Форум » Обмен опытом » «За тройки мать била меня головой о стену». История детства, о котором хочется забыть » Ответить
«За тройки мать била меня головой о стену». История детства, о котором хочется забыть
Солдат Вселенной11: Мир несправедлив. Это приходится зарубить себе на носу каждому, кто прожил в нем хотя бы годик-другой. Мужья и жены, увы, имеют полное право изменять или даже уходить. Родные и близкие умирают — и с этим ничего нельзя поделать! Однако немного тепла и нежности еще хранится в этом мироздании. А потому из всех историй несправедливости больше всего поражают те, где сломана самая прочная и важная связь во вселенной — связь между матерью и ребенком. Ольге (имя изменено) чуть за 30. Тонкая, красивая, с роскошной копной черных волос. Успешный менеджер, счастливая мама троих детей, верная жена. И одновременно до ужаса напуганная маленькая девочка, которая до сих пор живет в мире воспоминаний, полных физической боли, стыда и бессилия. Свою тайну она скрывает даже от собственного мужа. Потому что это очень страшно и стыдно — рассказывать, как тайком переодевалась в школе, чтобы скрыть синяки на теле, боялась возвращаться домой и ненавидела собственную мать. Если вас настиг маньяк или убийца на темной улице, то общество его осудит. А если чудовище — родная мама? — Мне уже много лет, но боль не отпускает. Не забывается. Можно забыть физические ощущения насилия, но мысли и чувства стереть нельзя. И эти мысли и чувства, увы, порой определяют будущее, то, как мы строим жизнь, отношения с окружающими. Мировосприятие проходит через призму насилия, которому нас подвергли… Даже сейчас, начиная этот разговор, я вспоминаю все, и хочется плакать. В горле стоит ком и вопрос «Почему?». За что? Я была всего лишь ребенком. Неужели я виновата тем, что просто родилась? — девушка задает вопрос, на который нет ответа. Первые четыре года своей жизни Оля не помнит. Как будто их и не было вовсе. Если поинтересоваться у психологов, что это означает, ответ будет неутешительным: очевидно, события, происходившие до этого возраста, были настолько травматичными для психики, что она отказывается их хранить. Все счастливые дети хорошо помнят свое детство. У несчастных — другая участь. — Я помню, как в 4 года мать впервые выгнала меня из дома. Я плакала на лестничном пролете, а потом пошла этажом выше, к соседке. Я мечтала, что она заберет меня к себе. Но этого не случилось. За что можно выгнать из дома четырехлетнюю девочку? Уже потом мать объясняла это тем, что я не встала на колени и не просила у нее прощение за плохое поведение. Хотя потом даже просьбы о прощении на коленях не спасали от побоев. В 5 лет я выдумала себе сказку, что она не моя мама, а злая колдунья, которая похитила меня. А моя настоящая мама меня ищет. Или меня подменили в роддоме. Уже тогда я не понимала, как можно так ненавидеть свое дитя. Я была вечно в чем-то виновата. Не было ни дня, чтобы она меня не била. Если день прошел без побоев, это было странно. Главным упреком было то, что я вся в отца. Он ей испортил жизнь, и я такая же, жизнь ей порчу. Из-за меня она не доучилась. Из-за меня у нее нет хорошей работы. Иногда я представляла, что сбегаю из дома и иду в лесопарк неподалеку. Там был детский дом. Я сяду рядом со входом, выйдет тетя и заберет меня. И я буду там жить. Я завидовала детям-сиротам. Я считала, что лучше быть сиротой, чем жить с «недоматерью», — признается Оля. В школе девочке приходилось хорошо учиться, ведь за тройки мать била «ремнем по рукам, головой о стену, о стол». Оля ходила в синяках и молчала. И вот тут мы подходим к одному из главных вопросов, который не дает девушке покоя до сих пор: почему взрослые видели, что происходит, знали