Форум » Рассказы, написанные посетителями нашего форума » Du... Du hast... Du hast mich (окончание) » Ответить
Du... Du hast... Du hast mich (окончание)
tovarishivanov: Час спустя Босая, в невероятно коротких рваных джинсовых шортиках и надетой на почти голое тело – ее разорванная им в полные лохмотья майка в счет не шла – короткой кожаной курточке что не доходила ей и до пупка, с накрученным на голове «вавилоном», ярко очерченными черной помадой губами, пьяная (виски он в нее влил изрядно, прежде чем поставить перед собой на колени и «поиграть») Ленка металась по заснеженной спортивной площадке как раз напротив их подъезда... под его окнами. Морозец колол кусючими варежками, не привыкшие к ледяным ласкам босые ноги горели огнем, особенно ярко пылали пальчики, а она словно ведьма, словно дикая вьюга, будто дикая козочка, сигала, прыгала, бегала взад-вперед, пыталась что-то изобразить на турнике, воображала на заиндевевшей лесенке и выпендривалась на бревне... выплескивая свою ярость… кричала, нарушая ночную тишину, кричала в темноту перекошенным ртом, яростно выдергивая слова По лицу роса. Я к тебе босая И слова бросаю по ветру. По лицу роса. Я к тебе босая За тобой бегу на край света босая!» Босая она стояла на лестнице... босая вошла к нему в квартиру... босая подошла и встала перед ним, когда он велел «сядь...» когда велел «пей» и протянул бутылку потом когда виски запылал в ней, все сильнее распаляя огонь в ее топке, распаляя ее всю, всю сотканную из желания, такого желания что она не испытывала за всю жизнь! Желание наполняло ее раскаленным солнцем, желание что сводило судорогой животик, бедра... желание что скручивало ее узлом и сочилось сквозь шортики... Когда он велел ей «сними свои лохмотья» она вспыхнула словно спичка, попыталась спорить Да они маи, урод! Ты знаешь скока я в них?! Он... даже не дал ей по морде, он... сука, даже не посмотрел, как она раздевается! Это взбесило Ленку невероятно! Она раздевалась для него, перед ним, вся сочная молодая необъезженная, не прирученная козочка, а он... тварь, даже на нее не взглянул в ее сторону, а куда-то пошел, что-то открыл в темноте и оттуда ей прилетели эти рваные секси-шорты и эта кожаная курточка. …Она поймала их на лету, держала в руках не моргая глядя на него... растрепанная и немного даже растерянная. - Майку не трожь... одень... сядь! Ползи ко мне... Ленку тогда опять охватила дрожь и... но он был вот он! Перед нею – стоило протянуть руку, нет точнее метнуться коброй впиться в него ногтями, повиснуть на нем обняв до хруста, слиться с ним в одно целое! Он видел как бьется она, жаркая, как хочет его исходящее огнем не потухшей ярости свитое из решимости и мускулов тело, как... как заводят ее его глаза, как томиться девка – когда он взял прядь ее волос, погрузил пальцы глубже и принялся наводить на голове художественный беспорядок, она застонала, подтаяла... - Пойди-ка погуляй, детка! – ярко очертив губы помадой, Игорь резко встал из кресла, оттолкнув ее разомлевшую... бешенную что ее отвергли словно тряпку, что он просто оттолкнул… встал… ушел, а после вернулся быстро и, усугубив слова жестким и смачным ударом тяжелой ладони по ее заднице, вытолкнул за дверь, - погуляй, детка, часок! Нет! Нет! Нет! Этого не было! Не могло быть, когда вот все вот так... когда она уже оказалась там... где раньше была только эта рыжая сука Альбинка, где она, Ленка и не мечтала оказаться… когда он был рядом, она... почти улетела от его прикосновений, а теперь... теперь перед нею опять закрытая дверь! В который раз опять! Опять! Опять! Опять двадцать пять как любила высказывать ей Тонька, начиная с этой фразы свои причитания и нотации! Нет! - Тридцать восемь! – всегда вопила в ответ ей Ленка, раскручивая спираль скандала, чуя как закипает вся внутри... а... а сейчас она готова была взорваться! Если пять минут назад она хотела зацеловать его и отдаться до отключки, то теперь желала выломать эту проклятую дверь и расцарапать ему морду, выдрать его глаза и пинать! Пинать! Пинать его ногами! Пинать до смерти! И потом