этого разговора Елена обедала с подругами в столовой для воспитателей. Разговор, конечно, опять вертелся вокруг вновь появившихся у Лены проблем. Причём, мнения Светланы, Лизы и Вероники по этому поводу отличались ненамного. Светлана считала, что Лене нужно как можно скорее помириться с Галиной Алексеевной, а именно – пойти к ней, поговорить по душам и раскаяться, пообещать впредь вести себя более скромно и почтительно. – Ты пойми, она именно этого от тебя и ждёт! - горячо убеждала Света. - Ведь Галина Алексеевна ещё официально о своём решении не объявила. А вчера на эту беседу с вами даже ответственного дежурного воспитателя не пригласила! Лена, она тебя очень ценит и хочет, чтобы ты одумалась. Галине самой не хочется лишать тебя должности и терять такую способную “ответственную”. Но ей приходится, понимаешь? – Не понимаю, - возражала Лена. - Если бы это было так, не стала бы она меня сейчас “травить”. Почему мы должны слепо и покорно выполнять подобные приказы, закамуфлированные под просьбы? А если я не согласна? У меня может быть своё мнение. Между прочим, я уже не стажёр, а сертифицированный специалист. Наоборот, она могла бы оценить, что я не боюсь высказать своё мнение начальству. – Да Галина Алексеевна, наверняка, и оценила, - усмехнулась Лиза. - Но для неё это дело принципа. Согласись, ты поступила неэтично. Ты могла бы поговорить с заведующей про Алину просто отдельно, без связи с её просьбой. Объяснила бы ей свою позицию спокойно, тактично, сослалась бы на то, что ты по возрасту, например, к Алине ближе и смогла лучше её понять. – Да ничего бы не получилось! - воскликнула Лена. – Лиза, вспомни, ты ведь уже пробовала! Галина Алексеевна абсолютно уверена в своей правоте. Добиться прощения Алины по-другому было невозможно, а продолжать всё это было нельзя! Лиза, ну согласись, ты же и сама так считала! Елизавета задумчиво кивнула. – Вообще-то, я очень рада за Алинку, - проговорила она. - Но, Лена, ты уже очень существенно пострадала, и я не уверена, что это будут единственные твои неприятности. Я бы на такое не решилась. Это какое-то самопожертвование получается. Но я тобой, твоей смелостью восхищаюсь. – Да какая смелость? - завопила вдруг Вероника. Все остальные вздрогнули. Вероника вполне могла разговаривать стальным голосом, но не кричала на их памяти никогда. Лиза озабоченно посмотрела на подругу. – Ты здорова? Вероника только отмахнулась. – Это не смелость! - так же горячо продолжала она. - Лена, ты умная девчонка, как же ты могла совершить просто несусветную глупость? Алину ей жалко стало! – Ничего бы с твоей «дежурной» не случилось, - обернулась она к Лизе. - Спокойно бы она всё это вытерпела и сделала выводы. А, если бы “сломалась” и уволилась – туда ей и дорога! Здесь слабым не место. Воспитательницы в изумлении смотрели на разошедшуюся подругу. – Что смотрите? - кричала она. - Лиза знает, я сама на первом-втором курсах оказывалась на месте Алины, и неоднократно! – Да, Света, были у меня вначале проблемы, - добавила она, перехватив удивлённый взгляд Светланы. - И такие же “серии” я от Галины Алексеевны получала. Она мне даже говорила: “Сама не понимаю, почему я с тобой ещё вожусь. Уволить тебя надо, и дело с концом!” И, что вы думаете, я слёзы проливала, жаловалась или в депрессию впадала? Лиза, вспомни. Елизавета покачала головой. – Да нет, такого не было. Я же тебя у кабинета всё время ждала. Ты и входила туда с решимостью, и выходила абсолютно невозмутимая. Выходишь, я вся бледная сижу, за тебя переживаю, а ты как ни в чём ни бывало говоришь очень спокойно: “Заждалась? Всё, я свободна. Пойдём кофе пить” Или что-нибудь в этом духе. – Вот именно! - воскликнула Вероника. - Да я очень благодарна была, что Галина Алексеевна в меня всё-таки верила. Ни от работы не отстраняла, и не уволила! И ведь она права оказалась. Я сделала выводы и стала нормально работать. Лена смотрела на Веронику во все глаза. – А ты что натворила? - уже спокойнее сказала ей та. - Вообразила, что лучше заведующей знаешь, как поступать? Лена, что за наглость? Будешь сама заведующей, тогда и распоряжайся. Ты же себе карьеру портишь, понимаешь? Сама подумай, каково тебе будет сейчас в “дежурные” переходить? Очень приятно? – Нет, - ответила Лена. - Если бы по какой-нибудь необходимости – было бы ещё ничего. А вот так, в наказание, это просто ужасно. Но я справлюсь. – Да тебе другого-то не остаётся! Придётся справиться! Девчонки, а к Галине Алексеевне сейчас Лене идти бесполезно. Она решила дать ей урок скромности, и проведёт её через это. Хотя, может быть, не так уж и сердится. А вот потом, Лена, когда Галина тебе должность вернёт, ты должна с ней поговорить. Скажешь, что всё осознала и впредь такого не допустишь. Лена в волнении вскочила с места. – Ну уж нет! - закричала она. - Ни сейчас, ни потом, я этого делать не буду! Я правильно и вполне законно поступила. Мне не за что извиняться! А выводы я сделаю. Только другие! Её гневную тираду прервал телефонный звонок. Лену вызывала к себе Галина Алексеевна. Немедленно. – Наверное, уже определилась, где я теперь буду работать, - постепенно успокаиваясь, проворчала девушка. – А ты к психологу уже ходила? Тесты прошла? - спросила Света. – А как же! Меня туда прямо к восьми утра вызвали. Всё сделала. Ладно, девочки, я пойду. – Позвони! - хором попросили все три подруги. – Сразу всем? - рассмеялась Лена. - Так и быть. SMS-ки пошлю.
Forum: Галина Алексеевна холодно поздоровалась с сотрудницей и жестом указала ей на одно из кресел, расположенное напротив видеосистемы. Лена спокойно села. Она уже настроилась на тяжёлый разговор и ничего хорошего не ожидала, однако держаться решила невозмутимо. – Елена Сергеевна, - начала заведующая. - Я бы хотела получить объяснения по поводу некоторых ваших действий. Галина Алексеевна щёлкнула пультом, и они вместе просмотрели записанный камерой эпизод, где Лена вчера во время урока французского в своей группе вызвала Соню в кабинет, и они беседовали о Марининой операции. Просматривая запись, Лена пережила всё это ещё раз. Да, вчера она здорово волновалась, сейчас это было видно отлично. Но как могло быть иначе? – Галина Алексеевна, что именно я должна объяснить? – Я хочу знать, почему вы позволили себе недопустимое для ответственного воспитателя поведение, - резко сказала заведующая. - Вы, Елена Сергеевна, прервали урок, вызвали воспитанницу и разговаривали с ней о своих личных проблемах! Причём, как? Абсолютно потеряв самообладание, выдержку и достоинство! Вы расплакались у неё на глазах! Это допустимо, как вы считаете? Галина Алексеевна гневно смотрела на сотрудницу. Лена же, хоть и была готова к неприятностям, но такого не ожидала в принципе. Ведь Галина Алексеевна знала всё про Марину, и вряд ли сомневалась, что и Лена, и Соня очень волнуются в день операции! Да, Лена сама выговаривала недавно Инне за проявленную перед той же Соней слабость, но эта ситуация – совсем другая. «Не робот же я, в самом деле!» - с отчаянием подумала воспитательница. Однако формально Галина Алексеевна была совершенно права. Просто воспитатели второго отделения привыкли, что их заведующая всегда рассуждает здраво, старается войти в положение, не придирается к мелочам и не требует безукоснительного соблюдения всех многочисленных правил и инструкций в тех случаях, когда это трудно или нецелесообразно. Учитывает “человеческий фактор”. На Лену теперь такое отношение, похоже, больше не распространяется, а перестроиться девушка не успела. – Нет, Галина Алексеевна, - тихо ответила девушка. - Это недопустимо. Простите, я очень волновалась и не сдержалась. – Это не оправдание! - сурово проговорила заведующая. - Вы не должны были вообще появляться на работе в таком состоянии, об этом вы не подумали? Утром в разговоре с Марией Александровной вы сказали ей, что уроки проводить сегодня не в силах. Воспитательница покраснела до корней волос. Значит, Галина Алексеевна просмотрела и этот разговор. Конечно, ведь Лена не закрыла перегородку! «Вот растяпа!» - мысленно обругала она себя. А заведующая холодно выговаривала сотруднице: – Вы обязаны были подойти к ответственному дежурному воспитателю, объяснить ситуацию и попросить себе замену. Это было бы лучше, чем вести себя так недостойно! Да вы чуть и к воспитанницам потом в слезах не вышли! Это вообще безобразие! – Галина Алексеевна, - пыталась оправдаться Лена. - Но уроки я проводила как обычно. Не показывала своего волнения. – Вы рисковали! Я просмотрела записи всех ваших занятий в этот день – вы с трудом держали себя в руках. Да, некоторые воспитанницы этого не заметили, а вот та же Левченко и другие девочки повнимательнее вполне могли сделать соответствующие выводы. А зачем вы вообще вызывали Левченко в кабинет? – Соне было явно нехорошо, и, когда она ещё и ответ мне дала неправильный, я хотела убедиться, всё ли с ней в порядке. – Хорошо, вы в этом убедились. Выяснили, что ничего серьёзного нет. И после этого должны были вместе с ней отправиться в класс, а не вступать в сентиментальные разговоры и уж, тем более, проливать слёзы. Вы со мной согласны? – Да, Галина Алексеевна, - тихо проговорила Лена. – Я рада, - усмехнулась заведующая. - Так вот, Елена Сергеевна, за этот проступок я полностью отстраняю вас от работы на 8 дней, начиная с понедельника, и назначаю вам на это время полный домашний арест. Вы не имеете права в этот период покидать “Центр” и принимать у себя гостей. Никаких! Из своей квартиры можете выходить только по учебным вопросам, по вызовам преподавателей. Надеюсь, этого времени вам хватит, чтобы обдумать своё поведение. Лена в волнении вскочила с кресла. – Хорошо, Галина Алексеевна. Но... я хотела вас просить предоставить мне отгул во вторник, чтобы навестить Марину. Лена протянула заведующей вновь написанное заявление, которое предусмотрительно захватила с собой. Однако та возмущённо отвела руку сотрудницы. – Вы что, плохо меня поняли? - ледяным голосом поинтересовалась она. - На вас наложено взыскание, и пока оно не закончится, никаких отгулов я вам не разрешу. Возьмёте свой отгул позже. – Галина Алексеевна, я вас прошу, дайте мне хотя бы полдня! - взмолилась Лена. - Марина будет меня ждать, и очень расстроится, если я не приеду. А ей нельзя волноваться! Пожалуйста! У неё очень серьёзное состояние, сейчас ранний послеоперационный период, это очень важно. Прошу вас! Но заведующая так же сурово заявила: – Я предупреждала, Елена Сергеевна, что в следующий раз и я смогу не выполнить вашу просьбу. Вот я и не выполняю. А винить в этом вы можете только себя. Она подошла почти вплотную к расстроенной девушке и отчеканила: – Всё это время вы будете находиться в своей квартире и думать обо всём, что произошло. А с подругой можете общаться по телефону. Этого я вам не запрещаю. Лена глубоко вздохнула, закрыла глаза и мысленно досчитала до пяти, пытаясь успокоиться. Немного получилось. – Хорошо, - уже спокойнее произнесла она. Галина Алексеевна удовлетворённо кивнула. – Теперь у меня к вам второй вопрос. Почему вы позволили себе сделать снисхождение Левченко, хотя она неправильно ответила на ваш вопрос? – Но... Галина Алексеевна... она... Лена уже поняла, что проиграла и на этот раз и не стала заканчивать фразу. – У воспитанниц по “Правилам” могут быть какие-то оправдания их плохим ответам? - настаивала заведующая. – Только плохое самочувствие. – Левченко настолько плохо себя чувствовала, что ей нужна была помощь врача? – Нет. – В таком случае у вас не было причин прощать ей неправильный ответ. А вы что ей заявили? Что можете проявить к ней снисхождение, а вот остальные преподаватели этого не сделают. Это что значит? Вы заявляете воспитаннице о своём особом к ней отношении? – Только в этот день, Галина Алексеевна! Соня волновалась. Я не хотела поступать формально. – А, поступив неформально, вы нарушили инструкцию! Да, вы могли не применять к ней за неправильный ответ телесное наказание, но вы обязаны были хотя бы снизить этой воспитаннице отметку за урок. А вы что выставили Левченко за это занятие? – Пять, - ответила Лена. - Потом Соня собралась и отвечала отлично. Эта небольшая ошибка была случайностью. – Комментарии излишни, - Галина Алексеевна демонстративно развела руками. - И что должны были подумать остальные воспитанницы, которые слышали её неправильный ответ? «Да они были в восторге, что я не отлупила Соньку у них на глазах», - подумала Лена. Но вслух виновато ответила: – Простите, Галина Алексеевна. Я была неправа. – А за этот проступок, Елена Сергеевна, я назначаю вам штраф в размере вашего недельного оклада ответственного воспитателя, - сказала заведующая. - Если бы вы оставались на этой должности, то я обязательно поставила бы в известность об этом старшего педагога, и тогда вы получили бы более суровое взыскание. Но, поскольку с понедельника преподавать вы уже не будете, я считаю эту меру достаточной. Лена расстроенно кивнула. – И вот ещё что, Елена Сергеевна. Эти ваши поступки доказывают, что я приняла очень своевременное решение отстранить вас от должности ответственного воспитателя. Меня ваше поведение просто возмутило. Теперь я не могу вам обещать, верну ли я вам вашу должность через три месяца, и верну ли вообще. Я намерена по-прежнему очень внимательно наблюдать за вашей работой и поведением, и приму решение позже, исходя из результатов моих наблюдений. Вы всё поняли? - Да. У Лены всё внутри переворачивалось, однако внешне она осталась невозмутимой. – В таком случае, я вас больше не задерживаю. С приказами о ваших взысканиях ознакомитесь после педсовета. Можете идти. От заведующей Лена направилась в свою группу, в кабинет воспитателей. Воспитанницы ещё не вернулись с работы, спальня была пуста. В кабинете девушка опустилась в кресло, обхватила голову руками, пытаясь унять пульсирующую боль в висках, и посидела так некоторое время, обдумывая всё, что произошло. Наконец, она приняла решение и немного успокоилась. Отправила подругам лаконичные сообщения, как и обещала. Затем позвонила Олесе Игоревне и выяснила, что Марина чувствует себя неплохо, но телефонные разговоры ей пока ещё запрещены. – Олеся Игоревна. К сожалению, я не смогу приехать вообще всю ближайшую неделю. Пожалуйста, передайте это Марине и скажите, что я рвусь к ней всей душой, но в данный момент обстоятельства сильнее меня. – У вас неприятности? - догадалась Сонина мама. – Не буду отрицать, - вздохнула Лена. - Марина наверняка будет расспрашивать. Скажите ей, что это из-за Наташи. Мариша в курсе, я ей рассказывала. Очень надеюсь, что это всё ненадолго, и скоро я смогу её увидеть. – Лена, не беспокойтесь, решайте свои проблемы. С Мариной всё будет в порядке. Скоро она сама начнёт вам звонить, - мягко заверила Олеся Игоревна. В половине четвёртого, согласно расписанию, Лена явилась на индивидуальный урок физики к Светлане. Для занятий педагогов с сотрудницами были предусмотрены специальные учебные комнаты, расположенные недалеко от входа на отделение. Светлана уже ждала, сидя за столом преподавателя. Лена опустилась на место ученицы, выложила на стол свои тетради. Света смотрела на подругу с недоумением и сочувствием. – Ну и кашу ты заварила… Я в шоке от твоей SMS-ки! Что ещё произошло? - воскликнула она. Лена почувствовала, как к глазам подступают слёзы. – Света, пожалуйста, давай ты сначала проведёшь урок, а потом я всё расскажу. Иначе я сразу сейчас разревусь, и мне уже будет не до физики. Ещё получу у тебя тройку! Вот Галина Алексеевна обрадуется. Светлана молча кивнула и положила перед Леной небольшой листок. – Минитест на домашнее задание, - заявила она. - Даю тебе три минуты. Лене пришлось собрать все силы, чтобы сразу включиться в работу и уложиться во время. Со Светланой, как с педагогом, шутки были плохи, а физика никогда не давалась девушке с лёту, как некоторые другие предметы. Однако на этот раз у неё хотя бы по этой части проблем не возникло.
Forum: Глава 7. Субботний вечер. "Долгоиграющая" Вечером, после ужина, Елена Сергеевна позволила Соне заниматься уроками только полчаса, а затем вызвала её в кабинет. Девушка стояла перед воспитателем заметно побледневшая. Она догадывалась, что ей предстоит сейчас что-то совсем жуткое, и от неизвестности было очень страшно и тоскливо. Внимательно посмотрев на воспитанницу, Лена достала из шкафа аппарат и измерила ей давление. Увидев результат, она пожала плечами . – Всё нормально. Но бледнеть у тебя, конечно, есть причины. Сейчас ты будешь получать наказание за оскорбительные мысли в мой адрес. У нас, среди воспитателей, оно неофициально называется “долгоиграющим”. Знаешь, что это такое? – Нет, - покачала головой девушка. – А всё очень просто. Я накрепко привязываю тебя к кушетке, а затем мы с Инной Владимировной наказываем тебя весь вечер. – Как весь вечер? - непроизвольно переспросила Соня, ощущая предательскую дрожь в коленях. – По специальной методике. С перерывами. И без промежуточного обезболивания, - спокойно объяснила воспитатель. - Так, чтобы в памяти отложилось надолго. Я тебя уверяю – следующей субботы будешь ожидать с ужасом. А теперь раздевайся! Вскоре Соня оказалась практически распятой на кушетке и с ужасом поняла, что на этот раз крепко «влипла». Методику Елена и правда применила особенную – она порола воспитанницу достаточно сильно, но медленно. Если при обычной порке удары следовали один за другим, и длилась она, как правило, всего несколько минут, то сейчас после каждого удара Лена давала Соне возможность как следует прочувствовать жуткую боль, и только потом наносила следующий. Девушка испытывала невероятные мучения, но терпеть такую порку можно было долго. Терпеть – это в смысле не потерять сознание, а вовсе не переносить испытание мужественно. Хотя первый эпизод наказания Соня вытерпела стойко. Через некоторое время Елена положила ремень на стол, на видном месте, и вышла в класс, не сказав Соне ни слова. Воспитанница с трудом пережила следующие десять минут, в течение которых вертелась на кушетке и не знала, куда деваться от неотпускающей мучительной боли. Однако, как только стало хоть немного полегче, в кабинет вошла Инна Владимировна. Она тоже не разговаривала с Соней, а просто взяла со стола тот же ремень и хлестала им девушку так же, как и Елена: долго, медленно и невыносимо больно. Когда и она вышла, не применив никакого обезболивания, Соня поняла, что дело совсем плохо. Ни на какое снисхождение рассчитывать не приходилось. От боли, обиды, и отчаяния девушка расплакалась. Так страшно и унизительно было лежать совершенно беспомощной на этой кушетке, сходить с ума от боли и ожидать следующей пытки! Примерно часа через полтора Соня уже потеряла ориентацию во времени. Воспитатели входили в кабинет по очереди, делали своё дело и уходили. Сколько раз уже её пороли, сколько ударов она перенесла – этого девушка не знала, она давно сбилась со счёта. Боль не отпускала ни на минуту! К концу перерывов она немного ослабевала – и только. Соне оставалось только надеяться, что когда-нибудь всё это закончится. Когда уже ближе к десяти часам к ней в очередной раз подошла Инна, Соня со слезами на глазах умоляюще проговорила: – Инна Владимировна, я не знаю, что делать! Мне нужно в туалет. – А это без проблем, - спокойно отозвалась «дежурная». Она освободила девушку от креплений, помогла ей подняться и проводила в специальное отделение санузла воспитателей, которое было предусмотрено для воспитанниц. Эта зона включала в себя туалетную кабинку, душ и раковину для умывания. Инна разрешила Соне ещё и умыться холодной водой – сразу стало хоть немного полегче. Но потом воспитатель опять велела ей лечь на ненавистную кушетку, снова привязала и продолжила наказание. Соня не кричала, но сил терпеть у неё уже не осталось, и девушка беззвучно плакала. Она совершенно ясно ощущала, что надо это как-то прекращать, а то всё, чего она добилась здесь с таким трудом, может пойти прахом, окажется совершенно напрасным. Это наказание уже нанесло Соне психическую травму: она чувствовала себя растоптанной, униженной и беспомощной. С каждым ударом, который девушке приходилось переносить, у Сони постепенно исчезала уверенность в собственных силах, а также надежда на какое-то лучшее будущее. Ведь до этого Соня думала, что Лена через всё самое страшное её уже провела, что хуже уже не будет. А что оказалось? Очень даже может быть! И у воспитанницы не было сомнений, что эти субботние кошмары продлятся долго. « Елене больше не нужно ничего придумывать, чтобы меня уничтожить, - обречённо думала Соня. – Она может даже не назначать мне больше никаких других наказаний. Мне и этого хватит, чтобы рано или поздно сломаться. И, скорее всего, рано, а не поздно. Как я теперь вообще буду жить, зная, что в следующую субботу меня ожидает то же самое? Понятно, почему она обещала моей маме относиться ко мне так же, как к другим, когда поправится Марина! Она может спокойно это делать, но этот кошмар не отменять на законных основаниях очень долго. Она решила наказывать меня за Марину вечно! По крайней мере, пока она мой ответственный воспитатель. А, может быть, Елена поступает правильно? И я всё это заслужила? Нет, это вынести невозможно! Я уже готова рухнуть перед ней на колени и просить о пощаде» Наконец, Инна остановилась, положила ремень и взяла Соню за запястье, прощупывая пульс. Лицо воспитанницы было совершенно мокрым от слёз, она давно начала ощущать озноб, но сейчас девушку уже сотрясала крупная дрожь. Дежурная вытерла Соне лицо бумажным полотенцем (на этот раз воспитанница не испытала даже никакого унижения – ей было всё равно), затем положила ей на раны влажную антисептическую салфетку, и ещё сверху накрыла девушку пледом. - Спасибо, Инна Владимировна, - тихо поблагодарила Соня. – А вы, случайно, не знаете, сколько мне ещё осталось здесь… Голос её прервался. - Понятия не имею, - спокойно ответила Инна. – Не я же это решаю! И тут же совершенно другим, каким-то возмущённым голосом, в котором чувствовалось волнение, она продолжила: - А ты спроси у Елены Сергеевны! Спрячь свою гордость подальше! Извинись ещё раз, попроси о пощаде! А вдруг поможет? Иначе у тебя есть все шансы терпеть всё это до педсовета, а он только в одиннадцать! Взглянув на часы, Соня тихонько застонала. Инна направилась к выходу из кабинета, но по пути задержалась у музыкального центра, вручную пощёлкала на нём кнопками, после чего быстро вышла. На весь кабинет разлилась великолепная музыка – рондо из La campanella Паганини. Слушая эту вдохновляющую, оптимистичную и призывающую к борьбе мелодию, Соня чувствовала, как потихоньку оттаивает, приходит в себя, избавляется от леденящего ужаса и ощущения безысходности. Вскоре La campanella сменилась «Менуэтом» из 40-ой симфонии Моцарта – тоже жизнеутверждающей и гордой музыкой. Как выяснилось ещё чуть позже, Инна включила для Сони диск с лучшими хитами классики. Она прекрасно знала её музыкальные предпочтения (ведь все диски и записи для прослушивания девушкам по их просьбам предоставляли воспитатели) и абсолютно верно рассудила, что любимая музыка очень поможет воспитаннице в эту трудную минуту. На глазах Сони опять выступили слёзы, теперь уже от чувства благодарности к Инне. «До чего же прикольная девчонка! Нашла способ, как меня поддержать и заодно подколоть Елену. И Лена тут никак не сможет придраться, хотя со стороны Инны это - чистое хулиганство» У Сони даже прозвучал в мозгу возможный иронический ответ Инны своей начальнице: «Лена, да ты что! Ни о каком моём особом отношении к Соне речь не идёт ни в коей мере! Я для любой воспитанницы, оказавшейся в таком положении, сделала бы то же самое. Мы же не можем допустить, чтобы девушка «сломалась» во время наказания! Я хотела немного морально её поддержать, а это допускается. И вполне по инструкции! Профилактическая мера» Вошедшую Елену Сергеевну Соня встретила в более-менее приемлемом моральном состоянии. Воспитанница уже приняла решение, как вести себя дальше. Она собиралась всё же попросить воспитателя о пощаде, ну, а если не получится – намеревалась держаться до конца так стойко, как только сможет. Когда Лена вошла, в кабинете звучала «Вторая Венгерская Рапсодия» Листа. На лице «ответственной» на миг появилось удивлённое выражение. Она покачала головой и, к удивлению Сони, уселась в кресло и подождала, пока произведение закончится. Но потом встала и решительно выключила музыкальный центр. Подойдя к кушетке, Лена сняла с Сони плед (не рывком, а очень осторожно) и салфетку, осмотрела раны и прощупала пульс. Но и этим воспитательница не ограничилась: опять достала тонометр и измерила девушке давление. « Осторожничает. Не хочет неприятностей. Да ещё после случая с Наташей», - мелькнуло у Сони. - Что же, моя дорогая, - обратилась Лена к измученной воспитаннице. – Ты отдохнула, согрелась и даже развлеклась. Теперь мы можем продолжить. Она опять потянула со стола ремень. - Елена Сергеевна! – взмолилась Соня. - В чём дело? - Я очень вас прошу, не могли бы вы на сегодня закончить! Я умоляю вас о пощаде! Совершенно не могу больше терпеть! Пожалуйста, сжальтесь надо мной! - Не можешь терпеть? – удивилась Лена. – Да прекрасно можешь! Я вижу, что можешь. Не хочется – это другое дело. А ты как думала? Юлю я за подобный проступок отправляла в штрафную группу на месяц, а тебе сделаю поблажку? Так вот, не сделаю! Раз я решила, что ты заслуживаешь этого наказания, значит, так тому и быть. Будешь терпеть до конца! К тому же я тебя честно предупреждала, что лучше бы тебе было тогда не вылезать со своим благородством. - Елена Сергеевна, - не сдавалась Соня. – Я понимаю, как виновата перед вами и сделала выводы, честное слово! С того дня я не допускаю никаких негативных мыслей. - Ещё бы допускала, - усмехнулась Лена. - Я прошу вас о снисхождении! Я, правда, больше не могу! Ну, пожалуйста! Не надо больше, умоляю! В голосе Сони слышался неприкрытый ужас. - Софья, ты как себя ведёшь! – резко и сердито воскликнула воспитательница. – Тебе не стыдно проявлять такое малодушие? Возьми себя в руки, в конце концов. Что это с тобой? - Елена Сергеевна, но у меня… Внезапно резко зазвенел местный стационарный телефон, располагавшийся на небольшом столике у двери. И Елена, и Соня от неожиданности вздрогнули: звонок оказался довольно пронзительным. Соне много времени приходилось проводить в этом кабинете, но, как звонит этот телефон, она ещё не слышала. Когда воспитатели проводили уроки или длительные телесные наказания в помещениях группы, они блокировали даже свои личные мобильные номера. Экстренная мобильная связь оставалась у них в таких случаях только с Галиной Алексеевной. Входящие звонки иногда переводились на более свободного второго воспитателя, но сотрудников всегда в случае крайней необходимости можно было найти и по местному телефону. - Помолчи пока и подумай над всем этим! – приказала воспитатель Соне и быстро сняла трубку. - Елена Сергеевна, - услышала она голос сотрудника охраны внешней проходной. – К вам приехал гость, а его нет в сегодняшнем списке приглашённых. - Гость? Сейчас? – Лена с удивлением посмотрела на часы. - Да. Авдеев Кирилл Владимирович. Так что мне с ним делать? Пропускать? Лена довольно заметно покраснела, во всяком случае, Соня это заметила. - А вы не могли бы дать ему трубочку? – попросила она охранника. При этом воспитательница быстро и с явным неудовольствием взглянула на Соню. Телефон не имел дополнительного провода, и уйти с ним за перегородку возможности не было. «И мне она не может приказать встать с кушетки и выйти в спальню – ведь я привязана, - злорадно подумала Соня. – Так что никуда я не денусь с подводной лодки!» - Добрый вечер, милая, - услышала Лена голос Кирилла. - Очень добрый, - суховато отозвалась девушка. – Что скажете, Кирилл Владимирович? Что за фокусы? - Алёнка, ну я же не виноват, что твой мобильный уже почти два часа выключен. Я честно хотел тебя предупредить о своём приезде, но не смог! Послал сообщение, но оно не проходит! Записался на автоответчик, а ты не отвечаешь! - А я, между прочим, на работе, – напомнила Лена. – Телефон выключен, потому что провожу важное мероприятие, и сообщения никакие в это время не пройдут. А автоответчик проверять мне было некогда. У Лены сейчас наступила чёрная полоса не только на работе. В эти дни они с другом серьёзно повздорили. Началось с того, что Кирилл тоже посчитал Ленин поступок абсолютно неправильным. Тогда, в среду, когда вечером девушка всё рассказала любимому по телефону, он категорически заявил: - Алёнка, ты неправа. И попытался объяснить, почему. Лена очень расстроилась. Кирилл был для неё авторитетом, девушка ценила его мнение больше, чем чьё бы то ни было, но в данном случае молодая воспитательница всё равно была уверена в своей правоте. Кирилл мягко убеждал девушку: - Завтра пойди к Галине Алексеевне и извинись. Скажи, что подумала и всё осознала. Честно говорю, сейчас тебя это не особо спасёт, но отделаешься малым. Заведующая всё равно применит к тебе какие-то меры, но, учитывая твоё раскаяние, не очень строгие. И с радостью тебя простит. А будешь упорствовать – нарвёшься на более крупные неприятности. Но Лена стояла на своём, чем очень огорчила друга. - Даже мне тебя не убедить! – вздохнул он. – Что же, тогда жди расплаты. Когда вчера Галина Алексеевна объявила о своём решении снять Лену с должности, девушка впервые за всё время их знакомства не хотела делиться с Кириллом этой бедой. Ей было досадно, что он оказался прав. Но всё же рассказала. - Я даже не хочу напоминать, что предупреждал тебя, - огорчился Кирилл. – Алёнка, хоть теперь не упрямься! Иди к ней и сделай то, о чём я тебя просил. Прямо завтра. - Нет, - отвечала Лена. - Что же мне с тобой, такой упрямой, делать? – в отчаянии воскликнул друг. И тут Лена, сама очень расстроенная, позволила себе сказать любимому откровенную гадость. - А что, милый, если я больше не буду «ответственной», то я тебе уже не подхожу? Меня понизили в должности, и теперь ты будешь меня стыдиться? Это ударит по твоему самолюбию? Одно дело, когда невеста – успешный сотрудник, стремительно развивающий карьеру, а другое – если я имею строгое взыскание и нахожусь на грани увольнения, правда? Кирилл помолчал некоторое время, затем расстроено произнёс: - Алёнка, я тебя очень люблю, но мне горько осознавать, что ты можешь допускать подобные мысли. Ты меня этим обижаешь, причём, совершенно безосновательно. Давай сейчас прервём разговор, и ты над этим подумаешь. С этими словами он отключил связь. Лена отшвырнула трубку и расплакалась. Она знала, что неправа, ей было невероятно жалко Кирилла, но перезванивать и извиняться девушка не стала. « Все против меня! – в отчаянии думала она. – Даже Кирилл! Но я знаю, абсолютно точно знаю, просто на уровне подсознания и интуиции, что поступаю правильно! Интересно, найдётся ли хоть один человек в моём окружении, который со мной согласится? Который думает так же, как я?» Больше со вчерашнего вечера они с Кириллом не разговаривали. И вот теперь он, оказывается, стоит в проходной. Приехал в «Центр» в первый раз за время их знакомства, да ещё в такое позднее время! - Алёнка, а, может быть, ты попросишь, чтобы меня пропустили, и мы спокойно поговорим? – просительно говорил Кирилл. – На улице, между прочим, почти 30 градусов! Не выгонишь же ты меня на мороз? Лена улыбнулась. - Конечно, не выгоню. Только скажи мне сразу – ничего страшного не случилось? Почему ты вдруг