о насилии — и молчали? Допустим, отца не было рядом, он не знал. Но видела бабушка — и молчала. Она думала, что жизнь в городе, пусть и с жестокой матерью, лучше, чем в маленькой деревне. Видели отчимы, которые сменялись каждый год, как листва на деревьях: дядя Саша, дядя Витя, дядя Коля… И бездействовали. — Как-то в четвертом классе утром за завтраком мать в ярости укусила меня за щеку, а чтобы я не орала и не плакала, треснула кулаком в глаз. Учительница не поверила, что я якобы упала с лестницы и поэтому у меня фингал под глазом. Наверное, выдуманная история не вязалась с отпечатками зубов на щеке. Тогда я впервые рассказала кому-то о том, что происходит дома. Мать вызвали в школу. После разговора с учительницей она вернулась домой и избила меня. Она кричала: «Чего тебе не хватает?! Что ты меня позоришь?!» После этого я больше никому и никогда не говорила, что происходит дома. Долгих восемь лет. Я поняла, что помочь мне некому. Практически никто из мужчин матери не пытался меня защитить. Им было плевать. Плевать было и соседям. Они ведь все слышали: ее крики, мой плач. Никто не помог. И в этом весь ужас ситуации: никто не знает, что происходит за закрытыми дверями благополучной с виду семьи. Один раз к нам все-таки приходили из инспекции по делам несовершеннолетних. Посмотрели, что есть ремонт, в холодильнике — еда, а у ребенка — письменный стол. И все. На уроки физкультуры мне порой приходилось переодеваться отдельно от всех. Либо очень быстро, чтобы никто не видел синяки по всему телу. В гневе мать била, не задумываясь, куда попадет и чем. Ремень, тапок, каблук обуви, вырванный провод от радио, которое подарил отец, — орудием было все, что попадется под руку. Шланг от стиральной машины был излюбленным средством наказания. Я сижу на своей кровати, вжавшись в стену, закрывшись руками, плачу, а она хлещет по моему телу изо всех сил. Пластмассовый наконечник шланга в какой-то момент вылетал от количества и силы ударов, и, пока мать искала его, чтобы вернуть на место, у меня было всего пару секунд, чтобы выдохнуть перед новым витком побоев… Я не понимала порой, за что меня бьют. Обычно и причин-то не было. Оценки хорошие — четверки и пятерки, в доме убрано, посуда вымыта, еда приготовлена. Что я сделала не так? Я любила тишину. Когда дома никого нет. А потом приходила с работы она. И ты не знаешь, какое у нее настроение, что ей не понравится сегодня, будут тебя бить или нет. В седьмом классе я получила двойку. Классная выписала на листок оценки и приклеила в дневник. Я боялась. Я сорвала листок, пока клей еще не высох. Было незаметно. А потом в дневнике появилась запись «Где листок с оценками?» Мне пришлось сказать о двойке. Я умоляла простить меня на коленях. Она била меня. Потом схватила нож. Я думала, она меня убьет. Она орала, что отрежет мне руки. Гонялась за мной по всей квартире. Схватила за волосы, начала бить рукояткой по голове, а затем отрезала косу ножом. На следующий день в школу я пришла с выбритым затылком и длинными волосами спереди. До этого у меня были косы до пояса. Представьте, как надо мной смеялись в школе. В девятом классе она так увлеклась бить меня головой о пол, что у меня было сотрясение мозга. В поликлинике я сказала, что поскользнулась и упала. Мне поверили. Через две недели у меня было второе сотрясение. Я опять якобы упала на льду. В 17 лет, когда остальные девочки ходили на первые свидания и наслаждались молодостью и красотой, Оле пришлось пойти на работу — няней в детский сад. Мать столько раз повторяла ей, что не намерена «тянуть на своем горбу лишних нахлебников», что совершеннолетие девушка встречала в отчаянном настроении. И не напрасно. Спустя два дня после 