дальше… пинать! Как он с ней поступил! Как он ее оттолкнул! Такого унижения Ленка терпеть была не намерена – ее больше не пугали его налитые кровью глаза – сейчас у нее на пути лучше было не останавливаться. Сволочь! Гад! Урод чертов! Разрываемая на гранулы и атомы взбешенная Ленка развернулась и вдавила палец в кнопку звонка! Вдавила так, что побелели кончики пальцев! Вдавила и забарабанила в дверь! Она звонила яростно, она долбила кулаками и пятками в дверь! Глухо! Глухо было как в танке! Она в истерике вопила «Уроооооооооод, открывай!!!!!!!!» вопила так что закашлялась, что можно было выплевать легкие и все прочие кишки, завопила надеясь что он услышит ее «нежные причитания» и откроет дверь, выйдет разобраться с ней «по мужски», а она, увернувшись от его граблей, врежет! Как врежет! Но не взбесить Игоря, не разбудить и вытащить из коек потревоженных соседей ей не удавалось – никто не реагировал на ее одинокие крики... а когда ее отчаянный вопль осел и затих среди каменных крашенных стен, труб, серых дверей... она так и стояла одна перед закрытой дверью – никто не вышел...словно никого не было в их едва заселенном доме… Только она одна, босая дурочка дешманка Ленка... на пустой площадке пустого подъезда... пустой улицы пустых кварталов...пустого города… Нет! Нет! Нет! Она стукнула в дверь еще пару раз... эффекта не было – урод на нее вообще не реагировал! Возбудил и бросил и... оглянувшись, кинула косой взор на дверь их квартирки и, не желая останавливаться и признавать себе, что ее в очередной раз кинули, держа в уме его слова про «часик» Часик... часик тебе урод?! Часик нужен... На какой хрен он тебе, когда Я была уже перед тобой?! Может он придурок извращенец – кончает вот так издеваясь над девками?! Хрен ему! Пусть сучку свою так кидает, а со мной номер не пройдет! Часик! вспоминая как раз залезла к Пашке в окно – этаж был пятый и тоже ночь и тогда у них было в первый раз, а после ей было не в первый раз от Тоньки – Ленка звонко шлепая босыми ногами побежала вниз по лестнице, пулей вылетев из подъезда на прихваченный снежком да морозцем двор, побежала на спортплощадку, откуда хорошо были видны его окна и, уловив в них тусклый свет, запрыгала, заорала, засигала выдергивая в ночь «По лицу роса. Я к тебе босая И слова бросаю по ветру. По лицу роса. Я к тебе босая За тобой бегу на край света босая»… Босая! Ленка прыгала словно безумная, прыгала, обжигая снегом пятки и глотку, прыгала крича песню, пару раз расстегивала молнию куртки, обнажая грудь, однажды раздевшись по пояс… сигала полуголая. Да она была готова была сесть голой попой на ежа… сделать что угодно лишь бы этот урод открыл окно, обратил на нее внимание, позвал назад! Ярость обиды незаметно проходила, постепенно уходил вместе с хмелем из головы и из тела жар и... и становилось просто холодно... реально, жутко холодно и… одиноко… Прошло наверное минут двадцать пять, когда Ленка, чувствуя на языке горечь, а в теле дрожь, застегнув повыше молнию, побежала к подъезду, чуя как от каждого неверного шага ее замерзшие ступни пронзает острая боль... Дверь подъезда была закрыта, а она так спешила что не подумала взять ключи от квартиры... Ленка опять уперлась в закрытую дверь… Она нажала на кнопки 223 и мучительно долго слушая уходящие в пустоту гудки, думала какой же он все же гад… Потоптавшись, пританцовывая с ноги на ногу, матерясь и почти плача минут пять на ледяном камне порожек, Ленка чуя как немеет вся от пяток до макушки вся она, и не чуя от холода пальцев, отшатнулась от опаленной морозцем двери, словно ее ошпарило кипятком – поплелась, спотыкаясь, назад… вернувшись на площадку, уже без песен, присев на краешек скамейки, принялась растирать ойкая и айкая раскрасневшиеся пальчики, стараясь не тревожить замерзшие груди, особенно не задевать превратившиеся в ледяные столбики соски... ей было реально холодно... очень холодно! И очень хотелось попасть в свою квартиру, влезть под душ, а потом нырнуть под одеяло но... Но тогда получалось бы что все ее страдания пустые?! Что зря ее порола