приехал на ночь глядя? - Обязательно сейчас говорить? - Но я освобожусь только в полдвенадцатого. Ты хочешь, чтобы я всё это время волновалась? - Да у меня-то ничего не случилось, - ответил Кирилл. – Дело в том, что Маринке сегодня разрешили сделать один телефонный звонок по её выбору, и она выбрала меня. Теперь я знаю, что ты не сможешь выехать из «Центра» ещё больше недели! И что я должен был подумать? Только одно: ты во мне очень нуждаешься, и именно сегодня. Я не прав? Лена глубоко вздохнула. В груди разливалось тёплое чувство облегчения и благодарности и к Марине, и к Кириллу. «Маринка, конечно, поняла, что у меня серьёзные проблемы, - думала девушка. – Правильный она выбрала звонок. Ведь она знает, что Кирилл поможет мне лучше всех! А он примчался. Тут же! Хотя я вчера так его обидела. И как вовремя он приехал! Ведь с понедельника я и гостей не смогу принимать…» - Ты абсолютно прав. Нуждаюсь. Очень, - проговорила Лена. – Давай договоримся так: подожди меня там, куда тебя проводят, хорошо? Но ждать ещё часа полтора-два. - Хоть всю ночь, - довольно отозвался Кирилл. Он передал трубку охраннику, и Лена попросила пропустить друга и предоставить ему гостевую комнату до утра. По внутренним правилам, она не могла приглашать гостя противоположного пола на ночь к себе в квартиру. Закончив разговор, Лена посмотрела на Соню уже совсем другими глазами. Она заметила, что девушка совершенно измучена и явно не ждёт от неё ничего хорошего. Буквально несколько минут назад Лена была абсолютно уверена, что хладнокровно доведёт наказание до конца, что Соня это заслужила. Она не собиралась делать воспитаннице никаких снисхождений и искренне возмутилась её малодушной просьбой. Но теперь Лена чувствовала, что не хочет продлевать страдания девушки. «Может быть, и правда, остановиться сегодня на этом, - подумала она. – Надо пожалеть девчонку, ведь наказание очень даже жестокое. Хватит с неё, пожалуй. Но, если я так поступлю, опять могу от Галины Алексеевны взыскание получить. Ведь только что я Соньке сказала, что поблажки ей не сделаю. Заведующая вполне может мне заявить: «Непрофессионально и непоследовательно поступили, Елена Сергеевна! Простили воспитанницу под влиянием эмоций! Что она теперь о вас должна думать? Воспитатель не выполняет своих обещаний!» «А наплевать! – внезапно рассердилась она. – Сейчас сделаем всё в лучшем виде. Не придерется!» С удивлением Лена обнаружила, что ремень так и держит в руках. Когда она подошла к кушетке, Соня непроизвольно вздрогнула. - Так что ты не успела мне договорить? – обратилась к ней Лена. – Почему я должна закончить наказание, по-твоему? - Елена Сергеевна, я не стала бы вас просить, если бы мне, действительно, не было совсем плохо! Не только физически! Я чувствую, что это наказание влияет на мою психику! Я уже перестаю ориентироваться, какие-то провалы в памяти появляются, - взволнованно, но очень почтительно проговорила Соня. – Поверьте мне, пожалуйста! - Вот как, – протянула Лена. – Конечно, я тебе верю. Только этого мне ещё не хватало - чтобы после моих действий ты получила психическое расстройство! А ведь мы, воспитатели, должны очень серьёзно заботиться о психическом здоровье воспитанниц. Соня недоверчиво посмотрела на Лену. «Издевается, что ли?» Но воспитательница вполне серьёзно продолжала: - Соня, я знаю, что ты сильная и мужественная, да и в этих вопросах разбираешься. И, если ты мне говоришь подобное, значит, так оно и есть. Ты и не подумала бы просить меня о пощаде, если бы для этого не было веских причин, правда? - Да, - тихо ответила девушка. - И я не собираюсь рисковать, - заявила Лена. – Учитывая твои жалобы, я считаю продолжение наказания недопустимым. На сегодня мы заканчиваем. « Странно как-то говорит - как на собрании», - подумала Соня, испытывая огромное облегчение. - Спасибо, Елена Сергеевна, - благодарно сказала она. Пока «ответственная» обрабатывала ремень, Соня осторожно думала про неё: «Мои жалобы тут ни при чём! Ни за что бы ты не закончила, если бы не этот твой Кирилл Владимирович! Если когда-нибудь с ним вдруг увижусь – скажу огромное «спасибо» Конечно, воспитанницы группы тоже заметили, что Елена Сергеевна уже почти неделю носит, не снимая, колечко с бриллиантом, и сделали из этого выводы. Да и сейчас Соне не представило труда догадаться, что Лена разговаривала по телефону именно со своим молодым человеком. Тем временем Елена применила к Соне обезболивание спреем «Де-люкс», средством, обладающим почти моментальным и мощным действием. Иначе девушка и с кушетки-то не смогла бы подняться. Почти сразу после этого она помогла воспитаннице встать и приказала: - Сейчас умоешься и примешь душ здесь, под моим наблюдением, потом отправишься в кровать. От «коленей» я тебя на сегодня освобождаю по соображениям безопасности для здоровья. Елена проводила Соню в то же самое спецотделение в санблоке воспитателей, помогла ей умыться. Самой Соне это было бы очень трудно, девушка едва держалась на ногах от слабости. Пока воспитанница принимала душ, воспитатель стояла рядом с душевой кабиной, наблюдая за её самочувствием. После душа Соне стало намного легче и физически, и морально - исчезли ощущения униженности и обречённости. Лена тут же, в душевой, велела ей встать лицом к стене и провела обработку мазью «вторая аллегро», затем заставила надеть тёплый длинный махровый халат. После всех этих мероприятий воспитанница совсем воспряла духом. - Спасибо, Елена Сергеевна, - сказала она. – Я вам очень благодарна, что вы меня пожалели. К её удивлению, «ответственная» как-то торжествующе улыбнулась. - Ты сама себе помогла. Очень удачно ввернула про возможные нарушения психики. И как только додумалась? Лена прекрасно знала, что в санблоке для воспитателей камеры отсутствуют. - Но это и правда было так! – горячо воскликнула Соня. – Я уже ощущала, что у меня… Она запнулась. - «Крышу сносит?» - помогла Лена. - Да, вроде этого. - А получилось очень удачно. Иначе я бы тебе снисхождение сделать не решилась. - А разве это было не в вашей власти? – робко спросила Соня. - С какой стороны посмотреть, - произнесла Лена, пристально глядя на девушку. - Вчера утром, когда мы с Марией Александровной очень откровенно беседовали, я от волнения забыла закрыть перегородку. Признайся, ты же не могла нас не слышать с твоим уникальным слухом? - Я всё слышала, - призналась Соня. – Тогда ты знаешь, что я теперь «под колпаком», и под все свои поступки должна подводить серьёзную доказательную базу. Между прочим, я уже получила полное отстранение от работы на 8 дней и штраф за наш с тобой вчерашний разговор о Марине. – Но за что? - изумлённо ахнула Соня. Лена немного поколебалась, но всё же ответила: – Как за что? Во-первых, не проявила выдержки и вела себя недостойно для ответственного воспитателя. А во-вторых, простила тебе неправильный ответ. Представляешь, в первый раз за всё это время сделала тебе поблажку, и сразу попалась на этом! И ведь формально всё правильно! Соня расстроенно покачала головой: – Елена Сергеевна, мне очень жаль. Лена сердито ответила: – Послушай, хватит, в конце концов, вылезать со своим благородством! Жаль тебе, видите ли! Знаешь, это уже начинает доставать. – Почему? - растерялась Соня. Девушка, действительно, расстроилась и это сразу сказалось на самочувствии - появились резкая слабость и дрожь в коленях. Соне пришлось отступить к стенке и прислониться к ней спиной. – Да потому что ты не должна меня жалеть! Ты воспитанница, а я воспитатель! Тебе в любом случае намного хуже, чем мне. А в свете наших отношений для тебя, наоборот, было бы вполне естественно желать мне неприятностей. И когда ты вместо этого заявляешь мне о сочувствии, я ощущаю себя некомфортно. – “Любите врагов ваших, благословите угнетающих вас...” - вспомнила Лена. - Примерно так, кажется, в Библии сказано. А я тебя давно знаю, и никогда раньше ты не придерживалась христианской позиции. – Елена Сергеевна, я не считаю вас врагом, - тихо сказала Соня. - И я уже упоминала и раньше, что у меня нет причин желать вам неприятностей. Наоборот, за многое я вам благодарна. Вы разрешили мне свидание, рассказали о возможности стать сотрудником. Да и сейчас вы меня пожалели, избавили от продолжения этого жуткого наказания. – А ты не забыла, что именно я тебе его сначала и назначила? И совершенно безжалостно проводила? - с иронией спросила Лена. – Значит, у вас были на это причины, и вы имели на это полное право. – У тебя здесь появилось смирение, - заметила Лена. - Что же, это не так уж и плохо. Внезапно она рассмеялась. – Кажется, зря я недавно отчитывала Инну. Сама поступаю не лучше! Вчера перед тобой расплакалась. Сегодня – делюсь своими проблемами. – Для полноты сценария теперь ты должна предложить мне помощь и найти выход из сложившейся ситуации! - продолжала искренне веселиться она. Соня тоже улыбнулась. – Нет, Елена Сергеевна, эта ситуация совсем другая. Вы не допускали нарушения, и у вас уже есть твёрдая позиция по данному вопросу. Вы сами приняли решение и считаете его правильным. Хотя я совершенно случайно оказалась в курсе событий, вам нет необходимости просить у меня совета – вы сами знаете, как вам поступать. Но, Елена Сергеевна... Соня немного помолчала, не решаясь продолжить. Поскольку Лена молчала, она нерешительно произнесла: – Если бы вы мне разрешили, то я могла бы просто высказать вам своё мнение. Услышав вчера ваш разговор, я не могла об этом не думать. И я... У Лены в глазах вспыхнули недобрые огоньки. – А ты не слишком много на себя берёшь? - холодно проговорила она. - Неужели было непонятно, что я говорю всё это не всерьёз, а совсем наоборот! Почему ты считаешь, что меня интересует твоё мнение? Я вполне в состоянии сама решить свои проблемы. А, если мне понадобится совет, я буду просить его у своих коллег, а вовсе не у тебя! Поняла? Соня виновато кивнула: – Да. Простите. Однако продолжала смотреть на Лену с явным сочувствием. – И прекрати так смотреть! - сердито воскликнула Лена. - Что ты себе позволяешь? – Простите, Елена Сергеевна, - повторила Соня. - Я просто подумала, что не так легко вам следовать своему решению, когда никто из ваших коллег и друзей вас не поддерживает, и все пытаются вас разубедить. Внезапно лицо и шея воспитательницы покрылись красными пятнами. Видно было, что Елена очень разозлилась. Она моментально оказалась рядом с Соней и практически прошипела: – Откуда ты это знаешь? И тут же гневно добавила: – Значит, вы с Инной всё-таки продолжаете разговаривать! А теперь уже и мои дела начали обсуждать? – Нет! - в отчаянии крикнула Соня. - Инна Владимировна с прошлого воскресенья не сказала мне ни одного лишнего слова! Поверьте, пожалуйста, это правда! – Верю, - проговорила Лена, не сводя однако с воспитанницы стального взгляда. – Идём со мной. Быстро! - резко и отрывисто приказала она.
Forum: «Ну всё! - испуганно думала Соня, послушно следуя за воспитателем в кабинет. - Договорилась! Сейчас она вернёт меня на кушетку и будет пороть, пока я совсем не загнусь. За наглость! Впрочем, нет, не сможет - сразу после обработки мазью пороть нельзя. Всё равно, она что-нибудь придумает!» В кабинете Лена строго спросила воспитанницу: – Как ты себя чувствуешь? Отвечай абсолютно честно! Не приукрашивай. Соне и раньше было нехорошо, а сейчас от страха она совсем ослабла. – Плохо, - призналась она. – Основные жалобы? - требовательно продолжала Лена. – Слабость, головокружение, стоять трудно. Лена в третий раз за вечер измерила Соне давление и покачала головой. – Неудивительно. Придётся мне отпаивать тебя кофе. Возможно, особого удовольствия тебе это не доставит, но выбора нет. Лечебная мера! Пойдём. Заодно расскажешь мне о выводах, которые ты сделала в результате наказания, а то я тебя сегодня ещё о них не спросила. Лена провела Соню за перегородку, которую в этот раз закрыть не забыла. – Садись, - она указала воспитаннице на одно из кресел. Соня ответила: “Слушаюсь”, послушно подошла к креслу, но сесть не решилась и смотрела на воспитателя с недоумением. – Да не бойся! - махнула рукой Лена. - Я тебе “вторую аллегро” наложила. И сейчас спокойно сядешь, и спать будешь спокойно часов до пяти. С врачами мне ссориться не хочется. Пока Лена готовила кофе, обе девушки молчали. Наконец, воспитатель тоже села, протянула Соне большую чашку и заявила: – Латте без сахара. Не возражаешь? На ночь чёрный предлагать тебе не хотелось. – Спасибо, отлично, - благодарно отозвалась Соня и сразу сделала пару глотков. Кофе оказался бесподобным. – Разговор о твоих выводах давай замнём, хорошо? - предложила Лена. – Хорошо. «В кабинете она на камеры говорила. Для “прокурора”!» - догадалась девушка. Воспитательница теперь уже не выглядела такой сердитой, как в душевой, но Соня ощущала, что она всё же напряжена. – Расскажи мне лучше, с кем ты беседовала о моих делах, - потребовала Лена. - Насчёт Инны я, конечно, погорячилась. Она бы не стала этого делать после всего, что произошло. Так с кем? С Елизаветой Вадимовной? Светланой Петровной? Марией Александровной? Отвечай! Не смей увиливать! Соня растерянно смотрела на «ответственную» и лихорадочно соображала, как оправдаться. – Елена Сергеевна, - вымолвила она, наконец. - Я ни с кем из воспитателей о вас не разговаривала. – Тогда откуда ты знаешь, что никто меня не поддерживает? – Я догадалась, - робко произнесла Соня. – Ты у нас экстрасенс? - иронически спросила Лена. - Читаешь чужие мысли? Или слышишь разговоры даже через стены? Объясни. – Елена Сергеевна, я же за это время успела немного узнать ваших коллег. Когда вчера я услышала ваш разговор с Марией Александровной, то просто представила, как они на всё это могли отреагировать. Я уверена, что, например, Светлане Петровне ближе точка зрения Марии Александровны. Политика полного подчинения руководству во всех ситуациях. А другие – Инна Владимировна и Елизавета Вадимовна – хотя в душе ваши действия и одобряют, но сами бы никогда так не поступили, боясь последствий. И тоже считают, что вам нужно пойти на компромисс, признать свою вину. Ведь так? – Да!!! - воскликнула Лена, в волнении вскочила с кресла и подошла к окну. – А Вероника Игоревна? - с внезапно вспыхнувшим интересом спросила она. Соня слегка улыбнулась. – Крайняя степень первого варианта. Полная безаппеляционность. Решительное осуждение ваших действий. Лена опять уселась в кресло и в задумчивости откинулась на его спинку. – И как тебе это удаётся? - по-деловому спросила она. Соня смущённо пожала плечами. – Не знаю. Это получается автоматически, я даже об этом не задумываюсь. Мне кажется, это совсем не трудно, если хоть немного узнаешь человека. – Да ничего подобного! - горячо возразила Лена. - Это очень трудно. Я, например, легко могу распознать фальшь или обман, но такое мне недоступно! Я была просто в шоке, получив от своих подруг такой отпор! Просто ничего подобного не ожидала! Впрочем, тебе, вероятно, всё это, действительно труда не представляет. Помнишь случай с Марией Александровной? Ты тогда придумала, как вам добиться её прощения, хотя знала её к тому времени меньше недели. Это тоже получилось так? Автоматически? Ты просто просчитала, что я соглашусь её пригласить, а она простит вас и не отберёт у вас ваши награды? Да? Соня кивнула. – Я была в этом уверена. Процентов на 95. Просто встала на её место и подумала, что бы меня, то есть, её, впечатлило. А то, что вы хотели нам помочь, это тоже было ясно, поэтому и не отказались её пригласить. Лена смотрела на свою воспитанницу всё с возрастающим интересом. – Знаешь, ты далеко пойдёшь. Когда будешь воспитателем, такие способности тебе здорово помогут. А признайся, Соня, ты и меня всё это время так же просчитывала? Могла предугадать все мои поступки? – Не всегда, - покачала головой девушка. - С вами у меня часто получались осечки. Наверное, из-за очень сильного эмоционального фона. Лена кивнула. – Интересно, а Галину Алексеевну ты так же хорошо понимаешь и чувствуешь? - задумчиво спросила она. - Может быть, ты знаешь, почему она так себя со мной повела? Что она от меня хочет? И чего мне ожидать? Увы, не могу сейчас её понять. – Мне кажется, знаю, - подтвердила Соня. - Поэтому я и хотела высказать вам своё мнение. Лена улыбнулась. – В таком случае, я забуду про свою гордость и попрошу тебя со мной этим всё-таки поделиться. Ты сможешь? – Да, конечно, - горячо ответила Соня. - Елена Сергеевна... – Подожди, Соня, - серьёзно сказала Лена. - Если у тебя есть такие соображения, то ты имеешь в руках очень хорошие козыри. Ведь это для меня очень важно! И ты не должна делиться со мной этим просто так. У нас с тобой отношения совсем не дружеские, а прямо противоположные. Никакой взаимной симпатии у нас с тобой тоже нет, как это наблюдалось у вас с Инной Владимировной. – Да и сейчас осталось, - усмехнулась она. - Поэтому я расцениваю наш разговор как деловое сотрудничество. Ты умный человек, и можешь мне помочь. За это ты вправе попросить у меня что-нибудь из того, что находится в моей власти. Это будет справедливо – услуга за услугу. – Елена Сергеевна, мне ничего не надо, - быстро сказала Соня. – Не надо? - удивилась Лена. - А тебе понравилось сегодняшнее наказание? Соня слегка покраснела и отрицательно покачала головой. – Разве ты не хочешь, чтобы я тебе, например, эти субботние наказания отменила? Это как раз вполне в моей власти, и даже более того. Мне абсолютно ничего не стоит это сделать. Я могу закончить твои мучения одним росчерком пера. Признаюсь, я собиралась проводить их тебе долго. И ты, наверное, догадалась, что дело тут не только в твоих оскорбительных мыслях. – Да, я поняла, - вздохнула Соня. - Это за Марину. Чтобы я помнила о своём поступке как можно дольше. – Верно. Слушай, с тобой даже страшно. Такая поразительная проницательность! Лена немного помолчала. Соня тоже ждала. – Знаешь, ты как-то слишком быстро раскаялась и изменилась, когда сюда попала. Очень быстро. Это, действительно, так, но именно эта быстрота меня и смущает. А вдруг ты так же быстро и забудешь о том, что сделала? Особенно, если у тебя получится стать сотрудником. Поэтому я и решила оставить для тебя эти «долгоиграющие» на довольно длительное время, чтобы этого не произошло. Чтобы у тебя пока оставались напоминания. Но, признаюсь тебе честно, сегодня, когда мы провели первое из них, у меня возникли сомнения. Тем более, и перенесла ты это наказание гораздо тяжелее, чем я ожидала. Возможно, ты считаешь по-другому, но я на самом деле не такой уж монстр. Поэтому, если мы придём к согласию, я вполне могу тебе их отменить. Существенно моих планов это не нарушит. – Елена Сергеевна, - твёрдо сказала Соня. - Если я и решусь попросить вас об отмене этих наказаний, то не в этой ситуации. Я не буду ставить вам никаких условий. Я вполне готова поделиться с вами своими соображениями бескорыстно. – А я не люблю быть обязанной, - так же твёрдо ответила Лена. - Хорошо, ты можешь меня не просить. Я сделаю это по собственной воле. Я, отменяя эти субботние наказания, оказываю тебе разовую услугу, и больше я тебе ничего не должна. Ты должна понимать, что твоя помощь ни на наши отношения, ни на исполнение моих обязанностей по отношению к тебе не повлияет. Всё останется по-прежнему. Так ты согласна? – Да, Елена Сергеевна. – Хорошо. Тогда я готова тебя выслушать. Лена допила свой кофе и поставила пустую чашку на столик. – Елена Сергеевна, - начала Соня. - Я тоже считаю, что недопустимо такое стремление во всём угодить начальству, как об этом говорила Мария Александровна. Если вы чувствуете, что правы – всё равно надо пытаться отстаивать своё мнение. А, если не получается убедить, то вполне можно использовать подвернувшийся случай и поставить свои условия. Да, это больше похоже на шантаж. Ну и что? Даже если и так! Главное, чтобы оказался достигнут результат. Ведь он достигнут? – Да, - ответила Лена. Она была поражена: Соня говорила буквально её мыслями. Единственная из всех, с кем Лена вообще поделилась своими проблемами! - Но, ты знаешь, Соня, вместе с этим результатом получился ещё один. С понедельника я уже не ответственный воспитатель, и в вашей группе не работаю. Соня спокойно кивнула. – Меня это не особо удивило, Елена Сергеевна. Я этого ожидала. – Ты ожидала? - Лена не верила своим ушам. – Мария Александровна ведь тоже предположила такую возможность. И я тогда подумала, что Галина Алексеевна попытается вас прижать, воспользовавшись ситуацией. Тут так всё совпало с болезнью Наташи! Вас, как ответственного воспитателя, всегда можно обвинить, даже повода искать не надо. А когда Галина Алексеевна стала нас расспрашивать, да ещё и под протокол, я так и подумала, что она решила снять вас с должности. Она всем этим удачно воспользовалась, правда? – Да. Но я-то как раз этого не ожидала и до последнего момента не верила, что она так поступит. Галина Алексеевна перевела меня в “дежурные” на неопределённое время и дала понять, что срок этого взыскания будет зависеть от моего поведения и степени раскаяния. – А вы разве раскаиваетесь? - удивилась Соня. – Да ни в коей мере! - воскликнула Лена. - Соня, я права. Галина Алексеевна могла довести Алину до нервного срыва, до увольнения, своей неоправданной жестокостью испортить ей всю жизнь без всякой необходимости! А она этого не понимает, почему – не знаю! Галина Алексеевна – умная и опытная, но тут она ошиблась. – Елена Сергеевна, - сказала Соня. - Я не знаю всех подробностей, но ведь с Алиной Геннадьевной теперь будет всё в порядке, правда? – Теперь да, - кивнула Лена. – А вы должны твёрдо стоять до конца, - решительно продолжала Соня. - Ещё какое-то время, причём, возможно, довольно долго, Галина Алексеевна будет вас притеснять. Это неизбежно, но вам придётся всё это вытерпеть. Вам нужно постараться остаться стойкой, не сгибаться, и воспринимать всё невозмутимо. У Сони блестели глаза, она была абсолютно уверена в том, что говорила, и очень хотела убедительно донести это до Лены. – Отстранение – пожалуйста! - говорила она. - Штраф – согласна. В «дежурные» - хорошо! Но вы будете и «дежурной» работать так, что Галина Алексеевна задумается, я уверена в этом. Она ждёт от вас раскаяния, а вы, наоборот, пытайтесь при каждом удобном случае объяснить свою позицию. Никаких извинений, как бы ни уговаривали вас ваши коллеги! И не допускайте на первом этапе даже мыслей уволиться или попросить перевода в другой «Центр». У вас всё будет отлично именно здесь. – На первом этапе? - удивлённо спросила Лена. - Соня, но сколько же будет этих этапов? Ты меня пугаешь. – Их может быть много. Просто уже на следующем вы вполне сможете припугнуть этим своё начальство. Скажете, что решили поменять место работы. Это очень подействует! Но сейчас ещё рано. Лена сидела совершенно растерянная. – У меня сейчас такое ощущение, что моя заведующая – это ты, - призналась она. - Я совершенно не владею ситуацией, а ты, похоже, уже знаешь, чем всё закончится. Соня, давай сделаем так. Лучше я буду задавать тебе конкретные вопросы, хорошо? – Да, конечно. – Во-первых, мне очень интересно, почему только одна ты думаешь так же, как и я. Ведь все вокруг считают по-другому. Все! Мои коллеги, которых я люблю, уважаю и многих из них считаю для себя авторитетом, говорят обратное. «Пойди и покайся, пока ещё не совсем поздно!» А ведь мои подруги гораздо опытнее, и уж точно меня не глупее. Почему же никто меня не поддерживает? Лена разволновалась и с трудом сдерживала слёзы. – Елена Сергеевна, - улыбнулась Соня. - Насколько я вас знаю, если вы в чём-то уверены, для вас не существует авторитетов. Лена тоже улыбнулась. – Ну, ты даёшь, - покачала она головой. – А ещё: невооружённым взглядом видно, что вы резко отличаетесь от всех ваших коллег, по крайней мере, кого я знаю. У вас есть многое, чего нет больше ни у кого. Вы занимаете совершенно другую жизненную позицию. Вы всё видите другими глазами и не боитесь отстаивать своё мнение. Как мне кажется, это позиция будущего руководителя. Если это вижу я, то несомненно, это заметила и Галина Алексеевна, причём, уже давно. Ведь не зря она назначила вас «ответственным воспитателем» так рано, по меркам «Центра». Елена Сергеевна, поэтому я и говорю так уверенно, что вся эта история закончится для вас благополучно. Вам надо не слушать сейчас других, а поступать по велению своего сердца, и вы не ошибётесь. Сейчас вам будет очень трудно, но в итоге вы выиграете. Ваше руководство ни в коем случае не позволит себе потерять такого сотрудника, а ещё они оценят ваше твёрдое поведение, умение мужественно переносить неприятности, ваше стремление настоять на своём, когда вы правы. – Хорошо. Я тоже на это надеюсь, - облегчённо вздохнула Лена. - А теперь главный вопрос. Почему Галина Алексеевна не хочет оценить всё это прямо сейчас? Я-то как раз на это и рассчитывала! Мне казалось, что я достаточно её знаю, что она не способна на мелкую месть. Зачем ей нужно меня тиранить? – А мне кажется, что она уже сейчас вполне одобряет ваше поведение. – Да? - недоверчиво отозвалась Лена. - Как-то не очень похоже. – А она этого и не покажет! - уверенно заявила Соня. - Понимаете, вначале она и правда рассердилась, как я это себе представляю. Вероятно, давно ничего подобного в её практике не случалось. – Да, - подтвердила Лена. - И Маша, и Лиза говорят, что на их памяти никто на подобное не осмеливался. – Но потом она начала об этом думать, а ещё, возможно, уже поговорила с Алиной Геннадьевной и поняла, что была не так уж и права. Она наверняка оценила вашу смелость и нестандартное поведение, но хочет сейчас использовать эту ситуацию, чтобы организовать вам испытание. – Что? - изумилась Лена. - А ты не слишком всё закрутила? Какое испытание? – Галина Алексеевна хочет посмотреть, как вы будете себя держать в экстремальных, непривычных для вас условиях, в условиях гонений и немилости с её стороны. – Но зачем? Соня пожала плечами. – Это предположение. Я же не могу знать точно! Возможно, она имеет на вас какие-то далеко идущие планы, и эта проверка ей необходима. Если это так, то она наверняка уже и высшее руководство поставила в известность о ситуации. Так что жаловаться директору вам бесполезно. – Соня! Но у меня и причин нет жаловаться. Формально я виновата. А изменившееся ко мне морально отношение Галины Алексеевны – это не повод для жалоб. – Значит, вы просто должны держаться твёрдо и невозмутимо. Не падать духом. Допускать минимум промахов, а, если допустили – принимать все взыскания без ропота, с достоинством. – Именно это я и Алине советовала, - пробормотала Лена. – Елена Сергеевна, мне кажется, что Галина Алексеевна будет действовать решительно и настойчиво. Она вполне может держать вас в осадном положении долго, причём меры применять суровые. – Соня! - взволновалась Лена. - Всё это возможно, но есть факты, которые не вписываются в твою версию. – Какие? - глаза воспитанницы возбуждённо заблестели. Девушка была явно увлечена разговором. Лена поймала себя на мысли, что невольно начинает испытывать к ней что-то вроде симпатии напополам с благодарностью. – Понимаешь, Галина Алексеевна, если бы просто хотела устроить мне проверку, не стала бы поступать так жестоко. Не со мной, а, в первую очередь, по отношению к Марине. Соня, она прекрасно знает, что Маринка только что после тяжеленной операции! Всё это время, пока она болеет, Галина Алексеевна относилась к нам сочувственно, всегда создавала мне все условия, чтобы я могла её навещать, а ей даже подарки передавала, представляешь? – Вполне, - кивнула Соня. – И вдруг всё меняется в один миг. Я обещала Марине, что пробуду с ней весь понедельник. Она очень меня ждёт! Твоя мама сказала, что после операций с использованием АИКа всегда в первые дни бывают неполадки с головой. – Что? - побледнела Соня. – Ну, пока за сердце работает этот аппарат, то всё-таки и мозг получает меньше кислорода, и это может сказаться на нервной системе. Бывают нарушения памяти, а ещё почти всегда развивается ранняя депрессия. Появляются раздражительность, апатия, неверие в выздоровление, неадекватная реакция на какие-то ситуации. В этом периоде нельзя, чтобы больные расстраивались. А я понимаю Маринку лучше всех, и смогу ей помочь. А Галина Алексеевна сначала пробойкотировала мой отгул, который я планировала взять в понедельник, а на следующий день и вовсе наказала меня не как-нибудь, а отстранением от работы с полным домашним арестом на 8 дней. Это большая, и самая опасная часть послеоперационного периода! А ведь она про всё это знает. Я пыталась её упросить, но без эффекта! Скажи, разве стала бы она так поступать, если бы просто решила устроить мне испытание? Нет, она очень на меня зла и хочет наказать ещё и морально! Чтобы я вся извелась, понимая, что не могу ничего для Маринки сделать. Ведь Галина Алексеевна знает, как я переживала, пока ты Марину тиранила! Соня вспыхнула и опустила глаза. А Лена продолжала: – Я никому тогда про это не рассказывала, только ей! Потому что с работы отпрашивалась, когда к тебе ездила, да и необходимо мне тогда было с кем-то этим поделиться, а она ведь…ну, и по возрасту, как моя мама, да и вообще нас, молодых сотрудниц, всегда очень опекает. Так Галина Алексеевна очень сочувственно ко мне тогда отнеслась, видела, что я места себе всё это время не находила. А теперь она про это вспомнила и использует в своих целях! И как можно после этого верить людям? Соня смотрела на Лену виновато и сочувственно. – Елена Сергеевна, - тихо сказала она. - Всё не так, как вы думаете. Мне жаль, но поведение Галины Алексеевны как раз в мою версию отлично вписывается. – И как же? - вздохнула Лена. – Заведующая, по-моему, хочет вас поставить в такие условия, чтобы вы попросили её о неформальных методах. Очевидно, в её планы входит провести вас и через это. Лена побледнела и опять вскочила с места. – Только этого мне не хватало! - воскликнула она. - Вот чёрт! Точно! Соня, ты права! Лена возмущённо стукнула кулаком по подоконнику. – Ведь мне и Вероника говорила, когда об этом домашнем аресте узнала: «Пойди, извинись и попроси вместо этого ареста порку. Галина Алексеевна тебе не откажет. С удовольствием это проведёт, и ей легче станет. Частично она удовлетворится, и дальше уже будет к тебе более снисходительна». Но я её совет даже не восприняла серьёзно, таким бредовым мне он показался. Значит, вот оно что. Она меня просто к этому вынуждает! Знает, что я для Маринки всё возможное и невозможное сделаю! Она хочет меня унизить по полной программе! Но пока она перебьётся! Может быть, неделю мы с Маринкой и выдержим. Ну, а, если нет... Лена в волнении забегала по небольшому пространству зоны отдыха. – То что? - спросила она у Сони. - По-твоему, я и это должна вынести невозмутимо? – Если придётся, то да, - спокойно ответила Соня. - Просто обязаны. Елена Сергеевна, но ведь вы переживёте это, правда? Лена немного успокоилась, уселась на место и проворчала: – Да уж как-нибудь. Внезапно она рассмеялась: – Ты, наверное, думаешь: «Отольются теперь кошке мышкины слёзы»? – Вовсе нет, - смутилась Соня. - Я думаю о том, что вы очень даже неплохо держитесь для таких существенных неприятностей. Готовы бороться. Не впали в депрессию. – Вот ещё! – возмутилась Лена. - Никакого горя у меня не случилось. Самое плохое, что может быть – уволюсь с этой работы. Но ведь и на этом жизнь не кончится, правда? Для меня сейчас главное – чтобы у Маринки было всё в порядке. – Для меня тоже, - вздохнула Соня.