18-летия Олю выгнали из дома. С тех пор она больше никогда не жила с матерью. Опыт насилия, тот самый, который предопределяет будущее, — это не просто высокие рассуждения в Олином случае. Ее первый муж стал точно таким же палачом, как и родная мать. Девушка-то думала, что сбежала в «замуж» из родительской тюрьмы. А оказалось, что просто поменяла стены одной тюрьмы на другую. — Я считала его лучшим человеком на земле и не могла поверить, когда выяснилось, что он стоял на наркотическом учете и имел судимость за грабеж. Неделями муж уходил в запой, а я все верила, что он исправится. Он бил меня. История повторилась, — констатирует Ольга. Но на этот раз женщине понадобилось меньше двух лет, чтобы решить: нет, так с собой обращаться она больше не позволит! Взяв на руки дочку, в чем была одета, она сбежала в ночь, не взяв ничего из вещей. Лишь бы избавиться от опасности. Нынешний муж Ольги Никита — порядочный человек. Он никогда не поднимал на жену руку. Кроме того, в семье есть железное правило: никогда, ни при каких обстоятельствах не бить детей. — Муж не всегда понимает меня: мол, почему я не могу своего сына шлепнуть по попе? А я знаю, как жила и что чувствовала в минуты насилия. Не хочу, чтобы мои дети по отношению ко мне или к отцу испытывали то же самое. Ребенок маленький, он не может дать сдачи. Поэтому бить его нельзя. Ведь моя мать не могла подойти на улице к посторонней женщине и ударить ее по лицу. Почему? Да потому что получила бы сдачи! А ударить беззащитного ребенка — могла. Я объясняю мужу, что сына или дочь можно наказать, лишив мультиков или сладкого, поездки в деревню. Но унижать ребенка ударами, ставить в заведомо беспомощное положение — это табу. Власть взрослого безгранична, и мы не должны эксплуатировать ее. Вы спрашиваете, что бы я хотела сказать своей матери, если она вдруг прочитает эту статью? Мне нечего ей сказать. Злости уже нет. Осталась обида. Теперь, когда у меня есть свои собственные дети, я тем более не понимаю, как можно было так со мной обращаться. Чем я это заслужила? Но вообще, я бы сказала ей: то, что ты сделала, не останется безнаказанным! Я надеюсь, что люди, прочитавшие мою историю, задумаются, правильно ли они воспитывают детей. Зададут себе вопрос: что испытывают дочери и сыновья, когда их бьют? Осознают, что насилие может быть рядом. И если видишь его, знаешь о нем, но ничего не делаешь, чтобы помочь, — ты не лучше того, кто творит это насилие. Прошло уже много лет, а я все еще живу с этой болью. С осознанием того, что детства у меня не было. Что его у меня забрали. Я не ищу связи с матерью. Наоборот, я панически боюсь, что она найдет меня, узнает, где живу, и жизнь вновь превратится в ад. Опять начнется тотальный контроль, упреки, обвинения, избиения. Иногда мне снятся кошмары. Но в них не монстры, не чудовища или маньяки, а мать — мой главный монстр. В этих снах я опять в квартире, где прошло мое детство, я снова безвольная марионетка в ее руках. Я ничего не могу. Мне ничего нельзя. Я боюсь. https://people.onliner.by/2017/11/13/nasilie-2
Ответов - 27, стр:
1 2 All
Golubka: Помню, читала где-то в сети эту историю и думала, что не так уж плохо я и жила в детстве. А вообще, таких историй в Рунете достаточно много, может, конечно, и не все из них правдивы, но все же это ответ на вопрос некоторых «Ой, вы че, не могли послать и сдачи дать»? Куда пошлёшь? Кому сдачи дашь? Безысходность положения можно прочувствовать до конца только побывав в этом положении. Здесь ещё героиня смогла оборвать эту больную связь и не искать оправданий матери, а ведь есть такие, которые и вырастая думают, что были виноваты, за дело получали, ищут оправдания родителям, пытаются отношения наладить.