мать, что даром ее лапал этот хрен, признать что она реально дешманка-неудачница достойна проводить дни с тряпкой в обнимку на лестнице!? Да вот хрен вам! И, встав на лавку, сложив руки рупором, глядя на его чернеющие в ночи окна, она завопила во всю силу «Пустиииииииииииииииииииииигааааааааааааааааад!!!!!!!!!!! Пусти!!!!!! Пусти... а потом побежала к двери подъезда и звонила… звонила в домофон, пока дверь в подъезд не открылась... Не чуя ни рук ни ног, шмыгая носом, замерзнув как никогда и никто на этом свете, непослушными деревянными ногами переступила Ленка порог, дрожащими пальцами вызвала лифт, уехав на свой этаж... по пути гадая откроет ли этот козел дверь или придется ломиться снова... башкой пробивая дверь… Двери лифта открылись... на нее кинулось нечто с голым торсом с обезображенной оскалом чудовищной маски в красной шапке с сдавленным хрипом Du Погруженная в свои горестно-радостные раздумья замерзшая Ленка не успела даже испугаться и завизжать, когда ей закрыли рукой рот, подхватили на руки словно пушинку, перед глазами закружилось все завертелось, ее тащили куда-то хлопали двери... она пыталась кусаться... как то быстро ей заткнули кляпом рот, завязали глаза... потом она чувствовала как ее кинули на что-то жесткое, пахнущее кожей, ее руки и ноги удерживали чьи-то крепкие пальцы, а другие наматывали на запястья и щиколотки веревки и ремни... она лежала, мычала… пытаясь брыкаться, но ни одна из попыток вырваться не увенчалась успехом... ее словно тряпичную куклу перекидывали из коробки в коробку, вязали узлы... Страх и ужас неизвестности, черной повязки на глазах и тряпки во рту множился и переплетался, плел узоры, мешал думать... вообще не давал думать! Вся её храбрость куда-то исчезла... растворилась словно сахар в чае... Наконец... ее оставили одну... в полной темноте... в тишине, где не было ни скрипа и звука... только ее сдавленное дыхание и напряженное биение сердца... Тук...тук...тук...тук..тук... Дальше все случилось внезапно и одновременно – шаги, голоса, какой-то скрип, свист... с ее глаз сорвали повязку, вырвали изо рта тряпку и сразу в глаза ударил откуда-то из темноты яркий всплеск белого света, раскаты тысяч голосов, напряженны ритм синтезатора и жесткие гитарные рифы и чей-то раскатистый голос пропел в взорванную яркими белесыми огнями сцену, взорвал эту лишенную огней комнату Du Ленка похолодела от ужаса... Du hast Еще мгновение и она прикипела кисой и так не отогревшейся грудью к впитывающей её ужас, страх, ее вожделение, отчаянье и боль... боль предвкушения, боль ожидания, боль отчаянья... к обтянутой грубой кожей скамье, к которой она и была крепко привязана... с которой составляла единое целое... Du hast mich... Подражая голосу солиста Rammstein Тилля Линдеманна, в своей ужасной маске и красном колпаке cкатившегося с катушек Деда Мороза, накачавшийся виски Игорь выплыл из темноты... держа в руке шнур... сука Альбинка получила уже своё за то что слишком медленно разбирала... разбивала... раскручивала трехметровый удлинитель... теперь оставалось воспользоваться плодами ее труда... Du Du hast Его хриплый голос... его лицо слилось воедино с смотрящим на нее, прикованную и такую с виду беспомощную... с лицом Тилля... что вычеркивал культовые слова с огромного экрана телевизора... что стоял как раз напротив неё, привязанной и прикованной словно бабочка... не хватало только большой иголки что протыкала ее насквозь... Du hast mich... Привязанная Ленка не могла его видеть... она только чувствовала... чувствовала его обнаженной задницей, чувствовала его раскаленными снегом и льдом спортивны снарядов и просто поребриков и асфальта пятками что, крепко прихваченные смотрели в его сторону... чувствовала ледяными столбиками сосков... едва начавшей впитывать тепло грудью... животиком что... что крутило и изводило словно не было этой, затеянной ее принцем паузы... Du hast mich... Раньше Ленка много раз слышала его приглушенное, как ей казалось траурное пение, когда в одиночестве намывала полы в этом полупустом подъезде... но... но слышать