Forum: – Ладно, - Лена тряхнула головой. - Соня, спасибо тебе. Не буду скрывать, что ты многое для меня прояснила. Я, в свою очередь, тоже сдержу своё обещание. Ты знаешь, когда ответственный воспитатель покидает группу, по любой причине, он единолично решает вопрос, что делать с теми наказаниями, которые были им назначены воспитанницам: отменить их или оставить. И никто в этот процесс не вмешивается. Если бы я оставила тебе эти субботние «долгоиграющие», то должна была бы только конкретизировать их количество, а проводили бы эти наказания твои новые воспитатели. С понедельника вашу группу принимает «подменная ответственная», и я подам ей сведения об отмене «долгоиграющих». Но предупреждаю: все остальные наказания останутся при тебе. И «восьмой разряд» я отменять не собираюсь. «А кто бы сомневался, - подумала Соня. - Я и не надеялась» Лена улыбнулась, причём, совсем не ехидно, а вполне нормально. – Теперь тебе, в любом случае, станет жить легче. Я над тобой никакой власти иметь больше не буду. У тебя прекрасная возможность добиться того, чего ты хочешь. Работай над этим. Данные у тебя отличные, наверное, это будет справедливо. А сейчас... Внезапно перегородка распахнулась, и перед девушками предстала Инна Владимировна. Соня тут же вскочила с кресла, а Лена насмешливо протянула: – А мы тут кофейком балуемся. И «за жизнь» беседуем. – А я выполняю инструкцию 27\9, - ехидно, ей в тон заявила Инна. - Вы не подключились на мой монитор. Лена слегка покраснела. – Объявляю вам благодарность. Проявили бдительность. Инструкция 27\9 предписывала воспитателям всегда предупреждать своего напарника или ближайшего дежурного сотрудника (ночного воспитателя, сотрудника охраны), если они уединялись с воспитанницей в зоне, автоматически не просматриваемой извне. Зона отдыха в кабинете воспитателей при закрытой перегородке как раз была такой. Когда Лена с Соней начали свою беседу, Лена послала Инне специальное сообщение по телефону. По инструкции не рекомендовалось осуществлять такое уединение больше 15-ти минут. По их истечении, если разговор ещё продолжался, воспитатель должен был включить систему наблюдения и подключиться на монитор контролирующего сотрудника. Напарник тогда имел возможность убедиться, что ничего недозволенного или опасного при общении не происходит. Если он не получал на монитор изображения вовремя, то был обязан лично убедиться, что всё в порядке. Именно это Инна сейчас и сделала. – Между прочим, всего 15 минут до отбоя осталось, - напомнила «дежурная». – А мы уже закончили, - спокойно ответила Лена. - И ко сну Левченко полностью готова. Соня, можешь идти. Девушка ответила «Слушаюсь» и тут же вышла. Кофе и увлекательный разговор с Еленой подбодрили её, но чувствовала себя Соня всё равно неважно. Выйдя из кабинета, она тут же обессиленно прислонилась к стене, пережидая приступ головокружения. Боли она сейчас почти не ощущала, только сильную слабость. Воспитанницы все были уже в спальне, готовились ко сну. К Соне немедленно подбежала Юля, обняла её и встревоженно спросила: – Идти можешь? Куда тебя проводить? – Только в кровать, - улыбнулась Соня. – Совсем тебе плохо пришлось, - тихо и сочувственно сказала подруга. – Не переживай, Юлька. Терпимо. – Это после «долгоиграющей» терпимо? - возмутилась Юля. – А ты откуда знаешь? - подозрительно проговорила Соня. Увидев, что Юля смутилась, девушка внимательно оглядела спальню и сразу поняла, что у девчонок не всё в порядке. Остальные воспитанницы тоже явно были смущены, а Наташа Леонова уже лежала в своей кровати. До отбоя! Соня решительно взяла Юлю под руку и велела: – А ну-ка, пойдём! Вместе они подошли к Наташиной постели. Почти мгновенно около них оказались и все остальные. Наташа с трудом повернулась на бок и виновато посмотрела на Соню. – Так, староста, - строго произнесла Соня. - Отчитайтесь, пожалуйста, что у вас произошло. Вы нарушили нашу договорённость? Наташа улыбнулась, давая Соне понять, что оценила игру, и вдруг неожиданно для всех расплакалась. – Юля? - Соня требовательно смотрела на подругу. – Елена Сергеевна устроила ей «безлимитку», - мрачно доложила девушка. - Очень строгую. Разряд шестой, не меньше. – Когда? – Да примерно час назад. Соня вспомнила, что, действительно, один раз Инна приходила к ней, чтобы выпороть, два раза подряд. Наверное, именно в это время Лена и разбиралась с Наташей. – За что? - Соня спрашивала строго и требовательно. – Сонь. Прости. Мы спросили у Инны Владимировны, что с тобой происходит, а потом решили попросить Елену Сергеевну тебя пощадить. Просила, конечно, от всей группы Наташка. А Елена Сергеевна жутко рассердилась и стала кричать: «Что за наглость? Вы прекрасно знаете, что я не разрешаю вам просить друг за друга! Почему позволяете себе вмешиваться в мои дела?» Мы, конечно, перепугались, и стали извиняться. А Елена Сергеевна Наташке выговаривает: «Ты староста, должна пример группе подавать, а ты что делаешь? Первая мои приказы нарушаешь! Давно серьёзных неприятностей не имела? Так я тебе устрою! Раздевайся. Сейчас будешь на глазах у всей группы терпеть строгую «безлимитную» порку! А вы, все остальные, знайте, что это и по вашей вине тоже» Тут же привязала её к кушетке и выпорола. Правда, потом сразу разрешила в кровать лечь. – Девчонки, - растерянно проговорила Соня. - Но зачем вы это сделали? Мы же с вами договорились. И не просто договорились, а вынесли решение всей группой, что во время моего наказания вы вмешиваться не будете, и спрашивать ничего не будете у воспитателей, не то, что просить! Мне показалось, я вас убедила, что это будет для меня лучшей поддержкой – если вы сможете в это время держаться безупречно, и что мне за вас не придётся переживать. Я просила вас проявить выдержку, и вы согласились. – Девочки, если мы будем так безответственно относиться к решениям всей группы – то недалеко уйдём, - сердито добавила она. – Соня. Прости, мы сделали глупость, - попыталась оправдаться Лиза. - Но ты, пожалуйста, пойми нас хоть немного, представь, что мы чувствовали! Тебя увели, и ты не возвращаешься – час, два! А Елена Сергеевна и Инна Владимировна по очереди в кабинет заходят, и появляются потом совершенно измочаленные! Ясно, что они там не чаи распивают, а с тобой разбираются. Лиза понизила голос и продолжала почти шёпотом: – А Инна сидит с виду нормальная, а сама вся на взводе! Спросишь что-нибудь по урокам – отвечает рассеянно. Видно, что мысли далеко. «Как бы Галина Алексеевна это не обнаружила», - встревожилась Соня. – Ну, а когда Елена Сергеевна в очередной раз к тебе вышла, я Инну спросила осторожно, что там с тобой происходит, и когда ты придёшь. А она отвечает очень расстроенно: «Долгоиграющую» ваша Соня получает. Я думаю, сегодня вы её не дождётесь. Занимайтесь своими делами». Сонька, а мы знаем, что такое «долгоиграющая»! – Елена Сергеевна к кому-нибудь из вас её применяла? - удивилась Соня. – Она нет! - воскликнула Галя. - Только Вера Борисовна, да и то один раз! – Ко мне, - вздохнула Даша. - Да ещё и публично, при всей группе. Я думала, что не выживу! Два дня потом в изоляторе провалялась. – А мы все смотрели тогда на это и с ума сходили, - с горечью сказала Лиза. - Поэтому и сейчас перепугались. А ещё Юлька где-то около половины десятого из туалета возвращалась и увидела, как Елена Сергеевна и Инна Владимировна в спальне у дверей кабинета стоят и явно спорят. «Ещё не легче! - мелькнуло у Сони. - Неужели у Инны тоже выдержки не хватило?» – Елена Сергеевна что-то очень сердито ей говорила, - вступила Юля, - а Инна Владимировна едва слёзы сдерживала, это отлично было видно. Я, как мышка, тихо мимо них проскочила, а потом девчонкам рассказала. Тогда мы и решили попросить Елену Сергеевну тебя простить. Соня, мы же помним, что тогда с Дашей было! Не могли мы не попытаться! – Ты и сейчас так считаешь? - возмутилась Соня. - Прекрасно могли! Да о чём вы вообще думали? Вы уже знали, что даже Инне Владимировне не удалось за меня заступиться. На что же вы-то рассчитывали? Внезапно она побледнела и схватилась за спинку кровати. – Пойду я лучше прилягу. Юля бережно поддержала подругу и помогла ей устроиться в кровати. – А как тебе вообще удалось своими ногами после такого из кабинета выйти? – Как удалось? - с горечью в голосе переспросила Соня. - Опозорилась я перед Еленой Сергеевной. Сама просила её о пощаде. Девчонки, никаких сил терпеть больше не было. И она, к счастью, согласилась. А, если бы провела всё это до конца, как и планировала, то и я бы в изолятор отправилась. Соня вздохнула. – Елена Сергеевна мне ещё обезболивание какое-то крутое сделала и большую чашку кофе заставила выпить. – Наташа, а ты вставай, - приказала она. – Я не могу! - с отчаянием проговорила староста. – Сонь, - всхлипнула она. - Я тоже ужасно себя вела. «Безлимиткой» меня ещё ни разу здесь не наказывали! Сначала ещё терпела как-то, а потом не выдержала: разрыдалась и стала умолять Елену Сергеевну прекратить! Так стыдно! – Перестань, - строго сказала Лиза. - Девчонки, мы договорились, что обычные наказания терпим достойно, но на такие строгие это не распространяется. Давайте не будем по этому поводу комплексовать, ладно? – Лучше давайте не будем на них нарываться, - предложила Соня. - Наташа, ты должна встать, присутствовать на построении перед отбоем и ещё раз попросить у Елены Сергеевны прощения. Девчонки, и вы все должны это сделать. Так будет лучше. Наташа, тебе «третья-бис» с утра нужна или нет? Добивайся! Как в театр поедешь? – Да я никуда уже ехать не хочу! - воскликнула Наташа. - Останусь с тобой в группе. Девушка была очень расстроена. – Придумала! - ахнула Юля. – Даже не думай! - строго сказала Соня. - Девчонкам всё настроение хочешь испортить? Вставай быстро! Девочки, помогите ей. Вытри слёзы и вставай в строй со всеми. И я сейчас встану. Лена с Инной оставались в это время в кабинете. Когда Соня вышла, Лена подошла к подруге, обняла её и смущённо проговорила: – Прости меня, пожалуйста. Я была такой самонадеянной дурой. Так жестоко к тебе отнеслась… И ведь была абсолютно уверена в своей правоте, пока сама в подобную ситуацию не попала. А ты ещё ко мне такую терпимость проявила! – Ты о чём? Что с тобой? - изумилась Инна. Лена вздохнула и кратко рассказала подруге о разговоре с Соней. У Инны в глазах вспыхнули озорные огоньки. – Не бери в голову! - воскликнула она. - Это совсем не то! Ты вела себя с Соней твёрдо и совсем перед ней не раскисла, как я. И у тебя ведь явно не возникло теперь желание делать ей поблажки! А у меня возникло. Да ещё какое! До сих пор с трудом справляюсь, ты была права. – Инна, - покачала головой Лена. - Всё равно, по сути, это одно и то же. – Лен, а я рада, что так получилось. Это тебя немного... смягчит и ускромнит, что ли. А то ты ведь у нас обычно такая правильная и непогрешимая, что даже иногда противно становится, - рассмеялась Инна. – Да уж ускромнюсь я сейчас и так по полной программе, - улыбнулась Лена. - Когда начну «дежурной» работать. Спасибо, зайка, за понимание. Мне у тебя многому можно поучиться. Она посмотрела на часы. – Пойдём девчонок в постели отправим. Когда воспитатели вышли в спальню, девушки уже стояли у своих кроватей, включая Наташу и Соню. Подойдя к ним поближе, Лена нахмурилась: – Леонова! Тебе необязательно было вставать, я же предупреждала. А ты, Левченко, немедленно отправляйся в кровать. Нечего мне тут героизм демонстрировать. Соня ответила: «Слушаюсь» и вернулась в постель. – Елена Сергеевна, - виновато сказала Наташа. - Я хочу ещё раз перед вами извиниться. Простите меня, пожалуйста, и всех нас. Мы очень необдуманно поступили. «Не иначе, как Сонька успела им разнос устроить», - мелькнуло у Лены. – Вы уже это обсудили? - поинтересовалась она. – Да. Простите нас, - проговорили несколько девушек. – Хорошо, - вздохнула Лена. - Я уже не сержусь. Но вам это было надо? Вы же знаете, что я категорически запрещаю подобные вещи! Ведь нетрудно было догадаться, что вместо того, о чём просили, получите существенные неприятности. Вам ещё повезло, что я не наказала всю группу! Больше так не поступайте. Не надо надеяться, что сотрудники «Центра» не отреагируют на нарушение их приказов и установок. Не испытывайте таким образом ни меня, ни других воспитателей. Последнюю фразу Лена произнесла немного другим голосом, более мягким. – Елена Сергеевна, - осторожно сказала Лиза. - А можно у вас спросить? – Попробуй, - улыбнулась Лена. – Мы все очень беспокоимся по поводу этого расследования, которое проводит Галина Алексеевна насчёт Наташи. Вы не могли бы нам рассказать, когда оно завершится? Соня внутренне усмехнулась. «Вот тут-то она и попалась. Хотя вполне может сказать: «Это не ваше дело» Однако Лена совершенно спокойно ответила: – А оно уже завершилось. Подобные расследования в «Центре» не затягиваются. – Елена Сергеевна, простите, это нескромно с нашей стороны самим спрашивать, но мы очень волнуемся. Ведь всё в порядке? – взволнованно спросила Лиза. Лена вопросительно и немного растерянно посмотрела на Инну. – Скажите им, Елена Сергеевна, - предложила та. – Я хотела сообщить им об этом завтра, после театра, - возразила «ответственная». – Но они сейчас спрашивают, - настаивала Инна. - Не оставляйте их волноваться до завтра. – Хорошо, - решилась Лена. - Девочки, я не могу сказать, что всё совсем в порядке. У нас намечаются изменения. Я работаю в вашей группе ответственным воспитателем завтра последний день, а потом меня на некоторое время отстраняют. Лена решила пока дать воспитанницам только минимум информации. Ведь на восемь дней Галина Алексеевна, действительно, её отстранила от работы. А дальше… они и сами узнают, когда увидят свою бывшую «ответственную» в форме «дежурной», работающей в другой группе. В столовой, например, или на лекции. Девочки стояли ошеломлённые и растерянные. – Но почему? - воскликнула Лиза. - Вы же ни при чём! Наташка сама виновата! Она мало того, что никому не жаловалась, но и на наши прямые вопросы отвечала обманом. Я лично её спрашивала, а она уверяла, что всё в порядке! И теперь из-за неё такое! – Лиза, стоп! - резко сказала Лена. Воспитанница испуганно замолчала. – Вот теперь ты, действительно, ведёшь себя нескромно, - продолжала Лена. - У сотрудников «Центра» дисциплина ещё более строгая, чем у вас. И точно так же приказы и решения руководства никто не обсуждает. Они просто выполняются. А ты что себе позволяешь? – Простите, пожалуйста. Я просто очень расстроилась, - тихо проговорила девушка. – А ещё: что значит - ни при чём? - добавила Лена. - Когда с воспитанницей группы что-нибудь происходит – ответственный воспитатель всегда «при чём», даже, если и нет его прямой вины. Так что и в мыслях не держите, что в этой ситуации допущена какая-то несправедливость. Не вам об этом судить! Понятно? Девушки растерянно молчали. - C’est clear?(фр. – Понятно?) – требовательно настаивала воспитатель. - Oui (фр. – Да) - C’est clear. Вразнобой ответили воспитанницы. Переход на «свои» иностранные языки педагоги, их преподающие, использовали чаще всего в напряжённых ситуациях. Например, «Komm schnell» и «sie klar?» (нем. – «подойди быстро» и «ясно тебе?») Елизаветы Вадимовны многим девушкам снились в кошмарных снах. Да и приказ «viens vite»(фр. – быстро подойди!), произнесённый Еленой Сергеевной не на уроке, обычно заставлял воспитанницу покрываться от страха липким потом. Je suis contente (фр. – Я рада), - уже более мягко, с улыбкой сказала Лена. - Девочки, я понимаю, вас это тоже очень даже коснётся. Когда в группе меняется «ответственная» – это всегда серьёзное событие. Но сейчас пока с понедельника к вам выходит Юлия Кондратьевна, наш постоянный «подменный воспитатель». Она уже несколько раз заменяла меня во время отпусков, вы её прекрасно знаете, она вас тоже. А самое главное – Мария Александровна и Инна Владимировна остаются с вами. Их никакие неприятности не коснулись вообще. Кстати, во многом благодаря вашим честным и подробным показаниям. Лена опять улыбнулась. – Если бы этот опрос проводился не в связи с ЧП, а просто в плановом порядке, то нам, наверняка, предоставили бы даже какое-то поощрение. Так что вы нас очень поддержали. Спасибо! А теперь – спокойной ночи. Несмотря на всё это, завтра у нас радостный день. Предупреждаю, не вздумайте сейчас начать всё это обсуждать и нарушать ночной режим. Потерпите до завтра, хорошо? Однако девушки улеглись спать очень расстроенными. Абсолютно никто не злорадствовал. Конечно, сказать, что воспитанницы 204-ой группы любили Елену Сергеевну, было бы преувеличением. Но они её уважали и, сравнивая Елену с другими «ответственными», были рады, что она работает именно у них в группе. Новость ошеломила воспитанниц, почти все чувствовали себя неуверенно. Более-менее спокойной ощущала себя только Юля: она обрадовалась за Соню. После того, как Соня вызволила её из штрафной группы, Юля готова была сама перенести любые испытания, если бы это хоть чуть-чуть облегчило жизнь подруге. Её благодарность просто не знала границ. «Мы это переживём, - думала воспитанница. - А Соне без Елены Сергеевны намного лучше будет. Моё предсказание уже начало сбываться: у Соньки начинаются кардинальные перемены в лучшую сторону. Как я за неё рада!»
Forum: Перед педсоветом Лена немного волновалась: вспоминая утреннюю «проработку», она не знала, чего ещё можно ожидать от Галины Алексеевны. Но сегодня как раз всё прошло для неё благополучно. Заведующая, конечно, велела сотруднице подробно доложить о наказании, которому та подвергла Соню, но не сделала никаких замечаний. Выслушав Лену, она индифферентно кивнула. – Хорошо. Позже я просмотрю запись, и, если возникнет необходимость, мы с вами дополнительно побеседуем. Затем разговор переключился на завтрашнее культурное мероприятие, запланированное для 204-ой, 205-ой и 206-й «призовых» групп. Галина Алексеевна сама с девушками в театр не ехала, но инструкции воспитателям давала самые подробные. Лена сидела как на иголках: ей не терпелось увидеть Кирилла, который терпеливо дожидался в гостевой комнате. Когда заведующая, наконец, отпустила сотрудниц, девушка махнула рукой Светлане и крикнула ей через стол: – До завтра! Передай девчонкам: я очень тороплюсь, но желаю им хорошо провести выходной. Лена знала, что Елизавета и Вероника со своими семьями завтра на весь день уезжают на природу. У них в совместной собственности имелся удобный тёплый дом в лесу, прямо на берегу чистого лесного озера. Там у двух семей имелся достаточный запас различной зимней и летней амуниции: лыжи, коньки, «ватрушки», лодки, удочки и тому подобное, и они регулярно и с удовольствием проводили там выходные и часть отпусков. Иногда они приглашали с собой друзей, но как раз завтра у подруг было запланировано чисто семейное время. Сейчас Елизавета и Вероника были ещё заняты: что-то обсуждали с Галиной Алексеевной. Лена легонько хлопнула по плечу сидящую рядом Инну и шепнула ей: – Пока! Я к Кириллу. Инна, естественно, уже была в курсе всех событий, и с улыбкой кивнула. Однако уже практически на пороге Лену перехватила Алина. – Лен, - немного смущённо сказала она. - Мне надо с тобой поговорить. Можешь уделить мне минутку? Пожалуйста! – Алинка, милая, никак не могу! - горячо ответила Лена. - Меня жених ждёт в гостевой комнате, понимаешь? Нам и так осталось пообщаться чуть-чуть совсем. В глазах Алины мелькнуло понимание, но она настойчиво продолжала: – Лен, ты только на один вопрос мне ответь, хорошо? У меня завтра выходной, мы с тобой не увидимся, а до понедельника я ждать просто не смогу! Прошу тебя! – Ну хорошо, - вздохнула Лена, вспомнив, что и в понедельник они с Алиной вряд ли смогут увидеться: домашний арест – вещь серьёзная. - Что у тебя? Если ты насчёт того случая с моей Наташей, когда ты дала ей шоколад… Алина ещё больше смутилась и покраснела. - Непорядок, конечно, но не комплексуй, - Лена махнула рукой. - Если бы ты и не забыла тогда мне сказать, меня бы это всё равно не спасло. А тебе ведь и так за это досталось, правда? – Ну уж ни разу не так, как тебе, - виновато проговорила Алина. - Я отделалась всего-навсего предупреждением. А думала - Галина Алексеевна вообще меня убьёт. Девушка в волнении покачала головой. - Только что за предыдущий проступок простила – а тут новый промах. Лен, но сейчас у меня к тебе другой вопрос. Алина судорожно вздохнула. – Скажи, ты, случайно, за меня Галину Алексеевну не просила? Лена внутренне чертыхнулась и возвела глаза к потолку. Алина напряжённо смотрела на неё. – Просто скажи – да или нет, - попросила она. – Да, - решилась Лена. - Всё, я могу идти? – Так я и думала! - завопила вдруг Алина. Лена испуганно оглянулась на своих коллег и Галину Алексеевну, которые ещё беседовали за столом. – Ты чего орёшь? - прошипела она, схватила Алину за руку и вытащила её за дверь зала заседаний. – Что ещё за фокусы? - сердито выговаривала она девушке. – Значит, всё это из-за меня! - продолжала кричать Алина. - Галина Алексеевна на тебя за это разозлилась, поэтому и лишила должности. Но зачем ты это сделала? – Алина! - взмолилась Лена. - Но это уже другой вопрос, и очень серьёзный. Не могу я сейчас об этом разговаривать, ну пойми! Некогда! В этот момент дверь распахнулась, и на пороге появились Лиза и Вероника. Быстро оценив ситуацию, Елизавета строго сказала своей «дежурной»: – Что ты пристаёшь к человеку? Её жених ждёт. Алина бросилась к Лизе, возмущённо крича: – А ты мне почему ничего не сказала? Лена меня, значит, выручила, сама из-за этого пострадала, и все об этом знают, а я одна, как дура... – Алина! Иногда, чем меньше знаешь, тем лучше спишь! - перебила её Лена. – Что??? - завопила Лиза, выхватывая их кармана диктофон. - Лена, ещё раз, пожалуйста, я записать не успела! Из другого кармана она вытащила блокнот и ручку и протянула подруге: – И расписочку, пожалуйста! – Что это с тобой? - удивилась Вероника. – Мы дожили до светлых дней! - не слушая её, продолжала бушевать Лиза. - Кто это говорит? Нет, Ника, ты представляешь, Лена заявляет о том, что иногда лучше поменьше знать! А сама громче всех обычно кричит: «Не смейте ничего от меня скрывать! Это предательство!» Лена, ты меняешь свои принципы? Лена растерянно смотрела на Елизавету, в глазах у неё уже закипали слёзы. За последние дни девушке, действительно, пришлось пересмотреть многие свои взгляды, задуматься над некоторыми поступками. – Лиза, но тут другой случай, - неуверенно пробормотала она. - Послушай, а у тебя есть сейчас время? Поговори с Алиной, расскажи ей всё. Сможешь? – Ты же сама не велела! – Я разрешаю! Пусть человек успокоится. Ну, некогда мне, честное слово! И проведи с ней профилактическую работу, чтобы никаких глупостей не наделала. А то ещё бросится сейчас грудью на амбразуру. Пожалуйста! Дверь опять раскрылась, и из зала вышла Галина Алексеевна. – Девочки, что вы за крик подняли, - сердито сказала она. - И опять та же компания! Все разошлись, а вам не спится? А, ну-ка, быстро по квартирам! Они с Леной на некоторое время пересеклись взглядами. Галина Алексеевна смотрела на девушку холодно и неодобрительно. «Нет, всё-таки Соня, наверное, ошибается, - думала Лена, быстрым шагом следуя к гостевому отсеку. - Какое испытание? Просто я очень сильно Галину Алексеевну зацепила за живое. И война теперь у нас пойдёт не на жизнь, а на смерть» Подойдя к двери квартиры, в которую поселили Кирилла, Лена три раза тихонько постучала в неё. Дверь тут же распахнулась, и девушка мгновенно оказалась у друга в объятиях. – Ты, что, так и простоял всё это время прямо за дверью? - прошептала она. Кирилл, не отвечая, просто крепко её обнимал. – Кирюш, прости меня. Пожалуйста. Мне нет оправдания, но ты всё-таки попробуй, хорошо? - умоляюще проговорила Лена. – Подумаю, - пробурчал друг. – Нет! Пока не скажешь, что простил, я больше рта не раскрою, - воскликнула Лена и демонстративно плотно сжала губы. – Ну, и не надо, - улыбнулся Кирилл. - Так очень даже удобно. Когда их длительный поцелуй, наконец, завершился, Кирилл сказал Лене: – Родная моя, конечно, я тебя прощаю. Алёнка, я всё равно уверен, что ты неправа, но это не имеет значения. Я тебя поддержу в любом случае. Поступай по-своему. Чем мы, в конце концов, рискуем? Даже в самом худшем случае – будешь домохозяйкой. Обещаю, мою гордость это не заденет. Ты носки вязать умеешь? Первым желанием Лены было нашарить свободной рукой что-нибудь типа пустой коробки или какого-нибудь журнала и стукнуть Кирилла по макушке. Но, похоже, события последних дней что-то изменили в её характере. Лена прижалась к любимому ещё крепче и покорно проговорила: – Умею. Сколько хочешь, свяжу тебе носков. Но, если ты не против, можно я буду это делать всё-таки в выходные? – Совершенно не против, - улыбнулся Кирилл. Они проговорили до часу ночи, затем Лене пришлось покинуть гостевой отсек – так предписывалось внутренними правилами. А завтра утром Кириллу необходимо уехать не позже половины восьмого, чтобы успеть в институт. – Кирюш, я зайду за тобой в шесть, - пообещала Лена. - Вместе позавтракаем и ещё пообщаемся, хорошо? Какой же ты всё-таки молодец, что приехал! Уже возвращаясь к себе в квартиру, Лена прочитала сообщение от Алины: «Спасибо!!! Я этого не забуду!» Девушка недовольно поморщилась. Она не хотела, чтобы Алина узнала о её роли в своём счастливом избавлении. Во-первых, из скромности, а во-вторых, ведь закончилось всё это для Лены плохо. Зачем заставлять коллегу чувствовать себя виноватой? Но раз уж так получилось – что делать? Засыпая, девушка подумала: – Всё-таки я очень счастливая! Маришка поправляется. И Кирюша со мной! Это сейчас самое главное. А из неприятностей на работе потихоньку выберусь. Обязательно!