Солдат Вселенной11: Не знаю, конечно, правда это или нет. Но я склонен верить людям, пока не убежусь, что они говорят неправду. Предполагаю, что вполне может и правдой быть. даже очень может быть.
Golubka: Солдат Вселенной11 пишет: Предполагаю, что вполне может и правдой быть. даже очень может быть. Может, может, очень даже может. У меня таких историй от рассказчика-первого лица - на пятитомник хватит. А уж ему врать вообще незачем.
Ауди: Когда-то читала «Ребенок, который был вещью» Дэйва Пельцера. Автор описывает свое детство в США в 80-х, по-моему, такое же жуткое, как и у Ольги. Дэйв был старшим из четырех детей и мать обращалась с ним, как с рабом. Правда, читала потом критику, правдивость истории подвергли сомнению. Но даже если половина правда... Еще одна книга произвела впечатление: "Замок из стекла", автор Жаннет Уоллз. Это точно подлинная история, рассказ ведется от имени девочки, чьи родители предпочитают бомжевать, хотя у них есть и другие возможности. Действие происходит в США в 90-х. Начинается книга с того, что автор, тогда трех- или четырехлетняя девочка, жарит сосиски, и на ней загорается платье. В больницу ее, конечно, отвезли, но потом родители ее оттуда выкрали, считали, нечего ей там делать. Дальше хуже. Родители любят детей и пользуются взаимностью, но совершенно о них не заботятся. Дети голодают, мерзнут, есть и сцена порки. В общем, смысла нет пересказывать, хочу сказать, что все бывает, и даже там, где детей вроде защищают.
Мила: Читала уже эту статью. Верю тому, что написано. Много общего с моим детством. Правда, боли никакой уже нет, но забыть не получается. И тоже снятся кошмары.Солдат Вселенной11 пишет: — Я помню, как в 4 года мать впервые выгнала меня из дома. Нас тоже выгоняла. Солдат Вселенной11 пишет: В 5 лет я выдумала себе сказку, что она не моя мама, а злая колдунья, которая похитила меня. В детстве книга у меня была любимая "Динка" Осеевой. И я представляла, что у меня такая мама, как у Динки. Солдат Вселенной11 пишет: В школе девочке приходилось хорошо учиться, ведь за тройки мать била «ремнем по рукам, головой о стену, о стол». Головой об стол, да, было. После этого кровь всегда текла из носа. Солдат Вселенной11 пишет: Видели отчимы, которые сменялись каждый год, как листва на деревьях: дядя Саша, дядя Витя, дядя Коля… И бездействовали. Это же чужие люди были. У нас отец видел и молчал. Солдат Вселенной11 пишет: Главным упреком было то, что я вся в отца. Он ей испортил жизнь, и я такая же, жизнь ей порчу. Мне мать тоже всегда говорила, что я отцова порода когда ругала и била. Солдат Вселенной11 пишет: Схватила за волосы, начала бить рукояткой по голове, а затем отрезала косу ножом А мне просто волосы подрезала до плеч, зная как это на меня действует. Солдат Вселенной11 пишет: В 17 лет, когда остальные девочки ходили на первые свидания и наслаждались молодостью и красотой, Оле пришлось пойти на работу — няней в детский сад. Сестра моя пошла в 17 в детский сад няней, но это, чтобы поступить по направлению в институт на воспитателя. Я с 16-ти пошла работать. Да еще к матери на завод. Все очень знакомо в этой статье. Забыть хочется тоже, но не получается. Солдат Вселенной11 пишет: Зададут себе вопрос: что испытывают дочери и сыновья, когда их бьют? После этого уже ничего не чувствуешь. Как то мать брякнула (я еще помню, что почему-то в постели с ней лежала), что она меня любит и я ей нужна. Но это не произвело впечатления, так как человек для меня умер.