его хриплый торжественный голос сквозь толщу стен и слышать сейчас... впитывать каждой клеточкой его раскаленное алкоголем одиночество, что могла скрасить только она... было совершенно две не похожие вещи. Да и Ленка была сама на себя прежнюю не похожа – не было той обозленной на него, на себя, на Тоньку, на неудачи босячки... была прикованная к скамье неугомонная фурия... что всем своим естеством требовала еще и еще! Еще больше дай! Еще больше хочу! Еще больше могу! Зря что ли все эти годы ее порола мать, вбивая ремнем, скакалкой ли, проводом ли понимание этой жизни: бери и не моргай понапрасну! Пользуйся при малейшей возможности! Не упускай своё! Не раскисай и не сдавайся.... и не будь, мля, мямлей! Все это сейчас Ленка была намерена применить на практике: она знала где находиться даже до того момента как он, улучив паузу в песне, присев рядом с ней, шепнул на ушко - А теперь будешь орать! Тебя все равно никто не услышит и не спасет! Ори… шкура! Кричи… Кричи, сучка! И... отойдя на пару шагов назад, в первый раз перетянул с богатырского размаха Ленку поперек ее задницы... Ленка... Ленка зашлась воплем! Вогнувшись, прогнувшись и выгнувшись, она лишь выдохнула... чуя как поперек ее прекрасной задницы расцветает ярко-красная петля наливающегося кровью рубца... она выдохнула... выдохнула словно десять его одновременно овладело ею... словно взвод их стояла за его спиной! А он, распрямив крылья... размявшись, словно сбросив оцепенение нанес поперек ее попы второй разящий распахнутый удар Джейме Ланнистера по всем врагам Семи королевств! Ленке показалось, что она кончила но... но ее огненная печь только распалялась... только набирала обороты словно паровозная топка впитывая в себя его страх... ее страх... его страсть... ее ужас и ее боль ибо уже после третьего удара вырванного с корнем шнура ее задница разрывалась от кромешного ужаса боли, а сама Ленка заходилась хриплым воплем, стараясь не задохнуться в волнах захлестнувшей её адской боли, что дарило каждое прикосновение... каждый выбивающий из нее дух удар шнура, что раскаленным огнем рассекал ее пылающую задницу... что превращал раскаленный металл в отточенный, наполненный яростью клинок... только... только куском металла была она... Ленка... а он являл собой бешеного кузнеца, что ревел дикие слова древнего заклинания и молотил... На пятом ударе она выгнулась дугой закричав во всю силу своих легких! Ей было нереально реально БОООООООЛЬНООООООООООО! и рванулась, сотрясая конвульсией своего молодого, переполненного эмоциями томительного ожидания и жестокого слова нельзя тела... желая вырваться из удерживающих ее пут но... но его желание наказать ее... приручить ее, проучить ее, в сопровождении мощнейшего, рвущегося из потаенных во тьме колонок акустической системы Du hast mich gefragt und ich hab nichts gesagt. Нарывалось, сталкивалось с ее яростным Nein! Нет! Нет, она не была согласно подчиняться! Не была согласна подчиняться ни ему, ни Тоньке, ни всей это школьной шобле, не учителям, ни директору, ни Пашке ни друзьям, никому! Никому в этом гребанном мире на этой гребаной планете не хотела подчиняться Ленка и прежде всего не желала ложиться и стелиться перед его ногами... перед всем ним или одной крохотной его клеточкой! Она не собиралась подчиняться даже ему! ЕМУ В ПЕРВУЮ ОЧЕРЕДЬ!!! Обладать и подчинить его себе – ДА! Но не лечь, не прогнуться, не согласиться! Подчиниться?! Прогнуться и сдаться обстоятельствам этого дерьмового мира! Nein! Лучше раствориться, насладиться, во что бы то ни стало дикой болью и страданиями за... за которыми она пришла сюда?! Nein! Мир должен и будет лежать у ее ног и... и поэтому Ленка вкладывалась в каждый свой вопль, вкладываясь и чувствуя каждой клеточкой тела каждый его удар... каждый его вздох... каждое движение его раскаленного работой разгоряченного тела... И Ленка пылала словно печь! Пылала, чувствуя как накатывает на нее волна всепоглощающего оргазма, как накрывает ее с головой и увлекает в бесконечный лабиринт русских горок... как несет под откос поезд, как проваливается