Forum: Глава восьмая. Воскресенье. Как и обещала ей Лена, Соня проспала вполне благополучно до пяти часов утра, но вот потом начались проблемы. Мазь «Вторая аллегро» являлась сильным быстродействующим средством, но действовала обычно не дольше семи часов. В итоге Соня проснулась от возобновившейся сильной боли, причём боль эта ощущалась во всём теле. У девушки возникло такое чувство, что она вовсе не спала, а всё это время продолжала испытывать «долгоиграющую». К тому же невыносимо захотелось в туалет, но Соня не то, что встать, а даже повернуться в кровати не могла. В этот раз всё оказалось очень серьёзно. Так воспитанницу ещё не наказывали! Девушка прекрасно понимала, что без посторонней помощи в этот раз ей никак не обойтись. «Что же делать? - в отчаянии думала она. - Вызывать ночного воспитателя и просить судно? Боже, какой стыд! Я этого не переживу» Соня себя знала. Если боль она ещё терпеть может, то ощущения беспомощности не выносит совершенно. Собственное жалкое состояние сильно угнетало девушку. Она по-прежнему лежала тихо и терпела, не желая привлечь внимание «ночных». «Буду ждать Марию Александровну. Попрошу её мне помочь» - решила воспитанница. Этот час до шести утра прошёл для неё ужасно. Соня всерьёз опасалась, что потеряет сознание от боли, либо, что ещё хуже, не выдержит и намочит постель. Она знала, что Мария Александровна, являясь на работу, всегда сначала заходит в спальню и внимательно оглядывает всех воспитанниц, проверяя, всё ли в порядке. Только убедившись в этом, она уединяется в кабинете. К счастью, и сегодня Маша не нарушила своей традиции. Соня с трудом приподняла голову (даже это движение отдалось дикой болью) и шёпотом позвала воспитателя. Мария Александровна опять пришла в группу прямо из бассейна – с распущенными волосами, с изящной оранжевой спортивной сумкой через плечо. Лёгкой походкой воспитатель приблизилась к Соне и тихо проговорила: – Доброе утро. Проблемы? Вместо ответа Соня расплакалась, но тихо, сдерживая себя. Она помнила, что рядом ещё спят одноклассницы. Маша поставила сумку на пол, присела на корточки прямо около Сони и быстро и настойчиво выспросила у девушки, в чём дело. Уже через две минуты она принесла Соне специальное резиновое судно и помогла им воспользоваться. Действовала Маша решительно, умело и одновременно очень осторожно, так что Соня не испытала никаких дополнительных страданий – ни физических, ни моральных. Просто была очень благодарна. Маша лично убрала использованное судно, затем снова подошла к Соне и провела ей обработку – тоже очень осторожно. Вскоре девушке стало намного легче, и воспитатель заявила ей: – Мне с тобой придётся сегодня утром очень плотно поработать, по специальной схеме. Поэтому собери силы, и пойдём в кабинет. К удивлению Сони, ей удалось встать и добрести до кабинета, правда, с помощью Марии Александровны. Там воспитатель провела её за перегородку, уложила на диван, накрыла пледом и объяснила: – Тут будет удобнее, чем на кушетке. И мягче, и морально легче, правда? Ты, наверное, эту кушетку уже видеть не можешь, а уж ложиться на неё лишний раз и совсем неприятно. Соня кивнула и прошептала: – Спасибо. – Очередная процедура у нас только через 10 минут, - сообщила Маша. - А пока давай выпьем кофе. Две чашки «эспрессо» уже стояли на столике. «И когда успела? - удивилась Соня. - Ведь от меня не отходила!» Боль немного стихла, но теперь девушка ощущала какое-то тупое безразличие. Вчерашнее наказание оказалось самым жестоким испытанием из всего, что Соне вообще пришлось здесь перенести. Сегодняшняя беспомощность и долгое изматывающее ожидание избавления от мучений тоже сделали своё дело. Сейчас у Сони совершенно не было сил для нового дня. Она знала, что девочки скоро уедут в театр, а ей придётся долгое время одной проваляться в кровати, испытывая бесконечные унизительные обработки, пока она сможет вернуться к обычной жизни. Эти мысли совсем расстроили девушку. Она покорно приняла из рук Марии Александровны кофе, но, сделав два глотка, поставила чашку обратно на столик и опять расплакалась. Маша ей не мешала, дала выплакаться вволю. – Не переживай, - мягко сказала она, наконец. - Я знаю, что ты сейчас чувствуешь. – Нет, - возразила Соня, глотая слёзы. - Мария Александровна, вы не можете знать. Я и сама не думала, что такое возможно. Мне не просто больно! Я и в отчаянии, и в депрессии одновременно! Всё это время я старалась, как могла! Терпела, пыталась быть стойкой, очень хотела измениться. Но теперь у меня больше нет сил. Я больше не могу! Чувствую себя совершенно опустошённой, нет никаких сил и желания дальше бороться. Зачем? Всё равно это бесполезно! Ничего хорошего меня здесь не ждёт! – Соня, - убеждённо проговорила Маша. - У тебя временная депрессия, неизбежно появляющаяся после «долгоиграющего» наказания. Я знаю, что это такое, сама испытывала подобное. Говорю тебе точно: она скоро пройдёт. Уже к концу дня, а то и к обеду. Поверь, никакого следа от неё не останется! Соня, всхлипывая, недоверчиво посмотрела на воспитателя. – Сами испытывали? - переспросила она. - Мария Александровна, неужели такое применяют даже к стажёрам? Им-то это за что? Уж хотя бы своих будущих сотрудников могли бы пожалеть! Маша улыбнулась, допила кофе, затем подошла к Соне с очередной мазью и опять провела обработку. Внезапно у неё промелькнула очень интересная мысль. «С ума сошла?» - возмутилась она сначала, но тут же с каким-то озорством подумала: «А почему нет? Лиза сказала мне: «О том, что с тобой произошло, должен узнать кто-нибудь из наших. Или все! Или не из наших! Всё равно» Вот тут-то она и попалась! А я возьму и поделюсь с Соней. Во-первых, это её поддержит. А во-вторых… как я всё-таки не хочу, чтобы узнали об этом мои коллеги! Не могу себя пересилить, никак» Закончив обработку, Маша удобно устроилась рядом с воспитанницей, специально подвинув к дивану невысокий пуфик. Перегородку она задвинула ещё раньше. – Сонь, - начала она. - Во-первых, ты невнимательно слушала Елену Сергеевну, когда она тебе всё это объясняла. Обычно никто из сотрудников «Центра», кроме директора, не знает точно, что стажёр является стажёром, а догадаться можно не всегда. Поэтому стажёр может получить всё, что угодно. Как уж ему повезёт, понимаешь? Соня кивнула. – А во-вторых... Маша немного помолчала, но всё же решилась. – Я-то как раз стажёром и не была. В глазах Сони промелькнул интерес. – А такое тоже бывает? - спросила она. - Вас приняли на работу без стажировки в качестве воспитанницы? – Ага, - подтвердила Маша. - Потому что сначала я почти год пробыла самой настоящей воспитанницей. Такой же, как и ты! – Что? - пробормотала Соня непослушными губами. Она побледнела и боялась спрашивать дальше, боялась услышать ответ. – Соня, - серьёзно продолжала Маша. - В школе я была сильным лидером, но в десятом классе у меня произошёл конфликт с куратором. Я допустила серьёзную ошибку, не захотела её признать и вела себя очень вызывающе. Моя куратор этого терпеть не пожелала, и я оказалась в «Центре перевоспитания старшеклассниц» на полгода за нарушение должностной инструкции и субординации. – Не может быть, - тихо проговорила Соня. – Тем не менее, именно так всё и было, - усмехнулась Маша. - И в «Центре» я повела себя далеко не так умно, как ты. Я была обозлена, рассержена, обижена и решила держать себя так же: гордо и вызывающе. Ты догадываешься, чем это закончилось? – Предполагаю, - кивнула Соня. – Очень скоро я получила трое суток карцера и ещё год заключения в «Центре». Соня вздрогнула. – Вот-вот, - улыбнулась Маша. - С тех пор я за карцер на педсоветах никогда не голосую. Всех коллег предупредила, чтобы не обижались, что в этом ничего личного. Я вообще считаю, что карцер нужно запретить, что это слишком жестокая мера, и все об этом моём мнении знают. А тогда, даже после карцера, я внутренне так и не смирилась, в душе оставалась гордой. Правда, «Правила» соблюдала чётко, но в пределах «Правил» вела себя очень независимо. Воспитателей не боялась, всегда смотрела им прямо в глаза, никаких «взглядов в пол» от меня никто так и не добился. Разговаривала с достоинством, без всяких умоляющих или испуганных ноток в голосе. На любые наказания шла невозмутимо, с видом «ну и подумаешь», и ни крикнуть, ни застонать, ни шелохнуться себе не позволяла. И ещё: не принимала от воспитателей никаких «подачек», как я это называла. Отказалась от всех развлечений типа кино, дополнительных посещений бассейна, внеочередных прогулок. Вернее, на прогулки мне приходилось идти, если идёт вся группа, но, если кто-то из девочек по какой-то уважительной причине в спальне оставался, то и я вместе с ними. У нас группа очень сильная была, мы постоянно призовые места занимали. Но я, как и ты, в театры и на экскурсии с девчонками не ездила, от воскресных тортов тоже категорически отказывалась. Заявляла воспитателям, что мне всё это не нужно. – А почему? - удивилась Соня. – Почему? - воскликнула Маша. - Даже ты не понимаешь? Правда, не понимаешь? Она вскочила с пуфика и взволнованно заходила по комнате. – Сейчас пойму, - быстро сказала Соня. - Простите, я сначала смотрела на всё это своими глазами, а теперь посмотрю вашими. Можете дать мне минутку? Маша удивлённо взглянула на девушку. – Да хоть пять, - остывая, уже обычным голосом ответила она. - Но ты, вообще-то, вовсе не обязана понимать. Это я так, прости. «Тебе надо ещё раз всё это пережить», - вспомнила Маша слова Елизаветы. - Да, похоже Лиза была права» Такого эмоционального всплеска Маша от себя не ожидала. А Соня тем временем уже говорила: – Вы, наверное, были абсолютно твёрдо убеждены, что попали в «Центр» случайно, по несправедливости, что вам там совершенно не место, а воспитатели почему-то этого не понимают. Они не понимают, что вас нельзя равнять с остальными воспитанницами, что вы не такая, у вас совершенно другая психология, вас не интересуют те мелкие радости, которыми они могут замотивировать на что-то других девочек. Раз уж судьба так жестоко с вами обошлась, то вы будете терпеть всё это гордо и стойко, но не собираетесь поступать так, как все. Вы ярко выраженная индивидуальность и намерены вести себя соответственно. – Отлично сказано, - улыбнулась Маша. А Соня подумала: «Слышала бы это Елена. Интересно, а она про всё это знает? Что-то мне подсказывает, что нет» Вслух же она предположила: – Мария Александровна, но, как мне кажется, не у каждого воспитателя такое поведение вызвало бы одобрение. – Вот именно, - согласилась Маша. - В «Центре» для школьниц мне ещё повезло. Моя «ответственная» отнеслась к этому спокойно. Когда я вернулась из карцера и стала себя так вести, она вызвала меня на разговор и заявила: «Я понимаю, что просто так ты сдаваться не намерена. Пожалуйста, в пределах «Правил» держись как хочешь. Если тебе так легче самоутверждаться – ради Бога». Она, в принципе, мне как раз нравилась: группу держала твёрдо, но не пыталась нас всех «под одну гребёнку подстричь», признавала право каждой на что-то своё. А потом я сдала экзамены, прошла тесты, поступила в колледж и оказалась здесь, в этом «Центре», на первом курсе. Ответственным воспитателем у меня знаешь, кто оказался? Соне было так интересно, что она уже забыла и про боль, и про своё угнетённое состояние. – Из тех, кого я знаю? - спросила она. – Ага, - кивнула Маша. - Но ты всё равно не догадаешься! Рената Львовна. Представляешь? Она говорила с Соней легко и свободно, почти как с хорошей подругой. – Нет, - честно призналась Соня. – И вот тут-то я «попала» капитально, - продолжала Маша. - Ведь я и у неё в группе решила держаться точно так же, а Рената Львовна такого поведения не приемлет в принципе. У неё все должны поступать так, как она это определила, иначе нельзя. Причём... Маша инстинктивно понизила голос. – Она вообще-то ничего сама по себе, но от всех, особенно от новеньких, сразу требует, чтобы глаз на неё поднять не смели при разговоре, любит, когда её упрашивают, о пощаде просят, да ещё желательно на коленях. Гордых совершенно не переносит, понимаешь? – Да, - кивнула Соня. – Да нет, тебе трудно понять, - с досадой махнула рукой Маша. - В нашей группе всё не так. Хотя... В этом они с Ириной Викторовной схожи. А с ней-то ты как раз сталкивалась, и очень пострадала из-за своей гордости, правда? – Да уж, - согласилась Соня. – А теперь представь, что Ирина Викторовна была бы твоим ответственным воспитателем, и не только по вечерам бы над тобой власть имела, а всегда, весь день. И каждый день! - с жаром говорила Маша. - А ведь Ирина Викторовна хотя бы невозмутимая, она даёт понять, что недовольна, и относиться будет соответственно, но вслух об этом не заявляет. Воспитанница сама должна догадаться и изменить своё поведение. А Рената Львовна – просто огонь! Если что не по ней – будет кричать об этом открыто, при всех, возмущаться и настаивать на полном подчинении. Маша не узнавала сама себя. Воспитательница выплёскивала свои уже довольно давние переживания на Соню – и ей становилось намного легче. Маша чувствовала, как что-то оттаивает у неё в сердце. – Вот у нас с Ренатой Львовной и «нашла коса на камень», - вздохнула она. - Мы же пришли сюда на первый курс, все были из разных мест, но здесь – все новенькие. Она нам сразу свои требования высказала и говорит: «Для вас лучше держаться так, как я требую. Это даже не рекомендация, а приказ, понятно?» Девчонки и не пытались перечить, даже, если кто и не был согласен. Она всех своим напором и первыми жестокими к непокорным действиями ошеломила. Одна я не поддавалась. «Правил» старалась не нарушать, но, Соня... Ты же понимаешь. Если «ответственная» захочет, то воспитанница всё равно из наказаний не вылезет. Причём, наказаний жутких. В конце второго дня моего пребывания в группе Рената Львовна вызвала меня вечером в кабинет и заявила: «Нечего тут выпендриваться! В моей группе я этого не потерплю. Ты будешь как все, поняла?» Соня, и я ведь её понимала. Представь, у тебя в группе все девчонки по стеночке ходят, глаз поднять не смеют, при наказаниях вопят, умоляют их смягчить и так далее. А тут одна такая гордая выискалась, которой всё нипочём, и весь авторитет тебе портит. Я это понимаю, но всё же вежливо и почтительно ей отвечаю: «Рената Львовна, простите, я «Правила» постараюсь всеми силами не нарушать, но по-другому вести себя не смогу». А она кричит: «Какие «Правила»? Разве о «Правилах» речь? Ты прекрасно понимаешь, чего я от тебя требую!» Раскраснелась, глаза гневно сверкают, у меня от страха поджилки трясутся, но я свою линию гну: «Но я не могу. Это не мой стиль поведения. Я просто уважать себя тогда перестану!» Она усмехнулась и говорит уже спокойно, но очень холодно: «Нет, ты всё-таки не понимаешь. Мария, у тебя ситуация патовая. Тебе остаётся только смириться и принять мои условия. Если ты будешь вести себя так, как задумала, то тогда я себя уважать перестану. Так ведь я-то воспитатель! А ты – воспитанница. Догадайся, чья в итоге возьмёт? У тебя нет выбора». Меня отчаяние охватило, я вижу, что разговор бесполезный, но не сдаюсь: «Рената Львовна, я вас прошу, давайте найдём какой-нибудь компромисс! Может быть, вы смогли бы отдать меня в другую группу!» – С ума сойти, - пробормотала Соня. – Она как взвилась! - Маша, вспоминая, покачала головой. - Кричит: «Что? Ты предлагаешь мне от тебя избавиться и расписаться в своём поражении! Да со мной никогда такого не происходило! Я любую соплячку смогу на место поставить, не сомневайся. И тебя в том числе! Я тебе покажу другую группу! Смеешь так себя вести, да ещё и указывать воспитателю! Да я тебя просто уничтожу! А для начала будешь сейчас за свою наглость терпеть «долгоиграющую». Тут же швырнула меня на кушетку, привязала и ... Ну, дальше ты сама представляешь. Поэтому я тебе так уверенно про эту депрессию и рассказывала. Только я переживала её в изоляторе. Соня с тревогой взглянула на воспитателя. – Обычно после «долгоиграющей» все хотя бы на сутки в изолятор попадают, а то и на двое, - объяснила Маша. - Это тебе повезло, что сегодня воскресенье. А в будний день никто бы не стал с тобой в группе возиться. Ещё с вечера, прямо после наказания в изолятор бы отправилась. Да и то Елена Сергеевна, чтобы тебя оставить, предварительно моё согласие получила, да ещё сегодняшнего воскресного воспитателя. – Спасибо, - благодарно прошептала Соня. Маша махнула рукой. – Ерунда! И Инна в следующее воскресенье наверняка не откажется тебя в группе оставить. Зачем лишний срок наматывать? За каждый день изолятора по такой причине 7 дней продления срока получаешь. За четыре раза уже месяц набежит! А сколько тебе их Елена Сергеевна проводить собирается, я не знаю. Пока она это в секрете держит. – Мария Александровна, - смущённо сказала Соня. - Елена Сергеевна мне обещала их отменить. – Ага, - рассмеялась Маша. - Когда-нибудь! Через годик! Но, взглянув повнимательнее на девушку, переспросила: – И когда? – Она сказала, что вчера было первое и последнее. А сведения об этом она подаст ...ну... новой «ответственной». Маша в изумлении вскочила. – Так ты всё знаешь? Соня виновато кивнула. – И она ещё депрессию выдаёт! - сердито закричала Маша. - Вот сейчас отправлю в изолятор, будешь знать! Да как раз у тебя-то всё хорошо теперь! Просто отлично! Елена Сергеевна из группы уходит, да ещё «долгоиграющие» тебе отменила. Что же тебе ещё надо? – У меня уже нет никакой депрессии, - улыбнулась Соня. - Вы меня вылечили. – Мария Александровна, а вы мне дальше расскажете? - умоляюще проговорила она. - Очень интересно! Прошу вас! Как вы с Ренатой Львовной справились? – Кто с кем справился, - усмехнулась Маша. - Расскажу. Лежи. Пойду на воспитанниц взгляну, а потом ещё одну обработочку сделаем.
Forum: Время уже приближалось к семи, но сегодня девушки должны были встать только в восемь. К десяти к воротам будут поданы автобусы, и три группы второго отделения, в том числе и 204-ая, поедут в Оперный театр. Вчера воспитанницы 204-ой получили в кладовой верхнюю одежду – каждая свою, домашнюю. Естественно, и нарядные одеяния для театра были уже приготовлены. Маша, конечно, и так во время разговора с Соней наблюдала за девочками по монитору. Однако ей показалось, что не всё в порядке с Наташей Леоновой. Воспитательница вышла в спальню, проследовала вдоль кроватей и подошла к Наташе. Нет, всё хорошо. Девушка спит, просто вертится во сне. «Тоже действие обезболивания заканчивается. Конечно, после «безлимитки», перенесённой на ночь, особо спокойно спать не будешь», - сочувственно подумала Маша и вернулась в кабинет. Соня с трудом дождалась, пока воспитатель проведёт ей очередную обработку. – Так вот, - продолжила, наконец, Маша. - Рената Львовна заявилась ко мне в изолятор прямо с утра. Специально время выбрала такое, когда я ещё, вот как ты вначале, ни вздохнуть глубоко, ни двинуться не могла. Подошла ко мне, без всяких приветствий, сразу ухватила меня за чёлку, вот так... Маша взяла Соню за волосы и приподняла её голову с подушки. – Только сильнее, конечно. Очень больно было. И жёстко говорит: «Когда вернёшься в группу, будешь вести себя по-другому. Так, как я требую. Поняла?». Я, естественно, ответила: «Да». Не могла же я проигнорировать вопрос воспитателя. «А, если плохо поняла! - тут она мне чуть клок волос не выдрала, - То тебя ожидает ад! Лучше тебе не вступать со мной в противоборство – всё равно проиграешь. Предупреждаю: только «долгоиграющие» будешь получать каждую неделю. На годы застрянешь в «Центре»! Думай». Она дёрнула мои волосы теперь вниз, и я лицом в подушку уткнулась. Поднимаю голову – а её уже в палате нет. – Ничего себе! - ахнула Соня. – Да, у Ренаты Львовны характер крутой, - усмехнулась Маша. - А меня такая злость тогда взяла! А злость, ты, наверное, знаешь, лучшее лекарство от депрессии. Думаю: «Не дождёшься! Ни за что не поддамся!» – Это смело, - восхищённо протянула Соня. - Неужели вы так и поступили? Маша немного помолчала. Она так ясно всё это вспомнила, что трудно было справиться с нахлынувшими чувствами. – Мария Александровна, ну, пожалуйста! - не выдержала Соня. - А дальше? – А дальше меня в палате к вечеру навестила Галина Алексеевна. Я уже смогла к тому времени встать и расчёсывала волосы перед зеркалом. Галина Алексеевна подошла ко мне вплотную, поздоровалась, о самочувствии спросила и говорит: «Что ты решила, бунтарка?». Я смотрю на неё, на глазах слёзы выступают, но отвечаю: «Простите, Галина Алексеевна, но всё останется по-прежнему». Она головой покачала и продолжает: «Маша, это неразумно. Я и тебя понимаю, но, как заведующая, в этой ситуации поддержу воспитателя. По-другому просто не может быть». Я отвечаю: «А для меня тоже по-другому быть не может». Галина Алексеевна помолчала немного и заявила: «Как хочешь. Тебе придётся трудно, и мне жаловаться будет бесполезно. Я тебя предупредила». Развернулась и вышла. – Я бы так не смогла, - честно призналась Соня. - Такого прессинга я бы не выдержала. – Прессинг настоящий только потом начался, - вздохнула Маша. - Рената Львовна мне устроила ад, как и обещала. Не кричала на меня больше, не угрожала, вообще со мной почти не разговаривала. Просто официально объявила меня в группе как бы «вне закона». Заявила девчонкам: «Брянцева у нас хочет быть особенной. Что же, так и будет. Не удивляйтесь». – Она меня лишила всего, чего только можно было, - вспоминала Маша. - Практически полностью выключила из жизни группы. Ни на какие развлечения я права не имела, даже на самые простые: книги, музыку. Когда Рената Львовна о чём-нибудь с девочками беседовала (а она это любила), то меня сразу в учебную комнату отсылала. По вечерам, когда все отдыхали, я, если вдруг случайно была не «на коленях» - тоже в классе находилась. Но это ещё что! Ежедневно я терпела 2-3 строгие порки, причём по вечерам, после ужина Рената Львовна обязательно лично мне проводила «безлимитку» по седьмому-восьмому разряду. И порола каждый раз до тех пор, пока я едва уже сознание не теряла. А несколько раз и до этого меня довела – я прямо у неё в кабинете отключалась. – И у неё не было из-за этого неприятностей? - удивилась Соня. – Нет, конечно. А с какой стати? Соня, если воспитатель при проведении наказания следует инструкциям – никаких неприятностей у него не будет. Нам не запрещается доводить воспитанниц до первой стадии такой «отключки». Главное – остановиться вовремя и меры принять. А меры очень простые: нюхательную соль под нос, стакан воды в лицо – и всё в порядке! Соня побледнела. – Я этого не знала, - растерянно произнесла она. - Но ведь даже Елена Сергеевна со мной так не поступала, хотя могла бы вполне! Она всегда очень вовремя останавливается, я думала, потому, что боится последствий. – Не последствий она боится, - терпеливо разъяснила Маша. - Если мы в нашей группе этого не допускаем – это ещё ничего не значит! У Елены Сергеевны была цель тебя наказать, а не сломить или подчинить своей воле. Это ей не надо, понимаешь? И ей совершенно ни к чему, чтобы у тебя срок наказания продлевался. Он у тебя и так большой, даже Лена с этим согласна. А Рената Львовна хотела, чтобы я ей покорилась, и использовала для этого все возможные методы. И одним из методов был этот – довести до потери сознания и отправить потом в изолятор не меньше, чем на два дня. Она могла бы и не отправлять, это в её власти было. В первый раз, когда такое случилось – я перед ней всё-таки слабость проявила. Я в себя довольно быстро пришла, а Рената Львовна мне говорит с издёвкой: – Что же ты такая нежная? Придётся теперь в изоляторе отдохнуть пару денёчков. А я попыталась её упросить: «Рената Львовна, я уже хорошо себя чувствую, может быть, не надо? Пожалуйста!» А она: «Что ты? Как же я могу тебя после такого в группе оставить? Отдыхай, сил набирайся, а заодно ещё две недели тебе к сроку прибавится. Чем больше времени у меня будет для твоего воспитания – тем лучше». Соня, я за первый месяц пребывания в группе провела в изоляторе восемь дней и получила дополнительный срок 2 месяца, представляешь? Знаешь, какое чувство ужасное, когда возвращаешься в группу – а на табло уже совершенно другая дата твоего освобождения. – Знаю, - вздохнула Соня. - Мне только два дня прибавили, тоже за изолятор, и то существенно по сердцу царапнуло. В каждой группе на стене около стола дежурного воспитателя висело специальное табло, на котором присутствовали основные сведения по каждой воспитаннице: срок заключения, дата освобождения, оставшиеся наказания, количество штрафных баллов на сегодняшний день. Дежурные воспитатели регулярно обновляли все данные. – «Долгоиграющие» я так и получала каждую субботу, - продолжала Маша. - Поэтому все воскресенья в изоляторе отлёживалась. Почти все вечера, как и ты, «на коленях» простаивала, часами. Но самое плохое, чем Рената Львовна меня постоянно доставала – это пощёчины. Беспрерывно, по многу раз в день, по любому поводу! Причём, она никогда не говорила, как Елизавета Вадимовна это делает: «Подойди ко мне!» Рената Львовна сама подходит и вмазывает. Вот это было ужасно! – Но, Мария Александровна, за что? Если вы не совершали нарушений? Не просто же так? Я понимаю, порку можно сразу назначить десять, пятнадцать раз за один проступок, сколько угодно! И «коленей» хоть 50 часов за мелочь! Но для пощёчин всё же должна быть причина? Внезапно лицо Марии Александровны резко изменилось. Она сурово посмотрела на Соню и закричала: – Как ты на меня смотришь? Что ты себе позволяешь, нахалка? Соня испуганно вздрогнула и пробормотала: – Простите. «Надо с этими сочувственными взглядами заканчивать, - промелькнуло у девушки. - Но, что это с ней?» А Мария Александровна продолжала кричать, гневно сверкая глазами: – Ты не имеешь права так смотреть на воспитателя! Тебе это непонятно? – Понятно! Простите! - умоляюще воскликнула Соня. - Мария Александровна, не сердитесь, пожалуйста! – Ну, то-то же, - уже обычным голосом сказала Маша и улыбнулась. - Испугалась? Не переживай, это я тебе демонстрировала, за что можно, например, пощёчину получить. А то ты слишком наивная. Соня с трудом пришла с себя – так сильно она перепугалась. – Кажется, я переборщила, - поморщилась Маша. - Ты даже побледнела. Прости, если так. – Ничего, - слабым голосом произнесла Соня. – За что угодно можно пощёчину влепить! - сердито говорила Маша. - Посмотрела не так, вошла не так, дверью сильно хлопнула, из класса выходишь медленно! Тысячу причин можно придумать – и ничего воспитанница поделать не сможет! Я тебе повторяю: если мы в нашей группе с вами так не поступаем – это, скорее, исключение. А Рената Львовна вовсю пощёчинами пользовалась. Да и совсем без нарушений, Соня, тоже у меня не получалось при таком жёстком режиме. Один раз в столовой я задумалась за ужином и машинально положила себе в карман кусочек хлеба, который не доела. Совсем маленький! Сама подумай – разве стала бы я это специально делать? Это же самоубийство! Всё равно не скроешь. А тогда ещё правила немного другие были. На ужин нас «ответственные» сами отводили и они же за нами и наблюдали. «Дежурные» в это время официальный отдых имели, все в одно время. Это сейчас нас «подменные» в течение дня на перерыв по очереди отпускают, а «ответственные», наоборот, во время вашего ужина отдыхают. Рената Львовна, конечно, это заметила, но в столовой мне ни слова не сказала. Приходим после ужина в группу, она всех на середине выстроила и требует: «Брянцева, выворачивай карманы, быстро!». Я безропотно это выполнила, достала этот кусок хлеба и сама от ужаса оцепенела. Другие воспитанницы тоже стоят ошарашенные. Даже дежурный воспитатель, Кристина, тоже ещё молодая девчонка, сама первый год тогда работала, наша ровесница, глаза вытаращила и слегка побледнела. Маша улыбнулась: – Они все подумали, что Рената меня на месте прибьёт, не иначе. Ты сама знаешь, вынос еды из столовой – это серьёзный проступок, никто на такое обычно не осмеливается. А до этого я только на мелочах попадалась, и то получала на «полную катушку». Я немного пришла в себя, извинилась, объяснила, что это случайно вышло. Рената Львовна, правда, во лжи меня обвинять не стала. Говорит: «Хлеба тебе не хватает? Сама не замечаешь, как куски в карманы пихаешь! Запасы делаешь! Так вот будешь теперь целый месяц за ужином хлеб на виду у всех есть, поняла? Через день! Плюс ещё 10 «безлимиток» в твой архив» У меня сердце упало, а что поделаешь? И я в течение следующего месяца 15 «штрафных ужинов» перенесла, представляешь? Как она мне и обещала – через день. Соня представляла. – Но я уже к тому времени совершенно твёрдо решила, что не сдамся, буду держаться твёрдо и всё это вытерплю. Хотя никакой надежды на то, что Ренату Львовну я переиграю, у меня не было. Сама не знаю, на что надеялась. Думала только о том, чтобы переносить всё это достойно, и учиться отлично. Хорошо ещё, что память у меня превосходная, учёба мне всегда легко давалась, да и преподаватели ко мне благосклонно относились. – Мария Александровна, а подруги в группе у вас были? - спросила Соня. – Тогда ещё нет, - покачала головой Маша. - Рената Львовна всем девчонкам запретила иметь со мной близкие отношения. Нет, бойкот она мне не назначала, но это и не нужно было. Ей достаточно было пригрозить: «Кто осмелится с ней дружить или её поддерживать – получит такое же отношение». Девочки некоторые мне сочувствовали и в душе восхищались, но даже разговаривать со мной боялись. А большинство считало, что я дура, сама виновата, что Рената Львовна совершенно права, и я должна смириться. – Со всех сторон она вас обложила, - вздохнула Соня. - Ну, а дежурные воспитатели? – Дежурные? - усмехнулась Маша. - Они обе, в принципе, нормальные девчонки были. Вторая – Алевтина Максимовна, как я сейчас, в институте заочно училась. Они мне тоже втайне сочувствовали, но, конечно, Ренату Львовну поддерживали. Наказания все проводили, как положено, и вразумить меня пытались. Да и потом, Соня, что «дежурные» вообще могут сделать? От них мало что зависит. Маша произнесла эту фразу с какой-то горечью в голосе. – Мария Александровна, я не согласна! - твёрдо сказала Соня. - Например, мне вы с Инной Владимировной очень помогли. Хотя мне было далеко не так трудно, как вам, а всё равно без вашей поддержки я бы всё это не вынесла. – Потому что ты ощущаешь себя виноватой и готова была принять эту моральную поддержку. А у меня - то всё было не так! Я за собой никакой вины не чувствовала, но отлично себе представляла, что никто и не решится меня поддержать. Не решится или не захочет, как Галина Алексеевна вначале. Соня, ты же и сама понимаешь, если «ответственная» решила воспитанницу «прижать», то «дежурные» реально мало что могут сделать. Думаешь, мы с Инной не пытались за тебя хоть как-то вступиться? Уговорить Елену Сергеевну быть помягче? – Думаю, пытались, - вздохнула Соня. – А ведь мы все втроём – подруги! - воскликнула Маша. - Но в рабочих вопросах это ничего не значит. Лена, если что-то решила, то так и поступает. Да и другие «ответственные» так же. Дружба дружбой, но решения за ними. А мы можем только тактично что-то предложить, а настаивать не имеем права – это уже нарушение субординации. И ты ещё себе не представляешь, как можно за это поплатиться. «Как раз представляю», - подумала Соня, вспомнив случай с Инной Владимировной. – Кстати, мои «дежурные» всё-таки что могли, для меня сделали, - продолжала вспоминать Маша. - Соня, этот ужас вначале продолжался для меня полтора месяца, без перерывов. Вернее, перерывы были, когда я в изоляторе валялась. Один раз, в воскресенье вечером я возвращаюсь из изолятора в группу, а Алевтина Максимовна мне сообщает: « Могу тебя немного порадовать. Рената Львовна ушла на 10 дней в отпуск, и на это время предоставила тебе «жёлтую метку». Достаёт жёлтый значок и прицепляет мне на форму. Ты знаешь, что такое «жёлтая метка»? – Да, - сказала Соня. - Это полное освобождение от любых наказаний, предоставленное ответственным воспитателем. – Именно, - подтвердила Маша. - Я, конечно, такого не ожидала совершенно, даже подумала вначале, что Рената Львовна решила меня пощадить, наконец. Только потом узнала, что на этом, во-первых, медики настаивали и Галина Алексеевна, а ещё это очень даже хитрый психологический ход. Представляешь, как после этакого благоденствия снова во всё это окунаться? – Даже после одного воскресенья мне всегда трудно, - согласилась Соня. – Я эти 10 дней великолепно прожила, - говорила Маша. - Ни одного замечания, ни одной плохой отметки! С девчонками немного сблизилась, они без Ренаты Львовны чуть-чуть осмелели. А накануне её возвращения наши «дежурные» вызвали меня в кабинет и вдвоём принялись обрабатывать. Причём, Кристина специально из дома пришла, чтобы в разговоре участвовать. Они мне заявили: «Маша, давай всё это заканчивать. Если тебе всё равно, то у нас уже выдержки не хватает на это смотреть, да ещё и в этом участвовать. А у Ренаты Львовны хватит, не сомневайся. Мы тебе поможем. Сейчас она приедет отдохнувшая, подобревшая, и мы ей скажем, что ты в душе раскаиваешься, но боишься к ней подступиться. Она сама тебя на разговор вызовет, ты извинишься и будешь жить, как она хочет. Маша, подумай о себе! Ты жизнь себе портишь! «Система» - мощная машина, и против неё не попрёшь. Тебя просто подомнут и растопчут. У тебя изначально было шесть месяцев срока, потом ещё год появился, а здесь ты ещё несколько лет получишь, если у Ренаты Львовны останешься и будешь продолжать в том же духе. У тебя такие были планы на свою молодость?» – Молодцы! - восхитилась Соня. - Мария Александровна, а они что, такие вещи вам перед камерами говорили? – Нет, конечно! За перегородкой! Но я их очень огорчила. Поблагодарила, но стояла на своём. Назавтра Рената Львовна приехала, весёлая, отдохнувшая. На этот раз она была в Японии. Девчонкам всем, кроме меня, небольшие подарки привезла. – А разве это можно? - спросила Соня. Маша удивлённо посмотрела на неё. – Ах, да, ты ещё не знаешь. Конечно, можно, и мы всегда привозим. Только не вещи, конечно, а что-нибудь съедобное, из сладостей. Ведь никаких личных вещей вам не разрешается иметь, кроме самых необходимых. Вечером она стала нам фотографии показывать, и фильм, который там сделала. Даже меня в этот раз из спальни не выставила, разрешила остаться и смотреть. Потом всех отпустила, а меня подзывает и говорит: «Маша, я уже знаю, как ты себя вела в моё отсутствие. Ты сильная воспитанница, и можешь жить вообще без всяких проблем. Может быть, закончим эту эпопею? За твою гордость ты уже достаточно наказана. Прими мои условия, и ты не пожалеешь». – Она сделала первый шаг! - изумлённо произнесла Соня. - Я этого не ожидала! – Честно говорю, такое большое было искушение! - взволнованно поговорила Маша. - Но я ей говорю: «Рената Львовна, поймите меня, пожалуйста. Я не могу». У неё выражение лица сразу изменилось, она рывком с меня значок – «жёлтую метку» сорвала и говорит, усмехаясь: «Тогда пойдём в кабинет. А то я уже 10 дней ремень в руках не держала, так можно и квалификацию потерять». И всё! Устроила мне жестокую «безлимитку», и в этот же вечер я опять оказалась в изоляторе.