Ауди: Мила пишет: Много общего с моим детством. Мила, какой ужас. Не понимаю, если женщина не любит ни детей, ни мужа, зачем ей это все.
Nikka: Солдат Вселенной11 пишет: «Почему?». За что? Я была всего лишь ребенком. Неужели я виновата тем, что просто родилась? — девушка задает вопрос, на который нет ответа. Ну вот же ответ. И вроде от первого лица Солдат Вселенной11 пишет: Главным упреком было то, что я вся в отца. Он ей испортил жизнь, и я такая же, жизнь ей порчу. Из-за меня она не доучилась. Из-за меня у нее нет хорошей работы. Бывает, что родители отрываются на детях за свои неудачи, и "весь в отца" в принципе логично, ведь ненависть к отцу девать некуда, отец девочки далеко, а она сама о нем напоминает. Так что да, виновата в том, что родилась. Разумеется, не в том, что стала в лужу и не убрала игрушки) Солдат Вселенной11 пишет: Я завидовала детям-сиротам. Я считала, что лучше быть сиротой, чем жить с «недоматерью», — признается Оля. лучше быть сиротой, чем инвалидом или трупом. На такую девочку может быть очередь из усыновителей. Чтоб и маленькая, и здоровая без дцп, аутизма и пр. Солдат Вселенной11 пишет: Как-то в четвертом классе утром за завтраком мать в ярости укусила меня за щеку бешенство что ли? Солдат Вселенной11 пишет: Неделями муж уходил в запой, а я все верила, что он исправится. Он бил меня. История повторилась, — констатирует Ольга. ну это логично. Так многие женщины пишут заявление на своих мужей, потом забирают. Солдат Вселенной11 пишет: Но вообще, я бы сказала ей: то, что ты сделала, не останется безнаказанным! как, на том свете что ли? Golubka пишет: все же это ответ на вопрос некоторых «Ой, вы че, не могли послать и сдачи дать»? Куда пошлёшь? Кому сдачи дашь Ответ вот в данном случае: Солдат Вселенной11 пишет: Наоборот, я панически боюсь, что она найдет меня, узнает, где живу, и жизнь вновь превратится в ад. Опять начнется тотальный контроль, упреки, обвинения, избиения. Можно ли логически обьяснить, почему начнутся избиения? Она настолько слабее и ее некому защитить? Она опять сдачи дать не может? А почему контроль? У матери вряд ли связи в разведке. А обвинения и упреки? Ну придет мать, ну выстави ее за дверь. Тут нет логики, просто такой экзистенциальный страх, это ощущение беспомощности и небезопасности из детства сохраняется. Естественно, раньше оно было более ярко выражено. Почему не дала сдачи - это скорее психологическая причина, физически она вряд ли была в разы слабее, плюс ловкость, эффект внезапности. Одно дело 4 года, другое- 14 лет. Вон Сильвия говорит, фиг бы меня насильно скрутили в 16 лет. У нее другие причины. Все люди разные. Не у всех же родители настолько без тормозов. А сколько способов психологического воздействия, которое всем копмлекциям покорно. И у взрослых есть слабые места, на которые можно давить. Чего одни отчимы стоят, можно шантажировать мать их ревностью. Вполне вероятно были такие истории. Пусть они и лупят свою бабу, всячески этому потворствовать, пусть тоже почувствует себя беззащитной, и также комментировать "за дело". Уж за столько лет можно что-то придумать. Я не удивлюсь, если она защищала мать и покрывала перед отчимами во всех конфликтах. А зачем? Хочешь, чтоб тебя покрывали? Руки не распускай. А бабушка что знала? Все-все знала? Во всех подробностях? Или девочка что-то брякнула, бабушка сказала "ничего, помиритесь", а потом ничего не говорила, как в школе? Ну так может бабушка думала, что все наладилось. Тем более в другом городе жила. Все опять же может быть, но если у ребенка сотрясение мозга, вряд ли бабушка будет равнодушно смотреть.. Солдат Вселенной11 пишет: В поликлинике я сказала, что поскользнулась и упала. Мне поверили. Через две недели у меня было второе сотрясение. Я опять якобы упала на льду. а зачем? Чтоб выяснить, поверят или нет? Тут как раз ребенка могли забрать от мамы и отдать бабушке. Полно таких историй. Тем более семья уже на учете в опеке, в школу вызывали, вопросы к семье как раз возникали, но если сама девочка все скрывает....