с небес вниз истребитель и ее яростное «Мляяяяяяяяяяяяяяяяяяя!!!!!!!» ее слезы... ее яростная рвущуюся на свободу боль что находила свое выражение в крике и воплях... в захлестнувших ее с головой слезах страдания ее взомлевшего, вспотевшего тела, что жгло кожаную скамью, вырывало из гнезд в полу дюбеля и выкручивало недвижимые как само предубеждение и понятие «терпеть» болты и ремни... Она чувствовала что он не сдерживался и сквозь яростную, выворачивающую суставы и мозг боль, сквозь уже изукрашенную задницу она знала... не могла не знать и не чувствовать что он... Игорек... был ее! Полностью ее! Пусть ее задница хоть кровью исходит, а она почти сорвавшим голос криком, пусть в ее ушах по прежнему гремело дикое Willst du bis der Tod euch scheidet Treu ihr sein? Nein! Она знала что именно в этот момент он был ЕЕ и никто... ни одна блядь этого мира... ни одна сука ни одна королева не могли отобрать е нее ЕГО. И это рыжая падла и все прочие что смотрели когда то на ЕЁ Игорька потеряли его навсегда и навечно тут, в этой наполненной эхом концерта, воплем раздираемой на части Ленки, свистом истязающее ее уже исполосованное тело шнура ибо никто из них не был способен отдаться ему так яростно... так без остатка отдать себя но не позволить покорить себя... как она... прозванная дешманкой босоногая Ленка! Удары... удары что перестала она считать, все глубже погружали ее в забытье, в собственный хрип, в собственный экстаз боли, ярости, слез и наслаждения, в собственное отчаянье... ибо его удары не шли ни в какое сравнение с самыми жесткими скакалками Тоньки... в вспышки фонарей, в торжественные раскаты вокала Линдеманна в яростное Nein! Nein! Nein! что становилось глуше... глуше... глуше... а перед глазами стояла хохочущая маска чудовищного Деда и рассекающий свист исполосовавшего ее тела шнура... Nein! Nein! Nein! ...Ленка потеряла сознание... ...она не помнила, как очутилась в ванной в их крохотной студии... помнила только что ее поливал упругий ледяной дождь и каждой клеточкой мучительно хотелось впитывать влагу серебристых прохладных капель, что несли ее раскаленной, вскрытой словно апельсин спине, заднице... бедрам... раскалывающей чудовищным «Найн!» голове облегчение... Выбравшись... не обтеревшись... кое-как завернувшись в полотенце, прошлепала опустошенная ночной гонкой выжатая до последней капли Ленка до своей постели... рухнув, зайдясь немым криком... ...она очнулась не скоро... когда вновь стемнело и мать по телефону на кухне опять разговаривала о «дураках и контрактах»... что-то нереальное... что-то непривычное мешало ей погрузиться в спасительную тишину черного провала что-то... что стояло совсем рядом... вот тут... у самой кровати... Сапоги... высокие... невероятно мягкие и невероятно дорогие... сапоги... что видела она там... в квартире 223 тогда... в прошлом... Её... Мои... Заработанные... Выстраданные... - Что шалава... догулялась, да? – звучал откуда-то голос Тоньки но... ей было плевать... плевать на всех... плевать... Главное голос... чарующий торжественный голос... переходящий в жар холод жесткой жестокой скамьи и свист... и она... точнее он в ее руках... ВЕСЬ ОН В ЕЕ РУКАХ! Ленка вновь уснула... провалилась в черноту несущейся ей на встречу черной дыры... Четыре дня спустя Вечер 31 декабря Du.. Du hast.. Du hast mich.. Очертив губы черной помадой…нацепив на голову колпак Снегурочки, натянув на ноги высоченные ультрамодные сапоги, накинув на голое тело невесомый, отороченный белым мехом серебристый «прикид» принцессы Нового года, высосав для храбрости и куража из горла бутылку красного, твердя себе как заведенная Willst du bis der Tod euch scheidet Treu ihr sein? Nein! Nein! Nein! Ленка захлопнув дверь квартирки и, виляя испещренными рубцами черно-красной голой задницей, направилась на неверных ногах через пустую площадку пустого дома пустой улицы пустого квартала пустого города к двери квартиры 223 откуда доносилось раскатистое Du.. Du hast.. Du hast mich.. Или что… мать все же порола ее зря?! Nein! Nein! Nein!
полная версия страницы