Forum: Так прошло ещё две недели, я терпела всё, стиснув зубы. Но Ренате Львовне всё-таки удалось одержать надо мной существенную победу – довести до истерики. Догадываешься, как? – Наверное, как-то психологически, - предположила Соня. – Можно и так сказать, - согласилась Маша. - Свидание. Ты, наверное, догадалась уже, что с первым свиданием она меня «прокатила». Мы все были новенькие, а прошло ещё только две недели. Рената Львовна всем свидание разрешила, кроме меня. Вполне на законных основаниях – имела право. Тогда я это с трудом, но пережила, но следующего ожидала как... Даже сравнить ни с чем не могу! – Понимаю, - отозвалась Соня. – В понедельник, за шесть дней до свидания, она на отчёте нам говорит: «Девочки, можете начинать писать письма, и не тяните с этим. Не позже вечера пятницы все отдаёте нам на проверку. Потом брать уже не будем». Тут она насмешливо на меня посмотрела и сообщает: «А к тебе, Брянцева, это не относится. Можешь не беспокоиться» Я спрашиваю: «Почему, Рената Львовна?». А она отвечает: «Потому что у тебя в субботу очередная «долгоиграющая», забыла? Значит, в воскресенье будешь в изоляторе отдыхать. Какое тут может быть свидание? «Правил» не знаешь?» А я «Правила», конечно, знаю, но знаю и то, что свиданий совсем воспитанниц лишать нельзя. Даже если она мне эти «долгоиграющие» навечно назначила, не могу же я теперь всё время без свиданий оставаться! А Рената Львовна мне разъясняет, с удовольствием так: « Есть внутренняя инструкция. В таких случаях воспитателям предписывается обеспечить воспитанницам свидания в обязательном порядке не реже, чем 1 раз в 3 месяца. А пока ещё прошло только два. Так что рассчитывать тебе не на что». У меня прямо сердце зашлось. Я так этого свидания ждала! И по родителям очень соскучилась и... Маша немного покраснела. – И по другу своему тоже. Они меня всё это время письмами забрасывали, а я даже ответить не могла! Ты же знаешь, Соня, письма воспитанниц из «Центра» не отсылаются, вы только на свиданиях можете их родным передать, чтобы те отправили. Так вот, я не выдержала и умоляющим голосом, чего никогда себе не позволяла, говорю: «Рената Львовна, я вас прошу, не могли бы вы это наказание провести после свидания? Вы ведь можете это сделать? Пожалуйста!» Ты бы видела, Соня, какое довольное у неё лицо сделалось. Я уже по выражению её лица поняла, что ничего мне не светит. «Могу, - отвечает. - Легко. Ну, а ты, в свою очередь, может быть, тогда согласишься жить по моим правилам?» Девчонки все прямо замерли. А я в отчаянии и уже со слезами буквально кричу: «Нет!» И слышу: «Тогда и мой ответ - нет». Тут я не выдержала: разрыдалась! Голову на руки уронила и плачу, никак успокоиться не могу. А Рената Львовна заявляет: «Вот до чего упрямство доводит. Кристина Алексеевна, займитесь, пожалуйста». Кристина меня в кабинет увела и успокаивающими отпаивала, а я всё плачу и плачу. Она мне говорит: «Маша, заканчивай! А то сейчас ни за что, ни про что в изолятор отправишься – нервы лечить» Это на меня подействовало. Только в себя немного пришла, Рената входит и спокойно заявляет: «Вот что, Мария, пока я подала запрет на свидание в справочную. Но до субботы это ещё можно исправить. Имей в виду». Ничего я, конечно, не стала исправлять, и встретила это «гостевое» воскресенье в изоляторе, как обычно. Лежу, к стенке отвернулась и украдкой слёзы глотаю. Вернее, это я тогда так думала, что украдкой, а им с поста всё видно. Сна – ни в одном глазу, хотя время – ещё восьми нет. Вдруг дверь открывается и входит Галина Алексеевна. Поздоровалась, села рядом со мной на кровать и спрашивает: «Что мы с тобой, Мария, будем дальше делать?» А я расстроенная, да ещё и злая очень была, ну и ответила: «Галина Алексеевна, лично я ничего изменить не могу. А вы, если тоже не можете, просто оставьте всё, как есть». Она кивает: «Могу и оставить. Тогда для тебя всё это будет продолжаться очень долго. Рената Львовна только что пришла к нам после института и намерена довести эту группу до окончания колледжа. Она никуда не денется и уступок тебе не сделает. Будешь получать небольшие передышки только, когда она в отпуске. За это время намотаешь себе дополнительно ещё лет шесть и застрянешь у нас в «рабочей» группе. Ведь в «Межвузовский Центр» тебя примут, только когда у тебя два года срока останется. Ты этого хочешь?» А я отвечаю: «Галина Алексеевна, я ничего плохого не делаю, просто хочу сохранить своё достоинство, понимаете? Я не верю, что всё будет так, как вы говорите. Да, по всему должно получиться именно так. Но я этого не заслужила и буду надеяться на лучшее. В конце концов, даже если мне никто помочь не захочет, ведь какое-то чудо может произойти, правда?» Она внимательно на меня посмотрела и говорит: «Маша, я тоже совсем не хочу, чтобы так получилось. Признаюсь, твоё поведение меня поразило. Такая стойкость вызывает уважение. Обычная воспитанница не выдержала бы и недели такой жизни, а по тебе видно, что ты сдаваться и не собираешься. Поэтому я решила дать тебе шанс повернуть всё по-другому. Скажи, пожалуйста, ведь ты в десятом классе проходила наш тест, правда? Хотела стать воспитателем «Системы»? Я отвечаю: «Да. Но я так быстро после этого попала в «Центр», что не успела получить ответ» «А сейчас ты сама в «Центре» и познакомилась с этой работой ближе. Скажи, если бы у тебя появилась такая возможность, ты по-прежнему желала бы для себя этого?» Я говорю: «Да, Галина Алексеевна. Но разве мои желания теперь имеют значение?» А она: «Маша, ты умная девочка, ведь ты и сама уже поняла, что я завела этот разговор не просто так?» А я, Соня, и правда, сразу это поняла. В общем, Галина Алексеевна взяла с меня расписку о неразглашении и всё об этой их системе перевода из воспитанниц в воспитатели рассказала. Затем положила передо мной листок и улыбается: «Вот результат твоего тестирования. Положительный. Если бы ты не совершила ту ошибку – уже давно бы у нас работала. А в «Центре» для школьниц ты повела себя неправильно, поэтому твою кандидатуру там серьёзно не рассматривали. Я тоже сначала в отношении тебя не имела таких намерений. Но, понаблюдав за тобой подольше, решила, что вполне можно рискнуть. А ещё... Маша, предложить тебе стать сотрудником – это единственный выход из сложившейся ситуации. Оставить тебя воспитанницей – однозначно сломать тебе жизнь. Так что, ты будешь бороться?» У меня от волнения голос пропал, я только кивнула. А Галина Алексеевна спрашивает: «А теперь ты мне сама скажешь, что в первую очередь должна для этого сделать» Я вздохнула и отвечаю: «У меня теперь нет выбора. Я должна покориться Ренате Львовне» « И не просто покориться! - кричит она. - Ты обязана получить её полное расположение, стать у неё лучшей воспитанницей, помогать ей в работе с группой, стать её опорой, понимаешь? У меня должны быть реальные причины заявлять тебя на обучение. Это во-первых. А во-вторых, и для твоего характера это будет корригирующей мерой: пережить немного смирения и покорности тебе не помешает. Мне не нужны твердолобые сотрудники. Опять же, получше узнаешь, что воспитанницы в таких ситуациях чувствуют» Я отвечаю: «Галина Алексеевна, я всё сделаю. Спасибо вам. Вы меня спасаете» Она рукой махнула: «Никакой гарантии тебе не даю. Это только шанс, но он есть. Кстати, Рената Львовна ничего не знает. Всё будет по-настоящему» А я уже была уверена, что справлюсь, ведь слишком многое поставлено на карту. Вечером прихожу в группу, а Рената Львовна беседует с девчонками, обсуждает с ними свидание. Она меня увидела и сразу махнула рукой в сторону учебной комнаты: «Иди в класс, здесь тебе делать нечего» А я говорю очень виновато: «Рената Львовна, можно мне к вам обратиться?» Она разрешила, смотрит на меня с интересом. Я подошла к столу, упала перед ней на колени, прямо при всех, и кричу умоляюще: «Пожалуйста, простите меня за моё упрямство! Я обещаю вести себя по-другому! Дайте мне шанс! Не сердитесь на меня больше!» – Она удивилась? - воскликнула Соня. – Не то слово, - усмехнулась Маша. - Но сразу взяла себя в руки и спрашивает: «Ты от чистого сердца это говоришь? Или всё-таки вынужденно?» Я отвечаю: «Простите, не могу сказать, что от чистого сердца, но я очень хочу жить так, чтобы вы были мной довольны. И я все усилия для этого приложу, вот увидите!» Рената Львовна улыбнулась торжествующе: «Что же, посмотрим. А пока присаживайся». Соня, всё пошло по-другому буквально с этой минуты. Она резко изменила ко мне отношение, как будто ничего плохого и не было. Правда, и я старалась, как могла. Всё делала, как она хочет, знаешь, как противно? Но эффект был потрясающим. Соблюдать «Правила» мне было совсем не трудно, очень скоро я вышла в абсолютные лидеры в группе, и по отделению в конце первого периода взяла третье место. Да и то потому, что начала неудачно, а то бы первое моё было. А вся наша группа второе место заняла, и уже во многом благодаря мне. Ведь с девчонками я быстро общий язык нашла и помогала им, как могла. Через месяц уже никто и не помнил, что у меня такие неприятности сначала были. И наказаний у меня вообще не было больше месяца, никаких, представляешь? А дальше, как только итоги подвели за первый период и нас со вторым местом поздравили, Рената Львовна сломала ногу очень серьёзно и ушла на больничный надолго. Внезапно распахнулась дверь, ведущая из коридора прямо в зону отдыха воспитателей, и на пороге появилась Елена. У Сони заколотилось сердце, а Маша очень заметно покраснела. Лена быстрым взглядом окинула девушек. – Доброе утро. Так, Маша, а почему это ты укладываешь воспитанниц на мой любимый диван? «Дежурная» смущённо улыбнулась. – Лен, не придирайся. Во-первых, мы тебя сейчас не ждали. – Конечно, не ждали, - усмехнулась Лена. - Теоретически я могла ещё спать. Но я только что проводила своего гостя и решила зайти, убедиться, что у вас всё в порядке. А во-вторых? – Ну, я подумала... Лен, этот диван с завтрашнего дня уже не твой, правда? Глаза Маши улыбались. – Правда, - Лена подошла поближе и легонько щёлкнула подругу по носу. - Обязательно сыпать мне соль на раны? – Прости, - улыбнулась Маша, взглянув на неё с теплотой и сочувствием. - Хочешь, кофе сделаю? – Давай, - согласилась Лена. Маша подошла к кофеварке. – А можно я твою пациентку пока осмотрю? - поинтересовалась Лена. Маша удивлённо протянула: – Не передёргивай. Сегодня ещё ты «ответственная». Лена с улыбкой кивнула, подошла к воспитаннице, аккуратно сняла с девушки плед и всё остальное. – Очень даже неплохо, - сказала она. - К обеду будет полностью в форме. – Можно я пойду в спальню? - робко спросила Соня. Ей было очень неловко, ведь воспитателям наверняка нужно поговорить. – Лежи спокойно, - приказала Лена. - Ты не мешаешь. У меня всего несколько минут, выпью кофе – и уйду. Она повернулась к Маше. – Мы с Инной в полдевятого сдаём химию. Теорию. Татьяна Анатольевна нам заявила: «Раз уж мы все в воскресенье работаем, то я заодно и зачёт у вас приму, а то в понедельник у меня отгул». Так что я хочу ещё немного повторить. – Перед «смертью» всё равно бесполезно, - ехидно заметила Маша. - Вовремя надо готовиться. – Да что ты меня всё подкалываешь сегодня? - возмутилась Лена. Маша вместо ответа протянула ей чашку кофе. Лена взяла её, уселась в кресло и спросила, кивая на Соню: – Настроение-то у неё как? Воспитанница покраснела. – Уже ничего, - улыбнулась Маша. – Вы и перегородочку закрыли, - отметила Лена. - Ты с ней заодно и психотерапию проводишь? В глазах Маши появилось тревожное выражение. – Лена, мы... - начала она. – Не надо! - быстро сказала «ответственная». - Не объясняй. Ты профессионал, и знаешь, что делаешь. Тем более, я уже почти и не твой начальник. Она быстро допила кофе и встала: – Спасибо. Маша, мы с Инной придём в полдесятого. Пусть девчонки будут готовы, ладно? А Наталье в девять «третью-бис» наложи. – Хорошо, - кивнула «дежурная». Когда за Леной закрылась дверь, она с явным облегчением вздохнула. Соня смотрела на воспитателя с пониманием. – Пронесло, - улыбнулась ей Маша. - Соня, так получилось, что обо всём этом, что я тебе рассказала, знают только Елизавета, Рената Львовна и Татьяна Анатольевна. По крайней мере, из «ответственных». Остальные воспитатели, которые тогда работали, сейчас кто где, но не на нашем отделении. А я никому не рассказывала. – Вы всё это скрывали, держали в себе столько времени? - ахнула Соня. - И даже ваши подруги не знают? Но почему? Мария Александровна, вы так рассказывали... Я поняла, что вам до сих пор тяжело это вспоминать, вы помните всё до мелочей! Если бы вы это не скрывали, а вот так же, как мне кому-нибудь рассказали, вам было бы легче, уже давно! - А вот посмотрю, как ты сама потом будешь поступать, - нахмурилась Маша. - Захочется ли тебе своим коллегам, пусть даже и подругам, в подобном признаваться. – Но в этом ничего постыдного! - воскликнула Соня. - Наоборот! Вы же в итоге справились? Правда? А это гораздо труднее, наверное, чем просто проучиться в «Школе Стажёров»? – Я думаю, что труднее в несколько раз, - согласилась воспитательница. - Особенно психологически. Ведь стажёру ничего страшного не угрожает, даже, если его на работу и не примут. А я... мы..., - поправилась она, - рискуем всем! Одна маленькая ошибка или нестыковка – и оказываешься опять воспитанницей без права на повторную попытку. А такое, между прочим, бывает. Уже живёшь в гостевом отсеке, форму воспитателя носишь, работаешь, как они! И в любой момент можешь опять в группу загреметь. – Мария Александровна, пожалуйста, расскажите дальше! Это самое интересное! - взмолилась Соня. Воспитатель посмотрела на часы. – Хорошо. Успеем. Мы остановились на том, что Рената Львовна сломала ногу. Она, между прочим, имеет своих лошадей в конюшне неподалёку, и тогда ежедневно по утрам ездила на тренировки, и в соревнованиях по конному спорту участвовала. Вот на одном из соревнований ей и не повезло. А к нам «ответственной» пришла Елизавета Вадимовна. На время, как «подменная». – Вот это да! - поразилась Соня. - Вы и у неё успели воспитанницей побыть! – Как раз она непосредственно вначале и занималась моим обучением, - сказала Маша. - Через неделю после того, как она приняла группу, Галина Алексеевна нас вместе вызвала, объявила, что намерена обучать меня на воспитателя и спрашивает Елизавету: « На вас всё ложится, раз вы сейчас её «ответственная». Берётесь?» А та соглашается: «Конечно». Она уже, естественно, всю мою историю знала, мы с ней успели откровенно поговорить. И вот, весь следующий месяц я зубрила теорию, причём, в условиях, близких к экстремальным. Продолжала обычную жизнь воспитанницы, приходилось выкраивать минутки, никаких печатных текстов мне в руки не давали. Учила всё, прослушивая диски. Соня, тебе, может быть, кажется, что ничего сложного в нашей работе нет, но информации на самом деле – море! И надо чётко знать все нюансы. Елизавета объявила девчонкам, что готовит меня к литературному конкурсу, она же литературу тогда преподавала. Я диск выучу, тут же ей сдаю досконально, она у меня его отбирает и следующий выдаёт. Елизавета мне здорово тогда помогла: всё, что непонятно – разъясняла, ситуации разные со мной разбирала. Причём, делала это очень охотно и с воодушевлением.
Forum: Маша улыбнулась, вспоминая. – Конечно, воспитателям за такую индивидуальную работу доплачивают, и неплохо. Но всё равно, Соня, очень много будет зависеть от того, кто будет с тобой на первом этапе работать. Елизавета искренне хотела мне помочь и спуску мне при этом никакого не давала. Сразу заявила: «Всё это не должно отвлекать тебя от основных обязанностей. Такая установка! Ты почти сотрудник. Изволь не получать замечаний и учиться отлично». Соня, я очень старалась, но один раз получила за контрольную по химии четвёрку. Почти случайно. – Ну и что, - недоумённо спросила Соня. - Не тройку же? – А мне было велено учиться отлично! - парировала Маша. - На отчёте Елизавета ничего не сказала, но после ужина вызвала меня в кабинет и гневно говорит: «Я тебя о чём предупреждала? Не смей расслабляться! Между прочим, сотрудницы-студентки за каждую четвёрку объясняются, а то и взыскания получают!» Я смущённо отвечаю: «Простите, это случайность. Больше не повторится» А она гремит: « Раздевайся – и на кушетку! Сейчас я тебе хорошее внушение ремнём устрою. А ещё раз себе такое позволишь – откажусь с тобой работать! И Галина Алексеевна не вступится» Маша в волнении покачала головой. – Сонь, а, знаешь, как не хотелось после такого перерыва порку получать! Да ещё и стыдно было ужасно перед Елизаветой: ведь она меня ещё не наказывала за всё это время, я никаких поводов не давала. Но у меня ума хватило не возникать и с ответственным воспитателем не спорить. Покорно улеглась и всё вытерпела. И больше четвёрок у меня не было. А потом, через месяц, меня переселили в гостевую комнату, сказали, что пока на три дня, чтобы к зачёту подготовиться, по теории. Отдали мне все эти диски плюс печатных материалов целую кучу. Девчонкам было сказано, что я в изоляторе. Я сидела и всё повторяла целыми днями, старалась, ты себе не представляешь, как! Правда, из комнаты выходить я права не имела, воздухом на балконе дышала, еду мне приносили. Но всё равно – это не в группе! – Да уж, - согласилась Соня. – В день зачёта волновалась ужасно, - вспоминала Маша. - Меня предупредили – если не сдам, то всё – отправлюсь опять в группу, и повторной попытки не будет. И вот приходит ко мне прямо в комнату комиссия: Галина Алексеевна, директор «Центра», Елизавета Вадимовна и куратор стажёров – Ирина Сергеевна. Соня ощутила внутренний холодок. – Камеру специальную установили, всё под запись шло. Спрашивали очень серьёзно, досконально и долго. Но я почти сразу, когда начала отвечать, успокоилась: подвохов никаких не было, а учила я старательно, и всё непонятное мне Елизавета в своё время разъяснила, а это тоже очень важно. Наконец, они всё, что хотели, у меня выспросили и ушли. А мне было велено ожидать результатов. – Представляю, как вы волновались, - вздохнула Соня. – Ужасно, - подтвердила Маша. - А, самое главное, не один раз пришлось через подобное пройти. Обучение проходило в несколько этапов, с полным погружением в очередную задачу, и каждый этап мог последним оказаться. Маша встала. – А теперь давай ещё одну обработочку сделаем. И рассказывать я дальше не могу, не имею права на разглашение. Методики индивидуального обучения – это закрытая информация. – Жаль, - искренне огорчилась Соня. Маша, уже проводя Соне обработку, озорно улыбнулась. – Скажу только, что на самом последнем этапе у меня чуть нервный срыв не случился, и Елизавете Вадимовне за это очень сильно влетело. Думаю, она до сих пор это помнит. – А что случилось? – Мне определили двухнедельный испытательный срок в «рабочей» группе, я замещала дежурного воспитателя на время её отпуска. – В «рабочей»? - изумилась Соня. - Но вы-то ещё были на первом курсе! Вас отправили работать к воспитанницам, старшим по возрасту, чем вы? Там же девчонки все уже совершеннолетние! (от автора – в «рабочую» группу определялись воспитанницы, которые уже закончили колледж, но не поступили в институт, а срок заключения у них ещё не вышел. Такие девушки до окончания срока работали на сельхозпредприятии или в хозобслуге «Центра». После освобождения они направлялись для продолжения образования в средние специальные учебные заведения) – Не просто работать, - усмехнулась Маша. - А показать свою пригодность к этой работе. Имей в виду, Соня, никто с тобой церемониться и создавать идеальные условия не будет. И практика, и испытательный срок проходят очень напряжённо! Каких только ситуаций тебе не создадут! И ты всё должна пройти с честью. Так вот, я начала работать, и мне казалось, что всё пока удачно. Я обязана была постоянно носить включённый диктофон, за каждую минуту отчитываться. Ежедневно после каждой смены мой личный инструктор весь рабочий день со мной разбирала, на все недочёты указывала, если они были. Но у меня особых и не было. Жила я по-прежнему в той же гостевой комнате, только уже большей свободой пользовалась. Форму воспитателя носила, в столовую ходила вместе с другими сотрудниками, даже в парк могла выходить гулять. А когда прошло 6 дней из этих двух недель, мне звонит прямо с утра, в мой выходной, Елизавета. Она по-прежнему тоже принимала участие в моём обучении, и просто так меня очень поддерживала. Мы с ней уже почти подругами за это время стали, и я видела, что Лиза всей душой за меня болеет. И вот она звонит мне и говорит: «Маша, собирай все вещи и готовься освободить комнату. Через полчаса мы с Ириной Сергеевной ( это куратор стажёров) за тобой зайдём» У меня сердце упало. Я слабым голосом спрашиваю: «А в чём дело?» А Елизавета помолчала немного и говорит сочувственно: «Маша, мне очень жаль, но испытательный срок ты не прошла. Не обнаружилось у тебя на практике необходимых качеств. Тебе снимают с обучения и возвращают обратно ко мне в группу. Но не переживай! Дотянешь как-нибудь до конца срока» Соня судорожно вздохнула. А Маша продолжала: – Я трубку отбросила, губы дрожат, пытаюсь себя уговорить, успокоиться, но не могу! Вещи собираю, а они из рук падают! Такое отчаяние охватило! Чувствовала себя даже хуже, чем под гнётом Ренаты Львовны. Эти полчаса мне вечностью показались. Наконец, я не выдержала, бросилась на кровать и разрыдалась. А тут как раз Елизавета с Ириной Сергеевной входят. Ирина Сергеевна спрашивает удивлённо: «Что случилось?» Я к ней бросилась и умоляю: «Ирина Сергеевна, пожалуйста, дайте мне ещё один шанс! Объясните, в чём мои ошибки, я исправлюсь! Я же чувствую, что могу работать!» У неё глаза на лоб полезли, а я продолжаю вопить: «Не отправляйте меня в группу, умоляю! Если мне нельзя быть воспитателем, то найдите мне другую работу, пожалуйста, любую!» Тут у неё какое-то понимание в глазах промелькнуло, она оборачивается к Лизе и спрашивает у неё: «Твоя работа?» А Лиза так довольно кивает: «Ага. Последняя проверка на прочность. А ты, Маша, её не прошла. Надо быть более в себе уверенной!» У Ирины Сергеевны такое лицо сделалось, что Елизавета побледнела, да и я испугалась. Она Лизе буквально прошипела: «Что вы себе позволяете, коллега? Стыдитесь!» А мне говорит: «Маша, нас полностью устраивает, как ты начала работать. Твой испытательный срок закончен. Ты доработаешь в этой группе, пока не вернётся их воспитатель, а потом поступаешь в распоряжение Галины Алексеевны, она даст тебе постоянное место. Поздравляю! А сейчас ты перебираешься в свою собственную квартиру. Поэтому тебя и просили собрать вещи» Я стою совершенно обалдевшая, не верю своему счастью, как будто камень с души свалился. А Ирина Сергеевна бросила на Лизу сердитый взгляд и продолжает: «Собственно, я просила Елизавету Вадимовну тебе об этом сообщить. Но она, видимо, решила пошутить настолько неудачно» И обращается к Лизе: «Елизавета Вадимовна, это возмутительно! Вы жестоко поступили со своей коллегой и нанесли ей психическую травму! Причём, сделали это из хулиганских побуждений!» – Ничего ж себе обвинение, - пробормотала Соня. – Вот и я так подумала, - согласилась Маша. - А Елизавета ещё больше побледнела и говорит очень виновато: «Прости, Маша. Пожалуйста!» Я кивнула, а Ирина Сергеевна уже на Лизу в полный голос кричит: «Извиняетесь теперь? Головой надо было думать! Да вы хоть себе представить можете, как Маша эти полчаса пережила? Что она чувствовала? Да она уже морально приготовилась сейчас опять в группу воспитанницей вернуться! Да как вы могли? Вы этого не понимали, когда на такое решились?» Елизавета отвечает: «Я думала, это испытание её в итоге укрепит! Я не хотела Маше плохого! Но я ошиблась. Простите». Ирина Сергеевна переспрашивает ледяным голосом: «Испытание? А кто дал вам право, не согласовав со мной, её куратором, устраивать Марии какие-либо испытания? Вы превысили свои полномочия, поступили недопустимо и аморально! А вы ответственный воспитатель, причём опытный сотрудник! Вам это непростительно. Очевидно, вы начинаете терять квалификацию, раз не поняли вовремя, как ваша так называемая шутка повредит Маше. Вы забыли, каково быть воспитанницей?» Лиза смогла только головой покачать. А куратор продолжает неумолимо: «А я думаю, что забыли! На каком вы сейчас курсе в институте обучаетесь?» Елизавета отвечает: «На втором». Ирина Сергеевна удовлетворённо кивнула: «Отлично! Ещё не поздно вспомнить. Ваше поведение, Елизавета Вадимовна, будет рассмотрено в ближайшее время на дисциплинарной комиссии. А моим предложением будет отправить вас за это хулиганство в «Межвузовский Центр перевоспитания» воспитанницей на три месяца, чтобы освежить ощущения. И я очень надеюсь, что это предложение поддержат и другие мои коллеги. Более того, обещаю вам: я лично позабочусь, чтобы вы получили именно эту меру взыскания» Соня замерла от самого настоящего страха. Она отлично представляла, что почувствовала Елизавета, услышав такое. А Маша продолжала: «Лиза стоит белее снега, на ногах еле держится». Собралась с силами и отвечает: «Но, Ирина Сергеевна, я ведь и в «Межвузовском» работаю - воскресным воспитателем. А когда сюда прихожу «подменной» - там беру отпуск за свой счёт. Как же я могу туда отправиться воспитанницей? Я полностью признаю свою вину и раскаиваюсь. Пожалуйста, назначьте другую меру, я вас прошу». Маша вздохнула: – Я-то знаю, как Лизе было трудно в этот момент. Она ведь тоже очень гордая, ей тяжело было вымаливать для себя смягчение наказания. А Ирина Сергеевна сердито отвечает: «Я прекрасно об этом знаю. Не волнуйтесь, мы отправим вас не в ваш «Центр», а совершенно в другой регион. И ни о какой другой мере не может быть и речи. Понятно?» Лиза прошептала: «Да». А я решила, что надо что-то делать. Мне жалко её стало до слёз! Бросаюсь к Ирине Сергеевне, падаю на колени и кричу: «Пожалуйста, Ирина Сергеевна, не надо! Со мной всё в порядке, и я не в претензии. Елизавета Вадимовна не хотела мне плохого, это просто ошибка! Не сердитесь на неё, не надо применять такие меры, умоляю!» А она мне холодно говорит: «Немедленно встаньте, Мария Александровна (в первый раз меня так назвала). Вы уже наш сотрудник, и не позволяйте себе такого поведения. Вы не в претензии, зато я в претензии! И руководство Елизаветы Вадимовны будет в претензии. Она недопустимо поступила и понесёт за это ответственность». Я вскочила, в глазах слёзы, смотрю на них обеих растерянно, что делать – не знаю. А Ирина Сергеевна Лизе приказывает: «Возвращайтесь пока к своим обязанностям. Здесь я предпочту обойтись без вашей помощи. Сегодня же доложу обо всём Галине Алексеевне, и о времени разбирательства вас известят». Елизавета молча вышла. Я опять бросаюсь к Ирине Сергеевне и буквально плачу: «Прошу вас, пощадите её! Это слишком сурово! Елизавета Вадимовна столько для меня сделала, так мне помогла! Да, она ошиблась, но не надо её за это так наказывать!». А она улыбается и говорит мне: «Успокойся, Маша. Никто Лизу в воспитанницы не отправит, и вообще, ничего серьёзного ей не грозит. Но она об этом сейчас не догадывается, и хорошо! Пусть пожинает плоды своей глупости – окажется на твоём месте, хорошенько всё прочувствует». Я смотрю на неё и своим ушам не верю: «Но вы же обещали ей разбирательство, дисциплинарную комиссию». Ирина Сергеевна опять улыбается: «Вечером вместе с Галиной Алексеевной вызовем её и пропесочим, как следует. Так, чтобы надолго запомнила! А до вечера она будет думать, что я свою угрозу намерена выполнить. Мы с Лизой давно знакомы, она прекрасно знает, что я могу это устроить, стоит мне захотеть. Я была с ней убедительна, как ты считаешь?». Я пробормотала: «Ещё как! Даже у меня сердце в пятки ушло». Ирина Сергеевна довольно кивнула и строго мне говорит: «Не вздумай её предупредить. Категорически запрещаю. В данном случае, её наказанием будут моральные страдания. Сорвёшь мероприятие – тогда придётся выдать ей на полную катушку». Я, конечно, предупредить не посмела, хотя и очень хотелось. А вечером меня тоже вызвали на эту разборку, правда, уже в конце. Лиза сидит вся красная, куратор с Галиной Алексеевной до слёз её довели. Сами обе сердитые, на неё почти не смотрят, разговаривают безжалостно. Галина Алексеевна мне говорит: «Мария Александровна, я приношу вам извинения за поведение своей сотрудницы и хочу спросить ваше мнение по поводу мер, которые мы должны принять. Проступок совершён в отношении вас. Вы будете настаивать на строгом взыскании?» А я понимаю, что они специально меня пригласили, чтобы Лизе сделать больнее. Ведь получается, что я, её вчерашняя воспитанница, должна теперь решать её судьбу! По-моему, это очень унизительно! Я, конечно, говорю: «Нет. Наоборот, я прошу вас её простить. Со мной всё в порядке. Не надо никаких строгих мер, пожалуйста!» Галина Алексеевна смотрит на Лизу сердито и заявляет: «Тогда ограничимся предупреждением. Очень серьёзным. Елизавета Вадимовна, вы можете идти, и советую вам сделать выводы. Мария Александровна, вы тоже свободны» Мы с Лизой вместе вышли. Она прямо у дверей мне руку сжала и порывисто говорит: «Спасибо тебе. Прости, пожалуйста, не знаю, что на меня нашло. Они полностью правы». И вдруг как разревётся! В общем, мы пошли к ней в квартиру и проговорили до глубокой ночи. А через неделю Галина Алексеевна предоставила мне место «дежурной» на нашем курсе, в одной из групп. А ещё через неделю вернулась Рената Львовна, и Лиза вернулась домой. Мы с ней тогда очень тепло расстались. Маша немного поколебалась и проговорила: – Ты знаешь, Соня, я рассказала тебе сейчас про этот случай тоже из хулиганских побуждений. А ещё из-за моего чувства противоречия. – Почему? - удивилась Соня. – Об этом никто не знает, и Лиза понимает, что я никому из своих не расскажу. Если она захочет, то сама расскажет. Но, понимаешь, это ведь она вынудила меня сейчас с тобой всем этим поделиться. – Как? - ахнула Соня. – Ну, не именно с тобой, а вообще. Она считает, что я всё то, что со мной произошло, не должна скрывать, не должна этого стыдиться, что мне необходимо относиться к этому по-другому. Заявила мне недавно, что мне это мешает жить и работать, и что она с этим мириться больше не будет. Поставила мне ультиматум: или я сама кому-нибудь всё рассказываю и ещё раз всё это переживаю, или она расскажет об этом всем нашим. И дала мне десять дней. – Очень даже в её духе, - улыбнулась Соня. - И я считаю, что она права. Маша кивнула. – Теперь я тоже так считаю. Но не могу смириться с тем, что меня к чему-то принуждают. Это у меня в характере. Она хотела, чтобы я всё рассказала? Ну, я и рассказала всё. И про этот случай тоже. – Понимаю, - сказала Соня. - Не волнуйтесь, Мария Александровна, я этим не воспользуюсь. Всё, что вы мне рассказали, останется при мне. А можно задать вам ещё пару вопросов? – Можно, - улыбнулась Маша. – Когда вам дали место воспитателя на вашем курсе, что при этом сказали воспитанницам? Они ведь многие вас знали, если не все? – Правду, - спокойно ответила Маша. - Им объяснили, что лучшим воспитанницам из числа лидеров, не совершивших нравственных преступлений, иногда предлагают отбыть своё срок, работая воспитателем. Это более эффективное и рациональное использование их потенциала, чем труд на овощебазе. А общество у нас рациональное. И пусть тебя, Соня, это не беспокоит. Как только ты начнёшь работать воспитателем, девочки очень скоро воспримут это как должное, хотя, конечно, и не забудут, что ты была воспитанницей. Да, они и новеньким могут про это рассказывать, но виду никто подать не посмеет, а тебе должно быть на это наплевать. Ты воспитатель, а они воспитанницы! Что там они думают, тебя не волнует. Ты просто будешь делать своё дело. Заранее так и настройся. Поняла? – Да, спасибо, - ответила Соня. - И ещё вопрос. Рената Львовна знала, пока была на больничном, что вы уже обучаетесь на воспитателя? Для неё не было это неожиданностью, когда она вернулась? Внезапно Маша рассмеялась. – Хороший вопрос, - всё ещё смеясь, проговорила она. - Было! Да ещё какой! Они все, и Галина Алексеевна, и воспитатели, оказывается, сговорились ничего ей не рассказывать, представляешь? По правилам, она, чтобы принять группу, должна была появиться на работе накануне своего первого рабочего дня. Она приехала, пришла вечером в столовую для воспитателей, а у меня был выходной, и я тоже там в это время ужинала. Она заходит, все почти коллеги к ней бросились, здороваются, расспрашивают, и тут она натыкается взглядом на меня – в форме воспитателя и в их непосредственном окружении. Маша прыснула. – Соня, у неё такое было лицо! Да и сама она как будто окаменела. Девчонки её тормошат, а она взгляда с меня не сводит. Потом головой тряхнула, подсаживается ко мне, поздоровалась и иронически говорит: «Что же, это вполне логическое завершение. Поздравляю». Оборачивается к коллегам и заявляет: «Ну, а вам, девочки, я припомню. Ведь специально это сделали? Ежедневно почти меня кто-нибудь навещал – и ни слова!» Кто-то ей отвечает: «А зачем сюрприз портить?» В общем, Соня, всё хорошо у меня дальше сложилось.