Мила: Ауди пишет: Не понимаю, если женщина не любит ни детей, ни мужа, зачем ей это все. Можно любить и бить. В смысле бывает так, что люди любят и бьют. А еще бывает, что некоторым нравится бить именно того кого они любят.
Ауди: Мила пишет: Можно любить и бить. В смысле бывает так, что люди любят и бьют. А еще бывает, что некоторым нравится бить именно того кого они любят. Точно, бывает. Этот как раз и называется "садизм".
Nikka: Ага) порка с любовью это по-любому садизм)))
Сништ: Солдат Вселенной11 пишет: выдумала себе сказку, что она не моя мама, а злая колдунья, которая похитила меня. А моя настоящая мама меня ищет. У меня сказка была другая - родители-"роботы", а вот на то, что меня ищет настоящая мама, я даже и не надеялась. А в остальном: если всё это правда, то это уже не наказания, а... слов нет цензурных...
Виктория: Солдат Вселенной11 пишет: И вот тут мы подходим к одному из главных вопросов, который не дает девушке покоя до сих пор: почему взрослые видели, что происходит, знали о насилии — и молчали? Допустим, отца не было рядом, он не знал. Но видела бабушка — и молчала. Она думала, что жизнь в городе, пусть и с жестокой матерью, лучше, чем в маленькой деревне. Видели отчимы, которые сменялись каждый год, как листва на деревьях: дядя Саша, дядя Витя, дядя Коля… И бездействовали. Действительно приходится встречаться с такой проблемой, что окружающим людям просто плевать на то, что творится в соседней семье с ребенком. Здесь можно о многом порассуждать: и о том, что окружающие такие равнодушные, и о том, что не принято лезть в чужой монастырь со своим уставом. И здесь важно каждому для себя определить ту золотую середину между вмешательством и невмешательством в отношения в чужой семье. Не последнюю роль в этом должны играть школьные педагоги, которым прямо таки по должностным обязанностям вменено вмешиваться в семейные отношения детей из класса. К счастью, все же из практического опыта школьные педагоги вмешиваются, когда видят явные следы домашнего насилия. Возможно со стороны учителя будет правильно "не заметить" последствия умеренной порки, но если ребенок регулярно приходит в школу избитый (например, со следами на лице или явно жестокими следами ТН), то надо вмешиваться и вставать на защиту ребенка.
Солдат Вселенной11: Виктория пишет: Возможно со стороны учителя будет правильно "не заметить" последствия умеренной порки А как вообще учитель может их заметить? Если он ученика в штанах видит. По ерзанью или висению на стуле? Так по этим признакам не определить "умеренная" она была или "неумеренная". Возможно, там черно все, но ученик через боль ровно сидит и улыбается.
Ауди: Виктория пишет: надо вмешиваться и вставать на защиту ребенка А каким образом? Имеет ли учитель право обращаться в милицию, не будучи родственником? И принимают ли вообще подобные заявления?
Солдат Вселенной11: По букве закона, точнее по УПК, заявление о преступлении обязаны принять от любого человека. И в отношении любого преступления. Так же как основанием для ВУД может быть, скажем, статья в газете. УПК это прямо предусматривает. Другой вопрос, что в реальности, учителя могут и отправить из отделения, а статью "не заметить". Кому лишняя работа нужна?
полная версия страницы