Forum: – Мария Александровна. Соня немного помолчала, не решаясь спросить о том, что её беспокоило. – Скажите, а неужели вы на Ренату Львовну никакой обиды не держали, и сейчас не держите? Ведь она крайне жестоко и несправедливо с вами поступала. Как же вы... всё это простили? Спокойно работаете с ней бок о бок, и отношения у вас нормальные. – Соня, - серьёзно ответила Маша. - Понимаешь, я не могу её осуждать. Рената Львовна поступала согласно своим принципам. А обвинять я могла бы не её, а, например, «Систему» в целом. В «Системе» такие порядки. Ответственный воспитатель – царь и Бог в группе, и, если он не нарушает инструкций, то шансов у воспитанницы нет, если она, как я, решила гнуть свою линию. Мне просто не повезло, что я попала к ней. За что мне на неё обижаться? Это, как обижаться на асфальтовый каток, который катит под уклон, а ты на его пути стоишь и свернуть не желаешь. Да и потом, я так была рада, что стала воспитателем! А ведь окажись я в другой группе, этого бы наверняка не произошло. Нет, с Ренатой Львовной у нас всё в порядке. А вот того, что Галина Алексеевна для меня сделала – этого я до конца жизни не забуду! Ведь она могла бы просто оставить всё, как есть. И что бы тогда со мной было, не представляю! А почему ты спросила – я понимаю. Ты не уверена, сложатся ли у тебя с Леной хорошие отношения, или, хотя бы, нейтральные. Правда? Соня кивнула. – Я надеюсь на это, - сказала Маша. - Но у вас всё по-другому. Ведь у нас с Ренатой Львовной в отношениях не было ничего личного. А у вас с самого начала – именно так. И, Соня, если говорить честно...мне кажется, что вы обе хороши. Не буду объяснять, ты и сама всё понимаешь. Но, скажи мне, разве ты так уж сильно на Елену обижена? Учитывая, что ты сама сотворила? – Умом нет, - покачала головой Соня. - Но, Мария Александровна, в душе я всё равно не могу ко всему этому спокойно относиться, и мне кажется, что не сможем мы с ней вместе работать. Лена будет для меня вечным укором. А ещё: мне так стыдно будет всё время сознавать, что я терпела от неё такое отношение – боль, унижение, презрение. Сколько раз я перед ней голая на кушетке лежала! И вдруг буду с ней за одним столом сидеть на педсовете, в столовой, разговаривать с ней как ни в чём ни бывало! Как? – Это при условии, если она сама захочет с тобой разговаривать, - сказала Маша. - Она-то ведь тоже может не захотеть тебя простить, или просто не сможет. И вот тогда – я Лену знаю, она тебе слова лишнего не скажет. Если вам придётся по работе вместе соприкасаться – она безупречно себя будет держать. А так – будет стараться тебя избегать, не обращать на тебя внимания. Маша улыбнулась. – Хотя, это ей будет трудно осуществить, - весело заметила она. - Инна с Елизаветой на тебя глаз положили, они явно собираются тебе всеми силами помогать и с тобой активно общаться. Да и Светлана тоже. А компания у нас очень сплочённая, вряд ли девчонки позволят Лене долго так себя вести. Что-нибудь придумают. Так что, Соня, во-первых, давай будем надеяться на лучшее. А во-вторых – не будем опережать события. В конце концов, когда ты станешь воспитателем, тебя, возможно, это не так уж будет волновать. А сейчас вставай потихоньку и пойдём в спальню. Мне скоро подъём объявлять. Ты вернёшься в кровать и сегодня будешь оставаться там, пока Анастасия Романовна не разрешит её покинуть. Когда мы уедем, она тобой будет заниматься. Завтрак тебе принесут в спальню, а обедать, будем надеяться, уже сама пойдёшь. – Мария Александровна, - взволнованно сказала Соня. - Спасибо вам за всё. И за такое отношение ко мне, и за сегодняшний разговор. – Положим, благодарить меня тебе особо не за что, - усмехнулась Маша. - Я относилась к тебе с самого начала лояльно вовсе не потому, что тебя оправдывала. Просто ты оказалась в такой же почти ситуации, как и я тогда у Ренаты Львовны, и это не могло не вызвать во мне сочувствия. А сегодня... я тебе уже призналась, что решила с тобой поговорить из-за ультиматума Лизы. И, ещё неизвестно, кто кого должен благодарить. Ты меня выслушала, выступила в роли психотерапевта, и ещё я теперь избавлена от необходимости посвящать в свою тайну подруг. Лиза это примет. – А вы уверены? - обеспокоенно спросила Соня. - Вдруг она рассердится? Хотя, нет, что я глупости говорю. Нет. Всё будет нормально. Но она удивится. – Переживёт! - весело ответила Маша. - Всё, Соня, идём в спальню. И, хотя ты мне это уже это и обещала, прошу тебя не посвящать во всё это воспитанниц и моих коллег. – Зуб даю, - улыбнулась Соня. * Воспитанницы вернулись вечером радостные и вдохновлённые. 204-ая группа на подобном мероприятии присутствовала впервые, и девочки были потрясены его размахом. После окончания спектакля три группы, присутствовавшие на нём, разделились. Каждая на отдельном автобусе, со своими воспитателями, поехала по собственному маршруту. Воспитатели 204-ой повезли свою группу обедать в очень приличное кафе, где все воспитанницы смогли сделать заказ по своему выбору. Затем они долго гуляли в городском парке, развлекались на аттракционах, причём, воспитатели не стесняли девочек, дали им возможность расслабиться и, действительно, очень хорошо отдохнуть. Правда, все необходимые меры безопасности были приняты. Все восемь девушек 204-ой группы с самого начала мероприятия были распределены между Еленой, Инной и Машей, и от них требовалось не удаляться от «своего» воспитателя больше, чем на 20 метров. На запястьях у воспитателей и воспитанниц имелись специально запрограммированные «браслеты». В случае нарушения какой-либо воспитанницей этого требования для неё должны были наступить очень неприятные последствия, полностью исключающие возможность дальнейшего передвижения вообще. Девушки были об этом предупреждены. Они также знали, что, если вдруг такое случится, нарушительница будет чрезвычайно строго наказана. Ей обязательно предстоит карцер, существенное продление срока, и никогда до окончания заключения ей уже не видать никаких выездов из «Центра». Лена наблюдала таким образом за Зоей и Настей. В парке они гуляли не всей толпой, а разделились на именно эти небольшие группки. Девушки сначала смущались, поглядывали на Лену робко. Им казалось, что Елена Сергеевна должна быть расстроена отстранением от работы, и ей не до веселья. Но Лена, вопреки их ожиданиям, была очень радостной. Она водила своих подопечных по самым интересным местам парка, и даже несколько раз прокатилась вместе с ними на аттракционах. Причём, когда она взлетала на катапульте, сидя рядом с Настей, то визжала точно так же, как она. Примерно так же держали себя и Инна с Машей. После прогулки, как и обещала в воскресенье Инна Владимировна, воспитанниц отвезли в кондитерскую, где они, тоже в непринуждённой обстановке, устроившись за тремя соседними столиками, пили кофе с пирожными. Только после этого группа вернулась в «Центр», уже около восьми вечера. Тем не менее, девушкам был оставлен ужин, и ужинали они тоже вместе со своими воспитателями, за одним столом. Соня к этому времени чувствовала себя уже вполне прилично, за ужином присоединилась к подругам и даже в этот раз сидела вместе со всеми, а не стояла у стойки. Днём для девушки явилось неожиданным сюрпризом, когда воскресный воспитатель Анастасия Романовна, заканчивая необходимые лечебные мероприятия, наложила ей «третью-бис», заметив при этом, что выполняет распоряжение Елены Сергеевны. «Чего это она? – подумала про Елену воспитанница. – Неужели решила дополнительный бонус мне предоставить за вчерашний разговор?» Однако обрадовалась: если это, действительно, был бонус, то весьма щедрый. И от утренней депрессии у Сони не осталось и следа. Разговор с Марией Александровной невероятно вдохновил девушку: ведь она получила реальное подтверждение того, что и её надежды стать сотрудником всё-таки могут сбыться. «Получилось же это у Марии Александровны, - думала Соня. - А почему у меня не получится? Конечно, она намного сильнее меня. Ведь, если бы у меня был хоть малейший шанс добиться другого отношения со стороны Елены, то я бы им воспользовалась! Да я бы сделала бы всё, что угодно, чего бы она не пожелала! И «долгоиграющие» терпеть я бы не стала, если бы могла от них избавиться. А Мария Александровна могла, но не захотела. Вот это характер и сила воли! Неудивительно, что Галина Алексеевна её отметила». Как и предрекала Лена, на обед Соня уже вполне смогла идти самостоятельно. А потом, выполняя своё обещание, встретилась в общей гостиной с Ирой Елистратовой и Дашей Морозовой. Даша пришла в гостиную одетой. В воскресенье она точно так же, как и все воспитанницы, получала полную передышку от всех наказаний, и с этим Елизавета Вадимовна ничего не могла поделать. Однако выглядела Даша удручённой, и была сильно расстроена, так как не видела никакого выхода из создавшейся ситуации. Соне было не так-то легко что-то посоветовать Даше. Ведь она прекрасно знала позицию Елизаветы Вадимовны, но не могла об этом проговориться. Но всё-таки у неё уже имелись некоторые мысли по этому поводу, и она изложила их девушке. И не просто изложила, а постаралась убедить Дашу, что последовать её совету – это одно из немногих, что она может сделать, чтобы хоть как-то облегчить своё положение. Правда, после этой встречи на Соню опять накатила слабость, и остаток дня, до приезда остальных воспитанниц она провела в постели: спала или читала. После ужина, около девяти вечера в группу пришла Юлия Кондратьевна, «подменный» ответственный воспитатель. Многие семейные сотрудницы, особенно имеющие маленьких детей, временно переходили на такой график работы: работали «вахтами», заменяя основных воспитателей во время отпусков или болезней, а остальное время проводили со своими семьями. Естественно, «подменные» ответственные точно так же брали на себя и преподавание соответствующей дисциплины и воспитанницам, и сотрудницам. Елена Сергеевна быстро собрала всех за столом. Девочки немного оробели в присутствии сразу четырёх воспитателей и чувствовали себя неловко (Инна и Маша тоже обязаны были вместе присутствовать на процедуре передачи группы). Однако мероприятие не затянулось. Елена спокойно ещё раз проинформировала воспитанниц о своём уходе из группы на неопределённое время. Затем достала заранее приготовленный список и вслух зачитала Юлии Кондратьевне сведения по каждой воспитаннице: на что она советовала обратить внимание и какие каждой из них оставлены наказания. Наказаний было немного, самый длинный перечень наблюдался у Сони. Елена, как и обещала, кроме «долгоиграющих» ничего девушке не отменила и особо подчеркнула, что просит новую «ответственную», пока перечисленные телесные наказания не закончатся, по-прежнему применять «восьмой разряд». После этого Елена Сергеевна доброжелательно попрощалась с воспитанницами и выразила надежду, что группа, как и планировала, вскоре возьмёт первое место по отделению. Затем воспитанницы были отправлены в класс, а Юлия Кондратьевна с дежурными воспитателями устроили в кабинете небольшое совещание. А Лена в одиночестве отправилась к себе в квартиру, где ей предстояло практически «взаперти» провести ближайшие восемь дней.
Forum: Глава 9, последняя в этой части. Се ля ви. Звонок от Александры застал Галину Алексеевну в домашнем тренажёрном зале: они с мужем синхронно занимались на установленных рядом беговых дорожках, а голографический экран всеми возможными спецэффектами изображал морское побережье. Галина очень любила ранним зимним утром побегать по берегу моря, слушая плеск волн, крики чаек и шуршание песка под ногами. Однако телефон и при этом неизменно находился на виду, укреплённый в специальной подставке. Что поделаешь, должность обязывает! Услышав трель мобильного, муж Галины, Михаил, быстро бросил взгляд на часы и недовольно поморщился. По его многолетнему опыту, звонок жене в семь часов утра предвещал в лучшем случае крушение намеченных на день совместных планов. А в худшем…ну, бывало всякое. - Это Сашка. Прости, я недолго, - виновато сказала Галина, на самом деле радуясь законному поводу передохнуть. Она знала, что Миша не любит отвлечений во время тренировок, но звонок подруги проигнорировать никак не могла. Без острой необходимости Александра бы в такую рань не позвонила. - Иди уж, - с притворной строгостью пробурчал муж. Галина вышла из зала в комнату отдыха и, на ходу прихватив из холодильника минералку, нажала кнопку приёма звонка. С Александрой они долгое время были коллегами: сначала работали «ответственными» на одном отделении, да и потом, когда Галина стала заведующей, подруга трудилась под её началом. Однако несколько лет назад Саша, не выдержав прессинга семьи, уволилась из «Системы» и перешла на более спокойную преподавательскую работу в Гуманитарно-филологический колледж для девушек. Тот самый, в котором учились Марина с Соней, и где до сих пор числилась Лена, хотя на самом деле обучалась по индивидуальным программам в «Центре». Более того, именно Александра Павловна являлась куратором их второго курса и была полностью осведомлена о тех событиях, из-за которых Марина оказалась в больнице, а Соня – в «Центре». После увольнения Александры они с Галей не только не потеряли связи друг с другом, а, напротив, крепко дружили семьями. Этому совсем не мешала разница в возрасте – Саша была младше на восемь лет. И, когда произошла вся эта неприятная история с подругой Елены, Галина попыталась, используя эту дружбу, помочь своей сотруднице. Упрашивала Александру сначала изменить своё решение и не отдавать Марину под надзор к Соне. Ведь выбор лидера зависел исключительно от куратора! Однако та твёрдо гнула свою линию и возмущалась: «Галя, я же к тебе в отделение не лезу свои порядки наводить! Что за бесцеремонность, в самом деле!» И Галина Алексеевна вынуждена была наблюдать, как страдает и мечется в бессилии молодая воспитательница, которой начальница очень симпатизировала и к которой даже испытывала что-то похожее на материнские чувства. Она решила не сдаваться и всё это время периодически «капала» Александре на мозги. Галина ещё во время совместной работы с Сашей поняла, что та достаточно «упёртая», но иногда её можно взять «измором». Если повезёт. По мере того, как Соня придумывала для Марины всё более изощрённые издевательства, Галина усиливала свой напор. И, в конце концов, добилась результата. «Ладно. На той неделе переведу вашу Марину к другому лидеру, - сдалась Александра. – Считай, что кумовство победило» Однако судьба распорядилась иначе: Марина оказалась в больнице, не дождавшись следующей недели. И о том, что, сложись всё по-другому, Соня уже очень скоро не имела бы никакой власти над Лениной подругой, так и не узнал никто из девушек. - Привет, дорогая, - Галина с наслаждением отхлебнула воды из бутылки и откинулась на спинку кресла. – И чего это тебе не спится? Однако выслушав Александру, она в волнении откинула со лба мокрую прядь волос. - Сегодня ночью? – переспросила внезапно осипшим голосом. - Да, в четыре часа, - мрачно подтвердила подруга. – Внезапно развившееся осложнение. - Ничего нельзя было сделать, - вздохнула она. - Так! – Галина Алексеевна немного пришла в себя. – Откуда знаешь-то? - Да Олеся только что позвонила, мама Сони, откуда ж ещё? - И Ленке она уже сказала? – взволновалась Галина. - А Лене её мама сообщила ещё час назад. Уж про это я первым делом узнала. - Сашка, спасибо, но сейчас прощаемся, побегу разруливать! – обеспокоенно воскликнула заведующая. - А зачем я тебе звоню в такую рань, как думаешь? – проворчала подруга. – Иди и быстро меры принимай. Займись девчонкой. - А то мало мне Сони, а теперь ещё Марины, - совсем тихо, с горечью добавила она. Галя быстро направилась обратно в тренажёрный зал и в дверях столкнулась с Мишей. Тот, едва взглянув на жену, приказным тоном произнёс: - Иди в душ и одевайся. А я сварю кофе. Они прожили с Галей душа в душу уже двадцать лет. Михаил, известный профессор математики, один из самых выдающихся учёных в Новопоке, прекрасно понял по виду жены, что неприятности серьёзные, и знал - в таких случаях ей нужно решительное руководство, а не сюсюканье. - Угу, - Галина обессиленно уткнулась мужу в плечо. – Маринка ночью умерла, представляешь? Тромбоэмболия… чёрт бы её побрал! Михаилу не надо было дополнительно объяснять, ни кто такая Маринка, ни что означает эта тромбоэмболия. Он сочувственно прижал жену к себе, нежно поцеловал, но тут же отстранил. - Галя, плакать потом будем, некогда сейчас. Быстро приводи себя в порядок, и жду на кухне. - Мне приготовь с коньяком! И побольше. Коньяка, в смысле, - попросила Галина. Как бы ни хотелось ей броситься к Лене прямо сейчас, чтобы не терять драгоценного времени, такое было абсолютно невозможным. Заведующая отделением не имела права появиться вся взмокшая, во фривольном спортивном костюмчике и без макияжа не только в основном помещении «Центра», но даже и в крыле, где проживали сотрудники. Галина уложилась в рекордные сроки, большую кружку кофе с коньяком выпила практически на ходу, попутно уже делая необходимые звонки. Вскоре она быстрым шагом направлялась к квартире Елены, где с сегодняшнего дня молодая сотрудница должна была отбывать домашний арест. Заведующая неспроста торопилась. За много лет работы в исправительном учреждении она перевидала здесь многих девчонок, которые ни за что бы не попали в «Центр», не случись в их жизни какого-либо несчастья. Или того, что они посчитали несчастьем. Причины могли быть самые разные – от неразделённой любви до смерти близких родственников. К сожалению, закон был неумолим. По какой бы причине подросток ни употребил алкоголь или выкурил сигарету – он неизбежно будет за это расплачиваться. Да, Галина Алексеевна знала, что Елена – сильная и вполне морально устойчивая, да иначе она не прошла бы тест «Системы». Однако… сильное горе иногда способно уравнять всех. К счастью, дверь Лена открыла сразу. Стояла, загораживая заведующей проход, в красном коротком халатике, распахивающемся на груди, смотрела на гостью сухими воспалёнными глазами и явно плохо понимала, что вообще происходит. «Шок! Плохо дело!» - мелькнуло у Галины. Она бесцеремонно отодвинула девушку в сторону и быстро обошла всю квартиру. Лена была одна, и на первый взгляд ничего страшного или подозрительного в её жилище не обнаружилось. Постель в спальне была смята, скорее всего, звонок в дверь поднял хозяйку с кровати. Галина быстро позвонила Людмиле Николаевне, врачу «Центра», только вчера заступившей на двухнедельную вахту. Затем вернулась к своей сотруднице, которая даже не сделала попытки выйти из прихожей – так и стояла, обессиленно прислонившись к двери. Галина взяла девушку за руку и повела за собой – та следовала за начальницей молча и покорно. Вместе они вошли в просторную светлую кухню, и тут Галина внезапно притянула Лену к себе и крепко обняла. - Бедная моя девочка… Лена встрепенулась – столько в голосе начальницы было горя, сочувствия и понимания. Через секунду девушка уже горько плакала в объятиях заведующей, буквально сотрясаясь от рыданий. «Слава Богу, оттаивает» - с облегчением думала Галина, нежно поглаживая Лену по растрёпанным волосам и ещё крепче обнимая её. - Ну почему, Галина Алексеевна? Как же так? Ей всего девятнадцать! – еле выговорила девушка, в отчаянии мотая головой. – Ведь всё же было хорошо! Операция прошла успешно! Да всё должно быть хорошо! Я не верю! Не верю! Не верю! Это ошибка! Скажите, что это ошибка, умоляю вас! Лена уже билась в истерике и пыталась вырываться. - Нет, моя милая. Не ошибка. Галине удалось подвести сотрудницу к мягкому диванчику возле кухонного стола и усадить на него. - Ты не представляешь, как мне жаль. Но такова жизнь, увы. Не всё зависит от нас, как бы нам этого не хотелось. Лена уронила голову на руки и опять безнадёжно зарыдала. Галина сидела рядом, обнимая её за плечи. - Лен. Всё произошло очень быстро. Маринка совсем не страдала, она даже ничего не поняла. - Но почему ей никто не помог? Почему? Она же была в интенсивной терапии! - Леночка, милая, да к ней даже подойти никто не успел! Внезапно оторвался тромб и закупорил важную артерию. Это мгновенная смерть! - Гори всё синим пламенем! Галина в отчаянии стукнула кулаком по столу. - Это как раз те проклятые пять процентов! Ты же знаешь, врачи никогда не дают стопроцентной гарантии при таких операциях. Бывают осложнения, которые невозможно предотвратить! Это уже не от нас, людей, зависит, понимаешь? Это только свыше… - Понимаю-ю-ю, - буквально провыла Лена. – Это я виновата! Я боялась, сомневалась, даже в то утро! Это из-за меня всё! - Даже думать так не смей! – решительно приказала Галина. – Никто в этой смерти не виноват. А уж ты – тем более! - Леночка, - уже более мягко сказала она. – Я понимаю, по-прежнему уже никогда не будет. Такое забыть невозможно. Но нам надо справиться с этим и продолжать жить. - Не хочу! – закричала Лена. – Ничего больше не хочу! И жить тоже. - Ну-ну, моя маленькая, успокойся, - терпеливо уговаривала заведующая. – Сейчас я тебе кофе сделаю. - Нет, к чёрту кофе! Галина Алексеевна, налейте мне водки! Лена внезапно перестала рыдать, вытерла слёзы и требовательно смотрела на собеседницу. - Пожалуйста, - настаивала она. - Водки? – переспросила Галина. – А что? Хорошая идея. А, главное, креативная. И где у тебя водка? Лена была явно не в том состоянии, чтобы заметить подвох. - Там, в комнате, в баре! – махнула она рукой, но тут силы покинули девушку, она обхватила голову руками и застонала, раскачиваясь из стороны в сторону. - А поближе-то нигде нет, Алёна? Может, здесь, на кухне? - Нет, - всхлипнула Лена. – Всё спиртное только в баре. «Ну и отличненько!» - Подожди, я сейчас. Заведующая достала из ящика стола объёмный крепкий пакет и вышла в комнату. Бар она нашла сразу, открыла и едва удержалась, чтобы не выругаться. Чего там только не было! «Вот засранки! Честное слово, в ближайшее время обойду квартиры этих соплячек несовершеннолетних и все их запасы ликвидирую! Выпендриваются перед своими гостями, понимаешь… А если бы я на часок попозже пришла?» Эти мысли мелькали в голове Галины Алексеевны, пока она добросовестно вынимала из бара бутылки с водкой, вином и мартини и складывала всё это в пакет. Затем с пакетом в руках вернулась на кухню. Лена сидела на диванчике, откинувшись на его спинку и тихонько поскуливала, опять обливаясь слезами. Галина быстро сварила крепкий кофе, налила в большую кружку, села рядом с Леной. - Давай-ка, моя девочка, выпей хоть немного. - Нет! Не надо ничего! Лена резко вскочила с места, смахнула со стола кружку, которая с грохотом упала на пол. По светлому ковру медленно разливалась коричневая жидкость. - Да наплевать! Какая теперь разница! Пропади всё пропадом! Она схватила со стола сахарницу и с размахом швырнула и её на пол. Потом медленно опустилась на диван и закрыла лицо руками. Галина села рядом с ней и опять обняла. В этот момент в кухню быстро вошла врач Людмила Николаевна с медицинским чемоданчиком. С одного взгляда оценив ситуацию, она сочувственно-ласково сказала Лене: - Понимаю твоё горе, моя хорошая. Потерпи немного, сейчас будет легче. Врач быстро набрала в шприц необходимые лекарства, подошла к девушке, наложила ей на плечо жгут поверх короткого рукава халатика. - Галина Алексеевна, руку ей подержите. Заведующая выполнила просьбу. Однако с Леной не так-то легко оказалось сладить. С громким криком «Не надо, ничего не хочу, отстаньте!» девушка попыталась вскочить с места. - Сядь, - твёрдо усадила её на место врач. И тут же сердито рявкнула на заведующую: - Галя, руку крепче держи, кому говорю! Уже через несколько секунд внутривенная инъекция была сделана. Лена обмякла в объятиях Галины, положив голову той на плечо. - Минут через десять она уснёт и проспит часа два, - тихо шепнула Людмила Николаевна. – Когда проснётся, дашь ей эту таблетку. Она выложила на стол блистер. - И потом – по одной три раза в день. Я буду у себя, если что – звони. Галина благодарно кивнула. Людмила Николаевна была её ровесницей и работала в «Центре» ещё с незапямятных времён. Характером доктор обладала весьма твёрдым и не боялась, при случае, прикрикнуть даже на кого-нибудь из руководителей. А многие воспитатели откровенно её побаивались. Когда за Людмилой Николаевной с хлопком закрылась дверь, Лена вздрогнула и как будто очнулась. Растерянно обвела взглядом разгромленную кухню. - Ничего, моя девочка. Ну, побила посуду немножко, не страшно, - улыбнулась ей Галина. - Галина Алексеевна, - с тревогой и горечью проговорила девушка. – А как же сейчас там мама Марины? И Олеся Игоревна? Они же… Лена опять попыталась вскочить с места. - Мне надо туда, к ним! И на похороны… Она повернулась к заведующей, взволнованная, раскрасневшаяся, с залитым слезами лицом. - Галина Алексеевна, я помню про домашний арест. Но, пожалуйста, отпустите меня! Я потом всё отсижу, ну, пожалуйста! - Вот дурочка, - растроганно покачала головой Галина. – Ты уж совсем-то монстром меня не выставляй, ладно? Конечно, отпущу. Скоро Светлана с Машей придут, с ними и поедешь. - Зачем? – глаза Лены наполнились слезами. – Я и сама могу. - Нет, милая. Галина не позволяла Лене вставать, удерживала её на месте. - За руль я тебя в таком состоянии не пущу. Девочки там тебя поддержат и… заодно присмотрят, чтоб ты глупостей не наделала. - А то водки она у меня просит! Виданное ли дело? – повысила голос заведующая, подняла с пола пакет с алкоголем и возмущённо потрясла им перед Леной. - Да не всё ли теперь равно? – обречённо проговорила девушка. - А вот у воспитанниц потом спросишь, так ли им всё равно – дома жить или в «Центре». Да ты в память о Марине должна держать себя в руках, понимаешь? Хочешь другую форму надеть? На моём отделении воспитанницей оказаться? На миг у Лены промелькнула вполне нормальная улыбка. - Ну уж вы, наверное, меня пожалели бы… Хотя бы в другой «Центр» отправили. Но тут же лицо девушки опять скривилось, горло перехватили спазмы. - О чём это я? Мы-то живы… А Маринка… Галина Алексеевна заметила, что Лена уже с трудом держит глаза открытыми. - Пойдём-ка, милая, поспим немножко. Она уверенно подняла Лену с дивана и повела в спальню. - А потом девочки домой тебя отвезут. - Нет-нет, мне прямо сейчас надо ехать, – пыталась возражать сотрудница, но сил сопротивляться у неё уже не было – лекарства и сильное нервное перенапряжение сделали своё дело. - Не спорь со мной, - мягко увещевала Галина. – Пока ты у меня работаешь, я твой опекун, если помнишь. И лучше в этих вещах разбираюсь. - Я… не буду… с вами спорить, - с трудом, уже проваливаясь в сон, пообещала девушка. Заведующая уложила Лену в кровать, сняла с неё лёгкий халатик, заботливо укрыла одеялом и сидела рядом, поглаживая девушку по голове, пока та не уснула совсем крепко. Тогда Галина вышла на кухню, обессиленно присела на тот же диван и тоже расплакалась. Она даже не знала, кого ей сейчас больше жалко – Марину или Лену. «Бедные девчонки. За что им это?» - вытирая слёзы, думала заведующая.
Forum: Внезапно тишину разорвал резкий звонок в дверь. Галина вздрогнула, быстро плеснула в лицо холодной водой из-под крана и побежала открывать. - Вся компания? Оперативно вы, девочки, - проговорила она, когда Светлана, Маша, Елизавета и Вероника вошли в прихожую и поздоровались. - Не вся, - махнула рукой Светлана. – Инна дежурит сегодня, ей пока ничего говорить не стали. - А вы, мои дорогие? – заведующая требовательно посмотрела на Лизу и Нику. – Положим, у Светы отгул, Маша выходная, а вы как уроки бросили? - У Лизы «окно», - ответила за обеих Вероника. – А я дала классу незапланированную самостоятельную, каюсь. «Дежурная» с ними осталась. Но ведь в такой день простительно? - Да ладно, - вздохнула заведующая. – Пойдёмте на кухню. Лену накачали успокоительными, спит. Все расселись за столом, кроме Елизаветы, которая вначале быстро убрала с пола осколки посуды, а потом притащила из кладовой пылесос и сейчас тщательно чистила ковёр. - Как она, Галина Алексеевна? - робко спросила Маша. Новость ошеломила девушку. Направляясь к Лене, она даже не представляла, как может помочь подруге, успокоить её. Как вообще это возможно, когда такое произошло? - Плоха была, - вздохнула Галина. – Вот… посуду перебила. А ещё водки у меня просила, представляете? Она выставила на стол «алкогольный» пакет, достала из него бутылку водки и попросила Лизу: - Да брось ты пылесос этот. Посмотри лучше, что там у неё в холодильнике закусить найдётся. И стопки достань. Подчинённые смотрели на заведующую с изумлением. - Девчонки, вы же все у меня совершеннолетние, - сказала им начальница. – Давайте Марину помянем. Что мы ещё-то можем сделать? Елизавета молниеносно достала из шкафа и холодильника всё необходимое и тоже села за стол. Галина Алексеевна разлила водку по стопкам и кивнула сотрудницам. Все молча выпили. - Операция прошла успешно, - объясняла заведующая. – И диагноз подтвердился, и узелок этот аномальный хирурги ликвидировали. Но…от подобных осложнений никто не застрахован. Лично я, девочки, думаю, что случиться такому или не случиться – это свыше предопределяется. Врачи сделали всё, что от них зависело. - И что теперь будет? – расстроенно спросила Светлана. – Ленка и так переживала… просто безумно, даже, когда подруга ещё жива была. Как она с этим справится? Вместо ответа Галина опять налила всем водки. - А мы на что? – возмутилась Вероника. – Поможем справиться! Галина Алексеевна, её сейчас одну совсем нельзя оставлять! - Да это понятно, - кивнула начальница. – Света, Маша. Вы сегодня свободны – отвезите её к маме, хорошо? - Конечно! – синхронно воскликнули молодые сотрудницы. - Сейчас побудьте с ней, пока не проснётся, помогите собраться и поезжайте вместе на её машине. Одна за рулём, а вторая рядом с ней всё время. Давайте, девочки, по второй…кому можно. Взрослым в Новопоке не запрещалось умеренно употреблять алкоголь, однако каждый гражданин обязан был знать свою «норму» и не допускать состояния опьянения. - Мария, вот только тебе вечером вернуться придётся, чтоб на дежурство завтра заступить. Возьмёшь такси, тебе оплатят. - Не вопрос, Галина Алексеевна. И не надо никакой оплаты. - А тебе, Света, я до пятницы подмену организую. Побудь уж там с ней, пожалуйста, поддержи. И глаз с неё не спускай, ни на минуту! - Хорошо, - кивнула сотрудница. - Светлана, это очень серьёзно! – заведующая повысила голос. – Ни на минуту! Даже до туалета провожай! - Очень прошу, - тихо добавила она и в волнении прикрыла глаза рукой, пытаясь скрыть непроизвольно выступившие слёзы. Молодые сотрудницы переглянулись. - Галина Алексеевна, не беспокойтесь, - твёрдо заявила Света. – Всё будет хорошо. - А вы поплачьте, нас не надо стесняться, - сочувственно сказала Елизавета. - Спасибо, девочки. Заведующая вытерла слёзы первой подвернувшейся под руку салфеткой. - Тяжело это всё… - пожаловалась она. - Галина Алексеевна, а, может, вы меня или Лизу тоже отпустите? Для надёжности? – предложила Вероника. - Нет, не могу, - начальница покачала головой. – Но на среду всем замену найду, и Инне тоже. На похороны вместе поедем. Света, а ты привезёшь Лену в четверг к вечеру, с пятницы я её на работу определю. Там, дома, девчонке только хуже будет. Нельзя ей без дела болтаться, пусть работает и с вами общается. Так потихоньку и выберется. - Галина Алексеевна… Светлана всегда была немного авантюрной и, хотя исповедовала политику полного подчинения руководству, не боялась, при необходимости, осторожно прояснять щекотливые вопросы. - Галина Алексеевна, - повторила она, просительно заглядывая начальнице в глаза. – А вы её не простите? - Вот в четверг поговорю с ней и решу, - машинально ответила Галина, но тут же спохватилась. - Так, Света, что за бесцеремонность? - Галина Алексеевна, ну пожалуйста, простите её, - горячо заговорила теперь Лиза. – Да Ленка просто молодая ещё, амбициозная, самоуверенная слишком! Но она ведь добрая девчонка! Смотрите, как за Марину переживала! Да и за Алинку ведь не из-за какой-то выгоды заступилась, а просто пожалела её. Да, дерзко она поступила, согласна! Но ведь какая смелость для этого нужна была! Она ж не могла не понимать, как вы рассердитесь. Галина Алексеевна, ну есть у неё «смягчающие»! А теперь ещё и это горе! Это вдобавок к отстранению от должности и вашему изменившемуся к ней отношению. Да Ленке этого всего не пережить будет, пожалейте её, пожалуйста! Проявите милость, очень прошу! - Лизавете больше не наливаем, - с усмешкой покачала головой начальница. - Галина Алексеевна, мы все об этом просим. Простите её, пожалуйста, - тихо, но проникновенно проговорила Вероника. - Очень просим, Галина Алексеевна! – вскочила с места Маша. – Если вы в четверг собираетесь с ней поговорить, это ничего не изменит, к огромному сожалению! Лена считает, что права, а она очень упёртая! Простите её просто так, пожалуйста! В память о Марине! - Девочки, что за фокусы? – рассердилась заведующая. – Вы сговорились свою начальницу напоить и в ходе совместного распития крепких спиртных напитков добиться снисхождений для подруги? - Галина Алексеевна, но это как раз вы начали нас спаивать, - улыбнулась Маша. - Мы очень за неё просим, - не сдавалась Светлана. – И готовы сделать для этого что угодно! Галина Алексеевна, а больше вам ни для кого амнистия не нужна, кроме Сони? Давайте мы с Лизой и Никой любых наших воспитанниц полностью простим, вы только скажите! - Нет уж, с воспитанницами своими сами разбирайтесь, - усмехнулась Галина. – Но вот…пожалуй, я не против была бы уточнить у вас некоторые моменты. Однако ничего не обещаю. - Спрашивайте! – с готовностью согласилась Лиза. - Тогда расскажи-ка мне, дорогая, что за история у вас произошла с Леной и Инной? Чем это они были настолько заняты с вечера воскресенья и аж до вторника, что болезнь Наташи проворонили? - М-м-м-м, - в волнении простонала Елизавета. – Но об этом я не могу без Лены рассказать, она Инне слово дала! - А для меня это важно, - пожала плечами заведующая. – Иначе картинка не складывается. - Одну минуту, плиз! Света решительно схватила телефон. - Инна? Громкая связь. Мы сейчас все вчетвером, кроме Лены, беседуем с Галиной Алексеевной, и она просит рассказать ей обо всём. Ты не против? - О-о-ой! – выдохнула в трубку «дежурная». - Мы за Лену просим, понимаешь? - Рассказывайте! – тут же уверенно сказала девушка. – Если есть хоть малюсенький шанс… всё расскажите. - О’кей, созвонимся. Галина Алексеевна удивленно покачала головой. - Да, дружба у вас, однако… Лиза, слушаю! По мере повествования Елизаветы у заведующей и Маши потихоньку вытягивались лица. Когда рассказчица закончила, Галина Алексеевна шумно выдохнула. - И как тебе всё это? – обернулась она к Марии. По лицу девушки заведующая поняла, что она тоже ничего не знала. - Жесть! – коротко ответила та. - Ещё водки? - Пожалуй, - Маша подставила стопку. Галина налила только себе и Марии, и они тут же выпили. - Всё, девочки, пьянку заканчиваем, - решительно велела заведующая, хотя никто и не собирался возражать. - Это я с собой заберу, от греха подальше. Она спрятала недопитую бутылку в пакет. - И Инна не побоялась сейчас всё это раскрыть? – только сейчас пришла в себя Маша. - Да уж ни чета некоторым, которые годами скрывают, - ехидно подколола её Лиза. - Галина Алексеевна, да только за эту Инкину смелость, простите их обеих, пожалуйста, - взмолилась Маша. - Нет, девочки, с вами я больше не пью. Наглеть начинаете, - покачала головой начальница. – Лиза, значит, ты всё это проводила, а Лена невозмутимо стояла рядом? – уточнила она. - Невозмутимо, как же, - усмехнулась Елизавета. – Да хорошо, что в обморок не грохнулась! С трудом дотерпела. Я, когда закончила, не знала, кого из них первую в чувство приводить! - А потом она узнала про сговор Инны с Левченко, о том, что вы это от неё скрыли, и разорвала с вами отношения, - задумчиво протянула Галина. - Ага, - мрачно подтвердила Лиза. – Никак её не уговорить было! Обращалась к нам только официально, по имени-отчеству, от нас того же требовала! Я и то перепугалась не на шутку, а уж про Инну и говорить нечего! Галина Алексеевна, возможно, Инна и правда Наташкино плохое самочувствие прозевала, но вы же теперь понимаете, в каком она была состоянии! Ленка нас ни видеть, ни слышать не хотела, вы же знаете, какой у неё характер! Я извиняюсь… но вот…даже вас она не побоялась. - А мы ведь любим её, заразу, - в волнении покачала она головой. – Спасибо, девчонки помогли. Елизавета кивнула на Свету с Никой. - Такие страсти кипели, оказывается, на отделении! Несколько лучших, самых любимых моих сотрудниц чуть вдрызг не перессорились. А я ничего не знала, - укоризненно проговорила заведующая. - Да я уже собиралась к вам идти, как к последней инстанции, если бы она продолжила упрямиться! – воскликнула Лиза. – А сразу рассказывать из-за Инны не хотели, очень уж она упрашивала. - Хорошо, девочки, спасибо, что поделились. Эта история помогла мне принять окончательное решение. Лена приедет в четверг и примет обратно свою группу. - Спасибо! – почти хором, взволнованно проговорили подруги. - Да не за что! Признаюсь, у меня были другие планы… и не потому, что я уж так сильно на неё рассержена. Я хотела отправить Лену «дежурной» к Ренате Львовне, в штрафную, на место Ольги. Эта барышня второго ребёнка ожидает, и я её пока в «воскресные» перевожу. - Работа в штрафной группе явно не для беременных, - улыбнулась заведующая. – А с Леной… мне надо было кое-что проверить…но после того, о чём вы мне рассказали, в этом уже нет необходимости. - Картинка вполне сложилась, - удовлетворённо заметила она. - Галина Алексеевна, есть ещё один вопрос, - твёрдо заявила Вероника. – Левченко у Лены надо забрать. Представляете, придёт девчонка в четверг в свою группу, только что после похорон, и так ещё наверняка будет на пределе своих возможностей! А там эта мерзавка… Воспитательница в гневе грохнула кулаком по столу. - Ника, ну это уж слишком, - поморщилась Лиза. – Соня не виновата в Маринкиной смерти. - Ну и что? – гневно прищурилась подруга. – Она всё равно для Лены будет постоянным напоминанием! Ей даже смотреть на Соньку будет больно! - Галина Алексеевна, - Вероника взволнованно обернулась к заведующей. – Отдайте её мне. Лена в моей группе даже не преподаёт, пусть хотя бы видит её поменьше! - Только в этом дело, Ника? – с усмешкой спросила заведующая. - Не только! – не стала скрывать та. – Да, в гибели этой девочки Левченко не виновата. Но у меня она весь свой срок будет помнить о том, в чём виновата! На кухне наступила тишина. Коллеги вряд ли были согласны с Вероникой во всём, но…рациональное зерно в её рассуждениях явно присутствовало. Галина Алексеевна решила не обострять сейчас обстановку. - Я подумаю насчёт Левченко. «Сегодня же с Элиной поговорю, решим вопрос» - мелькнула мысль. Она посмотрела на часы. - Лиза, Ника, вам пора на занятия. У меня тоже дела. Лену оставляем в надёжных руках, не переживайте. Света, Маша – на связи! Все студентки, которым Елизавета преподавала немецкий, сегодня были удивлены необычно «политкорректным» отношением к ним воспитателя. За весь учебный день никому из девочек не досталось ни пощёчин, ни экспансивных нравоучений, ни разгромных разносов. А в двести четвёртой группе воспитанницы буквально открыли рты, услышав от Елизаветы Вадимовны: «Будьте так добры, сдайте домашние работы» (вместо обычного: «Задания мне на стол! Живо!) Конечно, с Инной Елизавете пришлось объясниться уже на ближайшей перемене. Рассказать ей обо всём. По счастью, у Лизы опять в расписании наблюдалось «окно», и она посидела вместо «дежурной» с воспитанницами на следующем уроке. Инна бегом помчалась к Лене, которая к тому времени уже проснулась, и они успели поплакать вместе и попрощаться. Лизе с Вероникой повезло меньше. Они в этот день Лену уже не увидели, однако смогли поддержать подругу по телефону, пока Светлана и Маша сопровождали её домой. Соню странное поведение Елизаветы и их с Инной беготня туда-сюда, конечно, удивили, однако об истинной причине всего этого девушка, конечно, знать не могла. А рассказывать ей никто и не собирался. На отчёт в свою группу вечером Елизавета пришла подозрительно в мирном настроении. Слушая доклад Алины, только молча кивала, хотя в другое время уже метала бы громы и молнии: нарушения и плохие отметки в группе присутствовали. Когда «дежурная» закончила, в комнате наступила напряжённая тишина. Словно очнувшись от каких-то мыслей, Елизавета Вадимовна вынесла свой вердикт: - Предварительные наказания, полученные нарушительницами от дежурного воспитателя и преподавателей, считаю достаточными. Дополнительных взысканий не будет. Советую всем сделать выводы и впредь такого не допускать. Пока девушки удивлённо переглядывались, Елизавета приказала Даше Морозовой подойти поближе. Воспитанница немедленно выполнила распоряжение, со страхом ожидая, как минимум, пощёчины. Однако «ответственная», к всеобщему изумлению, сняла с Дашиной шеи табличку с надписью «Лгунья», которую провинившаяся по её приказу носила уже длительное время, практически не снимая. - Я тебя прощаю, - ровным голосом проговорила Елизавета. – Сейчас можешь одеться. И с этого момента будешь жить как все. - Спасибо! – воскликнула Даша. – Елизавета Вадимовна… - Без комментариев! – твёрдо сказала воспитательница. – Отчёт закончен, все свободны. С этими словами «ответственная» быстро ушла в кабинет. Когда чуть позже, за чашкой чая, Алина попыталась выяснить у Елизаветы, в чём причина такой неожиданной гуманности, та смущённо пробормотала что-то о милости и о душе, о которой надо бы подумать, и быстро сменила тему.
Forum: На следующее утро Рената Львовна, сегодняшняя ответственная дежурная, пришла в двести четвёртую группу к подъёму и внимательно наблюдала, как воспитанницы, услышав звонок, дружно соскакивают с кроватей, выстраиваются, а потом выполняют свои утренние обязанности. Девочки особо не удивились – дежурные по отделению воспитательницы практиковали подобное довольно часто. Когда большая часть воспитанниц скрылась в санитарном блоке, Рената Львовна подозвала к себе Соню и знаком попросила Марию Александровну подойти тоже. - Для вас имеется особое распоряжение, - сказала она. – Левченко после завтрака должна вернуться в группу и переодеться. Сейчас Соня уже надела специальный комбинезон, в котором должна была после завтрака сразу идти на работу. - Не в форму только, - повернулась она к Соне. – Выбери что-нибудь из того, что в воскресенье носишь, только поскромнее. Никаких коротких юбок! - Вы, Мария Александровна, оставьте Левченко в спальне и спокойно поезжайте с остальными на работу, - приказала она «дежурной». – А я зайду за ней и отведу к директору. - Да-да, директор тебя вызывает, - с усмешкой подтвердила Рената побледневшей воспитаннице. - Ничего не знаю, не спрашивайте, - покачала она головой в ответ на немой вопрос Марии Александровны. – Выполняйте. Соня, до встречи! Уже через час Соня, сопровождаемая Ренатой Львовной, входила в приёмную Элины Владиславовны. Девушка решила не рисковать и надела свободные серые брюки и вполне себе скромный голубоватый джемпер. Мария Александровна, впуская её после завтрака в спальню, тихо шепнула: «Держись там решительно и мужественно. Удачи», но больше ничего сказать не пожелала. Соня видела, что «дежурная», если даже точно не знает, зачем начальство требует к себе её воспитанницу, то предположения по этому поводу явно имеет. Директора «Центра» Соня раньше не видела. Когда секретарь доложила о приходе воспитанницы, и Соню ввели в кабинет, из-за стола поднялась высокая стройная женщина в элегантном сером костюме. Каштановые волосы директрисы были уложены в сложную причёску, карие глаза смотрели на вошедшую оценивающе и строго. Ответив на почтительное приветствие Сони, Элина Владиславовна подошла к девушке поближе. - Буду краткой, - сказала она. – Мы с Галиной Алексеевной решили предоставить тебе шанс стать нашим сотрудником. Соня замерла и внутренне подобралась. - Для этого, в первую очередь, тебе придётся повторно пройти специальный тест «Системы перевоспитания» на профпригодность. Я знаю, что ты уже делала это в шестнадцать лет. Тогда тебе отказали, но специалистами было рекомендовано повторить попытку в более старшем возрасте. Мы считаем, что в твои нынешние 19 лет… да ещё после всего, что с тобой случилось, попробовать снова вполне допустимо. За это время в твоём характере явно произошли значительные изменения. Элина подошла ещё ближе к Соне и медленно, внятно произнесла: - Я хочу, чтобы ты как следует уяснила одну вещь. Только в том случае, если тест окажется положительным на все сто процентов, а не сомнительным, как в прошлый раз, с тобой будет дальнейший разговор. В противном случае мы с Галиной Алексеевной не собираемся тратить на тебя время и силы. «Веди себя решительно…», - вспомнила Соня совет Марии Александровны. - Элина Владиславовна, большое спасибо за доверие. Я готова пройти тест, - твёрдо произнесла она, даже не моргнув глазом. - Хорошо. Тогда сделаешь это прямо сейчас. Директриса подошла к столу и нажала кнопку селектора. - Лика, пожалуйста, пригласите ко мне Елену Витальевну. - Поступаешь в распоряжение старшего психолога, - разъяснила она Соне. – Ты помнишь, тестирование довольно сложное и времени займёт немало. Так что настройся и… Она улыбнулась девушке. - Желаю удачи! Освободилась Соня только после двух часов дня. Тестирование включало в себя несколько этапов: девушке пришлось отвечать на многочисленные вопросы, как на компьютере, так и письменно, а также устно, положив руку в специальное углубление на каком-то мигающем лампочками приборе; выполнять различные задания, а в конце испытания она имела продолжительную беседу с двумя специалистами-психологами поочерёдно. По окончании процесса Елена Витальевна отвела Соню в кафе для сотрудников и гостей «Центра», и они вместе пообедали, сидя за столиком вдвоём. Поскольку Соня была одета не в форму воспитанницы, никого её присутствие в этой столовой не удивило. К ним с Еленой Витальевной никто не подходил и не пытался заговорить: очевидно, сотрудники знали, что, если старший психолог пришла обедать не одна, то отвлекать её не следует. Во время еды они с Соней разговаривали на вполне нейтральные темы, про прошедшее тестирование не было сказано ни слова. Да Соня и не спрашивала: она знала, что результаты испытаний не обрабатываются на месте, а отправляются в специальное подразделение аналитического отдела «Системы перевоспитания». Соответственно, и ответа ей придётся ожидать довольно долго. Но вот после обеда, к удивлению воспитанницы, её не отправили на отделение, а проводили опять в кабинет к Элине Владиславовне. Директор предложила Соне присесть в одно из кресел, расположенных вокруг журнального столика, а сама вышла в приёмную. Через пару минут секретарша внесла и поставила на столик поднос с большим кофейником, тремя чашками и молочником. «Очень интересно», - подумала Соня. Ещё через минуту в кабинет вернулась директриса, а вместе с ней вошла Галина Алексеевна, которая приветливо поздоровалась с девушкой. Соня удержалась от того, чтобы поспешно вскочить и вытянуться «смирно», как это делают воспитанницы, а поднялась с места почтительно, но с достоинством. - Присаживайся, - сказала ей Элина. – Сейчас вместе выпьем кофе и поговорим. - Слушаюсь. Соня ни на минуту не забывала, что нельзя расслабляться. Пока что она ещё воспитанница! Когда расселись вокруг столика, Галина Алексеевна налила всем кофе, одну из чашек поставила перед Соней. Девушка спокойно поблагодарила и постаралась сделать вид, что для неё это обычное дело – вот так распивать кофе вместе с самыми главными начальницами «Центра». Некоторое время все молчали. Соня выглядела невозмутимой, но…она уже уловила в глазах директора и заведующей проблески сочувствия и забеспокоилась. «В чём дело, интересно? Неужели… тест??? Может, отрицательный результат у них всё же сразу выдаётся?» Как бы отвечая на её безмолвный вопрос, Галина Алексеевна начала разговор. - Соня, результатов теста тебе придётся подождать не менее двух недель. - Подожду, Галина Алексеевна, - кивнула воспитанница. - А сейчас постарайся собрать всё своё мужество, - сочувственно продолжила заведующая. – Мы должны сообщить тебе очень печальную новость. «Му-у-жайся, кня-гиня, не-до-бры-е ве-сти те-е-бе мы не-сём, кня-гиня» - непроизвольно и очень отчётливо прозвучало в голове девушки начало «Хора бояр» из «Князя Игоря». Соня уже знала, что хотели сообщить ей начальницы. Просто сразу всё поняла. - Нет, – тихо попросила она. – Подождите минутку, пожалуйста. Потом закрыла глаза и ещё несколько раз про себя прослушала про княгиню. «Князя Игоря» Соня безумно любила, и смотрела в Оперном театре каждый раз, когда давали этот спектакль. И раз за разом её потрясала эта сцена, когда бояре приходят к Ярославне сообщить о том, что Игорь пленён, а, возможно, уже и убит. Девушка даже не представляла себе, что должна была при этом чувствовать Ярославна. И вот теперь, кажется, поняла. Однако любимая музыка поддержала Соню и в этот раз. Она выпрямилась в кресле, потёрла кончиками пальцев виски и слегка осипшим голосом спросила: - Когда? Её собеседницы переглянулись. - Вчерашней ночью, - мягко сказала Элина. – Внезапно развившееся осложнение. Держись, девочка. - И какое же? – немного помолчав, поинтересовалась Соня. Хотя на самом деле хотелось вскочить, топать от яростного бессилия ногами, кричать, как Ярославна: «Нет! Нет! Не верю! Нет!» - Что? – не поняла директриса. - Про осложнение спрашивает, - тихо объяснила Галина Алексеевна. – Она же у нас в медицине продвинутая. - Отёк лёгких? Эмболия? Или что-то ещё? В голосе Сони уже проскакивали истерические нотки, но она всё-таки держалась. - Эмболия, моя дорогая. Ты ж сама понимаешь… Заведующая бессильно развела руками. Соня медленно кивнула. По лицу девушки постепенно разливалась бледность. - Выпей ещё кофе, - приказала Галина Алексеевна. – Ну, глотни хотя бы. - Слушаюсь, - воспитанница послушно поднесла чашку к губам. Сердце Галины разрывалось от жалости к этой девочке. Она понимала, что Соне приходится сейчас гораздо тяжелее, чем вчерашним утром Елене. Ведь воспитанница не может позволить себе даже в горе не только швырнуть на пол чашку или устроить истерику, но и просто чересчур бурно выразить свои эмоции. Элина встала, быстро отошла к секретеру и через несколько секунд вернулась со стаканом воды и успокаивающей таблеткой. - Выпей-ка быстренько. Не возражай! Приказ директора. Соня так же послушно выпила и таблетку. - Спасибо, Элина Владиславовна. Я в порядке. Внешне так всё и выглядело. Однако сердце девушки плотным обручем сжимала глухая щемящая тоска. - Послушай меня! – взволнованно сказала Галина Алексеевна. – Даже и в мыслях не держи, что ты хоть как-то в этом виновата. Поняла? - Да, - безразлично ответила Соня. - Никакой твоей вины нет, запомни! – повысила голос заведующая. – Да, ты спровоцировала Марине это обострение. Но именно этим ты дала ей хотя бы шанс поправиться. Об этом мама тебе говорила? - Да, - повторила Соня. – Я знаю. У Марины врождённое заболевание. А эффект от операции можно было получить только на ещё растущем сердце. - Вот именно, - вступила Элина. – Поэтому, не окажись девочка сейчас в больнице, через полгода-год было бы уже поздно оперировать. А так… врачи хотя бы попытались её спасти. - Да. Однако директора эти монотонные «да» не убедили. - Как ты думаешь, дорогая, мы с Галиной Алексеевной стали бы предлагать тебе пройти тест, если бы не были уверены на все сто процентов, что ты к этой смерти непричастна? - Конечно, не стали бы. Элина Владиславовна, всё в порядке, я себя не виню. Просто… …плохо мне сейчас, понимаете? - Ещё бы мы не понимали, - вздохнула Галина Алексеевна. – Соня, но у тебя нет другого пути, кроме как попытаться справиться с этим. Надо жить дальше. - Я постараюсь. В этот раз голос воспитанницы прозвучал хотя бы более осмысленно. - Соня, ты готова слушать нас дальше? Или тебе нужно время побыть одной? Элина встала и подошла поближе к девушке, сочувственно глядя на неё. - Нет! Не оставляйте меня одну, не надо! Я готова. - Хорошо. Директриса снова уселась в кресло. - В связи с этими событиями мы приняли решение перевести тебя в аналогичный «Центр перевоспитания» другого региона. - Надеюсь, ты понимаешь, почему? – поинтересовалась Галина Алексеевна. - Понимаю, - ровно отвечала девушка. – Вы не хотите превращать своё отделение в минное поле. - Именно так! Заведующая про себя усмехнулась. «Минное поле! Хорошо сказано!» Она вспомнила просьбу Вероники перевести Соню в её группу. Даже не просьбу, а настоящее требование, и это от самой гуманной на отделении воспитательницы. Похоже, необычная воспитанница «заминировала» отделение сразу, как только поступила, минами замедленного действия. - Это правильно! – внезапно порывисто воскликнула Соня. – Для Елены Сергеевны так будет лучше! - Не только для Елены, - отозвалась заведующая. - Я хочу, чтобы и остальные мои сотрудники работали спокойно, - продолжала она. – А во-вторых, и о тебе мы с Элиной Владиславовной в этой ситуации не можем не думать. Соня, даже если тест окажется положительным, тебе придётся оставаться воспитанницей ещё несколько месяцев, и за это время постараться проявить все необходимые для будущего сотрудника качества. У нас должны быть реальные причины заявлять тебя на обучение. Несомненно, в другом «Центре» ты справишься с этим лучше. - Я понимаю, Галина Алексеевна. Голос Сони прервался и впервые за всю беседу в нём прозвенели слёзы. - Скажите, пожалуйста, а Елена Сергеевна…как она? Заведующая качнула головой. - А как ты думаешь? Чувствует Лена себя соответственно ситуации. Сейчас она дома, и Светлана при ней неотлучно. Соня с облегчением кивнула. - Завтра похороны, - мягко говорила Галина. – А потом Елена вернётся в свою группу в прежнем качестве. - Спасибо! На глазах воспитанницы выступили слёзы облегчения. - Теперь, когда я об этом знаю, мне будет легче. - Ещё одна защитница, - вполголоса проворчала заведующая. Элина понимающе улыбнулась, но тут же посерьёзнела. - Соня, ни своих подруг, ни воспитателей, да и нас с Галиной Алексеевной ты пока больше не увидишь. Отправить отсюда мы тебя можем только в четверг… Директор поморщилась. - Бюрократические проволочки. А пока – сейчас, пока девчонки на работе, соберёшь свои вещи и до отъезда будешь находиться в специальной палате изолятора. - Слушаюсь. Уже второй раз за короткое время жизнь Сони переворачивалась буквально в один миг. И опять ей ничего не оставалось, как только мужественно с этим справиться. - Теперь немного насчёт твоего будущего. Элина взяла кофейник и подлила всем горячего кофе. - В новом «Центре» директор, заведующая и твой ответственный воспитатель уже в курсе всего произошедшего. Мы же всегда обосновываем переводы воспитанниц! Но вот про тест и наши в отношении тебя намерения никто из воспитателей знать не будет. Только руководство. Соня кивнула и прикрыла глаза, чтобы скрыть опять набегающие слёзы. - Так, девочка моя, быстро пей кофе и съешь шоколадку, - решительно приказала директор, протягивая воспитаннице небольшую плитку «Вдохновения». И дальше ограничивать себя в какой-либо еде я тебе запрещаю. Соня, теперь в этом нет никакого смысла, понимаешь? - Спасибо. Девушка взяла шоколад. С директором не поспоришь, да и не таким уж сейчас ей казалось всё это важным. - Если тест ты не прошла, то останешься в новом «Центре» и будешь уже там отбывать свой срок до конца. Соня судорожно вздохнула. Несмотря на потрясение, которое она испытала, узнав о смерти Марины, эти слова Элины Владиславовны тоже больно ранили её. Прозвучали как безжалостный приговор. - А если прошла? – с надеждой проговорила девушка. – Тогда вы возьмёте меня обратно? Элина с заведующей так понимающе переглянулись, что у Сони ещё сильнее защемило сердце. Она очень много прочитала в этом взгляде. И что обе начальницы – хорошие подруги, и что находятся на одной «волне», а, самое главное… обе к Соне относятся явно доброжелательно. - Возьмём, - улыбнулась директор. – Понимаешь, Соня, воспитанницу мы ещё можем отдать в другой «Центр», да там и оставить. Но вот перспективную сотрудницу, которую сами же для себя и присмотрели… это уж нет. Если тест ты прошла, через несколько месяцев вернёшься к Галине Алексеевне и начнёшь проходить обучение. Не волнуйся, к тому времени на отделении всё уже «устаканится». Да и не такое уж это тогда будет иметь значение. - Вы так думаете? – взволнованно спросила Соня. - Сейчас, Соня, над моими девочками властвуют больше эмоции, - ответила ей Галина Алексеевна. – А умом-то все они понимают, что ты ни в чём не виновата, да и воспитатель из тебя получится замечательный. Так что не переживай. Время лечит, моя дорогая. Ну, а сейчас нам всем пора. Соня тут же встала с кресла, не дожидаясь, пока поднимутся начальницы. - Сейчас тебя проводят. Элина Владиславовна ободряюще улыбнулась девушке. - Не волнуйся, мы найдём возможность сообщить тебе о результатах теста, как только сами об этом узнаем. И помни: мы с Галиной Алексеевной желаем тебе удачи и просим держаться стойко и мужественно, как бы всё для тебя не сложилось. В четверг Лена со Светланой вернулись в «Центр» около пяти вечера. Проводив подругу до квартиры, Светлана быстро помогла ей разобрать вещи, а затем притащила на кухню пить кофе. - Светик. Лена подошла к коллеге, которая колдовала над туркой, и совсем по-детски уткнулась ей в плечо. - Спасибо тебе. Без твоей помощи я бы там просто погибла. - Вот глупенькая, - растроганно отозвалась Светлана. – А зачем же, по-твоему, нужны друзья? Да ты и сама молодец – держалась потрясающе, пример окружающим подавала. Все, кто к тебе подходил, сразу истерику прекращали и начинали вести себя адекватно. - Да это они тебя пугались! – слегка улыбнулась Лена. – Ты же всегда со мной рядом стояла, такая строгая и важная, с неприступным взглядом… Светлана, действительно, во время всех печальных мероприятий оказала и Лене, и близким ей людям неоценимую помощь. Организацией похорон и всего остального, в основном, занимались родители Лены и её жених Кирилл, а вот Светлана сразу по приезде взяла под свой строгий контроль всю психологически-эмоциональную обстановку. Находились они всё это время, большей частью, в квартире родителей Марины. Светлана, по второму образованию психолог, сразу стала опекать маму и отца погибшей девушки, а также близкого друга Марины - Анатолия, которые страдали больше всех и явно не могли сами справиться со своим горем. Однако и Лену Светлана не отпускала себя ни на шаг, даже с родной мамой не оставляла наедине. Никому не доверяла! Поэтому Лена всегда была рядом, когда коллега беседовала с родными Марины, успокаивала и поддерживала их. Мастерством и твёрдостью подруги девушка просто восхищалась. В «Центре» Светлана, кроме своей основной деятельности, тоже работала с воспитанницами, как психолог, но там Лена обычно могла лицезреть только результаты. А за эти три дня она во всей мере смогла оценить профессионализм подруги, поскольку ещё и слышала каждое сказанное ею слово. Мама Марины, Карина Александровна, сразу прониклась к Светлане доверием и старалась не отходить от неё надолго. Да и Людмила Павловна, мама Лены, как только поняла, что за дочь можно не беспокоиться, стала уделять Карине почти всё своё время. Анатолий после первой же беседы со Светой немного пришёл себя и уже не сидел где-то в уголке с отрешённо-печальным видом, а активно помогал всем понемножку, чем только мог.
Forum: Однако главной заботой Светланы все эти дни было всё же благополучие подруги. Она ни на секунду не упускала Лену из виду, не позволяла общаться с ней никому, кто сам был слишком обуреваем эмоциями и мог, по её мнению, навредить психологическому состоянию девушки. А те, кому разрешалось переговорить с Еленой, вынуждены были это делать в присутствии и непосредственной близости Светланы – она считала своим долгом слышать каждое слово этих разговоров. Во вторник состоялось прощание с Мариной в колледже, где она училась. Лена со Светланой стояли вместе с самыми близкими родственниками. Обе сотрудницы были одеты в траурные форменные костюмы «Центра» с эмблемами «Системы перевоспитания». Естественно, к Лене пытались подойти многие – и студентки, и преподаватели, которые не видели Елену уже длительное время и до этой встречи понятия не имели, что она является воспитателем «Системы». Светлана мастерски фильтровала эти попытки, непреклонно отсекая слишком эмоциональных, нетактичных или просто чересчур любопытных. Она решительно вставала на пути таких желающих пообщаться, отводила их слегка в сторонку и очень коротко что-то им объясняла. И никому не позволяла разговаривать с Леной без своего присутствия. Светлана не сделала исключения даже для Александры Павловны, куратора курса, на котором училась Марина, а раньше и Лена. Представившись, она вежливо, но твёрдо пресекла попытку Александры отвести свою бывшую студентку в сторонку поговорить. - Я не могу её отпустить. Пообщайтесь здесь, при мне, и без лишних эмоций, пожалуйста, - спокойно заявила она возмущённой преподавательнице. Точно такая же участь ещё в день приезда Лены постигла и Кирилла, когда он стремительно ворвался в квартиру, схватил невесту в охапку и попытался уединиться с ней в другой комнате. - Одну минуточку, молодой человек. Светлана решительно встала между подругой и Кириллом. - Представьтесь, пожалуйста. Меня зовут Светлана Петровна, я коллега и подруга Лены. - Кирилл Владимирович, - так же официально заявил тот. – Всё, теперь я могу поговорить со своей невестой? - Можете. Но только здесь, в моём присутствии. И не надо её хватать, куда-то тащить и, вообще, чересчур волновать. - Да я её жених! Я люблю Лену! Вы что, не понимаете? - Жених – это ещё не муж, - твёрдо заявила Светлана. – А я сейчас официальный опекун своей несовершеннолетней коллеги, которая в данное время, к тому же, временно недееспособна. Кроме того, я дипломированный психолог. И именно я буду решать, как и с кем моей подопечной можно общаться. Пожалуйста, вы можете поговорить здесь, в моём присутствии. - Я люблю Лену! И просто не смогу никак ей навредить! - горячился Кирилл. - Верю, что любите, - слегка смягчилась Светлана. – Однако, молодой человек, я вижу вас в первый раз. А навредить Лене вы точно не сможете, если будете разговаривать при мне. Только тогда я буду в этом уверена. - Но…я могу её хотя бы обнять? – с сарказмом поинтересовался тот. - Пожалуйста. Светлана немного подтолкнула Лену навстречу другу. - И поцеловать можете. А потом сядем вместе вот за этот стол, и можете общаться. Кириллу оставалось только подчиниться. Правда, злился он недолго, поскольку вскоре очень оценил такую заботу подруги Лены о своей невесте. Да и Светлана, узнав Кирилла получше, стала больше ему доверять и пару раз даже поручала ему Лену на недолгое время, пока сама беседовала с другими в ней нуждающимися. На прощание в колледж пришли и Олеся Игоревна с мужем, родители Сони. Увидев их, Светлана напряглась и шепнула подруге: - С ними, дорогая, ты уж точно общаться не будешь. Лена, у которой при виде Олеси Игоревны тут же больно кольнуло в сердце, только сейчас вспомнила про Соню. «Интересно, а ей-то сказали? И как она?» Однако подумала Лена об этом как-то апатично. «Ладно, Света, наверное, в курсе» Светлана тем временем, прошептав Кириллу: «Побудь с ней минутку, только никого и близко не подпускай!», уже направлялась к этой семейной паре и минуту спустя начала с ними разговаривать – сочувственно, но в то же время твёрдо. Галина Алексеевна уполномочила Светлану сообщить родителям Сони о переводе их дочери в другой «Центр» (иначе они узнали бы об этом только через несколько дней из официального письменного уведомления). Света, конечно, это сделала и постаралась максимально поддержать Олесю Игоревну, которой очень симпатизировала ещё со дня воскресного свидания. Однако твёрдо попросила её ни в коем случае даже близко не подходить к Лене. «Ей очень больно сейчас. Давайте не будем усугублять её состояние» В среду на похоронах присутствовали и коллеги Елены из «Центра». Галина Алексеевна, как и обещала, освободила от работы в этот день всех подруг Лены, а ещё слёзно просившую у неё о том же Алину. Директор Элина Владиславовна тоже приехала со своими сотрудницами. Участие коллег очень поддержало девушку, а её родителей просто потрясло! Такой делегации с места работы их дочери – весьма серьёзного учреждения, они не ожидали. А мероприятию присутствие представителей «Системы перевоспитания» помогло придать правильный настрой. Всё происходило печально, трогательно, но в то же время организованно и без всяких ненужных инцидентов. Галина Алексеевна сочувственно и тактично переговорила с близкими Марины и родителями Лены. А саму девушку сразу взяла под своё «крыло» – обняла за плечи, да так и не отпускала от себя никуда ни на похоронах, ни на поминках. Освободившаяся Светлана и присоединившаяся к ней Вероника, тоже психолог по второму образованию, внимательно следили за эмоциональной обстановкой и немедленно оказывали необходимую помощь нуждающимся. Когда, уже по окончании поминок, сотрудницы «Центра» на своём микроавтобусе уехали обратно, Вероника осталась в квартире Марины до позднего вечера, в помощь Светлане, и вернулась в «Центр» на такси только поздно ночью. Сейчас Лена уже немного пришла в себя. Насколько это было возможно, конечно. - Дай-ка мне второй ключ от квартиры, дорогая, - приказала Светлана. – Сейчас схожу за кой-какими вещами и переберусь к тебе на первое время. И не вздумай возражать! - Не собираюсь даже. Лена благодарно смотрела на подругу. - Самой не хочется одной оставаться. Слишком тяжело пока. Внезапный звонок в дверь заставил девушку вздрогнуть. Светлана, жестом удержав Лену на месте, открыла сама, и через пару секунд на кухне появилась Елизавета в костюме ответственной дежурной по отделению. Без слов она подошла к вскочившей подруге и крепко её обняла. - Я скучала, - хрипловатым голосом сказала, наконец, Лиза. – Рада, что ты вернулась. Лена расстроганно кивнула. - Не плачешь уже? Это хорошо. А у меня приказ проводить тебя к Галине Алексеевне. - Девочки, вы теперь меня и на работе будете везде сопровождать? – улыбнулась Лена. - И будем, если понадобится, - заверила Лиза. И более мягко продолжала: - Пойдём, дорогая. Галина тебя ждёт. И уж, пожалуйста, Лена…веди себя там поскромнее, ладно? Лене можно было этого и не говорить. Галине Алексеевне девушка была безмерно благодарна за то памятное утро понедельника, да и за всё остальное тоже. Елена уже знала от подруг, что заведующая решила вернуть ей прежнюю должность. Однако когда сама Галина Алексеевна сообщила об этом своей сотруднице, у Лены выступили на глазах слёзы. - Галина Алексеевна, - тихо спросила она. – Вы решили меня простить… только из-за Марины? - Простить? – вскинула брови заведующая. – Так ты всё-таки признаёшь, что была неправа? Лена стояла перед начальницей молча, глядя на неё огромными глазищами, в которых блестели слёзы, и не могла вымолвить ни слова. Нет, не признавала она себя виноватой! Врать не могла, но и расстраивать не хотела заведующую, которую очень уважала. - Ладно, расслабься, - махнула рукой Галина Алексеевна. – Знаю, что не признаёшь. И понимаю, что придётся мне с тобой объясниться. Давай присядем, дорогая! - Да, в «дежурные» я тебя не разжаловала частично из-за этой трагедии, - сказала начальница, когда они с Леной устроились рядом за столом. – Но не только поэтому. Подруги за тебя очень уж просили. И смелость Инны меня впечатлила, как и вся эта история с вашей ссорой. А главное – все необходимые выводы я уже сделала, соответственно, в такой мере сейчас уже нет необходимости. Лена, я собиралась это сделать вовсе не потому, что на тебя рассердилась. - Но…я видела, что вы сердились, - тихо проговорила девушка. - Сначала да, пока ещё эмоции властвовали, - кивнула Галина Алексеевна. – Но одновременно твоё поведение меня и обрадовало. Лена смотрела на неё с удивлением. - Скажу честно – любая другая моя сотрудница, позволив себе подобное, вылетела бы с работы в ближайшее же время. Даже о понижении в должности речь бы не шла, я тебя уверяю. Заведующая иронически улыбнулась. - Ты ведь и сама уже убедилась, что вас, воспитателей, тоже совсем несложно поймать на нарушениях. Одно, второе, пятое – вот уже и увольнение, причём, вполне на законных основаниях. Так же, как и вы воспитанниц ловите при желании. Однако…к тебе мы с Элиной Владиславовной с некоторых пор внимательно присматриваемся. Поэтому я сразу решила проверить, как далеко ты можешь зайти, и стала тебя запугивать. И, как видишь, ничего у меня не получилось. Заведующая развела руками. - Ты твёрдо стоишь на своём и не боишься начальства. Это можно расценить как дерзость со стороны рядового сотрудника, но для будущего руководителя является очень ценным качеством. Хотелось, конечно, нам с директором посмотреть, осталась бы ты настолько же стойкой и дальше, в условия гонений с моей стороны и уже будучи пониженной в должности. Но раз уж так всё случилось… решили мы это не проверять. Тем более, что и сомнений-то у нас особых уже и нет. «Надо же, права была Соня! На все сто!» - мелькнуло у Лены. - То есть, вы на меня не сердитесь? У нас могут быть прежние отношения? – волнуясь, переспросила она. – И вы не будете больше применять ко мне репрессии? - Зачем это я буду травить свою самую перспективную сотрудницу? – усмехнулась Галина Алексеевна. – Наоборот, после этого инцидента мы с Элиной Владиславовной ещё больше укрепились в своём решении. Неожиданно заведующая взяла Лену за кисть левой руки. - Не хочешь мне об этом рассказать? – кивнула она на кольцо. - Оно от того самого молодого человека, которого я с тобой видела? Кирилла Владимировича? Лена подтвердила. - Это у вас серьёзно? – поинтересовалась Галина Алексеевна. - Очень. - Конечно. У такой девушки, как ты, по-другому быть и не может. Значит, подготовь своего Кирилла соответствующим образом. До третьего курса института ты остаёшься у меня. Никаких «Межвузовских» Центров. Понятно? Галина Алексеевна требовательно смотрела на Лену. - Дальше. После института ты возвращаешься сюда, ко мне на отделение, и я тебя готовлю на своё место. - Как? – ахнула девушка. – Галина Алексеевна, но это преждевременно! Разве вы… - Лена, - улыбнулась заведующая. – А ты посчитай, сколько пройдёт времени. Институт ты закончишь только через семь лет! И ещё года два-три со мной поработаешь, пока я не уйду. Мне надо заранее подумать о своей преемнице, ведь работать в таком режиме до старости очень трудно. Да я ещё очень многое хочу успеть в жизни. Попутешествовать, например, в своё удовольствие! Конечно, совсем без работы я не смогу. Но после 55-ти лет не останусь на заведовании, да, пожалуй, и в «Системе». Перейду на преподавание, например. Обрати внимание, в «Центре» очень мало воспитателей и руководителей старше пятидесяти. Во-первых, в таком возрасте уже хочется хоть на время отойти от дел и пожить в своё удовольствие. Ведь средства позволяют! А во-вторых, согласись, тут очень напряжённо. Это работа для молодых и людей среднего возраста. Однако перед тем как покинуть свой пост, я должна найти и подготовить себе на замену достойного сотрудника. Скажу тебе честно: это всегда происходит так. Кандидатов на руководящие должности в «Системе перевоспитания» отбирают заранее. Они знают об этом и соответственно строят свою жизнь. Я выбрала тебя и надеюсь, что не пожалею об этом. - Но почему меня? – ошеломлённо проговорила Лена. - А потому что на данный момент только ты из всех моих сотрудников подходишь для этой должности. У тебя есть все необходимые для руководящей работы качества, и нет ни одной черты характера, которая бы этому помешала. Вот так! Поверь мне! - Но у нас на отделении столько талантливых воспитателей, - растерялась Лена. – Старше и опытнее меня! - Никто их них не подходит, - твёрдо заявила заведующая. – Кроме тебя. Ты не веришь? Хорошо, я объясню. Ты отлично работаешь, рано стала «ответственной», успешно ведёшь группу и скоро, без сомнений, выведешь её на первое место. Ты хорошо понимаешь и чувствуешь воспитанниц, можешь сочетать твёрдость с сочувствием и доброжелательностью к ним. Это очень важно! Ты работаешь «ответственной» всего полгода. Но ни у кого из более опытных воспитателей это не получается настолько мастерски, как у тебя. Другие неизбежно начинают склоняться или в одну, или в другую сторону. А ты нашла середину. Не даёшь своим девчонкам никакого спуску, но и не допускаешь излишней жестокости. Тебе совсем не нужны чрезмерные строгости, чтобы поддерживать в группе необходимую дисциплину и отличные показатели. Да ведь у тебя и в лидерстве так же было, правда? - Примерно, - кивнула Лена. - Дальше. Ты абсолютно бескомпромиссный человек, не терпишь неправды и фальши, обычно сама легко чувствуешь обман. Ни сотрудники, ни воспитанницы врать тебе не смогут, это точно. И ещё. Как раз эта история с Инной показала, что ты можешь отнестись жёстко даже к своим близким подругам, если этого требуют интересы дела, или, если это соответствует твоим принципам. Это суперценное качество для руководителя…по крайней мере, в нашей структуре. К тому же выяснилось, что ты в состоянии настоять на своём даже перед начальством. Тебе достаточно уверенности в своей правоте, и тогда ты при любом раскладе поступаешь твёрдо и бесстрашно. - Не так уж и бесстрашно, - смутилась Лена. – Я основательно струсила, признаюсь. - Ерунда, - махнула рукой Галина Алексеевна. – Я тебе сказала правду. Ни разу на моей памяти никто на подобное не осмеливался! А я работаю заведующей уже 15 лет. Меня, кстати, тоже начали к этому готовить заранее, мне тогда было двадцать с небольшим. А ты и дальше в этой ситуации повела себя достойно. Ведь какой прессинг тебе пришлось выдержать и от меня, и от всех своих коллег! Но ты стояла на своём и не сдалась, не прибежала ко мне с покаянием. - Лена, ты читала «Профессию» Айзека Азимова? - внезапно спросила Галина Алексеевна. - Конечно, только давно, ещё в школе. - Не прослеживаешь аналогии? Вспомни, как там отбирали кандидатов в «программисты» - людей из эшелона высшей власти, которые могут творчески мыслить и создают программы, по которым живёт вся страна? - Сначала предварительным тестированием, - вспомнила Лена. – А потом помещали в специальные…как там это…ну, дома отдыха, что ли. Говорили им, что они не способны получить никакую профессию, и государство их охраняет. - Ага. «Приюты для слабоумных» И там наблюдали, выясняли, кто из них не поддаётся уговорам смириться и поступать, как все, и до конца отстаивает своё мнение. - Вот поэтому главному герою, Джорджу, это и удалось. А обычная статистика – только один из десяти, попавших в этот приют, был способен в итоге для такой работы, - продолжала Галина Алексеевна. - А в нашей «Системе перевоспитания» такие «программисты» - это вовсе не теоретики из административной верхушки, а непосредственные руководители «Центров»: директор и заведующие отделениями. Эти пять человек держат всё в учреждении под своим контролем. Пишут программы, если хочешь. И претворяют их в жизнь. И работа эта совсем не простая, как может показаться со стороны даже вам, воспитателям. Потому что имеет много нюансов…в том числе и политических. Лена молчала, пытаясь осмыслить услышанное. - Поэтому и к отбору мы относимся тщательно. Формируя команду, заранее присматриваем подходящих нам сотрудников. На самом деле, директора и заведующие «Центров» - самые уважаемые и высокооплачиваемые сотрудники «Системы». И именно мы имеем реальную власть над многим. Куда там любому административному чину! - Хочешь узнать, сколько ты будешь зарабатывать на заведовании в первый год? – с улыбкой спросила начальница. - Пожалуй, - заинтересовалась Лена. Галина Алексеевна написала на листке бумаги цифру. - Это в год? - В месяц, - усмехнулась начальница. Лена глубоко вздохнула. Сказать, что она была впечатлена – это значит не сказать ничего. - А это через пять лет. Заведующая написала рядом ещё одну цифру. - Достаточно, чтобы тебе заинтересовать? - Галина Алексеевна, конечно, достаточно. Но только деньги для меня не главное. - Не сомневаюсь. Иначе и разговора бы этого с тобой не было. Ладно, дорогая моя. Я очень рада, что ты пришла в себя и стойко справляешься с такой бедой. - Где там стойко, - вздохнула Лена. – Всё благодаря вам и девчонкам. Галина Алексеевна, большое спасибо вам за то утро. И простите меня, пожалуйста, я такое там вытворяла! - Ничего не помню, - улыбнулась заведующая. – Значит так, Елена. Сейчас передохни, поужинай. И в девять часов примешь обратно свою группу у Юлии Кондратьевны. Вот уж твои девчонки обрадуются! Кстати, новенькая в вашу группу поступает, с сегодняшнего дня в изоляторе, завтра и займёшься. - Это тебе вместо Левченко, - сказала начальница, серьёзно глядя на сотрудницу. Лена уже знала про перевод Сони. - Понимаю, Галина Алексеевна. И…я согласна с вашим решением насчёт Сони. Это в данной ситуации единственно правильный выход. Однако она нерешительно смотрела на заведующую, явно о чём-то размышляя. - Знаете, Галина Алексеевна, в субботу я серьёзно разговаривала с Соней и… Лена вздохнула. - Ну, если коротко, то ещё раз убедилась в том, что потенциал, чтобы стать сотрудником, у неё впечатляющий. Поэтому в какой-то мере мне даже жаль, что так всё случилось. - Если думать об интересах отделения, - добавила она. Галина Алексеевна одобрительно кивнула. - Спасибо за откровенность, Лена. Думаю, время всё расставит по местам. А сейчас иди, дорогая, и держись уж, пожалуйста, ладно? - Слушаюсь, - улыбнулась воспитательница.
Forum: Соня в это время сидела в удобном самолётном кресле бизнес-класса между двумя строгими сотрудницами внешней охраны, которые сопровождали воспитанницу в новый «Центр перевоспитания». Эти два дня до отлёта девушка провела в специальной палате медицинского отделения. Когда хорошо знакомая Соне воспитатель изолятора Лариса Евгеньевна ввела её в просторное помещение с ковром на полу, телевизором, большим книжным шкафом и даже кофеваркой, Соня, несмотря на своё угнетённое состояние, оторопела. - Директор распорядилась поместить тебя в нашу VIP – палату, - объяснила Лариса Евгеньевна. – Отдохнёшь тут, снимешь стресс. Тетради свои все в шкаф убирай, забудь на время об учёбе. Смотри телевизор, читай. Кофе можешь себе варить. В общем, постарайся придти в себя побыстрее, хорошо? Воспитательница сочувственно смотрела на девушку. - Лариса Евгеньевна, - рискнула спросить Соня. – А сколько же дней мне к сроку прибавят за такой вот отдых? Она обвела рукой комнату. - Не знаете? - Знаю. Это уже решено. Нисколько, - спокойно ответила та. – Ты не виновата, что вынуждена будешь здесь пересидеть до отъезда. А обстановка – это просто лечебная мера. Соня, в нестандартных ситуациях такие решения принимаются тоже не по шаблону. Соня эти два дня, действительно, просто отдыхала. Много читала, посмотрела несколько фильмов по телевизору, иногда позволяла себе выпить кофе. Врач Людмила Николаевна назначила Соне транквилизаторы, да и сама часто заходила к девушке, беседовала с ней. Так же поступали и работающие посменно воспитатели изолятора. А Лариса Евгеньевна несколько раз, когда оказывалась относительно свободной, приглашала Соню к себе в кабинет, где они вместе пили чай или кофе, слушали музыку, просто разговаривали. В общем, сотрудники изолятора сделали всё, чтобы помочь девушке справиться с постигшими её потрясениями. Соня очень оценила это, да и вела себя очень спокойно и выдержанно. Однако глухая щемящая тоска по-прежнему сжимала ей сердце. В четверг после обеда воспитаннице выдали одежду, в которой она приехала из дома, и все немногочисленные личные вещи, затем две сотрудницы охраны вывели её из здания «Центра» и посадили на заднее сиденье вместительного специального автомобиля. Рядом с девушкой с двух сторон сели уже другие сотрудницы, одетые в «гражданское». Одна из них застегнула на руках воспитанницы наручники. До аэропорта ехали молча. Когда машина остановилась, охранница, сидевшая слева от Сони, освободила её от наручников, но тут же защёлкнула на запястье воспитанницы тонкий серебристый браслет. - Значит так, Левченко. Слушай внимательно и запоминай, - приказала она. – Я Ольга Сергеевна. Мы с коллегой Анной Викторовной… Ольга указала на вторую охранницу. - Сотрудницы службы сопровождения. Сейчас мы вместе выходим из авто, идём в аэропорт, проходим регистрацию и садимся в самолёт. Пока ясно? - Да. - У меня такой же браслет, как у тебя. Ольга Сергеевна потрясла рукой перед лицом Сони. Соответственно, ты не имеешь права отходить от меня дальше, чем на три метра. Фактически же, всегда идёшь рядом со мной. Три метра – это крайность, если вдруг в туалет в самолёте захочешь, например. А теперь приготовься. Сейчас ты испытаешь, что произойдёт, если нарушишь это условие. Через пару секунд Соню очень основательно тряхнуло. По всему телу – от макушки до пальцев на ногах прошёл разряд. Это было не то чтобы очень больно, но неприятно до ужаса! Если бы девушка не была несколько заторможена транквилизаторами и своим горем, она бы, наверное, не удержалась и вскрикнула. Однако Соня промолчала. Но с испугом заметила, что теперь тело ей не повинуется совершенно. Руки и ноги отяжелели, язык как бы размяк. Девушка не могла ни сказать ни слова, ни даже двинуть пальцем. Имела возможность только испуганно вращать глазами. Это жуткое состояние продолжалось около минуты, и всё это время охранницы внимательно смотрели на неё. Наконец, всё закончилось. Соня глубоко вздохнула и судорожно сжала кулаки. Всё-таки она сильно испугалась. «Ничего ж себе методы у них!» - промелькнуло у девушки. - Имей в виду, это был очень слабый разряд, - предупредила Ольга. – В случае нарушения режима «трёх метров» получишь воздействие раза в три сильнее. А в новом «Центре» тогда прямиком из приёмной отправишься в карцер дня на четыре. Не говоря уже о продлении срока не меньше, чем на год. Всё поняла? - Да, - повторила Соня. Охранницы одобрительно-удивлённо переглянулись. - А ты молодец, - похвалила Анна. – Выдержанная. - Да уж, впервые без истерики обошлось, - кивнула Ольга. Сейчас Соня сидела в своём кресле, внешне спокойная и послушная. Однако, по ощущениям девушки, её собственное сердце сейчас представляло собой сплошную саднящую рану. Соня очень горевала о Марине. Просто безумно! Эту боль так и не смогли смягчить лекарства Людмилы Николаевны. Так же сильно девушке было жаль Елену и маму Марины. Она знала, как им сейчас плохо. А ещё Соня чувствовала себя растерянной и испуганной оттого, что её так резко сорвали с места и отправили неизвестно куда. Как-то в новом «Центре» всё для неё сложится? Какими будут воспитатели, одноклассницы? Как они воспримут всё то, что Соня натворила, и то, что случилось из-за неё? А в самом затаённом уголке сердца занозой сидело беспокойство за тест. Это ведь не обычный тест по образовательным предметам: пройдя это испытание, тестируемые не имели никакой возможности сами догадаться об его исходе. А как много для Сони зависело от этого исхода! Соня сейчас понятия не имела, что ожидает её как в ближайшие дни, так и в последующие четыре года. Ей только и оставалось тихо сидеть в своём кресле, внутренне сжавшись от боли и беспокойства, и покорно лететь в неизвестность.
полная версия страницы